Светло-серая полосатая кошка, лежащая на подушке на подоконнике, задернутые шторы темно-оранжевого цвета и линолеум, который был постелен в прошлом году. Танцующие в свете солнечного луча пылинки и почти идеальный порядок. Мир без игр выглядит уныло.

Детство у Кая было непростым. Кто бы мог подумать, что, оказавшись в условиях комнатного цветка, надежно оберегаемого мамой от любых потрясений, он затоскует по опасностям. Кай и сам думал, что мечтал о спокойном мире, где покажет, каким хорошим ребенком он может быть. А потом обнаружил, что не такой уж и хороший он ребенок. Пару лет назад вернулся домой поздно, потому что долго кого-то провожал, да и вообще ночные улицы с возможностью влипнуть в какую-нибудь историю — манили. Даже оставшись один, Кай не особо спешил домой и гаражами возвращался только потому, что где же еще быть приключениям, как не в глухом частном секторе. Мама тогда была бледная от сдерживаемого гнева, но не кричала. Посадила Сашу на кухне за столик, налила обоим ромашкового чая и спокойно, будто это ее не касалось, рассказала о том, в каком виде нашли бывшего мужа и как пропал ее родной сын. Потом, шепотом, потому что, когда пыталась говорить в полный голос, тут же срывалась в слезы, объяснила, что все время, пока ждала, представляла, как будет звонить в полицию и оправдываться, что сын не задерживается обычно. И какой-нибудь ленивый дежурный, узнав, откуда Саша, скажет ей, что мальчишка скорее всего просто сбежал.

Потом, закрепляя результат, ласково ворковала о том, что придумала себе всякие ужасы, ведь Саша такой хороший и слабый мальчик, которого любой может обидеть.

Наверное, в тот момент она и сама в это верила, хотя и знала правду.

Саша попал в детский дом в семь лет. Ему долго не могли найти семью — он ненавидел взрослых, сторонился сверстников. Он был из тех детей, кто не мечтал о том, чтобы однажды у него снова появилась мама. Саша еще слишком хорошо помнил свою, родную. Что-то в нем готово было всю жизнь провести в одиночестве обозленным на весь мир ребенком. Может, что-то стало другим с возрастом, что-то забылось, но мнение свое Саша изменил, когда увидел американскую комедию, в которой семья забирает из приюта мышонка. Саше было десять, и за время фильма он несколько раз принимался плакать на тех местах, где обычный зритель должен был смеяться.

Только в доброго папу Саша так и не поверил. А в то, что новая мама сможет стать ему настоящей и любящей — да. Ужасался от собственной смелости, а все-таки верил.

Женщину, которая теперь и является его мамой, Саша встретил с лиловым синяком на лице, держался так же замкнуто. После случившегося накануне в нем снова почти умерла надежда на то, что взрослые будут относиться к нему бережно.

За день до этого Саша во время прогулки устроил драку против троих, чуть ли не на смерть. Во всяком случае кому-то сломал нос, кому-то осколком порезал щеку, едва не оставив без глаза. А синяк был даже не от той драки, а от воспитательницы, сказавшей, что именно из таких детей, как Саша, и получаются алкоголики и серийные маньяки. Синяк был списан на ту же драку — Саша даже не возражал. Но из детского дома нужно было бежать — что-то затевалось против него между теми, с кем он подрался.

К счастью, побег не удался.

Синяк на лице мальчика женщина могла счесть за доказательство того, что Саша — проблемный, и лучше взять кого-то спокойнее. Но она восприняла это как метку — ребенка нужно защитить.

— Не понимаю, — признался Саша. — Разве не проще взять кого-нибудь маленького?

— Ну. Я уже не так молода. И мне тяжело будет начинать с нуля, — ответила мама. Она смотрела со смесью жалости и нежности. Будто ей хотелось достать платок и начать стирать лиловый синяк, как грязь. Взять ребенка за руку и увести отсюда. Будто она уже любила его.

Саша почти сдался — поднялся из-за стола, предложил:

— Не погуляете со мной?

За ограду ему выходить нельзя было, а кошка боялась снова забираться на территорию детского дома, но Саша часто видел ее за забором. Он не разговаривал, только пытался выглядеть животное. Кошка не показывалась.

— Кого ты ищешь?

— Кошку. Бело-рыжую. Она теперь боится сюда заходить. Она прихрамывает на одну лапу. Усы сожженные.

Странно, но кошка их сроднила. Женщина слушала внимательно, сама всматривалась в окрестные кусты.

— Ее недавно побили, и теперь она боится. А я опоздал. Она ведь на трех лапах охотиться не сможет. А она уличная. Тощая. Я просто думал…

— Что я могла бы взять кошку домой, подлечить, а потом и ты бы к нам переехал, — предложила женщина, но Саша, все еще глядя не на нее, а за ограду, по-своему объяснил:

— Что, если бы вы смогли позаботиться о кошке, то может и ко мне бы относились…

И не закончил, потому что и сам не знал, как. Просто почувствовал, что его хотят забрать. И что без кошки он не уйдет, не оставит ее тут. Эта кошка приходила сюда к нему, потому что он откладывал для нее от обедов, уносил в старой пластиковой банке, найденной в мусорке, и подкармливал, представляя, что эта кошка — его. Что когда-нибудь ему исполнится восемнадцать, ему дадут свою квартиру и туда он сможет забрать с собой зверька. Приручил кошку и научил не бояться чужих именно Саша, и он же был виноват в том, что кошка доверилась и пришла не к нему, а к другим людям с надеждой, что и они что-нибудь ей принесли.

