Глава 1

Мир остановился. Замерли в воздухе пылинки в тихом пустом штабе. Покрылось ими то, что когда-то было человеком, а теперь не желало существовать. Не желало и все же ощущало каждую проходящую секунду его жизни, и все же взрослело. Мир сам стал этим заброшенным пыльным штабом и существом.

Вега сделала это не для себя, не потому, что ей было скучно умирать одной, а потому, что существо, бывшее практически бессмертным, чахло вместе с ней.

Она не стала восстанавливать штаб. Она выманила из него того, кого называли Акроссом. А потом сплела новую игру, новых людей. И мир, вроде, как и тот же, а все же уже измененный, очнулся и завертелся.

— Ну и как? Далеко убежал?

Мальчишка хмурится, прячет лицо до глаз в шарф, не смотрит на него.

— Я опоздал. До следующей электрички полтора часа. Теперь они меня снова найдут.

Куртка на нем для ноября слишком холодная, он прячет замершие ладони в ее рукава, Акроссу становится его жаль.

— Кто ж зимой сбегает… Голодно, холодно.

— Не в этом дело. Когда приперло, тогда и сбежал. Буду я еще выбирать.

Диктор в микрофон объявляет о прохождении по второй платформе грузового, разговор прерывается ненадолго. Мальчишка не гонит его потому, что присмотревшийся к ним до этого милиционер принял их за родственников и не подошел спросить, что делает на вокзале один десятилетний беспризорник. И все же, скоро за ним придут, долгого разговора не получится.

— Сможешь пообещать мне кое-что? — глядя на поезда за окном, почти просит Акросс. Парень вскидывается, надувшись, явно собирается отказать, не слушая, но прежде, чем он успеет что-то сказать, Акросс заканчивает. — Убей меня, когда вырастешь.

Он встает с лавочки, уже видя, как начинается на вокзале суета, как ведомые милиционером влетают в зал двое — дородная женщина в очках и старомодной шали и запыхавшийся толстяк. Мальчик, напрочь забыв о своем собеседнике, вскакивает бежать.

Милиционер задерживается около Акросса, хочет сказать что-то гневное, злое, но опоминается — парня уже нет, пропал.

Не сразу, раскачиваясь годами, игра продолжалась с новыми правилами.

1. Никто не умирает. Все воскресают, вернувшись в штабы. Все повреждения исчезают.

2. Игроков не существует в мирах, куда они попадают, но стоит им оказаться там — им уже готова роль и некий социальный статус.

3. У каждого игрока есть одна способность по выбору, до самых фантастических. Способность эту они могут в зависимости от ее силы использовать определенное количество раз за игру.

4. Разрешение на использование дается устно или письменно от капитана, по своей воле активировать ее игроки не могут.

5. Игра заканчивается со смертью капитана, проигрывает та команда, чей капитан погиб.

Когда игра возобновилась, Акроссу было уже двадцать пять. За два года он привык так, будто и не было долгого небытия в пустом штабе, как если бы он играл всегда.

И Вега была счастлива.

— Ты же знаешь, я не ненавижу тебя. Просто это забавная игра. Просто тебя позвали, чтобы как-то расшевелить меня. Но ты сам принял условия. Ты сам говорил, что это весело. Разве нет? — Акросс всматривается в темноту за решеткой, но оттуда слышится только крысиный писк и звук разбивающейся камень капель. Здесь почти нет света: от факелов он только по коридору между камерами, а за решетками — темень. — Раньше был другой капитан. Мы играли очень долго… четыре, пять лет?.. Я не помню. Но он догадался и попытался вырваться из этого круга.

Акросс задумывается, но Легиона он помнит смутно, не может уже точно сказать его рост, к тому же и сам Акросс тогда был поменьше.

— Ты убил его? — раздается из-за решетки. Акросс, опомнившись, мотает отрицательно головой:

— Нет. Не убивал. Он жив до сих пор.

— Значит, ему удалось разорвать круг?

— Нет. Не то. Ну да, вы с ним другое. К тому же, ты всегда можешь выйти из игры, но не сделаешь этого. Даже после сегодняшнего.

Снова тишина, крысы и те притихли.

— Они придут за тобой, — Акросс, склонив голову набок, глядя туда, где гуще всего тень, как будто может видеть его, улыбается. — Придут, чтобы умереть за тебя, Кай. И умрут. Тебе нравится эта игра, Кай? Забавная она?

— Хорош издеваться над пацаном.

Акросс даже вздрагивает, обернувшись. То ли он так увлекся разглядыванием тени, то ли Гранит подкрался неслышно. Хотя Акросс бесспорный капитан, Гранит старше его на десять лет и выше на две головы. Акроссу иногда кажется, что Гранит — это он сам, если продолжит расти, но это вряд ли. Просто Гранит — тот тип опытного офицера в его маленькой армии, которого назвали бы «бывалым». Играет он, конечно, меньше, чем Акросс, просто на него всегда можно положиться, а за это иногда он позволяет себе одергивать капитана. Акросс то злится на него за это, то наоборот, как теперь, понимает, что заигрался, и остановили его вовремя.

— Пора, — напоминает Гранит и протягивает капитану железные кандалы и ключи от клетки.

Они в подвалах замка во времена глухого средневековья.

— Колдуна сжигать! Колдуна сжигать сегодня будут! — шепчутся восторженно на улицах.

— Молодой, не старик. А туда же. Ему такая нечисть служила… Когда его забирать пришли, говорят, оборотень у него был. Пятерых загряз насмерть, еще троих порвал.

— Ой ли, пятерых. Двенадцать не хошь? И колдунья у него в подчинении была. Сами видели, рыжая. Ворожила, травами какими-то раны залечивала.

— И сын графский с ними был, ведьма его околдовала. Окрутила. А он им и лошадей, и деньги… И колдуна выручить пытался, говорят.

— Итого, — Хаски сидит, сложив руки на груди, закинув ногу на ногу, смотрит не на команду, куда-то по диагонали, всем видом показывая, что глаза б его их не видели. — Мы же его и подставили.

— Хватит делать такую рожу! — срывается Дроид, хлопнув ладонью по столу, тут же отдергивает, почувствовав, что этим жестом посадил несколько заноз. За него продолжает сидящая рядом Гидра, сжав руки в кулаки:

— Вот именно! Слухи пошли почему? Слухи пошли потому, что за ним таскался «оборотень»! Который, надо сказать, при посторонних людях, при дневном свете не стеснялся превращаться!

— Слухи поползли потому, что мудак Акросс их распускал, — невозмутимо продолжает Хаски, все еще не глядя на них. Дроид в обычных реальностях в очках, тут же их еще не придумали. По началу он мучился с моноклем, но потом плюнул и теперь щурится, чтобы рассмотреть собеседника, отчего лицо у него получалось бы еще более злое, не знай Хаски этой особенности. — А вот ведьме стоило бы волосы-то…

— Да какого черта ты стрелки переводишь!? Какие к черту волосы, когда ты при них в собаку превратился! Кай вынужден был сдаться, чтобы они тебя не поймали!

— Вот от таких выражений тебя за ведьму и приняли. А Кай сдался потому, что знал — мы придем.

— И как мы придем, если у них наши ориентировки? — уже спокойнее возражает Дроид. Хаски улыбается, переводит, наконец, на них взгляд своих фантастически-голубых глаз и, наклонившись ближе, уже дружелюбнее замечает:

— А вот тут положитесь на меня, потому что у меня созрел план.

— Я не помню, чтобы тебя назначали главным в отсутствии Кая, — не сдается Гидра, когда Дроид уже готов слушать, предпочитая, чтобы кто-то отвечал за него и сказал, как лучше поступить.

— О Господи, — громко, уже снова не глядя на девушку, наигранно начинает Хаски. — Есть тут кто-нибудь?! У меня ведьма без костра пропадает!

Так как они разговаривают не в безлюдном лесу, а городском переулке, Гидра вскакивает, чтобы закрыть ему рот, шипя от возмущения, как кошка.

— Не люблю запах этот, когда их жгут. Сначала мясца хочется, так пахнет. А потом… Знаешь, будто сам себе окорок готовишь, а он гореть начинает и сделать с ним ничего не можно. Такой аппетит сразу, — жалуется закованный в доспехи охранник. Второй молчит, рассматривая лес перед небольшим входом в замок. Этой дверью обычно пользуются торговки, прачки, да проститутки.

— Может, сегодня заплатят хоть неплохо. Можно будет вечерком мясом угоститься…

— Собака, — произносит второй, взяв на изготовку копье.

— Да ладно, ври. Собака. Их приказ был два дня назад всех вырезать. По серебряному за собаку. Видал, какая гора за замком? Если не сильно протухли, то, может…

И тогда он вырывается из кустов — здоровенный черно-белый длинношерстный пес. Сбивает с ног молчаливого, пока тот не успевает зацепить его копьем, не тратя на второго времени, проскальзывает в замок. Тот, опомнившись, помогает подняться товарищу и предлагает:

— Давай скажем, что ничего не видели. Ну мало ли тут выходов.

— Отрекаешься ли от дел своих черных? — нудит священник, перелистывая странички Библии, которые наизусть знает. — Отдаешь ли душу свою Богу посмертно или к хозяину своему отправишься?

Заключенный напротив него молчит, и так как на голове его капюшон — священник начинает подозревать, что ему подсунули не того, протягивает скрюченные пальцы, чтобы проверить, но герцог, Акросс, стоящий над ним, его руку откидывает, поясняет:

— Он не отречется. С самого ареста молчит, Дьяволу молится. Прерываться не может.

Священнику приходится поверить, отступить, чтобы выпустить заключенного.

— Хаски, хочешь сказать, ты под этой рясой голый? Мерзость какая…

— Пф. Хочешь сказать, ты под этой рясой баба!?

— Ори громче, больной. Теперь по коридору и налево. И будем надеяться, что его уже выводят. Кай тощий, конечно, но между прутьями вряд ли пролезет.

Акросс узнает их сразу, как только они перекрывают путь к выходу в зале, служившем столовой. Хотя их всего двое, а не трое, и на обоих капюшоны. По команде Акросса же их процессия останавливается.

Сам он впереди, чуть позади приговоренный со связанными за спиной руками и так же в рясе с накинутым на голову капюшоном, за ними двое охранников и последним — Гранит.

— Не сказать, чтобы я был удивлен… — начинает Акросс, улыбнувшись, но его перебивает девушка, первой скинув капюшон, зовет:

— Кай! Я здесь! Дай разрешение!

Акросс все-таки надеялся, что главный удар примут на себя парни, хотя знал, что придет именно она. Охрана нервничает, ждет его распоряжений, Гранит только наблюдает, его задача не дать сбежать арестованному.

— Правда думали, что раз у вас численное превосходство, то все получится? — уже без улыбки спрашивает Акросс. — Вы настолько меня недооцениваете?

— Кай! — снова зовет Гидра. Второй стоит, не шелохнется. Он подозревает, что их обманули, иначе зачем этот капюшон и почему молчит их капитан, хотя одно его слово может вернуть им преимущество. Акросс отступает на шаг назад, оказавшись вровень с осужденным, и снимает капюшон, глядя на противников, не на него. Ему незачем смотреть — он и так знает, что они увидят. У их капитана завязан рот, он не может отдать приказ.

— Я ж говорил говно твой план! — скидывает капюшон Хаски, ослабляет узел на шее, готовится упасть на четвереньки, но застывает в этой нелепой позе неандертальца из школьного учебника. Акросс на пальцах показывает ему число «семь», произносит его не вслух, одними губами.

— Седьмой тебе нужен был, чтобы проникнуть сюда. Все. Волшебство кончилось.

Хаски сглатывает, поднимает глаза, пока на его скулах играют желваки. Он даже сказать ничего не может. Девушка опоминается первой, из всколыхнувшихся складок достает меч, но в следующую секунду падает с арбалетным болтом в груди. Акросс вздрагивает. Гранит, перезаряжая оружие без усилий, бросает спокойно:

— Ее сожгли бы с ним вместе. Ее уже нарекли ведьмой. Или еще хуже, пытали бы и сожгли.

Акросс кивает, но понимает, что забыл про второго противника. Гранит снова выпускает стрелу, уже совсем рядом с ними, но мимо. Для Хаски сейчас важно не убить, а добраться до оружия, и он, перехватив меч одного из стражников, бьет того локтем в шею, сбив на пол, лезвие впихивает в щель в забрале второго, и только после этого получает незаряженным арбалетом в подбородок.

Хаски отшвыривает на один из дубовых столов, Акросс соображает наконец, что тут битва и в ней пора принять участие, а потом, снова запоздало, что и он, и Гранит теперь за спиной Кая и ничто не закрывает ему выхода. Понимает именно потому, что Кай срывается с места, не тратя времени на то, чтобы узнать, в порядке ли Хаски. Тот, так и не выпустив меча, пробегает по столу, на который упал, подскакивает, целясь в Акросса своим прыжком, но натыкается снова на Гранита, на этот раз сцепившись мечами. Отбрасывает Хаски на тот же стол, который на этот раз выдерживает уже не так стойко и покачивается.

Пока Акросс продолжает отвлекаться, Кай уже выбегает из обеденного зала. Поступок довольно глупый, если учитывать, что замок полон охраны, у выходов караулят люди, к тому же со скованными руками он не может убежать далеко. И все же Акросс злится, подозревая, что у них снова какой-то план, направляется к выходу и не замечает, скорее чувствует, как что-то пронеслось у его затылка. Гранит успевает защитить его, перехватив меч Хаски, и встав между ними.

Не встретив еще стражи или монахов, в одном из темных коридоров Кай натыкается на Дроида. Тот не в рясе, как остальные, в своем камзоле и с арбалетом, бросается помогать, развязывает рот, поспешно оправдываясь:

— Хаски сказал… Я против. Он тут не главный. Он сказал убить тебя, если надежды не будет. Сказал, что пусть лучше так, чем они тебя сожгут. Но я что, предатель что ли тебя убивать?.. Черт, с кандалами что делать? Ключа ведь нет? Как мы будем выбираться?

Шаги они слышат до того, как Кай успевает ответить. Дроид, переключившись, встает между капитаном и преследователем, пускает первый арбалетный болт, но Акросс уклоняется, прячется за выступ. Дроиду не надо перезаряжать, потому что его способность — бесконечные патроны, и Кай уже дал на нее разрешение.

— Кай, так есть надежда или Хаски прав? — не отпуская арбалета и не отвлекаясь от того выступа, за которым спрятался Акросс, негромко спрашивает Дроид. — Мы ведь не сдаемся?

— Я не могу заставлять тебя убить меня.

Дроид вздрагивает, но не поворачивается.

— Хаски смог бы… — произносит он. Кай отзывается только:

— Кто знает…

В стороне выхода слышится топот, на этот раз не одного человека. Дроид отвлекается, стреляет туда, успевает снять пятерых стражников, попав в щель забрала. Услышав шаги со стороны столовой, разворачивается к Акроссу, и остается без той руки, в которой держал арбалет, срубленной одним сильным движением. Следующим Акросс снимает голову. Стража останавливается, потому что не видит кого-то еще, с кем нужно бороться — здесь только герцог и осужденный, со скованными за спиной руками.

Гидра ждет, нервно раскачиваясь на стуле, когда в штабе появляется Хаски. Некоторое время хрипит, лежа на полу, но уже через несколько секунд молча встает и идет на кухню, оттуда слышится звук наливающейся воды.

Вскоре после того, как в главной комнате штаба со столом и экраном появляется Дроид и угрюмо занимает свободный стул, Хаски возвращается с ведром воды, одним мрачным взглядом выгоняет флегматичного Дроида со стула на другой, что ближе к экрану, и садится на его место, поставив рядом ведро.

Они ждут молча. Гидра больше не раскачивается, облокотившись о столешницу, смотрит в стену. Хаски — на воду, сцепив руки в замок. Дроид лежит лицом на столе, наблюдает за пустым стулом. В таком угрюмом молчании проходит несколько долгих минут.

Первым в штабе появляется крик и все трое от него вздрагивают, подрываясь со своих мест. Хватается за ведро Хаски, вскакивает со стула Гидра, поднимает голову Дроид.

В клубах дыма появляется Кай, словно свалившись с потолка. Хаски обливает его холодной водой, и крик останавливается, остается только тяжелое дыхание. Никто не трогает Кая, пока Хаски бежит за полотенцем в комнаты и, не найдя его, возвращается с простыней, накрывает свернувшегося капитана.

— Ожоги есть? — спрашивает Гидра нервно, не успев рассмотреть. Хаски, сидящий над Каем на корточках, отрицательно мотает головой, и девушка успокаивается, садится обратно на стул. Тогда Хаски прорывает, он поднимается, резко обернувшись, начинает сразу с крика:

— Какого хера?! Ты почему его не убил?!

Дроид, до этого тоже взволнованный, снова становится отрешенным, смотрит на темный экран, как в окно во время уроков, ворчит что-то неразборчивое.

— Из десяти раз он десять попадет, а в цель в упор — нет?! Весь план к херам потому, что какому-то кретину духа не хватило! Что ты делать собирался?! Как его спасать?! У тебя план может был, о котором я не знаю?! Мы, может, решили хоть раз победить?! До этого не побеждали, а тут вдруг раз и победим! Ведь все условия же — капитан в кандалах и…

— Хаски, — окликает Гидра, он оборачивается с таким выражением лица, что, кажется, ударит. Она указывает на пол, там — мокрый след, сплошной, как бы что-то ползло, а не шло. Кая нет, он уполз к себе, потому что был слишком вымотан, чтобы останавливать.

Хаски больше ничего не говорит. Уходит в свою комнату, хлопнув демонстративно дверью.

Кай сутки не показывается, и Гидре приходится идти к нему самой, вместо того, чтобы караулить в главной комнате. Она готова и к тому, что на стук никто не ответит, но из-за двери раздается негромкое: «Войдите».

Кай в пижаме в клетку валяется в кровати, даже не поднимается, чтобы как-то сделать вид, что с ним все в порядке. Лежит поверх одеяла, и так же рядом черно-белый пес, которого Кай гладит по макушке и ушам. Гидре кажется, что она не вовремя, что надо бы извиниться за то, что помешала и зайти в следующий раз, но чувство это она в себе подавляет, вместо этого спросив:

— Он что тут делает?

Хаски открывает один глаз, смотрит на нее так выразительно, что даже по его собачьей морде можно угадать то, что он мог бы ей на это ответить. Кай опоминается, по крайней мере садится на кровати, спустив ноги на пол.

— Я тут… немного злоупотребляю его способностью.

Команда знает, что Кай всегда хотел завести собаку, но по какой-то причине не может. Иногда его собака — это Хаски, тем более, что в штабе не действует ограничений.

— Ага. Но я спрашиваю, он-то чего приперся. Вряд ли ты его сам звал.

Собака рычит, но замолкает, как подавившись, когда Кай снова гладит по макушке.

— Он волновался.

Одежды Хаски здесь нет, значит этот волнительный сразу приперся в виде собаки, без стука, ткнулся мордой под руку и остался. Гидра многое могла бы сказать по этому поводу, но не при Хаски, они и так хуже всех в команде ладили.

— Я хотела поговорить один на один.

Собачья морда может выглядеть скептической. Хаски сейчас это демонстрирует, прищурив один глаз.

— Да, конечно, — кивает Кай. — Хаски, ты нас не оставишь?

«Вот как, — думает Гидра. — Все-таки понимаешь, что он не просто собачка, но позволяешь ему находиться рядом, когда тебе плохо и никого не хочется видеть. А потом доказываешь, что ты его не провоцируешь».

Пока Хаски лениво спрыгивает с кровати и, стуча когтями по линолеуму, семенит к двери, Гидра прибавляет, будто его уже нет в комнате:

— У моих друзей собака. Она спит на коврике у двери. Говорят, их не пускают в кровать. Они же не кошки.

Стук коготков по полу прекращается, но Хаски еще в комнате. Он не может сейчас превратиться обратно, чтобы ответить, потому что тогда он будет здесь голым. Голым человеком. Поэтому он выдерживает паузу, не предприняв никаких агрессивных действий при Кае, и выходит. Гидра плотно закрывает за ним дверь, глядит недовольно, осуждающе.

— Не смотри так, — бросает Кай, направляется к шкафу, открывает его дверцу так, что за ней его не видно, копается, почти не выбирая, что надевать.

— Да мне что. Твое дело. Мне надоело, правда. Я тебе не мама, лекции читать, и не девушка. К тому же ты же у нас «сам все знаешь».

На кровать летят комом пижамные штаны, и, хотя за дверцей Кая все еще не видно, Гидра отворачивается, продолжает уже тише:

— Ты же знаешь, что я хочу спросить.

— Да. Я тебя еще вчера ждал. Спасибо, что не пришла. Гранит сказал, что убил тебя потому, что иначе тебя бы за компанию сожгли.

— Мне-то какая разница. Я не чувствую боли.

— Для Акросса есть разница. Наверное.

— То есть, он все-таки злился?

Кай выглядывает из-за дверцы шкафчика, смотрит так же осуждающе, как пару минут назад смотрела на него Гидра.

— Я тебе тоже ничего не скажу, потому что ты мне ничего не скажешь.

— Нет уж, говори, заслужила, — Гидра даже усмехается криво. Наверное, она сама ничего не понимает в их капитане — он может лежать с Хаски в одной кровати и переодеваться, когда она в комнате. Для него нет личного пространства или чего-то пошлого в этом. Он понимает, что Хаски — собака, а она — никогда не будет смотреть на него, как на привлекательного парня.

— У него девушка, это раз. Он по правилам должен убивать тебя каждую игру, это два. Не обязательно, конечно. Но он не может слова поперек своим сказать за то, что они тебя убили. Как, думаешь, вы стали бы относиться ко мне, если бы я «злился» каждый раз, когда вы убирали из игры Мей?

Гидра представляет и становится не по себе. Мей — единственная девушка в команде Акросса. Единственная девушка Акросса.

Кай, не ожидая ответа, аккуратно складывает до этого брошенную пижаму, убирает в шкаф.

— Кай, я что-нибудь с этим сделаю. Правда, — обещает Гидра.

Кай неопределенно машет рукой, вроде это пустые хлопоты, убирает кровать. Сигнал звучит как раз, когда он заворачивает покрывало, но не к началу игры. Этот другой.

Хаски, уже в человеческом обличии, слава Богу одетый, в коридоре суетится около двери, будто его пора выгуливать.

— Куда собрался? Когда успел одеться? — начинает он, когда в общей комнате появляется Кай. Тот обувается поспешно, завязывает шнурки на кедах.

— Можно подумать, Кай ходит куда-то еще. В магазин за хлебом, наверное, что за тупые вопросы, Хаски. Тебе вообще какое дело? — следом выходит Гидра, стоит у открытой двери в комнату, сложив руки на груди.

— Как какое мне дело?! Акросс шляется туда же!

— Он не трогает меня там, — выпрямившись, не глядя сообщает Кай. Оборачивается, смотрит хмуро, прежде чем сказать:

— Хаски. Я не хочу, чтобы ты заставлял остальных убивать меня. А тем более орал на них потом за то, что они не смогли этого сделать.

— Да твою мать! Хорошо, босс! Прибавлю это к списку «Чего не должен делать Хаски»!

И уже в закрывшуюся дверь в сердцах бросает:

— И для тебя такой же составлю! И первым же пунктом будет не ходить к этой шлюхе по первому же ее звонку!

Гидра ворчит что-то себе под нос, но не достаточно громко, чтобы это переросло в ссору, уходит в свою комнату, ее провожает взглядом выглянувший на шум Дроид, успевший надеть очки, и, когда за девушкой закрывается дверь, негромко спрашивает:

— Думаешь, они спят?

— Насчет Кая не знаю, а Акросс ее по-любому трахает. Иначе за что ему такие плюшки?

— Может, у него это просто получается лучше, чем у Кая?

Хаски не отвечает, смотрит на закрытую дверь, разве что не скулит.

— Давай-давай, рассказывай. Я ж девственником сдох, теперь хоть послушать про других, — с улыбкой просит Барс, подперев щеку рукой, тут же получает тычок в бок. Перед ними — фарфоровые чашки с чаем.

— Нечего рассказывать, — признается Акросс, единственный, кто пьет выставленный чай.

— Ну как это нечего?! Вот девочка раз, что живет над нами, преданная и на все готовая. Даже Вега такой никогда не была. Она была вроде как… как мы все. Я вот с тобой даже целоваться не стал бы, если б ты приказал. А вот девочка два, которая вроде как табу, потому что на побегушках у другого капитана. Акросс превратил игры в любовный роман со сложным выбором между красивой и пустой и обычной, но интересной! Что, и не хочешь спросить совета?

— Обойдусь, — отказывается Акросс, подняв руки вверх. Тим берет со стола безе, смотрит на него так, словно это слизняк в собственном соку и откладывает обратно на тарелку. Выливает свой чай в полупустую чашку Акросса. Ему скучно.

— А, значит для себя уже все решил?! А как же другой капитан? Она ему достаточно предана, чтобы не уйти в твою команду?

— Какая разница, если вы друг друга не ненавидите? — подает голос Тим. Барс вместо того, чтобы пошутить по поводу того, что удалось втянуть его в разговор, грустнеет. Глядя в свою чашку, объясняет:

— Это они только говорят, что не ненавидят.

— Это… Барс не прав. Я вовсе не для того играю, — Акросс начинает оправдываться, едва не опрокидывает свою чашку от резкого движения, но выпрямляется, возвращает себе уверенность. — Если бы это было нужно, я бы вовсе из штаба не выходил. Ты же понимаешь?

— А зачем тогда играешь? — спрашивает Тим, взяв кусок сахара, не глядя на капитана положив его в рот.

— Чтобы не рехнуться тут. Ты ничего не знаешь, Тим.

— Куда уж мне, — соглашается тот, и морщится, потому что хрустит, ломаясь, палец на руке. Его никто не трогал, сама ладонь лежала на столе около чашки, он просто взял и сломался.

— Время, — справившись с болью, говорит Тим Барсу. Тот суетится, быстро допивает остывший чай, запихивает в рот пирожное, накрошив вокруг, бубнит что-то радостное, спешит дальше, вглубь подвала.

— Сходи куда-нибудь, — уже дружелюбно предлагает Тим. — Не смотри.

— Ага! Привет Веге! Ну или картинной девочке, смотря куда тебя понесет! — раздается голос Барса. Акросс не смотрит, как они уходят, только кивает.

Тот штаб он бросил, сейчас у него новый и вместо своей комнаты — целый полутемный подвал. Чистый, но похожий на лабораторию безумного ученого. Этот подвал занимает весь подпол их нового штаба и сюда никому нельзя заходить, кроме Акросса. И никто кроме него отсюда не выходит.

На Королеве белое платье, похожее пышностью и цветом на свадебное, но Кай уже привык к тому, что наряды меняются по настроению, как и декорации ее личного уголка в их мире. Королева может себе это позволить, потому что Королева — их бог, придумавшая и начавшая игры, позвавшая в них Кая и давшая ему команду. Она всегда выглядит счастливой, даже если настроение у нее плохое. Но сегодня вокруг солнечно и место их встречи — белая беседка посреди сада.

— Ты все время так быстро приходишь, — радостно щебечет Королева. В ней никогда не было высокомерия. Даже Акросс относился к нему пренебрежительнее, чем хозяйка этого мира. Королева больше похожа на восторженную девочку, которой смертельно скучно. Кай никогда не злился на нее. — Что случилось? Ты не в настроении?

— Не то чтобы…

— Ты пришел в джинсовых шортах и теплой толстовке. Когда ты одеваешься не глядя, ты всегда не в настроении, — улыбается Королева. Кай садится напротив.

— Будешь что-нибудь? — тут же переводит тему Королева, осматриваясь вокруг, будто в любой момент может вызвать официанта.

— Нет, не нужно, — Кай вместе со скачками ее настроения постоянно отвлекается, хотя и сам хотел поговорить о чем-то. — Вот что… У Акросса ведь что-то случилось? С ним не все так просто?

— У всех злодеев что-то случилось, иначе не интересно.

— А Акросс злодей?

— Нет, конечно, но в последнее время все больше похож. Он же говорил, что раньше у него был другой противник. Естественно, тот был сильнее него, но не было такого, чтобы Акросс сказал: «Я оставлю тебя на потом, чтобы убить как-нибудь интереснее». Может, все-таки чаю?

— Давно вы знакомы?

— С четырнадцати. Конечно, он не всегда таким был, если ты об этом хочешь спросить. Тоже был нерешительным. Знаешь, он часто ныл о том, что его не слушаются в команде.

— Да ладно, — Кай улыбается неуверенно, криво. — Как они могут его не слушаться?

— Нет, ну эти-то конечно, а вот прошлая… — Королева спохватывается. — А может, все-таки чаю? Кофе? Или обед?

— А что случилось с прошлой командой? — уже с интересом спрашивает Кай, но вместо ответа Королева, как не слышит, продолжает перечислять:

— Можно и бутерброды с чаем. Давно обычных бутербродов у нас не было.

Кай молчит, не дав сбить себя с толку, он все еще ждет ответ. И тогда в саду раздается тот же звоночек, что недавно вытащил самого Кая из штаба. И это тоже не начало игры.

— Как неудобно… Только пришел и уже надо уходить. Прости меня, Кай. Давай в другой раз тогда продолжим наш разговор, — с улыбкой поднимается Королева, спешно оправляя свои многочисленные юбки, и среди сада появляется дверь. — Правда, так неудобно…

Дверь открывается сама, снаружи. Сначала у Акросса немного уставшее выражение лица, отчего он кажется чуждым, но при виде противника улыбается, отступает от открытой двери, произносит насмешливо:

— Прямо как молодой любовник, выгоняемый за порог, когда явился муж. Надеюсь, ничему не помешал.

— Конечно не помешал, — Королева вроде и не возражает ему, но все же встает между ними, хотя и знает, что здесь Акросс ничего не сделает своему противнику. — Да и ты не мой муж, не сочиняй, пожалуйста.

— Ладно, Вега, с пошлыми шутками на сегодня закончили.

Акросс всегда называет ее Вегой, потому что Акросс помнит Бога этого мира еще участником своей команды. Иногда Каю кажется, что он завидует. Когда дверь за ним закрывается, что-то меняется в Веге, уже не такой радостной, уже не так легкомысленно, повернувшись к Акроссу, она прибавляет:

— К черту пошлость, Акросс. Чтобы больше никаких шуточек над Каем в моем присутствии. Тут он мой гость. Чего ты пришел?

— Передать привет от Барса, — пожимает плечами ничуть не задетый Акросс.

— Я же просила тебя прекратить! Ты снова это сделал?! Тебе неймется?

— Вот видишь, ты не хочешь, чтобы я этого делал, а я все равно делаю. Совсем меня распустила. Хочешь послать гром и молнии на мою голову?

— Прекрати, Акросс! Тебе двадцать семь уже, а ты до сих пор как ребенок!

— Я не помню большинство из этих лет, так что не согласен с тем, что мне двадцать семь. Двадцать четыре максимум.

— Пятнадцать по поведению!

Пока ссора снова не перерастает во что-то серьезное, звучит новый сигнал, на этот раз именно начала игры.

— Спорить могу, это его пес запустил, — ворчит Акросс, разворачиваясь уходить.

— Он же не полезет в реальности отдельно от Кая.

— Значит, кого-нибудь туда впихнул. Иногда люди, у которых дома собака, возвращаются домой с работы и обнаруживают своего пса посреди полного разгрома с совершенно невинной мордой, как бы во всем виновато пролетавшее тут торнадо, а не пес.

Кая встречает сигнал начала игры, и с таким же невинным видом ждет радостный Хаски в главной комнате штаба.

— Это не я, — тут же произносит он, как бы оправдываясь. — Это Дроид. Ему было скучно, он полез в игру.

— Гидра, — устало окликает Кай, закрыв за собой дверь. Та стоит у экрана, заплетает волосы, готовясь перейти в игру, отвечает не оборачиваясь:

— Я обещала ничего не рассказывать.

— Про шантаж и применение грубой силы к своей же команде я тоже говорил, — напоминает Кай. Хаски легкомысленно пожимает плечами:

— Я ничего и не делал. Идем? Пойдем, Кай?

— Гидра?

— Я же сказала, что обещала не рассказывать, — девушка касается экрана и тот пропадает. Гидра уходит в игру. Хаски все еще ждет его, теперь уже стоя вплотную к экрану.

— Знаешь, я бы предпочел еще пару дней провести в штабе и полежать в кровати вместо того, чтобы снова быть зверски убитым в конце игры.

— Так без проблем. Пусть пока без нас реальность разведают, можем на пару дней задержаться, — пожимает плечами Хаски, но настроение у него заметно ухудшается, пропадает задор.

— Да чего уж… Пошли. Я не могу их одних оставить.

 

Глава 2

Этот мир слишком похож на прошлый, и Акроссу даже кажется, что кто-то еще не наигрался в средневековье. Снова замок, снова свечи, расставленные в комнате и кубки с вином на столе, покрытом белой скатертью. Акросс не знает точно, кто придумывает миры — первый попавший в них игрок, любой из игроков или сама Вега, но два средневековья подряд кажутся ему скучными.

До тех пор, пока он не осознает, что не отражается в висящем в спальне зеркале.

— Он один?

— Один. Один. Как же так получилось, что капитан попал в игру один? Разве пес не всегда рядом с ним?

— Они разминулись с псом? Они поссорились с псом?

— В любом случае, это шанс! Но Акросс рассердится, поэтому мы не будем его убивать. Только поиграем. Притащим его к Акроссу.

— Но мы не знаем, где Акросс.

— Это ничего. Будем играть, пока ведем его к Акроссу.

— А если нас найдет его пес?

— Бросим и побежим.

Кай зевает, подкидывает в костер еще несколько веток. Посреди темного леса не сказать, чтобы страшно, хотя, конечно, будь ощущения более реальными, Кай не отходил бы от круга света у костра. Где-то в лесу шорохи, по нарастающей, приближающиеся. Кай не оборачивается, даже когда шорох в паре метров от него прерываются криком, суматошным движением по зарослям, ломающим старые ветки и уже в полный голос переругиванием.

Кай упирает руки в землю за спину, откидывается, задрав голову к небу, заодно чтобы посмотреть, чем кончилась потасовка, ведь кто-то уже удирает через лес, напролом, обвиняя друг друга: «Кто сказал, что пес не при нем?!». Только когда шум стихает, шевелится папоротник слева, к огню выходит довольный черно-белый пес.

— Странно. Ты их отпустил.

Хаски ложится к костру ближе, выглядит крайне гордым собой, но Кай хмурится.

— Мне не по себе. Не хочешь вернуться в человеческий облик?

Движение у собаки не отрицательное, скорее она отряхивается, как от воды, но Кай понимает:

— Это потому, что в прошлый раз истратил все свои превращения? До конца игры проходишь на четвереньках?

На Кае — ряса католического священника с белым прямоугольником в воротнике. Рядом с костром — пыльный походный рюкзак, где-то поверх вещей в нем — одежда Хаски, просто на случай, если он снова решит превратиться. Пес не отвечает, лежит у костра, прикрыв глаза, наслаждаясь, и Кай не выдерживает — гладит по макушке.

Их привозят ближе к рассвету, когда Акросс уже собирается спать — повозку с людьми. Акросс слышит ее из своей комнаты, знает, что это такое, и что так было всегда, и все же выходит, чтобы сломать привычный ход этой реальности. Разгружают повозку страшные слуги, скрюченные, но сильные. Достают из кузова людей без сознания, потому что теплая кровь живых вкуснее, перетаскивают ко входу в замок, где привратник, морщась, записывает.

— Отвезите их в ближайший город. И отпустите, — командует Акросс. Слуги останавливаются. Кажется, вся эта реальность сейчас замерла и вот-вот укажет на Акросса пальцами и заорет в голос: «Чужой! Не наш! Выбросить отсюда!». Но миг проходит, растерянным выглядит только привратник, которому нечего теперь делать со своими записями, слугам же все равно и с той же монотонностью они возвращают еще живые тела в повозку, закрытой прутьями клетки.

И тогда Акросс останавливает одного из них, горбатого и сухого, кивает на девушку у него на руках.

— Эту. Оставьте. Отдай слугам, пусть унесут в комнату для гостей.

Для этих существ все снова в порядке вещей. Хватит милорду свежей крови — вот и хорошо. Но нужно милорду оставить девушку для развлечения — все равно ж заплатят. Акросс не думает о том, что эти скрюченные существа работают не на него, только торгуют с ним, и раз он берет девушку — ему продадут девушку, а остальных — еще какому-нибудь вампиру сбудут.

Вот только ее Акросс выбрал не просто так. В его замок уносят Гидру в платье настолько пышном, что подол его метет старые каменные ступени.

Кай появляется в городе уже когда солнечный свет становится достаточно теплым, чтобы вспотеть в рясе. Хаски семенит рядом, озирается по сторонам грозно. Он никогда не признавал поводка, и при этом продолжал бросаться на людей, которые ему не нравились. Частенько Каю было стыдно за него.

В домике врача их встречают так, как если бы давно ждали, и Кай думает, что из спальни к нему спустится готовая к дороге Гидра, но, не предложив завтрака и не попросив подождать, его, конечно без собаки, проводят в кабинет самого доктора.

Здесь — распахнутые шторы и аккуратно расставленные книги, дурно пахнущие пробирки и бородатый солидный человек в рубашке и безрукавке с тетрадью в руках. Он жестом приглашает сесть, откладывает записи, сделав в ней несколько пометок.

— Вы ведь из охотников, не так ли? Я видел собаку вместе с вами. И ваш рюкзак. Не слишком напоминает миссионера. Кто рассказал вам о том, что моя дочь пропала?

Игры больше похожи на квесты. Кай помнит, кто его компаньоны и где должны жить, но не знает, где их искать после начала игры, если они не дома.

— Да. Я охотник, — кивает Кай, предчувствуя, что задание будет сложным.

— Вот и хорошо. Сколько возьмете за работу?

Доктор не выглядит убитым горем. Жены его в доме не видно, Кай заметил и другую девушку, подглядывающую за ним с кухни, скорее всего сестру Гидры в этой реальности. И все же, решает не разбираться в семейных делах этих людей, признается честно:

— Мы знакомы с вашей дочерью. Более того, я ее друг и потому хотел бы спасти. Вы ведь подскажите, где ее искать?

Реальность редко оставляла его в тупике. Значит, старик знал, где его дочь.

— В городе происходит жеребьевка, — признается врач. — Тот, кому выпадет черная метка, исчезает из города. В этот раз метка выпала мне. Я — врач, меня нельзя тратить, потому что я — полезный ресурс. Поэтому мне позволили отдать дочь. Я не такой бесчувственный, каким могу вам показаться… Никакие деньги бы не спасли от черной метки. Но я могу заплатить вам, чтобы вы убили его до того, как оно сожрет мою дочь.

— Я же сказал, мне не нужно денег. Просто покажите, где его искать, — Каю начинает казаться, что доктор этот такой же персонаж, как в играх — пока не кинешь заветной фразы, не продвинется по сюжету дальше.

— Хорошо. Но будьте осторожны. В городе не то чтобы дружелюбное отношение к этому вампиру… Город предпочитает с ним не ссориться и откупаться жертвами. Вашему вмешательству они не обрадуются.

Хаски ждет у дверей и совсем не реагирует на попытки шестилетней девочки скормить ему раздобытую на кухне кость. Не рычит и не пытается укусить ребенка он только потому, что Кай тут гость и у него могут быть проблемы, если его животное ведет себя невоспитанно.

— Ну что же ты?

Кость снова подставляется ему под нос, и Хаски так же отворачивается, отходит на несколько шагов назад, садится там, а ребенок все равно следует за ним. Слуги, пристально следя за ними в начале, теперь только посматривали на хозяйскую дочку, убедившись, что пес достаточно воспитан.

— На, собачка! Кушай, собачка!

И тогда, вполне для Хаски ожидаемо, появляется мать этого недоразумения, тут же поднявшая крик из-за того, что дочь играет с собакой размером с нее. Однако в этом потоке Хаски улавливает и что-то еще, словно женщина знает, что он больше, чем собака, и боится, что способность его заразна. «Знали бы вы, в какую мразь превращаться может ваша дочь, — мрачно думает Хаски, только радуясь тому, что от него убрали ребенка. — Собака для вас была бы милейшим превращением». Из всей команды с их способностями он мог понять и согласиться только с Дроидом. Бесконечные патроны — это очень полезно, куда полезнее чем способности Кая и Гидры. Тем более, что у Дроида не было лимита по патронам, он мог пользоваться этим, пока у него было оружие, Хаски свою мог применить семь раз за игру, а у Кая с Гидрой их умения были одноразовыми. В случае с Гидрой — как бомба, если не заденет никого, то играй дальше отсыревшим динамитом. У Кая и вовсе бестолковая, по мнению Хаски.

Кай появляется как всегда, стоит о нем вспомнить. Не застав ребенка, пытающегося накормить его оборотня курицей, думает, что Хаски вел себя хорошо и треплет по макушке. Конечно, Хаски и так вел себя хорошо, но если бы не боялся снова на пустяки истратить лимит, то превратился бы в человека и предложил бы мелкой самой сожрать куриную кость.

— С Гидрой глухо, — сообщает Кай, покидая двор. — Попробуем отыскать Дроида.

Хаски чувствует облегчение. Сложно сказать, почему он так плохо ладит с Гидрой, просто есть люди, которые раздражают. По идее, Хаски сначала бесили все в команде, но к девушке это отношение осталось. Если его спрашивали, то он отвечал, что это из-за ее непонятных трепетных чувств к капитану противника. Но Хаски и сам понимал, что дело было не только в этом, просто Гидра пыталась править его поведение на основании того, что она девушка, и при ней он не должен материться и ходить голым, Хаски не был согласен. Он считал, что, не претендуя на нее, он может вести себя, как захочет.

И все же, в этом облике играть сложно. Нельзя спросить, куда они направляются и почему не получилось с Гидрой, не мертва ли она уже теперь, на начало игры. Да и Кай говорит меньше, потому что люди могут принять его за сумасшедшего, если он будет общаться с собакой.

Приход выглядит богатым, несмотря на расположение где-то в глухом лесу. Стены кое-где покрыты плющом, но в целом он похож на обитаемый, к тому же отгорожен действующим кругом от нечисти. Остановившись у границ этого круга, почти вплотную к нему, Кай зовет:

— Кто-нибудь есть?

Ему не нравится ни это место, ни круг. Кажется, за его пределами стоять опасно, да и Хаски выглядит настороженным, дышит глубоко, осматриваясь по сторонам, а сказать ничего не может. Даже если в круг войдет Кай, спрятавшись от того, что ждет в лесу, Хаски, как оборотень, его границ переступить не сможет.

Проходит несколько минут, прежде чем приоткрывается массивная дверь. Настороженный вид старика Каю тоже не нравится, вся ситуация заставляет быть серьезнее.

— Я из восточного прихода, — представляется Кай. — В вашем должен быть священник, тоже из охотников. Я ищу его. Могу я с ним поговорить?

Старик, показавший из-за двери только глаз, внимательно смотрит еще какое-то время, прежде чем глухо приказать:

— Снимай рясу, расстегивай рубашку.

Хаски, который до этого со всей серьезностью осматривался, прислушивался, переключает все внимание на хозяина прихода, переводит взгляд на Кая и едва не подскакивает, увидев, что тот скидывает рясу, торопясь. Так же спешно расстегивает ворот рубашки и оттягивает его. С правой стороны, где-то от ключиц и до шеи — вытатуирован крест. Не обычный перекрест двух палок, а с узором, со словами на латыни, но татуировка уже выцветшая почти до синего.

Дверь открывается полностью, старик оказывается священником, угрюмым, со шрамом на левой половине лица.

— Можешь войти, — разрешает он. Кай собирается снова надеть рясу и пройти в круг, но в ее мешковатое сукно зубами вцепляется Хаски, не пускает.

— Только не сейчас, — вполголоса просит Кай. Их потасовкой он старается не нарушить круга. — Хаски, давай потом. Все будет в порядке, верь мне.

Когда Хаски уверен, что дальше идти опасно, он реагирует по-другому. Сейчас ему просто не нравится ни этот круг, ни то, что он не сможет быть рядом. Можно сказать, Хаски просто капризничает, и Каю не до этого сейчас. Отбросив рясу, он быстро перешагивает линию, оказавшись там, где Хаски не достанет. Оборотень переключается на беспокойный лай.

Старик закрывает за спиной Кая массивную дверь, внутренности прихода без дневного света утопают в полумраке, и все же нет ощущения, что здесь пусто.

— Оставь оружие, — командует старик, заметив кобуру с пистолетом на боку Кая.

— Зачем?

Кай помнит процедуру. Попросить показать татуировку — нормальная практика. Нечисть не сможет даже нарисовать на себе такую. Но охотники всегда ходили с оружием, потому что нигде не могли чувствовать себя в безопасности, и их никогда не просили оставлять его у входа. Старик шамкает беззубым ртом, пока наконец не произносит:

— Вдруг у вас счеты?

— Нет, мы друзья, — Кай собирается пройти дальше без разговоров, но священник ловит его за руку выше локтя, снова шамкает:

— Пока пушку не оставишь, дальше не пройдешь. А то шляются тут всякие…

— Старый параноик, — ворчит Кай, достав пистолет из кобуры, но движение оставить его на столике у двери меняет направление, дуло оказывается у подбородка старика. Пальцы на локте, ослабившие было хватку, вцепляются сильнее, до синяков.

— Кем ты набил приход, старик? — спрашивает Кай, как бы в шутку. С улицы воет Хаски, теперь, кажется, понявший, куда попал его капитан.

Ему вторят рычанием — из коридоров, из комнат послушников, тихо только в досками забитом главном зале. Кай узнает по этому звуку — не вампиры и не оборотни, среднее, мерзкое. Упыри, что чаще всего питаются мертвыми на кладбищах, предпочитая не связываться с живыми, потому что любой крепкий деревенский мужик может проломить им череп, а тут что-то осмелели.

— Опусти пушку. Я-то тебе вряд ли что-то сделать смогу.

Вот в этом Кай не уверен, потому что жилистый старик тоже явно из бывших охотников, которым везет дожить до пенсии. И поэтому первым делом Кай прикладывает старика рукояткой в затылок, левой достает из-за пояса нож, повернувшись к коридору. Упыри уже выползают из комнат, не меньше дюжины тех, кто отважился принять бой первым и заставить потратить на себя патроны.

Оставшись у круга, насторожившийся Хаски слышит выстрелы. Начерченная линия — как стена, за которую не сунуться. Хаски поздно заметил, что следы идут не по периметру прихода, а внутрь, и на месте входа линия стерта, а потом дорисована. Меньше всего ему хочется сливать игру сейчас, еще больше раздражает, как отреагируют на это остальные в команде. «Отпустил Кая одного? Серьезно? Капитана и одного. Человека, к которому липнут неприятности?».

Четверых Кай снимает выстрелами, следующего, бросившегося на него, вспарывает ножом, рычания больше не слышно, и упыри, сами запертые в этом месте, притаились, надеясь, что их не пойдут добивать. Пользуясь заминкой, Кай дополняет обойму серебряными пулями, оборачивается к держащемуся за голову священнику.

Он отвлекается, потому что один из упырей быстро пробегает коридор из одной комнаты в другую, из ближней к Каю в более дальнюю.

— Тебе не понять, — хрипит священник, цепляясь за стену и пытаясь встать. — Молодая трава — сорная трава, жить не хочет, приключений ищет. Старикам умирать не хочется, старики народ слабовольный и…

Кай перехватывает его за руку выше локтя, как если бы мстил за то же, подтягивает к себе, поставив на ноги, повернув лицом. Старик выше него, но стоит сгорбившись, они получаются одного роста.

— Пока не понять, — соглашается Кай и, еще раз быстро оглянувшись на коридор, прижимается своим горячим лбом к ледяному лбу священника. Тот смотрит, удивленно распахнув глаза, и установить зрительный контакт не составляет труда.

Воспоминания и ощущения старика перетекают в Кая, он едва успевает фильтровать. Кай видит этот приход более людным, сад вокруг и священника молодым. Видит жестокие тренировки, деревни с жителями, смотрящими на него, как на спасителя и чувствует гордыню. А потом заставляет себя видеть только то, что ему нужно — и узнает, где сейчас находится Дроид. И самое главное, что он жив.

Отпустив священника, Кай снова удобнее перехватывает пистолет. С одной стороны, упыри предпочитают иметь дело только с трупами. С другой стороны они бросились на Кая. И все же попрятались сейчас, но кто знает, как они отреагировали бы, будь это не Кай, охотник, а заблудившийся путник с семьей.

Кай, вместо того, чтобы развернуться и уйти, проходит вглубь прихода, отыскивая спрятавшихся.

Хаски кажется, что по-настоящему стоит волноваться тогда, когда замолкнут выстрелы. Но они, одиночные, с большими перерывами, гуляют по заросшему зданию прихода. От скуки он считает их — пятнадцатый и спустя минут пять — шестнадцатый и семнадцатый сразу. Что-то вылезает из форточки, едва протискиваясь. Похожее на лысую обезьяну, на собаку без шерсти, оно начинает бегать внутри круга, а покинуть его не может, скулит.

Кай появляется вскоре, оставив дверь открытой. Направляет дуло на притихшую нечисть, думает, глядя на то, как существо, поджав хвост, жмется от него к барьеру. И вполне предсказуемо Кай не выдерживает, ногой нарушает круг, чтобы дать сбежать. Пользуясь тем, что барьера больше нет, внутрь проникает Хаски, подскакивает в два прыжка, но дуло теперь смотрит ему в лоб, и приходится остановиться.

— Не выдержал? — усмехнувшись, спрашивает Кай. Белая рубашка в кляксах крови, но сам он не ранен. Его ряса на Хаски, снова принявшем человеческий облик.

— Почему ты в меня целишься? — без возмущения, скорее шутливо спрашивает Хаски.

— Потому что ты хотел меня ударить. Остынь. Я сказал, что все будет хорошо, значит я справлюсь.

Хаски все еще не может избавиться от образа Гидры и Дроида, тыкающих в него пальцами и смеющихся, мотает головой, чтобы прогнать наваждение.

— Поможешь вытащить Дроида? — Кай все-таки опускает оружие, приняв это за утвердительную реакцию.

— Далеко идти?

— Нет, тут рядом. И рясу мою отдай, чтобы я заляпанной рубашкой не сверкал.

— Хорошо. Моя одежда должна быть где-то в твоем рюкзаке.

Идти оказывается еще ближе, чем Хаски ожидал — только за здание прихода зайти. Дроида они находят связанным, в погребе. Сверху на крышке стоит тяжелая мраморная заготовка под надгробие, чтобы сдвинуть ее и нужны двое.

— Почему ты отпустил того упыря? — спрашивает Хаски, отдыхая после того, как удалось убрать такую глыбу. Кай в то время открывает подвал и вопрос игнорирует. А потом, ничего не сказав, соскальзывает сам в погреб. Вскоре после недолговременной возни снаружи появляется Дроид, цепляется за руку Хаски с видом, что если бы он только мог, то никогда бы его не касался. Потом уже сам выбирается Кай, целый и невредимый, разве что запылившийся.

— Хаски, тварь, — констатирует Дроид, потирая запястья. — Ну ладно, в реальность вышвырнул, но ты не мог посмотреть, что за реальность? Меня одного чуть не сожрали.

— Они думали сделать тебя упырем, — сообщает Кай, снова накидывая на себя рясу.

— Еще хуже, — выдыхает Дроид. — Ты потратил свою способность?

— Хаски впихнул тебя в реальность? — с хитрой улыбкой переспрашивает Кай, садясь напротив. Хаски делает грозные жесты, пользуясь тем, что он у Кая за спиной, но Дроид, адресовав ему хмурый взгляд, признается честно:

— Не глядя. Тварь.

Дройд как знает, что при Кае Хаски ему ничего не сделает. А если Кай ругать его не будет, то и Хаски забьет.

— Ну да. Зная везение Акросса, он здесь хозяин всех вампиров, — кивает Кай, не выглядя при этом особо огорченным.

Не то чтобы Акросс был хозяином всех вампиров, такого просто существовать не могло, но среди их братии имел немалый вес, потому и обитал в собственном замке, под защитой не только стен, но и слуг. Самым интересным было бы оставить Гидру в своей комнате и посмотреть на реакцию, когда она проснется, но Акросс решил, что шутка может оказаться не такой смешной, и девушку оставили под охраной в одной из гостевых спален.

Привратник приходит перед закатом и, придерживая влажную тряпку у глаза, предупреждает, что пленница очнулась, но сейчас явно не в духе, чтобы с кем-то разговаривать или тем более быть съеденной. Акросс знает, что в любом расположении духа Гидра не будет его бить, поэтому пропускает совет мимо ушей.

Каково же его разочарование, когда при попытке войти в гостевую спальню он едва не получает серебряным подносом в лицо. В руках Акросса поднос сминает, как бумагу. Потеряв опору, Гидра почти падает, но вовремя выпрямляется, отойдя на безопасное расстояние.

— Ты ждал теплого приема? — улыбаясь, язвительно интересуется Гидра, отходя вглубь комнаты, поближе к стоящей здесь массивной цветочной вазе. Акроссу не хочется признаваться, что может и не теплого, но на поднос в лицо он точно не рассчитывал. — Как можно быть настолько самоуверенным?

Полетевшую в него вазу Акросс разбивает, но, хотя цветов в той не было, его обливает водой. Акросс спокойно достает платок, вытирается, пока не может придумать, что ей сказать, и не лучше ли просто выбросить из окна. В конце концов, они враги, и это его прямая обязанность, и он должен был сделать это с самого начала.

— В этой игре я пока еще ничем не заслужил такого отношения, — напоминает Акросс.

— Да?! Всего лишь меня взял в заложницы! — Гидра примеряется к подушкам, но кидаться ими кажется ей слишком глупым, поэтому она берется за подсвечник. От него Акросс уклоняется.

— Где я должен был тебя оставить? У торговцев «мясом»? Я почему-то решил, что лучше известное зло, чем новое.

Гидра останавливается на секунду с занесенным над головой графином с водой, но швыряет и его. Тот разбивается уже об закрывшуюся дверь.

Наверное, будь Акросс младше, он бы, разозлившись, отправил бы Гидру в том же светлом платье в катакомбы замка. Сейчас же он понимает, что, если бы Гидра всерьез собиралась его убить — действовала бы по-другому, а не вещами швырялась. Это скорее было похоже на ссору, чем ненависть. Акросс думает, что еще день просидеть в одиночестве при полном застое игры ей не помешает.

Двое охотников в одном месте вызывают у местных больше неприятных подозрений, чем оборотень в их компании. Кай, даже без применения своей способности, чувствует напряженность в посетителях постоялого двора. Вспоминает, что драка в таверне — самый распространенный сюжетный ход, но в то же время не может представить, чтобы кто-то попытался драться с ними. Все знают про охотников и никому не нужны неприятности.

— Акросс и в самом деле один из вампиров. Хозяин замка неподалеку отсюда, — рассказывает Дроид, не обращая внимания на то, как присматриваются к ним посетители. — Думаешь, Гидру увезли туда?

— По идее должны были. Иначе в чем игра? — пожимает плечами Кай, не глядя на собеседника. Он наблюдает то за слишком громко засмеявшимся мужчиной, то за шумной компанией в углу.

— Тогда предлагаю на недельку оставить их разбираться друг с другом, а самим побродить по округе отстреливая нечисть, — шутит Хаски. — Вот видите, я вполне себе хорошо отношусь к Гидре. Пусть девочка развлечется, раз у нас не получается.

— Она не будет ничего такого делать, — шепотом одергивает Кай. — Не сочиняй.

— Ну тогда тем более, давай-ка оставим Акросса на нее, она его убьет и принесет тебе его голову, чтобы подтвердить, что игра закончена, — Хаски облокачивается о поверхность стола, ловит на себя скользящий по таверне взгляд Кая, смотрит насмешливо. Капитан первым отводит глаза, вынужденный согласиться:

— Так она тоже никогда не поступит…

— Интересно, почему же это? — Хаски откидывается обратно на спинку стула, продолжает улыбаться. Дроид кивает:

— Тут я вот тоже не понимаю. Что за особое отношение у этих двоих? Что за особое отношение у тебя к этому?

— Если разрешить Гидре использовать ее способность рядом с Акроссом, — все еще глядя как бы в сторону, но уже остановившимся, а не перебегающим взглядом, прибавляет Кай, — то она исполнит не задумываясь. А вот он ее не застрелит.

Способностью Акросса, как у Дроида бесконечные патроны, был «бесконечный пистолет». Акросс брал это оружие из воздуха и даже если его выбивали, он снова появлялся в руках хозяина.

— Нашел что вспоминать. Гидра и рядом с нами может эту способность использовать, только чтобы Кай под раздачу не попался. У нее в принципе никаких табу относительно нее нет, — напоминает Дроид. — Слушай, надо переодеться. Слишком много внимания привлекаем. Народ начинает думать, что мы либо на Акросса войной идти собираемся, а он все-таки их лорд, либо, что у нас тут что-то страшное творится, раз двое охотников понадобилось.

— Хочешь сказать, — словно игнорируя Дроида, начинает Хаски, — ты, типа, разрешаешь ей потому, что Гидра становится слабым местом Акросса. Так фигли, как только ее найдем, орем, что взяли ее в заложники и пусть сдается. Она нам простит. Тебе она вообще все простит.

— Хаски, прекращай, — почти просит Кай, все еще не глядя на него. — Если мы переоденемся даже, все равно останутся татуировки. Да и по Хаски видно, что он не совсем человек.

— У меня что, хвост торчит? — скорее в шутку отзывается Хаски, он и так знает, что его выдают глаза и белые пряди в волосах. Именно поэтому Кай игнорирует его, не отвечая.

— По крайней мере, на нас пялиться перестанут.

— Да он же просто тему меняет, — снова вклинивается Хаски. — Эй! Давайте с одним разберемся, а потом насчет остального поговорим. Эй, Кай! Отвечай мне!

— Как я могу с тобой об этом разговаривать, если знаю, что ты не поймешь? — сдавшись, Кай наконец-то смотрит прямо, в глаза, хмурится и кажется, что старается не моргать.

— Твое «не поймешь» ничем хорошим обычно не кончается, — приподняв одну бровь, напоминает Хаски, и в этой игре в гляделки он побеждает — Кай не просто отворачивается, он поднимается из-за стола, спокойно произносит:

— Нам нужно переодеться, чтобы двигаться дальше.

Дроид оживляется, вскакивает тоже. Хаски не идет за ними, он остается на месте, в обеденном зале, задумчиво глядя на стол.

Способность Кая работала в двух направлениях — он мог воровать чужую память и передавать свою. В тот раз разговор тоже уперся в утверждение, что Хаски не понимает, хотя тогда дело было и не в Гидре вовсе. Вся команда была в комнате и видела: Кай попытался объяснить Хаски ситуацию по-своему, дать ему взглянуть на мир «своими» глазами. Проще говоря, Кай доверился. А Хаски сожрал его.

Хотел сам Хаски того или нет, но видел он не только точку зрения Кая. Он видел всего Кая, все его воспоминания. Раньше сбоев не происходило, и Кай показывал в эту способность ровно столько, сколько нужно, но Хаски оказался сильнее и сам подсмотрел то, что ему не предназначалось.

До этого Хаски был другим. Ни малейшего уважения к капитану, поступал по-своему, играл как хотел, задирал всю команду, а получив разрешение на использование своих способностей и вовсе пропадал в игровом мире, появляясь только тогда, когда начиналось интересное. «Прочитав» Кая он не особо изменился, в штабе задирал капитана такими фразами, от которых Кай уходил в свою комнату или к Королеве, спрашивать, зачем она дала ему в команду такого игрока, с которым он не знает, как быть. Доводить было просто, ведь Хаски теперь знал самые неприятные тайны Кая.

Продолжалось это до первой же игры, в которой Хаски посерьезнел, нашел капитана и больше уже не отходил, а при попытке убить сам загрыз троих из команды Акросса.

Королева смеялась потом, говорила, что «Посадила Хаски на поводок», но Кай не понимал. Уживаться в одной команде стало легче, и все же было какое-то чувство опасности.

Кроме шуток, вроде: «Нет, ему такие девушки не нравятся, у него в журналах другие» и «Кай тощий потому, что нормально жрать только в одиннадцать начал» он никому из команды больше не рассказывал о том, что видел. И Кай был ему благодарен за это.

Акросс возвращается в гостевую спальню только часов через восемь, как раз, чтобы застать, как Гидра связывает из простыней веревку для побега. Выглядит, по его мнению, это довольно смешно, особенно попытка спрятать улику под кровать.

— Ты не должен был меня спасать, — уже спокойнее произносит Гидра.

— Почему?

— Потому что я не в твоей команде.

— Да ладно, это же просто игра, — так как подносов не летит, Акросс закрывает за собой дверь. Гидра так и стоит у кровати, стараясь не смотреть на него.

— Будь это другой персонаж, — начинает она, не без труда подбирая слова, — я бы просто сбежала. Ударила бы. Или убила. И сбежала. А с тобой что делать?

— Ударить ты точно попыталась. Все намного проще. Ваш капитан знает, что ты у меня. Значит, он придет сюда. После прошлой игры я бы на его месте попытался спрятаться и как можно дольше не показываться мне на глаза. Но за тобой он должен будет прийти.

— Кай не станет прятаться, — возражает Гидра, но все же без уверенности в голосе, Акросса радуют эти сомнения.

— Никогда не понимал, почему вы так преданны ему. Разве он не самый слабый в команде?

Гидра снова замыкается, отворачивается, говорит уже в стену:

— Если я тут приманкой, то вовсе не обязательно развлекать меня разговорами.

Акросс, зная, что продолжать бесполезно, подходит только забрать веревку из простыней, так же молча уходит.

 

Глава 3

Так получается, что у Кая татуировка выше воротника новой рубашки, выглядывает краешек выцветшего до синевы креста. К тому же и ряса его никак не хочет помещаться в просторный походный рюкзак.

— Что ты там еще с собой набрал? Полный дом на спине таскаешь? — у Дроида дела лучше, и, хотя татуировка та же, воротничок скрывает ее полностью. И в рюкзак у него все ушло без проблем.

— У меня наши общие вещи. Мои и Хаски, — отзывается Кай, но вдруг останавливается, как бы прислушиваясь. Дроид уже было думает, что капитан хлопнет себя по лбу и скажет, что они забыли Хаски, но тот поднимается, негромко, как бы сам себе, говорит:

— А я ждал драку в таверне. Но тоже довольно шаблонная ситуация.

Дроид бы и не заметил. Он вообще похож на тех людей, которые обычно проходят мимо таких конфликтов, потому что: «Да черт их знает, что у них там, может и без меня разберутся». Но Кай, впихнув ему рюкзак в руки, направляется к одному из переулков, где двое рослых ребят уговаривают девушку прогуляться с ними.

Не неприятности любят Кая, скорее Кай любит неприятности. Он уже на подходе вспоминает, что рясы на нем нет, татуировки почти не видно, так что никто не побоится связываться с ним.

— Ребят, тут почти центральная улица, выбрали бы место тише, безлюднее, — уже в начале этой фразы Кай, ощупав отсутствие кобуры с ножом на поясе, понимает, что и все оружие оставил в рюкзаке, а с рукопашной у него плохо даже здесь. При ближайшем знакомстве оказывается, что парни выше него на две головы, наклевывается перспектива быть покалеченным даже не командой Акросса, а по собственной глупости, и не сказать, что Кай сильно надеется на Дроида, который еще остается при оружии.

— А что, предложение есть? Или присоединиться хотел бы? — интересуется первый, условно обозначенный Каем, как правый. Кажется, сейчас впору бы ввязаться Дроиду спасать своего капитана, но с того тоже станется решить: «А интересно посмотреть, что же там Кай затеял. Думаю, не стоит ему мешать». «Левый», ничего не говоря, замечает рисунок на шее, сверля его взглядом, тянется к вороту, Кай на полшага отступает, чтобы не попасться, когда эту руку за запястье перехватывает Хаски. Кай и сам не заметил, как он тут появился.

— Объясни, какого черта ты снова неприятностей себе на задницу искал? — глядя на противников, а не капитана, спрашивает Хаски. — Тебе эта девушка кто? Никто. Ты рыцарь что ли всех обиженных спасать?

— Не совсем никто, — пользуясь тем, что Хаски отвлек опасность на себя, Кай оборачивается к стоящему все на том же месте Дроиду, жестом просит свой рюкзак, и Дроид кидает, не сходя с места и все еще наблюдая за происходящим как за интересным концертом.

— А, — теперь и Хаски замечает, кого они спасают, на парней реагирует уже мягче, даже руку отпускает:

— Мой друг священник, он плохо разбирается в порядках мира и не понял, что вы просто хотели снять проститутку. Продолжайте, а я пока уведу его.

— Я не проститутка! — возмущенно возражает Мей, но убегать не спешит, ждет. Не то, чтобы единственная девушка в команде Акросса была большой проблемой, но все-таки как-то Кай получил нож под ребра из-за того, что решил было, что она безобидна. Хаски, наверное, больше ненавидит ее за то, что тогда не уследил, чем за то, что она враг.

— Это не отменяет того, что друга своего я уведу, а вы продолжите. Я потом ему все объясню, — заканчивает Хаски, глядя на парней напротив, не разрывая зрительного контакта, и пытается увести Кая, но тот уперся.

— Эта девушка — наша знакомая, — предпринимает новую попытку Кай. — Не могли бы вы уйти.

Хаски морщит нос, не одобряет. Кай и сам знает, что здесь не сможет драться, потому что в рукопашной он плох, а стрелять в людей, которые не хотят его убить — не станет.

— То есть, Падре приметил ее для себя? — усмехается ближний к Хаски, так же глядя в глаза. — Так бы и сказали. Считайте это милостыней, в этом месяце не будем платить пожертвований в церковь.

Уходят они, конечно, как победители, и Кай знает, что взорвется Хаски, как только они скроются, но агрессии ждет в свой адрес, поэтому пропускает и момент, когда Хаски бьет Мей наотмашь, по лицу, но успевает перехватить его рукав до того, как Хаски доберется до Дроида.

— Блин, а если бы они его убили у тебя на глазах, так стоял бы и смотрел!? — рычит Хаски.

— Да ладно, — Дроид глядит в сторону, выглядит смущенным, — Раз Кай туда сунулся, значит у него был план.

Кай чуть отпускает Хаски от растерянности, потому что если план и был, то вступиться вдвоем, и он провалился почти сразу. Дроид, возможно, отреагировал бы на первый удар, но для того нужно было, чтобы удар состоялся. Насчет Мей Кай не говорит ничего, в конце концов она враг, к тому же не так давно ему самому от нее досталось.

— План?! У Кая?! Будь у него планы, он не приносил бы столько проблем!

— Вы уже за ручки держитесь? — не убирая ладони от щеки, мстительно замечает Мей. — Всегда говорила Акроссу, что до этого дойдет.

Дроид каменеет на месте, Кай забывает вдохнуть, в следующую секунду повисает на руке Хаски еще до того, как тот развернется ударить снова. И в этот момент Кай боится смотреть в лицо Хаски, потому что он уже видел это выражение.

В прошлый раз так пошутил Гранит, и Хаски разбил бутылку об его голову, при том, что до этого руки у него были связаны. Вот и теперь левой Хаски достает нож из рюкзака Кая, Мей успевает отскочить только потому, что капитан все еще удерживает его.

— Кай, почему ты меня останавливаешь? — почти ласково спрашивает Хаски. — Она же враг. Одно из правил игры в том, чтобы врагов убивать.

— Она безоружная, а нас трое, — напоминает Дроид, отшатывается, когда Хаски поворачивается к нему.

— Их это никогда не останавливало! Раз мы в средневековье, в вас проснулся рыцарский дух?!

— Беги! — вклинившись, кричит Кай. Мей выпрямляется, продолжая стоять на месте. Тогда Дроид достает свой охотничий пистолет, направляет на нее.

— Кай, — нехотя, но все же выдавливая из себя улыбку, обращается Дроид. — Хаски прав. Она наш враг. К тому же я ее не убиваю, а просто вывожу из игры.

— А нас потом арестовывают за убийство человека! — напоминает Кай, чувствуя, что, успокаиваясь, Хаски рвется все меньше, держать его уже проще.

А, обернувшись, обнаруживает Мей в шаге от них, она смотрит в лицо Хаски, провоцирует, снова собирается сказать что-то, когда вовремя заметивший это Кай, отобрав у Хаски свой нож, рукояткой бьет в живот, и девушка падает на землю, закашлявшись.

— Может, я ее все-таки пристрелю, и не будем избивать ее до полусмерти? — предлагает так же без энтузиазма Дроид.

Первым из команды в его замке появляется Гранит. Слуги не пускали его, поэтому у Акросса стало на троих охранников меньше, но Гранит стоит их всех. В пыльной выцветшей рясе, он скидывает на пол главного зала тяжелый рюкзак, отшвыривает дворецкого и только тогда замечает Акросса.

— Ну? — спрашивает Гранит, сбрасывая рясу. На рубашке кожаные полосы, к которым крепятся насколько ножей, два пистолета по бокам, один меньше на бедре. — Происходит что-то интересное?

— Пока нет, — отзывается Акросс с верха лестницы. — Гидра у меня. Кай должен будет прийти за ней, он не сможет прятаться вечно.

— М? Неплохо, тогда разбуди меня, когда запахнет псиной, — Гранит поднимается мимо Акросса, проходит в одну из комнат для слуг, не разбираясь, вышвыривает оттуда обитателя и гасит свет.

— Ты делаешь это потому, что должен оправдаться перед своими? — Мей болтает, пока они углубляются в лес. Уже темнеет. Кай идет, не оборачивается. У девушки связаны руки за спиной, но она все равно не бежит. Она бессмертна, а стрелять убегающему в спину проще, чем стоящему в лицо.

— Поручил бы Хаски. Или хочешь предложить мне бежать? А как ты думаешь, они тебе поверили? Наверняка попросятся на мой труп взглянуть, и что ты им покажешь? Ты вообще как? Не боишься со мной один на один оставаться? Вдруг, я тебя изнасиловать попытаюсь, — девушка смеется, громче, чем до этого говорила. Кай все равно не оборачивается, идет куда-то, сам не боясь заблудиться. Может, он ждет, что она сорвется и побежит?

Идти приходится недолго, и Мей еще воспринимает все за провокацию к побегу — когда Кай останавливается, достает пистолет, предназначенный для нечисти, но подходящий и для людей, разворачивается, прицелившись в голову.

— Да ладно. Ты же домашний мягкий мальчик. Такой, как ты, не уводит девушек в лес, чтобы пристрелить там, — Мей улыбается, но получается все равно нервно. Что-то не так с глазами Кая, в них нет неуверенности, нет ожидания, и рука твердая, не дрожит. Для проверки Мей чуть смещается в сторону и дуло следует за ее лбом.

— В следующий раз у тебя будет повод воткнуть мне нож между ребер, — бросает спокойно Кай перед выстрелом.

— Что, ты ее не закопаешь? — Хаски принюхивается, но слышит запах упырей, значит Кай не стал прятать тело потому, что знал, это сделают за него. Кай останавливается, качнувшись, оборачивается, и взгляд его меняется постепенно, заметно, становясь более теплым. Он будто возвращается из ночных кошмаров.

— Ты следил за мной, — почти упрекает он, но поправляет рубашку, убирает в кобуру пистолет, который был у него в руках, выпрямляется. — Зачем? Думал, я дам ей сбежать? Или мне понадобится помощь?

— Не то чтобы… Никогда не знаешь, когда в тебе проснется это… Типа другого тебя, который готов убивать связанного беззащитного человека, — Хаски внимательно наблюдает за глазами, в ожидании подвоха, как если бы они снова покрылись ледяной корочкой отчуждения. Но Кай смотрит так же, даже улыбается:

— О чем ты, Хаски? Это игра. А она оживет в следующей реальности. Не говори это так, будто я сделал что-то плохое.

— Ну да, ты прав, — кивает Хаски, следует за уходящим капитаном.

Все они считают Кая домашним мальчиком. Хаски точно знает, что у одомашенности Кая есть предел, за которым он становится серьезен. Знает, а рассказывать не спешит. К тому же, Хаски никогда не видел, чтобы Кай был жестоким в драке с Акроссом один на один.

Будто в подтверждении недавних мыслей, еще у конюшен постоялого двора, на котором они остановились, Дроид пропускает Кая, но преграждает дорогу Хаски, шепотом выговаривая:

— Все за него делать будешь? Добивать игроков, которых он отпускает, отпугивать противников, с которыми он и сам может справиться. Может, сам хочешь в капитаны, а Кая сделаешь своим телохранителем? Или от него толку не будет?

— Если я скажу, что Кай сам пристрелил безоружную, связанную, слабую девушку, чтобы она больше не пыряла его исподтишка ножом, ты скажешь, что я вру? А для чего? Чтобы он тебе казался решительнее?

— Да ладно, застрелил и застрелил. Минус один. Только ты тогда зачем ходил за ним?

— Так же, как и ты — не верил, — пожимает плечами Хаски. Кто знает, как поступил бы Кай, если бы девушка просила не убивать ее, а не издевалась? Иногда Хаски очень хочется проверить капитана на прочность.

Кай по началу и сам не понимает, почему они действуют так открыто, если здесь два охотника, и не сразу вспоминает, что они с Дроидом переоделись, и теперь в них нельзя признать священников.

Повозка узнаваема, даже люди осознают, кого именно в ней перевозят и для каких господ. Кай даже жалеет, что истратил свою способность, а если спросить, то эти существа не ответят, и боли они не боятся, если попробовать подключить к делу Хаски. Между тем фигуры, похожие на друидов, уже заканчивают собираться.

— В прошлый раз он забрал девушку. Может, в этот раз стоит привезти ему свежую?

— Это было не так давно. Наверняка, он еще не наигрался.

— С двумя играть интереснее.

