…Вначале Хокимару увидел себя как бы со стороны. Он проживал свою жизнь заново. Он увидел, как они с Сайхо лежат, прижавшись друг к другу, в супружеской постели в их доме при Агентстве космических исследований. Да, он почему-то очень хорошо запомнил этот момент! В следующее мгновение японец будто окунулся в течение своей жизни…

… В ночном безмолвии темнота комнаты, перемешав оттенки серого, чёрного и очень чёрного, кажется тёплой и осязаемой. Ощущение счастья не покидает Хокимару. Сон не идёт. С улицы не доносится ни звука, и слух чутко улавливает ровное дыхание Сайхо…

— Ты не спишь? — тихо спросил он, услышав её глубокий вздох.

— Нет, — также тихо отозвалась жена. — Думаю.

— О ком?

— О тебе. А ты почему не спишь?

— Тоже думаю.

— Обо мне?

— Конечно, о тебе. Знаешь, я вот сейчас лежу и удивляюсь, как мне всё-таки с тобой повезло, малыш!

Хокимару почувствовал, как супруга в порыве благодарности ещё плотнее прижалась к нему. Он чуть повернул голову, чтобы видеть её лицо.

— Почему, дорогой? — Ему показалось, что её глаза в темноте заблестели счастливым светом.

— Ну, во-первых, потому что меня не смогла бы вытерпеть никакая другая, — полушутя ответил японец, ласково ткнувшись губами в нежную щеку жены, — а во-вторых, мне не нужна никакая другая женщина. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя…

Хокимару одной рукой прижал Сайхо к себе, а ладонью другой ласково провёл по лицу и волосам, затем припал губами к её губам, не дав договорить. Почувствовав ответную ласку, он не стал сдерживать себя…

Блаженство… Блаженство и телесное, и душевное… Хокимару лежал с закрытыми глазами и старался ни о чём не думать, чтобы не упустить ни одной капли этого божественного ощущения. На его плече мирно спала Сайхо. В памяти сами собой стали возникать яркие образы. И прежде чем заснуть, Хокимару заново пережил в мельчайших оттенках историю их знакомства.

Впервые он увидел её на тренировке в зале спортивного клуба. Худенькая, не очень высокая девушка в кимоно тогда не произвела на него особого впечатления. Заметил он её чуть позже, через несколько дней, когда случайно в коридоре клуба встретился взглядом с её красивыми глазами. Карие с длинными ресницами, они пронзили его холодное, не подвластное женским чарам каменное сердце легко, словно иголка подушку. Первый неожиданный укол в груди он ощутил именно тогда. Второй он почувствовал, когда она ответила ему очаровательной улыбкой на прямой вопрос, как её зовут. Третий — когда услышал её низкий бархатный голос, пропевший: Сайхо. Понимая, что неотвратимо гибнет, он, как мотылёк к огню, потянулся к ней, боясь прервать начатый разговор. И ещё один укол — девушка оказалась на редкость эрудированной и обладала феноменальной памятью. После тренировки он напросился её проводить. По пути они говорили об истории страны. На прощание он робко прикоснулся к её руке. Пальцы ощутили волнующую прохладу и нежность её кожи.

В тот вечер Хокимару даже не подходил к компьютеру, впервые позабыв о работе. Он боялся потерять осязаемую память о её нежной прохладной руке.

На следующий вечер, сгорая от избытка тревожащих его чувств, он пригласил её в ресторан. После недолгих раздумий она согласилась. И уже там, увидев Сайхо в блузке и брюках, обтягивающих её стройную фигуру, он получил последний, решивший всю его дальнейшую жизнь удар.

При прощании он, как и в первый раз, только лишь прикоснулся к её руке.

Ночью он долго не мог заснуть, думая о самой красивой и самой лучшей девушке в мире.

Он тосковал, думал, скучал по ней каждую минуту. Куда бы он ни шёл, чтобы ни делал, перед глазами стояла Сайхо! Он не мог думать больше ни о чём. Он жаждал её взгляда, её голоса, но смог увидеть свою новую знакомую только через два дня — после выходных.

Они снова встретились на тренировке, а потом снова сидели в ресторане.

Там, за столиком на двоих, испытывая страшную робость — чего Хокимару не замечал за собой раньше, — он сбивчиво признался ей в своих чувствах, так и не осмелившись произнести слово «люблю». Испугался, наверное, той силы нахлынувших чувств, которую не испытывал никогда ранее. К его огромному разочарованию, Сайхо вначале никак не отреагировала на его признание. Ни одна чёрточка не дрогнула на её лице, пока он старался облачить в слова свои не желающие подчиняться чувства. Выслушав его, она холодно сказала, что между ними ничего не может быть. Хотя бы из-за большой разницы в возрасте — двадцать лет. Хокимару, несмотря на свои сорок два, выглядел гораздо моложе, легко, как юноша, взбегал по ступенькам на седьмой этаж офисного здания и три раза в неделю посещал тренировки в клубе. Если бы не седина, уже посеребрившая виски, то стройному подтянутому японцу можно было бы дать лет тридцать — тридцать пять. Но Сайхо была беспристрастной. Она объяснила свой отказ ещё и тем, что официально Хокимару числился в браке.

