На следующий день тетушка Принцесса пришла к бабушке пешком, ведя велосипед за руль. Это было что–то новое, потому что обычно после воскресного богослужения она приезжала к бабушке и Эдне на велосипеде, и Эдну она по–прежнему называла «своей дочкой», несмотря на все случившееся. «Велосипеды фирмы «Геркулес» не самые лучшие, — заявила Принцесса еще с порога. — Прямо на середине дороги лопнула шина!» В самом деле, кто бы мог подумать, что где–то в Западной Африке, у какой–то африканки, «Геркулес» спустит шину! В наше время чего только не бывает! И в сказке такого не встретишь! Во всяком случае, позднее утро воскресного дня было не самым подходящим моментом для приключения с шиной, и тетушка Принцесса всю дорогу кляла свой велосипед, обзывая его «противным, неблагодарным старым драндулетом». Она была права: всем известно, как заботилась тетушка о своем «Геркулесе», как она начищала его каждую субботу в предвидении воскресной поездки. Велосипеду больше десяти лет, а вы только поглядите, как он весь сверкает, начиная от никелированного руля и до последней спицы в заднем колесе! Почти вся фирменная марка на раме слезла от слишком старательной чистки! Правда, название фирмы «Геркулес» еще сохранилось, и тетушка Принцесса строго следила, чтобы никто не посмел стереть фабричную марку, ведь именно в ней и был весь шик. С тех пор как она заявила, что все должны знать марку ее велосипеда, мальчик со станции обслуживания, которому был поручен уход за машиной, добросовестно соблюдал тетушкино предписание. И после всего этого «Геркулес» умудряется спустить шину посреди дороги!

Эдна лукаво улыбнулась и с самым невинным видом произнесла:

— Тетушка Принцесса, я не понимаю, почему ты считаешь, что было бы лучше, если бы шина у твоего велосипеда лопнула не на улице?

Если вдуматься, то Эдна, пожалуй, была права. Велосипеду «геркулесовой» закалки не к лицу ломаться где–нибудь в комнате, не на виду у публики. Но замечание Эдны еще больше омрачило тетушку Принцессу.

— Если ты воображаешь, что удачно сострила, это уж дело твое, но я хотела бы знать, как я попаду сегодня домой без велосипеда?

— На автобусе, тетушка Принцесса…

— Вот тебе и раз! Дожить до тридцати одного года и ездить на автобусе!

— Если господин Тетейя увидит, что тебя нет дома, он непременно за тобой заедет. Разве нет?

— Это в воскресенье–то? В воскресенье, да будет тебе известно, он спит с утра до вечера.

— Ну ладно, — вмешалась Мам. — Раз уж твоему велосипеду вздумалось сломаться, он и сломался! Главное, ты с нами, и мы тебе очень рады.

«Как хорошо сказала бабушка!» — подумала Эдна и пошла накрывать стол к завтраку. Они сидели в столовой Мам. В комнате царила приятная прохлада, несмотря на знойный день. Африканские дома, построенные из глинобитного камня или пористого кирпича, позволяют обходиться без кондиционеров, вот почему строители, неразлучные друзья директоров фирм, изготовляющих кондиционные установки, всячески противятся такому виду построек.

Бабушка потратила много лет, чтобы подобрать обстановку для дома: купленная мебель была очень удобна, хотя и давно вышла из моды. Длинный двухметровый диван, похожий на те, что рекламируются в каталоге мебели, и купленный, по словам бабушки, «дешевле своей цены», стоял под широким окном, у передней стены. Приятно было полежать на этом диване в хорошую погоду, когда из открытого окна в комнату вливался широким потоком солнечный свет. Но когда начинался дождь, да еще с порывистым ветром, окно приходилось закрывать, иначе буквально через минуту диван залило бы водой. Десятки раз бабушка обещала переставить диван к противоположной стене, но для этого нужно было сначала передвинуть большой, тяжелый гардероб. Но куда его передвинуть? Да и ни у кого из бабушкиных домочадцев не хватило бы на это сил. Так что ничего другого не оставалось, как плотнее закрывать окно в дождливую погоду и пошире его открывать в хорошую, а диван не трогать с места, пусть греется под лучами солнца, когда оно управляет течением времени. Как раз в эти дни, накануне рождества, погода стояла ясная.

