4.1. Где и кто изобрел гусли?

Под гуслями в данной главе мы подразумеваем гусли русские — крыловидные и их модификации — гусли-кантеле, гусли с игровым окном, сохранившиеся у славян, в первую очередь у русских и белорусов, а также у балтов и балтийских финно-угров. Можем предложить такое определение этого инструмента по его конструктивным особенностям:

«Продолговатая резонаторная доска с расположенными веером, вдоль, преимущественно 5-10 струнами последовательно разной длины, закрепленными с одной стороны на струнодержателе, с другой на деревянных или металлических колках. Струны натянуты над резонаторным корпусом, без шейки или стоек. Звукоизвлечение производится пальцами без специальных приспособлений».

Инструмент был распространен преимущественно на территориях, примыкающих с юга и востока к Балтийскому морю, а также в регионе Ладожского, Онежского озер и вокруг Белого моря. Широко гусли были распространены на территории современных Новгородской, Псковской, Вологодской, Ленинградской, Архангельской и Тверской областей. Этот регион легко соотносим с территорией традиционного проживания древних славянских племен новгородских словен и кривичей. Расселение этих племенных объединений на юг и восток очерчивает границу распространения гуслей, и не только среди русских. Например, встречается у хантов и манси («нарс-юх» и «сангквылтап»), как варианты гуслей, заимствованных финно-уграми от славянских переселенцев.

Нарс-юх

Сангквылтап

К такому же заимствованному инструменту, прототипом которого были русские гусли, можно причислить «чаттыган» — струнный инструмент хакасов и тофаларов. Пожалуй, это крайняя точка распространения гуслей на восток.

Границу использования гуслей среди славянских племён на юго-востоке можно условно (предположительно) провести по территории Рязанского княжества — именно там были найдены знаменитые браслеты с изображением музыкантов, играющих на крыловидных гуслях. Да и знаменитый былинный гусляр — богатырь Добрыня — был родом из Рязани и играл, что очевидно из былин, на крыловидных гуслях. Косвенным подтверждением существования гуслей на юге может служить статуэтка, найденная под Велестино, которую археологи определили как «антскую». Однако с таким же правом мы можем считать её и «венедской», привезённой в Македонию, хотя бы потому, что гусли в руках у человека однозначно крыловидные.

Фигурка из Велестино. (Не изображен ли здесь сюжет мифа из русской сказки «Царевна-лягушка»? Пляшущая царевна, со снятой лягушечьей шкурой в руке?)

На западе от Новгорода территорией исконного распространения гуслей следует признать Белоруссию, племена кривичей и дреговичей. Подчеркнём, что белорусские гусли практически не отличаются от русских крыловидных. Также территорию проживания литовцев (гусли «канкли» — kankles), латышей (kokles) и исчезнувшего балтского народа прусов.

Балтийские финно-угры — эстонцы, финны и карелы — имеют в своём антропологическом наследии значительную примесь балтской и славянской крови, в этой части они являются прямыми потомками древнего европеоидного нордического населения Прибалтики и северной Европы. Поэтому через эту древнюю северную европейскую ветвь, участвовавшую в этногенезе и формировании культуры балтийских финно-угров, следует считать «кантеле» (карелы и финны) и «каннеле» (Эстония) вариантами русских гуслей, произошедших от некоего древнего прототипа, который, как предполагают некоторые исследователи, мог называться у древних северных европейцев «годха». В древних текстах индийских ариев мы обнаруживаем упоминание о струнном инструменте с таким названием. Если описывать традиционные гусли таких финно-угорских народов как сету, ижорцы и вепсы, то следует признать, что их инструменты вовсе ничем не отличаются от русских гуслей.

Далее на западе, на территории современной Польши и древней Полабской, или «Балтийской Руси», мы имеем археологические свидетельства о существовании здесь гуслей и с крылом, и с игровым окном, подобно новгородским, из Гданьска и Ополья. И это не случайно. Современные исследования однозначно сообщают нам о том, что заселение северо-западных территорий современной России происходило западными славянами в VI–VIII веках именно с этих территорий.

Гусли, найденные археологами на территории современной Польши — в Ополе и Гданьске, совершенно идентичны новгородским.

