Главный базар Великореченска располагался в Среднем граде. Базар и есть базар. Он мало отличался от многочисленных базаров Рамодановска. Разве что не висели вывески и рекламные щиты, а вот шуму и гаму было больше, так как купцы и приказчики этого мира не жалели своих глоток, зазывая покупателей и расхваливая товар. Здесь торговали всем, чем только можно. Виталик первым делом купил за грош крепкий кожаный кошель, пересыпал в него наличность и надежно приторочил его к поясному ремню.

— Ну показывай, где тут у вас что есть, — распорядился царский сплетник, — будешь у меня на первых парах гидом.

— Гадом?

— И ты туда же, — вздохнул юноша. — Ну до чего же темный мир. Гидом, а не гадом. Это что-то вроде провожатого. Представь себе, что я заморский гость, а ты мне показываешь местные достопримечательности.

— А-а-а… понял. Тут у нас мясные ряды, рыбные, вон там капустой, морковкой, зеленью всякой торгуют. Вон там мукой и свежим хлебушком. А вон в тех рядах мануфактура…

— Книжные ряды есть? — перебил гида Виталий.

— А к чему, барин? — опешил Иван. — Ежели тебе слово Божие надобно, так это в церковь. Есть тут, правда, одна лавка иноземная. Бумагой да писарскими принадлежностями торгует. Вот там, бают, Библия есть. Да кто ж ее покупать будет, коли она не по-нашенски написана? Буковки непонятные.

— И что, других книг, кроме Библии, нет?

— Есть еще книги, вязью арабской писанные. Но их мало. Про страны заморские всякие. Карты морские. Но стоят они столько, что… — Левша безнадежно махнул рукой.

— Это все фигня! Главное, что там есть бумага на продажу.

— Бумага есть. Для нужд казенных царская казна закупает. Дорого. Купцы для делов своих пергамент берут. Там рядом лавочка есть, попроще. Пергамент здесь, на Руси, делают. Он дешевше. Может, ты тоже пергамент приспособишь?

— Бумага из телячьей кожи мне не нужна, — отмахнулся царский сплетник, — Где там эта лавка заморская? Веди!

Кузнец начал уверенно пробираться между торговыми рядами, рассекая толпу. Царский сплетник пристроился у него в кильватере.

— Пироги горячие, цены некусачие! — проскочил мимо Виталика лотошник, — С вязигой, с грибами, с малиной из сада, ели бы сами, да продать надо! — Словно чуя покупателей, остановился, оглянулся и заорал пуще прежнего: — Пироги с зайчатиной — просто замечательны! С пылу-жару почти даром!

— Вот это — реклама! «Нигде, кроме как в Моссельпроме». — В животе царского сплетника заурчало. — Слышь, Ванька, брюхо подвело. Давай сначала перекусим, — дернул Виталий за рукав своего гида. — А то ты приперся ни свет ни заря, и я из-за тебя завтрак пропустил.

— Давай, — притормозил кузнец. — Вон там яблок можно прикупить, вон там молока кринку. У нас здесь всякое есть — и козье, и из-под коровки, и даже кобылье имеется.

— Кумыс оставим степнякам.

— А вот тут сладости. Леденцы продаются.

— Леденцы? Надо будет Янке купить. Ой… — Царский сплетник почесал затылок, вспомнив про хозяйку. — Слышь, Ванька, а где соль продается?

— Ща покажу. Пойдем.

Кузнец резко сменил направление движения и повел юношу к новой цели. Соляная лавка больше напоминала обычный лоток с навесом, для зашиты товара от дождя.

— И почем у нас здесь соль? — поинтересовался царский сплетник у тучного, краснощекого купца, протиравшего платочком вспотевшую лысину. День обещал быть жарким. Солнце палило вовсю.

— Это смотря сколь брать будете, — откликнулся купец. — Ежели, скажем, фунт, то одна цена, пуд — другая.

С мерами веса у Виталий была та же проблема, что и с деньгами, цену которым узнал сравнительно недавно, и сколько весит, понятия не имел. Вот то, что пуд — это шестнадцать килограмм, знал точно, однако в бочку Янки он грохнул гораздо больше пуда, а потому, решив не заморачиваться, просто ткнул пальцем за спину купцу:

— Давай сюда вон тот мешок. Я думаю, килограмм на пятьдесят потянет.

