Венька проснулся в десять утра в ужасе от того, что опоздал на работу. Правда, он тут же вспомнил, что сегодня воскресенье, но всё равно пришлось полежать с полминуты, пока сердце не успокоилось.
Вчерашнее скрывалось в тяжелом похмельном тумане и вываливалось оттуда внезапными фрагментами.
Так, вывалилась вдруг лоджия, деревья под ногами. Это еще нужно переварить, обдумать, привыкнуть, чтобы не било по нервам, всплыв из глубин памяти. А лучше забыть, что он вчера и сделал. Вернулся за стол и сразу треснул фужер бренди. Потом без передышки еще один.
Вывалился Гендос, который почему-то оказался на месте Дианы и что-то зудел, канючил, вроде бы как что-то клянчил. Но что?
Вывалился Елдынбаев. На сей раз уже Венька подсел к нему. Елдынбаев говорил что-то мудреное, но невероятно смешное. Венька ржал и никак не мог укусить сочный персик. Только разинешь рот, как уже пора смеяться.
Вроде бы была Женя. Рыдала в жилетку, как сумасшедшая. Сырости в этой женщине!
Странно, но папани как будто и не было. Перековался чувак, стал сдержан и скромен.
Конца Венька совсем не помнил. Кто довез до дому, как довез, во сколько довез — всё в тумане.
Венька встал. Одежда аккуратно висела на стуле. Надо же, скрупулезность какая.
Пошлепал босиком в туалет, боковым зрением заприметил в коридоре большой незнакомый предмет, включил свет. Предмет оказался елдынбаевским мешком с детскими поделками.
Венька мысленно застонал. Что же он Самату-то наобещал? Что-то ведь наобещал, иначе не было бы тут этого дурацкого мешка.
Елдынбаев всё сделал правильно, на то Венька и министр культуры, чтобы пестовать детское творчество, только Веньке от этого не легче. Кому в нынешнем рынке нужны эти загогулины, эти кривулины, когда настоящих мастеров вывести в люди невозможно. Прозябают в безвестности, идут кондукторами в общественный транспорт, там хоть платят, но в основном влачатся по жизни, как босяки. Ну и отношение к ним соответственное — как к босякам, отбросам общества.
Вот такие мысли посетили Веньку над мешком Елдынбаева.
«Эк тебя понесло, — сказал он себе. — Не иначе, загогуйловское ментоядро опять выпячивается».
Действительно, мысли были вредные и опасные. С такими мыслями нечего было делать в правительстве Курепова.
Он затолкал мешок в стенной шкаф, чтобы глаза не мозолил. Елдынбаеву можно наврать, что поделки не прошли по замыслу. Замысел, мол, неказист. Он мужик терпеливый, проглотит…
Насчет завтрака голова у Веньки никогда не болела — холодильник всегда был набит под завязку. В баре, что в гостиной, имелся широкий выбор крепких изысканных напитков, в баре, что на кухне — напитков крепких, но попроще. Было также бутылочное и баночное пиво. Похмеляйся, не хочу.
Что Венька и сделал, откупорив бутылку датского пива.
После этого, чувствуя некоторый подъем, он разогрел в микроволновке копченую куриную ногу, выудил из банки пару соленых помидоров, в эту же тарелку положил маринованных маслят, отдельно набухал крабовый салат, который в изобилии наготовила еще Лена.
Выставил себе любимому бутылку «Посольской» и начал метать так, будто с позавчерашнего дня ничего не ел.
Насчет того, что завтра уже на работу, не думал. Чудо-таблетки, кои в изрядном количестве лежали и в кухонном шкафу, и в аптечке, и даже в прикроватной тумбочке, исцеляли лучше пива и напрочь отбивали амбре.
В полдень вдруг позвонил Гендос, который по идее не должен был знать Венькиного домашнего телефона.
— Как здоровье, Вениамин Олегович? — искательно спросил Гендос.
— Нормалёк, — ответил Венька, сыто икнув. Он всё еще завтракал.
— Как насчет уговора? — сказал Гендос и застенчиво хихикнул. — Не забыли?
— Какого уговора? — насторожился Венька. Черт бы побрал это загогуловское ментоядро. Это всё оно. Стоит расслабиться — поехало обещать направо-налево.
— С одним человечком обещали свести, — сказал Гендос. — С Пяткиным.
— Зачем?
— Сами же говорили — ему нужен автомеханик.
— Я говорил? — удивился Венька, смутно припоминая, что Пяткин когда-то давным-давно жаловался, что сейчас хорошего автомеханика днем с огнем не сыщешь. Одно дерьмо осталось.
— А ты что — умеешь? — спросил Венька с недоверием. Этот Гендос, похоже, хорошо умел только жрать на халяву.
— Обижаете, начальник, — сказал Гендос, воодушевившись. — Не одну уже тачку вот этими вот руками разобрал и снова собрал.
— Свести-то я сведу, — произнес Венька, раздумывая, как бы изящнее послать Гендоса куда подальше. Придумал. — Только ведь там спецпроверку надо проходить. У тебя родственники в Израиле есть?
— Нету, — ответил Гендос.
— Плохо. Вот уже один минус. Стукачом в своё время работал?
— Каким стукачом? — наивно спросил Гендос.
— Второй минус, — сказал Венька. — К тому же у тебя, поди, и тысячи долларов нет. Или есть?
— Какой тысячи? — слабо пискнул Гендос.
— За регистрацию, — сказал Венька. — Или, думаешь, всё это нашармачка? Нашармачка только бутылки на помойке.
Гендос обреченно задышал в трубку. Похоже — спёкся.
— Ладно, — смилостивился Венька. — Дам тебе телефончик Пяткина. Звать его, э-э, вертится Герасим, но не Герасим. Васька, что ли? Нет, не Васька. Короче, Пяткин. Подожди, за книжкой схожу.
Он прошел в спальню, вынул из пиджака записную книжку, куда аккуратно заносил все нужные телефоны. Пяткин когда-то был нужен.
Снял трубку параллельного телефона и сказал:
— Тебе повезло. Пиши: Пяткин Владислав Семенович, номер… Сошлешься на меня. Если что, пусть мне перезвонит, я дома.
Минут через десять затрещал телефон.
— Вениамин Олегович, — взволнованно заговорил Пяткин. — Тут какой-то козел звонит, не поймешь, чего ему нужно. Ссылается на вас. Это провокация?
— Не козел, а Геннадий Петрович Мордашкин, — назидательно сказал Венька. — Классный автомеханик.
— В смысле пристроить? — уточнил Пяткин. — Так, вроде, мест нет. Сами знаете, какая напряженка.
— Ну, нет, так нет, — сказал Венька. — Я тебя не насилую. Только ведь сам плакался, что хороший автомеханик позарез нужен. Или я чего-то путаю?
Пяткин забормотал что-то, голос его сошел на нет, потом раздались еле слышные короткие гудки.
— К чёрту вас всех, — сказал Венька и отключил телефон от линии.
Был еще, правда, мобильник, но он лежал в пиджаке и слышен не был. Поэтому Елена Карповна, решившая-таки сгладить свою вчерашнюю резкость, никак не могла дозвониться до Веньки.