В один из солнечных дней в Ханкале Иванов встретил на аэродроме интересную девушку. Стройная, чуть выше среднего роста, темноволосая и с чем-то неуловимо азиатским в разрезе больших и ярких серо-голубых глаз, она привлекла его внимание звонким командирским голосом и какой-то скрытой энергией в движениях и взгляде. Контраст пятнистой военной формы и девичьей красоты поразил Иванова. Звено забирало раненых, а она своих грузила в вертолет Иванова. Столько решительности, напора и женского очарования было в этой девушке, что Иванов, стоя у вертолета, позабыв обо всем, невольно залюбовался ею. На ее погонах – по две звездочки прапорщика, камуфляж подогнан так, что подчеркивал женственность ладной фигурки. На офицерском ремне щегольской красно-коричневой ручкой красовался пистолет в переделанной кобуре. Пока шла погрузка, ее голос слышался по всей стоянке. На вид – двадцать с небольшим лет, она к раненым обращалась с материнской нежностью: «Потерпи, хороший мой, сейчас, сейчас…» или «Постарайся, миленький, постарайся, родной…».

Тем, кто мог ходить, она помогала подняться в вертолет, а на здоровых могла прикрикнуть и грубовато, матом, если что-то шло не так. Причем она со званиями особо не церемонилась.

Возле вертолета Иванова, забрав из рук толстого вояки – майора – какие-то бумаги и бегло пробежав по ним глазами, она зло выругалась:

– Нет, я этому раздолбаю когда-нибудь разобью его пустую башку!

Иванов стоял невдалеке и, глядя на нее, верил, что тому раздолбаю сейчас здесь лучше не появляться – столько в ней было решимости. Эта мысль развеселила, и Иванов улыбнулся. Заметив его взгляд и улыбку, девушка переключилась на летчика:

– А ты чего уставился?! Смотреть больше некуда?

– Может, нравишься ты мне! – ответил он задорно.

– Иди ты… – не закончила она, встретившись взглядом с глазами Иванова. Ее низкий голос прозвучал мягче:

– Займись своими делами, – сказала она и, не оборачиваясь, быстро пошла к другому вертолету.

Он смотрел ей вслед с предчувствием, что обязательно встретится с ней снова.

Так и случилось. Через два дня, когда экипаж Иванова возил раненых с аэродрома «Северный», к вертолету подъехал крытый «ГАЗ-66» с красным крестом на кабине. Из машины выпрыгнул давний знакомый Иванова, капитан Ковалев – военврач из Моздокского госпиталя, и помог выйти из кабины на землю знакомой боевой девушке.

– Саня, привет! – обратился Ковалев к Иванову. – Все раненых возишь? Возьмешь нас до Моздока?

– Здравствуй, Миша. Возьму. – они пожали друг другу руки. Иванов взглянул на девушку, стараясь поймать ее взгляд: – ты бы нас сначала познакомил, а то я побаиваюсь агрессивных женщин.

Михаил начал без предисловий:

– Знакомься, Наташа, перед тобой – Иванов Александр Николаевич, молодой, но многообещающий майор и мой старый друг. Заметь, «многообещающий» – не потому, что много обещает девушкам… Им он, как раз, ничего не обещает.

– Прапорщик Кубарова Наталья Николаевна, – официально представилась девушка и, лихо козырнув, смело взглянула в глаза Иванову, а потом добавила: – Вы меня с кем-то спутали, товарищ майор.

– Уж поверьте, уважаемая Наталья Николаевна, я редко путаюсь с женщинами. А с вами мы познакомились, если это можно так назвать, два дня назад.

Она не ответила. Но по выражению ее глаз Иванов понял, что шутка принята.

Весь полет он с волнением ощущал ее присутствие в салоне и решил дать Наташе возможность полюбоваться открывающимся видом из кабины экипажа. Он попросил борттехника позвать девушку и освободить ей свое место. Но гостья, посидев в кабине не более двух минут, ушла обратно в грузовой салон к раненым. На ее место водрузился Миша Ковалев.

После посадки в Моздоке Иванов отозвал Ковалева в сторонку, где их никто не слышал, чтобы поговорить:

– Миша, у Наташки мужик есть?

– Скажем, был.

– А что с ним?

– Отбыл свой срок и домой уехал.

– Он что, женатый?

– Ага.

– И что она?

– Ничего. Он ее долго обхаживал. Начальником у нее был.

– Не знаешь, серьезно там у них?

– А черт его знает, – пожал плечами Михаил. – Но с тех пор, как он уехал, Наталья ни с кем не связывалась.

– И давно он уехал?

– Что, Санек, задела бабенка за живое? – вместо ответа рассмеялся Ковалев, направив взгляд ниже пояса. Отрицать не имело смысла – девушка действительно волновала Иванова.

– Миша, будь другом, помоги. – Иванов дружески обнял Ковалева за плечи. Тот усмехнулся и сделал попытку предостеречь:

– Саня, я тебя умоляю: найди кого-нибудь попроще. Намучаешься ты с Наташкой без толку. И до тебя уже пробовали. Все рога обломали. Потом ведь «спасибо» скажешь.

– Помоги, должником твоим буду! – настаивал Иванов, и Ковалев сдался:

– Ладно, постараюсь тебе помочь. Но за последствия не отвечаю.

Думая о Наташе, Иванов задавал себе вопрос: почему именно она? Наверное, потому, что только увидев ее, Иванов вдруг остро осознал, как давно не чувствовал женской ласки. Женщин вокруг встречалось немало, но осетинки от русских офицеров держались на расстоянии, а общежитие женщин-военнослужащих охранялось не хуже штаба командующего группировкой войск. Нормальный мужик в ненормальных условиях тупеет. Иванову до чертиков надоело снимать стресс одной водкой. Увидев во второй раз Наташу, он почувствовал острое желание увидеть ее снова. Было что-то особенное в этой девушке!

Через пару дней вечером Ковалев неожиданно появился на пороге комнаты в школе-общежитии, где размещалось звено Иванова.

– Иванов, кончай валяться на кровати – дело есть! – забыв поздороваться, громогласно оповестил Ковалев о своем появлении. Иванов только-только прилег подремать прямо поверх одеяла в комбинезоне и, с трудом открыв глаза, не очень обрадовался приходу Михаила. Со времени четырехлетнего знакомства с Ковалевым, с которым он впервые встретился на сборах в одной из летных частей Дальнего Востока, Иванов не уставал восхищаться оригинальностью его мышления и своеобразием поведения. Хотя порой его чрезмерная экстраординарность очень «напрягала» других. Но в Михаиле он нашел хорошего товарища, обладающего веселым нравом и находчивостью.

– Здорово, Айболит! – приветствовал Иванов, вяло поднимаясь с кровати. – Каким ветром к нам?

– Выйди на пару слов, орел пятнистый. – Ковалев крепко пожал протянутую руку.

– Собирайся, Саня, побыстрее и поехали, – тихо продолжил Ковалев уже в коридоре.

– Куда? – предложение Михаила и его тон интриговали.

– На одну интересную хатку. В гости, – сладостно пропел Ковалев.

– Объясни по-человечески. Что за хата? – зевая, спросил Иванов.

– Сюрпри-из! – картавя, Ковалев состроил слащавую рожу, но, видя, что Иванов не реагирует, снова перешел на серьезный тон:

– Ты же хотел познакомиться с Наташкой поближе. Давай, поехали.

Иванова как подменили – сон ушел, будто и не было:

– Миша, ты серьезно?

– Ты идиот? – в устах Ковалева этот вопрос прозвучал безобидно.

– Две минуты – я быстро.

– Погоди! – задержал Ковалев. – Там одни девчата, возьми одного их своих.

– Кого?

– Меня спрашиваешь? Кого хочешь, – безразлично пожал плечами Ковалев.

– Но мне еще нужно с командиром эскадрильи договориться.

– Саня, я тебя умоляю, только по-быстрому: у меня машина – госпитальная, с пропуском, должна уже через час быть в гараже. Шевелись!

Иванов вернулся в комнату в возбужденно-радостном настроении и, оглядев подчиненных, остановил свой выбор на читающем книгу Ващенке:

– Андрей, срочное задание – собирайся, живо!

Ващенка поднялся без лишних вопросов.

– Серега Чамов летает в ночь… Фархеев, до утра остаешься за меня, – бросил Иванов старшему летчику.

– Вылет, командир? – забеспокоился Мельничук.

– Нет, Ваня, ты отдыхай. – Иванов осмотрел звено. – Мужики, чтоб без меня здесь не шалить!

– Ясно, командир. Все будет нормально, – отозвались сразу несколько голосов.

Не сразу Иванову удалось добиться такой сплоченности и понимания в звене: пришлось провести немало общих и индивидуальных бесед, послеполетных разборов и много совместных вылетов, прежде чем сложился дружный, понимающий командира с полуслова коллектив. Но теперь Иванов был в своих ребятах уверен.

На «поклон» к командиру эскадрильи пошли вместе с Ковалевым и бутылкой водки. Комэск – боевой летчик, прошедший Афган, и настоящий мужик – понял все с первых слов.

– Сходить по бабам – святое дело. Но чтоб утром оба сидели в столовой как стеклышки! Ясно?

– Ясно, командир. Не подведем, – заверил Иванов.

– Подведете – больше не пойдете. А ты, доктор, поменьше им наливай – завтра летать! – по-отечески напутствовал командир.

– Не больше, чем себе, – приложив руку к сердцу, серьезно пообещал Ковалев.

Давно не новая зеленая санитарная «буханка» с красными крестами по бортам, урча мотором, неторопливо ехала по сумеречным улицам вечернего Моздока. Эту часть города Иванов видел только с высоты полета, поэтому, сидя в пассажирской кабине на раскачивающихся брезентовых носилках, с интересом смотрел в окно. Минут через десять «санитарка» въехала на окраину и, свернув на боковую улицу, остановилась. Вслед за Ковалевым из машины вышли Иванов и Ващенка. «Сейчас я увижу Наташу!» – в радостном предчувствии стучало сердце Иванова.

– Прошу! – Ковалев по-хозяйски открыл калитку. Перед ними за невысоким деревянным забором стоял небольшой дом, аккуратно сложенный из белого кирпича. Дом как дом – ничего особенного, такой же, как и большинство на улице. Неширокий дворик перед ним удивлял чистотой, из-за дальнего угла была видна часть ухоженного огорода. Ковалев уверенно шел впереди, всем своим видом давая понять, что он здесь не впервые.

– Три девчонки тут снимают полдома. А в доме всего две большие комнаты и кухня, – тоном всезнающего гида пояснил Михаил.

В глубине двора их встретила пожилая русская женщина в стареньком, но аккуратном халате, видимо, хозяйка. Ковалев любезно с ней раскланялся, и она ему улыбнулась радушно, как старому знакомому. С Ивановым и Ващенкой женщина просто поздоровалась.

– Умеешь ты женщин привораживать, ловелас! – понизив голос и пряча улыбку, прошептал Иванов в ухо Ковалеву на крыльце.

– Я – обаятельный, – оскалился тот.

Просторная светлая кухня выглядела уютной. Во всем чувствовалась заботливая женская рука. Слева от входа возле окна стоял прямоугольный обеденный стол под белой скатертью. За столом сидели две незнакомые Иванову симпатичные девушки в зеленых камуфляжах. У дальней стены, возле побеленной русской печки в пол-оборота к двери стояла Наташа. Она доставала из кухонного шкафчика посуду. Девушка повернулась навстречу гостям и, как показалось Иванову, совсем не удивилась его приходу: видимо, Иванова здесь ждали. На ней, как и на остальных, была привычная камуфлированная форма.

Ковалев не стал терять напрасно время:

– Девушки, знакомьтесь – это мои братья. А вы, мужики, знакомьтесь – это мои сестры! – весело объявил он. – А пока вы тут все перезнакомитесь, я отгоню машину в госпиталь и через минуточек тридцать-сорок буду прямо здесь, как огурчик. Заметано? Можете даже начать без меня – не обижусь. Но вот кончать без меня попрошу не начинать!

Выпалив это и не дав никому опомниться, Ковалев исчез за дверью. Как всегда, он был в своем репертуаре. Часто тех, кто не знал Ковалева, на первых порах он шокировал своими шуточками. Но многочисленные друзья давно привыкли к Мишиной оригинальности и частенько в компаниях даже провоцировали его на нечто подобное. И всегда из Мишкиных уст выдавалось что-то новенькое, потому что Ковалев редко повторялся. Такой он имел природный дар.

Иванову с Ващенкой ничего не оставалось, как представиться первыми. Это сняло значительную часть напряжения, повисшего в воздухе после последней Мишкиной фразы.

– Ирина, – улыбнулась миловидная девушка, сидящая за столом ближе к выходу.

– Марина, – тоже с улыбкой назвалась другая.

– Ну а со мной вы уже знакомы, – произнесла красивым низким голосом Наташа, подходя к столу. – Проходите, мальчики, не стойте там как сироты. Мы днем не кусаемся.

Девчонки прыснули со смеху. Обстановка почти разрядилась, и Иванов с Ващенкой смело прошли к столу и уселись рядом на свободные стулья. Нескромный по военному времени, аппетитно накрытый стол ожидал начала банкета. В середине расставленных в особом порядке блюд возвышались две запотевшие бутылки русской водки. От всего этого веяло таким домашним теплом и уютом, что Иванов, не сдержавшись, вздохнул:

– Хорошо у вас. Уютно.

– Как мне нравятся уютные женщины! – шутя воскликнул Ващенка.

– Ну так и дружите с нами! – улыбнулась Ирина, сдвигая шторки на окне.

– А теперь, мальчики, посидите, пожалуйста, одни. Мы переоденемся, – объявила Марина, и девчонки дружно направились к двери, которая вела в одну из внутренних комнат.

– Погодите, девчата, может быть, мы с Андреем пока смотаемся до магазина и обратно? – предложил Иванов. – А то заявились с пустыми руками. Ничего не нужно купить?

– Нет-нет, у нас все есть! – запротестовали девушки и, одарив летчиков тремя очаровательными улыбками, скрылись за дверью.

– Ничего не понимаю, – выразил свое удивление Ващенка, – по какому поводу банкет, командир?

– Сам не пойму. Может, у кого-то праздник? – предположил Иванов. Честно говоря, ему было все равно, по какому поводу их пригласили, главное – он увидел Наташу.

– А мы без подарка. Неприглядная ситуация, – продолжал рассуждать Ващенка.

– Андрюха, ты еще Ковалева не знаешь: с ним свяжешься – жди сюрпризов! И не всегда приятных.

Не то чтобы Иванова сильно беспокоило, что они попали в гости к трем очаровательным девушкам без подарков, – подарки можно принести и потом, – но сейчас с пустыми руками он чувствовал себя как-то неуверенно, не по-мужски. Но прежде чем бежать в ближайший магазин, необходимо было решить: зачем?

Тут на кухню вошла та самая седая женщина, что встретилась летчикам на улице. У Иванова появился шанс прояснить ситуацию.

– Неплохой у вас домик, – обратился он к хозяйке.

– Только холодно зимой. Когда ветер дует – сквозит по полу. Утеплять да ремонтировать надо, – пожаловалась пожилая женщина, присаживаясь на стул возле стола.

– А вы одна? – участливо поинтересовался Иванов.

– Теперь одна, – вздохнула хозяйка. – Мужа моего убили два года назад в день получки, когда домой шел. Хороший был, работящий. Почти не пил. Сорок два года мы с ним прожили. Так и не нашли – кто.

– А дети у вас есть?

– Были два сыночка, – хозяйка снова вздохнула. – Старшенький в Тереке утонул. Уже пятнадцать лет прошло. Говорят, выпимши купался. А младшенький живет на Урале. У него там семья. Когда в армии служил, там со своей будущей женой познакомился. Они здесь редко бывают, а теперь уж, наверное, совсем не приедут. А я один раз ездила туда к ним еще со своим стариком – на свадьбу. Мне не понравилось: грязно живут, черное все кругом, и заборы тоже черные и высокие – ничего за ними не видно. Вроде бы, в основном, русские живут, а, видимо, плохо относятся друг к другу. И пьют сильно.

– А где сейчас в России не пьют? – в тон ей произнес Иванов.

– Тоже верно, – согласилась хозяйка.

– А как вас по имени-отчеству? – поинтересовался Иванов.

– Анна Семеновна.

– А я Александр, он – Андрей, – представил Иванов молчавшего Ващенку – Да, Анна Семеновна, где сейчас не пьют? Вот мы: бывает, что если после иного трудного полета на спецзадание не выпьем, то на следующий день нервы уже ни к черту. А летать надо.

Она ничего не ответила.

– Жизнь сейчас такая, – продолжил Иванов. – А у меня есть друг с Урала. Ездил я к нему пару лет назад. Правда – трудно там жить, но люди на Урале хорошие. А заборы высокие, и дворы крытые оттого, что холодно и снега много зимой наметает.

– Может и так, – согласилась пожилая женщина. – Я ведь там осенью была. Всего-то три дня.

– Кстати, Анна Семеновна, вы не в курсе, по какому случаю накрыт этот прекрасный стол? – посмотрел на хозяйку Иванов.

– Тамарочка из отпуска вернулась, – ответила та и, взглянув на непонимающие лица гостей, уточнила:

– Тамара живет у меня вместе с Иркой и Мариной, а работает в госпитале врачом. Очень хорошая девочка.

– А где она? – поинтересовался Ващенка.

– Да тут. Вы ее не видели? Еще познакомитесь, – пообещала женщина, вставая. – Ну, не буду вам мешать. Пойду к себе.

– Анна Семеновна, останьтесь, посидите с нами, – запротестовал Иванов. – Тем более что повод такой хороший. Вижу, Тамару вы любите.

– Ну что ж, – согласилась пожилая женщина, присаживаясь обратно на свое место. Потом, наклонившись к Иванову, понизила голос:

– Тамара лучше Ирки – мужиков не таскает.

Затем, видимо, сообразив, что перед ней те самые «мужики», Анна Семеновна смутилась.

– Нужна я вам, старая, за столом? – махнув рукой, запричитала хозяйка, пытаясь снова встать, но опять передумала. – Ладно, немножечко могу посидеть.

– Вот и хорошо. Нам будет приятно. – Иванов взял на себя смелость высказаться за всех.

Дверь в комнату девушек неожиданно распахнулась, и на пороге появилась в светлом, обтягивающем стройную фигуру комбинезоне Марина. Увидев ее в таком наряде, Иванов негромко заметил уставившемуся на девушку Ващенке:

– Повезет же кому-то сегодня!

– Одному из трех. Лучше, чтобы это был я, – также негромко отозвался тот.

За Мариной из комнаты вышла Ирина в длинной узкой темной юбке с высоким разрезом на боку и в белой футболке. Под полупрозрачной тканью откровенно темнели соски. Ващенка громко сглотнул слюну.

И, наконец, Иванов увидел Наташу. Она показалась ему изумительно красивой. Серо-голубые глаза, не мигая, смотрели прямо на Иванова. Распущенные каштановые волосы до плеч, обрамлявшие лицо девушки, словно рама картину, подчеркивали, выгодно оттеняя, правильные черты лица. На ней была надета светлая блузка, выдающая немаленькую грудь, и очень коротенькая темно-синяя юбочка в обтяжку, полностью открывающая взору стройность крепких ног. С трудом Иванов смог отвести взгляд от фигуры девушки. Ващенка продолжал бессовестно пялиться на Наталью, и Иванову пришлось чувствительно ткнуть его под столом кулаком в бок.

– Андрюша, я чувствую себя в сказочном царстве прекрасных фей! – громко выразил Иванов свое восхищение, вставая навстречу девушкам и опережая поток словесного возмущения Ващенки за болезненный тычок.

– А я словно попал на конкурс красоты, прямо праздник какой-то! Класс! – с восхищением произнес Ващенка, бросив перед этим сердитый взгляд на Иванова. И тоже поднялся.

– Кончайте болтать, мальчики, – просто сказала Наташа. – Помогите отодвинуть стол от стены и поставьте там еще два стула. Наверное, пора уже и рассаживаться.

Иванов с Ващенкой дружно кинулись выполнять команду девушек.

– А что, мы Мишу ждать не будем? – спросила девушка, вышедшая на кухню последней, довольно высокого роста – выше подруг – и, видимо, постарше их. Иванов подумал, что это, наверное, та самая вернувшаяся из отпуска Тамара. Она не производила впечатления яркой красавицы. Без следов косметики на лице, выдающем наличие в роду кавказкой крови, в простой белой кофточке с короткими рукавами и в длинной светлой юбке, она немного погасила тот эффект, который произвели на парней три ее подруги. И если девушки стояли на каблуках, то Тамара вышла в обыкновенных шлепанцах на босу ногу. Иванов про себя отметил, что и размер ноги у нее великоват для женщины. Но было в ней что-то такое, что притягивало взгляд: немного широкие для женской фигуры прямые плечи с очертаниями красивой линии груди создавали привлекательный контраст с высокой узкой талией и несколько тяжеловатыми округлыми бедрами. Сильные открытые руки с проступающим рельефом мышц ничуть не портили женственную притягательность фигуры. Юбка невыгодно скрывала длинные ноги, но это заставляло угадывать их форму. Высокая грудь притягивала взор. Крепкая спортивная фигура Тамары могла произвести впечатление на ценителя женской красоты. Во всей внешности девушки: в посаженной на высокой красивой шее голове, в простой короткой прическе темных волос, в прямом открытом взгляде темно-карих глаз под длинными и густыми ресницами – чувствовались твердость и уверенность сильного человека. Но что больше всего удивило Иванова – это ее ухоженные женственные руки с необыкновенно красивыми длинными пальцами. В другое время Иванов даже мог бы назвать Тамару очень привлекательной, но только не рядом с Натальей: равных ей Иванов здесь не находил.

– Вы, наверное, Тамара? – поспешил знакомиться Ващенка. – А мы – Александр и Андрей.

– Очень приятно, – произнесла Тамара тоном, по которому Иванов понял, что ей все равно.

– Насколько я знаю Ковалева, то ждать его не стоит. Давайте сядем. Тем более что и уважаемая Анна Семеновна согласилась разделить с нами компанию. – Иванову пришлось взять на себя роль распорядителя вечера, так как никто, кроме Анны Семеновны, еще и не садился за стол.

– Да я только минуточку посижу, – стала оправдываться Анна Семеновна и снова попыталась встать.

– Это хорошо, что вы побудете с нами, – поспешила успокоить хозяйку Тамара. – А то ведь вы никогда с нами и не посидите.

Через пять минут все присутствующие уже сидели за столом, в середине которого рядом с водкой появились две красивые бутылки красного марочного вина. Их принесла из комнаты Тамара.

– Чувствую, что придется нам все-таки бежать в «комок» за подарком, – показав глазами на бутылки, прошептал Ващенка на ухо сидящему рядом Иванову.

– Посмотрим, – ответил тот.

Присутствующие выразили желание начать с вина.

– Тамара в нем разбирается, – пояснила гостям хозяйка.

– С вина – так с вина, – согласился Иванов.

Напротив него сидела Анна Семеновна. Откупорив с помощью штопора бутылку и разлив вино в бокалы, Иванов предложил:

– Анна Семеновна, на правах хозяйки за вами – первый тост.

Пожилая женщина, справившись со смущением, подняла свой бокал:

– Дай вам всем, Господи, в жизни только хорошего! И давайте выпьем за то, чтобы плохим людям не было места на земле, а хорошие не умирали рано.

Так коротко и так мудро сказала простая русская женщина. Чокнувшись с бокалом Анны Семеновны и немного помедлив, Иванов выпил до дна.

В этот момент в зашторенное окно неожиданно постучали.

«Ковалев ввалился бы без стука, значит, это не он», – подумал Иванов.

– Я открою. – бросив взгляд на часы, Ирина пулей вылетела в коридор. Все молча посмотрели ей вслед.

– Это что? – неизвестно у кого поинтересовался Ващенка.

– Она разберется, – взглянув на него, спокойно проронила Тамара. Но начало вечера уже было испорчено.

Иванов снова наполнил бокалы. Все ждали только Ирину. Но она все не возвращалась. Повисшая тишина за столом становилась напряженной.

– Пойдем-ка подышим, – предложил Иванов Ващенке, поднимаясь и указывая взглядом на дверь. Тамара, сидевшая слева, неожиданно крепко сжала его руку возле локтя.

– Это Иркины дела, – настойчиво повторила она, упрямо глядя в глаза Иванову.

– А мы ей мешать не будем.

Чтобы высвободиться, Иванову пришлось приложить достаточное усилие. Ващенка пошел вслед за ним к двери.

– Саша, не ходите. – уже на пороге Иванов услышал Наташин голос, и ему стало приятно, но он не оглянулся и толкнул дверь.

Сумерки сгустились. Еще на крыльце Иванов услышал, что во дворе идет какая-то «разборка» – звучали мужской и женский голоса. Голоса доносились из-за угла дома, и летчики направились туда.

– Валера, ты слышишь, я тебя прошу… Только не сегодня. Тамара приехала, у нас гости: сегодня нельзя. Приходите завтра, – уговаривала Ирина упитанного военного. Она стояла, прижатая спиной к кирпичной стене, между двух рук, которыми тот, как бык рогами, упирался в дом. Второй военный тоже стоял к ним спиной рядом с первым, и летчикам удалось незамеченными появиться из-за угла.

– Ирка, кончай ломаться, мы уже пришли и гостей ваших сейчас спровадим. А если эта корова Тамара начнет опять выступать, то я ей рога поотшибаю! – сострил Иркин хахаль.

– Ирина, какие-то трудности? – спокойно поинтересовался Иванов.

Оба мужика от неожиданности одновременно резко развернулись на голос и несколько секунд соображали, кто перед ними. Получалось, что все мужчины были одеты в камуфляж, но незнакомцы – в общевойсковые комбинезоны, а Иванов с Ващенкой – в летные.

– Летчики! – наконец, догадался тот, который удерживал Ирину. – Перехватчики. На чужие «сливочки» потянуло? – прогундосил он противным голосом.

Кто-то явно нарывался на скандал, но Иванову не хотелось портить так хорошо начавшийся вечер. Да и оба непрошенных гостя, хотя и были «навеселе», но внешне выглядели покрепче Иванова с Ващенкой.

– Мужики, – стараясь сохранять спокойствие, обратился Иванов к двум незнакомцам, надеясь все еще уладить по-хорошему, – мы с другом сегодня здесь в гостях по приглашению товарища. Давайте не будем портить хозяйкам вечер, они там и так уже волнуются. Не задерживайте, пожалуйста, девушку.

Видимо, вежливый тон возымел какое-то действие: тот, который удерживал Ирину, убрал руки и переключил все внимание на Иванова.

– А мы что, не люди? Почему нас за стол не приглашают? – с вызовом в голосе поинтересовался этот военный.

Иванову было все равно, но он сам являлся гостем.

– Как хозяйка? – посмотрел он на Ирину.

– Ребята, я же вам все объяснила… – извиняющимся тоном начала девушка, но договорить не успела: настойчивый ухажер неожиданно, коротким ударом ткнул ее в лоб основанием ладони, и та, глухо ударившись головой о кирпичную кладку дома, стала сползать по стене, закрыв лицо руками.

– А ты молчи, сука драная, когда мужики говорят! – адресовал ей ухажер.

Теперь никакая сила не могла удержать Иванова: ярость закипела внутри и сорвала его с места. Крикнув Ващенке «Держи второго!», Иванов кинулся на ударившего девушку. Тот принял боевую стойку и, нагло улыбаясь, процедил сквозь зубы:

– Иди сюда, пацан! Больше ты не будешь на наших баб залазить!

Иванов, полагаясь на интуицию, уловил момент начала движения противника с правой. Отработанным приемом он легко ушел влево, под руку врага, с одновременным коротким ударом кулаком тому в нос. Тут же, резко распрямляя корпус, Иванов нанес сильнейший левый хук в висок. Противник на какое-то мгновение потерял равновесие, и Иванов провел серию из пяти ударов в лицо. Ударом ногой в пах атака была завершена. Прошло всего секунд пять.

Отрывая окровавленные ладони от разбитого лица, Иркин ухажер глухо взвыл, схватившись за низ живота, и, согнувшись пополам, свалился на землю. Не теряя времени, Иванов бросился на выручку Ващенке, которому повезло меньше: его крепкий противник, уложив Андрюху на лопатки, восседал сверху и методично наносил удары в голову. Андрей только закрывался руками. Подскочив сзади, Иванов, не целясь, врезал сидящему носком ботинка по копчику. Тот замер на секунду. Этого хватило, чтобы нанести ему второй удар кулаком под затылок. «Сидящий» в секунду превратился в «лежащего» на Ващенке.

– Живой? – поинтересовался Иванов состоянием товарища, подав ему руку.

– Нормально… – простонал тот, скидывая с себя обездвиженное тело.

Посмотрев на несчастного Иркиного ухажера, загибающегося на земле и даже не пытающегося остановить льющуюся из разбитого носа кровь, Иванов, решив, что опасности больше нет, подошел к Ирине. Та сидела у стены и выглядела немногим лучше побитых гостей. Засунув подрагивающие руки в карманы, Иванов спросил:

– Как ты?

Видимо, еще плохо соображая, что произошло, держась руками за голову, девушка смотрела на Иванова как на пришельца из космоса. Он попытался помочь ей подняться.

