Что значит не сорить деньгами? Как можно обойтись без денег, когда нужно купить квартиру, обставить квартиру, приобрести аппаратуру для кабинета: компьютер, принтер, сканер, электронный микроскоп, лабораторный стол. Лабораторный стол со всеми техническими атрибутами в кабинет не влезет, значит помимо кабинета нужна лаборатория. Осциллограф, лазерный резак, блок питания нужны? Нужны. Как тут не сорить деньгами?

Впрочем, в этом супергороде толклось столько народу, что никому до тебя не было дела. Все постоянно покупали, продавали, что-то выгадывали, суетились. И ведь не сказать, чтобы хотели как-то друг друга нагреть. Отнюдь. Просто жизнь вокруг была такая кипучая-кипучая.

Поэтому приобрести подходящую квартиру почти в центре, а затем потихоньку обставить её удалось как-то незаметно, не обратив на себя особого внимания.

Кстати, мешок с тремястами миллионами сутки пролежал в багажнике «Ягуара», припаркованного на подземной стоянке. И ничего, никто не позарился. Вот тебе и город контрастов, где миллионеров больше, чем бомжей. Вы скажете — если бы кто знал, был бы совсем другой разговор, на что можно ответить так: американцы заелись. Им подай информацию, план, гарантии. Без этого они не почешутся. В странах победней люди гораздо любопытнее и активнее. Если бы там открытым способом стоял беспризорный раскрасавец «Ягуар», его бы давно уже обшарили сверху донизу. А еще вернее приделали бы ему ножки…

Наконец-то можно было засесть за компьютер и вдосталь полазить по Интернету. В оставленном городишке было не до этого — всё какие-то общественные нагрузки, вечерние занятия, а если вдруг потянет к «Пентиуму», там уже Галахер раскладывает пасьянс «Солитер». Не полезешь же на Галахера с кулаками.

Просмотрев электронную прессу за последнюю неделю, Робинсон призадумался. Как следовало из криминальных сообщений, во многих городах произошли странные, ничем не мотивированные убийства, сопровождаемые изъятием головного и спинного мозга жертвы. Куда потом девалось это добро — непонятно, главное, что преступления были идентичными, а расчленения совершались сверхострым инструментом с очень большой точностью. Патологоанатомы все как один утверждали, что тут работает группа блестящих хирургов, движения которых выверены до миллиметра.

Еще, кстати, это напоминало нашумевшее потрошение коров, в силу своей бессмысленности и скрупулезности приписанное неуловимым инопланетянам.

Данные преступники также были неуловимы.

Но не это было главное. Жертвы на прижизненных фотографиях напоминали то Шоммера, то Галахера, то Робинсона. Роботы не просто убивали, они забирали мозги.

— Ну, что скажешь? — спросил Робинсон у приткнувшейся рядом Модели. — Что там придумал твой Эрияур?

— То, что ты прочитал, — ответила Модель.

— Зачем? Рассказывай о нём подробнее, — потребовал Робинсон.

— Я лучше расскажу сказку, — помолчав, отозвалась Модель. — А ты, милок, не перебивай…

Старому и малому известно, что ангел Люцифер за грехи тяжкие был сброшен с неба. И имелось у него преданное окружение, которое последовало за ним. Долетели они до самого низа и там обосновались, а низ этот, между прочим, находится в чреве Земли, так что падшим ангелам до народов земных оказалось много ближе, чем Отцу небесному.

Надзирать за людьми Люцифер приказал ангелу из своего окружения, ставшему, как и все падшие, демоном, которого отныне стали называть Гагтунгром.

А была у людей общая Эфирная Душа, которая ходила по белу свету да скорбящим и болящим песни пела, и те излечивались. Но поскольку Души этой никто никогда не видел, то её как бы не было, не берегли Душу-то.

Вот и не уберегли, Гагтунгр снасильничал. И родила Душа двух младенцев: Урияра и Эрияура. Гагтунгр её в темницу заточил, чтоб выкармливала, как положено, а не бродила по белу свету, и с этих пор заимел он над людьми огромную власть.

Младенцы выросли и стали опорой своему папе, Гагтунгру, то есть. Они шустрые были, эти Урияр с Эрияуром, не в пример своему папаше, который заляжет в какой-нибудь теплой полости и замрёт. Братья повелевали всей подземной нечистью, гоняли её только так, и нечисть зло своё срывала на людях, поскольку было ей известно, что братья по матери в родстве с человеческим племенем. Люди в свою очередь озлоблялись, начинали драться промеж собой. Дерутся и дерутся, и поминают Гагтунгра недобрым словом.

