Девицы оказались на редкость крепки. Пили забористый бренди наряду с мужчинами и не пьянели. Уже были опорожнены две бутылки, в сумке стояли еще две, да в баре имелась пара бутылок вонючего «Скотча». «Скотч» редко пьющий Галахер держал для часто пьющих гостей.

Короче, было чем накачаться.

Идея выпустить пар в берлоге одинокого Паркера принадлежала умнику Энди. Галахер уныло согласился. А куда денешься, если у одной родители, у другой папаша-алкаш, вечно отирающийся дома, а у третьего, у Энди — родители плюс бабушка.

Набрали бренди, закусок и в берлогу.

Здесь у Энди родилась новая творческая мысль — напоить девиц и заманить в постель. Галахер согласился и с этим, хотя у него было опасение, что добром это не кончится. Не боись, сказал ему Энди, и не таких уламывали.

Врал, конечно. По глазам было видно, что врал, но Галахер дал себя уговорить.

И вот двух бутылок как не бывало, уже мир этак мягко плавает перед глазами, а девицам хоть бы хны. Только ржут, как лошади. Музыку им подавай. Галахер включил музыку, вроде бы тихо включил, но соседи тут же принялись колотить в стену. Откуда они там? Ах, да, уже приплелись с работы. Вежливые такие соседи, предупредительные. Другие тихой сапой сразу вызывают полицию. Галахер выключил музыку.

Третья бутылка проскочила незаметно, а после четвертой, которую уже пришлось запихивать силком, девицы вдруг и основательно окосели. Правда, и ребятки были не лучше. Но крепились.

Энди, подмигнув Галахеру, уволок Анжелу в спальню.

— Любоп-пытно, — сказала Мадлен, глупо улыбаясь. — Куда все по-подевались?

— Давай закусывай, — отозвался Галахер, с хрустом раздирая здоровенную клешню омара.

Мясо так и полетело в разные стороны, а самый большой кусок плюхнулся в тарелку с маринованной спаржей.

— Угощайся, — сказал Галахер, пододвинув тарелку к Мадлен.

При этом он задел рюмку с недопитым бренди, та немедленно опрокинулась.

— Спасибо, — сказала Мадлен, вся в мясе, спарже и бренди. — Сыты.

— Пойдем тогда помоемся? — предложил Галахер.

— По-пойдем.

В спальне что-то треснуло, брякнуло, взревел и выругался Энди, потом прискакал в одних плавках.

— Слушай, — горячо зашептал он на ухо Галахеру. — Только я, значит, приспособился, она меня током ка-ак шарахнет.

— Стас-тическое элес-ктричество, — объяснил Галахер, четко выговаривая слова.

Все они тут были ну такие пьяные. Только он один был трезвый.

— Не-а, — прошептал Энди. — Я её в пупок вырубил. Робот, чтоб мне лопнуть. Ты свою не пробовал?

— С ума сошел? — произнес Галахер. — Пошли посмотрим.

— Сиди кушай, — сказал он Мадлен. — Мы по делу.

Они с Энди, стукаясь друг о дружку, прошли в спальню, и здесь на заправленной кровати Галахер увидел голую качиху. Она лежала на спине, имела всё, что положено для женщины, но была кукла куклой. На лице застыла этакая ироническая ухмылка, глаза смотрели в одну точку, а руки были неестественно вскинуты вверх. Ясно, что не ожидала подлого удара малыша Энди.

— Ты прав, Энди, — сказал Галахер. — Надо бы её утащить отсюда.

— Не, сперва с Мадлен разберемся, — возразил Энди, сжимая кулаки.

— Спокойно, Энди, — сказал Галахер. — Не кипятись. Мадлен — девушка нежная, как бы не ошибиться.

Прозвучали быстрые шаги, хлопнула входная дверь.

Галахер с Энди поспешили в зал. Зал был пуст. Вот тебе и нежная Мадлен.

— Смылась, — сказал Энди. — Я же говорил — надо было в пупок.

— Ладно тебе, умник, — пробормотал Галахер.

Как-то в голове не укладывалось, что Мадлен не человек. Что же тогда они с этой Анжелой дурака в аттракционе валяли? Вчетвером они бы запросто скрутили Галахера с Энди. Ну, может, не запросто, но скрутили бы. Всё-таки, четыре железяки. Чувство исключается, значит что же — захотели перехитрить? «Поедем развеемся». С пьяными мужиками стократ легче справиться, пьяный мужик сам себя богатырским замахом с ног валит. А они-то с Энди дураки, губы развесили — напоим, в постель заманим. Еще бы бутылка на двоих, и заснули бы прямо на ковре.

— Пора и нам, — сказал Галахер.

Налив в стакан воды, он капнул туда нашатыря, выпил, передернулся.

— Можно еще кошачьего дерьма намешать, — заметил Энди. — Тоже здорово продирает.

— Молчи, сопляк, — пробормотал Галахер, прислушиваясь к организму.

Организм мутило, но не так, чтобы очень. Кажется, хмельные тучи рассеивались.

Галахер покидал в сумку самое необходимое, вынул из шкафа саквояж с деньгами и сказал:

— Пошли, Энди. Отвезу тебя домой.

— А сам куда? — спросил Энди.

— Далеко.

— Я с тобой, — заявил Энди.

— Это еще зачем?

— Мадлен придет — башку оторвет, — ответил Энди. — Дождется, пока я усну, и оторвет. Мне это надо?

— А ты не спи, — посоветовал Галахер, выходя вслед за Энди на лестницу и запирая за собою дверь.

Он уже чувствовал себя вполне сносно. Хорошее, все-таки, дело — большая масса, глюки растворяются в обширном пространстве, много быстрее теряют свои ехидные свойства.

— Нет, правда, — сказал Энди.

— Дело больно опасное, — отозвался Галахер, раздумывая: взять — не взять? Там, на острове, лишние руки ой как могут пригодиться. Времени будет в обрез, а динамита придется перетаскать достаточно.

Он поставил сумку в багажник, сел в машину и открыл перед Энди дверь.

— Я и не сомневался, — сказал Энди, плюхаясь на мягкое сиденье.

— Будешь болтать — высажу, — предупредил Галахер и вырулил со стоянки.

По городу он проехал очень аккуратно и точно, не вызвав ни малейшего подозрения у полицейского патруля. Отъехав от города на милю, остановился у придорожной забегаловки, переговорил по телефону с Робинсоном, вслед за чем купил в забегаловке большую пиццу, щедро начиненную ветчиной, сыром, грибами, пару очищенных луковиц и две баночки «Пепси». Задумка была в том, что острый аромат лука и сыра должен перебить запах алкоголя, витающий в салоне. Так оно и вышло. В салоне после трапезы разило носками и лучищем.

Потом, на скорости, всё это выветрилось.