– Саня! – вдруг предостерегающе закричал Ващенка. Иванов, отпустив девушку, инстинктивно развернулся и принял стойку, ожидая удара, но увидел другое: Иркин ухажер стоял на ногах и, держа в запачканной кровью руке пистолет, направленный в его сторону. Оцепенение прошло быстро. Страха Иванов не чувствовал, он напрягся, готовый действовать по первому приказу внутреннего голоса. Откуда-то изнутри снова накатывалась схлынувшая, было, ярость. В голове стучала мысль: «Убить! Не ты его, он – тебя!». Противник резко передернул затвор, загоняя в ствол патрон. Иванову необходимо было срочно что-то предпринимать. Но что? Если этот бугай решил стрелять, то достать из кармана свой пистолет Иванову не успеть, а противник стоит слишком близко, чтобы пытаться бежать, и слишком далеко, чтобы успеть напасть до того, как он выстрелит, даже если использовать подкат. Оставалась только одна надежда – на Андрея.

– Что, ссышь, летун? – тяжело проговорил уверенный в своей победе окровавленный противник.

– Убери «игрушку», – как можно спокойнее произнес Иванов. – Здесь детей нет, чтобы пугать.

Но голос все же выдал волнение.

В этот момент, потирая затылок, пришел себя второй ухажер.

– Валерка! Ты что, ох..л?! – закричал он и, поднявшись с земли, сделал попытку подойти к своему товарищу.

– Б..дь, всем стоять! Никому не шевелиться! – в припадке истерики Валерка быстро перевел пистолет на Ващенку, потом снова на Иванова. – Я с этой падлой сам буду разбираться.

Иванов каждую секунду ожидал выстрела. Ващенка стоял справа, метрах в четырех от психующего бугая. Краем глаза Иванов видел, как Андрей, оставаясь вне поля зрения психа, медленно вытащил из кармана куртки пистолет, затем резко вскинул руку, досылая в ствол патрон, и упал на одно колено:

– Брось пистолет, гад, яйца отстрелю! – для большей убедительности Ващенка выстрелил в воздух. В вечерней тишине одинокий пистолетный выстрел прозвучал как гром. В тот же момент к своему окровавленному товарищу кинулся второй с криком:

– Брось, дурак, убьют на хрен!.. – он вырвал из его руки пистолет и, поставив на предохранитель, спрятал оружие в свой карман.

Испытывая смешанные чувства, на ватных ногах Иванов подошел к обезоруженному Валерке и посмотрел ему в глаза, еле сдерживая в себе огромное желание врезать тому по морде.

– Я только пугал… – пробормотал окровавленный бугай, затравлено глядя на Иванова. Потом, будто что-то вспомнив, болезненно сморщился и, прижав руки к паху, опустился на корточки.

– Шел бы ты в… к своей мамаше, недоносок! – зло бросил ему Иванов.

– Мужики, без обид? – запоздало попытался извиниться стоявший рядом товарищ.

– Валите на хрен отсюда, шутники гребаные! – ответил Ващенка, все еще державший в руке взведенный пистолет.

– Ирина, где тут можно умыться? – Иванов повернулся к сидящей у стены девушке, чувствуя огромное желание окатить себя холодной водой с головы до ног. Но Ирина не могла ответить: ее била нервная дрожь.

– Ну успокойся. Все хорошо. – Иванов присел рядом и обнял ее за плечи. Она никак не реагировала и продолжала мелко трястись, как будто мерзла. Тут из-за угла дома на месте схватки появилась Анна Семеновна в сопровождении Тамары и Марины. Позади них шла Наталья.

– Господи, да что же вы тут натворили!? – запричитала Анна Семеновна, увидев кровь. Ващенка, поставив на предохранитель, незаметно убрал пистолет в нагрудный карман куртки. Иванов поднялся. Тамара подошла к нему, посмотрела в глаза и присела возле подруги:

– Ирина, что произошло? Кто стрелял?

Но девушка все еще слабо воспринимала происходящее. Тогда с тем же вопросом Тамара, глядя снизу вверх, обратилась к Иванову. Вместо ответа тот распорядился:

– Отведите Иринку в дом и дайте чего-нибудь успокаивающего.

Тамара и Марина, глядя на все непонимающими глазами, помогли Ирине подняться и увели ее в дом. Наташа стала оказывать первую помощь самому побитому – Валерке. Анна Семеновна, причитая, принесла ведро воды и начала приглашать всех в дом.

– Они сейчас уйдут, – твердо посмотрел на чужаков Иванов.

– Да что же вы, как ироды нерусские, калечите друг дружку?! – снова запричитала хозяйка. – Мало вам все смертей, сами себя поубивать готовы!

– Ладно, мать, мы уходим, – беззлобно объявил Валеркин товарищ и помог другу подняться. Никто их не провожал, только Анна Семеновна смотрела им вслед, и по щекам у нее текли слезы. Когда непрошеные гости вышли за калитку, хозяйка, бросив на Иванова полный осуждения взгляд и ничего не сказав, тоже ушла в дом.

– Мальчики, давайте я вам полью из ведра, – предложила свои услуги Наталья за спиной Иванова. Он обернулся и посмотрел на нее: после того что здесь произошло, девушка в короткой юбочке и полурасстегнутой блузочке смотрелась будто не от мира сего. Глядя на нее, не хотелось верить, что вечер вконец испорчен.

Пока Наталья поливала из кружки на руки, Иванов просто смотрел на девушку. Но когда она в очередной раз наклонилась над ведром, он успел заметить, что под блузкой у нее ничего не надето и что там прячется красивая грудь. Девушка перехватила его взгляд и в следующую секунду плеснула Иванову в лицо полную кружку холодной воды Затем, закинув опорожненную алюминиевую посудину обратно в ведро, Наталья отошла, сняла с протянутой через весь двор бельевой веревки сохнувшее на ней полотенце и, кинув его Иванову со словами: «Похоже, вы тут сами можете за собой поухаживать», скрылась в доме.

Летчики остались во дворе одни. Иванов посмотрел на лежащее возле забора толстое старое бревно, подошел и устало опустился на него. Напряжение от пережитого спадало. Стараясь расслабиться, он откинулся на деревянный забор, ощутив спиной приятное дневное тепло в потемневших от времени досках; поднял вверх голову и, закрыв глаза, стал спокойно и глубоко дышать. Вечерний воздух пах летними сумерками и сохнущим сеном. Это был запах детства. Давным-давно, еще учась в первых классах школы, Иванов часто ездил на лето к бабушке в деревню. И такими же июньскими вечерами там воздух пах летними сумерками: в это время он становится плотнее и как бы насыщается запахами засыпающих трав и цветов, к ним примешивается еще нестойкий запах летнего сена. В такой час начинают ярче сверкать звезды, и все смелее становятся трели цикад. И в этом спокойном воздухе любой резкий звук разносится далеко. Господи, как же это было давно!..

Не размыкая век, Иванов почувствовал, как рядом присел Ващенка, прервав воспоминания.

– Вот это отдохнули! – усмехнулся Андрей.

– Спасибо, Андрюха! – Иванов открыл глаза и посмотрел на «правака».

Ващенка ответил коротким взглядом:

– Да чего там!

Неизвестно, сколько бы они, молча, так еще просидели, но в это время заскрипела калитка, и с улицы во двор зашел Ковалев.

– Меня, что ли, ждете? – недоверчиво поинтересовался он, подойдя к друзьям.

– В хорошей компании ты нас бросил! – полушутя, укорил его Иванов и коротко рассказал о случившемся.

– Интересная ситуация, – почесав затылок, подвел итог рассказу Михаил и пошел в дом узнать, как там дела. Вышел он минут через пять в сопровождении Тамары, которая держала в руках летные фуражки Иванова и Ващенки. Летчикам все стало понятно.

– Мужики, нам сейчас лучше уйти, – обрисовал ситуацию Ковалев.

И они ушли. Поехали на квартиру к Ковалеву. По пути купили пива и устроили мальчишник.

Несмотря на драку и разбитые кулаки, настроение Иванова в тот вечер оставалось приподнятым, и пить не хотелось. Хотелось думать о Наташе. Чтобы не портить компанию, Иванов сделал вид, что хочет спать, и занял одну из двух стоявших в комнате кроватей. Ващенке досталось место на полу. Пока Андрей с Михаилом на кухне решали проблемы международного порядка, Иванов, лежа на старом матраце, думал о том, что сегодня произошло. Глупо и нелепо все получилось. А судя по началу, вечер обещал быть чудесным. Какие интересные девушки составляли компанию! И какой неотразимой сегодня выглядела Наташка! Может, права была Тамара, предупредив, чтобы мужики не лезли в Иркины дела? Но теперь уже ничего не изменить…

Утром перед уходом Ковалев бросил Иванову:

– Не боись, Санек, по поводу Натальи: у нас в запасе есть еще один вариантик. Что-нибудь придумаем.

Михаил сдержал свое обещание и через два дня, встретив Иванова на аэродроме, пригласил его одного вечером к себе в гости. Оставив экипажу адрес и прикупив в магазине продуктов, в назначенное время Иванов появился на пороге квартиры Ковалева. Михаил когда-то был женат, и от счастливой семейной жизни ему осталась эта однокомнатная квартирка в старой части военного городка. Дверь открыл сам хозяин в домашнем фартуке поверх военной формы, а в комнате Иванова встретили две чудесные девушки, которых он уже имел удовольствие знать.

– Знакомьтесь, девушки, – Иванов Александр Николаевич, – дурачась, Ковалев заново представил своего товарища. – Летчик, драчун, картежник и пьяница, а также профессиональный холостяк и бабник. Так что – берегитесь! Безнадежная личность. Короче, наш человек! – резюмировал Михаил.

– Александр. Можно – Саша, – поддержав настроение хозяина, с улыбкой представился Иванов.

– Ирина. Ну, ты, наверное, помнишь, – девушка открыто расцвела в улыбке и протянула руку Рука была на ощупь теплой и приятной. Еще бы не помнить! Из-за этой красавицы и пришлось подраться. Неожиданно для себя Иванов поцеловал эту руку.

– А вы джентльмен, Александр! – Ирина смущенно засмеялась. На помощь ей пришла Наталья.

– Наташа… Меня ты тоже должен помнить, – почти серьезно представилась она и тоже протянула руку для поцелуя. Глядя в красивые глаза, Иванов задержал ее пальцы в своей ладони, чувствуя, как им начинает овладевать волнение.

Наташа выглядела очаровательно в легком цветастом платьице выше колен, в светлых туфельках на каблучке и с чуть волнистыми, свободно распущенными темными волосами. Она казалась принцессой. Девушка, дав Иванову полюбоваться собой, осторожно высвободила руку со словами: «Там у меня на плите…» и упорхнула на кухню. За ней устремились Ирина и Ковалев в домашних тапочках.

Иванов осмотрелся. Квартира Ковалева представляла собой «хрущевку», обставленную по-холостяцки: справа от входа, у противоположной окну стены, стоял старый темно-коричневый шифоньер, вдоль дальней стены размещались две полутораспальные кровати с деревянными спинками, на одной из которых Иванов уже ночевал. Напротив кроватей, в противоположном углу комнаты, располагалась тумба с телевизором последней корейской модели, на котором возвышался двухкассетный магнитофон, тоже корейский; слева открывалась дверь на кухню, откуда исходили многообещающие запахи. Посередине просторной комнаты стоял четырехугольный, уже накрытый обеденный стол с четырьмя стульями. «Значит, больше никого не будет», – удовлетворенно подумал Иванов.

Михаил появился из кухни с двумя бутылками водки в руках. Он держал их за горлышки, как лыжник палки, и что-то напевал себе под нос.

– Хороши девочки! – подмигнул ему Иванов. – Ирка твоя, что ли?

– Сегодня будет!

– Ты в этом уверен?

– А куда она денется! – негромко захохотал Ковалев. Иванов тоже рассмеялся, довольный таким началом вечера.

– Ира, иди скорее, наши мальчики уже веселятся без нас!

Из кухни вышла Наталья, вынося обернутую полотенцем кастрюлю с вареной картошкой. Вслед за ней выскочила Ирина:

– Вы что, без нас уже пьете?

– Что вы, девочки, – успокоил Михаил, – разве без вас мы что-нибудь можем? Давайте рассаживаться: мальчик – девочка, мальчик – девочка. Пора уже и начать.

– По какому поводу наливаем? – поинтересовался Иванов, когда Михаил на правах хозяина с аппетитным хрустом отвинчивал пробку первой бутылки.

– А с каких это пор тебе повод стал нужен? – подмигнул девчатам Михаил.

– Ты что, ему не сказал? – удивилась Ирина и стала объяснять:

– Мишиной дочке сегодня исполняется пять лет. Миша, когда нас с Наташкой приглашал, объяснил. Не понимаю, почему он тебе не сказал?

– Я знаю Михаила больше четырех лет и уже давно перестал чему-то удивляться, – ответил Иванов.

– Давайте выпьем за мою дочурку Танечку! – Михаил поднял рюмку. – Правда, я ее уже больше года не видел. Но как кончится вся эта заваруха, поеду к ее мамке в Ленинград. Соскучился я по дочурке… Здоровья, доча, тебе! Расти умной и красивой! И будь счастливее нас!

– Здоровья и красоты твоей дочке! – поддержал Иванов, поднимая рюмку.

– Здоровья, красоты и немножко везения! – присоединились девушки.

Чокнувшись, выпили. Почти не закусывали. Ковалев начал разливать по второй. Девчонки запротестовали:

– Мы же сейчас сразу «начавкаемся».

– Пейте на здоровье. Не жалко, – Михаил, наполнив рюмки, поставил опустошенную наполовину бутылку на стол.

– Нужны вам пьяные бабы? – спросила Наталья.

– Саня, как ты там говоришь про пьяных женщин? – Ковалев, наморщив лоб, вопросительно смотрел на Иванова, пытаясь припомнить.

– Хочешь побачить черта – напои бабу…

– Нет-нет, другое… – перебил Михаил.

– Трезвая женщина – загадка, пьяная женщина – находка, – произнес, откусывая соленый огурец, Иванов.

– Как? – удивилась Наташа. – Находка?..

– Это я пьяная – находка! – запела Ирина. – Найдите меня кто-нибудь пьяную да связанную!..

– Значит, следующий тост – за женщин! – провозгласил Ковалев.

Мужчины выпили стоя.

За столом Наталья сидела справа от Иванова, и он пытался ухаживать за ней, но у нее это получалось быстрее, и выходило, что это она ухаживает за ним. После нескольких своих неуклюжих попыток Иванов не стал возражать.

Михаил снова наполнил бокалы.

– Прошу всех встать. За тех ребят, которые уже не с нами…

Пили молча. Потом сделали перерывчик.

– Это правда, что у твоей дочки день рождения? – поинтересовался у Михаила Иванов, когда девчата отправились на кухню.

– Правда, – ответил Ковалев, – только был на прошлой неделе. Сегодня это повод собрать девчонок.

– Ну ты мастер! – удивляясь Мишкиной находчивости, похвалил Иванов. Больше он ничего не успел сказать, потому что в комнату вернулись девушки.

Мужчины сидели рядом за столом. К Иванову подошла захмелевшая Ирина:

– Саша, можно я тебя поцелую? И прими мои извинения за тот испорченный вечер.

Иванов даже растерялся от такого предложения. Он не успел придумать, что ответить, как Ирина, сев к нему на колени и обвив его шею руками, впилась в губы тяжелым затяжным поцелуем. Чтобы не потерять равновесия, ему тоже пришлось обнять девушку. Во время такого неожиданного поцелуя Иванов не закрыл глаз, поэтому успел увидеть, как прежде чем выйти на балкон, Наталья бросила в сторону целующихся короткий жесткий взгляд. Он заметил, как сверкнули ее глаза.

В это время вскочивший из-за стола Ковалев корчил Иванову страшные гримасы, а тот, разводя поочередно руки, показывал, что ничего не может поделать. Наконец, Михаилу надоело смотреть на такое безобразие, и он со словами «Каждому свое» решительно оторвал Ирину от Иванова и сам стал ее целовать. Иванов попытался разыграть роль Отелло, но, убедившись, что на его пантомиму не обращают внимания, остыл и, художественно вздохнув «Ну что ж, не буду вам мешать!..», вышел на балкон.

Наталья курила. Он встал рядом. Некоторое время они молчали. Она делала глубокие затяжки, вглядываясь в темноту, думая о чем-то своем. Облокотившись на перила, склонив голову вниз и подав плечи вперед, девушка казалась отрешенной от происходящего. Свет, падавший из комнаты, освещал ее красивый профиль, и Иванов, не стесняясь, рассматривал Наталью. Казалось, она не замечает и его присутствия. Не зная, с чего начать разговор, Иванов сказал первое, что пришло в голову:

– Интересно, небо темное, а нет ни одной звездочки. Почему?

Девушка подняла голову и посмотрела на небо. Иванов попытался поймать взгляд ее красивых глаз.

– Ты не куришь? – спросила она, посмотрев на Иванова.

– Давно бросил.

– А я недавно закурила. Тебе нравятся курящие женщины? – в ее вопросе слышалось утверждение.

– Не нравились, пока не встретил тебя, – не соврал Иванов. – Ты красивая, а таким многое прощается.

– Значит, ты еще не видел красивых.

– Не спорю. Но ты – красивая.

Она сделала последнюю затяжку, глубоко выдохнула, затем одним движением указательного пальца далеко отшвырнула окурок, который маленькой красной ракетой ушел в темноту ночи, и посмотрела на Иванова с каким-то грустным лукавством:

– А я не женщина, я – прапорщик.

– Пойдем-ка, покажу тебе что-то удивительное, – шагнув в комнату, позвал Иванов.

– Интересно, чем это меня можно удивить? – произнесла Наталья и мимо целующихся у стола Михаила с Ириной прошла за Ивановым в коридор.

На стене у входа в квартиру висело большое зеркало, которое отражало смотрящегося в него во весь рост. Иванов подвел девушку к зеркалу и включил свет.

– По-моему, здесь стоит прехорошенькое создание, в которое при желании можно влюбиться с первого взгляда. Вы не находите? – любуясь отражением девушки, Иванов обнял ее за талию.

Она через плечо снизу вверх лукаво взглянула на майора, будто проверяя, не шутит ли он, затем снова посмотрела на свое отражение и, мягким движением освободившись от мужских объятий, пококетничала:

– А что, не такая уж я и старая! – и, повернувшись два раза, осмотрела свою ладную фигурку со всех сторон. – Во всех ты, душечка, нарядах хороша!

Заметив в зеркале восхищенное выражение лица Иванова, спросила, не поворачиваясь:

– Что, майор, говоришь, нравлюсь я тебе?

Заданный в лоб вопрос привел того в чувство.

– Не пора ли нам за стол? – вместо ответа произнес он и пошел в комнату, оставив Наталью у зеркала одну.

Компания произнесла еще немало тостов, прежде чем перешли к танцевальной программе. Стол задвинули в угол, и в просторной комнате две медленно кружащиеся пары совсем не мешали друг другу.

Иванов заметил, что в течение вечера у Наташи стало портиться настроение. Он же старался шутить, говорил о ее красоте, даже предложил убежать из квартиры. Но Наташа не согласилась. В танце, испытывая волнующее притяжение, он нежно обнял девушку, провел ладонями по открытой спине, а она, вдруг, доверчиво прижалась и положила голову ему на плечо. Наслаждаясь близостью женщины, он закрыл глаза и отдался ритму танца. Из магнитофона лилась медленная музыка. Где-то рядом, на расстоянии вытянутой руки, кружились Миша с Ириной, и там, за полумраком комнаты, для Иванова больше не существовало ничего, и только невыразимое по силе чувство всеобъемлющего блаженства заполняло мир! Каждой клеточкой Иванов ощущал Наташу и чутко улавливал мощные встречные импульсы ее здорового женского тела. Иванову хотелось, как в скульптурах Родена, слиться с ней в одно неделимое целое и полностью, без остатка, раствориться вместе с Наташей в этом чудесном вечере. Ласково взяв девушку за подбородок, он заглянул ей в лицо: серо-голубые, немного азиатские глаза, не мигая, смотрели ему прямо в душу, и душа его рвалась и просилась в их омут.

– Ты ведьма, Наташка! – прошептал Иванов.

– Ведьма, – также тихо ответила она одними губами. Он припал к этим губам и ощутил долгожданную нежность ответной ласки. Иванов изо всех сил прижал девушку к себе и вдруг почувствовал, как ее ладони твердо уперлись ему в грудь. Наталья уже почти не отвечала на поцелуи, но за ее полусопротивлением Иванов угадывал огромное ответное желание женщины. Она давала понять, что ему придется побороться за нее. И это его заводило. Он, не разжимая объятий, стал целовать ее лицо, шею, открытые плечи, а она мягко отворачивая голову от сыпавшихся поцелуев, извивалась всем телом в такт музыке, как бы отталкивая и не отталкивая его, и Иванов понимал, что все это только игра. И эта волшебная игра все больше и больше захватывала их обоих. И когда Иванов услышал, что Михаил с Ириной вышли на балкон, наверное, чтобы не мешать им, он легко подхватил Наташу на руки, прокружил пару раз и усадил ее на кровать. Затем упал перед ней на колени и стал целовать плечи, живот и грудь. Сквозь тонкую пелену материи с волнением неопытного мальчишки он ощутил горячую упругость манящего рельефа девичьей тайны. Ее соски, как два маленьких камушка, перекатывались на губах. Иванов провел рукой по волосам девушки и нащупал у нее на шее узелок. Двумя пальцами он без труда развязал его. Часть платья, прикрывавшая верх, упала на колени, и невозможная нагота и близость долгожданной девичьей чистоты возбуждали его и переполняли чувствами. Припав пылающим лицом между двумя прохладными упругими округлостями, сдавив их руками так, чтобы чувствовать щеками восхитительную тугую плоть, он стал искать губами два маленьких торчащих соска, поочередно целуя и лаская их языком. Затем его руки нежно заскользили по ее рукам, плечам, спине и бедрам. Девушка не сопротивлялась. Она тяжело дышала, запрокинув голову, и ее пальцы судорожно впивались в смятое одеяло. Казалось, еще мгновение – и все…

Предприняв небольшое усилие, Иванов толкнул Наталью на спину. Упав, она замерла, прикрыв ладонями лицо, и Иванов почувствовал, как напряглось ее тело.

– Нет. Пусти! – почти простонала она.

– Что? – он еще не мог прийти в себя.

– Пусти! – чуть ли не во весь голос закричала Наталья, высвобождаясь и делая Иванову больно. Он отпустил. Она убежала в ванную и закрылась там.

Ничего не понимая, он сидел на кровати, ощущая толчки крови в ушах, а в полумрак комнаты продолжала изливаться красивая музыка:

«Что за чертовщина?» – Иванов чувствовал, как стремительно улетучиваются остатки хорошего настроения.

Из оцепенения его вывел голос Ирины:

– Саша, а где Наталья?

Иванов обернулся: Ирина с Ковалевым стояли в проеме балконной двери, вопросительно глядя на Иванова.

– В ванной, – сипло прохрипел Иванов. – Ирина, посмотри, пожалуйста, что там с ней?

Когда Ирина скрылась за дверью, Ковалев участливо поинтересовался:

– Что, большие трудности?

– Не то чтобы очень, – ответил Иванов, прокашлявшись. – Только странная она какая-то: довела меня до экстаза и смылась.

– Я тебя предупреждал! – Михаил тихо смеялся. – А то я уж начал сомневаться, глядя на вас.

– В чем? – не понял Иванов.

Ковалев подошел и сел рядом на кровать:

– Понимаешь, когда я Иринку пригласил в гости и просил передать Наташке, что будешь еще и ты, Наталья согласилась. Честно говоря, я на это почти не рассчитывал, но тогда еще не очень удивился. То, как она повела себя здесь с тобой, – вот что меня поразило! Поверь, Саня, я ее немного знаю. Жесткая она по отношению к мужчинам. Задел ты дивчину за живое. Видимо, понравился. А знаешь, ведь она меня про тебя расспрашивала.

– Когда? – не поверил Иванов.

– Через день после вашей первой встречи в Грозном. Мы как-то с ней дежурили. И она меня так аккуратненько: кто да что? Везунчик! – с плохо скрытой завистью произнес Ковалев и хлопнул товарища по плечу.

Услышанное придало Иванову уверенности. Настроение сразу улучшилось.

– Миша, только не говори мне, что ты к ней сам не пытался подбивать клинья, – Иванов посмотрел на Ковалева пытливо, с нескрываемым интересом.

– Ну, было… Пытался, – Михаил и не думал отпираться. – Да многие пытались – баба-то красивая! И всем – «хрен на блюдечке»! Требования к мужикам у нее слишком завышенные. Поэтому я тебя честно и предупреждал. Теперь вот мучайся сам! – Ковалев встал и прошелся по комнате, сделав остановку у двери в ванную. – Кстати, вокруг нее еще недавно крутился ваш полковой замполит, подарки носил. Не знаю, что там между ними было, но в последнее время я его возле нее что-то не вижу. – Ковалев со словами «Вы там живые?» постучал в ванную и отошел к окну.

– Это Косачаный, что ли? – скривился в ревнивой усмешке Иванов.

– Не знаю. Толстомордый такой. – стоя возле окна, Михаил развернулся лицом в комнату.

– Он…

– Да, я уверен, Саня, что Наташка ему… – ударив ладонью левой руки по сгибу правой, Ковалев изобразил перпендикуляр с кулаком на вершине. – Во!..

Иванов с Михаилом успели убрать со стола и вымыть посуду прежде, чем девчонки, наконец-то, вышли из ванной. Ирина беззаботно улыбалась, даже подмигнула Иванову – мол, держись! Взяв Михаила за руку, она решительно увела его на балкон. Иванов с Натальей остались на кухне вдвоем. Иванов молчал, глядя на нее, и не знал, как начать разговор. Девушка попыталась улыбнуться, но глаза выдавали, что она недавно плакала. За время пребывания в ванной она привела себя в порядок и вернула завязки на платье в исходное положение. Наташа что-то искала глазами и не находила. Он догадался и пошел в комнату за сигаретами. Когда вернулся на кухню, девушка сидела за столом, подперев голову руками. Он сел напротив и молча протянул ей открытую пачку сигарет. Она, не глядя на него, достала одну. Он поднес зажигалку. Пристально посмотрев ему в глаза, будто пытаясь в них что-то прочитать, Наталья прикурила.

– Иванов, откуда ты такой взялся? – грубовато спросила она. Он не ответил.

Она помолчала, затянулась, пуская дым в сторону, потом снова взглянула ему в глаза:

– Ты всегда своего добиваешься?

– Стараюсь… – пожал плечами Иванов.

– Ты должен понять, Саша… – Наталья сделала еще одну затяжку и заговорила отрывисто, делая небольшую паузу после каждого слова: – …ты уже, наверное, знаешь, что я жила с одним человеком?

Не отводя от нее взгляд, Иванов не отвечал. Она продолжала:

– Он уехал… К семье. – она взглянула на Иванова. – Осуждаешь?

Но тот никак не выразил своих чувств. Она сделала несколько затяжек, дав ему время подумать. Он молчал.

– Через месяц уеду и я. Возможно, к нему. Он обещал устроить перевод. Хотя я уверена, что семью он не бросит. Но это неважно, главное – в том, что когда он рядом, мне становится спокойнее. В нем чувствуется какая-то сила, стабильность… Но это все неважно… Когда он уезжал, я дала слово не изменять ему. Он очень просил об этом. – Наташа высоко подняла голову и вздохнула так, будто на грудь давил тяжелый груз. Затушив почти докуренную сигарету, она достала новую.

– Ты его любишь? – тихо спросил Иванов.

Она ответила не сразу:

– Тогда казалось – люблю, – Наташа открыто взглянула в глаза Иванову и, отрешенно откинувшись на спинку стула, опустила взгляд. – Теперь – не знаю.

– Не вижу проблемы. Что нам мешает быть вместе? – Иванов не настаивал, но и не отпускал собеседницу.

– Я сама – вот вся моя проблема. Ирка мне говорит: «Будь проще». У нее это получается, а я не могу! – Наталья снова закурила. – Тебе трудно меня понять?

– Нет, я понимаю.

– Значит, понимаешь? – усмехнулась девушка. – И понимаешь, что мы не можем быть вместе?

– Это почему же?! – выразил Иванов неподдельное удивление. – Я-то как раз могу и очень хочу этого, потому что ты очень мне нравишься. – Видя, что Наталья пытается возразить, он поспешил продолжить: – Но не будем торопить события. Раз ты не хочешь – не будем.

С грустной улыбкой она недоверчиво взглянула на него:

– Ты сам-то понял, что сказал?

Он взял ее ладонь в свою и, не отводя взгляда, ответил:

– Если я тебе совсем не нравлюсь, то давай не будем торопить события. – он пристально смотрел на нее, стараясь уловить малейшие изменения в выражении лица. – А может быть, все-таки нравлюсь?

Она опустила ресницы, но руку не отняла. «Значит, нравлюсь», – подумал Иванов.

– Ну что ты молчишь? Натали, скажи хоть что-нибудь! – негромко произнес он. – Я хочу, чтобы ты стала моей! Ты слышишь?