Саша почти успел ее спасти, ведь убежала же она тогда, пусть и хромая, но живая. И с тех пор уже не входила на территорию. Жалость к этому созданию тянула Сашу все равно оставлять у ограды еду, и в то же время бояться, что животному снова сделают больно те дети, с которыми он рос.

Саша теперь боялся надеяться на то, что эта сильная и свободная женщина сможет помочь кошке — оплатить ветеринара, дать животному дом и тихий уголок, где никто не сделает ей больно. Саша был слишком мал, слаб и зависим, все, что делал он, в итоге только навредило кошке.

Когда бумаги были оформлены, он переехал к новой маме. После этого он очень старался, чтобы мама не разочаровалась в нем, потому что он в ней не обманулся. Это была именно такая мама, как в кино. Даже если она хотела ударить — это было по-другому, это был легкий взмах над головой, задевая только волосы. Это было как удар кошачьей лапы со спрятанными когтями.

Саша немного ревновал к тому, что раньше у женщины была другая семья.

Однажды, задумавшись, в магазине она подогнала его, окликнув:

— Виктор!

И сама не сразу поняла, что сделала. Саша молча стоял, глядя ей в глаза, и ждал, когда она осознает. А ей, как опомнилась, показалось, что случилась катастрофа.

Саша понимал, что у него не могло быть брата. Потому что будь жив Виктор — не было бы в этом доме самого Саши. И не задавался вопросом, кто из них стал лучшим сыном — родной или он, приемный. Родного не было в живых уже семь лет, а Саша был тут, заменял его, перенял на себя роль смысла жизни и радовался этому, пытался соответствовать.

Но Боже, до чего же скучным все это было, пока не появилась команда и Игры.

Лето наступило для Саши после сдачи экзаменов, и вместо того, чтобы провести свободное время как можно ярче и интереснее, его волнует вопрос, какие подработки есть месяца на два. Его друзья либо учатся заочно и работают полноценно, либо параллельно с учебой, либо собираются потратить летние каникулы для отдыха.

— Саша у нас вегетарианец, — хвастается плотненькая Ира. Они знакомы уже два года, а вот ее собеседницу, светлую и совсем не похожую на Иру девушку, Саша видит только в третий раз. Кажется, они учатся вместе. Та оборачивается заинтересованно, и приходится опровергнуть:

— Это не так. Я ничего не имею против мяса птицы. К тому же иногда мама все-таки готовит из фарша со свининой или говядиной. Просто стараюсь пореже их есть.

— Жалко? — переспрашивает девушка. Саша и Ира познакомились, когда в соцсетях местный приют попросил помощи в возне с зверьем. Если человек любил животных и готов был уделять им время и силы — он уже Саше нравился, и общий язык быстро находился. Тем более бывали такие случаи, что, казалось, масштабный бой вместе выдержали, а подобные ситуации сближают. А вот к собеседнице Иры он пока относится с тем дружелюбием, которого требует вежливость.

С центральной улицы они сворачивают во дворы, на изнанку города, и оттуда через лес многоэтажек направляются вглубь, к парку. Саша держится чуть позади, чтобы не мешать разговору.

— Сложный вопрос, — задумывается Саша. Что-то не дает ему сосредоточиться, какое-то неясное чувство тревоги, хотя сейчас только полдень и полно людей, но у него ощущение безлюдной улицы. — Можно и так сказать. Кролика я бы точно есть не стал, даже фаршем.

— Выборочный гуманизм, — смеется Ира, и от ее голоса становится чуть спокойнее. А потом чувством тревоги прошибает как стелой — в основание шеи. Саша оборачивается, осматривает улицу. Высокое здание закрывает ее от света, во дворе ничего подозрительного и даже пьяных компаний нигде нет, но что-то по-прежнему не дает успокоиться.

И в то же время палитра чувств Кая окрашивается в ярко-оранжевый от адреналина, хлынувшего в кровь. Мир больше не такой скучный, каким казался пару минут назад, и становится не важно, какое мясо он предпочитает, сколько и с кем знаком. Вокруг Кая расцветает другой мир, и теперь прогулка в парк кажется скучной, пустой тратой времени.

— Саша? Саш!

Он даже не сразу понимает, что окликают его. Ощущения обманывают, он забывает о том, что его зовут Саша и что рядом с ним подруга. Только при движении в его сторону реагирует, повернувшись, и понимает, что остановился посреди улицы и осматривается.

— Нужно кое-что сделать, — сморгнув, механически отвечает Кай. — Сегодня не получится, ничего?

— Тебе позвонили? Написали? — хмурится удивленная Ира, и, пожалуй, впервые за время их знакомства она — раздражает, как помеха. Что бы не пришло в этот мир, ему нужен Кай, и он не хотел бы делиться этим приключением с человеком не посвященным. Другое дело, будь тут кто-то из команды. — Вспомнил о чем-то?

