История первая. «Проблемы с внешностью»

Ещё одна девица склонилась к другой, кивая в мою сторону. Чего они все уставились? Провинциалки — словно сороки. Ну вот зачем той, что справа, с шевелюрой в цвет перьев агаса, дурацкая брошь на затылке? Брошки в волосах на планетах Империи нынче в моде, но не в таких пёстрых… Первый раз после того, как покинул дом, еду в общественном транспорте. Он и сохранился-то только на заокраинных планетах, как моя родная или эта… Парень вот на меня выпучился. Но молчит. Я ж на полголовы выше. Одет я обыкновенно (для Империи). Плащ из кожи змеептицы с контрастной отделкой (ценой как раз в его пожизненную зарплату), на руках нанобраслеты, от чего они моментами кажутся в перчатках из стальных лучей — тут смотря под каким углом глянешь (тоже очень недешевая штука). В остальном всё просто. Волосы я не обрезал со дня сдачи экзаменов, так, подровнял вчера, и лицо мне немного выбелили от загара… Хотя, сколько ни сиди теперь в салоне, загар въелся так, что не отбелишь. И ширину плеч никаким плащом не скроешь. Но это для миров Экзотики вульгарно — иметь такой грубый загар и такие широкие плечи, а здесь коротышка подрался бы со мной как раз потому, что я, по его мнению, слишком ухожен. Вот если бы я ещё не смотрел на него с высоты своих двух метров! Смог бы — съел бы меня глазами… Здесь, на Ивирэ, не умеют скрывать мысли. Ивирэ — тихая планета. Выплавка металлов, добыча графита… Люди — прыщавые и мелкие. Девушки… Ну, девушки везде ничего пахнут, если помоложе. Ивирэ называют еще Карат. За вид из космоса. Но лучше не садиться, чтобы не разрушать иллюзию. А я сел. Зачем мне это надо? А не твоего ума дело. Тут трилёт завис, и я вышел. На остановке. Фантастика. Парням расскажу — не поверят…

Или тот, что смотрел на меня, — узнал?

В гостинице я уставился в зеркало. Может, что-то не так во мне? Но всё было как надо.

Я блондин, у меня большой рот и широкие скулы. Можно, наверное, сказать, что у меня чувственный рот, потому что он-то обычно и притягивает взгляды. Даже если я сам смотрю на себя в зеркало, вижу прежде всего рот. И женщины часто так же смотрят на меня, то есть на него, ну, как я в зеркало. А больше и смотреть не на что. Глаза серо-зеленые, морда загорелая, как у любого космо. Ну скажи, у кого она в космосе не загорелая? У параба разве? Это парабы, твари шестирукие, не загорают от жесткого излучения… Да, самое главное, мне двадцать два стандартных года. Вроде уже не мальчишка, но смотрю на мир всё еще как семнадцатилетний. По крайней мере, в зеркале у меня ещё очень наивные глаза, словно бы не убивал, не имел женщин. С такими глазами и живу. И убиваю.

Работа у меня такая. Стрелок космической армады. Вернее, пилот-стрелок. Второй пилот и второй стрелок. Оттого и волосы отрастил. Почему? Да потому, что стрелки подчиняются напрямую наводящему. А наводящему плевать на мою прическу. А вот капралу совсем не плевать. Капрал подходит, смотрит сначала на выскобленную башку Дьюпа, потом на меня и долго-долго ругается на пайсаке (на стандарте ему слов не хватает). Но он плюется и уходит, потому что капрал мне никто, и звать его никак. И мне дела нет до того, что ему мой внешний вид противен. Когда ты полгода без твёрдой земли, один такой приход — полчаса радости. А поменяют капрала, я и волосы срежу — надоели. А могу вообще побриться, как Дьюп. Дьюп — мой напарник, то есть первый стрелок, а я его дублёр и две его дополнительные руки.

А вообще Дьюп не только в нашей паре первый, он Первый для всего крыла. Потому что мой напарник — один из лучших стрелков армады. Башка у Дьюпа всегда блестит. Он бреет её старинным таянским ножом. А в кожу между бровей — засадил толстое титановое кольцо. Парни говорят, что у Дьюпа не только кожа на лбу проколота, но еще и черепушка просверлена, именно поэтому Дьюп — того. У него реакция — «четыре». А у человека потолок — «тройка». У меня тоже «тройка». Может, я и мог бы стрелять быстрее, но есть еще скорость прохождения сигнала в мозгах. То есть Дьюп палит туда, где цели еще нет, но сейчас она там будет. И он не только палит. Еще никто при мне не смог увернуться, когда Дьюп бьет кулаком в морду. Шутка у нас есть на корабле такая: заставить новичка подойти к нему, задрать нижнюю губу на верхнюю и хрюкнуть. Дьюп не обижается, он просто бьет.

За этой шуткой, похоже, скрыта какая-то давняя история. Копался я раз в сети и зацепил глазами слово «дьюп». Оказалось — это животное типа свиньи с такой вот выступающей нижней губой. И я понял, что Дьюп — совсем не имя, но спрашивать ничего не стал. Я слишком ценю дружбу с Дьюпом. Хотя язык у меня до сих пор чешется. Когда-нибудь не удержусь и спрошу. Интересно, он мне врежет? Из-за Дьюпа меня на корабле почти не задирают, хоть я первый год в армаде, да и, вообще, есть за что…

И тут запищал телефон. Всё бы ничего, но мне на этой планете никто не мог звонить. Я телефон-то планетарный купил самый дешевый, чтобы такси, например, вызвать или хрень какую-нибудь в гостиницу заказать. На руке у меня болтался, конечно, служебный спецбраслет для связи с кораблём. Такси можно организовать и по нему, но энергию тратить жалко. Да и вызов пойдёт как межпланетный, спишут ещё с кредитки… Я и купил барахло это. И, тем не менее, оно зазвонило! Вот ведь сакрайи Дади пассейша. Взять? Номер не высветился. Кто-то ошибся? Тогда еще две-три трели и «планетарник» смолкнет. Нет, звонит, гадина. Кому я здесь могу быть нужен? А главное — зачем? «У человека есть сто восемнадцать способов испортить себе жизнь. И сто восемнадцать выходов из трудных ситуаций, но все они против совести», — вспомнил я экзотианскую пословицу и нажал на «отзыв».»

— Слушаю, — я уже не сомневался, что звонят мне.

— Господин эрцог, эскорт будет через десять минут, — сказал бумажный голос. Квэста Дади патэра! Но вырвалось:

— Какой, к Памяти, эскорт! (Ну не мог же я, в самом деле, выругаться в трубку на пайсаке? И я выругался, как ругаются на Экзотике. Есть там такая забавная религия Веры и Памяти. Ее последователи считают, что человек в принципе вечен, а убивает его только память. Ну и выражаются типа «да иди ты к Памяти»). Трубка икнула. Похоже, она и ждала, и боялась чего-то такого… Но продолжила путать меня с кем-то и навеличивать эрцогом. (Это, между прочим, самый высокий титул в мирах Экзотики после императорского дома. Но если учесть, что власть императора давно номинальная, то эрцог — о-го-го какая рогатая скотинка. Неужели меня до сих пор не опознали по голосу?)

— Мы понимаем, что вы здесь инкогнито, господин эрцог, и подчиняетесь ритуалу. Но мы вынуждены настаивать на эскорте, — заходилась трубка. — В провинции восстание шахтеров, беспорядки…

Я перестал слушать. Дешевая мистификация или меня с кем-то глобально переплели? Эрцог?

— Какое МНЕ дело до ВАШИХ восстаний и ВАШИХ беспорядков? — тихо и язвительно сказал я. Я вообще стреляю и говорю быстрее, чем думаю, однако и навожу тоже быстро — «тройка» она и есть «тройка». — Вам сказали, что я здесь? Забудьте это. Вы в курсе, что, если… я… скажу… «УМРИТЕ»… вы умрёте?!

Трубка заткнулась, наконец. Она была в курсе, что высокородные из миров Экзотики, особенно так называемые ледяные аристократы семи высших домов, действительно могли убить двумя-тремя грамотно построенными фразами. И, похоже, эрцог, за которого меня приняли, тоже мог.

— Сна вам без сновидений, — попрощался я очередной экзотианской пословицей и выключил телефон. Следующим порывом было — выбросить его в окно, но я сдержался. Телефоном гостиничное окно не разобьешь даже в провинции…

Эрцог, надо же. Кто у нас вообще сейчас эрцог в двадцать два стандартных года?

Ой, газеты надо было смотреть на подлёте к Карату, а не зависать на порносайтах!

Включать телефон, чтобы глянуть прессу, было бы большой глупостью. Его вообще следовало как можно быстрее сбыть с рук, этот дешевый звонильник. Я оторвал от пластиковой гостиничной простыни длинную полосу, снял плащ, плотно свернул его, стараясь, чтобы получился прямоугольник, сунул на грудь, под рубашку, примотал к телу. (Плащ из кожи змеептицы — не лучшая защита, но хоть что-то.) Потом я воткнул звонильник в задний карман брюк и пошёл в гостиничный бар. Теперь за телефон можно не беспокоиться, минут через десять он отправится в какое-нибудь причудливое путешествие по городу. Ну и Хэд с ним. А в баре к тому же есть раздолбанные терминалы, где можно полистать газеты.

Читая, почувствовал, как телефон «ушел»… Не стал его задерживать. Я искал эрцога двадцати с небольшим лет, последователя «Веры и Памяти». Может, кто-то недавно издох, и на парня рухнул титул? «Смерть преподобного Эризиамо Риаэтэри Анемоосто Пасадапори (т. е. главы дома Паска). Наследник — двадцатилетний эрцог Агжелин Энек Анемоосто инкогнито отбыл в паломничество по местам молодости дяди. (Ну, правильно: эти ледяные уроды наследуют не отцу, а дяде.) Безвременно ушедший в возрасте двухсот тридцати шести стандартных лет, эрприор Паска оставил наследнику сто семь планетных систем… (ого!.. ой, сколько еще всякой хрени!) …и синийский камень в 1842 карата с записью всех философских догматов дома Паска и высочайшей просьбой к наследнику рода, которую, как полагают родственники, он и отправился исполнять».

Вот я влип… Хотя… Гори он багровым огнём, этот эрцог. Пива и спать! И пошёл он… Нет, неинтересно ругаться на стандарте. Скучно. Хорошо хоть — завтра на корт (космический корабль межзвездного сообщения) и… Я выпил пива и пошел спать. Дом Паска — это дом Аметиста по-нашему? Наверное, стрёмно быть эрцогом в двадцать лет. Стрёмно и занудно. Пришёл, выключил свет, рухнул на кровать прямо в одежде, с наслаждением потянулся и… скатился, выхватывая импульсник (дельного оружия, к сожалению, не было — в увольнении не положено). В дверь ударили. Она устояла. Еще секунда. Крутанул сальто и взлетел на косяк над входной дверью. (Слава вам, строители! Косяк — шириной почти в ладонь, а ведь его могло вообще не быть. В три погибели, но я уместился между косяком и потолком).

Дверь вывалилась. Не стреляли. Сначала вошел с фонарём один в светопоглощающем защитном костюме, весь как чёрная клякса, а следом ввалились четыре полиса. Я швырнул взведенный на уничтожение импульсник в окно, а сам вылетел в дверь.

В окно со сто тринадцатого этажа я бы не смог, я не птица. В лифт нельзя, но в конце коридора должен быть мусорный лифт. Он движется раз в сорок быстрее обычного, но для космолетчика это не скорость. И я, конечно, тут же взлетел (малость приплюснутый), на крышу гостиницы.

Набрал через браслет номер такси. Может, возьмёт меня на крыше, если успеет?.. Похоже, успевало. Почему-то меня не стремились убрать из бытия вместе с гостиницей. Ну и к Хэду. Я хотел знать только одно: есть ли у полисов номер моего билета на корт?

Итак, я видел, что убивать меня не хотят. Ну задержат, ну допросят. Через сутки— другие удостоверятся, что я не эрцог. А я тем временем не попаду на корт, не смогу догнать свой корабль, как договорились, в доках, мне вставят в зад «дисциплинарное» и на полгода лишат увольнений. Стоит ли из-за этого рисковать сейчас жизнью? А почему нет? Тем более по мне пока не стреляют.

Не успел отдышаться, как увидел идущее на снижение такси-автоматичку. Сел в него. На крыше всё ещё пусто. Значит, местные полисы не круче военных. А может, фишка в том, что я сдавал экзамен по программе «Коммуникации и война в городе» меньше года назад, а они, может, вообще не сдавали. Нас же заставили ко всему прочему еще и инструкции зубрить: что делает полиция в таких-то и таких-то случаях. В моём случае полиция обязана была отключить грузовые и пассажирские лифты. Отключить их можно в подвале. Допустим, дали сигнал тем, кто внизу. Но потом-то надо еще за мной на крышу подняться. Может, они сейчас как раз стоят и мусорный лифт нюхают? Ну, мусор, к счастью, давно уже возят в запаянных пакетах…

Хотелось поболтаться ещё на крыше и посмотреть — под силу ли полисам подняться на мусорном лифте, но рисковать не стал. Это была так, минутная блажь. В такси я сбросил остатки адреналина и стал размышлять медленнее. Ну, допустим, ночь я промотаюсь над городом. Мне не привыкать. Утром оцепят космопорт… Нет, не годится. Допустим, лечу в космопорт сейчас и на чем смогу валю куда угодно, а там пересаживаюсь на… Стоп, сколько у меня на кредитке? Опять не выходит. Мой корт, прежде чем сесть на Карат, делает остановку на местной Луне-4. Он сядет там через… через четыре часа. До Луны-4 примерно два часа лету на внутрисистемном рейсовом. У Карата восемнадцать лун, так что с рейсовыми проблемы быть не должно, уж что-то по времени да подойдёт. Я лечу на Луну-4. Жду там свой корт, доплачиваю и сажусь на него. Корт идет на Карат. Заправляется.

Стоит там… Мм… Ну, тоже часа три-четыре не больше. Прилетающих никакой дебил проверять не будет. Я отсиживаюсь в корте и в город не выхожу, пусть они там ловят кого угодно. Таким образом, в списках вылетающих с Карата меня не будет… Ну и ту-ту. Риск, конечно, и в таком плане был, но другого я пока не придумал и полетел в космопорт. Когда садился на рейсовый до Луны-4, у посадочных терминалов заметил какое-то странное движение. Ну и ладно. Проверять в первую очередь начнут вылетающих из системы, а не болтающихся туда-сюда внутри неё. В общем, я долетел до Луны-4, убрал в туалете волосы под берет, накрасил губы и ресницы на манер мелкой звезды теледэпов и довольно спокойно сел на свой корт, хотя вылетающих из системы и здесь уже проверяли. Я был почти доволен, когда вошел в общий салон корта и стал искать глазами свое посадочное место. Место я взял самое дешевое, но больше половины салона пустовало, а остановок больше не предвиделось. И я спокойно направился в элитную зону, где кресла поудобнее и проходы пошире.

И тут я увидел ЕГО. Длинные светлые волосы, зеленые глаза, волевой рот… Правда, не такой смуглый, как я, но всё-таки… В общем, я сразу понял, что это и есть эрцог. Дрянь земная! Вот же дрянь! Корт приземлится через три часа, он не мелочь внутрисистемная, у него только разгон и торможение займут около часа. Этот похожий на меня парень выйдет и… В общем-то, его ведь не убьют, меня же не старались убить? Стоп, это меня бы не убили, сдался я им. Мало ли чего от него хотят? Прошел мимо эрцога и сел. Он маячил на два кресла впереди меня. Я видел его затылок, такой беззащитный, совсем мальчишеский ещё… Вот ведь Квэста Дади патэра!

Поговорить в корте почти что негде — у каждого свое спальное место и место для сидения в общем салоне. Разве в кафе? Но как его позвать? И он, и я сидели на самых дорогих местах — удобное кресло, маленький столик, салфеточки… Я взял одну. Эрцог экзотианец? Я стал складывать из салфетки острую пирамидку, какие видел в ресторанах на Орисе. Башку можно сломать. Испортил три. Наконец вроде вышло. Если парень действительно экзотианец, он почувствует, как я нервничал, пока мастерил эту штуку. Встал, прошел мимо него…

— Вы… урони…ли? — музыкальный, чувственный голос эрцога звучал неуверенно, словно бы он запинался на каждом слове. Я обернулся. Эрцог вертел в руках мою пирамидку. «Идите за мной, — думал я, потея от усилия. — За мной».

— Спасибо, — забирая салфетку, я коснулся его руки. Эрцог вздрогнул. Понял или нет? Через десять минут он подсел ко мне в кафе…

— В общем, у вас примерно три часа, чтобы решить, что делать, — закончил я свой монолог. Эрцог слушал меня сначала удивленно, потом задумчиво.

— А мы ведь даже не знакомы, — сказал он вдруг, поднимая на меня свои невозможно зеленые глаза. Он был красивее и утонченнее меня на порядок, но в целом мы и вправду оказались здорово похожи. — Може…те называть меня Энек. Это второе имя. «Ого, — развеселился я. — Меня возвели в ранг членов семьи». Я улыбнулся. Второго имени у меня не имелось.

— Анджей. (Вообще-то, мама с папой назвали меня когда-то Агжеем, но Дьюп переиначил на свой манер, и я привык.) И тут же я понял, что нашел еще один повод для путаницы. Первое имя эрцога — Агжелин — было экзотианским вариантом моего. Он тоже понимающе улыбнулся.

— Боюсь оскорбить… вас, предложив как-то компенсировать неудобства, которым… вы из-за меня подверглись. Но, возможно, вы примете подарок? Эрцог снял с указательного пальца одно из старинных колец, не таких, как сейчас, безо всех этих антенно-видеонаворотов, и протянул мне. Я подумал, что кольцо может подойти мне на тот же палец, но подарок взять отказался. Знал, что буду жалеть об этом, но побоялся почувствовать себя хоть чем-то обязанным.

— Что будете делать? — спросил я, допивая коктейль.

— Не знаю. К несчастью, по условиям завещания, я здесь один — без свиты и охраны…

Эрцог ловко свернул из салфетки такую же пирамидку, с какой бился недавно я. Покрутил её в тонких, едва тронутых золотом загара пальцах. Я смотрел на него и понимал, что не хочу ему помогать. Я уже устал быть крутым. И вообще, когда говорю, что убивал и имел женщин, я немного… В общем, пока что это женщины имели меня, а убивал я… Не в лицо. В космосе не очень-то видно, куда ты палишь… Сейчас я хотел только одного — поспать и к Дьюпу, чтобы рассказать хоть кому-то понимающему всю эту долбанную историю. А это я мог — только Дьюпу. Я же не виноват, что после академии меня сразу заткнули в действующую армию… Да если бы не Дьюп, мне до сих пор устраивали бы боевые крещения, переходящие в издевательства, мои добрые сослуживцы. Конечно, если бы этой ночью всё было не так. Если бы я, как в плохом фильме, сиганул со 113 этажа, перебил полсотни полисов… Но я же просто парень, которого поставили вторым стрелком к лучшему стрелку северного крыла армады. Да, я не меньше, но я и не больше. И я поднялся, чтобы откланяться. И тут эрцог взглянул мне прямо в глаза… Я сел. К Хэду, он же еще моложе меня, и не заканчивал военной академии, и драться, скорее всего, не умеет. (Аристократов учили чему-то там с кинжалами, но годится ли это в настоящей драке — я не знал.) И эрцог, похоже, тоже не знал. Он привык ездить с эскортом и охраной. Наверно, сейчас он чувствовал себя голым.

— Вы думаете, Анджей… — опустив глаза, спросил эрцог, стыдясь, видимо, своего порыва, ведь он же понимал, что почти попросил меня о помощи. — Вы думаете, когда они предложили вам эскорт…

— Аг, — перебил я его. — Ты думаешь, Аг…

Эрцог вздохнул. Ему было неудобно так быстро переходить на «ты», или его ещё что-то напрягало?

— Ты думаешь, — решился он, — эскорт они предложили, чтобы захватить по-тихому?

— Мне так показалось, — я поднял два пальца, чтобы нам принесли еще коктейль.

— Будь дело в беспорядках, они бы действовали официально. Обратились бы ко мне через посла Экзотики, например. Ведь здесь же должен быть посол? — я взял бокал и пригубил. Эрцог потер холеными пальцами виски.

— Да… Как я сразу не подумал? Но он может находиться сейчас на любой из лун… Да и планет у этой звезды хватает. Пусть они почти не заселены… Беспамятные боги! Пока мы в полете, я даже позвонить ему не могу.

— У тебя сетевой планетарный? — с телефоном я Энеку мог помочь легко. Эрцог достал дорогущую перенастраивающуюся модель. Стоила она… И тем не менее мое запястье охватывало устройство на порядок круче. Правда, досталось оно мне за госсчет.

— Красивая вещь, — сказал я без сожаления. — Но в следующий раз бери что-нибудь из общих систем связи, — и я щелчком активировал браслет. — Давай код.

Эрцог с уважением посмотрел на меня (не на браслет). Я ввел номер. Красненький огонек показывал, что вызов пошел… Но соединения не было даже с автоответчиком. Мы переглянулись.

— Вот и всё, Аг, — сказал эрцог. — Теперь уже нет сомнений, что я влип.

Я задумался. До прилета оставалось всего ничего. Единственное — я-то в списках транзитных пассажиров, а эрцог — в списках прибывающих. Конечно, он там под псевдонимом или «коротким именем», он же не ташип. Прибывающие их сейчас волнуют мало, но шанс, что эрцога «встретят», есть — по моей вине космопорт будет просто кишеть сегодня шпионами.

Я могу отдать ему свои документы… Кредитку не жалко, за утерю личного номера мне будет… А что же мне будет? А ничего, кроме порицания с занесением. Переживём. Ну и выговор за спецбраслет…

Слава богам, я солдат. Мой отпечаток сетчатки, генетические данные и прочее не проставляются в визитной карте. В этом у меня не меньше свобод, чем у эрцога. Его данные — в доме Паска, мои — в ведомстве армады. Его схватят, а когда поймут, что это «не эрцог» — пошлют запрос. Капитан подтвердит, что я в увольнительной на Карате. Ну и чудненько.

— Ничего, Энек, — сказал я. — Играем дальше. Ты должен научиться ругаться, как положено космолетчику, а мне небо должно послать немного удачи, чтобы корт со мной успел стартовать с планеты. Думаю, у нас получится. По случайности никаких отпечатков в номере гостиницы я не мог оставить, — я посмотрел на модные в этом сезоне тоненькие змейки нанобраслетов (такие окружают руку энергетической пленкой, оберегая своего хозяина от микробов, ну и от отпечатков тоже). — Пусть считают, что там, в гостинице, действительно был некий эрцог, который смылся у них из-под носа… неважно как. А ты — боец. Первый год в армаде. Первый дивизион, второй стрелок. Запомнил?

Энек кивнул. С памятью у них на Экзотике нормально. Даже более чем. Он мог запомнить с одного раза столько, сколько я учил бы месяц. Вот только загар…

— Это как раз просто, — улыбнулся эрцог, словно читая по глазам мои мысли. — Подберу тон — не отличишь.

Я снял спецбраслет стандартной связи и надел ему на запястье.

— Работает вот так: жмешь сюда и начинаешь дико ругаться. Повторяй: квэста Дади…

Эрцог покраснел, он, видимо, был знаком с пайсаком. Я засмеялся:

— Ну нет, не будешь ругаться, капрала возьмут сомнения, что я — это я. Я его терпеть не могу, но обязан доложиться, что задержали на Карате, и вовремя не прибуду из увольнительной. Капрал меня тоже терпеть не может. Он ничего не скажет капитану до рапорта. А к рапорту я успею. Ты не бойся, это будет даже весело. Только космолетчик — это тебе не эрцог. Космолетчики выражаются проще. Повторяй: квэста Дади патэра… Нет, даже так: капрал, квэста Дади патэра, я не могу вылететь с Карата… Ну?

— Капрал, — пролепетал эрцог.

— Твёрже, вот так: капрал!

В общем, когда я вернулся на корабль, а я успел как раз к рапорту, капрал при виде меня так выпучил глазки, словно он глубоководная рыба, которую вытащили на палубу и ждут, пока она лопнет от декомпрессии. Головомойку мне, конечно, успели устроить, но до карцера не дошло. Сначала мы экстренно начали разгон, и я был нужен за пультом, потом поступили какие-то срочные приказы по армаде… А через двое или трое суток в наш адрес по «долгой» связи пришло сообщение из посольства Экзотики в мирах Империи, где меня возвеличили героем и прочая, прочая, прочая… Благодарность капитан мне тоже объявлять не стал. Вахтенный потом рассказал, что, получив сообщение, он помолчал секунд десять, выругался, и на том всё закончилось.

Полгода спустя, когда мы встали на очередную профилактику в доки, догнала меня и посылка от Энека. Он вернул почти все мои вещи и вложил в них «белую» карту — бессрочную гостевую визу, разрешающую посещение всех миров Экзотианской системы и ее подчинения. Сколько она стоила, я даже сказать не могу. Числительные больше миллиарда у меня еще со школы в голове путаются. Вот ты скажешь с ходу, что больше — септиллион или секстиллион? Вот то-то. Карту я продавать не стал, хотя и сидел тогда без денег. Она до сих пор лежит у меня как сувенир. Единственный. Мог бы сохраниться еще и телефон Энека, но я его продал прямо на корте. Кроме кредитки денег-то у меня не было, а кредитку я ему оставил. Другие вещи и документы юного эрцога я сдал на хранение на Депраде, где мы тогда стояли в доках. Кстати, на оплату камеры хранения и ушли почти все деньги за «трофейный» телефон. Так что в тот день, когда я взял в руки эту белую визу, я чувствовал себя одновременно и богачом, и нищим.

Дьюп хлопнул меня по плечу и сказал, что дураки мы оба — я и мой эрцог, но что он имел в виду, я тогда не понял. Только спустя много лет до меня дошло, какой дикой и фантастической была вся эта авантюра, и только поэтому она, видимо, закончилась так удачно…

А с Энеком мы больше не встретились. Через год началась 300-летняя война, надолго занявшая армаду, и, боюсь, одной из причин войны послужил именно визит молодого эрцога на политически неблагонадёжный Карат.

 

История вторая. «Не спи — замерзнешь…»

Мы уже две недели болтались в системе Ориона. И все две недели дежурства шли по полной выкладке: наводящий, шесть первых стрелков, шесть дублеров за пультом, каждые двадцать минут сигнал с двумя подтверждениями…

Сначала никто не знал, к чему такое зверство над личным составом, но потом стали постепенно просачиваться слухи, что, мол, в системе Ориона появились смэшники.

Смэшники — на нашем жаргоне так называемая эс-эм раса.

Эс-эм — ситуативно-модифицирующий разум. Ну мы в школе еще так дразнились, помнишь? Эс-эм — разумный, да не совсем.

То есть эс-эм — полная имитация разума, внешнее следование любой логике поведения. И плюс полная имитация эмоций. Любых. Хотят сожрать параба — думают и чувствуют как парабы. Временно. На момент охоты. Голый инстинкт, в общем-то, но без приборов отличить трудно.

Собственного разума в смэшниках — ни капли. Хищники. Говорят, когда-то на их планету сел космический корабль. Они сымитировали поведение экипажа и вышли на охоту в космос. И у них получилось, потому что подражать смэшники могут чему угодно.

Управление кораблем они, например, имитируют до тонкостей. Встретив в пространстве другой корабль, если позволяет расстояние, читают мысли команды и внушают ей, что она — мясо. Если расстояние не позволяет, а внушать смэшники могут довольно ограниченно, считается что на 1–2 единицы, не более (примерно 2–4 км), то просто выходят с жертвой на видеосвязь и зомбируют её. Потом эти гады стыкуются с замороченным кораблем, и у них начинается праздничный обед из многих блюд.

Съев всю команду, смэшники затягивают пояса потуже и снова отправляются на поиски. Наверное, их мечта (хотя вряд ли они умеют мечтать) — сесть на малоразвитую планету и обеспечить себя пропитанием на максимально долгий срок.

Только вот беда — даже самого простого автоматического контроля в космопорту ни одному смэшнику не пройти. Машину не заморочишь. Оттого мы и знаем теперь, что они из себя представляют. Очень мерзкие на вид твари. По сути — мешок на четырех ножках, снабженный гигантским ртом.

Было, если не совру, шесть попыток смэшников высадиться на цивилизованные планеты, и каждый раз это заканчивалось оцеплением космодрома и месячным карантином для попавших в зону их зрительного, акустического или мысленного влияния.

Поэтому на земле смэшники для нас не особо опасны. Ну зомбируют пару-тройку тысяч двуногих, ну, может, даже кое-кого съедят, не больше. Другое дело в открытом космосе. Вот здесь десяток смэшников вполне способен заморочить даже экипаж огромного корта, вошедшего в фазу торможения на подлете к планетной системе, например. И если для этого надо прикинуться гуманоидами — да, пожалуйста! Говорят, смэшник по всем тестам даже лучше гуманоида, только… Ну, в общем, это не объяснишь. Они этакие суперхамелеоны, что ли. И ни грамма разума. Вообще. Меньше, чем у мухи. Как только эти желудки на ножках в лабораториях ни проверяли… И в академии мы изучали смэшников, и раньше я слышал про них кое-что. Но тут команду просто прорвало. Нас, тех, кто помоложе, стрелки и палубные так стращали всякими жуткими историями, что в конце концов мне начало всё это сниться. Ну и дежурства по полной выкладке. Две недели. А потом заболел Дьюп (у него расконсервировалась черная лихорадка), и меня убрали на терминал, посадив на наше место уже сработавшуюся пару.

Терминал — это выход боевого удара. По сути, место совершенно бесполезное на корабле, этакий «крайний случай». То есть, если разнесут навигаторскую и капитанский пульт, в крайнем случае можно с терминала отдавать сигнал наведения напрямую. (Терминал как раз над основной батареей. Если туда шарахнет, то уже и отстреливаться будет почти некому. И вообще, когда стреляют, на терминале крайне жарко, поэтому он укутан дутой изоляцией на основе пузырьков воды и титана. Но и это не спасает.) В общем, терминал — это бо-ольшой, но малополезный в обычном бою дубль. И дежурный сидит там один. Так, на всякий случай. Ну, и подтверждение. Заведено в армаде так, что любая команда по традиции идёт через терминал, и терминал — это самый мелкий юнга, который последним говорит «есть».

Например, навигатор командует: «Переключиться на бортовые двигатели». Машинный отсек отзывается: «Есть переключиться!» И дежурный на терминале тоже нажимает свою кнопку: «Переключение подтверждаю».

«Черный ящик» на терминале, разумеется, тоже пишет. И журнал бортовой, кстати, не капитан заполняет, а дежурные терминала по традиции от руки калякают, уж у кого какой почерк.

Дьюп лежал в изоляторе, а я по ночам смотрел кошмары про смэшников и регулярно заступал в свою смену на терминал. Там, поскольку запоминающихся событий не было, играл с компьютером в трехмерные шашки и вписывал свою фразу «без происшествий» в бортовой журнал…

А парни, пользуясь болезнью Дьюпа, всё подначивали меня в столовой или в общем зале, мол, просыпается один новичок утром: весь корабль — переодетые смэшники… А он, соня, просто проспал сближение… В столовой вчера один «старичок» из наладчиков в красках расписывал, как дежурному небольшой пассажирской «эмки» по дальней связи отсигналил рейсовый корабль. Дурак дежурный дождался сближения, вышел на видеосвязь и увидел на корте свою маму, которая слезно просила сынка принять медицинский транспорт с его больным папочкой. Смэшники «маму» воссоздали до мелочей.

В результате патрульные нашли брошенную «эмку», лишенную белка абсолютно, даже землю в оранжерее смэшники сожрали, а у биороботов объели весь сервомеханизм. Отсел я подальше от этого бандака. Урод, эпитэ а матэ. К Хэду его. Да плюс сны эти…

В общем, не в очень хорошем настроении я на вахту в очередной раз заступил. Ну и чтобы успокоиться, стал играть с бортовым компьютером в пространственные шашки. Восемь раз он меня сделал, и вдруг я вроде начал выигрывать. Что-то внутри меня уже было запело… И тут сигнал прошел по общей связи.

Сигналил «Парус». Мы с ним часто бываем вместе на разных операциях. Расстояние между нами по какой-то причине сократилось. Может в навигаторской комп глюканул, а может излучение какое боком задело или гравитационная аномалия. Ну и вахты корабельные, конечно, тут же языками зацепились. С «Паруса» начали что-то заливать нашим… Я отвлекся от шашек на секунду. Ход, конечно, не продумал, и комп, скотина, тут же меня сделал. Кто бы на моём месте не разозлился и не отключил связь минуты на две? Ну я и отключил. Щас, думаю, обыграю кретина и включу. Всё равно до подтверждения сигнала по армаде еще восемнадцать минут, а в работе корабля мой пульт — пятая нога у собаки. Наши о чем-то чирикали с вахтой «Паруса», оно и понятно — третья неделя по полной выкладке, мозги уже у всех заржавели. А мне сильно выиграть хотелось. Я и сыграл. И проиграл, конечно. И еще раз со злости сыграл. А потом поднял морду, гляжу — «Парус» швартуется! А у меня зеленый на переговорнике так мигает, что только не лопнет. Включаю связь. Вахтенный мне ехидненько так в «ухо», мол, третий раз тебе говорю — давай подтверждение, что швартуемся. Ты что, малой, уснул там, и смэшники приснились? Вот урод, кшена патара. Разыграли!

Понятно, что я еще едва год в армаде и два месяца на рейде, но надо же пределы какие-то для издевательств иметь! Наверно, этот гад увидел на пульте, что я шлем отключил, договорился с вахтой «Паруса» и решил меня капитально подставить, чтобы я приказ о швартовке подтвердил и в журнал внёс. Ну я же не бандак. Я ему (кажется, это Вессер был) так культурненько говорю по общей связи: «Вас понял, вахтенный, — делаю паузу и нажимаю кнопку связи с пультом навигатора, но и общую связь оставляю нажатой, чтобы слышал, гад. — Терминал — навигатору. Подтвердите приказ о швартовке». Ща, — думаю, — он этим шутникам… И вдруг:

— Вы что там, уснули на терминале?!

Я обалдел, но только на секунду. Вахтенный, судя по голосу, был если не Вессер, то Веймс, всё равно из самых старичков. С них сталось бы замкнуть сигнал с терминала на вахту. А уж голосом навигатора писклявым на нижней палубе только ленивый не вещал. Ах ты, — думаю, — гадина! Уснули, говоришь? Щас я тебе устрою подтверждение сладкого сна. От корабля ты меня можешь, урод, отключить, но я-то в отличие от тебя имею выход на армаду! И пусть потом будет скандал! Пусть мне потом тоже дисциплинарное влепят! Но и тебе влепят! Я уж постараюсь!

В общем, устал я в те дни сильно. Теоретически в боевой обстановке дежурный на терминале имеет право, получив неясный приказ, обратиться к командующему нашего крыла армады напрямую. В уставе это есть. Может, так вообще никто не делал, но в уставе есть же. И кнопка есть. Ну я и нажал.

Мне ответил нервный такой голос. Я уже струсил, но говорю по инерции: так, мол, и так, получил приказ швартоваться с «Парусом», жду подтверждения… И пауза длинная-длинная. А потом генерал как заорет! У меня правое ухо заложило почти:

— Это терминал «Аиста»?! Ни в коем случае подтверждения не давайте! Не смейте, дежурный, вы меня слышите?

— Слышу, — говорю. — Подтверждения не давать. — А сам палец под шлем просунул и ухо массирую — больно, зараза. Ну и голос у меня, наверное, от боли неуверенный очень стал, потому что комкрыла еще громче орать начал.

— Сможете?! — кричит вообще уже не по уставу. Я растерялся:

— А чё тут, говорю, мочь? Не давать — так не давать.

Тут мне только по-настоящему страшно стало, что я к самому генералу… Даже палец вытащил, хоть ухо и ломило здорово. А он волнуется, уговаривает меня, что, мол, надо держаться, мальчик, подтверждения нельзя давать ни в коем случае. Что он меня к поощрению… Я совсем растерялся. И вижу на экране две новые точки. С двух сторон от «Паруса». По сигналу — наши. А потом нас как тряханёт…

Когда я в сознание пришёл, то понял — «Парус» в клещи между двух отражателей взяли и с минимального расстояния как дали ему… Ну и нам чуть-чуть досталось.

Щит-то противоударный активировать уже никто не мог, вся команда была заморочена смэшниками… Так и не выяснили тогда, каким способом смэшники пробрались на «Парус». Команду они подчистую выели и за нас взялись. Весь личный состав был уже как бы под гипнозом. Консервация называется. Живые биоконсервы — жрать и спать. И из этого состояния тебя потом с месяц вытаскивать приходится, ёще не каждый отходит. Слава Беспамятным богам, у нас все были молодые и здоровые. Расконсервировали. Комкрыла сразу понял, что у нас творится. А до меня только спустя два часа в полном объеме дошло: когда выяснилось, что с вахты меня сменить некому, и я в одиночку должен швартовать две бригады медиков… Зато Дьюпа с его лихорадкой медики из главного госпиталя за два дня на ноги поставили. И стало с кем в трехмерные шашки играть. Дьюп меня основательно понатаскал. Мы ведь тогда месяц не боевой корабль были, а корабль-лазарет — весь экипаж в карантине. Еще комиссия специальная меня изучала, что я из себя такого представляю, раз смэшники меня не зомбировали, как остальной экипаж. Весь месяц мучили — то один тест, то другой… Ничего не нашли. Не мог же я признаться, что просто связь выключил.

А поощрение генерал записал, не обманул.

 

История третья. «Четыре звездолёта не в масть…»

Форпост. Отсиживаем задницы. Приграничная полоса между мирами Империи и Экзотики. Самое начало 300-летней войны. Вернее, момент, когда ещё почти никто не верит, что война эта уже началась. Начальство психует: проверки внешнего вида и боевой готовности следуют не по графику, а как Хэд на душу положит. Говорят, капитан с утра наливается по самые гланды, от чего глаза его обзавелись синими кругами и по-особенному так выпяливаются. Видимо, мозги давят на них в эти моменты с удвоенной силой… Правда, Дьюп считает, что кэп просто мало спит. Однако и навигатор заперся в каюте! Делает вид, что болен. В отличие от капитана он на люди пьяным не показывается. «Старички» корабельные травят, будто не только на нашем КК капитан и навигатор квасят… И мы злимся. Нам пить нельзя. Условия пока еще не боевые, а значит, спиртного — ёк.

На дежурстве личный состав одолевает дремота, потому что в свободное время все режутся в вахреж, захватывая и время сна.

Вахреж — замудреная, но азартная гаросская игра. Вся беда, что разыгрывается она очень медленно, а бросать потом жалко. Пока был рядом Дьюп, я и не играл вовсе. То есть почти не играл. Но потом Дьюпа и еще четырех лучших стрелков с нашего корабля вызвали в штаб армады… Будь я в паре с кем-то другим, меня бы тоже вызвали, показатели у меня стабильно растут. Но считается, что мы из одной пары, а Дьюп — старший.

Я не в обиде, всё равно его дальше штаба никуда без меня не пошлют. Просто, будь рядом Дьюп, он бы сумел объяснить мне, какая это азартная игра — вахреж. Но Дьюпа продержали в штабе неделю. Как потом выяснилось, чтобы не допустить утечки информации. И заняться мне, кроме вахрежа, было просто нечем.

Вахреж похож сразу и на кости, и на карты. В наборе специальный кубик, колода. Мастей две — «армада» и «галактика». 16 стрелков равны четырём звездолетам или армаде, а 16 планет — четырём звездам или одной галактике. Еще есть карты «бога и промысла» — четыре вестника, два ангела и бог войны; карты «денег» — пять сундуков; карты «ярости и боевого духа» — три пламенные речи; карты «страстей» — бабы, деньги и наркотики, всех по паре. Причем к картам «страстей» для верности надо прикупать карты «бога и промысла»… Ну, там много тонкостей. Да, ещё четыре джокера.

Игра начинается с раздачи всех карт. Число игроков любое, в пределах разумного. Но лучше — четыре или восемь. Потом разрешается меняться картами. Сколько игроков — столько мен. Причем меняемся, не зная, «кто есть кто». И только после мен все по очереди зажимают в кулаке кубик, и в зависимости от состояния нервов играющего кубик и карты в его руках меняют цвет.

Одни игроки оказываются представляющими условно «нашу» армаду, другие — армаду «чужих», в нашей колоде — хаттов. Если у вас в руках магазинный компьютерный «кубик», то он просто разделит играющих на две команды. Но если у вас настоящий каменный кубик с копей Гароссы, он разделит игроков, повинуясь самым тонким излучениям психики: вы поругались за ужином — и вот вы уже враги! Мы, конечно, легко обманывали потом этот «чувствительный» кубик, но поначалу было забавно узнать, кто к кому в команде неровно дышит. Ну а дальше всё просто. Тот, кто ходит, кидает кубик и в соответствии с выпавшим символом выбрасывает карты. Принимать нельзя, но можно передвигать «недобитых» своим игрокам. Отбитые правильно карты меркнут, и смухлевать в вахреже практически невозможно. Зато комбинаций тысячи. Чтобы спланировать хоть что-то, нужно иметь мозги объемом с корабль. Выигрывают в вахреж или прирожденные стратеги, или полные идиоты (их ходы просчитать нельзя). Я не был ни тем, ни другим и стабильно проигрывал. До определенного момента я мог удерживать ход игры в голове, но через два-три десятка ходов всё так запутывалось… Но я играл, потому что Веймсу прислали шикарную просто колоду и настоящий гаросский кубик. Такой кубик даже в руке подержать и то приятно. На ощупь он теплый и… не передашь — живой словно. Ну и сами рисунки на картах завораживали

— мастерская работа.

Играли на символические суммы, но и это для меня было тогда много. (Своё полугодовое жалование я вложил в одно рискованное предприятие.) И к концу недели играть мне стало не на что. Сел «в последний раз», расслабился оттого, что денег нет, и вдруг …выиграл. А потом еще раз выиграл. А потом вообще выиграл не «на круг» со своей командой, а один, когда все «свои» уже вылетели. И я понял, что научился играть. Вернее, в башке у меня что-то переключилось таким образом, что я перестал «играть» в стратегию, а начал ею жить. Ну и понятно, что играть в вахреж мне теперь стало гораздо интересней. И со мной, видно, тоже стало неплохо. По крайней мере, Веймс, Кэроль и иже с ними, что поначалу подсмеивались, стали всё чаще звать в игру и даже подсаживались теперь в столовой, чтобы перекинуться парой фраз, это ко мне-то, к птенцу неоперившемуся. И …кому не помню, но пришла в чью-то больную голову красивая мысль. Разделить всю обслугу верхней палубы на «своих» и «чужих» и устроить что-то вроде чемпионата по вахрежу. А потом, кто победит, — сразиться с нижней палубой. Там, говорили настройщики, тоже вовсю играют в вахреж. Ну… мы и схлестнулись. Настоящая гаросская колода была одна, а потому решили играть четверо на четверо. И пока одна «своя» четверка играла, полпалубы болело за нее, а вторая половина крысилась. Счет вели не только по победам, но и по количеству захваченных галактик. В конце концов в финал вышла-таки наша четверка — я, Вэймс, Кэроль и Ламас (настройщик наш). И тем же вечером мы направили зашифрованную петицию на нижнюю палубу. Могли бы, конечно, через настройщиков передать, но больно тихо всю эту неделю вело себя начальство, ребята и оборзели. На нижней палубе такого отбора, как у нас, конечно, не было, но техники посовещались и написали, что выставят четырех своих.

Играть решили «по грязной» связи, так называют на армейском жаргоне внутреннюю связь корабля. «Грязная» она потому, что в любой момент в неё могут просочиться капитан или навигатор. Однако вариантов больше не нашлось. Наша верхняя оружейная палуба практически не соприкасается с технической, где живет обслуга двигателей. Мы вниз вообще не спускаемся, к нам свободно поднимаются только настройщики. Для остального техперсонала — вход «наверх» — только по пропуску. Предполагается, что «стрелки» для «технарей» что-то вроде небожителей, но на деле от нижней палубы зависит так много, что отношения между «верхом» и «низом» сугубо дружеские. И обеим палубам за нарушение субординации регулярно влетает. Правила обсуждали долго. Наконец, решили, что играть будем сразу двумя колодами, кидая два одинаковых электронных кубика (второго гаросского просто не было) по разные стороны экрана. А за условно «отбитыми» картами будут следить специально выбранные парни. (Без соприкосновения карты не меркли, и появлялась возможность стянуть что-нибудь из «отбоя»).

Ночь перед решающей игрой я спал плохо. Всё время снилась какая-то обрывочная хрень без начала и конца… А утром выяснилось, что вернулся Дьюп. Вернее, я еще ночью, сквозь сон отметил, как его плечистая тень шлюзанула по нашей общей с ним каюте и осела, булькая, в душе. Но в полном объёме до меня это дошло только после сигнала «подъём». Мы обнялись, и тут же загромыхал по громкой связи экстренный приказ: «Уродов» за пульты».

«Уроды» — на корабельном жаргоне — стрелки основного состава. В обычное время основной и сменный составы дежурят по графику, но любой приказ по армаде — и основной состав шагом марш за пульт, даже если ты пять минут как сменился с дежурства. Мы с Дьюпом — «уроды». Новичков вроде меня в основной состав ставят редко, но психологи посчитали, что моя нервная система выдержит. Ну она и выдерживает почему-то. В общем, мы, не жрамши, разумеется, взлетели в оружейный «карман», защелкнулись в креслах. Вернее, я защелкнулся, а Дьюп напузырник надевать не стал, только всунул свою бритую башку в шлем.

Динамики голосом капитана объявили вторую степень готовности и заткнулись. Время поползло. Даже поболтать было нельзя. Дьюп полулежал в кресле и что-то жевал. Он так и полсуток мог пролежать. Меня же сильно клонило в сон. А в голове крутились обрывки последней игры в вахреж, когда Ахмал Ахеш, вылупившийся из той же академии, что и я, но годом раньше, бунт поднять хотел: мол, почему мне, новичку, можно в чемпионате играть, а остальных новичков — даже в отбор брать не стали. Ну мы и сыграли с молокососами этими один раз, чтобы неповадно им было. Только раздали и мены сделали, Ахеш выкладывает хаттского стрелка, а сам зубы скалит, радостный такой. Я делаю грустное лицо и передвигаю Веймсу. Тот, зная по менам, что у меня два звездолета точно на руках, двигает Ламасу: бить, мол, нечем. А Фатамаст, ну, молодой, что с Ахешем, обрадовался, конечно, и подкладывает ему еще. А у Ламаса — джокер и звездолет. И у меня два. Ну и: апрама-кунта-саган. То есть, если с гаросского переводить, четыре звездолета бьют 16 стрелков или одну галактику. И всё. Игра ещё толком не началась — а уже конец всем. Вот так мы с ними тогда сыграли. Карты круг обошли? Обошли. Вот вам и четыре звездолета. И спать, мальчики. А мы — «уроды», нам приказ по армаде и за пультом сидеть. И вот я сижу, а Ахмал жрёт.