Повозка почти пустая. Двое сопровождающих слишком заняты лошадьми, к тому же их товар усыплен, а значит сбежать не может, а добровольно никто внутрь не полезет. Кай не то чтобы не вспоминает о том, что надо хотя бы предупредить остальных в команде, но понимает, что Хаски найдет его по запаху. И как всегда, окажется рядом именно в тот момент, когда понадобится помощь. Забравшись в повозку один, Кай не бросает команду, только предоставляет ей на время свободу выбора.

Когда Акросс просыпается, в замке шумно. Будто его это не касается, Акросс переворачивается на бок, прикрывает глаза сгибом локтя, против воли вслушивается в голоса.

— … и что? Что? Будь это близнецы или Мей, значит, убила бы? А меня или Акросса — нет? Стояла бы тут сейчас Мей, ты бы говорила, что убила бы меня или близнецов, но не ее. Хватит оправдываться, девка, бери оружие и стреляй!

— У меня нет шансов против тебя. И мы оба знаем, что пока я не сопротивляюсь, тебе нельзя меня убивать.

— Повтори, — уже глуше. Акросс закрывает голову подушкой. Этим-то не надо спать положенные восемь или хотя бы шесть часов, они всегда бодрые, а у Акросса раскалывается голова. — Я вспорю тебе живот, и скажу, что ты сопротивлялась. Или закопаю где-нибудь в лесу, скажу, что убежала. Он не посмеет искать, потому что бежать ты можешь только к своему капитану.

А хуже всего был голод. Наверное, так чувствуют себя курильщики или наркоманы. Если в других реальностях достаточно заглянуть в кафе или холодильник, тут с этим сложнее.

— Тогда просто скажи своему капитану, чтобы перестал со мной носиться!

Они даже замирают, как были, друг против друга, когда Акросс распахивает створки двери в свою спальню. Сонно глядя на них, негромко сообщает:

— Я очень голоден. А на весь замок только два человека, и это вы двое. Если не заткнетесь, то в замке станет человеком меньше. И поверьте, сейчас вы оба раздражаете меня одинаково, так что то, что одна девушка, а другой из моей команды, вас не спасет.

— Девичья кровь наверняка вкуснее, — с усмешкой, замечает Гранит, глянув победителем на Гидру.

— О, будь Кай в такой же ситуации, Хаски или Дроид просто подставили бы шею для укуса, — слегка заносчиво произносит Гидра, припомнив последний разговор с Акроссом. Тот и в самом деле хмурится сильнее, но уже не от недосыпа. Слуга появляется у его правого плеча тихо и незаметно, шелестящим голосом, как бы боясь кого-то разбудить, напоминает:

— Вечером привезут мясо. Дождитесь, раз не хотите есть этих людей.

— Позовите меня, как только привезут еду, — Акросс разворачивается, закрывая дверь в свою спальню.

— Мясо? Зачем тогда люди, если он может есть мясо? — звучит уже тише приглушенный голос Гидры. Гранит смеется, но тоже как бы сдержанно, будто Акросс, закрывшись, тут же заснул и будить его теперь нельзя.

— Мясом они называют людей, женщина.

И хотя Акросс говорит, что поспит, навязчивый голод мешает ему. Время проходит как бы в забытье, какое бывает при болезни, и все же это нельзя назвать полноценным сном. Звуки во дворе замка воспринимаются им уже как скрип повозки, и кажется, что вот-вот так же тихо рядом с кроватью появится слуга, который скажет, что ужин доставили. К тому же, Акросс в уме перебирает, кем лучше пожертвовать. Вряд ли торговцы привезут кого-то из преступников или тех, кого не жалко. Не только потому, что такие люди слишком изворотливы, но и потому, что Вега наверняка хочет испытать его. Ты голоден? Вот тебе ребенок, убей его или оставайся голодным. А потом эта женщина не понимает, за что Акросс ненавидит ее. Лучше всего было бы сожрать Кая. Вегу расстраивало, что Акросс никогда не предоставляет ему легкой смерти, забывая, что в игре есть только победа, и нет системы балов за каждое нанесенное врагу увечье.

Когда и в самом деле отчетливо слышно, что повозка прибыла, Акросс не ждет приглашения, поднимается и выходит сам в темный двор. У ворот уже стоит Гранит, почему-то один.

— Ты что, уже убил девушку и закопал, чтобы я ни о чем не спрашивал? — шутит Акросс как человек, которого мучает зубная боль, а он все равно пытается показать, что с ним все в порядке.

— Нет. Но запер в комнате и подпер дверь. Кажется, она рвалась кого-то спасать. Я мог бы ее пустить, но тогда твои слуги бы не поняли, когда ты полезешь ее защищать.

— А ты понимающий, значит, — Акросс уже не пытается улыбаться, забирается в повозку сам, под пристальным взглядом скрюченного торговца. Второй следует туда же за покупателем. Люди здесь — как наваленная друг на друга при перевозке морковь, но сейчас для Акросса они всего лишь овощи.

— В этот раз кого-нибудь, кто действительно заслуживает смерти. Вам ведь продают преступников, я знаю.

Торговец присматривается в темноте, иногда ворошит лежащие на соломе «овощи», выбирая. Акросс вглядывается в лица, но никого не узнает. Здесь нет детей, наверное потому, что крови в них не слишком много. Женщин только две, а всего в повозке шестеро.

— Этот, — шуршит, наконец, торговец, тыкая пальцем в одного. — За людоедство. Сумасшедший. Теперь привозить вам преступников?

— Да, — кивает Акросс, но уже тянет из «овощей» плечистого детину, выносит из повозки на воздух, и выбранного тут же подхватывают его слуги, двое за руки, один за ноги.

— Скорее, — так же шепчет Акросс им, выбираясь, едва не спотыкается. Голова раскалывается все сильнее, и ему кажется лучшим дождаться ужина в спальне, просто полежать с выключенным светом, раз спать не получается. Акросс в том состоянии, когда уже плевать, что о нем могут подумать, так ощущают себя наркоманы и безнадежно пьяные. К счастью, видеть его сейчас может только Гранит, а тот поймет.

Сначала Гидре кажется, что открыть ее комнату пришел Акросс или кто-то из его слуг, но скрежет едва слышный, скрытный. Дверь открывается словно бы сквозняком, и Гидре даже становится немного жутко, но затем в комнату просачивается Кай.

Нельзя радостно вскрикнуть или подбежать к капитану, Гидра практически подкрадывается к нему, как бы боясь спугнуть, и, закрыв за его спиной дверь, обнимает за шею.

— Злишься на меня? Что я так глупо попалась, и пришлось меня спасать?

— Для начала — я еще никого не спас. А потом, хватит вам меня спасать, надо и мне иногда для разнообразия вас выручать. Пока, правда, получается только тебя прийти спасать, но Хаски с Дроидом тоже попадут в неприятности.

— Точно, — опомнившись, Гидра отстраняется. — Тебе же нельзя быть здесь, тем более одному. Акросс же только и ждешь, когда ты появишься.

— Я думаю, Акросс ждет меня в сопровождении громкой свиты, и не может себе представить, чтобы я сунулся сюда один. А мне нужно только вытащить тебя отсюда, а потом уже думать, что делать.

— И ты пробрался сюда не зная, как будешь выбираться?

— Это не военная лаборатория под строжайшей охраной, а средневековый замок с вампирами. Думаю, тут нет ничего сложного.

Гидре становится стыдно за себя. Конечно, она старалась выбраться, но теперь понимала, что недостаточно. Наверное потому, что тут было тепло, светло и Акросс. Пока Гидра мысленно сама себя пытается оправдать тем, что ждала здесь Кая, который и в самом деле оказался бы в глупой ситуации, сейчас явившись в замок, пауза затягивается. И когда Гидра уже собирается, наконец, продолжить, Кай почти бегом ныряет под ее кровать. Дверь открывается в следующую секунду, Гидра даже не успевает подумать о своем капитане ни хорошо, ни плохо.

— Еще не спишь? — спрашивает стоящий на пороге Гранит, будто они друзья. На всякий случай Гидра поправляет вырез платья, едва не оборачивается на кровать, чтобы проверить, хорошо ли спрятался Кай, но вовремя спохватывается, снова переводит взгляд на Гранита. Она ответила бы ему какой-то колкостью, но сейчас не может думать ни о чем, кроме спрятанного капитана, и ей кажется, что Гранит поймет это, начнет искать. Но тот лишь усмехается, открывает дверь шире:

— Пойдем.

— Это еще куда?

— Акроссу привезли обед. На него и на слуг. Заканчивают с головкой. Не хочешь посмотреть, как он ужинает?

Гидра не может осмыслить сказанного, потому что думает только о том, что Гранит раскроет спрятавшегося под кроватью Кая, вытащит оттуда и отдаст Акроссу. А понял ли Гранит, что она ведет себя странно? До нее не доходит, почему она должна хотеть посмотреть на то, как Акросс ест? Гранит что, считает ее девочкой-фанаткой, которой важно узнать, как ее кумир ест, спит и принимает ванную?

— Зачем? — всерьез спрашивает Гидра, хмурясь. Только тогда понимает, что именно собрался есть Акросс. Она не девочка-фанатка, напротив, Гранит предлагает ей разочароваться и саму себя опустить, сказав, что этот человек не идеален, она не станет его любить. Хотя, конечно, о какой идеальности можно говорить в отношении их главного врага?

— Я ж не приглашаю тебя то же самое попробовать, просто взглянуть на нашего капитана с другой стороны.

Гидра собирается с мыслями, заставив себя забыть о том, что в ее комнате посторонний, хотя при Кае и не может сказать: «Ничего не изменится в моем отношении», поэтому отвечает вместо согласия:

— Я не боюсь.

Гранит понимает, кивает и выходит, оставив дверь нараспашку. Гидра и тогда не позволяет себе обернуться на кровать, будто боясь, что стоит бросить туда взгляд, как в комнату снова влетит Гранит с довольным: «Так и знал, так и знал! Кто у тебя там?!».

Выходя, Гидра не гасит свет.

— Его поймали в лесах у замка. От него за версту оборотнем несет, — стараясь держаться подальше от клетки, сообщает слуга. У Акросса все еще раскалывается голова, но он не может думать ни о чем, кроме голода. Он решил, что его зовут обедать, наконец, а, увидев клетку, даже всерьез думал, что именно это ему сейчас есть и придется. Что слуги, издеваясь, подсунули ему собаку.

И не сразу понимает, что в клетке на столе лежит, как у хозяйского камина, черно-белый крупный пес.

— Как вы его поймали? — удивляется Акросс.

— Приманили. Мясом, — отрывисто сообщает слуга, задерживая дыхание, чтобы не чувствовать собачьего духа. Акросс, подойдя вплотную к клетке, сует пальцы между прутьями, но ничего не происходит. Пес даже не пытается их обнюхать, вообще внимания не обращает. Собаки у Акросса никогда не было, конечно, но он знает, что они себя так не ведут.

Кай бы вот своего пса с первого взгляда узнал. А если пес его здесь (если это, конечно, его пес вообще), то и хозяин где-то рядом. Меньше всего Акроссу хочется встречать его голодным и с больной головой. Он не мог думать о том, что происходит, и почему здесь эта собака, больше интуитивно соврал, прежде чем повернуться к двери:

— Обычная собака. Надеюсь, на обед не она. Что касается нашего пленного… Думаю, пришло время для раскаленного железа.

Всю сонливость как рукой сняло. Собака дернулась так, что клетка упала на пол. Теперь пес пытается прогрызть ее прутья, косясь на Акросса, взглядом этим обещая адские мучения. Акросс даже вздрагивает, когда кто-то касается его плеча.

— О, вот и псиной запахло, — констатирует Гранит, с собаки переводит взгляд на своего капитана. — Что такое? Все еще шарахаешься? Он в клетке, так он не кусается.

Пес выдает странный звук, будто закашлялся, хотя Акросс уверен, что этот гаденыш смеется, потому что помнит ту игру, где у него еще оставалось превращение, и где уже после смерти Кая он смог добраться до расслабившегося Акросса. Когда Хаски оттащили, Акросс готов был отрубить себе изуродованную правую руку, лишь бы не чувствовать боли в ней. Так бывает, когда начинает нарывать неправильно запломбированный зуб, и хирурга, что лезет в рот со скальпелем и шприцем, воспринимаешь как спасителя.

— Это он в клетке не кусается, — сглотнув, не сводя глаз с пса, напоминает Акросс. Именно от того, что показал себя слабым, что дал Хаски чувствовать себя победителем, так просто убивать его не хочется. В конце концов, это же только игра, и лучше играть ее интересно. — В темнице посадите его к остальным в камеру. Без клетки.

Хаски еще по тону и брошенному на него взгляду не наделся, что в «темнице с остальными» его ждет счастливое воссоединение с командой. И про Кая Акросс скорее всего наврал, во всяком случае на нижних ярусах, на лестнице, уходящей в глубину замка, Хаски не чует его запаха.

В подземелье темно. Слуги ориентируются тут хорошо, но и Хаски свет не нужен. Дверь странная, будто приспособленная — в ней есть еще одна дверь поменьше, как-то очень удачно получается, что размер клетки совпадает с размерами этой двери. Так, что не нужно было выпускать Хаски, только прислонить его конуру к маленькой двери, открыв, и ему остается либо сидеть в клетке, либо перейти в камеру. Конечно, никого из команды Хаски там не ожидает увидеть, но встает, как заинтересованный происходящим и входит по каменному полу внутрь, хотя и чувствует уже, кто там.

Эти существа ближе к вампирам, но есть в них что-то и от упырей. Стоит маленькой двери в камеру поспешно закрыться, как несколько теней кидаются к Хаски. Они тоже чувствовали его через дверь, оборотня.

Она знала, что именно у Акросса вместо ужина, шла больше даже не отвлечь внимание от Кая в своей комнате, а доказать, что она и не поморщится.

Но тело среагировало по-другому. Оно сложилось пополам и его вырвало прямо на светлый подол платья. В этот момент Гидра не может думать ни о чем другом, кроме того, что неизвестно, кто из них себя омерзительнее повел. Но, подняв голову, прикрывая губы испачканной ладонью, она понимает, что ошибалась, и ее снова рвет, подкашиваются ноги.

— Зачем ты ее сюда привел? — голос Акросса спокойный, он вроде и не сердится, просто спрашивает.

— Полюбоваться. Неплохо получилось, да? Как думаешь, Мей бы блевала, увидев тебя за…

Гранит замолкает, будто подавившись, от второго удара падает на каменный пол рядом с Гидрой, едва не задев ее.

— Хорошо вам, — произносит голос Акросса. — Ни холода, ни голода, ни желания спать. Идеальное тело. Я уже почти не помню, что это такое.

Это было похоже на кошмар, на фильм ужасов, в котором главное чудовище — Акросс. Гидра ждала застать его за кубком крови, но откуда в средних веках соковыжималка? Акросс пил кровь из разложенных на блюде внутренностей, и эта картина до сих пор стояла перед глазами, вызывая волнами новые приступы, но теперь уже их можно было сдержать.

— Иди в свою спальню, как только тебе станет лучше, — распоряжается Акросс так, будто она уже в его команде и тоже сделала что-то не так.

— Разве тебе не противно? — спрашивает Гидра, имея ввиду человеческие органы, но понимает, что сама в таком состоянии, что без уточнения вопрос словно про ее испачканное платье. И это — все равно, что ранение, которое можно залечить, но не знаешь, как, и потому уязвима. Где она сейчас возьмет платье?

— Если бы ты была вампиром и тебе нужна была кровь, то ты по крайней мере не чувствовала бы ее вкуса, — уже откуда-то из другого угла комнаты произносит Акросс. — Я не хочу оправдываться. Можешь рассказать своему капитану, что Акросс опустился до того, что жрет людей. Он же во всем у вас принципиальный. Он бы не стал так поступать.

Эти слова, как легкий металлический шарик, в сознании Гидры толкают сравнить, задуматься над тем, стал бы Кай убивать, чтобы жить? Может быть, Акросс ненавидит в нем именно эту чистоту и идеальность и успокоился бы, узнав, что Кай совсем не такой, каким его привыкли считать.

Но в испачканном, пропахшем платье сложно вести разговоры о чем бы то ни было.

Возвращаясь в свою спальню, со второго этажа замка она видит в просторном зале пришедших близнецов в окружении взволнованных суетящихся слуг. Чем-то это похоже на жука в муравейнике.

— Акросс! Акросс! — громко зовет один из близнецов, но так и не увидев капитана громко продолжает:

— Мы видели Кая в двух днях пути отсюда! Хотели его немного потрепать, но этот сукин пес тоже был там.

— И нас самих немного потрепали, — смеясь, в полголоса прибавляет второй, приглядывал за слугами на случай, если они решатся на них броситься.

— И видели труп Мей неподалеку. Прямой в голову, огнестрел.

К перилам второго этажа выходит Акросс, наконец, негромко сообщает:

— От вас воняет.

— Что поделать, роли не выбирают. Так вот, по мне ее не случайно убили, иначе ее бы до или после еще и трахнули. Хаски бы ей просто шею скрутил или горло перегрыз, так что по любому Дроид. Можно будет с ним немного поиграть за это, когда поймаем? А то зубы чешутся.

Даже Акросс никогда их не различал. Да и необходимости не было — близнецы и вели себя одинаково и держались вместе. Сейчас от них разит оборотнями, и слуги, успокоившись при появлении хозяина, ворчат, что у него довольно странные друзья.

— Лишь бы поиграть, — вместо ответа чеканит Акросс, разворачивается и уходит обратно, в свою личную столовую.

Вернувшись в комнату, Гидра смотрит сначала в коридор, нет ли там кого, плотно закрывает дверь и только после этого заглядывает под кровать. Там пусто.

Ее едва не выносит после этого обратно в коридор от порыва — найти, отобрать, спасти. Ей кажется, что в ее отсутствие комнату обыскали, Кая обнаружили. Ей вспоминается связанный Кай из прошлой реальности и собственная беспомощность. Тем более теперь, когда он оказался в этом замке, чтобы спасти ее.

Но Гидра быстро приходит в себя, понимая, что не следует паниковать раньше времени. Для начала стоит хотя бы сменить на что-то грязное платье, а потом уже попробовать отыскать капитана.

Дуло упирается Акроссу в затылок сразу, как только он проходит в опустевшую столовую, скрипит закрывшаяся массивная дверь, уже после этого голос Кая произносит:

— Я не принципиальный. Но людей бы жрать не стал. Мы играем всего третий день, у тебя не было так много времени, чтобы проголодаться.

— Настолько не принципиальный, что не стреляешь? — усмехнувшись, констатирует Акросс.

— Ты бы тоже не стал.

Дуло больше не касается затылка, слышен громкий, показной шаг назад, после которого Акросс может обернуться, но рук все равно не поднимает. Они остаются друг напротив друга в просторной полутемной столовой, и хотя Кай вооружен — он не стреляет, держит пистолет дулом в пол и хмурится.

— Я слышал Хаски. Ты убил его?

Акросс ожидал других слов, он уже и думать забыл о собаке Кая, столько всего случилось. Теперь смеется, схватившись за живот.

— Хаски? Боже, я думал, что только он одержим, — и, резко выпрямившись, уже вполне серьезно. — Да. Убил. Примерно так же, как…

Кай вскидывает руки с пистолетом, стреляет, но пуля попадает в потолок. Акросс оказался рядом внезапно, перехватив его запястья одной ладонью, чтобы направить дуло вверх, следующим движением пинком в живот отшвыривает Кая к дверям, пистолет остается у него в руках.

— Кому нужны твои принципы? Игра бы закончилась, и я никому бы не рассказал, что ты убил меня выстрелом в затылок.

Акросс осознает, что ладони его дымятся, потому что рукоять пистолета покрыта серебром. А потом приходит боль, как от раскаленного железа. Рефлекторно он сначала на пол бросает пистолет, и, вовремя опомнившись, снова пинком отшвыривает от него рванувшегося было к оружию Кая, на этот раз на скрипнувшие массивные створки дверей. Передернув плечами, стряхивая с себя нервозность, Акросс сам подходит и, перехватив Кая за запястье, волочет по полу к окну и, открыв его локтем раненной руки, перекидывает противника через подоконник, но не отпускает.

— Мы все тут, чтобы повеселиться, — вполне дружелюбно напоминает Акросс, пока Кай пытается схватиться за его руку свободной, но пальцы соскальзывают. — Я могу убить тебя в первую же встречу, но это скучно. Придумывать что-то зрелищное — интереснее.

За окном темно, и под ногами Кая — ущелье, дна которого не видно. Если Акросс отпустит — игра закончится, но он возвращает Кая обратно в комнату, ставит на пол, и ноги у него подгибаются, Кай падает, прислонившись спиной к стене.

— Теперь понимаешь? — спрашивает Акросс, чтобы окончательно добить, и попадается, считая, что противник сломлен морально. Кай поднимается, одновременно зацепив его за ноги и перекинув через подоконник, только Кай его не держит, и Акросс, выпав, летит в темноту на дно ущелья.

Кай, закрыв окно, поднимает с пола пистолет, убирает в кобуру на поясе и идет к приоткрытой уже двери в коридор, а распахнув ее, на пороге обнаруживает толпу слуг Акросса с близнецами во главе.

 

Глава 4

Гидра выбегает на выстрелы и не успевает опомниться, как вновь оказывается практически впихнута в выделенную ей спальню. Гранит закрывает дверь, скрипит замок.

— Я должна знать! — кричит Гидра.

— Не забывайся. Ты тут в заложниках, — раздается глухо из-за двери. Шагов она не слышит, просто ощущает, что Гранита там больше нет. И тогда хватает хрупкий столик у кровати, надеясь с его помощью открыть дверь.

Шаги Акросса на лестнице напоминают ему о чем-то крайне неприятном. Именно так Кай прислушивался, будучи маленьким, когда возвращался домой пьяный отец, чтобы не упустить момент, когда нужно бежать прятаться: в пропахший нафталином шкаф или под ванную. Отец никогда не искал его специально, просто Каю доставалось, если он попадался под руку.

И все же, от воспоминания о том, как вышвырнул Акросса в окно, Кай не может не улыбаться, и ждать уже не так страшно.

Первыми он пытается вывести из игры близнецов, стреляет не целясь, почти наугад, прежде чем перевернуть стол и спрятаться за него. Раз у Кая есть пистолет, то трогать его побоятся. Но в гомоне взволновавшихся, испугавшихся слуг, Кай слышит стук собачьих коготков по каменному полу замка с обоих сторон от своего нехитрого укрытия, и двигаются они так синхронно, что Кай понимает — ни один из близнецов не ранен. Притихают слуги, как бы стараясь не мешать, и Кай не выбирает — стреляет сначала вправо, потом влево, как дорогу переходит, и замок оглушает скулеж подстреленного оборотня. Кай выпрямляется, поворачивается в сторону звука и следующим выстрелом добивает пытавшегося отползти, второй враг кидается со спины, но лишь оставляет на ней отметину когтями, с ним Кай расправляется, перерезав горло на выпаде в его сторону. Теперь его трясет, он сам себе шепчет что-то, будто молитву читает. Слуги, пускаются врассыпную, испугавшись, наверное, того, что он сейчас призовет своего Бога, как чернокнижники Дьявола. В дверях они едва не сбивают Гранита, но тот подстать имени стоит непоколебимо, смотрит и сам ошарашенный увиденным. Акросс отодвигает его в сторону, чтобы пройти в зал, выходит вперед так тихо, что может разобрать слова Кая. Это не молитва, он повторяет: «Они не были собаками. Они не настоящие собаки… Все это игра. А это были люди в шкурах собак».

Акросс, пожав плечами, протягивает руку снова к оружию Кая, но тот разом опоминается, направляет дуло на него.

— Ты не сможешь меня обезоружить, — сквозь зубы цедит Кай. Его трясет, он никак не может прицелиться даже с такого близкого расстояния. И спокойно, будто у ребенка, у него забирает пистолет Гранит, напомнив, кивнув на свою татуировку:

— Я могу. Хватит.

— Она меня испытывала, — говорит Кай, снова переведя взгляд на мертвых оборотней. — Но они ведь не были собаками…

Тогда вздыхает уставший от этого Акросс, подходит ближе и бьет — сначала в живот, потом пинком отшвыривает к стене.

Когда дверь наконец разламывается настолько, что Гидра может пролезть в эту щель как в дырку в заборе, в коридоре снова образуется Гранит. Чуть наклонившись, он находит глазами за проломом запыхавшуюся девушку.

— Акросс снова зовет на ужин.

— Пусть провалится со своими ужинами, — зло чеканит Гидра, пытается поправить волосы. Единственное, что нашлось у нее взамен платью — ночная сорочка, похожая на летний сарафан. Гранит вздыхает тяжело, пробует на прочность остатки двери, потому что в сделанную щель он со своим телосложением не пролезет, и угрюмо добавляет:

— У него есть и второй гость сегодня. Он сказал, что ты в курсе, кто это.

— Просто чтобы наш разговор продлился дольше — Гранит может выкинуть тебя в то же окно, если попытаешься разрешить Гидре использовать свою способность, — предупреждает Акросс. Он ставит длинный банкетный стол на место, особо не напрягаясь и не приглядываясь, аккурат так, чтобы Кай, до этого смирно сидящий на стуле посреди столовой, оказался за этим столом. Акросс выпрямляется, стоя напротив, смотрит, чтобы прикинуть, понял ли его противник, но так ничего и не добившись идет подбирать стулья. Хотя трупы из столовой вынесли, на полу осталась кровь.

После всего случившегося Кай кажется слишком тихим, а ведь именно к такому Акросс и привык, но в этот раз его противник совсем ушел в себя, отключившись от внешнего мира. Он опоминается только, когда его окликает вбежавшая в зал Гидра.

Акросс садится на один из стульев, наблюдая за происходящим.

— Кай, что случилось? У тебя лицо такое, будто убили кого-то.

Он выдыхает, не сразу сориентировавшись, как бы возвращаясь в игру, от которой сильно отвлекся.

— Это я убил. Близнецы были оборотнями и… они были в собачьем обличии.

Гидра понимает. Акросс точно помнит, что этот стул ставил дальше, но сейчас она сидит настолько близко к Каю, что, протянув руку, гладит его по щеке, успокаивая, как ребенка:

— Все в порядке. Они думали, что ты не станешь убивать животных. Что они смогут выставить тебя дураком, а ты их обманул.

— Знаю, — соглашается Кай, но ему вроде и в самом деле становится легче, и руку ее он пусть мягко, но убирает, хотя Акросс уверен — это только потому, что сам он на них смотрит.

Войдя в столовую, Гранит откашливается, и, будто этим очень многое только что сказал, выразительно глядит на Гидру. Секунду-две у них происходит борьба взглядов, но девушка сдается первой — встает, отходит на другую сторону огромного стола.

— Это что, ночная рубашка? — усмехнувшись, наконец спрашивает Акросс. Не дав им начать новую перепалку, Кай сообщает:

— Он убил Хаски.

— Черт, — ругается Гидра, занимая свое место за столом. — Он там один в штабе точно погром устроит.

И атмосфера, уже было ставшая не такой напряженной, снова нарушается, когда один из сморщенных слуг Акросса в смокинге ввозит в зал на тележке, какие показывали в фильмах про отели, неприкрытую тарелку. Посреди светлой белизны ее, не испорченной никаким рисунком, парит свежеприготовленное мясо с кисточкой зелени, как бы в издевательство. Кай наблюдает за тарелкой, правильно расценив жест, не отрывается, даже когда ее ставят перед ним на стол. Как только слуга выходит из зала, Кай пытается отсесть от блюда подальше, но Гранит, надавив на плечи, усаживает его обратно. Вид у Кая бледный, кажется, что и его сейчас стошнит, да и Гидра снова ощущает позывы, прикрывает нос салфеткой.

— Однажды Вега сказала, что ты попросил ее оставить что-то из потребностей в играх, чтобы чувствовать себя живым. Как насчет голода, Кай? — предлагает Акросс. Он сидит не напротив, чуть в стороне от Кая, и в то же время на одинаковом расстоянии от гостей.

— Нет, — сквозь стиснутые зубы выдыхает Кай, старательно отворачиваясь. Произносит так, будто к нему поднесли какое-то пыточное устройство. — Ты меня не заставишь.

— Тогда может быть сон? — не обращая на это внимания, рассуждает Акросс. — Но оставлять сон здесь — глупо. Я лучше вас всех знаю, как сложно во время игры полноценно поспать.

Гранит улыбается, отечески прибавляя:

— Акросс спит по двенадцать-восемнадцать часов, когда возвращается в штаб.

Гидра пробирается осторожно. Конечно, глупо думать, что ее передвижение к своему капитану не заметно, но ею владеет иллюзия, что пока она не делает резких движений, ее не попытаются остановить. В конце концов Гидре тоже приходится сделать над собой усилие, чтобы взять тарелку с человеческим мясом и вышвырнуть в угол, от стола подальше. Гранит ей не мешает, даже когда она быстро возвращается на место, хотя Гидра уверена — попытайся бы Кай избавиться от «угощения», ему бы не позволили.

— А оставлять себе боль в мире, где главное правило — любыми способами тебя убить — глупо, — тон Акросса все же меняется, Гидра и Кай настораживаются от этого и даже Гранит подавляет улыбку, откашливается.

— Какой дурак из всего предложенного ему выберет боль, — смеется Гидра, откидывается на спинку стула. — Да и какая же это потребность — в боли?

Получается у нее настолько искусственно, что Акросс переводит на Кая такой торжествующий взгляд, будто она только подтвердила догадку.

— Она права. Я не мазохист. В этом нет смысла, — Кай, напротив напряженно-серьезный, отрицательно качает головой, но улыбка Акросса становится шире, поза вольготнее, будто мало того, что он тут хозяин, а они его пленники. Отвечает он как бы и не Каю, а Гидре:

— Ну да. Я неудачно выразился. Потребности в боли нет. К тому же, Кай ведь мог ничего не выбирать и не просить. Значит, что-то такое, с чем в придачу получил и боль.

— Я не чувствую боли, — уже более упрямо возражает Кай, не отводя глаз. И снова напрягается, когда за его спиной Гранит достает один из своих охотничьих ножей. — Ты что, собрался проверять? И что это даст?

— Понятно же, что тот, кто чувствует боль и не чувствует ее — реагирует по-разному, — пожимает плечами Акросс.

Кажется, проходит целая вечность, прежде чем Дроид добирается до более-менее обитаемых камер. Хаски он обнаруживает по запаху крови. И вот что странно — никакой стражи тут нет. Наверное потому, что на весь замок всего пятеро слуг, а стальные двери и так сдержат оставленных здесь гнить. И все же, Дроид до самого открытия камеры ждет подвоха, поэтому в ужасе орет даже когда из темноты камеры выходит давно уже знакомый ему Хаски в собачьем обличии. Не благодаря, он втягивает носом воздух, задрав морду вверх.

— Да, я слышал, что дела у нас снова не очень, — оправившись, пытается храбриться Дроид, поправляя очки трясущимися руками. — Близнецы тут. И Гранит. Бросили Кая на одну только девушку.

Хаски фыркает, будто чихнул, идет к лестнице, оставляя на полу темные следы. Дроид мельком заглядывает в камеру, из которой он вышел, просто чтобы убедиться, что преследовать их некому и, выдохнув с деланным облегчением, закрывает дверь и уже уверенней бежит за собакой.

Гидра могла бы надеяться на то, что Акросс слишком хороший для пыток в его присутствии, но по-прежнему не питает иллюзий о характере их противника. Она знает, что когда доходит до Кая — Акросс чуть ли не садист. Во всяком случае, Акросс не считал необходимым убивать Хаски как можно более жестоким способом, хотя вот к нему как раз ему и было за что мстить. Но Кай еще ни разу не выбрался из игры после быстрой и безболезненной смерти.

Гидра поднимается со своего места снова, но на этот раз Гранит реагирует — жестом приказывает сидеть, и, когда она не слушается, приставляет нож в паре сантиметров от лица Кая:

— Я твоему капитану ухо отрежу, если не сядешь.

— Какой сложный выбор, — Гидра третьим широким шагом останавливается у плеча Акросса. Тот смотрит на нее как бы насмешливо. Может, потому что она безоружна, может, потому что слабее. — Если не сяду на место — Каю отрежут правое ухо, если сяду, то левое. К чему этот концерт, Акросс?

— Было бы лучше, если бы я вас пытал?

— А сейчас ты что, по-твоему, делаешь? — фыркает Гидра, сложив руки на груди. Иногда ей не верится, что Акросс старше ее на девять лет, а потом она вспоминает, что все парни с возрастом так и остаются мальчишками.

— Спрашиваю. Ваш капитан чувствует боль? Гидра?

Она молчит и, хотя это стоит усилий, продолжает смотреть на него как мама в ожидании, что ребенок поймет, что заигрался. Тогда Акросс отворачивается к другому собеседнику:

— Кай?

Кажется, ничего страшного, если признаться. Может, Акросс даже перестанет так издеваться. Но Гидра принимает Акросса таким, какой он есть. А какой он есть — узнав правду улыбнется и прикажет Граниту воткнуть Каю нож в спину и провернуть, чтобы убедиться и осознать, что не только сделал больно, но и боль эта дошла по адресу, а не пронеслась пустым осознанием.

— Кай, — зовет Гидра, не отрывая глаз от Акросса. Напрягается за спиной Кая Гранит и, не доживаясь никаких приказов, меняет направление ножа, чтобы приложить лезвие к горлу. Акросс снова оборачивается к ней, готовый отскочить. — Пятнадцать секунд.

— Действуй.

Это становится условным сигналом для всех четверых в комнате. Кай, который за два года игры уже привык убегать, успевает вытащить из-за пояса нож, царапнуть им по руке Гранита, заставив того отступить и, не теряя времени, перескакивает через стол. Акросс не успевает даже обернуться, тем более, что у него другая проблема. Гидра, можно сказать, что обнимает его при попытке вскочить и броситься следом.

— Не церемонься с ней! — орет Гранит. — Почему ты не обыскал его, не отобрал все оружие?!

Он медленнее, чем Кай, но все же торопится, перелезает через стол, оказавшись рядом с капитаном. Гидра прижимается сильнее, не отпуская Акросса, но теперь ей страшно. Она успела досчитать только до шести. Гранит, чтобы не тратить время, заносит нож, держа обеими руками, как для жертвоприношения, но Акросс отталкивает своего, качнувшись в его сторону всем телом. И после такого спасения холодной рукой перехватывает запястья Гидры и, легко оторвав от себя, швыряет ее об пол. Она забывает считать на тринадцать, долго кашляет, и, уже отдышавшись, не осмотревшись толком, убеждает себя, что пора.

Кай почти падает на Хаски с Дроидом, спрыгнув с лестницы второго этажа на пол первого. Подталкивает к выходу споткнувшегося Дроида, цепляет бесцеремонно за шкирку опешившего Хаски, тащит к двери. Дроид из-за этого успевает первым, рывком снимает засов, распахивает дверь.

И тогда замок начинает рушиться: со столовой на втором этаже, как мощным взрывом, как если бы ударная волна была материальна и оставалась на месте разрушения.

Оно ростом метров в пять, где-то три в окружности. Как и Хаски, оно после превращения не говорит, и стены замка плавятся от соприкосновения с кожей существа. Полупрозрачное, похожее чем-то на улиток, что летом сидят под широкими листьями, скользкое. И даже усики на голове такие же.

Кай наблюдает спокойно, высматривая Акросса и не надеясь даже, что тот мертв. Дроид тяжело дышит, глядя вокруг, в темный лес, куда угодно, но не на то, во что может превращаться Гидра. Ему не противно само существо, но ему не по себе от того, что этот монстр большую часть времени их друг. Время заканчивается. Сначала затихает утробный вой, опускаются усики, Гидра начинает уменьшаться, а значит и возвращаться в свой обычный вид. И тогда до Кая доходит, что Хаски здесь и он жив. Грязный, в крови и песке, сидит рядом и смотрит на капитана выразительным собачьим скептическим взглядом, но Кай все равно не понимает, что он хочет ему сказать.

— Превратись и скажи нормально, — командует Кай. Хаски открывает рот так, будто у него вдруг онемела нижняя челюсть. Кай этому улыбается, но все равно отрицательно мотает головой:

— Не понимаю.

Может, Хаски играл бы и еще в «Понимай меня как хочешь», но он отвлекается на шорох. Вторым реагирует, выхватив пистолет, Дроид. И вся его меткость и бесконечные патроны не спасают — он падает на спину после грохота выстрела. Звук от ущелья, как раз того, куда выходили окна столовой.

Хаски срывается с места, звучат еще два выстрела, но мимо, и Хаски смыкает челюсти на запястье Гранита. Он терпит недолго, хмурясь, и, размахнувшись, бьет собакой о землю, но тот цепляется намертво, не отпускает. Еще один удар, прежде чем опоминается Кай, тратит время на то, чтобы забрать у Дроида с дырой во лбу его пистолет, но обернуться не успевает — он спиной чувствует присутствие Акросса.

— Далеко убежал? — вслух с издевкой интересуется Акросс, отклоняется от выстрела и, перехватив запястье Кая, сжимает свои пальцы, ломая его. И тогда Кай кричит, пытается вырваться, но только делает себе больнее, останавливается. И смотрит на Акросса дико-загнанно, потому что не просто попался — только что сдал себя же, вскрикнув. Даже если бы он не чувствовал боли и вскрикнул — этот взгляд все подтверждает. Акросс сразу же отвлекается, чтобы через плечо бросить:

— Не добивай его.

Хаски хрипит, пригвожденный к земле охотничьим ножом Гранита. Выглядит пес так, как будто каждый следующий вздох будет последним.

Акросс находит Гидру на руинах столовой. На белой ночной рубашке кровь от разреза через тело, по диагонали. Она лежит лицом вниз. Не похоже, что она страдала или пыталась ползти, но все же Акросс холодно спрашивает:

— Кто?

И тогда появляется один из слуг, что скрывался до этого в руинах. Молчаливо и покорно протягивает Акроссу один из его же мечей, подставляет голову. Но Акросс не бьет.

Так часто получается после превращения. Как людей пугают своей уродливостью пауки до того, что те торопятся размазать их газетой, так обычно те, кто видел Гидру монстром, стремятся ее убить при возвращении в женское тело. Боятся, что она снова сможет повторить превращение, и не знают, что эта способность действует только один раз за реальность.

— Ты же не бросишь ее тут? — с надеждой спрашивает Кай. Руки у него уже связаны. Перед ним — мертвая Гидра, зарезанная тем, кто в игре не участвует. Сзади него Гранит не церемонясь тащит на плечах, как добытого волка, Хаски. Сам он связан, со сломанной рукой, эта игра точно проиграна.

У Акросса еще остается почти половина замка. Даже если крыши в ней дырявые и туда проникает дневной свет — есть подземелье. Сыро, грязно, зато достаточно темно, чтобы не бояться солнца. Однако почти утро, небо уже розовеет, и Акроссу некогда подбирать и закапывать трупы, а Гранит и так достаточно занят.

— Она враг. Попыталась тебя убить, и сама была убита. Все логично, — подает голос тот. — И не заставляй меня каждый раз объяснять тебе ее смерть. Или забирай ее в команду.

— Она не уйдет, — оборачивается к нему Кай, снова собранный. Понимает, что просить бесполезно, и потому храбрится. — Я могу остаться тут и похоронить ее и…

— С чего вдруг? — припечатывает обернувшийся Акросс, глядя на него сверху вниз. Кай напомнил ему, что да, Гидра никогда не перейдет в другую команду, она будет защищать своего капитана. Не Акросса. Даже если позвать ее в штаб, показать свою комнату, познакомить с Тимом и Барсом — она вернется и расскажет обо всем Каю, который ничего знать не должен. Ни о прошлой команде, ни о том, куда делся Легион, ни о том, что когда-то Акросс был еще слабее, чем этот мальчишка. Возможно, поэтому они до сих пор и остаются в этих непонятных недоотношениях. Да и о какой любви может быть речь, если Кай, просто друг, ей дороже?

Кай под его прямым взглядом становится только решительнее, смотрит на него теперь как на фашиста, но так даже лучше. Их противостояние для Акросса не укладывается в понятие «игры», потому что он, загнав Кая в угол, не может просто пожать ему руку и пожелать удачи в следующий раз. Есть люди, которых ненавидишь ни за что, и Вега придумала ему именно такого противника. Будь они шахматистами, в конце партии Акросс бы как мальчишка кидался в Кая «съеденными» пешками.

И все же, той же ненависти Вега не дала Каю, и шаг за шагом Акросс сам воспитывал это в нем. И сейчас как раз был нужный для этого момент.

— Можешь пожаловаться ей на это в штабе, — прибавляет Акросс.

Вампиры — в подземелье замка, поэтому комфортные верхние комнаты с дырявым потолком остаются Каю под надзором Гранита.

Каморка небольшая, для прислуги, здесь помещается только кровать, шкаф и маленький столик на одного. Но все же, кровать есть и на нее можно положить еще дышащего Хаски. Кай не уверен, понимает ли тот, что происходит вокруг или давно уже в агонии, во власти предсмертных кошмаров.

В комнате нет окон, она заперта и снаружи иногда слышатся шаги занятого чем-то еще кроме их охраны Гранита. Кай закутал Хаски в одеяло, перевязал как мог обрывками простыней и сел на пол рядом, сам не зная, чего ждет. Возможно, Акросс приказал не добивать Хаски потому, что сейчас тяжелый хрипящий пес — гиря на ноге Кая, как у арестанта. Он слышит неровное собачье дыхание, и оно отвлекает его от боли в запястье. Ему кажется, что Хаски больнее. Он вздрагивает от неожиданности, услышав совсем рядом человеческий голос:

— Акросс заставил тебя смотреть на то, как я умираю? Вот же…

— Ты превратился, — констатирует зачем-то Кай, обернувшись. — Повязки не жмут?

— Эй. Я не чувствую боли, — напоминает Хаски и облизывает губы. Он лежит, завернувшись в одеяло до самых ушей, лицо покрыто испариной, хотя в комнате прохладно и сквозняки.

— Зато Акросс теперь знает, что ее чувствую я, — с сожалением сообщает Кай. Хаски, пропустивший этот момент, как и весь тот разговор в столовой, тяжело вздыхает, ойкает, и снова дышит часто какое-то время, но успокаивается, чтобы говорить размеренно:

— Серьезно, даже я никогда не понимал, почему ты выбрал боль. Мы оба знаем, что ты не мазохист.

— И мы так же оба знаем, что я выбирал не боль, а способность чувствовать мир… И что чувствую я его тоже не полностью. Не так, как Акросс.

— Слышу зависть в твоем голосе. Если бы ты чувствовал так, как Акросс, ты бы больше никогда сюда не сунулся. Насколько реальны ощущения?

— Меньше, чем в половину, — отзывается Кай, глядя перед собой. Он понимает, Хаски больно, но тот разговаривает как ни в чем ни бывало — не нужно, чтобы Кай видел его страдания. Хватит и того, что Акросс приготовит дальше, не зря же так суетится за дверью Гранит.

— Я бы на твоем месте попытался получить от игр более приятные ощущения. Хотя бы тут перестанешь быть девственником.

Кай, кажется, передумывает переживать по поводу того, что Хаски больно, и он умирает — улыбка получается кривой, не настоящей:

— Опять ты, — ворчит Кай, Хаски смеется — все же осторожно, чтобы не задеть раны. — Ты это специально?

— Специально что?

— Поддеваешь меня. Чтобы я не сожалел о том, что ты умираешь?

— Нет. Просто решил лишний раз напомнить. Надеюсь, Акросс не подслушивает под дверью, а то у него будет еще один козырь против тебя.

— Да? Интересно, и как же он сможет его использовать? — ворчит Кай. Тема ему не нравится, Хаски сейчас оправдывает только его ранение, поэтому тот даже не смеется, хотя Кай готов поклясться, что он все равно улыбается. И, когда молчание затягивается настолько, что Кай готов поверить в наличие у Хаски совести, тот продолжает:

— А мы все гадали, спишь ты с Королевой или нет.

Кай ругается себе под нос, потом мстительно предлагает:

— Давай попробуем тебя добить. Нож у меня отобрали, но есть шкаф. Если уронить на тебя шкаф, то отправишься в штаб дальше обсуждать с Дроидом мою личную жизнь.

— Ну да. И оставить тебя тут одного? — с проступающей в голосе смешинкой парирует Хаски, но тут же трагично закашливается, кутается сильнее, пряча кровь. — Знаешь… Это его «Далеко ли убежал?», в этом же тоне кажется таким знакомым. Может ли быть, что мы встречались с ним раньше?

— Может, ты что-то путаешь? — пожимает плечами Кай. Становится легче от того, что Хаски перестал его подкалывать.

— Разве оборотни не должны регенерировать? — снова меняет тему, как и настроение, Хаски.

— Охотничий нож. В смысле из наших охотников. Серебряное освещенное лезвие, все такое… Если бы была надежда на то, что ты выживешь… Думаю, они сделали бы в тебе еще пару дырок.

— Как насчет уронить шкаф на себя, Кай? Обломать ему победу.

— Не поможет.

Хаски за его спиной снова возится, накручивая на себя одеяло. Кай думает о том, что одному — не так страшно и стыдно. Куда хуже, когда кто-то из команды остается в живых, чтобы увидеть, как его убьют.

Акросс сам открывает комнату с заходом солнца. В полутьме Кай по-прежнему сидит на полу, прислонившись к кровати спиной. Поднимает голову от своих колен, пытается рассмотреть, кто на пороге, но не нападает. Смерть команды всегда немного лишает его той силы воли, с которой он обычно начинал игру.

Одеяло на кровати с огромным красным пятном по центру, кровь просочилась даже через шерсть и ткань. И Хаски точно остается внутри этого кокона, только человеком, а не собакой, как его тут оставили. Акросс думает, что Кай, наверное, не оборачивался после того, как тот умер. Подсознательно чувствовал и потому не смотрел. А еще о том, что после смерти команды держать Кая в реальностях подольше было бы еще одной пыткой. Но у Акросса нет никакого желания соревноваться с ним в упрямстве.

Кай не шарахается и когда Акросс от двери проходит вглубь комнаты, к нему, видному в том неровном свете, что идет от проема. Каю приходится задрать голову, чтобы смотреть в лицо противника.

— Выглядишь как человек, которому уже все равно, — бросает Акросс разочарованно.

— Разве это может избавить меня от того, что ты приготовил в этот раз? — неожиданно отзывается Кай. Акросс ожидал, что он замкнется, уйдет в глухую оборону и попытки не уронить лицо.

— Никогда не задумывался над тем, почему я всегда побеждаю?

— Нет, — без паузы отвечает Кай. И с пола, из расслабленного и безвольного положения обреченного вдруг подскакивает так, чтобы перехватить Акросса поперек тела и по инерции вытащить в коридор, на свет свечей. Гранит молча наблюдает за дракой, прежде чем произнести:

— Честное слово, я бы чувствовал себя воспитателем в детском саду, не сжигай ты его в конце игры.

Потасовка заканчивается тем, что Кай оказывает прижат к каменному полу, запыленному после вчерашнего разрушения.

— Гранит, я вроде бы крест его убрать просил, а не любоваться на нашу возню, — Акросс говорит так длинно назло, будто ему не стоит никаких усилий удерживать противника. Кай вскидывает голову, пытаясь разбить ему нос затылком и, конечно, у него не получается. А потом Кай замирает, потому что Гранит, устав от их перепалки или просто подчиняясь приказу, оставляет широкое лезвие ножа над огнем одного из факелов. Кажется, Кай забыл, что крест у него не на цепочке, а вытатуирован на коже. Просто так его не сорвешь, на то и рассчитан.

— Я не собираюсь вырезать его. Только прижгу, — успокаивает Гранит, как безразличный стоматолог, старающийся, чтобы пациент дергался меньше, но Кай, как еж, сворачивается клубком, спрятав татуировку, и дышит так глубоко, что Акросса кК волны качают. «Он почувствует», — вспоминает Акросс и, сам морщась от того, что делает, будто его самого вынуждает кто-то, одной рукой перехватывает волосы на затылке Кая, другой прижимает к полу его плечо, чтобы открыть крест.

Когда лезвие прикладывают, к горлу подкатывает тошнота от запаха горелого мяса, но Кай не кричит, и по расфокусированному взгляду Акросс понимает — он пытался сбежать, ему все еще есть куда. Ему сложно представить, что такое ощущать боль и в играх, ведь это значит быть реальным в обоих мирах, то есть сделать то, чего сам Акросс никогда не мог. Кай еще медитирует, пытаясь не замечать боль. Он похож на спящего с открытыми глазами.

Кай приходит в себя уже со связанными руками и в одной из повозок, так похожую на те, в которых перевозят «мясо» для вампиров, только он тут один. По этой повозке он и понимает, наконец, что именно Акросс приготовил на этот раз.

И уже после этого на него сваливается ощущение боли — резкой, над ключицей и ноющей в сломанной руке. Ворот порван и крест прерывается красным треугольником ожога. Его не могли съесть из-за этого креста, во всяком случае не целиком, а теперь пропала последняя защита. Чтобы как-то отвлечься, Кай представляет себе штаб — взволнованного Хаски, который не знает даже, к чему готовиться, расстроенную проигрышем Гидру и Дроида, этот с ними сидит только за компанию. Он с радостью запирался бы в комнате, когда Кай возвращался после игр. Да и сам Кай предпочел бы быстро прошмыгнуть к себе.

Акросс прав — они всегда проигрывали. Казалось бы, игр прошли — не счесть, но все время что-то мешало, и все заканчивалось вот так.

— Разве не приятно будет вернуться к своим?

Кай вздрагивает от неожиданности — он и не заметил, что в повозке не один. В другом углу, в темноте, у решетки сидит Акросс — впервые в одной клетке с ним.

— Ты меня преследуешь? — как можно безразличнее спрашивает Кай, отвернувшись. — Куда мы едем?

— На бал.

— Не вижу на тебе бального платья.

— Шутник, — усмехается Акросс, все еще едва различимый в этой темноте. Кай сидит к свету ближе, луна сегодня почти полная. Ему видно и широкую дорогу в лесу, по которой они едут. — Думаешь, что чувство боли нас объединяет? Разве ты не выключился из игры, когда к тебе приложили раскаленное железо? Разве ты не сбегаешь в штаб до того, как умрешь по-настоящему?

— Меня отпускает Королева. Сам бы я сбежать не мог. К тому же… Кто тебе сказал, что я вообще чувствую боль?

— Хочешь продолжить эксперимент? Окон тут нет, чтобы от меня избавиться.

— Я понял. Еще одна пытка. Необходимость разговаривать с тобой перед казнью, — кивает Кай, на всякий случай сменив тему. Пропадают сосны по бокам дороги, повозка начинает подниматься по склону в горы. Кай замечает крепостные стены далеко вверху. Это тупик, значит — уже скоро.

— Гидра не считает разговор со мной пыткой. Во всяком случае, не в том смысле, который вкладываешь в эти слова ты.

Кай больше не отвечает. Он чувствует близость развязки и снова пытается отвлечься. Опять представляет себе штаб. В этот раз его заставил ввязаться Хаски, которому не сиделось на месте, пока капитан у Королевы. Теперь Кай хочет остаться в штабе чуть-чуть подольше и подумать хорошенько над тем, почему они всегда проигрывают. Может, стоит начать стрелять Акроссу в спину, когда выдается такая возможность?

Тщедушные слуги Акросса не могут с ним справиться, поэтому конвоирует его Гранит. Он и сам охотник на нечисть, но вместо рясы на нем белая рубашка с высоким горлом и совсем не подходящим ему кружевом. Черт его знает, что могут подумать остальные вампиры, если выяснится, что Акроссу помогает один из охотников — станут уважать или сочтут и самого предателем.

Кая, пыльного и связанного, сначала приносят на кухню — мрачную, больше похожую на пещеру. И Кай отворачивается, насколько это возможно, находясь на плече у Гранита, чтобы не видеть происходящего здесь: кандалов и разделочных ножей.

— Этого только отмыть, — в наступившей тишине командует Гранит, но никто Кая не забирает, и он сам скидывает ношу в большой котел, в котором обычно готовят суп, но в этом до краев теплая мыльная вода. Кай чувствует, что у него начинает щипать глаза, но не может их потереть — все еще связаны руки. Он как бы превращается в кусок мяса и ничего не в состоянии с этим сделать, оставшись безоружен, один и в полной власти Акросса, который в любом мире изначально сильнее.

Гранит и сам спешит. Кая нельзя переодеть из-за связанных рук, поэтому его лишь наскоро вытирают шершавой тканью с неприятным запахом дыма, и возвращают на плечо Гранита.

Акросс ждет у перил, беседует при этом с какой-то женщиной в маске и пышном платье. В главном зале тоже почти нет света, зато шумно от разговоров. И все они стихают, когда, подойдя к перилам ближе, Акросс обращается к гостям:

— Господа!

Кай слышит прерывистое и громкое свое дыхание. Это как оказаться в собственном кошмаре.

— Как я и обещал. Главное блюдо — молодой охотник, разрушивший недавно мой замок. Еще живой и теплый.

И тогда Гранит сдвигается с места, вызвав в Кае желание цепляться за что угодно, но остаться на месте, не туда, не к перилам. И постепенно его взгляду открывается первый этаж с неровным светом свечей и оттуда все как один устремленные на него красные глаза замерших хищников.

— Я попросил не разделывать его. Был уверен, что живым он будет вкуснее, — заканчивает с улыбкой победивший Акросс.

 

Глава 5

Первым движением оказавшийся в штабе Кай прицельно точно хватает за ворот Хаски, но замирает, так и не завершив попытку то ли ударить, то ли оттолкнуть. Подоспевшая Гидра осторожно гладит руку, отрывает от ворота опешившего Хаски.

Кай наконец осознает себя лежащим на полу штаба. Тут холодно, из-под двери дует, сам пол белый и блестящий, как сплошной кафель. Кай отнимает свою руку у Гидры, она и не обижается, только отодвигается в сторону, не мешая ему встать. Хаски все еще нависает, жадно впитывая, как Кай возвращается сюда, в штаб, в безопасность, может поэтому Кай сначала глухо обращается к нему:

— Хаски… — сглатывает, переводит дыхание. — Если ты снова попытаешься самостоятельно запустить игру раньше, чем через неделю, я посажу тебя на цепь.

Хаски мрачнеет, у него перекатываются желваки на скулах, куда-то пропадает все его беспокойство.

— В чем я виноват? В том, что ты опять проиграл и позволил убить себя Акроссу?

— Не разговаривай со мной, — командует Кай. — Да и вообще… не трогайте меня.

Он поднимается рывком, тяжело. Хорошо, что его спальня самая первая по коридору к главному залу. Дверь закрывается и проходит немного времени, прежде чем слышится скрежет замка. Значит, сегодня Каю не нужна даже компания собаки.

— Ну вот, а вы волновались, — ворчит все еще сидящий за столом Дроид.

Спальня остается закрытой день, другой. Все это время у ее порога караулит верный пес, и Гидра уверена, что Кай как всегда сдастся, но к вечеру второго дня она выглядывает из комнаты на громкое:

— Хватит таскаться за мной!

Странно слышать это от мягкого Кая, но резкость действует — с тем же стуком коготков по кафелю Хаски удаляется в свою комнату. В третий день он уже смотрит какой-то русский фильм, то ли про мафию, то ли про милицию-полицию, совершенно не выглядя при этом обиженным.

— Что, сдался? — пытается поддеть Гидра, глазами ищет пульт. На экране кого-то связанного бьют до состояния куска мяса. Хаски оборачивается, пожимает плечами безразлично:

— Он прав. Я бы тоже взбесился, если кто-то от меня не отходил. Вот уже и Акроссовские придурки шутят по-всякому… Да, думаю, он и без меня хорошо себя чувствует.

Гидра не верит ему. Ей кажется, что снова у Хаски что-то на уме, и даже интересно посмотреть, как тот собирается обойти ужасное настроение Кая.

На беду именно в этот момент и раздается звонок-приглашение от Веги. Хаски возвращается к происходящему на экране, с живостью наблюдая за тем, что творится там. За его спиной открывается дверь, выходит в коридор Кай, одетый так, будто собрался на экзамен — темные брюки, светлая рубашка и безрукавка, только галстука не хватает. Он кивает Гидре вместо приветствия, открывает рот, чтобы сказать что-то Хаски, но тот не отворачивается от экрана. Тогда Кай закрывает рот и выходит из штаба. Хаски и после этого не реагирует, спокойно смотрит тошнотворный фильм, хотя и выглядит при этом так, будто думает о чем-то своем.

— Ну вот, другое дело! — радуется Королева, встав, чтобы поприветствовать Кая. На этот раз декорации дорогого ресторана, и тут даже сидят за столиками посетители, но они как манекены — молчат и не двигаются. — Я решила не дергать тебя сразу после игры. Дать немного отдохнуть, и оно пошло на пользу.

— Похоже на свидание, — осмотревшись, с улыбкой говорит Кай, и Королева спохватывается:

— Ты против?

Кай смущенно отворачивается. Ему как-то разом вспоминается и то, что про него с Королевой говорили в команде, и слова Хаски о том, что Каю стоило бы хотя бы здесь, в играх, найти себе девушку. Но не Королеву, потому что она — Бог, а он всего лишь второй капитан.

— Нет, просто… Акросс, наверное, будет ревновать.

Нужно было сказать что-то. Конечно, какое дело Акроссу с его неразберихой до Королевы, и все же у Кая иногда бывает ощущение, что она принадлежит именно Акроссу, который это знает, но не ценит. И Вега смеется над таким предположением так громко, что в движения приходят манекены, оборачиваются, чтобы посмотреть на нее своими застывшими кукольными глазами.

— Садись. Акросса не будет сегодня. Он заходил сразу после игры, наверное, собрался застать тут тебя и проверить, как сильно на тебя повлияла его победа.

Кай садится за центральный столик. Ему не по себе от взглядов манекенов, он не уверен, что не именно они жрали его живьем в прошлой реальности.

— Акросс всегда выигрывает, — говорит смущенно Кай.

— Ну а ты как хотел? Опыт, сила. Но тебе ведь нравятся игры?

— Все меньше и меньше, — признается Кай и теперь смотрит прямо, в нем нет уже смущения. — У него обычно изначально выгодное положение.

— Господи, Кай, ты что, думаешь, что я ему подыгрываю? — Королева возмущается, как заподозренная в неверности девушка. Манекены возвращаются к своим тарелкам. Кай молча смотрит ей в глаза. — Может, хочешь чего-нибудь? Салат, чай? Суп? Или шампанского? Раз уж это свидание.

— Я не могу говорить с тобой, когда ты вечно уходишь от ответа.

— Кай, я не могу обещать тебе победу. Я и Акроссу ее обещать не могу. На то они и игры. Так что, может не хочешь сидеть тут? Прогуляться? Я могу устроить закат и море.

— Мы не договорили, чтобы снова менять тему, а тем более место разговора, — упрямо продолжает Кай. Королева сокрушенно качает головой:

— Боже, ты нахватался от Акросса плохого. Хочешь знать, почему ты на самом деле не побеждаешь? Потому что ты и не хочешь побеждать. Для победы надо убить Акросса, а ты, в отличие от него, убивать его не хочешь.

Кай возвращается в свое привычное состояние — теряется, отводит глаза, но, натыкаясь на неподвижных манекенов, снова смотрит на Королеву и совершенно по-детски интересуется:

— Почему?

— Это вот ты у меня спрашиваешь? — Королева смеется, прикрыв рот. — Посиди еще несколько дней. Подумай. Я обещаю тебе фору в следующей игре, так и быть. Но все-таки с собой разберись.

Кай возвращается сам, потому что все время, пока его нет, Хаски продолжает смотреть криминальный канал, на котором кого-то убивают или пытают. Гидра, выйдя в коридор встретить капитана, первым делом берет пульт и выключает большой экран, но Хаски, словно не заметив, по инерции смотрит на свое отражение. Он будто ждет, что пытать и убивать сейчас будут его.

— Мне лучше, — кивает Кай, обращаясь к Гидре. Присутствие Хаски он игнорирует, смирившись с его невменяемостью.

— Вот и славно. Чаю?

— Да. Хорошая идея, — соглашается Кай и, сняв через голову безрукавку, вешает ее на спинку своего стула, садится ждать чай. Оживает манекен-Хаски, с ухмылкой разворачивается к нему и произносит:

— Если тебе так плохо после каждой игры, то не играй. Сиди в штабе и не реагируй на сигналы к началу. Тебя насильно никто туда не тащит.

— Мне казалось, вам нравится играть, — Кай выглядит смущенным, старается смотреть в сторону, и ничуть ему не полегчало, а чай — просто повод посидеть с командой. Вместо Гидры с кухни появляется Дроид с двумя чашками — одну принес себе, другую капитану. Кай кивает, негромко поблагодарив.

— Побеждать нам понравилось бы больше, — почти укоряет Дроид, который сидит на безопасном расстоянии от Хаски. Тот ухмыляется одним уголком губ, как бы между прочим прибавив:

— В прошлой игре Кай снял троих.

— Близнецов и бабу. Так и я смогу. Мы все уперлись как всегда в Гранита и от него передохли.

— А вот ты смоги снять троих за игру, потом поговорим, — все так же задорно кидает Хаски, но стул его как бы между прочим в попытке устроиться удобнее подвигается к Дроиду.

Возвращается Гидра с вазой печенья как раз в возникшую после этого паузу, садится к Каю ближе всех, напоминая его адвоката.

— Если я не могу привести вас к победе, то, может, стоит выбрать другого капитана? — вдруг произносит Кай как раз в тот момент, когда уже готов завязаться какой-то пустяковый разговор. Говорит это без жалобы в голосе, просто, как мысль о том, что в принципе сейчас лучше было бы кофе, а не чай. Пока Дроид и Гидра переглядываются, Хаски начинает смеяться, хлопает в ладоши дважды, как бы оценив шутку. А потом берет вазочку с печеньем и горстью рассыпает его, особо не прицеливаясь, в Кая. Россыпь попадает по рукам и животу, сыплется на пол.

— Убери, — прекратив смеяться, всерьез командует Хаски. Кай сидит от него с другой стороны, напротив, поэтому ему приходится перескочить через стол, чтобы начать драку.

Гидра спокойна за них обоих. То, что было в главной комнате больше походило на детскую потасовку, чем что-то серьезное. Она так и не поняла, что именно Хаски пытался доказать, ведь победил он, отобрал у Кая его чай и посоветовал больше ерунды не говорить. Вся команда знала, что Хаски никому больше подчиняться не будет. И что Хаски простит ему те слова только если они — минутная слабость.

Вечером Кай вернулся в свою комнату, и спустя время, достаточное, чтобы переодеться, Гидра снова слышит в коридоре стук собачьих когтей.

— Помнишь, когда мы в прошлый раз дрались, ты мне руку вывихнул. Игры пришлось на несколько недель остановить, пока я не буду целым.

Хаски отрывается от экрана, поворачивается, чтобы посмотреть пристально, оценить, насколько глубока та меланхолия, в которую снова впал капитан. Кай и не смотрит на него. Сидит как заскучавший ученик, положив голову на руки.

— И что, потом так долго не дрались? Стоит почаще устраивать тебе встряски.

— Ты презирал меня, — напоминает Кай так же ровно. Хаски хмуро отворачивается к экрану, не отвечая. — Ты похож на тех, кто всегда презирал меня. Тогда почему? Что изменилось от того, что ты мне в голову залез? Я думал, что ты начнешь презирать меня больше.

— Я такой вопрос от Акросса ожидал, но не от тебя. Ты и сам считаешь себя жалким? — Хаски снова приходится обернуться, потому что Кай кивает, молча глядя на стол и не замечая, как рядом садится подкравшаяся Гидра с чаем. — Зря.

— Почему? Разве я не слабый? Отец…

— Там Гидра уши греет, — предупреждает Хаски поспешно. Девушка поджимает губы, оправдывается:

— Просто у вас такая идиллия была… я не хотела мешать.

Как бы и не замечая ее, Хаски отвечает:

— Потому что ты не сломался. В сложившихся обстоятельствах не дал себе заматереть, поставил цель и достиг ее. О чем ты мечтаешь, Кай?

— Устроиться на работу и завести собаку.

— А мог мечтать… — Хаски вовремя замолкает, вспомнив о Гидре. Та вздыхает выразительно, заговорив:

— Ладно, можете мне не рассказывать всего. Скажите только, что с Каем не так? Несчастное детство?

— Ну да, — кивает Кай, зная, что Хаски даже и этого не скажет. — Не волнуйся. Сейчас все хорошо.

— Только собаки нет, — напоминает Гидра.

— Дело не в том, что мне не разрешают, или мама волнуется за то, что она мне надоест. Просто я не хочу обременять маму тратами еще и на собаку. Когда я сам смогу ее кормить, тогда…

— У вас же не бедная семья, — удивляется Хаски.

— И все же, — с нажимом отвечает Кай. Хаски пожимает плечами. Выглядывает Дроид, полусонный, с чашкой чая, но с той же чашкой уходит в свою комнату.

— Больше драться не будете? — чтобы продолжить разговор, с усмешкой спрашивает Гидра.

— Мы и не дрались, — отвечает Хаски.

— Почему же не будем? — одновременно удивляется Кай. Пораженный Хаски оборачивается. — Иногда тебя очень хочется треснуть.

— Ты и меня еще никогда не побеждал, — усмехнувшись, парирует Хаски.

Когда к ней приходит Акросс, в качестве декораций он застает палату и Вегу в голубой больничной пижаме. Она спохватывается, но, увидев его, укладывается обратно.

— Я боялась, что это Кай.

— Умирать собралась?

— Нет, но сегодня мне как-то не здоровится.

— То есть, для меня ты можешь быть слабой? И ты не знала, что кто-то придет, и придет ли вообще?

— Столько лет знакомы, а ты все удивляешься, — улыбается Вега ласково. Акросс садится на край кровати, ему немного тревожно от того, что их Богу не здоровится. Это почти как ядерный гриб на горизонте или военный конфликт на границе.

— Кай знает, что ты его создала?

— Нет. Он думает, что я только пригласила его играть. Пусть так и остается, мне хватит положения Бога-устроителя. Не хочу, чтобы он относился ко мне… как ты.

— Так для кого ты его создала? Для меня или для себя?

— А что, какие-то проблемы? — Вега улыбается, но поворачивается на бок, закутывает одеялом плечи. Акросс смотрит с подозрением, чувствуя подвох, но переводит тему:

— Ты можешь создать его, но не Барса и Тима заново?

Вега, обидевшись, переворачивается набок, спиной к нему, ворчит:

— Это другое. Это все равно, что у тебя умер кот, и мама приносит нового котенка. Того уже не заменишь.

Сигнал к началу игры будит их среди ночи и, выбравшись из кровати и не переодев пижаму, Кай обнаруживает в главном зале стоящего у экрана Хаски, выглядящего генералом перед началом боя. Гидра в пижаме и Дроид в футболке и шортах удивлены не меньше Кая.

— Я пропустил смену власти? — обернувшись, спрашивает Дроид. Кай, упрямо сжав губы, идет к своему капитанскому месту, занятому теперь Хаски.

— Я возьму на себя Гранита, раз вы все об него спотыкаетесь.

— Теперь мы, кажется, должны падать ниц и молиться, — вздыхает Гидра, не поддавшись этому энтузиазму.

— Я его грохну даже ценой своей жизни. Гидра пусть возьмет на себя девку, с ней даже она справится. А на Дроиде будут близнецы. Можешь же их с двух рук уложить, да?

— А если, допустим, наоборот получится, и я столкнусь с Гранитом. Или Мей, — Дроиду, кажется, идея нравится. Гидра только качает головой, словно говоря с ребенком.

— Так я же и не запрещаю.

— Ты не капитан! — напоминает внезапно Кай.

— О, кто опомнился. Народ, та же фигня с Акроссом. Если встречаем его — мочим. С двух рук, зубами в горло или душим подвязками. Гидра! Гидра, — зовет театрально Хаски. — Ты ж баба… Я сейчас в хорошем смысле этого слова. Ты на него руки не поднимаешь, ты к нему неровно дышишь, и он это знает! Я тебя учить должен? Я? Как насчет сыграть безнадежно влюбленную? Истомившуюся без любви и нежности, и, когда он попадется, нож ему в печень воткнуть!

Гидра прикрывает лицо ладонью, а когда убирает ее, оказывается, что Дроид и Кай удивленно на нее смотрят.

— Что, вам всем это в голову не приходило? — смеется Хаски, тогда опоминается Кай:

— Гидра не такая. Она не будет…

— Да я так, информация к размышлению. Ну ладно, я тут решил правда, что хватит быть хвостом капитана и пойду первым. Помните, что я сказал!

Кай только теперь понимает, что Хаски в повседневной одежде, а не ночной. Наверняка сидел тут и выстраивал этот план. Хаски и в самом деле отправляется первым, хотя Кай до конца в это не верит. После этого Гидра пропускает вперед Дроида, и тот послушно уходит в игру, чтобы оставить их одних.

— Тебя устроит такая победа? — спрашивает Гидра всерьез, повернувшись.

— Ты не сможешь этого сделать. Предать не сможешь.

— Предать кого? Акросса? Он мне не капитан, — Гидра усмехается, как бы играя роль злодея, Кай только убеждается в своем мнении.

— Я… — спохватывается она, замолкает, но начинает снова, решившись, как перед прыжком в холодную воду:

— Ты ведь никогда не любил? Если единственный повод — позволить себе слабость, это убить его потом, то… Не говори Хаски, но… Это очень заманчивая идея.

— Зачем ты мне в этом признаешься? — не понимает Кай. Гидра единственная в команде, с кем они почти одного роста. Самый высокий — коренастый Дроид. И все равно, даже девушка выше Кая на пару сантиметров.

— Потому что хочу, чтобы ты знал правду. А не быть для тебя правильной и на все готовой ради тебя… даже если так, я бы сделала это больше не для тебя, а…

— Я понял, — кивает Кай, потому что ему кажется, что ей сложно произносить это. В игру он уходит только чтобы не продолжать этот разговор.

И приходит в себя на холодном операционном столе. Пахнет даже не больницей — запах настолько стерильный, что кажется едким. Кай вздрагивает, когда на столик у его головы ставят поднос с железными инструментами. Ему кажется вдруг, что он пришел в себя в самом начале операции и надо как-то сказать об этом, и только тогда тело его ощущает, что рот заклеен. Более того — руки и ноги стянуты ремнями, как в фильме ужасов. И тогда Кай понимает, что никто и не собирается делать наркоз. Люди вокруг — двое в белых халатах, на одном из них, выбравшем скальпель из ассортимента инструментов, марлевая повязка, второй отвернулся к ящику с лекарствами.

— Что ж, — произносит хирург, и заглядывает Каю в глаза, но остается так же деловит, спокоен и собран. — Для начала что-нибудь безопасное для жизни. Начнем с левой руки, принеси новокаин.

У Королевы странные понятия о более удобных условиях для игры, и Кай почти обещает себе больше никогда к ней не ходить. Он зажмуривается, напрягает левую руку, пытаясь вытащить из захвата. Кай ожидает укола и сразу разреза, потому удивленно замирает, когда слышится выстрел. Операционный стол дергает резко, в сторону от хирурга, и тот валится на пол в месте, где раньше был Кай.

— Резать он собрался, — знакомым голосом ворчит медбрат, убирая пистолет за пояс брюк. — Своего капитана заведи и его режь, урод.

Над марлевой повязкой нереально голубые глаза Хаски.

— Ну как, пересрал? — освободив его, задорно спрашивает Хаски, передавая Каю одежду, похожую на военную форму, и пистолет поверх этого свертка. — Ты постоянно попадаешь в неприятности и не можешь сам из них выбраться. Куда тебе одному, вот правда? А?

Кай смотрит на него через плечо, застегивая пуговицы рубашки, но ничего не говорит. Остальные вещи — на операционном столе, и одевается Кай без спешки, непривычный к военной одежде.

— Когда тебе восемнадцать? — склонив голову на бок, спрашивает Хаски.

— Через три месяца, — холодно отвечает Кай, разбираясь с ремнем.

— Служить пойдешь?

— Сразу после института, — тем же тоном отзывается Кай. — Тебе ведь двадцать?

— Почти. Я уже отслужил, если ты про это. Ты готов, или это платье тебя полнит? — Хаски смеется, снова заслужив злой взгляд через плечо.

— Не готов. Мне нужно забрать мои вещи. Это очень важно.

— Господи… Что там у тебя? Особая пудра, которую ты ждал два месяца из Китая? — снова смех. Закончив одеваться, Кай разворачивается, напоследок захватив пистолет:

— Нет. Там Гидра, так что прекрати хохмить и помоги мне ее достать.

— Не вопрос. Но одно дело уйти отсюда тихо, выдав тебя за персонал и совсем другое — забрать твои вещи. Я просто на всякий случай уточню — будем убивать всех, кто нам попытается мешать?

— Конечно, — кивает Кай, и улыбка Хаски становится хищным оскалом:

— Вот это по мне, это мне больше нравится.

Хаски блокирует процедурную, оставив гореть на ее дверях красным сообщение о том, что идет операция и вход запрещен. Не только эта комната стерильна, весь мир кругом как бы стерилен, значки появляются прямо на поверхностях, все вокруг словно покрыто экраном. Кай надевает респиратор, поднимает воротник. Сзади шеи у Хаски — считываемый штрих-код, у Кая в этом месте шея чистая, поэтому он идет, проскальзывая в двери за спиной Хаски, как бы зайцем.

— Я должен заранее предупредить, что не смогу превратиться, — не без сожаления говорит Хаски. На нем тоже респиратор, и для разговора его приходится снять, удерживая рукой. — У меня вместо руки протез железный. Во-первых, я буду трехлапой псиной, а во-вторых, мне его хирургическим путем пришивали. Сомневаюсь, что смогу впаять его обратно.

Кай собирается что-то ответить, обернувшись, но его в следующее мгновение сшибает с ног влево, и после Хаски уже запоздало слышит выстрел. Когда Хаски, нажав закрытие двери, оттаскивает Кая за поворот, по ним уже ведут беспорядочную пальбу. Пули отскакивают от пола и стен рикошетом, и когда между полом и стальной дверью остается несколько сантиметров, металлический куб останавливает закрытие и по полу стелется огонь, помещение наполняется отвратительным запахом горючего и паленой пластмассы. Кай пытается отдышаться, баюкая кровоточащую рану в плече.

