Каково же было удивление чинных, ходящих по струночке сотрудников газового офиса, когда их шеф, вечный брюзга и хамло мистер Б, вышел из своего кабинета в совершенно непотребном виде да еще в обнимку с каким-то пьяным в зюзю коротышкой.
Коротышка был в комбинезоне, на голове криво сидела треуголка из газеты, тугие щеки и большой сливообразный нос были свекольного цвета, а короткая седая бороденка торчала вбок.
Выйдя из кабинета, оба грянули песню и по синусоиде продефилировали на выход.
Мистер Б. направился к своему черному Кадиллаку длиною с катер, а Уцуйка, сказав «Подожди, братан, я дружбана позову», устремился к сидевшему на лавке Дустеру.
— Пшли, — сказал он. — Зига довезет.
— Куда довезет? — спросил Дустер, не трогаясь с места. — Вы и так уж оба приплыли. Морячки фиговы.
— Куда довезет? — переспросил Уцуйка. — К Фройту вестимо. Я обещал Зигу с Фройтом познакомить. Пшли.
— Не, я бомжа подожду, — произнес Дустер. — Скоро уже четыре.
— Как знаешь. Зига — наш человек, только его надо держать в ежовых рукавицах.
Сказав это, Уцуйка затрусил к Кадиллаку, влез внутрь, и длинная, как колбаса, машина, плавно набирая скорость, укатила …
Фройт сидел за столом и быстро-быстро писал. Оно, когда пишешь ручкой, почему-то получалось лучше, чем когда набираешь на компьютере. Мысли ложились ровнее.
Он выстраивал на бумаге логическую концепцию реструктуризации мелиоративной отрасли. В его изложении, абсолютно четком и логически выверенном, отрасль намертво встраивалась в правительственную структуру и делалась такой же обязательной её частью, как, скажем, Центробанк.
Фройт смотрел далеко вперед, готовя благополучие для своих сподвижников, которых пока что кот наплакал, но должно было быть значительное количество. Одним прогрессорам с такой инертной и ленивой глыбой, как население Земли, было не справится. Когда еще будут построены духовно-энергетические центры, призванные продвигать людей в духовном плане и не скатываться на примитивную меркантильность…
В коридоре уронили что-то тяжелое, пару раз вякнула какая-то визгливая дама, ей ответили тенорком, вслед за чем в кабинет ввалилась пьяная в дым парочка — Уцуйка и с ним незнакомый карлик. Впрочем, нет, постойте, постойте…. Ба, да это же мистер Б. Тыквоголовый мистер Б. Но, Боже, в каком виде!
— Понаставили букетиков, — проворчал Уцуйка и передразнил визгливо: — Чего роняете? Ходют тут, роняют. А не твоё, мамаша, дело. Хочем ходим, хочем роняем.
— Ну, ну, Уцуйка, успокойся, — сказал Фройт. — Мистер Б., какими судьбами?
Он выскочил из-за стола и поспешил к начавшему падать магнату. Вот, понимаешь, насосался. Уцуйка, между прочим, и пальцем не пошевелил, чтобы помочь.
Магнат был мал, но тяжел. Фройт, не удержав, упал вместе с ним, точнее — аккурат на него.
Тотчас в кабинет всунулась давешняя мадам, отчитавшая коротышек за цветочки, цепкими глазками схватила лежавшую на полу парочку, сказала «Тэ-эк» и исчезла.
Дамочка эта была не так себе, а секретарша министра, большая стерва. Лазила по этажам, вынюхивала, а потом доносила министру. Вот на кого нарвались Уцуйка с Зигой. Привлекли, так сказать, пристальное внимание к кабинету мистера Фройта.
Фройт, кряхтя, встал, помог подняться Зиге.
— Пойду этой бабе клизму вставлю, — заявил Уцуйка. — Да не простую, а золотую, чтоб навечно к золотой роте была приписана.
— А ты знаешь, кто это? — спросил Фройт.
— Кто?
Фройт объяснил.
— Тогда пойду рот зашью, — сказал Уцуйка. — Намертво.
Фройт пожал плечами, и Уцуйка исчез.