– Давай сейчас не будем говорить об этом. Иначе вообще ничего не получится. – она забрала руку, отвернулась, затем поднялась и вышла из кухни в комнату.

Интуиция подсказывала Иванову, что он на правильном пути. Конечно, он понимал, что с Натальей все будет непросто, но именно это и влекло к ней, подогревало его чувства. Еще он верил в себя, а также надеялся на помощь Ирины с Михаилом.

Во втором часу ночи Михаил начал разбирать постели.

– На правах хозяина, – объявил он, – я с Ириной сплю здесь! – Ковалев показал на первую от балкона кровать. – А вы с Натахой – там. Тем более что ты, Саня, с той койкой уже знаком. Нормальная кровать?

– Кровать как кровать, – пожал плечами Иванов.

– Мальчики, подождите! – вмешалась Наталья. – Мы с Иринкой будем спать на одной кровати, а вы – на другой.

– Если я врач – это не значит, что я «голубой», – скорчив брезгливую гримасу, возмутился Ковалев и, делая ударение на слове «ты», спросил:

– Сань, может ты дядю хочешь?

– Это, по-моему, Наташа хочет, чтобы я из тебя сегодня тетю сделал, – в тон ему ответил Иванов.

– Взрослые, а на уме… – не сдержав улыбки, отмахнулась от них Наталья и выразительно покрутила пальцем у виска. Поддержав подругу, Иринка, хохоча, тоже стала вертеть пальцем у головы.

Продолжая хохмить, Михаил обратился к Ирине тоном начальника:

– А от вас, товарищ сержант, возражения не принимаются. Даю вам сорок пять секунд на раздевание и – в койку, чтоб лежать по стойке «смирно»!

– Слушаюсь! – вытянув руки по швам, бодро отрапортовала Ирина. – Товарищ капитан, разрешите вначале принять душ?

– Выполняйте! – великодушно разрешил Михаил. – Только побыстрее, а то завтра рабочий день – не проснемся. Шевелитесь, девочки.

Подруги скрылись в ванной, а Иванов с Ковалевым вышли на балкон.

– Саня, ты говорил, что будешь моим должником, – напомнил Ковалев, закуривая.

– Помню.

– Мое условие: будешь – если не переспишь с Наташкой.

– А твой интерес в чем? Или сомневаешься, что справлюсь?

– Сильно сомневаюсь. А интерес мой состоит в том, чтобы узнать, кто из мужиков у нас са-амый «крутой»? Кто Наташку сможет «объездить»?

– Хочешь потешить самолюбие, – догадался Иванов. – Но имей в виду: Наташа – женщина редкая и умная, поэтому, если я не добьюсь ее сегодня, то буду добиваться завтра, послезавтра и дальше, пока она не станет моей. Нужна она мне. Понимаешь, Мишка, чувствую – очень нужна! Условие твое принимаю, потому что ты все равно проиграешь, Мишаня. Но в любом случае я благодарен тебе за этот вечер.

– Ставлю две бутылки коньяка. Не переспишь – отдашь четыре, – подзадоривал Ковалев. – Срок – неделя!

– Согласен.

– Ну так дерзай, летчик-налетчик-перехватчик! – по-доброму напутствовал Михаил.

Через окно друзья имели возможность наблюдать, как девочки полуодетыми вышли из ванной, прошли на кухню и прикрыли за собой дверь.

– Пора и нам, – Михаил первым пошел умываться.

После него Иванов с преогромным удовольствием принял душ.

Когда он, закончив водные процедуры, появился в комнате, все уже лежали по кроватям: на одной – Михаил с Ириной, накрывшись простыней по пояс, головами к балконной двери; на другой – ногами к ним, натянув простыню до самого подбородка, лежала Наталья. Она не смотрела в сторону Иванова. Он почувствовал, как от сладостного предвкушения в волнении забилось сердце, и кровь ударила в голову. Место на кровати возле Наташи оставалось свободным. Стараясь не спешить, Иванов выключил горевший на кухне свет и в одних плавках дошел до кровати.

Наташа лежала все в той же позе на спине, лишь отодвинулась к самой стенке, оставив свободной почти все пространство кровати. Иванов одним движением запрыгнул под простыню. Но прежде чем он успел прикоснуться к девушке, та произнесла строгим шепотом:

– Ты помнишь наш разговор?

– Да, – от волнения с трудом переводя дыхание, ответил он и, не в силах удержаться, провел рукой по девичьему телу и понял, что она почти совсем без одежды.

– Ты помнишь, что обещал? – настойчивее повторила вопрос девушка.

– Помню: ничего! – он прижался к ней и, взяв за подбородок, поцеловал в губы.

– Нет, ты обещал! – не сдавалась она, отворачивая лицо, упираясь руками в грудь своего настойчивого ухажера и пытаясь оттолкнуть его от себя ногами. Но неожиданно девушка расслабилась и застыла в оцепенении. Обняв, он прижался к ней:

– Помню, я обещал не торопить события, если ты не хочешь. Но ведь ты хочешь, Наташа!..

Он попытался овладеть девушкой, но, видимо, уж слишком грубо. Резкий звук пощечины отразился эхом сразу от всех четырех стен. В левом ухе и хмельной голове Иванова долго стоял тупой звон. Сквозь этот звон он расслышал, как на соседней кровати захихикали.

– Вам что, заняться нечем? – сердито крикнул Иванов в их сторону.

– Уже занимаемся, – донесся оттуда довольный Мишин голос. И там прыснули еще громче. Этот смех окончательно привел Иванова в чувства.

– Ну и ударчик у тебя! – Иванов потер горящую левую щеку, постепенно успокаиваясь. Наташа напряженно сидела, прислонившись спиной к стене и закрывшись простыней.

– Пощечины запоминаются дольше поцелуев! – сухо бросила она.

– Расслабься, я на женщин не обижаюсь. Давай мириться. – Иванов сделал попытку лечь и положить голову ей на колени. Наташа не стала возражать, только села удобнее, выпрямив ноги.

Соседи зря времени не теряли: на их любовном фронте шли активные действия, сопровождающиеся бессовестными стонами.

– Наташа, ты мне очень нравишься, и я отношусь к тебе серьезно, – произнес Иванов, посмотрев в сторону соседней кровати. – Помнишь тот день, когда я тебя в первый раз увидел? Ты мне тогда понравилась сразу. Я сказал тебе об этом, помнишь? Потом, уже при второй нашей встрече, когда мы летели из Грозного, я почувствовал, что мне тебя так не хватало все эти дни. И я Мишку упросил, чтобы он нас обязательно познакомил. И когда увидел тебя у Анны Семеновны, то понял, как ты мне нужна… Только ты. А когда Мишка нас с Андреем привез в дом Анны Семеновны, как я корил себя за испорченный вечер! Ты тогда была такой красивой! Теперь, когда ты рядом, я понимаю, что отказаться от тебя – это выше моих сил! Сделай меня счастливым, и более благодарного мужчины у тебя не будет! А я сделаю все, Наташка, чтобы тебе было хорошо со мной…

– Красиво говоришь, Саша, – хочется верить. А что же дальше? – она легко подтолкнула его голову на подушку. Сама легла рядом, доверчиво прижавшись и положив голову Иванову на грудь. Он боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть девушку.

– Знаешь, – ответила признанием на признание Наташа, – ты ведь тоже мне запомнился сразу. Помнишь, при первой нашей встрече я тогда злая была: накинулась на тебя, как это умею, а увидела добрую улыбку и глаза… И сразу успокоилась. Я почувствовала в тебе достоинство и силу. И главное – уверенность. Сейчас это такая редкость. И когда мы встретились во второй раз, я тебя сразу же узнала. И даже обрадовалась… Когда Миша привел тебя к Анне Семеновне, я так разволновалась, только старалась не подать вида! Заметила, как ты на меня смотришь… А девчата все поняли… Прикалывали меня… Хотела тебе понравиться. Потом вы ушли, а я всю ночь не могла заснуть. Гнала, гнала мысли о тебе…

Приподняв ладонями ее лицо, он заглянул в ее большие серые глаза.

– Мне с тобой очень хорошо… – он поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй, и несколько минут они нежно ласкали друг друга.

– Значит, я тебе нравлюсь? – задал он вопрос между поцелуями. Наталья снова стала холодной и недоступной. Отстранившись, она села на кровати. В темноте он различал контуры ее лица, плеч, груди и талии. Он решил не нарушать молчания.

– Саша, принеси, пожалуйста, сигареты, – попросила Наташа.

Иванов встал и пошел на кухню. Не зажигая свет, он нашел на столе начатую пачку сигарет со спичками и принес ей. Она не спеша закурила. Он лежал рядом и, глядя на нее, ждал, что она заговорит первая. На фоне окна вырисовывался профиль девушки, время от времени слабо освещаемый розовым светом в момент, когда Наташа делала затяжку, и снова погружался в темноту.

– Саша, зачем я тебе нужна? – вопрос прозвучал неожиданно.

– Не знаю. Пока не знаю, – ответил он. – Мне с тобой хорошо…

Подтянув к себе колени, Наташа красивым движением, очень по-женски склонила к ним голову. Темные, спадающие к плечам волосы скрыли ее лицо. Немного помолчав, она подняла голову и спросила:

– Я о тебе ничего не знаю. Ты женат?

– Был.

– Почему был?

– Развелись.

– Давно?

– Чуть больше года.

– Почему?

– Трудно объяснить… Я виноват.

– Ты жену любил?

– Любил, – ответил он честно, сравнивая бывшую жену Светлану с Наташей. Конечно, любил, ведь он испытывал к Светлане особые чувства как к матери своего сына, но теперь эти чувства остались далеко – в другом измерении, другой жизни и казались почти нереальными. Наташа находилась рядом, и влечение к ней заставляло забыть про все остальное.

– Ты ее еще любишь? – пока Наталья оставалась недосягаемой.

– Не знаю… – соврать ей он не мог.

– И я тоже – не знаю, – она думала вслух о своем.

В этот момент на соседней кровати неожиданно наступила тишина. Через минуту с нее поднялась Иринка и голая продефилировала в ванную комнату. Иванов усмехнулся такой дерзости и спросил в темноту:

– Миша, как успехи?

– Два-один – в мою пользу! – раздался довольный голос.

– Смотри не продуй, она игрок сильный! – предостерегла Ковалева Наталья.

– Это Саня честь команды не блюдет. А у нас все по графику. – голова Ковалева показалась над кроватью. – Вы, постельные философы, делом, что ли, не будете заниматься? Может, хватит нюни распускать? Утро скоро.

– А вот, что ли, и не будем! – в тон ему ответила Наталья.

– Ну, я Саню честно предупреждал, что после тебя он будет иметь мозоли на руках и невыспавшийся вид. – голова Ковалева исчезла.

– Это почему? – не поняла солдатской шутки Наташа.

– От суходрочки! – негромко заржал Ковалев, и его голова снова вырисовалась над кроватью.

– А у нас не это главное, – произнесла в Мишкину сторону Наталья.

– Во-во, – парировал Михаил. – Когда главное не получается, оно и не главное совсем…

Камень – нет, целый булыжник – был брошен в огород Иванова, а такого он потерпеть не мог.

– Ну все, Наташка, сдавайся! – с этими словами Иванов силой повалил ее на кровать, рискуя заработать не одну пощечину, сорвал простыню и, удерживая за руки, попытался полностью использовать преимущества положения сверху. Но девушка оказалась сильнее, чем он предполагал, она сопротивлялась, как дикая тигрица: изворачивалась всем телом, царапалась, пиналась коленями и больно впилась зубами в его левое плечо. У Иванова в жизни было немало разных женщин, но еще никогда ему не приходилось иметь дело с таким отчаянным сопротивлением. Прижавшись спиной к стене и почувствовав надежную опору, Наташка со словами «Силой ты меня не возьмешь!» дала коленом в живот Иванову такой пинок, что тот слетел с кровати, грохнувшись всем телом о деревянный пол, и задохнулся от боли в кишках.

Он не сразу оправился от удара. Но, отдышавшись и выругавшись, с чувством оскорбленного мужского достоинства ринулся в новую атаку. Снова поймав Наташку за руки и повалив ее всем своим весом на спину, он крикнул Михаилу, который со своей кровати с интересом наблюдал за ходом горячей схватки:

– Мишка, да помоги же, черт! Подержи ее!

– Не вздумай! – зарычала, как дикая кошка, Наташка. – Убью!

Михаил самоотверженно полез на помощь товарищу с кровати на кровать, но, не успев ничего предпринять, получил мастерски точный удар пяткой в подбородок. Перелетев обратно через спинки, тяжело охнув, он рухнул вначале на свою кровать, потом свалился на пол, как мешок с картошкой.

Прекратив борьбу, Иванов с Натальей кинулись к распростертому на полу телу Михаила. Тот медленно приходил в себя после полученного нокаута. Наташа, положив его голову себе на колени, принялась массировать Михаилу виски, приговаривая, чуть не плача:

– Миша, милый, прости, пожалуйста… Я не хотела… Я не нарочно, я тебя не видела. Прости…

Михаил осторожно помотал из стороны в сторону головой, ощупал пальцами челюсть и произнес, растягивая слова:

– Ну, мать, ты приложилась от души… Челюсть, вроде, цела, но алименты ты мне платить будешь… По инвалидности…

В это время из ванной вышла Ирина. Увидев всех в одной куче на полу, она, удивленно раскрыв глаза, спросила с подозрительной улыбкой:

– У вас что тут без меня – групповуха?

Действительно, сюжет представлялся недвусмысленным: на всех присутствующих приходился всего один предмет одежды – Натальины стринги.

– Дура! У тебя только одно на уме! – со злостью накинулась хозяйка стрингов на ничего не понимающую подругу.

– Ты чего? – изумилась та.

– А то, что у тебя только одно на уме и есть! – проворчала Наталья, стараясь взять себя в руки и успокоиться.

– Не волнуйтесь так, девочки, – примирительно сказал Михаил. – Меня теперь долго на женщин не потянет.

– А что произошло? – Ирина все еще ничего не понимала.

– Вот эти… Вот эти чудаки… на букву «м», – Михаил показал пальцем на Иванова с Натальей, – сами не живут и людям жить не дают. Чуть не убили… Извращенцы!

Ковалев с общей помощью перебрался с пола на кровать, где возле него сразу же заворковала Ирина. Все вроде бы обошлось – Михаил приходил в чувство.

Наташа тоже постепенно оправлялась от шока. Подобрав ноги, она сидела на кровати, укутавшись по шею в простыню, словно в глухую защиту. Иванов сел рядом и показал на кровавый укус на плече со следами ее милых зубок.

– Это потому, что все мужики – идиоты! – зло бросила Наталья.

– Все? – уточнил Иванов.

– До одного. И козлы…

– Сама ты дура! – сдержано отозвалась с соседней кровати Ирина. – Совсем с ума сошла. Психичка. Это у тебя от хронического «недотраха».

– Ты бы заткнулась, сучка безотказная! – Наталья снова начинала выходить из себя.

– Что-о? – с угрозой в голосе протянула Ирина, поднимаясь с кровати.

Иванову показалось, что вдобавок ко всему бабьи разборки в три часа ночи – это уже слишком. Но прежде чем он успел вмешаться, подал свой командирский голос Михаил, схвативший Ирину за руку:

– Все, сучки! Полаяли – и в будку!

Потом, обращаясь только к Ирине, сказал:

– Нам от этих веселых ребят сегодня покоя все равно не будет. Поэтому хватай-ка подушки и пойдем на кухню. Спать хочу.

Ковалев взял свернутый матрац, и они вместе с Ириной, обнаженные, как Адам и Ева при изгнании из рая, демонстративно прошлепали босыми ногами через всю комнату, не обращая на присутствующих решительно никакого внимания. Пропустив вперед Ирину, Михаил вошел на кухню и плотно прикрыл дверь. Иванов с Натальей остались в комнате одни.

– Обиделись, – после короткого молчания подал голос Иванов.

Наташа не ответила. Все еще сердитая, с растрепавшимися волосами, она напоминала ему нахохлившегося воробья. Легким касанием кончиков пальцев он провел рукой по ее спине сверху вниз и обратно. Она не пошевелилась. Тогда Иванов погладил растрепавшиеся волосы девушки.

– Лучше бы я не приходила, – тихо произнесла Наташа, и он уловил неподдельное сожаление в ее голосе.

– Что ты, девочка моя! – он ласково обнял ее за плечи. – Все хорошо. Завтра мы еще посмеемся над всем, что произошло. А как ты профессионально вырубила Мишку! Каратистка…

Наташа, никак не реагируя на прикосновения мужчины, смотрела в сторону. Иванов решил действовать настойчивее.

– Вот что мы сделаем, – бодро начал он, – сейчас ложимся и проводим остаток ночи как двое нормальных мужчины и женщины. Завтра же пойдем, позвоним твоему «бывшему», или дадим телеграмму, или, там, письмо, что ли, напишем… Короче – все ему объясним. Пусть живет спокойно со своей семьей. А ты останешься со мной. Может быть у тебя своя жизнь или нет? Как тебе такая перспектива?

– Ты когда-нибудь давал слово? – после паузы тихо спросила девушка.

– Давал. Но если он умный мужик, то поймет, а если нет – так ему и надо! И что в нем есть такого, чего нет у меня?

– Он хороший, – ответила Наташа.

– А я – плохой? – почти обиделся Иванов.

– Саша, ты хочешь, чтобы я была с тобой? – девушка, не мигая, смотрела в его глаза.

– Хочу! – выдохнул Иванов.

– Хорошо… Я буду с тобой. Только сначала обязательно должна поговорить с ним. Пойми. Я завтра позвоню ему. Обещаю тебе. А потом у нас с тобой все будет. Ну не обижайся, пожалуйста. И не спеши. Не мучай меня. Ну не мучай! – Наташа сама поцеловала его в губы. Он осторожно уложил ее на спину, устраиваясь сверху и целуя почти не оказывающую сопротивления девушку.

– Нет, Саша, потом, – шептала она, слабо отвечая на поцелуи. – Сегодня ничего не будет. Ты слышишь?

– А что это меняет? – грубо спросил Иванов.

– Пусти, мне больно! – простонала девушка, отталкивая Иванова. – Я сказала: ничего не будет…

– Ошибаешься…

Отдаваясь накатывающейся дреме, обессиленный Иванов почувствовал, как поднялась Наталья. Но он не открыл глаза, продолжая нежиться в тягучем блаженстве.

– Саша, подойди сюда, пожалуйста, – донесся из коридора голос девушки.

Усилием воли прогоняя сон, Иванов, завернувшись в простыню, с неохотой повиновался. Зевая и щурясь от яркого света лампочки, он вышел в коридор. Обнаженная Наташа без смущения стояла у зеркала и рассматривала себя. Сон у Иванова куда-то подевался моментально. Он попытался обнять девушку, но та протестующее оттолкнула его руки.

– Скажи мне, Саша, – глядя на свое отражение, начала она тоном учительницы, спрашивающей урок у нерадивого ученика, – я могу нравиться мужчинам?

– Еще бы! Такое роскошное тело… – он хотел говорить и дальше, но она прервала его следующим вопросом:

– А ты понимаешь, что изнасиловал меня? Посмотри, какие синяки наставил!

– Чуть не изнасиловал. Тебе ведь было хорошо, – поправил Иванов. Все это он понимал, а вот куда она клонит – нет.

– Натаха… – начал он, пытаясь снова обнять девушку. Вдруг у него зазвенело в правом ухе от хлесткой пощечины.

– Ты, что… С ума сошла?! – опешил Иванов, и тут же получил еще одну пощечину – с другой руки.

– Это чтобы помнил! Больше никогда не смей так со мной поступать! Слышишь?! – произнесла она, жестко глядя ему в глаза и четко выговаривая каждое слово. И вдруг ее взгляд потеплел:

– А теперь иди в ванную, и побыстрее – утро скоро.

Ничего не соображая, Иванов послушно метнулся в ванную и закрылся на шпингалет. На кого он нарвался? Эта непредсказуемая женщина представляла для него большую загадку. Таких он еще не встречал: жесткая и нежная, грубая и ласковая, сильная и женственная, мужественная и очаровательная. Он только чувствовал, как его все сильнее тянет к ней. «Идиот! Мазохист! – ругал он себя, стоя под теплыми струями душа. – Нет, надо поставить ее на место! – решил Иванов, вытираясь полотенцем. – Кто здесь мужчина? Или, может, послать ее ко всем чертям? Пусть теперь сама побегает…».

Когда Иванов вышел из ванной, Наташа лежала в постели и делала вид, что спит. Он с опаской медленно забрался под простыню и сказал, не прикасаясь к девушке:

– Извини, что сделал тебе больно. Но на будущее имей в виду, что я не большой любитель получать пощечины даже от хорошеньких женщин.

– Ты что, меня бросишь? – Наташа вдруг по-кошачьи сама ласково прижалась к Иванову. – Куда же я теперь пойду?

– Ты издеваешься? – опасаясь новых выходок с ее стороны, недоверчиво поинтересовался он.

– Нет, серьезно. – ее лицо выражало озабоченность. – Ты порвал мои трусики, и как я теперь выйду на улицу?

Если бы уже рассвело, то Иванов, наверное, разглядел бы в ее глазах прыгающих чертиков.

Расслабляясь, он обнял Наташу:

– Тебя такой мужчина добивается, а тебе трусиков жалко. Да я тебе завтра все что захочешь куплю!

Улыбнувшись, она доверчиво уткнулась лицом в его плечо:

– Я сама себе все куплю… Саша, ты только меня теперь не оставляй… Я твоя.

Испытывая в душе прилив невозможно огромного чувства нежности к этой ставшей ему очень близкой женщине, он прошептал:

– Наташка, я всегда буду рядом. Конечно, моя. И ты прости меня за сегодняшнее.

– И ты прости меня, Саша, у меня очень тяжелый характер. И предупреждаю: я – стерва.

– Как говорит мой бортовой техник-хохол: «Бачили очи, шо брали, щас хоть повылазьте – надо хавать…». Все будет хорошо! Ты теперь только моя.

– Твоя… Знаешь, когда сегодня шла сюда, я и хотела, и не хотела этого.

– Почему?

– Меня нужно завоевать. И мне нужен сильный мужчина, который поймет. Слабого я сломаю.

Улыбаясь, он поцеловал ее в губы:

– Меня не сломаешь! Я тебя понимаю…

И они слились в долгом поцелуе…

– Всем развратникам и алкоголикам, подъем! с этого бодрого Мишкиного крика началось новое утро.

Иванов с Натальей лежали, обнявшись, и им совсем не хотелось вставать. Казалось, что прошло не более пяти минут, как они, утомленные, наконец-то смогли заснуть.

– Солнце встало выше крыш, надевай штаны, малыш! – в плавках из ванной появился Михаил с полотенцем на шее. – Дети, в школу собирайтесь: мойтесь, брейтесь, похмеляйтесь! Подъем! Мирный атом в каждый дом! В каждом рисунке – бомба!

Дурачась, он подошел к магнитофону и поставил кассету с ритмичной музыкой.

– Малыш, ты бы хоть штаны надел! – посоветовала Мишке потягивающаяся Наташа. Иванов с обожанием смотрел на нее.

– Зачем? – продолжал дурачиться Ковалев, энергично работая тазом и неумело изображая танец стриптизера. – Как говорят сталевары: «Наша сила – в наших плавках!».

– Так то – у сталеваров! – засмеялась Наташа. – А ты – малыш.

– Обижаешь! – Ковалев перестал двигать тазом. – Но, конечно, куда уж нам до Сашки!..

Из кухни появилась одетая Ирина:

– Заявляю как специалист: Миша – хороший сталевар!

– Не трудись, – посоветовала Наташа. – Об этом почти весь госпиталь знает…

Хотя никто не выспался, это солнечное утро было наполнено музыкой, шутками, смехом и радостью. Во время завтрака все громко хохотали, вспоминая события прошедшей ночи, добавляя к ним свои комментарии. Даже Михаил, который пострадал больше всех, ни на кого не обижался. Наталья, показывая свежие синяки на руках и ногах, возмущалась:

– Ну как я теперь в госпитале покажусь? Что я об этом скажу?

– Так и скажи, что сопротивлялась, – поспешил с советом Михаил. – Может быть, тебе медаль дадут «За отвагу». Знаешь такой анекдот про медаль? Нет? Тогда слушай: приезжает министр Грачев к нам в Чечню с инспекцией. А наши генералы, зная, что министр очень уважает женский пол, решили сделать ему приятный сюрприз: наградите, мол, лично, товарищ министр, отличившихся бойцов. Выходит, значит, министр с наградами, глядит, а пред ним стоит взвод штабных связисток, и все – одна к одной: ногастые, грудастые, крутобедрые. Идет Грачев вдоль строя и каждой связистке на левую грудь вешает медаль «За боевые заслуги». Доходит до последней дивчины и видит, что для нее одной – медаль «За отвагу». И бабенка-то самая ядреная из всех. Спрашивает: «Почему это, товарищ связистка, у всех медали «За боевые заслуги», а у вас одной медаль «За отвагу»?». «А я сопротивлялась!» – отвечает та.

В это время Ирина обрабатывала йодом спину Иванова. Майор молча терпел неприятное жжение, а Ирина удивлялась:

– У тебя что, всю ночь на спине кошачьи свадьбы играли? Живого места нет.

– Он знал, за что мучился! – Михаил, выразительно посмотрев на Наташу, состроил страдальческую гримасу и пошевелил челюстью. – А я-то пострадал за что? – и, пародируя артиста Этуша с его известным монологом из фильма «Кавказская пленница», запричитал с акцентом: – ведь и сделать ничего не успел – да? Только вошел, понимаешь, а она… хулиганка!

Было так похоже, что все снова покатились со смеху.

– А ты, – обратился Михаил к Иванову, – все-таки поставишь мне бутылку коньяка. В лечебных целях. Знаешь, как челюсть болит!

– Хоть ящик! – Иванов посмотрел на Наташу, и она по-доброму очаровательно улыбнулась в ответ. Перехватив их взгляды, Ковалев перестал дурачиться и признался:

– Честно говоря, не ожидал. Но уважаю тебя, Саня: столько мужиков не смогли Наталью даже поцеловать в щечку, а ты смог все с первого захода, летчик-налетчик-перехватчик. И чем ты ее взял?

– Тебе показать или догадаешься? – загадочно улыбнулся Иванов, бросив выразительный взгляд на Наталью, и все снова засмеялись.

Условившись о следующей встрече вечером у Ковалева на квартире, компания стала расходиться. Иванов задержал Наташу в коридоре и принялся целовать ее.

– Сумасшедший! – говорила она между поцелуями и целовала его в ответ.

– Я буду целый день думать о тебе, – говорил он, обнимая ее ниже талии и ощущая возбуждающее отсутствие под платьем трусиков.

– Я тоже буду думать о тебе, – отвечала она, подставляя губы для новых поцелуев.

– Ты позвонишь ЕМУ? Может, вечером вместе позвоним?

– Нет. Я сама. – она мягко высвободилась из его объятий. – Пора идти, Саша, а то опоздаешь.

– Не хочу тебя отпускать.

– И я не хочу расставаться с тобой. Давай загадаем, чтобы время до вечера пролетело быстро.

– Давай.

Выйдя из подъезда и еще раз поцеловав друг друга, они разошлись в разные стороны.

В полку Иванова ожидал сюрприз: вместо отбывающего в свою часть в Россию старого и опытного командира эскадрильи прибыл новый командир – подполковник Куркин Анатолий Иванович, бывший сослуживец Иванова еще по Дальнему Востоку. Тогда из полка с должности командира звена Куркин уехал учиться в академию в Москву.

Возле столовой, после представления личному составу нового командира эскадрильи, Иванов подошел к Куркину.

– Здорово, Толя! Рад встрече. – Иванов первым протянул руку. Куркин, нехотя, подал свою, и по его реакции стало понятно, что новоиспеченному командиру не понравилось дружеское обращение подчиненного.

– А ты все в майорах ходишь? – подчеркнул Куркин неравенство положения и только после этого ответил на рукопожатие.

– Не всем же академии кончать. Кому-то и воевать надо, – не сдержался Иванов. Хорошее настроение начинало портиться.

– Александр, – новый командир смягчил официальный тон, – я теперь, сам понимаешь, твой начальник, поэтому прошу называть меня по имени-отчеству. Если хочешь, и я буду называть тебя так же. Кстати, как твое отчество?

– Николаевич. – Иванова злил этот начальственный тон и высокомерное обращение.

– Ну, и как твои успехи, Александр Николаевич?

– Спасибо, нормально. Может, Анатолий Иванович, прикажешь тебя и на «вы» называть?

– При подчиненных называй, пожалуйста, на «вы».

– Как прикажете! – козырнул Иванов и отошел от нового командира эскадрильи, вскипая от злости. Он уже пожалел, что вообще подошел к Куркину. Время его не изменило, а высокая должность сделала заносчивее. Но этот эпизод не смог испортить приподнято-радостного восприятия жизни, которое сегодня подарила ему Наташа. Каждую минуту, думая о ней, Иванов чувствовал себя самым счастливым человеком на земле! Ему хотелось петь.

– Саня, ты знаком с новым комэском? – спросил Ващенка, когда они шли к вертолетной стоянке.