И тут Дьюп щелкает напузырником и мя-ягко так выводит пульт в боевой режим.

Мои руки всё повторяют за его руками. Хотя я и приказа не слышал, прозевал, и на экране пока ничего не вижу.

Зато чувствую, как пневмонасос заработал, и мы капсулироваться начали. Это-то, думаю, еще зачем? Мы что, катапультироваться сейчас будем? И тут же слышу в наушниках: «Вторым пилотам: готовность один, принять управление». Ого, — думаю, — жестковато пошло. Значит, точно нашу капсулу-двойку сейчас от корабля отстрелят. Я буду летать, а Дьюп палить. И тут же на пульте «Готовность к автономному режиму» загорелось. И «Автостарт». Двигатели зашумели… Да что же это делается-то?

Я посмотрел на Дьюпа. Тот улыбался чему-то своему.

Мне болтаться в космосе вот так, в автономном режиме, ещё не приходилось, но я знал, что справлюсь, если надо… И тут мы вылетели из корабля, как пробка из бутылки. Одни, интересно, или всех так? Я как-то раньше полагал, что десантируются пилоты обязательно зачем-то и куда-то, а нас, выходит, просто выпнули с корабля, и лети куда хочешь. В левом углу экрана прорезался чужой сигнал. Синенький. Синяя точка на экране — это вообще страшно. Это значит, что корабль прёт на вас просто гигантский. Даже не корабль в общепринятом смысле, а летучий арсенал или искусственная планета-крепость. Наверно, морда у меня побелела.

— А ну без дрейфа, — сказал, покосившись на меня, Дьюп.

Лицо у него было более чем спокойное.

— А что мы можем? Мы же как пчелы вокруг него? — раздражаясь, сказал я. А сам лихорадочно искал своих и насчитал на экране еще четыре наши «двойки» и дюжины три — с других кораблей крыла. Теперь можно было говорить свободно,

«Аист» слышал нас, только если мы специально включали связь, потому я и выпалил, что думал.

— А ты пчел только на картинке видел? — безмятежно улыбаясь, спросил Дьюп, прекрасно знавший, что я родом с планеты-фермы и уж пчел-то видел побольше кого другого. — Что, ни одна ещё не кусала за язык или… за задницу?

— Да он мощнее нас на порядок! Он не то, что в «двойку» — в корабль попадет — никакие отражатели не спасут!

— Вот корабли и отошли от греха. Зато мы уже в «мёртвой зоне». Ему за зад себя укусить проще, чем нас достать.

— А почему не стреляем тогда?

— А приказа никто не давал, вот и не стреляем.

— Дьюп, пусть я дурак, но я ничего не понимаю. Ты бы объяснил, пока тихо…

Дьюп расстегнулся и стал шарить по карманам.

— А чего тут объяснять? Стоит им по нашим кораблям огонь открыть, как «двойки» им все коммуникации срежут, да и уязвимые точки в броне мы с такого расстояния найдем. И они это поняли. Так что, Аг, не будет никакого приказа. Поболтаемся тут у экзотианцев под брюхом, пока командующие договорятся, и домой пойдем. Жрать хочется, сил нет. Вот, галеты с собой взял, хочешь? Я хотел. Проглотив последние солоноватые крошки, я пробормотал:

— Апрама-кунта-саган.

— Чего? — переспросил Дьюп.

— Четыре звездолета, — пояснил я. — Бьют одну галактику…

Ну и пересказал ему эту последнюю нашу игру в вахреж.

— Ну да, — подумав, сказал Дьюп. — Только пока вы тут кубики кидали, мы головы ломали, как бы нас эта летучая крепость на колбасу не пустила. Каждому — своё, в общем-то.

И мне стало стыдно. Даже если бы нас капитан застукал или навигатор, вряд ли я так замутился бы. Другое дело Дьюп. В общем, больше я в вахреж не играл, сколько ни просили. Война — не игра.

Другие головоломки решать надо было. А когда башка вахрежем занята, в реальности болтаешься, как курёнок.

 

История четвертая. «Вилы»

Проснулся — всё тело ломит. Вчера тот ещё день был. Или не вчера, а позавчера уже? По сигналу подскочили ночью, и началось. Я ещё в туалете сидел, собственно. Там я и понял, откуда у Дьюпа такая хорошая привычка — ходить в туалет ДО того, как дадут «подъем». Он его, заразу, как чувствует! Одеваясь, я злобно размышлял: ну неужели нельзя включать сирену не в тот момент, когда экзотианцы начинают стрелять? На хрена нам тогда вообще разведка нужна? Практически непрерывная стрельба по флуктуирующим целям — сама по себе нагрузка та ещё. А у нас — то ли перегрузило отражатель, то ли он сам «полетел»: корабль просел набок, и после каждого выстрела мы из п/к (противоперегрузочные кресла) едва не взлетали. Вернее, это я едва не взлетал. Дьюп сумел развалиться так, что его не выбрасывало. Долго перераспределял вес тела, пока не понял… Ну а потом соседний отсек разгерметизировался, наш «карман» автоматически перекрыло, кондиционер сдох, и мы начали жариться заживо…

Дьюп спал. Дьюпу вчера всяко разно досталось больше, чем мне. Я не хотел его будить, потому лежал тихо и ругался молча… Может, поразмышлять о чем-нибудь? Но о чём? Перестрелка с экзотианцами закончилась, как и не начиналась. Мы в очередной раз попытались заполнить энергией вакуум. Но вакуум большой. Беспредельно. Если начальство не верит — я могу подтвердить. Потом экзотианские корабли отошли «на заранее подготовленные позиции». Мы остались на условно нейтральной территории, где и стояли. Фигня, в общем. Я тихо-тихо потянулся за ноутбуком, выключил предварительно звук, а потом уже развернул экран. От нечего делать стал перечитывать свою писанину. Ё-моё… Нет, конечно, если дать Веймсу или Каролю, то ржать они будут. А дай гражданскому какому-нибудь, так он разве что вежливый попадется. Потому что… Ну ничего же вообще не понятно. Где мы находимся, что делаем? Если бы я хоть даты, что ли, записывал, а так… И вообще, восемь месяцев прошло, как я последний рассказ написал, а уже глупость моя отовсюду торчит, как на свежеобритой голове — уши. Такое ощущение, что я ничего не знаю, или мне на все плевать. Надо бы писать хоть чуть-чуть подробнее, что ли? Во-первых, уже полгода идет война. (Стандартный год — 400 дней — двадцать месяцев — сорок недель.) Война идет потому, что наше любимое правительство официально выразило претензии по спорным территориям правительству миров Экзотики. До этого все кипели невыраженными претензиями. Что доконало нас, я лично не знаю. Экзотианские дэпы пишут, что последней каплей стала серия вооруженных мятежей на сырьевых мирах, добывающих графит, титан и железо. Но чьё правительство все это срежиссировало — они не пишут. Тем более что пояс Гампсона, где сконцентрированы сырьевые планеты, как раз граничит с центральной частью миров Экзотики. Давнишняя, в общем-то, спорная территория. Особенно для любителей воевать. А без графита и титана — не повоюешь… Лично я мог бы совсем не лезть в эту войну. Я родился на маленькой аграрной планете. Но всю жизнь таскать навоз мне почему-то не улыбнулось. И когда мне выдали результаты «тестов предварительной зрелости», я сразу послал документы в академию армады. Если с моими физическими данными не в армаду — то только навоз… У меня идеальное здоровье (было шесть лет назад), идеальная стрессоустойчивость (тоже, наверное, была). Вот так вышло: или сам на мясо, или… Но в армаде, мне кажется, всё-таки интереснее. По крайней мере, я успел на той же Экзотике побывать, пока эта каша не заварилась… И тут проснулся Дьюп. Неужели я его таки разбудил? Он рывком сел на кровати, уже ноги спустил, но передумал и начал тереть виски. У него бывает от перенапряжения. А может, наоборот, башку заломило оттого, что сегодня просто до неприличия тихо? Я свернул ноут и пошел в санузел. Потом решил сделать зарядку. Два раза присел, и захотелось прилечь. Разозлился на себя, стал отжиматься.

— Вилы, — сказал вместо приветствия Дьюп.

Слово было незнакомое. (Может показаться странным, что герой рос на планете-ферме и не знал, что такое вилы. Но, к сожалению, никаких вил в его время в хозяйстве уже не применяли). Переспрашивать я пока не стал. Вилы — так вилы. Может, это болезнь такая или состояние после полуторасуточного обстрела? Тридцать часов за пультом… Потому что весь сменный состав латал вместе с техниками и палубными дыры. А у нас с Дьюпом и вообще сейчас сменщиков не было. Три резервные двойки, в том числе и нашу, забрали на соседний корабль. Это мне Дьюп разрешал пару раз вздремнуть вчера, а сам, когда прошел отбой боевой ситуации, ещё в общий зал ходил. Чего они там обсуждали — я не знаю. Я, лично, где упал, там и уснул. Хорошо уже, что мимо кровати не лёг. Вообще Дьюп вхож на корабле куда угодно, он даже член какого-то армейского профсоюза. За это его кое-кто в команде не выносит, но Дьюпу плевать. Ему, по-моему, на всё плевать. Да и чего ему заморачиваться? Семьи у него, кажется, нет, родных — тоже нет. Хотя я очень мало про него знаю. Дьюп наконец перестал тереть голову, и взгляд у него стал более осмысленным.

— Что значит вилы? — спросил я всё-таки, падая пузом на пластик и прикидывая, сколько дать себе отдохнуть между подходами.

— То и значит. Экзотианцам нужно было отжать нас к дельте Змееносца, и они будут отжимать.

Я ничего не понял, поднялся и стал умильно, по-собачьи смотреть на Дьюпа, сделав глупую морду и задрав вверх брови, как делал наш домашний пес. Тот фыркнул, наконец.

— Надо тебе это, Анджей?

Я последнее время стал задавать ему вопросы, каких раньше не задавал. Не волновали они меня. Сам не понимаю, что такого со мной сделалось, но по студенческой ещё привычке быстро нашел отмазку.

— Мне, вообще-то, в конце года стратегию сдавать. Или, ты думаешь, из-за войны отменят?

— Могут и отменить, — Дьюп потёр надбровья. — Ты в шахматы умеешь играть?

Я даже слова такого не слышал. Да Дьюп и знал все мои игры. Я во все играл, во что на корабле ребята играли, а он со мной — только в пространственные шашки.

— Набери в поисковике, — сказал он и налил себе воды из кулера. Дьюп принципиально пил только воду. Ни чай, ни кофе его не вставляли. А нет, ещё на Экзотике дрянь какую-то пил. Не алкоголь, а типа напитка тамошнего. Мне не понравилось — горько. Я вывел на экран ноута трехмерную доску типа шашечной, только вместо шашек наличествовали адмиралы и звездолеты, а само поле украшали астероидные пояса, пульсары и магнитные аномалии.

— Интересная, наверно, игра?

— Обычная. На ней лучше объяснять, чем по карте.

Он быстро раскидал по доске фигурки.

— Вот — наши звездолеты, вот — экзотианские. Вот — их резерв и ремонтная база. Вот их схема сообщения…

На экране загорались всё новые символы, изменялись условные созвездия, и скоро я начал узнавать местность. Дьюп работал быстро, похоже, он умел играть в эту игру. Надо будет научиться потом, раз от нее даже польза есть.

— Всё узнал?

— Ну… Вроде.

— Спрашивай.

— Откуда ты знаешь, что госпиталь у них в третьем… кубике? Он вчера восточнее был и ближе… Вот тут примерно, — я ткнул пальцем.

— Разведчики вчера сказали, что госпиталь переместился. Я полагаю, что сюда. Так он лучше защищен.

— Значит, вчера они собирались нас дожимать, чтобы мы вот в эту вилку попали? Между пульсаром и Змееносцем? — и тут до меня дошло: вилы-вилка. Был такой древний инструмент. — И обстрел прекращать не собирались?

— Нет.

— Тогда почему? Может, переговоры на уровне высшего командования? Или к ним какая-то шишка летит?

— Я бы и сам хотел знать… В любом случае обстрел скоро продолжат. — Дьюп достал полотенца. — Отдыхай, пока можно.

И я стал продолжать свой «отдых». Я уже весь мокрый был, но решил, пока Дьюп из ванной не выйдет, буду «отдыхать». Ещё 182 раза отжаться успел, с передышками. Потом тоже помылся. У Дьюпа, судя по всему, болела голова, он морщился, «листал» новостные каналы и разговаривать больше совсем не хотел. Интересно, в нашем отсеке систему охлаждения починили? Я решил маленько пройтись. У лифта наткнулся на чужого капитана, судя по нашивкам — из южного крыла армады. Ближний свет. Отсалютовал ему и вспомнил про жрать. Кто-то умный динамики громкой связи выкрутил до минимума, так что я про столовую и забыл, пока в желудке не свистнуло. Или громкая связь у нас вчера во время обстрела вылетела? И Дьюп ведь голодный. Надо же было так наломаться, чтобы про жратву забыть. Хотя, может, дело в том, что он мне пару раз прямо в кресле колол что-то. И себе колол. И есть не хотелось совсем… Я решил, что сначала схожу в столовую на разведку. Сходил. И поел. И даже сыграл кона два с Каролем и Веймсом в пасет. (Игра такая карточная.) Но что-то вдруг играть мне резко расхотелось. Дьюп, вспомнил я, голодный сидит. Ему сейчас не напомнишь, он и не поест. Взял я кое-что из столовой с собой и пошел в каюту.

Дьюп был неожиданно сосредоточен и одет в парадное. Это было так ненормально, что я встал столбом на пороге.

— Меня в южное крыло переводят, — просто сказал Дьюп. Я открыл рот и закрыл. Что я мог сказать? «А я?! А меня?!» Дьюп вздохнул. Глаза у него были грустные и совсем больные. После вчерашнего, наверно?

— Ты знаешь, где сейчас «южные» стоят?

Я знал очень примерно. Но он не стал меня мучить.

— Абэсверт. Границы «Белого блеска».

— Ну и что? — не выдержал я, понимая: то, где стоят эти южные, как-то должно влиять на перевод Дьюпа.

— А то, что там идет не такая война, как здесь. Ты… ещё… — он не находил слов.

— Я опять молодой ещё, да? — выдохнул я, и зубы у меня сами собой сжались.

И вообще нехорошо как-то сразу стало.

— Ты не понимаешь, Аг. — Дьюп подошел и хотел обнять меня, но я отстранился, и пакет с завтраком, который я ему нес, упал. — Там… там погромы, мародеры — и свои, и чужие. Карательные операции. Там людей вдоль дорог вешают тысячами. Ты бы видел эти дороги… Но тебе такого лучше вообще не…

Я молчал. Так молчал, что он тоже заткнулся. Я знал, что если что-нибудь сейчас скажу, то не выдержу. В горле щипало. Дьюп таки обнял меня и решительно отодвинул от двери. Я был выше, но он сильнее. Он почти что приподнял меня и отодвинул.

Я стоял в дверях и смотрел, как он уходит. Но на самом деле — я умер. Какой-то кусок меня уходил вместе с Дьюпом, и я без него не мог уже ни двигаться, ни жить.

На полуслове включилась громкая связь, но я не слышал приказа. Я вообще толком ничего не видел и не слышал, потому что он уже скрылся за поворотом, и кругом были только белые переборки. И я смотрел на них, пока они не оплавились и не потекли.

***

Дюьп верно сказал, стрелять экзотианцы продолжили в этот же день. Я сидел на месте первого стрелка рядом с Джи Архом, которого прислали из пополнения. Руки мои нажимали какие-то кнопки, скользили по интерактивной панели пульта, а в голове было всего несколько фраз. Я перекраивал их и так, и эдак, чтобы рапорт мой звучал как можно убедительнее. «Прошу перевести меня…» «Убедительно прошу командировать меня…» Джи замешкался, и я, не глядя, рявкнул на него. «Прошу командировать меня в расположение…» Прогудел сигнал отбоя — низкий, похожий на коровье мычание. Похоже, экзотианцам надоело нас кусать, или у них начался обеденный перерыв. Я ещё не видел спектрального смещения в сигналах вражеских кораблей, но, похоже, наши разведчики перехватили их разговор, потому что секунд через десять «красное» смещение появилось. Всё. Опустил руки, и плечи тут же свела судорога. Джи подскочил ко мне, начал что-то там растирать на загривке… Совсем ещё щенок. Хоть я и сам-то… тоже мне — ветеран в неполных двадцать четыре стандартных года. Сколько, интересно, Дьюпу? Выглядел он на сорок-сорок пять. Значит, или столько, или прошел два стандартных курса реомоложения и… Да, скорее всего, прошел. Так что как ни крути — выходило больше сотни. «Прошу перевода в южное крыло армады в связи… В связи…» Нужно было вставать. Нужно было вставать и идти. Я подумал, что, по идее, нас должны были перебросить в южное крыло вместе с Дьюпом. Мы ведь — сработавшаяся пара. Это, наверное, он настоял, чтобы меня оставили и посадили на его место. Это на него так похоже… Я не понимал, что со мной творится. Постоянно чувствовал какое-то странное напряжение в груди, не хотелось есть, трудно было заснуть. Я до этого сроду ничем не болел. Разве что синяки и ссадины появлялись регулярно, особенно после дружеских поединков с Блэкстоуном или главным техником Кэшцем. Дьюп для спарринга не годился, он имел дурную манеру бить сразу наповал… Но синяки проходили быстро. А если не проходили — наш корабельный медик находил их во время планового осмотра, тыкал пальцем и взвизгивал: «Тут-то опять чё?» Ох уж это его «чё», всегда попадал пальцем в самое больное место. Но потом синяк облучали, и ты забывал о нем начисто. Один раз мы, правда, здорово заигрались, и Дьюп водил меня в медчасть. Я сопротивлялся, мне было ещё не больно. Но Дьюп сказал, что сломано ребро, и когда меня сунули в капсулу меддиагноста, я уже ощущал, что оно сломано. Дьюп говорил — я не умею останавливаться. Обычно в спарринге, когда становится больно, автоматически ослабляют захват. Я иногда не ослаблял. Что-то щелкало у меня в голове, и я, несмотря на боль, вцеплялся как бульдог…

— Разрешите обратиться, господин сержант?

Хотел огрызнуться, но это был всего лишь Джи Арх — худощавый, зеленоглазый мальчишка с астероидов. Теперь — мой второй стрелок. Беспамятные боги, он-то в чём виноват? Заставил себя ответить ему что-то, встать. Нужно было идти в столовую, и я пошел вроде. Но на полпути понял, что делать мне там нечего, и велел Джи идти одному. Сам свернул зачем-то направо и ввалился в общий зал. В общем зале мне сегодня тоже нечего было делать, это я сразу понял.

Сослуживцы при моем появлении как-то странно притихли, видно, разговор у них шел про нас с Дьюпом. Только Кароль махнул мне из-за круглого столика, где они с Вессером собирались играть в пасет.

Мне захотелось уйти. Тогда я сделал так, как делал обычно Дьюп: вошел и сел не в углу, а там, где самый лучший обзор — почти в самом центре, чуть сбоку от дверей. Взял пульт, стал, никого не спрашивая, переключать каналы на самом большом экране. Потом вообще вывел экран из телережима — полистать новостные ленты. В основном мне якобы хотелось читать про войну. В общем зале стояла ненормальная тишина. Только первогодки шушукались слева. Я пробегал глазами новости, но думал о том, как мне теперь искать Дьюпа.

Конечно, я знал его имя и должность, но знал как-то по-уродски. Капрал называл Дьюпа «сержант Макловски». Но сержантских должностей в армаде три — младший сержант, старший и сержант по личному составу. (Я, например, был младшим сержантом). А потом, я давно уже подозревал, что Дьюп — не имя, а прозвище, хотя ни разу не слышал, чтобы на корабле его называли как-то иначе. Надо бы поговорить с кем-то из старичков. Кто помнит, как и когда Дьюп прибыл на наш «Аист». Я повернулся и внимательно оглядел зал. Четыре столика, два дивана, двадцать два отдельных кресла, три малых экрана, Кароль и Вессер — за одним из столиков, Ахеш и мой однокорытник Сербски — за другим. Ахеш, к слову сказать, большая гадина, вон как глаза бегают. В левом углу пятеро зелёных-презеленых салаг сидят кружком. У малого экрана смотрят порнуху «старички» — палубный Пурис, вечно второй стрелок Гендельман по прозвищу Гибельман и Бычара Барус, который, несмотря на ежедневные «два часа в спортзале», сумел уже отрастить пузо. Из самых стареньких в общем зале был сейчас только Пурис. Я даже имени его не знал, палубный Пурис — и всё. Пока размышлял, хоть какая-то жизнь вокруг меня начала налаживаться: Кароль и Вессер стали тасовать карты и раскладывать палочки, служившие условной платой в игре. Гибельман вызвал стюарда с пивом. Недоверчивый стюард стал препираться и выяснять, выпил ли Гибельман сегодня сколько ему положено или ещё нет. Я тем временем подсел к Пурису, отметив, впрочем, что в зал вошёл мой второй пилот Джи и присоединился к первогодкам. Пурис при виде меня весь подобрался и приготовился линять. Девица тянула к нему с экрана все четыре руки, но, похоже, она делала это зря. Я выключил экран.

— Ты не беги, Пурис, — сказал я не тихо и не громко. — Мы ещё не начали.

Палубный затравленно оглянулся на Бычару.

Да о чем они тут без меня говорили, в конце концов?!!

— Ты это, — сказал мне Бычара Барус излишне громко. Я встал. Я был выше всех здесь присутствующих. И в хорошей форме. Гибельман жалобно посмотрел на нас, потом на пиво. Пива ему хотелось больше, чем драки. Боковым зрением я видел, что Кароль и Вессер, которых условно можно было считать союзниками, поднялись из-за своего столика и пошли к нам. Кароль встал у меня за плечом справа. Вессер плюхнулся в кресло рядом с Гибельманом и его пивом. Все молчали. Я сконцентрировался на Пурисе. Костлявый такой, с виду довольно скользкий тип. Я о нем, кроме фамилии, ничего не знал. Зато ОН должен был знать то, что нужно мне. Но поговорить с ним по душам мне сегодня явно не дадут, и это я понимал. Потому перестал изучать сдувающегося на глазах Пуриса и сказал, уставившись в живот Бычаре. Сказал громко, чтобы все слышали.

— Я не понял, что ВЫ ВСЕ здесь против МЕНЯ имеете?!

Вессер картинно возвел очи горе. Я передвинул взгляд и нечаянно уперся им в Гибельмана.

— А я… мы что? — он оглянулся на Бычару, потом на Пуриса.

— Или против ДЬЮПА? — закончил я.

Бычара понял, что говорить придется ему. Он встал. Решил, что его плохо видно?

— Ты это… — сказал он.

Я ждал.

— Ты вообще знаешь, кто он такой, этот твой Дьюп? — сглотнул. — Он же спецоновец (специальный отряд особого назначения). Его же к нам Хэд знает из кого понизили. Ты думаешь, от чего он такой гордый был? Да он имел таких, как ты … (дальше я и половины слов не знал. Какой талант скрывался за растущим пивным мозолем).

Я был в курсе про спецоновцев. Они выполняли самую грязную работу не только в армаде, они вообще всю её выполняли. Но мне было на это как никогда плевать. Ждал, пока поток ругани иссякнет, и он иссяк. И я сказал тихо-тихо, чтобы все мухи тоже слышали:

— Я только одного не понял, Барус, ты МЕНЯ или ЕГО оскорбить хотел?

И взял кресло. Барус понял, он закрыл голову руками и становился все ниже и ниже… Кресло, если отрывать его, как я сейчас, от магнитной подушки, должно бы весить в момент отрыва 204 килограмма. Но я этого не почувствовал. Я именно взял кресло. Оно полетело в стену над головой Баруса, и уже лопнув пополам, треснуло его, сползшего на пол, по башке. Кароль не побоялся повиснуть на моей правой руке. На левой — тоже кто-то повис, Кажется, Сербски. Я отшвырнул обоих. Пурис медленно уползал из зоны моих действий на четвереньках. Он знал, кто последний год был в состоянии работать со мной в спарринге. И все знали. Из таких здесь сейчас никого не стояло.

Вессер решил выступить миротворцем. Он поднял обе руки и встал, закрывая собой шевелящегося под обломками кресла Бычару.

— Тихо, тихо, Анджей… Ты только скажи, ты чего хочешь? Чтобы этот бык извинился? Так он щас извинится. Только не надо доводить это всё до карцера, а? Мы же все тут немного в одной лодке?

Я молчал. Я знал, что Ахеш медленно продвигается к двери, намереваясь смыться и настучать. Я всё сегодня знал. У меня с уходом Дьюпа глаза и на спине прорезались.

— Ну погорячились мы тут все, а? Его же, Дьюпа твоего, многие не… Не очень …понимали, да, ребята? Странный он был человек, с норовом. Сам ни с кем не… Анджей! Анджей! ДА ОХОЛОНИ ЖЕ ТЫ!!!

Вессер, гад, тоже первый стрелок, он по моим глазам всё видел.

— Ты пойми, он же сам тебя с собой не взял. Я уж не знаю, почему его забрали «южные»… Видно, был за ним какой-то грешок…

Ему не следовало употреблять это слово. Рядом стояло ещё одно кресло, но на руке моей повисло что-то мелкое. Нет, это был не Сербски. Сербски всего на дюйм ниже меня, а весит не меньше. Это был мой новоявленный второй стрелок! Который чуть не стал новопреставленным… Я-то рассчитывал на вес Сербски. Не знаю, как я извернулся. Еще чуть — и разбил бы этому желторотому активисту башку об стену! Меня просто пот прошиб, когда я это понял. Кшена Дади патера и всех щенков, которые суются под горячую руку, потом понимают это, наконец, белеют, зеленеют и…

В общем, не повезло в тот раз Ахешу. Когда заявились оба дежурных по палубе, мы почти весело и дружно отпаивали пивом Джи Арха. Боевое крещение он прошел вне очереди. Ну и Бычара пострадал не запредельно. Как выяснилось, даже креслом его тупую башку за один раз не пробьёшь…

А Дьюпа, как рассказал мне таки за пивом Пурис, по-настоящему звали Колин, Колин Макловски. Четыре года назад он был со скандалом переведен из спецона в армаду и понижен до младшего сержанта. (Сейчас, к слову сказать, он уже имел лейтенанта, просто у капрала с ним свои счеты.) Сути скандала Пурис не знал. Но я не верил, что Дьюп там кого-то убил и съел, скорее наоборот. Я только одного не мог понять, глядя на совсем не атлетическое сложение моего нового напарника по каюте и по совместительству — второго стрелка… На кого мне вот это-то сокровище оставить? В том, что я добьюсь перевода в южное крыло армады, я был уверен.

 

История пятая. «Грязное ругательство»

Плохой из меня получился первый пилот. На Джи я постоянно повышал голос, дёргал его чуть что. Дьюп так не делал. Но Дьюп учил меня в мирное время, а сейчас — война. И каждая ошибка моего желторотого друга может стать… Хотя Колин и потом не орал на меня. Просто подстраховывал, пока и тупого не пробивало… Но я же не он! Джи-Джи терпел. Терпение у него было просто ангельское. Я ведь отвечал за то, что делаю в первый месяц, после того, как перевели Дьюпа, только когда за пультом сидел. Потом меня лучше было совсем не трогать. В первые же дни я написал, как мне показалось, очень обоснованный рапорт с просьбой о переводе в южное крыло и занялся изучением истории армады.

Знал я про «южных» до безобразия мало. Даже палубные байки не слушал раньше. А порядки в южном крыле, как выяснилось, отличались от наших. Наверное, потому, что стояло оно на протяжении почти всей своей истории в самой заднице Империи. Задница эта тоже соприкасалась с экзотианскими мирами, но какими! Один Хардас чего стоил с его торговлей наркотиками на всю обозримую Вселенную. Или Грана… Эти планеты приличные экзотианцы и сами презирали. Ещё я надеялся выудить из сети какую-нибудь информацию о скандале в спецоне. Но там свои секреты держали крепко. Зато про «южных» я прочёл достаточно для размышления. И чем больше думал, тем меньше они мне нравились. Даже дисциплина в южном крыле была настолько хреновая, что до сих пор сохранились телесные наказания. Это же надо так распустить личный состав, чтобы ребята кроме кнута ничего не понимали? У нас тоже всякое бывает, но обходимся, люди же вроде, не собаки и не лошади. Да, насколько я знаю, приличные дрессировщики и с животными справляются без насилия. Понятно, почему Дьюп не хотел, чтобы меня туда перевели… Устав самообразовываться, пошёл в спортзал. Там я проводил всё свободное время, которое оставалось от чтения. Читал я, правда, мало, ел тоже мало и почти через силу, а занимался до изнеможения, иначе просто не мог уснуть. Дошел до спортзала, вспомнил про Джи. Парень-то с кем интересно сейчас болтается? Нужно бы взять его с собой. Те, кто родом с астероидов, крепким костяком не отличаются по определению, но хоть какие-то мышцы нарастить он может? Стрелка своего нашел в компании таких же желторотых, причем — с обеих палуб! Вообще, эпитэ а матэ, дисциплины не стало никакой! Увидев меня, первогодки сразу сникли. На меня последнее время мало кто хорошо реагировал. Ну и Хэд с ними. Я велел Джи, чтобы шагал за мной, и развернулся к спортзалу. Конечно, резковато немного велел… Услышал, как он топает следом. Ну и ладно.

— Господин сержант….

Я остановился, обернулся.

— Сколько раз просил называть меня Аг? Восемь или десять?!

Джи замер. Боится он меня, что ли? Попробовал улыбнуться. Судя по лицу Джи Арха — вышло плохо.

И с ним мне надо бы тоже поговорить… Беспамятные боги, как тошно-то от одной мысли, что с кем-то надо о чём-то говорить! Свернул к нашей каюте.

— Заходи, садись.

Джи, чуть ли не втянув голову в плечи, переступил символический порог каюты, сел на свою кровать. Я рухнул напротив. Уперся ладонями в бедра. Надо говорить. Надо заставить себя. Он чего сжался весь? Думает что ли, бить его буду?

— Ты меня боишься, стрелок? — спросил я в лоб.

Кадык на шее моего напарника совершил какое-то судорожное движение.

— Ребята говорят, вы меня убьете. Может, не нарочно, но случайно — точно убьете…

Глаз он не отводил. Джи был мелким и физически не самым крепким (хотя для стрелка мышцы не главное), но не трусом — точно.

— Ты же понимаешь, — сказал я, как-то всё-таки подбирая слова. — Я сейчас немного не в себе…

Дальше я говорить не мог. Джи подождал.

— Понимаю, — сказал он. — Думаю, обойдётся как-нибудь… Или нас всех убьют — война же. Зато по тактике, стратегии и числу попаданий наша пара — первая. Я ведь последний курс не закончил и тестовые не прошёл. А с вами…

— Беспамятные боги, вас всех так сейчас в действующую армию посылают?

— С последнего курса — всех забрали…

Он опустил глаза, а потом снова поднял их. В них был уже несмелый интерес.

— А Беспамятные боги — это экзотианские?

И я выдохнул и улыбнулся. У меня получилось.

— Экзотианские, — сказал я, вспомнив увольнительные на Орисе — одном из самых красивых экзотианских миров. — Боги у них, Джи, как наши блаженные — грехов и тех не помнят. Экзотианцы считают, что память о прошлом — убивает.

— А в-вы как считаете?

— А я… Я не знаю. Но меня она убьет точно.

Джи замялся. Я видел, что он хочет что-то сказать или спросить. Кивнул ему — давай, валяй, мол.

— А вы не рассердитесь?

— Рассержусь, — сказал я совсем не сердито. — Если ещё один раз от тебя это «вы» услышу. Ты же сам сказал, что мы с тобой — пара. Я — Аг, в крайнем случае — Агжей. Если нас завтра убьют, ты и там будешь меня навеличивать? Говори, чего хотел, и в спортзал пойдём. Будем из тебя стрелка делать не только в плане прицельности, но и в плане выносливости.

— А я вам … То есть, извините… Извини… Только никому, ладно?

Вот глупый, кому же я могу в таком состоянии что-то рассказать? Я и говорить-то почти не могу…

— Друг у меня, — замялся Джи и начал изучать глазами пол. — Он младший техник. Я понимаю, что не положено с разных палуб, но мы встречаемся, в общем-то… А у капитана в каюте вечно что-то со связью. Ну, и он чинил два раза. И слышал кое-что. На техников ведь внимания никто особо не обращает. Ну и… После того как напарника вашего бывшего забрали в южное крыло, тип какой-то с нашим капитаном по ближней связи говорил. Кар… Друг то есть, на экран не смотрел, слышал только. Тот говорил, мол, зря наш капитан отдал лучшего стрелка «ни за что». А капитан рассердился и сказал, что «ни за что» — это когда ничего не дали. А если башку чуть не оторвали — то это уже за что. В общем, он не хотел отдавать Дьюпа, кэп наш. Но у южного был приказ от командующего армадой, от адмирала. Потому что Дьюп, он раньше, оказывается, возглавлял южное подразделение спецона, до того, как его за что-то дисквалифицировали и сюда отправили. А сейчас война, и прошлые грехи значения не имеют. Так этот южный капитан сказал. В секторе у них беспорядки жуткие, до людоедства. И они хотят, чтобы Дьюп обратно вернулся, на свое место. Потому что он вроде как умеет… Они и в… тебя, Агжей, хотели забрать. — Джи наконец посмотрел на меня. — Якобы твоя фамилия тоже в приказе была. Но Дьюп сначала попросил приказ, где его восстанавливают в должности, и ему этот приказ отдали. А потом он сказал, что ты никуда не поедешь. Южный спросил почему, а Дьюп сказал, что его приказы они с нашим капитаном будут обсуждать так, чтобы он не слышал. А пока — пусть заткнутся, если не хотят, чтобы он обе тупые головы оторвал и местами поменял. Ну, может, не совсем так сказал, но типа того. З-забрал оба приказа и вышел. А наш капитан сказал тому капитану, южному, что лучше не связываться, Дьюп оторвет, он его знает… В-вот и всё, — начал опять заикаться Джи.

Насмотрелся он на меня. А на меня сейчас лучше было не смотреть.

И все-таки после рассказа Джи Арха (не сразу но дней через пять) меня немного отпустило. Дьюп всегда знал, что делал. Но и я вырос. И теперь буду делать так, как хочу сам. Хватит меня опекать. Никого я не боюсь — ни людоедов, ни мародеров. Даже если и боюсь — это пройдет. А боль в груди не пройдет. И ещё — мне очень не нравилось, что моя фамилия была-таки в приказе командующего крыльями армады, но прошла неделя, потом другая, а история эта так и канула к Хэду. Неужели Дьюп встречался и с адмиралом? И тоже что-нибудь неприятное ему сказал? Вроде того, что если меня возьмут, то он от назначения откажется? Боги беспамятные, да что же у них творится там, в южном крыле?! Я не верил, что Дьюп просто бросил меня, дабы не обременять свою высокую персону в новой должности. Он мог избавиться от меня давно и гораздо более простыми способами. Но он всегда знал, что делал. Знал…

Мне полагалось сегодня сдавать ежемесячные тесты нашему корабельному психотехнику, и я боялся, что он что-нибудь не то у меня в реакциях найдет. Но вышло почему-то наоборот. Все «боевые» показатели работали как надо, мало того, два раза я выстрелил в условного противника «с опережением», как делал Дьюп.

Хотя считается, что в космосе стрелять с опережением невозможно, слишком большой разброс предполагаемых траекторий. Но я выстрелил два раза и оба раза попал. Психотехник ничего не сказал, но посмотрел на меня как-то странно. Он что, считает, что я от Дьюпа заразился? А когда вышел уже из медотсека, я подумал: может быть, Дьюп так стрелял потому, что болело в нем так же, как и во мне? Он никогда ничего о себе не рассказывал. Дошел до каюты и понял — устал, наконец. Хочу лечь на кровать с ноутом и, может быть, даже поспать. Что ж, молодой и здоровый организм берёт свое. Наверное, это хорошо. В каюте уже спал один «уставший». Я вспомнил, что за пятидневку мы отдыхали нормально всего раза два. А так — перерыв на сон и за пульт. Перестроение, торможение, ещё какая-нибудь дрянь… Сегодня экзотианцы почему-то не стреляли. Почему, интересно? Дьюп бы догадался. Джи спал, как младенец. Даже рот приоткрыл, и слюна намочила подушку… С его физической подготовкой такие нагрузки могут плохо кончиться. Да и мы с Дьюпом иногда пользовались какими-то, полагаю, разрешенными стимуляторами. Все стрелки ими пользовались, в общем-то. Только я никогда не интересовался, что это и где его берут. Вот же бандак длинноносый. Впрочем, зная Дьюпа, я мог предположить, что он и об этом позаботился. Достал электронные ключи от нашего общего уже с Джи сейфа, которым он, кстати сказать, ещё ни разу не воспользовался… Он, поди, и не знает, что такой сейф есть? Открыл. Ну, точно. В сейфе лежали и ампулы, и инструкция, явно набранная Дьюпом. Вот так он меня и воспитывал. Пока не спрошу — никогда ничего не объяснял… Я пробежал глазами инструкцию — там было всё, даже адреса, где можно заказать эту заразу в случае необходимости. Нет, он не думал, что вот так раз — и уйдет. Он просто всегда просчитывал наперед. Я вздохнул. Прозвучал сигнал на обед, и Джи прямо-таки подбросило на кровати. Ещё один нервный завелся. «Пошли? Ну, да пошли, наверно». Есть не хотелось, но желудок требовал. Такое вот странное состояние. Но я почти всё в себя впихнул, даже принесенную Джи булку, посыпанную перцем. Меню изменили что ли? Сроду таких не ел. Сразу под горлом стоял какой-то комок, и пищу приходилось в себя пропихивать. Ничего, и это пройдёт когда-нибудь. Всё проходит, только трупы иногда остаются. Особенно в вакууме.

Надо рассказать Джи про то, что лежит в сейфе. Дьюп-то не собирался уходить, а я собираюсь. Мне ж не с собой это чудо желторотое тащить. Хотя… он уже тоже по-своему ко мне привязался. Ничего, месяц — не… И всё-таки надо поговорить с ним и об этом тоже.

Когда выруливал из столовой, подошел дежурный и отдал мне приказ. Под роспись. Миленько. К капитану меня уже вызывают «под роспись», они там что, консилиум психотехников решили собрать? Так я же вроде приём у психотехника удачно проскочил? Или где-то таки спёкся? Расписался и пошел.

В капитанской сидели трое: капитан, навигатор и чужой, с военной выправкой, но в штатском. Пили чай и «голубой огонь» с Грены, закусывали келийскими орехами в сахаре. Я встал на вытяжку. Капитан посмотрел сначала на меня, потом на навигатора и третьего, с лицом сушеной рыбы. Как всегда кэп слегка вытаращил глаза: вот он, мол, мерзавец, явился.

— Младший сержант, вы сумеете мне внятно объяснить, почему в течение месяца написали четыре рапорта о переводе в южное крыло армады?

Я молчал. Знал по опыту, что кэп наш ругаться особенно не умеет. Темперамент не тот. Покричит-покричит и успокоится. А я ещё двадцать рапортов напишу. Пока не придумаю что-нибудь более действенное.

— Ладно, — сказал капитан, не повышая голоса. — Объяснять свое поведение вы не научились… Но кресло-то зачем в общем зале испортили?

О, и об этом уже донесли. Ах, Ахеш, Ахеш… А я же спустил тебе один раз, я же тебя, гада, почти простил… Об Ахеше подумал с умилением: душа просто просила драки, да что там — она ее требовала. Интересно, если прибить Ахеша, меня могут в наказание перевести в южное крыло, раз там — самая задница?

— Красавец, — сказал капитан с иронией. — Двухметровая дубина, пороговые реакции почти как у мутанта, но, как ни странно, не псих. И ни одного серьезного порицания, кстати. Не пьет, не жуёт, не нюхает. Правда, у нас вообще с этим строго…

Штатский достал сигареты и закурил. Курить в корабле запрещено. Не только из-за здоровья личного состава, ещё и аппаратура может на дым среагировать. Что бы предположил Дьюп? Что этот, в штатском, крупная шишка? Тогда Дьюп, скорее всего, и морду лица его узнал бы. Он многих из начальства знал в лицо. Теперь понятно — почему. Штатский смотрел на меня с прищуром, словно прицениваясь. Ну точно, как на собеседовании перед поступлением в академию. Стоп. Капитан что, хочет «продать» меня этому кислолицему? Кто же он? Вербовщик? Неужели из южного крыла? А почему тогда в штатском? СПЕЦОН, что ли?! Ох, Ахеш, неужели я тебя сегодня не убью? А так хотелось…

Штатский разглядывал меня, курил и улыбался. Потом встал. Зубы, что ли, смотреть будет или мышцы щупать? Подошел ко мне. Обошел вокруг. Я намеренно не смотрел ни в глаза ему, ни на ноги. Пусть не думает, что я его боюсь. А среагировать, если что, я и так успею.

— Не понимаю, сержант, — сказал штатский (голос у него был хриплый, но не самого мерзкого тембра). — Почему же тебя лендслер с собой не взял, если ты якобы так хорош?

Лендслер — это сокращение от лендсгенерал. Один из высших, так называемых «наземных» армейских чинов. Ни фига себе звание у Дьюпа было. Впрочем, почему было? Джи сказал, что в звании его восстановили. Значит лендсгенерал. Типа адмирала, только на суше. Где ж он так летать-то выучился?

— Капитан, у вас там какие-то чашки особо ценные были? Уберите, — приказал штатский.

Так, значит, чином он выше капитана. Командует.

— Да он же вас голыми руками … — скривился в нехорошей усмешке капитан, любимые свои чайные чашки, впрочем, убирая. — Я же вам показатели давал. Это же андроид безбашенный. Вы видели, что он с креслом сделал?

Штатский зашел мне за спину. Он был почти на голову ниже, худощавый. Но Дьюп как-то заметил, что настоящие убийцы в массе не самые крупные, и я был с ним согласен.

— Ну, я-то не кресло, — штатский рассмеялся, вырулил мне в фас и быстро, в открытую ударил под дых.

Я даже не посмотрел на него. Столько, сколько я за этот месяц качал пресс, вообще никто не качает. Месяц не жрать и не спать толком, а всё свободное время качать пресс, чтобы с ума не сойти… Пробовали? Я потерял последние килограммы веса, который был не кости и мышцы (я и раньше при своем росте не так уж много весил), и теперь об меня разве что руку можно было отбить таким способом. Стоял и изучал герб армады над парадным креслом капитана. Милый такой герб — два крыла… И я просил беспамятных Богов послать мне южное.

— Да, нервы у него хорошие, — фыркнул штатский. — Что, сержант, не хочешь бить своего генерала? А если так?

Он ударил ещё пару раз, с виду совсем не сильно, но очень умело — по болевым точкам. Но я, в общем-то, был готов и продолжал изучать герб так, словно увидел его сегодня впервые. Крылья были разноцветные. Южное — красное… У верблюда два горба, оттого что жизнь — борьба…

— Слушай, капитан, — штатский повернулся к нашему кэпу. — Он у ТЕБЯ вообще говорить-то умеет?

— Сержант — вольно! — понял намек капитан и полез в сейф за рюмкой. — Садись за стол.

Выбора не было, я сел. С прямой спиной и непроницаемым лицом — как и положено по уставу. Капитан налил всем «голубого огня» и спросил меня, чуть улыбаясь от предвкушения то ли напитка, то ли моего конфуза:

— Пробовал когда-нибудь?

Я кивнул. Я пробовал это питье экзотианских аристократов на Орисе. И не один раз. Мы тогда здорово там всего напробовались. «Голубой огонь» полагается пить медленно и осторожно, чтобы не задохнуться с непривычки, но зато потом по всему телу идут изумительные тепло и блаженство. Штатский пригубил.

— Да пей ты уже, наконец, — сказал он мне. — Что только нашёл в тебе Макловски?

Я вспомнил, что он во мне нашёл. Вернее, КАК он меня нашел. Как раз после «голубого огня», а следом и «веселого дыма». Только Дьюпу, с подачи кого-то из нашей команды, оказалось по силам вытащить меня, совершенно не вязавшего лыка, из борделя и доставить на корабль. Может, он нёс меня, может, даже бил, я не помню. Но он и провёл меня мимо вахтенного, и оставил отсыпаться в своей каюте. А в следующий выходной взял с собой и показал, как и где не надо пить. И вообще много чего показал. В частности, как употребляют этот самый «экзотианский огонь», чтобы не было потом мучительно больно и стыдно. Жил он тогда один, без напарника. Они вместе заразились черной лихорадкой, но его второй пилот не выжил. Не имел дурной привычки выживать, как выразился Дьюп. И как-то само собой вышло, что я у него осел… В память об этом событии я взял свою рюмку, хотя «огонь» пьют обычно из бокалов, выдохнул и сделал медленный долгий глоток. А потом с наслаждением посмотрел, наконец, на штатского, возвращая ему оценивающий прищур и показное недоумение. Привыкнув уже к моему тупому и ничего не выражающему лицу, он слегка оторопел. Капитан захохотал. Он вообще был довольно простой мужик, наш кэп.

— А я думаю, Макловски правильно сделал, что не взял его, — негромко сказал молчавший всё это время навигатор.

Из сидящих тут он знал меня лучше всех, и его мнение я вообще бы не хотел слышать. Мне было легче играть в слепую с обеих сторон. Но навигатор продолжал:

— Парень слишком молодой для таких нагрузок, мало того — он честный и добрый. А это и временем не лечится.

Это я-то добрый? Если бы мог, я бы покраснел. Штатский картинно поднял рюмку вверх, как делают на Экзотике, и присосался к ней. Я больше не пил и не собирался, даже из вежливости. Штатский поставил рюмку.

— А мне и нужны честные и добрые. Мерзавцев у нас своих хватает. Ты думаешь, для чего меня послали набирать людей в ваше крыло? Чтобы сформировать особое подразделение из ребят, которые хоть что-то ещё ценят и понимают, хоть чему-то верят…

— А если Макловски тебя не поймет? Он-то НЕ взял, а ведь парень хотел. Ты же хотел, Агжей?

Я сдержанно кивнул, опять ровно так, как положено по уставу.

— Ты хочешь сказать, что я, таким образом, иду против воли своего же генерала? Но, когда он болтался тут у вас, он просто не знал, что нам придется делать следующим шагом. Мало того, я мог бы связаться с ним…

— Ну так свяжись.

