«Мой дорогой Спио!

Хоть ты мне так ни разу и не написал с тех пор, как уехал, я все–таки решила напомнить тебе о своем существовании и о нашей дружбе, которая, как знать, чем бы могла кончиться.

Надеюсь, у тебя все хорошо и ты не слишком скучаешь в Тамале. Не буду бередить твою рану, скажу только, что жизнь в Аккре стала еще прекрасней, чем раньше. Однако я лично не могу по–настоящему оценить всех ее прелестей, так как твоя невеста Эдна доставляет мне массу мелких неприятностей.

Должна тебе сказать, что после твоего отъезда Эдна только и делает, что строит мне козни. Стоит мне начать с кем–нибудь встречаться, как она тут же встает мне поперек дороги. Сейчас она решила отбить у меня доктора Бюнефо, хотя прекрасно знает, какие у нас с ним серьезные отношения. Должна сообщить тебе, что доктор Бюнефо — мой жених. И если бы не Эдна со своим постоянным желанием мутить воду, я была бы самой счастливой невестой на свете. Надеюсь, ты сумеешь повлиять на нее, чтобы наши заветные мечты могли осуществиться без помех.

Вот единственная причина, заставившая меня написать тебе это письмо. Твоя приятельница Анжела иногда сообщает мне новости о тебе, и я знаю, что у тебя все в порядке.

Желаю тебе не падать духом.

С горячим приветом твоя подруга Джин».

Получив это письмо, Спио стал действовать быстро и решительно. Через несколько дней после последней ссоры с Джин Эдна получила из Тамале письмо и побежала к одному из специалистов по чтению корреспонденции, из тех, кто восседает под манговыми деревьями около магазинов Левентиса.

«Куколка моя ашантийская,

Я уже совсем было собрался ответить на твою последнюю весточку, как вдруг получил письмо от Джин.

Ты, наверное, догадываешься, о чем Джин может мне написать. Дело касается ее, доктора Бюнефо и тебя.

Постарайся понять меня правильно, я отнюдь не утверждаю, что Джин полностью права. Возможно, ты, пользуясь вашим давним знакомством, просто поздоровалась с Бюнефо в присутствии Джин слишком фамильярно, чем и вызвала у нее взрыв ревности. Но если, как пишет Джин, ты действительно решила отбить у нее Бюнефо, тогда зачем слать мне нежные письма, которые в таком случае ровным счетом ничего не значат.

Послушай меня, моя ашантийская куколка, ты и без моих напоминаний прекрасно знаешь, что я нахожусь в Тамале только потому, что готов был на все, лишь бы доказать тебе свою безумную любовь. Я хочу жениться на тебе. Помни это. Впрочем, почему бы нам не обвенчаться немедленно? Если мы с тобой поженимся, то все недоразумения между Джин, нами и кем бы то ни было окончательно отдадут, Иначе, я уверен, всегда найдутся желающие расстроить нашу помолвку. Поэтому скажи мне честно: согласна ли ты выйти за меня замуж, приехать в Тамале и жить вместе со мной здесь до окончания моей службы? Твой ответ на это письмо решит все дело, и мне станет ясно, обманула меня Джин или написала правду. С нетерпением жду ответа.

Твой жених Спио».

Эдна слушала, не проронив ни слова, хотя из письма она узнала потрясающую новость. Сначала она даже не поверила своим ушам: оказывается, именно Джин, а вовсе не Анжела собирается (все возможно!) выйти замуж за доктора Бюнефо.

— Ты все правильно прочитал?.. Имя не перепутал?

— То есть как?

— Ты назвал имя Джин. Там так и написано?

— Если хочешь, посмотри сама.

Эдна посмотрела, и, как ей показалось, написанные буквы смутно напомнили что–то вроде имени Джин, поэтому больше она не стала ничего уточнять.

— Прочитай… прочитай мне еще раз письмо. Я хочу снова послушать его, чтобы получше все запомнить.

— Прочитать еще раз? Тогда придется и платить вдвойне, ты это знаешь?

— Знаю, знаю и заплачу тебе сколько нужно. Читай же наконец!

Чтение письма возобновилось.