— Ты представляешь, — сказала тетушка Принцесса, — в каком бы положении я очутилась с этой лопнувшей шиной, если бы пошел дождь?

Она все еще не могла забыть о катастрофе. А ведь и правда, что сталось бы с тетушкой Принцессой, если бы пошел дождь, ведь на сломанном велосипеде не поедешь?

— Значит, Принцесса, господин Тетейя должен купить тебе машину, — ответила Мам.

— Машину! Ты что, хочешь, чтобы меня растерзали на части или сожгли бы заживо «те» жены? Ведь машина… знаешь, сколько машина стоит?

— Не имею ни малейшего представления, но, по–моему, твой муж, если бы захотел, мог бы купить тебе машину, хотя бы по случаю.

— Тогда у людей будет еще один повод судачить на мой счет: «Ее муж считает, что она достойна только машины, купленной по случаю».

— Ну и пусть судачат, дочка. Это от зависти, не у всех же есть машина, даже подержанная.

— Это верно, но ведь я жена богатого человека…

— И вынуждена ездить на велосипеде, который в любой момент может сыграть с тобой злую шутку посреди дороги!

А середина дороги никак не устраивала ни тетушку Принцессу, ни бабушку. Конечно же, порядочному велосипеду положено ломаться, только когда он стоит без дела, в чулане, закрытом на ключ, в крайнем случае в густой тени мангового дерева, но уж никак не посреди дороги, да еще в полдень воскресного дня, когда на улице полно людей и все смотрят на вас с усмешкой. Это вместо того, чтобы посочувствовать, а ехидные мальчишки, проходя мимо, вслух удивляются, что у такой хорошо одетой дамы такой ненадежный друг. Как будто это собака, а не велосипед…

Вскоре стол, стоявший посреди комнаты, был накрыт. Эдна подтащила к нему три стула неопределенного возраста из тех, что стояли вдоль стены. Бабушка суетилась по дому, и движения ее были так проворны, что ни у кого не повернулся бы язык назвать ее старухой. Она принесла и поставила на стол все блюда, и завтрак начался. Настоящий воскресный завтрак: нарезанный кусочками белый ямс, рис, обильно политый томатным соусом, треска в соусе из гомбо, таком густом, что его можно было резать ножом, и, наконец, цыпленок, хоть и тощий на вид, но очень вкусный. Одним словом, воскресенье есть воскресенье.

— А ты мне дашь немного с собой, для Тетейя? — попросила тетушка Принцесса. — Я угощу его. Ему понравится…

— Если только ты сегодня попадешь домой, — пошутила Эдна.

— Ну знаешь, дочка…

— А ты слышала, что еще натворила твоя дочка? — прервала ее бабушка.

— Ой, Мам, опять ты про эту историю. Я же тебе сотни раз говорила, не я затеяла драку. Меня первую ударили.

— Ударили, так ударили… После завтрака покажешь свое платье Принцессе.

Мам рассказала все, что знала о вчерашнем скандале. Правда, она знала о нем только со слов своей внучки, но все же…

— Скоро я и без нее узнаю всю правду, — сказала Принцесса. — Драка между женщинами в «Тип—Тоу» не может кончиться одним или двумя разорванными платьями.

— Но ведь я ничего не скрываю. Все было так, как я рассказала.

— Это мы еще посмотрим, Эдна.

— Мам, скажи, что я ничего плохого не сделала…

— Если не говорить о том, что вышла в субботу вечером из дому, не предупредив меня — я‑то думала, что она мирно спит в своей кровати, и устроила скандал в таком месте, где порядочные люди вообще не появляются…

— Но, Мам, в конце концов, если бы я туда не пошла, то никогда бы не встретила Спио…

— Вот это верно… Передай мне соус… Это верно, и тебе крупно повезло, что ты его встретила. Надеюсь, он нам поможет и мы обойдемся без демонстрации.

— Каной такой демонстрации? — спросила тетушка Принцесса и даже перестала жевать. — Демонстрация? Вы готовите демонстрацию?

— А ты разве не знаешь, Принцесса? У тебя же есть радиоприемник, и ты слушаешь вечерние и утренние передачи.