С первой супругой Яншо они прожили девять лет. Любви не было. Её не было даже на заре их отношений. Просто пришла пора обзаводиться семьёй, и тридцатитрёхлетний Хокимару, уже не надеясь на то, что когда-нибудь сможет испытать настоящее чувство, выбрал девушку из обеспеченной семьи. Чтобы работать в столице, молодому начинающему учёному нужны были связи. В лице Яншо и её родителей он и приобрёл их. Но за всё время их совместной жизни Яншо так и не смогла родить ему ребёнка. Через пару лет после свадьбы, поняв, что у неё не может быть детей, Яншо занялась собой: салоны красоты, фитнесклубы, вечеринки в ночных заведениях. Дочь состоятельных родителей, она могла себе это позволить. Невысокое денежное содержание мужа не обеспечивало всех её потребностей. Зарплаты Хокимару хватало только на аренду большой квартиры и питание. Это тоже стало причиной неизбежного отдаления Яншо. Вначале он пытался бороться за жену, но, осознав всю бесполезность своих усилий, смирился. Последний год сделал их совсем чужими. Даже в собственной квартире они встречались редко — Яншо всё чаще уезжала к родителям или говорила, что к родителям. Хокимару не проверял. С головой погружаясь в любимую, ставшую единственным смыслом его жизни работу, он привык к её долгим отлучкам. Его даже устраивало, что жены часто не было дома, — ему никто не мешал работать вечерами. Все девять лет Хокимару работал. Все девять лет его душа находилась в какой-то спячке, похожей на летаргический сон. И вдруг… Сайхо!

Она пришла как весна, разбудившая реки чувств, закованных в ледяной панцирь. Она появилась как ласковое солнышко, растопившее снег на самых высоких вершинах гор, на которых зацвели цветы! Как нежная рука, снявшая с его глаз чёрные очки, через которые он долгое время смотрел на всё вокруг! Нет, если судьба подарила ему встречу с этой замечательной девушкой, он ни за что не потеряет её! Теперь Хокимару хотел жить, хотел дышать полной грудью. Он хотел, чтобы Сайхо была рядом.

Услышав от неё слово «нет», Хокимару растерялся. Понимая, что потеряет её, и не зная, как поступить дальше, он решился на отчаянный шаг и заявил девушке, что она от него всё равно никуда не денется. На немой вопрос в удивлённых глазах пояснил, что всегда в этой жизни добивался поставленной цели. «Я твоя цель?» — спросила она с плохо скрытым укором. Он хотел кричать: «Нет, ты не цель, ты смысл всего! Ты смысл моей жизни!» Но не закричал. что-то остановило. Интуитивно Хокимару понял, что может напугать сидящую напротив девушку таким напором чувств. То, что переживал он и с чем почти не имел сил бороться, могло оттолкнуть Сайхо. Она даже могла обвинить его в излишней эмоциональности, заподозрив в неискренности — слишком короткий срок продолжалось их знакомство. Заставив себя успокоиться, Хокимару произнёс:

— Ты мне очень нравишься, Сайхо. Очень… Не бойся, никогда я не обижу тебя. Но поверь, сделаю всё, чтобы превратить твою жизнь в сказку.

— Но у меня есть друг, — ответила она.

— Что ж, — философски заметил он, — в жизни у меня было время на то, чтобы сравнивать и, наконец, сделать свой выбор. Давай уравняем наши шансы. Я дам тебе на это время. Но помни, ты не сможешь уйти далеко, потому что никто и никогда не сможет сделать тебя такой счастливой, какой сделаю я.

— И как же ты будешь делать меня счастливой? — её глаза оставались серьёзными.

— Я буду любить тебя, как никогда никого не любил, буду носить на руках, беречь, как самое дорогое, что есть в моей жизни, как реликвию, и заботиться о тебе, словно о малом ребёнке. Я буду выполнять все твои капризы. Да, я намного старше. Но я дам тебе любовь отца и страсть опытного любовника. По ночам я буду оберегать твой сон. Каждое утро я буду приносить тебе в постель кофе и фрукты. Просыпаясь, ты будешь слышать: «С добрым утром, любимая!» А на твоей подушке каждое утро будет лежать свежесрезанная красная роза…

— Но я не встречаюсь с женатыми мужчинами, — не очень уверенно возразила она.

— Скажи, Сайхо, задачу со сколькими неизвестными ты можешь решить?

Задумавшись на мгновение, девушка взглянула ему в глаза:

— С двумя.

— А в нашей задачке только одно неизвестное: что будет дальше? Как ты думаешь, нам вдвоём по силам найти решение?

Она не ответила, лишь посмотрела на Хокимару долгим взглядом. Он почувствовал, как от этого в груди, сбившись с ритма, сжалось сердце, затем бешено заколотилось, словно пытаясь вырваться наружу. В кончиках пальцев закололи миллионы маленьких тоненьких иголок. Он хотел прямо сейчас схватить её на руки, чтобы, не давая никому даже дышать на неё, нести через всю жизнь…

Стараясь скрыть то, что творится в душе, Хокимару опустил глаза и тихо произнёс:

— Моя единственная вина состоит в том, что я родился на двадцать лет раньше. Но обещаю тебе, что состарюсь на двадцать лет позже.

Он поднял глаза. Сайхо смотрела на него и улыбалась…

Он уже давно не писал стихов. Но аргументом, после которого Сайхо решила встречаться с Хокимару, стало стихотворение, написанное им следующей ночью и посвящённое ей. Он писал по-французски:

Они встречались две недели. Потом она уехала. Ненадолго.