И теперь уже, снова с опозданием, свет меняется на красный и включается сигнал тревоги.

— Хитрожопые соплежуи, — ругается Хаски. — Тебя нести или сам пойдешь? Отсюда уходить надо, пока дверь не вскрыли.

— Сам, — стиснув зубы, отзывается Кай и тут же слишком резко для его состояния поднимается, цепляется на секунду за стену, а затем сразу бежит дальше, в другую сторону коридора. Хаски остается только не отставать.

Не сказать, что они натыкаются на засаду. На пути стоят, еще не сообразив, учебная ли это тревога, еще двое в белых халатах. Кай, которого несколько минут назад такой же вот доктор в белом халате едва не препарировал, оказавшись рядом с ними, стреляет, не раздумывая, в голову первого, почти в упор, потом в переносицу второго, пока тот не опомнился. Бежать в респираторе неудобно, приходится оставить его болтаться на шее. Пока Хаски практически с восхищением присвистывает, Кай достает что-то, похожее на планшет из рук доктора, левой прихватив его пропуск.

— Я думал, нас найдут позже, — наблюдая из-за его плеча, говорит Хаски. У него есть свой пропуск, но он берет еще один и у второго доктора, потому что на планшете убитого две ориентировки на беглецов — как раз на Кая и Хаски. При этом Кай записан у них, как «Проект K.A. I». — Как-то рано они спохватились. Именно поэтому…

Кай поднимается, ничего не говоря ему, открывает карту медицинского центра, указывает налево:

— Туда. Путь эвакуации.

— А вещи твои?

— Сначала выйдем, потом вещи, — кивает Кай. Ему сегодня не везет настолько, что за очередным поворотом его убивают. Так же, выстрелом в голову с близкого расстояния, притаившийся там военный охранник. Пока Хаски, не веря в происходящее, наблюдает, как падает на бок отброшенный Кай, его валят с ног, сковывают за спиной руки.

Противников всего трое, но появились они внезапно. Хаски смирно ждет, прислонившись к бетонному полу щекой, пока младший солдат пакует труп в черный полиэтиленовый мешок.

— Нафига держать подопытных крыс живыми, если потом приказывают их живьем не брать? Сразу бы головы им разбивали и препарировали, — стоя над Хаски, сверяясь со своим планшетом, рассуждает вслух седой командир. Кая убил именно он, и, внешне спокойный, смирившийся Хаски наблюдает за ним неотрывно, как пиранья океанариума за проходящим мимо посетителем.

— Что он мог? Летать? Гореть? — спрашивает второй, застегивая молнию мешка.

— Бессмертный… Нашли чем удивить. Наверное, слишком много знал. Ты сверился с фотографией? Это он?

— Сверишься тут… там половины головы нет. Но судя по тому, что осталось — похож.

Хаски продолжает наблюдать за командиром и когда второй поднимает его за скованные руки.

— Этого в расход не надо? — спрашивает тот, что за спиной Хаски.

— Связанного? Никакого у тебя спортивного интереса, — смеется старший. Они отключили тревогу, перекрыли коридоры для уборки.

— Так мы отпустим, — предлагает снова тот, и замирает, остолбенев. Пока он находится в ступоре, с дырой в голове падает уже их старший. Этого Хаски прикладывает о стену, отскочив назад, выпрямляет спину резко, чтобы захрустели ребра. Парня спасает от этого бронежилет, но пока Хаски держит его, подоспевает Кай, закончив так же, выстрелом в голову.

— Бессмертный, да? — смеется Хаски, подставив капитану руки, чтобы тот расстегнул наручники.

— В этом мире все бессмертны, — подтверждает Кай. — Ровно до того момента, пока не умрут.

— А ты чуть дольше, — констатирует Хаски, растирая запястья. — Они обеспечили нам выход. Даже не тем, что поймали, а командой прийти сюда и убрать трупы. Еще долго не заметят, что… Блин, Кай, ты становишься клептоманом.

— Я коллекционирую пропуска, — отвечает Кай, забирая удостоверения у всех троих убитых военных. Хаски и сам не заметил, когда тот успел расправиться с третьим, но у того нож между лопаток. — Очень полезная штука. А еще штрих-коды, но моя коллекция в камере хранения.

Волосы у Кая в его же крови, приходится надеть капюшон, чтобы их спрятать.

Вещи они забирают практически без шума. Хаски не рискует светить своим пропуском, поэтому сразу направляет на женщину в камерах хранения, похожую на обычную гардеробщицу, пистолет. Та не пытается их остановить, ведь это уже не ее проблемы. Послушно и даже доброжелательно ведет к ячейке, своими ключами открывает и Кай забирает оттуда небольшую сумку. Расстегивает и проверяет содержимое: белую флешку, несколько прозрачных наклеек со штрих-кодом, телефон и кошелек. Мобильный Кай выкидывает в ту же ячейку.

— Знаешь, — уже на лестнице говорит Кай. — Она, пожалуй, снова поднимет тревогу.

— Предлагаешь вернуться и добить? — оживляется заигравшийся Хаски, и Кай, снова занимающий оборонительную позицию у него за спиной, толкает его вперед:

— Предлагаю идти быстрее.

На подземной стоянке Хаски ждет черный мотоцикл, который выглядит настолько круто, что Кай даже останавливается, чтобы осмотреть. Хаски достает такой же черный шлем для него, и Кай снова зависает.

— Ты умеешь водить? — интересуется Кай, надевая шлем.

— Приехали. Мне двадцать. У меня и права есть, — как бы обижаясь, а на самом деле с гордостью отвечает Хаски, права получивший только на днях.

Кай сначала клеит на шею один из штрих-кодов, а потом уже садится за спиной Хаски. Мотоцикл срывается с места, с рычанием выезжает с подземной парковки, и их выпускает, не задерживая. Не опускается больше никаких дверей, более того — открыт шлагбаум на входе. А выбравшись, Хаски смешивается со скудным потоком машин в трехъярусной дороге.

— При побеге они убили шестерых. Трое из них — военные, — говорит седой старик. В этом мире непривычно видеть старого человека, и Акросс сначала рассматривает его, потом переводит взгляд на видео с камер слежения. — Проект «Кай» был бессмертен до того, как человечество стало бессмертным. Более того — у него только одно слабое место. Его, как вампира, можно убить через сердце. Он отращивает конечности, оживает, воскресает. Таких бессмертных было порядка пятидесяти в мире, из них свободны только шестеро. «Кай» сдали нам недавно и очень глупо так вот его потерять. Помогает ему другой проект лаборатории. У нас были опыты по внедрению людям качеств животного.

— И его скрестили с собакой, — кивает Акросс. Из-за спины раздается сдержанный смех и шепот.

— Именно. Ему пытались привить верность, но его хозяин предал страну. Он присоединился к хозяину, за предательство его лишили руки, но, похоже, он обошел закон об отказе в протезах осужденным за измену. Потому что тут у него две руки.

— Которая? — спрашивает Акросс.

— Правая.

— Кто его хозяин?

— Один из видных политиков. Он раскаялся и по прошествии тюремного срока будет прощен. Кажется, проект «Хаски» нашел себе нового хозяина… Кроме того — в архивах, конечно, этого нет, но раз уж это поручено вам, я должен предупредить. Проект «Кай» не просто мальчик. Начнем с того, что он и вовсе не ребенок, ему порядка трехста лет. А во-вторых, он не просто подопытный. За то время, что он был на свободе, он успел создать антиправительственное движение. Прежде всего Вольфганга надо считать террористом, а уже потом бессмертным.

Закончив на этой пафосной ноте, профессор покидает комнату, близнецы смеются уже в голос, привалившись к стене от смеха.

— Твою мать… Собака и ее Вольфганг!..

— Имя-то какое…

Акросс продолжает смотреть видео с камер наблюдения, зацикленных, повторяющих одни и те же кадры. Этим двоим хватило четверти часа, чтобы покинуть лабораторию, убив шестерых. И хотя для Акросса шестеро — это небольшие жертвы, для этого мира, в котором после провозглашения права на бессмертие всех стерилизовали, это потеря невосполнима. Кай не мог этого не знать, информация поступала к ним перед игрой, прежде чем выкинуть в этот мир.

Акросс замечает, как из-за его плеча наклоняется с интересом к экрану Мей, вглядываясь в лицо Кая, когда тот убивает одного из профессоров.

— Хм… Похоже, ты добился. Окончательно его довел, — улыбается Мей. — Теперь он уже не тянет на домашнего.

— Еще не достаточно, — возражает Акросс.

— Он бессмертен, — напоминает Гранит, вернувшийся утихомирив близнецов. — Как ты собираешься его убивать?

— Ты же слышал. Целиться в сердце, — переключается Акросс. — В любом случае удачно, что у нас и тут команда.

— Как насчет пыток? — продолжает Гранит. — Его ранили и голову пробили. Как думаешь, может достаточно с него?

— Нет. Но я уже придумал, что делать с ним в конце игры.

— Вернуть головастикам на операционный стол, — кивает Мей. — Ну, ты как хочешь, а по мне ты заставил его вырасти. Настолько, что вот гляжу я на него, такого крутого, и думаю, что я б ему дала.

Близнецы, притихшие после Гранита, снова заливаются смехом.

— Так, — скинув рюкзак тут же, у порога, начинает Хаски. — Жрать тут, спать туда, срать тебе не надо, но если хочешь помыться, то по коридору. Нас тут не найдут, можешь не волноваться.

Квартира Хаски похожа на тот же исследовательский центр, наверное сделана из тех же материалов. В ней тоже все кажется стерильным, будто они пришли натоптать в музее. Кай прислоняется к двери спиной, переводит дух.

— Слушай, есть просьба.

— Ну, конечно, можешь есть просьбу, — оборачивается Хаски, расшнуровывавший солдатские ботинки, но замечает — что-то не так. Кай бледен, стоит не прямо, а чуть согнувшись. — Тебя тошнит что ли? Они что-то там тебе вкололи? У меня должны быть номера…

— Когда в меня попали, пуля осталась в плече. Прежде чем что-то делать, мне нужно, чтобы ты ее вырезал. Рана зажила, но кусок металла внутри — не самое приятное. Сможешь? — Кай старается говорить быстрее.

— Конечно, — с готовностью соглашается Хаски, достает не использованный нож с зазубренным лезвием из ножен на поясе. Кай кивает, садится на пол, сняв куртку, оттягивает ворот футболки, пальцем надавливает на место под ключицей, прижимает. Хаски приходится опуститься рядом на колени. Он решает избавить Кая от шуток на тему того, что он сейчас прямо как Акросс будет над ним издеваться, или что Акросс был бы рад такому испытанию. Дроид или Гидра замешкались бы, а Хаски знает, что лучше вскрыть заросшую рану, чем оставить загнивать. О том же знает и Кай, и он убирает палец, уступив место острию лезвия, выдыхает, как засыпая или приготовившись к медитации.

Хаски уважает его решимость в этот момент, и даже рад, что такое задание досталось именно ему. Вглядевшись в лицо Кая, опускает глаза к лезвию и нажимает, прорезая новую рану.

Одежду Хаски запаковывает в картонную коробку, прежде чем выбросить. Кай выбирается из душевой в флисовой мягкой пижаме, уходит в комнату, не спросившись, которая тут его и где он будет вообще спать, и Хаски спешит за ним, чтобы сказать, что спальня в квартире одна и придется решать, кто спит на диване. И замирает в дверях.

Кай стоит в центре комнаты, рядом с ним — Гидра, и Кай улыбается ей. Хаски приваливается к дверному косяку, покачав головой удивленно.

— Я помню, мы должны были забрать Гидру. В квартиру она не входила. Откуда же она?

— Ну так мы ее и забрали, — пожимает плечами Кай. — Она была на той белой флешке среди моих личных вещей.

И тогда Хаски замечает, что ног у Гидры нет. Ее светлое, под цвет пижамы Кая, платье как-то само к подолу переходит в кубики пикселей.

— О. Искусственный разум, — кивает с понимаем Хаски, вернувшись от ног к макушке. Гидра и в самом деле кажется более расплывчатой и бледной, но не присматриваясь этого не заметить. — Голограмма?

— Скорее душа, получившая бессмертие через перевод ее в интернет-формат, — сообщает Гидра, развернувшись к Хаски. — К тому же… Хаски, у тебя полностью электронный дом. Я бы на твоем месте на эту игру перестала меня задирать, иначе тебя начнет бить током от пола, холодильник будет плеваться в тебя банками с пивом, а из крана будет лить кипяток, как только ты расслабишься и решишь, что все в порядке.

 

Глава 6

Хаски довольно быстро заканчивает с душем. Вернувшись в спальню, находит Кая в кровати, в одеяле как коконе. Они так и не решили, кто и где спит, и Кая следовало бы выгнать в гостиную. Но день еще не закончился, и сам Хаски спать не собирается. Привалившись к дверному косяку, он жалуется, нарочито по-детски:

— Меня в ванной коротнуло.

— Не коротнуло, — обиженно спорит Гидра, сливающаяся со стеной и сейчас являющаяся лишь изображением на светлом фоне.

— Ну что ж я врать буду?

— А если будешь, то и правда коротнет, — предупреждает Гидра.

— У тебя нигде вилку из розетки не выд…

— Помолчите, — обрывает Кай. Он не поднимается, продолжает лежать, уткнувшись лицом в угол.

— Что-то не так? — понимает Хаски, посерьезнев. Гидра на стену рядом с собой выводит карту человеческого тела и как прогноз погоды рассказывает:

— Может, это от того, что кто-то ножи не дезинфицирует прежде чем ими в Кая лезть, а может ему в том центре вкололи что-то… Я не знаю, но у Кая сейчас температура под сорок.

— Заражение так быстро бы не проявилось, — пытается выгородить себя Хаски.

— Ага. Тем более, я заставила его принять антибиотики, пока ты в ванной был.

— Я просто немного полежу и пройдет. Я же тут вроде как бессмертный, — говорит свернувшийся в клубок Кай. — Могу я сделать это один? Я не буду разнимать вас и потихоньку подыхать. Ругайтесь в другом месте.

Хаски даже не шутит о том, что Кай в его комнате и на правах наглого гостя занимает его же кровать. Просто кивает:

— Хорошо. Если что нужно будет — ты зови.

С четверть часа он смотрит в планшет на кухне, прежде чем на экране микроволновки появляется изображение Гидры.

— Он заснул, — негромко произносит оно. Хаски кивает, больше не поддевает, потому что без Кая препираться скучно.

— Хочешь интересное видео покажу? — предлагает Хаски, переворачивая к ней экран планшета. Гидра морщится:

— Мне не нравятся твои видео. На них вечно кому-то больно. Ты от этого кайф ловишь что ли?

— А если больно на видео Каю? — продолжает уже серьезнее Хаски, разворачивает планшет к себе, но по его экрану идет рябь. И уже по напряженному выражению ее лица Хаски понимает, что Гидра смотрит. Когда дело касается Кая, она не может отвернуться или предложить рассказать на словах, что на том видео. Но до конца она, как и Хаски, не выдерживает.

— Это в той лаборатории? — спрашивает серьезно Гидра.

— Нет. В лабораторию его только утром доставили. К тому же там были каталки и скальпели. Я хочу сказать, что… Я знаю человека, который сдал Кая на опыты.

— И при чем тут видео? — не понимает Гидра.

— При том, что у того человека была возможность снять подобное. Только он не снимал. Наверное. Во всяком случае я не нашел.

— И? Предлагаешь рассказать Каю? А как ты покажешь ему видео? Может он не помнит, что было с ним в этой реальности раньше?

— Гидра, ты знаешь Кая. Что было, то было, сейчас его враг только Акросс. Но этот человек сдал Кая до того, как он стал нашим капитаном. Я предлагаю его самого препарировать. Если ты в деле, то пойдем. Если нет, то я скажу Каю, что ты не при делах.

Знает ли команда, насколько реален Кай и происходящее или воспринимают это как Хаски до того, как смог залезть в голову капитана — им же придуманную фантазию?

Гидра удивляет его. Сжав губы в упрямую линию, она отвечает:

— Ты убьешь только того, кто предал Кая. Тогда я помогу тебе. Остальных ты оставляешь в живых.

— Лады, — хмыкает Хаски. — Только того долбоящера я вскрою.

— Без проблем, — даже не задумавшись, принимает Гидра. — И ни слова Каю.

Хаски представлялось, что в таком большом небоскребе должно работать немало народу. Что-то вроде проходных на его заводе, где даже в обычное время сновали люди, что уж говорить о начале и конце рабочего дня, но в приемной у стеклянных дверей с металлоискателем только двое охранников, и чутье подсказывает ему, что это такая усиленная охрана. Он поднимает руки еще в коридоре к посту, проходит искатель и тот верещит, как машина, которую пытаются угнать. В охране профессионалы, они сразу поднимаются, не настроенные спрашивать про ключи или пуговицы на джинсах, и Хаски, сам опасаясь за то, чтобы не огрести от них раньше времени, задирает рукав, показывая протез руки. Охранники не успокаиваются, его берет на прицел один, пока второй приближается, чтобы начать обыск.

— Вы записаны? — спрашивает первый так дружелюбно, будто не держит Хаски на мушке, а подкладывает сахар в его кофе.

— Да.

— У нас в списках пусто до полудня.

— Второй список, — кивает Хаски. Он знает про второй, «серый» список, в котором были записаны люди, чье посещение не афишировалось, вроде наемников или «чистильщиков». И уверен, что стараниями Гидры он там есть, но это — лишь отвлечь внимание. Как только охрана согласуется с начальником, тот скажет, что никого не ждет. Но это должно занять несколько секунд, пока Гидра взломает систему.

К сожалению, профессионалам хватает времени, чтобы найти у Хаски нож в железной руке и два пистолета-шокера по бокам. Строить из себя крутого чистильщика нет смысла, и Хаски снова терпит, когда ему заламывают руку и прижимают лицом к стеклу.

— Разрешения на оружие ни у кого нет, — объясняет первый с пистолетом так же вежливо. — Во втором расписании посещение значится. Давайте начнем с документов. Штрих-код на шее Хаски считывают, но по-настоящему опасно становится, когда второй замечает заклепку наушника у него в ухе.

Наверное, Хаски здесь же и умрет, ввязавшись в драку, но к его счастью до того, как наушник выдергивают, из динамика слышится обратный отсчет, и оставшиеся пять секунд Хаски про себя проговаривает уже сам, на третьей закрывая глаза.

На счет один — яркая вспышка, за которой сразу гаснет свет. Хаски даже немного стыдно от того, что Гидра сейчас полезнее него. В темноте профессионалы становятся беспомощными котятами, и Хаски вырубает сначала первого, что подошел слишком близко, потом переправляет пистолет второго вверх, на случай, если тот выстрелит, и прикладывает шокером к ребрам, пустив разряд в упор. Когда свет включается, Хаски уже забрал свое оружие и проходит по пропуску одного из охранников в само здание, одновременно возвращая в ухо наушник.

— Ими стреляют, — произносит голос Гидры. — Ты мог убить его разрядом в упор. И если что: «Он меня выбесил» — не аргумент.

— Он не похож на человека со слабым сердцем, — хмыкает Хаски. Он убирает оружие проходит дальше по коридору, останавливается напротив окна с голограммой приятной девушки и выбором меню — подтвердить свой доступ и после этого узнать, в какую часть здания он имеет право проходить. Улыбается голограмме как настоящей. Пропуск должна была выдать охрана, если бы Хаски прошел ее как гость.

— Сделай с ней что-нибудь, — произносит Хаски. — Или ты решила отомстить за охранника? Так меня повяжут тут уже за то, что я вырубил охрану. И сюда придется идти Каю.

— Он умеет договариваться.

— А мы нет. Так что давай, пропуск по всему зданию.

— Только до кабинета, — отвечает Гидра, и в то же время на карте загорается синим — лифт до шестнадцатого этажа и дорога в кабинет.

— Он предупрежден? Что кто-то желает его видеть? — спрашивает Хаски, направляясь к лифту. Одновременно с этим он поднимает с воротника маску, на которой не просто нарисованы, рельефно выделены зубы на плоской собачьей морде, изображенные в оскале.

— Тут везде камеры. А он тебе не назначал, — как делая ему одолжение, отвечает Гидра.

— Тогда я по лестнице. Я помню этикет, но как насчет сегодня даме открыть мне дверь?

Вместо того, чтобы пискнуть снятием блокировки, дверь на лестницу вышибает в сторону Хаски, за ней — трое в бронежилетах и с щитами.

— Никого лишнего не убивать, — напоминает Гидра. Хаски пробивает экран ресепшена, нырнув за пустую стойку.

— Легко тебе говорить, голос, что сидит в моем наушнике…

К шестнадцатому этажу он добирается с зарядом в два квадрата из пяти на одном шокере и последнем квадратике на другом, недовольно цыкает.

— У меня скоро кончится электричество, и тогда придется подрезать людям связки. А с бронированными это сложнее.

— Не ной, — требует Гидра. — Он сбежал из кабинета.

— Само собой. Дай угадаю, в туалет?

— По коридору и налево.

— Почему не поехал на лифте? По лестнице?

— М, наверное потому, что я их блокирую, — почти игриво отзывается Гидра, и Хаски снова поджимает губы от того, насколько она контролирует ситуацию.

— Какое полезное умение, — направляясь к туалету и меняя шокеры на нож, тянет Хаски. — А вот вырезать у Кая пулю ты бы не смогла. Рук у тебя нет.

— Не отвлекайся, — произносит Гидра. — У него тоже оружие.

— Подумаешь, — Хаски открывает дверь с ноги, выбрав женский туалет, и Гидра молчит. На этом этаже нет народу, не видно охраны. Может потому, что Гидра блокирует и их, а может и не осталось никого. Все пять кабинок закрыты. — Ну?

— В туалете нет камер, — как само собой разумеющееся, напоминает Гидра. Пожав плечами, Хаски так же начинает вышибать двери одну за другой, и вторая же вместо керамики унитаза сбивает притаившегося там толстяка.

Хаски хорошо помнит, как страшен загнанный человек. Он отскакивает на всякий случай, еще не видя опасности, и зеркало за его спиной разбивается от выстрела — у противника настоящее оружие.

— Чудно, — комментирует Хаски, левой достав из-за пояса шокер, в котором больше всего заряда. Следующий выстрел уже в потолок, потому что Хаски коленом вышибает пистолет у стоящего напротив человека, бьет рукояткой в зубы и, удерживая его руку за запястье металлической, ломает. Тот кричит, но крик этот быстро переходит в скулеж. Хаски пинком отшвыривает пистолет под раковину, в нее закидывает свой шокер, снова левую руку вооружив ножом.

— Знаешь, за что это тебе? — спрашивает Хаски, надавливая на уже сломанную кость, вызвав новый крик.

Черт его разберет, знает он или нет. Не только за то, что сдал Кая ученым.

На видео, которое Хаски находил, если вводил «Проект K.A. I». были пытки. Когда каждая жизнь на счету, даже громкому политику не простят убийства невинного человека. Но Кай был бессмертным, его могли пытать и убивать, потому что раны на нем зарастали, и это уже не было убийством. Придраться даже полиции не к чему, не потому, что Кай и сам был для них подопытной крысой, а потому, что Кай соглашался на пытки и убийство себя. В том числе и этим человеком, который сейчас не мог и двух слов связать. Когда ты живешь вечно и пользуешься всеми благами цивилизации, смерть еще страшнее.

Один из близнецов восхищенно свистит:

— Надо будет взять на вооружение. Хаски не обрадуется, если я его так же вскрою.

Акросс убирает звук. Без булькающего крика смотреть уже терпимее. Странно, но чужая боль без звука воспринимается им как ненастоящая.

— Какой Каю смысл убивать этого человека? — серьезно спрашивает Гранит, глядя в экран и не моргая. — Зачем спускать на него своего пса? Тем более одного.

— Что-то им помогает. Системы вышли из строя. Скорее всего у Кая есть хакер, — как можно спокойнее произносит Акросс. — Раз Хаски занят, а Дроид у нас, то это Гидра.

Кровь на кафельном полу лужами, но человек на экране еще жив. Акросс ненавидит это чувство, он видит на месте жертвы самого Кая в тех бесчисленных реальностях, когда Акросс его побеждал. Сейчас можно хотя бы звук убрать. Раньше говорил себе, что Кай не чувствует боли. Но Акросс еще по крикам понял, что это не так. Что-то в нем делилось надвое, и одна часть, ближе к нему прошлому, слабому, говорила, что нужно прекратить все это, что Акросс ради своих целей ломает мальчишку. А другая, что раз Кай чувствует боль, то это даже лучше, теперь нужно делать как можно больнее, чтобы он запомнил.

Акросс собирается отдать Кая докторам после того, как поймает. Но, когда те закончат первый эксперимент — прийти и добить. Он не оставит Кая у них надолго.

— Как думаешь, какова вероятность, что пес действует без приказа хозяина? — вдруг задумчиво произносит Гранит. Акросс пользуется этим, чтобы оторваться от экрана. В самом туалете видеозаписи не велось, но дверь, напротив которой стоит камера — открыта.

— Хаски не может без приказа. Когда только попал в игру — мог, а теперь они все Каю в рот заглядывают.

— И как думаешь, Кай сказал ему убивать этого жирдяя как можно дольше и мучительнее? Ты с собой его не путаешь? — как внимательный учитель, очень прозрачно намекает ему Гранит. Близнецы смеются теперь вместе, над Акроссом, и он совсем отворачивается от экрана, чтобы смерить их взглядом командира, который может и подняться, если они продолжат.

— Хаски не будет ссориться с Каем, — напоминает Акросс. — Потому что когда Кай узнает, его ничего хорошего не ждет.

В жару и бреду Каю снится пыльный пол под кроватью. Голоса как через толщу воды, мужской и женский, вроде бы ругаются.

А потом наступает что-то похожее на сонный паралич, когда Кай понимает, что сейчас его найдут тут, в пыли, и тогда станет больно. Вместо того, чтобы стать тише воды, он пробует закричать, и открывает глаза в стерильной спальне. У пижамы сырой от пота ворот, хотя одеяло остается только на ногах. Тело — как новое: послушно поднимается с кровати, выходит через коридор на кухню.

На фоне жужжит выпуск новостей, в приснившихся ему голосах Кай узнает припирающихся Гидру и Хаски, прикидывает, что им никогда не надоест ругаться.

— Можно подумать, что раньше от меня толку не было, — продолжает Гидра. Хаски в чашку ворчит только: «Ну как сказать», кивает появившемуся на кухне капитану. Кай желает ему доброго утра, включает кофеварку, тут больше похожую на маленькую микроволновку с черным аквариумом с кофе над фильтром.

— Ну ладно, — нехотя соглашается Хаски. Он нервничает, наблюдая за экраном новостей, пытаясь как-то сделать знак, чтобы Гидра переключила. — От тебя есть польза. В тот единственный раз, когда ты «взрываешься» даже больше, чем от нас с Дроидом за всю игру. Переключи, не люблю новости.

Гидра спохватывается, на экране канал сменяется на что-то из серии: «Вымирающие животные», где собирают деньги на кошачий заповедник, и Кай, сидя на столе спиной к Хаски, отпивает кофе, смотрит на кошек. По его спине, позе и неспешности Хаски, как пес, пытается угадать настроение хозяина, но вряд ли в том, что Кай успел увидеть и услышать в новостях, он мог все понять.

«Мы должны сохранить наших животных. Кошек начали стерилизовать раньше, чем людей. Их было так много, что в Китае и Корее за год съедалось…»

— Хаски, — окликает Кай, и уже по этому, пока спокойному тону, по тому, что капитан не оборачивается, Хаски понимает, что попал. И успевает нырнуть под стол до того, как в него летит чашка с остатками горячего кофе. Та разбивается о подоконник, осколки оскверняют белый стерильный пол.

— Кай! — зовет голос Гидры. — Он не один виноват, он… Кай!

Уже ориентируясь на этот оклик, Хаски проскальзывает под столом, выбирается с той стороны, где только что сидел капитан, чтобы увидеть, как заглядывает под стол в его поисках Кай.

— Мы не хотели тебя будить, — криво улыбаясь, оправдывается Хаски, сам ненавидя себя за этот тон, и Кая за то, что так перед ним выкладывается. Капитан начинает обходить стол, в спокойном раздражении чеканит:

— Ты блин рехнулся?

— Кай, мы видели… Видели, что с тобой сделали, — у Гидры такой же оправдывающийся голос. Ее изображение появляется на поверхностях, «бежит» за Каем, пока тот вокруг стола преследует Хаски. Он же напряженно ждет, когда капитан перепрыгнет.

— Во-первых, это был не я, — напоминает Кай. — Мы не отвечаем за случившееся с личностью непосредственно до игры. Во-вторых, я давал на это согласие. Потому что это хорошо оплачивалось. Тому мне нужны были связи и деньги для революции.

— Кай, мы просто решили, что раз с нашим капитаном так поступили, то мы себя уважать не будем, пока не отомстим.

— Кому?! — на секунду теряет спокойствие Кай, но снова переводит дух. — Это все равно, что я их в кафе обслужил, мне оставили за это чаевые, а вы на выходе его порезали в лапшу.

— Быть проституткой, конечно, дело твое… — Хаски говорит это специально, потому что после этого Кай должен перепрыгнуть столы. Только Хаски кажется, что он успеет убежать, но Кай укладывает его лицом в стерильный пол, заломив механическую руку за спину.

— Вы не должны пользоваться болезнью капитана, чтобы по-своему трактовать его волю, — спокойно продолжает Кай, затем переводит взгляд на металлические пальцы на руке, пожимает плечами, еще более расслабленно и тихо заключив:

— Ты ведь все равно не чувствуешь боли.

После этого Хаски пытается вырваться, и уже сам не знает, Кай или это судорожное движение в желании освободиться ломает его протез — в районе локтя лопаются несколько проводов, деформируется металл кости.

Гидра не бьет Кая током. Возможно потому, что чувствует себя тоже виноватой. Но когда капитан уходит в спальню, закрыв за собой дверь, Гидра примирительно предлагает:

— Я нашла пару мастеров рядом… Они за час-другой все починят. Он прав, ты же все равно не чувствуешь.

— Чего? Того, как он меня опустил только что? Это я очень хорошо почувствовал, — огрызается Хаски, уткнувшись в стерильный пол.

Гидра становится более материальной для посещения мастерской, сидит на гостевом стуле послушно, изображая живого человека. Даже если поймут, что она лишь проекция — ничего, тут многие делают себе пару на компьютере.

У Хаски странное чувство. И рука не живая, и боли он не должен ощущать, но нечто фантомное щекочет его нервы. Как бы раньше они не ссорились, добрая Гидра в честь их перемирия пытается отвлекать его разговором:

— Хотя я должна злиться, что ты меня уговорил… Мне нравится то, что мы провернули. Кай-то из-за чего бесится? Потому, что мы это сделали или потому, что мы действовали без приказа?

Хаски морщится, когда паяльник проходится по мелким проводкам. То, что было сломано за секунды, теперь восстанавливается часами кропотливой работы.

— Зришь в корень, — одобрительно замечает он. — Кай не деспот. У него к каждому подход. Этот сученок знает, что со мной нужно только так. Что я по-другому не пойму.

— И что же ты понял? — почти издевательски спрашивает Гидра.

— Что больше не буду убегать.

Они возвращаются домой ранним вечером, прислушиваясь к шорохам в квартире. Хаски ждет, что Кай выйдет из комнаты, сложив руки на груди, и спросит, где они были. Или и вовсе как ни в чем ни бывало нальет себе чаю и предложит в интернете поискать Дроида. И не сразу до него доходит, что дом пуст. Так же аккуратно заправлена кровать, никакого беспорядка, но никого в доме нет, и ни записки, ни сообщения.

— Кай от нас сбежал? — неумело маскируя панику, шутит Гидра. — Мы достали его чуть сильнее, чем думали?

— Я ему сбегу, — ворчит Хаски, сам тем временем пакуя оружие в отделы брюк и военного жилета. — Ищи, где Дроид.

— Зачем?

— Я тебе говорил, у него ко всем подход. Подход к Дроиду называется: «Приди и вытащи меня из той задницы, в которой я опять застрял».

— Привет, — как ни в чем ни бывало здоровается Кай. На нем маска в половину лица — рельефное изображение собачьих зубов.

— Что за маскарад? — спрашивает Дроид, все-таки улыбнувшись. Это место — подземная тюрьма, у Дроида скованы руки и ноги, он практически распят буквой икс на стене напротив решетки и на глазах какой-то прибор, похожий очки для сварки. — Не открывай дв…

Он не успевает договорить — решетка издает гудок и движется в сторону.

— Это плохо, — нервно произносит Дроид и скороговоркой продолжает:

— Акросс сказал им, что мне не нужна вода и еда. Приказал не открывать ни коем случае дверь. В тот момент, когда она откроется, это будет означать, что ты пришел.

Кай хмурится, копается с табло около решетки, спешит, оно отзывается сигналами, но ничего больше не происходит. За исключением того, что на пятую попытку включается красное аварийное освещение.

— Это не я, — не отрываясь от табло, комментирует Кай.

— Тогда вали отсюда, пока охрана не набежала.

— Ну я же все равно пришел.

Он не успевает договорить, когда металлические штыри из кандалов выдвигаются и не готовый к этому Дроид практически падает на пол.

— Ну, а теперь начинается интересное, — довольный собой, объявляет Кай, но стоит на месте, около табло, не помогая подняться.

Они уходят как крысы, по полуподвальным пыльным комнатам с наростами труб и проводов, стараясь вести себя тише. Кай впереди, показывает дорогу, маску по-прежнему не снимает. Им не встречается никто, даже тех же крыс не видно. Эти сооружения — настоящий лабиринт, с неравномерными комнатами — какая-то больше, другая совсем узкая, третья размером с актовый зал.

Оба замирают, когда впереди слышится вой — не животный, а издевательский, человеческий. Так оповещают жертву пущенные по следу близнецы, и погоня эта не сзади, она где-то в лабиринте перед ними.

Кай нервно сглатывает, прежде чем сорваться на бег в перпендикулярный коридор.

— Мы не туда идем! — громким шепотом напоминает Дроид. — Стой, блин! Не мельтеши, нас двое и их двое.

— Тут тоже можно пройти, — нетерпеливо показывает вперед Кай. — Вряд ли Акросс отправил их просто так.

Он ждет, пока Дроид обдумывает, верить ли словам капитана, но тот кивает и послушно бежит следом. Близнецы не самые приятные противники, любители нападать вдвоем на одного. И быстро ретироваться, когда врагов тоже оказывается двое. Но встретиться с ними одному было чревато — Кай как-то из такой стычки вышел, лишившись глаза.

А потом происходящее переходит в кошмар, потому что оказывается, что лабиринты эти — многоэтажные, и чужой топот слышится то сверху, то снизу, то где-то совсем рядом за стеной, но Кай бежит уверенно, сворачивает не задумываясь. Скорее всего, близнецы знают, где выход, и акулами плавают вокруг них, пытаясь напугать. А еще вернее, что Кай прав, и они действуют строго по приказу. Но все предположения летят псу под хвост, когда один из близнецов, вывернув из-за угла, пытается ударить сверху вниз металлическим прутом с расчетом, что Кай попадет по инерции под удар, но тот успевает остановиться, отклонившись назад.

— Ходят слухи, ты бессмертный! Долго будем играть!

Кай на провокацию не поддается, достает армейский нож с зазубренным лезвием из-за пояса и готовится драться, но их бестактно прерывают, и даже не другой близнец — как вода из коридоров появляется охрана в черных защитных бронежилетах и касках, Кая с Дроидом берут в кольцо, оттеснив от них противника. Под напором стольких направленных на них автоматов приходится поднять руки. Такой подставой, впрочем, удивлен даже один из близнецов.

— Эй! Акросс! Акросс! — осматриваясь по сторонам, зовет он, но на крик этот из-за поворота появляется только запыхавшийся брат, который тоже выглядит недовольным такой развязкой. — Какого хрена, Акросс?!

— Решил, что так надежнее, чем посылать только вас двоих, — сначала появляется голос, откуда-то из-за решетчатых сквозных стен, потом уже сам Акросс с военной выправкой и в форме, темно-синим цветом похожей на полицейскую. — Давно не виделись, Кай. Эта маска — новая мода? Или ты делаешь вид, что в недавнем нападении виноват сам, а не твой пес?

Акросс как можно небрежнее швыряет на стол папку, в которой на деле оказывается несколько устройств, похожих на тонкие планшетные компьютеры, по ним проходит искра, но так же разом они выключаются. Допросная напоминает немного на те, что показывают в фильмах — небольшая комнатка со столом по середине, только никаких стекол тут нет, просто голые стены и стальная дверь. Лампа в глаза тоже отсутствует. С одной стороны стола на стульях со скованными за спиной руками Кай и Дроид, напротив — Акросс, который еще не сел на свое место, и Гранит. Он выглядит как человек, мечтающий вернуться домой, хлебнуть пива и засесть смотреть любимый матч по спортивному каналу. Проще говоря, взрослый, осознающий, что пока капитан играет — он тут как бы декорация.

— Довольно быстро в этот раз, — начинает Акросс, садится напротив. Между ним и Каем расстояние вытянутой руки, но у того лицо попавшегося на хулиганстве подростка: «Начальник, ну что ты гонишь, я свои права знаю». — Бегаешь все медленнее.

— Не помню, где в правилах сказано, что я должен убегать, и игра заканчивается, если ты догонишь.

— Я тебе голову прострелить могу, — напоминает Акросс, глядя не на Кая, а в папку. Как ни странно — листает он информацию на Дроида, которую должен был изучить и раньше. Ничего особенного, но очки с Дроида не снимают, потому что видеть он может и через них и даже чуть больше — сквозь предметы, в том числе через стены, и даже молекулярный состав вещей. Но это — если снять очки, пока что его зрение остается в пределах возможностей обычного человека.

— Стреляй, — Кай невозмутимо пожимает плечами. Несколько секунд они с Акроссом прожигают друг друга взглядом, прежде чем тот касается одного из устройств в папке, в виде прямоугольного пластикового контейнера размером с палец. Кая передергивает одновременно с этим, и в то же время звук, будто кто-то нажимает на кнопку звонка, который слишком глухо работает.

— Гнида, — выдыхает Кай, разжав зубы, после этой секунды. Разряд тока шел от наручников, не сильный, но неприятный, как случайно ткнуть гвоздем розетку. За длинный язык Кай получает еще один кратковременный и такой же слабый разряд и на этот раз не комментирует.

— Ты все равно бессмертный. Я мог тебя поджарить тут, а потом смести остатки в пластиковый пакет и передать в лабораторию, — сообщает Акросс, глядя на прямоугольник на столе, затем смахивает его в сторону, возвращается к фотографиям Дроида.

— Вы у нас все экспериментальные образцы? — спрашивает Акросс, поднимая со стола снимок глаза с голографическими указаниями способностей. Фотографии все двусторонние, будто прозрачные — видно и со стороны Акросса и пленникам. — Хорошее зрение? Даже при хорошем зрении без очков никак?

Гранит уже выглядит как старик, нервно думающий о том, что, если допрос закончится сейчас, он еще успеет к концу первого тайма. Дроид улыбается и выдвигается чуть вперед, насколько позволяют наручники и стул.

— Ну, это что-то вроде ограничения. Даже так у меня много приятных бонусов, как видеть рентген человека, и даже сквозь одежду. Кстати, — он опускает голову так, что видно, что он смотрит Акроссу в пах, — Гидра в курсе, что оно не стоит того? Или ей рассказать?

Акросс чуть склоняет голову на бок и, убирая фотографию в папку, попутно нажимает снова кнопку. Кай от нового разряда задыхается на секунду и падает вперед, оставшись прикованным на стуле.

— Дроид, — не поднимая головы глухо просит он. — Пожалуйста, не шути так больше…

Он не может видеть довольного кивка Акросса, но, резко выпрямившись, добавляет:

— А впрочем… шути.

Кай инстинктивно сжимает зубы в ожидании боли, чтобы в этот раз не выдать себя, но Акросс только кивает с видом разочарованного учителя, который большего и не ожидал, и открывает новую папку, веером раскладывает на столе материалы оттуда.

— Не так давно был убит один видный политик, — поднимает один из снимков, на нем высвечиваются не слишком четкие двигающиеся зацикленные фотографии с Хаски: в маске и без. — Маска та же.

— У нас секта, — пожимает плечами Кай. — У вас должно быть записано.

— И ты пришел сделать вид, что Хаски действовал по твоему приказу. Конечно, все ведь логично — кроме политика он никого не убил. Именно так ты бы и приказывал. Только знаешь что… Ты бы у него за плечом стоял.

— Мне нездоровилось, — морщится Кай, смотрит на фотографии, а не на Акросса. Дроид обеспокоенно переводит взгляд со снимков на своего капитана — он еще не понимает, что происходит.

— Так не горело же. Его там убить могли — все-таки охрана и все такое, — продолжает Акросс, но со своей стороны тоже смотрит на двигающиеся фотографии. Это не похоже на допрос, они будто в одной команде и обсуждают тактику захвата крепости.

— Хаски не могли убить, — уверенно произносит Кай.

— Тогда где он сейчас? — Акросс отрывается от фотографий и попадает под прицел злого взгляда Кая. — Он сам по себе, а ты сам по себе? Вы встретились в игре, а теперь играете каждый за себя. Признай, он вышел из-под контроля.

— Это был мой приказ, — устало врет Кай, дернув плечами.

— Ладно, может и так, — наигранно соглашается Акросс, достает другую панель из папки, на ней плеер для проигрывания видео. — Тогда за что ты приказал его убить?

— Он мешал моей цели, — почти сразу отвечает Кай. Гранит все еще скучает с грозным видом, не выпуская из поля зрения Дроида, будто ожидаемый матч начали транслировать прямо на его очках. Тот, совсем не разбираясь в чем дело, пытается делать вид, что так и есть, и он-то точно знает, что Кай говорит правду и вид его как бы должен это доказать.

— Какая у тебя может быть цель, — снисходительно усмехается Акросс. — Разве не я? Но ко мне он не имел никакого отношения.

— Я же сказал — у нас секта. В секте выдаются задания, за них получаются бонусы. За это я узнал, где…

Акросс, не слушая его, нажимает на запуск видео. На нем появляется по центу Кай в белой рубашке с нашивкой, похожей на школьную форму при его телосложении.

— Ты должен сказать, что ты тут добровольно, — произносит голос на видео.

— Выключи, — зло зыркнув, требует Кай, перекрывая свой же ответ в записи. Акросс наоборот не шевелится, продолжает смотреть со скучающим видом.

— Это ведь не то, что я… — начинает нервно Дроид, и Кай срывается — пытается достать до экрана при скованных за спиной руках. На видео уже включается звук, похожий на дрель.

— Твою мать, — комментирует Дроид, но изображение пропадает, сменяясь помехами. Вместе с этим успокаивается и Кай, сев обратно.

— Странно, — замечает Акросс, прикосновением к картинке пытается запустить снова, но вместо прерванного видео на экране появляется Гидра.

— Добрый день, с вами прогноз погоды на сегодня, — начинает Гидра, но нервная улыбка выдает искусственность происходящего. Акросс все-таки отвлекается, и реагирует больше на резкое движение дернувшегося Гранита, чем на случившееся по ту сторону стола. Почти в одно и то же время Гранита стулом отбрасывает к стене, а Акросс ловит расстегнутые наручники, успев заметить, как перехватывает пульт со стола Кай. После разряда тока Акросс падает на кафельный пол допросной.

Выскочив в коридор через открывшуюся дверь, ее захлопывают почти перед носом быстро оклемавшегося Гранита, срабатывает автоматический кодовый замок.

— Ты там жив или можно их уже не догонять? — устало спрашивает Гранит, без спешки набирая код. Акросс кашляет, отшвырнув от себя наручники, хрипит:

— Гад… У меня, кажется, сердце на мгновение остановилось. Я его не так сильно…

— Зато издевался, — сурово заключает Гранит тоном: «Заслужил». Дверь открывается, за ней — аварийное красное освещение. — Хочешь сказать, ради одного побега он вырубил все здание? Мне кажется, ты его плохо воспитываешь.

Хаски ожидаемо пытается то ли ударить, а то ли просто взять Кая в захват, но тот отскакивает к стене. Они снова в катакомбах электроники под зданием.

— Так, ладно, бить не буду. Просто скажи, где мой мотоцикл, ты же его не разбил? — примирительно и даже мягко подзывает Хаски, при этом подняв обе руки, Кай отмечает снова целую металлическую и хмурится. — Ах да. Дроид! — Хаски оборачивается к подошедшему к ним Дроиду, и, ломая голос, продолжает:

— Наш-то что учудил! Руку мне сломал за плохое поведение.

Дроид смотрит внимательно на остановившегося у стены Кая, потом на улыбающегося Хаски. Капитан не оправдывается, но при этом ждет вердикта, и Дроид, вздохнув, конечно выбирает сторону Кая:

— Значит, Акросс прав и ты его ослушался?

— При чем тут Акросс? — настораживается Хаски, уже не настроенный шутить.

— Да так. Обвинил Кая в том, что ты у него вышел из-под контроля. Так он прав? Капец команде, ты снова играешь один?

— Я мстил за Кая, — припечатывает Хаски, и Дроид складывает для себя два и два: видео и убитый политик, на связь между которыми намекал еще Акросс. Кай все еще молча ждет, следя за реакцией.

— Но не счел нужным сначала с Каем это обсудить, — Дроид снова выбирает сторону капитана.

— Ой, да ладно, — уже не так серьезно отмахивается Хаски. — Скажи еще показать ему, что в интернете нашел, чтобы он планшет разбил об мою же голову.

— Я бы так не поступил, — наконец подает голос Кай. — А мотоцикл я оставил в нескольких кварталах отсюда… Но ведь и ты не пешком пришел. Так что я вернусь на нем.

— Это мой мотоцикл! — отказывается Хаски.

— Это приказ, — мстит Кай, пройдя дальше, достает из внутреннего кармана куртки ключи и, будто издеваясь, подбрасывает на руке. Хаски не выдерживает и бежит отнимать.

 

Глава 7

Хаски готовится выгонять Кая из своей спальни, но тот, вернувшись в квартиру, без намеков с его стороны расстилается на диване в общей комнате. Места хватит им с Дроидом на двоих, и Хаски, стоя в дверях спальни, только наблюдает, как аккуратно укладывается капитан.

— Надеюсь, для Гидры не нужно кровать уступать? — подает голос Хаски, потягиваясь. Сейчас уже поздняя ночь, готовая перейти в раннее утро.

— Кстати, а где она? — осматривается Дроид. Включается телевизор, на экране которого Гидра. Пропустив ответ на этот очевидный вопрос, она говорит уже Хаски:

— Я могу поспать в мониторе, не волнуйся.

— Конечно, милая, все для твоего удобства, — машет рукой в воздухе Хаски. Дроид, обращаясь к капитану, шепотом спрашивает:

— Она не тут?

— Она везде. Она электронный разум. Очень удобно против человека, который может видеть сквозь одежду.

— Да ладно, я же шутил. В этих очках я вижу как обычный человек. Но их можно корректировать.

— Я взгляну? — просит Кай, заглядывая снизу вверх с надеждой. Дроид пожимает плечами, садится на диван, опустив руки на колени. Когда Кай снимает с него очки — веки закрыты, Дроид открывает их медленно, и это не похоже на глаза обычного человека. Как голограммой над ними, выходят за пределы глазниц круги с данными, будто это вывернутое видение киборга.

— Даже голова закружилась, — неловко улыбнувшись, произносит Дроид. Все смотрят на него, следя за меняющимися данными, за письменными комментариями на кругах.

— И оно не выключается? — спрашивает завороженный Кай. Будто такое зрение куда лучше бессмертия.

— Только очками, — поворачивается к нему Дроид, и на ободке высвечивается имя и «Известен как проект K.A. I».

— Для снайпера отличное умение, — хмыкает Хаски, как если бы тоже завидовал. — Сможешь уложить близнецов с двух рук?

— Спрашиваешь, — улыбается Дроид и, забрав очки у Кая, снова их надевает. — Как белок — в глаз, с расстояния в сотню-другую метров.

— У нас неплохая фора, — подмечает Хаски. — Вирус, снайпер с абсолютным зрением и бессмертный капитан.

— А у Хаски какая способность? — опоминается Дроид.

— Никакой, — оскалившись, разводит руками тот.

— Железная рука и собачья преданность, — возвращаясь к превращению дивана в кровать, подмечает Кай. — Собственно говоря да, ничего особенного.

— Так что ты там сделал за такую фору? — продолжает прерванную мысль Хаски. Кай на секунду замирает с подушками, но, проигнорировав, снова облагораживает диван. — Я, конечно, могу предположить…

— Попросил, — быстро произносит Кай, не оборачиваясь. — Мне сложно будет покинуть игру, если я попаду в ловушку. Допустим, вас всех убивают, и я остаюсь заперт в этой игре, на операционном столе, подопытным кроликом.

Несколько секунд все молчат, пока Кай как скатертью накрывает диван одеялом.

— Мы за тобой вернемся, — наконец находит слова Хаски. — Она не даст тебе остаться тут.

Когда гаснет свет, Хаски закрывается в спальне, Дроид ложится первым. Кай укладывается спать у края, взбивает подушку, набитую чем-то вроде пенопласта, и замирает, заметив, что рядом материализовалась Гидра. Не просто появилась, а лежит на его половине дивана, отчего тот становится слишком узким.

— Ты собиралась спать в мониторе, — напоминает Кай.

— Хм. Тебя это смущает? Я же просто голограмма.

— Прекрати заигрывать, — просит Кай. Он даже спихнуть с дивана ее не может, рука проходит мимо. — Зачем ты это делаешь?

— Пытаюсь понять границу твоего личного пространства. Собака в твоей кровати тебя не смущает.

— Вообще разные вещи, собака и девушка в кровати, — замечает Кай. Поднимается, тяжело вздохнув, Дроид, снимает очки, осматривается и, переступив через Кая, выключает один из приборов в комнате, и тут же Гидра исчезает.

— Спокойной ночи, — перешагнув Кая обратно, прощается Дроид.

На утренний звонок в дверь Хаски реагирует, вышибив свою, ведущую в спальню, изнутри и, уже готовясь с пушкой выгонять незваного гостя, но Кай осаживает его почти разочарованным взглядом и нажимает «открыть». В квартиру вплывает даже не человек, а небольшая тележка с посылкой, дожидается, когда Кай распишется в получении и сгружает коробку на пол. Хаски продолжает стоять с пушкой наготове, пока не закрывается входная дверь.

— Не волнуйся, — рядом со спальней возникает Гидра. — Если нас попробуют атаковать, я узнаю об этом за полчаса до их приезда.

— Ты что, шмотки с ебея на мой адрес заказываешь? — доходит до Хаски, когда Кай вскрывает коробку. Сонный Дроид, сидящий на диване, почесывается, глядя без особого интереса и даже не снимая очков, чтобы изучить лучше посылку. Кай и в самом деле извлекает темную одежду, типовую белую рубашку, еще какие-то мелочи.

— Ты уже достал. Мой мотоцикл, моя квартира, моя спальня… Уж извини, что я бездомный, но с одной рукой ты тоже вряд ли бы на такую квартиру заработал, — Кай раскладывает вещи на две кучки, не поворачиваясь к Хаски. Тот зевает, садится на диван так, что Дроид подскакивает и окончательно просыпается. И Хаски говорит то, чего от него никто бы не ожидал:

— Что-то не помню, когда мы успели пожениться.

Даже Кай, до этого державший на вытянутых руках запакованную светлую рубашку с приложенным к ней темным галстуком, оборачивается, чтобы наконец взглянуть на него, но переглядывается с Дроидом. Тот пожимает плечами — видимо, Хаски думает, что сам может шутить на эту тему, но кто знает, что было бы, попробуй выскажи эту мысль Дроид или сам Кай. Они соблюдают те границы, при которых всем в команде комфортно. Хаски частенько задирает Гидру, но всем ясно, что шутить он может жестче и куда обиднее. И всем интересно, что такого Хаски увидел в прошлом Кая, но никто не станет спрашивать об этом капитана. Команда интуитивно не шутила о привязанности Хаски к Каю.

— К вечеру у нас будет… не знаю, как сказать. По сути вечеринка, на деле небольшое задание, — Кай возвращается к вещам, кладет рядом с Дроидом кучку темной одежды в целлофановой упаковке, около с Хаски такую же.

— Тут? — переспрашивает Дроид, осматриваясь. Квартирка небольшая, их здесь четверо, а уже чувствуется, что тесно.

— Нет конечно, — Кай открывает гладильную доску, коснувшись стены, вываливает на нее содержимое своего пакета.

— Почему мы в черном, а у тебя деловой костюм? Мы идем грабить банк, а ты будешь как бы делать в него вклад? — скептически спрашивает Хаски, рассматривая свои вещи — темный пиджак с высоким горлом.

— Нет. Просто я ваш босс. А вы мои телохранители.

В тишине Дроид снова зевает, подхватывает свой сверток и идет в ванную примерять.

— Кто-то перед игрой предлагал выбрать другого капитана, — напоминает Хаски, но не злится, наоборот ухмыляется, наблюдая за тем, как осторожно гладит рубашку Кай. — Босс, не хотите мой пиджак тоже погладить? А то я не умею.

— Хочешь сказать, ты настолько несамостоятельный, что тебе рубашки до сих пор гладит мама? — Кай даже оборачивается, чтобы увидеть выражение лица Хаски после этих слов. Вместо этого в него летит пиджак, скомканный и втиснутый обратно в тот пакет, в котором приехал.

Штрих-код есть и у Дроида на шее, только Каю приходится клеить новый перед выходом из дома. Кроме мотоцикла у Хаски более медленная и небольшая, дешевая машина, в которой они добираются до места встречи. В сравнении с огромным особняком, к которому они подъезжают, и стоящими тут же машинами, их выглядит особенно неуместно.

— Надо было брать мотоцикл, а Дроида отправлять на метро, — осматриваясь, замечает Хаски. Кай, выбираясь из машины, снимает штрих-код с шеи, переклеивает в блокнот с остальными и убирает в задний карман брюк.

— Дроид тоже часть команды, прекрати им пренебрегать.

Пиджака на Кае нет, только светлая рубашка с галстуком, но из-за этого он и выделяется. А Хаски с самого прибытия новых вещей чувствует себя нервно, и нервоз этот именно из-за капитана. У Хаски ощущение, что Кай снова во что-то ввязался, и надо, получается, спасибо сказать уже за то, что он взял их с собой, а не поехал снова один.

— Будь воля Хаски, он бы в команде остался вдвоем с тобой. Остальные ему кажутся бесполезными. Даже если у Акросса была бы команда человек в пятнадцать, — ворчит Дроид. Пиджак он расстегнул и по обоим бокам по кобуре с пистолетом. С возвращением Дроида в команду Хаски вернулся к более привычному ножу. Разговаривают они, пока поднимаются по лестнице к главному входу. Тут людей нет так же, как и во всем городе, но в окнах горит свет, дом похож на большой улей.

— Нет, ну как же, — задумавшись, возражает Хаски. — Просто вы не умеете работать слаженно. Пока получается, что Кай подставляется за всех и пытается прикрыть команду сам. Конечно, он у нас тоже в каждой бочке затычка, но… Я совсем не против, если бы мы трое закрыли его от остальных и защитили. В конце концов, исход игры зависит от его выживания.

— Так странно слышать от тебя про командную игру, — скептически комментирует Кай, постепенно оказавшись между ним и Дроидом и на шаг впереди.

— Ты единственный, кто еще играет за себя. Прекращай и доверься нам, — это бы прозвучало обнадеживающе, не говори этого Хаски, а от него получается так, что непонятно, шутит он или просто издевается. Но дверь перед Каем открывает он сам, успев толкнуть ее до капитана.

Главная зала оказывается полутемной, полной людей, на них оборачиваются, и Кай медлит секунду-другую, прежде чем переступить порог. Хаски для себя отмечает это, как подтверждение того, что тут их ждут очередные неприятности. Низкий полный человек в расстегнутом пиджаке и рубашке, открытой на две верхние пуговицы, спешит к ним, но за руку здоровается только с Каем.

— Мы опоздали? — мягко спрашивает капитан.

— Конечно нет. Вы даже раньше. Хотя признаться, еще полчаса, и я начал бы волноваться — вы у нас сегодня, как говорится, «Главное блюдо».

Только после этих слов он отпускает руку Кая и, бросив что-то вроде: «отдохните», снова убегает к гостям. Хаски теряет пару секунд, чтобы понять, как высказать свои претензии, и при этом остаться в роли охранника. Он чуть наклоняется вперед, к самому уху Кая, и осторожно, чтобы никто, кроме Дроида, больше не заметил, сжимает кожу на лопатке капитана, не очень болезненно, но предупреждающе, и удерживает его на месте этим жестом.

— Ты что задумал? Самое время рассказать. Я не буду наблюдать спокойно за тем, как тебя режут на куски, сколько бы тебе за это не платили.

— Я же не псих, — морщась, утверждает Кай. — Мы приехали заранее. Мы не будем тут до конца вечера. Мне просто нужно кое с кем увидеться.

Хаски раздумывает над ответом короткое время, и сжимает кожу сильнее, прежде чем отпустить.

— У нас не отберут оружие? — спрашивает Дроид чуть громче, но за музыкой его не слышно дальше их кружка.

— Наличие оружия — гарантия того, что каждый тут будет вести себя хорошо, — замечает Кай, перестав сверлить Хаски злым взглядом. — Вроде ядерного потенциала мировых держав.

— Типа, мы пришли на сходку мафиози? — Хаски даже удивляется.

— Нет. Политиков.

Вряд ли Хаски стал бы еще что-то уточнять, к тому же к ним подходит один из официантов, чтобы отдать Каю записку и, переместившись в сторону, ждет то ли ответа, то ли реакции.

— Мне нужно отойти, — не отрываясь от клочка бумаги, сообщает Кай.

— Это с ним встреча? — понимает Дроид. — Нам туда нельзя?

— Фактически нельзя, — кивает Кай, но, подойдя ближе, командует:

— Но мне не хотелось бы оставаться там одному.

— Понял, — Хаски с улыбкой в шутку козыряет.

Ведет тот же официант, хотя он и не произнес ни слова за все это время. Когда по безлюдным коридорам они поднимаются на второй этаж, в наушнике Кая раздается шепот Гидры.

— Акросс едет в этом направлении. Сомневаюсь, что это совпадение. Времени у тебя с полчаса, так что поспеши. Я предупрежу ребят, если тебе понадобится их помощь.

Кай не может ни ответить, ни кивнуть в благодарность. В холле третьего этажа слуга останавливается около кабинета, показывая, что ему сюда. Кай не заметил, чтобы за ними следили, коридор пуст и в нем ни шороха, появляется странное чувство, будто его бросили. Но это не так, если бы его ребят было просто заметить, их бы убрали и не позволили помочь в нужный момент. И все же, в кабинет Кай заходит, будто на мороз без куртки.

Крепкий мужчина, похожий на тех политиков, что еще можно назвать харизматичными и внушающими доверие, кивает ему, и дверь за спиной закрывается.

— Я уже не надеялся увидеть тебя, Вольфганг, — вместо приветствия начинает он, не вставая из-за стола. Просторный полутемный кабинет выполнен даже не в стиле не привычного Каю двадцать первого века, а скорее века восемнадцатого. Вокруг полки, заставленные раритетными теперь бумажными книгами, но при взгляде на названия Кай невольно улыбается. В его веке это считалось бы низкой литературой. От современного в кабинете только голографический экран, свернутый на столешницу, чтобы не мешать разговору.

— У меня были проблемы.

— Ну да, я слышал. Потому и говорю, что твое возвращение очень радостно и внезапно для всех нас. Я тут поискал того, кто мог продать тебя докторам… Ты же знаешь, их исследовательский центр нам не подчиняется, но я бы приложил все силы, чтобы вытащить тебя оттуда.

Кай начинает понимать, к чему идет разговор, поэтому не спешит садиться напротив, стоит у самой двери. Заметив это, собеседник мягко подзывает:

— Подойди. Ты мне не доверяешь? Что я могу тебе сделать? Убить?

Кай улыбается, будто это была шутка, но делает лишь несколько шагов к столу. Разговаривать с этим человеком так же нервно, как сдавать экзамен строгому преподавателю.

— Вы выяснили, кто меня продал, — напоминает Кай. Его собеседник улыбается.

— А то ты не знаешь.

— Пожалуйста, я старше вас на двести лет минимум, — вздыхает Кай. — Прекратите вести себя так, будто меня воспитываете. Я знаю, что случилось с тем, кто сдал им мой номер и адрес. Как знаю и то, что вы так не поступите, я еще нужен вам.

Это Кай знает из прошлого этой личности. Но нужен как опасный террорист, который может напугать общество. Когда люди спокойны, они начинают думать. Когда люди напуганы, они ищут защиты у сильных мира сего, и этот человек поддерживает не идеи Кая, а сам образ того, кто способен уничтожить этот мир.

— Вольфганг, ты мог сдать его нам. Его не нужно было убивать. Мы бы просто проучили его, ты бы окатил его своим презрением, и все были бы счастливы. Политика это прежде всего лицемерие. Убийство неугодных — это уже какое-то средневековье.

Кай это понимает. Он не может сказать, что не замешан в этом, потому что если выяснится, что Хаски убил человека по своей инициативе, а не по его приказу, то они попытаются убить самого Хаски. Они потребуют у Кая выдать его, а если тот откажется — лишат поддержки.

— Уже пора? — спрашивает голос Гидры. Она тоже чувствует нарастающую опасность.

— Я не могу действовать с оглядкой на то, кто с кем дружит. Я уже был у докторов раньше… я проходил нечто страшнее, чем ваши доктора, еще до того, как понял, что бессмертен. Он ведь продал меня не за деньги. Продал за то, за что меня с радостью продали бы все вы — узнать, как жить по-настоящему вечно.

— Опомнись. Тебе нужно просто признать, что ты не прав…

— Так случится с каждым, кто снова попробует сдать меня в лабораторные крысы, — выпаливает Кай. Боль не приходит внезапно — Кай ждет ее с того момента, как заговорил. Эта боль — укол в сердце, такой сильный, что Кай падает на колени, в глазах темнеет.

— Мне нравится твой бунтарский характер, — собеседник поднимается, выходит из-за стола и останавливается над Каем, так близко, что мог бы при желании пнуть в лицо. — Сразу видно, что ты человек того века. Что ты рожден еще во времена двух мировых войн. Но ты должен понимать, что не стоит перечить человеку, у которого ключ к твоей смерти.

Когда Каю кажется, что он сможет подняться — новый разряд прошивает сердце, он снова опрокидывается на пол, сворачивается клубком, будто это может его защитить.

Собеседник, заметив попытку вернуться к двери, делает несколько шагов, чтобы оказаться между Каем и выходом.

— Так что варежку-то особо не разевай. Потому что без моей поддержки ты бы так и так оставался подопытной крысой. И я всегда могу тебя туда упрятать. На этот раз насовсем.

Пульт в его руке похож на брелок к машине, но при нажатии кнопки Кая прошибает разрядом в сердце.

И все же, находясь лицом к двери, он замечает, что та приоткрыта, и коридорная тьма вползает в кабинет. И видит, как напрягается рука в движении снова нажать кнопку, но до этого руку, как ветку, ближе к локтю гладко срезает, и вместе с пультом она падает на пушистый разноцветный ковер. Кай глохнет от крика боли, но еще лежит на полу, тяжело дыша, приходит в себя. Рукой в черной перчатке Хаски зажимает политику рот, говорит, будто ребенка успокаивает:

— Ну-ну, с железной рукой круче. Я тебе пару адресов оставлю. Если б мне предложили выбирать, я бы выбрал железную руку. Но мне не предложили, а я все равно тебе советую. Оно практичнее.

Настолько больно, что Кай возвращается в игру постепенно, будто пытается заводить машину, которая все глохнет. Перед ним — рука с подрагивающими пальцами и пультом на ладони. Сначала Кай забирает пульт, потом поднимается, неспешно, как раненный. И следующим резким движением отпихивает Хаски от политика, заносит руку со сжатым в ней пультом, второй надавив на щеки, заставляет его открыть рот, но перед ударом его руку перехватывает Хаски, оттаскивает от бывшего мучителя, теперь ставшего жертвой.

— Тише, тише. Я за тебя отомстил уже. Хватит с него. Мы же за этим устройством пришли, так?

Кай успокаивается молча, дышит часто, опустив голову, больше не вырывается.

— Ну ты даешь, — немного удивленно прибавляет Хаски.

Дроид ждет у машины, когда из особняка выходит сначала Хаски в темной рубашке, затем уже Кай в накинутом сверху пиджаке.

— Чувствую себя грабителем, — усмехнувшись, Дроид открывает дверь капитану. Тот садится на заднее сидение, сползает по спинке вниз и прикрывает глаза. — Все плохо?

— Ожидаемо, — комментирует Кай и захлопывает дверь сам, отрубая от себя разговорчивого Дроида. Тот ворчит что-то под нос, садится на водительское место, пока Хаски занимает пассажирское.

— Заводи, пока Кай не стал тебе матом отвечать.

— Кай? — Дроид воспринимает это как шутку.

— Минут пять назад он собирался заставить сожрать пульт того долбоящера, что устроил ему три сердечных приступа подряд, — имитируя ужас, рассказывает Хаски и получает сильный пинок в свое сидение сзади.

Без приключений они не добираются, и, хотя Акросс не должен ехать по этой дороге, поперек небольшого шоссе стоят два автомобиля, перекрыв им путь, у водительских мест дожидаются близнецы.

— Извините, — говорит Гидра из динамиков радио. — Кажется, меня обманули.

— Твои клиенты, — флегматично напоминает Хаски Дроиду. — Две цели, две пушки. Действуй, Клинт.

Кай приподнимается, чтобы узнать, почему остановились, в следующее мгновение пытается распахнуть дверь, но та заперта так, что изнутри уже не откроешь. Дроид вздыхает, вылезает из машины, бросив на прощание:

— Увози его отсюда.

— Эй, вы что задумали? — Кай лезет вперед, но Хаски спихивает его на пассажирское сидение, сам занимает водительское.

— Я не такой уж и слабак, — произносит Дроид, снимая очки. — Я смогу сам с ними справиться. А потом… на метро доберусь.

Кай не выходит из машины потому что меньше всего Дроиду сейчас нужно, чтобы в нем усомнились.

— Один? — скалится тот из братьев, что стоит справа. — Это намного лучше.

Пока он говорит, Дроид достает оба пистолета. Машина дает задний ход и уезжает, оставив его одного против близнецов. Некстати вспоминается и Кай, оставшийся без глаза после одной из стычек с ними.

— Эй! Эй! Очкарик! Да тебя просто бросили как приманку, чтобы самим удрать! — радуется второй близнец. Вместо оружия у них — похожие на полицейские дубинки, которые иногда посверкивают электричеством.

— Сделаем из него послание его капитану?

— Разве мы не должны поймать Кая?

— Да ладно, раз игрушка сама идет в руки. К тому же, — правый хищно улыбается, поднимает дубинку и включает так, что электричество проходит по ней молнией с громким разрядом, — он же нас тут как бы задерживает, — последнее слово произносит с сарказмом.

— Два клоуна, — вздыхает Дроид, вскинув оружие, но прежде, чем он успевает нажать на курки — оба близнеца исчезают, остается только облачко пыли от быстрого перемещения. — Зараза… Ну да, мир, где людям в экспериментальных целях прививают способности, почему же только у Кая все в команде избранные.

— Эй, брат! — слышится где-то рядом, будто с более нижней трассы. На фоне вымершего города это звучит особенно громко. — А ведь мы вполне можем этого по асфальту протащить, пока не сдохнет, а потом и его друзьяшек догнать! И швырнуть его им в лобовуху.

Дроиду приходится трижды выдохнуть, чтобы успокоиться, заставить руки больше не дрожать.

— Да не ссы, по-другому никак. Было бы глупо, если бы мы там стояли и скандировали: «Дроид, ты сможешь!», пока не подъедет Акросс. Акросс ведь едет за нами? — спрашивает Хаски уже у радио, но Гидра отвечает:

— Нет. Едет по-прежнему в особняк.

— А мог за нами, ну?! — настаивает Хаски, но Кай вздыхает, будто он объясняет что-то само собой разумеющееся.

— Я не волнуюсь за Дроида, — пожимает плечами Кай. — Я знаю, что он не проиграет. В конце концов, именно он учил меня стрелять.

Дроид занимается в институте, который выпускает одних инженеров. В городе, производящем оружие. И учится он на оружейника. На одном из курсов в лабораторной он сократил неполное число до третьего знака после запятой, когда нужно было до четвертого, и все расчеты полетели к чертям. Дроид знает о точности больше любого в команде, и, при включении своего зрения, он видит перемещение близнецов даже тогда, когда они скрываются под мостом. У Дроида, можно сказать, глаза на затылке, поэтому подкрасться со спины одному из них он позволяет. Не посмотрев, заводит пистолет за спину и стреляет, стоит тому появиться за его плечом. Ни Хаски, ни Кай не смогли бы драться с ними наравне сейчас, это под силу только Дроиду, и если бы Акросс тогда не подоспел с охраной, кто знает, не лишился бы Кай глаза снова.

Выстрел задевает щеку противника, и тот, огорошенный этим фактом, останавливается, стирая с щеки кровь и не веря, что его могли ранить. Дроиду хватает этой заминки, по сути секундной, чтобы вторым выстрелом прострелить ему голову. Следующим движением он перехватывает дубинку, находит на ней нужную электрошока и швыряет ее, включенную, на траекторию движения еще живого близнеца. Тот со своей почти звуковой скоростью остановиться или свернуть не успевает, наступает и замирает, скованный электрическим разрядом. Дроид даже упасть ему не дает — простреливает шею, принципиально из того же пистолета, которым стрелял в его брата.

— Я ж говорю, клоуны, — констатирует он, крайне довольный собой, и только теперь в нем пробивается до сих пор сдерживаемая дрожь. Боясь их, даже смертельно ранеными, он сканирует своим зрением обоих и, не дожидаясь, когда близнец с простреленным горлом задохнется, стреляет в голову. Встряхнувшись, как арахнофобик, убивший паука, он убирает пистолеты обратно.

«Скорая» успевает на место раньше машины с Гранитом и Акроссом. Носилки выносят с запасного выхода, потому что праздник должен продолжаться. Подойти Акроссу не дают санитары, отпихивают грубо, и удостоверение он достает скорее из мстительности, чем правда так уж желая во что бы то ни стало поговорить с жертвой.

Теперь его пропускают в кузов машины, к раненному, тот туманным взглядом смотрит в потолок и внимания на Акросса не обращает, и кажется, что сейчас спрашивать о чем-то глупо.

— Меня назначили поймать сбежавший проект, — объясняет Акросс, не представившись. У него и так ощущение, что он говорит со стеной и вряд ли этот человек запомнит его имя. Кровь уже остановлена и обезболивающее введено, нет смысла срочно доставлять жертву в больницу, и Акроссу дают время на вопросы. — Кай. Тот самый, что сделал это с вами… Хотя не думаю, что ошибусь, сказав, что это сделал его партнер. Зачем Кай приходил? Что за конфликт у вас возник?

— В конце две тысячи тридцать девятого года он подписал соглашение, что готов проститься со своим бессмертием ради сотрудничества. Ему было вшито устройство, рядом с сердцем. Вызывает что-то вроде сердечного приступа, бьет его током, если надо его остановить. И раздавит его сердце, если он совсем с тормозов слетит. Такие были вживлены абсолютно всем бессмертным, за это им гарантировали безопасность, и что их не будут использовать как лабораторных крыс, — мужчина на носилках говорит спокойно, будто вместо него тут фальшивка, робот, но смотрит все так же в стену. Акросс давно перестал воспринимать окружающих людей как картонных или просто игровых персонажей. Он потратил много усилий, чтобы выбить всю дурь из близнецов и вдолбить им, что атаковать они могут только Кая с его командой, и за это разрешил на этих четверых отрываться за всех.

— Но он снова оказался подопытным, — напоминает Акросс. — Я не слышал про устройство контроля…

— Оно считалось утерянным. О Вольфганге многого нет в бумагах. В том числе и про пульт.

— Почему, ведь оно могло бы помочь мне остановить его?

Политик оборачивается, чтобы посмотреть Акроссу в глаза своим безразличным, немигающим взглядом, но выражение лица у него такое, будто это Акросс тут чем-то обколот.

— Потому что никто и не собирается останавливать Вольфганга. Он нами куплен. И вам это дело дали только чтобы вы за своим хвостом бегали, и вернулись ни с чем. Даже если вы его поймаете — если он отдаст им пульт, то его снова отпустят сеять хаос в стране.

— Я думал, что он для политиков не более, чем игрушка.

— Так и есть. Но играть можно разрезая игрушки на части, а можно натравливать своего бульдога на более слабых животных.

— Например на вас, — не сдерживается Акросс. Политик резко поднимается и протягивает к нему обрубок, пытаясь схватить за ворот, неверяще смотрит на забинтованную культю и ложится обратно, отвернувшись.

— Если вам надо поговорить, то запишитесь на прием, когда я выйду из больницы. А теперь проваливайте.

Акросс слышал, что некоторые медицинские препараты действуют как сыворотка правды. То есть их вкалывают для наркоза, а получаются к тому же и честные ответы.

— Есть еще пульт? Не может же быть, чтобы этот был один.

— Этот последний. Вольфгангу никогда не нравилось быть собакой на привязи. Люди похищали пульт, чтобы управлять им, и он забирал его у них. Я думал, что в нашем сотрудничестве есть что-то еще, кроме страха за свою жизнь. Думал, мы деловые партнеры.

— Не волнуйтесь, руку могут пришить, — поднимаясь, напоследок успокаивает Акросс без особой заботливости.

— Может, — отзывается политик, и уже когда Акросс спускается из кузова, громко добавляет:

— Но руку они забрали с собой.