Существуют и некоторые отдельные факты бытования гуслей в Дании и Швеции. Однако таких свидетельств мало, эти находки могут быть объяснены временным присутствием славян в этих странах. Тем не менее как признак некоторой общности культур, мы обнаруживаем очевидное сходство в требованиях к подготовке воина как у скандинавов, так и у славян. Это могут подтверждать данные о длительных близких контактах и даже некой в прошлом этногенетической общности, об универсальности в подготовке знатных воинов как у славян, так и у скандинавов. Если говорить непосредственно об эпохе викингов, то скальдическая поэзия даёт нам прекрасные образцы этого сходства. Рёгнвальд Кали, ярл Оркнейских островов (1135–1158) так перечислял в висе свои достоинства:

Дел я знаю девять:

Добрый висописец,

Лих в игре тавлейной,

Лыжник я и книжник.

Лук, весло и славный

Склад мне рун подвластны.

Я искусен в ковке,

Как и в гуде гусель 156 .

Учитывая перечисленные примеры, мы можем в самом общем виде очертить основной регион бытования гуслей и родственных им инструментов в европейском Средневековье. Карта пока не достаточно точна, эта тема требует более тщательной разработки, но и на предложенном материале можно сделать однозначные выводы о родине гуслей как инструмента, получить представление о народе, некогда создавшем гусли, и определить его потомков. Также в процессе сравнительного анализа появилась возможность обозначить предположительный регион зарождения гусельного искусства и связать происхождение гуслей с европеоидами нордического типа.

Примерная карта очагов распространения гуслей

На предложенной карте видно, что территория распространения культуры гуслей имеет очевидное территориальное ядро, генетически связанное с предками восточных славян (их северной части) и балтами. Пришедшие значительно позже на эту территорию народы, которых мы называем балтийскими финно-уграми, унаследовали множество черт от жившего здесь до них протонарода, который, видимо, правильнее всего следует называть ариями. Со временем подвергшись значительной ассимиляции от арийского — протославяно-балтского — этнокультурного субстрата, балтийские финно-угры также сделались носителями «культуры гуслей», включив инструмент не только в свою музыкальную культуру, но в мифологию и обрядовую практику.

Таким образом, наличие крыловидных гуслей и традиции гусельной игры у народов, традиционно проживавших в этом регионе и генетически связанных с протоиндоевропейцами, а правильнее — с ариями, наличие гуслей является не только признаком культурного родства, но и этногенетическим маркером, обозначающим в некоторой степени общность этнической истории этих народов. Этот признак наглядно маркирует не только культурное, но и кровное родство, возводя современные народы определенного нами региона, играющие на крыловидных гуслях, к историческим предкам — ариям европейского северо-востока.

 

4.2. Гусли или гудок?

В истории происхождения гуслей есть весьма загадочный сюжет. Дело в том, что словом «гусли» славянские народы называют два очень не похожих инструмента. У южных и западных славян «гуслями» называют род скрипки, у восточных — струнный инструмент (даже два: крыловидные и шлемовидные гусли), на котором играют щипком и бряцанием. К тому же у восточных славян ещё не так давно существовал смычковый инструмент скрипка-«гудок» родственный южнославянским «гуслям», и в его названии, очевидно, звучит корень глагола «гудеть». Как такое могло произойти? Попробуем разобраться.

Скрипка с названием «гусли» распространена преимущественно у западных и южных славян. У восточных славян почти такой же инструмент называется схоже — «гудок». Складывается впечатление, что шлемовидные гусли больше были распространены у славян на юге России и на Украине. Крыловидные гусли — на территории, соответствующей сейчас северо-западной России.

Мы полагаем, что проблема может проясниться, если обратить внимание на подвид крыловидных гуслей, который исследователями принято называть «гусли с игровым окном» или «гусли лировидные».

Гусли, найденные археологами на территории современной Польши — в Ополе и Гданьске, конструктивно неотличимы от новгородских.

Обнаруживается сходство в форме и устройстве короба с торца, заострённого для того, чтобы легче было при игре упирать инструмент в ногу, в способе крепления струн на струнодержателе, сходное окно на открылке и везде пять струн. Существует мнение некоторых исследователей, что найденные в Новгороде и Польше инструменты не щипковые, а смычковые, что на них играли как на древнерусском гудке-скрипке, и для этого есть ряд оснований. Например, современный польский инструмент — «гешле» (gęśle), очень конструктивно похожий на щипковые гусли, является инструментом смычковым.