— Куда? — спросил он.

— В гости, — ответила она.

— Когда?

— Вечером. В половине восьмого…

Он всё понял.

— Ехать нужно обязательно? — спросил он, чувствуя, как всё его существо противится этому отъезду. Интуиция подсказывала Хокимару, что Сайхо едет к мужчине, с которым встречалась раньше.

— Я обещала, — ответила она.

Удерживать он её не стал. Ведь они всё ещё не были близки. Так хотела она. Их встречи заканчивались только поцелуями. Сгорая от страсти, Хокимару мог взять девушку силой, но боялся, очень боялся сделать ей больно. И очень боялся потерять Сайхо.

В тот вечер после работы, чтобы ещё несколько лишних минут побыть рядом с ней, он подвёз её до дома на машине. Когда Сайхо выходила, он лишь коснулся её руки и тихо произнёс: «Удачи…» — а хотел прокричать: «Я буду ждать!.. Очень!.. Сколько нужно!.. Всегда!..»

Через минуту Хокимару понял, что переоценил свои силы, пообещав девушке дать время на то, чтобы во всём разобраться. Он боролся с желанием встретить того счастливчика, который увозит самое дорогое в жизни, и драться с ним. Драться до крови, до смерти, на сколько хватит сил, но только чтобы Сайхо навсегда осталась с Хокимару.

Но он не сделал этого. Наверное, потому что понимал, что Сайхо — девушка свободная и выбор должна сделать сама. А может не был уверен в том, что нужен ей. Постояв немного возле дома, он уехал домой.

Хокимару пролежал на диване два дня. Он не хотел ничего. Она не звонила. Ему было очень больно думать о ней. А не думать не мог. Представляя Сайхо с другим мужчиной, Хокимару не хотел жить.

После выходных учёный появился на работе похудевший, невыспавшийся, помятый и небритый, словно после тяжёлой болезни. Сотрудники, глядя в осунувшееся лицо всегда подтянутого аккуратного шефа, лишь непонимающе переглядывались.

Сидя за рабочим столом, Хокимару в течение дня часто, зацепившись взглядом за какой-нибудь посторонний предмет, погружался в собственные мысли. В них он уносился далеко, туда, где они были с Сайхо. Он слышал её смех, видел её улыбку, глаза, ощущал запах её волос… Он совсем не занимался работой. Всё потеряло смысл. Всё, что окружало его раньше, чем он жил последние годы, — всё отошло на второй план. Ему нужна была Сайхо. Но она не звонила.

Хокимару родился японцем. Но он не любил японскую поэзию. Вернее, не понимал и не ощущал силы чувств в скупых японских танках. Ему нравилась мягкая французская лирическая рифма со свойственной только ей силой любовных чувств.

Прямо за рабочим столом Хокимару написал:

Вечером Хокимару снова не пошёл на тренировку. Не было сил. Он знал, что обязательно увидит там Сайхо, но теперь боялся этой встречи. Он понял, что не нужен юной девушке.

Еле передвигая ноги, он медленно поднялся в квартиру. Открыв замок двери, Хокимару, не разуваясь, прошёл в спальню и упал на кровать. Он плакал…

Впервые за многие годы Хокимару вдруг ощутил солёный привкус слёз на губах. И ему не надо было никого стесняться — большая квартира, приютившая японца, пугала холодной пустотой. Он вспомнил, как в детстве в трудную минуту рядом всегда оказывалась мама. Она успокаивала маленького Хокимару, приговаривая: «Ничего, сыночек, жизнь часто бывает несправедливой. Вот вырастешь, выучишься, станешь сильным! Построишь свою жизнь так, как тебе захочется, и не будешь плакать…» Эх, мама, как же ты ошиблась…

Он плакал от понимания, что его поздняя любовь безответна, он плакал, потому что не знал, зачем жить дальше?

Хокимару на кухне заканчивал бутылку бренди, когда прозвучал телефонный звонок. Знакомый низкий голос на другом конце линии спросил:

— Почему ты не пришёл на тренировку? Что-нибудь случилось?

Хокимару моментально отрезвел. Звонила она.

— Случилось…

— Что произошло? — голос выдавал волнение.

— Ты не позвонила.

После короткой паузы Сайхо произнесла:

— Я не могла.

— Не хотела?

— Ты бы мог и сам позвонить мне! Я приехала вчера.

— А ты хотела, чтобы я позвонил?

— Я ждала…

— Это правда?

— Правда.

— Сайхо, ответь, я нужен тебе?

Молчание в трубке.

— Сайхо, ответь, я нужен тебе? — почти кричал в трубку Хокимару.

— Мне с тобой хорошо.

— Хорошо? И всё?!

— Прости, я думала, что тебе и так всё понятно.

— Что понятно, Сайхо?! Что я люблю тебя?! Что понятно? Ты слышишь? Я нужен тебе?

— Я же позвонила…

— Приезжай. Приезжай прямо сейчас… — попросил Хокимару.

— К тебе?

— Да! Ко мне!

— Нет, не могу.

— Почему?

— Уже поздно. И только не к тебе домой.

— Давай я к тебе приеду.

— Нет…

— Что — нет? Это значит — всё?! Ты не любишь меня?

— Приезжай. Я готова поговорить об этом… — она отключила телефон.