— О! — обрадовался продавец. — Не знаю, что такое килограмм, купец заморский, а в этом мешке четыре пуда. По-нашему, по-русски, одна капь!

— Ну капь так капь, — пожал плечами юноша, — Сколько с меня?

— Оптовым покупателям у нас скидка, — расплылся купец, с натугой выгружая мешок на прилавок, доски которого прогнулись от тяжести товара.

— Что? Доставка бесплатно? — усмехнулся царский сплетник.

— Ну да, — оживился купец, который, видать, имел в виду совсем другое. — Куда доставить?

— Я тебе доставлю! — возмутился Иван. Кузнец сгреб с прилавка мешок и легко, словно перышко, закинул его себе на плечо. — Сам донесу!

— Да ты чё, Вань! — опешил Виталик.

— Знаю я их! Только отвернись, враз фунта три, а то и полпуда, недосчитаешься!

— Куда ты лезешь, орясина деревенская! — возмутился купец, — У нас на Руси…

— …завсегда воруют, — закончил за него Виталий, — Так сколько с меня?

— Полторы гривны.

— Упс… Это со скидкой?

— Со скидкой, — сердито мотнул головой насупившийся купец.

— Золотая тараномка получилась.

Однако торговаться царский сплетник не стал, развязал кошель и честно отсчитал три рубля.

— Как же мы с этим мешком по рынку мотаться будем? — опомнился он, — Может, отнесем его сразу ко мне домой и вернемся обратно?

— Не, — отмахнулся кузнец, — с собой таскать буду.

— А не устанешь?

— Да чего тут носить-то? Вот помню, в детстве батяня заставлял меня наковальню двигать. Он как на глаза слабый стал, все место ей получше подыскивал. То там ему не нравится, то сям, щурится, присматривается — видел-то уже плохо. По три часа за ним с наковальней по кузне бегать приходилось. Вот это было тяжело. А это чё? — подкинул Левша на плече мешок.

— Да, неплохую он тебе тренировку устроил, — хмыкнул царский сплетник. — Ладно, пошли.

Не успели они выбраться из соляных рядов, как юноша услышал ласкающие слух звуки:

— Шаурма, шаурма, горячая шаурма!

— Ух ты! — облизнулся Виталий. — Родным Рамодановском запахло. Ваня, ты когда-нибудь пробовал шаурму?

— Пробовал, — поморщился кузнец. — Я эту шурпу не очень люблю.

— Ваня, это не шурпа, а шаурма. Шурпа — это суп из баранины.

— Наши щи лучше! — категорично заявил Левша.

— С тобой все ясно, — пробормотал юноша, спеша на голос зазывалы.

— Барин, да это же такая гадость! Тут при базаре харчевня есть. Пойдем лучше там откушаем.

— Вот дела сделаем и откушаем. А сейчас нам надо просто перекусить. Опаньки! — невольно тормознул юноша, увидев торговца шаурмой.

— Чего такое, барин?

— Да нет, ничего.

Внимание царского сплетника привлекла характерная тюбетейка на голове торговца, хотя остальной наряд — косоворотка, лапти, портки да и вообще славянская внешность продавца — этой тюбетейке явно не соответствовали.

— Падхади, дарагой купец, — старательно коверкая речь, начал зазывать Виталий продавец, заметив, что тот сверлит его взглядом, и начал подсыпать зелень на лаваш, — сэйчас такой шаурма заверном! Хочеш — со свыньей, хочэш — с каровой, хочэш — с барашком!

— А твой барашек раньше не мяукал?

— Слюшай, абижаэш, да!

— И не гавкал?

— Нэт!

— Тогда давай со свининой.

— Вах! Сэйчас тэбэ будет натуралный свынья! — заверил клиента торговец, подсыпая в жаровню углей.

— Ты б под горца не косил, родимый, — попросил его царский сплетник, — Шаурма — туркменское блюдо.

— Вах! Я туркмен!

— Тогда скажи мне, чурка славянская, откуда у тебя такая рязанская морда?

— Слушай, ну чего пристал? — надулся продавец. — Мне хозяин по-русски говорить запретил, чтоб клиент лучше шел.

— А-а-а… так ты по-иноземному, оказывается, говорил. Тогда понятно. И тюбетейка поверх лаптей тебе восточного колорита добавляет. Ну вылитый чучмек. Ладно, давай сюда свою шаурму. Но если она у меня во рту замяукает или загавкает…

— Мы в сыром виде не подаем. — Торговец поспешил завернуть шаурму слишком грамотному клиенту, — Две копейки.