Все услышанное показалось Эдне настолько важным, что она попросила перечитать письмо и в третий раз. Наконец, расплатившись, она встала и поспешила на рынок. Когда Мам увидела Эдну, она сразу поняла, что внучка чем–то расстроена.

— Что–нибудь случилось?

— Мам, мне даже не верится, я такое услышала.

— Да ‚что услышала–то?

— Эта Джин… просто мерзавка! Она заплатит мне за все!

— Что она еще натворила?

— Она написала письмо Спио и представила дело так, будто бы я стараюсь во что бы то ни стало отбить у нее Бюнефо.

— У кого отбить Бюнефо? У Анжелы или у нее самой, у Джин?

— У нее самой, у Джин. Видишь, Мам? А сколько «добрых советов» она мне давала в день нашей ссоры, вроде бы хлопотала за Анжелу! А оказывается, Анжела то здесь вовсе и ни при чем!

— Ах, лгунья! Вот лгунья–то… Ну погоди же! — сказала Мам.

Потом она поторопилась обслужить покупателей. А ее внучка бессильно опустилась на стул. Появление покупателей оказалось как нельзя более кстати, так как позволило Эдне собраться с духом, прежде чем начать разговор о самом главном в письме Спио. Вы, конечно, уже поняли, что письмо, написанное в самой учтивой форме, представляло собой не что‚ иное, как ультиматум: «Согласна ли ты выйти за меня замуж, приехать в Тамале и жить со мной там до тех пор, пока не кончится срок моей службы?» Так, или примерно так, писал Спио, а дальше: «Твой ответ на это письмо решит все дело, и мне станет ясно, обманула меня Джин или написала правду». Эдна повернула стул и села спиной к проходившим мимо прилавка покупателям. В голове у нее звучали, как набат, призывающий к решительному и притом незамедлительному действию, слова, трижды перечитанные писарем.

Когда Мам вернулась, пересчитывая выручку, Эдна рассказала ей конец письма. Бабушка выслушала спокойно и даже не нахмурилась ни разу, что весьма удивило внучку.

— Ну и что, Мам, ты скажешь на это?

— Ничего.

— Как ничего? Ты же слышала, что Спио просит меня выйти за него замуж и для этого немедленно приехать к нему в Тамале, разве тебе это безразлично?

— Девочка моя, мы с тобой несколько дней назад уже обсуждали этот вопрос. И ты мое мнение по этому поводу знаешь. Вот сейчас и решай все сама. Ведь ты уже совсем взрослая, а мое отношение к этому делу тебе известно.

— Значит, по–твоему, я должна ему написать, что не согласна?

— Совсем не обязательно. Но, прежде чем ответить, ты должна хорошенько подумать.

— Это же несправедливо, Мам! — воскликнула Эдна в отчаянии. — Теперь и ты, заодно с другими, решила меня мучить! Это несправедливо!

Бабушка ничего не ответила.

По правде говоря, письмо Спио, такое вежливое и учтивое, действительно заставило Мам и ее внучку серьезно призадуматься, прежде чем решить вопрос так, как им подсказывала совесть: Эдна спрашивала себя, стоит ли ей пренебрегать мудрыми советами Мам и торопиться начинать семейную жизнь, которая при данных обстоятельствах заставит ее немедленно бросить свою работу на рынке? Не лучше ли выбрать другой вариант: ответить на прямой вопрос Спио согласием, а что касается реального исполнения его желания несколько с этим повременить? Мам же в свою очередь сделав вид, что предоставляет Эдне полную свободу, выборе жизненного пути, впервые в жизни почувствовала лежащую на ней ответственность за судьбу внучки. Она тоже спрашивала себя: справедливо ли будет если Эдна упустит свое счастье и не выйдет замуж за человека, который, видимо, любит ее по–настоящему? И причиной тому окажется она, Мам, решившая сделать из Эдны себе взамен рыночную торговку. Долго еще обе женщины тщательно обдумывали сложный вопрос, и причем одна решала его попросту, по старинке, а другая — по–современному. Это и вынуждена была признать Мам: сама она принадлежала к другому поколению; тогда работа была на первом плане, а любовные дела и всякие такие переживания казались чуть ли не выдумкой. Эдна же была молодой африканкой совсем иного типа, для нее работа на рынке, хотя и не утратила полностью своего смысла и даже представляла известный интерес, все же не могла заполнить ее жизнь. Но все дело было в том, что Мам удалось в наши дни вырастить свою внучку точно такой же, какой была она сама воспитана в прошлом: ловкой в работе и бестолковой в учебе. В этом и заключалась вся трагедия, поэтому–то ни бабушка, ни внучка не могли позволить себе принять опрометчивое решение.