Поймав такси, Хокимару примчался к её дому. Сайхо ждала его на улице. Ещё по пути Хокимару мысленно снова и снова прогонял слова, которые должен будет сказать ей. Обязательно должен…

Увидев стоящую возле подъезда одинокую девичью фигуру, Хокимару забыл все заготовленные фразы и лишь трепетно спросил:

— Тебе не холодно?

— Немного… — Сайхо зябко поёжилась и отвела взгляд. — Давай пройдёмся.

Они пошли вдоль ярко освещённой улицы со спешащими куда-то в такой поздний час разномастными автомобилями и свернули в неширокий переулок с дремлющими возле тротуара машинами.

Теперь он слышал её лёгкие шаги. Хокимару шёл рядом, бросая на девушку короткие взгляды. Она молчала. И он не решался начать разговор.

— Ты хотел поговорить? Говори.

Хокимару увидел решительный взгляд и услышал металлические нотки в голосе девушки. Он понял, что именно сейчас может произойти непоправимое.

— Знаешь, я просто хотел увидеть тебя, — он сказал правду. Не всю, но правду. — Пойдём обратно, ты замёрзла.

Он нашёл её безвольную руку и несильно сжал:

— У тебя пальцы совсем холодные…

— Они у меня всегда холодные, — бесцветно произнесла Сайхо, отведя взгляд.

До подъезда её дома они дошли также молча. Но он не отпускал её руки. У самых дверей она остановилась и посмотрела на Хокимару:

— Ну всё. Я пойду…

Он, пересиливая робость и пьянея от своей смелости, выдавил:

— А ведь я ни разу даже не заходил в твой подъезд! А что если я просто посмотрю, что там?

— Подъезд как подъезд, — пожала плечами Сайхо.

— Но уже поздно, — возразил он. — Будет лучше, если я тебя провожу до квартиры.

— Как хочешь, — Сайхо приложила ключ к электронному замку, и двери отворились.

Хокимару очутился в светлом чистом помещении с высокими потолками и широкими лестницами.

Сайхо подошла к металлическим дверям лифта и нажала кнопку. Они тут же разошлись.

— Пока… — почти прошептала она, взглянув на Хокимару.

— Погоди. Я всё же провожу тебя! — он успел вскочить в кабину перед самым закрытием дверей.

— Не нужно, — попыталась протестовать она, стараясь дотянуться до панели управления. Но Хокимару заслонил щиток с кнопками своей спиной:

— Я провожу. Какой этаж?

— Десятый… — сдалась Сайхо, не глядя на Хокимару.

Он отошёл от стены и нажал светящуюся на ровной панели цифру «десять». Кабина мягко поплыла вверх.

— Не нужно было, — сжав тонкие губы, произнесла Сайхо. — В квартиру я тебя не могу пригласить.

— Почему? — в груди у Хокимару шевельнулось нехорошее подозрение.

— Подруга там. И поздно уже.

— Познакомь меня со своей подругой.

— Ты же знаешь, что это невозможно.

— Почему?

— Ты женат!

Хокимару решительно нажал кнопку «Стоп». Кабина лифта замерла между этажами.

Сайхо удивлённо посмотрела на него.

— Поговорим здесь! — отрезал Хокимару.

— О чём? — читая в его глазах то, что сейчас может произойти, Сайхо отступила в дальний угол кабины.

— О тебе! Обо мне! — Хокимару действовал, как под наркозом, подчиняясь только инстинкту. Его, словно магнитом, тянуло к ней. Руки знали, что нужно делать.

— Не надо… — умоляюще попросила Сайхо.

Он не остановился:

— Прости… Я люблю тебя, Сайхо, — тихо простонал он.

Глаза Сайхо оказались очень близко, и он увидел в них отражение своей мечты. Он с силой прижал девушку к себе. Она обречённо обняла его и склонила голову на плечо. Он почувствовал запах её волос, и у него перехватило дыхание от ощущения неземного счастья.

— Ну что мне с тобой делать?.. — прошептала Сайхо.

Она отдавалась ему на полу кабины лифта. И он хотел кричать от счастья…

«Неужели могут быть на свете женщины лучше неё? Нет, не может такого быть! Она, только она, самая лучшая, самая умная, самая красивая, самая нежная и желанная. Она любимая! Я ей ещё не сказал, как сильно люблю её? Скажу! Вот принесу на следующее свидание огромный букет цветов и скажу: «Сайхо, я люблю тебя так сильно, как не сможет любить никто на свете! Выходи за меня замуж!» — так думал Хокимару, возвращаясь, словно летя на крыльях, домой. Над городом просыпалась заря…

Через день после их случайной близости Сайхо снова уехала. Теперь уже на целых восемь дней.

Он думал, что теперь разлука ему дастся уже не так тяжело, как раньше. Но он ошибался.

Проводив Сайхо на автовокзал и глядя через стекло огромного, как белый кит, автобуса на самого близкого человека на свете, Хокимару думал о том, как несправедлива жизнь! Его любимая снова уезжала. Он не мог оторвать от неё глаз — в жизни Хокимару не встречал женщины красивее. Он не хотел её отпускать. Внутри него всё противилось её отъезду, но ей надо было повидать родителей, и Хокимару не мог этому препятствовать. Она не позвала его с собой, взяв слово, что он не приедет к ней. Хокимару обещал, что будет ждать её в городе все восемь дней.