— Озверел? — возмутился Иван, — За такую дрянь целый грош?

— Спокойно, Ваня, не обеднеем. Виталик расплатился с продавцом.

— Ну что, барин, куда теперь тебя вести? Может, прямо сразу в лавку иноземную?

Юноша отошел от торговца шаурмой шагов на десять, остановился и отрицательно помотал головой:

— Я на ходу есть не люблю.

Царский сплетник принялся неспешно жевать шаурму, краем глаза следя за русским чуркой. Уж больно он смахивал на молодчиков с чертовой мельницы.

— Я тогда тоже перекушу, — Ваня спустил мешок на землю и тормознул пробегавшего мимо них лотошника, — Пироги с зайчатиной есть?

— Есть. Свеженькие. Вчера еще бегали.

— Почем?

— Полушка пара.

— Во, барин. И дешевше и вкуснее!

Купив на полушку пару пирожков, Левша с наслаждением зачавкал. В этот момент к продавцу шаурмой подошли два молодца. Судя по разделенным прямым пробором прилизанным волосам и характерной для этой братии одежде, это были приказчики. Юноша напряг слух.

— Вах! Мой самый дарагой клыент! Вам как обычно, уважаемые? — начал рассыпаться перед ними торговец.

— Как обычно, — мрачно буркнул один из приказчиков.

Если б Виталий специально не приглядывался, ни за что бы не заметил, как ловкие пальцы продавца вместе с мясом завернули в лаваши продолговатые мешочки.

— Из самого лючшего барашка шаурма! Толко для вас, дарагие пакупатэли!

Приказчики извлекли из карманов кошели, не развязывая, кинули их на прилавок и молча удалились.

— Так. Кажется, я вышел на распространителя наркотиков, — удовлетворенно хрюкнул Виталий, дожевав шаурму, и вытер тыльной стороной ладони жирные губы.

— Чего? — не понял кузнец.

— Преступность, говорю, процветает. Нариков я уже засек. Вон пошли, болезные. Может, у вас и проституция есть?

— Не! Таких болезней, прости господи, у нас нет, — добил второй пирожок Левша.

— Это не болезнь. Это женщины такие.

— Во Бог имечко им дал!

— Для девок гулящих имечко самое то, — успокоил его Виталий. — Так у вас есть такие?

— Гулящие-то? Да где ж их нет? У нас в Нижнем граде цельный квартал для них отведен.

— Часто захаживаешь? — рассмеялся царский сплетник.

— Дык… неженатый я…

— Понятно. Как-нибудь покажешь туда дорожку… — Но перед мысленным взором Виталий внезапно появилось милое личико Янки, сморщившееся в брезгливой гримасе, и он тормознул: — …нет, мне, пожалуй, по статусу в тот квартал соваться не положено. Царский сплетник все-таки. Еще увидит кто.

— А у нас тут новшество одно есть. Их можно на дом заказывать, — азартно зашептал ему на ухо кузнец, — прямо в баньку. Они туда с корзиночкой зайдут. А в корзиночке штоф, огурчики, помидорчики!

— Хорошее у вас новшество, — рассмеялся Виталик, — ты знаешь, мне все больше и больше здесь нравится. Ну просто дом родной! Словно из Рамодановска никуда не выжал. В твою баньку уже заходили?

— А как же! Я к ней специальную пристроечку сделал, что б отдохнуть потом после баньки.

— У тебя банька большая? Четверых вместит?

— Нет. Только двоих.

— Придется расширить.

До Ваньки Левши начало доходить, и глаза его стали квадратные.

— Расслабься, — фыркнул Виталий, — я тоже не любитель групповухи, и меня искренне радует, что Великореченск до пошлого юмора еще не дорос. Ладно, проехали… Веди меня в иноземную лавку.

Иноземная лавка была оформлена достаточно броско. Над входом висела яркая вывеска «Писчебумажные товары», а чуть ниже приписано пояснение: «Бумага всех размеров, перья, чернила, карты судоходные, книги духовного содержания, а также познавательные книги о странах дальних и землях неведомых».

Виталий зашел внутрь. Следом за ним в дверь протиснулся Левша с мешком на плече. Важный купец в парике и строгом иноземном камзоле замахал на него руками:

— Найн! Найн! Ви ест не туда попаст!

