Прошла третья неделя, как Иванова назначили на новую должность. Обязанности коммерческого директора не сильно отягощали. Находилось время и на посещение ресторанов, и на выполнение заданий, не связанных напрямую с его должностными обязанностями. Чугун, казалось, забыл о своем обещании уничтожить лагерь наци. Иванова не беспокоили, и он все силы отдавал работе, стараясь быть на хорошем счету.

Вторым непростым заданием для Иванова стала перевозка нескольких вагонов мешков с высококачественным цементом с товарной железнодорожной станции на склады одной из фирм, занимающихся реализацией горюче-смазочных материалов. По маркетинговому плану там цемент по бартеру превращался в топливозаправщики с бензином, который дальше нужно было развезти по указанным в том же плане заправочным станциям.

– Половину расчетной суммы с заправок заберешь сегодня сразу, другую – через неделю, – в новом офисе давал указание Иванову заместитель директора управляющей компании по маркетингу. – Наберешь деньги за день и привезешь их сюда. Сдашь в бухгалтерию. «Бабки» большие. Охрана нужна?

– Нет, – отказался Иванов. – Справлюсь.

– Оружие есть?

– Не нужно. Я аккуратно все сделаю.

– Как знаешь, – заместитель директора с интересом посмотрел на Иванова. – За деньги отвечаешь головой!

– Понимаю.

– Смотри, не проколись, – тоном, не предвещающим ничего хорошего, посоветовал присутствующий здесь же Чугун. – Достанем из-под земли!

Иванов, глядя на его широкие плечи, выбритую голову, кривую усмешку и холодный взгляд, верил угрозе. «Настоящий бульдог! Того и гляди – бросится!» – подумал Иванов, снова ощутив неприятный холодок между лопатками.

– Не проколюсь! – пообещал Иванов, стараясь выдержать тяжелый взгляд начальника службы безопасности.

– Ну, с Богом! – напутствовал заместитель директора.

Иванову удалось за один день организовать вывоз цемента с железной дороги. На следующий день он уже направлял полные бензовозы по заправкам.

Когда в конце второго дня Иванов пересчитывал деньги на последней из заправочных станций, уже стемнело. Толстые пачки купюр он завернул в газету, на которой ручкой написал адрес плательщика. Сложив несколько газетных свертков в один большой непрозрачный целлофановый пакет, он засунул его в бардачок своей машины. Надо было спешить сдать деньги – в офисе Иванова ждали.

Ему не удалось отъехать далеко от заправочной станции. Вначале его автомобиль обогнала бело-синяя милицейская «девятка», из которой ему махали полосатой палочкой, подавая сигнал остановиться. Когда Иванов сбросил скорость, его машину к обочине прижала темно-зеленая «девяносто девятая» с тонированными стеклами. Не выключая двигатель, Иванов быстро открыл бардачок, вытащил пакет с деньгами и сунул его под куртку. Двери его машины резко отворились снаружи, и последовала короткая команда: «Выйти! Руки на машину!».

Переждав приступ волнения, Иванов, сидя в автомобиле, достал удостоверение ветерана боевых действий и произнес:

– Спокойно, парни. Я контужен. Могу невзначай сорваться. Поэтому не надо кричать. Что случилось?

– Выходите! – приказали люди в штатском, ознакомившись с удостоверением. – Лицом на капот, руки за голову!

– Ща-ас! – Иванов попытался изобразить руками понятный на всех языках жест, но не успел – двое рослых омоновцев, грубо схватив за руки, выволокли его из кабины и кинули животом на теплый капот собственной «девяносто девятой».

– Грубые вы, – бросил Иванов, подчиняясь силе. Его обыскали. Обнаружив под курткой пакет, пытались отобрать, но Иванов не отдал, оказав сопротивление тем же омоновцам.

– Не имеете права! – кричал Иванов, когда два «качка» в камуфляже, прижав его грудью к машине, пытались вывернуть руки. – Покажите ордер на арест! Иначе ответите за свои незаконные действия! Это превышение полномочий… Мне есть куда обратиться. Там не поглядят, что вы такие здоровые…

Отпустив строптиво брыкающегося задержанного и посовещавшись с двумя штатскими, милиционеры пакет извлекать не стали, но на руки Иванову все-таки надели наручники.

Отделение милиции находилось рядом с местом задержания. Туда Иванова спустя несколько минут привезли на «девяносто девятой» с тонированными стеклами под охраной двоих в штатском. За руль задержанных «Жигулей» сел милицейский капитан в форме. Так «девяносто девятая» Иванова проследовала к отделению за своим хозяином.

При повторном обыске в отделении два милиционера в форме уже из состава дежурной группы снова попытались отобрать пакет, но Иванов, помня о тяжелом взгляде Чугуна, решил не отдавать. Он задался целью держаться до последнего и держался, гарантируя всем присутствующим ментам скорую «разборку»:

– За нарушение закона вы сначала получите от своего начальства, а потом за меня братва вам добавит! Ваше от вас никуда не уйдет! – кричал в комнате дежурного по отделению Иванов, зажатый в угол с застегнутыми за спиной руками. – Уверяю, мало не покажется!

– Держись, братан! Менты – козлы! – доносилась из-за закрытых дверей камер предварительного заключения одобрительная поддержка в них сидящих.

– Молчать, сволочи! – раздраженно орал в ответ дежурный майор. Он уже вконец потерял терпение. – Сейчас свое говно у меня жрать будете!.. Вашу мать… Всех мордами в парашу…

– В кабинет для допросов! – прерывая майора, резко и сердито крикнул появившийся в коридоре полковник милиции. – Устроили здесь цирк со слонами!.. Мать вашу!

Милиционеры моментально отпустили задержанного и повернулись лицом к старшему по званию.

– Полковник, пусть наручники с меня снимут, я не опасный, – потребовал Иванов у начальника. – Я сам погоны носил. Вон у того в пиджаке мое удостоверение ветерана боевых действий.