Когда автобус тронулся, Хокимару двинулся вдоль перрона за ним. Он даже поднялся на цыпочки, чтобы не потерять из виду свою любимую. Но полуденное солнце, ранее прятавшееся за крышами домов, ударило в окна автобуса, и по тонированному стеклу побежали яркие солнечные зайчики, скрывая от Хокимару Сайхо.

Он помнил её улыбку и прощальный жест руки…

Ночью он думал о ней и чувствовал себя очень плохо…

Хмурое утро следующего дня встретило его депрессией. Сайхо уехала во второй раз, и второй раз в жизни Хокимару испытывал подобное состояние: всё валилось из рук, не хотелось двигаться, ходить, стоять, что-то делать.

Напрасно влюблённый японец уверял себя, что не позвонит первым. Он хотел доказать ей, что тоже имеет гордость и силу воли. В конце концов хотелось доказать самому себе, что он мужчина. Раз не звонит она, значит не скучает. В таком случае он докажет, что тоже чего-то стоит! Он очень ждал её звонка, но Сайхо не звонила. Хокимару боролся с желанием дотянуться до трубки и твердил себе — ты же мужчина, она должна вспомнить о тебе, не унижайся! Но становилось только хуже.

К вечеру Хокимару больше не мог сопротивляться огромному всепоглощающему желанию и набрал знакомый номер.

— Да? — услышал он в трубке. Это был её голос.

— Привет, — тихо сказал он.

— Привет, — также тихо отозвалась трубка.

— Как отдыхается?

— Хорошо.

— Что делаешь?

— Только что приехала от бабушки.

— У вас там автобусы ходят?

— Я на такси.

— Как бабушка?

— Хорошо.

— А как мама?

— Тоже всё в порядке. А ты чем занимаешься?

— Вешаюсь! — неожиданно для себя негромко воскликнул Хокимару.

— Что-о?

— Сайхо, милая, дорогая, ты не представляешь, как мне плохо без тебя! Никогда в жизни мне не было так тоскливо.

— Займись чем-нибудь, — посоветовала трубка.

— Желаю тебе хорошо отдохнуть. Я жду тебя. Помни об этом.

— Я помню, — отозвалась Сайхо.

— Пока, — попрощался он. А ведь хотел сказать ещё очень многое. Но только добавил: — Береги себя…

— Пока, — ответила трубка и запела прерывистыми гудками.

Он налил себе полный бокал коньяка и выпил весь, закусив только фруктами. Затем со вторым полным бокалом в руке он прошёл из кухни в комнату, включил компьютер, вывел на экран фотографию любимой, долго всматривался в каждую родную чёрточку дорогого лица. Не спеша потягивая коньяк, он так и уснул перед включенным монитором.

Утром Хокимару сел в машину и выбрался на трассу. Он ехал навстречу своей любви.

Восемь дней, восемь мучительных дней и ночей без любимой стали для него невозможным испытанием. И он нарушил данное Сайхо слово — ждать её возвращения в город. Потому что уже не мог без неё жить…

Всю дорогу он представлял, как встретит его Сайхо? И боялся этой встречи. Но к своей огромной радости обнаружил, что она ждала его приезда. Девушка загадала: если любит — найдёт. И он оправдал её надежду. Сайхо вначале упорно делала вид, что сердится. Но он читал радость в её красивых глазах…

— Наше время вышло! — жёстко произнёс ангел, прерывая льющийся поток приятных воспоминаний. И прежде чем Хокимару успел что-нибудь произнести, свет погас, и палата, в которой находилось тело японца, исчезла.

В следующее мгновение, оказавшись в полной темноте, Хокимару с ужасом осознал себя внутри бесполого липкого Существа, необычайно сложного по своей внутренней структуре, словно гигантский осьминог, крепко охватившего Хокимару со всех сторон своими удушающими щупальцами. Его собственное «я» превратилось в подчиняющееся «оно», то есть тоже в нечто среднего рода, как и само Существо. У Хокимару оставался лишь некий воспринимающий мыслящий центр, который беспрерывно подпитывал энергией всё аморфное тело Существа, сохраняя и поддерживая в нём жизнь. Центр в лихорадочном темпе изнутри себя по капелькам рождал энергию, давая возможность Существу пребывать в стадии своего постоянного полурождения. «Оно» — целое Существо складывалось из множественных таких же, как Хокимару, светящихся частиц, каждая из которых без отдыха, без остановки воспроизводила и отдавала свою энергию и этим строила себе подобную часть в теле Существа. Причём все новые части Существа жили сами по себе, но отдавали энергию в общее тело. Все они — и новые, и старые — были слиты в неделимое множественное единство и составляли многоликую тварь среднего рода.

Мысли сбежать или вырваться у Хокимару не было. И вообще никаких мыслей у него не было, кроме той, что нужно производить энергию. Он осознавал себя начисто лишённым разума. Удивительно, но и лишённый разума, он занимался внутри самого себя сложной работой, носившей признаки разумной деятельности: он мыслил и убивал своё «я», чтобы дать жизнь кому-то другому. Перед собой он видел чёткую цель: отдать свою жизнь — свою энергию. А существо отвечало встречным желанием, которое Хокимару ощущал всеми своими отдаваемыми частицами, — «Жить!» Съедая Хокимару, Существо жило, росло, оно хотело жить дальше, и в самом факте существования своей жизни оно имело своё единственное предназначение — расти.