— Не хочу. Если у него какой-то бзик, и он не согласится, я тогда точно не смогу нарушить приказ. А парень мне нужен, — он повернулся ко мне. — Ты сам-то чего хочешь, стрелок? Я, насколько это возможно, карты тебе приоткрою. Это будет особое подразделение спецона. Мне не нужны там беспринципные и проворовавшиеся вояки, которые заполонили сейчас южное крыло. С приходом Макловски головы, конечно, полетят, но этого мало. Нужен отряд быстрого реагирования, и желательно не один. С хорошими, проверенными людьми, честными и исполнительными, не особо избалованными. А самое главное — не связанными никакими моральными обязательствами с сегодняшним руководством южного крыла… Ты хотя бы понимаешь меня, молчун?

Я кивнул, четко и по уставу. Спина прямая, подбородок чуть вниз и вперед. Лицо моё абсолютно ничего не выражало.

— Вопросы будут? — спросил штатский уже чуть более официально и сердито.

Если бы я ещё в молчанку поиграл, он бы всё-таки заорал, наверное.

— Будут, — кивнул я. — Разрешите взглянуть на ваши документы и приказ о полномочиях. И ещё я хочу знать, кому непосредственно будет подчиняться ваше так называемое «особое подразделение».

Претензии я выразил в самой вежливой форме. Сказать же хотелось примерно вот что: ну и откуда я узнаю, что ты не врёшь мне, абзал навозный? Он посмотрел на мою хмурую рожу и, сделав над собой усилие, рассмеялся.

— Нет, где вы таких только берете, а? — спросил он у капитана.

— Так я же говорил тебе, эпитэ ма хэтэ, что он два года вместе с твоим Макловски и срал, и спал. Он этого гаденыша из рук выкормил, — не выдержал капитан.

Я не обиделся. Ругался он без зла, да и «голубой огонь» действовал на меня расслабляюще.

— Не бери его, — сказал навигатор. — Макловски тебе шею свернет.

— Не свернет. У него, как и у меня, каждый здоровый на счету.

Штатский встал, вынул из кармана свою личную карточку и наладонник. Карточку он сунул мне под нос:

— На, сержант, читай, только не вслух!

Набрал код и развернул наладонник до размеров среднего экрана. Достал из нагрудного кармана синийский кристалл, вставил его.

— А вот тебе приказ. Ознакомляйся. Только в темпе.

Я прочитал и отодвинул наладонник.

— Ну? — сказал он. — Чего тебе ещё надо?

— Я не знаю, — сказал я честно. — Просто я бы не хотел подставить Дьюпа.

Эта фраза почему-то произвела на генерала Виллима Мериса, заместителя лендсгенерала по личному составу, теперь я знал его имя и должность, эффект разорвавшейся бомбы.

— Он что называл здесь себя ТАК?! — спросил он с недоверием и отвращением. — Вот ТАК?

Навигатор кивнул. Ни он, ни кэп причин такой реакции гостя не понимали. Мерис выругался так замысловато, что я даже повторил про себя пару раз, чтобы запомнить.

— Да, — сказал генерал. — На него более чем похоже… Запомните, сержант, не употребляйте это «имя» в приличном обществе. Это не только грязное животное, но ещё и грязное ругательство в тех местах, куда вы, надеюсь, всё-таки попадёте. Я даю вам два месяца на раздумья. За это время я закончу работу в вашем крыле и сформирую из новобранцев подразделение. Если я не найду большего зануду — вы его возглавите.

Я вскочил и вытянулся по стойке смирно.

— Идите, сержант. Сегодня я на вас насмотрелся с избытком.

Я шел в каюту и… Не то, чтобы я поверил. Но я расцеловал бы и Ахеша, если б встретил. Но, слава Беспамятным богам, не встретил.

 

История шестая. «Абэсверт»

Тем же вечером я объяснил Джи, что у меня есть примерно два месяца, чтобы сделать из него стрелка. Потом я переведусь в южное крыло, и ему придется выживать дальше самому. Так что все непотребства пусть творит сейчас, я заступлюсь. Спросил:

— Будешь помнить?

Он испуганно кивнул. И глаза у него были грустные. Неужели успел-таки привязаться? Вот ведь сакрайи Дади пассейша… Орать я на него стал теперь меньше. Визит генерала немного успокоил меня. Ждать чего-то определенного — вернее ежедневного провисания в пустоте. Я ждал, что Мерис за мной вернется. И он вернулся. Даже раньше, чем обещал — на тридцать седьмой день от приснопамятного разговора. Генерал ещё больше осунулся и потемнел лицом, наверное, сказались постоянные «проколы». Мы только посмотрели друг на друга, и я сразу понял, что ни он, ни я от своих идей не отказались.

— Ох, как ты мне запомнился, сержант, — только и сказал Мерис вместо приветствия.

Я все ещё был сержантом, правда, уже старшим. Мы сильно отличились с Джи в последние две недели, и я знал, что капитану будет жалко меня отдавать. Но что он мог сделать, если всё уже решено?

Зная мой скверный характер, Мерис кое-что объяснил прямо в каюте капитана, что называется «на пороге». Меня возьмут на базу на астероиде «Бета 1718-МТ», это всего в паре тысяч единиц отсюда. Там соберут всех, с кем мне придётся потом служить. Там же нам назовут стартовые условия. Кто откажется, подпишут «о неразглашении» и могут убираться восвояси. Нужны только стопроцентные добровольцы. Я кивнул. Он фыркнул. Вот так и договорились. А ведь недавно я был довольно болтливым щенком.

С Джи мы прощались тяжело. Он таки привык ко мне, да и я к нему тоже уже привык. Но со мной он, слава Беспамятным, так и не попросился.

На «Бете» мне сразу не понравилось. База оказалась пыльной и полузаброшенной. Мерис привез туда двести молодых ребят с разных КК, в основном стрелков, но были и настройщики, и даже два техника. Весь первый день мы просто драили всё подряд, от пола до потолка, чтобы вышло поспать, не задыхаясь от пыли. А вечером генерал устроил нам встречу совсем не на отмытой нами территории. Мы сошлись в грязном, захламленном подвале, где по углам валялись разбитые пульты, а с потолка свисали цепи с магнитными зажимами. И пахло в этом подвале странно. Скотину тут раньше потрошили, что ли? Мерис выглядел раздраженным и злым. Может, говорил по дальней связи с начальством? Вот бы хорошо, если бы Дьюп, то есть Колин, ему вставил! Зато он нам кое-что объяснил. Рассказал, что набрал две группы из спецоновцев северного крыла (они полетят другим транспортом) и нашу группу — из перспективных, но малообстрелянных ребят. И сделал это нарочно. Он сказал, что каждого из нас ждет более трудный путь, чем просто служба в особых войсках южного. Нас бесполезно, да и нет времени переучивать так, как учат обычно особистов. На это понадобился бы не год и не два, а времени в обрез. Выход один — раскидать новичков по уже сформированным подразделениям южного спецона, чтобы мы выучили себя сами. И чтобы ни у кого не возникло подозрений, когда он «наберет» нас повторно.

Мерис предупредил, что служба в спецоне вообще гораздо страшнее и грязнее, чем в армаде, а в южном крыле — особенно. И отношения между сослуживцами там сейчас тоже хуже некуда. Если кто-то из нас не готов испытать всё многообразие жизни на своей шкуре, то сегодня ещё можно отказаться и вернуться на корабль. Завтра будет поздно. С Мерисом явились двое хмурых парней в полевой форме спецона со споротыми нашивками. Пока он говорил, они откровенно маялись, глазели по сторонам, переминались с ноги на ногу, то есть вели себя совсем иначе, чем обучали нас. И только когда генерал велел мне выйти из строя, я понял, зачем тут эти двое, и что за цепи болтаются на потолке.

— Вас будут унижать и бить, — сказал Мерис. — Над вами будут издеваться сослуживцы и высшие чины. И вы должны быть к этому готовы. И должны выдержать. Трусы и слабаки мне не нужны. Кому сейчас происходящее не понравится, можете сразу собирать вещи, — он повернулся ко мне. — Видишь эти цепи, сержант? К ним когда-то приковывали ослушников и избивали. В южном крыле так делают до сих пор. Вэнс, — он кивнул одному из спецоновцев, — активируйте механизм, мы на днях проверяли, он работает.

Спецоновец не спеша поковырялся в пульте, и тот действительно ожил. Цепи поползли вниз, остановились на уровне его лица. Я уже всё понял, но почему-то надеялся, что обойдется. Я ещё думал, что Мерис может шутить… Щенок я доверчивый. С какой стати я питал такие надежды?

— Напоминаю, — сказал генерал. — Заставлять никого не будем. Откажетесь — ваше дело. Да и с такими, как наш сержант, — он хлопнул меня по нижней части бицепса, — мы втроем и не сладим. Но я его знаю, он упрямый. Он пойдет добровольно. Вэнс, покажите сержанту, что он должен сделать.

Спецоновец подошел к цепям (концы их с магнитными захватами болтались рядом со мной) и вложил в захваты запястья обеих рук.

— Давайте, сержант! — весело кивнул мне Мерис.

Похоже, его радовала возможность ещё и отомстить мне заодно по-мелкому.

Почему я не испугался, не знаю. Страх словно бы что-то обрывает внутри меня. Но когда ушёл Дьюп, всё, что могло, уже оборвалось… Я, наверное, ещё не способен был чего-то бояться по-настоящему, думал, что самое страшное уже случилось. Подошел и вложил руки куда просили. Захваты сжали мои запястья, а цепи дернулись вверх. Впрочем, я почти стоял. И всё-таки от этой нелепой позы и металлического холода мне стало не по себе. Мерис достал из кармана цилиндрик электробича, передал второму спецоновцу. Что ж, боль от боли отличается мало. Да и импульсный бич хуже. У нас на ферме один рабочий попал под направленный импульсный сигнал. Он орал, что называется не приходя в сознание, с пеной изо рта и галлюцинациями… Но и электробич — тоже ничего, встречались мы с ним в детстве… Как-то отец пытался таким способом объяснить мне своё мнение… Я, честно говоря, до сих пор ему этого не простил. Дьюпу простил бы — у него были пару раз серьезные причины. Но он-то как раз сдержался. А у отца особых причин не было, он просто по-иному смотрел на жизнь. Но если бы Богам хотелось, чтобы мы полностью повторяли родителей, они бы нас клонировали. Так я ему тогда и сказал. Отец спал и видел, чтобы я остался на ферме… Зато я знал теперь, что нужно глубоко вдохнуть и выдохнуть. Дышать, скорее всего, в ближайшие минуты не придётся. Я не кричал, хотя и не соображал почти. Сначала от болевого шока пропало дыхание, а потом, чтобы выдохнуть, надо было ещё как-то вдохнуть. И только когда я услышал, как на ребрах лопается кожа, я смог подумать, что припомню ещё всё это Мерису. Обязательно припомню.

Цепи провисли, генерал поймал мой не самый ласковый взгляд, но только хмыкнул. У него свои цели и свои враги, что ему месть какого-то сержанта? Мерис смотрел на меня с чувством глубокого морального удовлетворения, по-моему, не более.

— Вызывай подкрепление, Вэнс, — бросил он спецоновцу и поднял глаза, пересчитывая цепи. — Нужно человек десять, иначе мы тут и за два часа не управимся…

Из набранных генералом бойцов развлечь его персону не отказался никто. Хотя молчать многие не умели. И от этих криков мне было куда больнее, чем от саднящих ран на спине и на ребрах. Но заткнуть уши я не мог. Беспамятные боги! Я уже ничего не мог. Только стоял и смотрел, как избивают ребят. Моих ребят. Мерис уже сказал им, что я их будущий командир. И я смотрел. И молчал. И, может быть, только теперь начинал понимать, почему Дьюп так не хотел брать меня с собой. Он знал. И навигатор знал. Каким бы я не возомнил себя в последние месяцы суперменом, я изначально не был приспособлен к службе в спецоне. Даже когда у меня в башке щёлкнуло, и я бросил в Баруса кресло, я бросил его не в голову… Я бросил кресло в стену НАД его головой. Я как был добрым доверчивым деревенским щенком, так им и остался. Почему же Дьюп меня не бил, чтобы я хотя бы помнил об этом?! Дьюп всегда бил расчетливо и наверняка, я — молотил воздух… И я никогда не мог смотреть, как кому-то больно. Сам могу терпеть, пожалуйста, но смотреть… Да и кем Дьюп мог взять меня с собой в спецон? Ординарцем, что ли? Разве я способен вот так, как этот, со споротыми нашивками, избивать человека только за то, что это пришло в больную голову его командира? Какой я дурак, Беспамятные боги! А если бы Дьюп отдал мне такой приказ? Хотя… Он бы сделал всё сам. Он всегда самую грязную работу делал сам. И мне велел сидеть там, где сижу. Он отвечал за то, что делал. Это я… Беспамятные боги, что же я натворил… Да кончится это когда-нибудь или нет?!

После экзекуции Мерис велел нам идти за спецоновцами. Они, пока мы тут мыли, развернули в одном из ангаров передвижной госпиталь.

— Но, — сказал генерал, — шрамы по возможности оставляйте. Они вам ещё пригодятся потом, эти шрамы.

Я был зол на него, но понимал — да, шрамы пригодятся. Татуировок на правом виске, положенных в штрафбате, нам делать не будут — не та степень взыскания. Предполагалось, что мы не законченные отморозки, а так, мелочь, сосланная в южное крыло за дисциплинарные проступки. И в психологическом аду, который нас ждёт, как моральный буфер, годятся иногда и шрамы.

Он-то делал всё правильно, просто моя природа не понимала и не принимала такой поганой правильности. И ещё я очень хотел знать: когда Мерис «делает из нас тех, кто нужен ему», в нем самом остается ещё что-то человеческое?

Генерал набрал двести парней. Пока нас везли, я постарался запомнить всех — кого как зовут, кто что любит, чего боится. Мерис как-то вызвал меня и разложил передо мной двести голокарт.

— Расскажи о каждом, — приказал он и закурил.

Рассказать я смог немного, но имена и привычки назвал. Он хмыкнул. Вот так мы с ним и общались. Добирались восемь суток. И все восемь он старался нас достать не мытьем, так катаньем. Устраивал провокации, давал непосильные нагрузки… Если бы не искусственный сон во время проколов пространства в зонах Метью, мы, наверное, не доехали бы живыми. По легенде, все мы являлись штрафниками из северного крыла и, наверное, действительно должны были выглядеть подавленными и измученными. Тогда на первых порах сольемся с такими же бедолагами. И Мерис нас к этому готовил. А его спецоновцы показывали запрещенные приемы и запрещенные стимуляторы. Знакомили даже с наркотиками. Интересно, Дьюп, то есть Колин, вообще знал, что делает Мерис? У генерала был приказ набирать спецоновцев, а не таких, как я. Возможно, не знал. Нет, я не хотел, чтобы он узнал. Я свой счет хотел вести сам. Да и делал Мерис, скорее всего, то, что нужно. Но не выносил я его, и всё тут. Разные мы с ним были.

И Дьюп не такой, как этот Мерис. Или такой? Нет, Дьюп не побоялся бы сообщить, что он не послушается приказа, если таковой последует. А Мерис струсил. И признался, что не сможет не исполнить… Дьюп, видимо, мог. Может, за это его когда-то и отправили простым стрелком в наше крыло? Нужно привыкать называть Дьюпа — Колин, а то неудобно когда-нибудь выйдет. Хотя на юге у него, возможно, другое прозвище…

Перед прибытием в зону дислокации южных генерал собрал нас.

— Вас двести парней. Каждого, слышите, каждого через полгода я хотел бы видеть живым! Я знаю, так, скорее всего, не выйдет. Но берегите себя. У нас с вами есть более важные цели, чем сдохнуть от оружия экзотианцев или мятежников.

Он не знал, что живых останется 183 человека. И я не знал.

Мы приехали. В магнитных наручниках — мы же, якобы, штрафники. Измученные и почти не спавшие последнюю ночь. В форме со споротыми нашивками. В слишком легкой для здешних мест форме. Абэсверт. Ледяные миры. Или Миры Белого Блеска, как называют их экзотианцы. Цепочка причудливых негостеприимных планет, одна холоднее другой. Название завораживало, и от него веяло смертью. Однако с одной из планет Абэсверта была родом и древнейшая аристократия Экзотики… Дьюп, как всегда, успел меня предупредить о том, куда попаду. Это была, наверное, последняя его подсказка. Я воспользовался ею, как мог. Прочел то, что удалось прочесть. И многое успел рассказать тем, кто прилетел сюда со мной. И спецоновцы Мериса тоже рассказывали. Но я знал, что рассказы и жизнь — это две самые большие разницы. Особисты выгрузили нас практически пинками. Мы уже не огрызались. Солнце слепило, но было красное и холодное. Мы сели на Страт, самую удаленную малую планету К-976, забыл, как звезда называется. Ледяной мир… Пронизывающий ветер и проталины. И привычный запах озона. Здесь, слава Беспамятным богам, была весна… Мы знали, что не задержимся на Страте надолго. Нас разберут по действующим частям и… Я обнялся с каждым. Может быть, ребята простят меня за то, что с нами ещё будет.

 

История седьмая. «Дырка во лбу»

— Ты не понимаешь! — орал Мерис. — Они соглашались отпустить детей и женщин ТОЛЬКО в обмен на командующего! И он ПРИКАЗАЛ обменять! Что я мог сделать с твоим сумасшедшим «Дьюпом»? Что, я тебя спрашиваю? Сам пристрелить? От меня-то ты чего хочешь?!

Я начал тереть руками виски. Голова у меня не болела, просто так лучше думалось. Террористы вместе с заложниками засели в древних коммуникациях под самым центром столицы. Значит, бомбить вообще нельзя — сверху «Дом президента», парламент и центральные кварталы. Да и неизвестно, где точно прячутся эти гады. Коммуникации такого рода, как ты понимаешь, не используют уже пару веков. Никто сейчас не разбрасывается водой. Каждое здание очищает всю использованную воду, а обезвоженные отходы деятельности людей вывозятся на поля. Но когда-то люди рыли под городом разветвленные туннели, по которым текла вода, смешанная с нечистотами. Вот там и укрылись террористы. С подобным «терроризмом» я ещё не сталкивался. «Молодая» часть политической элиты захватила в заложники, по сути, своих матерей, отцов, друзей, коллег. Для меня это было сущей дичью, но я понимал, откуда ветер дует. Рядом — миры Экзотики: такие свободные и притягательные, такие сексуально и философски раскрепощенные. Стоило побывать там один раз, и аура этих миров начинала буквально разъедать мозги… Ну вот, посуди сам — мы уже почти четыре года воюем с экзотианцами. При всем этом и ругаемся, как они, и секты последователей экзотианских религий растут как грибы… после ядерного дождя. В высшем свете всё их же мода, их словечки, их ценности… Экзотианцами трудно не восхищаться. Культура большинства миров Экзотики гораздо старше нашей, и психология экзотианцев влита в культуру так плотно, что мы, убогие, не понимаем, где кончается их личное обаяние и начинается внушение и программирование. Они нас буквально заражают. Особенно молодежь. Я и сам был зачарован Орисом, его необычной аурой и перемешиванием культур и смыслов. Но я — солдат, у меня была определенная психологическая подготовка, а дети элиты — они и есть дети элиты. Видели всё, но ничего толком не знают. И ни к чему не готовы, а меньше всего — к борьбе со своими «хочу»… Что их должно привлекать, если не Экзотика? Аннхелл на расстоянии всего четырех световых единиц до сверкающего пояса планет Абэсверта. По сути, он даже входит в этот пояс. Но принадлежит нам. Так вышло. И это многим не нравится здесь, наверное. Кто знает, может, местная элита вообще мечтает перевести планету под протекторат Экзотики, а весь этот «теракт» — спектакль, в котором пострадать могут только несведущие и невинные. Те же женщины и дети… Дьюп, видимо, поступил единственно возможным способом. Его сейчас нужно просто выручать. Я поглядел на Мериса. Тот, видя, что говорить со мной уже можно, растянул пленку интерактивного экрана на полстены и вызвал план коммуникаций.

— План очень старый, — предупредил он. — Но я наложил на него то, что удалось разглядеть с орбиты. Правда, разглядели мало — туннели идут на разных уровнях и почти все полузасыпаны…

Да, хреновый план. Слава Беспамятным богам, у меня есть Лес, который вырос в местных трущобах. Я — байерк рогатый, если он не лазил под городом.

— Сверху мы взять их не сможем, — озвучил Мерис то, что и без него было ясно.

— Но большинство стоков завалены или завалятся вместе с вами. Пройти можно, да и то не наверняка, самым старым водоводом. Предки строили на совесть… Ищи, думай. Договариваться с ними бесполезно.

— Чего хотят-то? — спросил я без особого интереса, потому что всё и так было ясно.

— Корабль и политическое убежище на Экзотике, что же ещё?

— Мы хоть просили?

— Экзотианцы даже обсуждать не стали, у них своих шизоидов хватает. Да и шаткое перемирие последних месяцев нам дороже, чем вся «золотая молодежь» Аннхелла. Я бы этих щенков лично перестрелял ещё год назад, если бы знал, к чему всё идёт… (Год назад Мерис собрал, наконец, «под свою руку» всех, кого завербовал в северном крыле армады.)

— Дайяр та хэба, — выругался я от недостатка слов и мыслей. (Это было даже не ругательство. Дайяр — хаттская планета, выжженная постоянными войнами, изрезанная укреплениями и туннелями, но так и не взятая нашими войсками. Фраза переводилась «чтоб тебе было, как под Дайяром».) — Вы что, не могли переодеть кого-нибудь в генеральский мундир?

— Ты думаешь, его рожу трудно запомнить? Одно кольцо во лбу чего стоит.

— Так и обрили бы кого-нибудь, и кольцо вставили…

— А время? Да и сам он… Ты проход ищи. Как-то же эти крысы туда залезли? Вход должен быть… Причем достаточно удобный вход! — Мерис стукнул стиснутыми в замок пальцами по интерактивной столешнице, и по ней побежали разводы. — Нет у них какой-то особой подготовки, чтобы Хэд знает, где лазить!

— Ты мне «голо» сегодня покажешь или как?

Генерал с каким-то непонятным мне сожалением разжал руки, словно бы ему не хотелось, чтобы я знал, кого и зачем буду убивать, достал из сейфа голографии заложников и террористов.

— На, любуйся! Вот тебе премьер-министр… Тот, чей отпрыск всё это устроил. Посмотри, какой из него «лазатель»? Вот он, кстати, сын его, выродок Хэдов. А вот мэрский отпрыск, тот, что во весь рост. Тонкорукое-тонконогое… Как они туда залезли? Как?

Голографий террористов было всего шесть штук. Все ребята молодые, узкоплечие, вялолицые… Тонкие запястья говорили об искусственном истончении костей. Развлечения, скука, кэш (азартная игра на деньги), легкие наркотики… Видно, полагают, что «тонкая кость» и томный взгляд делают из них экзотианцев? Придурки, эпитэ а матэ. Внешняя изнеженность экзотов — очень обманчивая штука. Вон Лес у меня мелкий и тощий, а отжимается раз по 600 за подход, причем раньше его вообще ничему не учили…

— Всего шесть? А передавали, что террористов около полусотни? — спросил я, забирая голо себе.

Мерис поморщился. Точно не хочет, чтобы я сильно вникал.

— Остальных уточняем. Эти заявили ультиматум и выходили на видео. Технически у них всё налажено. Придется вам не пользоваться под городом связью… — Мерис смотрел на карту. — Где же этот проклятый вход?

— Один вход нас всё равно не спасет. Толку от него… Или вообще заминирован. Ты не дрожи, мы хоть по трубам, но пролезем, — сказал я, вставая. — Но если что — я камня на камне там не оставлю, ты меня знаешь. Никаких живых террористов никому не обещай.

— Обалдел? Там же детский сад со всего правительства! Что я им скажу? Что у меня капитан в очередной раз сбрендил? — возмутился Мерис, но как-то недостаточно активно.

— Соври что-нибудь. Можешь потом расстрелять меня показательно, чтобы другим неповадно было.

— Будто у меня есть эти другие…

— Ну скажи, что я там тронулся. Всё, пошел я. Работать надо. Возьму человек двадцать…

— А ну, стой. А если их и вправду больше полусотни? — вот тут Мерис действительно возмутился.

— Нам бы только добраться. Там мне и троих хватит, разве ж твои террористы настоящие?

Эпитэ а матэ. Как на экзамене «Война и коммуникации в городе» дубль два. Я был зол на всех — на Дьюпа, на Мериса. Мерис спал и видел, чтобы я сделал то, что он мне не приказывал. Колин… А что Колин? Вывел из игры самых слабых. Причем если никакого захвата заложников нет, а есть заговор, то теперь, даже получив корабль, они оставят своих женщин и детей на Аннхелле… Ох и злы они, наверное, сейчас на Дьюпа…

С Дьюпом мы не виделись со времени нашего расставания на «Аисте». И…

В общем, меня это устраивало. Мерис втихую затыкал моими ребятами дыры, а я… Я знал, что у Колина всё более-менее в порядке, и мне этого хватало. Я не хотел его видеть. Боялся, наверно. А может, всё-таки был на него немного обижен. Но я не старался понять себя. Во мне установилось в это время какое-то шаткое равновесие… Мерис тоже зачем-то держал нашу «карту» в рукаве. Правда, подчиненный ему попался на редкость беспокойный. Мы с ним часто спорили, я имел дерзость обсуждать приказы. Но он сам виноват. Это он выбрал меня, а не я его.

Я не буду рассказывать, как прошли два с половиной года со дня моего появления на границах Абэсверта. Тебе этого лучше не знать. Однако Мерис своего добился — у него появилось мобильное подразделение из незашоренных ребят, которые могли и младенцев из-под завалов вытаскивать, и одних заложников другими кормить. Не веришь? Сам кормил. Не ел, разве что. Но надо было бы — ел, и ребятам приказал бы… Изменился я за эти годы мало, разве что шрамов прибавилось. Когда нас раскидали по разным подразделениям, со мной оказалось восемь моих бойцов, и я сразу сказал тамошнему сержанту: если «мои» в чем-то провинятся, пусть наказывает, но бить может только меня, иначе я его ночью просто придушу. Он опытный оказался, понял. Мерис, слава Беспамятным богам, уже преподал мне урок на эту тему. Так что в моральном плане с моими ребятами всегда всё было в порядке. Они мне верили… Не хотел я и теперь показываться на глаза Дьюпу… Но мы с Мерисом друг другу не врали. Орал он на меня частенько, я ему дерзил. Но он не врал мне, а я — ему. Похоже — выбора у него не было, только вызвать меня… Проплыть или пройти пять-шесть километров по древней канализации и найти проход в старых норах могли бы и его спецоновцы. Почему же я? Чтобы вырезать этих горе-революционеров под корень? Иначе большая их часть скоро снова окажется у власти, и неизвестно, что будет тогда? Но Мерис не мог отдать такого приказа. А самоуправством славился только я… На меня можно будет свалить многое. Я взял с собой план коммуникаций. Лесу нужно показать, он тут точно всё на пузе облазил. Да и интуиция у пацана богатая. Я наблюдал, как он ориентируется в трущобах — это что-то. Всё-таки экзотианцы гораздо больше отличаются от наших, имперских, хоть с какой стороны подойди. Мы подобрали Леса на Аннхелле полгода назад, едва живого. Парнишка, судя по всему, был родом с Граны. То есть — с той стороны границы. У нас он этакий «сын полка». Натуральная трущобная крыска, в общем-то. Но не наша крыска. Я чем больше приглядывался к нему, тем больше замечал разницу. Как в детской игре — найдите шесть отличий… Возьму Джоба-Обезъяну, Келли и его «старичков»… И Леса. Позвал дежурного, велел — Леса ко мне. Пацана привели заспанного. Опять, значит, бродил где-то ночью. И это после того, как практически перед отбоем меня вызвал по связи Мерис и велел срочно высадиться на Аннхелл, где мы сейчас и торчим, и где варится вся эта каша. До того мы развлекались на соседнем астероиде, вроде почти отдыхали даже. Мальчишке на астероиде понравилось, но почти родной Аннхелл, видно, позвал поздороваться… Совсем на ногах не стоит. Точно: полночи мы перебирались, остальное — он бродил. Ну все, сегодня же проверю: не найду ночью на спальном месте — сам всыплю. Я щенка предупреждал. Нашел, когда шляться по ночам, эпитэ а матэ! Нам что теперь, систему свой-чужой перепрограммировать? Нет уж, брат, своим не доверять — дело последнее… Лесу на вид лет пятнадцать, но на самом деле уже около семнадцати. Люди на Гране мелкие, щуплые. Этот — везде пролезет. Бить жалко. Но, видно, придётся. Я развернул перед мордашкой Леса компьютерную пленку экрана с картой коммуникаций.

— Ну-ка посмотри, соня, что это за место? Район определишь?

— А чё его… Под Гадюшником это, — с ходу, почти не вглядываясь, сказал Лес, выковыривая что-то грязными пальцами из уголка глаза. Я поймал его за руку и, крепко зафиксировав запястье, достал другой рукой антибактериальные салфетки.

— На!

Он удивился. Как всегда в подобных случаях, искренне. Да… В семнадцать лет приучать мыть руки поздновато… Но ведь сдохнет же от чего-нибудь вроде аспалы или летучего огня. Да и лихорадка не всякая лечится.

— Лес, я тебя выпорю, — сказал я ему честно.

Он вздрогнул. Увлекся распечатыванием салфеток. Яркий пакетик… Забыл про начальство временно. И тут я влез, понимаешь. Глянул искоса. Лицо у меня было серьезное. Задумался. Грехи, наверно, перебирает свои. Пожал плечами.

— За что? — взгляд ясный-ясный.

— Ты где ночью был?

— А… А тут и был, — Лес кивнул на карту. — Под Гадюшником. Почти что… Гадюшник на его сленге — городской центр.

— Ну?

— В одно место хорошее попасть хотел, но там размыло. Не залезть. Роста мало. Твой бы покатил. — Открыл-таки салфетки. Вытащил одну.

— И что ты там искал?

Лес замялся, сделал вид, что изучает салфетки. Что опять за пацанячьи секреты?

— Лес! — сказал я строго.

Покосился на меня. Хотел нагрубить, но передумал. Он меня опасался. Умеренно. Один раз у нас почти дошло до рукоприкладства. Я обещал ему рот зашить, если не перестанет ругаться через слово. И всё, в общем-то, для этого приготовил в медотсеке… О чем же он думает? Лес — парень открытый и болтливый. Значит только наркота. Лечили мы его, лечили…

– «Кошки» там, что ли, собираются?

Замялся опять. Ну, точно.

— Курят или нюхают?

— Но я же не нашел! Чё сразу бить-то! — взорвался Лес.

Он решил, что я его для этого и вызвал.

Ну что ж, осознание в пятой точке у парня возникло, и это уже радость. Правда, заслуга исключительно сержанта Келли, сам я не смог. Ну не поднимается на такую мелочь рука.

— Ладно, — сказал я ему. — Даю тебе шанс реабилитироваться. Показывай по карте, где не залез. Если нам это пригодится — прощу.

Зря я так сказал. Лучше бы сразу объяснить мальчишке, что мне в его поведении не нравится. И предупредить, что накажу, если опять по ночам шляться будет.

Лес не понял сути моих размышлений, но лицо у меня было недовольное, и он начал лихорадочно соображать, чем бы меня задобрить. Уткнулся в карту.

— Где же тут собираться? — спросил я. — Чтобы покурить спокойно нужно большое сухое место, а тут…

— Тут большие пещеры есть, — неожиданно для меня выдал Лес.

— Где? — вскинулся я.

По карте никаких больших, свободных от воды полостей не просматривалось.

— Вот тут примерно. — Лес ткнул грязным пальцем в затопленную, судя по цвету, область. Одну руку он честно помусолил салфеткой, другая по контрасту стала выглядеть ещё грязнее.

— Тут затоплено, — сказал я, забрал у пацана салфетки, вытащил сразу две и стал его оттирать. Лес не сопротивлялся, но смотрел с недоумением, к салфеткам он уже потерял интерес.

— Там не затоплено, — перебил он уверенно. — Там внизу воды вообще мало. И потолок такой штукой блестящей обит. Изолятом. Сам видел.

Вот так так. Экранирует, значит. А мы-то головы ломаем, где они в этом дерьме сидят, да ещё с заложниками… Ай да Лес… Я улыбнулся. Лес, видя, что я повеселел, тоже заулыбался.

— Раз ты там был, подходы знаешь? Сколько их?

Пацан задумался.

— Одним ходил. Еще про два слышал. И … Он замялся.

— Что опять?

— Еще историю одну слышал, что в пещеры ход есть прямо из центра Гадюшника. Из этого, Дворца правосудия, что ли.

Всё срасталось и становилось просто и красиво. Даже если главный ход заминирован, нам же проще — террористам и бежать будет особо некуда. Чудесно.

— Прощаешь, что ли? — Лес с сомнением разглядывал меня. Волновало его сейчас, похоже, только это.

— Прощаю, — сказал я с облегчением. — Но до первой ночной отлучки. По любому поводу. Поймаю — пеняй на себя.

— Что значит «пинай на себя»? — засомневался Лес.

— Пеняй. То есть сам виноват будешь. Я же тебя предупредил.

— А…

И всё — глаза горят, никаких забот на лице. Мне бы так.

Я взял шестерых «старичков» во главе с Келли, Обезьяну, Леса. За Леса я не боялся, при стрельбе он сразу забивается в самый дальний угол и сидит тихо-тихо. Задумался: может, хватит? Потом решил подстраховаться и послать ещё десяток ребят по другому ходу, намеченному нашим малолетним консультантом. Всё-таки заложников набиралось приличное стадце, и стадце это надо будет выводить…

Прошли мы довольно легко. И даже сошлись обе группы почти одновременно, потому что по времени, благодаря Лесу, смогли рассчитать довольно точно. Когда расстояние позволило, личные маячки моих парней высветились у меня на браслете. Есть такие вшитые маячки у спецоновцев. Используют их в основном для опознания наших трупов — сигнал крайне слабый. Но в данном случае — пригодилось. К пещере, где по нашим предположениям сидели террористы, вышли с разных сторон. С нашей — даже отверстия почти не наблюдалось, так, несколько дырок с кулак и меньше. Но обзор оказался неплохой. А проход расширим в секунды — стена еле живая… Я пересчитал заложников. Дьюпа не увидел. Остальные — вроде в наличии. И премьер-министр, чей сынок, как я понял, заварил всю эту кашу, и министр финансов, вечно измятый и смешной, ну прям как на своих голо. Были эти высокопоставленные заложники потрепанными и невеселыми. Но мне не хотелось сейчас над ними смеяться. Во что бы они ни играли, кончится это плохо. При любом раскладе. Даже, если я сейчас кану в небытие вместе со своими парнями. Заложников, как и сообщили дэпы, было 22 человека, а «террористов» я насчитал 29. Вооружены с виду достойно. Но только с виду. Светочастотные гэты (рассеиватели) — оружие тяжелое и неудобное. Больше всего такое годится для полицейских заслонов и сдерживания скученных человеческих масс. В наших условиях гэту надо ещё правильно выставить оба фокусных расстояния. А потом ухитриться не поджарить в тесноте своих же. Украшало террористов и непривычное мне огнестрельное оружие, забытое уже на многих планетах, эффектное внешне и опять же тяжелое. С их умелыми руками надо бы носить что-нибудь полегче. Иначе даже поднять и прицелиться — история засчитает за подвиг. Мои бойцы были вооружены гораздо проще. В основном импульсниками, как их называют, хотя в этом оружии два режима — магнитный и электромагнитный. А защищены — сильно облегченными, электромагнитными же доспехами. Такой вот вроде бы парадокс. Но вооруженный спецоновец и вооруженный штатский — это вообще две большие разницы. Тем более если спецоновец — бывший пилот-стрелок. До Мериса никто раньше не додумывался делать из пилотов спецон. Тут, к его чести, он изобрел что-то новое, возможно, его даже наградят когда-нибудь. Надеюсь, посмертно.

Дело в том, что в космосе, в принципе, стреляют иначе, чем в наземных войсках.

Особенно по движущимся целям. Потому и оружие в локальных операциях я использую, в основном, сенсорное или импульсное, чтобы это преимущество в стрельбе стало ещё более очевидным. Например, у 98 моих ребят из 100 хватает скорости отключать на момент выстрела электромагнитные доспехи. Из-за этих доспехов полисы и спецон не используют импульсное оружие. Наводка возникает. Но мои бойцы успевают выключить доспехи, выстрелить и включить. И на всё про всё — 0,4–0,6 секунды, не больше. Были у нас в запасе и другие простые вещи. Слишком простые, чтобы эти начинающие террористы могли к ним подготовиться… Я искал глазами Колина. Наконец нашел. Если другие заложники жались кучкой в углу под присмотром двух слишком умытых и тонкоруких охранников в новеньких мощных электромагнитных доспехах, вооруженных гэтами, из которых в этой диспозиции они могли стрелять исключительно в заложников, то Дьюп лежал лицом вверх прямо между сидящими за импровизированным столом, развернутым на искрошенном кирпичном полу. Во лбу у него красовалась аккуратная круглая дырка, правый глаз и нижнюю часть лица залила кровь. Я включил связь, (в такой близи террористам не отличить нас от собственных сигналов), вызвал Мериса:

— Генерал, ты? Передай начальству, что никто из террористов не уцелел. Оказали бешеное сопротивление и всё такое, — сказал я тихо.

Я не ощутил утраты или потрясения. Я вообще ничего не ощутил. Всё во мне уже давно отболело и умерло. Еще тогда, когда мы расстались с Дьюпом.

— Стой, не пори горячку, — зашептал в наушнике Мерис. Он не слышал криков или стрельбы и правильно оценил ситуацию. — Ты пульс-то щупал? Он ведь живучий…

— Какой там пульс, — тихо сказал я. — У него дырка в голове.

Я сам себя слушал, как будто с Мерисом говорил кто-то другой.

— Кровь течет? — спросил Мерис.

— Хэд ее знает, вроде нет. Отсюда плохо видно.

— А сына премьер-министра среди террористов видел?

— Узкомордый такой, со сросшимися бровями? Видел…

— Если сможешь, хоть этого оставь…

— На развод, что ли? — без тени улыбки пошутил я. И добавил спокойно: — Не могу. Я бы и заложников тут положил, да голову твою жалко.

— Ладно, — сдался Мерис. — Придумаю что-нибудь. Когда начну тебя вызывать — не отвечай. И уходи быстро. С этого момента у тебя на всё про всё — полчаса.

Я понял, что он уже придумал. Давно придумал. Подал парням сигнал переключить оружие на импульсный режим, а всё остальное пока убрать. Чтобы было потише и без осколков, когда начнём освобождать заложников. Импульсом не со всякого расстояния убьешь сразу. Но развлечений от него перед смертью предостаточно. И пытать не придется. А заденет заложников — то и поделом. Воспитывать лучше надо было своих отпрысков. Если же это всё-таки заговор старших с младшими, то старшим полезно посмотреть, как дети могут умирать долго. Конечно, наши милые, умные террористы защищены от современных светочастотных гэтов электромагнитными доспехами. Они просто ещё не знают, что бывает, когда импульсный заряд сталкивается с импульсным доспехом. Они ещё не жарились в доспехах заживо. Потому что импульсное оружие — это не модно. Какой дурак полезет их арестовывать с таким? Вот я и полез. Я вообще люблю импульсники за непредсказуемость. Конечно, поставленный на полную мощность, он жарит человека как надо. А вот если мощность уменьшить, угадать результат труднее — одного выбросит из одежды, другой получит ожог, третий… Щас, ребята, мы позабавимся. Первым делом у вас вылетит связь, а вторым — вылетите вы сами. Разве что кто-нибудь успеет сдаться… К несчастью, у моих бойцов — отличная реакция…. Нет, ты не думай, я делал так не потому, что не мог себя контролировать. Я просто был мёртв. Уже очень давно — мёртв.

Оставшихся в живых террористов я приказал выстроить вдоль стены. Одиннадцать молодых парней — сытых, избалованных, с хорошими прическами, ухоженными руками, с гонором… Они, похоже, только сейчас начинали понимать, что пленные нам не нужны, что не будет красивого суда и сгорающих от стыда папочек.

Завершить дело я оставил троих бойцов и сержанта Келли. Верные, хорошие парни. Двое, Сайл и Рос, держали террористов под прицелом, Неджел стоял на входе в туннель, Келли чуть в стороне наблюдал за всеми. Я хотел просто посмотреть на тех, кого собирался убить. Хотел понять, отчего люди так мало ценят ЧУЖУЮ жизнь? Неужели дело не в воспитании и привычках — в крови? Мы, убийцы, все такие разные… Вот сын премьер-министра. Уже совсем не террорист — бледный, с посиневшими губами… Как ему в шкуре заложника? Вот молодой мерзавец, тоже явно из состоятельных. Как смотрит… Еще не понял, что он отсюда не выйдет. Открыл было рот… Наверное, думал, что меня пора покупать. Рос выстрелил ему под ноги. Разряд ушёл в землю, предварительно вздувшись огненным шаром… Я не велел им раскрывать ртов. Я хотел всего лишь посмотреть на них перед смертью. Глупые мальчишки, заигравшиеся в экзотианцев. Зараза в крови своего мира. В этом мире так легко стать заразой. Я перевел оружие в магнитный режим — пусть все будет быстро. Смерть мозга раньше смерти тела…

Вдруг глаза Келли, глядевшего мне за спину, округлились. Я знал, что за спиной только Неджел, и он не из тех, кто корчит на посту рожи или встает на голову, но всё-таки повернулся. Уж больно много удивления читалось во взгляде моего сержанта… И было от чего. Прямо на меня поднимался залитый кровью труп Дьюпа. Он смотрел одним глазом и шарил левой рукой по кирпичам в поисках опоры. Под пальцами скользил край непромокаемого плаща, на который мы его уложили. Я сам не понял, как успел подхватить его. Стал соображать, где же у нас аптечка. Аптечку я, похоже, «отпустил» вместе с теми, кто повел бывших заложников. Вот ведь зараза. В следующий раз хоть что-то буду держать при себе… Как же он сидит, у него же дыра во лбу? У него там что, титановая пластина? Так пуля бы срикошетила и разворотила башку. А отверстие такое аккуратное, но без ожога. И тут меня осенило. Это была не дырка от пули или чего-то типа, а дырка от кольца. Дьюпа, скорее всего, оглушили и вырвали с мясом кольцо… Типа развлекались, гады… Я рукавом стал стирать с его лица кровь, вспомнил про салфетки, что носил для Леса. Пригодились. Правда, сильно навести красоту мне не удалось, Дьюп отстранил мою руку и неразборчиво выругался. Наверно, боль мешала ему как следует оценить происходящее. Рука его была вялой, но теплой. Десять минут назад мне показалось, что он совершенно холодный и негибкий… Я поскользнулся на чем-то… и понял, что это кольцо. Только не нормальное какое-то кольцо, а похожий на толстую таблетку контейнер с острыми краями. Видимо, кольцо служило только для маскировки. Контейнер был вскрыт, по краям блестело что-то липкое. Яд? Или наркотик, имитирующий действие яда? Зная Дьюпа, я мог предположить и то, и другое. Он вполне мог намеренно приучать организм к малым дозам яда. Он вообще много чего мог.

— Хэммэт тэ мае.

Я этого выражения не слышал, понял только, что по-алайски. Дьюп поморщился и, всем телом заваливаясь на меня, встал. Из-под правой ключицы толчками пошла кровь. Наверное, в него стреляли, чтобы удостовериться, что он мёртв. Яд в кольце мог содержать токсин, практически прекративший кровообращение, но сейчас оно восстанавливалось, и с этим срочно нужно было что-то делать. Благо в руках я держал салфетки и буквально заткнул ими рану.

— Сержант, — лендслер выбрал взглядом Келли, безошибочно распознав, кто старший, хотя никаких знаков различия на моих бойцах сейчас не имелось. — Вон того, длинного, — он указал на министерского сына. — Того, что справа, и вон того, тощего — расстрелять.

Келли почти неуловимым движением приподнял брови. Я кивнул. В эту минуту я снова почувствовал себя пилотом-первогодкой, за которого ещё мог кто-то решать. От разрядов на миг заложило уши, хотя, будь мы не в пещере, мы не почувствовали бы их вообще. Оставшиеся в живых террористы старались вжаться каждый в свой кусок стены. Дьюп начал медленно оседать на пол, и я постарался усадить его поудобнее. Перевязочного материала — то есть дорогого натурального белья — лежало вокруг предостаточно. Я наскоро перетянул рану.

— Что с остальными делать, лендслер? — спросил я тихо.

— Делай что хочешь, Анджей.

Дьюп сжал мою ладонь, и я понял, что он всё это время знал обо мне. Беспамятные боги, кого мы с Мерисом надеялись обмануть?

— У нас двадцать минут, — сказал я. — Мерис велел уходить, если…

— Знаю, — перебил меня командующий. — Мы собирались при плохом исходе затопить эту нору.

Я понял, что «при плохом исходе» — означало вместе с Дьюпом. Мерис мог, для него приказ — всегда приказ. Значит, лендслер не хотел, чтобы кое-кто отсюда вышел, вот и всё. И эти кое-кто, похоже, уже остывали на холодном сыром кирпиче.

Я выпрямился. Носилки для Дьюпа ребята уже соорудили, его тело мы собирались выносить при любом раскладе. Оставалось решить, что делать с террористами. Если их оставить в живых, они наверняка подтвердят, что приказ отдавал лендслер. Значит, Дьюпу грозит снова что-нибудь вроде дисквалификации. И решать надо мне, потому что Колин, по сути, пощадил их, чтобы они там, глупые, не думали.

Подозвал Келли, чтобы он помог мне уложить на импровизированные носилки Дьюпа.

Лендслер не возражал. Скорее всего, он находился в сознании только символически.

Отвел Келли в сторону. Нужно послать его с носилками вперед, а самые грязные дела доделывать самому. И я сейчас тут всё доделаю. Если… Если должность может стоить человеческой жизни. Пусть даже жизнь эта пошлая и мелкая… Посмотрел на людей у стены. Хорошо мальчишки в войну поиграли… Хорошо, если бы нас дисквалифицировали вместе с Дьюпом. В конце концов, разве есть что-нибудь прекраснее абсолютно тупого положения пилота-стрелка, да пусть даже особиста, который сам ни за что не отвечает и не выбирает из того, из чего невозможно выбрать… И я сказал совсем не то, что хотел:

— Проверь этот сброд ещё раз, Келли, чтобы ни у кого — никакого подобия оружия, даже зубочисток. И гони их в большой проход. Мы уходим. Через пятнадцать минут воду дадут, дерьмо раскиснет. А мы уже достаточно сегодня в дерьме накупались.

Келли ничего не спросил. Махнул парням и сказал им что-то по-лхасски. Это был его родной язык — редкий, полузабытый. На нём говорило-то всего две деревни. Видимо, из упрямства. Сержант Келли на стандарте выражался с акцентом, зато бойцов моих научил десятку фраз на своём полузабытом языке. Иногда нам это здорово помогало. Я понял «обыскать» и «быстро». Парни начали работать, не выпуская стволов. Один заложник решил, что это конец, и самоустранился на пол. Видимо, просто ноги подогнулись. Рос, увидев, что террорист в сознании, за шкирку и пинками поднял его.