Подтверждением этой мысли служит то, что «гуслями» у южных и западных славян (гусле — у сербов и болгар, gusle, guzla, gusli — у хорватов, gosle — у словенов, guslić — у поляков, housle — y чехов сербов и болгар) называется смычковый инструмент, формой скорее похожий на гудок, нежели на русские гусли или польские «гешле» (gęśle).

Сербские гусли

Миниатюра из средневековой псалтири

Без отвлечения на устройство инструмента можно говорить о том, что «гусли» — это древний славянский инструмент, на котором играли и щипком, и смычком. Этот инструмент-прототип со временем породил два конструктивно не похожих инструмента, отличающихся также и способами игры: щипком-бряцанием и игрой смычком. Вероятно, что прототипом всех этих «гуслей» были гусли с открылком, без игрового окна. Гусли с игровым окном — это переходная форма между гуслями «щипковыми» и «смычковыми». О том, что на гуслях с игровым окном играли как на струнном — щипковом — инструменте, свидетельствуют средневековые изображения.

Это обстоятельство позволяет нам сделать вывод, что крыловидные гусли с игровым окном были тем древним инструментом, на котором была возможность играть по желанию смычком или руками. Этот инструмент был универсален. Со временем возникли конструктивные различия, приведшие к формированию двух разных инструментов, которые специализировались один на игре смычком, другой на игре руками. Однако память о древнем прототипе, существовавшем до этого разделения, сохранилось у всех славянских народов в названии этих инструментов, в котором хорошо слышно исходное слово «гусли».

Гудок. В России так появилась скрипка-гудок и параллельно ему щипковый инструмент «гусли».

Новгородские гусли с игровым окном. Сер. XI века

На примере крыловидных гуслей с игровым окном, найденных археологами в Новгороде, Ополе и Гданьске, мы можем представить себе, как выглядели древние гусли до того, как разделились по специализации. Подобные гусли, возможно, и являются прототипом всех славянских гуслей или «переходной формой» от крыловидных-«щипковых» гуслей к скрипкам, гуслям-гудкам. Вполне возможно, что именно такой инструмент сохранился в воспоминаниях древних ариев под названием «годха».

 

4.3. Главный русский инструмент

У большинства народов существует множество разнообразных музыкальных инструментов, именно этому многообразию мы обязаны появлением ансамблей и оркестров. Однако можно говорить и о существовании неких «самых главных» национальных инструментов. Как правило, они являются не только визитной карточкой этнической музыки за рубежом, но и некоторым устойчивым стереотипом восприятия собственной музыкальной культуры.

Таким инструментом у древних греков, например, была кифара, у современных украинцев — кобза, у карпатских русинов — труба-трембита, у сербов — скрипка-гусла, у шотландцев — волынка. Эти инструменты ценны не только как самобытное устройство для извлечения красивых звуков, но и как один из способов самоидентификации народа. Они не только любимы, но являются неотъемлемой частью этнической культуры, про них сложены сказки, рассказы о них вплетены в мифы, они обязательно участвуют в народной обрядности, служат неким образом-символом в мифопоэтическом творчестве народа. Сохранность этих инструментов в культуре и определённый консерватизм по отношению к соблюдению традиций, связанных с ними, в древности воспринимался как залог сохранения обычаев в чистоте и, следовательно, укреплял этническое самоощущение, самостоятельность народа. В сочинении «Древние обычаи спартанцев» Плутарх писал:

«Спартанцы не разрешали никому хоть сколько-нибудь изменять установлениям древних музыкантов. Даже Терпандра 158 , одного из лучших и старейших кифаредов своего времени, восхвалявшего подвиги героев, даже его эфоры подвергли наказанию, а его кифару пробили гвоздями за то, что, стремясь добиться разнообразия звуков, он натянул на ней дополнительно еще одну струну. Спартанцы любили только простые мелодии. Когда Тимофей принял участие в карнейском празднике, один из эфоров, взяв в руки меч, спросил его, с какой стороны лучше обрубить на его инструменте струны, добавленные сверх положенных семи».