— Он со мной, — нахмурился царский сплетник.

Купец окинул юношу быстрым взглядом. Экзотический наряд царского сплетника на этот раз послужил ему визиткой.

— О! Я огшен рад приватствоват царский сплетник в мой скромный лавка! Я вас сразу узнать по ваш зер оригинален костюм! Вилли Шварцкопф много рассказывать про узник царь Гордон, за который он замолвить слово! Ви теперь ест отшен болшой человек при дворе! Что ви ест желать?

— Гитлер капут, — брякнул ошеломленный осведомленностью купца Виталий.

— Что ви сказать? — не понял купец.

— Ничего. Это так. Мысли вслух.

— О! Савсэм забыть! Вас хочет видет глава купеческий гильдий господин Шварцкопф. Он хочет делать вам деловой предложений.

— Это можно.

— Так я могу передат, что ви согласен?

— Передавай.

— Так что ви хотеть купить в моя лавка? Здесь ест все для состоятельный клиент. Ест библий на латынь, ест карт для мореход, карт для пустынь, если ви хотеть идти караван, ест карта для играть…

— Игральные? — заинтересовался юноша, сразу вспомнив про кота. — А ну покажи.

Купец снял с полки за своей спиной элегантную резную шкатулку и извлек из нее колоду рисованных игральных карт. Они были сделаны очень качественно, на плотном лощеном картоне, и сразу видно, что это ручная работа.

— Сколько стоит?

— Пять, — растопырил пятерню купец, — пять рублей. Но для вас два гривна!

Виталий мысленно охнул, но вида не подал. Сегодня наглому котяре из-за него здорово от Янки влетело, и в целях личной безопасности желательно было Ваську чем-нибудь задобрить.

— Беру. Отложи пока в сторону, и займемся другим товаром. Если он мне подойдет, буду закупать большими партиями.

— О! — просиял купец. — Ви ест оптовый покупатель! У нас для оптовый покупатель балшой скидка! Что еще ви ест желать?

— Бумагу. Возьму пока немного. Так, на образцы. Покажи все, что у тебя есть.

— О да! В нашей гильдий об этом много говорить! Ви готовить с царь Гордон какой-то проект?

— Ну типа того.

— Ви не сказать какой?

Виталий неопределенно пожал плечами.

— О! Я понимай, понимай. Балшой секрет, который ви называть газет. Все ест интерес, что это такой. Насколько я знай, ест такой венецианский монет газетт.

Виталий прекрасно знал, что именно эта монета и дала в свое время название этому виду средства массовой информации, и тут же наехал на чересчур грамотного продавца:

— Ты на что намекаешь? Хочешь сказать, что мы с царем-батюшкой на пару решили заняться фальшивомонетничеством?

— Найн! Найн! Как ви мочь такой подумать?

Испуганный купец засуетился, выкладывая на прилавок образцы, и чем дальше он их выкладывал, тем грустнее становилось царскому сплетнику. Все не то. Ничего общего с газетным листом у купца ни по размерам, ни по фактуре не было. Все листы маленькие и очень плотные.

— Это ест для царский указ, — выложил на прилавок очередную стопку бумаги купец.

— А большего размера есть? Вот такого, — развел руки Царский сплетник.

— О! Ви хотеть бумаг для морской карт! — сообразил купец и выудил из-под прилавка кожаный тубус.

Извлеченный оттуда лощеный лист по размерам был самое то, но вот по плотности…

— Качество достаточно приличное, — удрученно вздохнул царский сплетник, щупая жесткий белый лист. — И сколько такая бумажка стоит?

— Это зависит от объем… количеств… вот. Вам сколко надо?

Виталий задумался. Пробный тираж он собирался сделать скромным. Тысячу экземпляров, не больше. Эту цифру он и озвучил.

— О! — Глаза купца загорелись. — Это очен балшой скидка! Тысяча лист — всего сто золотых!

Виталик опять мысленно охнул.

— Толко вам надо немного ждат. Балшой партий — балшой заказ. Два месяц корабль плыть. Туда плыть, обратно плыть…

— Заказ снимаю, — тут же дал задний ход царский сплетник.

— Но… ви не хотеть скидка?

— Хотеть, но меня не устраивают сроки, — держа марку, ответил Виталий.

— А когда вам надо бумаг?