— Ну-ка, вы! — обратился к пленникам Келли. — Жить хотите — валите отсюда!

Террористы жались к стене и не очень-то верили.

— Бегом, я сказал! — взревел сержант.

После такого крика не побежать было невозможно, но они не побежали. А жалко. Это тоже могло бы решить все проблемы. Но наши умные детки голов от страха не потеряли. Значит, этот красивый и широкий проход был-таки заминирован. Я махнул ребятам, и мы погнали всю эту компанию в дыру, которую проделали сами. Мы с Келли менялись — то он шел впереди, а я — подгонял, то наоборот. Нужно было торопиться, но Дьюп весил не так уж мало, да и террористы наши еле плелись… От угла отделилась тень. Я узнал Обезьяну. Он махнул мне на развилку. Значит, ребята мои что-то выяснили. Не стал спрашивать, не до того. Мы еле успели загнать в боковое ответвление тоннеля всё наше стадо, как вдалеке прогремела серия взрывов. Потолок задрожал, но в нашем углу выдержал. Значит, Мерис что-то взорвал, и вниз уже хлынула вода. Мы побежали быстрее. Обезьяна маячил впереди, и ориентироваться стало легче.

Под ногами хлюпало. Дороги я не знал — ведет она под уклон или как… И тут же мы уперлись в отвесную стену. Среди моих бойцов было два бывших альпиниста, я их нарочно с собой взял. Вот на такой вот случай. Да и Обезьяна кое-чего стоил. Пока парни доставали снаряжение, он уже полез.

Кирпич здорово растрескался, высота — метра три, вода прибывала. Я прикидывал, как нам втащить наверх Дьюпа. Парни бросали кошки, но кирпич крошился, и зацепиться они никак не могли. Наконец Обезьяна влез, пользуясь не веревками, но своими уникальными руками, и крикнул сверху, что цепляться тут просто не за что — все давно сгнило или рассохлось. Ребята полезли так, вбивая в кирпич железные клинья, или выламывая подобия ступенек.

Вода залила колени. Дьюп с трудом встал и шарил по карманам. Наконец, разодрав подкладку, он выковырял что-то круглое, похожее на бусину. Его обыскивали, но сканер не возьмет стекло или алмаз, например.

— Платок у тебя есть? — спросил он. Я достал высохшую гигиеническую салфетку.

— Вот это дело, — Дьюп завернул свою бусину в салфетку, сунул в рот и, судя по хрусту, раскусил. Я крикнул, чтобы бросали веревки. Террористы столпились у стены.

— А ну вперед, — ткнул Келли стволом одного. Я перевел взгляд на Дьюпа, тот вытирал углом салфетки лицо и весь как-то порозовел. Потом выпрямился, и видно было, что двигается он теперь легче. Значит стимулятор… Втроем — я, Келли и стимулятор — мы таки затащили наверх Дьюпа. И тут выяснилось, что половина наших ненужных друзей — на стену никак. Вода уже доставала мне до груди, а рост у меня не маленький. Келли вообще стоял почти по горло в грязной вонючей воде. Парни тащили сверху, мы с сержантом ругались и толкали снизу… Как сам залез — не помню. Наверху мы с Келли рухнули на кирпич и пару минут позволили себе побыть в самой желанной в такой ситуации роли — в роли трупов. Всё. Считай, дошли. Обезьяна дорогу знает, взрывчатку мы тоже не всю использовали. Выберемся теперь как-нибудь. Подошел и сел рядом Дьюп, он уже почти не шатался. Надолго, интересно?

— Дай мне карту, — попросил он.

Я достал. Стал показывать:

— Мы сейчас примерно вот тут. Можем в двух местах попытаться выйти. Нет, даже в трех, — я указал на помеченные Лесом проходы.

— Кто это тебя так подковал по местности? — Дьюп задумчиво разглядывал исчерченную мною по подсказкам Леса карту.

— Пацан один местный. Тут, как выяснилось, местные «кошки» (подростковые банды) наркоту курят. Ну и лазят везде.

Дьюп подозвал Келли.

— Приведи мне двоих из той кучи.

Мокрые и умаявшиеся террористы сидели в углу, смирившись, видимо, со всем, что вообще может произойти. Келли подошёл.

— Лендслер двоим велел это… — сказал он, мотнув головой в сторону Дьюпа. — Встали, в общем!

Парни молчали. Тогда он вытащил одного за шиворот и поволок к нам. Второй поднялся сам. Надо же, герой нашелся.

— Садитесь рядом и смотрите на карту, — сказал Дьюп. — Мы сейчас уйдем вот в этот проход, правый. Вы пойдете налево, тут кладка самая старая, надеюсь, обрушений не будет. Выйдете у обрыва и обрывом же пройдете два километра до реки. Там отмоетесь. Вас тут никто не видел. Где вы были — ваше личное дело. По катакомбам шлялись, спайк курили. Ясно?

— Как это? — не понял тот, который подошел сам.

— Молча.

— Вам-то зачем это надо? — удивился парень.

Нам «это» было надо ещё больше, чем им. За них папаши, вполне возможно, сегодня же внесли бы залог, а вот мы должны предъявить трупы, а не свидетелей собственного самоуправства. Но я промолчал. А Дьюп откинулся на стену, закрыл глаза и сказал:

— Считайте, что повезло.

И закашлялся.

И мы пошли по правому проходу, а они по левому. И у меня никогда еще не было так легко на душе.

P.S. Прости меня, друг. Если ты смотрел новости, ты знаешь, что я тебя обманул. Всё было совсем не так. Дырка у Дьюпа оказалась не на лбу, а в затылке, террористов я расстрелял лично. После чего лишился нашивок и прошел часть своего пути простым спецоновцем. И это правильно. Потому что я так и не научился стрелять в безоружных, и до сих пор те, в кого я стрелял, стоят у меня перед глазами. Я ни о чем не жалею. Но и не хочу никому рассказывать, что произошло на самом деле. Ведь это, согласись, была бы совсем другая история.

 

История восьмая. «Слишком большой, чтобы…»

— Бак пафшкииц! Щамурафц! (Этот Бак, да он же сумасшедший!)

Я слушал и наслаждался. Пфайфики прозвали меня Бак, что по-ихнему означало — большой. И это не только за рост. Я вообще оказался слишком «большим» для них, потому что нёс в себе излишне много чужого и непонятного. До моего появления на астероиде пфайфиков всё было просто. Есть топливо — бери, нет топлива — отваливай. И тут нарисовался я.

— Топлива нет! — заранее просигналили мне со старенькой, покореженной метеоритами базы.

— Ну и ладно, — сказал я и стал заходить на посадку.

— Топлива нет! — думая, что я плохо понимаю стандарт, пфайфик стал показывать мне отсутствие горючки жестами. Я энергично кивнул ему пару раз и… сел. Сел против неписаных местных правил. Но и стрелять в меня пфайфики не решились: топлива-то не завезли, а значит — и защищать нечего. В обшарпанной проржавевшей забегаловке ко мне тут же подошел один, самый смелый, и, косясь на трех других, подпирающих головами сделанную под человека стойку, спросил на стандарте (их чириканье я понимал с большой натяжкой):

— Топливо ждать будешь?

— Нет, — сказал я и стал пить авт — местное слабоалкогольное поило.

Пфайфик онемел. Удлинившимися от удивления глазами он влез, практически, в мою кружку. Руки у него сделались коробочкой, словно собирался молиться. Я пил.

— Так не будешь ждать топливо? — переспросил он, очумело таращась на меня.

— Не буду, — согласился я, равнодушно глядя, как мой зеленокожий собеседник бочком, точно краб, пятится к своим.

Я понимал, что на астероиде сейчас только и говорят, что о моей персоне. Но передатчик тут маломощный и дальше информация не уйдёт. Горючка меня действительно не интересовала. И то, что я официально числился штрафником, никак не мешало работать непосредственно на Мериса. А Мерис велел на недельку сдохнуть. Ну я и сдох. Какой-то хороший, наверное, парень валялся сейчас под обломками с моим личным браслетом на руке, маячок из плеча я тоже на всякий случай вырезал — дохнуть, так дохнуть. Я выпил за этого безымянного парня, по весу похожего на экзотианца: больше о нем ничего нельзя было сказать с уверенностью — слишком обгорел. Щас он еще полежит бедняга денька три под развалинами в самую жару… Потом его откопает Келли, он видел, куда я его сунул. Потом сочинят рапорт… Потом пошлют в армаду материалы для генетического анализа, потом — потеряют их по дороге, война же.

Родители получат «армейскую» пенсию и будет им, наконец, от меня беспутного хоть какая-то польза… А, может, Келли и дней пять промаринует «меня» в развалинах — лето на Мах-ми не самое ядрёное всё-таки… Нет, как ни крути — неделя. И неделю я должен пропить. На то она и «неделя», чтобы ничего не делать. Скука-то какая, Беспамятные боги! Вот так я, не проведя и суток среди пфайфиков, уже основательно взбесился от неумения убивать время.

Нужно сказать, что после истории Дьюпом, меня разжаловали, но, усилиями Мериса, оставили таки в зоне влияния южных. В подразделении, куда меня перевели, о моей персоне были премного наслышаны и относились как к новому олицетворению Рогатого. Так что друзей я там не завёл. Постепенно Мерис подтянул к месту моей новой службы подразделение Келли, который временно заменил меня, и теперь нам оставалось всего лишь похоронить под развалинами маленькой, но гордой планетки Мах-ми сержанта Агжея Верена и зачислить в подразделение Келли какого-нибудь другого двухметрового болвана. Вот этого самого Бака, например. Нужно-то всего лишь недельку подождать. Мерис предполагал нанять меня тут же, на Мах-ми. В таких случаях предельная наглость снимает всякие подозрения. Моя задача сейчас — отсидеться на астероиде, а потом свалиться на голову Келли. Пояс астероидов, окружающий Мах-ми, мало пострадал от обстрела. Да здесь и до нас было спокойнее некуда. Мах-ми — это вам не приграничный наногигант Аннхелл, где только ленивый не играет в политику. На Мах-ми ловить нечего. Ни высоких технологий, ни сырьевых ресурсов, ни особенных культурных ценностей. Мах-ми исконно экзотианская территория, но население преимущественно «наше». Так сложилось. И южное крыло армады слопало этот маленький мир, даже ни разу не икнув.

Особого сражения, за Мах-ми, кстати, не было. Экзотианские корабли отступили к Гране, там есть что защищать — урановые рудники, серебро и палладий. А вот на грунте нам повоевать пришлось: часть населения небезуспешно оборонялась. Плюс мародеры, которым всё равно, кого грабить. Ну и наши головотяпы. Я взял еще кружку авта. Какой вообще бандак придумал такой слабый, никчемный алкоголь? Утопиться ж проще, чем напиться!

Напиться я безуспешно пытался двое суток. На третьи уснул и проспал часов 16. Когда проснулся, выяснил, что пфайфики за это время совершенно освоились с моим телом и почитали его за мебель. Возле головы лежала какая-то рекламная снедь, строем стояли полные кружки… Похоже, я украшал своей персоной местное заведение и привлекал посетителей. Астероид тряхнуло. То ли садился корабль, то ли… Тряхнуло еще раз и других «то ли» не осталось. Садился корабль. Судя по вибрации — не самый маленький.

Топливо привезли что ли? Я зевнул и встал. Пфайфики уже не замечали меня особо — привыкли. На вибрацию они тоже не отреагировали, значит, посадка была делом ожидаемым и банальным. Точно топливо. Теперь пфайфики начнут продавать его мелким леталам, типа меня, которые крутятся в системе, выживая спекуляцией и контрабандой, купят себе немного кислорода… Ну и я, может, как-нибудь убью тут еще шесть, ой нет, семь дней. Я еще раз зевнул. Чуть челюсть не вывернул. В обжитый мною бар вошел пилот с прибывшего корабля. Похоже, гуманоид — рост, телосложение и всё такое. Лицо закрывал шлем — за двойным шлюзом дверей воздуха просто не было. Шлем аккуратно лег на стойку. Человек. Совсем молодой парень. Наверное, в космосе начал пахать, как я на ферме, сначала — за пульт, потом — в школу. Хорошая осанка, ровная походка. В движениях — что-то экзотианское, но костяк средний. Полукровка? Пфайфики защебетали с ним по-своему. Какой-то, я их не различал, показал на меня. Парень обернулся. Странные были у него глаза… Длинные, теплые… Похожие на серебряных рыбок. Мне как-то не попадались такие раньше. Он сел за соседний столик. Я кивнул ему, предлагая поделиться своим кружечным изобилием. Он по экзотиански склонил голову в бок, отказываясь. Точно полукровка. Тонкие черты, темно-рыжие волосы. Красавец. Бабы от него, поди, без ума. Мой собственный опыт общения с противоположным полом все еще бродил вокруг борделя. Я никогда не знал, о чем с дамами можно говорить, чего ещё от них хотеть и всё прочее. Моя мать… Я не был любимым сыном. Им был мой старший брат Брен. Родных сестер не случилось. Погодки двоюродные — росли слишком девочками и всегда сторонились меня. Мы с Бреном подглядывали за их глупыми играми… Я тряхнул всё еще тяжелой башкой, и полукровка нервно оглянулся. Я рассмеялся невольно, встал. Надо пойти размяться хоть как-то, а то уже задница приросла к стулу. Полез наверх по ржавой лестнице. В барах такого типа автоматически предполагается и зал для отдыха. Зал я нашёл. Пустой. И из всех развлечений досталась мне одна родная физкультура. Хорошо хоть пфайфики не видели, каким способом я перевожу кислород. Вот бы оскорбились. Я увлекся. Вернее, я слышал скрип лестницы, но не отреагировал — это же не личное помещение. Но кто мог закашлять за моей спиной? Разве что — новоприбывший пилот?

— Чего тебе? — спросил я, не оборачиваясь.

Так скрутил себя растяжкой, что фиг обернешься.

— Мне стрелок нужен. Ты, часом, не стрелок?

Голос мягкий, приятный. Я продолжал растяжку, размышляя, надо ли мне вообще с кем бы то ни было разговаривать? Но мысль о еще семи днях здесь — победила. Разговор тоже развлечение.

— Я часом занят. Сильно.

Голос хмыкнул недоверчиво. Видно, пфайфики уже рассказали, как «сильно» я занят. Однако комментировать я не собирался. Он подождал.

— Могу заплатить горючим.

Я, наконец, выпутался из своего «узла» и развернулся к нему. А полукровка-то озабочен: глаза-рыбки прищурены, под ними залегли тени, красивый рот кривится. В полутьме бара я этого не заметил, но тут он встал в аккурат под «лампочкой».

— Я не на стандарте сказал? — спросил я с ма-ленькой угрозой в голосе, (большой моему росту не полагалось). — Я занят. И деньги мне не нужны.

Полукровка круто развернулся и затопал вниз по лестнице. А мне сразу расхотелось заниматься — скука замаячила передо мной во всей своей зелёной красе.

— Эй ты, — сказал я в удаляющуюся спину. — На сколько дней тебе нужен стрелок?

Он остановился. Кажется, вздохнул. Снова полез вверх. Я еще раз смерил его взглядом — нет, не экзотианец, но что же в нем не так? Парень хмуро смотрел на меня, прикидывая что-то про себя.

— Дня на два, — буркнул он, наконец. — Ну, может, на три.

— Ну, если только на три, — усмехнулся я. И спросил в лоб. — Ты кого собрался убить?

Секунды две полукровка непонимающе хлопал глазами, потом на скулах проступили пятна, и он схватился за пистолет. Еще через две третьих секунды я уже сидел на нем. Мне было весело — оружие он вытащить так и не успел.

Да, мне было именно весело. Потеряв Дьюпа, я очень хотел кого-нибудь спасти. И смех немного защищал меня от меня же самого. Иначе я бы уже наспасался. Дураков кругом паслось как никогда много. Но этот мне приглянулся чем-то. Хотя… оставалась ведь еще и скука. Я встал с него. Как-то неловко оказалось на нём сидеть. Скрестил руки и стал, улыбаясь, наблюдать, как полукровка подскакивает, вытаскивает-таки своё, тяжеловатое для его руки, оружие. Тем более что сенсорное. Такое вполне можно подобрать и полегче. Ещё я видел, что от его неловких движений «маячок» автонаведения сдвинулся. Еще забавнее. Сенсором со сбитой «наводкой» лучше просто махать — больше шансов, что попадёшь хоть куда-то. Однако парень разочаровал меня и не стал стрелять в мою ухмыляющуюся рожу. С интеллектом у него, к сожалению, всё оказалось в норме. Где он еще найдет здесь стрелка? То, что мы сошлись — уже редкая удача. А на Мах-ми стоят части регулярной армии Империи, там ему вообще ничего не светит. Кроме виселицы. В целях экономии зарядов. Там не будут долго размышлять, полукровка он или нет. Там война идет. Я зевнул. И, обогнув его, пошел к лестнице. С полдороги окликнул:

— Пошли что ли, наниматель? Тебя хоть зовут-то как?

— Влан, — почти не разжимая зубов, сказал он.

Последнюю букву парень произнес вообще с закрытым ртом. Я с трудом понял. Была такая птица что ли в здешней системе — влан, что-то между соколом и грифом. Кличка значит. Только что придумал, поди. Ну-ну. И я для тебя — Бак. Впрочем, я вообще сейчас Бак. Агжей три дня уже как умер.

Мне снова стало смешно, и я затопал к выходу, минуя суетящихся на уровне моего пресса пфайфиков. Они, наверное, пытались понять наш с Вланом разговор. Вот только знание стандарта не дает никаких ключей к пониманию намерений гуманоидов другого вида. Мы для них — темный лес, как, впрочем, и они для нас.

Влан, прихрамывая тащился сзади. Видно, упал неловко. Но я и так видел, куда идти. Корабль на стоянке маячил один одинешенек. Среди шлюпок — моей и местных — он возвышался приличной глыбой. Влан отключил защитное поле, и я вошел первым. По привычке сел в кресло первого пилота, проверил системы управления. Полукровка не мешал мне. Но и не садился рядом.

— Куда полетим, птица? — спросил я весело.

— На Мах-ми, — сквозь зубы процедил Влан.

— Ты чего, обалдел? — поинтересовался я сдержанно. — Или это какая-то новая местная шутка?

Полукровка молчал. Я развернулся к нему вместе с креслом. Нет, он не шутил, это было видно по глазам, по сжатым челюстям.

— Ты чем треснутый? — спросил я, не повышая голоса. — Нас срежут еще до входа в атмосферу. Ты это понимаешь?

— Я — хороший пилот, — упрямо сказал он.

— Ты? — ему удалось-таки меня удивить. — С твоей реакцией?

У Влана на скулах опять расцвели пятна.

— На меня просто раньше никто никогда не прыгал! — сердито сказал он.

— У тебя теперь много чего будет «как никогда раньше», — парировал я. — Кто у тебя остался на Мах-ми? Подружка?

Скулы вспыхнули еще сильней. Чего же мы так краснеем-то?

— У меня там семья!

— И?

— Они экзотианцы! Пока я… — он запнулся, не желая посвящать меня в подробности своей личной жизни, — … был в соседней системе, там такое началось! Мне нужно их оттуда вывезти, понимаешь, ты, большой… — он не решился-таки меня оскорбить.

— Они — экзотианцы, а ты значит — нет? — усмехнулся я.

— Я — нет. Кровь есть, но это неважно совершенно.

— Что ж, может и неважно… Ну, пошли тогда.

Я встал.

— Куда пошли? — румянец пропал и глаза расширились.

— В мою шлюпку пошли, дурак. На корабле мы никак не проскочим. Слишком большая мишень. Каким бы кто пилотом себя не возомнил, есть характеристики систем наведения. А на шлюпке, если повезёт, сядем по-тихому… Большое у тебя семейство?

— Трое.

— Войдут.

— Как я потом с тобой рассчитаюсь?

— Ты? — удивился я.

Ни на какой «расчет» я не рассчитывал. С моей стороны затеянное являлось чисто гуманистическим актом. 

— Ну, подумай. Только в процессе думай, когда ногами двигать будешь. Времени у меня — не вагон. Да и у тебя, учитывая, что на Мах-ми творится, тоже.

В своей посудине я демонстративно переключил второй пульт в режим дубля. Пусть сначала эта птичка докажет мне, что она вообще умеет летать.

Влан не сказал ничего. Молча сел, надел шлем. Движения скупые, привычные. И то ладно. Я резко дернул шлюпку свечкой, потому что горючего у меня и так достаточно, а тут ещё и навязывать его же, видимо, будут. Зато мы легли на курс, едва только оторвавшись.

— Сам стрелять умеешь? — спросил я чудного своего напарника.

— Практики не имел, по людям стрелять, — буркнул он.

— Ты, поди, из «этих»? — развеселился я. — «Право на жизнь и право на смерть дается человеку богом…» — проблеял я голосом расчувствовавшегося проповедника.

— Да, из этих! И что?! — взвился он.

— Да ничего, пожалуйста, — я понял, что дразню его.

Мне нравилось, его дразнить. Он так охотно заводился. Эх, нам бы таких парочку в подразделение. Жизнь стала бы светлее и ярче.

Настроение мое улучшалось с каждой минутой. В космосе я вообще чувствовал себя увереннее, чем на грунте.

— Сам-то родом откуда? — весело спросил я Влана, предвкушая его шипение, вранье и прочие, редкие в солдатской жизни прелести.

Далее я намеревался спросить его о первом сексуальном опыте. Я ожидал, что полукровка начнёт с песни на тему «Не твое дело, право». (Был такой свежий шлягер). Я даже приготовился ему подпеть. Но Влан неожиданно нахмурился и буркнул, что не знает.

— Как это? — удивился я. — В наш век чипов и электронных номеров?

— А вот так, — пожал плечами Влан. — И вообще на территориях экзотианского подчинения с «номерами» не так уж и строго. — Может, я даже на Мах-ми и родился, только карточки рождения у меня нет.

— Так ты, получается, всю жизнь работаешь нелегально? Торговля на астероидах и всё такое?

Влан коротко кивнул уже по-нашему, наклонив голову к ямочке на шее. Шея у него длинная, кивок вышел долгий, не по уставу.

— А почему не легализовался?

— А твоё какое?

Я фыркнул. Заводился он с полуоборота.

— Как же ты голубь (местные орлы питаются, в основном, этой птицей), вообще мне доверился?

Влан нахмурился. Я-то понимал, что у него просто не было выхода. Но сам-то он въехал в это или нет? Полукровка посмотрел на меня. Я улыбался своим мыслям, одновременно посматривая на него и выполняя не самый простой манёвр — уклонение от двух встречных астероидов и одного движущегося поперек курса. Манёвр привычный, руки двигались механически, и я отмечал, что Влан следит за моими движениями, повторяя их не на автомате, как было бы привычно мне, а копируя и примеряясь. Похоже — стопроцентный самоучка. Не отработаны реакции на машинах и тренажерах, но котелок варит — я видел, что движения не так уж и запаздывают. Влан перехватил мой взгляд и снова покраснел. Я не выдержал, захохотал. К его чести он не бросил пульт и не полез на меня с кулаками. Секунды три полукровка сидел, закусив губу, а потом засмеялся со мной вместе. Кое-чему его жизнь, значит, уже научила. Я тоже знал это правило — если над тобой смеются, а ты не можешь дать в морду — тоже посмейся. Над собой. Впрочем, смех не мешал мне смотреть в оба — не хотелось бы за забавами проворонить большой камушек и продырявить шлюпку.

Мах-ми окружена рваным астероидным поясом, потому она и Мах-ми (бабочка). Чудесное зрелище — и из космоса, и с планеты, но на маленькой шлюпке ты сам не больше астероида… Так что глаза на подлёте к планете лучше держать открытыми.

Каменная каша меня пока даже устраивала. Но, к сожалению, на орбите болтались, отгоняющие астероиды гравитационные модули, а потому, прежде чем войти в атмосферу, нам предстояло преодолеть относительно свободную полосу пространства.

Задача не самая сложная, конечно. Да и не первый раз я так развлекался — практически изображая свободное падение болида. Чтобы не подстрелили. Впрочем, тактика не стопроцентная, сам бы я на месте дежурного заинтересовался, что за фигня падает. Ага, он и заинтересовался. Пришлось отстрелить один из баков с горючим. Взрыв вышел вполне пристойный, а у Влана возник-таки должок. Бак — он денег стоит…

Тряхнуло нас, конечно, основательно.

— Зацепило? — крикнул Влан.

Я хотел пошутить, но глаза у него были такие испуганные, что я сдержался.

— Не зацепило.

Я понимал его страх. Проделанный мною маневр только внешне кажется простым.

Если вас решили «пощупать» ракетой, то попадание тоже нужно суметь изобразить не секундой раньше или позже, а когда надо. Чтобы простенько, но со вкусом. Но на месте дежурного я бы глянул на спектрограмму взрыва. Впрочем, мы уже вошли в атмосферу и «вести» нас стало гораздо труднее.

Слава богам, летать я за время службы в спецоне не разучился. Мы регулярно принимали участие в боевых операциях кораблей южного крыла армады. Я сильно сбросил скорость и… в общем-то затерялся среди других медленных атмосферных целей. Теперь оставалось только не наткнуться на патруль, что называется, лоб в лоб. Но, если у парнишки действительно на Мах-Ми семья, какие-нибудь боги да должны о нас позаботиться. Конечно такая вот посадка на планету, где вовсю идут боевые действия, сродни, скорее всего, самоубийству, но я не боялся. Даже не просто — не боялся, был уверен, что пронесет. Потому что в прошлый раз мне упорно не везло вот на эти самые секунды, на щенячий волос, как говорила мама. Если бы мне повезло хоть чуть-чуть, Дьюп сейчас был бы жив. И, похоронив его, я ощущал, что боги должны мне теперь по полной. Я уверенно вел маленькую шлюпку, поглядывая то на экран слежения, то на спутниковую карту местности. На Мах-ми нас перекинули совсем недавно, и планету я, можно сказать, не знал, города два видел, не больше. Влан молчал. Он просто ткнул пальцем в карту.

Город назывался Ис-Тхан, и там, судя по сводкам, было довольно горячо: в самом разгаре уличные бои, вернее сказать — «зачистки»… Пришлось рискнуть и набрать один из военных кодов, чтобы сориентироваться по местности. Вообще, Влану сильно повезло, что он меня встретил. Очень сильно. Нас пару раз «запрашивали», и я давал стандартный спецоновский отзыв. По своим я стрелять не собирался, но мы вполне могли налететь и на еще обороняющихся экзотианцев, и на мародеров. Влан уже начал поглядывать на меня с подозрением. Он и раньше-то не очень понимал, с кем связался. Однако не очень крупный мошенник, каким я выглядел на астероиде, уж точно не мог знать отзывов спецона. Впрочем, мы оба играли вслепую: он доверился моему росту, я — его глазам-рыбкам.

— Садимся, — сказал, наконец, Влан. Я спикировал вниз, и в нас тут же начали палить. Пришлось максимально резко войти в поворот, чтобы от борта рикошетило. Щит активировать я не стал, еще не понял, кто стреляет.

— Спрячь свой сенсорный, — сказал я Влану, доставая свободной рукой импульсник и ставя его на самый широкий спектр поражения. Такие импульсники в армии называют «прощай, оружие». Широкий сигнал вырубает всё не механическое в радиусе примерно тридцать-сорок метров — доспехи, связь, системы наведения. Ну, так у нас-то с Вланом ничего и не было, а все остальные пусть думают о себе сами. Себе я взял стандартный армейский гэт. Когда мы почти коснулись земли, я буквально вытолкнул наружу полукровку и, включив блокировку шлюпки, выпрыгнул сам. Шлюпка рванулась вверх, а мы покатились под защиту бетонных обломков. Кто же это так старательно поливает нас огнём? Неужели — наши?

— Куда теперь?

Влан махнул рукой:

— Вон через тот дом. Думаю, они в подвале прячутся.

— Держись за мной. Вперед не лезь, — я перебежками двинулся к указанному дому. Скатился в подвал.

В подвале никого. Остатки еды, разбросанные вещи… Влан стал копаться во всём этом, а я наблюдал за улицей.

— Они тут были. Только не понять — давно или нет. — Влан держал в руках цветную ленту и глаза у него блестели… Мокрые что ли?

— Сколько лет сестрам? — спросил я, не оборачиваясь больше. По улице шли трое в невероятной какой-то форме. Я не понимал, чьи это люди.

— Двенадцать и четырнадцать.

— Тогда дело плохо, — честно выложил я не отрывая глаз от… От кого? Квэста Отара. Наши! Только…

— Думаешь, убили?

— За мной! Из-за спины не высовывайся!

Я осторожно двинулся за этими троими «нашими». Эпитэ ма хэтэ, я уже понял, что они давно и с удовольствием занимались тут мародерством. От того и форма их приобрела уже странный вид — каждого украшала какая-нибудь дрянь. И сами они вели себя не как бойцы, а как гиены — шарили глазами, где бы, что бы да как бы. Но раз наши — должен быть где-то рядом и штаб. Кто их командир, чтоб его Хэд наизнанку вывернул!..

— Куда мы идём?

— Заткнись. Дыхание побереги.

— Ты… Я…

— Тебе в деталях описать, что с твоими сестренками сейчас делают, чтобы ты заткнулся? — я ускорил шаг. Можем не успеть — потом, бывает, и убивают. Влан уже и так дышал тяжело.

Квэста Дади пассейша, эти трое — еще и патрулируют! Перестрелять их, что ли на месте? И тут раздался душераздирающий детский крик. Мы побежали. И трое — тоже побежали. Им, видно, сильно хотелось посмотреть. Я начал стрелять практически, как только мы вывернули на площадь. Может, я бы дал себе осмотреться лишнюю треть секунды, но я не хотел, чтобы Влан сообразил, что именно там произошло. Сам я давно уже всё понял по характерному едкому запаху… Выстрелов никто не ждал — у них, якобы, всё было под контролем. А потом начал стрелять Влан и контроля как раз не стало. Это оказались регулярные части — доспехи, рации и ещё много другой не работающей теперь электроники. Это оказались наши регулярные части. Но вели они себя, как свиньи. И я стрелял по своим. Со злостью. С остервенением. Потому что спасать было уже не кого. И нужно было срочно что-то взорвать, что бы этот недоделанный пилот-самоучка не увидел трупов. Впрочем, 99 из ста, что он их и не увидит. Мы тут просто оба сейчас сдохнем. И это даже не 99, а… Но, видимо, у богов всё-таки есть совесть…

Тебе, верно, странно, почему я так часто поминаю богов? В свободном космосе не верить в высшее начало — трудно. Когда вы оба болтаетесь в пустоте, ты и бог, то гораздо лучше слышишь и понимаешь творца. По крайней мере, я не встречал в космосе атеистов. Не пришлось. Итак, совесть имелась. Над нами зависла наша же боевая эмка (корабль небольшого размера, может садиться непосредственно на планету), и придавила нас сверху силовым полем. Кто-то заинтересовался перестрелкой. Я более-менее легко переносил перегрузки и с трудом, но мог двигаться. Приподнялся. Хэд! На эмке опознавательные знаки спецона. Только Келли тут из наших. Как он меня вычислил? Прицепив маячок к моей шлюпке? С него станется. Вот пусть и выкручивается теперь сам. В принципе, спецон при военном положении много на что имеет право. Келли спрыгнул, не дожидаясь полной посадки. Я б на его месте тоже взбесился. Но я сейчас достаточно зол и на своём. Поле отключили. Я стоял и медленно, демонстративно отряхивался. Почти все ребята из нашего подразделения знали меня в лицо. Разве что новички могли спутать. Но Келли бы проинструктировал.

Я стоял и ждал. Келли сам прекрасно мог оценить увиденное — ему комментатор не требовался, и я видел, что он оценил. Наши ребята сразу «взяли периметр».

Влан, судя по лицу, уже считал себя мертвым — к спецону гражданские относились еще хуже, чем к регулярным частям. Как правило, было за что.

Обзор с нашего места не впечатлял, и полукровка не мог точно видеть, что там с его сестрами. Я выше ростом и то различал лишь торчащие из кучи тряпок конечности. Наконец Келли подошёл ко мне. Открыл рот, но что спросить не придумал. Потом посмотрел на Влана. Затормозился как-то. Глянул на меня. Потом еще раз на Влана. Я его недоумения не оценил и на немой вопрос не ответил. Тогда Келли махнул ребятам рукой — увести. И нас повели в корабль.

Бойцы не знали, как со мной обращаться. В другое время меня бы это повеселило, но сейчас я боролся со злостью и раздражением. Хотел подбодрить Влана — пустые усилия. Может, полукровка схлопотал стрессовый шок, а может, всё-таки разглядел что-то. Келли приказал «увести», но не сказал — куда. Видя нерешительность конвоиров, я направился прямиком в карцер. Сел на пол. Влан плюхнулся рядом. Мне очень хотелось обнять его, но я чувствовал, что он близок к истерике. А как успокаивать в таких случаях, я не знал. Келли старше, может, подскажет чего.

Келли послал за мной минут через двадцать. Когда меня вели по коридору, ребята уже не сдерживались — кто-то здоровался, кто-то улыбался мне. Я видел, что они рады меня видеть. Келли тоже был рад. Он упорно не хотел признавать, что старший теперь он, и при встрече наедине, всё так же докладывал мне обстановку, и держал себя как старший по возрасту подчинённый молодого командира. Я уже устал с ним бороться, и бороться бросил. Он доложил. Я выслушал. Мы обсудили предпринятые им меры. Действовал капитан правильно: кое-кого расстрелял, кое-кого для наглядности повесил, приставив охрану, чтобы не сняли раньше времени. Мы написали рапорт о проверке и предполагаемой смене командования уличенной нами в мародерстве части.

То, что я там натворил, худо или бедно можно было вписать в уже подготовленную нами легенду и даже изобразить меня героем. Мы посмеялись.

— Только с леди этой не знаю, что делать, — сказал Келли.

— С какой леди?

— Ну, с той, что была с вами.

Я завис.

— Сержант, — спросил я по привычке Келли, тоже игнорируя его капитанские нашивки, — у нас кто-нибудь родом из этой системы служит?

— Дейс, по-моему. Позвать?

Я кивнул, уже и сам вспомнив этого вечно улыбающегося технического самородка, которого Келли сманил из наземного гарнизона Аннхелла. С большим скандалом, кстати, сманил, пришлось откупаться двумя канистрами технического спирта. Вот только я не помнил, чтобы Дейс был родом именно с Мах-ми. Хотя… Парень он щуплый, низкорослый, что может говорить о примеси экзотианской крови. А тут, на Мах-ми всё как раз так перемешано… Пока ждали Дейса, я прокручивал в памяти историю своего знакомства с Вланом. Келли занялся чаем. Зная, что я не любитель спиртного, он доставал где мог, какие-то экзотические сорта… В каюте булькал закипающий чайник, на границе слышимости перекликались по связи дежурные. «Глаза, — думал я. — Я же должен был догадаться, почему такие глаза…» Наконец прискакал Дейс — как всегда весёлый и весь какой-то встрёпанный.

— Местный уроженец? — спросил я.

Он с готовностью кивнул. Чего, интересно, обрадовался? В увольнительной был что ли?

— Скажи, боец, — я говорил медленно, тщательно подбирая слова, — Есть у вас птица, название которой звучит вроде «влан», или как-то, похоже?

— Влана, сэр?

— Вла-на? — повторил я четко.

— Так точно.

— Спасибо, боец. Ты чего такой радостный? С родными всё в порядке?

— Так точно!

— Ну иди, свободен.

Я повернулся к Келли.

— А меня ведь и не обманули, в общем-то… Влан-Влана… Сам, дурак, мог бы догадаться. Где она?

Келли вызвал дежурного. Тот растерянно пояснил, что после моего ухода «Влан» попросил посмотреть на трупы женщин, и он разрешил. Мы с Келли подскочили оба. Мы знали, какие там трупы. Позабавившись, наши «соратники» вживую облили женщин и детей дезинфектантом, который в несколько часов превращает мясо и кости в однородную органическую массу. И сделано было это не тогда, когда мы с Вланом устроили там фейерверк, а гораздо раньше.

Сбивший меня с толку детский крик оказался случайным, что называется «не из этой темы». Выскочив на площадь, я сразу все понял. По запаху. Потому я и не пытался вступить в переговоры — спасти мы никого уже не могли. Сам я ни разу не видел, как людей обрабатывают раствором как мусор, и как в считанные минуты дезинфектант разъедает заживо сначала легкие и слизистые, потом — мягкие ткани. Мне только рассказывали. Но, если бы в подчинении у меня сегодня оказались мои спецоновцы, я бы попробовал сделать это кое с кем сам. Влана стояла возле кучи органики, из которой торчали недоразложившиеся конечности и обрывки одежды. Когда я хотел ее оттащить — она просто упала. Еще и надышалась этой дряни, видимо. Мы с Келли подхватили ее. Тоже мне — женщина пилот. Женщина, которая по воле обстоятельств или по собственной воле сделала из себя мужчину. А мы теперь что должны делать?

Я посмотрел на Келли. У него хоть какой-то опыт есть. Я знал, что он женат и у него две дочки. Но капитан только головой помотал. На борту у нас обычный медик, в плане руку-ногу пришить, а нужен психотехник. Мы занесли Влану в медотсек и тут же вышли. Втроем там не развернешься – тесно. Эмка — хоть и приличная посудина, но не корт. Оставили девушку с медиком, понимая, что в чувство-то он ее сейчас приведет, а дальше что? Келли тут же смылся, чтобы выяснить, куда вообще можно пристроить хотя бы в медицинском плане штатскую девицу без документов. Я остался подпирать спиной дверь в медотсек. Понял, что почему-то не нахожу себе места. Нелепость ситуации меня раздражала. Что такое вообще «девушка в космосе»? Да, не понять что! Встреть я Влану где-нибудь в городе, я, может, и догадался бы. Но пилот! Это же сто процентов бесплодие и еще Хэд знает, что там бывает от жесткого излучения у женщин. Нашему-то брату, если захочется завести детей, никогда не известно наверняка, даст ли генетический департамент положительное заключение, но леди могут путешествовать в пространстве только в максимально защищенных условиях пассажирского транспорта. И то желательно уже в возрасте, не предусматривающем деторождение. Женщина-пилот. Это было для меня чем-то невообразимым. Но чем больше я вспоминал ее глаза, тем больше мне хотелось зайти и хотя бы посмотреть на эти глаза еще раз. Что за шутки Рогатого? «К Хэду!», — подумал я, развернулся и пошёл искать Келли.

Келли, пока я подпирал дверь, действовал. Он вообще был человек действия, долгие размышления выбивали его из колеи. Он приказал парням разобрать неразложившиеся человеческие останки и выяснил, что девчонок венадцати-четырнадцати лет по крайней мере сверху нет. А значит — оставался крошечный шанс, что они в эту кучу не попали и скрываются сейчас где-то в развалинах. Стоило поискать. Тогда и с Вланой решить легче. Мы послали запросы с примерными описаниями по всем работающим службам. Дали команду нашим военным патрулям. Медик погрузил Влану в искусственный сон и двое суток он нам обещал. Я всё-таки зашел и посмотрел на нее спящую. Даже с закрытыми глазами она нравилась мне всё больше. Выругался и ушёл. Следом бежал медик со стенаниями, что ему этот случай не по профилю. Медик видел, что я зол, но не знал, почему. Я ему объяснять не собирался. Женщина-пилот. К Хэду!

Я не специалист по генетике. Иначе бы я объяснил тебе, почему женщина-пилот это так для меня дико. Я, конечно, учил в школе, что обычные космические излучения, не говоря уже про всякие там гамма-всплески, творят с информацией живых клеток нечто невообразимое. Но в деталях — не помню. Помню только, что если в первом поколении козлят у людей не родилось, это совсем ничего не значит.

Еще помню, что мужчины якобы менее восприимчивы к той посторонней информации, которую гонят сквозь пространство чужие звезды. Однако то и дело раздаются скептические голоса ученых. Мол, мы просто еще очень мало знаем, а через пару тысяч лет всё это выйдет таким боком, что мало не покажется никому. Однако парни всё равно будут болтаться в космосе. Потому что мужчинам нужна новая информация. Даже с риском, что использовать её мы не сможем. Наши гены жаждут изменений. Пусть из нас выживет один на тысячу — мы всё равно полезем в самое пекло. Другое дело женщины. Страсть к саморазрушению не должна быть присуща и им тоже, иначе человечество вымрет. Есть, конечно, женщины, считающие иначе, но официально женщину в армаду, например, не возьмут никогда. На то есть прямой запрет генетического департамента. Летать можно разве что вот так, как Влана — без документов. Ну, может быть, в спецоне ещё. Про такое я как-то тоже слышал. Когда я в детстве читал глупые фантастические саги, там «слабого» полу в космосе — кишмя кишело. В мои же времена не каждый парень рискует летать даже на предельно защищенных пассажирских. Хотя в тот же наземный спецон идут без особого страха — пусть дело это куда более убойное, зато, если уж уцелел, так уцелел. Когда я подал документы в армаду, мне отец так и сказал, что я теперь для семьи — отрезанный ломоть. На нашей планете нравы патриархальные. Кто-то мне говорил, что на экзотианских КК встречаются женщины, но и там выбирают жестко — или летай, или рожай, что-нибудь одно. Но, так или иначе, у экзотианок в этом плане свободы больше.

Однако о генетике я размышлял недолго. Проблем и без того хватало. Нужно было срочно доложить о случившемся высшему командованию, пока всё это не обросло соплями и сплетнями. Келли для доклада не подходил совершенно, он и красноречие — вещи несовместные, а мне сейчас не позволяла должность. Пришлось срочно связываться с Мерисом, объясняться. Заодно и поругались. Мерис решил сначала, что я хочу его подставить.

Пришлось ткнуть носом в предусмотрительно спасенные от окончательного разложения останки детей и женщин: когда я пообещал отослать ему всё это безобразие спецпочтой, он заткнулся, наконец. К сожалению, вылететь к нам генерал не мог, однако, пообещал доложить «через голову», сразу вышестоящему начальству. Теперь я спокойно мог разрешить Келли нести всё, что угодно, если на него таки выйдет кто-то из командования и потребует объяснений. Во время торговли с начальством, пропала одна из пар дежурных, которых Келли отрядил, пока суд да дело, патрулировать территорию. Личные браслеты — штука надежная, так просто оба сдохнуть не могли. Похоже, ребята радовали сейчас каких-нибудь местных мародеров — оружие, одежда, а может — и свежее мясо. Такое уже бывало. После разговора с Мерисом я с удовольствием сожрал бы кого-нибудь сам, потому — взял шлюпку, четырех ребят и попробовал на бреющем полете подцепить сигналы личных маячков. Кое-что вышло. То ли сигналы, то ли похожие помехи — но что-то из заброшенной канализации доносилось. Канализация завалилась совершенно, таких ветхих я еще нигде не видел. Пройти мы по ней не смогли, сигнал потеряли. Тем не менее, надежда оставалась — нашли обломки одного из личных браслетов (без атомной «батарейки», конечно, «батарейку» сперли). Кто-то предложил попробовать собаку. У местных полисов вполне могли быть собаки. Связались с городской полицией, привели пятнистого от страха полицейского с лохматой смешной собачкой. Собачка оказалась дружелюбной и ласковой, облизала мне лицо, когда я присел погладить её и, обнюхав обломки браслета, свистнула в какую-то дыру. Стали разгребать. Оказалось, пес нашел полузасыпанное ответвление от основного хода. Мы его раскопали. Пес тоже рыл, повизгивая. Под завалом лежал труп одного из наших солдат, плотно закатанный в пластик. На голове — рана, от удара кирпичом, судя по крошкам. Хотели оглушить и убили? И при этом догадались завернуть … Но ведь сигнал-то мы ловили. Значит — второй жив? Почерк был знакомый. Трущобный почерк. Если мой второй боец живой — он сейчас или под городом, или в каких-то других местах обитания местных бомжей. Я послал шлюпку «на автомате» за вещами второго бойца — вдруг собачка найдёт что-то ещё. Поджидая шлюпку, мы выбрались на поверхность и уселись портить здоровье, кто чем привык. Сутки на Мах-ми длиннее стандартных, и тусклое белое солнце только-только клюнуло горизонт, но по корабельному времени ребятам давно полагалось в койку. Ален Ремьен остался наблюдать за местностью, остальные повалились на траву.

Айим, самый мощный на вид из ребят, сразу уснул. Двое закурили. На это в спецоне смотрели сквозь пальцы, и я, в общем-то, в конце концов, тоже стерпелся, потому что мой способ гробить здоровье ни чем не лучше — я начал размышлять. А это причина большей части болезней, кроме инфекционных разве что.

Я думал о том, где бы взять человека, выросшего на здешних помойках. Или, хотя бы, на здешних улицах. Попробовал поговорить об этом с полисом, но полис стал неадекватен уже от одного моего вида … А то, что я без нашивок — вообще вводило его в ступор. Наверное, он решил, что самые высшие чины в спецоне так и должны выглядеть — грязные, злые, с изодранной мордой (исцарапался, когда в канализацию лез) и в форме без нашивок. А я-то думал, что после Дьюпа внешним видом спецоновца мало кого теперь можно удивить…

В общем, полис оказался мне мало полезен. Даже имя пса мы у него не узнали. Но пёс откликался и на «иди сюда собачка».

Пришлось собачку изъять, полиса отправить к маме, а ребятам на эмку свистнуть, чтобы прислали еще Дейса, как единственного более-менее местного. К несчастью Леса, чувствовавшего себя в любых трущобах как рыба в воде, Келли, пока я осваивал штрафбат, пристроил в интернат на Пайе (соседней малой планете), устал он с ним воевать.

И тут на связь вышел медик. Девица наша раньше предполагаемого пришла в себя и требовала, чтобы мы и её подключили к поиску. В первую секунду я хотел вставить медику, чтобы не лез, где его не ночевало.

Но потом решил взглянуть на Влану и задать ей пару вопросов на тему — отошла она немного от произошедшего или нет. Влана выглядела неплохо. Очень неплохо. Глаза блестели. На щеках горел румянец. Если бы я не видел ее часов восемь назад, не поверил бы, что можно восстановиться так быстро. На этом контакт следовало закончить, но я решил задать-таки два-три вопроса, чтобы самому не думать, зачем именно я на неё вытаращился.

— Документы хоть какие-то у вас есть? — спросил я вместо приветствия, хотя хотел поздороваться вообще-то.

— Есть личная карточка, — ответила Влана, растерянно заморгав, видно другого вопроса ждала.

— Ну, вот и прекрасно. Сейчас к вам сержант Гарман подойдёт, ему и покажете. Вижу, вам лучше. Рад за вас. До связи.

И я поднял руку, чтобы отключиться. Глаза Вланы расширились, она шагнула вперед. Лицо её сразу заняло весь экранчик.

