Плащ шпиона превратился в просторную мантию, сам «Кривой Серпантин» стал выше, шире. Взмахнув правой рукой, он накрыл мантией Найденова и лже-Редькина, те оказались в пустоте без конца и края, черной и холодной.

— Где мы? — спросил лже-Редькин.

— В тупике вечности, — ответил Петр Петрович, вынимая из кармана складной нож. — Вот тут, пожалуй, будет потоньше.

И полоснул перед собой ножом крест-накрест. В образовавшееся отверстие хлынул яркий свет, налетевший вихрь вынес их наружу. На сей раз они оказались в пустоте, заполненной фосфоресцирующим туманом.

— А где мы теперь? — полюбопытствовал лже-Редькин.

В эрзац-пространстве, — отозвался Петр Петрович. — «Серпантин» хочет нас впихнуть в замкнутую псевдосистему.

— Какой негодяй, — сказал лже-Редькин. — Если не секрет — кто такой хозяин?

— Шулундюй, — кратко ответил Петр Петрович, шевеля пальцами, будто что-то нащупывая.

От движений его пальцев туман клубился, ярко вспыхивал, в нем крутились смерчи, возникали криволинейные фигуры. Наконец, Петр Петрович чихнул — и они очутились в небольшой сфере, которая помчалась куда-то с бешеной скоростью. Сфера была оборудована двумя креслами с откидывающимися спинками.

— Устраивайся, — сказал Петр Петрович, усаживаясь в одно из кресел. — Путь неблизкий, а человеческое тело больше приспособлено к лежанию, чем к хождению.

— Я могу ходить день и ночь напролет, — похвалился лже-Редькин.

— Ноги стопчешь раньше времени, — заметил Петр Петрович и, откинув спинку кресла, тут же захрапел.

— Чихать умеет, храпеть — тоже, — в задумчивости сказал лже-Редькин. — Может, он уже и водку пить научился?..

По земным меркам на обратную дорогу они затратили около восьми часов, на Земле за это время прошло меньше секунды. Выглядело это так: «Кривой Серпантин» взмахом руки накрыл их черной мантией, а в следующее мгновение они стояли уже в пяти шагах от шпиона, и Петр Петрович, нехорошо ухмыляясь, сделал очень вредный пасс рукой, после которого «Кривой Серпантин» растворился в воздухе.

— Недурно, — похвалил шулундюй. — Кабы не знать, что ты исполнительное устройство, можно и зауважать. Но ты задуман как механизм, а не как мыслящее существо, а посему…

— Пощади, хозяин, — Петр Петрович, поддернув брюки, встал на колени. — Да, я совершаю поступки, как мыслящее существо, но эти поступки направлены на благо.

— На чье благо? — спросил шулундюй. — На твое? Так ты не первый.

— На благо сапиенсов, — ответил Петр Петрович с некоторой укоризной. — По своей природе они агрессивны и бестолковы, а потому нуждаются в справедливом верховодителе.

— И ты возомнил себя таким верховодителем? — ехидно осведомился шулундюй. — Встань с колен.

Он щелкнул сразу семью пальцами, после чего рядом с ним появились Редькин со лже-шпионом в окружении людей бандитского вида. Подземелье наполнилось кошачьей вонью.

— Уроды, — сказал шулундюй брезгливо. — Не знаю, зачем они понадобились Бессмертному, а мне они нужны только лишь для комментария. Дал бы раза…:

— Непедагогично, — возразил Петр Петрович.

В это время, тыча в сторону Найденова грязным пальцем, лже-шпион заорал в ухо Редькину:

— Вот он. Давай — приказывай! Живо!

Редькин втянул голову в плечи, закрыл глаза и мелко-мелко затрясся. Бандюги грозно загудели, пугая пленного.

— Цыц у меня, — прикрикнул шулундюй на разошедшегося лже-шпиона, который крутил перед носом многострадального Вениамина здоровенный кухонный нож. — Все цыц, а то в камень превращу.

Бандюги притихли.