Спио, само собой разумеется, любит Эдну. Но можно ли с уверенностью сказать, что любовь эта никак не связана с материальным положением молодой женщины? А если Эдна лишится этого положения, кто знает, сумеет ли она удержать при себе образованного мужа. Но найдет ли он тогда себе другую подругу, равную ему по развитию? И впрямь, если хорошенько все взвесить, то, может, лучше выбрать путь, намеченный Мам, — другими словами, пускай внучка найдет себе мужа и останется при деле на рынке.

Занятые своими мыслями, женщины не разговаривали между собой почти весь день. И каждая про себя решила отложить окончательное решение до завтрашнего, воскресного дня. «Придет тетушка Принцесса, — думала Эдна, — и, может быть, с ее помощью мы придумаем, что ответить Спио».

В конце дня они вернулись домой, и Эдна пообещала бабушке никуда нынче вечером не ходить. Впрочем, это было одно из тех ни к чему не обязывающих обещаний, которые даются лишь для того, чтобы успокоить чью–то неспокойную душу, и такие обещания тут же забываются. Трудно предположить, что Эдна, со своим несдержанным нравом, была способна долго хранить в тайне столь неожиданную новость про Джин, оказавшуюся лгуньей, каких мало на свете, а к тому же еще и трусихой, не сумевшей даже завоевать сердце мужчины, не запятнав при этом репутацию своей подруги! Поэтому–то поздно вечером, когда бабушка, поверив обещанию внучки, спокойно улеглась спать, Эдна вышла из дому и отправилась на танцы в ночной дансинг «Отель Си Вью», единственное приличное место, где наверняка можно было встретить Джин и Анжелу. Вы, конечно, помните, что после того случая в «Тип—Тоу» вход им туда оказался закрыт навсегда.

По правде говоря, дансинг «Си Вью» был повыше разрядом, чем «Тип—Тоу», так что молодые женщины, вынужденные, так сказать, подняться на новую ступень социальной лестницы, в душе радовались, что покинули наконец заведение, «где публика оставляет желать лучшего». Люди умеют довольствоваться тем, что есть, и даже извлекать из худших ситуаций в жизни для себя пользу.

Напрасно Эдна искала кого–нибудь из своих «подруг». В огромной толпе танцующих и сидящих за столиками ей так и не попались на глаза те, из–за которых она предприняла ночную вылазку. Она прождала целых полчаса, не теряя надежды с минуты на минуту увидеть Анжелу или Джин, а может быть, и обеих разом. Поэтому, когда кто–нибудь приглашал ее танцевать, она отказывалась, ссылаясь на то, что устала или, же что ждет одного человека. Выпив кружку пива, Эдна решила подождать еще немного. Поэтому заказала еще пива и, сидя в одиночестве, принялась медленно прихлебывать из кружки. «Интересно, — думала она, — почему никто еще не предложил мне составить компанию. Наверное, я выгляжу слишком взволнованной». Таковы уж женщины! Если им предлагают составить компанию, они считают, что к ним пристают, мешают посидеть спокойно. А если же их оставляют в покое, им вдруг начинает казаться, будто в мире что–то не так. Это и понятно, так как женщины всегда концентрируют весь мир вокруг себя, пусть даже невольно, но ничего не поделаешь, это их врожденная манера лишний раз подчеркнуть, что именно они, женщины, являются родоначальницами человечества! Но как раз в ту минуту, когда Эдна всерьез задумалась над тем, что уготовила ей судьба в сей поздний час, у ее столика вдруг появились два молодых человека и попросили разрешения занять свободные места, и Эдна, понятно им не отказала. Стоило появиться этим двум мужчинам, пожелавшим сесть за тот же столик, за которым вечером, когда все танцуют, сидит одинокая женщина, как жизнь сразу же вошла в свою привычную колею. Но и это еще не все, коль скоро и вправду счастье не приходит в одиночку. Эдна подняла глаза и тут же увидела, как вы думаете, кого?