— По радио я слушаю только музыку, остальное меня не интересует. А вся эта болтовня, которой нам засоряют мозги, просто режет уши. Как только начинают передавать какие–нибудь новости, я выключаю приемник. Каждый раз одно и то же — сегодня говорят: Доктор сделал то–то и то–то для страны, а назавтра опять: Доктор сделал то–то и то–то для страны. Круглый год говорят только о Докторе, и все одно и то же. А в результате я никак не могу понять, что же он такое сделал для страны?

— Он нас освободил, тетушка Принцесса! — сказала Эдна.

— А что, разве до него мы в тюрьме сидели?

— Ты же сама видишь, теперь в городе во всех учреждениях управляют делами наши соотечественники.

— И не только в городе, в стране тоже, девочка моя, — добавила бабушка. — По–моему, твоя тетушка просто не следит за событиями в своей собственной стране. А вот мы, рыночные торговки, прекрасно знаем обо всем, что у нас происходит. Впрочем, всем известно, что мы всегда в курсе дел…

— Не понимаю, как это вы умудряетесь быть в курсе всех дел, газет–то вы не читаете. Все дни проводите на рынке. Откуда же вам известно, что…

— …Мы все время разговариваем между собой и делимся новостями, а это лучший способ что–нибудь узнать. К тому же у многих из нас есть приемники, даже на рынке, ты же сама знаешь.

— Знаю. знаю… Ай!

— Что такое?

— Косточкой от трески подавилась…

— Да что ты, Принцесса, выдумываешь? В треске, которую я готовлю, никогда косточек не бывает. Ты что, забыла, кто ее готовил?

— К-х, к-х! Подожди ты, мать, не торопись расхваливать свою треску. Посмотри–ка, что это такое? Может быть, это не косточка от трески? Посмотри–ка!

— Твоя правда! Неужели я ее не заметила, когда готовила…

— Целых две не заметила, Мам. Я тоже одну вытащила. Смотри.

Мам совсем смутилась. Почему–то еда сразу показалась ей слишком наперченной. Она открыла рот и стала, как веером, махать рукой. Потом попросила воды, выпила целый стакан и наконец сказала:

— Да, дети мои, ваша мать уже не может без очков выбрать все кости из трески. Но вы на меня не обижайтесь, ладно, косточки–то маленькие?

— Что ты, Мам!

— Какая ерунда, мать, мы это просто для шутки! Так что же я хотела сказать? Забыла…

— Наверное, о радиоприемниках на рынке?

— Ах да, Эдна, все–то ты помнишь. Насколько мне известно, рыночные торговки, даже до того, как появилось радио, всегда все узнавали первыми, хотя сами ни читать, ни писать не умеют.

— Такие уж они есть. Чтобы стать торговкой на рынке, надо уметь продавать… Продавать все, даже услышанные новости.

— Ну это уж ты хватила, Мам: мы новости не продаем, мы их отдаем бесплатно.

— Правильно, девочка моя.

— Тогда отдайте–ка мне ту, о которой вы только что говорили.

— Это насчет демонстрации?

— Ну да.

— Если верить Эдне, демонстрации не будет, потому что Спио, видимо…

— О чем ты говоришь, мать? Я же ничего не понимаю. Объясни сначала, в чем дело?

— В чем дело? Да ни в чем. Ведь имя Амиофи никому ничего не говорит.

— Сегодня ничего, — прервала ее Эдна. — А завтра, если что–нибудь случится и будет демонстрация, вся страна узнает, кто такая Амиофи.

— Это ты правильно сказала, девочка моя. Послушай, Принцесса, Амиофи, как и мы, торгует на рынке, только пришла она к нам совсем недавно, всего, наверное, какой–нибудь год с лишним назад. Она, как и положено, заплатила при вступлении в наш Союз рыночных торговок определенный взнос и теперь, как и все остальные, регулярно, каждый месяц, его выплачивает. Но дело в том, что у нее есть дочь, и уже одного этого достаточно, чтобы всем, нам неприятностей не обобраться.

— Ничего не понимаю.

