Между тем, в зале появился Курепов.

— Оденься, Вениамин, — сказал он и нагнулся к лежащему тренеру, который уже пришел в себя, но встать пока не решался, в ногах правды не было.

— Что, Сергеич, не ожидал? — спросил Курепов участливо.

— Ожидал, — хрипло признался тренер. — Насторожил он меня, когда боролся с Гавриловым. Но ты же просил, Петрович.

Он сел, шумно выдохнул, вытер лоб и осторожно потрогал ухо. Ухо было клюквенное и распухшее, как большой пельмень.

— Просил, — согласился Курепов, после чего вытащил сигарету, закурил.

Никто ему и слова не посмел сказать, хотя в зале курить было категорически запрещено.

Венька из раздевалки прошел в душевую и уже шумел там водой.

— А вы что же, орлы? — бросил в пространство Курепов, ни к кому особенно не обращаясь. — Я ведь и вас просил — проучить.

— Да ну его к Аллаху, — сказал один из парней. — Мы его учить, а он нас убивать по одному. Спасибо огромное.

— Испугались, значит, — констатировал Курепов, выпуская колечко дыма и любуясь им. — Значит, и другие испугаются. Ну, что ж, орлы, считайте, в вашем полку прибыло. Зовут его Вениамин Олегович Рапохин, подчиняется лично мне. Он, вообще-то, ничего, не шизоид, как вы, наверное, подумали. Ведь подумали?

— Было дело, — недружно ответили «орлы»…

Потом был тир в подвале, где Веньке пришлось пострелять из разного оружия. В школе до десятого класса он увлекался стрельбой по тарелочкам — это здорово развивало реакцию и глазомер, теперь это увлечение помогло, особенно удались упражнения с пистолетом, карабином и дробовиком. Было метание ножей, сюрикенов и острозаточенных дисков. Тут для Веньки не было никаких секретов, в своё время данный предмет он изучил досконально.

Были бег, плавание, лазание по деревьям и канату, вождение мотоцикла и автомобиля, везде Венька был хорош, всё умел. Рядом постоянно находились Курепов и человек с тонометром, который нет-нет да измерял Венькино давление. После чего только разводил руками.

Под занавес Курепов подвел Веньку к прогулочному, сияющему лаком вертолету и предложил сесть в кресло пилота — давай, мол, парень, покажи, на что способен в воздухе, но Венька благоразумно отказался. Это он пока не умел.

Программа экзаменации была составлена так плотно, что они уложились до 13.00, после чего донельзя довольный своим выбором Курепов повел Веньку обедать.

Стол был накрыт на втором этаже в комнате, застеленной ковром, с низким темного дерева сервантом, в котором поблескивал хрусталь, обширным кожаным диваном, видеодвойкой с огромным экраном. На стене висел большой портрет Председателя Госдумы в золоченой раме. Чем, в конце концов, Госдума хуже Газпрома с портретами Руководителя на стенах главного офиса?

На распахнутых окнах колыхались белоснежные капроновые занавески, по комнате гулял легкий сквознячок, после уличной жары здесь было хорошо и приятно.

На столе всего было вдоволь, в том числе жареные лобстеры, запеченные лягушачьи лапки, устрицы. Про копчености, всякие там колбасы, ветчины, буженины, окорока и говорить не приходится. Всё было разложено по фарфоровым тарелочкам, хрустальным салатницам, над которыми возвышались бутылки с «Боржоми», «Нарзаном», пивом «Туборг», и пара сосудов с тем, что посущественнее — с водкой и португальским портвейном.

— Не думай, что так каждый день, — взглянув на смущенного этим изобилием Веньку, сказал Курепов и подцепил вилкой ломтик буженины. — Нынче я именинник, вот и раскошелился. Ну, и у тебя как бы крещение.

Поместил буженину в рот, начал жевать, приказал, кивнув на «Боржоми»:

— Открой.

Что ж, хозяин — барин, кто платит, тот и заказывает музыку. Венька с каменным лицом открыл бутылку.

— Налей, — сказал Курепов, пристально глядя на Веньку.