Хокимару понимал, что постепенно умирает, растворяется, но остановить процесс выкачивания самого себя не мог. Привыкая к нестерпимой боли и мучениям, связанным с уничтожением собственного «я», он смирился со своей участью…

Вдруг боль стала стихать. Непроглядная темнота вокруг него начала расступаться. Появился свет, уничтожающий тьму и всё, что было с ней связано. Ощущение, что сложно организованное Существо держит его своими липкими щупальцами, пропало, и воспоминания о нестерпимой боли стали медленно исчезать из сознания. Чувство жуткого ужаса таяло и рассасывалось вместе с темнотой.

Перед Хокимару снова была та самая знакомая палата в клинике по изучению мозга. Он увидел, как над его неподвижно лежащим телом склонилась фигура в тёмном плаще и в капюшоне.

— А ты везунчик! — услышал Хокимару голос своего ангела.

— Почему? — не понял он, приходя в себя после ужасной пытки.

— На Земле прошло два месяца с нашей последней встречи, и я был уверен, что ты не вернёшься! Но есть люди, заступившиеся за тебя перед Высшей Силой!

— И что это значит?

— Значит, теперь мы сможем часто разговаривать.

— Почему? — всё ещё ничего не понимал Хокимару.

— Я получил новое задание.

— Какое задание?

— Охранять и защищать тебя. Вести тебя по жизни. Говорить с тобой и наставлять.

— Почему?

— Потому что ангелы связаны особыми отношениями с пророками. Хватит задавать один и тот же глупый вопрос! Спроси что-нибудь другое.

— Я прощён?

— Не совсем. Но Высшие Силы посчитали, что ты страдал достаточно.

— Ты что-то сказал про пророков? Причём тут я?

— Тебе предопределено служение, Хокимару! Пророки нужны обществу в каждом поколении. Теперь у тебя новое предназначение.

— А чем занимаются пророки?

— Пророки? Вмешиваются!

— Во что?

— В жизнь людей! Ты что-то говорил про человека разумного? Если ты хочешь, чтобы ваше общество свернуло с того пути, по которому оно идёт сейчас, знай — ему не обойтись без пророков. А поскольку пророческое знание есть Божественное откровение, его избранным приносят ангелы. Поэтому теперь мы часто будем с тобой общаться. Понял?

— Значит, я избран?

— Да.

— Кем?

— Господи!.. Достал! Программой!!!

— Но я… учёный. Я не справлюсь!

— Был учёным. И будешь учёным. Ты веришь в Бога?

— Верю!

— Значит, справишься. Ты же хотел заслужить прощения за свои грехи? Исполняй. Я помогу тебе в этом. Истинная задача ангелов — в помощи человеку и служении Господу. Истинная задача пророков — в помощи роду человеческому и служении людям! Ты готов Хокимару!

— Да.

— Теперь спеши…

Дальше японец уже ничего не слышал. Свет неожиданно погас, и он почувствовал навалившуюся чугунную тяжесть во всём теле. Но испугаться не успел…

— Хокимару! Откройте глаза! — услышал японец женский голос и с трудом расцепил дрожащие веки.

Сначала была лишь белая пелена. Но затем глаза заслезились, и Хокимару часто заморгал. Пелена стала медленно спадать, и он увидел дневной свет, белый потолок и знакомое лицо. Над ним склонилась… Глоя!

— Ну вот мы и встретились! — устало произнесла женщина с синими, как чистое летнее небо, глазами и улыбнулась.

— Я живой? — хрипло простонал учёный, не до конца веря в случившееся. Он хотел сказать что-то ещё, но горло сдавил спазм, а из глаз градом катились слёзы.

Глоя поднесла к его губам стакан воды, и японец стал жадно поглощать живительную влагу.

— Как вы здесь? — спросил учёный, немного успокоившись.

— Меня привела ваша книга, — ответила женщина. Она сняла капюшон, и её белые, как снег, волосы рассыпались по плечам.

— Книга?..

— Та самая Библия, что искала вас вместе со мной по всем мирам, Хокимару! — женщина взяла с тумбочки в руки толстый фолиант в чёрном переплёте с восьмиконечным православным крестом. — Она по праву принадлежит вам.

— Она существует? Она нашлась? — японец гладил кончиками непослушных пальцев старый переплёт и не верил. — Волшебство! Как вам удалось отыскать её, Глоя?

Женщина улыбнулась, склонила голову к плечу и произнесла:

— За это вы Михаилу скажите спасибо! Он знал, где найти эту Библию.

— Значит, вы всё-таки забрали его к себе? — попытался улыбнуться Хокимару.

— У нас хорошая семья! — зарделась Глоя, опустив взгляд. — И всё это благодаря вам. Спасибо!

— За что же? Я очень рад за вас!

— Тогда, при нашей с вами первой встрече, ваши слова заставили меня задуматься и пересмотреть многие взгляды на жизнь. Наука наукой, но мы всегда должны оставаться людьми! — Глоя подняла горящий внутренним огнём взгляд. — Жизнь не имеет смысла без Любви! Я знала это всегда. А вы заставили меня сделать решительный шаг! Мы вместе с Михаилом искали вас повсюду. Но безрезультатно. И тогда он предложил найти эту книгу и уже с её помощью вернуть вас. Мы молились. И у нас получилось!

— А где Михаил?