— Сейчас объясню: Амиофи раньше держала небольшую лавочку в Ниме…

Нима… почти предместье Аккры, какой–то фантастический мирок беспорядка, грязи, населенный подозрительными типами… Если вы попадете туда летом, в воскресенье к вечеру, то перед вами невольно встанет вопрос: уж не очутились ли вы случаем на другой планете? Дорога, ведущая в Ниму, обыкновенная тропинка, и колеса машины скрипят и стонут, будто обращаются к вам с жалобой: зачем, мол, вы зря нас мучаете. Нима — это не деревня и не город, а нечто среднее между тем и другим, здесь смердит как на помойке, здесь все подчинено некоему ритму, как подчинена ему музыка, здесь пляшут и в будни, и в дни предвыборных празднеств, отсюда по всей округе разносятся звуки тамтама, здесь живут, как в африканской деревне, и в то же время глинобитные стены и железные крыши дребезжат, дрожат и бьются, словно шубертовская «Форель», под дикий рев шлягеров и джаза. Такова Африка! В Ниме спокойно уживаются такие полезные для жизни вещи, как общественная колонка или электрический свет — правда, то и дело происходят короткие замыкания, — и такие бесполезные, как груды мусора, растущие по милости нерадивых обывателей не по дням, а по часам. В Ниме спокойно уживаются воры, которые очищают дома честных людей, и мелкие торговцы, продающие прямо на улицах жареную кукурузу и вино из проса в отполированных под черное дерево кокосовых орехах. И это тоже Африка! На одной из площадей Нимы кучка игроков толпится вокруг самодельной рулетки. Закон не поощряет такого рода сборищ, особенно вокруг рулетки. А игроки не любят закона, о чем во всеуслышание распевает обладатель незамысловатого игорного автомата, запуская его с помощью ручки, под алчным взглядом тех, кого привела сюда неистребимая надежда разбогатеть. Таких — человек двадцать. Как правило, они всегда проигрывают, но надежду достать в один прекрасный день луну с неба никогда не теряют. Ведь как знать, наступит же когда–нибудь этот счастливый день? Единственный, кто всегда в выигрыше, — это специальный наблюдатель. Он следит за тем, чтобы полицейский не застал игроков врасплох. Предупреждает их, насвистывая мелодию, о чем условились еще до начала игры. Чуть только игроки ее заслышат, рулетка, словно по волшебству, исчезает в мгновение ока, а сам ее владелец превращается в бродячего проповедника, коему сам господь бог повелел спасать души своих несчастных собратьев. Наблюдатель всегда получает свою долю авансом, так что никогда не теряет ни времени, ни тем более денег. Вот почему владелец рулетки назначает наблюдателем кого–нибудь из своих родственников. С ним легче делить выручку. К тому же только родственник способен покривить душой; когда кому–нибудь из игроков улыбнется удача — что обычно бывает после того, как все прочие проигрались в пух и прах, — он вовремя остановит игру, сделав вид, что идет, мол, полицейский в штатском. Наблюдатели славятся своей редкостной способностью распознавать полицейских в штатском. Утверждают, будто они порой злоупотребляют этим своим талантом, но поди уличи их: никто же не рискнет спросить у человека в штатском, полицейский он или нет, вот почему нимские ловкачи наблюдатели не желают расставаться со своим прибыльным промыслом.

А теперь пройдите немного подальше, но будьте осторожны — кругом лужи: иногда это просто вода, натекшая из колонки, а иногда зловонная жидкость, ее выплеснул прямо на улицу какой–нибудь ремесленник — мастер по раскраске тканей. Когда вы доберетесь до белого дома, сверните за угол, и вы увидите огромный, на редкость чистый двор, а на дворе группу пляшущих голых по пояс людей. Зрители бурно выражают свой восторг. Мужчины, женщины, старики и дети собрались здесь, как то бывает обычно где–нибудь в веньке, затерянной в глуши; присутствующие, встав в круг, дружно хлопают в ладоши, а в кругу — пляски под аккомпанемент целого оркестра из дудок, барабанов всех размеров и ксилофонов, на которых музыканты играют не без блеска.

У входа во двор расположились мелкие торговцы, что–то вроде европейских лоточниц при кинотеатрах, которые в промежутках между сеансами предлагают зрителям «конфеты–карамель–эскимо–шоколад». Здесь же торгуют жареным арахисом, початками жареной и вареной кукурузы, орехами кола, имбирным лимонадом — словом, всем, чего только может пожелать душа танцоров и зрителей.

— Сейчас тебе объясню, сказала Мам. Раньше Амиофи занималась мелкой торговлей в Ниме. В прошлом году или года два назад — не помню точно — она добилась с нашей помощью права иметь место на рынке.

— Теперь у нее там свое постоянное место, — уточнила Эдна.

