— Мне двадцать четыре, — сказал Робинсон. — За это время я наслушался и начитался массу лобуды о всяких там демонах, гоблинах и пришельцах. Ясное дело, я понимал, что всё это сказочки, но послушать тебя — все мы тут дубины стоеросовые, ничего вокруг себя не видящие и ни черта не понимающие. Скажи честно, Мо, то, что я вижу — существует на самом деле или мне это только кажется?

— Вы видите лишь ту форму, которую объект принимает в вашем третьем измерении, — детским своим голоском ответила Модель. — Уже в четвертом измерении его форма совсем другая, а содержание может иметь совсем иной смысл. Я не говорю уже о следующем, пятом измерении. Самое главное заключается в том, что все эти измерения существуют одновременно. В каждом из них своя жизнь, свои обитатели. Вот и вся премудрость. Да, вы, люди, не видите всего многообразия, однако же оно от этого не перестает существовать.

— Спустимся на землю, — сказал Робинсон. — Если бы я случайно не наткнулся в Интернете на статейку Донована, мы бы никогда в жизни не попали на Черный Остров. И сроду бы не узнали ни об Эрияуре, ни о его роботах, ни о тебе, Мо. Скрипели бы себе до старости, добро наживали, и так бы и померли, не подозревая о твоем многообразии. Так, поверь, живут все. Может, нельзя нам пока знать об этом многообразии? Может, нас специально ограждают?

— В точку, — ответила Модель. — Всему своё время.

— И тем не менее, рядом с нами загробный Эрияур, его роботы. Почему нас от них не ограждают?

— Гагтунгр и Эрияур — это ваши страхи. Вы сами их взрастили. Были бы вы честны, добры и справедливы, не было бы ужаса перед воздаянием. Демоны питаются вашими страхами.

— Ладно, Мо, — вздохнув, сказал Робинсон. — Надо с этим кончать. Надо выходить на Правительство.

— Зачем?

— Чтобы взорвать этот чертов остров.

— Не вздумай, — сказала Модель. — В дурдом упекут.

— Почему? — удивился Робинсон.

— Потому что специальный отдел в Правительстве знает о лаборатории Эрияура, — ответила Модель. — Информация о лаборатории засекречена.

Вот оно что, подумал Робинсон. Вот куда мы влезли. Экие глубины открываются. Бедный Донован, нашел что обнародовать — на острове Х возможны подземные залежи золота. А там, черт побери, секретная лаборатория. Этакая тривиальная потусторонняя секретная лаборатория, руководимая обычным демоном. Трудится, понимаешь, пашет во славу Отечества. Всё чин-чинарём, всё официально, оттого и изделия её — человекоподобные роботы — служат в полиции. Правда, об этом мало кто знает, даже сама полиция. А пресса — так вообще в полном неведении. «Трупы расчленены сверхострым инструментом с ювелирной точностью». А как же иначе они должны были быть расчленены, если таковым занимались сверхточные роботы?

— Что такое делает лаборатория Эрияура, если информация о ней засекречена? — спросил Робинсон.

— Я уже читала лекцию об окружении человека, — ответила Модель и замолчала, не желая больше распространяться на эту тему.

Робинсон смутно припомнил «белых» и «черных» роботов, наперебой то открывающих у человека третий глаз, то обучающих колдовству, вспомнил какие-то «сосуды», собственную сороконожку и решил на этом успокоиться до более подходящего момента, когда на Модель нападёт словесный понос.

Вместо этого он спросил:

— Если это правительственная лаборатория, то почему за нами охотятся? Сокровища мы уже как бы отдали, секретов не похищали. Кстати, раз уж это правительственная лаборатория, то Национальный Банк обязан был вернуть им сокровища.

— Отвечу кратко, — сказала Модель. — Это не правительственная лаборатория. Между лабораторией и спецотделом заключено определенное соглашение и только. Правительство не отвечает за долги и утраты лаборатории. Теперь относительно вас троих, голубчиков. Эрияур желает вас встроить в свою архитектонику, так как выделяет вас среди прочих. Вы единственные надули его. Это честь.

— Хороша честь, — пробормотал Робинсон. — Я выиграл у компьютера в шахматы, после чего он меня зауважал и пожелал встроить в свою систему. Я же там подохну, среди железяк-то, не жрамши. Или он меня будет электроэнергией подкармливать? Благодарю покорно.

— Напротив, он хочет сделать вас вечными, — сказала Модель. — Приблизить к себе. Я бы на вашем месте подумала.

— Она бы подумала! — Робинсон встал из-за стола и забегал по комнате. — Неблагодарная. С кем я делю свой тяжкий быт? Кому я верю, как самому себе? Кого пригрел на чахлой груди? Всё, суну голову в духовку. Кинусь в унитаз.

Модель, обеспокоенно жужжа, принялась летать за ним.

Он отмахивался, восклицал: «Предательница! Изменница! Кыш от меня, коварная прелестница».

— Я пошутила, — выбрав момент, пролепетала Модель.

— Ну и дура, — мгновенно отреагировал Робинсон, которому уже надоело разыгрывать комедию.

На сей раз надулась Модель. Отлетев в сторону, она сделалась ядовито-зеленой и начала издавать звуки, обозначающие презрение. Она говорила: «Пфе. Хм. Пщщщ. Фу. Хо-хо-хо. Хэ-хэ-хэ. Бумц».

Робинсон, усевшись на диван, усердно зевал, не обращая на неё никакого внимания.

— Сам дурак, — сказала наконец Модель. — А я знаешь, какая умная? Я Пифагору подсказала систематику чисел. Слышал о Пифагоре? Я Македонскому выстраивала линии атаки. Знаешь такого? Я Нострадамусу показывала будущее. О Нострадамусе слышал? Известна тебе эта знаменитейшая фамилия? Я ужасно умная.

— Тогда предскажи моё будущее, — ухмыльнулся Робинсон.

Модель помолчала, прицениваясь к нему, потом сказала:

— Ты будешь бегать, как заяц.

— От тебя, что ли?

— Это уже второй вопрос.