— Да. Должен увидеться кое с кем, — кивает Кай, стараясь смотреть на собеседницу, а не рыскать по сторонам взглядом. Ощущение такое, словно он стоит на погружающемся в воду пятачке, и нужно как можно скорее и дальше отогнать девушку, чтобы и она не утонула.

— Ты странный… — продолжает Ира, но не знает, что делать — вроде и тянется коснуться лба, но руку останавливает на полпути.

У Кая первого сдают нервы — он срывается почти без перехода, в сторону, бросив только: «Я напишу». Новое ощущение — что-то темное следует за ним, как прицепившийся к ноге пакет.

Из дворов многоэтажек Кай выбирается к частному сектору маленьких домиков за высокими заборами и злых собак. Тут почти нет людей, тут негде спрятаться и можно, наконец, осмотреться и узнать, кто за ним следил. И все же, Кай ожидает либо Акросса, либо Хаски, но не этих двоих.

— А ты всегда с девчонками гуляешь? Это потому, что рядом с ними не заметно, какой ты мелкий? — спрашивает первый из близнецов. За два года Кай так и не научился их отличать. А вот игнорировать подначки привык игры со второй против них.

— Я думаю, Кай надеется, что ему, наконец, перепадет.

— Тогда он должен был гулять с парнями, точно перепало бы.

— Почему Акросс прислал вас? Почему сам не пришел? — Кай чувствует, как выровнялось дыхание, но сердце по-прежнему колотится бешено. Два мира — настоящий и игровой — брошены кем-то в гигантскую мясорубку и теперь перемешиваются, в этой же смеси перемалывается и сам Саша-Кай, становясь собой из игры, оставаясь при этом студентом-первокурсником, только недавно сдавшим экзамены.

— Ну ты же знаешь Акросса, — тянет первый тоном старого приятеля. — Он так сразу не может. Ему нужно тебя подготовить. Намекнуть, что тебя ждет, а мы лучшие на это кандидаты.

— Он разрешил: показаться тебе на глаза, немного тебя погонять, потрепать и отстать.

— Погонять? Вы решили, что я собрался убегать? — Кай перекидывает сумку назад для удобства, встает в более устойчивое положение, как ожидающий нападения вратарь. — В прошлый раз нас растащили.

— Ну вот и выясним, чем мог закончиться тот раз.

Кай не дурак и, изобразив снисходительную улыбку, срывается в сторону, бежать. Близнецы, которые попались в начале на его смелость, теряют несколько секунд на то, чтобы осмыслить обман, уже потом устремляется следом.

В конце рабочего дня завод превращается в большой муравейник, из которого маленькими насекомыми по своим мелким делам расползаются люди. Руслан — один из этих людей, и в этом мире у него разве что глаза не такие голубые, как в играх, и белого в волосах нет. Этой дорогой он ходит каждый день — туда и обратно, и ничего необычного не происходит. Поэтому, когда из потока спешащих по магазинам и домой муравьев его вырывает девушка, Руслан замирает послушно, прямо-таки цепенеет, хотя первая реакция — оттолкнуть и обозвать идиоткой, ведь она явно ошиблась. Но внутри что-то клинит.

— Я, — выдыхает та, пытается подобрать слова, и на эти мгновения Руслана отпускает оцепенение, он начинает:

— Ты обоз…

— Я та, кого ты ненавидишь, — поспешно продолжает девушка. — Потому что Кай приходит ко мне. Ты сказал, что мне нравится, когда ему больно. Но это не так. Я знала, что он справится, а от Акросса не смогла уберечь. Но я не об этом…

В Руслане снова сходит на нет малейшее желание оттолкнуть, возможность не поверить. Напротив — он переворачивает руку и сам цепляется за тонкое запястье. Эта рыба вдруг решила, что рыбак — миссия, который поведет ее в лучший мир.

— Кай в опасности. Он не справится. И я не смогу это остановить. Точнее — я сейчас останавливаю тем, что прошу тебя ему помочь. Я покажу, где.

Не помогает знание родного города, подводит собственная быстрота. Это — первый тревожный звоночек, тут не игры, тут не получится победить просто.

Ударными темпами растущий город полон новостройками. Каю не везет настолько, что его настигают рядом с одним из недостроенных зданий. При отсутствии рабочих и более-менее трезвой охраны, прекрасное место для убийства или пыток, смотря какие планы у близнецов.

— Можно сказать, что в тот раз мы не закончили толком. Подумаешь, чуть потрепал нас. К тому же ты, может, мстил за наши прошлые проделки, — говорит тот, что идет впереди, свободный от ноши, пока второй практически волочет упирающегося Кая вверх по лестнице. Самому вырваться не получается, и Кай прислушивается с надеждой, вдруг стройка все же не такая необитаемой, как кажется. — Только знаешь… после этого нас поймал твой песик. Брата-то выстрелом в голову вырубили, а вот мне с Хаски пришлось немного пообщаться.

Останавливается напротив входа в пустой каркас будущей комнаты на четвертом этаже.