Полковник посмотрел на одного из штатских, на которого указал Иванов. Тот нехотя достал из бокового кармана пиджака красную книжечку и протянул полковнику.

– Снимите наручники! – приказал полковник, взглянув в раскрытое удостоверение. Подождав, пока Иванову освободят руки, милицейский чин вернул документ хозяину. Потом, строго поглядев на подчиненных, распорядился:

– Задержанного – на допрос в следственный кабинет!

После ухода полковника Иванова под охраной все тех же двух служителей порядка отвели в комнату для допросов.

– Что там у тебя в пакете? – настойчиво интересовались двое в штатском.

– Буду отвечать в присутствии моего начальства, – твердил под нестерпимо ярким светом лампы сидящий на стареньком стуле посередине полупустой обшарпанной комнаты Иванов. Пакет с деньгами он прижимал к груди так, будто это были его собственные сбережения. – И адвоката вызывайте.

– Ты думаешь, что тебе они помогут – твои начальники? Да они теперь в штаны наложили со страху! – особо наседал один оперативник в штатском. – Тебе теперь никто не поможет! А твои бывшие начальники скажут, что знать тебя не знают. И «отмажутся» от тебя. Уж поверь моему опыту!

– Дай сюда сверток! – требовал другой. – Ты же понимаешь, что мы его можем отнять силой. Что там: наркотики или взрывчатка? Лучше отдай по-хорошему. Иначе загремишь по полной. Да и мы тебе тут за оказание сопротивления представителям власти все кости переломаем! Хочешь помучиться?

– Покажите ордер на арест, – требовал Иванов, не обращая внимания на угрозы и переходя в наступление. – Мы с вами по одной земле ходим, уважаемые господа офицеры. Я сам погоны снял не так давно. А что, если ваша власть завтра кончится? Вы об этом не думали? Так подумайте. Как бы потом кому-то из вас мучиться не пришлось за бесцельно прожитые…

– Угрожаешь?! – с вызовом навис над ним оперативник. – Да ты у меня сгниешь в СИЗО!

– Не угрожаю, а предлагаю подумать о последствиях, – спокойно уточнил Иванов, брезгливо отстранившись от брызжущего слюной блюстителя порядка.

– Ты пока что задержан. А ордер мы сделаем, не сомневайся, – заверил один из штатских, сидящий за столом. – Скорее всего, на тебе пока ничего такого нет, за что тебя можно было бы «прижать». Иначе бы ты тут так не хорохорился. Но, поверь, если будешь молчать – именно на тебя повесим все дело. И поверь – там есть, что вешать. Потянешь «лямку» и за себя, и за своих начальников! Лет эдак минимум на восемь… А станешь сотрудничать – возможно, что дело и до суда не дойдет. Выбирай.

– Дайте позвонить! – настаивал Иванов.

– Что в пакете?.. – не уступали оперативники.

Через час, не добившись ничего, милиционеры разрешили Иванову сделать один звонок из кабинета следователя в их присутствии.

Иванов набрал Есина. Тот оказался на месте и ответил сразу, а узнав, затараторил:

– Ты где застрял? Мы тебя ждем…

– Помолчи! Меня взяли с пакетом. Нахожусь в… – не стал слушать всю тираду шефа Иванов и назвал номер отделения и район.

– Держись, сейчас что-нибудь придумаем! – еще больше заволновался Есин. – Держись…

– Держусь, но, похоже, что мне уже нужен адвокат. Приезжайте побыстрее, – произнес Иванов в трубку и посмотрел на прислушивающихся к разговору милиционеров.

– Держись! Никому ничего не говори! Мы скоро будем… – обнадежил Есин, и в ухо Иванову ударили прерывистые короткие гудки.

Аккуратно положив трубку на аппарат, Иванов посмотрел на задержавших его оперативников и изобразил на своем лице подобие улыбки:

– Благодарю.

Двое в штатском и присутствующий на допросе капитан в милицейской форме, с неприязнью посмотрев на Иванова, вышли из комнаты, оставив его скучать одного.

Но скучал Иванов недолго. Через пару минут открылась дверь, и на пороге возник один из оперативников. Пиджак на нем был расстегнут, и Иванов заметил красно-коричневую ручку пистолета, торчащую из стандартной наплечной кобуры. Иванов прикинул вариант: бросок, захват, удар ладонью в горло, и пистолет в руках. Но дальше уже придется стрелять… Этот вариант отпадал.

Оперативник обошел стол, придвинул стул поближе к Иванову и сел напротив, глядя в ему глаза.

– Курить будешь? – протянул опер пачку сигарет.

– Спасибо. Не курю, – мотнув головой, отказался Иванов и отвел взгляд в сторону.

Оперативник закурил и посмотрел на Иванова:

– Меня Алексеем зовут. Я из Москвы, из Главного управления.

– Ну и звание с фамилией уже говори, раз решил представляться, – развязно потребовал Иванов, бросив неприязненный взгляд на оперативника.

– Майор Агеев. Что-то интересует еще?

Иванов не ответил.

– Поглядел я твои документы, Александр, – произнес Алексей, между затяжками внимательно разглядывая Иванова. – Где воевал?

– В Чечне. В Афгане, – нехотя отозвался Иванов, угрюмо глядя в стену. – Тебе-то что от этого?

– Кем был? – опер не обратил внимания на грубость.

– Вертолетчиком.

– А я в Афгане – солдатом. А в Чечне – уже капитаном в спецназе МВД. И там, и там накатался я на вашей винтокрылой технике! Выходит, что мы с тобой братья по оружию?

– Самое время сейчас об этом вспоминать, – проворчал Иванов, переведя хмурый взгляд на оперативника. Затем стал смотреть в пол.

– А почему не время? В сложных ситуациях российские офицеры обязаны помогать друг другу. Ведь так? Надеюсь, присягу ты еще не забыл, подполковник Иванов Александр Николаевич?