— Да стой…те же вы! Я же помочь могу! Я же выросла на этих улицах!

Местный был нам нужен, но мне так хотелось избавиться уже от этой леди… Хотя, почему — нет? Если девушка может летать, почему бы ей не лазить по подвалам и свалкам?

— Ладно, — сказал я раздраженно. — С тем же Гарманом, в шлюпку — и бегом ко мне! «К Хэду, — сказал я сам себе мысленно. — К Хэ-ду!»

Шлюпка с Дейсом, Гарманом и Вланой прибыла минут через двадцать. Выглядела леди и в самом деле превосходно. Ребята, наверное, рассказали ей, что есть надежда и всё такое. Я-то понимал, что мы вообще ищем пока не тех, кого бы она хотела, но промолчал. Не до того мне сейчас было. Время уходило и вместе с ним — надежда найти второго бойца живым.

Зачем им мой солдат? Зачем напали? Почему убили одного и не убили второго? Или убили? Тогда — где тело?

— Проверить все близлежащие свалки, ямы, подвалы. Двигаемся к северной оконечности города. Параллельно, двумя группами. Работаем в пределах видимости групп. Ищите второго! Девять из десяти — он тоже труп! — сказал я резко. Ребят надо было занять и лишить иллюзий. — Первая группа — возьмите с собой леди, — закончил я. — Она уверена, что знает все местные свалки.

Щеки Вланы опять вспыхнули. Я был не рад, что обидел её. Я вообще не понял, почему мне вдруг захотелось хамить. Но я нахамил и пошёл. Не оборачиваясь.

Мы разделились — я с Дейсом, Айимом и собачкой, а Влана с Гарманом, Ремьеном и Росом. За Влану я не боялся. Гарману, в плане телоохранения, можно было доверить кого угодно, он надёжен, как старая добрая атомная война. Двинулись быстро. Сайсен Айим — здоровенный парень. За полчаса он успел основательно перезарядиться и ломанулся, как кьют (местное вьючное животное). Я тоже не уступал ему ни в росте, ни в ширине шага. Дейс едва поспевал за нами. Он невысокий и довольно щуплый, но голова, по словам Келли, работает. Келли вообще неровно дышал к разного рода техническим умельцам и битым железом гениям. А я вот даже не помнил, как этого «гения» зовут. Непорядок. Я всё еще держал палец на кнопке поисковика, надеясь уловить «звонок» личного маячка, но, похоже, зря надеялся. И в затылке отчего-то свербело. Словно бы кто-то наблюдал за нами. Но наблюдателя мы бы уже давно засекли, так почему же… Я резко остановился. Огляделся. Ощущение, что за мной наблюдают, не пропало. Сообщил второй группе, чтобы смотрели в оба… Через пять минут вызвал Гарман. Предложил сойтись. Это означало, что у ребят появились кое-какие мысли.

— А по связи?

Я слышал, как Гарман советуется с кем-то.

— Можно, — ответил он, наконец. — Только не озирайтесь и головы вверх не поднимайте. Влана считает, что наблюдают за нами с крыши. Выносных лифтов здесь нет, и бандюки бродят по крышам, как у себя дома. Тем более, сейчас, когда административные здания не работают. Но, говорить, она считает, можно. Я объяснил ей тип нашей связи — она такого не знает.

— Знают ли здесь наш «тип связи», мы сейчас сами поймём, — сказал я и, приказав второй группе постепенно расходиться с нашей, вызвал с эмки вторую шлюпку. Велел зависнуть над крышей соседнего здания (этажей в двадцать, не больше), но в зону видимости с земли не выходить. И кинуть мне картинку сверху. Или бандиты с крыши уже разбежались. Или… «Или» получилось. С эмки запросили навигацию со спутника. Погода была отличная, к тому же совсем стемнело. Шлюпка спустилась максимально низко. Сигналы свели, и, хоть и в инфракрасном режиме, но картинку мы получили милую. Молодец таки оказалась моя Влана. На крыше они, гады, сидели. Видимо, сиганули туда прямо из канализации, на таких маленьких скейтах на легких подвесках. Килограмм на… Сколько может поднять скейт на антиграве? Потому и собачка заметалась. Удирай они от нас по земле — хоть какой-то бы след остался.

Бандюков на крыше сидело штук двенадцать. Но я мог и ошибиться, фигурки жались друг к другу — видимо наверху холоднее, чем внизу. А еще фигурки показались мне щупловатыми. Я быстро вышел через браслет в сеть и выяснил, что 60–70 кило — уже большой предел для бытового скейта. Опаньки. Таки молодежная банда оказалась. Атаковать живой силой смысла не имело. Если заложник у них — мы его тут же и потеряем. Оставалось — придавить полем сверху. Я сообщил Келли. Он стал поднимать эмку. Однако, дело это не такое простое, как кажется. Пока прогреют двигатели, пока изменят программу навигации — эмка не шлюпка, основная навигационная карта у нее стоит типа космос-космос, а здесь расстояние в пределах двадцать простых единиц, не магнитных. Тут — или карту менять, или на ручном… Кто там без Роса сможет на ручном? Тусекс-Пузо Ходячее?

Нам нужно было изображать деятельность пока подойдёт эмка, и я погнал парней обследовать промоину в земле. Собачка поскуливала. Она тоже подозревала кое-что, но говорить не умела.

В промоине ничего интересного не нашлось, а времени оставалось вагон. Мы стали промоину раскапывать. Фигурки на крыше зашевелились. Очень бодро так зашевелились. И до меня дошло, что мы чисто по дурости роем что-то хорошее. Мы взялись рыть с усердием. Наши мелкие враги стали готовиться то ли удирать, то ли спасать свое сокровище. Я объявил перерыв, чтобы их успокоить, как бы и вправду не удрали. К этому моменту усталость покинула даже Дейса. Ребята чувствовали кульминацию, пришлось напомнить, что надо изображать сонных и вялых, иначе, я боялся, наши «кошки на крыше» заподозрят что-нибудь и дадут дёру. Подростковые банды на Мах-ми вряд ли называли «кошками», как на Анхелле. Но надо же мне было этих мелких бандитов как-то называть? А «кошки» нервничали. Жестикулировали, бегали по крыше.

Я связался с Гарманом и срочно велел его группе отходить так, чтобы с крыши их больше вообще не видели. И отослал шлюпку. Демонстративно, на автомате. А Айиму и Дейсу приказал копать. Причем — в темпе. Подростки — твари по своей сути наглые. Вдруг не побоятся напасть? Нас, в общем-то, всего трое. Собачка — одно название. Но я её на всякий случай привязал, вбив колышек рядом с нашими вещами. Тяжелое оружие и часть амуниции ребята по моему приказу сняли и сложили в кучу. Только гэты мы бросили так, чтобы были под рукой. Конечно, спецоновцы так, обычно, не делают. Если бы нам действительно хотелось тут что-нибудь раскопать, мы подняли бы на крыло десяток местных из соседних подвалов, а сами встали бы в оцепление. Но нам хотелось совсем иного — изобразить какие мы тупые и самонадеянные. И мы изобразили. Я уже думал не том, как ловить этих местных «кошек», а о том, куда девать Влану, если придется кого-то допрашивать… Через сколько минут над нами зависнет, наконец, Келли? Он просил еще минут двадцать-двадцать пять. Значит, нам, возможно, даже придётся картинно «сдаться».

Я проинструктировал парней. Заодно спросил у Дейса, как его зовут. Оказалось Эиммануэл. Вот же наградили родители. И тут они посыпались сверху. На своих маленьких летающий скейтах, практически из темноты… Не совсем, конечно, из темноты, я намеренно поставил фонарь дальше от раскопа, чем было нужно. Дейсу я велел изображать испуганного до комы, а лучше — убитого, и он тут же упал, нелепо всплеснув руками. (Он мог бы и смыться в суматохе, но нам нужно задержать банду, а не растягивать по городу). В Айима выстрелили пару раз из огнестрельного, он лениво уклонился, перекатился и встал у меня за спиной. Уклонялся он по привычке. Огнестрельное оружие «держит» самый простой «доспех», и мы не боялись его совершенно. Всё складывалось как надо: за спиной — Сай Айим, которому в плане реакции я доверял, как себе, умница Дейс изображал, что он труп, типа задели из «сенсорного», которым махал по широкой амплитуде какой-то придурок, (сенсорное может войти в резонанс с «доспехами», если угол чего-то там совпадёт). Можно начинать тянуть время и торговаться, пока не сядет Келли. Браслет на моей руке переведен в режим передатчика и Келли сейчас всё отлично слышит, и даже кое-что видит, когда я руками машу. Мне стало скучно. Я теперь понимал Дьюпа, который утомлялся обычно, от простецкой нашей тактики, где всё продуманно…

Ба! Всё, да не всё. Скосив глаза на браслет, я увидел, что в тыл к нам заходит группа Гармана. Вот пусть только влезет, умник, шею потом намылю! Я знал, что девушки способны уже одним своим присутствием провоцировать мужчин на идиотские поступки. Знал. Но в теории, так сказать. А теперь практика, вместо того, чтобы сидеть тихо, дышала мне в… спину. Ну, пусть только тявкнет эта практика, мало ей потом не покажется.

Пока суть да дело, я успел как следует рассмотреть своих «кошек». Пятеро парней и девчонка-подросток (значит, половина — осталась сидеть на крыше). Одеты в хроностиле. Прошлое тысячелетие. И по виду, и по степени износа. Теперь понятно, почему у них так много огнестрельного оружия (несколько невостребованного сейчас) — дети играют во времена колонизации сектора. Этакие дикари каменных джунглей. (Я заметил всего два светочастотных и один сенсорный «бэк» (белковонаводящий), вроде того, что был у Вланы. Светочастотные — маломощные, доспехи такими не пробить. У нас с Айимом в руках проверенные армейские гэты. У меня еще и компактный импульсник в левой (стрелял я одинаково с обеих рук). У Айима в левой — плоский диск отражателя. Хорошая штука, если умеешь пользоваться. Подбросил, попал лучом на отражатель и выстрелил куда угодно, хоть себе за спину. Айим — умел.

«Кошки» мало что понимали пока в происходящем. Они знали, нужно торопиться, но как к нам подступишься? Ребятам почему-то казалось в темноте, да с крыши, что мы почти безоружны. Протяни руку и бери. Ну, так мало ли что там, с крыши, покажется. Высокий белобрысый парень с хвостиком волос над правым ухом, прихваченным старинной экзотианской заколкой, видимо, главный в банде, перевернул ногой Дейса. Тот, умница, не подавал признаков жизни. Парень мрачно посмотрел на меня. Трепаться со мной ему не хотелось. Ему хотелось шлёпнуть меня по быстрому. Но, при сложившемся раскладе, это я его мог шлёпнуть. Останавливало меня только то, что где-то у них наш боец. Я вспомнил, что Мах-ми — место окраинное, от новинок цивилизации удалённое и поджарил ржавый остов валявшегося в пределах скудной видимости авто. Эффект был нормальный. Все сразу поняли, что у меня в руках. Если до этого иллюзии у подростков оставались, то теперь кино закончилось. И свет уже зажгли. Вроде как они на нас напали, но поймали их мы. Я цокнул языком, давая знать Айиму за спиной, что всё под контролем и скоро играем дальше. Сзади уже почти вплотную подошла группа Гармана, а над крышей минут через десять-пятнадцать зависнет эмка. Бежать надо было «кошкам», а не играть в солдатики. Похоже на моём лице это отпечаталось крупными буквами. Какой-то пацан вздернул оружие, и я, жалея дурака, долбанул по железяке из импульсника (из гэта я бы срезал вместе с рукой). Парню и так досталось. Как он заорал, наверное, на крыше услышали. Зато сразу выяснилось, кто тут настоящий лидер. Девчонка, яркоглазая, с рыжеголубыми волосами выхватила у блондина коммуникатор и вызверилась на меня.

— Ты, жирный придурок! Если ты ещё дёрнешься, от твоего вонючего бойца кишки с крыши спустят! Ты понял?!

Я не смог сдержать улыбку. Почему жирный-то? Потому что доспехи под формой? Оказывается, полнит? Айим уловив, и правильно истолковав вздрагивание начальственной спины, тоже фыркнул. Я смотрел на девицу с удовольствием. Всё в ней было уместно и гармонично — даже странные тряпки вместо нормальной одежды. Тонкие запястья и щиколотки, высокие скулы — явно чистокровная экзотианка. Фантастически красивое лицо, плотная матовая кожа, умело тонированные волосы. Будь она постарше, может, я бы даже испытал чего, но так — просто любовался. Паршивке едва ли исполнилось пятнадцать.

— Что ты лыбишься, поганый ублюдок!

Нет, ну как я мог не улыбаться, когда воздушное, тонкокостное существо с обликом фейри ругается, как уборщик. Почему я еще хохотать не начал, вот вопрос.

«Кошечка» поднесла к губам коммуникатор:

— Эй вы, наверху, козла этого подведите, чтобы он увидел! На! Зырь! — она развернула ко мне дешевый передатчик, где на маленьком экране маячило что-то в форме спецона.

— Только форму вижу, — сказал я нагло. — Пусть номер назовет.

Возникла заминка. То ли мой боец не хотел говорить, то ли не мог. Я терпеливо ждал. Время работало исключительно на меня.

— Да он резину тянет! — истерически взвизгнул белобрысый парень. Я пожал плечами — дело мол, ваше, что про меня думать.

Девчонка посмотрела на меня внимательно. Из коммуникатора неслись ругательства — на крыше тоже что-то происходило. Тут же над ночным городом пролетел вопль, слышный и без средств связи.

— Ща тебе на опознание скинут руку или ногу! — сказал парень.

Еще бы десять минут.

Трудно говорить с подростками, — это я уже знал по Лесу. Оставалось, пользуясь тем, что на крыше вроде бы Хэд знает что творится, на «раз-два-три» сделать из тех, кто спустился к нам, таких же заложников, как мой боец. По крайней мере, из двоих. Остальных перестреляем. Иначе… Я толкнул плечом Айима, чтобы приготовился.

— Девчонка — моя, — сказал я ему, почти не шевеля губами. — Твой — белобрысый. Остальных — к Хэду. На…

— Ах ты, маленькая мерзавка! — раздалось за моей спиной и из темноты выросла Влана с маячившим сзади Гарманом. Рожа у него заранее покраснела. Но Влана плевала на субординацию. Она быстро шла на свет. Как ночная бабочка, подумалось вдруг мне.

— Тебя бы мать видела! Ты на кого похожа, Айка? Что за грязные тряпки? А руки? У тебя пятна на руках! Ты подхватила лихорадку? Ну-ка, покажи локти!

Влана уже вплотную пошла к девушке, дернула ее за руку. Парень попытался что-то сказать…

— А ты вообще молчи, — оборвала его моя девица на полуслове. — Отец в ополчении, а ты как отморозок по крышам… Вот я расскажу отцу-то… Сам ему объясняй, где ты его видел! Себе на руки посмотри!

Влана ему так и не дала рта открыть. Одновременно она быстро-быстро осматривала руки этой «Айки». Гарман беспомощно оглянулся на меня. Я чуть кивнул, успокойся, мол. Время так или иначе идёт. Похоже, «кошечка» оказалось одной из пропавших сестер Вланы, старшей. А где младшая? На крыше? С крыши снова донесся вопль.

— Ты, малая, — встрял я в семейное разбирательство. — У тебя коммуникатор в руках. Посмотри, что там, на крыше, творится? Тут запястье у меня запульсировало. Эмка. Готовность десять секунд.

— Всё, — сказал я. — Можешь уже не смотреть.

Я бросил гэт через плечо, а импульсник сунул в кобуру на ремне. Толкнул спиной Айима, тот повернулся. Убрал оружие. С учетом ситуации и вооружения, дальше мы справлялись голыми руками. Гарману я на всякий случай показал два пальца, чтобы он охранял Влану. Хотя без доспехов ее не выпустили бы с корабля. Но, мало ли что. Дама всё-таки. Я посмотрел на крышу. Она была освещена прожекторами эмки, но больше снизу не просматривалось ничего. Экранчик же на браслете временно «захлебнулся» от перемены освещения. Зато я разглядел, что над крышей висят и обе наши шлюпки.

— Оружие в кучку собираем, пока не стало ОЧЕНЬ поздно, — сказал я пацанам. — И штуки ваши эти, — я кивнул на лежащий вверх колесиками скейт. — Не вздумайте. Падать будет больно, руки-ноги переломаете, а возиться с вами не кому. Проще будет пристрелить.

Я видел, что меня не понимают.

Щас шлюпка осветит нас сверху. Пацаны бросятся в рассыпную… Я зевнул, снял с плеча гэт и в две секунды сделал из четырех скейтов четыре кучки оплавленного металла. На скейт белобрысого Гарман наступил ногой. Оставался еще один, Айкин… Дейс, до того зачем-то продолжавший изображать умершего, поднялся неспешно и сел на него. Белобрысый смотрел на «восстание мертвеца» с таким ужасом, что Дейс невольно показал ему все свои зубы.

— Не двигаться! — заорали сверху. И тут же нас залило мертвенно-голубым светом. Пацаны, как я и предполагал, бросились, было бежать… Тут же окружность, контролируемая шлюпкой, вспухла по контуру раскаленным воздухом и испаряющейся землей. Собачка испуганно завыла. В лицо дохнуло жаром. Наши не церемонились. Хорошо, что я расстрелял скейты эти… Из шлюпки выпрыгнул Келли.

— Что там наверху? — спросил я у него.

— Хреново наверху. Один успел уйти внутрь, через чердачный люк. Я там троих караулить оставил. И Таркес (наш боец) у него в заложниках.

— Мальчик ушёл или девочка? — спросил я, покосившись на Влану, продолжающую трясти и шепотом отчитывать сестрицу.

— А Хэд его знает.

— Наверху вторую девчонку нашли?

— Есть одна.

— Красивая?

— ?

— Красивая, говорю?

— Ну… Девчонка как девчонка.

— Лет сколько?

— Ну лет 15–16… Может, чуть больше.

— Не та. Придётся идти ловить вторую сестрицу. — Я проверил, не прогорел ли на гэте предохранитель и кивнул Айиму. — Пошли, Сай. Дейс — ты тоже. Келли, давай сам на крышу и медленно-медленно спускайся. Шумно и с твоей тщательностью. Тут дальше Гарман справится. Справишься, сержант? Оружие — под опись, щенков раздеть догола, в наручники и в шлюпку, — обыскивать при незнании специфики местности я решил не рисковать.

Гарман с сомнением посмотрел на Айку…

— Доигралась? — громко сказала Влана. — Подождите, Бак, я с вами! — оглянулась на Гармана. — Сержант, тест на желтую лихорадку не забудете сделать?

«Вот так так», — подумал я, притормаживая и дожидаясь Влану. Подобной реакции я вообще не ожидал. Неужели она смогла так быстро раскусить Гармана? Он мой приказ, конечно, выполнит, но издеваться над девочкой никогда не станет, просто найдёт в шлюпке запасную форму. Я поаплодировал Влане про себя, но, когда догнала, сказал резко:

— Только зарубите себе в любом удобном месте: если я скажу «стоять» — вы будете расти в земле, как дерево. Ясно? А то пристрелю сразу, я — не Гарман.

— Ясно, господин капитан, — весело отозвалась Влана и посмотрела на меня так, что сердце моё сначала взметнулось под горло, а потом шлёпнулось прямо в… Я чуть не закашлялся, пришлось хмыкнуть, чтобы скрыть смущение:

— Не капитан. Сержант.

Влана приподняла брови. Оглянулась на Келли, который только что стоял передо мной, как стоят перед командиром. В нашивках она разбиралась. Я быстро пошел вперед, дабы пресечь идиотские вопросы. Она потрусила следом, ходил я резво. Собачку не взяли. Побоялись, что залает. Она умильно смотрела нам вслед и махала хвостом.

На крышу вернуться мои птенчики не могли — там сидят наши. Щас Келли медленно пойдёт вниз, обыскивая на своём пути каждый сантиметр. Пойдёт долго и шумно, как я ему и приказал. Наша задача — тихо ждать. И мы ждали, пока Келли спугнёт наших друзей, и мы поймём, где они. Запульсировал браслет, и тут же болью отозвалось то место в плече, откуда я вырезал маячок. Значит, вызывал Мерис. Я включился.

— Ты чем там занят, «сержант»? — спросил он весело.

— Бандитов ловлю, — ответил я тихо.

— Бросай своих бандитов. Дело есть.

— Не могу, — я подавил зевок. — Не поймаю, никто не поймает.

— Дались они тебе. Долбани с орбиты.

— У них боец мой.

— Пусть Келли ловит.

— Келли на крыше. Пока спущу — полчаса пройдёт.

— Тебе что, командование передать некому?

— А ты что, уже шлюпку за мной послал?

— А то. Эпите а мэте и все его органы.

Я посмотрел на Дейса, на Айима… Ребята много чего могли, кроме командовать.

— Тебе штатский пойдёт?

— Одурел? Откуда у тебя штатский?

— Пилот местный, вместе кошек по чердакам собираем.

— Вообще — дело твоё. Чисто теоретически в боевой обстановке — чего только не бывает, — удивился моей лояльности Мерис. — Доверяешь — передавай, наши висят уже над тобой. Только не видят.

— В подъезде я, выхожу.

Я переключил коммуникатор, вызвал Келли и как мог свирепо посмотрел на Влану.

— Так боец-птица, меня начальство вызывает. Командование на время поимки этой девицы принимаете вы. Дейс, Айим? Слушаться — как меня! Келли, ты слышал? Сай, сними браслет.

Я вручил браслет Сайсена Влане.

— Келли, связь через браслет Айима. Отбой.

На улице ребята уже погрузили пленных. Я, конечно, мог перепоручить охрану Вланы Гарману, но пусть он лучше опекает эту Айку. С его-то страстью всех опекать, он с ней как-нибудь управится. Забираясь в шлюпку, я снова почувствовал вызов.

— Поди, бандита какого-нибудь вместо себя командовать оставил? — ехидненько спросил Мерис.

— Я же сказал — пилота.

— Ну-ну…

— Ты меня куда?

— На орбиту и в прыжке — на Аннхелл. У меня для тебя подарочек.

— И всё?

— Еще морду вымой.

Ни хрена себе подарочек. До Аннхелла с одного «прокола» не доберёшься, конфигурация магнитных полей не та. Только «двойной» прыжок. Как раз и похудею килограмма на два, а то уже девчонки обзывают…

«Подарочком» Мерис мог называть всё, что угодно, и я начал приводить в порядок амуницию. Неизвестно в какое пекло придётся лезть за этим «подарочком». Однако, выражение «вымой морду», означало, что надо быть «при параде»… Я вертел то, что услышал и так, и эдак, но понять, зачем меня вызывает Мерис, не мог. Обидно, но сегодня все больше меня знали: и Влана, и мой шеф…

Когда я вломился, как привык один, без сопровождения, Мерис оглядел меня с каким-то уж больно оценивающим прищуром. Будто собирался купить на мясо или вроде того. Я с удовольствием ухнул в массажное кресло, каждая мышца после двойного «прыжка» мешала соседке, и утопил в оживших подлокотниках плечи. Смотрел я на генерала и никак не мог понять, куда такая спешка? Ничего в кабинете у Мериса не горело, никого лишнего там не наблюдалось.

— Зачем вырвал-то из живого? — спросил я, с наслаждением отдавая тело креслу.

Вообще приятно, когда хоть кто-то рядом с тобой для разнообразия головой думает. Мог ведь и табуретку мне поставить. Мерис разглядывал меня и молчал. Выпить не предлагал, хотя раньше бывало, что предлагал мне, а пил сам. Значит, ничего на его нервы в данный момент не давит. Я стал медленно заводиться. Дел у меня и без его фокусов невпроворот.

— Это что, тест на толерантность начальству или я чего-то недопонял? — спросил я пока «вполсилы», только готовясь в очередной раз поцапаться с ним. — У меня там, между прочим, Хэд знает что на планете творится. Я бы этих щенков недоделанных топил всех перед войной. Чтобы потом не ловить их по канализациям и по крышам!

— Опять у тебя с подрастающим поколением проблемы? — усмехнулся Мерис. — А чего ты их щадишь-то? Повесил бы сотни три показательно.

— Недостаточно я ещё озверел, чтобы детей вешать.

— Ну, гоняйся тогда, у тебя же вроде, получается? — хмыкнул Мерис и, наконец, встал. — На, погляди, какую мы тебе биографию достали. Ветеран эскгамской войны, бывший полковник! Герой! А чистенькая какая — не подкопаешься. Последние двадцать лет жил на недавно колонизированной Луне Бхайма. На подходах к Гране, ну, ты слышал, поди? Ни Луны, ни Бхайма, ни документика. Предполагается, что ты уцелел чудом, вылетев в это время к родственникам на Грану.

— Там же оцепление?

— Так ты пилот с ого-го каким стажем. Почти что бог.

— Погоди, Эскгам… Так это… лет мне должно быть сколько?

— Ну, плюс сорок. А кого волнует, сколько курсов омоложения ты прошёл? Главное, что теперь я спокойно могу вернуть тебя на твоё же место… Келли там тебя еще со своим понятием о субординации не достал?

— Достал, — вздохнул я. — Как только не убеждал его, что теперь я ему должен подчиняться, а не он мне… Ничего не выходит. Что он за человек?

— Он? — удивился Мерис. — А ты сам на его месте, что бы делал? Смог бы из под такого как ты вылезти?

— А что во мне ТАКОГО? — я опять начал злиться.

Умел же Мерис поддеть. Нашел, понимаешь, виноватого! Словно бы это я всячески ломал Келли…

— Ты, «сержант», в зеркало давно на себя смотрел?

— У тебя тут всё равно нету, — съязвил я. Неожиданно Мерис резко изменил тон:

— А ну встать смирно! Ты почему сидишь, мерзавец, когда старший по званию перед тобой стоит?!

Надо сказать, что я не то чтобы не встал, я, пожалуй, еще сильнее откинулся в кресле. Так удобней было видеть всего генерала целиком. Чего он взбесился-то вдруг? Или опять развод пошёл? То, что нужно действительно встать, мне даже в голову не пришло. Устал я. И вообще, пусть на ординарца своего орёт, затем я что ли к нему Хэд знает откуда за два часа…

Мерис какое-то время еще пытался «поднять» меня из кресла взглядом, а потом вдруг расхохотался.

— Видел бы ты себя, Агжей, или как там тебя сейчас по бумагам, Гордон?

— Ну, только не Гордон. А чего я в себе не видел? Да ты садись уже, а то я, правда, что-нибудь подумаю.

— Да…

Он пинком выгнал из угла стол. Достал «Пот дракона». Любил же он эту гадость. Следом вынул из бара какой-то сок. Какой — меня не волновало, хотелось чего-то холодного просто. Я придвинулся вместе с креслом к столу и налил.

— Хоть на кулак-то свой посмотри? — фыркнул, следивший за мной глазами Мерис.

— Кувалду в детстве видел?

Я посмотрел на свои пальцы и сжал их в кулак.

— Вот-вот. И весь ты такой стал… Заматерел ты, Агжей. Не подчиняться тебе — проще застрелиться. Чего ты от Келли-то захотел? Ты ж одним видом своим…

— И что мне теперь делать? — искренне огорчился я.

— Что? Верну тебя на место. А его — не в звании же понижать, подберу что-нибудь…

Мне до боли жалко было расставаться с Келли, но возразить я не мог. Келли нужно расти, не век же ему ходить в моих сержантах, тем более — он в два раза старше меня.

— Кого ты там ловил сегодня? — Мерис выпил, достал свою вонючую сигарету, закурил и тоже откинулся в кресле.

— Ты не поверишь, какая история вышла, — начал я лениво и издалека. На душе у меня стало не очень-то весело, почему бы не постебаться. — Ты женщину-пилота когда-нибудь видел?

Мерис покачал головой, и дым покачался тоже.

— А я вот нашел одну. На астероиде, куда ты меня загнал.

— А… так это из-за неё ты раньше оговоренного… Страшная вещь — бабы. Надеюсь, фаза любви уже миновала?

— Какой любви? — удивился я почти искренне. — Просто помог человеку. Я и не понял сразу, что она — женщина. Пилот — и, вдруг, женщина. До сих пор странно…

— В плане — помог? — перебил Мерис.

— Она сестренок двух потеряла. Вот мы и ловили их, когда ты меня на крыло поднял. По крышам. Чудная женщина, не видел таких раньше. Воля — мужская, голос командный и тот есть… Умная. И — пилот не самый плохой. Хоть и видно, что самоучка.

— Так-таки неплохой? — всё еще лениво поддакнул Мерис, но в голосе уже проскользнули привычные металлические нотки. — Зовут-то как?

— Влана назвалась. Я личную карточку так и не успел посмотреть. А других документов у неё нет.

— Документов нет?

Всё, передо мной был уже привычный Мерис — собранный, сжатый в пружину. Что его так насторожило?

— Влана, говоришь? Влана… — забормотал он и полез в картотеку. Я не глядел из вежливости, что он там ищет. Отвернулся от экрана и стал высматривать в баре, потом в буфете хоть что-то, что я мог бы выпить. Мало-мальски непротивное. Однако там батареей стояли сплошь крепкие напитки. Градусов от 70-ти. Пришлось налить воды.

— Влана, — бормотал Мерис.

Потом со щелчком закрыл каталог. Я повернулся.

— Ну-ка, покажи-ка мне эту свою Влану, — попросил он.

— Да, пожалуйста.

И я вызвал по связи не Келли, как было бы разумно, а её. И банально приказал доложить обстановку. Генерала Влана не видела, он стоял сбоку. А вот обстановка обнадёживала. Правда на руке у девушки красовалась свежая повязка, но небольшецких таких размеров. А так — всё ничего. Девицы обе в карцере, боец — живой и здоровый. Мерис смотрел на экран и чесал щетину на подбородке. Он был из тех, кто мог бриться и по два раза в день, толк тот же. Я знал, что время от времени он выводит свои дикороссы на пару месяцев. Но потом они снова берут своё. Видно дела давненько не позволяли Мерису заняться мордой обстоятельнее.

— Похожа, — сказал он, когда я отключился.

— На кого?

— Ты не поверишь! — вернул он мне мой пассаж, падая в кресло. — Был у нас такой очень интересный генерал… Фамилия его была, скажем…

— Убью, — сказал я тихо. — Будешь издеваться — убью.

Мерис захохотал.

— Эх, Агжей, легко дразнить того, кто ведётся. Ладно, слушай так. Замом по личному составу я не вчера стал. И о многих не очень приличных историях наслышан не в меру. Так вот знал я, что один наш штатный генерал, на хорошем счету и все такое, регулярно оформляет денежные переводы на Мах-ми. Но ни родственников у него там, ни друзей. Я заинтересовался, конечно. Времена тогда были спокойные, я его просто вызвал и спросил напрямик. Он и ответил, что там у него внебрачная дочь. А лет пять-шесть назад генерал этот скоропостижно… и так далее. Значит, семья его осталась без поддержки. Но девочка здорово на отца похожа. Да и документы… Видимо, хотел он её официально оформить, да не успел. А службы всё равно по привычке глаза закрывали, генерал ведь…

— А ты уверен, что это она?

— Да справочки-то я в два дня наведу. Но и так — больно похожа. Хороший был мужик, волевой, на голову здоровый… Слушай, «сержант», а возьми ты её замом по личному составу? Выправим мы ей документы…

— Ты что, офонарел, генерал? Ну, то, что дама — ладно, я притерплюсь. Но куда я её возьму? Мне зам по личному составу и не положен…

— А мы тебе еще две бригады подольём. Ты же у нас теперь герой… А Келли переведёшь замом по техчасти. Он потянет. Это же он у тебя на вооружение Хэд знает что берёт? Не вскидывайся, я знаю, что по делу всё у вас… И будет тебе кратковременное счастье.

— Почему — кратковременное?

— Потому что я тебя не для этого столько растил. Скоро выше пойдёшь.

— Я и так, похоже, выше пойду. С Мах-ми же выведешь? Что мне там с такой кучей народа делать? А куда?

— На Аннхелл.

— Да меня там каждая собака знает! Ты что революцию решил устроить?

— А вот и хорошо, что знает, — Мерис не стал отвечать на мою вторую реплику.

Я только башкой помотал, вот ведь интриган.

Тем временем Мерис встал, давая мне понять, что визит пора заканчивать. Я тоже поднялся. Однако он резко развернулся, подошел к сейфу, достал из него нечто, упакованное в стандартный пакет для официальных приказов, из тех, что посылаются не на кристаллах, а на тонких пластиковых листах, когда обстановка требует, чтобы они сгорали по дороге. Взвесил добытое в руках.

— Совсем забыл, для чего я и звал тебя, собственно, — сказал он.

Генерал разорвал пакет и достал оттуда старинную толстую тетрадь в черной обложке. Сейчас таких и не выпускают уже.

— Вчера нашли. Хорошо он её спрятал, — Мерис протянул тетрадь мне. — Это наследство твоё. От Лендслера. Дневник его или что-то в этом роде. Я пролистал для порядка — бомбы там нет, просто личные записи.

— А почему мне? — растерянно спросил я, принимая тетрадь так осторожно, словно была она из «венериного волоса» редкого минерала, чьи кристаллы, как дым.

— Написано было на пакете, что он просит передать тебе. Выходит, «сержант», ближе тебя у него никого и…

Я смотрел на тетрадь и боялся её открыть. То ли не хотел при Мерисе, то ли опасался, что она сейчас испарится в моих руках, исчезнет. Чтобы не мучиться, я просто сунул её за пазуху. Так надёжнее.

— Бумаги пришлю через день-два, — сказал мне напоследок Мерис. — По назначениям и всему прочему. — Он помедлил. — Да, вот еще возьми, — генерал извлек из стенного шкафа свёрток. — Это йилан. Вроде как чай такой. Немного горчит, но некоторым нравится. Ты же у нас любитель чая?

Когда я вернулся на свою эмку, то застал в капитанской каюте натуральное столпотворение, хотя дело вообще-то уже шло к рассвету. Нужно сказать, что в нашей капитанской обитал сроду не капитан. Мы сделали из неё, как из самого большого помещения на корабле, общий зал, а что я, что Келли потом, жили в обычных каютах, просто изъяв койку предполагаемого партнёра, чтобы установить приличный экран для спецсвязи.

Сейчас бывшая «капитанская» была завалена ящиками с маркировкой госрезерва, на ящиках сидели мои бойцы, участвовавшие в поимке «кошек», а на двух больших столах расставляли коробки с консервированным соком и какими-то местными напитками. Парни мои не то чтобы что-то праздновали, но радость лезла изо всех щелей. Смех, какие-то глупые интонации, ага, и Влана в центре всего этого. У меня от сердца отлегло. Мне казалось, что я вернусь, а она уже забрала девчонок и улетела по каким-то своим делам. Потому-то я и вломился даже не переодеваясь, хотя больше всего мне хотелось отдохнуть и принять душ.

— Ну, — сказал я, более-менее весело, когда переступил порог, и меня заметили.

— Какие у вас хорошие новости?

— Склад продовольственный нашли, — доложил вынырнувший из-за улыбающейся Вланы Гарман. Улыбка ей шла. — Прямо там и нашли, где вы копали. Гигантский складище, довоенный еще, резервный. Чего там только нет. Пацаны эти его подрыли маленько, но аккуратно таскали, не загадили.

— Давайте к столу, капитан, — поддержал Гармана Келли, улыбаясь от уха до уха. — У нас тут такой… гм… чай сейчас будет…

— Нет уж, — усмехнулся я. — Сейчас буду другой чай пробовать.

Достал из-за пазухи пакет, развернул его… Упаковка была иссиня чёрной с серебром.

— Ух ты, — сказала Влана. — Йилан. Мама очень любила его, но он такой дорогой… А сейчас, наверное, особенно. Он из северной части системы. Это не просто чай, «капитан», — она посмотрела на меня и улыбнулась. — Это отличный нервный стимулятор. А у вас такие круги под глазами. Вас что там — били?

Я фыркнул. Подумаешь — круги. За четыре часа — четыре прыжка. И стою, между прочим, на своих ногах, не падаю.

— Сейчас я заварю, я умею. Да вы садитесь!

Я рухнул в заботливо подвинутое кем-то кресло. Влана хлопотала у стола, и во всём моём теле разливалось какое-то странное блаженство. Так, как происходило, просто не могло происходить. Так случается только в плохих романах. В жизни моя девочка уже давно должна бы раствориться Хэд знает где… А тетрадь… Я нащупал локтем спрятанную за пазухой тетрадь… Нет, всё моё при мне. Влана подала мне чай, что-то щебеча про вкус и про то, что к нему нужно привыкнуть. Я глотнул и понял, что это оно. Та, горькая дрянь, которую пил на Орисе Дьюп.

— Горько? — спросила Влана.

Келли тоже отхлебнул и глаза у него полезли на лоб. Но мне уже йилан не казался таким горьким. Я смеялся над Келли и был счастлив.

 

История девятая. «Тетрадь»

Тетрадь я сумел открыть только за два часа до подъема, в постели, кое-как устроив в ней своё избитое перегрузками тело. По коридору прошелестели шаги дежурного — дверь в каюту я не закрыл, и мне хорошо было слышно, как дышит спящий корабль. Обложка оказалась крепкой и совершенно без царапин. Дьюп вообще отличался аккуратностью, особенно в разговорах и с оружием. Но я сроду не видел, чтобы он что-то писал, пока мы были вместе. Разве что по ночам? Спал я, что называется, без задних ног… Даже сирену тогда мог проспать. Сейчас просыпаюсь от любого случайного звука. Нервы не те.

«Анджей спит… »

Я вздрогнул.

«Так только щенок может спать, предварительно нагадивший во все доступные ему туфли, оборвавший занавески на кухне и сделавший посреди прихожей лужу больше самого себя. Надо иметь очень незамутненное понятие о совести, чтобы вот так раскидать во сне руки и ноги. И это после всего, что он натворил сегодня. Я думал, корабельный реактор таки не выдержит разницы температур, что он ухитрился ему задать. Как только меня угораздило зайти проверить… И как ЕМУ могло прийти в голову, что он вообще имеет право вмешиваться в управление реактором? Спит. Какой идиот придумал ставить к реактору первогодков? Хорошо хоть я не ударил его сегодня, оба бы не спали. На такого, как Анджей трудно злиться, он делает всё от души, даже глупости. Да и мне, порой легче убить, чем ударить. Хотя ему сегодня больше пригодилась бы порка. Дисциплинарное взыскание в таком возрасте как раз пока без надобности: молочная совесть уже отвалилась, коренная еще даже не режется. Ты, Анджей, думаешь, испугался того, ЧТО сделал? Ты испугался того, что узнают… Попросил техников проверить замедлители по-тихому… Если прогорели…»

Я помнил тот случай. Правда, помнил смутно и ненадёжно, как дети помнят всякие неприятные вещи — похороны близких или ссоры родителей. Помнят, не понимая и не принимая до конца. Оказывается, дело тогда было даже хуже, чем я предполагал. Хорошо, что первым пришёл Дьюп, а потом уже сменщик. И я вряд ли обиделся бы, если бы он меня тогда ударил… Или я сам себя ещё так мало знаю?

«…Спит. У меня мог уже расти такой же сын, ну, может, чуть-чуть постарше… Или, пойди я другим путём, имелись бы уже праправнуки. Но не срослось.

Мне 154 года. Когда мне было столько же, сколько сейчас тебе, Анджей, люди так долго не жили… Теперь я застрял годах на сорока пяти, да и то лишь потому, что взялся за себя слишком поздно. Хотя мне уже, честно говоря, и жить-то не очень хочется. Когда заразился "синькой" мучился, очередной раз, приходя в сознание, что всё ещё не там. Но организм выдержал. Ему плевать — хочу я или нет. Или я еще чего-то не успел в этой жизни? Чего? Щенка вот этого воспитать? Это мне божья кара за то, что не завёл своих, за то, что сторонился в академии курсантов, не брал с собой в пару малолеток… Боги нашли-таки. Нужно хоть ему успеть рассказать, может, пригодится. Если все будут начинать службу с попытки взорвать корабль… Хотя… Я и сам начинал не лучше. Спи, Анджей, я попробую рассказать тебе кое-что, на случай если сдохну и не успею показать. Раз уж эта проклятая бессонница… »

Я закрыл глаза. Мне было и больно и тепло одновременно.

«Скоро начнется война, мальчик. Я знаю. Я пережил их три. В меня и в тебя будут стрелять. И стрелять так долго, что скоро тебе станет больно только от одного сознания, что в тебя стреляют. Осознание иногда больнее, чем раны. Ладно. Давай попроще и по порядку. Если ты это читаешь, значит меня, скорее всего, давно уже нет. И это хорошо. По-моему это глупо — листать при живом хозяине его записи. Детство моё тебе без надобности. А вот в Академии мы учились в одной. Её и раньше так называли — Академия.

Только тогда это было официальное название, а сейчас — вроде, как кличка. Но, по сути, в ней ничего не изменилось, и даже портреты на стенах всё те же… Я, правда, поступил туда поздно. Мне уже сравнялось двадцать пять. Это чуть больше, чем ваши двадцать пять, потому что тогда не существовало ещё понятия стандартного года и на каждой планете считали по-своему. Я закончил историко-философский факультет на Диомеде (не удивляйся, тогда Империя почти ничего не делила с Экзотикой), какое-то небольшое время преподавал, писал диссертацию… Я — диссертацию. Смешно. А потом вселенная медленно, но верно покатилась к войне. И я понял, что не смогу тихо сидеть и читать никому не нужные лекции. Я был молод. И я был глуп. Ты хотя бы попал в эту мясорубку в том возрасте, когда от человека еще не ждут "взрослых" решений. Я же отдал себя Беспамятным богам сам».

Я вспомнил. Мне об этом же говорил отец. Что любая военная служба — безумие, потому что кровь притягивает кровь. И вырваться из этого кровавого окружения я уже никогда не смогу. И что вокруг людей — не ангелы. Вокруг них те, кто потребляет энергию их трудов и мыслей. И потому вокруг военных — кровопийцы. Я тогда посчитал это истерикой человека, обросшего навозом, детьми, поросятами…

Прикрыл глаза и начал вспоминать отца, маму, братишку Брена. Интересно, к ним уже пришло известие о моей "смерти"? Мама, наверное, плачет. Мне впервые за все эти годы очень захотелось увидеть их всех. Мама постарела, наверное. Процесс реомоложения — дорогая штука, а у отца другие приоритеты — удобрения да семена… Я стал вспоминать свою жизнь на ферме и уснул… Прости меня, Дьюп, я не спал толком двое суток.

Утром следующего дня мы начали готовиться к передислокации на Аннхелл. Влана носилась с девицами, ей хотелось их куда-то пристроить, а, учитывая темперамент обеих, это было непросто. В конце концов, решили сдать сестёр в какой-нибудь интернат прямо на Аннхелле. Младшая оказалось ещё хлеще старшей. Золотоволосая, с огромными зелеными глазами и надписью, через всю физиономию: "Не тронь меня, я кусаюсь". И ведь действительно кусалась. Влану она убедила в этом, когда ее ловили, Гармана буквально вчера. Не знаю, он-то чего от мелкой хотел? Я на полном серьезе предложил сдать юных леди не в интернат, а в колонию, после чего их хотя бы можно стало выпускать без наручников. Хотя, намордники всё-таки не помешали бы. С остальными подростками разобрались проще. Я приказал ребятам построить помост на центральной площади и согнать остатки городского населения, которое в последние сутки, видя, что стало тише, повылазило из своих подвалов. Причем площадь я велел обустроить, как для показательной казни. А потом мы выставили щенков на помост и… по одному сдали в руки родственникам. Надеюсь, в городе надолго запомнят эту странную историю. Бойца своего мы похоронили в открытом космосе. Это была не единственная наша потеря на Мах-Ми. Тогда мы отдали пространству троих. И не говорите мне, что это не большие потери.

Влану с моей "легкой" руки бойцы уже называли за глаза "Птица". С самого утра она носилась туда-сюда, как угорелая. Я дал ей ознакомиться с должностной инструкцией, и, в общем-то, до подписания приказа она могла бы читать её еще день-два по слогам. Но Влана решила иначе. Я не возражал. Тем более что доукомплектация — дело именно зама по личному составу. А нам предстояло завербовать полдюжины ребят на Мах-ми, (я посчитал, что это безопаснее сделать здесь, чем на Аннхелле). Мы объявили о своём желании по специальной городской связи (в расчете на местную полицию). И по остаткам обычной связи — тоже объявили. Объявили утром, а после обеда выяснилось, что выбирать уже есть из кого. Увидев, что Влана готова идти в бой, я забрал Келли и единственное, о чем предупредил ее, что утверждать каждого кандидата буду лично. Она послала за мной дежурного меньше, чем через час. Предложила взять восемь вместо шести, что меня сразу насторожило. Одна физиомордия, к тому же, показалась знакомой. Где-то я видел этого парня, но вспомнить где — не мог. Прошелся раз-другой вдоль шеренги добровольцев, думая, ну где? Остановился напротив другого парня, спросил кто он и откуда. А сам думал. Парнишка белобрысый, высокоскулый, будь он помоложе… Вот оно. Новобранец похож на того мелкого отморозка с крыши, с экзотианской заколкой в волосах. Мило. Интересно, Влана мне его нарочно подсунула? Восемь вместо шести… Может, не одна подстава, а две? Я прошелся, вглядываясь в лица, еще раз. По сжатым, побелевшим губам крайнего новобранца понял — пройдусь в третий раз, случится что-нибудь интересное. Влана смотрела на меня спокойно. Уж у неё-то обморока не ожидалось при любом раскладе.

— Шесть, — сказал я. — Мне пальцем ткнуть, или и так понятно?

— Они справятся, капитан, — сказала Влана, не теряя выражения лица. — Оба.

Я мотнул головой, предлагая ей отойти. Хотел поинтересоваться, давно ли условия в спецоне причислили к санаторным, но сдержался. Просто спросил:

— Ну ладно, крайний, по твоему мнению, справится. А белобрысого возьмём для тренировки нервов?

— А ему что теперь, пойти повеситься, раз у него такой брат?

— А зачем вешаться, если дешевле утопиться?

Обменявшись любезностями, мы стояли и смотрели друг на друга.

— Я бы не стала на вашем месте доверять первому впечатлению, — неожиданно твёрдо сказала Влана. — Вы капитан, даже местности толком не знаете. А я с детства знаю каждого из здесь стоящих.

— Ну что ж, — сказал я с улыбкой питона, который, что бы там кролик себе не думал, ужинать сегодня всё равно будет. — Первая же неделя — и всё станет ясно. — (Щас я к ним какую-нибудь свинью из сержантов поставлю, и дело с концом). — А отправка с Аннхелла — за ваш счет, — я еще раз посмотрел на это грустное подобие шеренги… — Документы на всех — ко мне в каюту.

— Ты бы убрал от новобранцев Тича, — вместо приветствия сказал мне на следующее утро Келли.

