Дрожа и крепко зажмурившись, Винни прижалась щекой к груди Тука, крепко обхватив его руками. Она чувствовала его дыхание — прерывистое и очень тихое.

Констебль опустился на колени перед неподвижным телом.

— Он еще жив. По крайней мере, пока.

Винни тут же открыла глаза. Ружье валялось на траве — там, где Мэй его уронила. Взгляд ее остановился на руках Мэй: они то сжимались в кулаки, то бессильно опускались. Солнце пекло немилосердно, и над ухом у Винни гудел комар.

Констебль поднялся.

— Почему вы его ударили? — возмущенно прохрипел он.

— Он забирал девочку, — бесцветным голосом ответила Мэй. — Он хотел забрать девочку против ее воли.

Констебль вскинулся:

— Черт побери, женщина! Что ты такое несешь? Хотел забрать девочку против ее воли? Это ты ее забрала! Ты похитила этого ребенка!

Винни разжала руки и обернулась. Страх куда-то исчез.

— Они не похищали меня! Я сама пришла, потому что хотела.

Тук, стоявший рядом, резко выдохнул.

— Ты хотела? — выпучил глаза констебль, не веря своим ушам. — Ты хотела?!

— Да, — твердо повторила Винни. — Это мои друзья.

Констебль уставился на нее, подняв брови. Положив свое ружье на землю, он поскреб подбородок. Затем пожал плечами и посмотрел на человека в желтом костюме, неподвижно лежавшего на траве. Жгучие лучи солнца ярко освещали его лицо и руки. Глаза его теперь были закрыты, но сейчас этот человек больше, чем когда-либо, походил на марионетку, небрежно брошенную в углу с раскинутыми среди спутанных нитей руками и ногами.

Винни достаточно было одного взгляда, чтобы его вид навсегда запечатлелся в ее памяти. Она быстро отвела взгляд и посмотрела на Тука, ища утешения. Но Тук не оглянулся на нее. Он стоял слегка подавшись вперед, брови его опустились, рот приоткрылся, взгляд его был прикован к телу, лежащему на земле. Он глядел на него, словно завороженный и… да, именно так: словно охваченный завистью… будто умирающий с голоду, который заглядывает в окно, где идет пир. Винни не могла этого вынести. Протянув руку, она прикоснулась к нему, и чары разрушились. Тук моргнул и сжал ее руку.

— Так, и все же, — наконец сказал констебль, возвращаясь к делу, — я должен приступить к своим обязанностям. Отнесите этого парня в дом, пока он здесь не изжарился. А теперь слушайте: если он не делал того, о чем вы здесь мне рассказывали, вы влипли, ясно? В общем, так. Ты, — он указал на Мэй, — пойдешь со мной. Ты и девочка. Ты отправишься в тюрьму, а девочка… ну, ее я доставлю домой. Остальные останутся здесь с ним. Позаботьтесь о нем. Я как можно скорее вернусь с доктором. Следовало бы приехать с помощником, да кто ж знал, что случится такое. Ну да что теперь!.. Ладно, двинули.

— Ма! Мы тебя вытащим. И глазом моргнуть не успеешь, — шепнул Майлз.

— Точно, ма, — добавил Джесс.

— Не беспокойтесь обо мне. — Голос Мэй звучал так же бесцветно. — Сама справлюсь.

— Справишься? — воскликнул констебль. — Ну ты даешь! Если парень помрет, то тебе виселица светит, вот с чем придется справляться.

Тук нахмурился.

— Виселица? — шепотом переспросил он. — Ее повесят?

— Именно. Таков закон. А теперь поехали.

Майлз и Джесс подняли человека в желтом костюме и осторожно перенесли его в дом, а Тук все стоял, глядя в одну точку, и Винни догадывалась, о чем он думает. Констебль подсадил ее в седло и велел Мэй сесть на ее лошадь. Но Винни не сводила глаз с Тука. Он побледнел, морщины стали глубже, глаза запали.

— Виселица! — снова прошептал он.

И тогда Винни произнесла то, чего никогда прежде не говорила, но слова эти она иногда слышала и часто очень хотела услышать. В ее устах они прозвучали необычно, заставив ее невольно развернуть плечи.

— Мистер Тук, — сказала она, — не беспокойтесь. Все будет хорошо.

Констебль возвел глаза к небу и покачал головой. Крепко сжав ружье, он взобрался в седло позади Винни и повернул лошадь к тропе.

— Ступай вперед! — рявкнул он Мэй. — Я с тебя глаз не спущу. А ты, — мрачно добавил он, обратившись к Туку, — лучше моли Бога, чтобы парень выжил. Я постараюсь не задержаться.

— Все будет хорошо, — медленно повторил Тук.

Ничего не ответив, Мэй тяжело опустилась на спину старой толстой лошади. Винни, наклонившись, выглянула из-за спины констебля.

— Вот увидишь! — сказала она Туку. Затем, распрямив плечи, повернулась, глядя вперед. Она ехала домой, но мысли ее витали далеко. Впереди был виден круп лошади, со свистом взмахивающей жестким запыленным хвостом, и покачивающаяся ссутулившаяся спина женщины, которая ехала на ней.

Сквозь сумрачные стволы сосен, мимо которых они проезжали, сквозь пыхтение констебля у нее над ухом, сквозь прохладу и зелень Винни вновь увидела раскинувшийся перед ней широкий мир, наполненный мерцающим светом. Но теперь все изменилось. Теперь главное — не то, что могло случиться с ней, а то, чего она сама не должна допустить. Ибо то единственное, о чем она могла сейчас думать, было ясной и жуткой необходимостью: Мэй Тук не должна угодить на виселицу. Что бы ни случилось с тем человеком в желтом костюме, Мэй Тук не должны повесить. Ведь если все, что они рассказали, — правда, то Мэй, будь она даже самой жестокой убийцей, заслуживающей смерти, умереть не сможет.