– Такое не забывается.

– Как же ты с бандитами-то связался, боевой офицер?

– Не дави на совесть, опер! – вздрогнул Иванов и посмотрел собеседнику в глаза. – Сейчас вся Россия – бандиты!

– Скорее, везде – бандиты, – вздохнул оперативник. – В этом-то наша беда, товарищ гвардии подполковник! Но их праздник скоро должен закончиться. Порядок в стране нужно наводить. Правильно я говорю?

– Давно пора, – усмехнувшись, согласился Иванов. – Только кто наводить-то будет? Не ты ли?

– А чем я не подхожу? – по-доброму улыбнулся оперативник.

– Откуда мне знать, – пожал плечами Иванов, – может, ты тут роль передо мной разыгрываешь? Так сказать, «в образе». Даже школьникам известно, что милиция у бандитов «кормится».

– Ну да, если еще такие ребята, как ты, ворам да жуликам служить станут, нам совсем трудно будет с криминальным беспределом покончить, – не ответив на явную грубость, Алексей сделал еще одну затяжку и поднялся со стула, чтобы выкинуть дымящийся окурок в урну в дальнем углу комнаты. – Согласен с тобой, подполковник, продажного дерьма в наших рядах хватает. Но поверь, большая часть – это честные трудяги, настоящие офицеры. Мне, например, не стыдно людям каждый день в глаза смотреть.

– Хотелось бы в это верить, – серьезно согласился Иванов.

– Поверь, Александр, – оперативник прошелся по комнате, – «органы» больны, когда болен весь организм страны. Но мы начинаем выводить всякую внутреннюю заразу. Нам с предателями и продажными подлецами не по пути! Скоро придет время, Александр, и ты услышишь об этом. Все услышат. Меняется время – меняется все! Другие люди к власти приходят. Вот увидишь!

– Ну, предположим, ты честный, – возразил Иванов в пустоту кабинета, потому что оперативник остановился за его спиной. – Тогда вдвойне дурак!

– Не понял – почему?

– Сказкам веришь и надеешься что-то изменить. Ну, придет малая горстка новых людей. А дальше-то что? Основная масса чиновников останется. И что ты тогда изменишь?

– Почему ты не с нами? – вместо ответа спросил Алексей.

– Кто меня звал? – Иванов, иронично приподняв одну бровь, посмотрел через плечо на стоящего за спиной милиционера.

– Понятно. Нужно было позвать, – вздохнул тот. – А может, не услышал, когда звали? Или за деньгами погнался, братишка, уши заложило? – предположил Алексей.

Иванов не ответил, чувствуя, как зло закипает внутри. Прав был его оппонент, но от этой его правды становилось вдвойне обиднее.

Оперативник медленно прошелся из угла в угол и опять остановился за спиной Иванова:

– Но не все можно купить за деньги…

– Не все покупается, но все продается! – сердито перебил Иванов, не глядя в сторону собеседника. – Чего тебе надо?

– Вот мой рабочий телефон, – протянул опер через плечо сидящего Иванова листок с цифрами. – Давай договоримся о сделке: я сейчас открываю тебе часть информации о группировке, на которую работаешь, чтобы ты сам сделал выводы, а ты мне сообщаешь, что в пакете и кому его везешь.

– И всего-то? – Иванов оглянулся, взял листок и посмотрел в него.

– И всего. – Алексей сел на стул рядом и с надеждой посмотрел в глаза Иванову.

– Интересно, как вы на меня вышли? Следили? – поинтересовался Иванов, пряча бумажку с номером в карман.

– Нет. Был обыкновенный телефонный звонок – наводка. Агентурная практика. А вот за твоими боссами мы наблюдаем давно. Видишь, я с тобой откровенен.

– Ладно, расскажи мне о том, чего я не знаю.

– Значит, сделка? – уточнил оперативник.

– Сделка, – без эмоций согласился Иванов.

– Хорошо. – Алексей некоторое время смотрел Иванову в глаза, будто взвешивая: можно тому доверять или нет? – Ты прав: моему отделу туго приходится. Давят со всех сторон. Группировка, на которую ты работаешь, одна из самых влиятельных в криминальной России. Ее боссы держат под контролем производство металла, сбыт автомобилей, торговлю алкоголем, мясом, валюту. Короче – все. Контролируют на черном рынке оборот наркотиков, проституцию, оружие. Сеть очень развита. Возможно – этого мы точно не знаем, поэтому повторяю: возможно, их верхушка находится не только в Москве, но и за океаном. А в регионах имеются свои люди. По всей России у них имеются подконтрольные банки. Нам трудно с таким спрутом бороться законными методами. Их «крышует» кое-кто из депутатов и лиц, приближенных к правительству. Конкретно на ваш город мы вышли потому, что через него проходит один из каналов поставки наркотиков в Москву. Необходимо его перекрыть. Еще сюда недавно была направлена большая партия гуманитарной помощи из Европы. Но ни детские, ни лечебные учреждения ее не получили. Вопрос: куда она подевалась?

– Что в ней? – Иванов слушал с интересом.

– В основном – продукты и медикаменты. Но есть и одежда, и обувь для детей.

– А при чем тут я? Про этот груз впервые слышу. И про наркотики тоже. Зачем меня-то взяли?

– Пока не знаю. Возможно, что ты говоришь правду. Так что в пакете?

– Деньги.

– Много?

Иванов назвал сумму.

– Ого! – присвистнул опер. – Откуда?

– Одна из коммерческих операций. Я выполняю поручение моих боссов: что-то покупаю, что-то продаю…

– Бензин, что ли? – саркастически усмехнулся оперативник, прервав Иванова.

Иванов не ответил, только посмотрел на оперативника ничего не выражающим взглядом.

– Ладно секреты разводить! – снова криво усмехнулся тот. – Про этот бензин мы и без тебя знаем.