Анжелу!

С ней был какой–то приятный с виду мужчина, по крайней мере так показалось Эдне при первом взгляде на него. Эдна вскочила со стула и бросилась к Анжеле

— О, это ты, Эдна? Ты меня просто напугала. Как ты себя чувствуешь? Где твой столик, хочешь, мы сядем с тобой? Кстати, ты знакома с этим господином?

Анжела охотно, не видя в том никакого для себя подвоха, представила их друг другу. Кавалер Анжелы, которым она не очень–то дорожила, так лип к ней, так уговаривал ее пойти куда–нибудь, что она явно обрадовалась Эдне. Эдна вежливо покинула двух молодых людей — которые, по ее словам, приставали к ней, пока она сидела одна, — и теперь они втроем пошли занять свободный столик.

— Ты знаешь, Эдна, я сегодня ужасно злющая.

— Да… то есть нет, не знаю, Анжела.

Замешательство Эдны вызвало дружный смех ее собеседников. Затем Анжела продолжала:

— Я ужасно злющая, потому что мой друг господин Адо, вот этот самый, не умеет танцевать, а я вытащила его на танцы.

— Но в субботу вечером, — сказала Эдна, — в Аккре, кроме как на танцы, и пойти некуда. Что можно еще придумать? Разве только отправиться в зоосад, любоваться рыбами в аквариуме.

— Вы, надеюсь, шутите, мои дорогие, — возразил Адо, и голос у него оказался каким–то странным, он вроде бы шел прямо из жесткого старомодного воротничка. — Вы шутите? Во–первых, я умею танцевать и могу даже пойти с вами двумя сразу. А насчет того, что в Аккре вечером ничего нельзя найти лучше, кроме танцев под открытым небом, я придерживаюсь иного мщения.

— Ну конечно, можно пойти куда–нибудь и в закрытое помещение, например в отель «Амбассадор». Но кому охота изнывать там от скуки? — заметила. Эдна.

— А я хочу сказать, что в Аккре есть не только дансинги. Существует еще и кино.

— Только не в такой поздний час.

— Что верно, то верно.

Господин Адо вынул из кармана трубку, удивительно нелепого вида, никак не вязавшегося с его нынешним джентльменским обликом. Он уже собрался было закурить ее, как вдруг увидел рядом с собой знакомого.

— Привет, Томсон! Вы один? Тогда идите к нам.

— Если только очаровательные дамы не будут иметь ничего против, — добавила Анжела таким тоном, что не трудно было догадаться о смысле ее слов: прежде чем приглашать своих друзей, не мешает предварительно посоветоваться и с нами, как вы думаете, господин Адо?

— Извините меня, девушки, — попытался оправдаться Адо, — я действительно неважно воспитан. Значит, по–вашему, будет весьма некстати, если этот красивый молодой человек присоединится к нам?

— Нисколько, — сказала Эдна.

— Конечно, нет, — подтвердила Анжела. — Здравствуйте, господин Томсон.

— Называйте меня просто Томсон, девушка, тем более что это не фамилия, а имя.

– 0’кей, — ответила Анжела. — Меня зовут Анжела, а это моя подруга Эдна.

— Эдна? Та самая Эдна? Знаменитая рыночная торговка?

— Почему знаменитая? — удивилась Эдна.

— Так ведь она пожертвовала своею жизнью рад других во время демонстрации. Об этом во всех газета писали.

— Да? — удивилась Эдна.

Анжеле ужасно хотелось сказать кавалерам, что, к сожалению, ее подруга не умеет читать и поэтому никак не может знать, о чем сообщается в газетах. Но предпочла промолчать, так как сама не знала, что писали про Эдну. А между тем в те дни, когда Эдна находилась в больнице, даже киножурналы подробно знакомили публику со столь важным событием, а публика, посещающая темные залы кинотеатров, весьма многочисленна. Об этом–то Эдна знала, но вот насчет газет увы!..

— Значит, вы и есть та самая Эдна или же это просто совпадение? — снова спросил Томсон.