– Толик – мой бывший сослуживец по Дальнему Востоку, – ответил Иванов. – Мы командовали звеньями в одном полку, но подружиться как-то не получилось. Толик – сломал столик – так его прозвали в части – амбициозный и заносчивый. Он имел неплохие связи по линии жены в Главном штабе авиации. Тогда из полка он уехал в академию. И вот через четыре года судьба вновь нас свела.

– Понятно… – протянул Ващенка. – Ну и как под ним нам будет служиться?

Иванов пожал плечами:

– Он не трус. Летать умеет. Но – буквоед. Посмотрим.

Они подошли к вертолету.

– Ну что, братья-славяне, полетаем сегодня? – весело подмигнул он экипажу. – По местам!

Ващенка с Мельничуком удивленно переглянулись и вслед за командиром полезли в вертолет.

Летал Иванов в этот день почти автоматически: брался за управление только на взлете и посадке. Остальное время пилотировал правый летчик, а Иванов дремал в командирском кресле. Сегодня Иванов мог себе это позволить, потому что в задании на день значилась только доставка груза. Маршрут челночный – между Моздоком и Ханкалой.

– Командир, на тебе что, всю ночь черти воду возили? – поинтересовался догадливый Ващенка.

– Мелко берешь! – отшутился Иванов. – На мне самая прекрасная ведьма всю ночь каталась.

– Познакомишь? – сразу оживился «правак». – Я бы с пребольшим удовольствием и парочку ведьм на себе покатал. Кто такая? Может, у нее подруга есть?

– Ты ее знаешь… Помнишь дом на окраине? Самая красивая из трех.

– Неужели Наташка? – не поверил Ващенка.

– Наташа, – ласково произнес Иванов имя девушки. – А насчет подруги – разузнаю, может, что и получится.

– Помнишь, там Маринка была? Она тоже вроде ничего, – подсказал Ващенка.

– А если с Маринкой не получится?

– Все равно, – не стал привередничать «правак». – Но заявляю официально, Александр Николаевич, ваш подчиненный очень желает сегодня же к девочкам. Могу рапорт написать. По команде. Терпеть нету сил! А вы, по уставу, обязаны заботиться о подчиненных. Лучший кусок вначале им…

– Ладно-ладно, что-нибудь придумаем, – смеясь и прерывая рассуждения Ващенки, пообещал Иванов.

За обедом Иванов выпил только компот – есть совсем не хотелось. Хотелось прилечь и спокойно выспаться. Наташа не выходила из головы: ее взгляд, улыбка, умение быть необыкновенной: веселой, ласковой, очаровательной, женственной, строгой и грубой и вместе с тем такой беззащитной – все это удивляло и притягивало к ней.

После полетов в радостно-приподнятом настроении Иванов чуть не бежал на квартиру к Ковалеву. Быстро идя по улице и глядя по сторонам, он с удивлением открывал для себя, что трава и деревья вокруг – ярко-зеленые, небо – голубое и глубокое, клонящееся к закату оранжевое солнце – ласковое и любимое. Ему хотелось жить и смеяться и говорить всем встречным что-нибудь хорошее. Иванов удивлялся, почему целых тридцать лет жизни он не видел и не понимал всего этого великолепия, не ощущал себя единым с окружающим миром? Неужели в один миг все изменить в его, казалось, уже устоявшейся жизни вот так просто смогла одна женщина? И сейчас он увидит ее!

Дверь открыла Ирина.

– Наташа здесь? – от волнения совсем забыл поздороваться Иванов.

– Куда она денется? – понимающе улыбнулась Ирина и позвала: – Наташа, твой орел прилетел.

От звука знакомых легких шагов у Иванова радостно забилось сердце, и кровь ударила в виски.

Наташа выпорхнула навстречу и повисла у Иванова на шее. Сегодня она выглядела необыкновенно привлекательной: темно-каштановые волосы под белым бантом были собраны сзади в хвост, самые красивые на земле серо-голубые глаза с длинными густыми ресницами, большие, с еле уловимым азиатским разрезом, только чуть оттенены легкой тушью, волнующий рельеф губ подведен мягкой помадой, а в новом цветастом платьице и туфельках было столько легкого женского очарования, что у Иванова сбилось дыхание. Запах цветов наполнил коридор: ее духи нравились Иванову. Наташа выглядела потрясающе. Он поцеловал ее, обнял за талию и, опуская руку ниже, спросил:

– На тебе новые трусики?

– Да, – тихо ответила она. – Потом пошептала ему в самое ухо: – Они тебе понравятся.

Ужин прошел без спиртного и был недолгим: всем по разным причинам хотелось побыстрее в постель. Хозяин квартиры выглядел уставшим и передвигался тяжело, как отравленный таракан.

– Сегодня начальство достало, – жаловался он. – Весь день скакал по госпиталю. Напрыгался, как горный козел. Ни на минуту глаз не сомкнул.

Ирина, напротив, выглядела бодрой и выспавшейся, и Иванов не позавидовал Ковалеву.

Александр с Наташей, посоветовавшись, решили уступить Ковалеву комнату с нормальной кроватью, а сами заняли кухню, расстелив на полу широкий матрац. С затаенной надеждой Иванов подумал, что заниматься любовью на полу будет гораздо удобнее: можно использовать любые позиции без боязни свалиться с высоты, пусть даже небольшой, и сам процесс не сопровождается традиционным в таких случаях скрипом кровати. Однако ему вновь были выставлены строгие условия. И Иванову снова пришлось смириться.

Они еще не спали, разговаривали о жизни, службе, когда на кухню заявилась Ирина. На стройное девичье тело по типу кимоно была накручена только простыня.

– Можно к вам? – прежде чем войти без стука все-таки поинтересовалась Ирина.

– Валяй, – ответил Иванов, прячась под простыню.

– Я покурю тут с вами?

– Кури.

Ирина, придерживая одной рукой простыню на груди, а другой опираясь о стенку, перешагнула через лежащих на полу, села на табурет возле стола, достала из полной пачки сигарету, прикурила и протянула пачку Наталье.

Та уселась поудобнее на матраце и, не стесняясь своей наготы, закурила. Такой «пейзаж с натюрмортом» Иванова почему-то стал смущать. Он почувствовал, что ни с кем не хотел бы делить Наташу, даже с женщиной.

– Не спится? – задал он вопрос Ирине.

– Мишка сразу вырубился, спит как убитый, а мне что-то не спится.

– Да, не повезло тебе сегодня, – вздохнул Иванов с состраданием. Он как никто сейчас понимал Ирину.

– А давайте выпьем! – предложила Ирина. – Там, в холодильнике, шампанское стоит.

– Давай! – с радостью поддержал Иванов. Он не хотел вставать, чтобы Ирина не увидела его, в чем мать родила, и попросил ее:

– Доставай сама.

Ирина поднялась, открыла холодильник, нагнулась и потянулась за бутылкой. В этот момент из-под простыни у нее выбилась правая грудь. Иванов смотрел с улыбкой и думал о том, что эта бесшабашная девчонка без комплексов еще как может возбуждать в мужиках острые инстинкты. Наталья, перехватив бесстыдный взгляд своего будущего партнера, направленный на ее подругу, поднялась, потянула простыню, под которой скрывался Иванов, и, совсем сорвав с него, накинула простыню на себя, шагнула к Ирине и с оттяжкой хлестко шлепнула рукой по оттопыренному девичьему заду. Подруга с бутылкой в руках подпрыгнула от неожиданности, а Иванов в это время метался по полу в поисках своих плавок. Наконец, отыскав, он запрыгнул в них одним резким движением. Ирина, потирая место шлепка, смотрела на все непонимающими глазами:

– Вы че?..

Потом, сидя за столом, за разговорами они выпили бутылку шампанского. Наталья время от времени бросала на Иванова хмурые взгляды. Накурившись и наговорившись, Ирина ушла спать. Иванов с Натальей тоже легли.

– Спокойной ночи, – пожелал он ей в темноту, даже не сделав попытки обнять.

– Учти, – вместо ответа Наталья взяла в руку все «достоинство» Иванова так, что он чуть не задохнулся от боли, даже сердцем ощутив острые женские коготки, – узнаю, что ты мне изменил, найдешь это на помойке.

В темноте очень близко он увидел ее глаза. Она улыбалась, но Иванову почему-то хотелось ей верить.

– Насчет меня можешь не волноваться, – переведя дух, успокоил он Наташу, осторожно снимая ее руку с самого дорогого. – А как у тебя? Ты же обещала поговорить со своим «бывшим»? Почему откладываешь?

Помолчав, она ответила:

– На службу не дозвонилась. А домой, сам понимаешь, нельзя. Я ему письмо написала и, когда шла сюда, опустила в ящик.

Иванов попытался обнять девушку, но она холодно отстранилась, как будто он стал ей чужим. Ему эта игра уже начинала надоедать:

– Если следовать твоим правилам, то мы должны сначала дождаться письменного разрешения – мол, Наташа, позволяю тебе с другим… А уж потом только ложиться в кровать! Так, что ли? По-моему, он у тебя больной! Да и мы с тобой на пару с ним! – Иванов покрутил пальцем у виска. – И все проблемы мы могли бы устранить еще вчера ночью.

– Ты так говоришь потому, что я сама пустила тебя в свою постель! – повысила голос Наташа. – Как шлюха!

– Дура ты! А попробовала бы ты меня не пустить! – с этими словами Иванов кинулся на девушку. – Ты нужна мне, Наташка!

Он нашел ее губы и стал целовать. Она замотала головой, но он поймал ее голову ладонями и припал долгим поцелуем. Она больно укусила его за язык. Не обращая на это внимания, Александр продолжил атаку, и она долго не смогла сопротивляться…

Утром их разбудил противный, как у всех будильников, Мишкин голос:

– Подъем, бойцы невидимого фронта! – кричал Михаил, заходя на кухню. – Дядя к тетеньке пришел, дяде было плохо. Дяде стало хорошо, и у тети – кроха. Лучше выпить водки литр, чем…

Обнаружив на столе пустую бутылку из-под шампанского, Михаил осекся на полуслове и запричитал:

– Вы тут по ночам еще и пьете, неблагодарные! Кого я пустил в дом? Разорили! Вы же выжрали весь мой неприкосновенный запас. Чем теперь я буду похмеляться?

На что Иванов, обнимая Наташу, ответил:

– Доктор, не паникуй, ты вчера с нами не пил. Чего тебе похмеляться?

– Оно и обидно, – промямлил Ковалев.

– Там, в холодильнике, бутылка коньяка, я вчера принес тебе на лечение, им и похмеляйся.

– Ты хочешь сделать из меня профессионального алкоголика? Чтоб тебе всю жизнь похмеляться коньяком!..

За завтраком Михаил хмуро оповестил присутствующих:

– Сегодня вечером «лафа» отменяется, я по госпиталю дежурю.

– И я сегодня дежурю, – сообщила Наташа.

– Ага, вместе со мной, – подтвердил Михаил.

Иванов задумался.

– Мне послезавтра в ночь летать. Значит, Наташа, я тебя не увижу два дня. Как поется в одной песне: «Легче ждать столетья, чем четыре дня…». Под столом Иванов положил руку на Наташино колено. Девушка не подала вида, но мягко прижала его руку другой ногой.

– Саша, а ты приходи к нам в отделение, – неожиданно предложила она. – Мы тебя ночью спрячем.

– А что, Миша, пусть он придет! – поддержала Наталью и Ирина.

– Приходи – прикроем, – согласился Ковалев.

– Обязательно приду! – пообещал Иванов.

В расположении Иванова ждал неприятный сюрприз: уходя, он не поставил в известность вновь назначенного комэска, и тот вечером при обходе эскадрильи обнаружил отсутствие командира звена.

– Принесло же его! – возмущался Андрей Ващенка. – И ведь пить с нами не стал, сволочь! Собрал все звено и вычислил, что тебя нет. Я ему объясняю, что тебе разрешил старый комэск, что ты адрес оставил, а он: «Будем разбираться… Будем разбираться!». Гнида. Еще командиру полка доложит.

– Все нормально, Андрюха, – успокоил его Иванов. – Командир полка – мужик правильный. Ну, доложит. Ну, схожу «на ковер». Ну, получу выговор. Домой меня, что ли, отправят?

Перед предполетными указаниями Иванова подозвал командир эскадрильи.

– Иванов, где вы были ночью? – спросил он, не повышая голоса. В этот момент к ним подошел замполит полка подполковник Косачаный. Надо было отвечать.

– У друга в городке, товарищ подполковник, – глядя в глаза, Иванов старался выдержать официальный тон. – Адрес у штурмана звена был.

– Ты отпрашивался у командира эскадрильи? – очень строго спросил Косачаный.

– Нет. Когда я уходил, комэск в расположении отсутствовал.

– А ты вообще у кого-нибудь отпрашивался? Ты в курсе, что идет война, что мы находимся на военном положении? – раздраженный тон замполита не предвещал ничего хорошего. – И какой пример ты подаешь подчиненным? Они пьют, играют в карты, бегают в «самоволки»!

– А что им делать? Сами знаете, в каких условиях живем! Хотя, вы-то живете в гостинице… – неожиданно вспылил Иванов.

– Иванов!.. – резко оборвал комэск.

– Извините, товарищ подполковник, погорячился. Нервы. – Иванов понял, что перегнул палку.

– Если ты так радеешь за личный состав, – саркастически начал замполит, пропустив сказанное подчиненным в горячке, – что ж ты один в «самоволки» бегаешь? Взял бы звено с собой, так сказать, в культпоход. – И развеселившись от своей неожиданной шутки, замполит подмигнул комэску. – Мы вот с Анатолием Ивановичем никогда против не будем, мы всегда «за» общественно-культурные мероприятия с личным составом.

Потом, перейдя на серьезный тон, Косачаный добавил:

– Я тебе, Иванов, лично запрещаю отлучаться от звена после полетов! Понял? Если нарушишь мое приказание – слетишь, к чертовой матери, с командиров звена и пойдешь под арест. Свободен.

– Есть! – ответил Иванов и, повернувшись через левое плечо, пошел к экипажам.

После получения предполетных указаний, когда летчики шли к вертолетам, Ващенка участливо поинтересовался:

– Что, командир, «выдрали»?

– Ладно бы только «выдрали». Получил от замполита указание: от звена – ни на шаг!

– Не переживай, командир. Знаешь поговорку о том, что суровость российских законов компенсируется их невыполнением. Выкрутимся. Плюнь ты на этого замполита с его указаниями.

– Если я нарушу его указание – обещал посадить под арест, – довел Иванов информацию.

– Это уже серьезнее, – задумался Ващенка.

Идею он выдал уже в воздухе после взлета.

– Сань, если замполит запретил оставлять звено – бери нас с собой. Мужики тоже хотят развеятся.

– Ты не перегрелся? Двенадцать человек! Где ж я вам столько девчат найду?

Но постепенно до Иванова стало доходить, что в идее Ващенки есть рациональное зерно. Необходимо искать решение. Ведь он обещал Наташе быть сегодня в госпитале. А майора Иванова можно обвинить в чем угодно, только не в том, что он не держит слово, тем более данное женщине.

Весь полет Иванов обдумывал предложение «правака». Выходило: или по его, или – никак. Если уйти звеном, а командир эскадрильи не отпустит, в чем Иванов не сомневался, то комэск обязательно доложит начальству. Попробовать договориться с Куркиным – дело пустое. Еще по старому месту службы Иванов знал вредный характер Куркина и что Толик – карьерист, каких мало. Причем это самая опасная когорта начальников-буквоедов, зануд-теоретиков, которые не видят людей: подчиненные для них – только средство достижения цели. Сам Анатолий Иванович никогда себе ни в чем не отказывал. Да черт с ним, этим Куркиным!.. Если сегодня увести звено, то появляется шанс оправдаться перед Косачаным. «Врезать» по службе, конечно, могут, но это – не смертельно. Зато Наташа будет рядом. А вот где разместить дюжину мужиков на ночь? Госпиталь под охраной, отпадает сразу. Тогда что? Иванов раздумывал, как поступить. И тут судьба решила ему помочь. После возвращения из Ханкалы на стоянке к Иванову подошел командир эскадрильи с информацией:

– Сегодня на дежурство нужно выделить два экипажа. Я решил – из твоего звена.

– Почему из моего? Сегодня не наша очередь. А завтра мы летаем в ночь, – возразил Иванов.

– Решение уже принято, – отрезал комэск.

– На машинах Крапивина не закончен регламент, – объяснил подошедший инженер эскадрильи. – Пусть сегодня твое звено подежурит, а завтра Крапивин вас сменит.

– Кого назначишь? – спросил комэск. – Может, сам заступишь?

– Ну да! А завтра мои мужики без меня ночью летать будут? – отказался Иванов от любезного предложения комэска и стал размышлять вслух: – У нас сейчас на аэродроме Сучков и Фархеев…

– Кроме нас, на земле Сучков и Мингазов. Фархеев на подходе, – подсказал всезнающий Ващенка.

– Сегодня заступят на дежурство Мингазов и Сучков. А мы с Фархеевым будем завтра летать, – принял решение Иванов.

– Что, командир, народу убавляется? – намекая на свою идею, спросил Ващенка, когда инженер с командиром эскадрильи отошли. – Сам Бог велит тебе взять нас к девчонкам!

Да, из двенадцати шесть человек останутся ночевать на аэродроме. Нужный ответ задачки был где-то рядом.

– Я еще ничего не решил, – отрезал Иванов. То, что он пойдет сегодня к Наташе, было уже делом решенным, но как поступить со звеном, Иванов пока не знал. И вдруг он вспомнил о квартире Ковалева: она сегодня ночью пустовала. Если Ковалев согласится, то парни смогут там неплохо отдохнуть. А что – это идея! Иванов решил рискнуть.

После полетов, собрав оставшиеся два экипажа, он объяснил им ситуацию, честно предупредив о последствиях.

– Один раз живем, командир! – дружно ответили мужики. – Надоело взаперти сидеть! Пойдем хоть на женщин поглядим.

После ужина без разрешения командира эскадрильи Иванов увел остатки звена в город. По дороге они зашли в магазин, взяли продукты и по бутылке водки на брата. Добрались до проходной госпиталя без приключений. Оставив своих ребят недалеко от входа, Иванов подошел солдату, стоявшему на воротах, и назвал фамилию дежурного врача. Михаил Ковалев вышел и провел Иванова в госпиталь. Теперь оставалось самое сложное – уговорить самого Михаила отдать ключи от квартиры.

– Да я за них головой ручаюсь! – убеждал Иванов Ковалева, когда они уже входили в отделение. – Там утром будут чистота и порядок.

– Там ни меня, ни тебя не будет. Пойми, Саня, лично тебе бы – не отказал, а чужим людям не дам. Не проси!

Навстречу шла Наташа.

– Что это вы какие-то озабоченные. Случилось что?

Иванов в двух словах описал ситуацию, а в конце пожаловался на Ковалева:

– Этот жмот не хочет верить моему слову.

– Ключи не дам! – упорствовал Михаил.

– Да ты пойми, – снова стал доказывать Иванов, – я повязан с этими мужиками: если уйдут они, придется уйти и мне! Дай ключи, Мишка, я сам отведу их на твою квартиру, а утром сам их оттуда выведу. Порядок гарантирую.

– Сказал – не дам!

– Ну, Мишка, попроси ты меня о чем-нибудь! – разозлился Иванов.

– Сколько там твоих ребят? – о чем-то думая, спросила Наташа.

– Пятеро, – ответил Иванов с надеждой на женскую помощь.

– Мы, наверное, сможем решить эту проблему, – она внимательно посмотрела на Михаила. – У меня там Иринка никак домой не уйдет. Она живет с Тамарой и Мариной, еще одну подружку она найдет без проблем. Думаю, мы можем пригласить одного из Сашиных друзей сюда, а остальные пойдут в гости домой к Ире, Марине и Тамаре.

– Я вам всем морды сейчас набью! – завелся Ковалев, выразительно взглянув на Иванова.

– Тогда давай сюда ключи, – предложила Наталья и протянула раскрытую ладонь. Ковалев ненадолго задумался.

– Ладно. Я сам вас отведу, – без особой радости согласился Михаил. – А утром сам проверю порядок.

– Мишка, ты настоящий друг! – возликовал Иванов.

– Наталью благодари, – сурово проговорил Ковалев.

По длинному коридору, заставленному кроватями с ранеными бойцами, они прошли в комнату отдыха медперсонала. Кроме Ирины, в комнате находилась Тамара и незнакомая Иванову очень полная, но симпатичная девушка. Все – в белых халатах. Иванов поздоровался, и по ходу дела его познакомили с толстушкой. Звали ее Ниной. Пока Наталья с Ириной объяснялись в коридоре, Нина попыталась завести разговор с Ивановым:

– Скажите, а вы в людей стреляли?

– Стрелял, – Иванов не имел большого желания обсуждать эту тему.

– А в Афганистане были?

– Был.

– А какое у вас звание?

– Майор.

– Вы, наверное, будете генералом?

– Нет.

– Почему?

– Не хочу.

– Странно. А ордена у вас есть?

– Есть.

– А много? – толстуха становилась навязчивой.

– Не много. – Иванов с нетерпением посмотрел на дверь, потом перевел взгляд на сидящую за столом Тамару. Она улыбнулась понимающе и покачала головой. Переменив тактику, Нина задала следующий вопрос:

– А вы с Наташей давно знакомы?

– Всю жизнь, – соврал Иванов и подмигнул улыбающейся Тамаре.

– Как интересно! – прощебетала Нина. – Значит, и дочку ее знаете?

Иванов напрягся, постигая смысл сказанного. У Наташи есть дочь?.. В этот момент Наталья позвала его в коридор. С большим облегчением Иванов вышел из комнаты. Михаил проводил его тяжелым взглядом.

– Саша, сам расскажи Ирине, что к чему, – попросила Наташа.

– У меня на улице пятеро друзей, водка и закуска при них. Квартиру – Иванов с благодарностью посмотрел на Наташу – мы у Мишки выбили. Теперь моим ребятам нужны нескучные девочки. Помоги, Иришка. С меня – «пузырь»!

Ирина на минуту задумалась, потом спросила Наталью:

– Не знаешь, Катерина не дежурит?

– В хирургии сегодня Женя, – ответила та.

– Все равно только четверо набираются, и то по предварительной прикидке. А я не могу, – Ирина, состроив противную рожу, показала пальцем в комнату, где сидел Ковалев, – сами понимаете. И, уже обращаясь только к Иванову, скривилась в улыбке: – Так что один лишний получается. Предупреждать в таких случаях заранее надо.

– Все получилось спонтанно… – начал оправдаться Иванов.

– А мы одного сюда пригласим, – снова пришла на выручку Наташа.

– Ну все, тогда мы отчаливаем! – Ирина помахала Наташе ручкой.

– Ми-иш, пошли, что ли! – позвал Иванов Ковалева.

– Не задерживайтесь! – напутствовала Наталья, когда сердитый Ковалев появился в коридоре.

Парни Иванова скучали там, где он их оставил, но при виде симпатичной Ирины сразу оживились, выпустив по ее адресу пару пристойных комплиментов. Иванов объяснил им план дальнейших действий, уделив особое внимание порядку в квартире.

– Я поручился за вас перед хозяином и очень надеюсь, что пожалеть об этом не придется, – закончил он инструктаж. – А девчата не подведут.

– И мы не подведем, командир! – пообещали мужики.

– Ну, тогда все вперед – отдыхать! А ты пойдешь со мной, – бросил Иванов Ващенке.

– Командир, за тобой – хоть в огонь, хоть в воду! – отозвался тот.

– Мальчики, ждите нас, – мило проворковала Ирина и, не прощаясь, пошла к автобусной остановке.

– Красавица, ты там поспеши! – прокричал ей вслед Мельничук с сальной улыбкой. И добавил тише: – Классная бабенка!

Михаил нехорошо посмотрел на Иванова.

– С меня – «пузырь», Миша, – пообещал Иванов и посмотрел на Мельничука: – Язык прикуси!

Ковалев, ничего не сказав, повел небольшой отряд в камуфляжных комбинезонах в сторону своей квартиры.

Оставив на квартире Ковалева четверых мужиков и не дожидаясь девчат, Михаил, Ващенка и Иванов вернулись в госпиталь. Всю дорогу Михаил молчал. Эта идея с квартирой и подругами Иринки была ему не по душе.

– Не унывай – жизнь прекрасна и удивительна! – входя в отделение, Иванов хлопнул Михаила по плечу. – Если выпить предварительно.

– Командир, ты, как всегда, прав! – поддержал Ващенка.

– Романтики, мать вашу!.. – бросил Ковалев беззлобно.

В коридоре, заполненном кроватями с ранеными, их встретила Наталья:

– Саша, вы с Андреем не поможете нам собрать несколько кроватей? Ждем поступления раненых, а коек свободных уже нет. Палатки на улице ставим.

Иванов посмотрел на Ващенку:

– Конечно, поможем.

Затем обратился к Ковалеву:

– Миша, а вы с Ниной не могли бы пока сообразить из того пакета, что мы принесли, чего-нибудь на стол?

Ковалев расплылся в скупой улыбке и заверил:

– Работайте. Все будет на высшем уровне!

Вечерело. Во дворе госпиталя прямо на земле стояло несколько больших темно-зеленых армейских палаток. Возле одной из них, сваленными прямо на землю, лежали разобранные старые солдатские железные кровати. Несколько здоровых солдат и легкораненые занимались их сборкой. Наташа подвела Иванова с Ващенкой к этой группе.

– Вот здесь, – она посмотрела на Иванова. – Помогите ребятам.

Иванов ответил коротко:

– Сделаем.

– Ну, тогда я пойду. Когда закончите, куда идти, знаете. Мы вас ждем. – она направилась к зданию госпиталя.

А Иванов с Ващенкой стали осматриваться. Палатки пока пустовали в ожидании новой партии раненых.

Иванов взял в руки часть от кровати:

– Андрей, кончай глазеть. Работаем…

За сборкой Ващенка успел побеседовать с несколькими солдатами. Иванов работал молча.

Собрав последнюю кровать, летчики пошли в отделение. В комнате отдыха их уже ждали: в середине стоял небольшой, но аппетитно накрытый стол с величаво возвышающейся среди двух горок нарезанной колбасы и тарелки с овощами бутылкой водки. За столом рядом с Ковалевым восседала толстая Нина. Увидев ее через открытую дверь, Ващенка не стал сразу входить в комнату, а отозвал Иванова в сторонку и поинтересовался, пряча улыбку:

– Это и есть твоя «ведьма»? Познакомишь?

– Обязательно! – заверил его Иванов.

– Я тебе сочувствую, командир. Как ты вообще под ней не умер?

Оценив по достоинству юмор «правака», Иванов ответил тем же:

– А это ты сегодня на себе узнаешь. Небольшая ошибочка: моя Наталья, а это – твоя «ведьма», Андрюша. Иди, знакомься с «приговором».

– Я ее не буду! – изменившись в лице, взмолился Ващенка.

– А кто обещал в огонь и в воду? – продолжал куражиться Иванов. – Пропустишь пару стаканов – понравится. Только представь: такая большая – и вся твоя! А других в наличии сегодня нет.

– И не надо! – заверил Ващенка. – Я все равно столько не выпью.

– А как же компания? – напомнил Иванов. – Что, Нина одна, что ли, будет сидеть весь вечер? Придется развлекать. Считай на сегодня это твоим боевым заданием.

– Конечно, если приказывает командир, придется лечь щуплой грудью на эту безразмерную «амбразуру»! – обреченно вздохнул Ващенка. – Я готов к подвигу. И считайте меня кем хотите после этого…

Тут подошла Наташа, и Ващенка с восхищением уставился на нее.

– Что вы тут стоите, мальчики? Не стесняйтесь – проходите, садитесь за стол.

Она прошла первой, а Иванову все же пришлось тащить Ващенку в комнату за руку.

– Знакомьтесь, девочки, это Андрей, – представил Иванов своего «правака» присутствующим.

– А это Нина. Наташу и Михаила ты уже знаешь, – представил он Ващенке всех находившихся за столом.

Потом добавил на ухо:

– Нину прошу любить и жаловать.

– Грубый ты, – ответил Ващенка, посмотрев на Иванова как врач – на безнадежного больного.

За ужином не просидели и часа, а Наташа раз десять бегала в палаты к раненым. Нина, в отличие от нее, сидела спокойно, никуда не спешила. Пустая бутылка водки уже стояла под столом, бежать за второй желающих не нашлось.

– Если что, я буду у себя в кабинете, – Ковалев тяжело поднялся. – Не шумите тут сильно.

Он ушел. Иванов видел, что Ващенка явно нравится Нине, но Андрей всегда привередничал при выборе женщин. Нина же не казалась красавицей, хотя, если присмотреться, лицом была недурна, а отсутствие талии компенсировала очень большая грудь. Видя равнодушие Ващенки к толстушке, Иванов тихо напомнил ему:

– Андрюха, не порти вечер.

Тот ответил взглядом приговоренного к казни, опрокинул в рот полстакана водки и решительно выдохнул. Потом поднял глаза на соседку:

– Вас, мадам, не хватятся в отделении? – неожиданно мягко поинтересовался он у Нины.

– У нас «тяжелых» нет, поэтому я могу еще посидеть, – ответила радостная толстушка. – И вообще, я сегодня поддежуриваю. Когда привезут раненых – начнется моя работа.