— Он остался дома с нашим сыном. В нашем мире… А вам просил передать наилучшие пожелания! Он говорит, что вы теперь знаете о своём предназначении.

— Знаю, — Хокимару посмотрел на трубки и провода, опоясывающие его тело. — Помогите мне освободиться от этих пут!

— Минутку, — Глоя стала отключать ставшие не нужными системы жизнеобеспечения и приборы контроля. Хокимару непослушными руками срывал с себя датчики и бросал их на пол.

— Сейчас сюда придут, — сказала Глоя. — Не останавливайтесь. Берите книгу. Вам надо спешить, Хокимару!

— Куда?

— Сайхо очень плохо. Она может умереть! Спешите! — женщина стала помогать ему подняться. — Но вы можете спасти её с помощью книги. Сюда уже едет Ошива… Но надо спешить…

— А как же вы? — Хокимару с Библией в руках с большим трудом удалось сесть. Отвыкшее от движений тело не слушалось.

— Не беспокойтесь, никто меня не увидит…

В коридоре послышались приближающиеся шаги, дверь распахнулась, и в палату вбежал врач с двумя женщинами, на всех были одинаковые медицинские комбинезоны.

— Срочно ложитесь! — закричал врач. — Вам нельзя двигаться! И что это за книга у вас в руках?

Две женщины попытались уложить Хокимару и отобрать у него Библию. Но у них ничего не вышло, потому что японец крепко прижимал книгу к груди обеими руками, а сзади его поддерживала Глоя, на которую кроме него почему-то никто не обращал внимания.

Отстранив женщин-врачей, Хокимару поднялся на ноги. Ослабевшее тело дрожало и не желало подчиняться, и, если бы не помощь Глои, Хокимару упал бы на пол в то же мгновение, в которое встал. Но Глоя крепко держала его под мышки.

— Ты должен идти! — услышал Хокимару голос ангела. — Ты можешь! Вперёд!

Хокимару сделал первый нетвёрдый шаг, затем другой. Замершие в изумлении врачи не мешали ему.

— Доктор, — обратился японец к мужчине. — Моя жена умирает. Мне срочно нужно к ней. Помогите…

— Да, да… конечно… — залепетал врач, подскочив к Хокимару, чтоб поддержать под руку. — Идёмте…

Одна из женщин накинула на плечи Хокимару больничный халат.

В коридоре на них чуть не налетел задыхающийся от быстрого бега Ошива. Глядя расширенными от изумления глазами на восставшего из мёртвых учёного, Ошива потерял на мгновение дар речи.

— Срочно… к Сайхо… — попросил его Хокимару.

— Да… Понял, — пришёл в себя Ошива и сменил поддерживавшего Хокимару врача.

— В мою машину! — отдал он распоряжение подбежавшему крепкому молодому японцу в офисном костюме, который подхватил Хокимару на руки, словно ребёнка, и быстрым шагом направился к выходу. Хокимару видел стоящую в коридоре позади врачей Глою. Женщина с белыми, как снег, волосами улыбалась ему. Хокимару крепче прижал спрятанную под халатом книгу и улыбнулся в ответ.

Ещё издали Хокимару заметил стоящий у подъезда его дома микроавтобус скорой помощи. Люди в медицинских халатах уже закрывали задние двери автомобиля. С удивлением для себя Хокимару отметил, что видит, как медленно угасает слабый свет внутри микроавтобуса. Свет погас, и в машине скорой помощи повисла холодная темнота. Вокруг стоял день, а внутри машины было совсем темно. Но почему-то никто, даже врачи, не замечали этой темноты. Чёрная «Тойота» Ошивы, притормозив, остановилась рядом с подъездом.

Ошива выскочил первым и задал вопрос усаживающимся в кабину врачам:

— Как она?

Задержавшийся невысокий седой человек, посмотрев на Ошиву долгим взглядом, тихо ответил:

— К моему сожалению… Всё… Мы оказались бессильны.

Хокимару слышал. Открывая дверь автомобиля, он видел, как склонилась на грудь голова Ошивы, как опустились безвольно его руки, но Хокимару не верил в то, что Сайхо ушла именно сейчас, оставив его в ту минуту, когда он вернулся к ней. Вернулся наперекор всему, что с ним произошло. Она не могла бросить его, не могла так поступить!

Хокимару усилием воли заставил одну ногу опуститься на землю, потом поставил рядом другую. Приказав себе «Встать!», он, держась одной рукой за открытую дверь машины, а другой сжимая Библию, поднял непослушное тело. Казалось, что идти вперёд мешает сильный встречный ветер, земля слишком тяжела, воздух очень вязок и плотен! Но Хокимару сдвинул тело. Оно шагнуло. Хокимару отпустил дверь машины, покачнулся и сделал ещё один шаг. Там, всего в нескольких метрах от него находилась та, к которой он шёл сквозь время, сквозь войны, сквозь пытки и мучения, к той, которую очень любил! Нужно было сделать ещё всего лишь несколько шагов. Преодолевая невозможное, Хокимару сделал ещё шаг и ещё… «Нужно успеть! — стучало в голове вместе с пульсирующими потоками крови. — Нужно успеть!..»