Вот шакал, откровенно изгаляется. Венька, не дрогнув ни мускулом, налил «Боржоми» в его фужер.

— Ненавидишь? — сказал Курепов. — Терпи. Экзамен еще продолжается.

Ах, вот как, это, оказывается, экзамен. Только уже иного рода — экзамен на готовность лизать сиятельный зад.

— Скажу откровенно, — продолжал Курепов, попивая пузырящуюся, стреляющую крохотными фонтанчиками воду. — Если бы ты в спортзале срезался, я бы тебя тут же и уволил.

— А договор? — напомнил Венька. — Тысяча баксов в месяц, как стажеру?

— Договор, не закрепленный на бумаге, не договор, — сказал Курепов. — Но и тот, что закреплен, тоже далеко не всегда договор. Ибо это Россия, страна без правил. Учти на будущее. Кстати, а что ты волнуешься-то? Ты же не срезался. Совсем наоборот.

И подмигнул Веньке, и весьма даже симпатично улыбнулся. И из паскудного шакала превратился в нормального хорошего парня.

Увы, Венька этому не поверил. Он был уже настороже.

Появилась средних лет полная женщина в белом кружевном фартучке, которую Курепов назвал тетя Маша, принесла первое — огненное, красное, невероятно вкусное харчо.

Лениво поедая острый суп, Курепов объяснил, что в Резиденции, как повелось называть данное местечко, имеется своя кухня, и что тетю Машу переманили из ресторана «Арагви».

Далее он объяснил, что в Госдуме каникулы, поэтому в Резиденции пусто. Кстати, большинство депутатов, которые из глубинки, о Резиденции ничего не знают, да и москвичи-то знают далеко не все, а лишь избранные, ибо заведение это — элитное, засекреченное, служащее для многопрофильного обучения кадров высокого ранга.

В детали Курепов вдаваться не стал, и Венька так и не понял, что это за многопрофильные кадры. Министры, что ли, которых с образования запросто кидают на атомную энергетику, а потом на финансы? Дипломаты-разведчики? Или, не дай Бог, американские сенаторы? Тогда понятно, почему они там в своём Капитолии такие умные.

Тетя Маша принесла второе — эскалопы с картошкой под грибным соусом — и Курепов спохватился. Как же так: день ангела, а еще не остограмившись.

Венька наотрез отказался от спиртного. На сей раз Курепов не стал его насиловать, нацедил себе водочки сам. Ловко нанизал на вилку маринованный грибок.

Хлопнул стопку, сжевал грибок и сказал:

— Знаю, что у тебя дома нелады. Эту ночь переночуешь здесь, на диване. Если хочешь, будет девочка. К завтрашнему дню подыщем тебе комнату — в Резиденции ночевать, сам понимаешь, не дело.

Как, оказывается, уютно было жить на свете, когда за тобой присматривал кто-то с тугим кошельком. Нет, хороший всё-таки парень, этот Ленька Курепов.

Венька поднял бокал «Боржоми» за именинника и с удовольствием принялся за хорошо прожаренный, в меру соленый и перченый, с золотистой хрустящей корочкой эскалоп…

После обеда Курепов вызвал «Герасима», и тот повез их по магазинам. В Резиденцию они вернулись с пакетами, в которых была аккуратно упакована Венькина экипировка: несколько костюмов, рубашки, джинсы, обувь.

Опытный Сергеич, который уже отошел от пережитого афронта, подобрал для Веньки подходящий бронежилет и «сбрую» с подмышечной кобурой. Тут же, на первом этаже, в помещении со стальной дверью Веньке выдали пистолет «Гюрза», магазин с патронами и разрешение на право использования данного пистолета.

На ночь Курепов, как и обещал, устроил девочку — этакую белокурую, невысокую, но грудастую крутобедрую самочку. С портрета на трудящуюся в неверном лунном свете парочку, комкающую простыни, катающуюся по разложенному на полкомнаты дивану, оглашающую пустынный этаж боевыми криками и воплями, строго, но понимающе смотрел мудрый Председатель Госдумы.