Дроид возвращается в квартиру безоружным, потому что в метро нельзя было попасть с пистолетами. Оружие вообще запрещено во всей стране, но ведь и в России был запрет, а влиятельные люди откуда-то брали огнестрельное.

Кай сам открывает ему дверь, улыбается и жмет руку, предложив:

— Рассказывай.

— Блин, это было так круто, — выдыхает Дроид. — У них была скорость света, и я думал, что хана мне, меня и правда к машине привяжут и по асфальту провезут, но я уложил их в четыре пули, четвертая из которых была контрольной!

Хаски игнорирует, сидит за кухонным стальным столом, глядя в экран планшета, на котором внимательно слушает рассказ Гидра.

— Вот, мне он руку ломает, а Дроида он расспрашивает с интересом, — ворчит Хаски.

— Но Дроид же молодец, — не понимает его Гидра.

— Я не о том, я о его влиянии на нас. Смотри, как Дроид расцвел сразу, супер-герой прямо. Он армию теперь готов будет перестрелять, лишь бы Кай его снова похвалил.

— Как насчет меня? — шепотом спрашивает Гидра. — Меня он как приручил? Руки не ломает, хвалить не за что.

— Тебя? — Хаски не задумывается ни секунды, даже фыркает. — Разрешил тебе любить Акросса и никогда за это не осуждал.

 

Глава 8

Не то чтобы в бессмертном мире редко умирают, в конце концов сократилась же численность населения так, что опустели города, но два трупа за вечер для них все же событие. Акросс не заглядывает под простыни, он по кляксам крови на светло-желтой ткани понимает, сколько пулевых и куда пришлись.

— Минус один, — констатирует Гранит, стоя за его спиной. — В последнее время они перестали до него добираться. Нюх потеряли что ли?

Акросс должен ответить, что это Кай с командой подучился играть, но его мучает другая мысль. Конечно, убийство близнецов укладывается в правила, но в этот раз всю игру за Каем тянется кровавый след.

— Я не понимаю, — отрешенно произносит Акросс. — Разве не я главный злодей?

Гранит смотрит внимательно, пытаясь подобрать слова, в конце концов из всего разнообразия выбрав:

— Ты считаешь, что ты злодей?

— Я существую для того, чтобы убивать мальчишку ниже, младше и слабее. Убиваю его самым жестоким способом, который мне доступен. Разве не так поступают злодеи?

— Тогда перестань. Ты его уже довел, видишь?

Акросс отрицательно качает головой:

— Нет. Еще не довел. Все еще не достаточно. Просто не могу понять, зачем он других людей в наши игры втравливает? — и, немного подумав, сам себе же и отвечает:

— Потому что они пытаются ему навредить… Он убил докторов потому, что один из них его чуть не препарировал за секунду до этого. Политика убил Хаски, спорить готов. За то, что тот продал Кая. Его собачья душа не выдержала такого отношения к хозяину. Второго искалечил, потому что он тоже пытался ему угрожать. Все бы ничего, но он выбивается из своего характера. Мальчик, который не стреляет в спину противнику и пытается спасти всех, кого сможет, не убивает докторов только за то, что они в том же халате, что и тот…

— И в той же лаборатории. Думаю, те ребята тоже много кому жабры вшили или глаза на лопатки перенесли.

— Я и не говорю, что мне их жалко. Я говорю, что Кай, кажется, почти готов.

— К чему?

— К тому, чтобы победить, — Акросс улыбается, ответив. Он и сам выбивается из характера, и сам становится совсем не тем мерзавцем, что вместо единственного выстрела предпочитал отправить врага в мясорубку.

— Твою мать… Хаски! Почему у тебя человеческая рука в холодильнике?! Ты что, свою на память хранишь?! — голос Дроида с кухни звучит то ли истерично, то ли разозлено. Хаски, который в это время, сверяясь с видео из интернета, пытается что-то подкрутить в металлическом протезе, лениво оборачивается к двери на кухню.

— Не, там не моя рука. Зато холодильник мой, что хочу, то и храню.

— Опять начинается — мой холодильник, мой мотоцикл, — напоминает Кай, но Хаски отвечает ему средним пальцем, тут же предлагает:

— Хорошо, так и быть, можешь доесть руку.

— Я ее выброшу, — кивает Кай, направившись в кухню. — И возьму твой мотоцикл, чтобы увезти подальше от дома.

— Тебе просто нужен повод взять мой мотоцикл, — проследив его путь, откликается Хаски. — У тебя прав нет! Ты еще мелкий.

— Неа, мне в районе трехста, — Кай появляется снова в комнате с мусорным пакетом. У Дроида, вышедшего следом, лицо бледное, как и у Кая. Для Хаски же отрубленная рука — бутафория, все равно, что резиновая. Не по себе, но все же повод пошутить.

— Не хочешь вернуть ее хозяину? — напоминает Хаски, хотя руку забрал он.

— А ее еще смогут ему пришить?

— Да.

— Тогда нет, не хочу, — снова всех удивляет Кай. Гидра мелькает на экране планшета только чтобы сообщить Хаски, что он ужасен, и уходит охранять капитана в его телефон.

— К слову, — застав Кая у дверей, как бы между прочим произносит Хаски, — может, заранее скажешь, какие у нас планы дальше? Что мы будем делать? Как собираешься добраться до Акросса?

— Насчет Акросса не знаю, но дальше я подумываю захватить мир, — как ни в чем ни бывало произносит Кай, прежде чем выйти. Дроид выглядит так, словно его вот-вот стошнит, Хаски секунду-другую не реагирует никак, но в следующее мгновение радостно восклицает:

— Вот! Это мой капитан!

— Он это не серьезно, — уверенно поправляет Дроид.

— Что, правда? Вот просто: «чем займемся?» «Захватом мира», — спрашивает телефон из кармана толстовки голосом Гидры, пока Кай надевает шлем.

— Ну, возможно я не так выразился. Мне вряд ли это под силу. Но тот, кем я являюсь, вполне может уничтожить нынешний порядок и создать новый на его руинах. В нем достаточно злости от всего, что с ним происходило. Но, чтобы он это сделал, я должен выжить. А значит, должен убить Акросса.

Кай почти заводит мотоцикл, когда Гидра снова спрашивает тихо:

— Ты ненавидишь Акросса, ведь так? Я пойму.

— Нет. Я не ненавижу его. Он похож на заигравшегося ребенка. Он калечит и убивает меня, но знает, что все восстановится, и я снова оживу… Я подозреваю, что ему самому не по себе от того, что он делает.

— Это приятно слышать. Надеюсь, это и правда так, потому что иначе, боюсь, я в нем разочаруюсь. Нет ничего хорошего в мужиках, самоутверждающихся за счет слабых.

— Да, не случай Акросса. Я думаю, что он это специально. У его игры есть какая-то цель, только я понять ее не могу. И поэтому иногда он меня бесит. Правда, совсем как заигравшийся ребенок.

— Оказывается, ты такой взрослый, — смеется голос Гидры, в ответ на это Кай фыркает:

— Мы ровесники, между прочим.

— Девушки взрослеют раньше.

— Не твой случай, — и, чтобы не слышать возражений, Кай наконец заводит мотоцикл.

Эта реальность более спокойна на события. Первое время после смерти близнецов Акросс вволю спит, ожидая, что вот-вот снова начнет действовать Кай. Обычно он никогда не прячется и не сидит на месте, парень слишком любит игры, чтобы где-то отсиживаться. С его последнего появления проходит несколько дней, прежде чем поступает сигнал, что один из дежурных сканеров засек штрих-коды Хаски и Дроида в городе, а если эти двое работают вместе, то без Кая точно не обошлось.

— Зато выспался, — потягиваясь и разминая плечи, высказывается Акросс, пока Гранит с Мей ждут его готовности.

— Едем все трое? — уточняет Гранит, глянув в сторону девушки.

— Их четверо против нас троих. Один из них бессмертен, другая — компьютерный вирус. Я думаю, что третий лишним не будет.

— Как хочешь, — пожимает плечами Гранит, разворачиваясь. — Но по мне, так меня одного на всех четверых хватит.

После того, как он выходит, Мей задерживает Акросса, встав между ним и дверью:

— Считаешь меня бесполезной?

— Брось. В сравнении с Гранитом даже я мальчишка, — немного растерянно отзывается Акросс.

— Дело не в этом. Если нужно поймать — ты отправляешь близнецов. Если ситуация патовая, то у тебя есть Гранит. Я зачем? Если ты со мной даже не спишь больше, то я-то в команде зачем?

Акросс вздыхает, отодвигает ее в сторону, бросает только:

— Нашла время.

— А когда еще?! Когда, если ты из своего подвала в штабе не вылезаешь! И дрыхнешь постоянно!

В машине на парковке сидящий за рулем Гранит, будто все слышал, кивает сочувственно, но вместо поддержки говорит:

— Это должно было случиться. Ты все время забываешь, что играешь не один. Иногда мне кажется, что игры интересуют тебя куда больше всего остального.

— Молчать, — командует Акросс одновременно, как открывается дверь к заднему сидению. Он уже было подумал, что Мей не пойдет с ними, хотя с другой стороны логично, что она попробует показать свою полезность и отыграться, если не на Гидре, то… то только на Кае.

Когда они прибывают на место, Акросс поначалу даже не верит, наклоняется спросить у Гранита:

— Тут?

— У него связь с политиками. Как ты думал? Только со среднячковыми?

Акросс сжимает губы в прямую линию, задумчиво разглядывая двух охранников с автоматами у входа.

— Он может попросить у правительства или армии нейтрализовать нас?

— Это же Кай, — выбираясь из машины, напоминает Гранит. — Он так не играет.

— Тогда какого хрена он делает в резиденции премьер-министра?

— Вполне возможно, что его там уже расчленяют. Опять, — комментирует Мей, открыв дверцу, но оклик заставляет ее повременить.

— Эй! Дядя! — фамильярно зовет один из охранников, присвистнув.

— Обычно тут охранная система автоматизированная. Без участия людей, за исключением тех, что за пультом, — глухо шепчет Гранит, отстегивая кобуру.

— Какой к черту дядя? — рычит Акросс, стоя к охранникам ближе, стараясь слушать и их, и Гранита. — Самому сколько лет?

— Семнадцать, — смеется второй парень. В них какой-то детский боевой задор, для вооруженных они настроены слишком несерьезно. Им все равно, что в машине осталась Мей, которая проверяет охранную систему через планшет. Тот показывает, что с той все в порядке, но тогда откуда двое с автоматами? Киборги вынесли бы и их.

— Ложь. Более тридцати лет назад всех стерилизовали, — уже не кричит, просто произносит Акросс.

— Ну значит вру, — отзывается парень, поднимает автомат. — Но ты все равно обратно в машину садись и уезжай.

— Судя по штрих-кодам, им около ста пятидесяти, — с заднего сидения произносит Мей. — Но судя по тем же штрих-кодам, один родом из Австралии и оттуда не выезжал, другой скончался полгода назад.

— Значит стреляем, — безразлично командует Акросс, делая вид, что садится в машину.

— Акросс прибыл, общается с охраной, — шепотом говорит голос Гидры в наушнике, будто кто-то может их подслушать. Фыркает стоящий у двери Хаски, и не ясно, зло или разочаровано. Кай оборачивается к нему, взглядом спрашивая, что случилось, но тот с улыбкой отрицательно машет. В то же время постукивает автомат напряженного Дроид, когда он переводит дуло на одного из попытавшихся дернуться людей в строгих деловых костюмах, сидящих за столом. Дроид сосредоточен настолько, что сам похож на робота, и очков на нем нет, политики видят не только, как просчитывает все его взгляд, но и двигающийся по ним прицел, в секунду переходящий с одного черепа на другой. Еще пятеро людей с автоматами у стен, но тут, ближе к начальству и правительству, они ведут себя сдержанней, чем охранники входа. Хотя, возможно, они больше нервничают не потому, что тут находится Кай, как их непосредственный руководитель и благодетель, а потому, что на нем похожие на бронежилет брикеты взрывчатки. Хаски веселится с самого начала этого безумного плана, слишком он киношный, но раз это только игра, почему бы не сделать ее интереснее, а не сводить к драке с Акроссом. Он словно и не думает о том, что Кай взорвав себя выведет из игры и его тоже.

— Этого не может быть, — продолжает министр. — Все были стерилизованы.

— Ну. На это понадобилось много лет. У меня проблема с всеобщим штрих-кодированием, — холодно рассказывает Кай. Так он обычно говорит, когда злится. — Татуировка выводится с кожи. Организм считает ее раной, выплевывает чернила через поры. Приходится перед выходом из дома клеить новую, все никак не научусь их рисовать. Примерно то же со стерилизацией. У всех н а ш и х с этим была проблема. Теперь к делу — чем плоха смерть? Слышали про обновление клеток кожи? Было бы не очень хорошо, если бы старые перестали отмирать. Мир загнил, к сожалению. Да и выжили в нем не сказать чтобы самые достойные.

— И что? Собрался вводить лимит на бессмертие?

Дроиду и Хаски приходилось видеть Кая таким, но в эти моменты он будто играл чужую роль, настолько это было на него не похоже.

— Да нет, зачем же? Человечество боится убить лишний раз, потому что оно больше не самовосполнимо. Я думаю, что могу дать ему новое поколение, чтобы оно выбрало, кто оказался недостойным. И не стерилизовать это поколение. Я совсем не против бессмертия.

— А перенаселения?

— Честное слово, министр, вы говорите так, будто я сдохну через сорок лет и оставлю расхлебывать то, что заварил, другим. Нет, я сам разберусь с тем, что запустил.

Хаски прикрывает улыбку, отворачивается. Дома Кай говорил, что этому миру нужно много людей, хороших и добрых, они будут заботятся о всех тех животных, которыми он снова населит города. Кай больше даже не оборачивается его приструнить.

— Акросс снял охрану, — шепчет Гидра и, немного подумав, поправляется:

— Не так… Акросс с Гранитом убил обоих.

Кай опускает ко рту небольшой микрофон, который до этого висел на его голове как половинка ободка, командует глухо:

— Пришел детектив — не задерживайте его. Пусть проходит. По возможности не попадайтесь ему на глаза. Гидра, подскажешь им, как его избежать.

— Такой же мягкий, — снова фыркает Хаски. — Ты, кажется, собирался тут все взорвать? А теперь миндальничаешь?

— Хаски, иди погуляй, — командует Кай, тот кивает чуть ли не с гордостью:

— Будет сделано.

— Не нарывайся.

— Не обещаю, — уже выходя, бросает Хаски, шумно закрывает за собой дверь, и от грохота этого некоторые вздрагивают. Люди в деловых костюмах промокают осторожно салфетками вспотевшие лбы, вооруженные смотрят все как один на Кая, но, найдя его взглядом успокаиваются, снова превращаются в роботов-марионеток, загипнотизированных, готовых умирать за лидера. Дроид не моргает, его прицел продолжает гулять по комнате вокруг стола.

По сути, от Кая сейчас зависит намного меньше, чем от Дроида, потому что если эти люди попытаются сбежать, все, что сделает капитан — рванет бомбу, уничтожив весь этаж. Дроид же, даже если они побегут толпой, перестреляет всех.

— А решать, кого «обновлять», будешь ты? — сглотнув, продолжает министр. Кай снова оборачивается к нему, удивленно вскинув брови:

— Что? Серьезно? Вы думаете, что я не возьму на себя такую ответственность? Придя сюда, обвешанный взрывчаткой? Ваш предшественник дал разрешение на проект по созданию новых людей, оформив его как производство мяса. Но знаете, зачем ему понадобился проект? Органы для пересадки. Выращенные искусственно его не устраивали после того, как пришлось менять легкие трижды за год — первые пару раз попались бракованные, ведь теперь пересадка органов такой же поток, как производство пакетов под молоко, можно халтурить. Многие, что сегодня пришли сюда со мной, не должны были дожить до этого дня. И это в бессмертном мире. В демократическом и мирном государстве, где по бумагам все живут счастливо, и нет не убийства, не насилия. Или о них просто не пишут? Я был в лаборатории, где людей использовали против воли для улучшения генома. Никто не хочет рисковать, если может спокойно жить вечно. Но нам зачем-то нужны люди-гибриды, люди-машины и просто подопытное мясо.

— Серьезно? Не знаешь, для чего они нужны?

— Знаю, но это так глупо звучит, — Кай улыбается. — Нашли угрозу в космосе. Теперь с какой-то альфа-центавры нам якобы грозит кулаком инопланетная цивилизация. Мне было интересно, я видел данные — они нам не угроза. Они о нас даже не знают. Человечество слишком привыкло воевать друг с другом, приписывая свои амбиции и живности, выросшей совсем на другой планете. Вам своей мало? Кажется, сейчас у нас полупустые улицы даже в крупных городах. После перенаселения это особенно бросается в глаза. Серьезно, когда вы в последний раз видели детей не на картинках?

— Сейчас перед собой вижу, — отзывается министр, стараясь не выдавать своего волнения. Кай и не надеялся напугать такого человека. Чем дальше идет разговор, тем яснее он понимает, что надо было стрелять сразу, но какие-то внутренние принципы останавливают его: прежде всего то, что на него смотрят эти «дети». Даже если они сами изначально планировались как мясо, они еще не видели настоящей смерти. В мире, где жил Кай, вокруг детей постоянно умирал кто-то, будь то престарелые родственники или домашние животные. Эти же знали о смерти только из интернета, и неизвестно, как на них могло повлиять столкновение с ней наяву. Автоматы у них лишь для видимости угрозы, и даже умея стрелять они не стали бы этого делать без долгой моральной подготовки, а Каю очень не хотелось, чтобы их учили убивать.

— Я родился перед первой мировой. В Германии, — начинает Кай. — Даже триста лет спустя человечество еще помнит то время. Даже если частично что-то из него повторялось… Такого, как там, уже не было. Возможно, мы так же запомнили бы инквизицию, будь тогда у человечества техника, способная это снимать. Даже если бы мне теперь в самом деле было семнадцать — после всего, что там было, называть меня ребенком уже невозможно.

Сознание Кая привычно отрицает эти воспоминания, они потеряли связь с самим Каем теперь, когда он был лишь персонажем. Но все же память о том времени была похожа на самую жуткую кинохронику. И тогда так же вытравливалась наколка с кожи и после каждой смерти его принимали за нового заключенного, а он был слишком слаб, чтобы бежать.

— Когда победили те силы, которые всеми считались добром, мы ждали другого мира. Лучшего мира. Но как бы человечество не страдало, оно продолжает себя гробить. Мне кажется, что не мы должны бояться пришельцев. А они нас.

— И поэтому пришел доказывать свою правоту с оружием в руках?

— Видите ли, я ведь тоже человек, — пожимает плечами Кай. — И я совсем не против, если человечество вымрет окончательно. Но при одном условии — если я вымру одним из первых. Я не хотел бы видеть этого своими глазами.

Что-то не так. Ощущением нереальности тянет от происходящего, простой игрой, и Каю все время кажется, что он в любой момент может положить детонатор на стол, и, развернувшись, уйти домой, сказав, что наигрался. И останавливает его только то, что друзья не простят ему ухода в самой середине игры.

Он не ощущает ни себя великим человеком, ни премьер-министра сидящего напротив чем-то грозным, он такой же двухмерный для Кая, как весь этот мир, такая же кегля на поле для игры. Но Кай понимает, что если он в эту игру выживет (а именно это он и собирается сделать) то происходящее сейчас поможет изменить этот мир. А Кай просто сбежит, прежде всего потому, что понятие не имеет, как действовать дальше. Но его команда верит ему так, будто они в этой реальности надолго, на достаточное время, чтобы совершить переворот, который и до этого готовился не одно десятилетие.

И все же Каю хотелось попробовать себя в переделке мира, пусть и так по-детски, по киношному. Не сетовать на то, что везде беззаконие и коррупция, а попытаться перевернуть все с ног на голову. Кай и сам понимал, насколько детские его идеалы, видел по скептическому взгляду Дроида, по хмыканью и смеху Хаски. Сами они никогда бы не взялись менять мир даже в игре, но они пошли за Каем, именно потому, что он захотел попробовать. В этом была некая пьянящая сила, которой Кай раньше в себе не замечал.

От грохота с нижних этажей все здание покачивается, и Кай цыкает недовольно, констатировав: «Хаски», и все же понимает, что не дал бы ему взрывчатку, если бы надеялся, что тот будет ей только запугивать и не использует в бою. А то, что Хаски цел, он не сомневается так, будто все жизненные показатели своей команды ощущает как свои собственные. И мог точно сказать, что Хаски сейчас кружит голову азарт, словно собаке, выбравшейся в заросшее пшеницей поле.

— Жив?

Вопрос был неуместен, потому что уже несколько секунд Акросс не мог прокашляться от дыма, забившего коридор после взрыва, но работает вентиляция, с потолка льет, и потихоньку здание снова становился местом пригодным для жизни, если не считать обвалившихся лестниц, бетон с которых осыпался до каркаса. Гранит возвышается над капитаном и за его спиной секция за секцией убирается прочный купол, состоящий из переливающихся шестигранников. Такая защита была только у Гранита, тоже вроде вживленного изменения в поисках все того же бессмертия, но Акросс не помнит, почему этот вариант не подошел. Знает только, что персонаж Гранита обязан работать на правительство после преобразования.

— Я чувствую себя ущербным, когда все кругом перекроенные, — признается Акросс.

— Поверь мне, в этом мире быть перекроенным — ущербность, — цыкает Гранит, через перила заглядывая наверх. Хаски даже не прячется, ждет их двумя этажами выше, только без лестницы добраться до него сейчас — как пешком по стене, таких способностей ни у кого из них нет.

— Если ты задел кого-то из детей, я тебе шею сломаю, — произносит голос Кая в наушнике, Хаски только скалится:

— Никого я не задевал. Не мешай, я развлекаюсь. Хорошие мальчики не захватывают верхушку правительства, обвешавшись взрывчаткой, вот и помни, кем ты являешься. К тому же Акросс убил двоих из этих «детей». Как думаешь, с какой вероятностью кто-то из них мог быть и твоим ребенком?

Хаски это все веселит еще с того момента, когда он узнал, откуда взялись все эти «дети». Получалось, что несколько из них по игре и в самом деле могли быть носителями ДНК Кая, то есть его детьми. Кай шутки про это просто игнорировал.

Свесившись с перил, Хаски кричит в пролет:

— Кай передает, что ты очень плохой мальчик, Акросс. Эти ребята ему почти как дети, а ты мочишь всех без разбора!

— Ты возомнил себя боссом уровня? — проигнорировав попытку достучаться до его совести, кричит с нижних этажей Акросс.

— Как хочешь называй, а к Каю дорога только через мой труп.

— Как будто когда-то было иначе, — уже в полголоса добавляет Акросс сам для себя, сканируя карту с планом здания, но системы показывают, что все в порядке, не было не захвата, не взрыва. Лифт, скорее всего, тоже подключен к той же системе, и, при попытке отправиться наверх в нем, кабина в лучшем случае застрянет, в худшем рухнет до самой стоянки на нулевом этаже, от такого даже щит Гранита не спасет. Происходящие события напоминают Акроссу одну из реальностей, в которых Легион захватил небоскреб, и приходилось бегать с этажа на этаж, то за ним, то от него. Эта мысль заставляет его улыбнуться. Что-то теплое, ностальгическое на секунду отвлекает его от происходящего, вместо Гранита ему чудится Тим, а Кай почти становится Легионом, но это мгновение проходит, игра движется дальше и с этажей выше с завыванием зовет Хаски:

— Эй! Давай, поднимайся! У нас куча удобных лифтов и еще несколько лестниц.

Акросс переглядывается с Гранитом, тот понимает без слов, кивает и начинает свой подъем по скелету обрушенной стены.

В темной комнате с бесхозным пультом управления, переливающимся лампочками, Мей ставит на столик небольшой чемоданчик, похожий на футляр для дрели и, распаковав, быстро начинает подрубать многочисленные разноцветные провода к портам, выдернув подключенные до этого.

— Здравствуй, Гидра, — приветствует Мей, не отвлекаясь от работы. — Я смотрю, девочки в этой игре не у дел.

— За себя говори, почти весь захват прошел с моей помощью.

Гидра появляется на экране у стены, сплетенная из линий графиков, как из проволоки, и из-за специфического облика не понять даже выражения глаз.

— Именно поэтому тут я. Если починить охранную систему, то и твоих ребят, и тех, кого они привели с собой, размажет в показательный фарш. Акроссу останется только соскрести то, что было Каем, в мусорный пакет и отдать докторам на опыты. К тому времени он уже восстановится и кроме прочего будет жалеть, что столько людей в это втравил.

— Осталось всего-то запустить охранную систему, — немного нервно замечает Гидра. По наклону сплетенной головы видно, что смотрит она на чемоданчик.

— Да, знаю. Не можешь попасть в мой лептоп, — Мей, закончив с проводами, поднимает голову, чтобы улыбнуться. — Потому что он не часть системы, он часть меня. У нас будет своя битва.

— Кай, у меня не так много времени, но…

— Помощь нужна? — тут же реагирует Кай, отвернувшись от стола.

— Да нет, я тут сама. Давай так, примерно через полчаса Хаски не должно быть в здании, а ты будь готов к неприятным ощущениям.

— Как договаривались, — вздыхает Кай, будто говоря: «Что с тобой поделать».

Движение, случившееся за столом, пока он отвлекся, зеркалом отражается на Дроиде — он вскидывает оружие, как привязанные за ниточку, неуверенно поднимаются дула остальных автоматов. Кай оборачивается, чтобы увидеть, что во главе стола встал премьер-министр, и улыбка у того жабья, неприятная, какой никогда не бывало, когда он работал на камеру.

— Вот и все, — выдыхает он тоном, будто победил. — Я отправил отряд зачистки в твою «скотобазу». И приказ могу отменить только я, потому что только я знаю пароль. Даже если ты все тут взорвешь и выберешься живым из ада, ваш проект будет уничтожен. Умрет твоя новая эра и тебе придется иметь дело с нами, со старой. Хотя нет, не придется, потому что… Ты не понял? Не приближайся!

Кай подходит быстрым шагом, проскальзывает под выпадом в попытке защиты и выпрямляется уже вплотную к министру, положив ладонь ему на затылок и прислонившись своим лбом к его, глядя глаза в глаза. Вокруг них волнуется человеческое море — старики в деловых костюмах думают, что самое время бежать, но прицел останавливает их, а вместе с дулом оружия Дроида на невидимых лесках за их движениями следят и автоматы в руках таких же безвольных полувзрослых. Они не растерянные, они помнят про то, что они — лишь скотина для этих людей, что нужны в этом мире они только Каю и другим бессмертным, и зная это они готовы сражаться за него на смерть. И безоговорочно верят, что Кай их спасет, и их друзей, семью, прежнее место, которое для них уютная Родина.

Кай хотел бы знать только пароль для остановки операции, но он не всегда может контролировать ту информацию, что высасывает. В случае с Хаски он даже направлением потока памяти управлять не смог, и кроме пароля Кай получает тонну бытовухи, политики и грязи. Такой, после которой хочется промыть мозг с мылом.

У Кая есть слабость. Можно сказать, она досталась ему от отца, но не на генетическом уровне — скорее именно отец своими действиями взрастил в Кае эту черту. Он не выносит людей, которые пользуются беззащитностью, слабостью и безответностью жертвы. В его понимании Акросс не такой, ведь Кай сражается, даже если силы не равны, и Акросс никогда не стал бы издеваться над ребенком или безобидным животным. От захлестнувшей грязи Кай забывает о том, что новое поколение не должно видеть, как убивают. Рука сама, вздрогнув, как в гипнозе вскидывается, и Кай стреляет в лоб прежде, чем кто-либо успеет испугаться.

Проходит секунда, сравнимая с пиком горки на аттракционе, прежде чем вагонетка ухнет вниз, а потом снова в два круга рождается движение — паника среди захватчиков и ужас среди захваченных. Неповоротливые люди в деловых костюмах, заметив, что больше на них не смотрят все дула разом, что среди противников смятение, вскакивают, но их, как пастух, своим страшным взглядом-прицелом рассаживает по местам Дроид. Девушки плачут, кого-то из парней тошнит, и он шумно срыгивает, скручивается, в попытке не опозориться, удержать в себе. Осмотревшись, Кай принимает эту ответственность, это он показал им, как умирают люди. Показал после того, как привел их в бой, попытался сделать хищниками, вместо скотины. Вспомнив об этом, Кай повышает голос, говоря:

— Внимательно смотрите. Смерть выглядит так.

И у него самого к горлу подступает рвотный комок, потому что он вспоминает — себя, маленького у перил балкона и кляксу крови на асфальте снизу, и еще пытающееся ползти существо, скулящее так, что слышно и на пятом этаже. Животное, что пару минут назад лизало ему руки и жалось к детскому животу в поисках тепла. Щенок, которого он рискнул принести домой.

У Кай в семье было не всегда плохо. Когда отец был трезвым, он читал ему книги и покупал машинки и шоколад, хотя делал это не из желания загладить вину. Просто потому, что был отцом и так обращаться с ребенком было принято. Мама же до поры никогда на него руку не поднимала, но и не заступалась. Кажется, в тот день нервы у нее сдали. Кай очень долго думал, что был виноват сам — ему так хотелось собаку. Мама отказывалась брать щенка домой, он упорствовал, уговаривал стандартными фразами о том, что станет сам с ним гулять и ухаживать за ним, что собака будет спать у него. Кай ни за что не хотел уступать и мама, и тогда морально уставшая от несовершенства их семьи, сорвалась — схватила за шкирку взвизгнувшего щенка и швырнула через перила балкона.

Министр с простреленной головой был для этих новых людей тем же, чем тогда для Кая щенок — первым столкновением со смертью. И таким же шокирующем.

— А мы остальных тоже перестреляем?

Он стоит прямо, все еще держа автомат в дрожащих руках, а глаза блестят, как в лихорадке. Мальчишка, лет шестнадцати, у него дергаются губы и изнутри рвется что-то, но не рвота, а смех. Кай смотрит на него и не может провести параллелей между этим мальчиком и тем, что он видел. Этот парень — старое поколение, просочившееся в новое, передавшееся ему по воздуху, через гены или через порыв Кая. А скорее всего именно через последнее, и Кай останавливает сам себя, чтобы не вскинуть автомат на него, на союзника, который повел себя как враг.

— Нет, — хрипло командует Кай, становится более растерянным. Заложники выдыхают каждый по-своему, но все это сливается в какой-то единый вздох облегчения, но Кай ощущает это так, будто в него попытались впихнуть еще несколько грязных воспоминаний этих людей. Но нет, он теперь закрыт в своей ракушке и больше ни о ком ничего знать не желает. Не в эту игру. — Мне нужно остановить его операцию. И Акросс. Он тут, нужно с ним встретиться.

Кай никогда не испытывал к отцу хороших чувств, и это было понятно. Но до того дня маму он правда любил. А ударила она его, всерьез, почти как отец, когда Кай сказал: «Если бы папа умер, мы бы жили счастливо?»

Хаски любуется некоторое время на восходящего по арматуре от лестницы Гранита. Любуется открыто, с издевательской улыбкой, дожидается, когда тот преодолеет один этаж, прежде только после этого делает первый выстрел, но Гранит ныряет в провал с обгоревшими стенами, теперь он всего на пару метров ниже Хаски. Тот выжидательно смотрит вниз, стараясь не пропустить появления Акросса, но его нет, только тень Гранита мелькает ниже.

— Слышал про игру в Царя Горы? — в голосе Хаски все же звучит беспокойство — одно дело, если Акросс ждет, когда ему очистят дорогу, другое, если нашел иной путь наверх. — Так вот, кто царь горы? Хаски Царь Горы.

Гранит не отвечает. Детские игры ему чужды, к заданиям он относится как военный. К тому же, кажется, не один Акросс у них чувствует боль. Вряд ли вообще в его команде есть кто-то нечувствительный. Если только близнецы, но эти скорее отмороженные.

Слишком долго копается на этаж ниже Гранит, и Хаски уже азартно осматривается по сторонам, успокоившись, что его просто отвлекают, чтобы Акросс успел подкрасться сзади, но за остатки арматуры на его этаже цепляется трос. Хмыкнув, Хаски ножом срезает его, как только тот натягивается. Прилетевшей тут же в плечо пуле понимает, что оказался рыбкой, клюнувшей на наживку и высунувшейся слишком сильно. А потом просчитывается повторно, когда полагает, что пулевое должно было его ранить, но удачно попало в протез. Ошибается потому, что и это было лишь отвлекающим маневром — черным мусорным пакетом, непривычно легким для своей комплекции, вскакивает на обломки этажа Гранит, ударом вмиг потяжелевшей ноги отбрасывает Хаски от пролома дальше. Акросс не появляется и теперь. Сплюнув на пол кровь и обломок зуба, Хаски, пытаясь не выдать волнения, спрашивает:

— Где капитана потерял? Все за него делать будешь?

Хаски и не надеяться, что Гранит поведется на подначки или начнет разговаривать во время боя. По-хорошему и самому Хаски бы помолчать, но слишком уж волнует отсутствие Акросса. Настолько, что ждет, как его вышвырнет в штаб, и объявят, что игра окончена, ваше знамя украдено.

Ожидая, когда он поднимется, Гранит то ли запугивает, включив громко шокер, то ли проверяет, не поврежден ли тот.

И Хаски попадается в третий, фатальный раз — когда он бросается на Гранита, тот оборачивает его голову в подол своего плаща и успевает пристегнуть правую железную, руку массивным наручником, похожим на кандалы, к стене. Единственное, что удается Хаски левой — успеть стащить у отвлекшегося Гранита шокер и ударить разрядом в поясницу. Гранита складывает, он опадает на одно колено, пытается проморгаться, но слишком близко к краю, и он валится с обломками бетона вниз.

Это не отменяет того, что Хаски остается пристегнутым к стене.

Дроид оборачивается на скрип двери, секунду не знает, что делать, потому что на пороге стоит Акросс, совершенно спокойный и уверенный в себе. Он осматривает комнату, и Дроид ему, будто старому приятелю, начинает говорить:

— Кай отошел ненадолго, он скоро…

Но Акросс ни о чем его не спрашивает. Он-то как раз помнит о цели игры и о том, что игроков у противника уже больше, и, не найдя Кая, без разговоров простреливает голову Дроиду, и даже немного теряется, когда это вызывает снова бурную реакцию у людей с автоматами. Большинство, будто и сами были заложниками, бросают оружие.

— Расходитесь, — немного растерявшись, командует Акросс как можно спокойнее, но своими словами запускает новый механизм реальности — брошенный автомат поднимает один из политиков в строгом костюме и, откинув на вспревшую лысину остатки редких волос, очередью пересекает двоих противников сразу, не в голову, а как придется — через грудную клетку и руки.

— Что вы делаете? — возмущенно возражает второй. Акросс только наблюдает за этим, как за фильмом. Пока в него не целятся ни враги, ни союзники. — Он же сказал, что они пригодятся как запасные органы.

— Меня вполне устраивают синтетические, — пожимает плечами тот, что с автоматом, пустив новую очередь. И тогда, наконец, приходит ответ — тоже не прицельный, снизу вверх, от ног к груди. На этот раз стреляют захватчики, которых вынудили защищаться. Следующей целью они выбирают Акросса, как второй источник агрессии, и тому приходится захлопнуть дверь и кубарем лететь с лестницы вниз. Он засмотрелся на происходящее и едва не проиграл по собственной глупости. В любом случае, Кая там не было.

— А самое потрясающее знаешь что? — ликует Мей, набирая в четыре пальца обоих рук коды на небольшой клавиатуре лэптопа. — Что Акросс сам приказал тебя ликвидировать. Когда ты просто слабая девушка, то ты интересна ему, но, приобретая силу, ты становишься не самым приятным противником. Геморроем, честно говоря. Обычно это разок за игру, тут Акросс мог потерпеть, но в этот раз просто все границы перешла. Думаю, став сильнее, ты стала ему тоже надоедать.

— Тоже, — выделяет Гидра скептически. Мей останавливается на секунду, осознав, что промахнулась, улыбается криво.

— Добро пожаловать в клуб бывших Акросса.

— Я даже нынешней не была. К тому же я не хотела бы превращать игру в женскую драку за мужика.

— Нет, что ты. Просто мы в разных командах, ничего личного, — Мей улыбается, почти закончив с подбором кода. Он не стирает как таковую программу — останется хакерский искусственный разум, но не личность Гидры. Как раз ее перепрограммирование убьет.

— Вот, и я о том же, — довольно соглашается Гидра. Мей наконец замечает отсвечивающий от экрана красный огонек, осторожно поворачивается, чтобы увидеть минимум три направленных на нее прицела охранных дронов, висящих под потолком.

— Я рада, что мы поговорили, — заканчивает Гидра, прощаясь, как с подругой и даже ее сплетенное из графиков изображение доброжелательно машет. — Пока.

Мей возвращается к клавиатуре резко, надеясь закончить, но пули, конечно, успевают раньше. Даже пачкая кнопки в крови, Мей пытается убрать соперницу, но промахивается по клавишам, а после следующего залпа выстрелов уже не встает.

— Ты нашел Хаски? — Гидра снова переключается на серьезный тон.

— Ты убрала Мей? — вопросом на вопрос тут же отвечает слегка запыхавшийся Кай.

— Откуда это недоверие? Я ведь еще контролирую ситуацию, значит убрала.

— Не пугай меня так. Если бы они вернули контроль над системой — нам бы пришлось очень быстро бежать.

— Давай, скажи это. Все сделала я, и я всех спасла. Ну?

— Я нашел Хаски, — тут же меняет тему Кай. — Ты… Погоди, тут у нас сложности. Пока не запускай.

— Какого рода слож… — начинает Гидра, но переключается на камеры и видит все сама. Несмотря на всю серьезность, сцена довольно комичная, и Кай пытается подавить улыбку глядя на пристегнутого к стене Хаски. Выглядят эти кандалы как часть игры, застрявшая в текстурах — то есть просто уходят в стену и замка от них не видно.

— О, ты тут, — невозмутимо приветствует Хаски. По его виду кажется, что он так все и задумывал. Уголки губ Кая ползут выше, и он сам себя одергивает — если Хаски не сможет покинуть здание, это усложнит ему игру.

— Кажется, у тебя все под контролем, — кивает Кай, не приближаясь. Жилет со взрывчаткой ему пришлось снять, он весил почти столько же, сколько сам Кай, к тому же его могли на время убрать просто выстрелом издалека в этот жилет.

— Ой, слышь, пошел к черту. А лучше прекрати ухмыляться и достань нож у меня из внутреннего кармана. В первый и последний раз за эту игру у тебя есть шанс отомстить за ту пулю, что я в начале из тебя вырезал.

— Да я не то чтобы злился, — начинает Кай, но наконец подходит, и нож обнаруживает сразу, в кобуре с внутренней стороны куртки. — Что тебе вырезать?

— Для хорошего мальчика ты как-то недолго ломался.

— Можно подумать, ты все еще веришь в мою хорошесть.

Гранит начинает приходить в себя. Ему кажется, что голоса слышатся прямо над ним, и вырезать кусок будут из него. Он пытается подняться, выгнув спину, но припадает лицом к холодному полу. Тогда становится понятно и что говорят не здесь, а выше, и до него доходит — Кай там. Пришел на помощь своему псу. Гранит снова пытается встать, но не потому, что вдвоем с ним в таком состоянии смогут справиться — он реагирует на Кая как на жертву, которую надо поймать и отдать Акроссу. В его мировоззрении из противника Хаски превращается в недоразумение, которое можно ногой сошвырнуть в им же сделанный пролом двух этажей и двигаться к цели.

Когда ему наконец удается справиться с дрожащим телом и подняться на колени, сверху на трех лапах слетает черно-белая псина с оскаленной челюстью.

— Хаски еще в здании? Сколько времени ему нужно? — нетерпеливый голос Гидры.

Снизу — звуки только собачьего рычания: захлебывающегося, злого, но выстрелов не слышно. Кай не может видеть, что происходит на этаж ниже, просто ждет у края.

— Хаски больше не нужно покидать здание. А я готов, начинай.

— Он выбил из игры что ли? Ты в курсе, что у него будет кусок железа вместо руки, если он не…

— У него уже нет руки, — обрывает Кай. — Начинай. Разрешение у тебя есть.

У стены в наручниках остается протез со срезанными проводами — искрит, иногда подергивается, как отброшенный хвост. Когда Хаски превратился — она уже держалась на проводах и паре соединений вроде трубок-костей. Кости Кай осторожно отсоединил, остальные срезал, пока Хаски ждал, не шевелясь и не издавая ни звука. А потом отправился на этаж ниже добивать Гранита.

— Хорошо, — соглашается Гидра. На всякий случай Кай садится на пол, прислонившись к стене.

Вместо монстра, каким обычно становится Гидра, является нечто другое. Купол этого существа, как медузу, видно, когда оно поднимается откуда-то из недр дома, где теперь Гидра. Оно охватывает все здание, в нем как в воде тонет Кай и не может всплыть, потому что кругом воздух. Будто такой же купол обволакивает его сердце и взрывается, заставив упасть на четвереньки, сплевывать горлом хлынувшую кровь. В ушах шум, будто кто-то на полную включил телевизионные помехи, и нет в этом мире ни Акросса, ни где-то там сражающегося Хаски, ни еще живого Гранита. Есть только Кай, собственное сердце, которое с трудом перегоняет кровь, но еще бьется, живет, и есть эта медуза, превращающая всю попадающуюся на ее пути технику в мертвые куски железа и пластика. Теперь все здание съедено темнотой, спрятано в желудок этой огромной медузы, отрезано от мира будущего и высоких технологий.

И именно теперь, пока в ушах еще звенит, пока мир Кая все еще не вернулся в одну плоскость, а расслаивается на добрый десяток, где-то совсем рядом раздается удивленный голос Акросса:

— Твоих рук дело?

— Гидры, — отвечает Кай, чтобы за показным спокойствием спрятать свою не лучшую на данный момент форму, но голос его и предает — он звучит хрипло и глухо, будто Кай только что свалился сюда с верхних этажей. И чувствует он себя так же паршиво и, рассудив, что падение с еще одного этажа его не убьет, подтягивается к провалу. Глаза постепенно привыкают к темноте, и в ее тонах как плевок густеет силуэт Акросса всего в паре метрах от него.

— Какого черта? — продолжает Акросс устало, отчитывая ребенка, который заигрался с мячом и попал соседу в окно, никак не Кая. — Что ты вообще собирался делать? Твои действия мне не вредят. Так зачем?

— Не помню, чтобы в правилах игры было не отклоняться от цели и преследовать только чужого капитана.

— Я почти уверен, что оно там есть, — сгусток начинает приближаться, так же неторопливо, слышится щелчок снятия с предохранителя пистолета. Конечно, ничего из оружия этого времени действовать не будет, но у Акросса свой, работающий на механике, без программ. — Где-то в том правиле, где сказано, что мы должны убить друг друга любыми способами.

— У меня не хватает страницы. Той, на которой написано, что более жестокий и долгий способ убийства дает тебе больше очков.

— Знаешь, в играх, когда выигрываешь — переходишь на новый уровень. Становишься сильнее. Ты просто не побеждал, чтобы проверить. Но меня не нужно резать на куски или скармливать вампирам. Для начала тебе достаточно пустить мне пулю в лоб. А потом, может быть, втянешься.

Под пальцами Кая крошится бетон обломков, от каждого шага Акросса плиту трясет и она накреняется чуть ниже, но не падает.

В темноте, там, из затихшей бездны нижних этажей, раздается в наступившей тишине спокойное, негромкое:

— Ловлю.

Не ожидавший этого Акросс, секунду назад чувствовавший себя сильнейшим, хищником, пытается схватить противника в этой темноте, но Кай легко соскальзывает с плиты вниз, и Акросс летит следом, не удержав равновесия. Но Кая успевает поймать и втянуть на этаж ниже Хаски, а Акросс исчезает в этой бездне, слышится только грохот упавшего на что-то не слишком мягкое тела.

До превращения на Хаски был бронежилет и армейские брюки с карманами, теперь же смутно знакомый плащ, без света не разобрать, Кай скорее догадывается, чем узнает:

— Ты снял его с Гранита?

— Я понимаю, что тут темно, но не голым же мне бегать… Блин, ты мне руку вывихнул. Я теперь совсем без рук остался, — жалуется Хаски. Конечно, когда он ловил Кая единственной целой рукой, то потянул ее. — Я убрал Гранита. Теперь слушай. Естественно, я в тебя верю, иначе что я вообще тут делаю. Но я не знаю, где в здании Дроид, как быстро он нас найдет и жив ли он. Я слышал выстрелы. Я, конечно, могу на двух лапах попробовать Акросса достать, но не думаю, что это хорошо закончится. Так что, тут внимательнее — я верю, что ты победишь.

Пока Хаски говорит в темноте, Кай постепенно приходит в себя, его тело регенерирует повреждения, уже не болит так сердце и можно почти ровно дышать носом. Во всем здании неестественная тишина, но внизу, за провалом, что-то шевелится и скрипят тяжелые подошвы военных ботинок по раскрошившемуся бетону. «Акросс не нападал, — понимает Кай. — Он не просто запугивал — он давал мне время подняться. Он тоже не стал бы стрелять мне в затылок».

— Видишь, мой план сработал. Дроид даже близнецов в одиночку убрал. Так что давай, — постепенно хватка слабнет, но Кай уже может стоять самостоятельно, замерев над новой темной бездной, на дне которой ждет его противник.

— Все в порядке, можешь отпустить, — уже более окрепшим голосом произносит Кай.

— Я бы посоветовал тебе просто бомбу рвануть — ты же все равно восстановишься, — отпуская, продолжает говорить Хаски. — А вот его на кусочки разнесет.

— Да, но ведь мы все тут чтобы поиграть, — отвечает Кай, которого уже невозможно достать, и его уход вниз воспринимается как плеск воды от скользнувшей вглубь рыбки.

Хаски может наконец вздохнуть полной грудью, с хрипом, облизнуть окровавленные губы и прислониться к стене. И все же, он чутко ловит последние оставшиеся в этом вымершем мире звуки, долетающие с яруса ниже. Даже если бы его пришел добить Гранит или сам Акросс — Хаски бы не встал. Да пусть бы все здание стало рушиться ему на голову. Не встал бы ни при каких обстоятельствах, кроме одного — если бы его позвал Кай.

Но Кай не позовет, потому что и так почти всех убрали за него, он обязан не просто справиться с Акроссом, а сделать это сам.

В темную бездну открытого пролома падать страшно, и Кай проходит по накреняющемуся обломку, как по пиратской доске к акулам. И только ощутив край, соскальзывает осторожно вниз — лишний пафос ему не к чему. Он не представляет, как драться в темноте, точно знает одно — он бессмертен. Это Акроссу надо его бояться. Хотя знание это смелости не предает — перспектива остаться прикованным к хирургическому столу до тех пор, пока Акросс не решит, что с него хватит, и его можно отпустить, уже не так явно маячит, но все же и не отступила на второй план окончательно.

На секунду становится светло от вспышки шокера где-то у самого уха, оглушает разряд, но прежде, чем его задевает, Кай успевает нырнуть снова за пределы света. Темнота — это хорошо теперь, она для него такое же спасение, как для Акросса. Больше всего Кая подстегивает желание дать команде победу. Не появиться снова в штабе измученным, опозоренным неудачником, а сказать, что они все молодцы, хорошо справились, и в этот раз победили.

Но слышится треск, будто ломается стеклянная колба, и в центре появляется, постепенно наполняясь светом, сияющий цилиндр. Подобные берут с собой в поход — ломаешь тонкую перегородку, и какое-то время оно светит. Это более мощное, и его света хватает, чтобы осветить только круг, как арену. И на ней остаются запертыми Кай и Акросс, как два гладиатора. Можно уйти в темноту, но зачем теперь бежать? Признавать этим, что Акросс сильнее?

— Думал, ты будешь стрелять, — почти по-приятельски замечает Кай, окончательно сведя эту битву к простой игре. Так легче и ему — проиграешь, и последующее будет лишь наказанием.

— Думал, что так интереснее, — отзывается Акросс, снова пустив разряд шокера. — Что больнее — пулевое или нейтрализующий удар током?

— Попробуй на себе, — пожимает плечами Кай. — Все по-разному воспринимают боль.

После такого можно только рассмеяться и разойтись искать рубильник, включающий свет, и удивительно, откуда у Акросса берется агрессия на первый бросок. Он атакует всерьез, но Кай легко уходит вбок, исчезает в темноте, чтобы в следующую секунду появиться уже с другой стороны, как если бы пересек свет по прямой. До того, как Акросс успевает сменить стойку или опустить руку, его обжигает ударом острого в подмышку — нож. Начавшиеся судороги выдает снова заискривший шокер, и Акросс бросает его на присыпанный цементной крошкой пол не потому, что не может держать, а чтобы скрыть эту слабость. И, конечно, тут же жалеет об этом, как только шокер пытается подобрать Кай. Бесполезную и опасную теперь палку Акросс отшвыривает ногой, но попадается в ловушку — дергает под коленкой, там тоже открывается порез. Вместо какой-то ответной шутки про патовое положение в голове одни ругательства, но Кай, остановившись напротив, пока Акросс зажимает порез под мышкой, спокойно заявляет:

— Когда ты остаешься один, ты мало что можешь.

Это режет Акросса больнее ножа — он, наконец, меняется в лице, дергается, этой потерей контроля дает понять, что за этими словами есть еще что-то, кроме игры.

— Не нарывайся, — советует Акросс, извлекая из кобуры пистолет, только взять его приходится в левую руку. Кай продолжает ждать спокойно, но снова ныряет в темноту, когда Акросс снимает оружие с предохранителя. Теперь Кай уже не появляется, так и замирает там, затаившись. И даже трусом его не назовешь — ведь он с одним ножом против пистолета. Единственное, что остается Акроссу — тоже нырнуть в темноту. И все же хорошо, что он застрелил Дроида раньше, тот мог увидеть его не только без света, но и через несколько этажей.

Акросс замечает в темноте рядом движение за секунду до того, как должен туда вступить, застывает, как на краю пропасти, стреляет той же левой и за шкирку втаскивает Кая обратно в круг. Прижав дуло к его спине, делает еще два выстрела в грудную клетку, не прицеливаясь особо, только стараясь держаться правой стороны, чтобы все не закончилось так быстро. Кай даже не вскрикивает, повисает на руке полутрупом, больше не пытается сбежать.

Акросс перехватывает его за запястье, позволяет упасть на пол, потом как мешок тащит за собой.

— Если бы вы не выключили лифты, не пришлось бы везти тебя по полу через все лестницы, — задорно рассказывает Акросс, но продолжить не успевает — Кай, который если и ожил, должен еще кровью блевать и выплевывать пули, подрезает ему сухожилие над пяткой.

Акросс никак не может поверить в такую подставу. Будь это прежняя игра, где он не чувствовал боли, ему бы понадобилось несколько секунд на то, чтобы понять, почему нога больше не может стоять прямо.

— Не придется, — глухо отзывается Кай из темноты. Потом мстительно пугает внезапным разрядом шокера, но раненный Акросс отскочить уже не может, и удар током приходится в здоровую ногу, как последняя капля гуманности, оставшаяся в Кае.

Акроссу кажется, что в себя он уже не придет, он на секунду думает, что проиграл. Но, открыв глаза и понемногу снова начиная ощущать свое тело, видит все тот же круг света и сидящего у края противника. Секунду, пока не проясняется сознание, это даже напоминает ночной поход с палатками, когда во всем мире есть только свет от костра и тьма вокруг него. А потом Акросс понимает, что Кай держит его пистолет, еще и никуда не спешит.

Стараясь особо не шевелиться, Акросс делает вид, что еще не в сознании, пока в руке начинает появляться второй, но Кай, в этом полумраке заметив что-то, твердо поднимает руку.

— Расскажешь потом, что больнее, — спокойно, без издевки говорит Кай. — Пуля в лоб для начала. Я запомнил.

И стреляет прежде, чем Акросс успевает оторвать голову от холодного пола.

 

Глава 9

Кажется, Кай впервые возвращается в штаб без агонии, просто появившись у двери. Он собирался еще и подопечных своих и заложников проверить, но не успел — сразу после смерти Акросса его швырнуло сюда, в светлую уютную главную комнату. Странно, что за столом уже сидят Дроид и Хаски — Кай почему-то был уверен, что они заканчивали в полном составе, но выжившая Гидра появляется уже после капитана и первую секунду-другую смотрит вокруг недоуменно.

— Я не умирала, — наконец говорит она. — Кай умер?

— Нет, — обернувшись к ней, произносит капитан. Гидра снова обдумывает эту новость секунду-другую, и понимает скорее по ликующим лицам Хаски и Дроида. Которые еще пытаются держать себя в руках, чем по спокойствию Кая. — Мы победили?!

Этот возглас будто спускает с поводка Хаски и подталкивает Дроида — они подлетают к Каю, обнимают, едва не роняют на Гидру, и та, обхватив его, прислоняется спиной к двери, меняет положение рук так, чтобы обнять всю команду.

— Он мучился? — требует Хаски. — Ты так долго копался, наверняка заставил его вспомнить все предыдущие игры.

— Он выключился, и мне пришлось подождать, — задушено, но довольно пыхтит Кай.

— Качай его! — обрывает над ухом громогласно Дроид, и даже делает какое-то движение в попытке схватить, но Кай отодвигается, Хаски удерживает Дроида, доброжелательно попросив:

— Без фанатизма.

Еще никогда в них не был так силен командный дух. Даже Хаски из ершистого, задиристого, становится таким покладистым и ко всем внимательным, что только ради этого стоило выигрывать.

— Я не знаю, ну надо же что-то сделать! — суетится Дроид. — Первая победа же! Отпраздновать как-то! Два года на подсосе у Акросса, а тут разок победили!

— Не разок, — возражает Кай. — Мы и дальше будем побеждать.

— Вот именно, — поддерживает Хаски. — Мой план сработал! Если ты и дальше будешь убирать близнецов, Гидра его бабу, а я Гранита, то в одиночку Кай сможет сделать Акросса.

Кая, которого, наконец, отпустили и дали место, чтобы двигаться и просто дышать, со спины обнимает ласково Гидра, он только тогда вспоминает, что убил ее любимого человека.

Он не смог бы пытать Акросса, а потом спокойно смотреть ей в глаза, и не сказать, что ему сейчас стыдно, скорее он с подозрением прислушивается, раз не видит ее лица. Остальные тоже мгновенно замирают, ждут.

— Поздравляю, — наконец произносит Гидра. — Я так боялась, что он снова отдаст тебя докторам и мы будем тут сидеть и ждать, когда ты вернешься. Может через день, может через три, может через месяц. Хаски бы нас тут загрыз в ожидании тебя.

— Я бы вернулся в игру, — помрачнев, произносит Хаски.

— Как? Ты уже раз пытался, и не вышло, а нам пришлось сразу после возвращения идти в ту игру, в которую ты побежал, — напоминает Дроид, но он выглядит спокойным и довольным собой. Никакие перспективы его не пугают, потому что все это уже позади. Хаски тоже долго не остается мрачным — пожимает плечами и уверенно прибавляет:

— Нашел бы способ.

Каю отчего-то верится, что нашел бы, и становится спокойнее.

— Так как будем отмечать? — нетерпеливо напоминает Дроид, но до того, как что-то предложат, включается сигнал, означающий, что Королева зовет Кая. Он не такой назойливый, как звук запуска игры, но в этот раз звучит прерываясь, начинаясь с начала, в нем есть что-то нервное.

— Кажется, ей не терпится тебя поздравить, — понимающе улыбается Гидра. Хаски фыркает — его настроение подпорчено. Но вместо того, чтобы собираться, Кай подходит к главной панели и, заглянув за нее, выдергивает пару проводков, сигнал замолкает.

— Это не она, — обернувшись к ним, немного нервно говорит Кай. — Это зовет Акросс, который пришел к ней. Я не подписывался бегать на его зов.

Секунду-другую сгущается тишина, пока не начинает казаться, что в ней невозможно дышать, и спасает всех в этот раз Дроид, грянув своим медвежьим добродушным басом:

— Значит, отмечаем?!

Акросс раздраженно цыкает, прежде чем сдаться и перестать нажимать сигнал.

— Вам тут драться нельзя, — напоминает обиженная Вега, которая все равно держится от него на безопасном расстоянии. — Ты обещал.

— Я и не собирался его бить, — более спокойно, чем несколько минут назад, отвечает Акросс. — Хотел поговорить.

— О чем?

— Что в следующий раз вместо того, чтобы убивать его, убью всю его команду у него на глазах. Так же, как убивал его.

— Что, даже Гидру? — усмехается скептически Вега.

— И Гидру, — кивает Акросс почти безразлично. — Всех. Особенно Гидру. Поэтому, позволь нам пересечься до игры. Встретиться на переходе, я хочу сказать это ему. Ты же понимаешь, что мне смысла нет убивать его сразу.

Акросс уже не выглядит злым, он уже успокоился.

— Ты его не тронешь? Как тут? Не сделаешь ему больно? — спрашивает взволнованная Вега, Акросс так же безразлично кивает:

— Я никогда тебя не обманывал. Мне нет смысла делать ему больно до игры, я просто хочу, чтобы он играл, зная это.

— Кай, ну ты же понимаешь, что сегодня не пьют только девочки. Ты что, девочка? Нет? Тогда почему трезвый? — налегает Хаски. В его светлой чайной кружке недопитого на пару глотков, а в начале вечера она была полной.

— Зачем вообще пить, если мы не будем тут пьянеть? — вступается Гидра. Кай не только не поддается на провокации — он их будто и не замечает.

— Ну почему же только тут, — пожимает плечами более трезвый Дроид, бутылка пива которого опустела до середины. — У меня в холодильнике было. Раз есть два повода — победа и вечер пятницы.

— Точно, вечер пятницы, — поддерживает Хаски. — Так ты что, один пьешь?

— С вами, — резонно замечает Дроид и. Не имея повода спорить, Хаски снова переключается на капитана:

— Давай уже. Мы же в штабе, сюда не войдет твоя мамка и не настучит тебе по заднице. Тебе не нужно иметь пиво в холодильнике — ты будешь пьяным, если выпьешь тут. Блин, полезное умение, надо было тоже…

— Она меня никогда не била, — перебивает Кай, который до этого улыбался, а теперь сидит нахмурившийся. Хаски секунду смотрит на него, будто что-то вспоминает, разводит руками:

— А, звиняй. Забыл, что то была другая мама.

— Ладно, хорошо посидели, — слишком резко Кай поднимается, хотя и не хмурится больше. — Еще раз всех с победой. Я спать.

От стола до комнаты Кая, самой ближней к общей — всего шагов десять, все эти шаги остальная команда молчит, глядя в стол или в кружки, даже вечно неугомонный Хаски призадумывается.

— Вот, взял и все испортил, — шепотом выговаривает Гидра, тоже собираясь уходить, но останавливается, когда Дроид спрашивает в полный голос:

— У Кая что, не одна мама?

Хаски допивает остатки из чашки, выходит из глубокой ямы молчания, чтобы, вернувшись в свой привычный режим насмешника, отмахнуться:

— Откуда две? Напополам рожали?

— У вас всегда какие-то тайны, — начинает раздраженно Гидра в полголоса. — Будто мы станем хуже относится к Каю, если что-то узнаем.

— Цыц, женщина, ты вообще трезвая, тебе нельзя заводить темы, которые раньше не поднимались. Спроси Кая — он сам все расскажет.

Гидра только губы поджимает. Возможно, Кай и расскажет. А может прямо ответит, что это не их дело. Но все в команде и так чувствуют, что не хотят этого знать, ведь по тому, что они иногда замечают за капитаном, особенно когда того клинит, веет чем-то жутким. Настолько страшным, что подчас они всерьез боятся узнать, что Кай убил свою прежнюю семью. Хаски-то что, он бы ему и это простил.

Акросс не дает им передышки. Хаски даже извиниться не успевает, если он вообще собирался — сигнал к началу игры будит всех ранним утром следующего дня.

— Разве не он сам как-то жаловался, что не высыпается, — ворчит даже Гидра, пытаясь пятерней пригладить растрепавшиеся волосы. — Поспал бы, подумал. Пару дней.

— Думаю, он вдоволь выспался, когда мы готовили свой план по захвату, — Кай, оказывается, уже оделся в джинсы и рубашку в клетку, хотя должен быть еще в своей пижаме. При этом капитан абсолютно бодрый, вот-вот посмотрит на остальных с удивлением и спросит: «Что? Вы не ожидали подставы в шестом часу утра?».

— Как говорится — «Ох, Акросс, лучше б ты лежал», — комментирует Хаски, стоя дальше всех от экрана, во главе стола. — Давайте придерживаться той же схемы. Кай, ты ведь теперь не против, если я отправлюсь с тобой? У тебя прошел кризис возраста? Ну, того возраста, когда ты всегда будешь выглядеть как школьник.

Каю приходится обернуться, чтобы внимательно посмотреть на улыбающегося Хаски, и только после ненужной паузы кивнуть:

— Нет. Я не против. Пойдем вместе.

— А что случилось в прошлый раз? — тут же интересуется Дроид, отвлекшись.

— Его едва не вскрыли. Но, не бойтесь, я снова был неподалеку!

Этот разговор Кай продолжает только когда уходят Гидра и Дроид.

— Ты следил за мной.

— Делать вот мне больше нечего, — фыркает Хаски, но не может сдержать улыбки, как ни пытается, и Кай не настаивает, отправляется первым.

Переход сложно описать, но он не происходит мгновенно. Обычно это какое-то время неопределенности, через которую надо пройти. Каю всегда казалось, что эти секунды недолгого пути в нигде — тот момент, пока реальность подстраивается под них, выбирает им персонаж и ситуацию. В эти несколько секунд обычно не происходило ничего, они даже не переговариваются, полностью сосредоточенные на пути, чтобы не потерять друг друга в этом тумане.

Но не в этот раз.

Их не ждали, но и из-за гипотетического угла не выскакивали. Акросс разрывает туман так, будто он вязкая вода. И вываливается он аккурат между ними — идущим впереди Каем и на несколько шагов позади него Хаски. И оба к такому не готовы, застывают не зная, что делать, потому что на данный момент и оружия никакого с собой нет.

Мазнув Хаски безразличным взглядом, как по пустому месту, Акросс поворачивается, видит Кая и прежде, чем тот успеет отскочить или опомниться — хватает за ворот рубашки и втаскивает в еще не закрывшийся разлом, и исчезает там же. Секунду-другую Хаски, пока не осознав ситуации, смотрит в никуда, и так же, не шевельнувшись, кричит:

— Да вы издеваетесь?! — щедро, через слово, сыпанув в фразу нецензурщиной.

Легче не становится — Кая забрали у него из-под носа еще до начала игры.

— Заключенный зарегистрирован под кодовым именем «Кай». На него отзывается, но и настоящее свое имя помнит, хотя реагирует не так активно. Как обычно люди откликаются на новые клички — будто не привык. На вопросы о прошлом отвечает правильно, но помнит слишком подробно. Склоняюсь к тому, что Акросс прав, и некий «Кай» — путешественник по реальностям, приходящий в каждый новый мир, чтобы умереть в нем в ходе какой-то «игры». До полного выяснения помещен в изолятор с мягкими стенами. Острые предметы запрещены, персонал думает, что охраняет сумасшедшего. Под кожу введен чип, для родственников и друзей считается пропавшим без вести. Если опасения не подтвердятся…

Вот тогда у них начнутся проблемы, да, но в отчете это упоминать нельзя. С другой стороны — диагностируют парню шизофрению, скажут, что попал в больницу безымянным и выпишут, как чудом исцелившегося. Окончательно сломав ему жизнь при этом.

И все же, то, что начиналось с непонятной авантюры, могло оказаться правдой. Хотя бы по тому, как Кай разговаривал с человеком, которого по всем бумагам видел впервые в жизни — с Акроссом. Кай, несомненно, узнал его, и смотрел так осуждающе, будто понимал, что именно ему и обязан своим заточением.

— Вот это, — Кай показывает на свои скованные перед собой руки, потом глазами на стены вокруг, — нечестная игра. Это было…

— Я ведь не убиваю тебя, — напоминает стоящий у двери Акросс. — Просто решил немного изменить тактику.

— И убить весь процесс игры, — раздраженно обрывает Кай. Он сидит у дальней стены. — Знаешь, раньше я ничего против тебя не имел, но в этот раз ты…

— Конечно, ты зол, — с нажимом отвечает Акросс. — Но в этот раз играем немного по-другому. Мне надоело гоняться за тобой как в каком-то глупом мультике.

— Я и не убегал.

— Сейчас-то точно не убежишь. А теперь внимательно слушай! — Акросс повышает голос, заметив, что Кай снова порывается его перебить. И в следующее мгновение, наклонившись, яростным шепотом продолжает:

— Они все придут сюда. Придут за тобой, Кай. Потому что это ты, и я бы многое отдал, чтобы увидеть их лица, когда они поймут, что должны играть без тебя. Но более того, — Акросс подходит вплотную, нависает, тень его ложится на лицо Кая, — когда они явятся сюда — я убью их всех. У тебя на глазах. Так же мучительно, как убивал тебя все это время.

— Ты врешь, — уже спокойнее отзывается Кай. — Ты не сможешь этого сделать.

— Зачем мне оправдываться, если ты сам все увидишь, — пожимает плечами Акросс. Он освобождает Кая от своей тени, уходит без спешки, но все же не рискует поворачиваться спиной. Когда дверь за ним закрывается, наручники расстегиваются и падают на пол снова закрытыми.

А в коридоре Акросса уже ждет руководитель проекта — желтый, будто старый лист бумаги, нервный лохматый парень лет под тридцать — наверняка они ровесники. Только вместе с этим начальником еще двое серьезных, охранников с автоматами, похожих на киборгов своими безразличными лицами.

— Я все думал, что странно это, — неуверенно начинает парень. Акросс плохо запоминает их имена, всех этих проходных персонажей. Это сложно, когда окружение полностью меняется каждые две недели, — что ты все это знаешь, что вы знакомы. Я так и понял, что вы связаны… Ты ведь тоже из них? Из «игроков»?

— Я и не скрывал, — соглашается Акросс. — Только, — кивок на людей с автоматами, — я вроде и не отказывался от сотрудничества. Кай вряд ли будет вам помогать, а я буду оставаться в здании добровольно и не покину его. Буду охранять Кая и ждать, когда придут остальные его люди. И в то же время, если вы попытаетесь запереть меня — я перекрою любое сотрудничество. Со мной мало того, что возиться придется дольше, так еще и те, кто придут за мной, будут не работать с вами, а попытаются убить, как врагов.

— Я блин нахрен ему глотку выгрызу, — заканчивает свой рассказ Хаски. Гидра все еще фильтрует для себя все услышанное от мата, чтобы понять полную картину, Дроид произносит: «Так», потом еще раз, но более протяжно, и тоже подвисает. Не вытерпев, Хаски бьет кулаком по столу:

— Я вам, — снова ругается, — задумаюсь! На кой хрен ему Кай? Вот как пить дать — дверь откроем, а там посылочка нам, а в ней его пальцы или ухо. Или язык. Любая часть тела, и так и будет нам кусками высылать.

— Акросс не такой, — растерянно напоминает Гидра, хотя и сама уже не особо в этом уверена, но Хаски уже срывается. Подвисший было Дроид успевает среагировать — встать между ними, и Хаски перестает наступать, отходит на полшага назад, продолжает уже глядя в уверенное лицо Дроида:

— А какой он? Какой? Зачем ему Кай, если ты все знаешь, а?.. Вот и расскажи мне! Это даже не в процессе игры — я бы не удивился. Но он еще до игры его у нас… — снова матом.

— Ты пытаешься цепляться к нам, когда вину чувствуешь за собой, — напоминает Дроид, но голос выдает его нервозность и страх перед таким разозленным и отчаянным Хаски.

— Ну нет. Она оправдывает Акросса. Говорит, что Акросс не такой. Она в конце концов втрескалась в него. И будет продолжать говорить, что он не такой, даже когда нам правда Кай по кускам приходить начнет. Гидра, ему больно, между прочим! Меня можно резать, Дроида можно, тебя в конце концов! А Каю больно!

Гидра вздрагивает, но кивает, выбирается из-за заслонившего ее Дроида:

— Ты прав. Не важно, такой Акросс или нет. Я не ожидала и что он Кая заберет еще до начала… И тоже не понимаю — зачем. Не поговорить же только, правда… Но прекращай кричать — только страху нагнетаешь. Этим проблему не решить.

— Хорошо. Как решить? — скрестив руки на груди, делает странный кивок при этом Хаски, будто лицом в таз с водой окунается.

И в гнетущей тишине, последовавшей за этим, свой вариант предлагает Дроид:

— Ждать… Что ж еще. Просто бегать по городу и орать: «Акросс, верни капитана» — плохая идея. Не?

Даже ночью свет не выключают полностью — остается бледно-голубой, на половину комнаты, из-за которого она будто в хлорированную воду погружена. Освещена нижняя часть клетки, хотя Кай предпочел бы наоборот. Спать при свете странно и неприятно. Не покидает чувство, что за ним следят, поэтому не могут оставить совсем в темноте.

Кровати нет, да и не к чему — стены, пол и потолок будто матрасами обиты, можно в любом месте устраиваться. Кай выбирает то, что по центру комнаты, и лежит какое-то время, развалившись, как в большой кровати, но не выдерживает, сворачивается в позу эмбриона.

— Он меня обманул. Ее появление было логичным — Королева не оставила бы его надолго с осознанием, что она снова переметнулась к Акроссу и отдала преимущество ему. Кай разворачивается, но не встает. Королева стоит, прислонившись к мягкой двери. Нечто вроде призрака и если Кая снимают — ее никто не увидит на записи.

— Сказал, что должен с тобой поговорить. Что ничего плохого не сделает.

Кай молча кивает, оставаясь таким же не читаемым. Он не сердится, да и заставлять ее оправдываться не собирался, просто не знает, что говорить. В конце концов, и сам виноват — в прошлый раз пожаловался на более выгодное положение Акросса в игре и получил бессмертие, без которого выбыл бы в самом начале.

— Я даже не могу его обвинить, что он меня обманул… Кай, я честно не знаю, зачем ему это. Он не мог так сказать, такое задумать, да и так поступить…

— Может, расскажешь, наконец? — подает голос Кай, все еще не вставая, даже головы не подняв. Но Королева поджимает губы и ближе прислоняется к двери:

— Не могу… Ты меня простишь, если я не расскажу. А вот он — нет, не простит.

— Тогда не оправдывай его. Он взбесился из-за того, что проиграл, запер меня…

— Мне показалось, что он был… не то чтобы счастлив, но доволен твоей победой. Знаешь, как те тренеры, что втаптывают в грязь самооценку спортсмена, пока он не сделает рекорда.

— Рад проигрышу? Почему?

— Не могу рассказать.

— Если ты пришла просто извиниться, то уже это сделала. Как бы то ни было, а дальше будем играть уже из этих условий. Не знаю, что он там задумал, а раз ты рассказывать не хочешь — узнаю сам.

— Злишься? — так и не дождавшись, когда Кай поднимется, Королева сама опускается на колени, подобравшись ближе.

— Нет, — честно отвечает Кай.

— А на Акросса?

— Да, — что-то меняется в его лице, он делает попытку снова отвернуться, но вовремя сам себя одергивает и остается в том же положении. — Я не понимаю… Я тоже его не узнаю.

— Странно слышать это от меня, но мне хотелось бы, чтобы вы подружились. Я думаю, что у вас много общего и вы могли бы помочь друг другу.

— Мы просто играем, — напоминает Кай. — Прости, но хватит уже… С Хаски было довольно трудно подружиться, с Дроидом до сих пор общаться проблематично — он начинает скучать, как только чувствует, что отходит на второй план. Я не хочу возиться еще и с Акроссом и его тараканами, тем более, когда он такое вытворяет.

— Да, я понимаю, — кивает Королева, упирается пальцами в мягкое у головы Кая. — У тебя есть какие-нибудь пожелания? Что-то, что я смогу сделать?

Королева не может влиять на игру, если она уже происходит, то есть не сможет щелчком пальцев перебросить Кая к его команде или отмотать события назад. Влиять она может только на то, что случится позже.

— Да, — вздыхает Кай, принимая это как компенсацию. — Пожалуйста, сделай так, чтобы Акросс подскользнулся в ближайшее время и как следует отбил задницу, падая.

— Оно по всем столбам развешано, — Хаски швыряет несколько листовок на стол. — И в газетах есть, я проверял. Он над нами издевается.

На листах красным написан номер телефона и лишь одно слово: «Акросс».

— Да, похоже на то, — подтверждает только проснувшаяся Гидра. В небольшой двухкомнатной квартире, где в этом мире живет Хаски, ей уступили кровать. В другой ситуации Хаски бы еще поспорил, но сейчас он и вовсе спать не ложился — бегал по городу. Не советуясь с остальными, он набирает номер телефона. По Хаски видно, что он едва дождался, чтобы просто их предупредить, и этим уже как бы сделал остальным одолжение. Смотреть на листовки и решать, что делать дальше, он уже не собирается. Он знает, что именно делать.

Второе одолжение — он ставит телефон на громкую связь.

— Я слушаю, — произносит голос Акросса.

— Я тебе твое «слушаю», — тут же срывается Хаски, и взволнованный Дроид закрывает ему рот, но это превращается в небольшую потасовку между ними, в которой Хаски извиняет только то, что Дроид не чувствует боли.

— Вы не представляете, сколько звонков пришлось выдержать, прежде чем до вас дошло, — вздыхает Акросс. — Я сменю номер после этого и пришлю вам новый. Как вы заметили, у меня ваш капитан.

— В задницу тебе твое «слушаю» засуну, — заканчивает, наконец, Хаски. — И тебе горло выгрызу. И его у тебя выгрызу, зубами.

— Это я и хотел обсудить. Я ведь совсем не против, чтобы вы пришли за Каем. Нам нужно было поговорить, и мы поговорили.

