Рулев младший шел как-то к Вальтеру, с которым он уже хорошо сошелся. Дорога пролегала около монастыря, и когда Рулев огибал монастырские стены, из ворот обители вышла Тихова.

– Степан Никитич, – позвала она задумчиво проходившего Рулева.

Рулев поднял голову.

– Здравствуйте, Анна Михайловна! – сказал он, наконец, и пожал ей руку.

– Мне нужно с вами переговорить об одном очень серьезном деле, – сказала Тихова. На бледном лице ее теперь играл румянец, глаза блестели ярче обыкновенного.

Рулев пошел с нею обратно.

– Вальтер, – заговорила Тихова с каким-то сдержанным спокойствием, – опросил меня сегодня: хочу ли я быть его женой?.. Он меня любит давно уже…

– Вальтер – человек честный и правдивый, – сказал Рулев, не поднимая головы.

– Да. Я вижу одно только препятствие отвечать ему утвердительно, – тихо продолжала Тихова. – Препятствие в том, что я люблю вас, – докончила она, вздрогнув и посмотрев на Рулева.

Ей давно думалось, что с Рулевым нельзя говорить иначе, как прямо и вполне откровенно; в его присутствии ей чувствовалось, что такой разговор с ним в высшей степени прост и естествен.

Рулев продолжал идти.

– Анна Михайловна, – заговорил он, и голос его точно дрогнул. – Я не люблю вас: я люблю только одно мое дело. А вы…

Ему хотелось сказать ей, что, по его мнению, она не только не поддержит его в его деле, но скорее свяжет. Но ему как-то жаль стало ее, и он смолчал.

– Думаете ли вы, Рулев, что я могу все-таки выйти за Вальтера? – спросила Тихова, останавливаясь.

– Отчего же нет? – спросил Рулев, смотря на нее своим светлым взглядом.

– И больше вы ничего не можете и не хотите мне сказать?

– Ничего, – ответил Рулев.

Тихова хотела что-то еще сказать ему, но не смогла: у нее голова закружилась…

– Прощайте, Рулев! – произнесла она, усиливаясь сохранить спокойствие и протягивая ему руку.

– До свиданья, Анна Михайловна! – ответил он, но не так уже ясно и спокойно, как прежде.

Тихова крепко и страстно пожала ему руку и ушла. У нее слезы навертывались на глазах. А Рулев опять пошел к Вальтеру; но ему стало тяжело и грустно. Точно будто от горячо любимых людей отрывался он в дальнее плавание по морю, где впереди угрожают ему бури, ураганы, подводные мели и битвы. Бури и битвы были бы, впрочем, приятны Рулеву, потому что за ними была близка и цель, к которой он шел; но долго еще придется ему испытывать однообразное плавание, изведывание и ожидание.

«Трудно вырваться из жизни, как бы она ни была пошла, – думал он:– трудно создать свою – с иными радостями и наслаждениями, более нормальными. Почему это? Потому, конечно, что окружающая безмятежная жизнь имеет свою втягивающую, заманчивую силу, против которой бороться не легко. Вынесу ли я эту борьбу? не увлекусь ли где-нибудь нежным, сладкогласным, располагающим к неге пением?.. Вздор», – порешил Рулев и насмешливо улыбнулся.

Он пришел к Вальтеру довольно спокоен и решителен.

– Помните ли вы наш разговор в поле, когда мы змей пускали? – спросил он, плотно затворив дверь и усаживаясь на диван.

– Помню, – сказал Вальтер, остановившись посредине комнаты.

– Я сказал тогда, что «силы есть у нас», – продолжал Рулев, поглаживая бороду и пристально смотря на Вальтера. – Теперь я хочу пояснить это, – прибавил он твердо.