Теоретически мы были готовы стартовать ещё вчера вечером. Однако порядок требовал кучи формальностей, так что отлет планировали на завтра. Я как раз перепроверял накладные на провиант, по сути ворованный с отрытого нами склада, но на всякий случай оформленный как полагается. Может потом кому-то что-то и компенсируют… после войны.

— Я бы убрал, — равнодушно пожал я плечами, заодно и разминая их. Обман мне дался легко, я устал от свалившейся на меня в эти дни писанины, и сейчас выдавал эту усталость за равнодушие. — А кто возьмёт?

— Я и возьму.

Удивления я не показал, теми же плечами изобразив "Ну бери". А сам подумал: "Неужели, Влана? А, если — нет, то где же там собачка порылась?". Нужно бы зайти посмотреть, чем этот молодняк занимается, да еще и во главе с Келли… Я и зашел после обеда. Сборы новобранцев не касались, а после обеда у них проводят, обычно, что-нибудь групповое: тактику, например… Нет… не тактика. Однако ребята крепко увлечены процессом. Я вошел тихо, дежурному показав, что орать о моем появлении не надо. Келли чуть кивнул мне, и тут же отвернулся. Больше ни одна голова в мою сторону не дернулась. Почувствовать, что кто-то вошёл — это у наших приходит не сразу. А вот экзотианцы, говорят, наделены сим даром от рождения. А может, их воспитывают иначе?

— …а, на подлёте, делает вот так: дзиньк! — и всё. Словно — струна оборвалась. И никакие доспехи не спасут. Избирательность и точность попадания — исключительные. Эту модель террористы очень любят. У госслужб есть возможность использовать бионаведение. Им потому прицельная точность не так важна, да и "дзыньк" не нравится… А вот, — усердное сопение. — Еще более мощная штука…

Говорил мой "крестник", тот, что медленно бледнел в строю. Вся группка во главе с Келли заинтересованно толпилась вокруг стола, а "крестник" вытаскивал из коробки разные миниатюрные убойные железяки, поворачивал так и этак, пускал по кругу. В основном на столе лежали ракеты. Их куча разных модификаций, а суть одна — длиной не больше мизинца и поражают прицельно. Характеристики их взаимодействия с электромагнитными доспехами настолько разнообразны, что вполне возможно, имея грамотного техника, наводящего на земле и связь со спутником, даже президента вычленить в толпе и завалить. И охране мало не покажется.

— А эта, когда летит, шуршит словно. Вот в учебнике пишут, что не слышно, а мы запускали такие. Шуршит. — В основе заряда — создание так называемой "стоящей волны". Электромагнитные колебания входят в резонанс с колебаниями клеток тела и человек в доли секунды, буквально, разлетается в …пыль такую кровавую. Я по видео смотрел.

"Крестник" преобразился совершенно: бровки домиком, водянистые глаза горят энтузиазмом. Видно он мог копаться в этих своих "шуршащих" штуках сутками. Вот чем он Келли зацепил. Келли и сам большой любитель всякого железа.

"Ну-ну, шуршит, значит?" — и я, подмигнув часовому, тихо вышел. Не до меня тут было, да и побоялся я, честно говоря, что если кашляну, белогубый этот в обморок всё-таки упадёт. Пусть попривыкнет сначала. Успеем еще познакомиться. Впрочем, совсем незамеченным я уйти не смог. Уже делая шаг назад, встретился глазами со вторым своим "крестником", белобрысым. Он почувствовал-таки мой заинтересованный взгляд. Я приложил палец к губам, молчи мол. Кто знает, может, Влана права, и толк будет из обоих?

Подумал про неё и как сглазил — Влана тут же вывернула из-за угла. Шла она быстро, а в круп ей дышал и что-то бубнил на ходу Еле Цагель, наш повар-интендант. Если кто-то и пострадал от появления на корабле женщины, так только он. До Вланы мы просто ели, что дадут, разделяя продукты на испорченные и условно съедобные. Всё остальное считалось делом техники поедания. Влана же начала борьбу с Цагелем чуть ли не раньше, чем я объявил ей о назначении. Так как накладные на консервы я уже подписал, трагедия разыгралась, видимо, вокруг тех продуктов, что идут свежими или заморозкой. Цагель, увидев меня, воздел свои волосатые длани и возроптал еще громче.

Ты думаешь, я стал его слушать? Я захохотал и сбежал в другой коридор. С Цагеля давно пора снять жирную шкурку и начинить её артишоками. У меня просто руки не доходили. Зато теперь есть кому заниматься дегустацией его стряпни. Причем дегустатор ему попался суровый. Как мне рассказывали, Цагель уже попробовал повысить на Влану голос. Результат налицо.

Что меня поражало, так это умение Вланы в два счета поставить на место любого. Было в этом что-то неправильное, словно бы мои парни подыгрывали ей. Но, как выяснилось позже, виновата в таком раскладе карт оказалась природа. В общем, последний день перед отлётом прошел, и, что называется, Хэд с ним. Дневник мне ни в эту ночь, ни в две последующие почитать не срослось. Валился и засыпал.

На Аннхелле нас ждал парад по случаю Дня Изменения, пришлось топать с корабля прямо на бал. А отмыть и как-то построить моих бойцов — на это и две недели не хватило бы, не то, что два часа. "Со строевой в спецоне — на ахти", — думал я, глядя на своих бандитов, усиленно изображавших солдат.

Торжественность происходящего их никак не вставляла. На лицах совершенно левые улыбочки, руки то и дело лезут к карманам… Тем более ребят, помнящих, что такое парад, я сюда как раз и не взял. Они у меня в воздухе болтались: Келли на орбите, Рос, лучший из моих пилотов, — вообще висел где-то прямо над головой. У Мериса, конечно, имелись в окрестностях свои спецы, но мои мне милее. Особенно учитывая наличие на площади самого Мериса, нового лендслера, которого назначили, наконец, спустя почти год, уж не знаю, к счастью или к несчастью, и приличного правительственного стада, которое мычало и блеяло вообще на возвышении. Стреляй — не хочу. Я бы такое мероприятие куполом накрыл. Но нельзя. День Изменений — это праздник колонизации сектора. Сегодня Хэд знает, сколько всего планируют спускать с неба. Мы стояли с левого края. Позади — слоёный пирог: трибуны, городская полиция при параде, местные наземные части. Впереди, отгороженная какими-то условными ленточками, бурлила толпа — по-экзотиански пестрая и шумная, совсем не похожая на толпу военного времени. На Аннхелле не велось боевых действий — сплошь заговоры да теракты. Всё, что происходило сейчас на других планетах сектора, казалось здесь нереальным и преувеличенным. Вот и мои уставшие от войны ребята смотрелись неотёсанной деревенщиной рядом с парадными частями армии Аннхелла. Но армейские моих не задирали. Разве, что глубоко в душе, без права отправки мыслей в мозг. Бойцы скучали. Они знали, что стоять нам на этой площади еще минимум четыре часа, а то и все шесть… Новобранцы, правда, пока ещё не устали. Головами вертели, этим — хоть какие-то новые впечатления. Я прошелся взглядом по их радостным лицам, но споткнулся об угрюмую рожу Джоба Обезьяны. Выглядел он так, хоть пиши икону "Растяжение (слово распятие было уже утеряно — прим. автора) святого Януса". Там страшный и унылый мужик подвешен за руки и за ноги над пропастью, а вокруг летают какие-то мерзкие птицы (Похоже, Агжей говорит о Прометее — прим. автора). Я подмигнул Обезьяне, не унывай, мол, где наша не пропадала. До начала оставались считанные минуты. Поискал глазами Мериса — не нашёл, далековато. Заиграла музыка, все завертели головами — искали откуда появятся ведущие праздника. Я полагал, что их спустят сверху, так оно и вышло. Над нашими головами повисла приличных размеров гравитационная платформа (бешенные деньги плавали по воздуху). Садить этакую махину на гравидвигателях при такой толпе внизу было, разумеется, нельзя. Стали опускать, медленно отключая гравитацию и постепенно подключая маленькие "моторы-вертушки" по бокам, позволяющие платформе планировать… Разноцветные вертушки работали бесшумно… первые минуты. А потом я вдруг уловил странный шелест, инстинктивно качнулся назад и… прямо перед моим лицом мир взорвался красными брызгами. Дальше пять-шесть, примерно, сцен, спрессовались для меня в одну. Я воспринимал как бы несколько картин происходящего разом. Я слышал, как в ухо мне докладывает Келли, и что-то отвечал ему, видел, как падает-таки от вида и запаха облепившей меня с ног до головы кровавой каши мой белогубый новобранец, видел, словно бы другим, дальним, зрением, как с обоих флангов начали разворачивать полицейское оцепление и оттеснять толпу, образуя между парадными частями армии и штатскими свободный пятиметровый коридор… Слышал, тоже каким-то другим, не занятым Келли слухом, как сам отдаю команды… А сам думал совсем о другом: о том, как хорошо, что Влана осталась в корабле, о том, кто же из моих солдат разлетелся на кровавые брызги… Кто?

Впереди — никого, справа — новобранцы… Неужели? Нет, белогубый на месте, вон он лежит, я же видел, как он позеленел и… Кто же? Раз, два…семь.

— Ты цел?! — кто-то схватил меня сзади за плечи.

Голос я в первую секунду не узнал. Потом мир вдруг остановился. Я обернулся… На меня смотрел ошарашенный Мерис.

— Я-то цел, — сказал я, и тут же вкус чужой крови ожог рот. Я, наконец, понял, кого не досчитался — белобрысого. Он, скорее всего, тоже услышал шуршание, я качнулся назад, а он — на меня. Он понял, что стреляли в меня, не обниматься же он ко мне кинулся.

— Кто-то из твоих?

Я кивнул. Не знаю, вышел ли кивок — и лицо, и шею покрывал толстый слой липкой каши — моего бывшего бойца. Волновой удар вступает в резонанс с колебаниями клеток и превращает человека в коктейль. Взбивает изнутри наружу. Хоронить нечего… Жуткая дрянь — маленькая пластмассовая капсула. Ничем не тестируется. Один изъян — при подлёте можно услышать, как она шуршит. Надеялись, что на празднике будет шумно. На платформе включили моторы, вот они и…

— Цел, — повторил Мерис.

Его руки уже покрылись кровью, и я заметил, что руки эти дрожат.

— Без бионаведения, значит, штучка была, — констатировал я. — Система засекла место, где стоял наводчик?

— Толку то. В толпе стоял… "Твои" взяли картинки со всех спутников, я допуск дал. Почему же — тебя?

— Почему именно меня? Может, как раз ветерана твоего… — мне мучительно захотелось умыться, наконец, и вымыть руки.

Кроме того я увидел, что к нам пробираются через толпу медики, видимо в воздух подняться им не разрешили. Только медиков мне сейчас и не хватало. Хорошо, что рядом Мерис, да ещё и в подходящем состоянии, чтобы послать и порвать кого угодно. Шоу продолжалось. Полиция отгородила нас своими телами от гражданских, и всё пошло своим чередом. Но, я не улавливал уже ни музыки, ни шума толпы. Уши искали совсем иных звуков, глаза отмечали, как с нашего края кружат над толпой машины: полисы, наземный спецон, личная охрана Мериса…

— Слушай, мне переодеться надо, не буду же я в таком виде еще четыре часа, — сказал я совсем не то, что хотел сказать.

Мерис задумался. Тут вынырнули, наконец, два медика с носилками. И третий — с жуткого размера гравичемоданом. Переносная реанимация, наверное. И остолбенели. Выглядел я, наверное…

— Вот и кстати, — сказал Мерис. — Может, воды у них и нет, но спирт есть точно. — Он пристально посмотрел на медика с чемоданом. — Чего стоите? Умыться человеку нужно!

Он содрал с носилок какое-то гигиеническое покрытие. Я оглянулся. Мои бойцы росли впереди меня такой плотной стеной, что переодеваться можно было спокойно, найти бы во что. Пока Мерис искал мне одежду, я извел все запасы медицинских антисептиков. Потом ребята принесли, наконец, откуда-то канистру с водой. Если бы ты знал, насколько вода пахнет лучше медицинского спирта. Но когда я глотнул, меня едва не вырвало. Пришлось запивать кровь тем же спиртом. Не знаю, на кого я походил снаружи, да и воняло от меня теперь совсем уже жутко, но изнутри все рецепторы сгорели до мертвенного спокойствия. И я не знал, когда наступит откат. По крайней мере, до конца этого проклятого праздника меня должно было хватить. А там — будь что будет. Мальчишку жалко. Вот так, наверное, Боги и принимают долги — я пощадил одного брата, другой погиб вместо меня. У них, у Богов, свои счеты, своя мораль. Нам никогда не понять, почему за одно и то же они возносят или убивают. Чем белобрысый оказался хуже меня? Я сгубил столько народу, что по любым расчетам сдохнуть полагалось мне!

Не помню, как я достоял этот праздник. Ничего больше не помню. Помню каюту свою и, наконец, душ. И вкус чужой крови во рту.

 

История десятая. «Сияние эйи»

Когда я вышел из душа, компьютер с моего стола уже сдвинули, Келли расставлял бутылки, а Влана резала дейк (копченое мясо с таким количеством пряностей, что запивать его можно вечно). Девочка старалась вести себя так же, как парни, хотя я заметил, какое бледное у неё лицо. Ну, ничего, напьюсь я сам или нет, а её-то уж точно напою.

…И, в общем-то, напоил. Келли любил всякие настойки на ягодах и травах, мы с Вланой перепробовали их достаточно. В конце концов, она расплакалась, сказала, что это она во всём виновата: если бы она не настояла, я бы не взял этого белобрысого, и его бы не убили, а если не настояла бы — то убили бы меня. Пришлось срочно отослать всех спать, кроме Келли, а его командировать за более крепкими напитками.

В результате я был трезв как идиот, а Влана заснула за столом, положив голову на мокрую от слез салфетку. Я заварил йилан. Раз всё равно не пьянею — зачем травиться. Келли пытался мне втолковать, что Влану нужно отнести в её каюту, но я сказал ему, что спать всё равно не хочу, и мы решили положить её на мою кровать. Но, когда Келли начал вставать, мы оба догадались, что это для него сегодня лишнее. Пришлось мне сначала нести на кровать Влану, потом почти что на себе тащить Келли. Потом я вернулся. Сел. Мне было глухо, больно, и я был трезв. Сидел, пил йилан и вспоминал, что удалось выяснить Келли. А выяснил он немного. Мы имели видео толпы с разных ракурсов. А еще у меня по городу где-то гулял сейчас Джоб. Когда все бросились ко мне, он нырнул в толпу, и сигналов от него никаких пока что не поступило. Да оно и рано. Если есть какие-то слухи, то, обычно, день-два по городу походить за ними надо. Вот и всё. Я даже не знал: в меня стреляли или не в меня…

Встал. Тело требовало действий, но что я мог сейчас сделать? Часть команды я и так уже напоил… Влана зашевелилась на моей кровати, перевернулась на спину и раскинула руки. Проснулась что ли? Вот еще незадача. Я подошел. Нет, спит. С лица ушло обиженное выражение, спала краснота возле глаз…

Я стоял и любовался ею, как вдруг над телом Вланы разлилось золотистое сияние и начало подниматься вверх. Я оторопел. Или я таки был пьян, или… Что это?

Сияние состояло из крупных золотистых искорок, словно бы звездная пыль повисла в воздухе. Пыль клубилась и возносилась вверх, просачиваясь сквозь потолок… А потом с середины груди пошло более ровное сияние, мерное и угасающее постепенно.

Я наклонился, что бы успеть потрогать искорки рукой: мерещится или нет? Но тут Влана открыла глаза, обняла меня за шею… я почувствовал её горячее дыхание и…

Сам не понял, как наши губы встретились. Её губы имели более обширную практику. Я пытался не отвечать несколько секунд, но быстро сдался. Я не смел даже думать о том, что между нами может что-то произойти, и потому оказался совершен не готов. Если бы Влана не взяла инициативу в свои руки, я бы не знал, что делать. Но она знала. Было тесно, но это нас не очень смущало. Я пытался что-то сказать про средства предохранения, но мне зажали рот рукой, а второй рукой… Наверное, я всё-таки очень много сегодня выпил. Потому что потом я уснул.

Мы уснули. На одной кровати. На которой я один, обычно, помещаюсь с трудом. Не знаю, как мы там спали вместе.

Впрочем, под утро я выяснил, как мы спали. Влана просто лежала на мне.

Я проснулся от стука дежурного и едва сумел выбраться из-под неё так, чтобы не разбудить. Оказалось, я практически одет, только застегнуться. Накрыл Влану одеялом, глотнул какой-то вонючей настойки, чтобы перебить исходивший от меня сладкий женский запах. Приглушил свет. Открыл дверь.

— Обезьяна вернулся, — тихо сказал дежурный, явно зная, кто у меня внутри. — Просил срочно.

Я прихватил бутылку с этой самой настойкой и вышел. Джоб казался на удивление трезвым, а ведь ему тоже пришлось пить всю ночь. Хотя он-то вполне мог бы использовать что-то медикаментозное, чтобы не пьянеть.

— Стреляли — в вас, — сказал он в лоб. — Народ поговаривает, что вы — это вы. Значит, информация была запущена, и покушение готовили именно на вас.

— Весело, — сказал я, протягивая ему бутылку. — Иди, отдыхай.

— Поймал бы заразу — убил, — сказал Джоб. 

Он оглядел меня, и я понял, что он, как и я, очень сильно не допил сегодня, и спать ему совсем не хочется. Если бы не Влана в моей каюте, я бы составил ему компанию, но я пошел на мостик. Еще раз просмотрел фотографии. Потом включил внешний обзор. Над горизонтом поднималось голубовато-белое солнце Аннхелла. Его называют здесь Саа. Холодное, старое солнце, которому устроили искусственный "коллапс ядра". Интересно, кровь родившихся здесь такая же холодная? Нам с Вланой это солнышко не помешало. Я не знал, что теперь делать. Произошедшее могло не значить вообще ничего. Влана могла принять меня в таком состоянии за кого угодно. Могла вообще ничего не запомнить. Не стоило бы и мне брать это в голову, если бы ума хватило презерватив держать где-то рядом. Но — ума не хватило. Вот ведь эпитэ а мате. И тут я вспомнил про сияние. Не померещилось же мне?

Спросить у неё напрямую? У медика спросить, он же осматривал её? Или я был так пьян? Хотел связаться с Мерисом, но глянул на часы и решил не будить. Хотя ему тоже следовало узнать, что раскопал Джоб. Про то, что я — это точно я, знало достаточно мало людей. Значит, информатор — в его ближайшем окружении. Или в моём. В его — опаснее. Мерис примерно через час связался со мной сам. Он получил те же сведения, что и я, и был так же ими недоволен. Попросил, чтобы я никого не отпускал в город. Что ж, облавы и дезинформация — это по его части.

Я вернулся к себе в каюту.

Влана еще спала.

Потихоньку открыл сейф и достал дневник.

"…У приличного писателя, за какого человека не возьмись, как бы прост, с виду, тот не казался — он и тонкий, и думающий… А по мне, так больше половины нашего брата — сны и те видит о полной миске. А иначе бы просто с ума посходили… В открытом космосе, если ясно понимать, где ты и что здесь из себя представляешь, — невыносимо страшно. Не даром звездное небо таким, как его видно с корабля, можно посмотреть только в навигаторской. У остальных на экранах сигналы да траектории. И ты, либо мыслишь этими траекториями, либо в какой то момент пространство начинает выдавливать твои мозги прямо в большой космос. Этому даже есть название — Безумие неограниченного пространства. И вышибает эта болезнь самых умных, самых перспективных, самых молодых. Потому, что клопы в человечьем обличии присасываются к кораблю крепко, живут своим проверенным мирком, держатся за него всеми лапками. И выживают. А остальные — стреляются. Собрать какое-нибудь подобие оружия из подручных деталей — любой пилот может. Этот — такое соорудил, что техники не сразу поняли, что за хрень. Но сработала.

Как всегда — первогодка, как всегда — перспективный, как всегда — просмотрели. Полгода без земли под ногами, и всё. Значит — была крыша — раз сорвало. Значит — был человек. Вот так и узнаём.

Некоторые рождаются людьми сразу. Как будто помнят, что можно, а чего ни в коем случае нельзя.

Некоторые вырастают в людей долго и мучительно. Но вырастают. Им хватает одной лжи во спасение, одного предательства. Они учатся, набивая шишки… Остальные… Что ж, остальные "держат" форму нашего мира, не дают ему сбежать, когда мы отводим глаза….

Так что, это даже хорошо, Анджей, что тебе в очередной раз нагорело сегодня от навигатора. Во-первых, твоя голова трещит от заданных им расчетов, и ты точно не думаешь сейчас о том, что не даёт спать мне. Во-вторых, порицания тебе уже идут на пользу. Значит — толк из тебя будет. Кстати, те, из кого не получается в конечном итоге ничего — особых порицаний тоже не нахватывают. Им не за что. Они — безынициативны. Ты же решил познавать мир, зарабатывая на каждой ступеньке. Ну и зарабатывай. Главное — чтобы не сломал шею.

Это странно, но навигатор, любя одного щенка, решил отыграться на другом… Хотя, вполне возможно, он и меня обманул, и сорвался на тебе совсем не случайно. Вы слишком похожи с ним, с тем парнем, который умер вчера ночью. Оба из той породы, что полагает, будто Вселенная должна быть добра к нам уже потому, что мы есть. Но Вселенная — суровая мать. Ей сначала нужно доказать, что ты — существуешь, что именно твое "я" способно влиять на ход событий и останавливать в себе зло. Пусть даже ты будешь останавливать своим телом пули. Вот этот вот решил, что проще остановить пулю. Но такое никто не признает за Поступок — ни Вселенная, ни Боги, ни люди. Пуля, выпущенная своей же рукой в себя — не есть вселенское зло. Это — просто пуля. Вот так-то, Анджей. Так что уж лучше ты будешь точить сегодня зуб на навигатора, чем думать о том, о чём думать тебе пока не положено. Похоже, тебе эти расчеты даже во сне снятся. Может быть, я помогу тебе завтра. А может — и нет. Я сам не знаю, что будет для тебя лучше… "

Я помнил этого парня, тоже второго стрелка, который, похоже, заново изобрел порох, а может, и вообще что-то стоящее изобрел, всего лишь для того, чтобы из самодельного оружия выстрелить себе в рот. Я помню, как меня задели тогда глупая придирка навигатора и какое-то непосильное задание… Я не смог даже присутствовать на похоронах. Помню, что и Дьюп никуда не пошёл, но и помогать мне отказался наотрез. Он просто сидел, уставившись в экран и… Я не знаю, что он делал. Он поставил рядом стакан с водой, и пил холодную воду, словно это было спиртное, потому что взгляд у него всё тяжелел и тяжелел. Если бы я не видел, как он наливал из кулера эту самую воду… Я не знал, что он думает об этом парне. Мне было жалко тогда только самого себя. Я представлял себе похороны, каким-то развлечением, которого меня лишили. Самое обидное, до того, я был уверен, что навигатор относится ко мне неплохо. Выходит, я просто не мог понять этого "неплохо", такое оно вышло странное для меня.

Еще помню, что той ночью мне приснился какой-то странный сон: прозрачные птицы с усыпанными зубами клювами… Вот сегодня, наконец, такая птица почти долетела до меня…

А, если бы тот парень, первогодка-самоубийца, остался жив, если бы он повторил мою судьбу — было бы это для него лучше? Что лучше — просто умереть, или стать живой смертью для других?

Сзади подошла Влана и закрыла мои глаза руками. Я не вздрогнул, я слышал, как она подходит.

Медленно закрыл дневник и положил его на стол. Она коснулась носом моего уха и начала тихонько дышать в него. Я замер. Значит, она помнила. Закрыл глаза. За что мне такая радость? Что хорошего я успел сделать? Из солнечного сплетения осторожно разливалось по всему телу тепло. Я не шевелился и позволял ей делать всё, что она хочет сделать со мной. Только бы не забыть достать презерватив. Надо было вытащить их из сейфа. Сейф, слава Богам, открыт. Два шага. Только не сейчас… Я вдруг понял, что Влана — та, другая птица, из тех, которых боятся эти прозрачные твари. Это потому в меня стреляли. Потому что, они почувствовали, как я освобождаюсь от их власти.

— Влана, пре…

Она закрыла мне рот губами. Уже взобралась ко мне на колени… Я же мужчина, в конце концов, неужели я… Говорить я не мог. Тогда я встал вместе с ней и пошёл к сейфу. Даже сумел достать.

Однако поза была неудобной, и, добытое с таким трудом, у меня легко отняли. Не мог же я выкручивать ей руку?

— Влана, я… — и уткнулся в её губы.

Она понимала, что делала. Наверное, у нее есть какие-то свои, женские способы предохранения. Я сдался. Я дал ей понять, она поняла. Дальше я уже не мог думать. Упал вместе с Вланой в кресло. Где-то на периферии сознания блуждала мысль о том, что может постучать дежурный, или Келли. Но вряд ли кто-то войдёт, если я не отвечу. И вообще, Келли спит после вчерашнего. И… Я уснул второй раз. Прямо в кресле.

Надо сказать, я, наконец, выспался. Проснулся от запаха свежезаваренного йилана и звуков разговора. Очень тихих, но мне хватило. Глянул вниз: одежда в порядке. Встал. Говорили Влана и Келли. Влана — свежа и жизнерадостна, Келли выглядел похуже. Я рассмеялся.

— Ну, вот же он, встал, — Келли прорвался, наконец, ко мне.

— Он — встал, я — нет, — пошутил я, и Влана тоже засмеялась.

— Кто — он? — не понял Келли.

Я продолжал смеяться. Келли недоуменно взирал на сошедшее с ума начальство.

— Я, — сказал он растерянно, — у дежурного вообще-то спросил. Он сказал, что утром вас видел уже, я думал…

— Я почти не спал ночью, Келли, — сказал я отсмеявшись. — Задремал, практически, только сейчас. Но — ничего, что разбудил.

Келли помялся, решая как можно теперь при Влане — на «вы» или на "ты". Вроде, всю ночь вместе пили…

— Ты в город запретил выходить?

— Мерис просил. Надо?

— Ребята версию одну проверить хотели…

— Он тоже что-то проверить хотел. Переговорю — тогда и решим.

Келли кивнул. Влана налила мне йилан, и я с удивлением не ощутил в нём горечи. Совсем. Оказывается, привык. Келли замахал руками, отказываясь от предложенной чашки. Влана отхлебнула сама, с явным удовольствием. Теперь я понимал, за что его ценят: йилан здорово бодрил и прочищал мозги. Однако, несмотря на хорошее настроение, жажда деятельности меня отнюдь не одолевала. Мне хотелось полежать и почитать, раз уж выдался такой ленивый день. Я выпроводил Келли. Влана унеслась куда-то сама, она словно бы почувствовала, что я хочу побыть один. Я очень хотел подумать о нас с ней, но вместо этого взял со стола дневник.

«…Извини, Анджей, у меня совершенно не получается какого-то связного рассказа. И пишу я урывками, потому что события таковы, что и во время бессонницы чаще всего просматриваю новости. Мне очень не нравится то, что происходит на задворках нашей империи. Очень, мальчик. А это значит, я должен успеть рассказать тебе о войне. Конечно, под защитой отражателей и светочастотных пушек корабль кажется тебе неуязвимым, но это совсем не так. Впрочем, свою уязвимость ты почувствуешь сам… С чувствительностью у тебя всё в порядке. Иногда ты меня даже пугаешь своей впечатлительностью и неиспорченностью реакций. Тогда я удивляюсь тем мирам, где еще вырастают такие мальчишки: дерзкие, честные, не понимающие намёков. Я вырос в смешанной среде и с детства соприкасался с экзотианской культурой — полунамёк, полужест, полувзгляд. Помню, как тебя потряс Орис… »

Орис меня действительно потряс. Своей красотой, своей невозможной свободой, игрой и усмешками, масками и намёками. В первую же увольнительную мы напились до поросячьего визга. Причем я был не столько пьян от спиртного, сколько от ощущения невозможной вседозволенности. На Орисе можно лечь на землю посреди проезжей части и любимые здешними жителями старинные машины начнут объезжать тебя, и ни одна не просигналит. На Орисе можно остановить любую женщину, и ты не услышишь грубого слова — только смех. Не факт, что она пойдёт с тобой, но, если ты так же молод и глуп, как я — она тебя обязательно поцелует. (Только потом я узнал, что эта внешняя "легкость" лежит в плоскости многолетних психических тренировок. Что экзотианец будет замечен и остановлен тобой только, если он сам этого хочет. Прочих, проходящих мимо, я просто "не видел". Но тогда мир Ориса показался мне миром свободы человеческих чувств). После полугодового заточения на корабле, нам, первогодкам, казалось, что мы сошли с ума. Я больше никогда столько не пил, больше нигде не позволял себе такого дикого количества беспорядочных связей с … Я даже не всегда понимал, с кем и что я делаю: инопланетян на Орисе много…

«…Экзотианцы мыслят иначе, чем мы. Дело не только в отличиях наших культур. Мозги у нас всё-таки тоже немного, но иные. Ты читал, наверное: разный уровень электрической активности участков мозга и всё такое? Они работают над этим с детства. И в поколениях это уже сказалось. Ну и воспитание. Можно взять козлёночка и воспитать из него тигра. Проживёт он, конечно, не долго, желудок к мясу не приспособлен, но бодаться будет до последнего.

Вот и экзотианцы будут бодаться с нами до последнего. Хотя и мы, и они — люди.

Но человеку всегда нужен иной, хоть чем-то отличный от него человек, чтобы ощутить себя правым, лучшим и более достойным. В этом все причины наших войн. Одни хотят быть лучше других, более умными, богатыми, достойными. Хотят владеть большим числом пригодных для жизни планет. А начнём войну мы, потому что у экзотианцев есть психические и культурные преимущества перед нами. Значит, мы можем противопоставить им только силу. Что бы там не произошло в начале войны — помни об этом. О том, что сила выгодна нам. Нашим политикам и дипломатам. В каком-то из спорных секторов спровоцируют беспорядки, и колесница покатится.

Ты должен понимать, Анджей, что экзотианцы, с которыми вы сейчас (я уверен в этом), воюете — такие же люди, как ты и я. Им так же бывает больно, они так же теряют на войне близких, так же способны на безрассудные и героические поступки.

Помни об этом, когда будешь убивать. И не говори себе, что их дети и женщины — это не наши дети и женщины. Наши, Анджей, наши. Нет у слабых никакой принципиальной разницы. Да и у сильных нет… »

По коридору пронёсся душераздирающий визг. Так визжать могла только Лайе, вторая "сестричка" Вланы. Я подозревал, что сёстры они не родные. Уж больно много наблюдал разногласий. Корабль с присутствием женщин, благополучно превращался в дурдом. Я встал, убрал дневник в сейф и вышел в коридор. Лайе, увидев меня, замолчала. Мой вид изначально внушал ей опасения. Оказалась, суть проблемы в том, что милашку не выпустили в город.

— И всё? — спросил я.

Гарман, это от него Лайе удирала по коридору, кивнул.

— На первый раз не в карцер, а под "домашний" арест, в каюту, — сказал я спокойно. — Еще раз услышу этот неуставной визг — будет карцер.

Гарман медлил, удостоверяясь, что я не шучу.

— Исполняйте, сержант!

— Есть! — Он повернулся к девице. — А ну, руки за спину! И вперед по коридору к своей каюте.

Лайе посмотрела на него с недоумением. Таким она Гармана еще не видела.

— Руки за спину, я сказал!

Я спокойно удалился. "Домашний" арест означал, что "бойца" лишают компьютера, книг и прочих средств развлечения. Как раз то, что надо и подростку, дабы почувствовать себя "не в теме".

Экзотианки… Чем же они на самом деле отличаются от наших? Во Влане тоже есть, вроде, экзотианская кровь, но… Или таки нету? Подумав о Влане, я ощутил, что по телу опять разливается тепло. А ну — отставить! — сказал я сам себе. Но не думать о Влане получалось плохо. Тогда я снова достал дневник и перелистнул несколько страниц.

"…По-настоящему я любил только одну женщину. Экзотианку. Её звали Айяна. Хотя, почему "любил"? Я и люблю её. Познакомились мы обычным армейским способом: я в очередной раз лежал в перевозном подобии госпиталя. Не хватало крови и медикаментов, да что там это — с энергией перебои случались, потому дышать тяжелораненым лучше было самостоятельно. Госпиталь развернули рядом с эйнитской храмовой общиной. Это такая военная хитрость: эйнитов свои бомбить никогда не станут, да и чужие — побоятся. Это трудно объяснить, но эйниты находятся неком симбиозе с переплетениями энергетических линий Вселенной, и нападение на общины может вызвать глобальные нарушения причинно-следственных связей. В энциклопедии написано, что эйнит энергетически стоит МЕЖДУ причиной и следствием. Их обычно вообще стараются не трогать. Мы их и не трогали. Просто поставили рядом госпиталь. Однако, религия эйи такова, что адепты не умеют оставаться равнодушными к раненым. Чужая боль для них — личное страдание, пусть даже мучаются враги. Враги — дело временное, жизнь во Вселенной — бесценна. И они пришли в госпиталь. Первыми и к самым тяжелым больным, как и положено, высшие адепты. Двое мужчин и необыкновенной красоты женщина. Я понимал, что, судя по положению в общине, эйнитке было уже далеко за сто, но это не мешало мне любоваться ею. (Я, кстати, и сам уже разменял тогда эту самую "первую сотню"). Да и не мог я больше ничего, разве что — любоваться. В день первой встречи я вообще полагал, что она мне снится.

Однако на следующее утро мне стало легче, что само по себе настораживало. Рана была серьезной (я хорошо разбираюсь в ранах), и я просто не мог так быстро пойти на поправку. Тем не менее, утром я открыл глаза и ощутил, что ожог, занимавший добрую треть тела, уже почти не болит. И что сознание уже не так одурманено обезболивающими препаратами. Моя грудь словно бы занемела и как-то в плане чувств — отдалилась от меня.

Я, честно говоря, решил поначалу, что просто умер. Кто из нас знает, что там, за гранью? Но раненые склонны воспринимать смерть именно так — раз! и уже ничего не болит. Я попробовал встать. Если бы я умер, это удалось бы, наверное, но… Я был слаб, как котёнок. За этими смешными попытками она меня и застала.

Она зашла об руку с молодым парнем — кровным сыном или сыном по общине — тогда мне было всё равно, а позже я не спросил. Я вырос среди экзотианцев и умел читать по их лицам: она была поражена и недовольна. Я сидел кое-как на постели и пытался спустить ноги. Она уперлась в меня взглядом, я почувствовал его тяжесть… Это, как ни странно, придало мне сил.

Сыграло чувство противоречия. Я не встал, конечно, но уселся, наконец, более или менее ровно. Я понимал: она хочет сказать, что вставать мне нельзя. Но говорить со мной — ниже её достоинства. Ну, а я не обязан слышать её без слов. Я вообще не обязан понимать экзотианцев. Я — тупой и бесчувственный солдат Империи. Перевел дыхание и заставил себя встать. Боль, наконец, вернулась ко мне, и я ощутил себя живым. Её лицо изменилось от внутреннего напряжения. Она пыталась помешать мне, проявлять волю, но делала это слишком осторожно, а я шёл напролом.

— Вот вы какие, — всё-таки сказала она раздражено. — Сядь, ты, мальчишка!

— Ну, не такой уж и мальчишка, — усмехнулся я и сел. Колени подогнулись. Она, конечно, видела мой возраст, но — сколько тогда ей самой?

Религия эйнитов удивительна. Они относятся к дару жизни, как к высшему дару. Трепетнее, чем в иных религиях к богу. Я сидел и тяжело дышал, чувствуя, как сознание покидает меня. Для неё терпеть такое мое состояние было пыткой. Она кивнула юноше, и тот силой уложил меня в постель. Впрочем, много сил ему прилагать и не понадобилось, всё, что держало меня в вертикальном положении, относилось, скорее, к области воли.

Эйнитка склонилась надо мной, положив руки мне на грудь, (я не почувствовал их веса), и стала говорить с моими ранами. Я ощущал, что она говорит именно с ними: тело моё откликалось на её голос, успокаивающие волны пробегали по коже, холод сменялся теплом и снова превращался в холод… Мне стало легче.

— Только посмей подняться ещё раз! — сказала она. Эйниты не знают обращения на "вы", но её манера говорить не казалась мне смешной. Властной — да. Она привыкла командовать, это чувствовалось.

— Я приду вечером, — сказала она. — А ты — если хочешь жить — будешь лежать.

Я прикрыл глаза, не в силах сопротивляться. Вечером так вечером. А потом лежал и думал о том, как она пахнет и какие у неё удивительные глаза. Совершенно нечеловеческого цвета.

Сначала я раздражал её. Моя воля была для неё чем-то чужим и незнакомым. Я разрешал ей только разговаривать с моими ранами, не пуская её глубже в сознание. Я знал, что она не причинит мне вреда, просто сделает так, чтобы выздоровление шло быстрее. Но что-то мешало мне довериться ей полностью. Айяна сердилась. Однажды, когда она была вымотана работой с другими ранеными, а я не вовремя открыл глаза, нечаянно нарушив её сосредоточенность, она чуть не влепила мне пощёчину. И, испугавшись собственного гнева — заплакала. Это видел только я. Краешек её словно бы залитого жидким серебром глаза наполнился влагой. Но, сопровождавший Айяну юноша, тут же оказался рядом. Он почувствовал, что ей плохо. Она отослала его раздраженным жестом.

— Почему ты не хочешь, чтобы я вылечила тебя? — спросила она.

Я задумался.

— Ты хочешь войти в меня слишком глубоко, — я старался подобрать понятные ей слова. Хоть мы и говорили на одном языке, культуры за нами стояли разные. — Я не мальчик, как ты говоришь. Мне больно понимать, что кто-то, походя, разделит со мной мои мысли и чувства. Не увидев за ними меня.

— Ты девственник? — спросила она.

Когда до меня дошёл смысл вопроса — я фыркнул. Но потом задумался. Вряд ли Айяна имела в виду тело. Я несколько раз любил, но чувства мои не были глубокими. Только первая юношеская страсть оставила в душе рубец, но, скорее, от стыда, чем от любви.

— Возможно, — сказал я. — Мне трудно судить о том, чего я о себе не знаю.

Она осторожно положила ладони мне на виски. Я ощутил вдруг… даже не желание. Что-то зверское, поднимающееся во мне и заглушающее рассудок. Страсть проткнула меня насквозь так, что я даже не мог дышать и судорожно вдохнул, лишь когда она убрала руки.

Чёрт их возьми, они много чего умели, эти адепты спящего бога. Я зря подпустил её так близко. Айяна и сама смотрела на меня с ужасом. Испугалась? Я улыбнулся ей, как мог.

— Видишь, — сказал я, — Люди наших миров — совсем не подходящее знакомство. Я слишком груб для тебя. Сожалею.

Но она продолжала смотреть на меня, и теперь страсть начала загораться во мне мягко и медленно.

— Что ты делаешь, девочка? — спросил я.

Она вздрогнула и отстранилась.

— Ты не грубый, — сказала она. — Ты — другой. Но и такой же, как мы.

— Это не причина, чтобы…

Я не договорил. Силы были исчерпаны полностью, и я мог только дышать.

Как ни мала была палата, в которой я лежал, но я лежал там один. Когда Айяна ушла, я понял, что должен любой ценой встать на ноги. Быстро. Иначе, неизвестно, чем всё это закончится. Мы слишком разные, чтобы любить друг друга. Я начал заставлять себя вставать и ходить по палате. Едва схватившаяся на краях кожа лопалась, но я был упорен. Утром и вечером она видела следы моих стараний. Я подозревал, что она именно видит сквозь повязки, её лицо реагировало раньше, чем она успела бы сосредоточиться. Иногда она приходила одна, иногда с парнишкой. Вечером, чаще одна. Видимо, он уставал раньше, и она его отсылала. К концу недели я понял, что и вправду выкарабкался, вопреки отсутствию в госпитале достаточного количества препаратов, связывающих "ожоговые яды", выделяющиеся при лучевых поражениях тканей. Она меня вытащила. Своими методами.

Большую часть ожогов мне, наконец, смогли закрыть искусственно выращенной кожей, я действительно стал вставать и… почувствовал себя неблагодарным животным. Вполне возможно, не только я к ней, но и она ко мне что-то испытывала. Мы всё равно расстанемся. Какой мне смысл сопротивляться, если сопротивляться есть чему?

Я решил дать ей возможность. Не больше. Потому что не хотел питать каких-то особых надежд. Но я мог расслабиться и впустить её в своё сознание. Пусть воспринимает, как хочет: как знак благодарности или доверия, например.

Но она поняла всё так же, как я.

Вечером, склонившись по привычке над моей грудью и не встретив привычного препятствия, она, прежде всего, подняла голову и заглянула мне в глаза. Я едва успел зажмуриться, потому что исподтишка смотрел на неё. И поэтому я "пропустил удар". В первый раз. Я ожидал чего угодно, но не губ на своих губах. Так быстро и неожиданно.

Наверное, она понимала меня лучше, чем я сам. А, может быть, вообще знала, что произойдет — под туникой и плащом у неё не оказалось больше одежды. И мне ни с кем и никогда не было так, как с ней.

Вот такова последняя, Анджей, самая свежая причина моего внутреннего одиночества.

Нет, я, конечно, мог бы жениться на своей родной планете. Я не знал тогда, что жизнью молодого человека руководят гормоны, и зашло всё достаточно далеко. Но её родители оказались против, и она согласилась с ними. Я мог бы настоять на своём, но что-то остановило меня. Гордость, наверное. Гордость, и нежелание объяснять свои чувства. Первые десять лет я страдал, остальную жизнь был благодарен ей за слабость. Мне только по молодости и глупости могла понравиться слабая женщина, я не знаю, что нас могло бы связывать потом. Но, эта гормональная любовь уберегла меня поначалу от юношеских проблем и связанных с ними болезней. Позже гормоны ушли совсем, и мне уже просто не нужен был никто, ломающий удобный уклад моей холостяцкой жизни.

Но, если бы Айяна не родилась экзотианкой, если бы не шла война… Хотя, скорее, самые верные препятствия — внутри меня самого.

Но я не удивлюсь, если у Айяны всё-таки есть от меня ребенок. Недоразумений в виде сроков зачатия, биологических несовпадений и прочего для эйнитов не существует. Она спрашивала меня, хочу ли я. Я отказался, но могло ли это помешать ей, сделать по-своему?"

Я отложил дневник. В этом месте я, наконец, понял, что меня удивляло во Влане. То, что она буквально "читала" меня и окружающих. Читала, как раскрытую книгу. Ей разве что понадобилось какое-то время, чтобы приноровиться ко мне. В остальном же… Она вошла и заняла свое место. В моей душе было место для женщины. Эйниты, кто они? Я, еще сомневался, но уж больно похожи были эти две женщины: адепт эйи из дневника Дьюпа и моя Влана. Похожи — чем-то тонким и неуловимым. "Между причиной и следствием", — так он писал? Я вспомнил, как вчера плакала за столом Влана: "…если бы я не настояла, его бы не убили, но, если не настояла бы — то убили бы тебя…" Я стал лихорадочно копаться в сети в поисках ответов на свои вопросы. Но информация, добытая мною, оказалась на удивление скудной. Эйниты поклонялись Спящему богу. Что он из себя представлял — я вообще не понял. Скорее всего, это просто философская категория. "Бог, который есть, когда его нет, который спит, когда ты бодрствуешь, и бодрствует, когда ты спишь…" Чушь какая-то. Нужно просто спросить об этом Влану. Ну и что из того, если она эйнитка? Мало ли кто из нас во что верит?

 

История одиннадцатая. «Храм»

— Влана, а кто такие эйниты? — Не удержался я за обедом.

Этот вопрос я крутил в голове и так и эдак, пока рот не раскрылся сам.

— Ты же знаешь, — она копалась в тарелке без аппетита, больше изучая еду.

— Я? — я завис, и аппетит у меня тоже куда-то подевался.

— Ну, ты же сам говорил мне. В шлюпке, помнишь?

— В шлюпке?

Начал вспоминать. Да ничего я такого не говорил. Видя мое недоумение, Влана совсем отложила вилку.

— Ты спрашивал, могу ли я убивать. И спросил — ты из этих…?

Я вспомнил. Вспомнил смешного, блеющего проповедника на Орисе. "…Пра-аво на жизнь и пра-аво на смерть даётся человеку бо-огом…" Ещё подумал тогда, причём здесь право?

— Я думала, ты знаешь, — сказала Влана, изучая недоумение на моём лице.

Еду она отложила, видимо, до завтра. Интерес к пище у нее пропадал всегда мгновенно и надолго. Особенно к нашей, корабельной.

— Влана, кроме этой случайно услышанной на улице фразы (слово — идиотской я не стал произносить), я никогда ничего не слышал об эйнитах. (Он так смешно блеял, этот проповедник. Только потому я и запомнил). "Стоп, — сказал я себе. — Ведь она же тогда сказала "да". Я спросил: "Ты из этих?", и она ответила: "Да". Наверное, я немного испугался всё-таки. Дьюп хоть понимал, с кем и с чем имел дело, а я, честно говоря, нет. Я не очень хорошо относился к разным сектантам, фанатикам…

— Пошли к тебе, покажу — сказала Влана и встала из-за стола.

Она частенько вела себя по-мужски: быстро переключалась, быстро реагировала. Я тоже встал, хоть мне и хотелось чаю. Но в каюте оставался йилан, и я надеялся, что мне его потом заварят. Что она мне хочет показать? Мне стало не по себе.

Влана закрыла дверь на магнитный замок. Я даже оглянулся по сторонам, проверяя, нет ли у меня в каюте чего-то такого.

— Ну да, — усмехнулась она. — Убивать мы не боимся, прём, можно сказать, напролом, и ничего не вздрагивает…

Я пожал плечами. И вдруг остро почувствовал, что она меня старше. Не знаю на сколько, но старше. Раньше мне это как-то в голову не приходило.

— Возьми меня за руку.

Я взял. Рука теплая, ладонь сухая. Значит, Влана совершенно спокойна. В моей руке поместились бы две её ладошки, и я взял эту маленькую руку "в капкан", сомкнув пальцы на запястье.

— Закрой глаза.

Закрыл. И тут же страх толкнулся у меня в груди, как новорожденный слепой котенок тычется в человеческие ладони в поисках сосков матери. Влана как-то почувствовала это.

— Бак, ты же смелый. Не надо бояться. Мы просто посмотрим на переплетение линий эйи. Это не страшно. Ну же!

Когда женщина в два раза мельче тебя говорит, что это не страшно… Я попытался расслабиться. Перед глазами, закрытыми глазами, что-то замерцало, и я снова напрягся.

— Да не бойся же ты!