— Нет, почему же? — ответила Эдна. — Я действительно участвовала в демонстрации, только, уверяю вас, жизнью своей ради других я не пожертвовала, как видите, я еще жива.

— Жертвовать жизнью — это, знаете ли, совсем не значит умереть ради других. И я уверен, что вас вовсе не соблазняла перспектива умереть из–за какой–то нелепой истории с удостоверением на право торговли…

— Вы ошибаетесь, дорогой Томсон, это отнюдь не нелепая история, как считают многие. В этом–то вся и ошибка. Мы, рыночные торговки, хотели в данном случае подтвердить еще раз свое желание служить стране. И не только в качестве простых, глупых торговок, какими считают нас стоящие у власти.

— Эдна, — сказала Анжела, — если ты будешь продолжать ораторствовать, то так мы никогда и танцевать не пойдем. Я бы вам обоим посоветовала встать и последовать примеру танцующих.

— В таком случае Томсону остается только пригласить меня, — ответила Эдна.

— За мной дело не станет, — поспешил заявить Томсон. — Не хотите ли вы со мной потанцевать, Эдна?

— Хочу, господин Томсон. С. удовольствием, господин Томсон.

Оба тут же закружились в танце. Вальс под тропическим небом, кто тут устоит?

Анжела взглянула на господина Адо.

— А вы чего дожидаетесь и не приглашаете меня?

— А я жду, когда вы сами меня об этом вежливо попросите.

— Вот нахал! Ну и нахал! Или, во всяком случае, хотите казаться таковым, хотя, уверена, вам нахальство совсем не свойственно… я имею в виду настоящее нахальство…

— Это почему же? Или, вернее, почему бы и нет?

— Да потому что я не представляю, как вы, с вашей манерой одеваться, могли бы хоть раз вести себя неделикатно, если, конечно, не решили намеренно создать о себе ложное представление; знаете, есть такие богачи, что продумывают все детали туалета, лишь бы показаться плохо одетыми…

— Другими словами — сознательно одеваются небрежно?

— Вот именно.

— Ну ладно, идемте танцевать.

Они встали но не успели сделать и нескольких шагов, рак музыка прекратилась.

— Вот видите, из–за вашей болтливости мы пропустили танец. В следующий раз я вам тоже устрою какую–нибудь пакость.

Тем временем Эдна и Томсон подошли к столику. Они выглядели немного усталыми.

— Как? Вы ничего до сих пор не заказали выпить? — спросила Эдна.

— А мы дожидались вас, — ответила Анжела. — Ну как твой танец в объятиях господина Томсона?

— Она снова называет меня господином Томсоном!

— Какое это имеет значение? Скажи, Эдна, ты и находишь, что он несколько похож на Спио?

— Анжела!

— Нет, правда, между ними есть что–то общее… Не обижайся… я знаю, что никто не может сравниться с твоим Спио, но все–таки нельзя же по этой причине не признавать то, что есть на самом деле.

«И чего же такого она выпила сегодня вечером, эта Анжела? — спрашивала себя Эдна. — Я ее просто не узнаю. Что с ней происходит?»

Эдна не прерывала Анжелу и дала ей возможность закончить свои сравнения, затем еще раз спросила:

— Будут наконец здесь пить что–нибудь?

— Конечно, — ответил Адо.

Оп подал знак официанту, который тут же подошел к их столику. Спустя некоторое время каждому принес заказанное, после чего господин Адо завел с Томсоном разговор о своих целях, что дало наконец–то возможность их дамам поговорить и о своих тоже.

— Кстати, у тебя есть какие–нибудь новости о Спио? — поинтересовалась Анжела.

— Как это тебе удалось догадаться, что я тебя искала как раз по этому поводу? — удивилась Эдна.

— А я и не собиралась ни о чем догадываться, — возразила Анжела. — Я тебя просто так спросила, знаешь ты что–нибудь о моем бывшем, но до сих пор дорогом мне друге, хотя тебе и удалось его у меня похитить.

— Надо полагать, ты шутить?

— Ну конечно же, шучу. Уж не хочешь ли ты, чтобы и здесь повторилась та же история, что в «Тип—Тоу», из–за которой нам теперь туда вход навсегда закрыт?