Больше всего Хаски бесит облегчение на лице Гидры, но он не успевает как-то его испортить — сам Акросс доказывает, что он-то как раз тот самый выродок, каким его считали, продолжив:

— Я отдам вам Кая, только прийти за ним нужно будет самим. Всем вместе или по одному — это как хотите.

— Мы похожи на идиотов? — удивленно переспрашивает Дроид.

— Конечно, нет. Но у меня ваш капитан. И если через двадцать четыре часа никто из вас не попытается его забрать — я запущу близнецов к нему в камеру. Попрошу их только не убивать его, и у вас будет шанс снова забрать его. Ну или убедиться в том, что я серьезен.

Акросс произносит это таким спокойным и дружелюбным голосом, что у Хаски сводит зубы.

— Ну и да, адрес я скажу только через сутки. Вы же хорошая команда и очень хотите своего капитана обратно целым, поэтому найдете нас. Я всегда рядом, так уж получилось. Всегда можно «выгрызть мне горло», Хаски.

— Рот закрой, — реагирует тут же Хаски. — Тебе со мной играть еще очень-очень-очень долго, и я твою смерть больше не буду оставлять на совести…

Когда Хаски прерывают гудки, он срывается и разбивает телефон об пол.

— Что?! — оборачивается он к Гидре, пока Дроид извлекает из разбитого аппарата сим-карту, на которую должен прийти новый номер Акросса. — Какой он? По кусочкам не присылал, но на куски его порвет, и даже не своими руками! Как всегда, впрочем!

— Он что-то задумал, — спокойно отзывается Гидра. — Разве вы не понимаете?

— Конечно, задумал, — соглашается Дроид. Хаски нервно оборачивается к нему, потом снова к Гидре, и сам оседает, успокаивается. — У него Кай, он нас ждет. Сидит на месте, и ему не нужно нас отлавливать. Наверняка там вооруженная охрана, потому что от него одного Кай давно бы сбежал, так?

Хаски порывается ответить что-то злое, но проглатывает это, кивает.

— У меня логика ломается. Помогайте. Ему нужен был именно Кай, но он зовет нас. Это Акросс — садист и маньяк…

— Он не такой, — перебивает Гидра, и между ней и Хаски снова на секунду вспыхивает противостояние.

— Тогда что он там с Каем делает? Чай пьет? — огрызается Хаски. — Я бы понял, будь это ты. В конце концов на свою сторону перетащить.

— У них же изначально какие-то счеты, — напоминает Гидра. — Вопрос в другом. Нам нужно найти, где он держит Кая и…

— Нужно ли? — совершенно спокойно перебивает Дроид. — Если он ждет нас там, значит все по его плану.

— Что предлагаешь? — уже не так грозно и с намеком на энтузиазм, отзывается Хаски.

— Акросс должен сторожить Кая. Остальные шляются где попало. Предлагаю найти его команду. Начиная с близнецов. Если мы близнецов пристрелим — то кого он будет запускать к Каю? Гранита? Согласись, Гранит это не так страшно, он не садист. Он может еще и послать Акросса с таким приказом — он умеет головой думать.

— Мне нравится, — кивает Хаски.

— Конечно, тебе лишь бы кого убивать, — вздыхает Гидра. — Я останусь на телефоне, вы не против?

— Заметано. Отвлекай Акросса разговором, с тобой-то ему приятнее общаться, чем с Каем, — кивает Хаски, уже одеваясь.

— Мы их еще и не нашли, — поправляет Дроид. — Куда ты собрался?.. Погоди, ты по улицам будешь ходить и…

— Дроид, не забывай, что распорядитель игр — хороший друг Кая. Я надеюсь, она подсунет нам близнецов, если не хочет, чтобы его мучили.

— Что-то по прошлому опыту не заметно, — под нос себе ворчит Гидра.

— Ага, я ее тоже не особо люблю. Зато Кай к ней хорошо относится, и если она не отдаст нам близнецов, то я расскажу ему, что ей нравится, когда его пытают и калечат.

— Они звонили? — переспрашивает вернувшийся в комнату Гранит. Акросс только кивает, садится за стол у экранов наблюдения, болезненно морщится — копчик тут же напоминает о себе болью. Утром подскользнулся на ровном месте, странно. — Ты назвал им адрес? Стоит готовиться к встрече?

— Нет. Сказал, что только через сутки назову адрес.

— Еще не все с Каем обговорил, что ли? — не понимает Гранит.

— Нет, нам с ним говорить уже не о чем. Но, — он поворачивается к близнецам, — все слышали? В половине второго я открою вам его камеру.

— Кажется, на часах было двадцать семь минут, когда ты говорил, — тут же с энтузиазмом спорит один из них. — А если они сюда придут, то нам все равно можно к нему наведаться?

— Нет, у вас будут другие игрушки, — отказывает Акросс. — Двадцать семь, так двадцать семь. Вряд ли дойдет до счета на минуты.

— Ты же не собирался его трогать, — напоминает Гранит. Близнецы — у стены, Акросс — у светящихся экранов, в остальном в комнате полумрак. И Гранит по центру, как барьер между неадекватным садизмом и здравым смыслом. — Ты сам сказал, что сжульничал только для того, чтобы отловить его команду и на этот раз отыграться на них, а его оставить в покое.

— Я просто хочу подогнать их. Я сказал, что у них сутки. Как это будет выглядеть, если после этого я не исполню своей угрозы?

— То есть то, что ты вмешался в ход игры, ограничил их капитана, будет выглядеть нормально? — напоминает Гранит. Нахмурившись, Акросс полностью разворачивается к нему, негромко окликает:

— Эй. Пока еще я тут капитан. Уже поздно жаловаться.

— Я не понимаю, — вздыхает Гранит. — Сам себя подставил, рассказав об игре и бессмертии.

— А где бы еще я держал Кая? У себя в подвале? — снова отворачивается Акросс.

— Тебе ведь на самом деле все равно — найдут они его за сутки или нет?

Даже близнецы заинтересованно прислушиваются. Акросс оборачивается лишь на секунду, чтобы бросить безразличный взгляд.

— Нет. Не все равно, — произносит он уже когда Гранит собирается уходить. — Я думаю, ему нет дела до собственных страданий. Возможно, он думает, что заслужил. Я эту тактику уже два года пробовал. Но если ему безразличны и страдания тех, кто ему доверился — тогда я не знаю, чем еще его пугать. И получается он еще больший псих, чем…

Акросс и сам не придумал, чем кто. Хотел продолжить: «чем я», но образ, осветивший его слова, сбил. Это образ Тима, сидящего за столиком в его подвале. Чем бы он мог сломать Тима?.. Только смертью любого из команды. Но разве Кай — такой же отморозок?

За все время его пребывания тут в камеру заходил либо Акросс, либо совсем посторонние люди, и появление Гранита Кай воспринимает как удачный ход противника ферзем — начало проигрыша.

— Все собрались? — уточняет огорченно Кай, сидящий у дальней стены. Вместо ответа, Гранит сообщает:

— Он обещал твоим, что сдаст тебя близнецам, если они не найдут тебя за сутки.

— О, — кивает Кай. — Я ждал чего-то такого. Удивился бы, если бы он продолжал носить мне завтраки и только разговаривать. Зачем ты меня предупреждаешь?

— Не одобряю его поведение.

— Вот и поговори с ним, — пожимает плечами Кай. — Или помоги мне сбежать.

Его скучающий безразличный взгляд сменяется на более пристальный, цепляет Гранита за грудки, но откатывает от него как волна — Кай и сам понимает, что этого не случится.

— Надеюсь, твоя команда найдет тебя раньше.

— Ну да. Конечно. Будто тебе есть до этого дело, — поддевает Кай, но снова впустую и без особой надежды — Гранит уходит так же спокойно, не оставив даже канцелярского ножа для самообороны. Возможно потому, что Гранит знает — Акросс сидит, почти безвылазно уткнувшись в экраны с камер наблюдения — вестибюль, этажи, лаборатории и карцер, в котором заперт Кай.

Гидра остается одна в квартире и ночью. Когда она звонит, в динамике усталый Дроид вздыхает огорченно:

— Нет. Никого. Надо было остаться с тобой — ощущение, что у Хаски фитиль к заднице прикручен и завтра рванет…

— Я попробовала позвонить Акроссу, — признается Гидра. — Хаски только не говори… Думала, все ему выскажу.

— И он сразу поймет, как плохо себя вел, — без особой веры продолжает за нее Дроид. — Не то чтобы я верил в его совесть, но все-таки… Как прошло?

— Он сбрасывает вызов, как только слышит мой голос… Я все-таки надеюсь, что у вас все получится. Когда Кай вернулся в прошлый раз — я было подумала, что наконец-то не будет этого чувства… вины что ли.

— Да, знаю, — подтверждает Дроид. — Мы постараемся. Давай так — если мы их найдем, я скину тебе сообщение, потому что не до звонков будет. А если не найдем, то ничего не буду писать… Все, пора, а то Хаски меня вместо Акросса сожрет.

И несмотря на то, что не происходит ничего, и игра стоит на месте — Гидра не спит всю ночь. Бродит по пустой квартире, перетаскивая с собой телефон из комнаты в комнату. Тот самый, на который может позвонить Акросс или написать Дроид. Время от времени в этой тишине Гидра проверяет — а работает ли телефон, не сел ли аккумулятор? Идет ли в самом деле в этом мире время? И не верила часам, пока за окном не забрезжил рассвет. Вместо надежды с ним приходит осознание — они не спасут Кая, они опоздают. И он снова будет тихий, искалеченный, а им опять станет стыдно за то, что не успели, не нашли. Тогда, злясь на себя и на Акросса, она раз за разом снова начинает набирать его номер, но и в этот раз ничего кроме гудков.

Кай стоит к двери боком, со скованными перед собой руками, когда створки разъезжаются в разные стороны, открываясь.

— Очень жаль это говорить, — начинает один из близнецов. Они с братом идут наравне, никто не выбивается вперед, — но, похоже, твои ребята и девочка не справились.

— Я даже рад. А впрочем… Акросс говорил, что ты чувствуешь боль. А они — нет. С тобой играть-то всяко поинтереснее!

— Хотя не знаю, все-таки лучшие жертвы — это девочки. Я раз пять уточнил, но Акросс сказал, что и Гидру…

— Слушайте, — спокойно и даже устало прерывает Кай, пока за близнецами закрывается дверь, — вы вот все близнецы, да близнецы… У вас же какие-то имена есть.

— Ты блин издеваешься, мелкий? — уже не таким задорным тоном переспрашивает правый относительно Кая.

— Серьезно. Мне кажется, ваших имен даже Акросс не помнит. И остальные не помнят. Вот я и подумал, что вы и сами их не знаете, — пожимает плечами Кай.

— Ты нам решил зубы заг… — начинает более спокойный левый, но его брат срывается с места, к Каю, но вместо того, чтобы схватить его, получает громоздкими наручниками по голове. Кай всего лишь чуть отодвинулся в бок, чтобы уклониться. К первому нападавшему он относится уже как к поверженному, хотя тот еще может двигаться и активно материться, но Кай разворачивается к еще стоящему у двери. Взгляд этот снова как вызов. На этот раз бросается второй, готовый ловить при попытке уйти в бок, но совершенно не ожидавший осколка тарелки, зацепившего щеку, аккурат около глаза. Пытается подняться второй, тогда Кай, будто только теперь его заметил, бьет подло — ногой в лицо еще стоящего на четвереньках близнеца. И снова — попытка ударить в рассечённую щеку, но, когда противник уклоняется — следующий снова железными тяжелыми наручниками в подбородок. И все это время лицо у Кая уверенное, спокойное, чуть сжаты губы. И бьет он расчетливо, даже если промахивается — кажется, что так и планировал, отвлекал внимание от удара.

Еще неизвестно, чем бы закончилась драка, но двери в камеру снова разъезжаются в стороны, впустив троих охранников в бронежилетах и шлемах с дубинками. Кая отшвыривает к стене ударом в живот, но дальше не следует никакой мести — точно так же скручивают и близнецов, вытаскивают силком из камеры, пока они еще рвутся продолжать драку. Как только выводят их, Кая тоже отпускают сидеть у стены, восстанавливать дыхание, остается парень с желтоватой кожей в белом халате. Один из охранников останавливается у его плеча, но агрессии больше нет, и Кай сам не верит в то, что все обошлось.

— Как они сюда попали? — спрашивает парень нервно.

— Вошли, — пожимает плечами Кай.

— Да я видел, что вошли! — срывается тут же собеседник. — Кто их пустил?! Кто им разрешил вообще?..

— Вы что, не знаете, что делает Акросс? — без особого удивления переспрашивает Кай, отвернувшись. Только после этого профессор или доктор быстро уходит, за ним и охранник. Снова закрываются двери и расстегиваются наручники, опадают на пол.

Конечно, Акросс видел все в мониторах, и разговор слышал, но продолжает безразлично ждать в выделенном ему помещении. Спокойно оборачивается, когда в комнату швыряют сначала обоих близнецов, которые, не разобравшись в ситуации, еще наперебой жалуются Акроссу, будто он и здесь самый главный и может что-то решить. Профессор входит следом и, ткнув в близнецов, в тихом бешенстве спрашивает:

— Какого черта? Они говорят, что ты приказал. Ты, случайно, ничего не перепутал?

— Они не собирались его убивать, — вздыхает Акросс. — Просто немного… покалечить, — после этого Акросс улыбается, откинувшись на спинку. Когда профессор подходит к нему, Акросс ждет удара, поднимается из кресла и протянутую руку поначалу воспринимает как угрозу, но та остается в воздухе, раскрытой ладонью вверх.

— Ключи от его камеры сюда дай, — невпопад требует профессор и видно — сам нервничает, тоже ожидает удара.

— Если откажусь? — провоцирует Акросс, подняв руки, будто в него целятся.

— В соседнюю посажу.

Напрягаются близнецы, в ожидании приказа на уничтожение серьезных охранников в шлемах. Акросс понимает это по их изменившимся позам. Но распоряжения он не отдает — небрежным движением смахивает с пульта магнитный ключ, вытягивает руку с ним над ладонью профессора, но пальцев не разжимает.

— Мне нужны эти ключи. На случай, когда за ним придут.

— На этот случай тут я и охрана, — напоминает профессор, но ладонь его заметно дрожит. — Хватит уже того, что он подопытный, нечего его еще стращать, как… как заключенного какого-то! Ты головой вообще думал? Как он теперь будет с нами сотрудничать, если не сможет чувствовать себя в безопасности?! Мне не угрожать тебе нужно, а правда в соседнюю посадить, чтобы…

Ключ ударяется о протянутую ладонь и падает с громким стуком на пол, профессор от такого опешивает, еще несколько секунд смотрит в глаза Акроссу, потом неловко подбирает упавшее.

— Я… — совсем сбиваясь начинает он снова, — я за тобой наблюдаю! Ты ему больше ничем не навредишь.

Прижимая ключи к груди, он осторожно обходит расслабившихся братьев, выскакивает поскорее из комнаты, вслед за ним выходит охрана.

— И? — скучая, спрашивает один из близнецов. — У тебя есть дубликаты?

— Нет, — безразлично откликается Акросс.

— Тогда зачем?

— Ты его видел? Хватит одного из вас… Да даже Мей хватит, чтобы отобрать у него ключи. Тоже мне проблема, — отвечая, Акросс без спешки набирает на телефоне сообщение с адресом лаборатории.

Голос у Гидры взволнованный, спотыкающийся:

— Акросс прислал адрес. Я понимаю, что вы много сил…

— Да мы тоже нашли, — откликается Дроид.

— Где держат Кая? — счастливо спохватывается Гидра.

— Нет. Адрес близнецов. Хаски собирается их дождаться, раз уж мы все равно уже опоздали. Но ты в общем… если звонить снова будут — ты нас набери. Может они и не придут.

— Как же Кай? — упавшим голосом переспрашивает Гидра, и Дроид срывается:

— Слушай, хочешь, я Хаски трубку дам, и ты сама с ним поговоришь об этом. Что у тебя есть адрес и надо сходить забрать то, что нам милостиво оставили от Кая. Нет? Тогда я кладу трубку!

Команда разваливается — понимает Гидра, глядя на погасший экран. Она думает не дольше минуты, прежде чем начать собираться.

Хаски тем временем продолжает сидеть каменным изваянием напротив входной двери, даже не оборачивается, когда из ванной выходит Дроид.

— У нее есть адрес, — устало сообщает он. Хаски кивает, не отрываясь от двери.

Близнецов слышно задолго до их появления в квартире — они громко смеются там, в подъезде, обсуждая что-то, и чем ближе их голоса, тем мрачнее дожидающийся их Хаски. Дроид осторожно проходит к двери, становится так, чтобы его не было видно, когда она откроется.

— Надо было видеть его рожу, — раздается одновременно со скрежетом ключа в замке, и в то же время со своего места поднимается Хаски. Это выглядит настолько жутко, будто он уже был частью мебели, и вот кресло или столик вдруг взяли и пошли.

Секунда замешательства, пока близнецы обнаруживают Хаски, за это время Дроид успевает выстрелить в затылок одному, собирается так же убрать из игры второго, но Хаски цепляет того за ворот рубашки, валит на пол. Дроид успевает закрыть дверь, прежде чем раздается крик. Когда он нехотя, осторожно оборачивается — нож, который держал Хаски, уже насквозь прошил ладонь врага, припечатав его к паркету.

— Наверное, весело было над Каем издеваться? — холодно спрашивает Хаски, все еще держа ладонь на рукоятке. — А теперь как? Тоже весело?

Дроид и раньше понимал, зачем Хаски ждет. Он вздыхает обреченно, бросает только:

— Сначала сделай, чтобы он не орал, — и выходит за дверь, плотно ее закрыв. Он не хочет видеть того, что будет дальше. Отходит на несколько метров, к лестничному пролету, в надежде, что и не услышит ничего. Набирает номер Гидры, но в ответ только гудки, и у Дроида ощущение, что его снова бросили одного посреди игры.

— То, что недавно случилось — досадное недоразумение, — заверяет стоящий у двери профессор. Кай слушает молча, сидя у стены. Осколка тарелки у него не забрали, поэтому он чувствует себя спокойнее, а не потому, что кто-то там разберется с Акроссом. — Мы не были в курсе, что он так… поступит. У Акросса больше нет таких полномочий. Вы в безопасности.

Профессор ждет ответа или реакции, но Кай игнорирует его, продолжая следить за дверью.

— Я забрал у него ключи. Он сказал, что за вами придут. Мне не нравится вся эта задумка и… если бы вы согласились сотрудничать, я мог бы отдать ключи тем, кто появится здесь.

Снова тишина и прямой взгляд Кая, будто говоришь с куклой.

— Вы не хотите обезопасить себя? — растерянно продолжает профессор, и, о чудо, Кай наконец оживает — вздыхает, прикрыв глаза.

— Это все не имеет значения, — не открывая глаз, отзывается Кай. — Если Акроссу нужны будут ключи — он их заберет. Если он услышит, что вы предлагаете сотрудничество мне — он заберет и меня. Все происходящее для Акросса лишь декорация.

— Я так не думаю, — морщится профессор. — Вы отказываетесь поэтому?

— Вы можете только выпустить меня отсюда и снять наручники. Все остальное — бессмысленно.

— Гидра пришла.

Акросс отворачивается от экранов, указывает в один из них, кивнув:

— Я уже знаю. Сказал привести ее сюда.

Вся оставшаяся команда Акросса в предчувствии чего-то. Только Гранит ждет этого мрачно, а Мей напротив — вся в предвкушении. И самое лучшее для нее то, что первой пришла Гидра. Акросс понимает, что предпочел бы оставить ее напоследок — вполне может получиться так, что Хаски для того и прислал ее — проверить врага на прочность. Акросс и сам не знает, сможет ли. Он отчего-то представляет ее в белом платье, по которому будут расползаться кровавые подтеки, отчетливо видит вспухающие на светлой коже синяки. И заранее не может этого себе простить.

И Кай, и Гидра не считают его кем-то плохим. Думают, что он просто заигрался. Но этот образ идет вразрез с тем, чего хочет Акросс.

Недавно Барс спросил, смог бы Акросс забыть все, что случилось, и жить дальше уже ради Гидры, если бы она полностью приняла его сторону.

— Мне нужен ключ от его камеры, — поднимается с места Акросс.

— Я принесу, — тут же вызывается с энтузиазмом Мей. — Пусть Гранит дождется у камеры. Я не смогу притащить Кая сюда. Особенно учитывая, как он отделал близнецов.

— Так Кай не пострадал? — с надеждой от двери переспрашивает Гидра. Мей выходит, больно задев ее плечом, потом уже осторожнее удаляется Гранит. Акросс кивает охране, которая довела Гидру до комнаты, чтобы их оставили одних.

В этой надежде, в этих словах снова есть что-то, как хлоркой отмывающие Акросса от той грязи, что он готов был на себя взять.

— Просто ваш капитан оказался агрессивнее, — пинком Акросс отправляет ей стул, он ударяется о колени девушки, но она не садится, так и стоит у запертой двери. — Ты ведь думаешь, что я не смогу? Поэтому пришла одна? Они тебе приказали?

— Нет, сама пришла, — Гидра смягчается, отодвигает стул. За спиной Акросса экраны, и на одном из них — сидящий у стены в комнате с мягкими стенами Кай. Он выглядит вполне целым и здоровым, Гидра не отрываясь смотрит в этот экран, пытаясь высмотреть раны.

— Чтобы проверить меня?

— Чтобы доказать, что не сможешь, — успокоившись, Гидра переводит взгляд на него, даже улыбается.

— Ты загоняешь меня в угол и думаешь, что теперь я сдамся?

На Гидре джинсы и легкий свитер. Как художник, Акросс мысленно лепит бордовые кровоподтёки на колени, на ключицы и улыбающееся лицо. Пытается привыкнуть.

— Ты сам придумал эти правила, — напоминает Гидра. — Ты сам себя загнал в угол.

Представляет разбитую губу и кровящий нос, но ловит себя на мысли, что все это — слишком эстетично. Это похоже на игру понарошку, на грим для актрисы западного кино, где девушка в крови — все равно красива. Акросс знает, что так не бывает.

— Я не загонял себя в угол. Не знаю, что ты там придумала, мы в разных командах. В задачи моей входит убивать вас, так же как и ваша цель — истребить нас, — на Акросса будто вдохновение находит — он продолжает быстрее и уверенней:

— Давно пора было это прояснить. И определиться, кто на чьей стороне. Время перейти на мою прошло. Надо мной вся команда смеется. Кай скоро будет просто прикрывшись тобой выигрывать. И будто в подтверждение этого ты приходишь, чтобы доказать мне и командам, что я тебя не трону. У меня нет выбора. На что ты надеешься, что я посажу тебя в соседнюю клетку? И ты будешь прикрывать Кая своим телом в следующий раз, когда я запущу к нему близнецов? Мне давно пора было сделать выбор. Просто раньше это казалось смешным — играешь за Кая, а влюблена в капитана другой команды. Что вообще не так с тобой? Люби Кая, Хаски, Дроида. Кого угодно из своих, нечего тут Шекспира разыгрывать! Почему, черт возьми, я?! Почему меня нельзя ненавидеть?!

Меняется лишь выражение лица Гидры, но ни ненависти, ни брезгливости на нем нет. Она скорее похожа на маму, которой сын пытается доказать, что вырос, а для нее он всегда будет оставаться ребенком. И фантазия Акросса смачно обливает ее кровью, синяками, порезами, и от невозможности этой картины он прикрывает глаза, этим жестом смыв все, не выдержав. Когда открывает — выражение лица у Гидры другое, обеспокоенное, она смотрит уже на экран монитора. Обернувшись, Акросс видит лишь тени в дверях и пустую камеру. Только теперь Акросс обнаруживает, что стоит уже не у экранов, а ближе к девушке. Приходится вернуться, чтобы одним нажатием выключить все экраны. И, отвлекшись на пустую теперь камеру, Акросс пропускает, что на входе в здание новые гости.

С охраной комплекса у Хаски никаких счетов нет, поэтому он убивает их огнестрельным — быстро, ловко. Дроид идет следом, даже ничего не возражает вслух, когда Хаски оборачивается проверить реакцию.

— Я молчу, — кивает Дроид.

— Вот и правильно. Хотим спасти Кая — некогда нежничать с врагами, — Хаски тут же отворачивается. Быстро распихивает трупы — один прячет под стол с телефоном и экранами, второй под лестницу, потом, будто ничего и не случилось, разминает плечи.

— Гидра нас опережает, — напоминает Дроид, осмотревшись по сторонам. — Она минут десять назад писала, что заходит.

— Ну да. Надеюсь, Акросс ее уже пытает. Или трахает. Мы тихонько придем, заберем Кая, пока он занят, и так же тихо уйдем.

Кресло в конечном итоге пригождается для Кая — Гранит скидывает в него капитана, тут же пригвождает к месту, положив руку на плечо и, будто в инвалидном кресле, отвозит Кая вглубь комнаты, к мониторам.

По центру оказывается Акросс, у двери притихшая Гидра, в проеме останавливается Мей. Ее, судя по всему, Кай не расценивает как препятствие, вместо приветствия приказывает:

— Беги.

— Не могу, — отказывает Гидра.

— Если ты думаешь, что он ничего не может сделать… — начинает Кай, но Акросс тут же перебивает:

— Я рад, что ты это понимаешь. Знаешь, с Гидрой и Дроидом, пожалуй, проще всего. Они вряд ли будут сопротивляться.

— Беги, — повторяет Кай. — Через «не могу». Я твой капитан, я приказываю…

— Эй, я тут не просто стенка, — напоминает Мей, подняв руку с ножом, лезвие которого размером с ладонь. — И мы все тут понимаем, с каким наслаждением я ее покромсаю.

— Почти стенка, — фыркает Гидра, но смотрит на Акросса.

— Они тебя не особо слушаются, — выдыхает Акросс, обернувшись к Каю, и тот замирает, будто даже дышать забывает, и взгляд непривычный, просящий. Кай быстро понимает свою ошибку, сравнив с прежним своим поведением — он дал Акроссу понять, что тот на верном пути, правильно нащупал болевую.

— Я не думаю, что стоит напрягать из-за этого Мей, — продолжает Акросс, по-прежнему не глядя на Гидру. — Тут ведь есть охрана… Молчаливые ребята, похожие на киборгов. Но…

— В глаза ей это скажи, — требует Кай. Он пытается встать, но рука на плече не дает, тащит его обратно. Акросс слушается — он спокойно поворачивается к двери и, как ни в чем ни бывало, как даже не угрозу, а что-то бытовое, заканчивает:

— Я отдам тебя охранникам.

Даже Гидру, до конца в него верившую, передергивает. Она осторожно смотрит на дверь, от которой ей салютует ножом Мей, потом на Акросса. Гидра уже не может выглядеть прямой и спокойной — у нее блестят глаза, пока еще не слезы, но их предвестник. А продолжить уговаривать Акросса, что он не такой, уже не хватает голоса, потому что лучше молчать, чем, наконец, расплакаться.

— Гранит, — так же неспешно поворачивается к нему Акросс. — Отведешь ее? Скажешь, что могут не церемониться. Что ее все равно потом уберут и…

Если бы в голосе Акросса был хоть намек на дрожь, на нерешительность, Кай бы еще продолжал надеяться, но это спокойствие, его уверенность, выводят из себя. Гранит, не видевший, как Кай справился с близнецами, при попытке снова задержать его получает осколком тарелки в руку. Острие не впивается, только ранит кожу, но этого хватает, чтобы Гранит отдернул руку, а Кай, ничем больше не сдерживаемый, срывается с места.

Акросса он сбивает по инерции, всем своим весом, еще метр их провозит по полу. Для Кая весь мир сливается в их сцепившийся клубок, и нет в нем вроде как ни Гидры, которую он теперь защищает, ни опасности в лице Гранита. Есть только это холодное безразличие Акросса. И все накопившееся Кай выражает выкриком:

— Да что блин с тобой?! — и, локтем отшвырнув потянувшуюся к нему руку Акросса, наклоняется, больно стукнувшись лбом об лоб противника.

Акросс никогда не знал, в чем именно заключается способность Кая. Ему и не было интересно. Или не придавал этому значения, находясь всегда в каком-то полубреду картонных реальностей. Поэтому Акросс безбоязненно открывает глаза, пока его лоб еще касается лба Кая.

Не то чтобы Кай планировал это — оно происходит почти спонтанно, из желания узнать, что творится в голове у Акросса, раз он так себя ведет. Возможно, Кай и не хотел видеть его прошлого, но он никогда не мог контролировать эту способность.

Кай не просто видит Барса с простреленной головой, залитый кровью пол и разрезанного Тима. Кай в этот момент знает их настолько, будто это именно он их собирал, спасал. Как никто другой осознает и тот перелом, когда Акросс чуть всех не предал сбежав от команды, перенимает его страх перед Легионом и в обратном порядке — страх перед взрослыми с бритыми головами и в черных кожанках. И Кай уже не может остановится, впитывает отрицательное и положительное. Будто большой ложкой загребает память Акросса со всеми яркими ощущениями, осознаниями, событиями. Напрочь выпадает из реальности и когда вновь выныривает в настоящее — понимает, что его отбросило и он лежит, скрючившись, как побитый, на холодном полу. Акросс уже стоит на ногах — не такой спокойный, совершенно белый, с блуждающим взглядом, будто действия Кая прорвали плотину. И Кая обдает реальным ужасом от мысли, что сейчас Акросс поймет, что враг сделал.

Кай никогда не спрашивал, понимали ли люди, на которых он применял эту способность, что он был у них в голове. На долгие секунды в комнате застывает все — Гранит на полпути на подмогу, Мей в дверях и Гидра у стены, тем более сам Кай, теперь боящийся шелохнуться. Он чувствует себя бумажным конвертом, переполненным водой, готовой вот-вот прорваться, и эта вода — чужие воспоминания, опаснее тротила. И в этом замершем мире движется только Акросс — дышит тяжело, не выпрямляется, стоя в этой нелепой позе, словно то, что бездвижно, он не видит. Но взгляд его проясняется, глазами он находит Кая, и это отзывается неприятной дрожью где-то в желудке.

— Ты видел, — в остановившемся мире произносит Акросс ту самую фразу, которая должна его запустить, и стрелка часов снова идет на следующий круг, в мир возвращается движение. Одновременно с этим Кая с новой силой охватывает ужас. Это чувство будто преследовало его все эти годы и нашло только теперь, проползло за ним из детства.

Пока остальные еще не осознали, что произошло, Акросс забирает нож у остолбеневшей Мей и возвращается к Каю в три уверенных железных шага.

— … да ладно, нравился же?

— Это было в школе. В школе мы все мелкие, глупые и нам нравятся…

— Саш?..

— Я… — начинает он неуверенно, обнаружив себя остановившимся за несколько метров от спутниц. — Сегодня не получится, в общем. Кажется, я дома воду не отключил… Вчера ее не было, и если кран еще отвернут… — не глядя на тех, кому врет, он обходит их, по обочине. — Там, наверное, целый потоп. Надо проверить. Простите, только вспомнил.

Возможно, теперь все выглядит вполне правдоподобно. Даже когда отойдя на несколько шагов он срывается на бег. Бежать до квартиры по пересеченной местности короткого пути не хватает дыхания. Даже до своего этажа приходится ехать на лифте, хотя и привык пешком подниматься. Первым делом он заглядывает в комнату матери, убедиться, что ее нет. Потом проверяет кухню, там опустошает стакан воды, и, оставив его в мойке, запирается в своей комнате. Несколько минут сидит на стуле, глядя на задернутые занавески, крутит по столешнице деревянный карандаш. Наконец, решившись, Кай выдыхает, откидывается на спинку стула и, подхватив со стола карандаш, сжимает его в зубах, прежде чем вернуться в игру.

Теперь он запускает время, и единственное, что успевает сделать перед ударом лезвия в предплечье левой руки — это подняться на ноги.

Кай пытается защититься, все еще удержать это на уровне драки, а не простого избиения, но с раненной рукой и против Акросса, у которого окончательно отказали тормоза, не получается. Единственный успех — отобрать нож, ручка его тут же выскальзывает из пальцев, и Кай осознает, что скользкие они из-за крови. В этом вихре он не особо разбирается, где именно остальные люди — они будто исчезают из комнаты, даже голосов ничьих не слышно, кроме звона в ушах и собственного дыхания. Отобранный нож выходит боком — пока Кай пытается разглядеть в этой мешанине цветных пятен кроме Акросса еще и Гидру, его противник перехватывает его одной рукой за ворот рубашки и, будто в голливудских боевиках, швыряет в выключенные экраны так, что они разбиваются.

Это оказывается последней каплей — можно сказать, что тело Кая начинает терять сознание, хотя на самом деле оно пытается спастись в реальности, где ему не будет больно. Как телевизионный сигнал в плохую погоду — Кая постоянно выключает из игры, но в промежутках между возвращениями он слышит голоса Хаски и Дроида.

 

Глава 10

Саше одиннадцать.

Железная дверь квартиры распахнулась перед ним, мама стояла за спиной. Словно готовилась к тому, что он уже теперь попытается сбежать, потому что с ним — школьный рюкзак, в который умещались все его скудные пожитки — тетрадки, ручки и рубашка. Саша и в самом деле чувствовал слабость в ногах, тошноту и отсутствие желания входить в незнакомую квартиру за надежной железной дверью. Он вздрогнул, когда створка в одну из комнат открылась и белая с рыжим кошка выглянула посмотреть, что происходит. Тогда Саша растаял — переступил порог, бросил рюкзак на обувницу и, опустившись на корточки, попытался подманить знакомую ему кошку.

— Это твой новый дом, Саша, — осторожно закрывая дверь, проговорила женщина. Она подошла ближе, сама поймала насторожившееся животное, отдала ребенку в руки. — А это твоя кошка. Видишь, я позаботилась о ней. И о тебе смогу.

Вместо благодарности, кошка попыталась вырваться.

Та кошка умерла два года назад, и мама сама, ни о чем не спрашивая, притащила с улицы нового котенка, на этот раз полосатого. «Мне как-то теперь пусто без животного в доме», — заверила она. Саша знал, что кошку она несла прежде всего для него. Уже тогда почти все свободное время он помогал девочкам постарше в приюте для животных.

Услышав скрежет ключа в замке, Саша, как дисциплинированный солдат, выходит и строится у своей комнаты, здоровается:

— Добрый вечер.

— Ты сегодня рано, — подмечает разувающаяся мама. Она одета в строгий плащ, светлую блузку и узкую юбку, с наслаждением скидывает туфли, но ставит аккуратно, на место, рядом с кедами Саши. Сын на нее не похож, разве что худобой.

— Да, решил после института сразу домой.

— Поссорились?

— Нет, — спокойно отзывается Саша. — Я пожарил картошки, должно быть еще тепла.

— Сам поел?

— Да, на этот раз не пересолено, — с улыбкой отчитывается Саша. Мама уходит на кухню, на этом его отчет считается законченным, и он возвращается в свою комнату. Забирает со стола роман и, скинув тапки, лезет на верх кровати-чердака. Но Саша не открывает книгу — положив рядом с подушкой, он закрывает глаза и возвращается в игру.

Кая оглушает болью, он еще пытается защищаться, уклоняться, но чьи-то настойчивые руки не бьют, а держат за плечи, укладывают обратно.

— Он очнулся! — голос Дроида. Кай отчего-то смотрит на мир только одним глазом, второй закрыт тканью, но, когда Кай ее приподнимает, глаз все равно не видит. Огнем горит левая рука, все тело будто на мелкой терке натирают.

Гидру, попытавшуюся войти в комнату, отталкивает Хаски, садится на корточки около кровати, протягивая стакан с водой, но к нему тут же кидается девушка.

— Обалдел?! — спрашивает она, тянется отнять стакан, но Хаски прячет его, смотрит враждебно. — Кай, не пей. Он туда пачку обезболивающего затолкал! Хаски, он помрет от этого.

— И что? — огрызается Хаски. Дроид прикрывает лицо рукой, поднимается с кресла у кровати, чтобы выйти.

— Со мной все в порядке, — при нем успевает заверить Кай. — Ну. Почти.

Он осматривает забинтованные руки, ощупывает замотанную голову, тело. Болью отдается каждое движение, Кай тянется было к протянутому стакану, Хаски подставляет, Гидра больше не вмешивается, но капитан опоминается сам. Рука замирает, так и не забрав, он просит негромко:

— Можно простой воды?..

За водой убегает Гидра.

— Как мы выбрались? — спрашивает Кай, снова пытаясь убрать бинты с глаза и раздражаясь из-за того, что тот все равно не видит.

— Сбежали вовремя, пока нас не заметили… Я бы остался, но Дроид сказал, что надо тебя вытаскивать, а до Акросса потом можно будет добраться.

Упоминание Акросса вызывает чувство тошноты, какое обычно бывает от сильных отрицательных эмоций, от слишком проникновенного фильма или собственного несчастья.

— Он жив? — обеспокоенно переспрашивает Кай.

— Пока да, — Хаски надувается, будто снегирь, но при этом старается не смотреть на капитана и больше ничего не комментирует. Возвращается Гидра со стаканом воды.

— Я знаю, чего он хочет. Знаю, почему он такой, — забирая стакан, продолжает Кай. Хаски раздраженно фыркает:

— А, ну да. Тяжелое детство, тяжелое юношество и ударенный на голову теперь. Плавали, знаем. Только если ты из-за этого его прощать собрался, то я тебе зеркало принесу, лады? Сначала посмотришь, что он с тобой сделал. Или снова скажешь, что это просто игра?

Но Кай молча пьет, не собираясь спорить. Опустошив стакан на половину, отдает его обратно, сказав лишь:

— Спасибо, что спасли.

— Без тебя команда по швам трещит, — с улыбкой признается Гидра. — Да и с Хаски только ты умеешь общий язык находить.

— Вот ты мне скажи — ему было сложнее, чем тебе, что ли? — продолжает Хаски. — Он имеет право так…

— Я не должен был заглядывать ему в голову, — обрывает Кай. С каждой секундой он все уверенней, спокойнее. Он возвращает себе статус железного капитана. — Он ведь впервые сам сорвался, сам избил.

Хаски не понимает, смотрит с раздражением, и видно по нему, что он на грани скандала, который закончится тем, что Хаски уйдет, хлопнув дверью, мстить. И Кай дает слабину — отворачивается, признавая:

— Да, ты прав. Его это не оправдывает.

Хаски успокаивается, сам себе кивает, забирает у Кая стакан и уходит на кухню.

— Чего он добивается? — шепотом спрашивает Гидра. — Ты же видел… Что с ним не так?..

— Это сложно объяснить. Но прежде всего… Акросс хотел бы исчезнуть. Поэтому и пытается строить из себя отрицательного персонажа… Мне нужно с ним поговорить, — будто вспомнив о чем-то, прибавляет Кай.

— Я думала, что ты будешь его избегать, — не зная, куда себя деть, Гидра осторожно поправляет одеяло. Кай отрицательно мотает головой:

— Нет. Я был у него в голове. Был момент слабости, но… Акросс больше не кажется мне страшным или сильным. И все же — мне нужно добить его, — Кай вдруг, будто кашлянул, смеется, тут же давит это в себе, закрывает рот рукой.

— Что такое? — взволнованно начинает Гидра, заглядывая в лицо, но боясь прикасаться.

— Сказка такая была. «Отдашь мне то, о чем в своем царстве еще не знаешь», — отвечает Кай, и из него снова рвется неуместный, нервный, подавляемый смех.

— Эй.

Гидра вздрагивает, она и не заметила, как в комнату вернулся Дроид.

— Там, в общем… К Каю пришли, — неуверенно продолжает он, глядя на то, как капитан делает вид, что не смеется. Тот пытается дать знак, что все в порядке, но и сам понимает, как ошибся, когда пробует встать — его ловит Гидра, и тут же опасливо сажает на кровать.

— Я сейчас выйду, — сдавленно отвечает Кай. На нем вместо тюремной робы не до конца застегнутая рубашка и пижамные штаны, по крайней мере нужно привести себя в порядок. Если бы гость был опасен — Дроид не приходил бы объявлять о визите, о них предупредили бы выстрелы в коридоре.

Для Хаски побег был чуть ли не самым большим позором. Он готовился убивать Акросса уже за то, что тот отобрал Кая у команды, что угрожал им здоровьем капитана. То есть Хаски потенциально готов был убивать, даже если бы Кая им выдали целого, сытого и интересно проводившего время за беседами с Акроссом, а все остальное оказалось бы шуткой.

Но его самые жуткие опасения оправдались. Раненный Кай выглядел снова умирающим в мучениях и оставался бездыханным телом на полу. Гидра пыталась говорить с Акроссом, просила успокоиться. Даже Гранит ей не мешал — он придерживал Мей, чтобы она не вмешивалась. Хаски разозлила даже Гидра, которая вместо того, чтобы после этого разочароваться в Акроссе и попытаться убить его, еще разговаривала, убеждала. На их появление отреагировал Гранит. Возможно, Хаски пристрелил бы и Гидру, потому что она стояла на пути, но он на подходе был отброшен Гранитом, которого не то чтобы не заметил — не придал ему значения. Для Хаски главными целями оставался раненный Кай и запыхавшийся Акросс, виновный в его ранениях. Не было вопроса, что тут вообще произошло и почему такой страшный взгляд у капитана врагов. Хаски и Гранита воспринял не как противника, а просто досадным препятствием, вроде подвернувшегося под ноги стула.

Всех спас Дроид. Пока назревала новая драка, он подхватил с пола капитана и потащил к выходу, проорав, что до Акросса Хаски потом доберется, а сейчас сюда прибежит охрана и оставят их в этом комплексе. И Кай очнется и снова окажется один на один с Акроссом, без шансов на спасение. Пришлось отступить.

Когда выбрались из здания и немного перевели дух, Хаски и Гидра осторожно помогли устроить раненного капитана на спине Дроида, и тот тащил Кая всеми путанными закоулками, ни разу не отпустив. Он не казался выдохшимся — впервые, глядя на него, Хаски завидовал этой силе и выносливости, настоящий упрямый медведь.

Не покидало чувство, что уйти им просто позволили — Акросс еще пытался отобрать у них Кая, но его остановил свой же, Гранит. Меньше всего Хаски хотелось разбираться в том, какие терки у команды противников.

Кухонька небольшая, тут человека три всего могут поместиться. Профессор, который чаще всего разговаривал с Каем и навещал его в заключении, сидит у низкого белого стола на слишком высоком табурете. Кай, замешкавшись в дверях на секунду, отвечает кивком на неловкое приветствие, садится напротив гостя.

— Не нужно бояться, — начинает профессор, осторожно поправив очки и обернувшись на входную дверь, у которой замер настороженным Цербером Хаски. — Я никому не говорил, куда направляюсь… И слежки за мной вроде как не было… Ну, если была, то сможете взять меня в заложники и…

— Зачем вы пришли? — мягко обрывает Кай. В следующую секунду профессора впечатывает лицом в низкий стол Хаски за попытку прикоснуться к бинтам Кая.

— Я просто!.. У меня медицинское образование!.. Я вижу, что они старались, но я мог бы помочь лучше, чем ваши… ваша команда, друзья — не знаю. Я чувствую себя виноватым за то, что произошло. Я хотел загладить свою вину! Оно в кармане куртки, проверьте!

Хаски отпускает его и бесцеремонно отбирает у профессора связку шприцов и ампулы с прозрачной жидкостью.

— Это обезболивающее, — продолжает профессор так, будто объясняет Каю сложный, но очень важный эксперимент. — Я перевяжу как правильно. Зашью, если понадобится. У меня с собой.

— Вы думаете, что я буду сотрудничать после этого? — спокойно спрашивает Кай, пока Хаски раздраженно пыхтит, глядя то на него, то на профессора.

— Должно быть дико больно? — вместо этого интересуется гость.

— Я ему предлагал… — начинает Хаски, и тут же замолкает, зная, что то обезболивающее, которое пьют при заболевшем животе, совсем не подходит раненному.

— Я не чувствую всей боли. Но играть немного сложно, — Кай улыбается, пытается приподнять левую руку и морщится. — Думаю, понимаю, как ощущают себя девушки в первые дни.

— Нужно было взять еще физраствор, — профессор уже рассматривает его, как экспериментальный образец, и от этого Хаски бесится еще больше, но ничего сказать не может. Сейчас для капитана полезнее этот человек. На кухню заглядывают то взволнованная Гидра, то осторожный Дроид, но места им тут уже не хватит, они топчутся в коридоре.

— Я не вернусь, — предупреждает Кай.

— Если бы я собирался тебя возвращать, пришел бы с охраной. Между прочим, вы меня тут просто убить могли…

— Что нам сейчас мешает? — огрызается Хаски, и доктор подхватывает со стола ампулы, показывает ему в трясущемся кулаке.

— Я знаю дозировку. Я пришел помочь.

— Акросс обещал вам бессмертие? — продолжает Кай.

— Нет… Не то. Это руководство согласилось на сведения о бессмертии, но это ведь ложь… Вы оба смертны. Вопрос в том, как вы можете путешествовать по мирам.

— Даже в рамках этих путешествий мы смертны, — тем же ровным голосом утверждает Кай. — Есть мир, где реальное тело. Там меня может переехать внезапный грузовик — и мне придет конец и там, и здесь.

— Так как же тогда? — переспрашивает профессор. — Я понимаю, что вы знаете… Суть всего знаете.

— Вам не понравится, — предупреждает Кай.

— Виртуальная игра? — предполагает собеседник. — Мы созданы более могущественными существами? Чтобы играть нами?

— Хуже, — Кай опускает взгляд к ножкам стола, думает несколько секунд, прежде чем продолжить:

— Вы созданы существом куда более слабым, чем вы. Более того, Бог этого мира умирает. Так что и наша с Акроссом война, и мои раны, по сути, не имеют значения.

— Сколько у нас есть? — побледнев, спрашивает профессор.

— Вечность, — спокойно отзывается Кай. — Пока не погаснет солнце или что там теперь пророчат в качестве конца света. Вас ведь придумали не в тот момент, когда мы с Акроссом появились здесь. Вы существовали и раньше и будете существовать, когда Бог умрет. Книга не кончается, когда читатель закрывает ее. И события фильма идут дальше титров. Просто уходит создатель и зритель. Разве где-то здесь не начинается свобода? Разве вы не должны были принести с собой автомат и расстрелять нас всех, чтобы ваш мир перестал подстраиваться под нашу детскую игру?

— Тебе точно семнадцать? — фыркает насмешливо Хаски, опирается задницей о раковину, та скрипит и наклоняется немного вбок. Кай молчит. В своем мире он снова крутит карандаш на столе в ожидании начала экзамена. Тут он вертит одну из упаковок с одноразовым шприцом.

— Не думаю, что ваше руководство захочет это знать, — продолжает Кай, проигнорировав Хаски. — Так что мне изначально нечего было вам предложить… Наверное, про это нужно было сказать сразу, чтобы вы нас обоих просто расстреляли и не играли по правилам Акросса.

Тогда он не заглянул бы в память Акросса, и смог бы и дальше играть свободно. Теперь ощущение, что площадка раскололась надвое и впереди только бездна. Это больше не весело. Единственное, что он мог ответить Хаски, это: «О чем ты? Мне всего два года». И это не было бы шуткой. Хотя и правдой оказалось бы только наполовину.

— Ладно… Ладно… Я готов был это услышать, — от растерянности профессор чуть не роняет одну из ампул, и Хаски успевает только поддеть ее ногой, чтобы смягчить падение. — Мне этого хватит. Я готов помочь тебе… закончить эту игру. Оказать более квалифицированную помощь.

— Кай, ты уверен? — вернувшись к раковине, переспрашивает Хаски. — У нас есть огнестрельное и… Я хотел предложить тебе не мучиться. Отыграешься в другой раз. Ну правда, куда ты в таком состоянии?

— Нет, все в порядке, — отказывается Кай. — Мне нужно поговорить с Акроссом. Прежде чем мы вернемся, я должен ему сказать.

— Будет он слушать, — фыркает Хаски скептически.

— Я заставлю, — упрямо добавляет Кай. Этим он ставит точку в необходимости присутствия Хаски на кухне и тот, не обидевшись, выходит, закрыв за собой дверь. Снаружи слышатся шепотки и непонятно, ругаются там или пытаются мирно что-то доказать. Кай начинает разматывать бинты, но шипит, когда те, пропитавшись кровью, не отлипают от тела. Профессор отходит к раковине включить воду.

— Хорошие у вас ребята, — не оборачиваясь, хвалит он. — Очень за вас переживают.

— Да, — тихо отвечает Кай. Шепот в коридоре громче, и он может не бояться, что их услышат. — Мне будет их не хватать.

Выбравшись из заточения Кай может наконец рассмотреть мир, пусть и только одним глазом. Надо сказать — он почти ничем не отличается от привычного, разве что страна кажется другой. Вагоны метро здесь чистые и блестящие, такие показывают по телевизору, когда говорят об азиатских странах.

Чтобы не выделяться, Кай одет в толстовку, капюшон накинут на голову, и все же у него ощущение, что сам он пахнет антисептиком. Будто кто-то будет принюхиваться и заподозрит в нем сбежавшего из больницы пациента. Ветка метро идет по поверхности и город в окно можно наблюдать прямо как в электричке.

— И? — спрашивает сидящий слева Хаски. — Куда едем? Почему не на машине?

— Мне нужно время, — отзывает капюшон серой толстовки.

— На что время? Ты струсил что ли? Будто раньше с тобой так не бывало, — Хаски наверняка и сам не особо верит в то, что говорит. Кай вышвырнул бы его из поезда не следующей остановке, если бы Хаски это всерьез. Ну то есть вышвырнуть бы не смог, но попытался бы. Слева молчит Гидра, напротив сам по себе сидит Дроид, читает что-то с телефона. В вагоне не так много людей.

— Ты собираешься победить или только поговорить? — снова подает голос Хаски.

— Победить, — не задумавшись, отзывается Кай и поднимается. — Я помню, тут должен быть парк. Выйдем?

— Я между прочим еще не совсем собака, чтобы меня выгуливать! — задорно напоминает Хаски. Каю кажется, что весь вагон выдыхает с облегчением, когда они выходят.

В парке не хватает только корзины с бутербродами и покрывала, чтобы получился неплохой пикник. Во всяком случае погода по-летнему теплая и на небе ни тучки. Память Кая подсказывает, что его должны искать, его есть кому ждать дома и на подработке, он уже несколько дней не появлялся в институте в этом мире, но все это сейчас — второй план. Если он выживет, то оправдываться за все это будет уже не он.

Его команда теперь похожа на собрание по психологическому тренингу, и Кай на нем как ведущий. Уже наплевав на то, что подумают редкие посетители парка, капитан снимает капюшон, пытается поправить волосы, но натыкается на бинты.

— Давайте немного поиграем, — серьезно произносит Кай, и Хаски фыркает, но смех подавляет, оставляет только улыбку. Остальные напротив — серьезны, оборачиваются на него с раздражением. — Когда я начал играть, мне просто дали вас, как команду. Мне хотелось играть. Мне это было интересно. Никто не заставлял меня чувствовать боль, мне хотелось подтверждения реальности того, что происходит тут. Я еще год назад задавался вопросом, почему я играю… И пришел к выводу, что я — «хороший мальчик». Я не могу ввязываться в неприятности, приходить домой в таком вот состоянии. То, что выбрал я для пользы обществу — это помогать животным. То, что выбрал для себя — это игра. Потому что о ней не могла узнать мама. Она волнуется за меня, и она очень многое для меня сделала, я не хотел бы ее огорчать. Это мой ответ, я хотел бы знать ваш. Зачем играете вы?

— И правда клуб анонимных игроманов, — комментирует Хаски.

— Сама игра, — пожимает плечами Дроид. — Я не задумывался. Я собственно люблю играть. Но иногда надо выключать компьютер. Пытаться заснуть, куда-то ехать, слушать лекции и не иметь возможности продолжать. Игра для меня способ играть постоянно.

— Это как в книжках, — начинает Гидра после паузы, призванной скорее подтвердить, что Дроиду больше нечего сказать, чем для того, чтобы собраться с мыслями. — Перед тобой появляется фея, говорит, что тебя выбрали и надо включаться в веселье. Вот твой капитан, и вот игра. Вот противники, убивайте друг друга. Все как бы ясно. Если ты отказываешься от предложений феи — то книга тут же и заканчивается, потому что ну о чем ее потом писать? О том, как ты учишься, как ты работаешь? Жизнь довольно пресная штука. К тому же… — она заминается, пальцами перебирает стебельки травы, но не выдергивает их.

— Ты думаешь, что придумала нас, — почти безжалостно продолжает Кай, кивнув, и Хаски снова смеется.

— Ты тоже так думал, — перебивает его Кай, выдернув немного травы и швырнув в него.

— Погодите-ка… — начинает Дроид, прищурившись, но, когда все поворачиваются к нему, замолкает и отмахивается.

— И он так думал, — кивает Хаски. — Если бы любой из вас мог капитану в голову залезть и его глазами на мир взглянуть, то…

— Нет уж, хватит и тебя, — обрывает Кай. — Нечего всей команде лезть мне в голову.

— Они не выдержат, — высокомерно утверждает Хаски, с вызовом обернувшись к Гидре персонально, но отфыркивается, когда в него снова летит трава.

— Что будете делать, когда закончится игра? — огорошивает Кай. Он пытается видеть всех троим разом, не отвлекаясь, чтобы поймать реакцию. Но по команде вопрос проходится как неожиданный удар в лицо.

— Ничего, — первым отвечает Дроид.

— Она не может закончиться… Ну, должен же быть логический конец?.. Или ты собрался убивать Акросса? Навсегда? — Гидра заметно нервничает, старается не смотреть на остальных, только прямо в глаза капитану. Хаски молчит, подперев щеку рукой, но и больше не веселится, тоже изучает реакцию собеседников, и Каю приходится его окликнуть.

— Да я чего? — Хаски будто поводок стряхивает резким движением. — Я думаю, что я бы пил. На неделю б, наверное, запил. И каждый раз тост поднимал за то, что этот полудурок больше не будет ввязываться в неприятности и за ним не нужно следить как за маленьким.

— Я тебя не просил, — напоминает Кай устало.

— Где ты без меня был? — парирует Хаски.

— Он будет скучать, — за него отвечает серьезный Дроид.

— Нет, не буду. Просто буду знать, что Кай в порядке и его не пытаются убить или пытать. Это лучше, чем стараться не упускать его из вида.

— Зачем ты вообще ввязался в игру? — более резко, чем до этого, спрашивает Кай, и Хаски задумчиво опускает взгляд к многострадальной траве.

— Я первым вообще-то в игру пришел. Бегал сам по себе, потом нате вам — вот этот мозгляк будет твоим капитаном, береги его всеми силами. Раз не углядели, второй пропустили, и я как-то забил. Думал, ну блин, ну что за капитан, который сам о себе позаботиться не может. Балласт какой-то. И немного отошел от основных правил игры. Снова сам по себе попытался побегать.

— Разве что-то изменилось? Мы до прошлой игры не выигрывали, — так же резко напоминает Кай. — И в этой я как-то особо не преуспел.

— Сила разная бывает. Я этого раньше тоже не знал, — продолжает Хаски, и в тот момент он сам на себя не похож — слишком спокойный, слишком тщательно начинает подбирать слова. — Есть черная сила — все на своем пути разрушить. Всех убить, слабых растоптать, с сильными драться за вершину. А есть другая сила. Светлая сила — всех спасти. За всех переживать, всех держать вместе, всех простить…

На последних словах Хаски совсем поникает, как сдувшаяся кукла, но выпрямляется, подставляет кулак под щеку, упирает локоть в коленку, с более привычной для него улыбкой спрашивает:

— Ты ведь душа компании, Кай? Спорить могу, люди пытаются быть лучше, когда ты рядом с ними.

— Люди и без того хорошие, — возражает Кай. — Они делают больше, чем я. Я только помогаю.

— Ты вот спрашиваешь, что с нами будет, когда все закончится, — Хаски поднимается, отряхивается от травы. — Я тебе скажу. Мы два года играем и за это время ты всех нас, троих, сделал лучше. Даже если они думают, что придумали тебя — они стали другими, я стал другой. Ты изменил нас в лучшую сторону, просто так как я был мальчиш-плохиш, по мне это хорошо всего заметно. Так вот, как только ты нас бросишь — мы просто скатимся обратно. К тому, с чего начинали. Это как втянуть живот, когда смотрит кто-то, кто тебе приятен. Но пузо-то никуда не девается.

— По крайней мере Хаски ты научил философствовать, — пожимает плечами Гидра.

— Ну да, я же должен был как во всяких шоу в спортивном костюме ходить, семечки лузгать и ржать постоянно, — вяло огрызается Хаски. — Ладно. Я домой, у меня уже вся задница сырая на траве сидеть. Присмотрите за капитаном сами, если что случиться — головы обоим откручу.

Гидра следит за ним взглядом, дожидается, когда Хаски скроется из вида, только после этого придвигается ближе и шепотом спрашивает:

— Так ты всерьез собрался Акросса убить? Я имею ввиду навсегда убить.

Дроид фыркает:

— Прекращай. Я не был против девушки в команде, пока тебя на Акроссе не переклинило.

— Ну да, вокруг же столько отличных парней. Садист-маньяк, который скоро и нас будет воспринимать как опасность для Кая, да парень-геймер, который лучше в рейд сходит, чем на свидание.

— И я, — заканчивает спокойно Кай. — Но я понимаю. Дроид, Хаски бесполезно говорить, он срывается, но хотя бы ты на Гидру не дави. Она близкий друг для меня и мне будет очень неприятно, если мы станем врагами, потому что вы вынудите ее выбрать сторону Акросса.

— Да я наоборот говорю! — оправдывается Дроид. — Что может хватит уже и…

— И этим подталкиваешь ее делать выбор, — как-то так Кай умеет объяснять, что вроде и не давит, а в то же время веско. Так уговаривают угомониться хорошие учителя. И когда Кай беседует в таком тоне, уже и не важно, сколько ему лет и какой он комплекции. Возможно, Хаски и не ошибся с выбором человека, которого будет защищать. — Я не собираюсь убивать Акросса по-настоящему, даже теперь, даже после всего случившегося. Но Акросс вряд ли оставит меня в покое.

— Я смогу его заставить, — упрямо добивает Гидра. — То есть… Акросс же думает, что ты убьешь его. Я ведь… — вся ее уверенность куда-то девается, и странный жест, вроде и не нервный, а словно старая память о чем-то. — Чисто теоретически — я смогла бы уговорить его жить?

— Хотел бы я сказать, что нет, но, думаю, шанс есть, — выдыхает Кай.

У Хаски легкое дежавю — совсем недавно он так же поджидал жертву в ее же норе, а теперь и сам открыв дверь обнаруживает Акросса в кресле напротив. Прямо как в боевиках про шпионов. Причем кресло это пылилось в другой комнате. Хаски, еще не закрыв дверь, смеряет его безразличным взглядом и, выдержав эту паузу презрения, срывается — входит в квартиру, чтобы достать Акросса. Дверь закрывается, а Хаски за шкирку ловит молчаливый Гранит, перехватывает удобнее за шею, оставляет напротив капитана. Акросс вертит в руках пустую ампулу от обезболивающего, да и держится спокойно и нагло.

— Кай жив, — утверждает он. — Он вернется сюда?

Хаски только зло пыхтит, сверкая глазами.

— Судя по всему да, — продолжает Акросс, поднимается с кресла и приближается к входной двери, заглядывает за нее, но коридор пуст.

— Ты отпустил его одного? — не оборачиваясь, спрашивает Акросс.

— Он не один, — огрызается Хаски, бьет куда-то в теплое и живое за спиной, но Гранит будто мешок с песком — только выдыхает шумно, захвата не ослабляет.

— Я все думал, почему близнецы не вернулись, — продолжает Акросс. — Сначала сходил проверить. Один выстрелом в затылок убит. А вот второй, кажется, перед смертью помучился. Судя по всему, вы сразу от близнецов направились ко мне. Знаешь, что я подумал, когда увидел трупы?.. Что вы, наверное, еще успели бы вытащить Кая, если бы не задержались, чтобы отомстить близнецам. Ну, то есть если бы ты не задержался.

Хаски отвечает только прямым взглядом и новой попыткой вырваться. Пустая ампула исчезает в кармане Акросса, вместо нее теперь он вертит иглу от одноразового шприца.

— Что Кай рассказал?

— Что ты суицидник, — смеется Хаски, прекратив даже вырываться. — Чертов бессмертный суицидник, который надеется, что Кай найдет для него способ умереть.

Акросс прикидывает правдивость этих слов, пожимает плечами. Игла практически оказывается в глазу, но Хаски дергается и она только рассекает кожу на лбу, соскальзывает на пол. Акросс извлекает из кармана вторую.

— Ты ведь сейчас умрешь. Сюда придет раненный Кай и тоже умрет. Не сможешь его защитить, — с деланным сочувствием заканчивает Акросс. — Потому что я не идиот, чтобы тащить тебя за собой и шантажировать тобой вашего капитана.

— О, хреново-то как, — флегматично отзывается Хаски. — Наверное я должен начать говорить, чтобы ты меня оставил в покое. Да, Кай столько всего рассказывал. Что в детстве ты был закомплексованным чмом, над которым издевался весь класс. Что ты жертва педофила. Секты педофилов. И мать все время тебе говорила, что надо было делать аборт и запирала…

Вторая игра попадает в глаз, даже Гранит ослабляет хватку, пока Хаски хрипит, как раненный зверь, но вскоре затихает и, глядя на Акросса теперь только одним глазом, задорно комментирует:

— А, я ж забыл. Это не больно.

— Он ничего не знает, — уже обращаясь к Граниту, заключает Акросс. — Значит, Кай пока молчал. Он бы по-другому подкалывал, если знал.

Тогда до Хаски доходит — Акроссу нет смысла убивать Кая. Потому что это не изменит того, что их капитан знает о нем. И договариваться он не будет. У Акросса единственный выход — снова запереть Кая и не подпускать к нему никого, чтобы никто больше не узнал того, что тот увидел.

— Погоди, — растерянно окликает Хаски, но Акросс игнорирует его, продолжает разговаривать с Гранитом. — Эй. Кай не такой. Я… У него был неудачный опыт, и я видел его так же, как он прочитал тебя. Я знаю, что он не такой. Он не будет языком трепать. Даже я никогда не говорил о том, что в его прошлом видел. А он тем более. Он же правильный. Акросс!

Тот наконец перестает общаться с Гранитом, удостаивает Хаски взглядом, но именно тогда слова и кончаются.

— Кай умеет молчать, — глядя снизу вверх, заканчивает Хаски, без намека на агрессию. — Он нужен нам.

— Ваш капитан, — снисходительно поясняет Акросс, — бомба со сбитым таймером. Она может никогда и не рванет, но я все-таки предпочел бы, чтобы ее не было.

— Конечно! — снова срывается Хаски, и хватка усиливается. Наверняка это было бы болезненно, если бы он мог чувствовать. — Так я тебе и дал Кая у нас забрать! Или думаешь, что если я один раз попался, то и второй прокатит?! Нет уж, я теперь ученый! И если…

И только тогда замечает, что Акросс прислушивается, а замолчав и сам слышит шаги на лестничной клетке. Гранит тут же закрывает ему рот, не дав предупредить. Не без труда оттаскивает в дальнюю комнату, у двери остается один Акросс.

Без возможности кричать, Хаски опрокидывает стулья, старается сбить со столов чашки и рамки с фотографиями. Небольшой грохот от этого получается, и все же, Кай может заинтересоваться им и потому поспешить открыть дверь, а не бежать отсюда куда подальше. И Хаски не собирается полагаться на Дроида и Гидру. Пока Гидра будет раздумывать, стоит ей драться с Акроссом или трахаться, тот уберет Дроида и останется с Каем почти наедине. Хаски не мог представить себе способа перетащить чужого капитана во вражеский штаб, но в конце концов у Акросса распорядитель игр на побегушках, она признает свою ошибку и в качестве извинений просто подарит любимцу Кая. Как делала это множество раз.

Он и сам застывает, пытаясь услышать такой тихий звук, как открывание двери. Да и Акросс наверняка молчать не сможет, попытается как-то прокомментировать то, что Кай так глупо попался. Или расскажет ему грустную историю о том, куда пропали близнецы. Но сначала пристрелит Дроида.

Однако в квартире тишина, слышны только звуки уличного движения. Да что там, различимо как работает телевизор где-то этажом ниже, даже пыхтящее дыхание Хаски громче этих звуков, но ничего больше в этом мире не существует. Когда Хаски уже готов поверить, что его услышали, или что это был и не Кай вовсе (что для игр, где ничего не случайно, событие неординарное), раздается осторожный щелчок дверного замка. Не скрежет ключа, а именно щелчок изнутри открытой двери. Хаски задерживает дыхание, чтобы расслышать, что там произошло. И тогда рядом раздается выстрел, первый предвестник проигрыша и конца, самого худшего развития событий. И внезапно ослабевает захват, и Гранит валится на него, своим ростом и весом заключая Хаски в эдакую живую раковину. Главное — освобождается рот, и Хаски уже готов кричать, чтобы, если не предупредить об опасности, то дать понять, что он тут, он поможет.

До него не сразу доходит, что слишком внезапно обмяк Гранит, и что выстрел был с другой стороны, не от входа. А потом уже, самим присутствием своим все объясняя, Дроид появляется в поле зрения, придвигает стул к двери в комнату и командует:

— Скорее, на пожарную лестницу! — и зовет к открытому окну, из которого выбирается Кай, морщась от того, что ему, раненному, приходится переваливаться через такие барьеры. Дроид смотрит на капитана удивленно, потом предпринимает несмелую попытку вытолкать обратно.

— Да зачем? — отмахивается от него Кай. — Гранита ты снял. Акросс почти один остался. Зачем от него теперь бегать? Чтобы он тут снова в охрану кого-то набрал?

— Что, разве Кая нет дома? — даже не притворяясь удивленной, спрашивает Гидра. Акросс опускает оружие, раздраженно цыкает.

— Опять ты? Кай по-прежнему надеется, что я не стану тебя убивать? Или думает, что мне сейчас есть время брать заложников, чтобы выманить его?

— Ты рассуждаешь так, будто это ты тут живешь, а я к тебе в квартиру пытаюсь вломиться, — напоминает Гидра. — Кто-то из наших был дома, когда ты?..

Акросс отвлекается на выстрел. Не дослушав, захлопывает дверь. Гидра ругается сквозь зубы, вытаскивает ключи из кармана джинсов, и замирает, заметив движение боковым зрением. То, что она поначалу принимает за соседи, оказывается появившейся в коридоре Мей.

— Зачем этот драматизм? — кивнув на перебинтованный глаз, спрашивает Гидра. — Мне кажется, там только синяк должен быть.

— Может, для тебя синяк на лице ничего и не портит, — пожимает плечами Мей. — Что, если я скажу, что Акросс еще не отзывал своего приказа убить вас, да и тебя, как можно болезненней? Ему, похоже, не до тебя и не до пересмотра указаний.

— Скажу, что и не надеялась, — пожимает плечами Гидра. — Я уже говорила. Просто давай не будем превращать это в драку за парня. И хорошей игры нам обоим.

Дроид первым реагирует, падает на пол, когда распахивается дверь в комнату. Хаски осознает опасность вторым, успевает нырнуть под кровать, прежде чем слышится первый выстрел. А вот в Кая Акросс уже не стреляет — так и стоит и вытянутой рукой, с пальцем на курке. Словно замерло время. И Кай не прячется, не боится, будто знает, что он теперь — слабое место противника и тот не решится выпустить его из этой реальности. Казалось бы — победа, Каю остается только выстрелить первым, но он продолжает стоять, держа руки в карманах, глядя на врага единственным глазом. Затем передергивает плечами, будто смотрит на мерзкое насекомое — неприятное, но все же не опасное, и не страшное, предлагает:

— Поговорим?

— Стреляй! — командует голос из-под кровати.

— Зачем мне с тобой разговаривать? — усмехается Акросс.

— Я знаю кое-что, чего не знаешь ты. Этого не было в твоей голове. И это очень важно.

— Говори, — позволяет Акросс, но Кай повторно передергивает плечами.

— Нет. Не хочу. Не теперь.

— И когда же?

— Когда нужно будет тебя добить, — спокойно отзывается Кай. — Мне кажется, игры зашли в тупик. Я понял, зачем ты играешь, но я не собираюсь…

— Тогда вернемся к новой схеме. Буду убивать команду у тебя на глазах.

— Это вряд ли, — пожимает плечами Кай.

— Блин, Дроид, у него пушки что ли нет?! Чего он Акроссу зубы заговаривает?! — снова раздается из-под кровати. Каю приходится поймать брошенный в него пистолет, иначе он рассек бы ему бровь, и Акросс стреляет в ту сторону, где прячется Дроид, потом снова возвращает прицел на капитана. Кай кладет пистолет на стол и поднимает руки.

— Я не хочу умирать сейчас. И тебя убивать не собираюсь.

— Дебил! — комментирует кровать.

— На этот раз я согласен, — тоном кролика из мультиков про Винни-Пуха поддакивает Дроид.

— Я не буду больше драться, — продолжает спокойно Кай. Именно «не буду», а не «не хочу». — И свою команду не дам в обиду. Если ты хочешь свести игры к этому…

Снова выстрел, при всей невозмутимости Кай вздрагивает, осматривается удивленно. Его молчание остальными воспринимается как ранение. Хаски первым выбирается из-под кровати, хватает пистолет. Стреляют они с Акроссом почти одновременно, и оба же попадают, и снова как в зеркальном отражении — не убивают, а только ранят. Дальше имеет значение лишь то, что для Акросса ранение — это боль, а для Хаски всего лишь осознание, что правая рука больше не двигается и ее от плеча заливает что-то горячее. Акросс падает.

— Дай сюда, — командует Кай, попытавшись забрать пистолет.

— Ты им не пользовался, — произносит Хаски, обернувшись.

— Что с глазом? — не так беспокойно, как хотелось бы, спрашивает Кай и предпринимает новую попытку забрать оружие.

— Сначала закончи, потом спорь! — напоминает Дроид, первым высунувшийся проверить, добили ли они Акросса и получивший за это пулю в икру и выше — зацепившую бедро. Не дожидаясь, пока их заденет, Хаски перехватывает Кая за шкирку и тащит к шкафу, открывает дверцу, чтобы спрятаться за ней. Еще два выстрела и больше не слышно Дроида, который до этого болезненно шипел. Зато сваливается на пол стул, летит в сторону кровати настольная лампа. И уже после этого Акросс замечает открытую дверцу шкафа.

Новая попытка отобрать пистолет проваливается, за нее Кай получает болезненный тычок в бок, потом совсем бессовестный в раненную руку.

— Только сказать, — шепотом просит он, согнувшись.

— Говори, — пожимает плечами Хаски. — А после этого можем его пристрелисть?

— Если сможешь, — разрешает сам Акросс, и слышится щелчок — он проверяет, сколько еще осталось патронов. Кай отвлекается на мысль о том, что происходит, когда заканчивается игра, и они уходят. Кто будет отмывать всю эту кровь и кого потом посадят за убийства?

— Докажи, что я должен это слушать, — продолжает Акросс, — и я может даже сам послушаю. Ты вообще как, Кай? Сильно разговорчивый?

— Мы знали одного и того же человека. — наконец собравшись с мыслями, выпаливает Кай. Раздаются спотыкающиеся шаги, и Хаски сильнее прижимает его к стене, находясь к врагу ближе. Секунда неуверенной тишины, но наживку Акросс заглатывает. Видимо, успевает и подсчитать возраст Кая на момент, когда жили люди, которые могли быть Акроссу важны. Снова шаги.

— Я четыре года провел в детском доме, — выпаливает Кай, и в этот раз ошарашенным выглядит сам Хаски. То, чего Кай не говорил команде, он так запросто рассказывает главному врагу. Это тяжело, как нырять в воду, заранее зная, что нарвешься на рифы и переломаешь ноги. Кай понимает, что отношение Акросса к нему после сказанного станет еще хуже. — Когда мне было одиннадцать, меня забрала женщина. Одна. Ее мужа несколько лет назад убили. А потом и ее сына. Она должна была кем-то это заполнить, иначе сошла бы с ума. Это не потому, что она тебя не любила или быстро пережила потерю…

Кай за последнее время несколько раз проматывал эти слова в голове, выстраивал во что-то красивое, понятное, более спокойное, но, когда пришло время говорить — куда-то исчезает вся твердость. Ноги становятся ватными, приходится прислониться к стене. И он, и Хаски понимают, что Акросс новости не обрадуется. Хаски и сам подвисает, понимая, о чем идет речь, зная даже чуть больше Акросса, и в его осознании сейчас тоже накладываются два образа друг на друга — фотографии, которые показывали Каю, и Акросс. Не удивительно, что никто его не узнал.

Затишье продолжается пару секунд, прежде чем возобновляются выстрелы — разбивается зеркало на двери, в ней же появляется несколько сквозных дыр, но пули все попадают в Хаски. Он приваливается к двери шкафа, удерживает ее, чтобы она не закрылась, оставив их совсем без защиты, уже понимает, что его игра завершается, просит:

— Не дай ему себя увести. И, — поразмыслив, вежливо выслушав выстрелы, внезапно заканчивает:

— Сам за ним не уходи. Он не такой.

И в который раз Каю становится стыдно за то, что Хаски знает о нем и то, в чем он никогда не мог признаться даже сам себе. Кай кивает, забирает у него пистолет вместо обещания именно так и поступить.

— Он не будет церемониться, — заканчивает Хаски, опираясь на дверцу так, что даже шкаф накреняется. — Победишь?

Уже полностью собравшийся и уверенный, Кай кивает.

Хаски появляется в штабе третьим, улыбается обеспокоенно обернувшимся к нему Гидре и Дроиду, предлагает:

— Самое время танцевать индийские танцы.

— Что за бред? — морщится Гидра. — Кто побеждает?