Иванов кивнул:

– В том числе и бензин.

– И давно ты с этими?.. – милиционер состроил брезгливую гримасу, кивнув в сторону окна.

– Я вообще-то работаю коммерческим директором в одной из нормальных организаций. Нарушением законов не занимаюсь. Проведенная мной операция по бартеру вполне законная. Документы в наличии, – увидев брезгливое выражение лица собеседника, снова стал раздражаться Иванов. – Почему меня задержали?

– То, что ты представил, – это не документы, это бумажки. Бензин-то ворованный, Александр Николаевич… – повысил голос Алексей и поднялся со стула.

Договорить он не успел. Без стука в кабинет вошли несколько человек во главе с уже знакомым Иванову милицейским полковником. Среди незнакомцев Иванов увидел своего начальника службы безопасности и почувствовал себя увереннее.

– Я – заместитель прокурора области, – представился Алексею один из вошедших «гражданских» и сурово посмотрел на Иванова. – По какому праву задержан этот человек?

– Была наводка… – начал оправдываться вошедший вместе с прокурором милицейский полковник, хотя вопрос был задан не ему.

– И что обнаружено? – строго поинтересовался прокурор, даже не удостоив полковника взглядом.

– У задержанного – пакет. Он не дает его досмотреть, – вступил в разговор оперативник из Москвы, вошедший вместе со всеми.

Прокурор, резко обернувшись, направил на того грозный взгляд, затем взглянул на Иванова и приказал ему:

– Пакет к досмотру!

Прежде чем открыть пакет, Иванов посмотрел на своего начальника службы безопасности. Чугун кивнул головой, и Иванов, поднявшись, высыпал перед собой на стол завернутые в газету пачки купюр.

– Что в газете? – поинтересовался прокурор.

– Деньги, – равнодушно ответил Иванов и сел на место.

– Пересчитайте, – распорядился прокурор, и два милиционера в форме и один в гражданском костюме тут же сели за стол пересчитывать купюры. Полковник остался стоять рядом с прокурором и Чугуном, так как свободных стульев в комнате больше не оказалось. Оба оперативника из Москвы, никому ничего не пояснив, демонстративно покинули комнату для допросов.

После подсчета денег был составлен акт. К нему приложили документ, привезенный Чугуном, что указанная сумма взята Ивановым из бухгалтерии организации на выплату зарплаты подчиненным. Чугун только дописал в бумаге с печатью фирмы цифру, и Иванов поставил в ней и в милицейском акте свою подпись. Милиционеры претензий не имели.

Сложив деньги обратно в пакет и сказав всем «прощайте», Иванов в сопровождении начальника службы безопасности пошел к выходу из отделения милиции.

На улице его поджидал Алексей. Увидев Иванова, Алексей двинулся навстречу.

– Живи, как совесть подскажет, – бросил он, поглядев Иванову в газа, на ступеньках лестницы, и вошел в здание.

– Кто это? – задержав шаг и посмотрев вслед милиционеру, поинтересовался Чугун.

– Опер из столицы. Пытался мне тут на совесть давить… – безразлично произнес Иванов…

В офисе головной фирмы Иванова встречали как героя. В кабинете директора по маркетингу был накрыт небольшой, но богато сервированный стол. Виновника торжества угостили настоящим французским шампанским. Присутствовали немногие лица: Есин, хозяин кабинета с секретаршей, главный бухгалтер и начальник службы безопасности. Директор по маркетингу лично выдал Иванову премию «зелеными», как он сказал – «в порядке компенсации за моральный ущерб» и за «проявленную корпоративную солидарность», уточнив, что это еще даже не зарплата. Начальник службы безопасности высказал пожелание дальнейшего продуктивного сотрудничества и роста личного благосостояния Иванова.

– А что теперь с этим бензином будет? – чокаясь со всеми по очереди, поинтересовался Иванов у директора по маркетингу.

Вместо него ответил начальник службы безопасности:

– А ничего не будет! Продадим, как и планировали.

– Но менты знают, что бензин ворованный, – напомнил Иванов.

– Они ничего не докажут, – махнул рукой Чугун. – Забудь. Ты свое дело сделал. Теперь гуляй смело!

Началась новая серия тостов. Иванов, в свою очередь, благодарил присутствующих, театрально улыбался, пил шампанское и играл роль победителя. Но радости от совершенного им «подвига» почему-то не испытывал.

Прошла еще одна неделя. В четверг перед обедом в кабинет Иванова позвонил Александр Батурин:

– Велено сообщить: к субботе подготовь полевую форму. Отправляемся на природу. Для тебя как для начальства отъезд от офиса в семь ноль-ноль. Вас Чугун заберет.

– На шашлыки едем? – с ехидцей поинтересовался Иванов.

– Ага, с кровью… – хмыкнул Батурин. – У наци сборы начинаются.

Иванов опешил. Он мог отказаться. Но в голове возник образ боевой черноволосой девчонки, и он решил присоединиться к остальным:

– Понял. Буду вовремя.

На место сборный отряд приехал на трех автобусах в сопровождении двух «джипов». Иванова чуть позже привезли на третьем большом внедорожнике вместе с начальником службы безопасности и парой охранников из офиса.

Иванов вышел из машины, осмотрелся и увидел Александра Батурина, стоящего вместе с группой из своего отряда. Все мужчины были с оружием. Иванов подошел и поздоровался. Кто-то тут же сунул ему в руки заряженный автомат Калашникова и полный запасной магазин.

– Готов? – коротко окинув подошедшего взглядом, спросил Батурин.

– Готов, – тихо ответил Иванов, стараясь не выпустить из поля зрения начальника службы безопасности. Тот вместе с двумя вооруженными охранниками подошел к сваленным бревнам, где своей компанией стояли человек пятнадцать с оружием, все – в одинаковых новеньких серых пятнистых комбинезонах и черных масках на лицах.

