По обоюдному согласию исполнителя решили назвать Петром Петровичем Найденовым.

Петр Петрович был представительным мужчиной лет пятидесяти с круглым и плоским, как блин, лицом, в серой тройке и серой шляпе, с кожаным дипломатом. Рядом с ним худенький невыразительный Редькин в брезентовой штормовке и с лопатой казался мальчиком на побегушках. В электричке, а затем в метро к Редькину цеплялись по поводу лопаты, но стоило Петру Петровичу посмотреть своим пустым взглядом на ворчуна, как тот немедленно замолкал.

Город Петру Петровичу показался шумным и грязным.

— Хозяин нужен, — сказал он и пнул ногой пустую банку из-под импортного пива.

Молодой специалист Редькин в отличие от других менее удачливых эмэсов, прозябающих в одной квартире со своими родителями, жил самостоятельно. У него была личная девятиметровка в коммунальной квартире, где хранилась масса полезных вещей, начиная от слесарных тисков и кончая наполовину собранным мотороллером «Вятка», недостающие детали для которого еще предстояло отыскать на свалке. Спал Вениамин Редькин на откидном лежаке, в дневное время поднятым к стене. В комнате были также стол и табуретка — на этом рабочем месте Вениамин паял, строгал, пилил, вытачивал детали и принимал пищу.

Очутившись в редькинском жилище, Петр Петрович почмокал губами и заметил:

— Для помойки сгодится.

— Пожил бы в общаге-то — не вякал бы, — криво усмехнулся Редькин.

— Если пожелаешь, можно сделать что-нибудь приличное, — сказал Петр Петрович.

— Например? — осведомился Редькин.

— Например, шесть комнат, бассейн, сауна, оранжерея…

— Ты что, спятил? — перебил его Редькин. — А что соседи скажут? А если хмырь какой-нибудь с работы заявится по линии профсоюзов?

— Не кипятись, — спокойно произнес Петр Петрович. — Мы немножечко передвинемся в пространстве туда, где посвободнее. Никто и знать не будет.

— А как обратно добираться оттуда, где посвободнее? — спросил Редькин.

— Через дверь, — ответил Петр Петрович, — Вот здесь вот, скажем, будет дверь.

Он показал, где будет дверь.

— Ладно, — сказал Редькин, — Желаю. Только вот этих вот оранжерей с бассейнами не надо…

Жилище, сооруженное Петром Петровичем в неведомой пространственной нише, поначалу придавило Редькина своей роскошью, но потом он пообвык, устроился в перепачканных машинным маслом портках на велюровом диване и начал гонять на импортной видеодвойке крутые боевики.

Петр Петрович, которого глупые боевики раздражали, скрылся в одной из комнат и появился в гостиной только ради того, чтобы покормить Редькина обедом. На обед были черепаховый суп, жаркое с трюфелями, компот из ананасов, орешки в шоколаде.

В восемь вечера. Редькин затребовал голубцов со сметаной. Он одурел от зубодробительных драк и бесчисленных погонь, отлежал бока, но сдаваться не собирался.

— Голубцы — пища жирная, — предупредил Петр Петрович, вынимая из воздуха блюдо с дымящимися голубцами. — После оной необходимо совершить променад по свежему воздуху.

— Угу, — отозвался Редькин, пожирая голубец. — Сейчас, только лыжи надену.

— Я должен заботиться о твоем здоровье, — сказал Петр Петрович. — Нужно проветрить твой замусоренный чердак, иначе тебя ждет бессонница. Посмотрись в зеркало — глаза красные, как у пьяницы.

— Опасно на ночь-то глядя, — пробормотал Редькин, орудуя вилкой и следя за фигурками, снующими по экрану. — Нынче время смутное.

— И не такие времена переживали, — сказал Петр Петрович, движением брови выключая телевизор. — Надо знать язвы общества, а днем их не разглядишь.