Ващенка промолчал, отводя взгляд. Разговор явно не клеился. Ващенка тоже. Позвав Андрея в коридор, Иванов начал проводить с ним воспитательную беседу:

– Ну что ты мучаешься? Нормальная баба.

– Да, Саня, у тебя во-он какая! – протянул Ващенка с завистью. – А мне что подсунул? Даже когда выпью, ничего на нее не стоит. Может, я в общагу пойду?

– Да за такую красотку любой кавказец тебе мешок урюка выложит! – попытался пошутить Иванов. Но Андрей даже не улыбнулся. Тогда Иванов сочувственно посоветовал:

– Выпей еще. А компанию не порть.

– Ладно, командир, – понуро согласился Ващенка и резко поменял тему. – Ты видел, сколько тут раненых?

– Видел. Палаты переполнены, коридор забит. Ребят жалко. Вон еще дополнительные палатки ставят. Сколько русских парней положили да покалечили! А за что? Бедные матери! Бедные девчонки… Как они только здесь управляются?

– Да, достается им. Наташка и минуты не сидит на месте. По-моему, у вас с ней серьезно. Видел, как она на тебя смотрит? Я не ошибся?

– Не знаю, – Иванов обнял Андрея за плечи. – Ну пошли – твоя девушка одна там скучает.

При напоминании о Нине Ващенку перекосило. Но он взял себя в руки, и, когда вернулась Наташа, Андрюха уже вовсю заигрывал с толстушкой. Та так и цвела, улыбаясь.

– А что, кудрявая моя, не пора ли нам пойти подышать свежим воздухом? – наигранно пропел Андрей Нине в самое ухо. Та сразу засобиралась:

– Да, надо пойти проверить, как там мои?

– Вас проводить? – соблюдая этикет, поинтересовался Иванов.

– Нужен ты нам! – состроив страдальческую гримасу за спиной толстухи, проворчал Ващенка.

Когда они ушли, Наташа прикрыла дверь, погасила свет и поставила будильник на два часа.

– Уколы надо делать, – пояснила она уставшим голосом.

– Намучилась ты, девочка моя, – Иванов участливо обнял ее. Она прижалась, как котенок, – маленькая и беззащитная, ищущая тепла и понимания, и вместе с жалостью к ней Иванов ощутил в груди прилив огромного чувства нежности. Даже со своим крутым характером она оставалась слабой девочкой, ставшей ему за эти дни самым близким и дорогим человеком на земле.

– Влетит тебе завтра? – тихо спросила она.

– Переживем, – ответил он равнодушно.

– А зачем же ты шел?

– Тебя хотел увидеть.

– Только чтобы увидеть?

– Разве этого мало? И еще я дал слово, что приду.

– Мне нравятся мужчины, умеющие держать слово. – она поцеловала его в щеку. – Только ты упрямый и заставляешь других нарушать данное слово. Ты ломаешь людей. Но мне с тобой хорошо. И я не хочу думать, что будет завтра.

– Это «завтра» зависит от нас, – ответил он, поцеловав Наташу.

– Саша, – прошептала она, ласково отстраняясь, – давай поговорим.

– Давай, – не стал настаивать Иванов. – Расскажи о себе.

– Да рассказывать-то особо нечего. Я из провинции, из небольшого городка. Там родилась, там окончила школу, потом техникум. Для поступления в институт денег не хватило. Тогда решила, что обязательно заработаю много денег, чтобы мои дети ни в чем не нуждались. Постоянная нужда – это так унизительно. Поэтому я в армию и пошла. А у мамы, кроме меня, есть еще старшая сестра и младший братишка. Сестра у меня – красавица!

– Как ты?

– Я по сравнению с ней – мышка-землеройка.

– Неужели бывают женщины красивее тебя?

– Перестань. Сравнишь, когда я вас познакомлю. Мужа она себе нашла из «новых русских». Так, ничего, но ревнует к каждому «столбу», а сам возвращается поздно пьяный или может вообще не прийти ночевать. За мной пытался приударить. Скандалы у них постоянно. Мне такого не надо ни за какие деньги.

– А за какого мужчину ты бы пошла замуж?

– Да уж не за чучело в красном пиджаке и с цепью на шее. Пусть и с большими деньгами. Я ценю в мужчинах надежность.

– А у тебя было много мужчин? Если не хочешь, можешь не отвечать.

Она немного подумала, потом произнесла, глядя ему прямо в глаза:

– Если бы я только захотела, то у меня здесь рота стояла бы под дверью. Но время на вас тратить не хочется.

Иванова такой ответ задел.

– Расскажи мне про дочь, – попросил он жестче, чем следовало, и почувствовал, как Наташа напряглась. Но тут же тихо сказала:

– Дочка у меня – Надюша. Надежда. Ей уже скоро три годика. Из-за нее я и поехала сюда. Деньги очень нужны. Мы растем без папки.

– И с кем она сейчас?

– С бабушкой – моей мамой.

– В садик ходит?

– Нет. Бабушка не работает. Содержу всю семью.

– А кем работала твоя мама?

– Продавцом. Получила инвалидность. На работу никуда не берут.

– Извини, Наташа, что лезу в твою жизнь, но кто отец?

– Все непросто, Саша! Был и отец. И любила, казалось, я его так, что вокруг ничего не видела. Хороший был. Но женатый. И старше меня на двадцать лет. Не заметила, как все закрутилось.

– Не смогла отбить у жены?

– Смогла бы, наверное. Но не стала. Сподличал он. Оказался слабым. Узнал, что беременная, денег на аборт дал. Я не пошла, решила рожать, а он нас бросил.

– А теперь с дочкой замуж не зовут?

– Почему же? Вот сегодня один полковник предлагал руку и сердце.

– Так чего же ты ждешь? Кто тебе нужен?

– Ищу своего мужчину. И чтобы дочери отцом мог стать. Нам с Надюшкой хороший папка нужен.

– Наташа, а сколько тебе лет?

– А вы – не джентльмен, товарищ майор, – усмехнулась она. – Двадцать четыре, скоро будет двадцать пять, к вашему сведению.

– А смотришься моложе.

– Спасибо. Стараюсь.

– Надеюсь, ты понимаешь, что здесь в твоем положении женщина выглядит несколько двусмысленно? Пора бы тебе серьезно подумать о семье и не связываться с женатыми мужиками. – Иванов говорил полушутя, но Наталью это задело. Она силой вырвалась из его объятий, встала с кровати и, взяв со стола пачку сигарет, уселась на подоконник.

– Извини, – произнес Иванов, поняв, что сильно обидел ее. – Я не хотел.

Она курила, глядя в окно, и не отвечала. Томительное молчание стало давить.

– Наташа, ну прости! Слышишь?

– Не за что прощать, – отозвалась она. – Все правильно.

После некоторого молчания тихо продолжила:

– Но что вообще вы, мужики, можете знать о женском сердце? Вам всем одно подавай, да побыстрее! А мы привязываемся. Любая из нас мечтает встретить своего мужчину: и умного, и сильного, и доброго, и щедрого, чтобы он был защитником, а самое главное – другом. Думаешь, мне хорошо одной? Но нет таких! Кажется, вот он – настоящий! И ты веришь ему, бежишь ему навстречу, а он потом оказывается таким же, как и другие. И еще слабаком. Очень больно разочаровываться. Мы же вас в душу пускаем, а вы – ноги вытираете! Потом те из нас, кто послабее, становятся циничными, равнодушными, могут переспать с кем попало, спиваются… Потом вы говорите «бляди»… А кто нас такими делает?

Он молчал, не в силах что-то возразить: она во многом была права. Наталья выкинула недокуренную сигарету в окно и подошла к Иванову.

– А ты говоришь – замуж. На расстоянии вас мужиков приходится держать – все наши женские беды от вас.

– А может, тебе просто не везло с мужчинами?

– Саша, мне уже двадцать четыре, и я не вчера стала женщиной.

– Да, – вздохнул он, – не очень веселая история получается. Но кое-что ты все-таки упустила.

– Что же?

– Я скажу, но сначала прочту одно коротенькое стихотворение – как раз к теме. Хочешь послушать?

– Кто автор?

– Ваш покорный слуга.

– Тогда читай.

– Посвящается Наталье К.

– Какая прелесть! – улыбнулась она. – В самом деле – твое?

– Мое.

– Мне понравилось. А что я все-таки упустила?

– Ты теперь не одна. Прошу не забывать и о моем скромном существовании.

Она села на кровать возле него и положила ему на плечо свою голову.

– Нет, Саша, – прошептала она. – Я знаю почти наверняка, что мы не будем вместе. Мне никогда не везло на хороших мужчин. И я не хочу думать о том, что будет завтра. Знаю только, что мне будет очень больно потерять тебя. Прости.

– Ну-ну, Наташка! – он погладил ее по волосам. – У меня совсем нет желания расставаться с тобой.

– Узнаешь меня больше – может быть, появится.

– Не появится. Слишком дорого ты мне досталась.

– Может, ты и замуж меня возьмешь? – она посмотрела ему в глаза.

– Если не будешь драться, – с улыбкой ответил он и поцеловал ее ресницы.

– Сумасшедший. Умеешь ты лапшу на уши вешать, Иванов. Но мне так хочется слушать тебя. Рядом с тобой я тоже начинаю сходить с ума…

Их разговор прервал звон будильника.

Со словами «Я вернусь через десять минут. Не скучай» Наташа поднялась и вышла из комнаты.

Иванов сидел один в темноте и думал. Он благодарил судьбу за то, что она подарила ему эту женщину. Как он мог раньше жить без нее? Теперь Иванов знал точно, что никому и никогда не отдаст Наташу. Думая о ней, он всегда испытывал волнующий трепет и тепло в душе.

– Заждался? – спросила Наталья, входя в комнату. Она завела будильник. – Сейчас сообщили, что вертолеты с первой партией раненых уже вылетели из Грозного. Саша, ты извини, но мне надо хоть немного поспать. Тебе это тоже не помешает. Ложись на соседнюю кровать.

– Что же, будем спать как брат с сестрой? – пошутил Иванов.

– Да. Как брат с сестрой, – улыбнулась она в ответ.

Они легли на разные кровати, не раздеваясь. Александр почти сразу уснул.

Иванову приснился какой-то непонятный и странный сон: будто он идет по саду, знакомому еще из детства, впереди – дом. Иванов видит этот дом в первый раз, но он его знает. Дом чем-то похож на дворец. На балкон третьего этажа выходит Наташа, очень красивая, и одета, как царица, в белые одежды. За ее спиной на ветру развевается накидка. Тоже белая. Никого, кроме них двоих, нигде нет. И тишина. Он бежит по крутой лестнице к Наташе. Высокие ступеньки поднимаются спиралью вдоль стен внутри дворца. Он пробегает второй этаж, забегает на третий. Из комнаты видит Наташу, стоящую на балконе спиной к нему. Сердце его готово выскочить из груди от радости и счастья! Наташа поворачивается, поднимает ему навстречу руки, но смотрит куда-то мимо сквозь Иванова. И вдруг комната, где он стоит, начинает быстро наполняться водой. Она льется со стен, с потолка – отовсюду. Неожиданно пол под Ивановым начинает опускаться, увлекая его вниз. Ему страшно потерять ее, он зовет Наташу по имени, но она не видит его и стоит с протянутыми вперед руками. Пол вместе с Ивановым опускается все ниже, но вода не приносит Иванову никакого вреда. Он все зовет Наташу, но уже не видит ее. Рядом с ним откуда-то появляется старец в одежде буддийского монаха. Он произносит только одну фразу: «Еще не время!». «Почему?!» – кричит Иванов. Мимо проходит незнакомая женщина в белом. Иванов видит только ее спину. Это не Наташа. «Почему?!» – снова кричит Иванов… и просыпается от тяжелого звона будильника.

В холодном поту, не совсем еще понимая, где находится, Иванов открыл глаза и увидел на соседней кровати просыпающуюся Наташу. Бешено стучащее сердце стало медленно успокаиваться, мысли – приходить в порядок.

– Наташка, не бросай меня, – вымолвил он первое, что пришло в голову.

– Саша, что с тобой? – она смотрела на него в изумлении. Иванов не стал рассказывать про сон.

Неожиданно прозвучал знакомый голос:

– Вы тут живые, братцы-кролики? – в дверях показалась голова Ващенки.

– Сам ты кролик! – шуткой ответил Иванов, приходя в себя окончательно. – А мы в этом деле – тигры! Львы! Правда, Наташа?

– Ну вот уже оскорбляют, вместо того чтобы сказать «Здрасьте», – заскулил в своей манере Ващенка. – Похоже, вы меня не рады видеть.

– Да рады, рады – заходи! – ласково пропела Наташа, поправляя постель, с которой только что поднялась.

– А я, между прочим, еще не ложился, – сообщил Ващенка, проходя в комнату.

– Андрюша, тебя за что-то наказали? – Иванов состроил участливую гримасу.

– Да нет, – подхватила Наталья, – это Нина у нас такая большая, что занимает всю кровать. Вот мужикам и приходится всю ночь рядом стоять.

Иванов с Натальей рассмеялись, а Ващенка обиделся:

– Я с вами больше не пью – грубые вы.

– Андрей помогал нам раненых распределять, – перестав смеяться, сказала Наталья.

Иванов сразу стал серьезным:

– А меня не могли позвать?!

– Не хотели будить. Андрей сказал, что тебе летать.

Иванов бросил сердитый взгляд на Ващенку:

– А ему – нет?..

– Чай будете? – сменила тему Наталья.

– Нет, спасибо, – отказался Иванов за двоих. – Нам еще в столовую идти.

– Какие планы на завтра? – поинтересовалась девушка. – Я завтра вечером свободна.

– Его сегодня арестуют, – ответил за Иванова Ващенка с плохо скрытой обидой в голосе. – А я приду.

– Это может случиться? – Наташа смотрела на Иванова с беспокойством.

– Не придет, – ответил Иванов, понимая, что совсем не об этом спрашивает Наташа.

– Саша, я серьезно…

– Может случиться так, что действительно прийти завтра я не смогу. Замполит решил меня контролировать. – он взял Наташину руку и, заглянув в глаза девушки, ласково пожал ее пальцы.

– Тогда завтра вечером ждите меня к себе в гости! – неожиданно объявила она. Парни опешили от такой новости.

– Там же три этажа диких самцов! – Иванова беспокоило то, какую «славу» может приобрести Наташа, когда ее увидят в мужском общежитии.

– Я же не к ним, я к тебе приду, – спокойно ответила девушка. – А с собой возьму кого-нибудь из подруг.

– Во-во, Нину! – подсказал Иванов, покосившись на дующегося Ващенку. – За такую секс-бомбу тебе вся общага ящик водки выкатит.

– Только не Нину! – испугался Андрей. – Или я останусь ночевать на аэродроме.

– Нину!.. – продолжал настаивать Иванов.

– Успокойся, Андрюша, Нины не будет, – понимающе улыбнулась Наталья.

Через минуту за ними зашел сменившийся с дежурства Ковалев, и, попрощавшись с Натальей, парни втроем направились на квартиру Михаила за отдыхающими в ней экипажами. По дороге невыспавшийся Ващенка делился впечатлениями от проведенной в госпитале ночи. Постепенно с серьезных тем Андрей перешел на свои обычные рассуждения в философском стиле:

– У вас там и женщины лежат, – говорил он, обращаясь к Ковалеву. – Правда, не много. Но можно было бы их всем звеном «полечить».

– Как бы «лечилки» не поотваливались! – пробурчал Ковалев, но Ващенка оставил его реплику без внимания.

– Давай организуем шефство, Саня, – полусерьезно предложил Андрей. – Поможем Михаилу.

– А может, они там все уродины, а ты в темноте с радости и не разглядел? – спрашивал Иванов с улыбкой. Ему почти всегда нравился безобидный треп «правака».

– Есть, конечно, всякие, – согласился Ващенка, – но опять же, это на любителя. И ведь, командир, ты и сам знаешь, что некрасивых женщин в природе не существует…

– Ну, это ты нам уже доказал, – снова вмешался в разговор угрюмый Ковалев. Такую реплику Ващенка уже не смог стерпеть.

– А с этой вашей Ниной мне приказал поработать мой непосредственный начальник. Я выполнял приказ. Правда ведь, Саня? – Андрей искал у Иванова поддержки, но тот от приступа смеха уже не мог говорить и лишь, отмахиваясь от товарища, хватался руками за живот.

– Сам бы я никогда не решился на такое. Я боюсь больших и толстых, – с видом праведника продолжал почти серьезно оправдываться Ващенка, не дождавшись нужной поддержки. – Они не в моем вкусе. Но не мог же я ослушаться приказа любимого командира?

– Ну хоть чуть-чуть понравилось? – немного успокоившись и вытирая слезы, поинтересовался Иванов.

– Командир, я дико извиняюсь, ты слонов любишь? – с невинным видом спросил Ващенка.

– Да как-то все не приходилось, знаешь… Не каскадер я и не люблю ни цирк, ни зоопарк с детства.

– Вот и я не люблю, коллега! – Ващенка сделал особое ударение на слове «коллега». Дождавшись, когда Иванов с Михаилом перестанут смеяться, он сказал уже серьезно:

– Нина очень хороший человек. Мы с ней о многом переговорили. Не везет ей в жизни, но она не теряет чувства юмора. И добрая она.

– Добрая, – поддакнул Михаил. – Никому не отказывает.

– А кому от этого плохо? – спросил Иванов.

– Да никому, – равнодушно пожал плечами Ковалев.

– А знаешь, Миша, мне сегодня Наталья одну правильную вещь сказала, что не знаем мы женского сердца, порой, не чувствуем женской души. Нам этим девчонкам каждый день «спасибо» говорить надо: и Наташке, и Марине, и Иринке, и Тамаре, и Нине, и всем-всем, кого коснулась эта война. Ведь только они нам, мужикам, помогают успокоить наши изуродованные души! И они их лечат. Лечат, Мишка! Ты это сам знаешь. Правда, у нас тут еще есть выбор: наркотики и водка. Но это уже для слабаков…

– Полностью поддерживаю, – серьезно сказал Ковалев. – Особенно после Андрюшиного примера: на вид – не богатырь, а обязуется излечить всех женщин в госпитале вместе с медперсоналом, сестрами и санитарками. Преклоняюсь перед будущим подвигом!

– Спасибо, конечно, за доверие, но вы переоцениваете мои скромные возможности: про санитарок я ничего не говорил, – сдержался Ващенка. – И тут работать всем звеном надо. Может, даже и полком.

– Специалист! – ухмыльнулся Ковалев. – Быстро схватываешь.

– Теперь, Андрюша, в нашем звене, – обратился Иванов к Ващенке, – будет свой специалист симпатичного профиля: «летчик-гинеколог второго класса».

На квартире Михаила ожидал неприятный сюрприз: там была Ирина. Ковалев вытащил ее из ванной, где та пряталась. Вечером Ирина обещала ему, что только приведет подруг, а сама не останется. Но нужно было знать Ирину! Теперь Иванову стала понятна причина испорченного настроения Михаила. Ковалев вытащил Иринку за руку в коридор полностью одетой, но даже Иванов не верил в ее клятвы, что она ни с кем из парней не переспала. Наверное, просто не успела исчезнуть до Мишкиного прихода.

– Маринка вчера не пошла, а ребята попросили остаться потанцевать, и все! – горячо убеждала она Михаила, честно глядя ему в глаза. – Я только компанию составила. Спроси у всех, если мне не веришь!

Все – это четверо парней звена, почти уже одетых, и еще три не знакомых Иванову девушки, одетых только наполовину. У всех тяжелые мутные взгляды, лица помяты. Разборка между Ковалевым и Ириной давила всем на нервы, надо было что-то срочно предпринимать. Иванов обратился к своим товарищам:

– Вижу, что отдохнули вы неплохо. Приберитесь тут, и через десять минут жду всех на улице.

Теперь надо было выручать Иринку.

– Миша, остынь. Если не веришь ей – набей морду мне. Только не ори при всех – пользы от этого не будет.

Михаил зло посмотрел на Иванова:

– Это к нашему с тобой разговору о душе. Ты ей веришь?

– Верю, – честно ответил Иванов, потому что имел в виду не Иринку, а душу.

– Да идите вы все!.. – Ковалев выскочил из квартиры, со всей силы хлопнув дверью. Ситуация развивалась не лучшим образом. Схватив скулящую посреди коридора Иринку за руку, Иванов затащил ее обратно в ванную и прикрыл дверь.

– Ты что, совсем сдурела?! – зарычал он на нее.

– А чего вы так рано притащились? – чуть не плача, ответила виновница скандала.

– Ты бы хоть меня предупредила.

– Я не хотела, так все получилось! – уже не стеснялась слез Ирина.

– Уж ты-то «не хотела»! – передразнил Иванов. – Правильно говорят, что красивым Бог ума не дает. Как теперь быть с Мишкой?

– Я попрошу у него прощения, – ревела Ирина.

– Ладно, – Иванов, успокаивая, обнял ее за плечи. – Проси. Может, простит. А плакать будешь перед Мишкой. Но я бы на его месте не простил.

– А ты думаешь, что твоя Наташка лучше, что ли? – всхлипывая, выговорила Ирина.

– Эх ты… – спокойно сказал Иванов и, не удостоив ее даже взгляда, вышел из ванной.

Михаил ждал внизу на улице и разговаривать с Ивановым не захотел. Когда все, кроме Ирины, вышли, Ковалев зашел в подъезд. Какой у них там состоялся разговор – можно было только догадываться.

По дороге в общежитие Иванов думал, что сегодня для полного счастья ему не хватает того, чтобы его как командира «выдрали» перед строем полка за «самоволку» звена. Но когда они прибыли в расположение, оказалось, что их никто не искал. В такой подарок судьбы Иванов поверил с трудом. На аэродроме он ожидал, что вот-вот командир полка вызовет его «на ковер», но все было спокойно. Причина вскоре стала ясна: прошлым вечером новый комэск «обмывал» с начальством свое назначение и «нализался» так, что не смог добраться до расположения эскадрильи и ночевал в гостинице в комнате замполита полка. Все это выяснил незаменимый Ващенка.

– Как говорится, везет дуракам и пьяницам! – балагурил на радостях Андрей. – Командир, если мы не пьяницы, тогда кто?

– А ты сам подумай, кто в армию сам идет, тем более в нашу? – беззлобно зубоскалил в ответ Иванов.

– Обижаешь, Саня. А если идут не от хорошей жизни?

Иванову снова вспомнился ночной разговор с Наташей.

Летная ночь прошла как обычно: взлет – посадка, взлет – посадка. Только в Ханкале Иванову запомнилась группа молоденьких солдат – человек восемь, особняком стоявших в стороне от всех. Иванов подрулил вертолет на стоянку, недалеко от этой группы, и выключил двигатели. Пока велась разгрузка-погрузка, он подошел к солдатам.

– Здорово, бойцы! – поприветствовал он бодро.

– Здравия желаем, – ответили они тихо и недружно. В глазах этих ребят он увидел столько боли и пустоты, что ему стало даже как-то стыдно за свое хорошее настроение.

– Что такие невеселые?

Молчат, опускают глаза.

– Из госпиталя?

– Нет, – глядя в землю, ответил один.

Видя, что разговора с ними не получается, Иванов отошел. Объяснил ему все армейский прапорщик – старший этой странной группы.

– Из плена пацаны. Кастрированные. Везу вот по домам – отвоевались. М-да! Что матерям говорить буду? – прапор закурил, пряча глаза, будто это он сам был виновником их беды.

Иванов почувствовал, как остатки хорошего настроения совсем исчезли. С чувством необъяснимой вины он смотрел на этих восемнадцатилетних ребят, у которых уже никогда не будет детей, жен, которые уже никогда не смогут испытать счастья любить женщину.

Когда, взяв на борт раненых, они выруливали на взлетную полосу, Иванов оглянулся назад: кучка несчастных все так же сиротливо жалась в стороне от всех.

– Тут уж не знаешь, что лучше, – вздохнул Мельничук, – сразу насмерть, или когда яйца отрежут.

Весь полет экипаж молчал.

Днем два экипажа, отработавших ночью, отдыхали в «общаге». Иванов жил в ожидании вечера. К ужину парни набрали хлеба и котлет в столовой, трех ребят Иванов отправил в магазин за водкой и консервами – звено ждало гостей. Соорудив между двух кроватей стол из табуреток и постелив на них газеты, летчики с удовольствием занялись сервировкой.

В комнате наводился авральный порядок. Кто-то мыл голову, кто-то брился. Вскоре на столе появились водка и консервы. Заняв всех делом, Иванов пошел на улицу встречать девушек.

Три светлых девичьих силуэта он заметил издалека и почувствовал, как сердце забилось в радостном волнении. Наташу и Ирину он узнал сразу по уже знакомым платьям, а вот третью девушку, которая выглядела ничуть не хуже своих подруг, смог рассмотреть, когда они подошли ближе. И он с удивлением узнал в третьей девушке ту самую Марину, с которой познакомился в доме Анны Семеновны несколько дней назад. Она тогда еще приглянулась Ващенке.

– Надеюсь, знакомить вас не надо? – после взаимного приветствия улыбалась Наташа. – Показывай, где вы тут живете.

– Да мы, вроде, все знакомы, – ответил Иванов и повел трех фей к себе на этаж.

С каким чувством гордости шествовал Иванов по лестнице впереди трех красавиц, наблюдая, как «зависают» и с нескрываемой завистью глядят им вслед пилоты из соседних подразделений! Кто-то, не удержавшись, присвистнул и выразил свои чувства возгласом:

– Вот это да!

– Саня, куда тебе так много? – весело прокричал выскочивший на лестничную площадку один из пилотов с «двадцатьчетверок». – Дай нам одну!

– Извините, парни, спецзаказ. Самим мало! – так же весело отшутился Иванов.

– И где же таких заказывают? Подскажи!

– Нас нужно завоевать! – ответила за всех Наташа.

Все три девушки держались на высоте: улыбались, не опускали глаз перед любопытными взглядами, чем вызывали всеобщее уважение.

– О-о-о! – прозвучал дружный крик восторга, когда девушки перешагнули порог комнаты, и все находящиеся в ней, повернув головы, вначале застыли на месте, затем те, кто сидел, поднялись навстречу. Немая сцена продолжалась несколько секунд.

– Прошу любить и жаловать дорогих гостей! – Иванов был явно доволен произведенным впечатлением.

Все звено сразу представить он не мог, поэтому каждый подходил к девушкам сам и галантно представлялся. Иванов не узнавал своих парней, они изменились за какое-то мгновение: от усталости на лицах не осталось и следа, она сменилась добрыми улыбками, в глазах заблестела радость, веселые шутки звучали с разных сторон. Праздник начался.

Иванов закрыл на палку дверь в комнату, чтобы не примазался кто-то лишний. Все звено вместе с гостьями разместилось за импровизированным столом. После третьего звучали тосты за женщин и любовь. Наташа и ее подруги нравились всем присутствующим. Девчата пили не меньше мужчин, понимали и поддерживали негрубые армейские шутки, сами рассказывали смешные истории из своей жизни, были настоящим украшением грубой мужской компании. Потом начались танцы под магнитофон. Дверь пришлось открыть, пилоты часто выходили курить. Всех любопытных и случайно забредших вежливо выпроваживали в коридор. В туалет – а на этаже работал только мужской – девушек сопровождал конвой из четырех или пяти джентльменов.

– Классно гуляем, командир! – выразил общее мнение один из пилотов. – Жаль только, что девчат так мало.

Чтобы как-то восполнить этот недостаток, девушки танцевали со всеми по очереди. Их яркие разноцветные платья как три веселых островка на зеленом поле создавали радостный контраст в сплошной массе камуфляжа. Иванову удалось потанцевать с Наташей только один танец из пяти или шести.

– Хорошие ребята у тебя в звене, – промолвила девушка, когда они медленно кружились под музыку. – И девчонкам нравятся.

– А что здесь Ирка делает? Что-то она совсем не похожа на убитую горем.

– Она с Мишкой повздорила и теперь решила все делать ему назло.

– Ты сегодня очень красивая. – Иванов нежно коснулся губами Наташиных губ.

– Стараюсь тебе нравиться, – с улыбкой ответила она. – Жаль, что скоро нужно уходить.

– А ты останься, – высказал Иванов безумную идею.

– Не дури мне голову, майор, а то останусь! – ответила Наталья решительно.

– Останься. Я буду охранять тебя и только для тебя буду всю ночь петь под гитару.

– Ты играешь на гитаре? – не поверила Наташа. – Мне очень нравится, когда поют под гитару. Спой сейчас. Пожалуйста.

– Любое ваше желание будет исполнено, принцесса! – Иванов с улыбкой поцеловал девушке руку.

– Мужчины, – обратился он к присутствующим, убавляя звук магнитофона, – дамы просят спеть под гитару. Споем?

– Давай, командир, спой девчатам! – поддержали его сразу несколько голосов. – Романсы, командир, или наше что-нибудь!

Один из летчиков побежал к соседям за гитарой и вскоре принес инструмент. Магнитофон выключили. Взяв старенькую гитару, Иванов сел на стул посередине комнаты. В проходе и на кроватях расселись зрители. Перед началом пришлось извиниться:

– Прошу не судить строго: перед вами – самоучка.

– Знаем, Саня, начинай!