— Не хочу.

— Тогда в чем же дело?

— Дело в том, что я тебя очень хотела сегодня увидеть.

— И поэтому пришла сюда, хотя прекрасно помнишь, где я живу?

— Ты же знаешь, мы на рынке работаем целыми днями, даже в субботу, и для развлечений у меня остается лишь субботний вечер…

— Знаю, знаю… Всем известно, что вы самые храбрые, что вы работаете больше всех. Если бы все африканки были такими же работящими, то положение женщин на этом континенте было бы совсем другим.

— Другим, но не лучшим, я бы так сказала.

— Тебе ли это говорить, ведь ты зарабатываешь в неделю столько денег…

— А откуда тебе–то это известно?

— Это всем известно.

— Послушай, Анжела, я не понимаю, что с тобой сегодня стряслась. Я даже не знаю, как к тебе подступиться. А мне так нужно у тебя спросить одну очень важную вещь. Я поэтому и разыскивала тебя сегодня.

Анжела отхлебнула вина и сделала вид, будто прислушивается к разговору их сегодняшних кавалеров. Те как раз обсуждали вопрос о мешках кофе и тоннах какао — тема весьма неуместная в обществе хорошеньких женщин, притом вечером, во время танцев, да еще в таком заведении, как «Отель Си Вью». «Какой идиотский у них вид», — подумала Анжела и снова обратилась к Эдне:

— Что–нибудь очень важное? Твой тон меня просто пугает.

— Это действительно ужасно!

— Ужасно?

— Послушай, Анжела, только скажи мне честно! У тебя были какие–нибудь дела с доктором Бюнефо?

— Дела с доктором Бюнефо? На что ты намекаешь? Лечилась ли я у него или нет?

— Нет, Анжела. Мне хочется выяснить, хорошо ли ты его знала… этого мужчину? Иначе говоря, было у тебя с ним что–нибудь? Вот что мне хотелось бы узнать.

— Нет.

— Правда?

— Правда.

Эдна задумалась, и так как в эту минуту снова заиграла музыка, она вдруг забеспокоилась, что ей сегодня не удастся закончить свой разговор с Анжелой. А вдруг кавалеры пригласят их танцевать? Но, к счастью, те были по–прежнему заняты беседой о кофе и какао, так что о танцах даже и не думали. Есть такая категория мужчин, для которых дело превыше всего. Они идут в дансинг и весь вечер ведут разговоры о серьезных вещих, начисто позабыв о своих спутницах. Обычно в таких случаях появляется какой–нибудь симпатичный молодой кавалер и, желая отвлечь скучающую даму, легко уводит ее из–под самого носа незадачливого партнера, без малейшего сопротивления с ее стороны. В данном случае дело еще не достигло того кульминационного момента, когда совершаются подобные ночные похищения, поэтому Эдна и Анжела, не опасаясь набега посторонних кавалеров, танцующих в свое удовольствие, продолжали спокойно беседовать.

— Ты виделась с Джин в последние дни? — спросила Эдна.

— Нет, я ее не видела примерно недели две.

— Две недели?

— А почему это тебя так удивляет?

— Как почему? Я думала, вы видитесь гораздо чаще.

— Думала потому, что раньше часто видела нас вместе?

— Да.

— Вот и неверно. Мы видимся с ней довольно редко. По–моему, с ней я вижусь много реже, чем с другими моими подругами.

— Но вы ведь все–таки подруги?

— Да, подруги, только неизвестно почему. Возможно, ничего другого не можем придумать, как дружить.

— Вот как?

— Именно так. У нас с Джин нет ничего общего.

— Как же ничего? Обе вы девушки образованные и при каждом удобном и неудобном случае напоминаете мне об этом.

— В наши дни все девушки образованные, — вмешался Томсон, случайно услышав обрывок последней фразы.

— Уйдем отсюда, — предложила Анжела, — нечего им слушать, что мы говорим. Пускай занимаются своим какао, к тому же они не собираются танцевать, а тебе, кажется, сегодня хочется серьезно поговорить.