— Да, как у всех у нас. Пока дело касалось торговли, никаких недоразумений не возникало, и все шло как по маслу. К тому же, как я уже сказала, Амиофи все свои обязанности по отношению к нашему Союзу выполняла вполне добросовестно.

— Тогда в чем же дело?

— Подожди, не торопись. А дело в том, что мы не знали, что ее дочь была невестой одного из депутатов парламента.

— Она что, образованная?

— Кажется, да, иначе он ею не заинтересовался бы…

— На что вы намекаете? — прервала ее Эдна, и нетрудно было догадаться, почему она задала такой вопрос.

— Извини, дочка, — остановила ее Принцесса. — Не перебивай мать. Мне не терпится узнать, что было дальше.

— Ничего особенного целый год и не было. До того самого дня, когда этого члена парламента арестовали.

— За что?

— Ясно за что, он состоял в оппозиционной партии. Ты бы, Принцесса, могла и сама догадаться!

— Теперь ты понимаешь, мать, понимаешь, надеюсь, почему я не слушаю радио? Передают всякую ерунду, а о серьезных вещах, про то, например, что арестовали депутата из оппозиционной партии, — ни слова.

— Если тебе. интересно знать мое мнение, — сказала Мам, — то я считаю, что Доктор прав. Нашей стране нужна одна–единственная партия, а чем больше их будет, тем медленнее мы будем двигаться вперед. В свое время, когда мы боролись за освобождение страны, от оппозиции требовалась только поддержка… Налей–ка мне еще воды, Эдна.

— Держи, Мам.

— Я тебя понимаю, мать. Ты лучше меня разбираешься во всех этих вопросах. Но, по–моему, арестовывать депутатов только за то, что они из оппозиционной партии, это уж чересчур.

— А за что же их тогда арестовывать? Если бы они не состояли в оппозиционной партии, то и отправлять их в тюрьму было бы не за что. Но почему, я тебя спрашиваю, они находятся в оппозиции? Неужели они до сих пор не сообразили, что нужно объединиться, иначе государства не построишь.

— Я тебе еще раз повторяю, мать, что не очень–то смыслю в политике, но, мне кажется, какая–нибудь партия, вносящая конструктивные предложения, все–таки могла бы существовать.

— Ни в коем случае, дочка, ни в коем случае. Знаешь, чем занимаются оппозиционеры? Они из кожи лезут вон, лишь бы разрушить то, что создает правительство, и не успокоятся до тех пор, пока по их вине все не рухнет. Тогда они обратятся к народу: «Видите, все, что создало правительство, никуда не годится, видите, в какой тупик оно нас загнало; скинем же его и начнем заново все, но уже с нашей, самой достойной, партией во главе». Но как знать, действительно ли их партия самая достойная?

— А все рыночные торговки на стороне правительства?

— Разве ты не знаешь, что мы с самого начала оказывали поддержку Доктору и немало потрудились, чтобы избрали именно его.

— Только, похоже, он не слишком часто об этом вспоминает, — заметила Эдна, собирая со стола.

Завтрак подошел к концу.

— Не слишком часто об этом вспоминает, — повторила Мам. — А тебе, девочка моя, чтобы все понять, надо еще подрасти. Доктор скоро станет президентом республики. У него дел хватает, не может он каждый день ходить на рынок и благодарить торговок за то, что они помогли ему прийти к власти!

— Ну зачем, Мам, каждый день? Он хоть бы раз туда заглянул!

— Ты права, но ему самому ходить на рынок вовсе не обязательно. Если ему вдруг понадобится что–нибудь, то для этого у него есть достаточно людей.

Принцесса и бабушка весело рассмеялись. Эдна встала и пошла на кухню. Потом снова начался серьезный разговор.

— Ну раз так, — сказала Принцесса, — раз вы оправдываете действия Доктора и его компании, то не понимаю, почему же вы недовольны тем, что арестовали какого–то депутата от оппозиции?

— Не так все просто, Принцесса. Ведь в деле оказалась замешанной наша Амиофи.

— Из–за того, что ее дочь — невеста арестованного депутата?

— Вот именно, именно по этой причине власти запретили Амиофи торговать на рынке.

— Вот как?

— Ну да. Теперь ты понимаешь, в какую историю мы попали: ведь всем известно, что мы на стороне правительства, а если мы все–таки будем вынуждены устроить демонстрацию протеста против его действий, то что подумают люди! Да и с нами что потом будет?