— Слушай, как думаешь, — непонятно, спрашивая у брата или Кая, начинает шедший впереди близнец, — ведь если человека с четвертого этажа выкинуть — он выживет?

— Есть шанс, — подтверждает брат, рывком втаскивая Кая внутрь комнаты, ближе к дыре будущего окна. — То есть, я совершенно точно уверен, что выживет. И скорее всего будет очень даже напуган, и в курсе, что его ждет, когда до него доберется Акросс. Отличная идея, в общем.

Кай закручивается вокруг своей оси, так у него получается на секунду освободиться, потом ударить в живот. Возможно, Кай и смог бы сбежать, если бы за ворот футболки, тут же затрещавший, не зацепился второй близнец, снова потащив к дыре окна. Кай разворачивается ударить, пока свободны руки, и вместе с братьями замирает от хриплого:

— И какого хрена вы с Каем делаете?

Первая мысль — что кто-то из рабочих их услышал. Но никто посторонний не назвал бы Кая этим именем.

В дверном проеме красный запыхавшийся парень в потертых джинсах и серой футболке. Стоит, растопырив руки, не собирается никого выпускать из комнаты-коробки.

— Мы за собой уберем, — шутит тот из братьев, от которого Кай уже успел вырваться. Для них чужой капитан всегда был «Каем», они и не подозревают, что в этом мире его могут знать под другим именем. — Тебе вообще чего надо?

— Что? Без глаз «голубых как полная луна» и загадочных белых прядей меня уже не узнают? — сетует парень, подходя почти вплотную. Ближний из близнецов получает резкий удар в переносицу — смачный, с хрустом. Второй пытается закрыться Каем, но тот вырывается, окончательно пожертвовав порвавшимся воротом футболки. Рядом с Хаски Кай чувствует себя в безопасности.

— Прыгай, — советует Хаски противнику с ухмылкой. — Сам говорил — четвертый этаж, выживешь.

— Да иди ты, — шипит сквозь зубы близнец, и Хаски внезапно добреет, с той же улыбкой командует:

— Тогда брата своего забирай и валите отсюда к тому, кто вас послал.

— А чего вдруг такая щедрость? — начинает близнец, все же выступив вперед, и не успевает заслониться от удара, на этот раз в челюсть. Развернувшись, Хаски сгребает Кая с собой, быстро тащит к выходу.

— Пошли-пошли, скоро менты приедут, — шипит Хаски, заметив, что Кай уходить не спешит, задерживает их обоих. Капитан тратит секунду, чтобы удивленно заглянуть Хаски в лицо, и уже потом отправляется к выходу со стройки бегом.

Хаски приходится остановить Кая, поймав за локоть, посреди частного сектора. Для обоих это уже второй марафон, и Кай с наслаждением прислоняется к бетонному забору, упирает руки в колени, пытаясь отдышаться. Во время игр он так не уставал, но в реальности рядом с ним не было Хаски. Кай забывает о том, что последнее, что делал как капитан — закрыл игры и разогнал команду.

— Как ты меня нашел? — более-менее восстановив дыхание, спрашивает он.

— У тебя волосы длиннее, — подмечает Хаски, стоя прямо и глядя сверху, дышит шумно через зубы. Кай задумчиво касается чуть отросших кончиков волос, влажных от пота, повторяет свой вопрос.

— Наваждение, — пожимает плечами Хаски. — Я же знал, что ты все равно в какое-нибудь говно вляпаешься. Тебя нельзя оставлять одного. Игры он закончил, придурок.

Хаски фыркает, усмехнувшись, но настораживается, услышав новые шаги, торопливые. Кай тоже перестает дышать ртом, выпрямляется. Но при виде тех, кто пытался их догнать, напряжение проходит, вместо него остается удивление.

И Гидра, и Дроид такие же, как в играх. Дроид, рослый и крупный парень в очках, не убавлял себе веса, не пытался казаться красивее. Да и Гидра третий размер груди себе не придумала.

— Опоздали, — тут же начинает Хаски. — Когда я подошел, его уже в окно выпихивали!

— Какое. Нахер. Окно? — выдыхая через слово, спрашивает Дроид.

— Мы сразу. Как нам сказали, — Гидра выпрямляется, старается дышать, не открывая рта, но кислорода не хватает. В такую жаркую погоду на ней водолазка с короткими рукавами и высоким закрытым горлом. — Тебе первому сказали, вот и все.

— Ну, если бы она нашла меня, но не собрала вас, было бы странно, — кивает Хаски.

— Кто она? — осторожно окликает Кай.

— Угадай, — предлагает Хаски, снисходительно улыбнувшись.

Каю кажется, что их компания слишком разноперая, выделяется. Но на них почти не обращают внимания. Хотя погода и не испортилась, такая же летняя и теплая, Гидра и Дроид настаивают на кафе, выбирают в ближайшем уютное местечко с мягкими диванами из дешевого кожзама. Кай садится в угол, рядом с ним Гидра, остальные напротив. Музыка, играющая в кафе, под которое переделан первый этаж обычного дома, разговаривать не мешает, но и другим немногочисленным посетителям их слушать не дает.

— Круто, что вы себе ничего не прибавили, не убавили и вас так просто узнать, — Хаски откидывается на спинку, вертит в руках зубочистку. Так и не заглянув в меню, он заказал пива и что-то на закуску.