Вначале опробовав гитару, Иванов быстро подстроил струны. Потом, бросив взгляд на Наташу – она смотрела на него с нескрываемым интересом, – он заиграл. Пел Иванов то, что приходило в голову: «Напрасные слова», «Не уходи», «Без тебя». Во время исполнения он смотрел на Наташу, потому что пел только для нее. Когда прозвучали последние аккорды очередного романса, Ващенка попросил:

– Николаевич, спой ту песню – про погоны.

– Какую? – не понял Иванов сразу.

– Ну, ту, что ты из блатной переделал.

– Понял-понял, – закивал головой Иванов. – Расскажу для тех, кто еще не знает: она переделана мною из одной из песен мало еще известного автора-исполнителя из Твери – Михаила Круга. Когда недавно услышал ее, она мне понравилась. Изменил только слова, а название еще не придумал. Итак, песня без названия! И он запел:

Не успел затихнуть последний аккорд, как за спиной Иванова прозвучал голос:

– Неправильные песни поешь, майор!

Иванов обернулся. В дверях комнаты стоял заместитель командира полка по воспитательной работе, или, как летчики еще называли по-старому, «замполит», Косачаный.

«Принесла нелегкая!» – тяжело вздохнув, подумал Иванов. Вечер был испорчен.

– Правильная песня, товарищ подполковник! – загудели пилоты. Очень даже правильная – про нас! А всяких гадов продажных надо к стенке ставить! – никто из сидящих у стола не поднялся навстречу замполиту. – Губят Россию…

– Это хорошо, что вы за командира – горой! – Косачаный прошел без приглашения в комнату. – Плохо, когда командир подчиненных не тому учит.

– У них своих мозгов, что ли, нет? – спокойно возразил Иванов, не глядя в сторону замполита.

Косачаный сел на предложенный Мельничуком стул и оглядел всех присутствующих наигранно-веселым взглядом.

– Ну что ж, давайте поспорим, – примирительно предложил он, пытаясь наладить контакт с аудиторией. – Но сначала налейте рюмочку начальству – я хочу выпить вместе с вами за присутствующих здесь красивых девушек.

Иванов заметил, что Косачаный улыбнулся Наташе, как старой знакомой. Она также улыбнулась в ответ. Иванов крепче сжал в руке гитарный гриф.

Все поддержали тост за девушек.

– Так кого вы хотите поставить к стенке? – поставив опорожненный стакан, спросил Косачаный.

Иванов, зная свой характер, решил не ввязываться в спор с начальником и поэтому молчал.

– Сами знаете, кого, – ответил кто-то.

– Что ж вы? Смелее! Давайте поговорим начистоту! – распалял себя Косачаный. – Так вы говорите – к стенке! Кого? Правительство? Думу? Не слишком ли большой список получится? А, Иванов?..

– Нормальный… – буркнул тот, чувствуя огромное желание высказать все, что наболело, но разводить демагогию не хотелось.

– Что?.. Что ты сказал? – поперхнулся закуской Косачаный.

– Все нормально, говорю!.. В России мир и благодать, – излишне громко ответил Иванов. – Демократия!

– Какой мир?! – возразил кто-то из пилотов. – Бардак в России. Беспредел криминальный! Кому нужна такая демократия?

– Может, вы по Сталину соскучились? По лагерям? По расстрелам? А? – почти выкрикнул замполит.

– При нем хоть порядок был, – снова сказал кто-то.

– Вы при Сталине не жили, и дай вам Бог никогда не жить при культе личности! – сел на своего любимого «конька» замполит. – Скажите «спасибо», что сейчас не те времена!

– Конечно, – раздался другой голос, – лучше жить при культе ничтожества, изображающего личность. И Россию продавать и разворовывать! А времена всегда одинаковые…

– Это ты, Костин? – насторожился Косачаный.

– Я, товарищ подполковник, – спокойно ответил крепыш – борттехник из экипажа Фархеева.

Рядом с ним сидела Ирина, и Иванов стал догадываться, с кем она изменила Ковалеву. Что ж, капитан Костин – мужчина интересный и неглупый – всегда нравился женщинам.

– И кого же ты имеешь в виду? – осторожно поинтересовался Косачаный.

– Кого имел, того имею, – хамил Костин, но замполит на это не отреагировал. – Вы ведь тоже при Сталине еще не родились, товарищ подполковник, а рассуждаете так, будто лично были с ним знакомы.

– Ну а ты-то что можешь об этом знать, чтобы так однозначно защищать Сталина? Все его дела – на крови народа! Все! – Косачаный явно нервничал.

– Я знаю, что такого беспредела, как сейчас, с русским народом при Сталине не было и быть не могло. При нем никто не делал разницы, кавказец ты или москвич, когда нужно было воевать или отстраивать страну. Да, жертвы были немалые. Но и цели достигались немалые. А всю Чечню Сталин очистил за сорок восемь часов. Вы слышите? – Костин, повысив голос, говорил с замполитом, как с глухим. – В феврале сорок четвертого года, когда страна истекала кровью на фронтах страшной войны, за сорок восемь часов все чеченцы были погружены в сорок тысяч вагонов и вывезены в Казахстан и Забайкалье. Все до одного! Кто их вернул? Тоже деятель-демократ, что отрекся от Сталина и подарил хохлам часть России и Крым, а китайцам – Порт-Артур. Что-то этот демократ тогда у народа разрешения на это не спрашивал. А Сталин был в сто раз мудрее всех последующих правителей вместе взятых! Он не воровал, карманы свои не набивал народным добром, болел за страну. Расширял ее границы. Его уважали самые известные главы государств. А кто теперь нас уважает? Мы сами-то себя не уважаем.

– Прости, Костин, не могу с тобой согласиться. Сколькими жертвами заплатил народ за все сталинские преобразования? Сколько умных голов полегло во время репрессий? – Косачаный говорил уверенно, с выражением, прямо глядя в глаза собеседнику: видимо, по части демагогии замполит был силен.

И Иванов не выдержал:

– Перегибы были всегда, при любой власти. Разве не так? Что, в Москве в Белый дом из танков не палили в 93-м? А с приватизацией что сотворили? А вспомните Афганистан. Или Чечню… И всегда страдает народ. Но у Сталина была цель – сделать сильной страну! А что мы видим сейчас?

– Это тот случай, когда цель не оправдывает средства. При Сталине жертв было слишком много! – упорствовал замполит.

– И назовите нам, пожалуйста, Игорь Дмитриевич, официальную цифру: сколько погибло людей от репрессий Сталина? – обратился Иванов к замполиту. – Вы же в академии учились, там об этом должны были говорить.

– Говорили! – замполит свысока взглянул на Иванова.

– За время правления Сталина были репрессированы более шестидесяти четырех миллионов человек. Нам об этом читал лекции профессор Волкогонов.

– А теперь, – вежливо попросил Иванов Косачаного, – скажите, пожалуйста, хотя бы примерно, сколько оставалось населения в Советском Союзе после Гражданской войны, скажем, в 1924–1925 годах?

– Ну, так точно сейчас сказать не могу, – Косачаный потер висок. – Но, если мне память не изменяет, где-то примерно сто двадцать – сто тридцать миллионов человек.

– Пусть примерно, – кивнув головой, продолжал Иванов. – А сколько всего проживало в Советском Союзе на момент переписи в тысяча девятьсот тридцать девятом году?

– Более ста семидесяти миллионов, – не подумав, ответил Косачаный.

– Теперь давайте посчитаем: рост населения, несмотря на репрессии, в эти годы составляет около тридцати процентов. Правильно? А репрессированных по вашей информации получается – каждый третий. Посчитайте сами, выходит – каждый третий. И даже больше, включая стариков и младенцев. Так? – Иванов почти ласково смотрел на задумавшегося замполита. – Хотите, угадаю с трех раз, кто платил Волкогонову?

– Но эта цифра за все годы правления Сталина! – не сдавался Косачаный. – И ты, Иванов, забываешь, что под репрессии попали целые народы: чеченцы, ингуши, крымские татары, калмыки!

– Ну, если вы все так хорошо знаете, почему не говорите, за что? – этот спор стал захватывать Иванова. – Почему не говорите, что чеченцы, ингуши и крымские татары служили у немцев в карательных частях, даже целая дивизия из них была сформирована? А при подходе немцев к Грозному старейшины чеченских родов приготовили подарок Гитлеру: белого коня и бурку. Знаете вы об этом, Игорь Дмитриевич? А калмыцкая конная дивизия при подходе немцев к Сталинграду оголила участок фронта, пропустив противника, и ушла на левый берег Волги, где занималась грабежами и разбоем, когда в Сталинграде рекой лилась кровь. Из-за предательства калмыков наши войска понесли страшные потери. Целый год «дикая» калмыцкая дивизия беспредельничала в тылу наших войск. Только после уничтожения немцев под Сталинградом, наконец, смогли разобраться и с этими предателями. Или вы считаете, что для того времени Сталин поступил жестоко? Я считаю, что товарищ Сталин, как никто другой, очень хорошо знал наш народ. Если я вас не убедил, и вы по-прежнему придерживаетесь версии господина Волкогонова, давайте спросим присутствующих, у кого в семье есть репрессированные при Сталине?

Оказалось, что у Мельничука дед сидел после войны за воровство хлеба с колхозного поля.

– А у тебя в семье кого-то репрессировали? – Косачаный выжидающе смотрел на Иванова.

– Можете посмотреть мое личное дело, – усмехнулся Иванов. – Мой дед был казачьим сотником в Империалистическую, потом служил у атамана Семенова под Читой. В Китай с ним не ушел. Служил, правда, недолго, в Красной Армии у Блюхера. Потом в тридцать шестом попал под репрессии. Отечественную начинал в штрафбате. Дожил до девяноста лет и ни разу плохого слова про Сталина не сказал.

– Воспитывать при Сталине умели, – согласился замполит.

– Наверное, Игорь Дмитриевич, воров, бандитов, убийц и всех остальных уголовников тоже надо отнести к вашему числу «репрессированных»? – «додавливал» его Иванов. – А по-моему, разные ужасные цифры того времени нужны нынешней власти для того, чтобы запугивать свой народ, и чтобы тот, не дай Бог, не просчитал новые цифры по Афганистану и Чечне.

– Вот при Сталине тебя, Иванов, первого расстреляли бы за такие слова! – зло бросил Косачаный. – Сейчас, конечно, ты чувствуешь себя героем – можно все говорить. А такие разговоры и приносят самый большой вред!

– Кому? Стране? Не согласен! Народу? Нет! Власть предержащим? При Сталине, товарищ подполковник, мы бы с вами не оказались в таком дерьме! – Иванов понимал, что начал излишне волноваться, но уже ничего не мог поделать. – Чечня – это позор нынешнего правительства и боль всего народа! При Сталине, товарищ подполковник, не могло существовать террориста Басаева! После недавних событий в Буденновске порядочное правительство должно было уйти в отставку вместе с президентом. А Басаева отпустили, чтобы он стал героем, чтобы с него пример брали другие боевики. О чем только в Москве думают? О больших деньгах? Поверьте, теперь, после Буденновска, террористы не остановятся.

– Правильно Саня говорит! – поддержал Ильяс Мингазов. – Да только за Буденновск всех этих «чичей» нужно засыпать ковровыми бомбардировками. А то у них там, в Кремле, – все игрушечки! А люди гибнут здесь!.. И такое впечатление создается, что в нашем правительстве одни двоечники да бездари! Или подосланные провокаторы, которые работают на «дядю Сэма»! Говорят, что из Кремля финансируются боевики. И я верю! У татар на Волге вовсю идет агитация за войну против «неверных». Я знаю, потому что сам родом из тех мест. Могло случиться что-то подобное при Сталине?

– А у моих деда с бабкой, – вступил в разговор Серега Сучков, – они в деревне жили, до войны было пятеро детей. И нормально жили – не голодали. Потом три маминых брата погибли на войне. Смертью храбрых. И никто не сказал, что они погибли зря.

– А сейчас попробуйте вырастить пятерых! – добавил Мингазов.

– Да вы прибавьте, товарищ подполковник, к своей цифре еще двадцать семь миллионов человек, погибших во Второй мировой! – снова вступил в разговор Костин. – Совсем интересная цифра получается! Вы не находите?

Но замполит ответить не успел. Его опередил Шура Касымов:

– Короче, я так понимаю: раньше нам мало чего говорили, а теперь совсем брешут! И ведь многие верят. И вы тоже, товарищ подполковник.

– Наши люди сказки любят, – произнес в своей манере Ващенка. – Про курочку Рябу с золотым яичком да про всяких там волшебников, чтобы все на халяву! С детства нам мозги «пудрят». А правда – она совсем другая. Почему вы нам ее не говорите?

– Больно круто вы заворачиваете, – как-то неопределенно проговорил Косачаный. – Вы не верите в Великую Россию?

– Почему же? Верим! – ответил Иванов. – Но, во-первых, Россия уже пережила пик расцвета при Иосифе Виссарионовиче. И таких темпов роста ей уже никогда не достичь. А в нынешнем столетии, по моему мнению, ей светит только разграбление и обнищание. Во-вторых, в России идет захват всего, что имеет хоть какую-то цену. При нынешней власти народ от этой приватизации ничего не получит, потому что она – путь разграбления страны кучкой чиновников в союзе с криминальными авторитетами. А то что даже стратегически важные предприятия скупаются иностранными компаниями – это как? Прибыль от приватизации имеет только власть или, точнее, – власть имущие чиновники. Добавим сюда доходы от перекачки за границу нефти, газа и электроэнергии. Куда идут эти деньги? На укрепление и закрепление нынешней власти и в карманы всяким прихлебателям! В результате, мы можем иметь приватизацию власти власть имущими. А для них народ – скот, расходный материал, в чем мы с вами здесь, в Чечне, можем убеждаться каждый день. Они всю страну превратили в разменную монету – в свою колонию. И с этой властью, Игорь Дмитриевич, вы надеетесь на Великую Россию?! Так что правильные слова у песни получаются. Не хотел я разводить демагогию, но, извините, «достали»! А перегибы – они при любой власти будут. Но давайте лучше выпьем, – желая сменить тему, предложил Иванов и взглянул на Наташу. Она смотрела на него так, будто выдела впервые. Это его немного смутило. Улыбнувшись, он подмигнул ей – мол, знай наших!

Но тут заговорил Вадим Фархеев:

– Много людей погибло при Сталине. Это факт. Для меня Иосиф Виссарионович – диктатор. Но не сам же он их убивал. Прав командир – народ у нас такой: «без царя в голове». Поэтому России нужен сильный и мудрый правитель. Когда такой появится, тогда и в России все станет нормально.

– Давайте не будем касаться области предсказаний! – Косачаный все никак не хотел сдаваться. – Иначе мы уходим от темы. Александр, ты считаешь, что культ личности Сталина пошел на пользу народу? Ты оправдываешь жертвы?

– Не оправдываю. Но время было такое, товарищ подполковник. Приходилось вести внешнюю борьбу за выживание. И шла внутренняя борьба за власть, и гибли те, кто к ней чересчур уж рвался. А трудовой народ работал и поднимал страну. Вспомните лозунг «Догнать и перегнать!». И ведь догнали! А насчет жертв, давайте посчитаем. Сколько наших парней погибло в Афганистане и Чечне? На могилах российских солдат стоит вся вторая половина двадцатого века! А сколько умерло от горя отцов и матерей? Возникает другой вопрос: за что? Создание сталинского культа вождя – ясновидца, отца народов – в то время было просто необходимо для сплочения вокруг одного человека, человека-вождя, всего огромного многонационального государства, чтобы решать грандиозные задачи. Под руководством Сталина народ два раза поднимал страну из руин до высоты жиреющей при мирной жизни Америки. А разве мы смогли бы без настоящего сильного лидера победить немцев, так фанатично верующих в непогрешимость своего фюрера? Сталин был тираном, но и выдающимся сыном своего времени! А вы считаете Ельцина лидером, Игорь Дмитриевич? Он тоже выдающийся? Докажите нам это!

– Я этого не говорил, – досадливо поморщился Косачаный. – А что ты скажешь о маниакальной подозрительности и недоверчивости Сталина? Или, может, не было у него ошибок и просчетов?

– Не ошибается, как известно, тот, кто ничего не делает, – эта истина известна всем, – ответил Иванов. – Недоверчивость и расчет своих интересов – важнейшие качества всех великих – как полководцев, так и политиков. А Сталин был великим политиком! Величие лидера заключается в умении вычислять свою выгоду с точки зрения занимаемой должности, с учетом интересов руководимого им государства. Сталин хорошо понимал, что его величие зависит от величия и благосостояния страны. Он говорил: «Если будем сильными – будут уважать!». А помните, что в свое время сказал афинянин, военачальник Харбий? «Армия баранов под предводительством льва сильнее армии львов под предводительством барана». Наполеон Бонапарт переиначил это высказывание по-своему: «Армия баранов под предводительством льва победит армию львов под предводительством барана»… Сейчас во главе страны нужна личность!

– Так ты за авторитарное государство? Ты против демократии? – Косачаный специально так поставил вопрос.

– Демократии? Гражданского общества наподобие западной демократии в нашей стране еще долго не будет. Не готов народ – не воспитан. Поэтому я – за лидера у руля России. За настоящего лидера. Который остановит потоки крови и криминал…

Иванов хотел сказать что-то еще, но его прервала до сих пор молчавшая Наташа:

– Ребята, мы, наверное, пойдем. Поздно уже.

Все мужчины в комнате, отвлекаясь от захватившего их спора, сразу ожили и стали предлагать себя в провожатые.

– Не торопитесь, девушки! – воскликнул Косачаный. – У меня машина. Я вас подвезу. А сейчас сделайте старику приятное – давайте потанцуем.

Замполит прибеднялся: даже в авиации тридцать восемь лет – не старость.

Зазвучал магнитофон, и дружно организовался круг для быстрого танца. На следующий медленный танец замполит, опередив всех, пригласил Наталью. С нехорошим чувством Иванов вспомнил, как Ковалев рассказывал, что Косачаный уже пытался ухлестывать за ней. С маской равнодушия на лице Иванов наблюдал, как, танцуя, Наташа и Косачаный мило беседуют, от этого в груди у Иванова разжигался нехороший огонь. Ирина медленно кружилась с Костиным, а Ващенка, наконец, достоялся в очереди за Мариной, от которой весь вечер не отводил глаз. Довольный вид Косачаного действовал Иванову на нервы, поэтому, сохраняя внешнее спокойствие, он с безразличным видом вышел из комнаты на лестницу. Иванов чувствовал острую необходимость в уединении, чтобы успокоить нервы и привести мысли в порядок. Он ревновал. Прикрыв за собой дверь, все не мог успокоиться. В голову лезли нехорошие мысли. Иванову очень хотелось, чтобы Косачаный скорее уехал, и чтобы Наташа нашла его здесь.

Минут через пять дверь распахнулась, но вместо Наташи на пороге возник Косачаный. «Он определенно решил испортить мне весь сегодняшний вечер!» – раздражаясь еще больше, подумал Иванов.

– Мне с тобой надо поговорить! – произнес замполит с неприязнью. Он явно был чем-то расстроен.

– Весь во внимании, – съерничал Иванов.

– Слушай, Александр, – замполит приблизился почти вплотную, – чего ты добиваешься? В «самоволки» бегаешь, пьянки организовываешь, разговоры вредные ведешь, песенки ненужные поешь. Сегодня баб в расположение притащил. Чего ты добиваешься? Может, ты служить устал? Пиши рапорт – удовлетворим.

У Иванова возникло непреодолимое желание заехать замполиту в челюсть. Он еле сдерживался, но ответил спокойно, глядя противнику прямо в глаза:

– Я делаю твою работу, подполковник.

Видимо, ничего подобного Косачаный не ожидал.

– Соблюдайте субординацию, товарищ майор! – отскочил замполит как ужаленный.

– Попрошу аналогично! – ответил Иванов и вышел в коридор, прекрасно понимая, что нажил себе серьезного врага. Но на душе у Иванова почему-то стало спокойнее.

В коридоре он столкнулся с Наташей.

– Саша, ты куда пропал? Мы уезжаем с вашим замполитом, а я не могу тебя найти. Обиделся?

Иванову очень не хотелось, чтобы Косачаный находился рядом с этой девушкой даже одну минуту, и он предложил:

– Наташа, пусть девчонки едут, а я провожу тебя.

– Нет, ты сначала ответь: обиделся? – заглядывая прямо в глаза, настаивала Наталья.

– Нет.

– Не обманывай. Ревнуешь?

– Чуть-чуть, – сдался Иванов.

– Как мне это приятно слышать! – залилась своим красивым смехом Наташа. Глядя на нее, Иванов тоже улыбнулся.

– Я сейчас только переговорю с девчонками. – и она, подарив ему еще одну улыбку, подбежала к Ирине с Мариной, стоявшим в обществе Костина и Ващенки.

К Иванову подошел Ващенка.

– Натаха твоя – какая шустрая! Похоже, замполит пытался клеиться, так она его «отшила». Ты бы видел его рожу!

– А Марина твоя тоже ничего, – в тон ему сказал Иванов, испытывая от услышанного чувство огромного морального удовлетворения. – Не теряйся. По-моему, у тебя неплохие шансы.

– Я уже договорился, – по секрету сообщил хитро улыбающийся Ващенка. – Завтра мы с Витькой Костиным идем к девчонкам в гости… Если вы не будете против, товарищ майор. – на последней фразе Ващенка явно лукавил.

– И мы с Наташкой к вам присоединяемся, – решительно подтвердил Иванов.

– Не получится, командир, – без улыбки сообщил Ващенка. – Твоя Наташка завтра в ночь должна летать по санрейсам. Она тебе не говорила?

– Еще нет.

– Скажет. – Ващенка взглянул на приближающихся девушек. – Ну ладно, мы с Витькой проводим их до машины. А твоя, как я понимаю, не поедет?

– Правильно понимаешь. Мы пройдемся.

– Не заблудитесь! – подмигнул Ващенка и пошел вслед за девушками к выходу. Иванов с Наташей нарочно отстали от всех.

– Ты завтра в ночь? – спросил он, взяв ее ладонь в свою.

– Да, – тихо ответила она, переплетая его пальцы со своими.

– А я должен летать днем. Значит, не увидимся до послезавтра?

– Отдохнешь от меня.

– Я похож на утомленного?

Но ответа на свой вопрос Иванов получить не успел: они вышли из подъезда и увидели Косачаного, с нетерпением поджидающего у зеленого командирского «УАЗика». Ващенка и Костин, усадив своих подруг в машину, стояли в сторонке. Сказав всем «До свидания!», Иванов с Натальей прошли мимо замполита и уже вслед услышали его удивленный вопрос:

– Наташа, ты не поедешь?

– Спасибо, Игорь Дмитриевич, мы пешком! – ответила она своим низким красивым голосом.

Теплый ночной ветерок донес два тепловозных гудка со стороны вокзала. По темным улицам Моздока в это позднее время уже не курсировали автобусы, но часто встречались неспешно идущие военные машины, и для небольшого города было довольно многолюдно. Основной контингент составляли мужчины в камуфляже. Многие при оружии. Складывалось такое впечатление, что трезвыми по вечерам на улицы выходят только армейские и милицейские патрули. Как растревоженный улей, днем и ночью гудел аэродром Моздока – это садились и взлетали тяжелогруженые самолеты. Своим особым стрекочущим звуком выделялись вертолеты, работающие как автобусы по маршруту Моздок – Грозный, доставляющие из Моздока в Чечню войска и обеспечение, а обратно – «Груз 200» и «Груз 300» для уже ожидающих транспортных самолетов.

– Как ты не боишься ходить по улицам, где все мужики пьяные и с оружием? – спросил Иванов у Наташи.

– Честно? Боюсь очень! – она взглянула на него и прижалась к плечу. – Но с тобой мне совсем не страшно.

«Боже, – подумал Иванов, – как легко может женщина поднять мужчину в его собственных глазах!»

– Потому что у меня пистолет? – спросил Иванов, изображая суперковбоя.

– Потому что ты очень хороший. С тобой надежно, – серьезно ответила Наташа. После того как она это произнесла, Иванов почувствовал, как все то, чем он жил до встречи с ней, все то, о чем мечтал, к чему стремился, – все потеряло смысл, кануло в небытие, исчезло, растворилось, осталась только она и этот чудесный, восхитительный миг, и Иванов хотел, чтобы этот миг не заканчивался никогда, а повторялся снова и снова! Александр чувствовал себя на седьмом небе от охватившего его всего, целиком без остатка, ощущения огромного счастья!

Они подошли к парку, в котором не было людей, а на половине фонарных столбов не горел свет. Это было идеальное место для уединения, и Иванов, недолго думая, увлек Наталью в глубину парка.

– Что ты хочешь, сумасшедший? – смеялась она.

– Тебя! – выдохнул он, прижимая ее к дереву.

– Перестань, ну перестань же! – просила Наталья, смеясь и уворачиваясь от сыпавшихся поцелуев. – Люди увидят.

– Здесь никого нет. Пусть видят! – горячо шептал он. Обняв Наташу левой рукой, правой он попытался поднять подол платья, но дальше уже ничего сделать не смог. Наталья резко присела, и, если бы не ствол дерева, то они бы свалились на траву. Она ловко выскользнула из его объятий. Он стремительно кинулся за ней.

– Прекрати! – в ее голосе послышались уже твердые нотки.

– Ну что ты? – он попытался приблизиться. Девушка резко оттолкнула его и приняла стойку боксера.

– Я тебя ударю, – предупредила она.

– Наташка! Зачем так грубо? – укорил он ее, держась на всякий случай на расстоянии, и решил применить проверенный прием: – А если я завтра не вернусь из полета, и это наш последний вечер? – теперь он смело приблизился к ней.

– Что ты! – она испуганно прикрыла ему рот ладошкой. – Так нельзя говорить – накличешь беду. – в ее немигающем взгляде стоял испуг. И Иванов уже пожалел, что так глупо пошутил.

– Поцелуй меня, – тихо попросила она, опуская руки…

«Неужели могут быть на свете женщины лучше нее? Нет, не может такого быть! Она, только она, самая лучшая, самая красивая, самая нежная и желанная. Она – любимая! Я ей еще не сказал, что люблю ее? Скажу! Вот принесу на следующее свидание огромный букет цветов и скажу: «Наташа, я люблю тебя, выходи за меня замуж!». Так думал Иванов, любуясь девушкой, когда они еще долго гуляли по парку.

– Хочешь знать, что мне предложил ваш замполит, когда танцевал со мной? – явно стараясь заинтриговать Иванова, вдруг спросила Наташа.

– Уверен, ничего оригинального, – ответил Иванов как можно безразличнее. Внутри же бушевало негодование: «Вот гад! Представляю, что он мог тебе предложить!».

– Сказать? – смеясь, задиралась Наталья.

– Ну скажи.

– Себя вместо тебя! – похоже, ей нравилось злить Иванова. Но он, стараясь казаться спокойным, смолчал.

– А хочешь знать, что я ответила ему? – девушка загадочно улыбнулась.

– Очень хочу! – Иванов уже не скрывал эмоций, испытывая запоздалую досаду от того, что все-таки не заехал Косачаному в морду. – Только сначала скажи, как он себя предлагал.

– Как? – и Наташа, передразнивая Косачаного, произнесла: – Наталья, ты должна принадлежать мне, я же лучше него!

Она звонко засмеялась своим серебряным смехом, Иванов же, напротив, не мог разделить ее веселья. «Гад толстомордый, убью!» – вертелось у него в голове.

– И знаешь, что я ему ответила? – Наташа остановилась, обняла Иванова за талию обеими руками, прижалась и, глядя снизу вверх околдовывающим взглядом серо-голубых глаз, вдруг спросила:

– Что бы ты ответил на моем месте?

– Не знаю.

– А ты подумай.

– Не знаю, – пожал плечами Иванов.

– Я ему сказала: «Что в вас есть такого, чего нет у Саши?».

Она уже не смеялась, а доверчиво, как ребенок, припала к его плечу. Иванов снова почувствовал себя самым счастливым человеком на свете: ну конечно же, он помнил – этот вопрос он задал Наташе несколько дней назад, в их первую ночь! Злость на Косачаного растаяла, и Иванову даже стало жаль его.

– Ах ты, моя хулиганка! Ты моя умница. Как я обожаю тебя, Наташка! – он ласково поднял ее на руки и поцеловал. – А знаешь, летчики зовут Косачаного «Косо зачаный»? – Иванов стал кружить Наташу. Они громко смеялись.

Прощание возле женского общежития было недолгим – на них смотрели дежурные милиционеры с автоматами, под охраной которых девушки могли спать спокойно. Чужие взгляды почему-то смущали. Иванов даже постеснялся поцеловать Наташу на прощанье, лишь нежно пожал ей руку.

– Я к тебе приходила, теперь ты должен прийти ко мне. Посмотришь, как я живу, – предложила Наташа.

– А меня пропустят?

– Что-нибудь придумаем. – она прикоснулась кончиками пальцев к его плечу. Он видел, что ей тоже не хочется расставаться.

– Пока, – грустно прошептала она. – Иди. Послезавтра вечером я тебя буду ждать. – И пошла, не оборачиваясь, к подъезду. Иванов молча смотрел ей вслед. Расставания ему никогда не удавались.