— Но раз, мать, одна из вас по вине правительства несправедливо пострадала, то, конечно, нужно устроить демонстрацию, тем более вы эту женщину, по твоим же словам, приняли в свои ряды…

— Вот в том–то и дело, дочка, в том–то и дело.

Но, как я поняла с самого начала нашего разговора, ты нашла какой–то выход?

— Выход? Об этом лучше спроси свою племянницу. Это она вчера вечером была на танцах…

— …И вернулась оттуда в разорванном платье? Эдна!.. Эдна!..

Из кухни послышалось: «Иду, тетушка Принцесса!», это означало, что Эдна была чем–то занята, наверное мыла посуду. Вскоре она появилась.

Эдна рассказала тетушке Принцессе всю историю их знакомства со Спио, начиная с первой встречи, когда он пришел на рынок покупать гребень из так называемой слоновой кости, и кончая вчерашним скандалом, который, если бы не он, мог бы плохо для нее кончиться. А потом бабушка, узнав, что этот молодой человек работает где–то в высших сферах, дала внучке поручение, и Эдна его выполнила.

— Он вел себя очень прилично, добавила Эдна. Правда, он называл меня без особых церемоний «моя ашантийская куколка», но ничего больше себе не позволил.

— «Моя ашантийская куколка!» — повторила бабушка. — Гляди, чего выдумал! Если его попросили что–то сделать для нас, ,просто передать совсем пустячную бумажку, он решил, что взамен получит Эдну… «Моя ашантийская куколка!» Подумать только!…

— Ну что ты так разволновалась, мать? Ты говоришь, бумажка совсем пустячная, а забыла, что именно она поможет вам сохранить свое доброе имя перед народом…

— Знаю, дочь моя, знаю. Поэтому–то и разрешаю Эдне встречаться с этим мошенником.

— Сколько раз я тебе твердила, Мам: никакой он не мошенник. Ты же первая начала его хвалить еще в тот раз, когда мы поняли, что у него есть деньги, а мы с тобой еще приняли его тогда за простачка и решили натравить на него весь рынок, как на самого настоящего вора… И несмотря ни на что, он снова пришел на рынок, и к тому же сама судьба послала его мне в тот вечер, на танцах, по–моему, все это неспроста, а главное, повторяю, он очень любезный, внимательный, вежливый такой.

— Честное слово, — сказала тетушка Принцесса, — честное слово, ты влюблена в него. И ничего удивительного после того, что ты о нем рассказала.

— Да нет, тетушка, вовсе я не влюблена, — начала оправдываться Эдна.

— Надеюсь, что это так, — сердито буркнула Мам, поднимаясь со стула. — Очень надеюсь. Встретиться один–два раза — и влюбиться — это, как хочешь, мне претит.

— Мать, мать, ну подумай сама, что ты говоришь!

— А что такое я говорю?

— Ведь рано или поздно тебе придется смириться с мыслью, что Эдна не всегда будет с тобой. Правда, дочка?

— Мне… мне кажется, обе вы слишком торопитесь. Главное сейчас выяснить, поможет ли нам Спио уладить дело.

— Ты права, девочка моя. И надо‚чтобы действовал он как можно быстрее. Я вчера вечером говорила об этом нашим женщинам, но, кажется, они уже настроились ‚на демонстрацию. Тогда, если этот… как его зовут?

— Спио, Мам.

— Если этот Спио не поторопится, быть беде.

— А мне все–таки интересно, — опять начала тетушка Принцесса, чем может кончиться знакомство моей дочки с этим молодым человеком? Ты ведь сказала, что он молодой?

— Да, молодой.

— А какой он из себя? Красивый? Хорошо одет?

— Одет он хорошо, тетушка Принцесса. Ничего особенного, выглядит он всегда как надо.

— По–моему, этого вполне достаточно. А какой–же он все–таки из себя?

— Я даже не могу припомнить его лица‚ – вмешалась бабушка. — И если бы я вчерашней ночью увидела его вместе с Эдной и даже узнала бы, что он выручил ее из беды, я все равно не обрадовалась бы нашей встрече, хоть и хотела попросить его кое о чем.

— Неужели он так тебе не нравится, мать?

— Бабушка просто придирается, тетушка Принцесса. Это из–за того, что Спио на рынке, при всем народе, назвал ее старухой.