А оно, видишь ли, когда Гагтунгра вспоминают, да еще недобро, то он серчает, начинает крупно пакостить, так что между людьми получается прямо-таки сплошное смертоубийство, но тут вмешивается Господь и укрощает демона

Такой вот круговорот в природе.

Ну а потом случилось то, что и должно было случиться: в отпрысках начала проявляться светлая сущность Эфирной Души. Потянуло их на благое. Урияр-то, как более твердый, противился, затыкал в себе доброе, а Эрияур ему: ну чего ты, брат, грех людям гадить, они и без того маленькие да несчастненькие. Давай, мол, лучше, брат, маманю освободим. И ей хорошо, и нам, и людям тоже.

Короче, донимал он Урияра, донимал, тот взял и донес на него Гагтунгру. На что тот сказал: вот фрукт растет. Наказал бы я его, фрукта, да рука не поднимается, своя всё же кровь. Велю я тебе, сынок: всыпь хорошенечко отступнику и передай, что ежели еще артачиться будет, то лично я, папа, за себя не ручаюсь.

Пришел Урияр к Эрияуру и заявляет: так, мол, и так, ежели ты, брат, не изменишься, то велено тебе всыпать по первое число. Велено папенькой, а его слово, сам знаешь, закон.

Это в тебе гордыня играет, отвечает Эрияур. Наш папенька такой же демон, как и мы с тобой, а истинный наш Отец на небе.

Ах, ты так, говорит Урияр, и в драку.

Дрались они три дня и три ночи, и всё это время Землю страшно трясло. Реки вышли из берегов, смерчи закрутились, ураганы налетели, вулканы проснулись.

И кулаками братья друг друга охаживали, и плескались огненной лавой, и за волосы таскали, и ногами пинались, и в глаза кольями тыкали — никак один другого одолеть не могут. Равные по силе.

Бились, бились, всё под землей вверх дном перевернули, и добрались до каменного саркофага, который еще от позапрошлой цивилизации остался. В нём смертельное оружие хранилось.

Урияр этот саркофаг цоп — и брату по голове, по голове. От ударов каменный предмет развалился, какой же предмет выдержит, когда им демона по башке лупят, из него выпало смертельное оружие и прямо Эрияуру в руки. Да так ладно попало, что палец оказался на спусковой кнопке. Эрияур-то возьми да нажми. Урияр в пыль превратился, оружие от старости на куски разлетелось, а Эрияуру голову и руки напрочь оторвало. Оно, без головы-то, без рук, для такого демона не смертельно, но с сообразительностью получается туго и чесаться нечем. Короче, тупости он стал неимоверной, а обликом страхолюден.

Явился он к папе, объяснил телепатемами, что да как, и попросился на волю, в земной мир. Тошно, мол, уже под землей-то. Погоревал Гагтунгр, погоревал, но казнить убогого не стал, решил отправить навечно в земную ссылку.

Выстроил в океане остров, внедрил в него сына, заставил подземных игв, которые в технике сильны, сделать так, чтобы Эрияур видел и слышал.

Тело Эрияура намертво вмуровано в этот остров, не удерешь. Голова его, глаза и уши — суперкомпьютер, телекамеры, микрофоны. Руки его — изделия, им сотворенные, то есть роботы и механизмы.

Вот такая, дружок, сказочка. Хочешь — верь, хочешь — не верь…

Рассказано это было писклявым детским голоском, с гнусавыми подвываниями, поскольку сказка, а то, напротив, скороговоркой. Получилось забавно. Робинсон слушал и ухмылялся, хотя, в общем-то, ухмыляться тут было нечему, ибо похоже было на правду. На странную, непривычную, метафизическую правду, которая как-то потихоньку входила в жизнь.

— А ты молодец, Мо, — сказал Робинсон. — Нахваталась от людей всяких словечек. Говорок у тебя, понимаешь, этакий, своеобразный, не соскучишься.

— С кем поведешься, — пропищала Модель

— И всё же, — сказал Робинсон. — Что придумал Эрияур?

— Что может придумать демон, когда за кем-то гоняется? — ответила Модель. — Только что-то ужасно кровожадное.

— Спасибо, подруга, успокоила, — сказал Робинсон.