— Чего нельзя сказать о тебе, — тут же поддевает Гидра, но Дроид откашливается:

— Я в начале выглядел по-другому. Понемногу вернулся к настоящему виду.

— Ну да, припоминаю, — игнорируя упрек, безразлично кивает Хаски. — Но это ладно. Что делать будем?

— Акросс здесь? — серьезно спрашивает Гидра, подавшись вперед. Хаски переводит взгляд с зубочистки на нее, улыбается ядовито.

— Ну да. Тебе бы очень хотелось, чтобы он был здесь. Да?

— Я его не видел, — обрывая не начавшийся спор, отвечает Кай. — Только близнецов.

Снова вспоминает про порванный ворот, рукой пытается его соединить и как-то спрятать, прижав ремнем сумки.

— Это очень не хорошо, — Дроид слишком часто моргает, поправляет очки, стараясь ни на кого не смотреть. — Это же вам не игры… Тут нет огнестрельного. К тому же чего ему надо? Убить Кая здесь?

— Скорее запугать, — мягче поправляет Кай, пытаясь его успокоить, но Хаски недовольно цыкает, комментирует зло:

— Если ссышь, то чего прибежал?

— Кай был в опасности.

— И что бы ты сделал?

В Дроиде происходит перемена — перестав моргать и отводить глаза, он берет себя в руки, разворачивается ответить Хаски прямым взглядом.

— Вообще-то я сильный.

— Знаем мы таких сильных, — продолжает задирать Хаски. — Какой уровень в Линейке? Или в Танках, не знаю, во что вы там сейчас гоняете.

— Хочешь проверить? — уже не так решительно предлагает Дроид.

— Хватит, — тут же обрывает Кай, и оба слушаются — отворачиваются друг от друга, возвращают все внимание капитану.

— Никого Акросс не собирается убивать, — выдыхает Кай. — Тем более не вас.

— Трахать тоже только если рыжую, — не сдерживается Хаски.

— Хаски, — снова одергивает Кай, но тот разводит руками:

— Я ж предупреждаю. Гидра, осторожнее пожалуйста.

— Заткнись, солнце, — отвечает та добродушно, прибавив к этому фальшивую улыбку.

— Рядом с Каем ты довольно смелая, — замечает Хаски с угрожающими нотками.

— Серьезно, я тебя сейчас выгоню, — потирая переносицу, обещает Кай. На несколько секунд замолкают, когда официант ставит на столик два пива и кофе.

— Между прочим, — негромко, сквозь зубы, но всерьез продолжает Хаски. — Вытащил тебя я. А где были остальные?..

— Прекрати этим торговать, — не смутившись, перебивает Кай. — Если ты не заметил, все серьезно. И мне не нужно сейчас нервы и время тратить на то, чтобы вас разнимать. Прекрати оскорблять других. Мы тут в одинаковой жопе.

— Мы? — неловко переспрашивает Дроид. Хаски с видом: «А я говорил» — складывает руки на груди.

— Акросс грозился пытать нас на глазах Кая, — глядя на кофе, отвечает за капитана Гидра. — Так что да. Влипли одинаково.

— Чего он вообще хочет? — стискивая бокал с пивом так, что тот вот-вот покроется трещинами, спрашивает Дроид. Все сидящие за столиком поворачиваются к Каю, пока тот кусает губы, глядя на салфетницу, пытаясь подобрать слова.

— Когда-то, кажется лет десять назад, Акросс тоже играл. Был капитаном. И против них была команда, которая исполняла роль злодеев. Абсолютных злодеев. Я думаю, Акросс стремится к этому образу.

Хаски даже фыркает:

— Каким бы стремным он ни был, а все-таки до супер-злодея ему далеко. И он смотрится жалким в этой попытке…

— Как получилось, что ты брата не узнал? — внезапно вклинивается в разговор Дроид. Чтобы не затягивать паузу, отхлебывает из бокала. Хаски оседает, прислоняется к спинке диванчика, скрипнув. Гидра старается делать вид, что ей интереснее кофе.

— На фотографиях он другой, — Кай проваливается вовнутрь себя, отрешается от этого мира. Ловит на себе все еще непонятливые взгляды Гидры с Дроидом. Он плечом прижимается к стене под подоконником, делает несколько спокойных выдохов, в каждый из которых пытается начать говорить и, наконец, с четвертым приходят слова:

— Жил на свете мальчик Саша. Родители его не любили. Отец и вовсе убить был готов. Конечно, это заметили органы опеки, и мальчик Саша попал в другую семью. В этой семье была только мама. Потому что так было проще, и не нужно стало привыкать к тому, что есть добрый папа. Только в новой семье раньше был другой мальчик… Хотя как мальчик, он меня на три года старше был, когда его убили.

— Получается не убили, — напоминает Хаски, заложив руки за голову.

— Убили? — подхватывает Гидра.

— Его нашли на заброшенном заводе с разбитой головой. Там… В семье раньше были проблемы с серьезными людьми, накануне коттедж этих «серьезных людей» сгорел, получалось что брата как раз через несколько часов после этого нашли.