И они отправились искать укромное местечко. Но прежде, чем выйти из зала они не преминули поставить печать на ладони правой — руки это означало, что вход на танцплощадку оплачен и они могут в любую минуту вернуться обратно. Девушки направились к набережной, и, подойдя к тусклому фонарю, обе единодушно решили, что это место — самое подходящее для задушевной беседы.

— Так, значит, ты ничего не знаешь о том, что произошло с Джин?

— А что с ней произошло?

— Я ее чуть не убила.

— Что?

— Да–да… то есть… не совсем так. Просто я ее сильно толкнула ногой… Она упала с велосипеда, а машина, которая проезжала мимо, чуть было ее не задавила.

— Ну а дальше что?

— Ничего. Ей, правда, немного задело руку, а так все обошлось. Она чудом спаслась от смерти.

— И все из–за тебя? Эдна, это же ужасно!

— Сама знаю, что ужасно. Но я никакие могла понять, зачем ей после того, что произошло, понадобилось говорить мне такие слова: «Знаешь, я на тебя не сержусь. Ты мне еще очень нужна, и у меня мысли нет о том, чтобы причинить тебе зло», или что–то в этом духе.

— Что ты такое говоришь, Эдна? Я ничего не понимаю. Что все это значит?

— Сейчас поймешь! Мы с Джин поспорили насчет доктора Бюнефо и тебя.

— Меня?

— Да.

— А..:при чем здесь я?

— Джин обвиняла меня в том, что я будто бы хочу отбить у тебя твоего ухажера.

— Бюнефо? Мой ухажер?

— Да… Я ее долго убеждала, что у меня нет никакого романа с доктором Бюнефо, но она мне такого наговорила, что я не выдержала и решила ей за это отплатить и толкнула ее ногой, только слишком сильно, даже мне самой больно стало, правда, потом, когда ее чуть не задавило, мне уже не до боли было. Короче говоря, до сегодняшнего утра я была уверена, что ты собираешься замуж за Бюнефо, и, веришь ли, порадовалась за тебя. А сегодня утром я получаю письмо от Спио. Вот оно. Ты же умеешь читать лучше меня, Анжела, поэтому возьми его и прочитай, тебе сразу станет все ясно.

Анжела взяла письмо и при свете фонаря начала читать.

— Ну, теперь я вообще ничего не понимаю, — сказала она. — Ты мне говоришь что–то о Бюнефо и обо мне, а Спио, очевидно, понял все наоборот: замуж за Бюнефо, судя по его словам, хочет выйти Джин.

— В этом–то и дело. Сейчас я тебе все объясню. Чтобы меня запугать и пристроиться к Бюнефо, Джин притворилась, будто ее заботит только твоя судьба, и ничья больше. Иначе говоря, пользуясь вашей дружбой и твоей репутацией, она пытается устроить свое собственное счастье.

— Ах, мерзавка! — воскликнула Анжела. — Правда, я всегда подозревала ее в нечестности, но не до такой же степени! Вот мерзавка подлая!

— А в какое она меня–то поставила положение, понимаешь? Я теперь и не знаю, как выпутаться. Ведь моя бабушка считает, что я навеки прикована к рынку, кто бы ни был мой муж и кем бы я сама ни стала в обществе. Для Мам быть рыночной торговкой это значит безвыездно жить в Аккре и заниматься делом, которому она меня научила, и дело это, признаться, мне очень по душе. А вот Спио теперь требует, чтобы я вышла за него замуж и немедленно переехала к нему в Тамале и жила там до тех пор, пока не кончится его служба.

— Вот подлая! Ее надо как следует проучить! И сделать это нужно обязательно! Ах, мерзавка!

Анжела так разозлилась, что решила уйти с танцев, даже не попрощавшись с господином Адо. Здесь это самое обычное дело: можно прийти вечером на танцы с одной девушкой, а уйти с другой, впрочем, этим же правом пользуются и девушки — жизнь на нашей планете ничуть от этого не страдает.

Эдна же знала, что в принятом ею решении свести свои личные счеты сделан пока лишь первый шаг, а окончательный вариант будет продуман завтра, ясно, при участии тетушки Принцессы. Домой она вернулась никем не замеченная. Так Мам и не узнала никогда, что ее внучка этой ночью посетила «Отель Си Вью».