— Вчера. Так, этот лист я возьму… — тут юноша сообразил, что писать статьи для будущей газеты все равно на чем-то надо, — и добавь к нему десятка три кляузных, для царских нужд. Почем они?

— Два копейка.

— Угу… грош. Не соврал Пантелеймон. Ладно, округлим цифру до рубля, пусть будет пятьдесят листов. Итого карты две гривны, кляузная бумага рубль и еще рубль за это, — провел рукой по бумаге, напоминающей лощеный ватман, царский сплетник. Все верно?

— Найн. Бумаг для морской карт гривна.

— Ты ж сказал: сто золотых за тысячу листов! — возмутился юноша, — Это рупь серебром за лист!

— Это оптовый цена за балшой партий. Розничный — гривна.

— Охренеть!

— Я ест не понимай!

— А я очень даже хорошо понимай. Ладно, пусть будет гривна. Итого семь рублей. Теперь займемся чернилами. Что можешь предложить?

— Ест чернил для карт. Морской вода не смывайт.

— Изобрази.

Купец снял с полки маленький пузырек, осторожно откупорил крышку, макнул в нее перо и на клочке бумажки изобразил вензель. Для ускорения просушки посыпал бумажку песком, после чего опустил ее в стакан воды и выдернул обратно. Чернила по поверхности бумаги не растеклись.

— Отменное качество! — одобрил юноша, — Сколько стоит?

— Тридцат грош.

Виталий посмотрел на микроскопический пузырек. «Точно разорюсь! — мелькнула в его голове паническая мысль. Да его не хватит и на пять листов! Какое пять? На один не хватит! Однако делать что-то надо. Царю Гордону надо выдать на гора хоть что-то».

— Шестьдесят копеек… и на фига мне такое счастье?

— Я не понимайт.

— Я говорю: чернила попроще есть?

— Есть, но они смывайт вода, — Купец поставил на прилавок литровую бутыль чернил.

— Будем надеяться, что подписчики моей газеты в морской воде с ней купаться не будут. Сколько?

— Два алтын.

— Приемлемо, — Тут Виталий сообразил, что чернила просто растекутся по Ванькиному клише, а до типографской краски этот мир еще, скорее всего, не дорос, — Слушай, а вот таких же чернил, только погуще, у тебя не найдется?

— О! Чернил в дорога? Занимать мало мест? Разбавлять вода? — На прилавке появилась пол-литровая бутылка, чернила в которых были явно гуще, — Один цена. Два алтын.

— Вот это другое дело! По рукам! Упаковывай товар.

По части упаковки купец оказался мастер. Он сумел равномерно распределить пятьдесят листов кляузной бумаги вдоль ватмана, аккуратно скатал их вместе трубочкой, засунув в тубус, а в образовавшееся отверстие в центре рулона аккуратно засунул ларец с картами и туда же сверху опустил бутыль. Виталий расплатился.

— Плохо у вас здесь с бумажкой, — вздохнул он, бесцеремонно засовывая тубус Левше под мышку, — Я рассчитывал на серьезные дела, а приходится работать по мелочам.

— Я очен сожалеть!

— Я тоже.

Царский сплетник с Левшой вышли из лавки.

— Барин…

— Чего? — Только тут Виталик сообразил, что в лавке иноземного купца кузнец не проронил ни слова.

— За такую… такую… — Левша жалобно смотрел на тубус.

— …фигню, — подсказал царский сплетник.

— Фигню… семь рублей и два алтына! Да это же грабеж!

— Полностью с тобой согласен. С этим что-то надо делать. Однако без первоначальных трат, как и без первоначального капитала, не обойтись. Траты уже есть, а вот с капиталом проблемы. Надо было жестче торговаться с царем-батюшкой. Но ничего, Ваня, я мозгами пораскину, и мы с тобой такие деньги поднимем!

— Где? — начал шарить глазами по земле кузнец.

— Не там ищешь. Деньги сначала формируются здесь, — постучал себя пальцем по лбу юноша, — а когда они в черепушке оформятся, сами потом к тебе рекой потекут. Где там твоя харчевня? Чегой-то у меня от всех этих треволнений аппетит разыгрался. Пойдем перекусим с горя.

— А вот это правильно, барин! Сейчас штоф закажем. Анисовая под щи наваристые так хорошо идет! А потом берем девочек — и в баньку!