Никогда еще Зунгалла не был в таком дурацком положении. Ковалек сидел внизу в машине и жрал холодную пиццу, а он, Джим Зунгалла, опытный детектив, стоял перед пьяным идиотом, смотрел в зрачок нацеленного в него, Зунгаллу, пистолета и, стараясь быть убедительным, говорил, что он детектив, что он разыскивает свидетелей по убийству Питера Чейза, что вообще-то он ищет Тома Лоу, борца… Говорил и чувствовал, что не убедителен.

У идиота была невыразительная харя и снулые глаза. Он впустил Зунгаллу в квартиру, захлопнул дверь, отошел на пару шагов и вдруг направил на детектива пистолет. Точно из воздуха выхватил.

Фамилия идиота была Хорнби, он был сослуживцем Чейза и, по рассказам, его лучшим другом.

Зунгалла замолчал, ибо понял — Хорнби не просто пьян, а еще и накачан наркотиками. Говорить с таким, что козла доить.

Палец Хорнби, лежащий на спусковом крючке и остановившийся на полпути, когда детектив начал молоть языком, пошел дальше.

— Не сметь, — взревел Зунгалла, и в это время грянул выстрел.

Потом еще один.

Ковалек, услышавший два приглушенных выстрела, бросил недоеденную пиццу и устремился в подъезд.

Так, четвертый этаж. Коридор мрачен и пуст. Мрачен — потому что на весь длинный коридор горят всего лишь две лампочки, пуст — потому что день, жильцы на работе.

Вот эта квартира. Ковалек замолотил в дверь — ни ответа, ни привета. Попробовал высадить — только отшиб плечо. Дверь была солидная, с крепкими запорами, а сам Ковалек средненький, если не сказать хлипенький.

Ну, ничего, ничего, дело поправимое. Ковалек, стараясь не суетиться, так как знал: будешь суетиться — только время зря потратишь, вытащил из кармана реквизированную у одного ворюги отмычку, вставил в замочную скважину.

Открывшаяся дверь обнаружила два трупа. Окно нараспашку, оттого и были слышны выстрелы. Над трупами уже вьется пара мух, еще одна сидит на восковом носу Хорнби. Этот выстрелил себе в рот, да так удачно, стервец, выстрелил, что весь пол изгадил, обувь теперь будет скользить.

Зунгалла получил пулю в лоб. Ближе к правому виску. Лежит, бедняга, скрючившись, на левом боку, не дышит. Экая досада, черт возьми, зачем сам-то полез? Всё сам, сам.

Ковалек на всякий случай, скорее по привычке, возложил пальцы на сонную артерию… и, о чудо, нащупал пульс. Слабенький такой, нитяной. Зунгалла был жив. Еще жив. Ковалек заторопился.

Самому было не осилить, Зунгалла был слишком тяжел, и Ковалек принялся трезвонить во все двери, пока снизу на шум и гам не поднялся ражий домовладелец. Этот хорек, оказывается, сидел дома, попивал виски, праздновал свой хорьковый день рождения.

Ковалек сунул ему в нос своё удостоверение, вслед за чем велел взять Зунгаллу за ноги. Сам ухватил под мышки.

Уже внизу, после того, как детектива поместили на заднее сиденье, приказал вызвать полицию.

Проявив личную инициативу, Ковалек экономил как минимум четверть часа. Пока бы еще подъехала карета скорой помощи, а так, глядишь, Джим и выкарабкается…

Раненого детектива немедленно поместили на операционный стол. Четыре часа спустя Зунгаллу с забинтованной головой отвезли в реанимацию под капельницу, подсоединив к электронному Хранителю, который умел всё: и дышать за пациента, и гонять кровь, и выкачивать отходы.

Операция прошла гладко, смущало одно — жизненно важный участок головного мозга был разрушен, Зунгалла должен был очнуться идиотом. Стоило оперировать, чтобы в итоге получить ходящего под себя кретина.

И вот тут один из нейрохирургов, молодой, а потому интересующийся научными новинками, вспомнил, что читал в одном журнале статью некоего Хельмута Лупо о возможности исправления врожденного дебилизма путем вживления в определенные участки ГМ (то бишь, головного мозга) специального микрочипа. Данный микрочип изготовлен японской фирмой и опробован на пациенте-добровольце учебного центра, которым руководит Х.Лупо.

На следующий день спецавиарейсом из Германии в Штаты был доставлен луповский нейрохирург с драгоценным микрочипом.

Зунгаллу, которому было абсолютно наплевать, что с ним делают, вновь повезли на операционный стол…

Между тем полицейские, занятые в деле самоубийства Хорнби, никак не могли взять в толк, зачем он стрелял в незнакомого детектива. Наиболее вероятной была версия, что вследствие злоупотребления наркотиками принял Джима Зунгаллу за другого. Ковалек, которого пригласили, как эксперта-свидетеля, в этом процессе был не помощник, ибо сам ничего не знал.

Хорнби не оставил ничего, что бы могло пролить свет на его странный поступок. Однако мотивы у него были.

Перед перерождением Питер Чейз признался ему, что получил от неких очень влиятельных лиц колоссальное предложение, не будем уточнять какое, и что если оно выгорит, то он, Чейз, похлопочет и о нём, о Хорнби. На следующий день он не узнал своего лучшего друга Хорнби, прошел, как мимо столба, а еще через три дня его нашли в лесу мертвым.

С горя Хорнби надрался. В пьяном угаре переступил запретный порог — вколол себе изрядную дозу наркотиков, вслед за чем как наяву увидел дружбана Питера, который сказал ему:

— Глен, никому не верь. Повсюду коварный враг. На улицу не выходи, там ты живая мишень. Если кто придет — впусти и убей. Без всякой пощады. Кровь за кровь, Глен. Отомсти, дружище. Затем убей себя, ибо они не отстанут. Они войдут в тебя, растерзают твою душу, втопчут её в дерьмо, а душа, Глен, — единственное, что в нас есть ценного. Её надобно уберечь.

Утром Хорнби, которому было очень тошно после вчерашнего, тяпнул стакан виски и укололся. Потом снова тяпнул и вновь укололся, а потом пришел Зунгалла.