Когда Иванов вернулся в расположение части, личный состав звена уже спал. Стараясь никого не разбудить, Иванов лег и, думая о самой прекрасной девушке на земле, не заметил, как заснул.

Утром следующего дня при входе в столовую Иванов столкнулся с выходившим оттуда Косачаным. Молча поприветствовав друг друга, офицеры разошлись. Но взгляд Косачаного, какой-то нехороший взгляд, запомнился Иванову.

День прошел в обычном порядке, если не считать, что Александр каждую минуту думал о предстоящей встрече с Наташей, строя планы, как он принесет ей букет цветов и признается в любви, а она ответит, что тоже любит его. И очень сожалел, что не может увидеть ее раньше.

В тот день усиленно работали соседи – штурмовики «Су-25». Самолеты взлетали парами с интервалом в две-три минуты и меньше чем через час возвращались без бомб и ракет. Утром перед взлетевшим вертолетом Иванова в сторону гор ушла большая группа «двадцатьчетверок». Хотелось верить, что новой кавказской войне скоро придет конец. «Женюсь на Наташе, заберем дочку и поедем служить в какой-нибудь гарнизон. А там и сына родим!» – мечтал Иванов о том, что будет в другой, лучшей жизни.

Вечером после полетов Иванова отозвал в курилку начальник штаба полка – подполковник Гриневский. Он всегда нравился Иванову настоящей офицерской выправкой и аккуратным при любых обстоятельствах видом. Подполковник Гриневский имел такую особенность – быть образцом во всем. Внешне он напоминал белогвардейского офицера из фильмов про Гражданскую войну: интеллигентное лицо, тонкие усики под прямым носом, твердый строгий взгляд светлых глаз. Иванов знал, что Гриневский воспитывался в Казанском суворовском училище, после которого поступил в летное, а в Афгане они даже служили в одной части, но в разное время. Там Гриневский летал заместителем командира эскадрильи.

– Хочу поговорить с тобой, Александр Николаевич, неофициально. Ты не против? – поинтересовался Гриневский, закуривая сигарету и садясь на лавочку. – Присаживайся, не стесняйся. – Иванов поймал на себе взгляд его пытливых глаз.

Александр сел, приготовившись к серьезному разговору. В полку все привыкли к интеллигентной манере общения начальника штаба с подчиненными. Даже раздражаясь, Гриневский редко выражался нецензурно.

– Сегодня командир утверждал списки представляемых к орденам, – Гриневский внимательно посмотрел Иванову в глаза. – Твою фамилию вычеркнули.

– За что? – равнодушно спросил Иванов, но обида острым ножом резанула по сердцу.

– А ты, Александр, себя спроси: за что? – спокойно ответил Гриневский.

– Замполит постарался? – высказал догадку Иванов.

– Зачем обвинять кого-то, когда можно просто попридержать свой язык. Язык – он многих до беды довел. А ты не просто летчик, у тебя люди в подчинении. Они на тебя равняются, учатся у тебя. А какой пример ты им подаешь? – начальник штаба затянулся сигаретой и замолчал, глядя в сторону. Иванову нечего было ответить. Прав был начальник штаба.

– И потом, имей в виду, – снова заговорил Гриневский, – «Мохнатое ухо» не зря здесь находится.

«Мохнатым ухом» боевые летчики называют представителей ФСБ в армейских частях – особистов.

– Пусть бы они Дудаева с Басаевым ловили! – Иванов понял, что вчерашний разговор со звеном Косачаный передал фээсбэшникам.

– Это их дела, – предупредил Гриневский. – Так что, Александр, мой тебе совет: думай головой, прежде чем что-нибудь сказать, и смотри, кто перед тобой.

– Спасибо, Николай Иванович. – Иванов благодарил искренне.

– И еще, – Гриневский поднялся, – в этот раз отстоять тебя мне не удалось, но в следующий список я тебя включу обязательно. Так что – не подведи.

– Постараюсь, Николай Иванович.

Уходя, Гриневский крепко пожал руку, и Иванов остался один. Злость на Косачаного вскипела с новой силой. Настроение упало ниже ватерлинии. Иванов очень жалел о том, что не увидит сегодня Наталью. С ней он бы смог забыть обо всем плохом.

После ужина, отпустив Ващенку и Костина до утра, Иванов напился до беспамятства.

Утреннее пробуждение было ужасным: тяжелая голова раскалывалась, во рту ощущался неистребимый привкус собачьего дерьма.

– Что мы вчера пили? – спросил Иванов помятого Фархеева.

– Водку, – хрипло ответил тот. – Башка трещит!

– Ты где ее брал?

– В ларьке.

– Интересно, что они в нее добавляют? Яд какой-нибудь?

– Гонят из коровьего дерьма, – высказал догадку Фархеев. – Надо бросать пить, командир. Здоровья может не хватить на это.

Чтобы как-то привести себя в чувство, Иванов облился холодной водой из-под крана. Но это мало помогло – голова раскалывалась. Было такое ощущение, что одна половина болит сильнее, а другая совсем ничего не соображает. Необходимо было срочно похмелиться, но смотреть на водку без тошноты Иванов не мог и сильно жалел, что не приберег для такого случая шампанского, как советовал Ковалев. Но делать было нечего: с чувством великого отвращения Иванов налил треть стакана водки и через силу опрокинул ее себе в рот. Проглотив содержимое двумя большими глотками, борясь с подступающей тошнотой, он высунулся в окно и стал глубоко дышать.

Минут через тридцать, почувствовав себя лучше, Иванов направился в столовую. Возле входа слонялись Костин и Ващенка. По осунувшимся лицам подчиненных командир звена понял, что ребята тоже гульнули «по-гусарски».

– В столовой были? – не здороваясь, хмуро поинтересовался Иванов.

– Не хочется, – мрачно промычал Костин.

– Горячего чая попейте без сахара – помогает, – посоветовал Иванов и зашел в помещение.

За завтраком в большом зале слышались разговоры летчиков о каком-то упавшем ночью в горах вертолете. Но из-за плохого самочувствия вдаваться в подробности Иванов не стал.

Горячий чай без сахара ожидаемого облегчения не принес. Голова болела, приступы тошноты стали реже, но совсем не проходили. Иванов вышел из столовой и вновь наткнулся на Ващенку и Костина:

– Ну что, братцы-кролики – начинающие алкоголики, летать-то сегодня сможете?

– Не впервой – отлетаем по первому классу, – ответил Ващенка, но оптимизма в его голосе Иванов не уловил.

– Да, ребятки, – произнес он сочувственно, – дорвались вы до бесплатного. Ну, поглядим, насколько вас еще хватит с такой жизнью.

Предполетные указания командир полка начал с сообщения:

– Сегодня ночью упал вертолет майора Крапивина. Они врезались в одну из сопок Терского хребта. Экипаж и пассажиры погибли. Причины катастрофы выясняются. Возможно, что вертолет был сбит. Прошу почтить память погибших минутой молчания.

В полном молчании летчики поднялись и склонили головы. Каждый понимал, что завтра о любом из них командир полка может произнести такую же речь. Через минуту всем разрешили сесть.

Сразу после сообщения командира Иванов почувствовал беспокойство. Наташа должна была лететь этой ночью. Но летал не один экипаж Крапивина, по этому маршруту работали три экипажа. Иванов без разрешения задал вопрос:

– Командир, а кто у Крапивина был на борту?

– Семеро раненых и сопровождающая медсестра.

– А фамилию медсестры не подскажете?

– Списки у диспетчера, – ответил командир полка и начал давать предполетные указания.

Иванов ничего не видел и не слышал вокруг; он думал о Наташе: вдруг это она? Но успокаивал себя тем, что говорили о погибшей медсестре, а Наташа была фельдшером. Кое-как дождавшись окончания предполетных указаний, Иванов бегом кинулся к диспетчеру.

– Дай взглянуть на список пассажиров экипажа Крапивина! – крикнул он с порога диспетчерской. Диспетчер протянул бумажку с фамилиями. Иванов судорожно пробежал глазами весь список: экипаж – нет, раненые – нет, в графе «сопровождающий» – прапорщик К… Острая боль резанула по глазам и вошла глубоко в сердце, буквы стали расплываться, Иванов почувствовал, как слабеют ноги. Нет – это не она! Он прочитал еще раз. В графе «сопровождающий» значилось: «прапорщик Кубарова Н. Н.»… Иванов не помнил, кто и о чем его спрашивал, что говорил. Все происходящее потеряло смысл, вокруг сгустилась глухая пустота. Наташи нет. Наташи больше нет! Такой замечательной, хорошей, милой, родной Наташки больше нет! Почему, Господи?! Почему она? Этого не может быть! Господи! Не может быть! Не может!..

Через какое-то время Иванов начал понемногу воспринимать происходящее: он сидел на стуле, кто-то входил в диспетчерскую, кто-то что-то говорил, но Иванов не мог пошевелиться, казалось, что мороз прошел по телу и сковал позвоночник, руки и ноги. Наконец, до него дошло, что рядом стоит Ващенка и что-то говорит. Он уловил одно лишь слово «летать». Постепенно смысл этого слова стал доходить до него. Подумав о том, что сегодня нужно летать, Иванов произнес:

– А Наташи нет…

– Я знаю. Летать сможешь? – Ващенка смотрел в упор.

Иванов кивнул:

– Андрюха, оформляйся на вылет. Я буду ждать на вертолете.

Он встал и на ватных ногах вышел на улицу. Душу Иванова разрывала потребность побыть одному. Но на аэродроме люди находились везде: в классах, на стоянках, даже в здании профилактория жили экипажи. Иванов медленно побрел к своему вертолету. Сказав ничего не понимающему борттехнику «Ваня, погуляй, пока Ващенка не придет», Иванов залез в грузовую кабину и закрыл за собой дверь. Только тут он смог найти уединение и позволить себе расслабиться.

– Наташка! – простонал Иванов, упав на откидные сиденья, и почувствовал близкие слезы. Что это? Он не плакал с самого детства. Он не плакал, хороня товарищей, он сдержал слезы, даже узнав о гибели близкого друга, а сейчас ему хотелось плакать. И Иванов плакал. Ему припомнился последний вечер, проведенный с Наташей: она такая красивая, жизнерадостная! Нет, Наташа не могла умереть! Это ошибка… «Господи, ну почему ты не сделал так, чтобы мы летали вместе? Зачем мне жить без нее! Дай мне погибнуть, Господи!» – просил Иванов.

Вдруг ему вспомнился недавний сон: Наташа стоит на вершине башни, протянув руки навстречу Иванову, а вокруг льется вода, пол под Ивановым опускается, и он не может добежать и докричаться до Натальи, а она не видит его. Монах появляется из ниоткуда и произносит: «Еще не время!». Что «не время»? Господи, услышь меня! Что «не время»?

В дюралевый борт вертолета постучали, и послышался голос Ващенки:

– Командир, пассажиры прибыли!

Иванов вытер лицо носовым платком, поправил комбинезон и открыл дверь: с улицы на него смотрели двенадцать пар глаз пацанов в военной форме и с вещмешками. «Соберись, Александр Николаевич, возьми себя в руки! Ты же не хочешь, чтобы эти молодые жизни остались на твоей совести?» – приказал себе Иванов и дал команду на посадку в вертолет.

Экипаж делал все операции без лишних напоминаний и в полном молчании. Лишь перед самым запуском двигателей заговорил Ващенка:

– Саня, прими мои соболезнования.

– И мои, – негромко произнес Мельничук. – Яка гарна дивчина была. Несчастье-то какое!

– Все там будем… Давайте думать о полете, мужики, – спокойно ответил Иванов и дал команду на запуск. Но он был благодарен экипажу за понимание.

Как ни пытался Иванов сосредоточиться на задании, но часто ловил себя на том, что совсем не контролирует по приборам режимы полета и работу двигателей. Но, видимо, руки знали свое привычное дело: все режимы выдерживались в пределах установленных норм, взлеты и посадки выполнялись, как положено. Пролетая по тому же маршруту, на котором ночью упал экипаж Крапивина, Иванов пытался отыскать сопку, ставшую причиной гибели Наташи. Но не нашел. Видимо, их экипаж отклонился ночью от маршрута.

В перерывах между полетами Иванов, чувствуя слабость во всем теле, отходил от вертолета и ложился где-нибудь в тенечке. Он лежал с закрытыми глазами и в мыслях уносился далеко от всего, что окружало его сейчас, туда, где они снова были вместе с Наташей: он видел ее легкий поворот головы, улыбку, так нравившуюся ему, ее живой взгляд серо-голубых глаз, слышал красивый голос, серебряный смех. Нет, он не мог поверить, что больше никогда не увидит ее живую! Его руки еще помнили прикосновение ее пальцев. Она так любила переплетать его пальцы со своими… Они же договорились, что сегодня Наташа будет ждать его в гости. Она не могла погибнуть!

Когда Иванова окликали, он медленно приходил в себя, начиная воспринимать окружающую реальность, через силу поднимался и шел к вертолету. В полете он думал о Наташе. О живой Наташе…

После окончания полетов Иванов узнал, что тела погибших уже перевезены в городской морг. Никому ничего не сказав, он не зашел ни в столовую, ни в общежитие, а отправился на квартиру Ковалева. Пьяный хозяин открыл дверь.

– Помянешь? – спросил Михаил, проведя Иванова с порога на кухню.

– Налей.

– Тебе сколько?

– Полный, – Иванов взял граненый стакан.

– Пусть земля, как говорится, ей будет пухом!.. – Ковалев резко опрокинул в рот свою рюмку. Иванов выпил стакан водки как стакан воды, почти не почувствовав вкуса.

– Хочешь увидеть ее? – догадался Михаил.

– Проведи меня… в морг, – произнес Иванов.

– Не стоит на это смотреть, – вздохнул Ковалев. – Я уже видел. Не ходи.

– Проведи меня в морг, – настойчиво повторил Иванов.

– Ну что ж. Как хочешь… – Ковалев пошел одеваться.

В полутемном и холодном помещении стоял тяжелый, смешанный с чем-то сладким запах формалина и жженого мяса. Неяркий свет освещал просторную серую комнату, пол и столы в которой были заполнены чем-то похожим на тела людей или тем, что от них осталось. Михаил подвел Иванова к группе бесформенных тел, лежащих на полу без одежды. Чуть в стороне одно тело скрывала белая простыня. Ковалев остановился перед ним и показал глазами на простыню:

– Она тут. Это я ее…

– Спасибо… – Иванов неотрывно смотрел на белую материю, скрывающую то, что осталось от Наташи. Он испытывал ни с чем не сравнимый ужас, который охватил его перед тем, как должно было случиться неотвратимое. «Там не она…» – стучала в голове последняя надежда.

Михаил отвернул край простыни, открывая незнакомое лицо:

– Дальше не надо, там… – он махнул рукой. – Может, я подожду тебя на улице? Ты не боишься?

Иванов не мог ничего ответить. Потрясенный увиденным, он уже не мог чего-то бояться: перед ним лежала отдаленно похожая на живую мертвая Наташа. Постояв немного и не дождавшись ответа, Михаил оставил Иванова одного.

Александр долго стоял, не шевелясь, неотрывно глядя в одну точку на переносице девушки, будто ожидая, что произойдет чудо, и вот-вот приоткроются любимые серо-голубые глаза. Наконец, он приблизился к Наташе и опустился на колени. Ее правильные черты сковывала неестественная бледность, отчего лицо казалось чужим и восковым, но это было ее лицо: глаза закрыты, на чистой обескровленной коже – ни царапинки, выражение спокойное и строгое, как у человека, выполнившего свой долг до конца. Она спасала раненых ребят и была с ними до последнего мгновения. Смерть лишь подчеркнула ее красоту. Но в то же время что-то новое наложила смерть на дорогие черты: заострились нос и губы, они приобрели мраморный оттенок, отчего лицо, не потеряв красоты, приобрело выражение неземного спокойствия, уже прикоснувшегося к холодному дыханию вечности.

– Здравствуй… – произнес Иванов тихо. В ответ – давящая тишина.

– Я пришел… Как же так… – и снова только леденящая душу тишина.

– Как же так, Наташа? Зачем ты здесь? Мы же договорились, что ты будешь ждать меня сегодня. А ты… здесь…

Что-то надавило в спину, будто кто-то, стоящий близко, пристально смотрел на него. Иванов медленно огляделся по сторонам и почувствовал, как в полумраке царства мертвых сгущается вязкая, отдающая холодом тишина.

«Жуткое место», – подумал Иванов. И еще он подумал, что теперь Наташа ближе к ним, лежащим здесь, в холодном покое, а он, Иванов, им чужой. От этих мыслей, от ощущения чужого взгляда по телу пробежал неприятный озноб.

– Тебе, наверное, очень холодно здесь? Я согрею тебя, потерпи немного… – подрагивающими руками Иванов нашел под простыней Наташину руку Ладонь была холодная, как пол. Он попытался пропустить свои пальцы меж ее – так любила делать она, но пальцы девушки не поддавались, и он только смог крепко сжать их.

– Господи! – взмолился Иванов. – Верни ее. Пожалуйста…

Но в ответ – только тишина.

– Это ведь несправедливо, Господи! Она должна жить! Забери мою жизнь, верни ее, Господи!

Иванову показалось, что тишина вокруг становится еще более тяжелой и осязаемой.

– Наташа, прости меня за то, что я не был с тобой в последнюю минуту! – Иванов припал губами к безжизненной руке. В этот момент он ясно ощутил, как мертвый холод ее руки проник в его тело. Боковым зрением Иванов уловил в полутемном помещении какое-то волнообразное движение, будто промелькнула чья-то расплывчатая тень. Он поднял голову. Присмотрелся. Никого… Не отпуская руку, Иванов зажмурился. И вдруг…

«Еще не время…» – ему показалось, что он ясно услышал тихий шепот. Иванов открыл глаза и посмотрел вокруг. Ничего не изменилось, он все так же был один в этом мрачном месте.

– Наташа! – тихо позвал Иванов и снова осмотрелся.

В ответ – тишина.

– Я тебя люблю! Наташка, ты слышишь? – прошептал Иванов громче.

Но ответом снова была лишь тишина…

Проникающий до костей холод каменного пола привел Иванова в чувство. Он поднялся. Что это было? И было ли что-то? Безумие? Иванов снова посмотрел по сторонам. Ему показалось, что в гнетущем покое мира мертвых уродливый лик смерти с каждой минутой все плотнее окружает его со всех сторон. И теперь она – смерть – знает, кто такой Иванов. Нужно было уходить.

– Я никогда не забуду тебя, Наташа. Ты заставила меня почувствовать жизнь. Ты научила меня радоваться ей. Спасибо тебе за все.

Прежде чем накрыть простыней дорогое лицо, он еще минуту вглядывался в него, стараясь запомнить каждую черточку. Склонившись, он поцеловал холодные губы. И вдруг ему показалось, будто легкий ветерок подул в наглухо закрытом помещении, и Иванов ощутил знакомый запах Наташиных духов.

«В конце концов, этого не может быть! Я схожу с ума!» – оглядевшись, Иванов снова посмотрел на Наташу. Ее лицо оставалось мертвым, чужим и холодным. Понимая, что больше не может здесь находиться, со словами «Прощай, прости…» он накрыл лицо простыней и, не оборачиваясь, пошел к выходу. И снова легкое дуновение ветерка… «Живи!..» – коснулся слуха то ли шепот, то ли неясный шелест…

Холодный пот катился градом по его спине, когда Иванов, выйдя из дверей морга, окунулся в ласковое живое тепло летнего вечера. Он поймал себя на мысли, что жизнь и смерть, хотя и существуют в одном мире, но они как два различных измерения, как две параллельные Галактики – несовместимы друг с другом.

Рядом с Ковалевым стояла заплаканная Ирина. Когда Иванов подошел, она уткнулась ему в плечо и зарыдала. Он обнял ее дрожащие плечи и стал повторять:

– Ну все. Ну все…

Опасаясь, что тоже может не сдержать слез, Иванов подозвал Михаила и аккуратно передал ему Ирину. Сам кое-как доковылял до ближайшей скамейки. Казалось, что невыносимая тяжесть навалилась на все тело, сделав его слабым и непослушным. Подошли Ирина и Михаил и сели рядом. Ирина еще продолжала всхлипывать, но понемногу успокаивалась. Иванов молчал.

– Завтра Наташку оденут в этот цинковый ящик и отправят самолетом домой. – Михаил показал на ряд гробов, стоящих вертикально у дальней стены морга.

– Дай закурить, – попросил Иванов.

– Ты же не куришь? – удивился Михаил.

– Дай.

Михаил протянул сигарету. Потом спички. Иванов не курил уже пятнадцать лет. Но затянулся как настоящий курильщик. Отвыкший от никотина организм зашелся в кашле. Иванов пробовал еще и еще, но это не приносило облегчения. Недокурив, он выбросил сигарету.

– Что будешь делать? – спросил Михаил.

– Когда?

– Вообще. И сегодня, в частности.

– Сегодня – не знаю. Хочу побыть один. А завтра попрошу у командира отпуск. Хочу сам похоронить Наташу.

Ковалев понимающе кивнул:

– Мой тебе совет, Саня: напейся до потери сознания.

– Напьюсь.

– Саша, а пошли к нам, – предложила уже переставшая плакать Ирина.

– Спасибо. Может, и зайду. А пока – извините, ребята…

Иванов встал и медленно побрел по направлению к парку, где они с Наташей провели последний вечер.

В их парке ничего не изменилось: все так же не горел свет, и в безлюдных аллеях играл с листьями ночной ветерок. Иванов отыскал их лавочку, что еще помнила тепло Наташи, и сел. Он вспоминал. С их первой встречи пошла всего лишь вторая неделя, но как много всего произошло за это время. Кому-то хватило бы на целую жизнь. А нужна ли она ему теперь – эта жизнь? Что с ней делать? Рука сама достала из нагрудного кармана летной куртки пистолет. Ощутив приятную тяжесть в ладони, Иванов привычным движением дослал патрон в патронник и заглянул в темный ствол «Макарова», как в вечность. «Надо только нажать на спуск, и не останется ничего – ни мучений, ни душевной боли. А я буду рядом с Наташей…» – Иванов поднес пистолет к виску и закрыл глаза…

– Ты чего надумал? – голос Ващенки заставил вздрогнуть. Иванов открыл глаза и опустил руку.

– Саня, звено тебя ждет. А я тебя обыскался, оказывается, ты тут прячешься… – Ващенка говорил так, будто ничего не произошло, а сам с опаской смотрел на пистолет в руке Иванова. – Если бы не встретил Ковалева, то и не нашел бы тебя. Мы без командира не начинаем. Пошли.

«Еще чуть-чуть, и не нашел бы никогда…» – Иванову вдруг стало стыдно, будто его уличили в чем-то нехорошем. Он поставил пистолет на предохранитель и, убрав его в карман, молча пошел вслед за Ващенкой.

Поминки по погибшему экипажу шли своим чередом. Сколько бы за плечами не оставалось боевых вылетов у молодых и бывалых пилотов, к боли от потери друзей привыкнуть нельзя. Еще вчера Иванов встретил Крапивина в коридоре, и они перебросились парой шуток. А сегодня уже нет этого молодого и веселого парня с Волги. И Наташи больше нет. Жизнь как бы разделилась на две части: до и после…

– Неправильно это, Саня, когда вокруг столько грязи, дерьма и уродства, а из жизни уходят красивые молодые ребята и девчонки. Обидно! – почти рыдал Ващенка, когда они уже пропустили вместе по пятой чарке.

– Да, – согласился Иванов, – красивая женщина, Андрюха, красивая мать – это творение природы, это целое искусство. А смерть – сволочь жестокая.

– Ну, Наташка-то была вообще… – Ващенка поднял большой палец левой руки, а в правой держал стакан. – Как жалко-то!

– Жениться тебе пора, Андрейка, – переводя разговор в другое русло, произнес Иванов. – Почему не женишься?

– Командир, хочешь честно отвечу? – Ващенка перешел на полушепот. – Мне нравятся многие женщины. Неглупые. Чтоб красивые там, сексуальные… Не всем из них, правда, нравлюсь я, но есть и такие, которым нравлюсь. Вот, предположим, встретил я женщину, и она мне понравилась. А я, естественно, ей. Взаимно. Я должен сразу с ней переспать или не должен?

– Это уж от тебя зависит.

– А как быстрее всего узнать, подходим мы друг другу или нет? – Ващенка ждал ответа.

– Ну, если хочешь быстро, то больше – никак, – пожал плечами Иванов.

– И вот я с ней сплю, – продолжал Ващенка. – И она мне нравится еще больше. Это любовь? Как узнать? – Ващенка пытливо смотрел на Иванова мутным взглядом.

– Время покажет.

– Правильно, Саня! – Ващенка даже обрадовался. – И я даю себе и ей это время, чтобы разобраться. Но со временем встречаю другую женщину, с которой тоже хочу переспать. А теперь ответь мне, Александр Николаевич, что такое любовь?

– Любовь, Андрей, это когда подумаешь об одной-единственной женщине на свете, и сразу становится тепло и уютно. Когда понимаешь, что тебе не нужна никакая другая. И сделать для нее ты готов все.

– Вот, – подытожил Ващенка грустно. – А я хочу всех женщин сразу. Это, наверное, страсть?

– Страсть, Андрей, это совсем неплохо. А если еще и любовь, то и совсем хорошо. Ты сейчас как ребенок в магазине игрушек: хочется все, а можно только одну. И какую бы ты игрушку ни выбрал, всегда окажется не та. Так и будет до той поры, пока не найдешь свою любимую.

– А я вообще не знаю, что такое любовь, – продолжал Ващенка. – Я маму люблю. И так, как ее, никогда никого не любил. Может, я не способен на любовь к другой женщине?

– Нет, Андрюха, когда-нибудь ты встретишь женщину, похожую на твою мать, и она сведет тебя с ума. Вот тогда мы погуляем на твоей свадьбе.

– Если бы так, – с тоской в голосе протянул Ващенка.

– Мне уже тридцать лет, а в жизни ничего: ни карьеры, ни денег, ни семьи. И что хорошего в перспективе?

– В армии, возможно, и ничего. Но ты же умный, энергичный. Уходи на «гражданку», начни новую жизнь. Еще не поздно. Тридцать лет – только старт в жизнь.

– Правильно говорят, что мало найти свое место в жизни, надо суметь туда и устроиться, – пошутил Ващенка.

– А сам-то ты что будешь делать?

– Закончится командировка в Чечню, наверное, уйду из армии. Навоевался я на две жизни вперед! Да и непрестижная нынче профессия – военный. Знаешь, как я раньше гордился тем, что стал военным летчиком! А теперь мне стыдно на улице появиться в форме.

– Не верю, Саня. Ты – прирожденный командир, боец. Ты армии нужен. Кто молодых офицеров учить и воспитывать будет? Такое дерьмо, как замполит да наш новый комэск? Ты же первоклассный летчик. Все звено за тобой в огонь и в воду – только прикажи! И армия тебе нужна!..

– Поостынь, Андрюша, – остановил поток страстной речи Иванов. – Сейчас в нашей стране никто никому не нужен. Пока я еще молодой, «гражданка» меня примет. Хуже уходить потом. И посмотри, что вокруг делается. На этой войне большие деньги растут. А мы – лишь расходный материал. Надоело. Лучше наливай за новую жизнь и за то, чтобы нам с тобой повезло дожить до нее.

Ващенка наполнил стаканы.

– Товарищи, друзья, братья! – Иванов поднялся, призывая к тишине. Он решил произнести тост. – Война и смерть – это одно и то же. За победу в этой войне пить не буду, потому что побед в таких войнах не бывает. Я выпью за каждого из вас, за нас всех, оказавшихся здесь и сейчас. Значит, именно здесь и сейчас мы нужнее всего Родине – нашей России. Правители бывают разные, но Родина у нас только одна. Выполним же свой офицерский долг до конца. И пусть на этом рубеже мы не окажемся последними солдатами России, и чтобы после нас было кому поднять наше полковое знамя и знамена тысячи полков. За сильную армию! За сильную Россию!

На похороны Наташи командир полка отпустил Иванова без вопросов. Помогло ходатайство начальника штаба – подполковника Гриневского. Бумаги оформили быстро.

Военно-транспортный самолет «Ан-26» российских ВВС выруливал на взлетную полосу аэродрома Моздок ранним, не по-летнему прохладным утром. В качестве пассажира на его борту рядом с цинковым гробом сидел Иванов. С ним летели офицер госпиталя, где служила Наташа, прапорщик и четыре солдата из комендатуры. Тяжело разбежавшись, самолет взял курс на север.

Весь недолгий полет Иванов мысленно разговаривал с Наташей. Снова и снова он оживлял в памяти каждый миг, когда они были вместе, вспоминал каждое произнесенное ею слово. Закрывая глаза, он видел перед собой ее живое лицо, улыбку, сквозь гул самолетных двигателей ему слышался ее голос. Казалось, что Наташа рядом. Живая. Иванов чувствовал ее присутствие, а когда открывал глаза, то видел перед собой лишь серый холодный металл цинкового ящика.

– Ну вот ты и дома. – самолет пошел на посадку.