— Уразумел? — сказал шулундюй Найденову на беззвучном телепатическом языке. — Какой же ты верховодитель, если ничтожный сапиенс Редькин может тебе приказывать? Значит, он верховодитель, а не ты. С другой стороны, наглая копия «Кривого Серпантина», мучая и эксплуатируя глупого сапиенса, может переподчинить тебя себе. И тогда верховодителем будет копия, то есть опять же не ты. Нет, нет, я просто обязан вернуть тебя в исходное состояние.

— Не так-то уж я и подчинялся Редькину, — возразил Петр Петрович. — В мелочах — да, тут я ему не возражал, но в остальном я сам себе господин. Спросите у кого угодно: от меня одна польза и процветание, в отличие от «Кривого Серпантина», от которого сплошное разорение. Это ведь он на меня донес?

— О том, что ты функционируешь, мы узнали не без его помощи, — согласился шулундюй. — Он о тебе много чего порассказал, но это на его совести. Мы же не можем не согласиться с его доводом: если каждое утерянное исполнительное устройство возомнит себя верховодителем, то что же тогда будет со Вселенной? Так что спасибо «Серпантину» за донос, э-э, за информацию, хотя он и не наш представитель.

— А вот и я, — воскликнул легкий на помине «Кривой Серпантин», эффектно выходя из кирпичной стены. — Умри, лепешка.

С этими словами он метнул в Найденова пучок синеватых молний.

Петр Петрович исчез, но после него остался силуэт, обозначенный светящимся контуром. Молнии вонзились в силуэт и пропали вместе с ним.

— А вот это уже уголовщина, — возмутился шулундюй. — Раз не свое, значит, наплевать? Я немедленно доложу Совету.

— Пошел ты со своим Советом в Крабовидную туманность, — прошипел «Кривой Серпантин».

Как ни тихо он это сказал, шулундюй услышал.

— Употребление антивещества наказуемо, — заявил он. — Вы подвергали опасности планету со спутником Луной в придачу.

— Начхать на планету со спутником Луной в придачу, — буркнул «Кривой Серпантин». — Главное — уничтожить коровью лепешку. Если не можете этого сделать — не мешайте.

— Нахал, — сказал шулундюй. — Найденов прав — от вас, «Серпантин», одно разорение. Пожалуй, я оставлю его в покое, должен же кто-то противостоять такому нахалу.

Пока шел этот разговор, лже-шпион, смикитивший, что «Коровья Лепешка» и Найденов — одно лицо, предавался мрачным размышлениям о том, что никому в этом подлом мире нельзя верить, особенно шпионам, которые на словах обещают помочь, а на деле показывают большую дулю.

В некотором отдалении возник всклокоченный Петр Петрович в закопченном костюме и утомленно сказал:

— Я к вашим услугам, господа.

— Артист, — пробормотал шулундюй. — Один негодяй, другой артист.

Редькин, внезапно завопив: «Петр Петрович, спаси», — вырвался из опасного окружения и кинулся к Найденову, бандюги устремились вслед за Редькиным, «Кривой Серпантин», выудив из воздуха нечто наподобие миниатюрного автомата УЗИ, начал постреливать в Найденова серебряными пульками, Найденов отмахивался от пулек, как от надоедливых мук, а шулундюй с задумчивым видом пощелкивал своими многочисленными пальцами, вызывая в жизнь странные эфемерные образы, помогающие ему, видимо, глубже осмысливать происходящее.

В этот момент в подземелье со стороны пролома ворвались люди в бронежилетах, вооруженные автоматами, гранатами, пистолетами и двумя ручными пулеметами.

— Ara, все в сборе, — сказал, выступая вперед, полковник Сериков. — И даже с перебором. Два «Серпантина», два Редькина. А это еще что за седалище с ушами?

Последнее относилось к шулундюю.

— Вы обознались, милейший, я вовсе не седалище, — проронил шулундюй, исчезая.

На его месте возник огромный валун, чем-то напоминающий пришельца.

Сериков энергично протер глаза и распорядился:

— Всех арестовать.