Так получилось, что символом русской народной инструментальной музыки за рубежом стала балалайка, инструмент, конечно очень хороший и яркий, но легкомысленный. Очень трудно найти (мне неизвестна) русскую сказку про балалайку, ещё труднее определить её уникальное, самобытное место в народной обрядности. Безусловно, что балалайку мы повсеместно встречаем в русской фольклорной традиции, но в пляске или танце она свободно заменяется любым другим подходящим инструментом. Совершенно невозможно отыскать даже следы, даже намёк на то, что балалайка в славянской мифологии является или являлась каким бы то ни было символом. Единственный смысл, который соотносит с ней русский фольклор — это символ веселья и праздности. Так, пустомелю и пустослова, в народе уничижительно называли «балалайка». Мы беспрекословно согласимся, что балалайка — это очень хороший (особенно в умелых руках) и самобытный русский народный инструмент, балалайка, безусловно, характерный атрибут традиционного праздника и веселия, однако в качестве символа русской национальной музыкальной традиции она явно сейчас занимает не своё место.

Совсем другое дело — гусли. Гусли укоренены в русской истории и мифологии, они зарождаются вместе с нашими преданиями и одновременно с нашей историей. Легендами о гуслях пронизана вся русская мифология.

Первое известное нам литературное упоминание о гуслярах, как о славянском инструменте, принадлежит византийскому автору конца VI — начала VII в. Фелфилакту Симокатте. Вот оно с некоторыми сокращениями:

«На другой день трое людей из племени славян, не имеющие никакого железного оружия или каких-либо военных приспособлений, были взяты в плен телохранителями императора; единственным их багажом были гусли, и ничего другого они не несли с собою. Император стал их расспрашивать, какого они племени, где назначено судьбой им жить и по какой причине они вращаются в римских пределах. Они отвечали, что по племени они — славяне, что живут на краю западного Океана(…).

Гусли они носят потому, что не привыкли облекать свои тела в железное оружие: их страна не знает железа, но потому мирно и без мятежей проходит жизнь у них; что они играют на лирах потому, что не обучены трубить в трубы».

Очевидно, что славяне тогда не жили в каменном веке. И по поводу написанного высказывались разные точки зрения. Так, например, Гильфердинг полагал, что византийцы встретились со славянскими жрецами, которым нельзя было брать в руки оружие, также, что это были славянские разведчики, замаскированные под бродячих гусляров, калик. Лев Прозоров высказал интересное мнение о том, что это могли быть и славяне, соблюдавшие ритуальное перемирие во время празднования дней Матери-Земли, когда всем запрещалась браться за оружие и прикасаться к металлу. Так или иначе, но мы хотим обратить внимание читателей на то, что уже в VI–VII веках по свидетельству греков гусли были не только распространенным славянским инструментом, но и были наделены некоторыми ритуальными чертами. Из этого отрывка можно сделать вывод, что уже тогда гусли были не просто инструментом, а инструментом, который человеческое сознание наполняло особым священным смыслом. Из отрывка следует, что гусли — инструмент каких-то особых людей, которые не берутся за оружие и из всей прочей деятельности предпочитают только игру на гуслях и пение. Здесь очевидно не обыденное, а особое место, которое занимают гусли в мироощущении говоривших с императором музыкантов. В славянских языках остались следы представлений о гуслях как об инструменте, связанном с чудом, волшебством, чародейством:

«Язык немедленно указывает и на ближайший круг значений, соотносимых с гуслями: польск. gusla — «колдовать», guslarz и guslarka — «колдун», «колдунья», луж. gusslowasch — «языческий обряд, жертва, колдовать», gusslowar — «колдун», сюда же примыкает и литовское goslus — «чародейство». Стоит отметить, что связь гуслей с колдовством на языковом уровне прослеживается лишь у западных славян в ареале Балтийского моря» 159 .

Иными словами, в те далёкие времена гусли уже были не просто музыкальным инструментом, а инструментом священным, связанным с ранней натурфилософией и духовными исканиями древних мыслителей.

Обращает на себя внимание очевидная связь гусельной символики и обрядности с древними европейскими дохристианскими религиозно-философскими традициями. Очевидно, что все эти родственные музыкальные традиции происходят из одного корня древней арийской натурфилософии.