Иванов пытался представить встречу с родственниками Наташи. Что он им скажет? Но говорить никому ничего не пришлось. Когда опустилась грузовая рампа, к хвосту самолета подошла бортовая машина зеленого цвета с военными номерами. Солдаты подняли гроб и погрузили в автомобиль. Туда же, в кузов, взобрался и Иванов. Он понимал, что все меньше и меньше остается времени, когда ему еще можно побыть рядом с Наташей, поэтому не хотел ни на секунду отходить от нее. Гражданских никого не было: видимо, родственников на аэродром не пустили. Увидел их Иванов только возле дома, где жила Наташа.

Старенький пятиэтажный панельный дом, благоустроенный зеленый дворик – это все, что запомнил Иванов. Во дворе машину встречало много людей. Мать Наташи среди остальных Иванов узнал сразу, хотя не видел до этого никогда. Седая женщина в черном была похожа на дочь.

Иванов помог снять с машины тяжелый гроб. Но с родными и близкими первым заговорить не смог. Кто он им?

Прощание устроили во дворе. На крышку гроба поставили фотографию красивой девушки в летнем цветастом платье с незнакомой Иванову прической, но с такой знакомой улыбкой и родными серо-голубыми глазами. На фотографии Наташа выглядела совсем девчонкой. Жизнерадостная живая улыбка, которая так шла ей, была несовместима со всем происходящим, и Иванов не отрывал от фотографии взгляда.

Видимо, Наташу знал весь дом. Прощание затягивалось. Сопровождающий офицер подошел к стоящему возле гроба Иванову:

– Саша, надо подсказать родным: у нас через четыре часа самолет обратно.

Иванов кивнул. Рядом с мамой Наташи стояла высокая блондинка в черном платье и таком же платке. Иванов подошел к ней:

– Вы, наверное, Света – Наташина сестра?

Девушка, взглянув на Иванова, еле заметно кивнула.

– Вы меня простите, пожалуйста, но через четыре часа солдаты должны быть на аэродроме. Можем не успеть.

– А отложить вылет нельзя? – тихо спросила блондинка красивым низким голосом. Услышав знакомый, так похожий на Наташин голос, Иванов не смог отказать.

– Слушай, Володя, – обратился он к сопровождающему, – давай отложим вылет до утра. Солдат разместишь на аэродроме. А мы с тобой как люди помянем Наташку. Ты же ее хорошо знал.

Офицер посмотрел на солдат, что-то прикинув в уме, потом взглянул на Иванова:

– Мы с Натальей не один пуд соли съели вместе. О чем разговор, Саня, остаемся. Только с экипажем самолета разговаривай сам.

Для того чтобы переговорить с экипажем, Иванов взял «УАЗик» военкома – подполковника, находившегося здесь же, рядом с родственниками, и поехал на аэродром. Летчики – свои мужики – все поняли, и вылет перенесли на утро. Иванов успел вернуться до того, как гроб с Наташей погрузили на автомобиль, и процессия двинулась к кладбищу.

Мать Наташи все время держалась, видимо характер к дочери перешел от нее, плакала тихо. Но во время прощания у могилы закричала во весь голос, обняв гроб:

– До-оченька моя!..

Прощаясь с Наташей у свежевырытой ямы, Иванов по праву боевого товарища говорил громко:

– Служила ты Родине честно, была лучшей в своей профессии, погибла как герой на боевом посту, исполняя свой долг. Но была ты, Наташа, еще и самым лучшим товарищем. Другом. Настоящим человеком и другом. И мы запомним тебя веселой, яркой, красивой, молодой, такой, какой ты была всегда. И ты всегда будешь рядом с нами, рядом с теми, кто знал и любил тебя. Пусть земля будет тебе пухом…

Дальше в нарушаемой глухими рыданиями тишине он прочитал строчки:

Раздались залпы воинского салюта. Отделение автоматчиков произвело три выстрела. Когда опустили гроб, Иванов не смог заставить себя кинуть в яму землю. Он не хотел, чтобы Наташу закопали. Понимал все, но не хотел. Поэтому отошел в сторону, чтобы не слышать звуков ударов падающих комьев земли о крышку гроба.

Когда все стали расходиться, Иванов вернулся к свежему могильному холму. Обращаясь к улыбающейся с фотографии Наташе, он тихо произнес:

– Теперь здесь твой вечный дом, Наташка. Не уберег я тебя. Не уберег. Прости, что я не рядом с тобой…

– Значит, еще не пришло время, – за спиной прозвучал тихий Наташин голос, заставивший Иванова вздрогнуть. Он обернулся. Рядом стояла Светлана. «Как похожи их голоса!», – опять поразился Иванов.

– Вы – Саша? – спросила она.

– Да… Иванов, – придя в себя от неожиданности, представился он.

– Идемте. – она взяла его под руку. – Можно?

– Конечно. – Иванов еще раз оглянулся на фотографию и пошел со Светланой.

– Вы знаете, письма идут неделю. Сегодня принесли конверт. Надо же, как раз сегодня…

– Хорошая она была. Я ее любил… Люблю… – поправился Иванов.

– Да вы знали-то друг друга всего две недели! – Светлана недоверчиво посмотрела на Александра.

– На войне у времени другой отсчет. – Иванов спокойно выдержал ее взгляд.

– А мне кажется, что теперь я вас знаю. Вы такой, как писала Наташа.

– Какой?

– Я вам дам прочитать ее письмо, – после недолгого молчания пообещала Светлана.

За столом Светлана посадила Иванова рядом с собой. По другую руку сидела мама Наташи. Своего мужа Светлана определила напротив, через стол. Иванов успел с ним познакомиться. Крепкий, но уже начинающий лысеть мужчина средних лет, немного повыше Иванова, производил хорошее впечатление. Они коротко, насколько позволяла обстановка, переговорили и даже успели выпить по одной, поминая Наташу, еще до того, как Светлана всех пригласила за стол. На этих поминках распоряжалась она.

Иванову удалось поговорить с Наташиной мамой. Красивое имя Любовь Михайловна подходило этой женщине. Странно, но она разговаривала с ним как с сыном, и Иванов чувствовал, что говорит с близким человеком. Он рассказал, как они встретились с Наташей, какой она была, о чем они говорили.

– Ты, Саша, приезжай к нам всегда. Не забывай, – просила Наташина мама. И он почувствовал, что говорит она искренне.

– Буду приезжать, Любовь Михайловна, – пообещал он. – Обязательно.

Оставив Наташину маму на попечение женщины, что не отходила от нее ни на шаг, Иванов подошел к офицеру сопровождения Владимиру, с которым вместе прилетели, и тот сообщил ему, что отыскал в городе своего однокашника по училищу, и чтобы Иванов не беспокоился до утра. В связи с этим Владимир собирался незаметно исчезнуть, но перед тем, как тот ушел, Иванов заставил его выпить за Наташу.

После первых произнесенных обычных в таких случаях речей общий разговор за столом разделился на отдельные темы. Светлана несколько раз куда-то выходила и возвращалась. Иванов пил много, но не пьянел.

– Через год приеду. Памятник на могилу нужно поставить, – говорил он Светлане. – А вы тут напоминайте военкомату о себе – не стесняйтесь.

– Ты раньше приезжай. Где жить – есть, – говорила Светлана. – Саша, ты нашей маме очень понравился. Значит, ты хороший человек. Всегда будем рады тебе.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Иванов.

Кафе, где проходили поминки, вместило человек пятьдесят. Иванов рассматривал этих разных людей, стараясь определить, кто и насколько хорошо мог знать Наташу.

– А отца ее ребенка здесь нет? – спросил он у Светланы.

– Нет, – коротко ответила она.

– Ну да. Он же их бросил, – вслух произнес Иванов.

– Не совсем так, – возразила Светлана. И, уловив недоумение Иванова, объяснила: – Денис, отец ребенка, был против того, чтобы Наташа рожала. Давал денег на аборт, возил по врачам. Но Наташка уперлась: буду рожать! Он пригрозил, что не признает ребенка. Они поссорились, и она его выгнала. Потом родила дочку. Денис пытался наладить отношения, но Наташка – ни в какую. Денис обещал, что оставит жену. Но там – тоже дети. Наташка не хотела делать кого-то несчастным. Иногда они встречались, даже вместе с дочкой гуляли. Он деньги постоянно давал. И дает. Дочь признал. Но Наташа записала ее на свою фамилию. Гордая была.

– И как теперь с Наташиной дочкой?

– Как? – усмехнулась Светлана. – Да так: у моего – она кивнула в сторону уже хорошо набравшегося мужа – детей быть не может. Прогулял в молодости всех. Оформим опекунство. Будем воспитывать нашу Надюшку вместе с бабушкой.

– А где сейчас Надя?

– У родителей мужа. Мы ей говорим, что мама в командировке.

– Я смогу увидеть ее?

– Зачем? Не надо тревожить ребенка.

– Очень хочу увидеть Наташину дочь, – честно признался Иванов. – Я ведь думал, что у нас с Наташей дальше все сложится. Надя стала бы и моей дочкой.

Светлана долго и пристально смотрела в глаза Иванову, потом спросила:

– А почему ты не сказал Наташе, что любишь ее?

– Не успел. Долго собирался.

– Саша, ты сильно пьян?

Он подумал, что Светлана ему не верит, и начал доказывать, что все так и было, как он говорит, но Светлана прервала его:

– Сейчас вызовем такси и поедем.

Светлана, ее супруг, еле державшийся на ногах, и Иванов подъехали на такси к дому родителей мужа.

На шестой этаж поднялись на лифте.

Дверь квартиры открыл седой, но еще крепкий пожилой мужчина.

– Здравствуй, папа, – негромко поприветствовала его Светлана. – Принимайте нас.

Мужчина пропустил всех троих в квартиру и закрыл дверь.

– Как там все прошло? – поинтересовался он.

– Нормально, – ответила Светлана.

– Как мама? – из комнаты в домашнем халате вышла полная пожилая женщина. Увидев незнакомого человека в военной форме, на минуту растерялась: – Здравствуйте…

– Добрый вечер, – поздоровался Иванов.

– Вы уж извините, – засуетилась женщина, обращаясь только к Иванову, – не могли мы на похороны пойти. Давление у меня. И сердце болит. Как Любовь Михайловна, бедная, все это выдержала? Какое горе!

– Выдержала пока. Не знаю, что будет ночью. Поэтому мы ненадолго. Пусть Вадик у вас переночует, – показав на еле держащегося на ногах мужа, попросила Светлана. – А я – к маме. С ней побуду.

– Ладно-ладно, – женщина приняла из рук Иванова тело пьяного сына.

– А это Саша – сослуживец Наташин, – представила Иванова Светлана. – Он очень хотел посмотреть на Надюшку. Покажете?

– Да спит она уже, – недовольно произнес отец Вадика. – Кое-как уложили. Весь день капризничает. Боимся, чтобы не заболела.

– Я одним глазком. Можно? – попросил Иванов. Уехать, не увидев Наташину дочь, он не мог.

– Только тихо, – согласилась мама Вадика и провела Иванова в дальнюю комнату.

На большой взрослой кровати мирно спало крохотное существо, похожее на красивую куклу. У Иванова от умиления навернулись слезы. У него возникло ощущение, что перед ним лежит маленькая Наташа. Ему захотелось обнять, прижать к себе это чудесное создание. Он уже любил этого ребенка. Любил искренней отцовской любовью, потому что любил мать этой девочки.

– Вот, возьмите, – уже в коридоре Иванов вытащил нераспакованную пачку пятидесяток. Несмотря на протестующие жесты родителей мужа Светланы, он отдал пачку хозяйке:

– Эти деньги девочке пригодятся. Это Наташины деньги.

– Наташины деньги нам отдал офицер, прилетевший вместе с тобой, – уже в такси произнесла Светлана, когда они вдвоем возвращались на квартиру мамы. – Ты свои отдал.

– Наташины, – твердо повторил Иванов. Он не хотел спорить.

– Спасибо, – поблагодарила она.

«Как похожи их голоса!» – снова поразился Иванов.

Александра устроили в комнате Наташи. Здесь во всем чувствовалось ее присутствие. У стены, посередине комнаты, справа от окна очень удачно поставленный старенький письменный стол, наверное, еще помнил, как Наташа делала уроки. На полке стояли книги, которые читала Наташа. На шкафу – забавные разноцветные фигурки кошек и гномиков, которых касалась ее рука, на стене – несколько черно-белых этюдов – видимо, их рисовала Наташа. С нескольких фотографий разных лет на Иванова смотрела красивая девочка-школьница, девчонка-студентка, девушка в вечернем платье и, наконец, молодая женщина с грудным ребенком на руках. На всех фотографиях Иванов узнавал Наташин взгляд. Ему показалось, что здесь он находится не впервые, что все ему давно знакомо, что вот сейчас распахнется дверь, и в комнату в домашнем платье войдет сама хозяйка, спросит, как дела, и предложит чаю. Иванов опустился на кровать. Здесь спала Наташа. Подушка еще должна помнить свою хозяйку. Иванов зарылся в нее лицом и уловил знакомый запах Наташиных волос. Он не пошевелился, заслышав мягкие шаги.

– Саша, тебе плохо? – спросил Наташин голос.

– Мне очень плохо! – Иванов сел на кровати. Перед ним стояла Светлана.

– Света, мне очень плохо! – повторил он. – Кажется, что со смертью Наташи я потерял в этой жизни что-то главное!

По щекам Иванова текли слезы.

– Саша, ну что же делать? – Света присела рядом и, положив его голову на свое плечо, стала гладить ее по-матерински. – Жить надо. Надо жить.

– Как?

– Назло! Назло всему плохому. Назло смерти. Жить – и все!

– Без Наташи – не хочу!

– Она моя сестра. Я нянчила ее. Когда она родилась, отец ушел от нас. Мама – на работе. А я нянчусь. И растила, и воспитывала. Представь, каково мне сейчас? А я буду жить и растить Наташину дочь. А вот истерик устраивать не стану! – Светлана повысила голос.

– Прости, – Иванов застыдился своих слез.

Некоторое время они сидели молча. Затем Светлана поднялась, но Иванов удержал ее за руку.

– А у Наташи твой характер, – он смотрел снизу вверх на девушку и старался избегать слова «был».

– Мой и мамин, – сказала Светлана. – Мы женщины сильные, самостоятельные. А что нам еще остается? – мягко освободившись, Светлана стала медленно расхаживать по комнате перед сидящим на кровати Ивановым, размышляя о чем-то. Тот старался отыскать общее во внешности сестер. Но не находил. Светлана была ростом выше Наташи. На каблуках она смотрелась даже выше Иванова. Может быть, поэтому стройная фигура Светланы казалась тоньше, а ноги – длиннее. Волосы можно и перекрасить, но красота Светланы была совсем другой, чем красота Наташи, – более утонченной. И цвет глаз имел не серо-голубой оттенок, а серый. Очень похожим был только голос. «Наверное, у них разные отцы», – подумал Иванов.

– Ты тоже считаешь, что все женские беды – от мужчин? – задал он вопрос Светлане.

– Это тебе Наташа говорила?

Иванов кивнул.

– Давай, Саша, мы как-нибудь потом подискутируем на эту тему, – она остановилась и протянула ему вскрытый конверт. – Я принесла тебе письмо…

«Здравствуй, Света!

Привет тебе с берегов реки Терек, что течет у подножия хмурых и суровых чеченских гор, передает твоя младшенькая непутевая сестра!

Как вы там поживаете? Как себя чувствует наша любимая мамочка? Поцелуй и обними ее за меня. А как там ведет себя мой самый дорогой, мой самый любимый зайчик – моя доча Наденька? Скучаю по ней очень. Постоянно смотрю на фотографии. Выросла, наверное, без меня. Считаю деньки, когда, наконец-то, ее увижу. Скажите ей, что мамочка скоро приедет и привезет много-много подарков. Мамочка ее очень любит! Вспоминает ли она меня? Скучает ли? Пусть подождет еще чуть-чуть.

У меня все нормально. Меньше месяца осталось до конца командировки. Сама жду не дождусь, когда уже увижу всех вас. Очень надеюсь, что выплатят «боевые», как положено. Хоть тогда не зря все это. Но нашим офицерам, что отбыли в прошлом месяце, до сих пор не заплатили. Мне мой Андрей Валентинович письмо прислал. Клянется в вечной любви. Зовет к себе. Спрашивает, почему не пишу? А что я ему напишу? Я ему все по телефону сказала. Не верит. И напрасно. Я уже все решила.

Знаешь, Светка, и ты сразу не поверишь: нашелся человек, с которым мне хорошо. Я, сама не желая того, неделю назад одного майора-вертолетчика охмурила. Еще при первой встрече на аэродроме я на него внимание обратила: смотрю, улыбается красавчик, в глаза заглядывает, но без всяких намеков. День был очень тяжелым. Грубо что-то я ему тогда ответила, как обычно могу. А он спокойно так говорит: «Нравишься ты мне…», и чувствую, как от звука его голоса, вроде, как-то легче стало. Понравилась мне и его улыбка. И взгляд такой открытый. Запомнилась мне эта его фраза, долго из головы не выходила. Не видела я его несколько дней, но вспоминала, думала о нем. Стала узнавать: кто он, где он? Разузнала через его друга. Помнишь, я тебе рассказывала про Мишу Ковалева? Это тот врач, который пытался за мной ухаживать. Замуж еще предлагал. Ну, я так аккуратненько у Ковалева про этого майора все повыспросила. Он же нас и познакомил потом. Я очень обрадовалась при следующей встрече, но держала себя в руках. Хотела ему понравиться. А он никаких попыток познакомиться ближе и не сделал. Даже свидания, как все, не назначил. Я разозлилась: неужели не нравлюсь? Ну, думаю, держись, вертолетчик! Сколько можно от ухажеров отбиваться, почему бы и самой не поиграть? Парень-то видный. А там посмотрим. Может быть, пофлиртую и брошу парнишку, чтобы знал, как задаваться. А может, и посерьезней закручу. Но не выходил из головы у меня этот вертолетчик, хотя я пыталась убедить себя, что это временное затмение, что скоро все пройдет. А через два дня он позвал, и я побежала. Представляешь, как дура побежала! И на первый взгляд, вроде ничего особенного в этом майоре нет, но – орел! Теперь я как усмиренная дикая лошадка имею своего хозяина. Не веришь? Правда. И никто мне больше не нужен. А мне с ним хорошо, Светка! Часто о нем думаю. Только вот рассказать ему всего не могу. А врать не хочу.

Часто представляю, как идем мы втроем: он, я и Надюшка по нашему парку, я держу его под руку, Надюшка впереди бежит – смеется! Мы – семья. Хорошо бы! Ничего больше и не надо в жизни! Из Саши неплохой отец получится. Конечно, он – не Денис. Денис – атлет, красавец. Дениса я любила, и, наверное, не все еще прошло. И все-таки, он – отец Надюшки. Если бы не его вторая семья, может быть, и простила бы я его тогда, и пошла бы замуж. Но это, наверное, все уже в прошлом.

Теперь пишу по порядку. Зовут моего летуна Сашей, он – командир звена вертолетов. Ему тридцать два года. Правда, был женат, сыну полтора годика. Уже больше года, как в разводе. Говорит, что жена ушла, потому что был виноват. Честно признался, что изменял. Сожалеет. Несмотря ни на что, хорошо мне рядом с ним, спокойно. Никто и не нужен. Кажется, так бы до конца своих дней и прожила за ним как за каменной стеной. И, наверное, когда-нибудь полюбила бы за его надежность, открытость. Что еще надо женщине? Только позовет ли он меня замуж? Это – вопрос. Знаю, что нравлюсь я ему. А что дальше? Вся наша с тобой арифметика про мужиков тут разломалась. Не могу и не хочу я ему голову морочить и мучить его не хочу. Нравится он мне. Сама жду каждой встречи. Хочу снова в глаза ему посмотреть, голос его услышать, руки его сильные почувствовать. Ты не можешь себе представить, Света, как здесь хочется быть просто женщиной. И пусть будет все, как будет! Может быть, сам замуж позовет? Думала об этом. Замуж за него хочу. Я ему самой лучшей и верной женой стала бы.

Встретимся, я много еще о Саше расскажу. Может, приедем вместе, и ты его увидишь, сама все поймешь. Вообще, мне столько тебе еще надо рассказать! В письме все и не поместится.

А вообще, Света, мне, наверное, надо чувствовать себя очень счастливой? Я ведь знаю, что нравлюсь ему. Хочу надеяться, что он ко мне относится серьезно. Только теперь я поняла, что настоящее предназначение женщины – ждать своего единственного мужчину. Для Саши я научусь этому. Я очень хочу научиться ждать, быть верной женщиной, супругой, заботиться о своем единственном мужчине, думать о нем, просыпаться и засыпать рядом, мечтая быть вместе. Это так прекрасно! Наверное, только после встречи с Сашей я поняла, как неправильно живу! Даже страшно стало. И я обязательно полюблю его, он даже не узнает, что я его не всегда любила. Света, боюсь, а вдруг все это завтра кончится? Нет, не кончится. Так не может случиться! Я надеюсь, что он меня любит! И когда он мне скажет об этом, тогда мы начнем жить только друг для друга. Я никогда не позволю ему меня бросить.

А еще он мне читал свои стихи и пел свои песни. Они у него красивые и умные.

А еще он очень смелый и дерется как настоящий мастер. Он заступился за мою подругу Ирину (я тебе о ней писала). Теперь она в Саше души не чает. И вообще, мне не нравится, что на него другие заглядываются. Есть у меня еще одна подруга – Тамара. Про нее ходят легенды как о непреступной крепости. А тут она говорит мне: «Смотри, не потеряй, а то подберу». Представляешь? Это про Сашу. Постараюсь не потерять. И я помню о твоей науке, постараюсь обеспечить ему нескучные условия существования: и ревновать заставлю, чтобы дорожил, и добиваться, чтобы ценил. Но и любить заставлю. Ты меня знаешь!

Когда приедем, смотри, Светка, сама не влюбись в моего Александра. А то ведь я твою красоту подпорчу, не посмотрю, что родная (шучу).

До скорой встречи, сестренка. Поцелуй за меня Надюшку и маму. Может, удастся еще позвонить.

Наташа».

Иванов перечитал письмо несколько раз. Вглядываясь в любимый почерк, он держал в пальцах драгоценный листок бумаги как тоненькую нить из прошлого, из счастливого недавнего прошлого, еще теплого, еще осязаемого, нить, которая вот-вот оборвется, если только он выпустит листок из рук. Не любила! Но ведь хотела любить! А чувства к Денису? Не все в жизни просто объяснить. С этим уж как-нибудь бы разобрались. Если б только Наташа жила!

Света молча стояла у окна и, не мигая, смотрела в темноту. Потом Наташиным голосом тихо произнесла:

– Вот вы и приехали. Вместе…

– Знаешь, – признался ей Иванов, – а я тогда, в последний наш вечер, решил, что сделаю Наташе предложение, скажу, что люблю… при следующей встрече. Но только следующая встреча… – Иванов не закончил. Он снова упал лицом в подушку. Он снова хотел ощутить запах Наташиных волос.

– Выпьем? – предложила Светлана, повернувшись от окна и посмотрев на Иванова.

– Выпьем. – Иванов сделал попытку подняться.

– Посиди. Сейчас принесу. – Светлана, стуча каблучками, быстро вышла из комнаты.

Она скоро вернулась, в руках у нее была початая бутылка водки и два стакана. Иванов разлил. Пили стоя.

– Светлая память тебе, сестренка! – Светлана поднесла к губам стакан.

Иванов выпил молча.

– Я побуду с мамой. Если что, зови. – Света положила руку на плечо Иванова. – Держись, Саша.

– И ты держись.

Света не забрала Наташино письмо. Перечитывая его раз за разом, остатки водки Иванов допил один. Поднимая стакан за стаканом, он каждый раз не стеснялся слез. Он плакал от бессилья что-то изменить, жестокой несправедливости этого мира. Затем провалился в тяжелый сон.

Александру снились кошмары: страх, грохот, обжигающий огонь вокруг и тупая боль. Потом пустота. «Это смерть», – понял Иванов.

– Наташа! – закричал он.

– Наташа! – отозвалось эхо в неожиданно наступившей глухой тишине.

Иванов стал проваливаться в черную бездонную пропасть.

– Наташа! Наташа! – в окружающей жуткой пустоте отражался со всех сторон чужой металлический голос.

– Наташа! – снова закричал Иванов и вскочил с кровати, сбрасывая остатки кошмара. Сердце бешено колотилось в груди. Во рту пересохло. Хотелось пить. Стерев со лба холодный пот, Иванов пошел по направлению к кухне.

Поводя ладонью по стене, он нащупал выключатель. При свете тусклой лампочки Иванов увидел, как, упав лицом на руки, над столом тихо рыдает Светлана.

– Света, – позвал Иванов.

Рыданья стали слышны громче.

– Света, – Иванов подошел и положил ей руку на плечо.

– Уйди! – не поднимая головы, дернула плечом молодая женщина.

– Света. – Иванов не уходил и руку не убрал. – Не стесняйся. Поплачь. Будет не так больно.

Она подняла голову. Слезы, припухшие глаза и губы, растрепанные волосы совсем не портили ее. Перед Ивановым сидела другая, сбросившая маску надменной красавицы женщина. Иванов подумал, что все равно женское горе не должно быть таким красивым.

Александр принес Светлане стакан воды.

– Не смотри на меня, Саша, – попросила она. – И выключи свет, пожалуйста.

– Не буду, – пообещал Иванов и погасил лампочку.

– Иди поспи, – после долгого молчания тихо проронила Света.

– Не могу. Кошмары снятся. – Иванов стоял у окна и смотрел в темноту. Голова была тяжелой – последствия излишней дозы выпитого алкоголя, – но мысли и слова выстраивались четко и ясно.

– И я не могу заснуть. Все думаю о Наташе. Вспоминаю, как ее принесли из роддома. Она, малюсенькая такая, лежит в коляске, в пеленках, а я из школы тогда пришла. Смотрю, какая замечательная куколка у нас появилась… – Светлана почти успокоилась, лишь изредка продолжала тяжело всхлипывать. Иванову вдруг захотелось пожалеть ее. Он подошел к сидящей девушке сзади и обнял за плечи. Она выпрямилась и доверчиво прижалась затылком к его груди. Ее рука отыскала его руку, и Иванов почувствовал, как теплые пальцы девушки так знакомо переплетаются с его пальцами. И таким близким и знакомым показался запах ее волос… Он закрыл глаза, и ему почудилось, что перед ним сидит Наташа.

– Скажи что-нибудь, – попросил Иванов, боясь спугнуть это ощущение.

– Что сказать? – тихо произнес Наташин голос.

– Наташа! – не осознавая, что делает, Иванов упал на колени и стал целовать соленые от слез лицо и губы.

– Наташа! – повторял он, целуя влажные глаза.

Девушка не сопротивлялась:

– Я не Наташа, я – Света, – тихо сказала она.

– Как похожи ваши голоса, – оцепенев, Иванов отпустил ее.

– Нам всегда это говорили.

– Прости…

Она не ответила. Он поднялся с колен, сел напротив, через стол, отыскал руки девушки и переплел ее ставшими безвольными пальцы со своими.

– Иди, Саша, – попросила Светлана после того, как они, оставаясь рядом, несколько минут сидели, не глядя друг на друга, и думали каждый о своем.

– Ты тоже здесь одна не оставайся, – разжимая руки, попросил Иванов.

– Я сейчас пойду к маме в комнату, – пообещала Светлана. – Сердце ее мучает. Может, «скорую» придется вызывать.

– Помочь?

– Нет. Все нормально.

– Спасибо тебе, Света.

Она не ответила.

Возвратившись в комнату, Иванов так и не смог заснуть до утра.

Утром до аэродрома Иванов добирался на такси. Проводить его вышли Любовь Михайловна и Света. Воспаленные глаза выдавали, что все они провели бессонную ночь. В дверях квартиры Александр пообещал:

– Я обязательно приеду.

– Будем ждать, – с надеждой сказала Любовь Михайловна.

– Пиши, Саша. И приезжай, – Света протянула ему написанный на кусочке тетрадного листа адрес.

Весь полет до Моздока Иванов думал о том, что нашел родных людей: и Светлана, и Любовь Михайловна, и маленькая Надя теперь стали для него частичкой жизни. Очень нужной и необходимой. А вместе с ними всегда будет жить и память о его Наташе. Она не ушла. Она там. С ними.

Иванов вспоминал, как прощался с Наташиной комнатой, как смотрел на фотографии, на ее вещи, стараясь сохранить в памяти все то, что связывало ее с жизнью. Он попросил у Светы одну Наташину фотографию, хоть какую-нибудь. И Света дала Иванову ту, на которой Наташа была в красивом вечернем платье. Теперь Иванов хранил ее у сердца.

Сразу после прилета в часть Иванов попросил командира эскадрильи поставить его экипаж в плановую таблицу полетов. Задания решил выбирать самые сложные. Чувствовал себя Александр неважно. Но он знал, что как только его руки ощутят знакомую шероховатость ручек управления, организм придет в норму. Так и случилось. Начав летать, Иванов стал постепенно возвращаться к обычному восприятию жизни. По вечерам старался не пить, за исключением тех редких случаев, когда нельзя было отказаться.

На девятый день гибели экипажа Крапивина Иванов напился. Он не мог не напиться. Друзья, щадившие его несколько дней, теперь попросили рассказать о похоронах Наташи. Рассказывая, Иванову пришлось пережить все заново.