Хаски, вопреки общему настроению, усмехается.

— У твоей «Королевы», Кай, просто офигеть какое мразотное чувство юмора. Она Акроссу его же брата подсунула для опытов.

— Я не думаю, что Акросс будет считать меня братом, — пожимает плечами Кай. — Я и не должен был этого говорить ему… Просто подумал, надо рассказать, что с его мамой все в порядке. Конечно, она не забыла, но она не одна.

Даже их штаб — это прошлый штаб Акросса, в котором была проведена основательная чистка от чужих личных вещей. И комната Кая раньше принадлежала другому капитану.

— Кай, ты дурак? — на всякий случай интересуется Хаски. Кай не может возражать — все силы уходят на то, чтобы не дрожать — сидит напряженный, глядя перед собой. — Ты ему объяснил, что заменил его. Мертвые очень не любят, когда по ним не убиваются. Все равно, что парню в тюрьме сказать, что «Не волнуйся, мы с твоей девушкой счастливы». Представляю, как его бомбит теперь. Странно, что он только близнецов подослал, а не сам тебя в цемент закатывал, — убедившись, что Кай повержен, Хаски резко переключается на Гидру:

— А ты что? Скажешь, что он не такой?

— Нет, — Гидра тут же поднимает руки, показывая, что сдается. — Акросс плохой, Кай хороший. Я еще с прошлой игры выбрала сторону.

— Он убьет тебя, — уже спокойнее произносит Дроид, пытается поймать взгляд Кая.

— И что? Предлагаешь нам не вмешиваться? — переключается Хаски.

— Нет. Предлагаю найти способ убить его.

Повеселев, Хаски хлопает его по плечу.

Домой Кай возвращается в шестом часу морально опустошенный. И уже около подъезда ему звонит Гидра, с которой разошлись буквально четверть часа назад.

— К тебе ведь можно зайти?

— Вы собрались охранять меня по очереди? — Кай изображает веселость, но хватает его только на одну эту фразу. — Честно говоря, я очень вымотался.

Становится так тихо, что Кай даже отодвигает трубку от уха, взглянуть, идут ли секунды разговора или оборвалась связь.

— Да, конечно, я могу подождать до завтра, — сдается Гидра. — Ты прав, ты…

— Ладно, заходи, — снова коснувшись разорванного ворота футболки, разрешает Кай.

Так странно, до этого дня друг друга в этом мире никогда не видели, но сегодня номерами телефонов обменялись, и вот уже Гидра звонит, напрашиваясь в гости. К вечеру, может, Хаски начнет заваливать смс: «Тебя не убивают? А теперь не убивают? И сейчас не убивают?». А Дроид… просто будет присылать видео, которые показались ему смешными или интересными.

Мамы дома нет, хотя рабочий день у нее уже должен был закончиться. Но это не страшно, в конце концов время еще не позднее, а если решила посидеть с кем-нибудь после работы, то не должна перед ним отчитываться.

Первое, что спрашивает Кай, когда открывает дверь, это:

— Имя? Мне нужно твое настоящее имя. Я не могу представить тебя маме как Гидру.

— Твоя мама дома? — теряется девушка.

— Нет. Но вернется, и глупо будет спрашивать твое имя при ней.

— Катя, — улыбается Гидра, и только после этого переступает порог.

— Я Саша, — зачем-то повторяет Кай, вспоминает, при каких обстоятельствах представился, и смущается.

Перед Гидрой распутье: одна из выходящих в коридор комнат — это кухня, остальные две закрыты фанерными дверьми без стекол, и не угадать, какая именно принадлежит Каю.

— Чаю? — предлагает тот, направившись к кухне. — Может и хорошо, что ты…

— Расскажешь про Акросса?.. — собравшись с духом, выпаливает Гидра. Кай колеблется, но промах свой с чаем понимает, послушно открывает дальнюю от кухни спальню и, щелкнув выключателем, приглашает:

— Проходи.

Сам, не включая света, ныряет в комнату матери.

У Кая чисто и минимум вещей — кровать-чердак, письменный стол, книжный шкаф с фотографиями и статуэтками животных. Кай возвращается с коробкой средней величины как раз, когда Гидра рассматривает глиняного мопса.

— Это подарки, — будто оправдываясь, поспешно добавляет Кай, ставит на стол коробку. — Мне не могут подарить собаку, поэтому заваливают фигурками собак.

Выглядывает из коридора кошка, смотрит на гостью недовольно и уходит обратно.

— Не боишься разочароваться? — на всякий случай спрашивает стоящий над Ящиком Пандоры Кай. Гидра пытается улыбнуться, но глаз от коробки не отрывает, как голодный от куска хлеба.

— Он тебя столько раз убивал… Изуродовал со злости. Здесь даже не сам пришел, снова шестерок своих отправил. Как думаешь, что может заставить меня разочароваться?

— Хорошо, тогда давай быстрее. Мама не любит, когда я трогаю эту коробку. В смысле при ней нельзя, но она наверняка замечает, что я брал… — Кай открывает, пока говорит, и Гидра на несколько мгновений задерживает дыхание, протягивает руку, выбрав из всех вещей фотоальбом. Листает, как зачарованная. Он старый, картонный, с переплетом из кожзама и первые фотографии в нем черно-белые, с совсем маленьким ребенком.

