Шоммер проснулся оттого, что Джина поцеловала его в губы. Пришла, голубушка, инстинкт послал. Это мы сейчас, это мы мигом, в нас тоже инстинкт взыграл.

— Тихо, Френк, — прошептала Джина, высвобождаясь из его объятий. — Надо уходить.

— В чем дело? — спросил Шоммер, настораживаясь.

— Вилли с Каем предатели, — сказала Джина. — Хлещут в операционной спирт, накачиваются перед «подвигом». Выйти могут в любую секунду, так что придется бегом. Умеешь мягенько, на носочках, чтобы тихо-тихо?

— Умею, — ответил Шоммер, одеваясь по-военному быстро.

— Ключ от внешних ворот я стянула, — сказала Джина. — Внутренние, кажется, открыты. Готов? Пошли.

Свет в зале был потушен, горели лишь дежурные лампы. Джина бесшумно, точно по воздуху, умчалась вперед, Шоммер поспешил за ней. Промелькнула дверь операционной, сквозь неё донеслось и пропало глухое «Бу-бу-бу». Наклюкиваются, сволочи, беседы беседуют. Иуды позорные.

Начали попадаться какие-то столы, стулья, ящики, и Шоммер сбавил скорость. Тут надо тихо, ребята, не дай Бог громыхнет.

Потом пространство впереди очистилось, и он поднажал, догнав Джину у выхода.

Они быстро пересекли залитый жиденьким лунным светом заасфальтированный двор.

Из ангара донесся приглушенный расстоянием рев.

Джина щелкнула замком, затем, когда они вышли, заперла ворота.

— Это ключ Вилли, — сказала она и зашвырнула его в темнеющие вдалеке кусты. — Пусть поищет.

По асфальту застучали башмаки, кто-то, кажется Вилли, хрипло проорал из-за ограды:

— Джина, сучка, вернись. Никуда ж тебе не деться.

— Ну что, вперед? — сказала Джина и, давая пример, помчалась к мрачным вымершим строениям, за которыми начиналась освещенная улица.

Шоммер, чертыхаясь в душе, припустил за ней. Он догадывался, что бежать придется аж до гаража. Мало кто в городе не знал о роскошном «Ягуаре», и Деметрус наверняка знал. Куда направятся беглецы? Ясно, что не в отель, а в гараж, за машиной, чтобы уехать из города.

— Джина, — позвал Шоммер. — Может, мы их скрутим? Чего мы от них бегаем?

— Скрути, когда у них дезинтегратор, — ответила Джина, размеренно отмеряя ярды.

Шоммер не знал, что такое дезинтегратор, но догадывался, что это что-то нехорошее, и потому, дабы не сбивать дыхание, решил больше не болтать. Бежать предстояло без малого милю, а ньюмены, судя по Джине, бегуны были отменные.

Эта миля его доконала. Он выжал из себя всё и, усевшись за руль, понял, что не может двинуть ни рукой, ни ногой.

— Давай ты, — сказал он.

Они поменялись местами, Джина нажала педаль газа, «Ягуар» вылетел из бокса, пересек техплощадку и вывернул на улицу.

Промелькнули несущиеся по тротуару Трамп с Деметрусом. Трамп что-то пролаял вослед, вскинул руку. Шоммер боковым зрением ухватил, что нижняя половина осветительного столба, мимо которого они промчались, вдруг исчезла, а верхняя поплыла вниз. Свет, естественно, погас, столб с грохотом обрушился на дорогу. В тот же миг Джина резко свернула налево, в переулок, сзади вновь грохнуло, еще пуще прежнего, но они уже не видели, что там произошло.

— Дезинтегратор? — спросил Шоммер.

— Дезинтегратор, — ответила Джина. — Куда едем?

— Держи на север вдоль побережья, — сказал Шоммер и посмотрел на часы.

Два ночи. Звонить Робинсону уже поздновато. Или еще рановато. Не столько Робинсон нужен, сколько Модель — «лепитель новых рож».

— Что-то я не понял юмора, — сказал Шоммер. — Вилли был так предупредителен. А Кай вроде бы в друзьях числился.

— Проще простого, — ответила Джина. — Ты слишком много знаешь и можешь выдать ньюменов. И второе — приказ Эрияура. Доставить вас троих на остров.

— Доставить? — переспросил Шоммер. — А что — хорошая мысль… Откуда про всё про это узнала? Вроде бы спать разошлись.

— Мы-то с тобой разошлись, — сказала Джина. — А они остались. Откуда узнала? Самым банальным образом — подслушала.

«Ягуар», обогнув длинный квартал, вновь вывернул на магистраль.

— Кай за столом переигрывал, — объяснила Джина. — Самую малость, сразу и не поймешь. Лежу и думаю — что-то тут не так. Потом поняла — Кай. Ньюмену с ньюменом договориться — раз плюнуть. Никто и не заметит, даже другой ньюмен. Вот они и договорились, а когда клюкнули спирту — языки-то развязались. А тут и я подоспела мелкой татью, под дверью подслушивать. Нехорошо это — подслушивать.

— Грешна, мать, грешна, — сказал Шоммер. — Но раз осознаёшь свой грех, он тебе прощается.