Пока Редькин путешествовал по странам и континентам, Петр Петрович проявлял себя на деловом поприще. Работал он без перерыва на обед, и к концу рабочего дня, который у государственных служащих, как известно, не регламентирован, запустил в производство все документы, переданные утром секретаршей, решил вопросы 153-х посетителей, ответил на 699 телефонных звонков и лично проконтролировал, чтобы бабушке Пелагее Митрофановне выдали в кассе пенсию, которую старушка с нетерпением ожидала три года…

Зашедший на огонек мэр, известный своей нечеловеческой трудоспособностью, с одобрением сказал:

— Мне доложили, что вы тут пашете, как трактор.

Увидев на столе кипу заявлений от граждан, испещренных резолюциями Найденова, он удивился:

— Вы что же, всех этих посетителей приняли? Ну, знаете, батенька, нет слов.

— Звонков много, — посетовал Петр Петрович. — Мешают.

— Такая у нас работа, — сказал мэр. — Все думают, что мы тут груши околачиваем, а ведь самое трудное — это работа с людьми. Плюс промышленность, плюс строительство, плюс снабжение и еще тысяча плюсов. А текучка? Порой голова кругом. Но вы молодцом.

— Это далеко не предел, — осклабился Петр Петрович.

Мэр смахнул непрошенную слезу, похлопал зама по плечу и стремительно вышел.

Петр Петрович, отказавшись от автомобиля, домой направился демократичным способом, то есть как все, как остальной народ: пешочком до метро, после метро три остановки автобусом, затем опять же пешочком. На последнем этапе за ним увязался какой-то тип. Петр Петрович включил инфракрасное зрение и без труда определил, что за ним по скудно освещенной улице следует лже-Редькин.

Подозвав лже-Редькина, Петр Петрович осведомился, каким образом тому удалось вырваться из надежной темницы?

— Они там все тупые, — ответствовал лже-Редькин. — Наставили в лицо лампу и спрашивают: «Откуда знаешь „Кривого Серпантина“? Откуда знаешь „Кривого Серпантина“?» Я им раз рассказал, два рассказал, три рассказал. Они куда-то ушли, а когда вернулись, я им еще пару раз повторил то же самое. Они видят — от меня толку никакого, ну и выпустили.

Петр Петрович хотел было уничтожить сослужившего свою службу лже-Редькина, но передумал.

Дома на диване в цветастых шортах сидел обгоревший на солнце Редькин и тяжело дышал. Увидев рядом с Найденовым лже- Редькина, он завопил:

— Это новенький или тот, из КПЗ?

— Ты что глотку дерешь, Вениамин? — хладнокровно спросил Петр Петрович, водружая на тумбочку свой шикарный кожаный дипломат.

— Будешь драть, когда на тебя стадо слонов прет, — заорал Редькин. — Я тебя зову, а оно прет. Оно прет, а дивана все нет и нет. В самую последнюю секунду сработало.

— Это куда ж тебя занесло, сердечного? В Африку? — уточнил Петр Петрович.

— В Африку, в Африку, чтоб ей треснуть.

— Съешь банан и успокойся, — сказал Петр Петрович, подавая Редькину спелый банан.

— Ты меня как павиана прикармливаешь.

Расправившись с бананом, Редькин поначалу успокоился, но затем снова возбудился, так как на глаза ему попался переминающийся с ноги на ногу лже-Редькин.

— А этот что здесь делает? — вопросил Редькин, тыча в дубль пальцем. — Убрать. От него горелой резиной воняет.

— Ты не прав, Вениамин, — возразил Петр Петрович. — С какой стати ему вонять, если он изготовлен из нейтральных материалов?

— Он мне действует на нервы, — заявил Редькин.

— Поначалу он мне тоже действовал на нервы, — сказал Петр Петрович. — Но потом я подумал, а что если вдруг у тебя, Вениамин, воспалится седалищный нерв? Кто будет сидеть в кресле пресс-секретаря? Вот пусть и сидит.

— Тогда убери его куда-нибудь подальше, чтобы на глаза не попадался, — проворчал Редькин.

— А мы его в твою девятиметровочку определим, — сказал Петр Петрович. — Пусть в железяках копается.