В голосе Вланы я почувствовал раздражение. Вспомнил про свою руку, сжимающую крепкое, но тонкое запястье. Да… Теперь я понял, КАК она почувствовала. Наверное, синяки останутся… Я начал расслабление с пальцев. Медленно, как на занятиях по релаксации.

Погладил мысленно каждый палец, рассказал ему, про покой и тепло. Потом погладил кисть… Перед глазами что-то замерцало опять, но я продолжал упражнение и расслаблял тело, понимая, что, и мозг в своё время последует за ним. И вдруг я ощутил себя словно бы в глубоком космосе, очень далеко отсюда. Пространство вокруг меня было пронизано сияющими, пересекающимися нитями. Немного похоже на паутину, немного — на то, как растёт дерево или молния… Я видел это всего лишь миг, потому что опять напрягся, и видение пропало. Открыл глаза. Страшно. И страх почти не контролируемый, животный. Я заставил себя разжать пальцы и тряхнул головой.

— Вот ведь зараза…

— Это потому, что твой разум не привык. А любое незнакомое чувство мы поначалу воспринимаем, как страх. Мы так устроены. Ты сильный — и страх твой сильный. А то, что ты видел — это линии эйи. Так или иначе, их могут видеть все. Нужно всего лишь не бояться. — Влана вздохнула и стала растирать запястье.

— А ты?

— Я привыкла с детства. Выросла при храме. Это совсем не значит, что я проводник эйи. Просто я знаю. И ничего больше, — она посмотрела на меня снизу вверх. — Всё? Конфликт исчерпан?

— Да не было никакого конфликта, — удивился я, думая, извиниться или нет.

Красные пятна стопроцентно перейдут в синие.

— Но ты испугался, когда понял, что я "из этих"?

— Я испугался, — признался я совершенно спокойно.

Только трусы боятся признаться, что да, страх был.

— Почему?

Я задумался. Я сам не понимал чего и почему испугался. Страх возник непроизвольно, беспричинно.

— Не знаю почему, — сказал я честно. — Просто накатило вдруг.

Влана потянулась и погладила меня по голове. Я хотел обнять её, но она вывернулась, шагнула к двери, приложила ладонь к замку…

— Всё, мой дорогой заяц. Всё — после. А сегодня — больше ничего страшного не случится.

— А чай?

— И чай — после.

И она выскользнула за дверь.

И тут же — вызов от Мериса. Неужели, Влана это почувствовала? Что запищит? Упал в кресло и включил большой экран. Я ощущал сейчас столько всего сразу, что решил всё скопом и выкинуть из головы. На время хотя бы. А то лопну. Мерис был собран и бодр. Похоже, он уже что-то накопал.

— Отдыхаешь? — весело спросил он. — А некоторые, между прочим, пашут.

— А некоторые уже посеяли — парировал я.

Он удивился.

— Что посеяли?

— Поговорка такая, — я решил дальше не шутить на сельскохозяйственные темы, раз уж Мерис не понимал даже, что за пахотой следует сев.

— А-а, — протянул он всё еще с недоумением. — А прогуляться эти "некоторые" не хотят?

— Куда?

— Город посмотреть, себя показать…

Мерис налил себе что-то из графина в бокал. Стал прикуривать. Графин — это серьёзно. Это означало, что дело он уже закончил и отдыхать уселся основательно. Иначе стояла бы бутылка.

— Подставить хочешь? Ходячая мишень и всё такое?

— Ну, вроде того.

— Одному идти?

— А, кого хочешь бери. Никто не ожидает, что тебя понесёт вдруг. Разве что — зашевелятся.

— Уверен, что стрелять не будут?

— Абсолютно. Детали мы обсуждать, разумеется, не стали.

Я решил идти один. Рисковать чьей-либо жизнью мне больше не хотелось. Не нравилась мне эта приманочная стратегия. Как можно знать наверняка? И кто вообще способен просчитать риск стопроцентно? Эйниты, разве?

Я вызвал по внутренней связи Влану. Нашел её в общем зале. Народу там толклось достаточно, потому очень коротко изложил суть дела. Спросил, как она думает, может что-то случиться или нет? Она ответила практически без паузы: "Нет, не может". "Почему?" "Просто не может". "Но это можно хоть как-то проверить?" Оглянулась, далеко ли ребята, шепотом: "Страшно будет, заяц". "Я уже привык". "Тогда пошли вместе пройдёмся".

Рисковать жизнью Вланы? Я отрицательно покачал головой. Типа — и не настаивай.

Влана картинно развела руками: мол, не хочешь — не верь.

И я ушёл один. Если я не мог поговорить с Вланой, я мог поговорить с местными эйнитами. Ну и Хэд с ним, что сектанты. Дьюп, в конце концов, относился к ним вполне нормально.

Запросил через браслет информацию, и действительно обнаружил эйнитский храмовый комплекс. Правильно, где ему быть, если не в столице? Любая религия — та же политика. Я сбросил Мерису свой предполагаемый маршрут, дабы не напрягать его шпионов и пошёл прямо в храм. Блуждать по городу мне совершенно не хотелось. Хотя… праздничный город радовал глаз. То тут, то там переливались в небе гигантские шары. Улицы украшали полуголые девушки всех мастей и оттенков. (Было достаточно тепло, что обещало за пару часов до заката приличную по здешним меркам жару.) Я иногда засматривался на девушек, но — ненадолго. Слишком много — хуже, чем ничего. Если бы не то, что случилось ночью и утром, я вообще не обращал бы внимания на противоположный пол. Но в этом деле стоит только начать, потом мысли сами в голову лезут. Думал, что храмовый комплекс окажется какой-нибудь заметной группой зданий, и ошибся. Эйниты к себе особого внимания привлекать не хотели. Я прошелся вдоль глухого забора из белого камня. Только крыши кое-где торчали — этажность старых зданий на окраине столицы небольшая. Для посторонних доступной оказалась только маленькая белая часовенка. Невысокая, с круглой крышей. Я вошел. В левом углу сиротливо жались две женские тени. На освещение эйниты тратиться не стали, но кое-что я таки разглядел, потому что на стене, прямо напротив входа, на темном фоне переплетались светящиеся линии эйи. Я смотрел на переплетение линий, и слабый вестник недавнего страха шевелился во мне. Тело помнило, что ничего хорошего это изображение в себе не таит. Я оглянулся в поисках какой-нибудь тары для подношений. Ничего. И никаких служителей тоже. Зашёл чужак, попугался немного в темноте своего невежества — и вали. "Хорошая религия, добрая, — подумал я с иронией. — Однако должен же быть здесь и проход внутрь?" Я медленно стал обходить помещение по периметру в поисках скрытой двери. Иногда останавливался и простукивал в подозрительных местах стену. "Открывай, Трэи, он всё равно найдёт", — услышал я на грани самой возможности слуха, и в стене, почти передо мной, открылась дверь. В узком коридорчике стояли высокий старик в белой накидке и парень лет восемнадцати-двадцати. Оба, возможно, с экзотианской кровью. У обоих — огромные округлые глаза, которые придавали старику изможденный вид, а парню — наивный. Я опустил голову, здороваясь. Старик тоже кивнул мне. Он был почти с меня ростом, но тощий, как журавель. На парнишку я не посмотрел. Не сподручно было. Тот не доставал мне макушкой и до уха, не то, что до глаз. Старик жестом пригласил меня войти, и я вошел. Опасений эти двое мне не внушали.

За темным коридорчиком оказался еще один храмовый зал, чуть побольше, с теми же светящимися линиями на стене. Был он так же пуст и видимо служил для внутреннего пользования. Мои провожатые дали мне время осмотреться, потом медленно двинулись дальше. Через пару секунд я их догнал. Мы прошли зал насквозь и вышли в садик на задворках здания. Я понял, что попал туда, куда обычных посетителей не допускают, потому что вокруг бегали дети, группками сидели мужчины и женщины в самой обычной одежде. Впрочем, мы прошли самым краем сада, почти вдоль стены. Не думаю, что на меня кто-то сильно обратил внимание. При дневном свете я рассмотрел, наконец, и своих провожатых. Парень явно был полукровкой, он уже терял юношескую хрупкость, но глаза выдавали. Большие, чувственные с искрами и переливами. У нас мутаций боялись, как огня, на Экзотике — как-то работали с ними. Оттуда и глазки… А вот старший провожатый вполне мог оказаться и моим соплеменником. Просто кушал он плохо, и за счет этого глаза тоже казались огромными. Но ни особым цветом, ни блеском — не отличались. Старший показал рукой на беседку. Мы пошли туда. Я непринужденно разглядывал местность, заодно размечая в голове, что и где. Младший из провожатых взирал на меня испуганно, он, верно, полагал, что человек в форме — это во всех ситуациях убийца. Хотя, он же должен ощущать, что настроен я миролюбиво?

В беседке имелся столик и довольно удобные лавочки. Старик пригласил, и я сел. Он тоже опустил своё седалище, а молодой замер у него за спиной. Он явно меня боялся.

— Я капитан спецона, — сказал я спокойно. — Меня привело к вам любопытство. Я понимаю, что один мой вид может внушать вам опасения. Но дурных намерений у меня нет.

— Мы верим тебе, Агжей, — в тех же интонациях ответил старший.

Что ж, раз уж в городе знают кто я на самом деле, то тут должны знать тем более. Наша, основная синоидарная Церковь была, прежде всего, политической организацией. Вполне возможно, что и здесь хороший шпион стоил гораздо дороже набожного прихожанина. В мистику я верил умеренно. Линии — линиями, но имена под ними не подписаны.

— Я — Проводящий, зовут меня Патрик Эссо, — представился старик. — А это Трэам, мой амео. В каком-то смысле — моё второе я. Боюсь, я старше, чем можно себе позволить, но эта война спутала планы многих.

— Разве вы не предвидели её? — я сделал вид, что удивился.

— Предвидеть любой дурак может, — усмехнулся старик. — Чаще всего — это даже вредно.

— Почему? — мы общались, словно перекидывали друг другу мяч.

— Лишнее знание укорачивает жизнь и множит печали. А изменять течение реальности — по силам лишь избранным. Но еще меньше тех, кто действительно рискует это делать.

Он говорил, как экзотианец, этот Патрик Эссо (пробить бы его по базе, кто он такой). Не очень он походил в моих глазах на блаженного или религиозного фанатика. И он понимал это.

— Я вижу, ты не знаешь, как задать вопрос? — взгляд его, прямой, как лезвие армейского ножа, насторожил моё подсознание, но я усилием воли расслабил отреагировавшие мышцы.

— Да, — сказал я спокойно. — Не знаю. Я верю в богов исключительно по необходимости. Да и то, если они на моей стороне.

— Что же привело тебя к нам?

— Случайность. Я хотел бы понять НАСКОЛЬКО достоверно чтение по линиям эйи. И можно ли это как-то использовать.

— Странный вопрос, — улыбнулся Проводящий. — Я бы даже сказал — слишком смелый. — В глазах его заплясали смешинки. — Отчего ты решил, что Проводящие эйи будут помогать регулярным войскам империи?

— Не знаю, — сказал я, тоже улыбаясь. — Отчего-то решил. Может быть — тоже какие-нибудь линии повлияли. Общегуманистические. — Я знал, что эйниты не разделяют расы и культуры. Для них любой мыслящий — человек.

— Ты необычный солдат, Агжей. Я должен поговорить о тебе с другими членами общины.

Я услышал шумный вдох и поднял глаза на амео Трэама. (Амео, кажется, означало "сын брата"). "Сын" был бледен и время от времени судорожно сглатывал. Я понял, что парень слишком близко стоит, чтобы не касаться меня своими переразвитыми чувствами, и я для него ходячее кладбище жутких впечатлений. Старик тоже повернул голову и посмотрел на амео.

— Надеюсь, я не способен напугать до такой степени всех членов вашей общины, — сказал я весело. — Я один и без оружия.

— Думаю двоих-троих непугливых найдём, — подыграл мне старик. Он встал.

— Трэи, покажи нашему гостю внутренний храм. Я должен оставить вас ненадолго.

Трэам, уже бледно-зеленый, проблеял что-то нечленораздельное. Я стоя проводил старого и повернулся к молодому, пойдём, мол. Тот открыл рот, но звуков не получилось. Со второй попытки что-то сказать, амео Трэам подавился воздухом и закашлялся до слёз, а когда я шагнул к нему, чтобы хлопнуть по спине — испуганно отстранился. Я развёл руки, показывая, что безоружен и вообще не хочу ничего плохого.

— Что же во мне такого страшного?

— Не в …вас, — выдавил из себя парень. Тыкать мне, как у них принято он не мог насмелиться, об "вы" — запинался. — В-вокруг… — он сделал неопределённый жест, словно мух отгонял.

— Ясно, сказал я весело. — Вокруг меня летают прозрачные зубастые птицы. Теперь я понял, почему в упор в меня стрелять боятся.

— В-вы знаете? — спросил парень потрясенно. — В-вы… — он замолчал, продолжая глядеть на меня своими круглыми от ужаса и "битых" генов глазами.

Я пожал плечами и пошел по узенькой дорожке к храму, который мы так быстро миновали по пути сюда. (Гулять по саду и пугать детей и женщин я не хотел). Трэам засопел сзади. Под сенью храма оказалось прохладнее, чем в беседке. Хорошо, что мы сюда зашли. Пока я ждал, когда зрение адаптируется к полутьме, запульсировало в плече. Включил, было, связь, но пульсация оборвалась. Вызов не проходит, или Мерис сбросил? Сам связываться я не стал. Сказать-то ещё нечего. Оглянулся на амео. Скорее всего, это "звание" означает, что он сын всей общины, что-то про это я вскользь читал вчера.

— Трэам, а мне ты тоже сын? — решил пошутить я.

— Т-тоже, — запинаясь, пробормотал он, уставившись на меня, как сова.

— Тогда почему мы на "вы"? Называй меня Агжей, если уж вы все тут в курсе. — Я коснулся рукой черной стены храма. — Камень?

— Л-лава.

— А-а. А линии чем рисовали?

— П-парфорум м-магнум.

— А это что?

— Сплав такой.

Постепенно он перестал заикаться и стал мне потихоньку рассказывать, как обустроен храм. Спрашивать я умел. Однако особенно поговорить нам не дали — загорелся рассеянный свет и в пустое помещение храма вошли четверо в светлых, развевающихся одеждах (туники и плащи?). Мой старец не пришел. Похоже, по причине невысокого ранга. И мимика у него была простоватая, и держался не напыщенно. У пришедших же сейчас физиономии казались залитыми бетоном. Двое мужчин — на вид среднего возраста, две женщины. Она из женщин — совсем молодая, вторая — постарше.

— Теплого вам солнца, — сказал я, направляясь к ним.

Одна из женщин тоже произнесла приветствие. Я такого раньше не слышал.

— Вайе Танати матум.

— Ты прошёл внутренний храм и хотел использовать мудрость эйи? — спросил самый старший на вид из мужчин, лысоватый и тонкогубый.

— Я хотел понять, возможно ли это, — парировал я. — И пришёл спросить об этом тебя.

Видно я брякнул что-то не то, потому что все четверо на миг оторопели. Более зрелая женщина посмотрела на второго мужчину. Тот что-то показал ей мимикой. Тонкогубый сохранил невозмутимость, пожевал задумчиво.

— Ну что ж, — сказал он. — В конце концов, решать не нам…

— Ты не мог бы снять вот это? — спросила самая молодая женщина. Она указывала рукой прямо на мою грудь. Мне что, предлагали раздеться?

Я пожал плечами и снял форменную рубашку. Под рубашкой скрывалось переплетение проводов и пластин — самый легкий электромагнитный доспех из имеющихся у нас на корабле. Девушка с интересом разглядывала мою голую грудь и улыбалась, на щеках у неё появились смешные ямочки. Я тоже ей улыбнулся

— Я говорила об этом, — сказала она, загораясь едва заметным румянцем.

На этот раз она точно указывала на пластину доспеха. Я, улыбаясь, отключил электромагнитное поле и снял доспех. Положил его рядом. Повинуясь её взгляду, добавил туда же браслет спецсвязи. Раздеваться, когда на тебя так смотрят — довольно приятно. Хоть я и остался совсем безоружным.

— Хорошо, — сказала старшая. Двое мужчин изучали меня так, словно сомневались в чем-то. Им мой торс — без надобности и, наверное, в их глазах "хорошо" я не заслужил.

— Нужны еще четверо, — сказал самый старший.

— Четверо, — как эхо повторила младшая женщина.

— В круг? — неприятно удивился второй. — Ты полагаешь взять ЕГО в круг?

Старший поднял на него глаза, и он заткнулся. Интересно, в какой "круг" меня собираются брать? Не насовсем, надеюсь? Младшая из женщин взяла меня за запястье своими тоненькими, шелковистыми и почти невесомыми пальчиками. Вошли ещё четверо. Три женщины и парень вроде меня. И уставились все. "Эпите а мате!"

— Не надо ругаться, — шепнула та, что держала меня за руку, хоть я ничего и не сказал. Старший из мужчин крепко взял меня за свободную руку. Это послужило сигналом. Остальные адепты тут же образовали круг. Вспомнив, что может быть страшно, я заранее начал расслаблять мышцы, двигаясь от периферии — к центру, поэтому упустил момент, когда свет в храме начал потихоньку меркнуть. А еще через пару секунд я вообще уже не понимал, вижу я нарисованные на стене храма линии, или опять болтаюсь в пространстве и они — плод моего воображения или еще чего-нибудь. Хорошо, что Влана подготовила меня немного к тому, что будет. Я знал, что бояться нечего и, чем больше давил на меня страх, тем сильнее "отпускал" мышцы, а потом уже и всё вообще отпускал, что мог в тот момент чувствовать. Потом мне захотелось перестать поддерживать вертикальное положение, и я перестал, но не упал, а просто повис в воздухе. Спутников своих я тоже в какой-то момент перестал видеть и ощущать. Просто висел где-то во Вселенной. Висел и радовался. И — никакого страха.

Я пришёл в себя на полу храма. Камень подо мной еще не нагрелся, значит, очнулся я сразу, как оказался на полу. Две женщины обтирали меня мокрыми полотенцами, потому что всё тело моё горело. Больше никакого дискомфорта я не ощущал, словно бы отлично выспался и всё такое.

Сел. В двух шагах от меня стоял самый старший из адептов. Он приложил обе руки к груди, чуть ниже горла и поклонился мне. Я повторил его жест, поднимаясь.

— С рождением тебя, — сказал он мне. — Не знаю, чего мы все этим добились, но Мать приняла тебя. А сейчас — иди. Иначе твои соратники просто разнесут ворота храма.

Он развернулся и ушел. Я, честно говоря, вообще ничего не понял. Кроме того, что я не на связи уже какое-то время, а это действительно может иметь описанные последствия. Я надел браслет, быстро застегнул доспехи и, вползая на ходу в рубашку, двинул из храма. Из большого зала — легко попал в малый, а там сразу увидел прямоугольник выхода. И тут же браслет на руке ожил. Я включил его и обратил внимание на время. Около часа меня всего-то и не было.

— Кто на связи? — спросил чужим, злым голосом Мерис.

— А ты кого вызываешь? — ответил я ему в тон. — Ксенофонта Самофракийского что ли?

— Тьфу ты, Хэд, — выдохнул он. — Я уже думал… Ты… какого… там делал столько времени?

— Храм смотрел, — ответил я честно. — С людьми разговаривал.

— Тебя что, пустили в храм? Внутрь?

— Ну, да…

Пошла пауза. Секунда, другая… И вдруг:

— Агжей, срочно в лабораторию. Пройдешь тест на биологическую идентичность…

— Да ты что, охренел что ли? С кем биологическую идентичность? С комарами местными?

— Ладно. Езжай сразу ко мне. Тест мы тебе здесь сделаем.

— Наручники надевать? А то вдруг я киборг-убийца?

— Вот если бы ты был киборг-убийца, я бы за твою жизнь не опасался. Срочно ко мне. Конец связи.

 

История двенадцатая. «Андроид»

Оглянулся по сторонам в поисках такси. Оно появилось, словно я взмахнул волшебной палочкой. Упал на заднее сидение и прикрыл глаза. За рулем точно человек Мериса, и он знает куда ехать, а мне надо подумать. Чего генерал так испугался, интересно? В сети я ничего особенного про эйнитов не нашёл. Ни политических никаких хвостов, ни… Да ничего такого! Единственное, что меня удивило, содержалось в дневнике Дьюпа: "эйнитов свои бомбить никогда не станут, да и чужие — побоятся". Я ни тогда не понял, чего их бояться, ни теперь. Секта, как секта. Не особенно многочисленная, судя по всему. Женщины красивые. Нет, я совершенно не мог думать сейчас серьезно. Настроение постоянно зашкаливало, мысли в голову лезли самые глупые. Я словно бы помолодел лет на десять. Такси остановилось у парадного входа, но туда я почему-то не зашёл. Я обошёл здание, увидел открытое окно на втором этаже и влез. Девушка-секретарша хотела кричать, но я предъявил ей личную карточку. Сказал, что решил сделать сюрприз начальству. Про сюрприз я соврал: в здании и камеры, и наблюдатели, так что Мерис уже знал, что я здесь. Но мне вот так захотелось вдруг. Может, просто тело устало от ничего неделания и решило размяться? На лестнице столкнулся с порученцем Мериса и подмигнул ему. Тот схватился за оружие. Я посмотрел на двух охранников у дверей генерала, которых там раньше сроду не стояло…

В кабинет ввалился с дурашливо поднятыми руками. Там уже сидел медик, разложив на плавающем столике свои пыточные инструменты. Я завел руки за голову, но… непроизвольно зевнул и потянулся.

— Обыскивать-то будете? — оглядел кабинет. Больше — никого. Мерис молча смотрел, как я валяю дурака. Медик сидел мышкой.

— Ты зачем в окно полез? — спросил, наконец, генерал.

— Не знаю, — сказал я честно. И пошутил. — Может, у тебя лестница заминирована…

Однако Мерис шутки не понял. Он тут же вызвал дежурного и велел проверить лестницу. Медик продолжал пялиться на меня, и я решил закончить уже с ним. Взял стул, сел рядом. Весело спросил:

— Вам какие части тела от меня нужны?

— Р-руку…

Сегодня со мной все решили заикаться. Я положил руку на столик. Сам обернулся и посмотрел на Мериса. Тот молчал, пока брали кровь. Потом спросил медика:

— Сколько вам времени нужно на анализ?

— Па-па-полчаса.

— Идите.

Дверь закрылась, и генерал снова уставился на меня.

— Ты меня пристрели уже сразу или поговорим сначала? — сказал я, разыскивая глазами кулер.

Я хотел пить. Еще с обеда, между прочим. Но чая у Мериса не допросишься. Мерис с сомнением покачал головой, но открыл бар, достал воду со льдом, анку* (что-то типа пива, слабый алкоголь я иногда употреблял). Себе генерал не достал ничего. Сел напротив меня за стол и продолжал смотреть.

Воды я выпил. Чтобы удобнее было созерцать Мериса, положил руки на столешницу, а на них — подбородок.

— Убил бы, — сказал он, наконец. — Ты зачем вообще туда пошёл?

— Ну убей, — сказал я. — Только не мучай. Пошёл и пошёл. Ты сам сказал, по городу походи.

— Но почему именно туда?! — он повысил голос.

— Я же сказал, лучше убей. Орать на меня не надо. У Дьюпа про эйнитов прочитал кое-что сегодня. И Влана рассказала. Вроде, как они могут предчувствовать события. Мне показалось, что если бы они согласились как-то сотрудничать с нами… Пусть не всегда, но в каких-то критических случаях, это бы нам пригодилось. Как я понял, эйниты ни на чьей стороне. Хотя храмы есть и у нас, и на Экзотике.

— Правильнее сказать, к нам они ползут с Экзотики, — разжал губы Мерис. — И что, они согласились?

— Я не понял. Но и не отказались наотрез. Этот, который губами жевал всё время, сказал, что "Мать меня приняла". Не знаю, чья мать, правда…

Мериса кто-то вызвал через наушник. Я не слышал, что ему пищали в ухо, но видел — он слушает.

— Ты как узнал, что лестница заминирована?! — он поднялся и глядел на меня в упор.

— Никак. Я пошутил на счет лестницы.

— А в окно почему полез?!!

— Я же сказал — не-зна-ю. Дурака повалять захотелось.

— Лестница действительно заминирована, — сказал Мерис и сел.

Стало тихо. Генерал молчал, и я молчал. Заминировать лестницу в главном здании спецона, на виду у охраны, камер слежения и еще бог весть чего…

— Какого типа минирование-то? — спросил я.

— Через двадцать минут скажу. Может быть.

— А, медика ждём-с, — съязвил я. — Ну, давай про погоду поговорим?

Мерис молчал. Я начал от скуки изучать кабинет. Там, к сожалению, ничего существенно не изменилось: та же коробка без окон, бар, стол, сейф. Интерактивная карта на стене выключена, как и экран общей связи. Настроение мое постепенно опускалось до нормы, я сам не понимал уже, чего так развеселился.

Наконец зашел медик. Без стука. Видимо дверь ему открыл охранник. Он по широкой дуге миновал меня и положил на стол перед Мерисом три распечатки. Тот посмотрел и поднял на медика глаза:

— Ну и что? Ты считаешь, я в этом понимаю что-то? Язык-то у тебя есть?

— Па-па-параметры, — медик, оказывается, боялся не только меня, — со-со-впадают. — Родил он, наконец. — Но и с-сияние присутствует.

— Как это? — не понял Мерис.

— То есть объект идентичен, но сияние присутствует. В-вот смотрите. Вот параметры…

— Да не понимаю я это ваше! — раздраженно отшвырнул бумагу Мерис. — Ты мне скажи, он это или не он?

— П-по биологическим показателям — он.

— Тест нельзя подделать?

— Клонировать за два часа невозможно.

— Если клонировали раньше? Потом заменили одно на другое?

— Н-на этот случай есть биомертия. Определения запаса деления клеток и фа-актического возраста. Нет, с биологической точки зрения всё чисто. Т-только с-сияние…

— Заразился, значит, — обернулся ко мне Мерис. — Ладно, иди, — отпустил он медика и подошел ко мне вплотную.

Я встал.

— Да сядь ты уже! До инфаркта ты меня доведёшь когда-нибудь, Агджей.

— Что за сияние такое? — спросил я.

— Да, если бы кто-нибудь знал…

Мерис сел на стол, рядом со мной. Лицо его сразу сделалось усталым и даже болезненным. Печень, наверное, подумалось мне почему-то. Генерал налил себе воды.

— Ты можешь рассказать мне максимально подробно и по порядку, что ты там делал? Всё, что помнишь?

— Да могу, конечно, — я задумался. — Вошёл в храм. Там было полутемно, только линии эти светились…

— Испугался?

— Ну… немного совсем. Даже не испугался, а как будто под грудью что-то толкнулось. Словно у меня под грудиной есть такой орган, который на это изображение реагирует. Вот, когда Влана мне сегодня показывала эти линии, тогда было страшно. Но и тогда этот "толчок" — был…

— Влана, показывала?

— Ну да, — я вздохнул. Приходилось рассказывать Мерису то, что я вообще никому не хотел бы говорить. — Я её спросил. Потому что она похожа на женщину из дневника. Эйнитку, — я замялся. — И она мне показала эти линии. Сказала, что это не страшно на самом деле. Ну и раз женщине не страшно…

— Агжей, — перебил меня Мерис. — Ты мне в каком-то месте врёшь. Такие разговоры ни с того, ни с сего не заводятся. Я попросил, она показала… Ты больше ничего у неё показать не просил?

— Ну так тащи детектор и допрашивай меня! — вдруг разозлился я. Я и так ему рассказал слишком много. — Я тебе ни одного слова ещё не соврал. Просто…

— Просто не договариваешь.

— Да, не договариваю!

— Между вами что-то было?

Я встал и отвернулся к бару. Мерису таки удалось меня завести и…

— Ладно, — сказал он. — По каким-то мне не ведомым причинам Влана тебе это показала. Ты испугался. Но, раз девушка не боится, ты решил, что и тебе не должно быть страшно, так?

— Я не просто решил. Я еще упражнения делал на релаксацию. Потому что ощущение довольно поганое, в общем-то. Может, тебе покажется смешным, что человек с моим послужным списком может чего-то бояться, но это действительно страшно.

— Хочешь рюмку бальзама на твою гордость?

Мерис тоже встал, отодвинул меня от бара и открыл его.

— Ты лучше свою печень пожалей, у тебя что — есть время на обновление?

— А ты откуда знаешь про печень?

— Не знаю откуда. Знаю и всё, — буркнул я всё ещё сердито.

— Да…

Мерис всё-таки налил себе "крови дракона", она намного слабее, чем то, к чему он сначала потянулся. Пригубил.

— Твои "слабые ощущения", Аг, над которыми я, якобы, должен посмеяться, убивают примерно каждого второго из случайно попадающих вот в этот самый паршивенький внешний храм. В комнатушку с линиями на стене. Бывали случаи, когда в такие комнатушки влетали случайные люди — террористы, например, полиция, группа захвата какая-нибудь. Половина бойцов выскакивала в ужасе обратно, половина оставалась лежать там. Как правило — остановка сердца от сильного страха. Поверишь?

Я задумался.

— Ну… В первый момент мне показалось, что это — как в открытом космосе. Когда ты ощущаешь себя потерянным в пространстве. На кораблях от этого иногда с ума сходят. Но я же не сошёл.

— Так ты и в храм сумел ввалился. Как тебя капитан звал? Андроид безбашенный?

— Но там было две женщины!

— Я и не говорю, что не было! Я говорю про случайных людей, неподготовленных. Когда ты в храм вошёл, мои наблюдатели посчитали, что нервы у тебя крепкие и сейчас ты оттуда выскочишь. Через пять минут они начали волноваться. Через семь доложили мне. Пока мы нашли человека, который смог бы безболезненно войти в этот поганый храм — прошло еще минут сорок. Пока привезли его. Никаких твоих следов, разумеется, он не нашёл. Ну давай теперь дальше ты.

Он налил себе ещё.

— Дальше… В храме я не увидел никаких дверей. Да вообще ничего не увидел: ни алтаря, ни предметов культа. Но входить-то куда-то служители храма должны? Стал искать проход. Кроме любопытства я уже ничего не испытывал. Нашёл, в общем-то. Мне открыли. Побоялись, наверное, что дверь сломаю?

— Кто их поймёт, эйнитов этих. Дальше.

— Мы прошли во внутренний храм. Точно такой же, но побольше. И камень там другой. Черная вулканическая лава. Линии ярче.

— Там не страшно?

— Так же. В первые доли секунды толкнулось что-то в груди. Потом прошло… Ну что ты на меня так смотришь?!

Мерис хмыкнул, прошелся по комнате. Начал проверять аппаратуру слежения. Боялся, что нас могут подслушать?

— А то, — сказал он, наконец, — что во внутренний храм, кроме Проводящих эйи, вообще никто никогда не заходит. А тут простой парень из спецона, ввалился можно сказать с улицы… И что я должен думать? Что я сошёл с ума, ты сошёл с ума? ГДЕ тебя тогда носило? Никто, Агжей. Понимаешь, ни-кто.

— Но я-то зашёл. И ничего особенного там нет. Точно такой же храм.

— Допустим, я поверил, дальше?

— Дальше мы вышли в сад за храмом. Там ребятишки играют, женщины. Сели. Меня провожали двое — старик и парень лет двадцати. Старика звали Патрик Эссо, парня — Трэам. Парень смотрел на меня, как на … Как ты. И боялся до заикания. А старик — ничего. Я сказал, что пришел познакомиться и понять, можем ли мы как-то сотрудничать. Он ответил, что сейчас своим скажет. Просил парня развлечь меня. Мы с парнем опять зашли во внутренний храм, но практически не говорили. Не успели. Почти сразу пришли четверо адептов: два мужика и две женщины. Женщины красивые, особенно, молодая. Попросили снять доспехи и браслет. Я снял.

— Женщины попросили? — съязвил Мерис.

— Ну да. Не привязывайся. Потом… — я потёр виски, произошедшее всё дальше отодвигалось в туман. — …старший из адептов велел позвать еще четверых. Второй мужик попытался возразить, но старший сказал, что не им решать. Пришли еще четверо. Встали в круг и взялись за руки.

— А ты?

— И я тоже. Потом… совсем плохо помню. Я опять ощутил себя в открытом космосе, среди линий этих. Единственное, что помню точно — мне захотелось лечь. Я лёг, но не упал. Очнулся на полу. Вот, в общем, и всё.

— И сразу ушёл?

— Когда я встал, старший сказал, что вы сейчас будете двери ломать. И я быстро пошёл на выход. Даже одевался по дороге. Вышел во внешний храм — передатчик заработал. А, нет, он сказал еще, что Мать меня приняла.

— Ах, тебя еще и мать приняла? — картинно всплеснул руками Мерис. — И всё, безотцовщина?

Я подумал.

— Еще он сказал: "С рождением тебя".

И тут я понял, из-за чего всполошился Мерис. Я тоже читал утром, что адепт эйи считается человеком, "родившимся заново". Просто не обратил особого внимания. Мало ли, что у них там считается? А вот Мерис, похоже, отнёсся к этому "второму рождению" серьезно. У него что, имелись причины? Неужели он действительно решил, что в храме со мной могло произойти нечто настолько необратимое, что я — это уже не я? Но ведь для этого с человеком нужно хоть что-то сделать, а не просто подержать за руку? Хэдэ алати та дагата. И лучше не проси меня переводить.

— Ну и что теперь? — спросил я. — Запрёте меня в лабораторный блок и будете изучать? — Я не был испуган такой перспективой.

Я попросту плохо её себе представлял.

— Не знаю я, что с тобой делать, — поморщился Мерис. — Но только не запирать…

Он снова начал перебирать на столе распечатки с моими анализами.

— Что, сразу резать?

— В смысле?

— Ну, разобрать на запчасти и выяснить…

— Дурак. Ну почему ты такой дурак?! — генерал посмотрел мне в глаза пристально, словно проверяя, не издеваюсь ли я над ним.

— Сам не знаю, — признался я. — Такой уж есть. Эти, которые в храме, кстати, знали кто я. Забыл тебе сразу сказать…

— Я догадывался, что знали. И вообще, что-то слишком много народу про тебя знает… Ты посмотри, какая каша заварилась? За неполных два дня тебя пытаются убрать дважды. Думаешь, лестницу заминировали, чтобы я там прошёл? Как бы не так. Устройство поставили конкретно на твой вес. Плюс-минус килограмм. Риск, что не ты попадешься, конечно, был, но, учитывая, что установили его, пока ты сюда ехал… Кто-то, Агжей, знает гораздо больше нас с тобой. И для кого-то ты, на сегодняшний момент, представляешь серьезную угрозу. Именно ты, со своим непредсказуемым поведением и… — он хотел обругать меня, но сдержался. — Знать бы, что, конкретно, эти эйниты с тобой сделали? Могли ведь, и внушить что-то…

— Вряд ли это "что-то" угрожает нам. Тогда бы убрать меня не пытались. Наоборот.

— То-то и оно. Потому и мне нет смысла не доверять тебе или, как ты предложил, в научных целях на куски изрезать.

— А информаторы в среде эйнитов у тебя есть?

— На уровне твоей Вланы, что называется "просто стоял рядом". Среди Проводящих, к сожалению, по моим сведениям, на контакт в последние годы не шел никто… Не нисходят они со своих заоблачных высот до нашего брата. Спецслужбы планет, где существуют эйнитские храмы, боятся Проводящих как огня. Иначе бы я был, как ты понимаешь, совсем иначе информирован, — он погладил руками виски.

Устал, наверное? Потом коснулся угла рта… Или так ведёт себя человек, который, мягко говоря, часть информации утаивает?

У меня не было оснований не доверять Мерису. Но я знал, что мыслями он делится со мной по минимуму — так уж он устроен. Зам по личному составу, в определённых кругах, это похуже начальника спецслужбы — у того более ограниченный доступ.

— Я вот о чем подумал, — сказал я, чтобы не молчать. — Вдруг и у эйнитов есть свои враги? Какая-то другая секта? Тогда мне кое-что стало бы понятным.

— Мне — нет. Но я попробую узнать. Хоть и мыслишь ты, порой, странно, но… Хэд их возьми, эйнитов этих.

— Чёрт их возьми.

— Кто?

— У Дьюпа в дневнике написано "чёрт их возьми". Ты знаешь, что это означает? — Я встал.

— Понятия не имею. Вали-ка ты к себе, у меня и так от тебя сегодня башка распухла. Сейчас я охрану вызову.

— Не надо охрану. — Сказал я твердо. — Нужна будет — скажу.

Уходя, я чувствовал, что Мерис смотрит мне вслед. Но угрозы я не ощущал. Вернее, ощущал, но не с его стороны. Стоило мне закрыть за собой дверь, как настроение снова начало подниматься, словно в крови заскакали какие-то маленькие весёлые шарики. Причём происходило это само собой. Даже вопреки моей настороженности и озабоченности. Словно бы мне на выходе из кабинета потихоньку вкололи что-то.

Я еле-еле сдержался и вышел нормальным шагом. Хотелось — с лестницы вприпрыжку и дальше бежать бегом.

На улице дело бодро шло к заходу солнца. Предзакатная жара уже спала, дышалось легко, и запахи ощущались необычайно резко. Словно бы я только что вырвался из полугодичного заточения в корабле, мне снова 22 года…

Захотелось подпрыгнуть, встать на руки… Я огляделся по сторонам. Прохожих не было… Наверное, разогнали уже, несмотря на праздник. Комендантский час ещё никто не отменял. Какая-то бабулька ковыляла через площадь, (наверное, работала здесь же, в Доме правительства), да скучали у памятника Первому колонисту два "спеца"… А когда-то там стояли разряженные в пух и прах "бойцы национальной гвардии". Война протестировала их: оказалось — декор… Спецы томились, руки чесались… Да кому какое дело, к Хэду? Я сделал следующий шаг пошире, примеряясь, и… встал на руки. И, в общем-то, отлично видел, как то место, где только что находилось моё туловище, прошил лазерный луч. Метрового диаметра, примерно.

Ширина поражающего луча была такой, что падение на землю, например, меня бы не спасло, разве что вот… на руки встать… Только из однозарядника можно так развлечься, второго такого "выстрела" никакой "ствол" не выдержит. Здание впереди задрожало в раскаленном мареве, я перекатился по дорожному покрытию и… Увидел, как с высоты пикирует шлюпка, крутится у самой земли волчком, чтобы погасить скорость, зависает на высоте меньше человеческого роста… Рос. Только Рос мог такое проделать. Его вместе со мной завербовал в северном крыле Мерис. Но не просто с КК снял — из разведки. И Рос летал лучше меня. Причем именно на модулях и маленьких шлюпках, так называемых "капитанских", в четверть стандартной десантной.

Мои. Значит, ребята опять таскались сегодня за мной весь день. Кого же они там поймали? На мостовой, рядом с висящей шлюпкой, шевелились две фигуры. Сверху, вроде — Джоб Обезъяна, для которого выпрыгнуть и из эмки особого труда не составляло. Под ним — какой-то толстяк. Вылез Айим — вторая двухметровая махина в нашем экипаже. В малой шлюпке — четыре места — пилот, два бойца и для меня, видимо, тоже место нашлось бы. Значит, хоть Келли на корабле остался. Сели еще две посудины — полисы и спецы Мериса. Пока я подходил, оттуда повысыпали тоже. Но вмешаться боялись, потому что у Сайсена Айима лицо человека, не понимающего юмора. А он стоял с гэтом наизготовку и ждал меня. На остальных ему чихать, так уж он устроен. Рос — сержант, а сержант приказал стоять и ждать.

Я видел, как сбегает с крыльца Мерис. Будь у него окно в кабинете, он мог бы всю эту комедию видеть лично. А так — доложили, наверно. Я подошел одновременно с генералом. Мерис шел быстро, я — медленно. Очень медленно. Но я вовремя кивнул Айиму, чтобы тот опустил гэт. Джоб, увидев меня, перестал душить толстяка и встал.

— Кто это? — спросил я Мериса.

Я был уверен, что он знает.

— Это? А это мой… бывший начальник спецслужбы…

Я понял, что начальник пролетел с карьерой прямо у меня на глазах.

— Живой, собака, — сказал какой-то незнакомый мне полис.

— То-то и странно, — пробормотал себе под нос генерал. — У него было, по меньшей мере, три возможности себя убить, а он живой…

"Значит, на кого-то надеется, — понял я, — Думает, что его прикроют". Я взглянул на Мериса. Тот скосил глаза на личный браслет, развернул запястье ко мне, чтобы я тоже видел. Там, не понял, с трех или четырех точек, уже свели, как Рос спикировал на этого толстого.

— Умеют твои летать, — сказал Мерис

— А то, — я улыбнулся невольно. — Они и прыгать умеют.

— Так ты же не отдашь, чего хвалишься?

Мерис думал. Он шутил со мной и думал, растягивая момент принятия решения. Я ему не завидовал. Покушение на главной площади столицы, почти напротив Дома правительства в тайне удержать не удастся. Придётся докладывать этому новому лендслеру, который сам еще для всех "рыбка в банке". И, может статься, что рыбка тухлая. Я вдруг очень остро почувствовал, что Дьюп действительно умер. Что я его никогда больше не увижу. Мне захотелось задушить этого толстого мерзавца голыми руками. Потому что такое вот дерьмо даже сдохнуть не может, а того, кто стоит десятерых таких — нет. И погиб он из-за такого вот дерьма!

— Ты чего, капитан? — спросил не вовремя покосившийся на меня Мерис.

— Задушил бы, — сказал я сквозь зубы.

Наверное, морда лица у меня была соответствующая. Мерис разглядывал меня с веселым интересом, он меня таким ни разу не видел.

— А души его, гада, — сказал он поощряюще. — Ты в состоянии аффекта… Как мы тебя удержим? Да, ребята? — он обернулся к охране. — Давай, капитан.

Он хлопнул меня по спине, подталкивая к едва поднявшемуся, толстяку. Джоб его здорово припечатал. Первый раз я так явно видел иллюстрацию древнего принципа — нет человека, нет и проблемы. Если бы я не был так зол… Я глядел на толстяка и… Что-то происходило со мной. Я воспринимал себя теперь с двух разных точек. Словно бы "меня" стало двое. Один "я" в бешенстве намеревался раздавить сейчас эту жирную человекообразную козявку. Другой "я" наблюдал за этим с мертвенным спокойствием — спокойствием ядовитой змеи с Мъясы, один запах яда которой убивает в течение двух минут.

Выражения глаз этих двоих смешивались в моих глазах, и, судя по лицу толстяка, смесь выходила жуткой. Я и сам чувствовал, как от меня распространяется вокруг волна почти физического холода. Даже темнее стало вокруг… Или это так быстро садилось солнце? Я достаточно имел сегодня дело со страхом. И это, наконец, вылилось из меня. Внешне я не делал ничего. Только смотрел. Но толстяк завизжал и бросился в ноги Мерису. Он ползал, скулил, хватая генерала за колени, захлебываясь сыпал именами и датами. Я почти не видел и не слышал его. Он визжал словно бы в другом, параллельном моему пространстве. С ним рядом был только Мерис — остальные бойцы отодвинулись куда-то далеко… И звуки до меня тоже почти не доносились. Краски меркли…

Мир стал серым, а воздух густым и плотным. В лёгкие его приходилось запихивать с усилием, как при больших перегрузках. Самая середина груди у меня горела, словно обожжённая.

Мерису, в конце концов, пришлось вызывать медиков, иначе один мой вид убил бы толстяка. Но боюсь, что и медики ему уже мало могли помочь: больно медленно они двигались, а я ощущал, что каждая минута этого резинового времени может затянуться петлёй вокруг его шеи. Я не понимал, что со мной происходило. Однако когда визжащий червяк исчез из поля зрения — Мерис шагнул вперёд и загородил его — стал потихонечку остывать. И восприятие моё снова стало единым. Подступили усталость и безразличие, словно бы я действительно делал что-то тяжелое всё это время, а не просто стоял столбом.

— Да… — протянул Мерис, понимая, что я становлюсь похожим, наконец, сам на себя. — Слышал я про это. Читал. Но сам не видел.

— Про что, про это? — я сглотнул.

За грудиной болело и очень хотелось пить.

Оглянулся в поисках Джоба и Айима. Оба нашлись у меня за спиной. Лица у них были бледные. Да и Мерис тоже выглядел каким-то… не очень цветущим.

— Парни, вода у кого-нибудь есть?

— Да, капитан, — тихо сказал Сай и продолжал смотреть мимо меня застывшим взглядом. Я оглянулся вокруг. Примерно такие же лица были и у ребят Мериса, и у местных полисов. Причём, тем бледнее, чем ближе они находились ко мне. Медики так и не смогли дойти до нас. Поставив носилки, они стояли метрах в трех, уставившись пустыми глазами в пространство. Толстяк лежал раскинувшись, то ли потерявший сознание, то ли мёртвый. Я выругался, подошёл к Айиму, отстегнул его фляжку и напился. Потом развернул его в сторону шлюпки и дал тычка. Обезьяна кое-как пришёл в себя сам. Я загнал ребят в шлюпку и полез туда же.

— Ну, завели мы себе неведомую зверушку. — Сказал мне в спину Мерис.

Он, единственный из всех, сохранил способность улыбаться. Видимо, в своей длинной жизни и не такое видел.

 

История тринадцатая. «Докатились»

Заговор, так не вовремя вскрытый нами, был просто гигантских масштабов. Мерис ушёл в него с головой, оставив меня на пару дней без своего начальственного глаза. Всё случившееся казалось мне дурным сном. Я отсыпался. Просто отсыпался. Когда уже в темноте вернулся на корабль — меня начал бить озноб, и ребята решили, что я заболел. Однако медик ничего не нашел, прописал просто покой и релаксацию. Ещё он пробовал на мне какие-то успокаивающие якобы порошки, потому что нервные реакции мои его таки не устроили, но отпоили меня не порошками, а йиланом, запас которого кончался угрожающие быстро. А доставляли йилан, похоже, только контрабандой. Вот ведь еще проблема. Келли тоже решил, что два покушения (про лестницу он не знал), несколько расшатали мою нервную систему, и мучил меня заботой и вниманием. Правда, что такое релаксация мои бойцы знали только в общих чертах. В результате Джоб, Рос и Айим, здорово сдружившиеся после этой истории, ограбили местный кинотеатр, достали какое-то свежее экзотианское голо — с причудливыми пейзажами, женщинами… Влану на просмотр не допустили, в общем. Она на нас дулась. Я не понял, зря или нет, потому что фильма, вообще-то, не видел. Дремал. Парни сначала не решались говорить мне о том, что написали про эту историю в газетах, но к обеду второго дня я отоспался капитально и самостоятельно узнал про себя много нового и интересного.