— Кажется мы, — передвинув стул, Хаски садится во главе стола. — Кай попробует это замолчать. Но с меня хватит быть хранителем чужих секретов. Когда Кай возвращается в штаб, его встречает тишина. Не оборачивается сидящий за столом спиной к нему Хаски. Смотрят удивленно Гидра и Дроид, будто Кай застал их за сплетнями о нем. Странно, но Кай не ожидал такой подставы, специально решился говорить только оставшись втроем, потому что Хаски и так почти все о нем знал, если на считать событий последних полутора лет. Несколько секунд Кай смотрит в лохматый затылок как на ребенка, который снова притащил из школы двойку и ни капли в этом не раскаивается, и проходит к своему месту в гробовой тишине.

— Эх, это не имеет смысла. — как можно более расслабленно и безразлично начинает Кай. — Тупиковая ситуация. Вы же понимаете, что мы с Акроссом больше не будем драться.

— Ну да, конечно, — фыркает Хаски, теперь он смотрит на Кая, но тот не поворачивается в его сторону.

— А что же ты собираешься делать? — взволнованно переспрашивает Гидра. Дроид ждет, самый напряженный из них четверых, молча сверлит Кая непроницаемым взглядом.

— Все просто, — продолжает легко Кай. — Это изначально была не ваша война и зря я вас в нее втравил. Простите. С вами было очень интересно.

— Было? — переспрашивает взволнованная Гидра, и даже Хаски меняется в лице. Один только Дроид как с самого начала все знал.

— Да. Игра не имеет смысла. Если Акроссу нужна его смерть — пусть попробует поискать в яйце, а я не Иван-дурак, чтобы продолжать. Это было интересно, но…

— Ты не можешь нас выгнать и закончить игру, — уверенно заявляет Хаски.

— Могу, — серьезнее возражает Кай. — Именно это я сейчас и делаю.

— Да ну? А я не уйду. И когда Акросс снова начнет игру, я отправлюсь туда, а ты как хочешь. А до тех пор я буду в штабе сидеть на этом самом месте и…

Хаски выбрасывает, как катапультой. Чувство странное, будто вдруг разучился дышать. Он оказывается посреди темной улицы. Конечно, он был тут и раньше, но мог находиться в двух местах разом. А теперь оказался забаненным Каем для игры. Да что там, Кай просто остановил игру — сервер не отвечает, игра не восстановится.

— Гнида, — комментирует Хаски и, еще злее прибавляет:

— Я знаю, где ты живешь, между прочим.

 

Глава 11

Светло-серая полосатая кошка, лежащая на подушке на подоконнике, задернутые шторы темно-оранжевого цвета и линолеум, который был постелен в прошлом году. Танцующие в свете солнечного луча пылинки и почти идеальный порядок. Мир без игр выглядит уныло.

Детство у Кая было непростым. Кто бы мог подумать, что, оказавшись в условиях комнатного цветка, надежно оберегаемого мамой от любых потрясений, он затоскует по опасностям. Кай и сам думал, что мечтал о спокойном мире, где покажет, каким хорошим ребенком он может быть. А потом обнаружил, что не такой уж и хороший он ребенок. Пару лет назад вернулся домой поздно, потому что долго кого-то провожал, да и вообще ночные улицы с возможностью влипнуть в какую-нибудь историю — манили. Даже оставшись один, Кай не особо спешил домой и гаражами возвращался только потому, что где же еще быть приключениям, как не в глухом частном секторе. Мама тогда была бледная от сдерживаемого гнева, но не кричала. Посадила Сашу на кухне за столик, налила обоим ромашкового чая и спокойно, будто это ее не касалось, рассказала о том, в каком виде нашли бывшего мужа и как пропал ее родной сын. Потом, шепотом, потому что, когда пыталась говорить в полный голос, тут же срывалась в слезы, объяснила, что все время, пока ждала, представляла, как будет звонить в полицию и оправдываться, что сын не задерживается обычно. И какой-нибудь ленивый дежурный, узнав, откуда Саша, скажет ей, что мальчишка скорее всего просто сбежал.

Потом, закрепляя результат, ласково ворковала о том, что придумала себе всякие ужасы, ведь Саша такой хороший и слабый мальчик, которого любой может обидеть.

Наверное, в тот момент она и сама в это верила, хотя и знала правду.

Саша попал в детский дом в семь лет. Ему долго не могли найти семью — он ненавидел взрослых, сторонился сверстников. Он был из тех детей, кто не мечтал о том, чтобы однажды у него снова появилась мама. Саша еще слишком хорошо помнил свою, родную. Что-то в нем готово было всю жизнь провести в одиночестве обозленным на весь мир ребенком. Может, что-то стало другим с возрастом, что-то забылось, но мнение свое Саша изменил, когда увидел американскую комедию, в которой семья забирает из приюта мышонка. Саше было десять, и за время фильма он несколько раз принимался плакать на тех местах, где обычный зритель должен был смеяться.

Только в доброго папу Саша так и не поверил. А в то, что новая мама сможет стать ему настоящей и любящей — да. Ужасался от собственной смелости, а все-таки верил.

Женщину, которая теперь и является его мамой, Саша встретил с лиловым синяком на лице, держался так же замкнуто. После случившегося накануне в нем снова почти умерла надежда на то, что взрослые будут относиться к нему бережно.

За день до этого Саша во время прогулки устроил драку против троих, чуть ли не на смерть. Во всяком случае кому-то сломал нос, кому-то осколком порезал щеку, едва не оставив без глаза. А синяк был даже не от той драки, а от воспитательницы, сказавшей, что именно из таких детей, как Саша, и получаются алкоголики и серийные маньяки. Синяк был списан на ту же драку — Саша даже не возражал. Но из детского дома нужно было бежать — что-то затевалось против него между теми, с кем он подрался.

К счастью, побег не удался.

Синяк на лице мальчика женщина могла счесть за доказательство того, что Саша — проблемный, и лучше взять кого-то спокойнее. Но она восприняла это как метку — ребенка нужно защитить.

— Не понимаю, — признался Саша. — Разве не проще взять кого-нибудь маленького?

— Ну. Я уже не так молода. И мне тяжело будет начинать с нуля, — ответила мама. Она смотрела со смесью жалости и нежности. Будто ей хотелось достать платок и начать стирать лиловый синяк, как грязь. Взять ребенка за руку и увести отсюда. Будто она уже любила его.

Саша почти сдался — поднялся из-за стола, предложил:

— Не погуляете со мной?

За ограду ему выходить нельзя было, а кошка боялась снова забираться на территорию детского дома, но Саша часто видел ее за забором. Он не разговаривал, только пытался выглядеть животное. Кошка не показывалась.

— Кого ты ищешь?

— Кошку. Бело-рыжую. Она теперь боится сюда заходить. Она прихрамывает на одну лапу. Усы сожженные.

Странно, но кошка их сроднила. Женщина слушала внимательно, сама всматривалась в окрестные кусты.

— Ее недавно побили, и теперь она боится. А я опоздал. Она ведь на трех лапах охотиться не сможет. А она уличная. Тощая. Я просто думал…

— Что я могла бы взять кошку домой, подлечить, а потом и ты бы к нам переехал, — предложила женщина, но Саша, все еще глядя не на нее, а за ограду, по-своему объяснил:

— Что, если бы вы смогли позаботиться о кошке, то может и ко мне бы относились…

И не закончил, потому что и сам не знал, как. Просто почувствовал, что его хотят забрать. И что без кошки он не уйдет, не оставит ее тут. Эта кошка приходила сюда к нему, потому что он откладывал для нее от обедов, уносил в старой пластиковой банке, найденной в мусорке, и подкармливал, представляя, что эта кошка — его. Что когда-нибудь ему исполнится восемнадцать, ему дадут свою квартиру и туда он сможет забрать с собой зверька. Приручил кошку и научил не бояться чужих именно Саша, и он же был виноват в том, что кошка доверилась и пришла не к нему, а к другим людям с надеждой, что и они что-нибудь ей принесли.

Саша почти успел ее спасти, ведь убежала же она тогда, пусть и хромая, но живая. И с тех пор уже не входила на территорию. Жалость к этому созданию тянула Сашу все равно оставлять у ограды еду, и в то же время бояться, что животному снова сделают больно те дети, с которыми он рос.

Саша теперь боялся надеяться на то, что эта сильная и свободная женщина сможет помочь кошке — оплатить ветеринара, дать животному дом и тихий уголок, где никто не сделает ей больно. Саша был слишком мал, слаб и зависим, все, что делал он, в итоге только навредило кошке.

Когда бумаги были оформлены, он переехал к новой маме. После этого он очень старался, чтобы мама не разочаровалась в нем, потому что он в ней не обманулся. Это была именно такая мама, как в кино. Даже если она хотела ударить — это было по-другому, это был легкий взмах над головой, задевая только волосы. Это было как удар кошачьей лапы со спрятанными когтями.

Саша немного ревновал к тому, что раньше у женщины была другая семья.

Однажды, задумавшись, в магазине она подогнала его, окликнув:

— Виктор!

И сама не сразу поняла, что сделала. Саша молча стоял, глядя ей в глаза, и ждал, когда она осознает. А ей, как опомнилась, показалось, что случилась катастрофа.

Саша понимал, что у него не могло быть брата. Потому что будь жив Виктор — не было бы в этом доме самого Саши. И не задавался вопросом, кто из них стал лучшим сыном — родной или он, приемный. Родного не было в живых уже семь лет, а Саша был тут, заменял его, перенял на себя роль смысла жизни и радовался этому, пытался соответствовать.

Но Боже, до чего же скучным все это было, пока не появилась команда и Игры.

Лето наступило для Саши после сдачи экзаменов, и вместо того, чтобы провести свободное время как можно ярче и интереснее, его волнует вопрос, какие подработки есть месяца на два. Его друзья либо учатся заочно и работают полноценно, либо параллельно с учебой, либо собираются потратить летние каникулы для отдыха.

— Саша у нас вегетарианец, — хвастается плотненькая Ира. Они знакомы уже два года, а вот ее собеседницу, светлую и совсем не похожую на Иру девушку, Саша видит только в третий раз. Кажется, они учатся вместе. Та оборачивается заинтересованно, и приходится опровергнуть:

— Это не так. Я ничего не имею против мяса птицы. К тому же иногда мама все-таки готовит из фарша со свининой или говядиной. Просто стараюсь пореже их есть.

— Жалко? — переспрашивает девушка. Саша и Ира познакомились, когда в соцсетях местный приют попросил помощи в возне с зверьем. Если человек любил животных и готов был уделять им время и силы — он уже Саше нравился, и общий язык быстро находился. Тем более бывали такие случаи, что, казалось, масштабный бой вместе выдержали, а подобные ситуации сближают. А вот к собеседнице Иры он пока относится с тем дружелюбием, которого требует вежливость.

С центральной улицы они сворачивают во дворы, на изнанку города, и оттуда через лес многоэтажек направляются вглубь, к парку. Саша держится чуть позади, чтобы не мешать разговору.

— Сложный вопрос, — задумывается Саша. Что-то не дает ему сосредоточиться, какое-то неясное чувство тревоги, хотя сейчас только полдень и полно людей, но у него ощущение безлюдной улицы. — Можно и так сказать. Кролика я бы точно есть не стал, даже фаршем.

— Выборочный гуманизм, — смеется Ира, и от ее голоса становится чуть спокойнее. А потом чувством тревоги прошибает как стелой — в основание шеи. Саша оборачивается, осматривает улицу. Высокое здание закрывает ее от света, во дворе ничего подозрительного и даже пьяных компаний нигде нет, но что-то по-прежнему не дает успокоиться.

И в то же время палитра чувств Кая окрашивается в ярко-оранжевый от адреналина, хлынувшего в кровь. Мир больше не такой скучный, каким казался пару минут назад, и становится не важно, какое мясо он предпочитает, сколько и с кем знаком. Вокруг Кая расцветает другой мир, и теперь прогулка в парк кажется скучной, пустой тратой времени.

— Саша? Саш!

Он даже не сразу понимает, что окликают его. Ощущения обманывают, он забывает о том, что его зовут Саша и что рядом с ним подруга. Только при движении в его сторону реагирует, повернувшись, и понимает, что остановился посреди улицы и осматривается.

— Нужно кое-что сделать, — сморгнув, механически отвечает Кай. — Сегодня не получится, ничего?

— Тебе позвонили? Написали? — хмурится удивленная Ира, и, пожалуй, впервые за время их знакомства она — раздражает, как помеха. Что бы не пришло в этот мир, ему нужен Кай, и он не хотел бы делиться этим приключением с человеком не посвященным. Другое дело, будь тут кто-то из команды. — Вспомнил о чем-то?

— Да. Должен увидеться кое с кем, — кивает Кай, стараясь смотреть на собеседницу, а не рыскать по сторонам взглядом. Ощущение такое, словно он стоит на погружающемся в воду пятачке, и нужно как можно скорее и дальше отогнать девушку, чтобы и она не утонула.

— Ты странный… — продолжает Ира, но не знает, что делать — вроде и тянется коснуться лба, но руку останавливает на полпути.

У Кая первого сдают нервы — он срывается почти без перехода, в сторону, бросив только: «Я напишу». Новое ощущение — что-то темное следует за ним, как прицепившийся к ноге пакет.

Из дворов многоэтажек Кай выбирается к частному сектору маленьких домиков за высокими заборами и злых собак. Тут почти нет людей, тут негде спрятаться и можно, наконец, осмотреться и узнать, кто за ним следил. И все же, Кай ожидает либо Акросса, либо Хаски, но не этих двоих.

— А ты всегда с девчонками гуляешь? Это потому, что рядом с ними не заметно, какой ты мелкий? — спрашивает первый из близнецов. За два года Кай так и не научился их отличать. А вот игнорировать подначки привык игры со второй против них.

— Я думаю, Кай надеется, что ему, наконец, перепадет.

— Тогда он должен был гулять с парнями, точно перепало бы.

— Почему Акросс прислал вас? Почему сам не пришел? — Кай чувствует, как выровнялось дыхание, но сердце по-прежнему колотится бешено. Два мира — настоящий и игровой — брошены кем-то в гигантскую мясорубку и теперь перемешиваются, в этой же смеси перемалывается и сам Саша-Кай, становясь собой из игры, оставаясь при этом студентом-первокурсником, только недавно сдавшим экзамены.

— Ну ты же знаешь Акросса, — тянет первый тоном старого приятеля. — Он так сразу не может. Ему нужно тебя подготовить. Намекнуть, что тебя ждет, а мы лучшие на это кандидаты.

— Он разрешил: показаться тебе на глаза, немного тебя погонять, потрепать и отстать.

— Погонять? Вы решили, что я собрался убегать? — Кай перекидывает сумку назад для удобства, встает в более устойчивое положение, как ожидающий нападения вратарь. — В прошлый раз нас растащили.

— Ну вот и выясним, чем мог закончиться тот раз.

Кай не дурак и, изобразив снисходительную улыбку, срывается в сторону, бежать. Близнецы, которые попались в начале на его смелость, теряют несколько секунд на то, чтобы осмыслить обман, уже потом устремляется следом.

В конце рабочего дня завод превращается в большой муравейник, из которого маленькими насекомыми по своим мелким делам расползаются люди. Руслан — один из этих людей, и в этом мире у него разве что глаза не такие голубые, как в играх, и белого в волосах нет. Этой дорогой он ходит каждый день — туда и обратно, и ничего необычного не происходит. Поэтому, когда из потока спешащих по магазинам и домой муравьев его вырывает девушка, Руслан замирает послушно, прямо-таки цепенеет, хотя первая реакция — оттолкнуть и обозвать идиоткой, ведь она явно ошиблась. Но внутри что-то клинит.

— Я, — выдыхает та, пытается подобрать слова, и на эти мгновения Руслана отпускает оцепенение, он начинает:

— Ты обоз…

— Я та, кого ты ненавидишь, — поспешно продолжает девушка. — Потому что Кай приходит ко мне. Ты сказал, что мне нравится, когда ему больно. Но это не так. Я знала, что он справится, а от Акросса не смогла уберечь. Но я не об этом…

В Руслане снова сходит на нет малейшее желание оттолкнуть, возможность не поверить. Напротив — он переворачивает руку и сам цепляется за тонкое запястье. Эта рыба вдруг решила, что рыбак — миссия, который поведет ее в лучший мир.

— Кай в опасности. Он не справится. И я не смогу это остановить. Точнее — я сейчас останавливаю тем, что прошу тебя ему помочь. Я покажу, где.

Не помогает знание родного города, подводит собственная быстрота. Это — первый тревожный звоночек, тут не игры, тут не получится победить просто.

Ударными темпами растущий город полон новостройками. Каю не везет настолько, что его настигают рядом с одним из недостроенных зданий. При отсутствии рабочих и более-менее трезвой охраны, прекрасное место для убийства или пыток, смотря какие планы у близнецов.

— Можно сказать, что в тот раз мы не закончили толком. Подумаешь, чуть потрепал нас. К тому же ты, может, мстил за наши прошлые проделки, — говорит тот, что идет впереди, свободный от ноши, пока второй практически волочет упирающегося Кая вверх по лестнице. Самому вырваться не получается, и Кай прислушивается с надеждой, вдруг стройка все же не такая необитаемой, как кажется. — Только знаешь… после этого нас поймал твой песик. Брата-то выстрелом в голову вырубили, а вот мне с Хаски пришлось немного пообщаться.

Останавливается напротив входа в пустой каркас будущей комнаты на четвертом этаже.

— Слушай, как думаешь, — непонятно, спрашивая у брата или Кая, начинает шедший впереди близнец, — ведь если человека с четвертого этажа выкинуть — он выживет?

— Есть шанс, — подтверждает брат, рывком втаскивая Кая внутрь комнаты, ближе к дыре будущего окна. — То есть, я совершенно точно уверен, что выживет. И скорее всего будет очень даже напуган, и в курсе, что его ждет, когда до него доберется Акросс. Отличная идея, в общем.

Кай закручивается вокруг своей оси, так у него получается на секунду освободиться, потом ударить в живот. Возможно, Кай и смог бы сбежать, если бы за ворот футболки, тут же затрещавший, не зацепился второй близнец, снова потащив к дыре окна. Кай разворачивается ударить, пока свободны руки, и вместе с братьями замирает от хриплого:

— И какого хрена вы с Каем делаете?

Первая мысль — что кто-то из рабочих их услышал. Но никто посторонний не назвал бы Кая этим именем.

В дверном проеме красный запыхавшийся парень в потертых джинсах и серой футболке. Стоит, растопырив руки, не собирается никого выпускать из комнаты-коробки.

— Мы за собой уберем, — шутит тот из братьев, от которого Кай уже успел вырваться. Для них чужой капитан всегда был «Каем», они и не подозревают, что в этом мире его могут знать под другим именем. — Тебе вообще чего надо?

— Что? Без глаз «голубых как полная луна» и загадочных белых прядей меня уже не узнают? — сетует парень, подходя почти вплотную. Ближний из близнецов получает резкий удар в переносицу — смачный, с хрустом. Второй пытается закрыться Каем, но тот вырывается, окончательно пожертвовав порвавшимся воротом футболки. Рядом с Хаски Кай чувствует себя в безопасности.

— Прыгай, — советует Хаски противнику с ухмылкой. — Сам говорил — четвертый этаж, выживешь.

— Да иди ты, — шипит сквозь зубы близнец, и Хаски внезапно добреет, с той же улыбкой командует:

— Тогда брата своего забирай и валите отсюда к тому, кто вас послал.

— А чего вдруг такая щедрость? — начинает близнец, все же выступив вперед, и не успевает заслониться от удара, на этот раз в челюсть. Развернувшись, Хаски сгребает Кая с собой, быстро тащит к выходу.

— Пошли-пошли, скоро менты приедут, — шипит Хаски, заметив, что Кай уходить не спешит, задерживает их обоих. Капитан тратит секунду, чтобы удивленно заглянуть Хаски в лицо, и уже потом отправляется к выходу со стройки бегом.

Хаски приходится остановить Кая, поймав за локоть, посреди частного сектора. Для обоих это уже второй марафон, и Кай с наслаждением прислоняется к бетонному забору, упирает руки в колени, пытаясь отдышаться. Во время игр он так не уставал, но в реальности рядом с ним не было Хаски. Кай забывает о том, что последнее, что делал как капитан — закрыл игры и разогнал команду.

— Как ты меня нашел? — более-менее восстановив дыхание, спрашивает он.

— У тебя волосы длиннее, — подмечает Хаски, стоя прямо и глядя сверху, дышит шумно через зубы. Кай задумчиво касается чуть отросших кончиков волос, влажных от пота, повторяет свой вопрос.

— Наваждение, — пожимает плечами Хаски. — Я же знал, что ты все равно в какое-нибудь говно вляпаешься. Тебя нельзя оставлять одного. Игры он закончил, придурок.

Хаски фыркает, усмехнувшись, но настораживается, услышав новые шаги, торопливые. Кай тоже перестает дышать ртом, выпрямляется. Но при виде тех, кто пытался их догнать, напряжение проходит, вместо него остается удивление.

И Гидра, и Дроид такие же, как в играх. Дроид, рослый и крупный парень в очках, не убавлял себе веса, не пытался казаться красивее. Да и Гидра третий размер груди себе не придумала.

— Опоздали, — тут же начинает Хаски. — Когда я подошел, его уже в окно выпихивали!

— Какое. Нахер. Окно? — выдыхая через слово, спрашивает Дроид.

— Мы сразу. Как нам сказали, — Гидра выпрямляется, старается дышать, не открывая рта, но кислорода не хватает. В такую жаркую погоду на ней водолазка с короткими рукавами и высоким закрытым горлом. — Тебе первому сказали, вот и все.

— Ну, если бы она нашла меня, но не собрала вас, было бы странно, — кивает Хаски.

— Кто она? — осторожно окликает Кай.

— Угадай, — предлагает Хаски, снисходительно улыбнувшись.

Каю кажется, что их компания слишком разноперая, выделяется. Но на них почти не обращают внимания. Хотя погода и не испортилась, такая же летняя и теплая, Гидра и Дроид настаивают на кафе, выбирают в ближайшем уютное местечко с мягкими диванами из дешевого кожзама. Кай садится в угол, рядом с ним Гидра, остальные напротив. Музыка, играющая в кафе, под которое переделан первый этаж обычного дома, разговаривать не мешает, но и другим немногочисленным посетителям их слушать не дает.

— Круто, что вы себе ничего не прибавили, не убавили и вас так просто узнать, — Хаски откидывается на спинку, вертит в руках зубочистку. Так и не заглянув в меню, он заказал пива и что-то на закуску.

— Чего нельзя сказать о тебе, — тут же поддевает Гидра, но Дроид откашливается:

— Я в начале выглядел по-другому. Понемногу вернулся к настоящему виду.

— Ну да, припоминаю, — игнорируя упрек, безразлично кивает Хаски. — Но это ладно. Что делать будем?

— Акросс здесь? — серьезно спрашивает Гидра, подавшись вперед. Хаски переводит взгляд с зубочистки на нее, улыбается ядовито.

— Ну да. Тебе бы очень хотелось, чтобы он был здесь. Да?

— Я его не видел, — обрывая не начавшийся спор, отвечает Кай. — Только близнецов.

Снова вспоминает про порванный ворот, рукой пытается его соединить и как-то спрятать, прижав ремнем сумки.

— Это очень не хорошо, — Дроид слишком часто моргает, поправляет очки, стараясь ни на кого не смотреть. — Это же вам не игры… Тут нет огнестрельного. К тому же чего ему надо? Убить Кая здесь?

— Скорее запугать, — мягче поправляет Кай, пытаясь его успокоить, но Хаски недовольно цыкает, комментирует зло:

— Если ссышь, то чего прибежал?

— Кай был в опасности.

— И что бы ты сделал?

В Дроиде происходит перемена — перестав моргать и отводить глаза, он берет себя в руки, разворачивается ответить Хаски прямым взглядом.

— Вообще-то я сильный.

— Знаем мы таких сильных, — продолжает задирать Хаски. — Какой уровень в Линейке? Или в Танках, не знаю, во что вы там сейчас гоняете.

— Хочешь проверить? — уже не так решительно предлагает Дроид.

— Хватит, — тут же обрывает Кай, и оба слушаются — отворачиваются друг от друга, возвращают все внимание капитану.

— Никого Акросс не собирается убивать, — выдыхает Кай. — Тем более не вас.

— Трахать тоже только если рыжую, — не сдерживается Хаски.

— Хаски, — снова одергивает Кай, но тот разводит руками:

— Я ж предупреждаю. Гидра, осторожнее пожалуйста.

— Заткнись, солнце, — отвечает та добродушно, прибавив к этому фальшивую улыбку.

— Рядом с Каем ты довольно смелая, — замечает Хаски с угрожающими нотками.

— Серьезно, я тебя сейчас выгоню, — потирая переносицу, обещает Кай. На несколько секунд замолкают, когда официант ставит на столик два пива и кофе.

— Между прочим, — негромко, сквозь зубы, но всерьез продолжает Хаски. — Вытащил тебя я. А где были остальные?..

— Прекрати этим торговать, — не смутившись, перебивает Кай. — Если ты не заметил, все серьезно. И мне не нужно сейчас нервы и время тратить на то, чтобы вас разнимать. Прекрати оскорблять других. Мы тут в одинаковой жопе.

— Мы? — неловко переспрашивает Дроид. Хаски с видом: «А я говорил» — складывает руки на груди.

— Акросс грозился пытать нас на глазах Кая, — глядя на кофе, отвечает за капитана Гидра. — Так что да. Влипли одинаково.

— Чего он вообще хочет? — стискивая бокал с пивом так, что тот вот-вот покроется трещинами, спрашивает Дроид. Все сидящие за столиком поворачиваются к Каю, пока тот кусает губы, глядя на салфетницу, пытаясь подобрать слова.

— Когда-то, кажется лет десять назад, Акросс тоже играл. Был капитаном. И против них была команда, которая исполняла роль злодеев. Абсолютных злодеев. Я думаю, Акросс стремится к этому образу.

Хаски даже фыркает:

— Каким бы стремным он ни был, а все-таки до супер-злодея ему далеко. И он смотрится жалким в этой попытке…

— Как получилось, что ты брата не узнал? — внезапно вклинивается в разговор Дроид. Чтобы не затягивать паузу, отхлебывает из бокала. Хаски оседает, прислоняется к спинке диванчика, скрипнув. Гидра старается делать вид, что ей интереснее кофе.

— На фотографиях он другой, — Кай проваливается вовнутрь себя, отрешается от этого мира. Ловит на себе все еще непонятливые взгляды Гидры с Дроидом. Он плечом прижимается к стене под подоконником, делает несколько спокойных выдохов, в каждый из которых пытается начать говорить и, наконец, с четвертым приходят слова:

— Жил на свете мальчик Саша. Родители его не любили. Отец и вовсе убить был готов. Конечно, это заметили органы опеки, и мальчик Саша попал в другую семью. В этой семье была только мама. Потому что так было проще, и не нужно стало привыкать к тому, что есть добрый папа. Только в новой семье раньше был другой мальчик… Хотя как мальчик, он меня на три года старше был, когда его убили.

— Получается не убили, — напоминает Хаски, заложив руки за голову.

— Убили? — подхватывает Гидра.

— Его нашли на заброшенном заводе с разбитой головой. Там… В семье раньше были проблемы с серьезными людьми, накануне коттедж этих «серьезных людей» сгорел, получалось что брата как раз через несколько часов после этого нашли.

Хаски, вопреки общему настроению, усмехается.

— У твоей «Королевы», Кай, просто офигеть какое мразотное чувство юмора. Она Акроссу его же брата подсунула для опытов.

— Я не думаю, что Акросс будет считать меня братом, — пожимает плечами Кай. — Я и не должен был этого говорить ему… Просто подумал, надо рассказать, что с его мамой все в порядке. Конечно, она не забыла, но она не одна.

Даже их штаб — это прошлый штаб Акросса, в котором была проведена основательная чистка от чужих личных вещей. И комната Кая раньше принадлежала другому капитану.

— Кай, ты дурак? — на всякий случай интересуется Хаски. Кай не может возражать — все силы уходят на то, чтобы не дрожать — сидит напряженный, глядя перед собой. — Ты ему объяснил, что заменил его. Мертвые очень не любят, когда по ним не убиваются. Все равно, что парню в тюрьме сказать, что «Не волнуйся, мы с твоей девушкой счастливы». Представляю, как его бомбит теперь. Странно, что он только близнецов подослал, а не сам тебя в цемент закатывал, — убедившись, что Кай повержен, Хаски резко переключается на Гидру:

— А ты что? Скажешь, что он не такой?

— Нет, — Гидра тут же поднимает руки, показывая, что сдается. — Акросс плохой, Кай хороший. Я еще с прошлой игры выбрала сторону.

— Он убьет тебя, — уже спокойнее произносит Дроид, пытается поймать взгляд Кая.

— И что? Предлагаешь нам не вмешиваться? — переключается Хаски.

— Нет. Предлагаю найти способ убить его.

Повеселев, Хаски хлопает его по плечу.

Домой Кай возвращается в шестом часу морально опустошенный. И уже около подъезда ему звонит Гидра, с которой разошлись буквально четверть часа назад.

— К тебе ведь можно зайти?

— Вы собрались охранять меня по очереди? — Кай изображает веселость, но хватает его только на одну эту фразу. — Честно говоря, я очень вымотался.

Становится так тихо, что Кай даже отодвигает трубку от уха, взглянуть, идут ли секунды разговора или оборвалась связь.

— Да, конечно, я могу подождать до завтра, — сдается Гидра. — Ты прав, ты…

— Ладно, заходи, — снова коснувшись разорванного ворота футболки, разрешает Кай.

Так странно, до этого дня друг друга в этом мире никогда не видели, но сегодня номерами телефонов обменялись, и вот уже Гидра звонит, напрашиваясь в гости. К вечеру, может, Хаски начнет заваливать смс: «Тебя не убивают? А теперь не убивают? И сейчас не убивают?». А Дроид… просто будет присылать видео, которые показались ему смешными или интересными.

Мамы дома нет, хотя рабочий день у нее уже должен был закончиться. Но это не страшно, в конце концов время еще не позднее, а если решила посидеть с кем-нибудь после работы, то не должна перед ним отчитываться.

Первое, что спрашивает Кай, когда открывает дверь, это:

— Имя? Мне нужно твое настоящее имя. Я не могу представить тебя маме как Гидру.

— Твоя мама дома? — теряется девушка.

— Нет. Но вернется, и глупо будет спрашивать твое имя при ней.

— Катя, — улыбается Гидра, и только после этого переступает порог.

— Я Саша, — зачем-то повторяет Кай, вспоминает, при каких обстоятельствах представился, и смущается.

Перед Гидрой распутье: одна из выходящих в коридор комнат — это кухня, остальные две закрыты фанерными дверьми без стекол, и не угадать, какая именно принадлежит Каю.

— Чаю? — предлагает тот, направившись к кухне. — Может и хорошо, что ты…

— Расскажешь про Акросса?.. — собравшись с духом, выпаливает Гидра. Кай колеблется, но промах свой с чаем понимает, послушно открывает дальнюю от кухни спальню и, щелкнув выключателем, приглашает:

— Проходи.

Сам, не включая света, ныряет в комнату матери.

У Кая чисто и минимум вещей — кровать-чердак, письменный стол, книжный шкаф с фотографиями и статуэтками животных. Кай возвращается с коробкой средней величины как раз, когда Гидра рассматривает глиняного мопса.

— Это подарки, — будто оправдываясь, поспешно добавляет Кай, ставит на стол коробку. — Мне не могут подарить собаку, поэтому заваливают фигурками собак.

Выглядывает из коридора кошка, смотрит на гостью недовольно и уходит обратно.

— Не боишься разочароваться? — на всякий случай спрашивает стоящий над Ящиком Пандоры Кай. Гидра пытается улыбнуться, но глаз от коробки не отрывает, как голодный от куска хлеба.

— Он тебя столько раз убивал… Изуродовал со злости. Здесь даже не сам пришел, снова шестерок своих отправил. Как думаешь, что может заставить меня разочароваться?

— Хорошо, тогда давай быстрее. Мама не любит, когда я трогаю эту коробку. В смысле при ней нельзя, но она наверняка замечает, что я брал… — Кай открывает, пока говорит, и Гидра на несколько мгновений задерживает дыхание, протягивает руку, выбрав из всех вещей фотоальбом. Листает, как зачарованная. Он старый, картонный, с переплетом из кожзама и первые фотографии в нем черно-белые, с совсем маленьким ребенком.

Кай, чтобы не чувствовать себя неловко, говорит про чай, хотя и не уверен, что его услышат, и ускользает на кухню. И там ждет, пока закипит чайник, без чашек не возвращается.

Гидра сидит на стуле, листая следующий альбом. Тихим, хриплым голосом она, глянув на Кая, подтверждает:

— И правда не похож.

Акросс-капитан выше себя настоящего, шире в плечах. Он больше походит на старшего брата Виктора, который вовремя занялся спортом, пока младший продолжал сидеть за конспектами дома.

Поставив чашки на стол, Кай садится на диван у окна, в Гидре будто видит себя со стороны, рассматривающего вещи из коробки. Минута этой откровенности и заставляет его заговорить:

— Когда мелким был, тоже эти фотографии доставал, перебирал… Мама по началу не хотела о нем рассказывать — думала, что я буду чувствовать себя кем-то вроде замены. Потом я сам попросил… Я в семье один был, и в прошлой и в этой. Я вместо сказок себе на ночь рассказывал историю о том, что у меня есть старший брат. Старше на целых десять лет. Правда, в этой истории мы сразу жили в одной семье. Виктор непременно работал бы в милиции, чтобы отомстить за отца… Хотя глупость конечно, он учился на том же факультете, что и я. Какая уж тут полиция… И я представлял его таким, как рассказывала мама. То есть совсем не похожим на Акросса, — Кай пытается улыбнуться, и от этого острее ощущает, как больно дается признавать это вслух. Пока он смотрел себе под ноги, Гидра отложила альбом на стол и не отводит от Кая глаз.

— Я не думаю, что Королева этим хотела разозлить Акросса или меня… Она хотела спасти его. Я подумал, что может быть именно поэтому меня усыновили и именно эта мама… И все же, если бы не было игр, если бы он не умер тогда — у меня, может, был бы брат.

Сдавшись, Гидра подтягивается ближе, не поднимаясь со стула, обнимает опущенную голову Кая, прижав к себе, молча поглаживает его по спине. Слезы стекают по переносице к кончику носа, разбиваются о линолеум. Отчего-то при Гидре плакать не стыдно, она сама как мама, как самый близкий и верный друг.

— Ты ведь тоже не хочешь, чтобы Акросс умирал? — спрашивает Гидра спокойно, скорее подтверждая. Кай молча отрицательно мотает головой, и в то же время осторожно, чтобы не смахнуть ласковые руки.

— Поможешь мне уговорить Хаски и Дроида?.. Плохо будет, если команда из-за этого развалится. Это так глупо, что они ненавидят его, хотя больше всего от него доставалось тебе…

Если бы Кай мог сейчас говорить, он бы объяснил, но он пытается перестать плакать.

Вторым сюрпризом оказывается Хаски — он не звонит, не спрашивает адрес Кая, не интересуется, занят ли тот. И да, смс с вопросами о том, убивают ли Кая, от него тоже не приходит. Вечером следующего дня он просто стоит во дворе Кая, не сразу даже замечает его, рассматривая что-то вдалеке, над крышами домов, и удивляется так, будто это Кай за ним следил.

— О, привет, — здоровается Хаски, как если бы они встретились на другой улице или в торговом центре. — Гуляешь?

— Ты меня охраняешь что ли? — ворчит Кай, не поддавшись этому беззаботному тону.

— Я? Не, я мимо проходил, думаю, двор знакомый. Может тебе позвонить, гулять вытащить, а тут ты появился.

— Я тебя из окна видел.

— Неа, не видел, — Хаски пожимает плечами. — У тебя в другую сторону окна.

И не сдерживает улыбки. Даже футболка у Хаски с капюшоном, накинутым на голову. Эдакий шпион, охраняющий покой капитана. Но там, в играх это казалось логичным, словно там была шахматная партия, и подобное поведение Хаски в настоящем лишь подтверждает, что игры протекли в повседневную жизнь и уже почти с ней смешались.

— Ладно, — вздыхает Кай, сдавшись. — Я все равно поговорить хотел.

— О, я вовремя, — еще больше радуется Хаски, пока не зная, какой именно разговор предстоит. — А ты никак подстригся? Давно?

— Утром, — кивает Кай. — Подумал, что так вам будет привычнее.

Конечно, стрижка не сделает его чуть больше тем сильным капитаном, которому не нужно было оглядываться на то, как отреагирует мама на то, что он дрался. Но отросшие кончики волос вызывали в Кае резонанс, раздражали, словно об обманул команду укоротив себе волосы в игре. Нужно было сделать так же и в реальности.

В соседней школе пустынное поле и гигантские турники, казавшиеся Каю особенно огромными в детстве. Он с Хаски устраивается на вкопанных в землю шинах, с краю от вытоптанного школьниками поля. Здесь Кай всегда ощущал себя особенно маленьким. Ему неловко за то, что на запястье несколько браслетов из ниток — это то ли по-детски, то ли по-девчачьи, он обещает себе их снять, как только останется один.

— Нельзя убивать Акросса, — без предисловий, сразу огорошивает Кай — и Хаски напротив него меняется в лице, теряется и несколько секунд не может подобрать слов, в конечном счете спрашивает:

— Гидра надоумила?

— Я ее после кафе не видел, и ее мнение ты слышал, — слишком уж явно врет Кай, еще и смотрит в сторону.

— Ну да, конечно, — фыркает Хаски, пнув шину, на которой сидит Кай, добившись прямого взгляда. — Не забывай, что я знаю о тебе то, чего ты никому никогда не говорил. И не скажешь. И Витю этого я видел. Но вот так получилось, Кай, что тот добрый брат, о котором ты мечтал, не такой уж добрый! Что будь он жив — макал бы тебя головой в унитаз! И выгонял бы в январе на балкон без куртки, лишь бы ты…

— Он не такой! — со всей горячностью возражает Кай, выдав себя этой поспешностью, опять пытается отвести взгляд и снова получает ногой по шине.

— Ведешь себя как баба, — каждое слово Хаски выплевывает. — Но я понял. Гидра конечно за тебя, она же тебя на это уговорила. Дроид тоже делать будет как ты скажешь, тем более, что его никто убивать не собирается. Но я знаю — если не ты Акросса, то он тебя. И уж прости, Кай, но я сделаю что угодно, чтобы этого не случилось, чтобы защитить тебя.

— Почему? — не понимает Кай.

— Это сложно объяснить, — с переменой темы Хаски и сам становится мягче, отводит взгляд, но только на секунду. — Я думаю, что такие, как ты, должны жить. Что такие люди могут делать великие дела и менять мир. Просто на своей шкуре испытал твое влияние и теперь… Блин, мы друзья как бы между прочим-то. Естественно я не хочу твоей смерти. Естественно, меня бесит Акросс. Я среди вас, кажется, единственный нормальный… Наверное потому, что вы все-таки домашние, холеные… Даже ты в последнее время одамашился, как подобранный с улицы кот. Ты вообще чувствуешь, какая бездна под словом «смерть» и «убьют»?

— Чувствую. Именно поэтому я не хочу, чтобы кто-то умирал, — Кай наклоняется ниже.

— А так нельзя, знаешь, — Хаски пожимает плечами. — Ты хочешь спасти всех, а это невозможно. Иногда приходится выбирать, кому выжить. И я выбрал тебя, уж извини. Акросс мне никто.

— Он не собирается меня убивать, — Кай тоже становится мягче, как если бы уже готов был сдаться. — Поверь мне, я собаку съел на том, чтобы распознать, кто правда мне смерти желает, а кто просто строит из себя крутого.

— Ну да, — кивает Хаски. — Но я вижу только психованного идиота. Что, если он в своих играх давно забыл про реальность и изуродует тебя здесь? Мама будет тебе в больницу мандарины носить и…

— Акросс так не сделает, ты не знаешь. Дай мне время, пожалуйста. Я должен понять, как вытащить из него того брата, о котором мне рассказывали. О котором я мечтал. Ты просто не видел, и не знаешь. Я даже объяснить это не могу!..

Хаски тоже наклоняется ниже, продолжает тише:

— Мы это уже проходили. Попробуй рассказать. С самого начала. Акросс тебя так и так ненавидит. А я секреты хранить умею, ты сам в курсе. Так что, расскажешь?

Каю и правда хочется поделиться тем, что он увидел тогда в прошлом Акросса, что запомнил о тех людях, страхах, ощущениях. О Королеве, которая для Кая была капризным Богом, а для Акросса — просто влюбленной в него девочкой. О том, какими он увидел Тима и Барса. Об ужасе перед Легионом, и о моменте собственной смерти, ухода от этой реальности и родных. О разговоре с мамой, их общей мамой, на кладбище после своих же похорон. Теперь он слишком хорошо знает Акросса, чтобы ненавидеть его. Потому что на ту секунду, в которую смог заглянуть ему в голову, Кай и сам стал Акроссом и, потеряв все, обрел бессмертие.

На следующий, второй день после переноса игр в настоящее, у Кая снова что-то вроде собрания с командой. Находиться с ними рядом приятно и интересно, но все же ничего не меняется — пока они не знают даже где искать Акросса. Его роль в этом мире — это Виктор, но дома Кай по-прежнему единственный ребенок, и брата у него не появляется.

Кай возвращается уже в восьмом часу вечера, еще на подходе к дому заметив включенный в комнате свет. Значит, мама на кухне, готовит.

С порога Кай слышит, что у них гости — голос мужской. Задумывается на несколько секунд, не стоит ли ему развернуться и погулять еще час-другой, но время к вечеру, и мама сама будет волноваться, если он ускользнет.

Мама выглядывает из кухни, ее радостный вид уверяет Кая в том, что он чему-то помешал, она произносит:

— К тебе гости. Так необычно, я думала, ты с одними девочками дружишь.

Кай уже разулся и преодолел половину коридора до кухни, но замирает, уже зная, кто пришел. Акросс появляется в дверях, у плеча улыбающейся мамы.

— Ну да, представляете. Два года знакомы, и он про меня ни разу не упоминал. Привет, Саша. Ты не отвечал на телефон, а твоя мама пригласила подождать тут.

 

Глава 12

В первые секунды Кай пытается понять — узнала ли мама Виктора. Она улыбается, одета по-прежнему в строгую блузку и юбку, даже волосы не расплела. Как отреагирует Акросс, если сейчас сказать: «Мам, обернись. Это же Виктор». И в то же время Кай чувствует и ревность — Акросс ее родной сын, а Кай — взятый на замену и удачно прижившийся.

— С тобой все в порядке? — улыбка сползает с лица матери. — Саш? Что-то случилось? Снова что-то у ваших котят?

— Все в порядке, — даже не стараясь притворяться, врет Кай.

— Ладно, — бесчувственно обрывает Акросс, взглянув на часы. — Ты обещал мне помочь. Поехали скорее, еще успеем до десяти тебя вернуть.

— Я не поеду, — не подумав, выпаливает Кай, и мама беспокоится сильнее — подходит вплотную, кладет на лоб руку, словно у сына температура. И теперь факел ревности переходит к Акроссу, он очень внимательно наблюдает за такими знакомыми и родными движениями. Кая едва не передергивает от этого, и он начинает играть лучше — улыбается, убирает руку матери со лба.

— Все в порядке. Я просто устал. Мы можем отложить это на другой день, Виктор?

Снова быстрый взгляд проверить — но мама и думать забыла о том, что когда-то так же звали ее первого сына. Акросс тоже это замечает, улыбка его становится недоброй. Нельзя сказать смерти: «Я не могу сегодня, почему не завтра?». Акросс может атаковать тут же, при матери, и Кай готов идти за ним только для того, чтобы мама не волновалась.

— Не получится в другой день, — Виктор все еще улыбается, пользуясь тем, что лицом к нему только Кай. — Это срочно.

— Виктор все рассказал, — объясняет мама. — Идите. Если задержишься — позвонишь. Но Виктор обещал, что привезет тебя обратно, так что я не волнуюсь.

У Акросса лицо непроницаемое, спокойное, даже улыбка гаснет. Он знает противника так, будто это он был в его голове, и теперь уверен — Кай пойдет с ним. Сложнее всего под этим взглядом делать вид, что все в порядке.

— Хорошо, — кивает Кай и возвращается к порогу обуваться, только чтобы спрятать лицо.

— Вы еще зайдете? — обращаясь к Акроссу, спрашивает мама.

— Если Саша не против — конечно, — врет тот, перейдя к двери. — Спасибо за чай.

Кай не оборачивается, когда выходит из квартиры вслед за Акроссом — послушный, тихий.

— Она наверняка будет смотреть, в какую машину ты сел, — на этаж ниже безразлично и едва слышно напоминает Акросс. Ему не нужно связывать или угрожать, он своим визитом добился послушания. — Ты плохой актер. Она что-то подозревает.

— Я и не старался, — в полный голос отвечает Кай. Акросс прав — мама будет смотреть в окно. Даже если бы все было в порядке, если бы за Каем зашел кто-то из прежних друзей — она присматривала бы за тем, с кем он уехал. Это значит, что и на улице сбежать — не вариант. Надо ждать, когда машину наконец остановят и попробуют вытащить из нее Кая. А для этого нужно ехать куда-то, возвращаться оттуда самостоятельно… Возможно, мама все равно будет волноваться.

— Ты такой домашний, — стоя у двери на улицу, Акросс снова улыбается, словно прочитал его мысли. — Прямо как я в твоем возрасте.

Когда Акросс открывает дверь и утопает в хлынувшем из нее солнечном свете, он на секунду для Кая становится тем самым Легионом, в то время как сам Кай, замерший на последней ступеньке, на миг превращается в Виктора.

Мама стоит у кухонного окошка и с улыбкой машет ему рукой. Кай отвечает тем же, и мерзкая, липкая мысль не дает покоя — это может быть ее последним воспоминанием о втором сыне.

Один из близнецов выбирается с заднего сидения, чтобы Кай сел посередине, зажатый между братьями. Но за рулем — Мей. Отсутствие Гранита дает ему призрачную надежду на побег. И увозят его куда-то за город, по пустынной трассе, проложенной через лес. Странно, но весь этот недолгий путь близнецы ведут себя как примерные ученики и сидят, сложив руки на коленях. Зажатый между ними Кай не может даже дрожать, не хочет показывать своей слабости. Он отчего-то верит, что справится. Возможно потому, что не сомневается — Акросс не станет его убивать, только припугнет.

Будто в начале какого-то фильма ужасов, посреди их полосы дороги появляется девушка в светлом летнем сарафане. При торможении Кая так кидает вперед, что он падает между двумя сидениями. И все же — эта заминка, пусть и столь жуткая, радует его, как отсрочка перед казнью.

Акросс матерится сквозь зубы, выбирается из машины, но остается рядом, облокотившись о дверцу.

— Чего тебе надо? — устало спрашивает он. Вега упрямо стоит на месте, не позволяет проехать, прячет сжатые кулаки в складках подола.

— Выпусти Кая, — требует она. — Я пока еще создатель этого мира.

— Как думаешь, Кай знает, что его не существует? Что он такой же картонный и выдуманный, как все те миры, в которых он играл? — Акросс косится в салон машины, проверить реакцию, но Кай спокоен, насколько можно быть спокойным находясь в заложниках.

— Как и ты, — не теряется Вега. — Поэтому, будь добр, отдай мне моего Кая, — она протягивает руку, будто требует с Акросса вещь.

— Ты хорошо устроилась, — продолжает Акросс, качнувшись. Я все думал — ну зачем умирающей девушке все это. Команда, в которой одни парни. И парни эти должны справиться со своим страхом, сражаться и умирать. Иногда в муках.

— На что ты намекаешь? — Вега теряется, спрашивает так, словно знает ответ.

— С начала был я. Я видел их всех — парней, которые появлялись в команде. И уходили. Потом ты выбрала троих самых по твоему мнению интересных — я, Барс и Тим.

Вега уже не такая прямая, у нее подрагивают губы, она еще пытается возразить, но голос дрожит, и не понять от чего — от того, что Акросс такого ужасного мнения о ней, или потому, что он прав.

— Тим, конечно, у нас звезда. Но вот промашка — ты создала его таким, что он вряд ли смог бы с кем-то ужиться. Иногда мне кажется, что ты переписала его в девушку назло, за то, что он никогда бы не был с тобой. Барса правда жаль. Если бы ты показала ему, что он тебе интересен, думаю, он бы обрадовался и с готовностью ответил. Но ты сделала выбор, — Акросс разводит руками, как бы обращаясь к зрителям. — И это, вот кошмар, был я. Потому что я тебе всегда был симпатичен, мог ответить. Уж не знаю, почему еще. Но тут появилась проблема — куда же нам деть Тима и Барса? — Акросс каждое слово произносит громче, чем предыдущее. Он и в самом деле играет для невидимой публики. После этого вопроса ударяет кулак о ладонь, изобразив: «Придумал». — Точно. А почему бы нам не убить Тима и Барса?

— Нет! — срывается Вега.

— Но вот сюрприз — я от тебя отвернулся. Обиделся и во всех смертях и случившемся со мной обвинил. Хотя ты, такая хорошая девочка, охраняла меня. Дважды спасла от смерти, при этом полностью забрав в свой мир, где ты — Королева. И даже новую игрушку дала: слабого, но уверенного в себе мальчика, который будет терпеть и пытаться выиграть. А, нет. Вот тут я запутался, — Акросс в задумчивости смотрит не на Вегу, а вверх и налево. — Не так было, я сказал, что ты создала Кая для меня. Игрушка, с которой мне будет не скучно. И, чтобы поддерживать во мне эту ненависть — он еще и моя замена.

Кай вздрагивает от этого слова, он так и остается подвинувшемся к лобовому стеклу, но молчит. Он чувствует себя ребенком, чьи родители ругаются.

— Это, мать твою, так символично, — продолжает Акросс, прожигая Вегу ненавидящим взглядом. — Не находишь? То, что он — «замена». Я подумал еще и понял… Да черта с два она создала Кая для меня как грушу для битья. Больше всего Вега любила страдающих мальчиков, умирающих в ее игре. Кая она создала для себя, как замену мне!

От губ дрожь распространяется по всему телу и кулаки теперь неуверенно стискивают подол сарафана. Вега ничего не может говорить, не разревевшись.

— Я совсем не против, — продолжает Акросс уже мягче. — Все в порядке, Вега. Ты заслужила быть счастливой, наверное. Только избавь меня от этого. Отправь меня в утиль уже, как Барса с Тимом, пока я свою замену не убил.

На последних словах Акросс садится обратно в машину, командует устало:

— Поехали. Объезжай, она не будет мешать.

И поворачивается взглянуть на Кая. Тот впервые с тех пор, как залез Акроссу в голову, по-настоящему верит, что его убьют. И произойдет это очень скоро.

Вокруг кладбища нет забора, это просто поле с проросшими железными крестами и гранитными обелисками. Кай не знает есть ли тут охранник. Должен ведь быть, он видел в кино, что должен, но кладбище такое обширное. Кажется, что вымер целый город, и закопан здесь.

Первые несколько секунд у Кая ступор, он послушно выбирается из машины. Жуть этого места пронизывает его до позвоночника. И, даже когда Акросс пытается его поторопить, потянув за ворот, Кай остается приросшим к месту. Сумерки опускают на кладбище что-то призрачное, мистическое, напоминающее подготовку к таинственному спектаклю.

— Зачем мы здесь? — спрашивает Кай и смотрит Акроссу в глаза, будто кроме них двоих никого тут нет.

— Как думаешь?

— Что ты опять придумал?

Кладбище превращается в скатерть, с нарисованными на ней могилами, она сворачивается и, вместе с рисунком, заволакивает его. Земля движется, и единственная безопасная точка — та, на которой стоит Кай.

В городе два кладбища, но именно на этом, относительно новом, похоронен Виктор. На пасху Кай приходил сюда с мамой как полноправный член семьи.

Акросс предпринимает новую попытку сдвинуть его с места и, недовольно цыкнув, почти подхватывает Кая на руки. Но, потеряв точку опоры, Кай перестает быть таким покорным — бьет Акросса в подбородок. Только благодаря какому-то звериному чутью он проскальзывает мимо одного из близнецов и бежит не в поле у кладбища, там прятаться негде, а крестам навстречу. Акросс снова разочарованно выдыхает, оборачивается ко второму близнецу, который и вовсе стоял на месте и ничего не сделал.

— Я буду ждать у могилы, — устало предупреждает Акросс. — Вас двоих ведь хватит, чтобы его поймать?

— Босс, серьезно, ну вот к чему эта театральность? — спрашивает тот, что все-таки пытался остановить Кая. — Можно же его просто…

— Не хочу просто, — обрывает Акросс, направляясь по тропинке, заваленной опавшими иголками сосен, вглубь. И все же слышит, как ворчит один из близнецов: «Можно подумать, ты его вообще убивать хочешь».

Старенькая и местами уже ржавая лада едва не врезается в единственную припаркованную у кладбища машину, и все же мнет ей правое крыло.

— Твою мать, а если это кто-то еще решил сходить вечером… — начинает Дроид, но замолкает. Хаски открывает багажник, достает оттуда потрепанную пыльную биту.

— Отморозок, — комментирует Дроид, поморщившись. Гидра выбрается из машины и, ни о чем не предупреждая, без колебаний бежит вглубь притихшего кладбища.

— Учись, — цыкает недовольно Хаски. — Ладно, он бы Кая на месте пришил, если б ему надо было. Я туда, ты в ту сторону. Если что, навались на Акросса, Кай сбежит.

И, не дожидаясь подтверждения, спешит в том направлении, которое указывал.

— Ну да, а я не убегу, — ворчит недовольно Дроид, одергивает толстовку и, осмотревшись, идет в другую сторону.

Кладбище бесконечное. Когда Кай слышит, что его преследуют, он, уставший, ныряет за одно из больших, семейных надгробий. Сидит, прислонившись спиной к холодному мрамору, закрыв себе рот руками, чтобы даже дыханием себя не выдать.

Где-то вдалеке перекликаются близнецы, улюлюкают, зовут его.

Кай не может вытащить из себя того капитана, который даже на грани смерти вел себя спокойно. Принимал ее как проигрыш. Это не игра, это его реальность, и тут намного сложнее быть смелым. Страх похож на тот, который поддерживал в нем отец, и теперь Кай так же слаб против всех этих врагов, против Акросса. И все же, даже если тот прав, и Кай — просто замена, он никогда бы не уступил Виктору его места в этом мире. Да тот и не сможет вернуть себе прежнюю роль.

Кай не сразу замечает, как стихают голоса, лес снова погружается в непривычную тишину, даже всполошенные шумом птицы молчат. Нужно выходить из-за плиты, искать путь к спасению, но Кай снова прирос к месту. И то, что место это — чужая семейная могила, пугает его еще больше, как пророчество собственной скорой смерти. Только усилием воли Кай заставляет себя подняться, потому что теперь для него опасно оставаться на месте.

Выпрямившись, он вздрагивает, как током ударенный — оба близнеца стоят в паре метров от него, с улыбками наблюдая за Каем, упиваясь его страхом.

Кладбище становится жутковатым — где-то слышатся крики — не ужаса, скорее гневные. Сами кресты и плиты негодуют, гонят Акросса прочь. А на куче чернозема сидит спокойный Гранит рядом с торчащей из земли лопатой.

— Не получилось? — безразлично спрашивает он.

— Близнецы его гоняют. Сбежал, — Акросс произносит это без злости — устало и нерешительно.

— Может и домой сбежит, — предполагает Гранит, и все же надежды в его голосе не слышится. — Не заглянешь? Разве не интересно?

— На что? — раздраженно оборачивается Акросс, только теперь замечает, как Мей смотрит на надгробие с фотографией. — Эй.

— Что-то похожее есть, — кивает Мей, слегка улыбаясь. — Нельзя сказать, что он похож на тебя в молодости. Скорее на… твоего младшего брата.

— Прекращай, — командует Акросс. Стоя между Гранитом и Мей, он не знает, от кого отбиваться. Он не хотел никого сюда приводить, кроме Кая, но пришлось — один бы он не справился. Когда Акросс был тут на похоронах — это была просто глубокая яма. Он не видел, какую фотографию выбрала мама, какое надгробие поставили. Он сам оказался тут впервые после похорон несколько часов назад, когда указывал Граниту, где копать. Так странно, Акросс помнит это место с одной только могилой, отца, а теперь их тут две и место под третью, для мамы.

— Можно подумать, он вырос, — подмечает Гранит.

— Наш капитан пользуется популярностью — целых три девушки. Как думаешь — меня она тоже убьет? Как соперницу?

— Кая ведут, — вовремя меняет тему Акросс, но довольным он не выглядит. Наоборот, происходящее для него как скучная и неприятная обязанность. Работа, с которой он никак не может уволиться.

— Если ты передумал, я могу просто закопать все снова, — предлагает Гранит. Он поднимается, снова берется за лопату. — Мне не сложно. Разровняю как было и даже цветочки обратно положу.

У Кая руки связаны чем-то, похожим на шнурок толстовки. И упирается он по-прежнему так, что можно выследить их по оставляемым в песке бороздам.

— Шумно сегодня, — Акросс меняется в лице и манере поведения, переключается в режим бесчувственного мерзавца. Забрав у близнецов Кая и на этот раз крепко его удерживая за плечо, так же спокойно командует:

— Посмотрите, кто орет на кладбище так поздно вечером.

Близнецы охотнее приняли бы участие в том, что развернется именно на этом месте, но ворчат и уходят в направлении шума.

Один взгляд на притихшего Кая и, резким движением, как отрывая пластырь от кожи, Акросс швыряет его к яме.

На секунду Кай задерживается на краю, но земля под ногами осыпается, и он скатывается вниз. Гранит тяжело вздыхает, поддевает лопатой чернозем и все еще ждет. Акросс на корточки садится у ямы, из кучи подхватывает горсть земли и кидает на грудь лежащего на дне Кая. Тот ошарашен, оборачивается так, словно ждет, когда из земли полезет скелет. Молча, Акросс отходит.

Еще раз выразив свое отношение к происходящему вздохом, Гранит все же начинает закапывать яму.

Кай отфыркивается от песка, вскакивает, но со связанными руками из двухметровой ямы не выбраться — осыпаются стенки. Гранит все же старается не торопиться, и землю кидать не в Кая, а рядом.

Акросс молча стоит в метре от ямы, наблюдает с каменным лицом, не обращая внимания на шум на кладбище. И задумывается так сильно, что Гидру замечает только когда та в него врезается, едва не сбив с ног. На секунду в выражении его лица проскальзывает прежний Акросс, но Гидра восстанавливает равновесие и стремится дальше, к разрытой могиле. Акросс ловит ее за плечо, дергает к себе. Гидра оборачивается так, будто задела дерево и теперь оно ее тянет назад.

— Пусти, — запыхавшись, глухо приказывает она. Отметив, что ничего не изменилось, Гранит возвращается к делу. Мей настораживается, тянет воздух как охотничья собака, но вокруг Акросса зона неприкосновенность, своим присутствием он защищает Гидру.

— Куда? Туда же? Вас вдвоем закопать?.. — на последнем слоге Акросс вздрагивает от сильной пощечины, почти отпускает плечо, но впивается с новой силой, лицо остается все таким же непроницаемым.

— Ты заигрался, — как ребенка, на которого приходится смотреть снизу вверх, отчитывает Гидра. — Прекращай. Кай! Кай, мы тут!..

— Хочешь сказать — ты вот сейчас спасешь его? — интересуется Акросс, разворачивая Гидру к себе.

— Если получится, то и тебя спасем… — уже не так уверенно отвечает Гидра, и хватка пробирает до кости. Акросс сжимает зубы, злится.

— Каким образом? Все сядем в машину времени и попросим Легиона за нами не охотиться? Тима попросим за меня не подыхать? Я же знаю, он вам все рассказал.

Гидра на секунду отводит глаза, в воцарившейся тишине слышен только звук, с которым Гранит размеренно работает лопатой. И Гидра пытается обернуться, проверить — а в яме ли Кай, жив ли он до сих пор или закапывают уже труп.

— Это все — неправильно. И то, что ты прешь как паровоз… Вам надо поговорить, и то я не уверена, что Кай теперь согласится…

Гранит приостанавливается, но Акросс кивает ему закапывать дальше, и Гидра снова пытается вырваться, затем ударить, но и это не получается. Акроссу надоедает — он резко отпускает, в вытянутой руке материализуется его пистолет — способность, которую Акросс просил у Веги.

Гидра замирает только на секунду, смотрит удивленно и напугано, но разворачивается бежать к яме. И падает, услышав выстрел, закрывает голову.

Акросс, оглушенный этим грохотом, осознает опасность только по насторожившейся Мей и развернувшемуся к нему Граниту, но повернуться не успевает — получает по запястью бейсбольной битой. Пистолет падает в грязь, а напротив Акросса раскрасневшийся, злой Хаски делает два глубоких вдоха. На светлом дереве биты красным подтекает кровавая клякса, немного красного остается и на запястье Акросса, но рассмотреть подробнее он не успевает — отскакивает в сторону, чтобы ему самому этой битой голову не проломили.

Гранит может сомневаться, убивать ли Кая, но в случае с Хаски он уверен, заносит лопату над ним, как меч. Рывком с земли его сбивает с ног Гидра, цепляется мертвой хваткой и не дает пошевелиться. Дроида не видно.

— Повлияй на своего капитана, — произносит Акросс, в руке снова появляется пистолет. — Потому что в следующий раз я концертов устраивать не буду.

Он изображает отдачу от выстрела, Хаски снова оживляется, старается ударить, и в то же время он как бы привязан к яме, к своему капитану, и далеко не может от них отойти, пока Каю угрожают еще и Гранит с Мей.

— Уходим, — командует Акросс. Хаски тут же бросается вперед, и на этот раз получает коленом в солнечное сплетение, падает, опираясь на биту. Акросс вырывает ее у него из рук, швыряет куда придется. Он разворачивается и уходит, не проверив, идут ли за ним остальные. Мей послушно бежит следом, Гранит задерживается, чтобы пренебрежительным жестом сбросить Гидру в ту же яму, на секунду останавливается около Хаски, но, так ничего и не сказав, уходит. Хаски пытается и дышать и подняться, но сделать это одновременно у него не получается, лбом он касается земли, как при молитве, рычит в бессильном гневе.

— Вот блин, — слышится голос Дроида: глухой, напуганный. — Руку.

Он вытаскивает из ямы Гидру, протягивает руку Каю, но тот, грязный от чернозема, показывает ему связанные запястья. Все еще держась за живот, к краю ковыляет Хаски, успевает увидеть этот жест.

— У тебя че, ножа нет? — глухо спрашивает он, начинает рыться в карманах, потом вспоминает, что нож на поясе — небольшой, треугольной формы. Нож летит в землю к ногам Кая. — Твою мать… За тобой охота. Тебя живьем закопать пытались, а у тебя ножа нет…

Гидра на коленях сидит у края, кусает губы. Неловко и так же молча Кай подбирает нож, выдвигает лезвие и перерезает веревку на запястьях. Дроид нервно осматривается по сторонам, и лицо его такое бледное, будто убить пытались его. Пока Хаски еще баюкает живот, Гидра протягивает руки и помогает капитану выбраться.

— Надо закопать, — ложась спиной на землю, командует Кай. И это его первые слова с начала этой заварушки.

— Нахера? — огрызается Хаски.

— Там его кости… Там все еще его кости, — шепчет Кай, закрывает глаза рукой и, собравшись с духом, вскакивает, хватается за лопату.

— Бл… — ругается Хаски. — Я тебя сейчас обратно сброшу…

И, поднявшись, только теперь замечает, у какой могилы они стоят.

— Да он больной, — указывая на надгробие, комментирует Хаски. — Это что вообще было?!

Гидра закапывает руками, молча, ссыпая землю с краев в зияющую бездну, из которой выбрался Кай.

— Хаски, — неуверенно зовет Дроид. — Пойдем… Проверим. Если кто выстрелы слышал — сюда ж полиция нагрянет.

— И что?! — реагирует Хаски.

— А то… — Дроид снова часто моргает, поправляет покосившиеся очки, смотрит вдаль. — Что ты там труп оставил…

— Чей? — переспрашивает Кай. Хаски отбирает лопату у него, отпихивает, морщится от боли, но копает быстрее и уверенней.

— Одного из близнецов, — отвечает Хаски, и Кай немного, но успокаивается. Только подтверждает:

— Надо проверить.

— Давайте сами, — просит Дроид, на всякий случай отодвинувшись. — Я не могу… Меня все еще трясет.

— Слабак, — комментирует Хаски, и уже Кая останавливает:

— Куда пошел?! Тут стой, я сам схожу. Это кладбище, тут кругом лес. К тому же вблизи города полигон. Я на своем районе каждую ночь автоматные очереди слышу, никто никого не вызовет.

— Что с трупом будем делать? — серьезно спрашивает Кай.

— М, ну не знаю. Оставим, — отмахивается Хаски, не отрываясь от работы. — И свалим отсюда поскорее. Покойники ничего не расскажут. Или ты думаешь, что каждое убийство раскрывается? То, что машина там у кладбища моя светится, пока тут труп валяется — это плохо, так что, если меня придут арестовывать — виновато будет твое: «Не могу оставить разрытой могилу, давайте песочком закидаем».

Зарывают неаккуратно, наспех, накидывают сверху поблекшие пластиковые цветы, что лежали тут уже месяца два. Хаски снова командует, вручив Каю обратно чужую лопату.

— Мы с Дроидом — проверим. А вы с Гидрой идите к машине. Если кто подойдет — скажешь, что ты зомби, которого сегодня откопала эта девушка и мозгами тебя пока не кормили.

— Весело тебе? — хмурится Кай, но лопату забирает. И Хаски неожиданно перехватывает его за ворот, тащит к себе, заставив смотреть в глаза, чтобы с улыбкой ответить:

— Да. Херней заниматься перестанешь. Думать, что Акросс слабак и убивать тебя не будет. Просто охренеть, как рад, что он натуру свою гнилую показал.

И Кай принимает это молча и глаз не отводит.

Около машины он с Гидрой ждет в течение четверти часа — вечереет, снова распеваются птицы. Как одна из них, Кай пытается чиститься, по крупинке извлекает землю из волос, из-за ушей, из-под ворота футболки. Он переключается на механическую работу и совсем отрешается от окружающего мира, старается ни о чем не думать. Гидра некоторое время с жалостью наблюдает за ним, хотя сама извозилась не намного меньше, и все же заговаривает.

— Мне страшно за Акросса, — признается Гидра, глядя вниз, на примятую траву. — Надо с ним поговорить… Хаски настроен серьезно. Конечно, его не переубедить, но если Акросс будет продолжать…

Кай замирает на секунду, безразлично смотрит на нее, возвращается к прерванному делу.

— Или ты передумал? — Гидра наоборот поворачивается к нему. — У него пистолет был. Глупо было тебя просто закапывать.

Кай молчит, разом оглохнув. Оттянув ворот футболки, заглядывает под нее, раздраженно цыкает, пытается и из-за пояса джинсов.

— Кай?

— Можно мне чуть-чуть времени в себя прийти? Хотя бы поспать, потом подумать.

— Не хочешь говорить?

— Не сейчас, — слишком резко выпаливает Кай. — Я должен еще подумать над этим.

Гидра раздраженно улыбается, облизывает верхнюю губу и так же зло спрашивает:

— Если бы он не был твоим братом, ты бы за него так не держался?

Кай снова становится глухим, продолжает выбирать грязь из светлых волос. И все же спустя некоторое время отвечает:

— Мне сложно принять то, что я должен снова, на этот раз сам, убить его. Или приказать убить. Или Хаски убьет его, защищая меня. Мне надо принять, что моя мечта уже не сбудется, и я предам женщину, которая заменила мне маму… Мне сложно объяснить, как это для меня важно. Даже если она не знает, что он жив. Я не могу. Он прежде всего ей дорог.

— Значит…

— Мне нужно время, — обрывает Кай, в глаза снова не смотрит. Гидра задумчиво начинает тоже выскребать ветки и землю из волос, но без поспешности.

— Ты прав, мне не понять, я и к родной матери-то меньше, чем к отцу привязана… Мама все время чем-то занята была, а отец со мной возился. И из садика забирал и из школы встречал… И защищаться учил.

Кай наконец останавливает птичью возню, прислушивается.

— Ты будешь злиться, но я и животных разделывала, которых он с охоты привозил. Мама брезговала — маникюр, все такое… А мне нормально было, — и, как бы невзначай, смотрит на руку с обрезанными под корень ногтями. — Я не боюсь попытаться вытащить Акросса из той трясины, в которой он уже лет восемь сидит… Я боюсь, что я ему не подойду. Что он кого-то другого ждет. Более… достойную.

Кай не успевает это опровергнуть — слышно, как глухо переругиваются возвращающиеся Хаски и Дроид.

— Блин, как вас таких в машину сажать, — ворчит Хаски, копаясь в карманах в поисках ключей.

— Нашли? — игнорирует это Кай.

— Нет.

— Так может он не умер?

— Умер! — вступается Дроид. Бледный, он торопливым шепотом с дрожащими губами продолжает:

— Я сам видел. Сам… Тебя там не было. Ты не видел, как человеку голову разбивают.

— Заплачь еще, — ворчит Хаски, открывает дверцу, забрасывает в салон биту, забирается на водительское место, но приходит время Каю упираться:

— Мне нельзя домой.

— Почему? — интересуется Гидра. Будто она разговаривает только с капитаном, на всех остальных обижена. Кай оттягивает испачканную футболку, подбородком указывает на нее:

— Я матери скажу, что картошку копал? Надо позвонить и предупредить, что…

И замолкает, шумно выдыхает.

— Телефон забрали? — понимающе кивает Хаски. Дроид устраивается на заднем сидении и, закрыв дверь, отрезает себя от происходящего. — Садись в машину уже.

— Я не могу показаться в таком виде дома, ты же понимаешь…

— Потому что ты больше не тот «домашний мальчик», каким она тебя знала, — кивает Хаски. — В машину садись. Тебя никто с собой домой не возьмет, и на вокзал ночевать не отпустит.

— Как вы вообще меня нашли? — открывая заднюю дверцу, спрашивает Кай.

— Нас снова предупредила бывшая Акросса, — Хаски нетерпеливо ждет, когда сядет Гидра. Сидение рядом с водителем остается пустым. Кай особенно ярко вспоминает почти плакавшую Королеву, и то, о чем сказал ей Акросс, и не может решить, верить в его слова или это просто чужая злая паранойя?

 

Глава 13

Утром, в десятом часу, сонный Кай выбирается на кухню, вздрагивает и обнаружив за небольшим стеклянным столиком маму.

— Ты еще не на работе? — пытаясь не выдать волнения, спрашивает Кай. Мама щелчком включает электрический чайник, спокойно отзывается:

— Собираюсь. Проспала немного.

Кай долго ищет чашку, потом копается с банкой кофе и сахаром, лишь бы не оборачиваться, но в спину прилетает раздраженное:

— Саш, скажи, я на дуру похожа?

— Нет, — отвечает Кай, ссыпая в чашку уже четвертую ложку сахара.

— У тебя проблемы, Саш?

— Да, — честно признается Кай, снова открывает ящик для посуды и смотрит в него, перебирает тарелки, чашки, словно ищет что-то.

— Молодец, — выдыхает мама. — Я уже думала ругаться будем.

Она поднимается из-за стола, наконец начинает суетиться, собираясь.

— Кому-то денег должен?

— Нет.

— Снова помешал кому-то?

— Да, — Кай выбирает неглубокую тарелку, сам еще не зная для чего, обернуться пытается так, чтобы не столкнуться с мамой взглядом.

— Я тебе свой старый телефон оставлю, он тут, — мама тыкает в кнопочный сони рядом с чайником. — Если что — звони. Можешь мне, если думаешь, что в полиции слушать не будут или не среагируют. Я тебе помогу.

— Дверь никому не открывать, да, — вздыхает Кай, теперь копаясь в холодильнике.

— Ты и не сможешь, — уже обуваясь заверяет мама. — Я у тебя ключи забрала. Ты под домашним арестом.

Кай вздыхает, захлопывает холодильник, выглядывает в коридор спросить:

— За что?

— За то, что боишься матери сказать, чтобы не отпускала тебя с подозрительными мужиками на ночь глядя.

Кай почти бросает вслед: «А ты сама чем думала?» — вздрагивают губы, но слова так и остаются не произнесенными.

— Купить что вечером? — уже открыв дверь, оборачивается мама, Кай только отрицательно мотает головой.

Когда закрывается дверь, Кай без спешки заливает кипяток, ставит на плиту сковородку и, скорее машинально, берет в руки мобильный, чтобы позвонить и предупредить Гидру, что не сможет прийти сегодня, хотя они договаривались. Но в справочнике старого телефона, конечно, нет этого номера.

С утра после ухода родителей на работу, должен был заглянуть Кай. Время они не обговаривали, и звонок воспринимается без подозрений, именно как событие ожидаемое. И Гидра беспечно открывает дверь.

Должно быть, любовь все же делает людей глупыми. Вместо того, чтобы захлопнуть ее и звонить в полицию, Гидра стоит напротив, глядя недоверчиво. А потом и вовсе отходит в сторону, пропуская гостя в дом.

— Вот так просто? — с улыбкой спрашивает Акросс, но улыбка эта вымученная, сам он выглядит так, будто это его вчера закапывали. Как знать, если бы на пороге стоял самоуверенный и наглый Акросс, не получил ли он тогда дверью по носу вместо приглашения войти? Но этот образ потерявшегося, которому нужна опора, резонирует в Гидре, заставляет тянуться к нему и почти все прощать.

— Вот так, — кивает Гидра. — Скоро должен прийти Кай.

— Не придет, — бросает Акросс и на злой, обеспокоенный взгляд заверяет:

— Я ничего не делал. Просто… Я знаю нашу маму. Если он не смог хорошо соврать, то она заперла его, отобрав ключи.

— За столько лет многое могло измениться, — поддевает Гидра, пока закрывает за ним дверь. Так странно слышать от этого человека знакомое и родное «мама». Акросс бывший злодеем, отморозком, не имел права на это слово, для этого же оно кажется логичным.

