Истории кончаются, но не сдаются. Архивов не терпят огни революций В архивах не сыщешь любви и страданья На пыльных страницах лишь боль ожиданья.
С моста Иена и с моста Александра, Во время прогулок и долгих и странных, В таинственных бликах парижских гризайлей Он видел глаза всех Лаур и Азалий.
И маленькой квартирки прокуренный голос, И старые ботинки — намеком на молодость… И снова хозяин потребует ренту, А значит для песен нет лучше момента.
Последние сто франков — и на баррикады, Свободы там не встретишь, но видно так надо, Для вечных влюбленных в Латинском Квартале Огни революций специально включали.
И вот он поскользнулся на шкурке банана, И умер нечаянно, но без обмана… И желтые листья летели над Сеной, И аккордеон заливался сиреной.
А сброшенную кожу своей Мелюзины Он так и не узнал под стеклом магазина. Зачем он не заметил в глазах ее нежность? Простит ли Париж ему эту небрежность?
Все было пунктирно и сентементально, Как Эйфелева башня в вечернем тумане, Как наша эпоха, бежавшая плохо От ленточки «старт» до последнего вздоха.
Крути, кинематограф, мне эту love story, Годаровские зайчики на старом заборе, Калитка в Париж открывается тайно, И ты говоришь, как всегда — До свиданья.