— Присаживайтесь, любезный, — предложил Фройт Зиге и сам сел за стол. — Чем обязан?
— Братан Уцуйка сказал, что надобен капиталец для одного дела, — ответил Зига и плюхнулся в кресло, утонув в нём. — Для какого именно?
«Ишь, деловой», — подумал Фройт и произнес:
— Наверное, Уцуйка имел в виду подарить капиталец психодиспансеру номер пять.
— Дурдому, что ли? — уточнил Зига. — Вы что, за идиота меня имеете?
— Напрасно вы так думаете, — укоризненно сказал Фройт. — Это вам здорово зачтется. Во-первых, дело милосердное, то есть для души благодать и прощение на небесах. Во-вторых, ПД номер пять — это не просто дурдом, как вы изволили выразиться, а учебный центр. Смекаете?
— Что именно смекаю? — спросил Зига, который в отсутствие Уцуйки трезвел прямо на глазах, а, трезвея, превращался в привычного жлоба. — Зачем мне эти учебные центры на базе дурдома? Не, я пошел.
Он начал выбираться из кресла, но тут рядом с ним возник Уцуйка. Возник, стало быть, и сразу понял, что Зига отбился от рук.
Стоит ли объяснять, что братан Зига тут же стал покладистым и немедленно выписал мистеру Фройту чек с девятью нулями.
Теперь что касается министерской секретарши. Уцуйка пожалел стареющую ябеду, не стал заштопывать зев суровыми нитками, а лишь, абсолютно невидимый, поковырялся в речевом аппарате фискалки. В результате, как она ни изощрялась, у неё получались звуки, которые издает не лучшая часть нашего тела после горохового пюре. И это при самом господине министре…
Между тем, едва минуло 16.00, в сквере как штык появился молодой бомж, но теперь его было не узнать. Он где-то помылся, подкупил портки и майку — всё дешевенькое, но чистое. Оказался вовсе даже ничего паренек. В театр с таким, конечно, не пойдешь, а вот куда-нибудь в пивнушку уже можно.
— Двинули, — сказал Дустер, поднимаясь. — Это хорошо, что не пьяный.
Он пошел к метро, говоря:
— Короче, прикинешься шлангом.
— В смысле? — уточнил шагающий рядом бомж.
У него и походка изменилась, стала не такая разгильдяйская. Как же, в новую жизнь вступал вьюноша, эко подфартило, а там, в новой жизни, раздолбаям не место.
— Придурков видел? — сказал Дустер. — Дебилов? Ну, у которых не все дома. Вот под такого и коси. Но смотри, не переборщи, там, куда мы идем, буйных не любят. Короче, коси под тихонького дебила.
Вот тебе и новая жизнь.
— А на фига? — спросил ошарашенный бомж, потом махнул рукой. — А, ладно. Хуже не будет…
В дурдоме их принял припозднившийся мистер Лупо. Помельче начальства не нашлось, все давно уже пили пиво под свиные ножки в кислой капусте.
— Как жизнь? — сказал мистер Лупо, обеими руками энергично пожимая руку Дустера и цепко глядя ему в глаза — не проскользнет ли чего аномальное.
— Работаем, — коротко ответил Дустер. — Вот друга при…
— В войнушку поиграть не хочется? — азартно спросил мистер Лупо, не отпуская его руки. — Город завоевать, кому-нибудь голову срубить?
— Не хочется, — отозвался Дустер, в прошлом Вильгельм Завоеватель. — Хочется сказать, что вот друга при…
— А видения? — перебил его мистер Лупо, всё так же держа за руку. — Ничего такого не кажется? Чего другие не видят?
— Не кажется, — Дустер посмотрел на хлопающего глазами бомжа. — Я вот тут…
— Что мистер Фройт? — горячо спросил мистер Лупо и от избытка чувств принялся так трясти дустеровскую конечность, что у Дустера голова заходила ходуном. — Я слышал, он большим человеком стал. И, как водится, нас, горемык, совсем забыл.
— Отдай! — внезапно заорал Дустер, выдирая руку. — Чего вцепился? Чего смотришь? По ушам захотел? Последний раз спрашиваю: чувака в пациенты возьмешь? Он тихенький, чувак-то. Моргеном зовут. Что? Не слышу.