Акросс осматривается в просторной квартире с хорошим ремонтом, Гидра сюда почему-то не вписывается. Кажется, в такой обстановке растут совсем другие девочки. Потолки в квартире выше, чем в обычных, типовых. В комнатах просторнее, но при этом почти нет лишних вещей. Обстановка как бы чередуется — рога в рамке, охотничий трофей отца, через десять сантиметров после них маслом нарисованная сирень. Потом искусственная рыба, которая должна петь при включении и — тумбочка с вазой, в которой стоят засушенные цветы.

— Возможно. Но что-то Кая я пока не вижу, — замечает Акросс и, так и не получив приглашения ни в одну из комнат, проходит в спальню. Гидра прикладывает ладонь к глазам, громко вздыхает.

— Между прочим, Хаски меня живьем сожрет, если узнает, что я тебя впустила.

— Решила отговорить убивать Кая, разве не так? — Акросс уже сидит в центре плюшевого дивана. Именно на этом диванчике ночами и спит Гидра. Комната выглядит так, словно находится отдельно от хорошо обставленной квартиры, даже дорогие обои испорчены следами от булавок и скотча. Кроме дивана остальное пространство занято компьютерным столом, в углу заросший пылью телевизор. Никаких плюшевых игрушек, если конечно они не спрятаны в стенной шкаф, занимающий столько пространства комнаты.

— А поможет? — опустив руку, спрашивает Гидра.

— Если нет, то какой смысл меня впускать?

— Ты уже упоминал об этом. Помимо команд мы не существуем и я могу говорить с тобой только о том, что Кая нельзя убивать?

— А можно?

— Я бы не хотела, — Гидра качает головой, садится на столешницу, на которой стоит монитор. — Думаю, Кая можно назвать моим лучшим другом.

— Наверное, ему это слышать было бы грустно.

— Не думаю, — Гидра смотрит куда-то мимо, в пространство. — Знаешь… Есть те, кто любить может, и те, кто нет. И девочки видят, что Кай — это второй случай. Он не завоеватель.

— Не думаю, что его не любят именно поэтому, — снова возвращается прежний, отстраненный Акросс. Гидра — то, что ему почти удалось отобрать у Кая, в качестве мести ли, а может просто потакая желанию, но все же. А теперь она рассуждает о Кае так, будто он — бывший, с которым ничего не получилось.

— Там много всего, — кивает Гидра. — Он довольно закрытый. Не хочет других посвящать в свою жизнь… К тому же и понятно, что там что-то жуткое… Совсем не вяжется с его образом хорошего мальчика. Наверное, если бы я любила, то могла бы принять и это. Быть с ним несмотря на это…

— Ты винишь себя в том, что полюбила не его? — догадывается Акросс.

— Это было бы логичнее, — Гидра возвращает ему свой взгляд, улыбается лукаво. — Ревнуешь?

— Думаю, что зря пришел, — хмуро отзывается Акросс.

— Как ты считаешь, как Кай относился к тебе? Думал: «Как это здорово, что у этой замечательной женщины умер сын и теперь в его комнате могу жить я»? — чуть искривляется уголок губ, и улыбка становится грустной. Теперь Акросс смотрит в сторону, на пылинки в лучах солнца. Молчит он довольно долго, медитируя на это зрелище, нехотя признает:

— Нет.

— Кай не мечтал о старшем брате ни в детском доме, ни когда был единственным ребенком в первой семье. А в новой ему показали: «Смотри, что было тут до тебя». Конечно, он понимает, что его никогда бы не усыновила эта женщина, будь с тобой все в порядке… Но мечты часто не поддаются здравому смыслу.

— От меня ты чего хочешь? Чтобы я его принял? Как насчет Кая? Я два года над ним издевался. Я вчера…

— Дай ему тоже время. Но Кай понятно — как только ты выкинешь белый флаг, он может и не побежит жать тебе руку и обнимать, но все же преследовать тебя не будет.

— Как насчет его верного пса?

— Не напоминай, — Гидра выдыхает через зубы. — Понятия не имею, как… Вопрос в другом — чего хочешь ты сам? Неужели и в самом деле смерти? Или это вина перед теми, кто не выжил?

Акросс перебирается в угол дивана, упирается в подлокотник, придерживает голову и смотрит теперь в окно через легкую тюль. Как бы то ни было, что бы ни случилось в прошлом и сколько бы времени не прошло — Гидра чувствует радость за то, что Акросса тогда спасли. Что они сейчас могут разговаривать друг с другом, уже не так напряженно, как раньше. Все страшное, что происходило вчера, кажется лишь платой за возможность общаться с Акроссом.

В играх с этим проще, там тяга душевная, но сейчас, в общении с глазу на глаз, Гидра изнывает — ей хочется коснуться Акросса, осознать, что он настоящий. И еще больше хочется его прикосновений. Серьезный разговор мешает сесть рядом. Но Акросс ведь сидит на ее кровати, которая сейчас сложена.

— Они бы тебе понравились, — невпопад произносит Акросс. — Тим так точно… Он всегда девушкам нравился. Да и Барс… Бесил ужасно подчас, но по сути без него было скучно…

— Возможно, — кивает Гидра. — Но их уже не вернуть. И убил их не Кай, конечно. И незачем на нем срываться.

— Я думаю, что их убил человек, который очень любит Кая.

— И что?.. Ты ненавидишь Кая?

— Иногда кажется, что очень, — честно признается Акросс. — Но потом я думаю о том, что должен ненавидеть не его, а того, кто все это затеял. Начал. Ту, что придумала меня, Тима с Барсом, только для того, чтобы убить. Придумала Кая… Не знаю, зачем она еще держит меня в живых.

— Ты не похож на самоубийцу.

— А ты их много видела? — отшучивается Акросс. — Это все сложно… Я лишился не просто друзей, но и своего места в жизни, привычного будильника по утрам, института.

— Я думала, люди это ненавидят. Я-то уж точно.

— Возможно. Но когда приходит война — такой рутины начинает ужасно не хватать… А впрочем, войну я бы наверное понял и принял, у меня было бы время привыкнуть.

На самом деле удивительно, что Акросс может сидеть тут. Начиная с самого факта его существования и заканчивая тем, что он пришел сюда как друг. Гидра чувствует к нему только тепло, тем более сейчас, когда его ни от кого не нужно защищать, ни с кем из-за него ссориться. Хочется то его успокоительно по волосам погладить, то самой как маленькой к нему на колени залезть.

— Акросс, — Гидра зовет так мягко, как не звала до этого никогда. Это обращение ни к врагу, ни к человеку, в которого влюблена. Так окликают по-прежнему любимого супруга через десять лет после свадьбы. — Я бы смогла? Стать новым смыслом? Или у тебя и так толпа девушек, и они не помогают?

— Звучит как признание в любви, — уходит от ответа Акросс. — Не получится, что ты продалась за то, чтобы я оставил в покое вашего капитана?.. Твоего хорошего друга.

— Я не стою так дорого, — признается Гидра, улыбаясь, но уже через силу. — Я бракованная… — совсем грустно заканчивает она, теребит высокий ворот свитера, решаясь на что-то. А потом рывком оттягивает ткань вниз, обнажив шею.

Эти глупые детские мысли: «Мама больше не любит меня, потому что я больше не красивая. Меня теперь нельзя нарядить в платье — из ворота будет выглядывать красная, сожженная кожа». Мама не усмотрела — она была в другой комнате, когда ребенок опрокинул на себя кипяток.

К доктору ее водил отец, и, хотя Гидра была уже большим ребенком, держал ее на коленях, успокаивающе поглаживал. Гидра думала, что и папа все знает, и жалеет ее, маленькую, оставшуюся без материнской любви.

Отчего-то не было мыслей о том, что теперь она не выйдет замуж или не будет нравиться мальчикам. Это казалось Гидре таким неважным и несущественным в сравнении с тем, что мама перестала возиться с ней как раньше, уделять время.

Гидра не была желанным для женщины ребенком. Это Гидра узнала потом. Все ее детство мама старалась играть роль любящего родителя и читала ей сказки, купала, шила карнавальные костюмы, целовала на ночь. Но все это было по шаблону, и когда ее ошибка привела к тому, что у дочери на всю жизнь остался шрам, женщина выдохнула с облегчением и смогла сказать себе: «Из меня не получилось хорошей мамы. Я умываю руки». Она перестала играть навязанную ей роль, но ребенком это было воспринято как: «Мама разлюбила меня».

Кто по-настоящему хотел детей — так это отец, но и тот мечтал о сыне. Возраст появления шрама — как раз тот, в который дочь стала просить в подарок пистолет вместо куклы и пытаться разделывать рыбу, потому что от этого со скандалом отказывалась мама, боявшаяся за свой маникюр.

Кто знает, может быть, все случившееся и было к лучшему — узнать раньше, что мама лишь притворялась хорошей, любящей. Тяжело, конечно, но легче в детстве, чем в неспокойном подростковом возрасте. К тому же и отец тогда, тоже заметив отчужденность жены, заметив вину у дочери, старался уделять столько внимания, чтобы ребенок не чувствовал себя брошенным.

По сути парни Гидру не особо и интересовали, так что не было ничего удивительного в том, что к ребятам из своей команды у нее не было чувств.

Когда они появились к Акроссу, она помнила отчетливо — реальность, в которой у власти были солдаты, страна в ожидании войны. Мир напоминал антиутопию Оруэла. Когда Гидру арестовали, конечно не без оснований, она была подавлена от мысли, что всех подвела. Теперь у нее могли выпытать, где находится Кай и какие у него планы. Конечно, боли она не чувствовала, но всегда были и другие способы заставить говорить. Гидра даже знала их по тем отчетам, что попадали к Каю, по тем сломанным людям, что пережили арест и были отпущены, как невиновные. Но меньше всего Гидре хотелось, чтобы в эту мясорубку попал ее капитан, который, она только недавно это узнала, боль чувствовал.

Гидру впихнули в небольшую комнатку размером с шкаф-купе, половину ее занимала торчащая из стены полка, вместо кровати. И ни раковины с водой, ни туалета тут не было.

— Я ничего не знаю, — снова попыталась заверить она, вцепившись в белые горизонтальные прутья клетки, похожие на жалюзи, только прочные. — Это ошибка.

Сопровождение не отреагировало — как глухие киборги, они развернулись и ушли.

— Чего ты боишься? — спросили из соседней камеры. — Ты же не чувствуешь боли.

Голос Гидра узнала, только теперь обернулась. Между их клетками были такие же светлые горизонтальные прутья. Акросс сидел на полке, наклонившись вперед, глядя только перед собой.

— Зато ты чувствуешь, — напомнила зло Гидра, совершенно забыв про слабый, нерешительный тон попавшей в беду девушки. Акросс глянул на нее, не поворачивая головы, и кивнул:

— Чувствую. Но я тут ненадолго.

С левой руки были вырваны три ногтя, пальцы покрыты хлопьями запекшейся крови. Гидра сглотнула и злорадства не получилось, только растерянность:

— Тебе вроде и так хватило.

Акросс улыбнулся криво, нехорошо, кивнул:

— Да, я проверил курорт для вашего капитана. Годится.

Раны от вырванных ногтей с рук Акросса перешли на пальцы Кая, Гидре стало не по себе.

— Я его не выдам, — пообещала она. Акросс кивнул:

— Ну да. Я его сдам.

Гидра никогда не испытывала тяги к злодеям, и ей Акросс тогда казался едким, злым, словно она сидела в соседней клетке с коброй. Она собиралась продолжить ссору, но хлопнула дверь в карцеры, вошел офицер, в сопровождении конвойных, остановился посередине между их клетками. Но, бросив быстрый взгляд в сторону Акросса, не отметив в нем ничего интересного, он переключился на Гидру.

— У нас есть видеоматериалы, — начал он, расхаживая около камеры, как голубь, — на которых наш снайпер простреливает вам руку, а замечаете вы это только убрав его. У вас есть препарат, который помогает не чувствовать боли? Откуда у вас эти технологии?

Гидра молчала, упрямо сжав губы.

— Вас незачем пытать. Но мы можем изуродовать вас, — он приблизился к прутьям, начал перечислять, следя внимательно за реакцией:

— Я могу приказать отрезать вам нос. Срезать губы? Нет? Не задевает? Я прикажу хирургам вырезать вам матку, и у вас больше не будет детей.

Гидра попыталась изобразить испуг, задрожавшие губы, потому что это для нее и игрового тела, которое не жалко — ерунда. Но это даст Каю время.

Зоркие глаза поймали эту наигранность и, сменив тон на шипящий, злой, он пообещал:

— Да я тебя своим солдатам отдам, тварь. Взводу, вернувшемуся с боевых действий. У них всегда кровь бурлит.

У Гидры плохо получалось притворяться, и хотя она пыталась держать лицо — что-то ее выдало. Скорее всего, на ней испытали проверенную схему из того, чем можно запугать девушку: красота, будущее материнство, насилие и унижение. Офицер расплылся в улыбке, как победитель, довольно стукнул по прутьям, развернулся к выходу, громко спросил по дороге:

— Когда возвращается двести второй с разгона демонстрации?

— У них сейчас пересменка, в течение получаса будут тут.

— Скажите, что их ждет подарок.

У Гидры отказали ноги, она почти упала на свою полку. Ей необходимо бежать из игр. Насовсем. Но как же бросить Кая и остальных? Значит, нужен был способ покончить с собой до того, как за ней придут. Если она так поступит, получится, что Хаски прав, и девушке нечего было делать в этой войне.

— Эй.

Гидра даже вздрогнула, офицер остановился, обернулся заинтересованно. Акросс шелушил кровавые хлопья с пальцев, очищал их о прутья. Он уже стоял у решетки.

— Нет такого способа войны. Так не поступают. Нужна информация — пытайте. Ногти вырывайте, пальцы молотком ломайте. Это — война. А то, что вы придумали — свинское развлечение.

— Это кто там вякнул? — пренебрежительно переспросил офицер, быстрым шагом оказался у клетки Акросса. — Тебе мало? Мы с тобой только начали, только припугнули. Даже не показали, что дальше ждет. Пальцы молотком дробить, говоришь?

— Почему бы тебе самому не отправиться трахаться со своим взводом? — меланхолично предложил Акросс. Офицер вспыхнул, достал табельное из кобуры, прицелился. Акросс дожидался этого момента, чтобы ударить по прутьям двери, и она распахнулась, огрев офицера по носу. Вряд ли ему хватило бы силы ударом ноги сломать замок, скорее он не терял времени зря, сидя тут в одиночестве, и ковырялся в нем, чтобы в нужный момент сбежать, и вот он наступил. Акроссу оставалось только подхватить табельное офицера и, прикрываясь той же дверью с частыми широкими прутьями, перестрелять конвой, которому прятаться было негде.

Гидра думала, что он ее застрелит. Потому что до этого Акросс для нее был мразью, садистом. Он и не собирался ее переубеждать — направил дуло в голову, по центру лба, но не выстрелил. Сместил оружие ниже, отстрелил замок.

— Зачем? — не поняла Гидра. Акросс пожал плечами, стараясь удерживать на лице выражение беспринципного ублюдка, но действия говорили о другом.

— Я же ответил. Война — это пальцы ломать. Ногами забивать. Хоть женщин, хоть много на одного… Но такого насилия я не выношу. Это слишком низко.

Это было настолько неожиданно, так поразило, что некоторое время Гидра всерьез думала, что это — хорошо разыгранный концерт, чтобы переманить ее на свою сторону. Но в этом не было смысла — у Кая те же принципы, только он добрее, честнее.

Это не было любовью по началу, и тот случай оказался лишь семечком зароненного в Гидре чувства. Акросс вернулся за Мей, не бросил ее в передряге в другой реальности — и вот оно пустило росток. Полностью Гидра осознала, что означает это чувство, уже поздно, когда оно укрепилось корнями.

После звонка из-за двери раздается голос Кая, усталый и рассерженный:

— Добрый день, вы позвонили в дверь, но я не могу выйти, потому что заперт. Потому что говорил, что нельзя меня отпускать домой.

— Я не могу разговаривать через дверь, — произносит Дроид.

— Извини, — без особого раскаяния отзываются через нее.

— Я пришел предупредить, что ухожу из команды. Думал, лучше сказать тебе в лицо, чем звонить…

— Мой телефон у Акросса, — уже более настороженно раздается из-за двери. — Подождешь?

— Чего? — переспрашивает Дроид.

— Сейчас подойду. Не придется говорить через замочную скважину.

— Как, если тебя заперли?

Но за дверью тишина. Дроид прислушивается, ждет, что вот-вот послышится скрежет замка в ключе, даже не особо реагирует на шаги в подъезде, пока кто-то не касается его плеча. И тогда Дроид изображает что-то забавное — подскакивает на месте, пытается сбежать по лестнице на этаж выше, но наконец опознает Кая.

— Ты кого так испугался? — стараясь не улыбаться, спрашивает Кай. Он ожидает ответа: «Акросса», но Дроид снова удивляет его:

— Хаски.

— Это странно, бояться Хаски, — уже спускаясь по лестнице, рассуждает Кай. — Он на нашей стороне.

— Я из-за него и ухожу, — отвечает Дроид.

Двор заросший, с новыми лавочками и качелями. Когда Кай был маленьким, играть он убегал на стадион школы, нынешним детям повезло больше.

— Я не хотел бы, чтобы ты ушел, — Кай выбирает место в тени, садится, пригнувшись от веток кустарника. Дроид остается стоять, убрав руки в карманы.

— Я не спал. Всю ночь. Не знаю, почему ты так спокоен… Еще и шутить умудряешься. Хаски ему голову разбил у меня на глазах. Кай, при тебе ведь никогда человека не убивали? Он этим ударом весь мир мне расколол. Какая команда нахер, я не знаю, когда я снова спать смогу и как дальше жить? Ты уверен, что я сам вены через неделю не вскрою от этого ужаса?

— Уверен, — кивает Кай. — Я думаю, что ты сильный. Даже если бы это было на моих глазах… Разница в том, что эти люди могли меня убить. Допустим, тебя убили и дают шанс вернуться призраком. Материальным. Убил бы того, кто это сделал?

— Ты заигрался, — качает головой Дроид. — Вы все заигрались. Но есть игра. А есть этот мир. Здесь правила немного другие.

— Ты, кажется, собирался убивать Акросса, — напоминает Кай, и Дроид срывается на крик:

— Да каким образом?! С битами вокруг собраться и до смерти забить?! А собирался, потому что боялся до усрачки, что он правда поехавший, что он и тебя убьет и нас у тебя на глазах перережет! Ты вообще понимаешь, где мы находимся?

— В этом мире никогда не убивали? — продолжает спокойно Кай. — Из защиты или для развлечения? Дети никогда не калечили животных и друг друга? О каком мире ты говоришь и чем отличается то, что знаю я, от того, что имеешь ввиду ты? Хочешь отвернуться и сбежать — я приказать остаться не могу. Хотя мне бы очень хотелось.

— Акросс тебя не убьет, — немного успокоившись, продолжает Дроид. — Проблема в том, что ты не можешь приструнить Хаски. Ты считаешь его действия правильными. Поощряешь его.

— А что еще он должен был сделать?! — перебивает Кай.

— Люди убивать не должны. Иначе потом у них тормоза срывает. Хаски и раньше пугал… Но вот как-нибудь он решит, что я могу тебе угрожать, и мне тоже череп проломит. Я этого не хочу. Отпустишь?

Кай смотрит молча секунду-другую, и, не дождавшись продолжения, неуверенно кивает. Дроид наконец выдыхает с облегчением, спина его снова кривится, и он садится рядом с Каем на лавочке в тени кустарника.

— Я не понимаю, как ты сам можешь продолжать. Какого хрена ты вообще в игры сунулся?

Кай молчит, словно обиделся, рассматривает бегающих по двору детей, отвлекается на рыже-белую кошку, что вылизывается на бетонной подошве дома.

— Я четыре года был хорошим мальчиком, — задумчиво начинает Кай. — Правильным, послушным и не приносящим проблем. Ни с кем не дрался, с дурными компаниями не водился, даже за брошенными животными ухаживал. Просто золотце, а не мальчик… самому от себя тошно…

— Тогда зачем?

— Так надо было… Мне хотелось, чтобы у этой женщины был хороший сын. Какого она заслуживала. Тебе сложно это понять, потому что все родители такие — добрые, заботливые, оставляют карманные деньги и встают пораньше приготовить завтрак. Разрешают завести кошку, пьют с тобой чай на кухне и ворчат после родительских собраний, что ты должен подтянуть математику… Игры были идеальны. Быть тут и играть послушного ребенка, а в то же время… Разве они были не офигенны?

— Даже когда тебя жгли живьем?

— Это быстро проходило, — пожимает плечами Кай. — Я любил их. Мне кажется, что именно мне больнее всего было их заканчивать.

— Они не кончились. У вас снова схватка до последнего капитана, — вздыхает Дроид. — Если бы дело было только в Акроссе… Кай, честное слово, я бы около тебя с такой же битой встал. Но Хаски…

— Чего уж, — огорченно обрывает Кай. — Когда все это закончится, ты хоть вернешься?

— Если сам не закончусь, — пожимает плечами Дроид. Кай смотрит наконец на него, а не вдаль, огорченно поджимает губы:

— Здорово мы тебя потрепали. Прости. Я не понимал.

— Чего уж, — передразнивает его Дроид, пытается улыбнуться, но уголки губ дергаются.

Терять его грустно, но все-таки — Кай не собирается удерживать, уговаривать. Здесь он чувствует себя менее властным капитаном, чем в реальности игр, и заставлять Дроида делать что-то против воли — нет. Тем более, что Дроид и выглядит на грани, Кай не может себе обещать, что подобной ситуации не повторится. Он сам не знает, чем закончатся игры в этот раз.

Второй сюрприз дня — это Гидра, которая просит сообщить, когда Кай сможет выбраться из своего ареста. У нее есть что-то очень важное для него. И Кай обещает ей завтрашний день.

Третий сюрприз — Хаски заявляется через четверть часа после прихода с работы матери. И есть что-то пугающее в том, как она на него смотрит, словно сейчас ручку двери отпустит и ударит.

— Все в порядке, — успевает предупредить обоих Кай. — Это мой друг.

— Еще один, — кивает мама. — Слушай… у тебя все друзья какие-то криминальные. Может, стоит и дальше с девочками дружить?

— А я ведь даже причесался, — улыбается вытянутый по струнке Хаски. — И даже не в спортивке и с семечками. А, здравствуйте, я Руслан.

— Саша никуда не поедет, — тут же реагирует мама. — Он… у него дела дома важные.

— Вот и правильно, — кивает Хаски. — А то я его знаю, стоит упустить из внимания, так сразу куда-то ввязался. Вы с ним пожесче.

— Проходи давай, — ворчит Кай и на немой вопрос матери кивает:

— Я никуда не еду. Мы просто поговорим.

Доверять мама не начинает — как отозванная сторожевая она уходит в свою будку-комнату и смотрит оттуда, всегда готовая вернуться.

— Что? — переспрашивает Хаски заходя в спальню. — Я не прав? Через час после того, как ты пошел домой, нас уже вытащили тебя спасать.

— Прекращай, — сквозь зубы цедит Кай, закрывая дверь плотнее. Но мама в соседней комнате и наверняка по-прежнему все слышит.

— Зачем пришел? — негромко спрашивает Кай, сложив руки на груди. Хаски спокойно сидит на диванчике, оборачивается к книжному шкафу, невпопад интересуется:

— Читать любишь?

Кай молча ждет ответа на свой вопрос, пока Хаски достает ближайшую к нему книгу, начинает листать. В комнате ни телевизора, ни дисков с фильмами, только шкаф, и даже в нем порядок: на отдельных полках фантастика в цветастых аляпистых обложках, отдельно фантастика более благородная, уже почти ставшая классикой. Есть полки с русской литературой в красивых кожаных переплетах, замаскированная под дорогие издания.

— Проверить, что с тобой все в порядке.

— Мне ничего не угрожает, — внятно произносит Кай, взглядом указав на стену в мамину комнату. Хаски наигранно кивает и кричит:

— Да-да. Совсем ничего. Так чья это была могила, Саш?

Рефлекторно Кай падает рядом, зажимает ему рот ладонью. В соседней комнате слышится возня, слишком громкая и ненатуральная.

— Акросса, — одними губами шепчет Кай. — Ты мог написать. Зачем ты пришел?

— А за тебя ответить мог кто угодно, — убрав его руку, продолжает Хаски, возвращается к книге. — И как, интересная?

— Можно подумать, ты читаешь.

— Сейчас обижусь, — обещает Хаски.

К Гидре он попадает почти в полдень, с опозданием на полчаса.

— Соседки не было дома, — оправдывается Кай, разуваясь. — Мама забрала ключи. Когда она так делает, я через пожарный выход выбираюсь. С соседкой снизу вроде даже подружились — я к ней пару кошек пристроил.

— Сколько же у нее всего кошек?

— Пять, — пожимает плечами Кай, закончив с обувью. — У тебя животных нет?

— Не, не получится. Маму бесит беспорядок и шерсть, — смеется Гидра. — А я слишком редко убираюсь, чтобы шерсти не было.

В ее жесте есть что-то напряженное, сдержанное, Кай настораживается, пытается для себя это объяснить как неловкость оставаться с парнем в доме наедине. И все же от порога не отходит, хотя Гидра открывает дверь в комнату, останавливается в ожидании. Уловив эту заминку, девушка продолжает:

— На самом деле, отец заядлый охотник. Я чаще потрошила животных, чем гладила.

Кай не откликается. Осторожно осматривается по сторонам, задерживает взгляд на обуви, но, даже не найдя там лишней, сам на свои сомнения отвечает:

— Он тут.

— Он ничего тебе не сделает, — сдается Гидра, поднимает руки так, словно успокаивает дикое животное. Кай отступает назад. — Вам надо поговорить. Разве ты не этого хотел?

— Ты так уверенно можешь сказать о том, что у него на уме? — шепчет Кай, рука скользит по ручке входной двери, но, конечно, уже заперто.

— Да, могу, — кивает Гидра. — Все в порядке.

Кай вздрагивает, когда открывается дверь в зал за ее спиной.

— Даже я не могу этого гарантировать, — произносит Акросс с улыбкой.

— Я могу, — цыкает Гидра. — Мы договаривались. Прекращай. Я поставлю чайник.

Кай следит за ней взглядом, потом переводит его на Акросса. Тот все еще улыбается.

— Тебя заманили в ловушку.

— Прекрати, — снова командует Гидра.

— Он забавно пугается, — пожимает плечами Акросс, опять исчезает в просторном зале. Как выбравшееся из норы чудовище заползает обратно. Кай с минуту смотрит на свои кеды на коврике, на запертую дверь, которая открывается изнутри, потом на зал и, взяв себя в руки, проходит в комнату. Даже если это ловушка — Гидра здесь, и ее нужно защитить, если Акросс пришел с дурными намерениями.

Акросс сидит в кресле, боком к двери. Он похож на большого начальника, вызвавшего Кая на ковер.

— Как там мама? — спрашивает он.

— Хорошо, — отвечает Кай, все еще стоя в дверях. Акросс кивает, и разговор снова увязает. Кай отодвигается в сторону, когда девушка приносит поднос с чашками, но остается у дверей.

— Ты хотел поговорить, — напоминает Акросс. — С самых игр это твердишь. Вот я и подумал, что надо же тебя выслушать. Что, ты нашел способ вернуть Тима с Барсом?

— Они были неплохие ребята, — кивает Кай. — Но тебе не кажется, что обвинять в их смерти Вегу…

— Как думаешь, она всерьез на тебя переключилась? — перебивает Акросс.

— Что? — переспрашивает Кай.

— Пытаюсь понять, в какой опасности Гидра, если общается со мной.

— Да нет никакой опасности, — хмурится Кай, переводит взгляд на девушку, застывшую у серванта. — Она никого не убивала.

— Сложно с тобой, — вздыхает разочарованно Акросс. — Тогда что ты хотел предложить? О чем поговорить? Я пока один, вторая встреча может быть уже не такой спокойной.

— Хватит угрожать, — вздыхает Кай. — Ты кем себя возомнил?..

— Тормозим, — командует Гидра. — Надо начать сначала. Акросс хочет сказать, что ошибался. Он никогда всерьез не собирался тебя убивать.

Кай и так знал это, но после подтверждения внутреннее напряжение ослабевает. Кай пытается его поддерживать, гонит от себя надежду на хороший конец.

— Два года коту под хвост, — вздыхает Акросс.

— Ну, за два года мы познакомились, — напоминает Гидра и не может сдержать улыбки. Кай словно в гости к новобрачным пришел.

— Ты хочешь перемирия? — напрямую спрашивает Кай. — Ради чего? Ты собрался убивать Королеву?

— Вегу, — морщится Акросс. — Она может звать себя Королевой и Богом, но она Вега. Я не могу сказать, что не ненавижу ее. Не могу сказать, что никогда не ненавидел тебя… Но убивать я не готов. А все, что я делаю — такой фарс.

— То есть от самоцели ты не отказался?

— Умереть? Как это вообще может быть целью? — пожимает печами Акросс. — Мне всегда казалось, что это звучит по-другому.

— Как?

— Встретиться, — Акросс подпирает кулаком подбородок, смотрит в окно через тюлевые занавески. — Я не совсем понимаю, как устроен этот мир. Я должен быть мертв, но она меня спасла. Почему не спасла их? Так ли она беспомощна, как об этом говорит? Я совру, если скажу, что хотел просто перестать существовать. Но и совру сказав, что хотел жить. Я просто хочу понять… как? Как она вытаскивает меня, тебя, и почему упустила их?

— А я зачем нужен? — не понимает Кай. И все же он уже почти решил, почти готов простить. Это намного лучше, чем и дальше расстраивать маму или бояться за свою команду. Даже если это — малодушие, он чувствует, что хочет покоя.

— Чтобы под ногами не путался. И псину свою приструнил. Скажи команде, что у нас перемирие. Никто никого больше не закапывает и не скармливает монстрам. Она хочет, чтобы мы дрались, я говорю нет. Чтобы я ненавидел тебя — я отказываюсь. Понял? Не потому, что тебя не за что ненавидеть, а потому, что это ей на руку. Потому что в этой общей грызне ее нельзя будет призвать к ответу.

— И я должен согласиться, — кивает Кай.

— А ты не хочешь? — тут же поворачивается к нему Акросс. — Нужно, чтобы я тебя пристрелил тут? С балкона вышвырнул? Думаешь, сможешь победить?

— Думаю, что смогу, но дело не в победе… Я не так себе это представлял.

— А я вообще себе этого не представлял. Если бы не Гидра, то сегодня я бы, наверное… — Акросс задумывается, ищет глазами продолжение для своей мысли, — вывез бы тебя к речке. Искупаться. Как думаешь, она сможет вернуть тебя с того света? Я бы этот способ заставил ее и на Тиме с Барсом провернуть. Конечно сможет, она же так тебя…

— Мне нужно время, — вздыхает Кай, чувствуя что-то вроде разочарования. — К тому же… Хаски ведь убил одного из ваших. Что его ждет?

— Из близнецов? — переспрашивает Акросс как о пустяке. — Да и черт с ними. Я изначально выбрал команду из тех, кого не жалко. Думал, что если снова кого-то терять…

— Никого? — переспрашивает Кай. — Ни девушку? Ни Гранита?

— Можешь обоих себе забрать, — пожимает плечами Акросс. — Только после этого Мей долго не проживет… Все-таки Вега на тебя переключилась. Что ты сам о ней думаешь? Вы же вроде так дружите, ты ее защищаешь. Ты готов к тому, чтобы тебя монополизировал Бог? Не бойся, друзей она твоих убивать не будет.

— Я не верю, что могу кого-то заинтересовать, — качает головой Кай.

— Зря, — кивает Акросс. — Тебе дать время? Нам устроить общее собрание? Если кто-то из моих будет против — я смогу их убить. Но я не думаю, что кто-то кроме близнецов что-то возразит.

Хаски встречает его у дома и сначала пытается шутить:

— Ты куда блин без маминого разрешения?

— Я видел Акросса. — чтобы стереть его улыбку, зло отвечает Кай. Помогает — Хаски становится серьезнее, подходит ближе.

— Смог сбежать?

— Мы просто поговорили. Он хотел перемирия.

Хаски громко смеется, хлопает Кая по плечу, показывает большой палец.

— Шутник. Шутник. Это знаешь, все равно что Германия в сорок четвертом бы вдруг: «Ой, ну ладно, что-то мы погорячились, давайте закругляться».

— Это не одно и то же. Никто не умер… почти, — прибавляет Кай.

— Никто? — переспрашивает Хаски. — А ты, напомни, сколько раз умирал? За два-то года. А теперь все хорошо, Акросс прибежал просить прощения, и ты сразу сдался. Как, простишь его?

Под его влиянием и Кай задумывается, но себя он готов Акроссу простить. Хотя бы потому, что понимает — могло быть хуже. Да еще и может быть, поэтому лучше простить его за себя, но сохранить команду.

— Это сложно, — признает Кай. — Для нас обоих. Но… я постараюсь. Иначе мы застрянем на этом бессмысленном противостоянии. Я не смогу его убить.

— Я его убью, — кивает Хаски спокойно.

— И ты не сможешь. Ты не видел его кости. Он давно умер, но вот он здесь.

— Осиновый кол в сердце, — кивает Хаски. — Кай, ты святой что ли? Ты всех собрался простить? Ты все прощаешь? Ты отца своего тоже простишь?

— А ему и не нужно мое прощение, — переходя в защиту, продолжает Кай.

— А Акроссу нужно?

— Нам обоим нужно, чтобы все это прекратить. Ему тоже сложно. Прекратив игру, он отказывается и от попыток вернуть свою прежнюю команду.

— Да трахался он с ними что ли, раз так по ним тоскует?! — срывается Хаски. Кай это проглатывает, тише спрашивает:

— То есть, ты не попытался бы меня вернуть, если бы я умер? Или Гидру? Дроида?

— Люди умирают, жизнь продолжается, — не поддается Хаски. — Так что пусть прекратит заниматься читерством. К тому же связи не вижу… Он пытался убить тебя только потому, что он отбитый совсем. Тут еще и новые обстоятельства наложились. Ты согласишься на перемирие, а у него бомбанет. Типа он честным словом прекратит…

— Гидра на его стороне, — выпаливает Кай, и тут же жалеет об это, видя, как меняется в лице Хаски.

— Таааак, — протягивает он, перехватывает Кая за ворот, тащит за угол дома, где меньше людей. — Чего еще я не знаю? Они уже спали?

— Блин, я не спрашивал! — у Кая получается только руку своей накрыть, а освободить ворот — уже никак.

— Начнут. Скоро точно начнут. Сейчас я скажу кое-что про Гидру. Ты ее фотографии видел? А горло ее открытым хоть раз видел?

— И что? — торопит Кай.

— А то, что я спрашивал. На нее в детстве кипяток опрокинули, едва на лицо не попало, но шея и плечо теперь — запекшаяся эмфизема. Шрам. Если таких подобрать, тем более если она сама Акросса выбрала — они верные очень.

— Ты ничего не знаешь, — неуверенно возражает Кай.

— Ты еще меньше знаешь. Продолжаем. Ты говорил, Акросс с командой могли управлять игрой тут. Что у них были игровые тела, просто надо научиться. Что я мог бы тут в собаку превращаться, вот как круто. А во что у нас превращается Гидра? И это при твоем полном доверии к ней. Акросса ты ведь у нее встретил и не случайно туда зашел?

— Что ты хочешь сказать?

— Что если она на его стороне, то у Акросса лучшее оружие, чтобы тебя убить. Гидра тебя обнимет, а в следующее мгновение от тебя уже сырое место. И, в отличие от нас с тобой, Акросс знает, как это сделать. Акросс уже тут использует свои способности.

— Это неправда, — возражает уверенно Кай.

— Тебе хочется думать, что это не правда. И что все кругом хорошие. А Акросс станет отличным старшим братом, приедет извиняться перед твоей мамой, и вы вместе ей все объясните. Как он приревновал, как он тебя ненавидел, но теперь-то все в порядке. Да, Кай? В это веришь? Всех простить и все забыть?

— Это была просто игра! — повышает голос Кай. — Никто не пострадал! Ничего непоправимого! Если продолжать — кто-то может умереть.

— Да, поэтому давайте принесем в жертву только наивного тебя.

— Я не наивный, — возражает Кай. — Я еще не решил, верить ли ему…

— Все ты решил. И Гидре будешь продолжать верить, хотя спит она не с тобой, а с ним. Кай, а Кай, вот серьезно, а если в дверь постучатся твои мама с папой и скажут — осознали, одумались, отдайте сына нам, мы ему родные. Вещи соберешь и к ним пойдешь?

— Нет.

— Так какого хрена тут-то не так? — не понимает Хаски. — Где у тебя провал в логике?! Ума ведь хватает к ним не возвращаться, потому что они через неделю тебя на даче закапывать будут, а с Акроссом мириться хочешь? Ты Дроида спрашивал или он тоже лишь бы не воевать?!

— Дроид ушел из команды. Ему… немного сложно продолжать.

— А. Вот как, — Хаски отпускает, наконец, ворот Кая, отходит от него на шаг. — Я не знаю. Я б на месте твоей матери тебя не только дома запер, но еще и выпорол как следует. Ты где так думать учился? Тебе настолько хочется, чтобы у тебя был старший брат? Настолько, что ты готов мне в рожу этим перемирием плюнуть?

— Он тебе ничего не сделал, — напоминает Кай.

— Сделал. Я очень болезненно реагирую, когда тебя убивают или пытаются живьем закопать. Если бы мы не приехали, он бы вкопал тебя до головы, а потом обратно бы раскопал?

— Но он ждал, что меня спасут.

— Что-то раньше не заметно было. Сначала нас убивал, потом ждал? Или огорчался и убивал? Ничего не скажешь, классный старший брат. Хорошо, что я один в семье.

— Прекрати, — просит Кай устало.

— Нет, — упрямится Хаски. — Даже если у вас и будет перемирие. Я все равно буду ждать подвоха. Даже если буду единственным, кто будет ждать. Потому что когда он наступит — именно я его не пропущу.

— Ты напугал Кая, — упрекает Гидра, пока споласкивает чашки под струей воды. — Я думала, что разговор получится более мирным, но ты ведь не можешь без сцен.

Акросс подкрадывается постепенно — только что сидел на угловом диванчике, и уже прижимается задницей к кухонному столу у мойки, на расстоянии вытянутой руки от девушки.

— Совсем не вырос, — вздыхает Гидра.

— Я проспал несколько лет своей жизни.

— Возможно, но ведешь себя так, будто тебе до сих пор лет пятнадцать… Кай кажется взрослее.

Гидра выключает воду, поворачивает голову, но от раковины не отходит.

Происходящее сейчас такое логичное. Акросс в ее квартире, хотя несколько недель назад она верила, что его придумала. Это ведь естественно, влюбиться в свою фантазию. И верить, что эта фантазия не будет замечать твоих недостатков.

— Почему я? — неуловимо, понемногу приближаясь, спрашивает Акросс. Гидра улыбается и, хотя и замечает это сближение, уйти от него не пытается.

— Смеешься?.. Ты же видел, — она касается закрытой шеи, отводит взгляд. — Знаешь, сколько парней в меня влюблялось? Нисколько. А со сколькими я целовалась? Тоже ни разу.

— Тебе же семнадцать только, — возражает Акросс, и снова напоминает мальчишку.

— Погоди-ка, — теперь Гидра перемещается к нему ближе плавным движением. — А во сколько лет ты впервые поцеловался?

— Я не хотел бы это обсуждать, — Акросс, ожесточившись, пытается отойти, но Гидра ловит его, обняв со спины.

— Все в порядке, — заверяет Гидра. У Акросса запах слабый, горьковатый, как у миндаля. — Я не собираюсь смеяться.

Ощущение, будто между ними тает какая-то и без того тонкая прослойка, еще немного и их впаяет друг в друга. Исчезает смысл противостояния, казавшиеся непоколебимыми принципы. Акросс поворачивается, и Гидра чуть ослабляет хватку, чтобы позволить. С надеждой спрашивает:

— Тебе не будет противно?

— С ума сошла? — уже у самых губ выдыхает Акросс.

В легкой голубой простынке на голое тело Гидра похожа не фею, Акросс не может не любоваться. В его жизни все приходит поздно, потому что огромный кусок из нее он выбросил сам. И с Мей совершенно не так, как теперь, там было что-то физическое, как необходимость спать, есть. Мей была потребностью в женщине. Гидра — жаждой любви — более светлой, более сильной.

Акросс никого не искал специально, но именно в этой девушке что-то ожгло, заставило присмотреться получше. И он всегда думал, что он в любой момент сможет отказаться от этой любви, как начинающий курильщик от дурной привычки. Что ему не жаль эту девочку, и он не обязан рядом с ней пытаться быть лучше, чем он есть.

Но не теперь. Физическая связь как лаком закрепила то, что было раньше. Акросс не мог перестать рассматривать себя глазами Гидры и находить новые и новые недостатки, становился сам себе омерзителен, невыносим. После этого даже странно, что эта девушка может волноваться за старый детский шрам.

Акросс попадает в зависимость, не знает даже, как сможет уйти, мешает одеться, тянет обратно под одеяло.

— Родители через час вернутся, — шепчет Гидра, наклоняясь ниже, удерживая простыню узелком на груди.

— Так еще час.

— А убраться?

Гидра потихоньку и сама сдается — ослабевает хватку за простынку, послушно опускается ниже.

Акросс никогда не чувствовал такого к другому человеку, когда хочется кожей слипнуться, впаять девушку в себя, спрятать так, чтобы быть вместе всегда. У Гидры припухшие губы, она сдается, забывает обо всем, залезает под одеяло, прижимается плотнее голой кожей. Акросс не выдерживает, проводит языком по шраму на шее — там кожа более чувствительная, гладкая. Этот шрам не просто не уродует Гидру, это — новый фетиш Акросса.

Ночью Хаски не может уснуть. В голове будто черви копошатся, вгрызаются. Хаски постоянно порывается позвонить, написать, просто под окна идти — это похоже на панику. В его мыслях Кай раз за разом доверяется и умирает. Мир без Кая — нечто жуткое, хуже червей в голове. Хаски и сам этой ночью умирает и возрождается по сто раз за минуту, но каждое его новое рождение — бракованное, должно уступить дорогу следующему, еще более уверенному и стальному.

Поздно вечером, когда на улице уже темнеет, незнакомый номер звонит Гидре. Без спешки она нажимает прием, и голос Хаски предлагает чуть ли не нагло:

— Поговорим?

— Хорошо. Когда?

— Сейчас, — продолжает голос. — Я у твоего дома.

Немного страшно и Гидра ждет, что с Хаски придется драться, а он, конечно, сильнее. Но это не важно, потому что Хаски, может, сорвется и успокоится, и все будет наконец-то хорошо.

Ничего хорошо не будет уже. Это Гидра понимает, когда приходит в себя в полуразвалившемся кирпичном здании без крыши над головой. Она сидит на невесть откуда взявшемся стуле, со связанными за спиной руками и первая мысль при виде Хаски: «Пытать будет».

— Я не пыталась предать Кая, — качает головой Гидра. Хаски, сидящий напротив, только теперь поднимает голову, наконец заметив, что она очнулась.

— Как думаешь, кто важнее — ты или Кай? — переспрашивает Хаски. Он постукивает по костяшкам пальцев пистолетом. Такой же использует Акросс, и такой же он потерял на кладбище.

— Это… Все не так, — возражает Гидра, чувствует, как ее начинает трясти. — Почему я или Кай? Я ведь ему не угрожаю.

— Акросс или Кай? — спрашивает Хаски, пожимает плечами.

— Кай, — врет Гидра, и Хаски смеется, дает понять, что распознал ложь.

— Было бы так круто обойтись без этого, — сжав голову руками, продолжает Хаски.

— Так давай… Ты отпустишь меня, и я никому не расскажу.

— Ага. А потом убьешь Кая, — кивает Хаски, не отрывая ладоней от лица. Пока он не смотрит, Гидра пытается распутать узел на руках, но даже не понять, получается это у нее или нет.

— Что за бред? Я не собиралась… — начинает Гидра, но Хаски поднимает голову, от неожиданности девушка вздрагивает.

— Пока что нет. Но вы же с Акроссом подружились.

— Я и Акросса раньше убить не могла… А уж Кая…

— Так тебе не надо ему глаза вырывать или ножом в животе копаться, — Хаски поднимается, подходит ближе. — У тебя же есть способность. Подошла к Каю близко и — вот уже лужица вместо него. Взрыв бытового газа.

— Разрешение на способность дает капитан, — напоминает Гидра. Она чуть пригибает голову, выражая покорность. Хаски недоверчиво цыкает:

— Так Акросс и даст. К нему в команду переберешься. С ним ведь по пути теперь, — он опускается на корточки перед стулом, смотрит в глаза, не отрываясь. — Ты же хочешь спасти его, бедного, несчастного. Кая зачем спасать? К тому же он просто замена Акроссу. Акросс должен был жить, а не Кай.

— Они оба должны жить, — поправляет Гидра.

— Это ты пока так думаешь… Конечно, проще было бы сделать это, когда тебе уже промыли мозги. А еще лучше после того, как ты попытаешься… Но я не могу ждать. Я спать не могу. Я не могу быть рядом с ним постоянно. Что, если я пропущу, когда вы попытаетесь?..

— Хаски, — мягко зовет Гидра. — Хаски? С тобой все в порядке?.. Ты не чувствуешь, что что-то не так?.. Разве ты хочешь меня убивать?..

— Не хочу. Но очень хочется, чтобы Кай жил, — Хаски облизывает губы, поднимается, наводит дуло на ее голову. Гидру продирает ознобом по позвоночнику, узел, который она распутывала, только сильнее затягивает ей руки.

— Хаски?.. — зовет она, и голос хрипнет, слезы выступают на глазах. — Поверь мне. Я не хочу Каю зла. Он для меня тоже особенный. Не надо. Это не честно, я не хочу умирать. Не хочу, чтобы меня убивал ты… Я ничего не сделала еще. Ты жить с этим не сможешь, Хаски. Пожалуйста. Просто опусти оружие, поговори с Каем, я уверена, он объяснит, что ты ошибаешься. Понятно обяъснит. И все будут живы. Они с Акроссом помирятся…

Гидра продолжает говорить только потому, что ей кажется — стоит замолчать, и Хаски выстрелит. Тишина — как условный сигнал нажать на курок. И Гидра все забалтывает и забалтывает, пока Хаски не стреляет. Рука, уставшая держать оружие, уже трясется, и Гидра это принимает за колебания, совсем забыв о том, каким может быть тяжелым пистолет.

Секунда — рука замирает, перестав дрожать, замолкает от удивления заплаканная девушка. А в следующую Хаски нажимает на курок.

Потом еще два раза для верности.

С ужасом Хаски ощущает, что в этих руинах он по-прежнему не один, оборачивается, ожидая увидеть свидетеля. И успокаивается, опускает оружие, натыкается на Вегу. Она тоже плачет, глядя то на Хаски, то на девушку за его спиной.

— Что же я наделала? — всхлипывает она.

— Кай не узнает? — растерянно, напуганно спрашивает Хаски, и Вега отрицательно качает головой.

— Нет. Не узнает.

Кай принимает трезвонящий под подушкой телефон за будильник и по началу не может понять, куда он собрался вставать в начале четвертого, а потом догадывается принять вызов.

— Привет, — здоровается голос Хаски.

— Еще злишься? — глухо спрашивает Кай.

— Да нет. Не знаю, что на меня нашло… Кай, ты такой щедрый на прощения. Мне нужно твое. Отдашь?

— За что тебя прощать? — растирая переносицу, спрашивает Кай и ложится на подушку, закрыв глаза.

— Когда мне было лет девять… У нас была собака. Дворовая. Тогда не принято было их стерилизовать. И она нагуляла щенков. Щенки были не нужны, кого могли раздали, но остались… Четверо что ли. Мать сложила их в картонную коробку из-под обуви. И отдала мне. Это не было чем-то жутким тогда. Все так делали, понимаешь? Топили или закапывали. Мы с друзьями взяли лопаты…

— Прекрати, — просит Кай, болезненно морщась.

— Нет. Я главного не сказал. Нам интересно было. Закопать. Живых. Это было для нас прямо круто, а не необходимость.

— Зачем ты это мне рассказываешь? Теперь, почти под утро.

— Мне прощение от тебя нужно. За тех щенков. Идиот был. Не знал, не понимал.

— А теперь? Закопал бы?

Хаски замолкает, и в эту паузу слышно, как булькает что-то. Хаски просто пьян.

— А не знаю… Рискнешь?

— Нет, — отвечает Кай, зевает, переворачивается на бок. — Я очень хочу спать… Зачем ты напился? Как же работа завтра?

— Что, завтра не суббота? — переспрашивает Хаски, то ли издеваясь, то ли правда спутав. — Нахер работу.

— Столько лет прошло, тебя только теперь скрутило?

— Из-за тебя, — с нажимом обвиняет Хаски. — Все из-за тебя. Ты делаешь людей лучше, либо заставляешь страдать за то, что они так и остались мудаками. Ладно, спи. Как-нибудь еще позвоню.

 

Глава 14

Каю даже стучаться не приходится — светлая дверь приоткрыта, за ней снова летний сад, залитый полуденным светом. Она ждет, сложив руки на пышных юбках, но есть что-то в ее лице и взгляде от провинившейся ученицы.

— Я слышала про вашу девочку, — спохватывается Вега, берется за фарфоровый чайник, суетится с чашками. Кай остается у двери, морщится болезненно. — Как жаль, правда так жаль… Сколько же ей было?

— Семнадцать, — роняет Кай. После паузы прибавляет:

— Мы ровесники.

— Да? Так страшно… Если бы я могла…

— Я знаю, что не можешь, — обрывает Кай нетерпеливо, кивает на чашки. — Прекрати суетиться. Сядь. У меня только один вопрос.

— Ну да, конечно, — соглашается Вега, но по-прежнему не оборачивается, хотя и чайник отставляет. — Что ты сделаешь, когда узнаешь?

— Начну думать, — отвечает Кай. — Но пока… мне просто нужно знать.

Шуршат юбки, когда Вега оборачивается заводной фарфоровой куклой.

— Ее убил Акросс.

Кай морщится, смотрит перед собой на слишком идеальную траву, потом на девушку в беседке.

— Зачем?..

— Она его держала.

— Мне казалось, что именно этого Акросс и хотел. Чтобы появился кто-то, кто его удержит.

Этот мир слишком нереальный, слишком лживый и идеальный, и только тут может показаться правдой, что Акросс мог убить человека из его команды.

— У вас война, — напоминает Вега, то ли прочитав его сомнения, то ли внушив их ему. — Или ты правда верил в то, что ему нужен мир?

Эти слова проходятся по Каю каленым железом, пощечиной, заставляют вскинуть голову. Если бы Вега не хотела рассказывать, она бы и не стала, но Кай верит, что врать она не будет.

— Я еще хотел спросить… Нет ли способа?..

Секунда, когда Вега еще стоит у чайного столика на веранде и в следующую уже оказывается около Кая, закрывает собой и сад, и беседку. Холодными ладонями берет за руки, уговаривает:

— Пожалуйста, не становись таким, как Акросс. Если бы кого-то можно было вернуть, я бы так и сделала. Я не могу по кусочку собрать ее голову и сказать вид, что ничего не было. Никто не умирал. Как и не могу отмотать на семь лет назад и спасти команду Акросса. Я понимаю, что для тебя это важно, но… не уподобляйся. Я не всемогущая. Я не смогла спасти ее, как и не смогла…

— Но дважды спасала меня, — Кай морщится, припоминает. — И Акросса с того света вытащила.

— Там была лазейка…

— А я? Ты всю команду собирала всякий раз, когда мне нужна была помощь, хотя меня даже не убивали. Но когда опасность грозила ей…

— Конечно, я за ней следила меньше, чем за тобой, вот и пропустила, — с нажимом произносит Вега, с рук ладони переходят на щеки, оставаясь все такими же холодными. — Прости, но я не могу быть всюду и уследить за всем.

— Да, я понимаю, — отстраняясь, кивает Кай. — Последний вопрос — и что же я делал, когда ее убили?

У лилий тошнотворный запах, но Кай вдыхает его, до головокружения, до омерзения. И вздрагивает, когда кто-то касается его локтя — справа стоит Дроид, без цветов, бледный, с запавшими глазами.

— Хаски нет? — спрашивает он, заботливо отодвигая от капитана лилии.

— Он в запое, — вздыхает Кай. — Я сказал о том, что случилось, но… он попросил больше так не шутить. Трубку потом не брал, на сообщения не отвечал.

— С чего он вдруг запил? — Дроид даже злится.

— Не знаю… Последний наш разговор был о том, что Акросс предлагает перемирие. Хаски это очень не нравилось, но ничего поделать он не мог. Я так понял, что от безысходности…

Они стоят чуть в стороне от остальных: от родных в черных платках, от вырытой ямы и закрытого гроба. У Гидры строгая высокая мама, чем-то похожая на мать Кая. Но эта не плачет, хотя глаза и красные — стоит прямая, застывшая в красоте своего горя. В то время как ее супруг — мужчина с короткой стрижкой и седеющими висками, плачет как-то по-женски, закрыв платком рот и нос, а все же беззвучно.

— Что случилось? — продолжает Дроид.

— Я все похерил, — глухо отчитывается Кай, сжимает губы. — Ты на грани. Гидру убили. Хаски запил. Я поверил Акроссу и ошибся.

— Думаешь, он ее убил?

— Пулевое в голову, — после каждой пары слов Кай сглатывает, перекладывает букет из одной руки в другую. — Слишком много совпадений. К тому же… Королева сказала, что он.

— Отморозок, — выдыхает Дроид, осматривается по сторонам. — Мне очень жаль. Гидра была хорошим человеком.

— Миротворцы всегда умирают первыми, — припоминает Кай, глядя то ли на вырытую яму, то ли на обитый ситцем гроб. — Она хотела нас помирить…

— И ты бы согласился?

— Да. Я… не думал, что Акросс настолько отбитый. После всего, что он пережил, начиная с детства и заканчивая крахом прошлой команды — я думаю, он немного тронулся. Но я был в его голове… Пусть не ради меня, но ради Гидры он и правда готов был меня простить и прекратить это. Он же любил ее… Что случилось-то?..

Кай оборачивается и смотрит так, будто спрашивает об этом у самого Дроида. Тот отрицательно качает головой:

— Я не знаю. Я нигде не был, ничего не видел, ни о чем не знаю. Ты простишь, если я не вернусь?

— Я и не хочу, чтобы ты возвращался… Или чтобы Хаски выходил из запоя, пока я не разберусь. Я больше не хочу никого из вас терять.

— Ты что? Всерьез решил убить Акросса? — не понимает Дроид, перехватывает Кая за плечо, разворачивает к себе.

— А что мне делать? — переспрашивает Кай. — Ждать, когда он доберется до кого-то из вас? Ждать, когда придет за мной? Все так логично… Кого еще он мог убить, чтобы доказать, что настроен всерьез? И для себя мосты сжег, и мне показал, что он решился… Зачем только был тот фарс с перемирием?.. Зачем обманул Гидру?

Заканчивается молитва, начинают опускать гроб. Приходит время взять горсть земли и попрощаться, и Кай передает цветы Дроиду, который наотрез отказывается подойти ближе.

И за пару шагов до разрытой ямы Кай видит его — прямо напротив. Акросс наблюдает за похоронами, сунув руки в карманы легкой осенней ветровки. Смотрит мрачно, но спокойно. И Кай забывает про цветы, про соблюдение ритуала с горстью земли, замирает. Поймав его взгляд, Акросс без спешки разворачивается уходить, не вынимая рук из карманов. Кай не может сорваться на бег, он осторожно обходит родственников, после этого прибавляет шаг и увязывается за Акроссом.

Догоняет уже ближе к лесу, на выходе с кладбища. Акросс, ни о чем не подозревая, оборачивается, удар принимает как должное, но все равно что-то не так, и Кай отступает на два шага назад, стиснув кулаки.

— Заслужил, — языком попробовав разбитую губу, кивает Акросс. — А теперь рассказывай, что случилось.

— Ты издеваешься? — переспрашивает Кай. — Вега все рассказала.

— От меня она заперлась. Кто ее убил? — глухо произносит Акросс, и Кай, глядя удивленно, ошалело, отвечает, как и собирался:

— Ты.

Он ждет, что Акросс рассмеется, объявит Кая идиотом, а перемирие — фикцией, но тот щурится, никак для себя не может осмыслить то, что только что услышал.

— Что? — переспрашивает Акросс.

— Королева сказала, что ее убил ты, — продолжает Кай.

— Нет, — возмущенно отвечает Акросс. — Что за бред… Зачем она врет?!

— Она бы не стала врать. И она должна знать все, — Кай начинает подозревать, что его разыгрывают, но сомнения разрешаются в момент, когда Акросс поднимает челку, освободив лоб.

— Твоя способность, — напоминает он. — Я ведь не смогу врать сам себе. Давай уже, чего ты там еще не видел? Я не попытаюсь тебя снова убить, просто хочу, чтобы ты понял — она врет.

— Я не могу ее использовать тут, — Кай ошарашен еще сильнее, отступает на шаг назад, едва не падает. — Господи… Ерунда какая.

— Ты мне веришь? — требует Акросс.

— Я не могу проверить, но… Но я видел, что ты не смог бы ее убить. Даже если бы думал, что можешь… Но ее убили выстрелом в голову. Огнестрельное только у тебя.

Акросс достает пистолет, вытаскивает обойму, оттуда выщелкивает два патрона, протягивает Каю.

— Проверь, пули должны быть другие.

— Но кто еще мог ее убить?.. У нее ведь не было проблем?

— Не было. Отец охотник-рыболов, менеджер, мама бухгалтер. К тому же если бы ее убил кто-то, кто не имеет к нам отношения, почему Вега не скажет правду? Мы могли бы объединиться. Найти их. Кай, только правду — ее ведь быстро убили? Ей ничего больше не сделали? Ее не пытали? Это хотя бы было без… без лишних страданий?

Кай отступает снова, такой Акросс для него непривычен, настолько растерянный, сломленный и слабый.

— Ты обманываешь меня, — неуверенно произносит Кай вместо ответа. И вздрагивает, когда рассерженный Акросс перехватывает его за ворот футболки.

— Я? И как ты это представляешь? Впервые нашел кого-то, кто перекрыл все то, что было в прошлом. Впервые нашел, за кого зацепиться, для кого жить дальше, и сам же уничтожил? Что у меня осталось без нее? Мать меня семь лет назад похоронила, этот мир для меня такой же игровой, как все остальные, команда из тех, кто бесит даже меня. И два трупа в подвале, которые оживают на пару часов — ходят, говорят. А потом у Тима ломаются пальцы и они начинают умирать. Я их все время призывал в надежде, что привыкну видеть в них живых, но они все умирают и умирают. Что мне теперь, третью пробирку рядом поставить, Гидру на два часа звать, чтобы и она раз за разом умирала?!

Кай перехватывает его руку, сжимает.

— Я тебе верю, — кивает он. — Но кто тогда виноват и почему врет Вега?..

— Я очень рассеянный, — начинает Акросс ледяным тоном.

— Он че здесь делает? — спрашивает один из близнецов. В нем нет прежнего задора, такие же ввалившиеся глаза, как у Дроида, даже на агрессию сил не остается. Кай стоит за спиной Акросса такой же спокойный и прямой.

Команда Акросса обосновалась в небольшой двухкомнатной квартирке, на кухне всем находиться тесно. Все вокруг светлое и обезличенное, словно казенный ремонт в новостройке.

— Везде оставляю свои пистолеты, — продолжает Акросс, игнорируя вопрос. — Один точно потерял. Знаешь когда?.. На кладбище. Ты еще за братом возвращался.

— Которого они же и убили, — продолжает близнец, снова огрызаясь в сторону Кая, тот молчит.

— Ты его не подбирал?

— Я даже не знал, что он выпал, — отвечает тот.

— Не врешь? — хмурится Акросс. — Дело в том, что в городе находят трупы с пулевыми.

— И что? Так тут не принято?

— Оружие тут под запретом. У братков может и есть, но этих людей им убивать незачем. Вот мы с Каем и решили поискать, кто мог воспользоваться моим просчетом.

— Мало ли кто подобрал?.. Хотя я слышал, что тут одна банда собиралась, которые…

— Не в банде дело, — перебивает Акросс. — Просто погибшие имеют отношение к нашим разборкам.

Близнец замолкает, насупившись, потом вдруг понимает радостно:

— Пса твоего убили?! Серьезно?

— Нет, — вздыхает Кай. — Он не знает. Он и правда начал бы с Хаски. К тому же… Акросс, ты же в курсе, им просто так убить скучно.

— Ну да, они бы пытали, — кивает Акросс. — Мей?

Он оборачивается. Сидящая на подоконнике девушка разводит руками:

— Скажи кто умер. И когда. Может у меня алиби есть. Давно вы подружились? Раз наши все на месте, значит, пришили кого-то из команды Кая. Раз вы вместе ищите, то девку.

— Я ее из окна выброшу, — выдыхает сквозь зубы Акросс. — А потом в штаб вернусь и…

— Почему ты среди нас ищешь? — вступается Гранит, закрыв от капитана занервничавшую Мей.

— Потому что сложно искать по городу среди непричастных людей, — отвечает за него Кай. — И мы решили сначала проверить тех…

— Они решили, — вздыхает близнец. — Давно вы помирились?

— Мы вцепимся друг другу в глотки сразу после того, как разберемся с тем, кто убил нашего общего друга, — почти обещает Акросс. Кай только смотрит ему в затылок секунду-другую, но отвлекается на Мей.

— Я тут была. Почти не выходила… Мы все тут были. Почти всегда кто-то дома да оставался. Все ждали, когда начнется, наконец, что-то интересное.

— Нас глупо подозревать, — кивает Гранит.

— Тогда где мне искать? — Акросс прячет за ладонями лицо, растирает веки.

— Не тут, — отрезает Гранит.

Каю открывает плотная женщина в затертом халате, и он смущается, теряется в первую секунду, прежде чем взять себя в руки и вспомнить, зачем пришел.

— Здравствуйте, — кивает он. — Я хотел поговорить с Русланом. Я чувствую себя немного виноватым в том, что он запил, и хотел бы это исправить…

— Чего ему из-за тебя пить? — переспрашивает женщина, осмотрев его с ног до головы. Кай и Хаски слишком разные, сложно признать в них друзей.

— Можно с ним поговорить? — нажимает Кай, пытается войти, но дверь закрывается до щелочки.

— Он просох уже. Не пьет дня два.

— Он не отвечал на звонки, — отзывается Кай так, словно это что-то объясняет.

— Мне откуда знать, почему он тебе на звонки отвечать не хочет… Я короче того… передам, что ты заходил.

Дверь быстро захлопывается. Кай даже не назвался, так что вряд ли Хаски что-то передадут.

Когда он выбирается на улицу, уже темно, десятый час. Какая-то компания шумит во дворе, и несколько секунд Кай вглядывается, пытаясь найти среди них Хаски. После этого спускается с крыльца, направляется к остановке.

Странно, но он почти отвык осознавать, что шумные компании пьяных и веселых ребят, а откровенно говоря гопников — родная стихия Хаски. Конечно, Хаски был похож на неприятного типа поначалу, когда появился в команде, но потом от прошлой жизни у него остался только гонор и умение драться.

Будь Кай в самом деле тем домашним мальчиком, в какие его давно записали, он бы и внимания не обратил на то, как в компании стало тише, и разговоры перешли в шепот. Но это первый звоночек об опасности. Оглянувшись на секунду, Кай видит, как поднимаются с лавочек опасно покачивающиеся парни, отмечает, что у него начались неприятности. И, обернувшись снова, чтобы прикинуть, в состоянии ли компания его догнать, врезается в кого-то.

Хаски стоит на его пути нерушимой скалой, смотрит в ту сторону. При виде него компания теряет охотничий интерес, машет в приветствии. Хаски кивает, перехватывает Кая за шкирку и тащит за угол дома.

— Не смешно, — ругается Хаски. — Ни разу не смешно. Тебя правда ни на минуту одного оставить нельзя?

— Ты же оставил, — напоминает Кай. — Я думал, что ты в запое. Почему ты не отвечал?

— Говорить с тобой не хотел, — признается Хаски.

— Вот как? Теперь что изменилось?

— Теперь моя прошлая компания чуть тебе нос не сломала. К тому же они пьяные. Разошлись бы…

— Ты их знаешь? — скорее подтверждает, чем спрашивает Кай.

— Не начинай. Ты с Акроссом подружился, а теперь высказываешь, что я не с теми общался.

Кай хочет рассказать про Гидру, и все-таки не может, идет рядом молча, стараясь смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о мусор.

— И ты тоже? — переспрашивает наконец Кай. — Таким же был? Не будь мы знакомы, тоже пошел бы за мной?

— Я бы первым и предложил, — кивает Хаски.

— И раньше тоже? Правда всем этим занимался — дрался, отбирал телефоны, что еще вы там…

— Да, — просто отвечает Хаски.

— И после этого просил у меня прощения за закопанных щенков? — не понимает Кай.

— Помнишь, как ты сказал?.. На другое мне не нужно прощение. Совсем я не беспределил, тоже знаешь ли…

— Ты убивал? — перебивает Кай. — Не щенков. До того случая на кладбище.

— Нет. Это тоже было вроде черты, за которую переходить нельзя. Я бы и тебе максимум нос разбил. Так, для профилактики. Ну и потому что меня бесят правильные мальчики, забредающие в плохие районы ночами.

— Насчет Гидры… — начинает Кай.

— Значит не приглючилось, — вздыхает Хаски, идет по-прежнему впереди, не оглядывается. — Это ведь Акросс?

— Нет, — вздыхает Кай. Хаски даже оборачивается.

— Как же нет? А кто тогда?

— Я не знаю. Это и пытаюсь выяснить.

— Что делать будешь, когда узнаешь?

— Почему я? — не понимает Кай. — Она и тебе была другом. Разве ты мне не поможешь искать?

— Это Акросс, и искать не надо, — отрезает Хаски, снова двинувшись в сторону остановки. — Как только ты поймешь, что я прав, позови. Для тебя я убью его. А тебе мараться не надо.

— Одному из братьев было скучно и некуда девать агрессию, — рассказывает Акросс по пути. Он цепляется за верх бетонного забора, подтягивается, забирается. Оттуда протягивает Каю руку, помогает подняться. — Он нашел этих ребят. Сам там еще не был, но говорит, что собираются отморозки с округи… Там услышал, что лидер у них просто выродок из выродков. И девушку не так давно он похитил и убил.

— Какой ему смысл просто похищать и убивать девушку?.. — переспрашивает Кай. — Мы зря идем, это был кто-то из своих.

— Может и не зря, — замечает Акросс. В середине пустыря — коробка будущего торгового центра с провалами окон. — Не могу не проверить.

— Я не уверен, что могу разгонять в городе банды отморозков, которые врут о том, что убивают людей, — замечает Кай. — Это больше по твоей части.

Акросс оборачивается, смотрит на него так долго и сурово, что, кажется, вот-вот ударит, но, сдержавшись, хлопает по плечу.

— Конечно, по моей части. Акросс — вот уже шесть лет мочит авторитетов и сжигает их дома. К слову, это вообще был не я. Они просто за мной увязались и… оно того не стоило.

— Когда-нибудь я спрошу тебя, каким был наш папа, — кивает Кай, в ответ получает прохладное: «Не нарывайся».

Время ночное, и на этот раз Каю пришлось снова сбежать из дома, хотя и более рискованно — мама спала в соседней комнате.

Охраны не видно, но внутри постройки шумно, что-то обсуждают, звенит битое стекло. Каю немного страшно, потому что лезть сюда не то же самое, что играть в войнушку с Акроссом. И он держится чуть позади брата, стараясь не высовываться, и, сам себе в этом не признаваясь, полагается на него.

А потом Кай узнает голос — еще до Акросса. Замирает, как вкопанный, пытается схватить брата за ветровку, но пальцы соскальзывают с ткани, и Акросс видит все сам.

Хаски не пил, но и времени зря не тратил. Собирал банду отморозков.

Они громко смеются, сплевывают на бетонный пол, обсуждают что-то между собой, и все же Хаски из них выделяется, как вожак стаи.

Акросс оборачивается, долго смотрит на Кая, в глазах его как в лавовой лампе плещется что-то, трансформируется, меняется.

— Нет, — шепотом произносит Кай. — Это недоразумение.

— Ты готов поверить, что я убийца, но своего пса даже не подозреваешь? — переспрашивает так же тихо Акросс. — Почему нет?

И Кай не выдерживает, отталкивает его в сторону, и прямо, не скрываясь, выходит вперед, к той комнате, где происходит все веселье. Голоса постепенно затихают, люди расступаются, оставив Кая напротив Хаски, смотреть в глаза друг другу.

Секунда, другая, пока не восстанавливается полная тишина, потом Хаски улыбается — дружелюбно, самоуверенно, как прежде.

— Ну ты совсем больной, — прибавляет он. — Ты чего пришел? Я тебя к себе не возьму.

Смешки, от которых Каю еще больше не по себе, но пока не все потеряно.

— Говорят какую-то совсем ерунду, — неуверенно, стараясь не смотреть по сторонам, начинает Кай, и с каждым словом к нему возвращается самообладание. — Что ее убил ты…

Хаски снова усмехается, как дурной шутке, отрицательно качает головой.

— Рус, он слишком много знает! Может, его тоже убить? — раздается из компании и прежде, чем Хаски успевает одернуть, прибавляется:

— Как рыжую!

Кай широко открытыми глазами смотрит в лицо Хаски, хотя и не может больше ничего сказать. Потому что хочет оправдать его, а нечем. Хаски, разочарованный, смеется горько и делает какую-то невнятную отмашку. Кай ее не понимает и, все еще растерянный, получает удар в основание шеи сзади, потом в живот. После этого они сыплются градом, его сбивают на пол.

Спасает Кая выстрел — вспугнутое воронье останавливается, отступает от него на шаг, безошибочно понимают, что выстрел был именно для этого. Кай, только что бывший комком слизи, а не человеком, снова раскрывается в личность, чувствует, как горячая кровь капает из носа, пытается подняться, но замирает. Хаски на расстоянии вытянутой руки от него, но смотрит вперед. Там, за спиной Кая, стоит Акросс, держит пистолет дулом вверх, но под глазами залегли тени и что-то жутковатое копошится за его спиной, дымкой оседает на плечи.

— Интересная игрушка, — ледяным, незнакомым тоном, комментирует Хаски, кивнув на пистолет. — А вы что? Заодно теперь?

Кай снова пытается встать, глядя на Акросса, и на этот раз его останавливает щелчок снятого с предохранителя оружия. У Хаски тоже есть оружие, более того — то же, что и у Акросса. Один из его же пистолетов.

— На кладбище подобрал, — пожимает плечами Хаски. — Гулял-гулял…

Акросс еще больше мрачнеет, и у Кая ощущение, что он теряет их обоих — и того Акросса, который хотел искать вместе с ним убийцу, и того Хаски, который защищал и всегда был рядом. Но продолжать сидеть на месте он не может, наконец собирается с силами и поднимается, и вздрагивает от чужого, холодного тона:

— Куда собрался? Я в тебя целюсь.

Кай оборачивается — дуло пистолета смотрит ему в живот, и руки у Хаски не трясутся. Жуткими тенями рассредоточены по углам люди-хищники, тьма за плечами Акросса, в его лице.

— Ты ее убил? — спрашивает Акросс тоже совершенно чужим, ледяным тоном. — Зачем?

— Силы попробовать, — пожимает плечами Хаски. — Иногда, знаешь… Есть люди, которых убьешь — и уже никого не жалко будет. Да, Саш?

Кай по-прежнему не может заставить себя бояться. Он выпрямляется, полностью разворачивается к Хаски и не пытается прикрыться или уйти от прицела. Даже если Хаски сорвался, даже если он убил Гидру — выстрелить в Кая он не сможет.

— Наверное, круто, когда есть брат. Саша же всегда мечтал о старшем брате… А он тебе о прошлой семье не рассказывал? — спрашивает новый, чужой Хаски.

— Прекрати, — командует Кай, и, конечно, Хаски продолжает назло:

— Ох, отец его лупил… Хотя был ли он ему отец тот еще вопрос. Мать нагуляла. И папа стал замечать, что ребенок чем старше становится, тем меньше похож на него и больше на соседа.

Странно, как самые сильные эмоции зарождаются в животе, расползаясь оттуда по всему телу. Кай теряется — он никогда не знал, насколько Хаски глубоко залез в его прошлое и что именно видел, они это не обсуждали. Кай чувствует, что сейчас, на глазах у своей стаи, его, слабого и избитого, Хаски не послушает. Отсюда нужно убираться и попытаться поговорить потом, наедине. Но поговорить о чем, если Хаски опустился еще ниже, чем был до их встречи, до участия в играх?

— Но это ерунда, — свободной рукой отмахивается Хаски. — Знаешь, как Саша попал в детский дом, а потом и на твое место?.. Думаешь, отец его выгнал или так отходил, что он в больницу попал? Нет, его аккуратно били. Даже слишком… Саша сам себя со второго этажа сбросил. Руку сломал. И родителям ничего не сказал, с переломом в школу пришел, а когда спросили — ответил, что это отец. Вроде отцу какой-то срок дали за это? А ведь Саше всего семь было.

Было бы проще, если бы Хаски врал. Кай стискивает зубы, чтобы унять дрожь. Выпрыгнуть со второго этажа, и без свидетелей, было непросто. Почти сутки при ноющей боли в руке делать вид, что с тобой все в порядке и не плакать, терпеть. Каю казалось, если мама заметит перелом, она придумает что-то, чтобы спрятать ребенка дома, не ходить к доктору. И тогда все усилия напрасны.