Несомненны параллели с мистическим учением Древней Греции и Фракии (а позднее Рима), связанным с именем легендарного музыканта, поэта и певца Орфея. Он считался сыном фракийского речного бога Эагра и музы Каллиопы. Учение орфиков носило подчёркнуто эзотерический характер, что сближает его с пифагорейством и элевсинскими мистериями. Орфею приписывается создание одной из наиболее значительных предфилософских школ Древней Греции. Легендарным местом рождения Орфея, как и местом его смерти, считалась территория, издревле населённая «индоевропейцами» — фракийцами, — участвовавшими в этногенезе балканских славян.

Орфей у фракийцев. Роспись кратера около 450 г. до Р.Х.

В процессе исследования мы обратили внимание, что те остатки древней русской гусельной культуры, что дошли до нашего времени, имеют очевидные параллели с практикой «мистической музыки», принятой у древних кельтов. Кельтский бог Дагда почитался добрым подателем благ и повелителем природы. Подобно тому, как это было у Садка, женой Дагды считалась река, называемая Войн. Дагда владел двумя волшебными арфами. Когда он играл на них, времена года шли установленным чередом и в мире налаживался порядок. При помощи этих арф он мог сделать день солнечным и устроить грозу или шторм. Основная часть преданий о Дагде и его волшебной арфе утрачены. Известно, что именно они легли в основу философских воззрений древних кельтов о мистической силе арфы, пения и струнной музыки. Эти представления породили целое сословие — ветвь друидов, называемых бардами и филидами.

Изображение Дагды, окруженного животными. Старинная кельтская чеканка

С гусельной традицией балтийских финно-угров обнаруживается не сходство, а почти полное тождество. Заимствовав от местного дофинского, «индоевропейского» населения, прямыми потомками которого являются славяне и балты, не только культурные достижения, мифологию и гусельную традицию, но и в заметной степени арийскую кровь, балтийские финно-угры стали продолжателями той же арийской музыкальной традиции, что и славяне, окрасив её несколько своим этническим колоритом. Даже имя главного персонажа Калевалы Вяйнямёйнена, можно перевезти на русский, как Ваня, то есть Иван, в качестве этнонима это имя переводится как «русский», потому что «вене» по-фински значит — русский.

Сделав такое пространное отступление, мы подчеркнули, что русская гусельная традиция восходит к древним пластам «индоевропейской» — арийской культуры. Именно поэтому она имеет аналоги в мифологии, например, греков, римлян и кельтов. В русской мифологии гусли, как ключевой элемент конструкции мифа, расположены в самом ядре мифологических и космогонических представлений. Они связаны с преданиями о сотворении мира, о его устройстве и упорядочивании. Сам инструмент, конструкция и название элементов являются моделью первобытного мироздания, поэтому и игра на нём считалась актом творческим, в некоторой степени символически уподобляющим гусляра Творцу. Под гусли исполнялись духовные стихи и эпические песни. Древняя история народа, мифологическая и событийная, воспроизводилась под звуки гуслей, заставляя слушателя проживать события, происходившие некогда с предками и мифическими героями. Таким образом, слышавший пение гусляра человек уподоблялся своему народу, история всех предков становилась его личной историей, легенды предков делались его личными легендами, через эти священные песни человек инициировался в свой этнос, становился тождественным ему, становился русским, возвышался мыслями до Бога.

На смену дохристианским представлениям о мире и месте человека в нём пришли представления христианские. И гусли, бывшие некогда инструментом языческих мудрецов и поэтов, зазвучали словами Евангелия и Новозаветными историям. Когда славянские духовные искания возвысились до принятия Православной веры и когда вера была принята, гусли, как инструмент философско-религиозный, продолжали использоваться в духовной практике, выполняя ту же функцию, что и прежде, но наполнив ее новым духовным содержанием. Эта устойчивость культурной роли гуслей и признание их христианским духовенством в качестве угодного Богу инструмента показательна и удивительна. Образ боговдохновенного певца царя Давида заменил древний и забытый образ дохристианского «Великого Гусляра», культурного героя и соучастника творения, а, может, даже и самого Творца Мира. Используя описание гусельной игры как схемы, как образного примера, православные монахи стали так передавать способы овладения «умно сердечным деланием» — непрерывной молитвой, сокровенным знанием православных христиан.