— Нет, нет, — отмахиваясь, как от мухи, забормотал оглушенный мистер Лупо. — Нету мест. Идите, идите, у нас под завязку.
— Пошли, Морген, — рявкнул Дустер и, резко повернувшись, так, что лязгнули латы, а рогатый шлем съехал набекрень, гулко топая коваными сапогами, промаршировал на выход. — Чего с дураками разговаривать?
И сплюнул.
Бомж ни лат, ни рогатого шлема, разумеется, не увидел, но происшедшую с Дустером перемену зафиксировал четко. И понял, что с этим человеком надо быть поосторожнее. В нем сидят два человека, и один из них ужас как грозен.
В латах Дустер пробыл недолго. За порогом дурдома он вновь стал нормальным.
— Куда же тебя, бедолагу? — пробормотал Дустер. — Вот навязался на мою шею.
— Я не навязывался, — откликнулся бомж. — Вы сами предложили — пристрою, мол.
Он был сама скромность, сама невинность.
— А всё доброта эта глупая, — сказал Дустер. — Сочувствие. Кто за язык тянул? Вот теперь и выкручивайся.
Он замолчал. Бомж терпеливо ждал. Надежда, правда, осталась маленькая, но обложить этого добряка трехэтажным матом всегда успеется.
— Что ж, раз пообещал — надо держать слово, — сказал Дустер…
Войдя в собственную квартиру, ту самую, трехкомнатную, снятую для чудиков Фройтом, Клайн помимо Дустера увидел там какого-то паренька.
— Это что за хрен? — спросил он.
— Это Морген, — ответил Дустер. — Он у нас поживет.
— А вшей от него не подхватишь?
— Так в серной кислоте помоем, — сказал Дустер. — От неё, говорят, все клопы дохнут.
— Лучше на костерке прожарить, — хозяйственно произнес Клайн. — А потом прополоскать в кислоте. Это будет верняк.
Морген хлопал глазами, будто не про него речь.
Вскоре появился Фройт, который привез косеньких, веселеньких, что-то лопочущих коротышек. Уцуйка совсем уже отбился от рук и красовался на улице в зримом виде. Плевать ему было на зевак, которые в бухом коротышке узнали гнома. Значит, не к добру, говорили они себе, ежели гномы шастают по городу. К землетрясению, к инфляции. А может, напротив, к добру. К урожаю. К росту евро.
Чудики и Морген пили на кухне пиво, заедая жареными колбасками. Морген уже освоился, перешел на привычный сленг. Чудикам сленг был не совсем понятен, но нравился.
— Это что за фрукт? — спросил Фройт, кивнув на Моргена.
— Бомжара один, — ответил Клайн. — Отовсюду гонят, пусть у нас поживет.
— Мистер Лупо послал нас на фиг, — встрял Дустер. — Местов, говорит, нету. А чего нету-то, когда палаты пустые. Кому лапшу вешает?
— Он у нас посыльным будет, — заметил Клайн. — Чтоб самим не бегать. Точно, Морген?
— Ага.
— Дурни вы, дурни, — Фройт вздохнул. — Всё не по-людски. Вот вам еще одного господина на подселение.
Он хлопнул Зигу по плечу. Зига прогнулся, но не упал, так — повихлялся немного, потелепался, устанавливая равновесие.
— Звать Зига, — сказал Фройт. — Зига — миллиардер, поэтому относиться с почтением. Но не лебезить, чтоб не испортился.
А про себя подумал: как здорово, что Зига одинок. Никто не хватится, что не ночевал дома.
Зиге предстояло обретаться в данной квартире до тех пор, пока не будет оприходован чек, то есть сегодняшний вечер и на всякий случай весь завтрашний день. Чтобы на работе не всполошились, Уцуйке утром предстояло позвонить секретарше Зиги и его голосом наврать что-нибудь про плохое самочувствие.
Пока же Уцуйка, завидев пиво, радостно воскликнул:
— О! Настоящее пойло, не виртуальное. Пошли, братан, глотку промочим.
На что Зига ответил:
— Пшли.