Кай, чтобы не чувствовать себя неловко, говорит про чай, хотя и не уверен, что его услышат, и ускользает на кухню. И там ждет, пока закипит чайник, без чашек не возвращается.

Гидра сидит на стуле, листая следующий альбом. Тихим, хриплым голосом она, глянув на Кая, подтверждает:

— И правда не похож.

Акросс-капитан выше себя настоящего, шире в плечах. Он больше походит на старшего брата Виктора, который вовремя занялся спортом, пока младший продолжал сидеть за конспектами дома.

Поставив чашки на стол, Кай садится на диван у окна, в Гидре будто видит себя со стороны, рассматривающего вещи из коробки. Минута этой откровенности и заставляет его заговорить:

— Когда мелким был, тоже эти фотографии доставал, перебирал… Мама по началу не хотела о нем рассказывать — думала, что я буду чувствовать себя кем-то вроде замены. Потом я сам попросил… Я в семье один был, и в прошлой и в этой. Я вместо сказок себе на ночь рассказывал историю о том, что у меня есть старший брат. Старше на целых десять лет. Правда, в этой истории мы сразу жили в одной семье. Виктор непременно работал бы в милиции, чтобы отомстить за отца… Хотя глупость конечно, он учился на том же факультете, что и я. Какая уж тут полиция… И я представлял его таким, как рассказывала мама. То есть совсем не похожим на Акросса, — Кай пытается улыбнуться, и от этого острее ощущает, как больно дается признавать это вслух. Пока он смотрел себе под ноги, Гидра отложила альбом на стол и не отводит от Кая глаз.

— Я не думаю, что Королева этим хотела разозлить Акросса или меня… Она хотела спасти его. Я подумал, что может быть именно поэтому меня усыновили и именно эта мама… И все же, если бы не было игр, если бы он не умер тогда — у меня, может, был бы брат.

Сдавшись, Гидра подтягивается ближе, не поднимаясь со стула, обнимает опущенную голову Кая, прижав к себе, молча поглаживает его по спине. Слезы стекают по переносице к кончику носа, разбиваются о линолеум. Отчего-то при Гидре плакать не стыдно, она сама как мама, как самый близкий и верный друг.

— Ты ведь тоже не хочешь, чтобы Акросс умирал? — спрашивает Гидра спокойно, скорее подтверждая. Кай молча отрицательно мотает головой, и в то же время осторожно, чтобы не смахнуть ласковые руки.

— Поможешь мне уговорить Хаски и Дроида?.. Плохо будет, если команда из-за этого развалится. Это так глупо, что они ненавидят его, хотя больше всего от него доставалось тебе…

Если бы Кай мог сейчас говорить, он бы объяснил, но он пытается перестать плакать.

Вторым сюрпризом оказывается Хаски — он не звонит, не спрашивает адрес Кая, не интересуется, занят ли тот. И да, смс с вопросами о том, убивают ли Кая, от него тоже не приходит. Вечером следующего дня он просто стоит во дворе Кая, не сразу даже замечает его, рассматривая что-то вдалеке, над крышами домов, и удивляется так, будто это Кай за ним следил.

— О, привет, — здоровается Хаски, как если бы они встретились на другой улице или в торговом центре. — Гуляешь?

— Ты меня охраняешь что ли? — ворчит Кай, не поддавшись этому беззаботному тону.

— Я? Не, я мимо проходил, думаю, двор знакомый. Может тебе позвонить, гулять вытащить, а тут ты появился.

— Я тебя из окна видел.

— Неа, не видел, — Хаски пожимает плечами. — У тебя в другую сторону окна.

И не сдерживает улыбки. Даже футболка у Хаски с капюшоном, накинутым на голову. Эдакий шпион, охраняющий покой капитана. Но там, в играх это казалось логичным, словно там была шахматная партия, и подобное поведение Хаски в настоящем лишь подтверждает, что игры протекли в повседневную жизнь и уже почти с ней смешались.

— Ладно, — вздыхает Кай, сдавшись. — Я все равно поговорить хотел.

— О, я вовремя, — еще больше радуется Хаски, пока не зная, какой именно разговор предстоит. — А ты никак подстригся? Давно?

— Утром, — кивает Кай. — Подумал, что так вам будет привычнее.

Конечно, стрижка не сделает его чуть больше тем сильным капитаном, которому не нужно было оглядываться на то, как отреагирует мама на то, что он дрался. Но отросшие кончики волос вызывали в Кае резонанс, раздражали, словно об обманул команду укоротив себе волосы в игре. Нужно было сделать так же и в реальности.

В соседней школе пустынное поле и гигантские турники, казавшиеся Каю особенно огромными в детстве. Он с Хаски устраивается на вкопанных в землю шинах, с краю от вытоптанного школьниками поля. Здесь Кай всегда ощущал себя особенно маленьким. Ему неловко за то, что на запястье несколько браслетов из ниток — это то ли по-детски, то ли по-девчачьи, он обещает себе их снять, как только останется один.