Воинское сословие на протяжении длительного времени использовало гусли как свой главный, «культовый» инструмент, и об этом множество свидетельств в былинном эпосе. Не случайно, практически все былинные богатыри одновременно являются выдающимися гуслярами. Даже более того, кажется, что наш эпос не знает ни одного героя-гусляра, который не был бы одновременно воином, включая и новгородца Садка. Да и заимствованный финнами и карелами от славян образ главного гусляра — Вяйне также не может быть примером исключительно музыканта, в первую очередь он герой-богатырь. В обязательное образование древнерусского юноши, которого готовили стать воином, входило обучение игре на гуслях. Гусельная музыка сопровождала русского человека с рождения до смерти. В детстве он учился на них играть, позже любой досуг воина или праздничные пиры не обходились без звука гуслей. В древних русских храмах под звуки гуслей разрешалось проводить богослужение. И, насколько мне известно, этот обычай хоть и крепко забыт, но Церковью не отменён и не запрещён. Когда человек умирал, то поминальные собрания также сопровождались пением старин, духовных стихов и игрой на гуслях.

В среде простого народа гусли бытовали до конца XX века. Они не исчезли, они дожили до нас. Совершенно очевидно, что прежде они были распространены ещё шире и что талантливых музыкантов было много больше, нежели этнологам удалось зафиксировать во второй половине XX века. Гусельная традиция охватывала все проявления народного досуга. На гуслях играли во время хороводов, под пляску и под праздничные боевые состязания, играли на обрядовых действах, на святочных сборищах, на свадьбах, во время гуляний и просто для себя (своя игра).

Если посмотрим на карту, которая иллюстрирует территориальное распространение гусельной традиции, то увидим, что регион между Белым и Балтийским морями является ядром, серединой этой обширной зоны. Все неславянские народы, у которых есть подобные инструменты, находятся на периферии этой зоны и либо являются родственниками и соучастниками формирования гусельной культуры (как балты или балтийские финно-угры) либо соседями, заимствовавшими этот инструмент от славян в процессе славянского заселения просторов Евразии, как, например, ханты и манси. Таким образом, славяне, а сейчас — русские являются основными носителями культуры крыловидных гуслей в мире и главными распространителями этой традиции среди других народов.

Примечательно, что зона «ядра» распространения гусельной традиции географически совпадает с теми территориями, которые многими исследователями, придерживающимися теории северного происхождения индоевропейцев, считаются исходным местом формирования «протоиндоевропейцев», то есть «протоариев». Как показали последние исследования генетиков, маркер мужской хромосомы гаплогруппы R1a, свидетельствующий о родстве по отцовской линии, встречающийся у многих европейцев, но наиболее характерный преимущественно для восточных славян, а также для северных индийцев высших сословий (около 100 миллионов человек), эта гаплогруппа (R1a) и является генетическим признаком потомков ариев, людей о которых рассказывает Махабхарата и Рамаяна.

Помня о том, что русские (наряду с украинцами, белорусами и балтами), являются прямыми потомками древних ариев — носителей маркера (R1a), что современными основными носителями гусельной традиции являются русские (и балты), что территория предположительного «ядра» распространения гусельной традиции совпадает с тем регионом, который приверженцы «арктической теории» считают местом формирования предков древних ариев, можно предположить, что истоки гусельной традиции восходят к древним насельникам этого региона — древним ариям, или точнее, даже к их предкам.

Складывается впечатление, что русские, потомки древних ариев по мужской линии, оставшиеся жить на прародине, продолжали хранить древнюю культуру и древний музыкальный инструмент, который со временем превратился не только в национальный символ, но и, совместно с гусельной культурой, в этнический маркер, помечающий места проживания славян и балтов — прямых потомков древних ариев.

Если рассуждать о гуслях как об этнокультурном феномене то, несомненно, стоит признать, что гусли — «главный» русский инструмент. И подражая неизвестному древнему поэту, сочинителю стиха о Голубиной книге, который, описывая первосущности мироздания, пел:

Кипарис-древо — всем древам отец.

Индрик-зверь — всем зверям отец.

Острафиль-птица — всем птицам — мать.

Бела-рыба — всем рыбам мать.

Ильмень озеро — всем озёрам мать.

Окиян море — всем морям отец…

Хочется с улыбкой добавить, говоря о русской музыкальной традиции: «Крыловидные гусли — всем гуслям мать!».

А подытоживая исследование, сделать очевидный и бесспорный вывод, что гусли — наш главный национальный инструмент!