Водитель скорой помощи запустил мотор и хотел уже стронуть машину с места, но в последний момент что-то заставило его повернуть голову и посмотреть в окно: он заметил худого, похожего на мертвеца бледного человека в больничном халате с толстой книгой в чёрном переплёте, прижатой к груди, двигающегося словно зомби. В устремлённых в одну точку глазах этого человека водитель увидел мольбу и решимость и заглушил мотор. Врачи вышли из машины. Останавливались случайные прохожие. Теперь все, кто мог видеть, смотрели на Хокимару. Никто не стронулся с места, никто не посмел помешать или помочь ему. Даже Ошива, поражённый величием и трагедией свершающегося момента, стоял и молчал.

Преодолев за минуту расстояние в несколько метров, Хокимару опёрся руками в закрытые двери машины. Никто не открыл ему их.

— Ангел! — попросил Хокимару. — Открой двери!

— Мы не вмешиваемся в жизнь людей! — ответил ангел.

— Открой двери! — зарычал Хокимару, ударив по железу рукой. И в этом срывающемся на крик рыке слышались и боль невосполнимой потери, и призыв страдающей души. — Открой, я тебе приказываю!

Двери сами собой отворились. Внутри микроавтобуса царила ночь. Светлым островком выделялось лишь худое тело, накрытое белой простынёй. Преодолевая непосильный подъём кабины, Хокимару заставил своё тело вползти в машину. Дрожащей рукой он медленно откинул край простыни и увидел бледное любимое лицо. Сколько приготовленных за время странствий тёплых слов он хотел сказать этому самому дорогому на свете человеку, сколько признаний в любви, сколько ласки и нежности… Но не успел…

«Ты не мог опоздать! — кричало всё внутри Хокимару. — Ты не мог опоздать!..»

— Ангел, оживи её! — взмолился японец. — Оживи!

— Я не могу этого сделать, — спокойно ответил ангел.

— Тогда и мне не нужна жизнь! — зарыдал Хокимару и упал на бездыханную грудь жены. — Сайхо! Моя Сайхо… не уходи! Не бросай меня!..

— Но это можешь сделать ты… — добавил ангел. Но Хокимару за рыданьями не расслышал его слов. Он лишь увидел, как в салоне микроавтобуса замаячил тусклый огонёк. Потом огонёк перешёл в неяркое свечение. И вот, прогоняя холодную тьму, в автобусе засиял яркий тёплый свет.

— Я здесь… — тихо произнесла Сайхо.

Хокимару, не в силах сдержать слёзы радости, закрыл глаза…

_____________

— Я здесь, дорогой…

Разомкнув мокрые от слёз веки, Хокимару увидел Сайхо.

— Любимый, ты звал меня? Я с тобой, — она, живая и красивая, сидела у его кровати. На фоне стен больничной палаты одетая в голубой медицинский халат Сайхо была похожа на врача.

— Ты доктор? — спросил Хокимару, будто увидел женщину из сна. Он всё ещё не мог поверить в то, что это уже не сон.

— Я твоя жена, — глядя на него глазами, полными слёз, почему-то улыбалась Сайхо. Он почувствовал тепло женских пальцев на своей руке.

— Что со мной? — взяв её пальцы в свою руку, тревожно спросил он.

— Всё в порядке, — продолжала улыбаться жена, а слёзы текли и текли по её щекам. — У тебя был инфаркт, но сейчас уже всё в порядке.

— А где книга?

— Какая книга?..

Хокимару ясно помнил всё, что произошло с ним: своё путешествие во времени, Михаила с Натальей, Глою, профессора Павлову, ангела… Неужели это был только сон? Такой яркий, кажущийся очень реалистичным, но только сон? Хокимару осмотрелся: больничная палата была подозрительно знакомой. Вспомнив свой разговор в офисе с директором Агентства, после которого заболело сердце, он поинтересовался:

— А господин Тошита?.. — сразу же в левой стороне груди появилась и стала расти тяжесть. Словно почувствовав его состояние, Сайхо тихо, не пряча добрую материнскую улыбку, произнесла:

— Не волнуйся. Тошита справлялся о твоём здоровье. Тебя оставили в Агентстве. Мне сказал господин Ошива — он из правительства, недавно приехал из столицы, — что ты сразу можешь выходить на работу, как позволит состояние здоровья. И ещё, что тебя ожидает повышение. Господин Ошива очень хочет с тобой познакомиться…

Хокимару не верил тому, что слышал, но боль в груди стала отступать.

— Мне снился сон, будто я путешествовал во времени, — посмотрев в приоткрытую раму окна с островком высокого синего неба, сказал он. — Знаешь, Сайхо, когда я поправлюсь, мы с тобой обязательно поедем в Россию.

— Почему в Россию? — в мягких интонациях жены он уловил нотки недоумения.

— Потому что ты там не бывала. И ещё потому что это удивительная страна!

— Хорошо, любимый. И у меня есть новость… — Сайхо опустила взгляд. Её лицо осветилось счастьем. — У нас будет ребёнок…

Сердце застучало быстрее. Японец закрыл глаза, чтобы слёзы радости не залили подушку. Он нашёл её руку и несильно сжал в знак огромной благодарности.

— Поспи, любимый. Тебе нужен отдых. А я посижу рядом…

Хокимару снился прекрасный сон, в котором он на зелёной лужайке играл с кучей маленьких щенков на берегу неширокой чистой речки. Шустрые щенята лизали его руки и ласково покусывали их. Ему было легко и радостно, и это переполняющее чувство заставляло его смеяться, как ребёнка…