– Чугуновский спецназ, – проследив за взглядом Иванова, с брезгливостью в голосе пояснил Александр. – Головорезы и садисты. Морды прячут! От них лучше держаться подальше.

Люди в комбинезонах и масках курили, переговаривались, поглядывая на видневшуюся в полукилометре опушку леса. При появлении начальника службы безопасности они повернулись к нему лицом и поприветствовали как старого знакомого. Тот начал им что-то объяснять, показывая на лес. Было довольно далеко, а говорил начальник службы безопасности негромко, так что слов Иванов разобрать не мог, как ни напрягал слух.

Низкое, набухшее серой осенней влагой небо казалось гладким и однообразным. И свет, что шел сверху, тоже был такой же серый, сумеречный, будто доходил сюда сквозь немытые старые окна. Иванов поежился то ли от холода, то ли от нехорошего предчувствия. Он еще раз огляделся. Не считая водителей, на поляне собрались человек шестьдесят. Большинство из них Иванов видел впервые. Собравшиеся были разного возраста: примерно от двадцати до сорока лет. Взгляд Иванова остановился на высоком худощавом человеке со снайперской винтовкой. Он стоял в зеленом общевойсковом камуфляже посередине окружавшей его толпы. Винтовка в брезентовом чехле, отсвечивая длинным вороненым стволом с тяжелым набалдашником прицела, молчаливо смотрела на сапоги и кроссовки окружающих, а ее владелец вяло с неохотой говорил:

– Задумка задумкой, но не верится, что все сюда побегут. Может, кто решит выходить на трассу. С той бы стороны пару автоматчиков посадить и снайпера. А лучше бы – пулемет. Сейчас разведка вернется – все прояснит: сколько их там? Лишь бы раньше времени не учуяли!

– А Чугун сказал, что побегут на нас! – возразил его сосед с охотничьим ружьем на плече – знакомый Иванову спортсмен.

– Значит, пугнем с тыла как следует! И побегут! Куда денутся? А мы их на опушке будем ждать, – смачно сплюнул на землю снайпер.

– Батурин сказал, пощелкаем, как кроликов! – поддержал спортсмен.

– Как кроликов!.. – передразнил, скривившись, снайпер. – Ты скольких в своей жизни убил-то?

– Все мои! – почти взвизгнул спортсмен с охотничьим ружьем. – Не боись, не промажу! Знаешь, как я по «тарелкам» бью!

– Во-во, по «тарелкам»! А я только в первом своем бою уложил семерых, – брезгливо процедил сквозь зубы снайпер. – Понял? В общем, пять десятков на счету уже будет.

– Черт их знает… – опасливо глядя на винтовку с прицелом, попятился спортсмен-охотник. – Да тут народу-то… – Озираясь по сторонам, он медленно отошел и прибился к другой группе курящих.

– Понабежали, сволочи… – со злостью выругался рядом с Ивановым Александр Батурин. – Как на рисковое дело – никого не сыщешь, а как безоружных бить – всегда найдутся охотники… Мать их…

– Волнуешься? – спросил Иванов, чувствуя, как в нем самом растет раздражение на все происходящее.

– А никто и не волнуется! – сердито посмотрел на него Александр. – Противно! – Иванов увидел, как тот поморщился и шевельнул желваком. – Нам бы дело сделать, а волнуются пусть другие!

– Это ты называешь делом? – не сдержался Иванов и неприязненно посмотрел на автомат.

– Так какого черта ты сюда приперся? – зашипел на него Александр. – Вали, пока еще не поздно!

– Дело есть! – отрезал Иванов.

– Какое?

– Потом узнаешь!

– Странный ты, – подозрительно посмотрел на него новый товарищ. – Будешь рядом со мной! Я за тобой пригляжу.

– В няньках не нуждаюсь! – зло огрызнулся Иванов. – И так до хрена желающих «приглядеть»!

– Хочешь, чтобы я Чугуну доложил? – Александр, не моргая, твердо смотрел прямо в глаза.

– Ладно, – чтобы не иметь неприятностей раньше времени, смягчился Иванов. – Только я не маленький, следить за мной не надо.

– А ты не дури! – предупредил Александр. – И стреляй, не мажь. Устроим им кордебалет, пусть попляшут!

Иванов разглядел, как от леса почти одновременно отделились три фигуры в камуфляжах и направились в сторону автобусов. Издалека по одежде и сумкам этих людей можно было принять за грибников.

– Наша разведка возвращается, – пояснил Александр.

Троица приблизилась и подошла к поджидающему их начальнику службы безопасности. Иванов с усиливающейся тревогой стал наблюдать за Чугуном. В голове крутилась только одна мысль-желание: «Только бы в лагере не оказалось Наташки!». Запала же эта чертова черноглазая девчонка ему в душу!

Все вокруг примолкли в ожидании решения Чугуна. Но тот, беседуя с разведчиками, казалось, забыл о существовании остальных. Пауза затягивалась.

– Ну чего там, Чугун? – выкрикнул, не выдержав, кто-то.

Начальник службы безопасности повернулся лицом к ожидающим и, махнув призывно рукой, приказал подойти.

– По данным разведки, – начал он без предисловий, когда все скучковались вокруг него, – там, в лагере, около сорока человек. Нас больше и на нашей стороне – фактор неожиданности, а также преимущество в оружии. У наци всего пара старых «калашей». Они из них в своем тире стрелять учатся. Для нас это не проблема. Главное – это наши слаженные действия. Поступим следующим образом: я с двумя десятками спецназовцев обойду и атакую лагерь со стороны шоссе. Выдавим их в лес. Наци побегут сюда. А здесь-то их и встретите вы. Засаду нужно расположить дугой, чтобы перекрыть все возможные пути выхода из леса. Первым отрядом командую я. Командовать вторым отрядом здесь будет Александр Батурин. И чтоб никого не упустили! Понятно?