— Нельзя убивать Акросса, — без предисловий, сразу огорошивает Кай — и Хаски напротив него меняется в лице, теряется и несколько секунд не может подобрать слов, в конечном счете спрашивает:

— Гидра надоумила?

— Я ее после кафе не видел, и ее мнение ты слышал, — слишком уж явно врет Кай, еще и смотрит в сторону.

— Ну да, конечно, — фыркает Хаски, пнув шину, на которой сидит Кай, добившись прямого взгляда. — Не забывай, что я знаю о тебе то, чего ты никому никогда не говорил. И не скажешь. И Витю этого я видел. Но вот так получилось, Кай, что тот добрый брат, о котором ты мечтал, не такой уж добрый! Что будь он жив — макал бы тебя головой в унитаз! И выгонял бы в январе на балкон без куртки, лишь бы ты…

— Он не такой! — со всей горячностью возражает Кай, выдав себя этой поспешностью, опять пытается отвести взгляд и снова получает ногой по шине.

— Ведешь себя как баба, — каждое слово Хаски выплевывает. — Но я понял. Гидра конечно за тебя, она же тебя на это уговорила. Дроид тоже делать будет как ты скажешь, тем более, что его никто убивать не собирается. Но я знаю — если не ты Акросса, то он тебя. И уж прости, Кай, но я сделаю что угодно, чтобы этого не случилось, чтобы защитить тебя.

— Почему? — не понимает Кай.

— Это сложно объяснить, — с переменой темы Хаски и сам становится мягче, отводит взгляд, но только на секунду. — Я думаю, что такие, как ты, должны жить. Что такие люди могут делать великие дела и менять мир. Просто на своей шкуре испытал твое влияние и теперь… Блин, мы друзья как бы между прочим-то. Естественно я не хочу твоей смерти. Естественно, меня бесит Акросс. Я среди вас, кажется, единственный нормальный… Наверное потому, что вы все-таки домашние, холеные… Даже ты в последнее время одамашился, как подобранный с улицы кот. Ты вообще чувствуешь, какая бездна под словом «смерть» и «убьют»?

— Чувствую. Именно поэтому я не хочу, чтобы кто-то умирал, — Кай наклоняется ниже.

— А так нельзя, знаешь, — Хаски пожимает плечами. — Ты хочешь спасти всех, а это невозможно. Иногда приходится выбирать, кому выжить. И я выбрал тебя, уж извини. Акросс мне никто.

— Он не собирается меня убивать, — Кай тоже становится мягче, как если бы уже готов был сдаться. — Поверь мне, я собаку съел на том, чтобы распознать, кто правда мне смерти желает, а кто просто строит из себя крутого.

— Ну да, — кивает Хаски. — Но я вижу только психованного идиота. Что, если он в своих играх давно забыл про реальность и изуродует тебя здесь? Мама будет тебе в больницу мандарины носить и…

— Акросс так не сделает, ты не знаешь. Дай мне время, пожалуйста. Я должен понять, как вытащить из него того брата, о котором мне рассказывали. О котором я мечтал. Ты просто не видел, и не знаешь. Я даже объяснить это не могу!..

Хаски тоже наклоняется ниже, продолжает тише:

— Мы это уже проходили. Попробуй рассказать. С самого начала. Акросс тебя так и так ненавидит. А я секреты хранить умею, ты сам в курсе. Так что, расскажешь?

Каю и правда хочется поделиться тем, что он увидел тогда в прошлом Акросса, что запомнил о тех людях, страхах, ощущениях. О Королеве, которая для Кая была капризным Богом, а для Акросса — просто влюбленной в него девочкой. О том, какими он увидел Тима и Барса. Об ужасе перед Легионом, и о моменте собственной смерти, ухода от этой реальности и родных. О разговоре с мамой, их общей мамой, на кладбище после своих же похорон. Теперь он слишком хорошо знает Акросса, чтобы ненавидеть его. Потому что на ту секунду, в которую смог заглянуть ему в голову, Кай и сам стал Акроссом и, потеряв все, обрел бессмертие.

На следующий, второй день после переноса игр в настоящее, у Кая снова что-то вроде собрания с командой. Находиться с ними рядом приятно и интересно, но все же ничего не меняется — пока они не знают даже где искать Акросса. Его роль в этом мире — это Виктор, но дома Кай по-прежнему единственный ребенок, и брата у него не появляется.

Кай возвращается уже в восьмом часу вечера, еще на подходе к дому заметив включенный в комнате свет. Значит, мама на кухне, готовит.

С порога Кай слышит, что у них гости — голос мужской. Задумывается на несколько секунд, не стоит ли ему развернуться и погулять еще час-другой, но время к вечеру, и мама сама будет волноваться, если он ускользнет.

Мама выглядывает из кухни, ее радостный вид уверяет Кая в том, что он чему-то помешал, она произносит:

— К тебе гости. Так необычно, я думала, ты с одними девочками дружишь.

Кай уже разулся и преодолел половину коридора до кухни, но замирает, уже зная, кто пришел. Акросс появляется в дверях, у плеча улыбающейся мамы.

— Ну да, представляете. Два года знакомы, и он про меня ни разу не упоминал. Привет, Саша. Ты не отвечал на телефон, а твоя мама пригласила подождать тут.