Какое-то время потом были добрые люди, которые делали вид, что им не все равно. Они хлопотали над Каем и выспрашивали: как часто папа пьет, как часто распускает руки, бьет ли маму или только его и как же это мама-то позволяет? Кай не мог попасться на лжи, потому что кроме перелома все было правдой.

В детском доме было так же страшно, временами тоже больно, но даже там он не жалел, что смог сбежать. Ему казалось, что у родного отца такие права на него, что однажды он мог убить Сашу.

И Кай каждой порой кожи чувствует, что сейчас такая же власти над ним, право обладания, и у Хаски. Потому что Хаски столько раз его спасал, что теперь может и уничтожить. Кай и не заметил, когда успел так запустить эту ситуацию.

— Я ее из-за тебя убил, — сквозь зубы выдыхает Хаски. — Ты ведь сам знаешь… А получается, что зря.

— Я тебя не просил, — срывается Кай. — И ты знал!..

— Кай, отойди, — команду Акросс. — Я его пристрелю.

Хаски поднимает пистолет выше, к сердцу.

— Только дернись.

— Ты не выстрелишь, — заверяет Акросс, но Кай чувствует свое будущее. Рана от пули в груди начинает болеть за секунду до того, как Хаски нажимает на курок.

Сильным ударом Кая толкает назад, время застывает, сгущается вокруг него, и Кай слышит женское, почти истерическое:

— Что ты наделал?! Зачем?! Ты должен был защищать Кая, я это в тебя вкладывала!

— Я что, похож на марионетку или верного пса?

— При чем тут?.. Какой смысл в том, что ты говорил? В том, что сделал, если в итоге ты пытаешься убить Кая?

— Слишком много клином на нем сошлось. Слишком жутко от себя, от этой преданности…

— И ты решил избавиться от этого, убрав Кая?.. Ты меня недооцениваешь, Хаски.

Кай видит платье пышными юбками, но образ расплывается, становится похожим на облака. Время застыло, но боль — нет. Она распространяется от ранения по телу, тянет к полу и с утроенной силой вспыхивает, когда Кай наконец падает. Кто-то гасит мир.

Кай тонет, и это кажется ему логичным, как если бы последним воспоминанием была перевернувшаяся лодка. Но вода кругом черная, и он не может вспомнить, как правильно плавать. Волны толкают его то к спасительному берегу, то к темной, беспросветной глубине.

В конце концов, от Кая ничего не зависит, но, уже выбившись из сил, он ощущает под пальцами ил, вытаскивает себя на берег. На желтом песке остаются красные кляксы, но Кай не ранен, только жжет плечо и саднит отчего-то горло. Какое-то время он лежит, вцепившись в берег, пытается отдышаться. Волны облизывают его ноги, но больше не могут затащить обратно, в штормовое черное море.

И все же — Каю беспокойно, как оказаться в фильме ужасов. Он приподнимает голову, чтобы осмотреться, куда попал. На берегу уже есть чьи-то следы, цепочка их уходит в лес. Одиночество тут жутко настолько, что Кай поднимается и идет искать этого единственного человека, оказавшегося с ним в одной западне.

При входе в лес окружающий мир начинает меняться, скрывается черное море, даже просвет к нему теряется, и сам лес как картинка-мозаика перестраивается, стесывается, и вокруг Кая уже пустырь с месивом грязи, обнесенный колючей проволокой. Кай сглатывает, осматриваясь, и вместе со временем в этом мире запускается и проливной дождь, и откуда-то издали слышен приближающийся собачий лай. Этот звук, шум своры, похож на цунами.

И вся эта лавина производит на Кая такое впечатление, словно явились Всадники Апокалипсиса. Прежде, чем успевает осмыслить это разум, приходит в движение тело, и Кай, оскальзываясь, спотыкаясь, но с низкого старта поднимаясь снова, рывками, бежит вперед к забору, к колючей проволоке, он попадается в этот клубок как рыбка в сеть.

Собаки, уже не те жалкие и умилительные создания, что тыкались в руку мокрым носом и смотрели грустными глазами — машины для убийства, которых не научили жалости. И Кай, как и полагается обычному человеку, боится за себя, изо всех сих рвется вперед, через проволоку, оставляя на ее шипах клочки одежды, раздирая кожу до крови.

В ту секунду, когда он почти выбирается на свободу, где его не достанут, исчезает и ливень, и проволока, и лай. Кай посреди вагона движущегося электропоезда. Старого, с деревянными лавочками, с протертым полом, заплеванными окнами и исписанными стенами. Сидения тут отчего-то огромные — по плечо Каю, и он не сразу понимает, что это он маленький. За спиной — потрепанный рюкзак, за окном похороненные под снегом леса.

— Я смог сбежать? — вслух спрашивает Кай. — Разве я не опоздал тогда?

Вагон покачивается, за окном проносятся пустые станции. До Кая не сразу доходит, что в этом мире нет никого. Он выглядывает в соседний вагон, проходит до следующего, но и там тоже — пустые лавочки. Эта пустота пугает еще больше, чем прежде спущенные на него собаки. Кай не просто один посреди вымершего мира, он еще и движется куда-то в пустом поезде и, конечно, не может сойти, потому что нет никаких остановок.

Он пытается открыть дверь на улицу в тамбуре, потом ковыряется с окном, до которого достает только с ногами забравшись на скамейку, но и то не поддается.

И Кай оседает на лавочку, начинает осознавать — не мир вымер. Он умер.

Как только эта мысль доходит до него, в груди проклевывается ключ, из него толчками начинает бить розоватая, как разбавленная, кровь. Бледный от ужаса, Кай закрывает это место руками, и поток бьется в его ладони как второе сердце с правой стороны.

Но вот что странно — когда он уже уверился, что один на весь этот мир, смирился с этим, грохот открываемой двери в пустом мире пугает его больше, чем вся эта пустота. Вспугнутым зверьком Кай оборачивается — у входа в вагон стоит Акросс, вполне взрослый, запыхавшийся.

— Ну наконец-то нашел, — выдыхает Акросс, прикрывает глаза на секунду. — Ладно, пошли…

Акросс ассоциируется с болью, с горечью поражения, с бесконечным количеством собственных смертей, и за Кая снова говорят инстинкты первее разума — соскочив с лавочки, он бежит вперед, по направлению движения, со всей детской прытью. И ужас его сильнее, чем когда он убегал от своры собак.

Все снова меняется, и постепенно деревянные желтые лавки становятся спелыми колосьями ржи, вместо вагона — бескрайнее поле, и Каю опять семнадцать. Он останавливается отдышаться, упирается руками в колени, и будто впервые видит, как из раны на груди крупными каплями розовое капает в землю. Рожь и почва пьют Кая, хотят сожрать его, и он выпрямляется, достает платок из кармана, затыкает рану как течь в лодке. Как ни странно — помогает. Но в мире тишины и безмолвия по макушкам колосьев проходит ветер, который совсем не задевает Кая. Он чувствует — где-то тут новая опасность, ее нужно найти, чтобы не наткнуться на нее случайно, когда снова побежит.

Кай оглядывается кругом и замечает его почти сразу — голова торчит над колосьями ржи. Черная, лакированная и такая же, как в учебнике истории — собачья маска бога Анубиса. Это существо пока и само осматривается, ищет его среди поля. Кай пригибается, закрывает себе рот руками, чтобы подавить рвущийся крик. Ужас такой, что вытесняет все остальные чувства. Не разгибаясь, Кай ползет в противоположную от бога сторону. Но в звуке снова зашуршавшей без ветра ржи ему кажется, что это движение Анубиса за ним, что судья загробного мира вышел на его след. И Кай снова бежит, больше не пригибаясь, и не оборачиваясь. Заметив его, Анубис рычит вслед голосом, который кажется знакомым:

— Кай! Кай!

Бежать по полю проще, чем по движущемуся вагону или продираясь через колючую проволоку. Конечно, иногда травинки режут его, да и земля мягкая, но Кай вспоминает о том, что может прятаться, и ныряет в колосья как в воду.

Что-то черное мелькает впереди, и прежде, чем Кай успевает уйти в сторону, ловит его, плотно прижав к сильному телу.

Кай орет, ощущая себя попавшим в силки пушным зверьком, с которого теперь живьем снимут кожу, но, рывками пытаясь его увести, знакомый голос над ухом говорит:

— Тише. Это я. Я тут, чтобы тебя вытащить. Я не сделаю больно.

Это не совсем голос Акросса. Скорее голос Виктора, каким он себе его представлял. И держит Кая не его главный противник, а тот самый старший брат с фотографий, неожиданно такой надежный и сильный. Страх отступает, хотя обернувшись Кай и видит устремившегося к ним бога с головой пса. Но Кай больше не сопротивляется, позволяет брату перехватить себя за руку и тащить дальше. Акросс словно знает, куда нужно, и он оборачивается вместо Кая — проверить, далеко ли их преследователь. Наверное близко, потому что после каждой такой проверки Акросс дергает брата, и прибавляет скорости. И в какой-то момент отпускает его руку, кладет ладонь на затылок Кая и подсказывает падать.

Вместо земли они летят в дыру, вываливаются снова в мире темном, жутковатом, где небо заменяют красноватые своды пещеры.

Виктор дышит глубоко, не сводя глаз с дыры, из которой они выбрались. Кай открывает рот, чтобы его окликнуть, и не может выбрать имени. Конечно, надо назвать брата Виктором, но если позвать его: «Акросс», то можно узнать, настоящий ли он или придуман.

— Что происходит? — спрашивает Кай, так и не решившись. Брат не высокий, хотя Кай все равно ему по переносицу.

— Хороший вопрос, — кивает Акросс. — Дыра в груди не смущает? А тот, кто за нами гнался, тебя ни на какие мысли не натолкнул?

— Анубис? — переспрашивает Кай, и Акросс смотрит на него удивленно. В первое мгновение Каю кажется, что тот просто не знает, что это за бог такой, но Акросс словно сам себе подтверждает:

— Так вот, как ты его видел…

— А кто это?..

Договорить Кай не успевает — сотрясается пещера, и от того, что ужасы идут по нарастающей, он ожидает чего-то действительно сумасшедшего. Кай не сразу даже узнает его — истукан по центру пещеры, в нескольких метрах от них с Акроссом. У него красные воронки вместо глаз, сам он выше пояса вырастает из земли, а ниже будто и нет ничего. Кай скорее по ощущениям узнает в нем отца, чем внешности. Исполин принюхивается, поворачивается в их сторону, и снова своды трясутся. Акросс старается держаться так, чтобы брат был у него за спиной, хотя и сам робеет перед этим чудовищем.

— До сих пор не сдох, — сетует исполин. Когда он поднимает руку для замаха, начинает рушиться потолок.

— Знаешь… Я назвала тебя лучшим другом. Я правда считала, что это я тебя придумала, потому что настоящий не мог быть настолько хорошим. Ты ведь меня тоже считал лучшим другом?

Кай сидит на разложенном темном диване, поджав под себя ноги. На полу шевелится что-то — то ли трава, то ли черви копошатся. Он оборачивается на голос, но головы не поднимает. Видит только светлый подол платья, похожего на свадебное. Не сразу, но он вспоминает, что это голос Гидры.

— Да.

— Разве у тебя нет друзей тут? Разве с Хаски вы не общались больше?

— Хаски другой. Он колючий. К нему толком не приблизишься… — Кай чувствует, как этот разговор успокаивает его, остается только неясное чувство тревоги.

— По-моему, он ни с кем из нас так толком и не подружился. Наверное, из нас была не такая хорошая команда, как мы предполагали… Кай, скажи мне, пожалуйста. Ты поможешь Акроссу? Я побаиваюсь за него, вдруг он теперь совсем сорвется… Но ты его брат. Ты мог бы снова дать ему смысл.

— Акроссу я не нужен. Он ненавидит меня, — хмурясь, отвечает Кай, наблюдая, как продолжает копошиться что-то на полу. Ему немного страшно за Гидру, что она так спокойно стоит в этом живом море. Но существа остаются на кромке подола, выше не лезут.

— Это не так. Все, что делает Акросс — пытается понять устройство происходящего. Все эти годы он словно учится плавать… И он знал, что все это случится. Помнишь, еще в том вашем разговоре тебе сказал… Спросил… Послушай, Кай, ты ведь не винишь себя? Я же знаю, что тебе проще будет сказать: «Это я виноват». В том, что не заметил этого в Хаски. В том, что недостаточно его перевоспитал. Что не понял вовремя… Но ты не виноват, Кай. Тут никто не виноват. Хотя мне будет тебя не хватать, но все же — я рада, что тебя смогли вытащить… Даже если Акросс снова скажет, что тебя спасла Вега. От ранения в голову выжить невозможно. У тебя все не так плохо.

Кай касается ноющей раны в груди, но там почти ничего уже нет, только светлая затянувшаяся воронка.

— Я не умер? — переспрашивает он и моргает часто, пытается поднять голову, но Гидра быстро кладет холодные руки ему на затылок, заставив опустить взгляд.

— Нет, не умер. У меня ощущение, что если бы умер ты, был бы реально конец… Для Акросса, для Хаски, для Веги, да даже для Дроида… Его бы это добило, так?

— Так, — соглашается Кай. — А как же ты?..

Так бывает во сне, когда долго разговариваешь с кем-то, и не помнишь главного — что с ним уже год принципиально не общаешься. Или что этот человек мертв. Кай не помнит ничего, только странное чувство страха, как нарастающий шум, не дает ему покоя.

— Мне бы очень хотелось остаться с тобой и Акроссом… Так интересно было бы посмотреть на то, как вы привыкаете к роли братьев. Так интересно было бы узнать, к чему Акросс придет. Когда он успокоится… Но мне пора.

Она убирает руки, Кай наконец может поднять взгляд.

У Гидры прострелена голова, плечи платья запачканы кровью.

Когда раздается крик, вздрагивают все, даже всегда спокойный гранит. Железная дверь в подвал Акросса покрывается прорастающими лилиями, в несколько секунд они расцветают и опадают мертвыми, становятся сухим стеблем и пылью.

— Мне все время казалось, что у Акросса в подвале пыточный склад. Теперь я в этом вроде как убедился, — произносит один из близнецов. Он сидит, положив голову на столешницу, пока брат копается с заваркой и чаем.

— Мог бы и нас позвать. Мне бы хватило чайной ложки, — замечает его брат.

— От физической боли он бы так не орал, — вступает в разговор Гранит. Штаб похож на общежитие — общая кухня и по кругу от нее комнаты. И только к капитану надо спускаться. — Что там у Акросса? Ты же там бывала?

Мей вздрагивает снова, она бледная. Негромко, боясь кого-то, отвечает:

— Я там никогда не была. Если Акроссу было нужно — он сам приходил. А в подвал никогда не пускал… Даже меня.

— Отличная мы команда. У нас капитан живет в подвале и спит, наверняка, в гробу, а нам и дела нет, — вздыхает Гранит. — Ладно, надо проверить… Может его и правда там пытают.

— Так некому же, — пожимает плечами один из братьев. Гранит не слушает — отставляет чашку в мойку, идет к двери в подвал. Смахивает с железа прах цветов, дергает ручку на себя, но та не поддается, приходится сильнее. Что-то ломается с треском, и железная дверь оказывается деревянной, просто обитой по поверхности листовым металлом. Еще один рывок — и она открывается. Мей смотрит в другую сторону, близнецы вытягивают головы заглянуть, что там. Но тут же ныряют подальше, потому что распахивается входная дверь. На секунду Акросс замирает на пороге, глядя на Гранита как на предателя.

— Он орал, — ворчит тот.

— Еще бы он не орал, у него в башке черт ногу сломит. Я такого кошмара со времен Тима не видел, — ворчит Акросс, пренебрежительным жестом отгоняет Гранита от двери, а сам спокойно спускается в подвал.

Оказавшись на полу, он носком ботинка поддевает колосящийся росток чего-то зеленого, раздраженно фыркает, подходит к дивану и присматривается к Каю как к музейному экспонату. Тот сидит, спрятав лицо в коленях, граница его тела стерта, похожа на дым, завивается кольцами и уходит в пространство вокруг.

— Хотя бы без монстров, — кивает Акросс. Кай, словно только сейчас его заметил, отрывает голову от колен, смотрит покрасневшими глазами. — Только не смей бежать.

— Гидра просила тебе помочь, — припоминает Кай.

— А. Хорошо. Я к тому, что я тебя убивать не собираюсь. Я тебя вытащил. Помнишь?

Кай кивает, осматривается.

— Где я? Почему тут? Надо домой, мама будет волноваться…

— Наверняка ей уже позвонили, — Акросс отходит к шкафу, убирает аккуратно туда свитер, остается в рубашке, садится за стол, к Каю лицом.

— Позвонили?

— Ты в штабе у меня. Кай, ты в игре. Это не настоящий ты.

— Что это значит? — Кай все еще не понимает, но его очертания становятся все более четкими — он возвращается из своих кошмаров.

— Тебя оперировали. Я спустился за тобой, вытащил и принес сюда. Потом вернулся в реальность. Узнал, что ты выжил. Мне правда было интересно — тут-то ты живой, но мы оба знаем, что с реальностью и этим миром могут быть различия. Как у меня.

Кай, быстро приходит в себя, опускает босые ноги на каменный пол. Рана не болит, только чешется и кружится голова. И все же он ощущает этот мир полнее, такого с ним в играх еще не бывало.

— Там был еще кто-то…

— Там было много кого. Даже я немного испугался, — вздыхает Акросс, наблюдает за Каем, не сводя глаз, и вовремя предупреждает:

— Не подходи туда.

В углу просторной темной комнаты — камера. Крепкая дверь с зарешеченным окошком. И оттуда на Кая смотрит что-то, похожее на запертого монстра.

— Ты кто? — спрашивает усталый голос из-за двери.

— Я младший брат Акросса, — признается Кай. — Капитан другой команды.

— Я не знал, что у него был брат… Когда я отсюда выберусь, я убью тебя у него на глазах. Я придумаю как, но смерть не будет быстрой.

— Мне плевать на него, — громко окликает Акросс.

— Это не так, — шипит из-за двери. — Ты заботишься о нем… Сам сказал, что спас его. Принес сюда… Ты никого сюда не приводил.

— Но ты ведь тут, — пожимает плечами Акросс.

— Вы Легион? — понимает Кай.

— Брат рассказывал?

— Я повторю, отойди от двери. Он реагирует и разговаривает только если к ней подходить, в остальное время спит.

Кай послушно отступает. Вспомнив что-то, он осматривается и, наконец, замечает их.

Это похоже на фантастический фильм о будущем или пришельцах, и в декорациях каменного подвала смотрится неестественно. В углу напротив камеры две огромные колбы, наполненные жидкостью. В одной из колб застыл в невесомости Барс, в другой Тим, и глаза у обоих закрыты, они даже не дышат. Как заспиртованные дети в кунсткамере.

 

Глава 15

Вода выплескивается на пол, у Кая промокают ноги до щиколоток. Барс в следующую секунду после того, как оказывается на воздухе, начинает кашлять так, словно его рвет. Пытается опереться о каменный пол, но соскальзывает, падает обратно и уже не шевелится, только дышит глубоко.

— Падла, — жалуется Барс. — Акросс блин… С каждым разом все стремнее. Я, конечно, понимаю, что мы не…

И замечает, что Тим остается на полу безжизненным манекеном. Он не только глаз не открывает, он и не дышит. Барс и Акросс бросаются к нему одновременно, а что делать не знают — переворачивают на спину, заглядывают в лицо.

— Опять, — обеспокоенно выдыхает Барс, едва не скуля от бессилия. — Второй раз уже… Почему Тим-то? Он же самый…

Тим перебивает его кашлем, переворачивается на живот, скручивается улиткой без панциря.

— Живой, — вздыхает Акросс. Тим отвечает что-то раздраженное, глухое. Барс уже отвлекся — пялится на Кая во все глаза так, что даже неловко.

— Привет, — улыбается Барс. — Акросс, сначала надо нас будить, а потом гостей звать.

Тим выглядывает из-под руки, но снова отворачивается.

— Я на этот раз по делу, — серьезно оправдывается Акросс. Барс смеется:

— Тим, ты слышал? Он по делу.

— Отвали, — выдыхает Тим и, выпрямившись, глядя прямо на Акросса, спрашивает только:

— Кого убить?

Кай вздрагивает, в беспомощном жесте хватает Акросса за рукав.

— Ты хочешь его убить?

— Тим и Барс абсолютное оружие. Потому что уже умерли, и умирать теперь могут только так, и когда придет их время. Я не могу часто мотаться в твою реальность, при этом заходя в штаб… Но тебя нужно было тут спрятать. Поэтому в ближайшее время в твой мир я не попаду. Как я могу спокойно ждать, когда знаю, что он еще жив?

— Я с ним поговорю, — обещает Кай. — Тут что-то не так…

— Ты уже пытался с ним поговорить, — напоминает холодно Акросс, отнимает у него свой рукав, отодвигается.

— И нам вкратце, — просит Барс.

— По дороге обсудите.

— С чего ты взял, что я смогу туда попасть, если там без сознания? — не понимает Кай.

— Что, не хочешь попытаться? — фыркает Акросс. С каждой фразой они все дальше друг от друга. Тогда в разговор и вступает Тим — указывая на Кая, он спрашивает:

— Это он?

Замирает Кай, отходит к своему дивану Акросс, и что-то поясняет только усмехающийся Барс:

— Однажды Тим спросил у Акросса про другого капитана. Рассказать там… И Акросс стол перевернул, разозлившись. Где-то тогда я и подумал, что вы поладите.

— Барс, — одергивает Акросс. — Мне не смешно. Вам нужно убрать человека, который убил Гидру и пытался застрелить моего младшего брата.

Барсу становится неловко, и в то же время он никак не может перестать улыбаться — опускает уголки рта, но они снова пытаются подняться, похоже на нервный тик. Тим смотрит на разлитую по полу воду, вздыхает огорченно.

— Жаль, что девушку убили. Я на нее надеялся.

— Я тоже, — поддерживает Барс, и все равно в его голосе слышен задор, отразившийся на лице Акросса так, будто его ножом ударили. — Ну а брат как? Выкарабкался? Вы с ним нашли общий язык?..

— Я брат, — Кай зачем-то поднимает руку.

— Ну блин, — огорчается тут же Барс, в то время как Тим рассматривает его с интересом, который до этого хорошо маскировал.

— Время, — напоминает Акросс. — Я не знаю, когда смогу позвать вас снова и смогу ли вообще…

— Ну вот, только пришли, а уже гонит, — сетует Барс. Но когда он оборачивается к Акроссу — в глазах нет той веселости, он серьезен. — Не волнуйся. Мы убьем его. Мы правда думали, что она тебя вытащит. А впрочем, — Барс опять улыбается, как разогревшийся на солнце сытый кот, — мы так думали и когда снова игры начались. И когда у тебя с девушкой из команды что-то закрутилось. А потом когда Гидра появилась… Но что-то всякий раз…

Тим нетерпеливо перехватывает его за ворот, тащит к выходу из подвала. Акросс окликает, кидает ему завернутый в чехол продолговатый предмет, который Кай принимает за меч, но этот короче.

— Его любимое оружие, — поясняет Акросс. Тим без вопросов кивает и уходит, все еще удерживая Барса за шкирку.

Кай спешит за ними, но Акросс, вмиг оказавшись рядом, ловит его за плечо, в полголоса объясняет:

— Помни, что он сделал… Гидра говорила, что вы хорошими друзьями были. Ты не можешь теперь ему все прощать. Такое — никогда. Но и сам… не суйся. Они уже мертвые. Им ничем не навредишь больше. Просто проводи их и возвращайся. Никаких «Поговорить». Даже не смотри. Мама и так с ума сходит от того, что ты в больнице, а если тебя убьют, то… что у нее останется теперь? Думаешь, она сможет снова попытаться с нуля?

— Да, я понимаю, — кивает Кай неестественно, и Акросс выпрямляется, поджимает губы.

— Все равно сделаешь по-своему? — вздыхает он, возвращаясь на диван. Кай стоит спиной к нему, лицом к деревянной лестнице из подвала. Он помнит преследовавшего его бога с собачьей головой, помнит пустые глаза Хаски, когда он стрелял. И Гидру в похоронно-свадебном платье, стоявшую тут совсем недавно. Сейчас не нужна сентиментальность, жалеть можно потом. И все же что-то мешает отстраниться от происходящего.

— Меня ждут, — вместо ответа, напоминает Кай, он так и не оборачивается.

У Акросса больше поводов для ненависти — Хаски всегда был его врагом, а Гидра — не просто другом. Кай ничего не понимает в любви, но ему кажется, что боль потери для Акросса — это боль Кая, помноженная на сто. И у самого все внутри сжимается при этой мысли.

То, что нарастает в Кае постепенно, становится тяжелее с каждым вздохом — это собственная вина. Он — как катализатор, который привел к взрыву, к гибели Гидры. Кай раз за разом в голове проматывает случившееся в обратном порядке, доходит до того самого момента, когда их с Хаски только представили друг другу. Если бы вместо Хаски был другой, кто-то, кто не горел так идеей защитить Кая, то Гидра осталась бы жива. Да и Хаски не был бы его врагом.

От выстрела в плече остался только зуд, затянувшаяся воронка, и Кай после всего, что видел, не может воспринимать последние события так, будто они были взаправду. Малодушно он выбирает тот момент, на котором хотел бы проснуться. Пусть это будет день, когда Акросс предложил перемирие. Он бы поговорил с Хаски по-другому, убедил бы поверить, самого притащил бы на встречу. И был бы черт возьми настойчивее, если знал, что у Хаски на уме.

Но перед ним идет лучшее доказательство того, что время назад повернуть нельзя. Тим и Барс не оживают, они умирают раз за разом. И если вернуться в тот день, Гидра так же будет обречена снова и снова переживать последний ужас.

— Конечно, у Акросса чуть больше плюшек всегда было, — рассуждает Барс, пока его спутники погружены в свои мысли. — Поэтому я особо и не удивился, когда он живой вернулся. Да что там, мы с Тимом вполне счастливы были! На Тима смотреть страшно было, когда он думал, что капитан скопытился. Но блин, если б мне тогда сказали, что мы тоже не совсем умрем, а будем такие… Мертвецы Шредингера — то ли живые, то ли снова пулю в затылок получай…

— Я видел прошлое Акросса, — решает прояснить Кай. — И вас обоих там видел… Конечно, это было больше как трехчасовой фильм с ярчайшими воспоминаниями и я очень многое пропустил, но тот день, пожалуй, самый жуткий для Акросса. Я не смогу его понять — Гидру убили не у меня на глазах. И даже гроб закрытый был.

— Ты ведь по своей воле в играх оказался, — чуть оборачивается Тим. Отданный Акроссом футляр кажется легким. Чертежи там что ли?

— Как и вы, — кивает Кай.

— Если б сразу сказали — а в конце ты умрешь. И все умрут. Отказался бы?

— Они умрут из-за меня? — тут же находится Кай, и чешет нос, чтобы скрыть повлажневшие глаза. Тим молча отворачивается, Барс негромко хлопает в ладоши.

— Брось, Тим, никто про это не загадывал. — напоминает Барс. — Но знаешь… Я тогда думал, что если бы я не встретил вас и сдох — все было бы нормально. Уф, как хорошо, можно больше не заботиться о зарплате, о квартире, о еде… Я бы наверное и принял все как есть, если бы нас тогда всех перебили. Но во-первых я познакомился с такими замечательными людьми и был готов жить просто вот как мог, но с ними, а во-вторых — Акросс. Я не хочу оставлять его одного и не хочу, чтобы он умирал. Он лет пять был моим капитаном. Он мне уже как родной. И все же… Мне было бы спокойнее, если бы я знал, что у него тут кто-то есть, и он живет себе дальше. Я не мстительный призрак и не злой дух, я был бы очень рад за него. И еще больше рад, если бы он нас призывать перестал, а то блин, каждый раз все сложнее и больнее…

Голос у Барса мягкий, по-прежнему насмешливый, но, взглянув в его профиль, Кай видит серьезное лицо, с залегшими жутковатыми тенями. Даже в воспоминаниях Акросса он не помнил Барса таким — смертельно уставшим.

— Откуда вы возвращаетесь? — нагоняет их Кай, но между Тимом и Барсом для него пространства нет, и приходится снова отстать, чтобы не мешаться.

— Из темноты, — пожимает плечами Тим.

— Это как ты спишь-спишь, без снов, конечно, а потом бац — и какой-то дебил макает тебя башкой в унитаз вместо будильника, — поясняет Барс.

— Я могу попросить Акросса больше не звать вас, если это так больно, — предлагает Кай. Тим и Барс одновременно останавливаются, оборачиваются — один злой, другой с улыбкой.

— Ну да, а как же Акросс без нас дальше будет? — спрашивает Барс, сам смущаясь своей значимости в жизни капитана. Кай в этот момент осознает — насколько другие их команды, насколько он сам с братом разный.

На пустыре около полуразрушенного полигона Кая бросает в дрожь, он старается не отставать, но ноги как ватные, не слушаются, и он спотыкается в темноте. Барс ловит его за локоть, останавливает.

— Погоди… Там опасно, а нам очень не хотелось бы, чтобы у Акросса последнюю надежду на нормальную жизнь отобрали. Так что тут подожди.

— Я не могу, — Кай чувствует, как под этим взглядом становится уверенней, исчезает дрожь. — Понимаешь… Он мой друг… Он из моей команды. И Гидра тоже… Понимаете, это из-за меня все. Я не могу стоять в стороне. Нечестно уже то, что Акросс натравил вас, потому что вы тут вообще не при чем.

— Акросс знал, что ты его не убьешь, — отзывается Тим. — А у него вышел лимит возвращений в эту реальность…

— Акросс жалеет тебя, — кивает Барс. — Но отправил с нами. Знал, что ты не станешь мешать. Не волнуйся, Тим убивает быстро.

Кай никогда не понимал людей, которые усыпляли животных, проявивших агрессию. То есть умом мог их понять, но сердцем — нет. Да и Хаски не был животным. Убивать его Кай не стал бы, даже из мести за себя и Гидру. Но мог ли позволить ему умереть? Кай и сам не уверен, но эти двое поддерживают его, при них нельзя колебаться. Кай в который раз говорит себе, что думать и жалеть будет потом. Хаски не нужно его прощение.

— Ладно… Особо сильным ты не выглядишь, да и Акросс говорил, что ты все время проигрывал. Так что будешь помогать мне. Пока Тим делает всю работу — нам с тобой нужно держать мелкотню подальше от него. Идет? Да, сложно, но я помогу. И да… Когда у Тима сломаются пальцы, а они сломаются, он даст отмашку — тебе нужно будет валить оттуда. Иначе они тебя без нас разорвут. Ты же умный парень, сделаешь?

— Ты с ним как с ребенком, — ворчит Тим. Он нетерпеливо осматривается, прислушивается. Внутри кто-то есть и они не скрываются. — Все он понял.

— Да, — кивает Кай, и отрешается от происходящего.

Глядя в спины забирающихся в каркас здания Тима и Барса, он думает о том, что окружен мертвецами. Акросс, его бывшая команда, призраки прошлого. И сам Кай может быть выбрался только временно, а сам уже не сможет проснуться.

Хаски никогда не видел ни Тима, ни Барса. Знает о них только со слов Кая, причем, конечно же, тот не рассказывал, что они могут оживать на некоторое время. Но что-то в них есть такого — потустороннего, угрожающего, и всё смолкает, стоит им появиться. Может, дело в одном только Тиме, может в чутье этих людей.

Хаски дальше всех от них метрах в пяти, в конце пустой залы. Барс присвистывает, разрушая тишину.

— Мы тут мимо проходили. Нам, собственно, только этот нужен, остальные могут подождать. Мы скоро.

— Вдвоем на одного? — усмехается Хаски, но и он не сводит глаз с Тима. Кай держится позади всех, в тени.

— Зачем вдвоем? — разводит руками Барс. — Я тут постою. Тим и сам справится.

Барс — лишь излишний шум, Хаски на него не реагирует совсем, да и Тим молча снимает с плеча чехол, извлекает из него биту, пустой отбрасывает к Барсу. Ее он держит в вытянутой руке, опущенной вниз.

— Акросс говорил, твое любимое оружие, — безразлично предупреждает Тим и, размахнувшись, швыряет в сторону Хаски, аккурат к его ногам. Но остальной стаей это движение воспринимается как атака, сигнал к действию, они стекаются в тот коридор, что оставляли между Тимом и Хаски, закрывают их друг от друга. Словно расступившееся море вдруг передумало и решило сомкнуть волны обратно.

Тим даже не дергается, когда первого лицом в обшарпанную стену отправляет Барс.

— Опс, — комментирует он, перехватывает второго. Словно хороший телохранитель он разбрасывает этих щенков в стороны, в то время как Тим делает первые шаги вперед, не сводя глаз с Хаски. Бита продолжает лежать на полу.

Именно в эту секунду Каю становится по-настоящему страшно — он отвлекается, засматривается на то, как приближается Тим, то уворачиваясь, то отмахиваясь от тех нападающих, которых пропускает Барс. И Кай, не так давно определившийся со стороной, за которую выступает, понимает, что боится он за Хаски. Эти двое бессмертные, и если они захотят его убить — ничего не помешает, можно даже не отбиваться.

Где-то на полпути Барс отстает, а Тим пропускает удар — какую-то светлую доску, всю в побелке, разбивают об его плечи. Кай вздрагивает, наконец подтягивается к месту действия, снова волнуясь за людей, которых увидел сегодня впервые. Тим выпрямляется, передергивает плечами, стряхнув с них обломки.

— Кай! — окликает Барс, и в голосе его проскальзывает паническое что-то. — Сказал же, держи их дальше от Тима!

Одновременно с этим Тим перехватывает ошметок палки, теперь ставший острым, выкручивает напавшему руку и, не прицеливаясь, загоняет этот осколок в грудь, куда придется. Отшвырнув раненного, продолжает свой путь, и нападение на них становится отчаянным, не агрессивным, скорее копошение защищающихся муравьев. Кай практически вливается, когда раздается выстрел. Он спотыкается на ровном месте, сам не понимая, зачем, хватается за затянувшуюся воронку, и пальцы натыкаются на мокрое. Будто его рана испугалась и снова открылась только от памяти о том, что ее причинили таким же выстрелом. Следом — еще два. Тим дергается каждый раз, когда пуля попадает в него, но продолжает стоять. Между ним и Хаски чуть больше метра и бита ровно посередине.

— Что ты за чудовище? — морщится Хаски, всматриваясь в того, кто пришел за ним. Затихает драка, Барс на фоне все еще зовет продолжить ее, подзадоривает. Тим, конечно, не отвечает противнику, идет вперед, и, хотя Каю не видно, он почти уверен, что следов от пуль на нем нет. Потому что он умер не от этого.

На следующем шаге в относительной тишине слышится странный хруст — живой, словно раздавили какое-то маленькое существо. Замолкает Барс, расслышав это, оборачивается, опустив руки.

— Две минуты, — Тим, повернувшись вполоборота, показывает вывернутые под неестественным углом пальцы. Барс сглатывает, кивает, улыбка его становится не такой дерзкой, натянутой. Пока Тим отвлекается, Хаски подхватывает оставленную ему биту и выбирает единственный путь к спасению — бежать. Кай срывается с места, чтобы последовать за ними, но Барс ловит его, тащит к выходу, пятится.

— Было интересно с вами познакомиться, — кивает он, продолжая подталкивать Кая к дыре в стене. Тот глухо просит: «Пусти», но Барс не слушает. Их отпускают так, словно они чудовища. Кай не сразу понимает — скорее всего они помнят его. И знают, что он сейчас не должен стоять так уверенно на ногах.

Уже на улице хватка Барса ослабевает, и у Кая получается вырваться из его рук. Вокруг тихо, но Каю кажется, что он слышит далекий выстрел. Далекий не по расстоянию — а по времени. Уже отбежав на несколько шагов, он оборачивается — у Барса воронка в затылке, совсем как помнит об этом Акросс.

Хаски сам загоняет себя в ловушку, в полуразрушенный воняющий затхлым подвал. Он успевает уклониться и почти что ударить, но бита разлетается в щепки от столкновения со стеной. Тим снова перехватывает один из обломков, пытается воткнуть в подбородок, но Хаски отскакивает. Прижимаясь к стене, он успевает глотнуть воздуха, когда Тим атакует снова, как танк. Впечатывает его в стену, зажимает рукой горло. Тим торопится, а удушение — слишком медленная смерть, и он осматривается в поисках оружия. Хаски защищается одной из щепок, но Тим даже головы не поворачивает, и вреда ему эта атака не приносит никакого. Тим спешит — развернувшись снова к Хаски, он отодвигает его затылок от бетонной холодной стены, и с размаху бьет его об нее же затылком. Хаски цепляется за запястье, бесполезно снова пытается ранить, выкрутить, сломать, но перед ним — призрак. Он может атаковать, а его — невозможно. Тим быстро размахивается вторично, но не успевает — Хаски видит, как грудная клетка противника прорезается глубокой красной бороздой. На секунду он видит и силуэт над ним, и такое же нематериальное, призрачное широкое лезвие. Потом все исчезает, остается только труп.

Хаски сползает по шершавой стене, пытается отдышаться.

— Что за нахер это был? — спрашивает он то ли у трупа, то ли у пустоты. И ему слышится еще какой-то звук дальше, на входе в подвал. Он поспешно поднимается, сдирая пальцы о шершавый бетон, но больше ничего не слышно.

Кай начинает понимать Акросса — мир вроде его, а в то же время и словно придуманный им. Он не может вернуться домой, поговорить с мамой, потому что его тело в больнице и объяснить это ей не получится. И он идет через ночной город, как призрак, никого не опасаясь, и никем не замеченный.

При виде Веги сначала даже вздрагивает, испугавшись, потому что все равно ждал неприятностей, но тут же успокаивается, проходит мимо нее. В этом мире Вега одевается не так пышно, на ней простенькое легкое платье. И все же среди ночного города она выглядит немного потусторонне.

Она с готовностью увязывается за Каем следом, отстает на два шага, но все же он спиной чувствует, что она идет.

— Конечно, мне не все равно, что подумает Акросс, но… Он меня не поймет. Для него все происходящее только подтверждает то, что он прав.

— Ты соврала, — напоминает Кай. Он останавливается, оборачивается. Они идут в гору, по обломкам асфальта, по гальке вперемежку с песком. Вокруг ни одного фонаря.

— Мне стыдно, — признается Вега. — Прости меня, пожалуйста…

— Ты ведь пришла объяснить, — кивает Кай. Вега нагоняет его, и дальше они идут уже рядом.

— Понимаешь, — нервно начинает Вега. — Я не убивала ее… Как бы это не выглядело и как бы ни говорил Акросс — нет, я не приказывала ему убивать. Не заставляла… Но эту установку, что надо защищать тебя, вложила в него я. Я словно создала робота, который вместо того, чтобы срезать кусты в саду отрубил голову соседке… Ты не виноват. Это я заложила в него эту черту характера. Настолько искусственно, что его переклинило на том, что она может быть для тебя опасна.

— Не сходится, — напоминает Кай. — Он пытался убить и меня.

— Конечно, пытался. Ты для него бог, Кай. Ему это не нравится, и он попытался убить своего бога, чтобы освободиться от этого. Но Гидру он убил в голову. Тремя выстрелами. А тебе целился в плечо… Более того — ты знаешь, кто вызвал для тебя «скорую»?

— Хаски? — недоверчиво переспрашивает Кай, на секунду снова останавливаясь.

— Именно, — кивает Вега, улыбается осторожно, заискивающе. Кай продолжает идти спокойно, без спешки, подставляет руку, когда Вега спотыкается в темноте. — Все еще хочешь ему смерти?

— Я хотел бы, чтобы Гидра была живой, — отзывается Кай, выдыхает через стиснутые зубы. — Я все равно чувствую, что виноват и…

— Тим с Барсом это понимали. Скорее всего потому и не спешили. Тим готов был его убрать, он что угодно для Акросса сделает, кого угодно убьет, но Барс… Он тянул время. Если бы Хаски умер, ты был бы виноват в двух смертях.

— А я вообще как? Очнусь? — меняет тему Кай, смотрит в это время в сторону и останавливается, почувствовав прикосновение к воронке раны.

— Конечно, очнешься… Я не могу потерять тебя.

— Поэтому Хаски стрелял не в голову?

Она убирает руку, продолжает идти вперед.

— Ты становишься похож на Акросса. Кай, у вас всех есть воля делать со своей жизнью все, что хотите. Я виновата только в том, что вложила в Хаски гипер-ответственность за тебя.

— Как насчет того, что Гидра могла увести Акросса? — напоминает Кай.

— Мы и не встречались. Даже не целовались. Он ненавидел меня.

— В том-то и дело. Ты проделала для него гигантскую работу — снова начала игры, дала ему противника, которого он хотел убивать. Зажгла его. Ты для него целый мир перевернула. Сделала все, что могла. Но появляется Гидра, просто красивая девушка с сильным характером, и ничего особенного не делает, а Акросс уже готов назвать ее своим смыслом жизни. Готов забыть бывшую команду ради нее. Хотя даже ее создала ты.

Вега останавливается, оборачивается. Руки сложены за спиной, она чуть улыбается. Со стороны выглядит, будто Кай провожает ее домой, вот только у них обоих дома нет.

— Я не могу это контролировать, Кай. Понимаешь? Конечно, мои желания влияют на этот мир, я все-таки его бог. Но я же не могу заставить себя не желать. Ты ненавидишь меня за это, Кай?

— Нет, — Кай отрицательно качает головой. Он стоит напротив, убрав руки в карманы толстовки. У такой спокойной секунду назад Веги слезятся глаза, она прикрывает рот ладонями, стараясь скрыть эту слабость.

— Хоть кто-то меня не ненавидит…Кай, ты не представляешь, как трудно создателям…

Кай кивает, приближается, осторожно обнимает, словно девушке это может показаться неуместным, отвратительным. Но Вега принимает с радостью этот жест, прижимает его к себе теснее, кладет голову на плечо.

— Хочешь, я все остановлю? — предлагает она. — Тебе не придется говорить Акроссу, что Барс и Тим не вернутся. Не придется драться с Хаски или что-то решать. Смотреть в глаза матери, когда очнешься. И за Дроида волноваться не придется. В этом мире жить будем только мы двое. Хочешь?

— Нет, — отказывается Кай. — Все равно, что убить всех. Все в порядке, я справлюсь.

— Если что, — шепотом продолжает Вега, — я всегда могу спасти тебя. Не обязательно от смерти. Я не могу тебя потерять. Ты мое самое совершенное творение.

Кай отстраняется, хотя и не размыкает объятий. Вега сильнее прижимает его к себе, стараясь не отпускать, но Кай и не пытается сбежать. Так же осторожно, как до этого обнимал, он касается губами губ Веги, замирает только на пару секунд и отстраняется уже окончательно. Обходит ее, не оборачиваясь и не прощаясь. Через несколько шагов его уже нет, а Вега остается одна посреди спящего города.

Кай возвращается в подвал и, ни слова не сказав, падает лицом вниз на разложенный диван.

— Я там сплю, — ворчит Акросс. Он отвлекается от созерцания стеклянных пустых колб, но про Тима с Барсом ничего не спрашивает — он и сам все понимает. — Его убили?

— Нет, — глухо откликается Кай. Акросс раздраженно цыкает, перехватывает бутылку пива со стола, но ко рту не подносит, задумывается о чем-то.

— Ты должен был следить за ним… Они с Тимом похожи. Но Тим знал, кого нельзя трогать. Он никогда не убил бы Вегу. Даже если бы я приказал.

Акросс ждет ответа, но Кай молчит.

— Заснул что ли?

— Нет, — слышится со стороны дивана. — Слишком много всего. Слишком быстро все происходит. Я только с того света выкарабкался, как ты гонишь меня снова к Хаски… Мне нужно было подумать. Мы так глупо их потеряли…

Акросс снова поворачивается к пустым колбам.

— Наверное, стоит снова «заснуть», когда разберусь с твоим псом… От моего существования становится только хуже.

— Что ты об этом знаешь? — глухо спрашивает Кай. — О бесполезности существования…

Он переворачивается на спину, продолжает, глядя в потолок:

— Появился и сразу все испортил — разлад в семье, запивший отец… Я думал, что сделал мир лучше. Что помог всем этим людям… Хаски так часто говорил, что я вытащил его из прошлой компании. Наша мама… был бы на моем месте любой другой ребенок — не валялся бы сейчас в больнице, а она не сходила бы с ума от беспокойства и того, что история снова повторяется.

— Это все Вега… — начинает Акросс, все-таки отхлебывает из бутылки.

— Нет, — обрывает Кай. — Так нельзя. Чтобы всегда виноват был кто-то. Мы сами за себя отвечаем. Если бы Вега была всемогущей… Настолько всемогущей, какой ты ее видишь, то она бы сделала так, чтобы ты ее любил. Чтобы я ее любил. Она просто видит сон, но не может кого-то в нем убивать, не взяв в руки пистолет и не приставив к голове.

Гидра и ее теплые руки, обнимающие Кая, когда он плакал. И холодные пальцы ее видения, призрака, когда он и сам был одной ногой в могиле.

— Все, что мы делали два года… Все это противостояние не имеет смысла, — продолжает Кай, сглотнув сухим горлом. — Я думал, что это весело. Но лучше бы мы и правда с Хаски пересеклись где-нибудь на улице… Он бы избил меня и забыл на следующий же день. И с Гидрой лучше бы никогда и не встречались.

— Я не могу сказать того же. Я рад, что Тим и Барс были, даже если я оказался тут, оставшись их капитаном… И я рад, что была наша игра. Что существовала Гидра. Ты говоришь, что никого не делал лучше… Как же я? Сначала я ведь проснулся для того, чтобы противостоять тебе. Знаю, я был тем еще ублюдком, но твое убийство не приносило удовольствия. Зато сама игра — она снова была почти как в то время. Ты и сам меня почти с того света вытащил.

— Может, именно поэтому я вернулся сюда. Я не могу тебя теперь оставить одного. В таком состоянии, — признает Кай. Акросс выдыхает, прикрывает глаза, вспоминая о чем-то хорошем, но грустном. И тогда Кай прибавляет:

— Но и Хаски я не позволю убить.

 

Глава 16

Из-за ночных гулянок Хаски клюет носом на работе. Но вот странно — дома и в кровати ему не спится. Он словно попытался отделить какую-то часть себя. Как самому вырезать аппендикс без анестезии — вроде и не нужен, и без него жить можно, а все же стоило бы сходить к доктору и использовать наркоз.

Кай как потерянная конечность испытывает фантомные боли — Хаски завидует тем, кто сейчас рядом с ним. Ненавидит их, потому что они могут положить ему руку на плечо и сказать: «Ну и мудак этот Хаски».

От недосыпа или общего нервного напряжения, Хаски начинает шарахаться от каждой тени — боковым зрением в людях со светлыми волосами он видит Кая, который пришел то ли поговорить с ним, то ли пристрелить его, и Хаски сам не знает, что предпочел бы.

Он всегда старался держаться рядом с Каем и не замечал: заглянув ему в голову, он забрал у капитана часть личности. Словно в нем поселился свой Кай. Хаски знал, о чем Кай думает, как поступит, что сказал бы. И исход нынешней ситуации не может предугадать только потому, что и сам Кай должен колебаться. Хаски бесился, всерьез думал о том, что надо было пристрелить Кая, тогда он перестал быть навязчивой идеей, пугать своим существованием. И прикидывал, не Вега ли заставила Хаски стрелять не в голову и звонить в «скорую» потом.

И вдруг отчетливо вспоминал — Кай, у которого бледнеет лицо, синеют губы. Ужас, который ожег, когда Хаски осознал, что убил снова. Не было никакой желаемой свободы от чужого авторитета, не было облегчения. Была огромная черная бездна, которая сожрала его, и выплюнула пожеванным только тогда, когда он убедился, что Кай еще дышит.

А потом случилось что-то, словно Хаски решил сразу после этого обдолбаться самыми сильными наркотиками, хотя он даже не пил. Он помнит желтое от колосьев поле, помнит, что гнался за Каем, но не соображает, чего хотел от него. Было только отчаянное желание — догнать. Как заигравшийся пес, он не знал, что потом сделал бы.

Предать Кая нужно было, чтобы разорвать их связь, потому что она делала Хаски марионеткой. Но этот разрыв был похож на агонию.

И все же, он не смог бы врать Каю о том, что не убивал Гидру. Или о том, что ему не нужно было за это прощение. Скорее всего, если бы правда не открылась, он бы перестал отвечать на звонки, пожелал бы Каю удачи и удалился. А ночами его бы снова накрывало отчаянным страхом. То, что сделал он — все равно, что разбить любимый телефон, чтобы он не достался попытавшимся отобрать его бандитам.

Всякий раз, когда Хаски ошибался, снова приняв кого-то за Кая, он чувствовал сначала облегчение, а потом страшное разочарование и тоску.

Конечно, уютное место в недостроенном торговом центре они потеряли — после того, как оттуда увезли Кая, уволили сторожа-выпивоху, пропускавшего их на территорию за сотку. Собираться пришлось в покинутом полигоне за городом, где по выходным проходили игры по пейнтболу. Крыши у тамошнего здания не было, оно то ли разрушилось со временем, то ли так и умерло до конца не построенным. Ближе к стене возвышение из обломков. Хаски всегда появляется тут первым, забирается на верхнюю плиту и смотрит вниз, представляя, что все метания остались далеко, что все по-прежнему. Они продолжают играть, и он — верный охранник, всегда готовый спасти Кая. Но даже эти мысли терзают его, режут. Это желание защищать, быть достойным Кая — как раковая опухоль. Хаски оно кажется чужеродным.

Когда он слышит шаги, хруст гальки и обломков, он снова думает, что это пришел за ним Кай, и по началу выражение у Хаски растерянное, совсем не лицо лидера. В следующую секунду успокаивается — откуда тут взяться Каю, черт возьми? К нему возвращается привычная злость, отрешенность, но среди сумерек в дыру вместо двери входит Кай. Хаски так часто казалось, что он с ним столкнулся, что он не верит в это секунду-другую, а потом снова превращается в того ублюдка, что готов был убить, лишь бы не болело у него.

У Кая разбиты губы — с левой стороны трещина на верхней и на нижней, друг под другом, как шрам. Руки в глубоких карманах толстовки, которая велика ему. Хаски только чуть голову приподнимает, но смотрит по-прежнему спокойно, в ожидании, что видение исчезнет. Кай остается.

— Макса в больницу отправили. У него с гноем вместе вырезают щепки от той доски, — безразлично рассказывает Хаски, спрыгивает на неровный пол. В стенах дыры от пуль (когда-то тут был настоящий полигон), и кляксы краски от игрушечных. В лесу темнеет быстрее, Хаски смотрит на небо, словно хочет дождя, потом на Кая.

— Тебя мама дома не ждет?

— Нет, — отвечает Кай, и Хаски вздрагивает. Он считал его видением до этой секунды. — Не ждет.

— Чего приперся? — уже зло шипит Хаски, отступая. — Тебе совсем жить надоело? Что ты за мной таскаешься? Тоже хочешь, чтобы тебя прикончили?

— Честно говоря, я не знаю, как с тобой разговаривать пока, — негромко признается Кай. Хаски слышит далекие голоса и по началу нервничает — не привел ли Кай снова каких-то монстров. Но потом узнает их — нет, это голоса его, Хаски, чудовищ. При них выпроводить Кая будет сложнее. Чем он правда думал, забираясь сюда в одиночку против всех?

— Со мной не нужно разговаривать.

— Тогда я просто постою тут, — кивает Кай. Тени появляются из-за его спины, сплетаются в силуэты, и Кай отвлекается на них. Сюда идут четверо, из тех, кто еще не испугался и не сбежал.

— Ты столько раз меня спасал… — начинает Кай, — что разок можешь и пристрелить. Я не в обиде за себя.

Кая берут в кольцо, оставив единственный выход только напрямую к Хаски.

— Ты бессмертный что ли? Разве тебя не пристрелили?

Кай не боится, он только раздражен тем, что ему мешают.

— Тут скоро произойдет что-то неприятное. Я бы советовал уходить, — предупреждает он.

Они смеются, Хаски по-прежнему серьезно прислушивается.

— Советует… Рус, что с ним делать будем? Как таких смелых учат?

Они не чувствуют в Кае своего или равного, он внешне слабее. Но отсутствие страха беспокоит даже Хаски. И тогда он понимает — это проверка. Кай ждет, что у Хаски сработает его инстинкт, он выгонит всех к черту, попытается защитить Кая. Просто не выдержит смотреть, если его тут бить будут. Себе наперекор, сдвигая внутри себя плиты, весом в несколько тонн, разбирая пирамиды, уже ставшие частью его, Хаски улыбается и предлагает:

— Я бы начал с лица. Потом переломал бы руки, пальцы… Прямо не знаю. А что у нас есть?..

Внутри Хаски просыпается птица, тут же ударяется в панику — она бьется о стенки его «Я», пытается вырваться, но только разносит боль. Не по телу, а по его личности. Конечно, у Кая нет шансов против них пятерых, а значит его теперь скрутят — придется не просто смотреть. Придется самому взять нож и изуродовать его.

Это проверка на прочность больше для Хаски, чем для Кая.

— Я серьезно. Не надо меня трогать. Вам лучше уйти, — без особой надежды продолжает Кай. Стоящий дальше всех Хаски первым замечает движение — попытку схватить Кая и его, невероятное, ответное. Невероятное, потому что так мог бы поступить игровой Кай, но не тот, что живет здесь. И Хаски поздно вспоминает, что перед ними и есть игровой Кай — в тот самый момент, когда раздается выстрел.

У него не зря толстовка, которая ему велика, с глубокими карманами, и не просто так он руки не доставал — в правой пистолет, тот же, каким пользуется Акросс. И действует молниеносно — тот, что пытался его схватить падает с простреленной ногой на замусоренный пыльный пол. Как опасная карусель, Кай поворачивается, пока не успели опомниться противники, следующему простреливает ступлю, остальные двое соображают об опасности. Безоружные, не позаботившиеся взять хотя бы палку для драки, они бросаются врассыпную, и Кай позволяет им уйти. Раненные матерятся, Кай спокойно выпрямляется, поворачивается к Хаски. Он все еще стоит на месте, хотя и ждет, что прошлый друг направит на него дуло и продолжит: «А вот Гидру я тебе простить уже не могу». Но Кай, только что бывший таким быстрым, медлит, и пистолет держит по-прежнему дулом в землю, отвлекается, пока прислушивается, как далеко убежали остальные и не затаились ли.

Хаски не понимает, почему сам не бежит. Пистолет у него тоже с собой, но вытащить его сейчас — гарантия получить пулю в лоб. Хаски должен предложить разговор, но он молчит, он снова испытывает себя и Кая. Тот раздраженно вздыхает, пока у его ног орут и матерятся раненые.

— Не время для «скорой».

Из всех вариантов верным оказывается тот, в котором Кай снова привел с собой чудовище — что-то большое и тяжелое, как динозавр, движется через лес, ползет к обломкам полигона. Хаски настораживается, неосознанно делает два шага ближе к Каю. Он никак не может понять, что именно происходит, но даже раненые притихают, прислушиваясь.

Стемнело уже так, что теней не видно. Не сразу, но до Хаски доходит — просто нет силуэта. В пролом в стене пришедшее помещается полностью и оттого в нем темно. А потом это чудовище переступает порог. Из-за того, как спокойно ждет его Кай, Хаски убеждается на секунду — они заодно. Но в следующую монстр произносит радостно:

— Брат Акросса. Погоди, пока я тут закончу. Потом дело и до тебя дойдет.

— Нет, — отказывается Кай, — я пришел сюда не ждать.

— Да, я слышал вашу ссору. И как Акросс выгнал тебя, — тень наступает: спокойная живая глыба, которая просто пройдет по Каю, как утюг по складкам, и оставит от него гладкое пустое место. — Я подумал, что надо закончить пораньше и потом отыскать тебя…

— И Акросс все равно тебя выпустил, — кивает Кай, одновременно с этим проверяет, сколько еще патронов есть в обойме. Тень смеется — глухо, это похоже на кашель, а потом переводит мрачный взгляд на Хаски.

— Брат Акросса хочет разобраться первым. Никуда не убегай.

И — выстрел. Отвлекшись на этот взгляд, Хаски совсем упустил момент, в который Кай успел вправить обойму, прицелиться. На рефлексах, Хаски отступает на шаг назад, хватается за рукоять своего пистолета, спрятанного в заднем кармане. И осознает, что тень так же бессмертна — раны не остается, его даже назад не отбрасывает. Медведем, неловко широко раскинув руки, противник почти падает на Кая. Тот уходит вниз, пригибается, касаясь пола. И все же не убегает, остается рядом дразнит.

Словно он пришел сюда защитить.

Хаски не может в это поверить.

Еще один рубящий удар, и Кай, теперь казавшийся еще более маленьким и хрупким, уходит от него снова, еще дважды стреляет и опять без результатов. Он обходит противника по полукругу, и, пока тот не успевает обернуться, делает еще круг. И, когда Хаски уже готов за него успокоиться, эта тень хватает Кая, едва не вывернув ему правую руку с пистолетом. Кай упирается ногой куда-то в колено противника и резко отталкивается. Хаски не сразу понимает, что не просто так он кругами бегал — враг покачивается, как стреноженный бык. Вот только в локоть Кая он цепляется мертвой хваткой, не отпускает и падают они почти одновременно — Кай выше, противник под ним.

За время короткой схватки раненные отползли, чтобы их ненароком не задели, Хаски наоборот бросается туда, в гущу. И дело не в том, что он хочет снова защищать Кая, просто он не позволит его убить никому кроме себя. Еще не осознавая, что происходит, он видит, как Кай осторожно освобождает лоб гиганта, потом поднимает челку на своем и наклоняется ниже, похожий на вампира, готовый сожрать чужую личность вместе с воспоминаниями.

Вспышка, какой раньше не сопровождалась эта способность, и на грязном заросшем лишайником и травой полу остается один только Кай, свернувшийся так, словно очень сильно болит живот. Замирает сам мир, все смолкает, и только Хаски приближается, без спешки, осторожно опускается на корточки рядом, касается плеча Кая. Мир снова приходит в движение — бывший капитан напугано оборачивается, отползает дальше от Хаски. В себя приходят и раненые.

— Рус! Убей его нахер! Ноги сначала прострели, а потом…

Хаски не успевает решить для себя ничего — вспугнутым зверьком Кай вскакивает, прыгает в оставшуюся от окна дыру, а там он растворяется в сумерках.

Акросс выбирается на кухню ранним утром — в пятом часу. Застает там Гранита с чашкой кофе и бледного Кая, какого-то даже зеленоватого, словно отравившегося.

— Я же тебя выгнал, — наливая в чашку воду из-под крана, напоминает недовольный Акросс.

— Мне некуда идти. Я уйду, как только очнусь в том мире, — обещает Кай, не глядя на брата. Гранит смотрит за ним внимательно, обеспокоенно, а Акросс решает, что ему плевать. Хочет — пусть сидит, не хочет — пусть уходит. Он столько времени жил с призраками, что полумертвый брат на кухне не самый жуткий вариант.

Пусты колбы, в которых были Тим с Барсом, Акросс убеждает себя, что волноваться еще рано. Но не вернулся Легион, у которого в том мире было не так много времени. Он мог выйти из-под контроля и найти способ спрятаться дальше от Акросса. Но ведь он уже пытался и, неприспособленный к жизни настоящим человеком, не зная о том, что должен есть и как ходить в туалет, он проиграл. Ему спокойнее было в клетке в подвале. Вариант, в котором Хаски справляется и убивает Легиона, Акросс не рассматривает.

— Может, стоит что-нибудь выпить? Что болит? Тошнит? — негромко спрашивает Гранит, волшебством, не иначе, превращенный в заботливого дядюшку. Кай отрицательно качает головой, растирает веки. Выглядит он так, словно у него жуткое похмелье. Хотя Акросс ни о чем не спрашивает, он внимательно наблюдает за ним, но ничего нового в Кае нет.

— Ты ведь видел, как ушел Легион, раз был тут? — начинает Акросс, Кай снова отрицательно мотает головой:

— Нет. Не видел. Я и сам уходил… Думал посмотреть, как там мама.

Акросс верит, кивает, но в отсутствии Легиона по-прежнему есть что-то тревожное, неправильное. Когда раздается даже не стук, а удар — Акросс выдыхает с облегчением, идет открывать, но через два шага дверь распахивается сама, покосившись. На пороге не Легион, а Хаски в толстовке, с накинутым на голову капюшоном. Получается, в схватке против Легиона он вышел победителем.

— Я за своим капитаном, — невозмутимо предупреждает, вплывая в дверь. Секунда — Акросс пытается найти свой пистолет, не обнаруживает его и материализует новый. Достает оружие Хаски, друг на друга направляют почти одновременно, но в ту заминку успевает вскочить с места и встать между ними Кай.

— Стойте, хватит, — командует Кай как дрессировщик. — Хаски, я никуда не пойду. Уходи.

— Будто я позволю, — напоминает о себе Акросс.

— Я сам с ним разберусь, — как можно мягче отвечает Кай.

— Отойди. Он в тебя уже стрелял. Еще раз пальнет, — огрызается Акросс.

— Как насчет тебя? — возвращает Хаски. — Ты его сколько раз убивал? Ты и в нашем мире что первым делом сделал? И что теперь изменилось.

— Хватит, — требует Кай, он по-прежнему бледен и на ногах едва держится.

— Он сам сказал, что останется. К тому же я его не держу, мне все равно, а вот ты отсюда живой не выйдешь.

— Хватит, я сказал, — повторяет Кай, и мягкость в его тоне оборачивается для остальных слабостью. Он больше не преграда, только отодвинуть — и все. Его даже убивать не нужно.

— Гранит, — зовет Акросс. — Убери его уже. Мешается.

Кай собирается сказать еще что-то, но его скручивает снова, он закрывает рот ладонью, содрогается, и пальцы окрашиваются черным. Кай вспухает так, словно он костюм, который мал тому, кто попытался его надеть, но чуть медленней и с усилием снова возвращается к норме. Зрелище настолько жуткое, что замирают все, забыв, что собирались делать и зачем друг в друга целятся. А Кай начинает расти — выпирает позвоночник, расширяются плечи, и выглядит это так, словно его разрывает изнутри.

Но потом вдруг наступает тишина. Кай закрывает голову руками, пытается отдышаться и не может понять, что произошло. Тело больше не распирает от силы, которую он сдерживал. Только пальцы в чем-то черном и липком. Кай замечает наконец — что-то не так. Мир светится голубым, он покрыт тонким слоем инея, даже лица Акросса и Хаски в этом напылении. Следующее, что видит Кай — девушку перед ним. Вега улыбается, поднимает руки, оставив их вытянутыми так, словно хочет положить Каю на щеки, но не касается.

— Что это? — удивляется Кай. Время остановилось — это он понимает, и та буря, что бушевала в нем, только на время затихла. Но от жеста Веги внутри поворачивается что-то и темная сила, недавно поглощенная Каем, закрывается в маленькую, как копилка, клетку. И вот Кай уже чувствует себя намного лучше, почти свободным.

— Я пришла спасти тебя, — объявляет Вега с сияющими глазами, ее правая рука все же легко касается щеки Кая. — Мой глупый. Ты знаешь, что произошло бы?

Кай отрицательно мотает головой.

— Легион бы вырвался. Убил Хаски и Акросса. Потом вылез бы в ваш мир и убил Хаски уже навсегда. И оставался бы кошмаром Акросса. Ты ведь оборвал его короткий поводок, из-за которого он подчинялся Акроссу.

— А теперь? — Кай на мягкую ласку реагирует спокойно, но и не отвечает. Улыбка Веги заставляет его дернуться, но он тут же уговаривает себя успокоиться.

— Я спасу тебя и от них, — обещает Вега, и рука ее забирается выше, под волосы Кая. Он по-прежнему смотрит на нее спокойно, не шарахается, не млеет. Сдержанно кивает, чувствуя, что она ждет разрешения:

— Спасай.

Сдвигаются с места шестеренки времени, опадает иней, но вместе с этим движением изменяется и декорация. Для Акросса с Хаски прошла всего секунда, за нее Кай, которого только что разрывало на части, исчез, и по началу они даже забывают, что ничто теперь не мешает им убить друг друга.

И только потом осматриваются — это не штаб Акросс, и Гранита больше тут нет. Они в пустом темном зале с высоким потолком. Это похоже на школьную столовую из которой вывезли всю мебель. Светло-голубым пятном на фоне этого выделяется Вега, стоящая у дальней от них стены.

— Где Кай? — первым реагирует Хаски. Акросс насторожен в ожидании новой подставы. Вега улыбается им по-доброму, больше не теряется от этого отношения. Она в мягком, почти танцевальном движении отклоняется в сторону, открывая для них сидящего на стуле Кая. Он похож на те фарфоровые куклы, что всегда окружали Вегу — на лице нет эмоций, и в серых глазах иней.

Хаски сглатывает, сделает шаг к нему, другой и — останавливается. Его тело заедает как проржавевший организм, ноги больше не двигаются.

— Ты выбрала, — кивает Акросс.

— Ты же желал мне счастья, — напоминает Вега.

— Что с Каем? — у Хаски даже говорить получается с трудом. Акросс же спокоен, не пытается приблизиться.

— Я подумала, — Вега складывает ладони домиком, она заигрывает. — Вы хорошие ребята. Я могу для вас что-нибудь сделать? В обмен на Кая.

— Что значит в обмен?! — срывается Хаски, но Вега все такая же спокойная, даже счастливая.

— Ну да, — кивает она. — Я заберу его. Он ведь не нужен вам. Но вы не волнуйтесь, это не будет больно.

В ее взгляде появляется что-то стальное, безжалостное, злое.

— Как я могу оставить его вам? Вы оба пытались его убить. Издевались над ним. Нет, я не могу. Я хочу, чтобы Кай был счастлив. Чтобы ему не приходилось выбирать, кого защищать, от кого отказаться. Никто из вас его спасти не сможет, а его «Герду», — Вега наигранно вздыхает, поворачивается к Хаски, — ты убил.

— Он не будет нас помнить? — переспрашивает Акросс. — То есть: «Кая я забираю, а вы тут переубивайте друг друга хоть сто раз»?

— Нет, это вы не будете помнить Кая.

— Нет! — отказывается Хаски, снова пытается приблизиться.

— Потому что он созрел, и я уведу его так, словно его никогда и не существовало.

— Я не!.. — начинает Хаски и хватает воздух ртом, падает на пол, потому что так может приблизиться еще на шаг.

— Но у вас и не будет повода убивать друг друга, — продолжает Вега уже мягче, отступает к Каю. Он по-прежнему не настоящий, фарфоровый. — Я же знаю, о чем ты попросишь, Акросс… Если не будет Кая, то и смысла ее убивать не будет, так?

Акросс медленно кивает, еще не смея поверить в то, что ему предлагают.

— Вот видишь, я верну тебе Гидру. Насовсем, а не на пару часов. А вот Хаски чего хочет?

Сейчас Хаски — как смертельно раненый. Он дышит глубоко, отрывисто, слабо приподнимает голову.

— Помнить, — хрипит он. — Мне нужно его помнить.

Вега присаживается рядом с Каем, обнимает его за голову, прижимает к себе.

— Ты же понимаешь, что так лучше? — старается успокоить она. — Помнить Кая будет больно. Не проще ли забыть?

— Нет, — выдыхает Хаски, опускает голову. И вдруг разом становится легко — ничего не мешает не двигаться, не дышать. И вокруг уже не холодная темная зала, а родная жесткая кровать, своя комната. За окном раннее, мутное утро.

Хаски приподнимается и не может понять, что произошло, и было ли оно на самом деле. Пистолета в толстовке нет. Первая связь с миром — это телефон. Хаски трижды просматривает список, но номера Кая в нем нет. Зато находит и набирает Гидру. После случившегося он и не удалял номер, но вряд ли кто ответит по мертвому телефону.

— Да? — слышится раздраженный сонный голос. — Ты чего, капитан?

Хаски сбрасывает.

Последняя надежда — поискать Кая дома у самого Кая. Будто оживший мертвец не самое лучшее доказательство тому, что мир изменился, сдвинулся с той точки, на которой остановился.

И все же, ничего не меняется в городе. Все те же троллейбусы, машины, и даже, кажется, рожи все одни и те же. Это все равно дает какую-то абсурдную надежду на то, что Кай здесь есть. Может быть он и сам помнит о том, что произошло, будет шарахаться от Хаски, но все же — он должен существовать.

Тем больнее разочарование, когда дверь открывает его мама. Странно и невозможно это объяснить, оно на уровне шестого чувства, но Хаски ощущает — в этой квартире не пахнет Каем. Во всем мире нет его следов, и даже эта женщина не такая бодрая и боевая, какой Хаски увидел ее впервые. Она похожа на старую учительницу, что всю ночь проверяла тетради. Но остановиться Хаски уже не может, выпаливает:

— Саша… дома?

Хотя надо было бы спросить: «существует». Женщина прислушивается к имени как к чему-то отдаленно знакомому, как бы примеряя его на Виктора, прежнего сына, но осознав, что нет, не оно, отрицательно качает головой:

— Тут нет никакого Саши.

И агрессии в попытке что-то защищать в ней не просматривается. Она будто вместо чая пьет пустырник с ромашкой и не сразу вспомнит, какой сегодня день. Хаски от злой досады за себя и за эту женщину сжимает зубы и не удерживается, разочарованно бросает:

— А должен бы быть.

Когда он разворачивается, она устало выдыхает: «наркоман», и закрывает дверь. И все же, она открыла утром незнакомцу, совсем не боясь за свою жизнь.

Мир вымирает. Хаски сам чувствует себя в нем призраком — в то время, когда все сдвинулось с одной точки, он был вне мира, остался помнящим. Долго он сидит на первой же попавшейся лавочке, глядя то в скучный асфальт, то отвлекаясь на громкие звуки, а потом извлекает телефон из кармана и снова набирает номер Гидры.

— А теперь рассказывай, — устало начинает Хаски без приветствия. — Как так получилось, что я твой капитан.

 

Эпилог

Хаски боялись даже свои. Последние полгода он как с цепи сорвался. Конечно, у него были причины убивать Акросса с особой жестокостью, хотя бы в память о своих прошлых смертях, вот только у самого Акросса больше не было причин умирать. Переход в реальность кончился почти ничем, если не считать того, что Гидра теперь в другой команде. И игры возобновились, все пошло по-прежнему. Только Хаски занял роль злодея и никого к ней не подпускал. Хотя во время перехода в реальность никто от их стычек не умер, было ощущение, словно он мстит за кого-то.

— Я тебя не отпущу, — упрямится Акросс. Гранит замолкает с видом: «Опять двадцать пять», отходит от Гидры, которая уже одной ногой в вентиляционной шахте. Девушка улыбается смущенно, заверяет:

— Все будет хорошо.

— Если получится… А если нет? Он же ненормальный и больше меня ненавидит только тебя. Он думает, что ты предала его.

— Так и есть, — соглашается Гидра. — И за это надо хотя бы иногда отвечать. А пока у нас шанс завершить игру и вытащить наших до того, как их отправят в переработку. Акросс, я — способ поскорее закончить игру. Конечно, все может быть плохо, но… я-то боли не чувствую. А вот твои ребята — чувствуют.

Акросс молчит, похожий на упрямого ребенка. С ним до перехода в реальность такого не было, словно передавшаяся через гены гиперопека наконец взяла верх над характером. Гидра, сдавшись, выбирается из вентиляции, касается мягко рук капитана, осторожно целует в кончик носа.

— Все будет хорошо, — обещает она. — Скоро встретимся в штабе.

И теперь уже скорее, не оборачиваясь, ныряет в дыру вентиляции. Гранит старается смотреть в сторону.

Хаски даже не нужно ничего делать, только ждать. Ему и смысла нет заканчивать игру сейчас, убивать Акросса. Он оставил противнику сообщение о том, что половина его команды отправляется на «мясофабрику» — так называли место, где из «ненужных» людей вырезались здоровые органы. И именно туда сдал их Хаски где-то час назад. В конце сообщения он предложил Акроссу закончить игру поскорее, покончив с собой. И теперь просто ждет, один, в подвале, прокручивая на пальце пистолет.

Поворот — он помнит Кая, когда их познакомили. Тому было пятнадцать, и за два года он совсем не вырос, не повзрослел. Следующий поворот — Кай, открывшийся ему совсем с другой стороны. Это нечто глубже и интимнее, чем увидеть человека голым, это в голову ему залезть. Все равно, что препарировать его, а потом обратно зашить. Где-то с того момента все меняется, и Кай больше не мальчик, который уже не вырастет. Он сильная личность, всегда найдет приключений на задницу. Обороты замедляются, у Хаски тускнеет взгляд, он думает о чем-то далеком, настолько призрачном, словно он и Кая выдумал. Этот Акросс считает, что Хаски был капитаном всегда.

Он слышит шум над головой, грохот по вентиляции, что-то катится сюда. Вскакивает, сняв пистолет с предохранителя, но из отлетевшего люка на него падает Гидра.

— Сюрприз, — радостно произносит она и в следующую секунду становится чудовищем, разрушая здание с подвала, погребает под собой и Хаски. Игра окончена.

Они не понимают, за что Хаски так ненавидит их, но все просто. Он считает, что мир, который забыл Кая, должен сгореть. Вымерзнуть и сойти грязью, талыми водами.

Зал, просторный, полностью залитый белым светом. Здесь только команда Хаски, и он снова не может даже пальцем пошевелить. Зато говорить — сколько угодно.

— Мне жаль, но снова выиграл Акросс, — без особого раскаяния сообщает Вега, стоящая дальше всех от игроков. — Капитан должен решить, кого из его команды можно забрать. Хаски, с кем готов больше никогда не увидеться?

Она улыбается, задавая этот вопрос, а для Хаски он каждый раз как напоминание. Кай стоит у левого плеча Веги все той же фарфоровой куклой, держит косу Легиона, которая выше и больше него в полтора раза. У Кая все такие же заиндевевшие глаза, и он тоже про себя забыл. В этом мире только два человека помнят его — Вега и Хаски.