– Есть! – по-военному отозвался Батурин.

– Кто прозевает хоть одного нациста – оставлю с ними на поляне! – Чугун исподлобья обвел тяжелым взглядом окружающих. – Это всем понятно?

– Понятно, – ответил за всех Батурин.

– Сам распределишь людей и обозначишь сектора обстрела! Снайпер выберет себе позицию индивидуально, – продолжал Чугун, остановив свой тяжелый взгляд на Батурине. – Его первая задача – выбить тех, у кого будет оружие, и командиров. Задача остальных стрелков – сбить бегущих в кучу. Начинайте стрелять по флангам. Пусть кучкуются к центру. Потом вам легче будет стрелять. И запомните: уйти не должен никто! Свидетели нам не нужны! Если кого упустите – накажу жестоко! – еще раз пригрозил начальник службы безопасности. – Начало операции – через полчаса. Сверим часы…

«Сразу видно, что человек был на войне! – глядя на уверенные действия и умение отдавать команды, подумал о Чугуне Иванов. – Жаль, что такой специалист стал сволочью!».

Дав необходимые указания, Чугун повел отряд в черных масках вдоль опушки леса в обход лагеря мимо невысоких стогов сена, в одном из которых занял позицию снайпер.

Батурин грамотно распределил оставшихся людей, приказав замаскироваться и ничем не выдавать своего присутствия. Автобусы и «джипы» отогнали за ближайший пролесок.

Иванов выбрал позицию за бревнами. Она располагалась позади всех стрелков и чуть в стороне, но зато давала возможность держать в поле зрения и поляну, и каждого бойца в засаде. Как и обещал, вскоре к Иванову присоединился Александр Батурин.

– А что, удобный сектор обстрела! – оценил он выбор товарища. – Молодец! Пулемет бы сюда, да жаль – нету.

После пары негромких окриков Батурина над притаившейся засадой повисла тишина. Вместе с ней в воздухе стала накапливаться и неопределенность, переходящая в томительно-возбужденное напряжение трех десятков спрятавшихся людей. Иванов ощущал физически это напряжение. Он сидел и ждал неизбежного. А тишина этого томительного молчания, притаившаяся за каждой кочкой и кустом, давила, вызывая страх, угрызения совести, злость на себя, сидящего в этой подлой засаде, и на таких же, как он, подлецов, готовых убивать безоружных людей!

Иванову стало неуютно и тоскливо, захотелось домой – к жене и дочке. Но дело уже началось, события развивались неотвратимо, и изменить что-либо было уже невозможно. И он вместе с другими сидел, ждал и надеялся, что ничего не произойдет.

В натянутой, как струна, и готовой лопнуть каждую минуту тишине они просидели минут десять, когда, наконец-то, впереди, за лесом, раздались первые одиночные выстрелы, перерастающие сначала в редкие короткие, затем длинные и частые автоматные очереди. «Только бы там не было Наташки!» – как молитву твердил Иванов, не обращая внимания на прислушивающегося соседа.

– Вон, смотри! Пошли! – неожиданно толкнул его в бок Батурин. У Иванова екнуло внутри, и он прижался подбородком к влажным бревнам, стараясь рассмотреть участок леса в указанном направлении и увидеть хоть что-нибудь. Ему показалось, что осенний воздух пришел в движение. Он заметил что-то мелькнувшее между деревьями раз, другой и тут же догадался, что это люди. Из леса стали выбегать фигурки в зеленых камуфляжах. Неуклюже подпрыгивая, они семенили по неглубокому снегу. Безоружные люди, ничего не подозревая, бежали прямо на притаившуюся засаду.

И вот раздался первый близкий выстрел, будто лопнул детский воздушный шарик, и тут же упал в снег один из выбежавших из леса. Но рассеянная толпа продолжала движение вперед. За первым выстрелом прозвучал одиночный второй, за ним третий… И сразу по краю поля рассыпалось несколько автоматных очередей. Им стал редко отвечать «Калашников» из середины бегущих. Но для одинокого стрелка оборудованная за укрытиями засада была неуязвимой. Выбегающие из леса люди один за другим, взмахивая руками, как подбитые птицы, падали на снег.

Но группа из десяти человек, умело маневрируя, падая, поднимаясь, переползая от укрытия к укрытию, бежала растянутой цепочкой прямо к стогу, где притаился снайпер. Вел группу опытный вояка – иногда сквозь выстрелы со стороны поля до Иванова долетали четкие выкрики команд. Иванов облизнул пересохшие губы, поднял голову над бревнами, чтобы лучше рассмотреть бегущих. Припавший к прицелу автомата Батурин зашипел на него:

– Не выдавай позицию! Не высовывайся!

Но Иванов уже увидел того, кто вел за собой группу. Привычно и тренированно двигающийся под пулями высокий крепкий мужчина в зеленом камуфляже без головного убора отдавал короткие команды, лишь иногда оборачиваясь. Иванов рассмотрел развевающиеся русые волосы и черный пистолет в руке у мужчины. Александр мог бы легко достать из своего «Калашникова» рослого командира. Но не стал этого делать. Увидев, как Батурин навел свой готовый выстрелить автомат, Иванов ударом ноги выбил оружие из его рук.

– Ты чего?! – дико выкатывая глаза, зашипел на него Батурин.

– Не надо, Саня! – прохрипел Иванов.

– Да я тебя!.. – попытался подняться Батурин.

– Сядь! – его остановил твердый приказ и направленный автоматный ствол.

– Сволочь! – потянулся за отброшенным «Калашниковым» Батурин.

– Сядь! – повел стволом автомата Иванов. – Я выстрелю! – Он смотрел в глаза Батурина зло и настороженно, давая понять, что не советует выкидывать подобные штуки. Батурин подчинился.

Услышав с поля хлесткий звук выстрела снайперской винтовки, Иванов повернул голову в сторону бегущих. Он успел увидеть, как упал и больше не поднялся русоволосый командир группы. Почти сразу же жестко хлопнул, перетянув все поле, еще один винтовочный выстрел. Тут же неловко клюнул головой в землю еще один из бегущих и завалился по инерции на бок. Вместе с этим выстрелом снайпера замолчал одинокий «Калашников» с поля. Третий выстрел сбил с ног крайнего в цепочке бегущих. И тут Иванов увидел, как с земли, вытянувшись в прыжке, поднялась девичья фигура с темными распущенными волосами до плеч. До стога сена с засевшим там снайпером ей оставалось еще метров сто. Прозвучал винтовочный выстрел. Но, видимо, снайпер поторопился или бил по другой цели, потому что девушка продолжала бежать. Внутри Иванова все сжалось. По манере бега Иванов узнал ту самую Наташку. Не сбавляя скорости, она мчалась прямо на копну. Еще он понял, что ей не успеть! В одно мгновение осознав, что должен сделать, Иванов привстал, поднял автомат и с колена, почти не целясь, дал по стогу, где прятался снайпер, две короткие и одну длинную очереди. Он видел, как пули, входя в копну, разметывают и рвут ее. Снайпер больше не стрелял, и девушка, не сбавляя темпа бега, миновала этот опасный участок.

Иванов опустил автомат и провожал взглядом удаляющуюся девичью фигуру в зеленом камуфляже, забыв про все вокруг, – лишь бы она убежала… В этот момент совсем рядом ударила в уши короткая резкая автоматная очередь, и девушка упала, словно споткнувшись на бегу…

Иванова накрыла глухая тишина. Вся природа притихла, затаилась, оградившись от свершающегося зла немыми деревьями, полем с серым мокрым снегом, низким тяжелым небом, будто не хотела и не могла видеть и принимать происходящее. И в этом устрашающем безмолвии в тяжелом свете блеклого угасающего дня еще продолжали бежать по полю навстречу неизбежности, падая и проваливаясь в неглубокий снег, редкие фигурки людей, подгоняемые затаившейся за деревьями, кустами и кочками смертью – такой неотвратимой в равнодушии своем к чужой человеческой жизни. Будто в многократном приближении Иванов различал разинутые в немом крике рты и наполненные ужасом в предчувствии самого худшего глаза бегущих мальчишек…

Сначала Иванов подумал, что оглох, но затем ясно, несмотря на отдаленность, услышал, как по-девчоночьи беззащитно застонала Наташка, и как страшно этот стон разорвал над ним круг спасительной тишины, теперь уже безжалостно добиваемый выстрелами и воплями смерти. И такая тоска слышалась в этих тянущихся к небу от самой земли предсмертных мальчишеских криках, такая ребячья боль и страх перед неизвестностью, творимой спрятавшимися в укрытиях взрослыми убийцами, что Иванов задрожал, заметался у поваленных бревен и вдруг, бросив автомат на землю, встал и пошел к еще подающей признаки жизни девчонке.

– Стой! – настиг его голос Батурина. Но он не остановился и не оглянулся.

– Стой, застрелю! – угрожающе прокричал Александр. Иванов продолжал идти, все ускоряя шаги, переходя на бег, подхлестываемый одной мыслью: «Лишь бы была жива!». За спиной Иванов слышал дыхание и топот бегущих за ним, но не обернулся. И остановился лишь перед лежащей на окровавленном снегу Наташкой. Он остановился и почувствовал сразу, как отекли, устали его ноги, как отяжелели и стали свинцовыми руки, как сам он ослаб, будто прибитый совершенным злом к месту.

Девушка, истекая кровью – пули пробили ее ногу и грудь, – смотрела на него глазами, полными ненависти и ужаса. Она узнала его. И он узнал эти глаза. И от этого ему стало еще страшнее. Наташка, лежа на спине, пыталась поднять голову, еще не до конца осознав случившееся, пронизанная ужасом перед своим бессилием как раз тогда, когда надо бежать, во что бы то ни стало бежать от настигающей беды. Она пыталась приподняться, а сильное тело не слушалось ее и уже подрагивало и слабело с каждым новым приступом боли и муки. Иванов нагнулся и, не зная зачем, протянул к ней руки.

– Брось!.. – почти у самого уха прозвучал резкий голос Батурина, и Иванов повалился на землю, сбитый умелой подсечкой. – Лежи и не рыпайся, понял?!

– Ей надо помочь…

– Поможем!

Подоспели еще двое с автоматами.

– Баба?! Да что же это она, а? Жива еще? – недоуменно запричитал один, разглядывая лежащую девушку.

– Надо добить, – безразлично предложил другой.

Сидящий на снегу Иванов повернул к Батурину побледневшее лицо и простонал, словно упрашивая:

– Не надо!..

– Сиди! – презрительно бросил товарищ. – Тоже мне нашелся…

Наступила гнетущая тишина. Лишь со стороны поля еще доносились редкие выстрелы. Иванов снизу вверх посмотрел умоляющим взглядом на одного, затем на другого стрелка в одинаковых камуфляжах, стоящих в нерешительности перед раненой девушкой:

– Мужики, не надо…

Тот, который предложил добить, вызывающе тряхнул автоматом, перехватывая его удобнее в руках, посмотрел с холодной усмешкой на Иванова, показав бледное, с резко зачерневшими странными глазами лицо, и в них Иванов увидел затравленную злобу на всех, кто находился рядом: на Иванова, на беззащитную девушку, на всех, кто послал его убивать.

И Иванов понял, что пощады не будет. «Да они же ничего не понимают! – обливаясь холодным потом, Иванов перевел взгляд на девушку. – Они не знают, что делают! Совсем ничего не понимают!.. Ее нельзя убивать!». Александр, пытаясь найти защиту у старшего и сильного начальника, с мольбой взглянул в глаза Батурину.

С высоты полного роста на него смотрело равнодушное неподвижное лицо убийцы с пустыми холодными глазницами вместо глаз. В них Иванов узнавал неотвратимую беспощадность приводящих приговор в исполнение и ненависть – чужую и свою. И тогда, не успев сообразить, что делает, изо всех сил кинулся он в ноги главному палачу, сбив его на землю мощным ударом плеча в колени. На что он надеялся? Наташке в таком состоянии все равно помочь уже ничем было нельзя. Но Иванов дрался, оттягивая ее последний миг на земле. Оттягивая этот миг всеми своими силами.

Никто не успел даже слова вымолвить, только запоздалое «Ах ты!..» повисло в воздухе перед тем, как Батурин тяжело упал на землю. А Иванов, получив чувствительный удар прикладом в спину, перелетел через лежащего Александра и сразу не смог подняться. Он только увидел, как приподнялась с земли Наташка, но ее стекленеющий взгляд был направлен не на него и не на убийц, а в серый день, скатывающийся в тягучие сумерки над их головами…

Холодный воздух прорезала короткая автоматная очередь, и Иванов в ужасе зарылся лицом в мокрый снег…

С расцарапанным лицом он сидел возле неподвижного тела. Не плакал – слез у него не было, – молчал, только изредка поднимал усталые глаза на проходивших мимо. Он не узнавал никого. Он думал о своем и был далеко… В Чечне девяносто пятого… Рядом с боевыми друзьями, которых ему сейчас так не хватало…

В глубине души Иванов понимал, что ему надо немедленно подняться и уйти подальше от убитой девушки, от косых взглядов проходящих мимо нехороших людей в камуфляжах. Но ему было все безразлично. И он сидел, потому что очень устал, потому что от удара прикладом болела спина. Болела так, что было невозможно дышать. А еще потому, что болело сердце. И эту боль нельзя было сравнить ни с какой другой.

Когда вокруг Иванова собралась вооруженная группа, он не пошевелился. Прозвучала команда: «Тащите!», и кто-то попытался взять Наташку за ноги.

– Оставьте, сволочи! – неотрывно глядя в одну точку на снегу, прорычал Иванов. Спорить с ним не стали. Подошел еще кто-то.

– Ты не очень-то сволочись! – узнал Иванов низкий голос Чугуна. – Они пятерых наших уложили!

«Ничуть не жалко», – подумал Иванов, приходя в себя и придавая взгляду осмысленность. Он понял, что на него смотрят с ожиданием.

– Уйди отсюда, не мешай! – приказал Чугун. Иванова грубо оттолкнули, и он молча повиновался.

В сгущающемся полумраке убитых подтаскивали к почти уже выкопанной яме у крайних кустов. Некоторых, еще подающих признаки жизни, добивали ножами и прикладами. Кто-то из «вольных стрелков», не выдержав тяжелого запаха крови, блевал прямо тут же. Туда, к яме, и поволокли Наташку. Иванов, опустив голову, медленно шел по тянущейся по серому снегу за телом неровной кровавой дорожке.

Подойдя к черному краю ямы, Иванов увидел в ней четверых мужиков бомжеватого вида, орудующих изо всех сил ломами и лопатами.

– Не будь дураком! – тихо сказал неслышно подошедший Батурин. – Я своим мужикам велел, чтобы помалкивали об этой истории… Чугун, конечно, все узнает, но не сейчас, и сегодня ты сможешь уехать отсюда живым. Понял?

Иванов, не отрывая взгляда от страшного провала ямы, молча кивнул и вздохнул, подумав про жену и дочь.

– На меня зла не держи. Если б кто-то ушел, Чугун бы нас всех тут положил. – Александр отошел, а Иванов продолжал стоять у края свежевыкопанной могилы.

Земля успела промерзнуть только сверху, и работа у землекопов спорилась. Закончив копать, четверо мужиков, передав наверх ломы и лопаты, стали укладывать ровными рядами тела, небрежно скидываемые в яму. Иванов увидел, как некрасиво, с глухим ударом, будто наполненный чем-то мягким мешок, упало на груду остывающих тел окровавленное тело Наташки, как рассыпались по ее плечам и красивому лицу черные волосы, и зажмурил глаза, пережидая очередной приступ боли. Но от ямы не отошел. Заставил себя снова открыть глаза. Он хотел запомнить все.

– Сколько их? – спросил кто-то рядом. Иванов даже не посмотрел в ту сторону.

– Сорок три – с нашими, – ответил чей-то голос подальше.

– Точно? Никто не ушел?

– Никто.

– А говорили – пятьдесят.

– Не-а… Сорок три…

Когда последнее тело было скинуто в зияющее чрево ямы, и бомжи-землекопы уже собрались вылезти из нее, раздались автоматные очереди. Четверо мужиков в робах, освещаемые в темноте наступающей ночи вспышками выстрелов, упали как подкошенные на уложенные ими же тела. Выстроившись в ряд у черного земляного отвала на краю, без суеты, словно выполняли обычную повседневную работу, стреляли люди в серых комбинезонах и черных масках. Рядом с ними спокойно стоял и курил Чугун. «Свидетели нам не нужны!» – вспомнил его слова Иванов и непроизвольно содрогнулся.

Выстрелы смолкли.

– Мужики, взяли лопаты! – в повисшей звенящей тишине голос Чугуна прозвучал глухо. Но его услышали. Несколько человек послушно схватили лопаты и стали быстро закидывать землей большую братскую могилу. А Иванов, не в силах пошевелиться, стоял и смотрел. Но это был не он. Потому что он – боевой офицер – не мог принимать во всем этом бесчеловечном безумии участие! И весь этот кошмар не мог быть реальностью… Иванов поднял голову к небесам, будто удостоверяясь, видит ли все это Бог? Но свинцово-черное низкое небо выглядело безжизненным. Тяжелые сумерки окутывали все вокруг мистической пеленой…