Вот уж действительно — хотите сплетен — почитайте прессу. И чего там только не было. И что озверевший капитан спецона голыми руками задушил четверых полисов и одного штатского, и что он же взорвал здание прямо напротив Дома правительства и только по случайности не взорвал весь город… И лишь про то, что случилось на самом деле, в электронных газетах не написали ни слова. Да и сам вопрос о какой либо деятельности эйнитов в городе как бы не существовал. Вроде общину я видел, но прозябала она позорно тихо: ни тебе религиозных собраний, ни расписания проповедей, ни сбора пожертвований. Чем живут, какими деньгами — не понятно. Не воздухом же питаются? Я просматривал газеты и злился. Судя по прессе — эйниты на Аннхелле вообще не водились.

Всё это время я не мог переговорить с Вланой наедине, столько народу крутилось вокруг моей заспанной персоны, а при всех обсуждать с ней то, что произошло, я не хотел. Тем более что мои парни вообще не в курсе начинки истории. Кроме троих, что были со мной, никто ничего и не знал. А Айим, Рос и Джоб молчали. Они были немного напуганы, поглядывали на меня странно, но молчали. И Влана, и Келли, и весь личный состав могли только из газет узнать, что я натворил в городе нечто незабываемое. В общем, мне надо было поговорить с Вланой. И, по возможности, не только поговорить. Были у меня ещё всякие другие желания. Менее интеллектуальные, возможно, но… На вторые сутки я почувствовал себя вполне удовлетворительно, чтобы это затеять. Я засадил Келли за отчет о техническом состоянии вооружения корабля и личного состава. Допустимое число незанятых бойцов выпустил в город с условием, чтобы в 22 часа корабль напоминал сонное царство. Я объяснил, что возможно, ночью или утром придётся в темпе сниматься с места, и, кто не выспался — я не виноват. Эта мысль мне так понравилась, что я еще и проинструктировал личный состав на счет внезапного старта: кто где стоит и кто за что отвечает. Оставалось заманить к себе Влану так, чтобы у дежурного не возникло никаких посторонних мыслей. На фоне развёрнутой мной деятельности это было уже не сложно. Я срочно потребовал привести в порядок все характеристики по личному составу и доложить мне сегодня же. (Вряд ли Влана уложится до отбоя. К Келли я вообще пообещал заявиться в два часа ночи…) В общем, чего не сделаешь, ради секса. К вечеру, уяснив, что все плодотворно трудятся, я почувствовал себя великим комбинатором. На лаврах почивал секунд тридцать, пока не вспомнил, что нужно еще проверить состояние наземного ограждения, на случай возможного старта.

Так что, когда ввалилась Влана, со стопкой пластиковых карточек, я еще отдавал последние распоряжения. Всё выглядело так, будто ночью мы действительно стартуем.

Влана свалила документы на стол и начала мне демонстрировать сделанные ею пометки, в которые я честно пытался вникнуть первые полчаса. А потом я понял, что мы не успеваем. Чувство было неожиданно острым и возбуждающим. (Чувство, что не успеваем, разумеется).

— Влана, — сказал я строго, — держа в руках сразу три характеристики и глядя на четвертую. — Ничего у нас в таком темпе не выйдет. Срочно кладите всю эту пачку со стола сюда — я показал на стул.

Она послушно положила, еще не совсем понимая, что я задумал.

— А теперь … — я подхватил Влану под локти и посадил ее на освободившийся стол.

В прошлый раз вся инициатива принадлежала ей, но сегодня — моя очередь. Если кто-то против, не стоит мне позволять столько спать! Мне давно хотелось перецеловать все её пальцы, начиная с ног. Целовать, как выяснилось, можно. А вот если взять этот маленький пальчик в рот, поднимался такой визг, что я вспоминал про дежурного. Пришлось это исследование на время отложить. Ну, ничего, были у меня и другие, не менее интересные мысли… Потом я просто лежал на полу, на одеяле и дышал ею. Спрятал лицо возле шеи, вдыхал её запах и ждал. Знал, что не надышусь, что время неумолимо истекает… Ну вот. В плечо уколол знакомый вызов. Я включил экран, но — ни изображения, ни звука. Потом вдруг поползла странная надпись.

СРочНо снима йтесь подчинение ком южного крыла грана приказ ДЖА адам

И еще раз.

СРОЧНО сниМА…

И всё.

Я и не знал, что на экранчике спецсвязи можно писать… Нет, стоп, слышал, что есть специальные поверхности, рисуя на которых карандашом или пальцем можно проектировать буквы на экран. Если Мерис сейчас якобы бездумно царапает пальцем по чему-то такому, то говорить со мной он просто не может. Он на совещании, например. И тут включилась связь. Но очень глухо и с жуткими помехами. Голос пробивался сквозь скрип и царапанье с трудом. Словно Мерис сидел в банке, а кто-то скребся, добираясь до него.

— …я вообще удивлюсь, если он еще здесь, — говорил Мерис. — Приказ по Армаде прошёл, если я не ошибаюсь, четыре часа назад… — я понял, что он включил связь, чтобы я слышал. — …так что, я рад бы вам помочь, но вы сами временно переподчинили всех капитанов эмок непосредственно командующему южным крылом… …я, как вы знаете, пытался сопротивляться… — связь пропала. Я догадался, что Мерис просто двигает рукой по столу, то включая, то выключая браслет. Или связь идет вообще не через браслет, а что-то иное, но по тому же принципу. Дело плохо. Мерис давал мне понять, что лучше бы нам стартовать еще 4 часа назад. Ну что ж… Я ведь и обещал ребятам ночной старт.

Надо сказать, это только я не был до конца уверен, что стартовать нам придётся ночью. Остальной экипаж принял мои распоряжения максимально близко к сердцу, гораздо ближе, чем я приказывал. Полетная карта оказалась активированой, на ночном дежурстве вместо одного техника болталось четыре. Келли, понятно почему, не спал, но не спали и навигатор, и старший техник. Стоило мне объявить по связи аварийный старт, как волна вибрации возвестила, что в ту же секунду дежурный включил двигатели. Это означало, что до конца их и не отключали. И стартовать мы могли не в аварийном режиме, а вполне полноценно. Будь мы командой копуш, то как раз и приготовились бы сейчас, получив приказ пару-тройку часов назад. Вышло же, что после вызова Мериса прошло не больше двух минут, а мы уже вылетели, как пробка из бутылки. Теперь можно было разбираться, почему мы не получили приказа по армаде, кто такой Джа Адам, и так далее. Я вызвал дежурного. Дежурил Ален Ремьен, и все вопросы у меня тут же отпали. Он не мог проспать сигнал, не мог не доложить мне. Значит, приказа просто не было.

Глядя в его удивленные глаза, я соображал, как могло случиться так, что приказ по армаде прошёл, но мы его не получили…

— Я собрал вас, потому что на корабле предатель. И в любой момент мы можем отправиться к Хэду, Беспамятным богам или кто там в кого верит — по желанию. Это не планета, где выстрел в спину убьет одного. Это корабль. Меня кто-нибудь не понимает? — я обвёл глазами всех собравшихся. Судя по гробовой тишине, возражать мне никто не собирался. Я был раздражён и зол. Умом я понимал, что разговор с экипажем не даст мне ничего, это возможность выговориться, не больше. Но я просто не находил себе места. И почти физически ощущал, как поток негативной энергии растекается от меня. В общий зал набилось невозможное количество народу. Здесь находились все, кроме дежурных по разным системам, и вахтенных. Что ж, с теми, кто сейчас на вахте, я в том же тоне поговорю через шесть часов, когда закончится смена.

— Я хочу, чтобы этот человек признался сам, если он осознаёт, что делает. — Кому-то из вас могли наговорить в городе, что я — монстр или что-нибудь в этом роде. Я прощу. Я не стою целого корабля. Но я хочу знать об этом сейчас. Пока мы еще просто болтаемся в пространстве, а не выполняем боевую задачу. Можно не перед всеми. В течение десяти часов у вас есть возможность доложить мне лично.

Я развернулся и вышел. Хорошо хоть раздвижной автоматической дверью хлопнуть невозможно.

Перед этим мы провели короткое совещание — только я, Влана и Келли. Все мы пришли к одному и тому же выводу. Даже если Ремьен мог "проспать" приказ, что было совершенно не в его натуре, то не признаться в этом он не мог. Я его вынес из-под обстрела на собственной спине. Значит приказ "не прошел" по каким-то другим причинам. И я хотел их знать.

Влана настаивала, что не стоит собирать всю команду. Это лишняя деморализация, не больше. Предателем на корабле стать не так-то просто. Бойцы проходят психологическую подготовку, ограждающую их психику от постороннего влияния. А остальные члены экипажа с посторонними контактируют по минимуму. Конечно, сила личности — понятие индивидуальное. На кого-то из молодых вполне мог воздействовать опытный психотехник. Но в таком случае мы получали мнимого предателя, человека, который сам не помнит, что именно он сделал и когда. Но я был зол, очень зол и не послушал её доводов, хотя потом и жалел об этом.

У себя в каюте я разложил по стопкам принесённые Вланой личные дела. Сначала отложил тех, кого знал максимально хорошо. Шестеро служили со мной с момента прибытия в Ледяной пояс. Все они были набраны Мерисом в северном крыле Армады. Джоб Холос (Обезъяна), Ален Ремьен, Хьюмо Рос, Ано Неджел, Исти Сайл, ну и Келли, конечно. Тъяро Келли, единственный среди набранных тогда "малолеток", мужик взрослый и семейный. Что его стронуло с места? Все парни — бывшие пилоты, кроме Джоба. Джоб, как ни странно, связист. Айима я подобрал уже здесь. Перекупил на маленьком мирке, луне Аннхелла.

Парень был контрактником, но приходилось ему несладко. Местный капитан совсем не ценил того, что Айим умел делать хорошо. Напротив, он требовал от бойца аналитики и самостоятельных решений. Довел эту тушку до нервного срыва. Я пытался объяснить ему, что такие, как Айим, работают только с приказом и от приказа не отступают ни при каких условиях. Не смог. Пришлось выкупить контракт. Просто пожалел бойца. О чем теперь не жалею. Такой вот каламбур. Айим подчиняется мне как тень и по-своему крепко благодарен за эту историю. Так… Сержанты. Гарман. Подозревать Гармана с его лезущей во все дыры честностью? Я глянул на оставшуюся пачку и мысленно произнёс самое длинное из известных мне ругательств. Нет, так я ничего не смогу решить. У меня только бойцов двести два человека. А еще техники, стюрады, уборщики. Повар. Беспамятные боги, и повар тоже! Это было похоже на сумасшествие, Если бойцов своих я знал достаточно хорошо, то помощников повара… В такой ситуации существовало только одно разумное решение — напиться. Учитывая, что я почти не пил, выхода не просматривалось совсем. Я отложил характеристики. На корабле 240 человек. Всех не проверишь. Нужно искать какое-то иное решение.

Но решение не приходило, и времени на его поиски тоже не прибавлялось. Мы готовились к проколу и намеривались выйти сразу возле расположения южного крыла Армады в окрестностях Граны.

Грана, напомню, планета такая. К её населению даже сами Экзотианцы относятся с некоторой брезгливой иронией. На Гране ничего, кроме полезных ископаемых нет. С основания времен здесь только торгуют. Отсюда и полное отсутствие моральных устоев, хоть сколько то похожих на общераспространенные. Зато на Гране есть свои законы. Их можно презирать, но не считаться с ними трудно. Да и сражаться грантсы умеют. И на военном фронте и на политическом. Мы слопали полсистемы и намертво встали в окрестностях этого, не самого гостеприимного из миров Абэсверта. Причина, правда, была не только в Гране. Следом за ней в пространстве вращалось идеологическое сердце империи — планета-Дом откуда родом все эрцоги Экзотики. Планета эта уже многие сотни лет не являлась политическим центром, просто реликвией, местом поклонения и истоков. И всё-таки она оставалась некой святыней доминантов — правящей экзотианской верхушки. Я уже не хотел ничего решать. Просто в бой, просто гори всё белым пламенем Саа, белой звезды Аннхелла. Кто выживет, тот и будет прав. Если вообще кто-то может быть прав. Хоть в чём-то. На меня навалились усталость и отупение. Я не мог летать с предателем на корабле. Однако время шло. До прокола оставалось не больше двух часов, а мы всё так же ничего не знали. Я отдал команду готовиться к "погружению" в зону Метью. Больше медлить просто некуда. Мы решили изображать получивших приказ и двигающихся на воссоединение с кораблями армады. А там я начну соображать по ходу. Мне не привыкать. Что-то внутри меня сопротивлялось этим простым и логичным в такой ситуации действиям. Распоряжения я отдавал на автомате. Сам думал, думал… Я давно уже не ощущал так явно подступающую депрессию. У меня снова появилось напряжение в области грудной клетки как тогда, когда мы в первый раз расстались с Дьюпом.

Влана явилась ровно за два часа до прокола. Она тоже была взвинчена.

— У меня есть соображения, — сказала она. — Вернее у нас с Келли есть соображения, но он не пошёл. Говорит, что ты и так не в себе. И смотреть на тебя — страшно, и говорить с тобой — трудно… Кстати, ты и сам мог бы до этого додуматься…

— Ни до чего я не смог додуматься, — сказал я сердито. — Не могу я подозревать своих. Лучше сдохнуть.

— А мы с Келли составили одну простую схему. На тему, кто вообще мог находиться рядом с аппаратурой, чтобы…

— Да знаю я! Но это, во-первых, восемь человек, во-вторых, любой техник, так или иначе, всё равно найдёт доступ в систему. Это ещё человек двадцать. В-третьих, любой "старичок" тоже осведомлён гораздо больше, чем положено по уставу…

— Да, — перебила Влана. — Но давай, всё-таки, попробуем мыслить примитивно? И просто остановимся на этих восьми?

— Двое — ещё с северного крыла, их подозревать смешно, четыре техника — в город на Аннхелле ни разу не выходили… — я задумался.

— Из оставшихся двоих — один нанят непосредственно в столице, — подсказала Влана.

— Слишком просто. Даже, если так, то парень, скорее всего, ничего не знает. Это кого-нибудь из "старичков", надо "ломать" или вербовать, а в эту недозрелую "мелочь" загнали что-нибудь под гипнозом… И психотехника у нас нет. Что его, пытать теперь что ли, авось "программа" слетит? А если — не он?

— Психотехник есть при госпитале. Но, если мы пойдём на такую меру, исходя просто из подозрений, для остальной команды это будет слишком плохим примером. Можно, конечно, под каким-нибудь предлогом изолировать парня, или сменять на другом корабле, но я бы предложила маленькую провокацию…

Влана тряхнула волосами. Волосы у неё короткие, но спереди уже немного отросли и падают теперь на глаза. Она их, наверное, тонировала раньше, потому что у корней стала пробиваться сталь. В цвет глаз. Черты у неё тонкие, но твёрдые. И на мальчишку она всё-таки здорово похожа. Но и этим она мне тоже нравится. Надо же, Келли побоялся ко мне идти… Неужели я такой злой и страшный? Влана поймала мой напряженный взгляд и фыркнула.

— Страшный ты, страшный. В зеркало на себя почаще смотри. И улыбайся сам себе, для профилактики. А сейчас давай подумаем, на какой твой приказ может отреагировать предатель?

И тут меня в пот бросило! На меня покушались три раза! Но в космосе от меня избавиться проще простого — заминировал корабль перед проколом, и никто, никогда…

— Влана, — сказал я жестко. — Тащи сюда своего кандидата. — Если у меня психоз — это полбеды…

Встреча, разумеется, не дала ничего. Только бойца перепугали. Если он и скрыл от меня получение приказа по Армаде, то и сам об этом не знал. Я велел ему начертить маршрут своих передвижений по кораблю после старта и послал ребят из "старичков" проверить со сканером. Я объяснил ему, в чем его подозревают, сказал, если что-то вспомнит — немедленно ко мне. Велел не выходить из каюты. И отпустил. А что я мог ещё сделать? В оставшееся до прокола время мы проверяли корабль. Не нашли ничего. И, перед погружением в искусственный сон, меня мучили сомненья, выйдет ли корабль из прокола? Но из прокола корабль вышел. Не вышел только я.

Процедура пробуждения после обратного вхождения в зону Метью такая. Сначала автомат будит дежурных и медика. Потом дежурные контролируют процесс пробуждения всей команды. Контроль идет с монитора в навигаторской. И, когда дежурный увидел, что я не просыпаюсь, он решил, что это просто сбой в системе, хотя сигнал у него на пульте горел. Дежурный, продублировал включение еще раз. Подождал пару минут. Потом доложил медику. Медик не стал проверять автоматы, а просто зашел ко мне сам со своей диагностической машиной. Еще через минуту выяснилось, что температура тела у меня +42 с половиной градуса по Цельсию, а сам его обладатель в коме. Медик должен был в такой ситуации докладывать Влане, но он по инерции доложил Келли. Келли пришёл заспанный и заторможенный. Он имел привычку засыпать раньше, чем автоматы начнут погружать в сон, и ухитрялся как-то соответственно выглядеть и соображать. Медик успел ему раз 5 объяснить, что меня нужно срочно в криокамеру, потому что он не знает, сколько времени длится уже такое состояние и до какой степени может быть поражен мозг.

Келли его не понимал. Механизм работы человеческого тела в его голове не очень отличался от работы любого другого механизма. Он просто не врубался, чем может быть опасна температура выше сорока градусов, при которой вообще-то начинает "вариться" белок. Если бы не прибежала Влана, вообще неизвестно, чем бы всё это закончилось.

Сначала меня поместили в криокамеру, но из-за нарушений сердечной деятельности полностью замораживать побоялись. При минимальном же охлаждении температура упорно не снижалась. Кончилось всё тем, что после обмена паролями, мы пошли не на сближение с флагманом крыла, а решили стыковаться с госпиталем. Самое смешное было, как вы помните, в том, что приказа на переподчинение командующему южным крылом мы не получили. Поэтому мы подошли к кораблям Армады, нас опознали. На этом всё и закончилось. Нам не впервой было болтаться между кораблями и наземными частями, и никто такому положению вещей, в общем-то, не удивился. Спецон — он и есть спецон. Мало ли с каким заданием. Если бы не случившееся со мной, я в этот же день доложил бы ситуацию командующему крылом, приказ бы продублировали, и жизнь пошла бы своим чередом. Но Келли это и в голову не пришло. Влана с трудом, но растолковала ему, что означает моё состояние, он запросил госпиталь, и заработал запасной вариант, заготовленный Мерисом еще пару недель назад.

 

История четырнадцатая. «Цена пощёчины»

— Госпиталь вас видит. Примите координаты автостыковки! В навигаторской госпиталя дежурил молоденький веселый курсант, едва доучившийся до первой плановой стажировки. Его нежно-розовые, в конопушках уши, торчали в разные стороны и просвечивали по краям.

— Возьмите поправку! Два градуса! — бодро командовал он.

Его радостный голос диссонировал с лицами людей в навигаторской ЭМ-17 с эмблемой спецона на правом борту. Парня, видимо, командировали сюда недавно. Впрочем, попадаются двуногие, сохраняющие жизнерадостность и в похоронной команде.

— "Вакуум" пошёл!

Влана Лагаль не слушала лопоухого. Она смотрела на другой экран, разбитый на четыре сегмента и транслирующий сразу: работу приборов криокамеры, лицо Ангжея, кривую работы сердца и температурную кривую. Приборы работали нормально, сердце — с перебоями, температуру с трудом удерживали на 39 градусах. Что происходило с Агжеем — Влана не понимала. Его лицо то краснело, то проступали более бледные пятна — видимо организм по-своему тоже боролся с температурой. Обычно, с интуицией у девушки всё было более чем в порядке. Ощущала она и беспокойство перед проколом, но решила, что беспокойство связано с опасностью, угрожающей кораблю. Но вышло иначе. И Влана вряд ли могла это предугадать. Адептов эйи десятилетиями учат распознавать сигналы подсознания, она всего лишь ребенок, сирота, выросшая при общине храма. Но всё равно она чувствовала себя виноватой. Келли тоже мучили угрызения совести. Не следовало никому перепоручать охрану капитана. Даже таким проверенным бойцам, как Джоб, Рос и Айим. Хотя, что они могли сделать, если капитан заразился чем-то в этом проклятом храме? Какая-нибудь местная чума… На корабле-госпитале должен быть инфекционист. Им вообще здорово повезло, что госпиталь оказался так близко. Дурак-медик мямлил что-то про нарушения работы мозга от высокой температуры… Келли скосил глаза на экран, где лицо капитана в очередной раз пошло пятнами. "Точно — инфекция". Раздался воздушный хлопок — корабль присосался, наконец, к шлюзу.

— Просим бригаду медиков на борт. Возможно, инфекция, — сказал дежурный связист.

Один из госпитальных медиков ростом не уступал Агжю, только был более плотный, уже начинающий полнеть. Второй на полголовы ниже, но тоже крепкий, рукастый и широкий в кости. Высокий быстро посмотрел показания приборов, сам пощупал пульс, согнул и разогнул руку в локте

— Анамнез? — спросил он корабельного медика и перевел взгляд с его растерянного лица на другие, более сосредоточенные. — Если он мог заразиться, то где?

— Стояли на Аннхелле, — начала Влана, видя, что медик завис. — В столице. За двое суток до этого — несколько дней провели на Мах-ми (Еще — на астероиде. Но там — вакуум и искусственный воздух. Микробы в таких условиях не живут, только люди).

— Может быть, какие-то пограничные контакты? Больницы, приюты посещал?

— В храм какой-то… ходил, — выпалил Келли, и покраснел не меньше Агжея, подавившись чуть не сорвавшимся с языка ругательством. — Маленький такой… –

Келли крепко прикусил нижнюю губу. Печатные слова у него на ближайшие пять минут закончились. Влана побледнела. Так они и стояли рядом, пока госпитальная бригада готовила к транспортировке криокамеру — красный, словно келийский орех, Келли и бледная, как солнце Аннхелла, Влана.

— Какой ещё храм? — набросилась она на Келли, когда за медиками закрылась раздвижная дверь.

— Да Хэд его знает, какой! Вот такая вот хреновина сверху! — капитан изобразил что-то руками. Влана отмахнулась от него. Вызвала на экране карту Саа, столицы Аннхелла, названой в честь солнца этой системы планет.

— Иди, показывай, тоже мне, мастер объяснять, — сердце у нее беспокойно билось.

— Ну вот он, — почти сразу ткнул пальцем Келли.

— Точно этот?

— Да куда уж точнее. Парни больше часа над ним висели.

— Он заходил внутрь?

— Я же говорю, ждали больше часа!

— Кто ждал?

— Джоб, Айим и Рос. Они его весь день "пасли" по городу. Он зашёл в этот долбанный храм, потом на такси полетел к Мерису, в наше основное здание, вышел от туда уже на закате. Потом это …Ну, ты знаешь… Стрелял в него какой-то бандак, но не попал. Из такой "пушки" и с такого расстояния не попал, что даже не верится. Или капитан его заметил?.. Хьюмо сказал, что в момент выстрела, кэп прыгнул на руки и покатился. Потому что иначе он бы и уклониться не успел. Рост, в общем, спас…

— Хьюмо — это сержант Рос? — перебила Влана. — Пилот из разведгруппы? Он, вроде, самый вменяемый из тех, кто за капитаном наблюдал в тот день? С Джобом особо не поговоришь — я столько не выпью, а Айим и захочет, двух слов не свяжет…

— Ну, так я и говорил с Росом. С Хьюмо, значит. Он и сказал, что не понятно, в общем, как и уклониться капитан успел. Рассказали бы ему, вроде, он не поверил бы. Стреляли-то из агт-патрона обрезанного. Почти в упор. С сорока или с пятидесяти метров. Там бы на пятерых хватило.

Влана его рассуждения уже не слушала, она думала о чем-то своем, нетерпеливо и сильно пиная декоративную опору пластиковой столешницы носком форменного ботинка.

— Ты чё там пинаешь-то? — обратил, наконец, внимание Келли.

— Хьюмо своего позовёшь уже? — и, видя недоумение зампотеха, крикнула. — Дежурный! Сержанта Роса в навигаторскую!

— Его-то зачем? — не понял Келли. — Я ж сам всё…

— Я же сам — ничего! — поправила Влана.

— Почему ничего? — возмутился Келли. — Потом он…

— А между "потом" и этим странным выстрелом — что было?

Ввалился Рос, стукнув для приличия уже по внутренней стороне двери. И минуты не прошло. Наверно, он маялся где-то поблизости от навигаторской. Вид у него после сна был совсем не отдохнувший.

— Спал плохо? — спросила Влана без особого, впрочем, участия. Сержант кивнул.

— Снилась всякая… — он был мрачен и хмур, не знал, куда девать руки и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Тем не менее, Влана видела, что он и сам хочет что-то сказать.

— Давай, рассказывай, — она села напротив него, развернув кресло.

Рос остался переминаться с ноги на ногу.

— Садись и рассказывай.

— Да я просто…

— Садись, я сказала! Келли, усади его, наконец, у меня от его мельтешения голова сейчас заболит.

Келли подтолкнул под сержанта кресло, и оно, двигаясь по инерции, практически подбило его под колени. Рос теперь сидел и печально косился то на Келли, то на Влану.

— Не понял я, — сказал Келли. — Я чего-то, что ли, ещё не знаю?

— Тебя что-то напугало, Хьюмо? — спросила Влана уже мягче. — Что-то с капитаном было? После того, как в него стреляли? Он что-то сделал, сказал?

— Н-нет, — Рос потряс головой. Он не находил слов. — Капитан, он… смотрел только на гада этого… Ну, который стрелял в него… — Рос замялся. — Мы-то как будто остекленели все от этого взгляда.

— Страшно было? — спросила Влана.

Рос кивнул.

— А что плохого, Хьюмо, в том, что было страшно? — ласково настаивала Влана.

— Чужой он какой-то, страх этот. Холодный, — дёрнул плечами Рос. — И снится теперь всякое… — он упёрся глазами в пол.

Влана покачала головой.

— Невозможно… — она встала и подошла к сержанту.

Тот попытался подняться.

— Сиди смирно! — прикрикнула Влана, положила руки ему на виски и пригрозила. — Сиди, Рос, а то Келли тебя держать будет.

Худощавый, но совсем не миниатюрный, в общем-то, Рос сжался в кресле, как кролик. Ему было неловко, но и немного приятно. Однако спустя минуту плечи сержанта вдруг обмякли, он откинулся на спинку кресла… Влана прижала палец к губам. Келли присмотрелся — Рос дышал ровно, и лицо его было расслаблено. Спит. Он непонимающе уставился на Влану. Та отозвала его к пульту.

— Пусть спит. На него даже искусственный сон не до конца подействовал, так он испугался.

— Чего случилось-то? — спросил Келли шепотом.

— Плохо дело, Келли. Сама не могу поверить… Или наш капитан каким-то образом прошёл посвящение в храме, или… я чего-то глобально не понимаю в этой жизни.

— Знал я, что дрянь этот храм, — зло прошипел Келли. — Может, рассосется как-то?

Влана с сомнением покачала головой.

— Если бы я умела хоть что-нибудь … Я знаю только, что в космос новообращенным адептам нельзя. Никак нельзя. Они становятся слишком близко к Тени Матери и… Организм просто не выдерживает. Только Проводящие Эйи могут путешествовать в пространстве. Этому учатся десятки лет. А этот, чумной… Ну, когда он успел?

— Медики-то могут что-нибудь сделать?

— Скорее всего, нет, Келли.

— Он что, умрёт?

— Нужно быть готовыми и к этому.

Келли запрашивал у госпиталя состояние капитана Гордона Пайела, (таково было теперь по документам имя Агжея), два раза в день — утром и вечером. Изменений в лучшую сторону не происходило.

Влана почти не спала, изучая содержимое сети. Чего она там копалась — Келли не понимал. Он, пользуясь редкой передышкой, перепроверил вооружение, довел корабль до какого-то сумасшедшего блеска. В маневрах крыла участия они не принимали, и свободного времени было более, чем достаточно. На Влану Келли, после разговора в навигаторской, поглядывал с опаской — хоть она и говорила, что ничего якобы не умела непонятного, однако, Рос-то уснул! Мало того, кошмары эти дурацкие у него прекратились, и смотрел он теперь на девушку с обожанием. Но Келли не любил всё непонятное. Он бы предпочёл, чтобы и к человеку прилагали техпаспорт. Вот и сейчас Влана зашла в навигаторскую с таким выражением лица, к которому хорошо бы и паспорт, или хотя бы описание хоть какое-то.

— Келли, скажи, теоретически мы, в обход постов, шлюпку посадить на Грану сможем?

— Теоретически можно всё, — буркнул Келли, протирая для самоумиротворения главный экран.

Какой-нибудь боец или техник тут же бы и отчалил, видя, что капитан не в духе, но не Влана.

— А на практике? — продолжала допытываться она, неожиданно выруливая Келли в фас.

Тот, думавший, что она всё ещё за спиной, от неожиданности вздрогнул… Да уж, эта так просто не отвяжется, даром, что девица. Зампотех отложил салфетку. Включил экран. Нашёл последние разведданные. На экран выползли условные корабли противника и совместились с картой сектора. Сказал, почесав загривок:

— Ну не …в… туалет сходить, конечно. Но… сядем, в общем-то…

— Роса дашь?

— Ты что, серьезно хочешь что ли?!

— А я когда не серьезно спрашивала?

— За каким… За чем, то есть?

— Агжею лучше не становится. Хочу посоветоваться там кое с кем. Нашла тут в сети…

— Эйниты что ли эти? — спросил Келли с плохо скрываемым отвращением.

— Нет, не эйниты. Другая секта. Но теоретически, как ты говоришь, может быть что-то и выгорит. Шанс небольшой, риска, как я понимаю, достаточно… Но другого выхода я не вижу!

Влана резко отвернулась. Но Келли успел увидеть, наполнившиеся влагой глаза. Это подействовало на него ошеломляюще.

— Да я же, разве же, говорю, что нельзя? Тебе кого дать — Гармана или…

— Там надо не сильно крупных, чтобы не так выделялись, — проглотила слёзы Влана и вытерла глаза рукавом форменной рубашки. — Давай Ремьена, пусть реабилитируется. И Обезьяну.

— Ты же с ним пить не умеешь? — попытался пошутить Келли.

— Зато я ему доверяю, — она сглотнула слёзы. — Сколько времени нужно, чтобы шлюпку подготовить?

— Росу-то? Да нисколько. Он её каждое утро проверяет.

— Ну, пусть час. И мне на инструктаж — час. Грана — не Аннхелл.

Келли пожал плечами. Какой там может быть нужен инструктаж — он не понял. Впрочем, и капитан тоже грешил этими странными "инструктажами": этого не говорить, так не делать. Он полагал, что в каждом маленьком мире, свои маленькие законы. И, по возможности, нарушать их не надо. В дверях Влана обернулась:

— Келли, мне неспокойно как-то. Если получишь какой-нибудь странный приказ по Армаде — до нашего возвращения в конфликт не вступай, просто тяни резину. Да, и Айиму ещё объясни, что средний рост населения на Гране — 1,6 метра, он там просто будет выглядеть, как … — Она махнула рукой и вышла.

Глаза у неё опять намокли, и Келли поспешно уткнулся в журнал навигатора.

На Грану, если обойти экзотианские посты, действительно можно было сесть без особого шума. Грантсы воевали с империей только формально. И исключительно в том месте, где шли боевые действия. Им было глубоко безразлично, кому продавать полезные ископаемые — своим или чужим, лишь бы сойтись в цене. Странное это место, Грана. Суровый климат, мелкие, худощавые люди, больше похожие на подростков и такие же горячие. И весьма далёкие от цивилизации, нравы. Грантсы по любому поводу хватаются за нож, об этом знали везде. Может, потому Влана и захотела взять с собой Джоба. Он родом с Тайма, где мужчина без ножа — это мужчина без костей. Есть там такая страшная болезнь, размягчающая кости. Келли знал, что Джоб даже спит с ножом. А уж как он с ним обращался — любо-дорого посмотреть было.

Дверь отъехала в сторону, и Келли оторопел. Влану в платье он видел в первый раз. Видимо, платье она достала из старых запасов — лиф был узок, а в талии оно вообще обтягивало её, как руку перчатка, но Келли не знал таких тонкостей. Из мальчишки с девичьими глазами Влана Лагаль превратилась для него вдруг в леди. Казалась, она изменилась от этого вся. Пропала даже неровная мальчишеская походка.

— Это, — сказал Келли. — Это… что?

— Это маскировка, — Влана быстро перегнулась через пульт, (грудь её оказалась в необыкновенно выгодном для обозрения ракурсе), переключила что-то на экране, пробегая глазами ряды цифр. — Ага, вот, — сказала она. — Вот эти координаты на шлюпку скинь. Мы постараемся вернуться побыстрее.

— Ты же сказала — через два часа?

— Час. Рос выходить не будет. Зачем его инструктировать? Ну, скажи что-нибудь? Удачи, или еще там чего?

— Агооми, — автоматически пробормотал Келли по-лхасски.

Это было пожелание удачи на его родном, практически мёртвом уже языке.

— Агооми, — согласилась Влана.

И еще через десять минут, корабль легонько вздрогнул, прощаясь со шлюпкой. Зампотех ощутил, что он остался один, совсем один в этом бесконечном пространстве. Экипаж — сегодня не в счёт. Он глубоко вздохнул, обвел взглядом навигаторскую, откуда в эти дни навигатора практически выжил, и, кивнув дежурному связисту, пошел к себе в каюту. В конце концов, закупленная на Аннхелле настойка кумы была не так уж и плоха. Надо бы ее перепроверить. На качество.

Влана знала, что делала. Она достаточно читала о Гране, чтобы предположить — одно дело, если сядет просто боевая шлюпка, и совсем другое, если бойцы будут сопровождать женщину. Тут уже ни один грантс и не заикнется, что шлюпка вообще-то имперская и парни — в чужой форме. Платье чудом сохранилось в её скудном гардеробе. Зато, пусть и узковатое, но самое шикарное — ярко-красное, с открытым лифом и многослойными, почти до земли, юбками. Оставалось только вспомнить, как в нём ходят, не наступая на подол. На Гране Влана разыскала по сети адепта Пути. Эти не жили общинами, разве что иногда по двое-трое, чтобы не умереть от скуки. Да и было их так мало, что, если бы собрать всех в освоенном пространстве, может, и получилась бы всего пара сотен. А может, и нет. Адепты Пути не очень афишировали свои взгляды. Они видели мир совершенно иначе, чем обычные люди. Если нормальные граждане только подозревали, что Вселенная некоторым непонятным образом упорядочена таки, адепты Пути воспринимали мировые связи во всём их многообразии. И, осмысливая взаимосвязь событий, адепт Пути мог просто передвинуть книгу на столе, добиваясь одному ему понятого эффекта.

Он знал, какую цепь изменений породит это движение. И жить ему, поэтому, было невыносимо скучно. Самые мудрые последователи этой веры уже как бы вообще не жили. Они, или удалялись от мира в недоступные другим людям места, или, повинуясь каким-то своим задачам, играли бытие как шахматную партию. Конечно, к такому владению ситуацией приходили они не сразу. Поначалу, первую сотню лет обучения, адептов завораживала рябь на поверхности Паутины — так они называли мироздание. Но потом… Если бы не личные цели воплощений, эта вера могла бы стать верой самоубийц. Но, исповедовавшие её, много, слишком много знали и о задачах личного рождения, и о своей смерти именно так, а не иначе. Одного такого человека и нашла Влана. Она не была уверена, захочет ли он встретиться с ней, но как по-другому повлиять на судьбу Агжея девушка не знала. Её маленькое сердечко чувствовало только, что капитану очень плохо.

Сели на Грану легко, Рос прошёл сквозь расположение противника играючи, он умело маскировал шлюпку в опасных местах, сделал небольшой крюк, чтобы прикрыться излучением соседки — карликовой рентгеновской звезды и — вышел практически на орбиту Граны. Там он укрылся за ретранслирующим спутником, из-под него нырнул в "мертвую зону" спутника-шпиона. Влане даже стало немного не по себе, когда она увидела, как легко и просто войти в атмосферу так тщательно охраняемой и своими и чужими планеты.

Отцепившись в нужном месте от спутника, они сели прямо на пузо, иначе Влана не смогла бы выйти в этом дурацком платье. Город, удивительно низкорослый, лишь с отдельными свечками небоскребов, открылся им.

Когда садились — Влане некогда было разглядывать его, она мысленно перебирала то, что нужно сказать. Но теперь девушка задрала голову, глядя, как из переплетения кривых и узких улочек, врастая между зданий-коротышек тысячелетней застройки, в небо бросаются современные многоэтажные шпили — этажей в 500, не меньше. Машин на улицах и в воздухе было немного. Только молодежь на легких скейтах носилась вокруг высотки. Похоже, там играли в какую-то страшноватую игру. Немногочисленные прохожие почти не заинтересовались шлюпкой. Женщины не смотрели вообще, мужчины глазели на Влану. Она предполагала такую реакцию, поэтому приказала Росу, чтобы с места не поднимался, так безопаснее, в воздухе могут быть наблюдатели, на земле — вряд ли. И под охраной Джоба и Ремьена отправилась в ближайший дом. Голую грудь ожог ледяной ветер, хотя на этой половине планеты по календарю было лето. Она передернула плечами и пошла быстрее, подхватив юбки.

Какой-то грантс заступил дорогу. Невысокий, жилистый, с очень тонкими костями, привлекательный, не смотря на хищный оскал смуглого лица. На поясе у него висело что-то вроде короткой шпаги. Грантс оценивающе оглядел обоих сопровождающих девушки… И в ту же секунду у его уха что-то свистнуло: нож без ручки вошёл в песчаник стены старинного особняка, как в масло. Джоб выдернул нож и молча последовал за Вланой. Грантс цокнул ему в след языком. Поступок чужака понравился ему. Наконец они нырнули в подъезд. Там оказалось гораздо уютнее, чем можно было предположить снаружи. Толстые стены в темных потеках канули в небытие. Лестница радовала коврами и мягким светом старинных ламп. Квартиры, судя по всему, были настоящими апартаментами — на каждом этаже — всего одна дверь. Они поднялись на третий этаж трехэтажного же особнячка. Влана хотела постучать, но Джоб задержал ее руку, отодвинул девушку от двери и постучал сам. Ответа ждали долго, наконец, дверь открылась, подчиняясь указаниям автомата. Джоб вошёл, огляделся по сторонам и кивнул — заходите. Ремьен пропустил Влану вперед, сам разве что порог переступил, устроился подпирать косяк. Прихожая оказалась выполненной в красных тонах, её украшали картины и антиквариат времен колонизации. Один старинный светильник стоил полшлюпки. Влану не удивила такая роскошь. Она ее попросту не заметила.

Навстречу им вышел высокий для грантса, белобрысый парень, оглядел с сомнением всю компанию, слегка покачал головой. Одет он был в черное с серебром, жевал, как и все местные парни, жвачку, в глазах застыло удивление.

— Наставника нет, он где-то в космосе шляется, — сказал парень с улыбкой и тряхнул белобрысой головой.

— А вы кто? — спросила Влана.

— А ты кто, — поправил парень. — А я Киано, Клинок Холода, так переводится. Немного — обормот, немного — его ученик: гуляю с его собакой, мою ей лапы и чищу его обувь. — Он улыбнулся, и Влана поняла, что парень моложе, чем показалось сначала. Виной всему был этот самый светильник.

— Вам надо спешить, — сказал парень. — А я помочь вряд ли смогу. Я сам еще щенок. Да и Мастер вас, скорее всего, послал бы.

— Почему? — удивилась Влана. — Мы не хотим ничего плохого.

— Весы, — пожал плечами Киано. — Страшная штука. А мой Мастер — большой трус. Он так боится вызвать незапланированные перемены… — его губы разъехались в ироничной, но грустной улыбке.

Влана знала, что грантсы с удовольствием оскорбляют друг друга. Им это нравится, добавляет в холодную жизнь перца.

— А ты — тоже трус? — спросила она.

Парень рассмеялся.

— Девушка — воин? Я догадывался. — Он оглядел Влану с ног до головы с откровенным мальчишеским любопытством. — Я с девушками не дерусь. Но… — Киано затянул паузу.

Джоб достал нож и стал аккуратно вычищать что-то под ногтями.

— Энциклопедию, поди, читали? — рассмеялся парень. — Я слишком много путешествовал по системе, Мистер-с-Ножом, чтобы вы так просто могли меня завести. Да и Мастер мой регулярно мне объясняет, как полезно держать себя в руках. — И, видя недоуменный взгляд Вланы, парень вскинул руки вверх. Разрезанные до локтей рукава упали, обнажая покрытые свежими и уже зарубцевавшимися шрамами руки. На запястьях вообще было сплошное кровавое месиво, слегка уже подсохшее, впрочем. — Видя, как в глазах Вланы удивление сменяется брезгливостью и злостью, Киано рассмеялся. — Ладно, валите, вас уже ждут. И воспользуйтесь тем, что где-то в нашей системе болтается лорд Джастин. Может, как раз он Мастера и вызвал. Если кто-то может взять на себя ответственность, то это — к нему. Мой Мастер — трус, — Киано выплюнул жвачку прямо на дорогой ковер. — Валите. Через 15 минут — патрульный облёт.

Тем временем дела у Келли развивались не лучшим образом. Через шесть часов после отлета шлюпки несколько не трезвый капитан получил странный приказ.

Специальная эскадра запрашивает ЭМ17 Приказ для капитана Гордона Пайела

"Срочно прибыть на флагманский корабль специальной эскадры Его Императорского величества". Военный инспектор Лорд Джастин

Флагманский корабль специальной эскадры назывался "Факел". На нём, как следовало из приказа, находился сам лорд Джастин, главный военный инспектор, правая рука и советник военного министра. Человек жесткий и наделенный массой самых странных полномочий.

Даже при нормальном положении вещей внимание главного инспектора к их маленькому кораблю совсем не обрадовало бы Келли. А теперь и подавно. Врать, однако, не имело смысла. Он приказал связисту отписаться в строгом соответствии с действительным положением вещей, но без лишних подробностей — капитан в госпитале, неизвестная инфекция. И — точка.

Ответ пришёл незамедлительно.

«Принято. Лорд Джастин ждёт заместителя капитана по личному составу Влану Лагаль".

Келли просто обалдел. Он знал, что Агжей не посылал ещё документов в Армаду на Влану. Там просто ещё не могли знать, что… Что же делать? Влана просила тянуть резину…

Келли вспомнил, что с утра его приглашали на дружескую вечеринку на "Пфрай" ("Выплеск"), где служил его старый знакомый… Вечеринка сейчас начнётся, если еще не началась. Допустим, Влана вылетела туда…

— Господин заместитель капитана, — уже просочившись через решето экзотианских кораблей, обратился к Влане Рос. — "Широкий" запрос по специальной связи. "Факел" разыскивает Влану Лагаль.

— Что это за "Факел"? — насторожилась Влана.

Сдвинула брови… Нет, опасности она не ощущала.

— Флагманский корабль с инспектором в корзинке, — фыркнул Рос, уже привыкший немного к Влане и начинающий помаленьку с ней шутить.

— С инспектором?

— Военный инспектор, советник военного министра лорд Джастин. Говорят, что…

— Рос метнулся между астероидами, прячась, как от чужих, так и от своих. Если его не запросят, он так и подойдёт к эмке "втихую". — Опасный, говорят, человек. Чего отвечать-то?

Выглядел Рос живописно — без шлема, в одном ухе наушник, другой — болтается. Келли или Агжей давно обратили бы на это внимание, но Влана не замечала сегодня ничего вокруг. Она попыталась почувствовать, что скрывает в себе этот странный вызов… Стоп, лорд Джастин… Мальчик говорил, что и он тоже…

— Откликайся, — сказала она.

Рос согласно кивнул, и нажал отзыв.

— Просят к себе, — сказал он, спустя две секунды.

— А что, можно отказаться? — фыркнула Влана.

— Да уже поздно, собственно, — засмеялся Рос. — Я на сближение пошёл? Мы, в общем-то, рядом… Они находились не так уж и рядом, но Рос шёл на такой скорости, что пора было начинать тормозить. Влана кивнула. К сожалению, она ничего не знала о лорде Джастине. И вдруг Рос резко крутанулся. Шлюпку развернуло почти на 360. Влану дёрнуло в кресле. Ален придержал её сзади за плечи.

— Ты чего, больной?

— Стыковаться просят с госпиталем. А мы его уже проскочили. — Беспечно доложил Рос, он был не пристёгнут, но сидел как влитой.

Влана только головой покачала. Она знала, как отреагировал бы на такие штучки Келли. Да и не стал бы так Рос при Келли.

— Сильно проскочили?

— Да, ерунда, минут десять потеряем. Просто в кривую уже не вписывались. Ерунда, — Рос оглянулся. Глаза хитрые. Неужели — нарочно?

Лорд Джастин был невообразимо стар. Несмотря на многочисленные реомоложения, у него оказалось очень пожившее лицо. И необыкновенно молодые глаза — ясные, любопытные. Влана улыбнулась, она просто не смогла такому не улыбнуться.

Рядом с лордом, одетым подчеркнуто скромно, маячил подержаный грантс, в черном с серебром. Но Влана узнала бы его и без родовых цветов. Это был тот, к кому она летела, мастер Ивэ Аэо, скотина порядочная, как определила она для себя. Влана запомнила рубцы на руках мальчишки.

Мужчины ждали ее в специальной гостевой комнате, рядом со шлюзом. Видимо и инспектору не полагалось просто так бродить по госпиталю, или он не желал этого сам.

— Ну что ж, леди, — сказал лорд Джастин, улыбаясь в ответ. — Пойдемте, посмотрим на вашего капитана. Меня предупреждали, что ему нужна твердая рука, но, похоже, ошиблись. В этом состоянии ему больше пригодится ваша. Он шагнул в сторону, пропуская Влану вперед. И она пошла первой, вслед за провожатым в красной форме медика. Ремьену и Джобу приказали остаться в гостевой.

Агжей выглядел не лучше, чем утром на экране. Лицо его побледнело, но и только. Лорд Джастин остановился возле Вланы в изголовье криокамеры, задумчиво посмотрел куда-то мимо…

— Да, сказал он. Плохо его дело.

Влана сжалась и непроизвольно прикусила губу.

— Но вы же, — сказала она тихо. — Вы же можете …

— Могу. — Спокойно констатировал лорд. — Но зачем? Что особенно хорошего успел сделать этот парень, чтобы я его спасал? Да еще от собственной глупости?

— Но он не сделал и ничего плохого. Везде, где он был, он оставался человеком, разве этого мало? — Влана сама удивлялась тому, что ей не хочется плакать, ведь всё утро она только и делала, что боролась с подступающими слезами.

— Может и не мало… — лорд Джастин думал.

Глаза его смотрели куда-то внутрь. Влана ждала. Он был добрым человеком, он не заставлял умолять себя, но если он откажется, то уже никто ничего не сможет изменить.

— Вы согласны пожертвовать ради этого молодого человека своей репутацией, леди? — спросил, наконец, лорд Джастин.

— Нет у меня никакой репутации, — пожала плечами Влана. — Было бы, чем жертвовать.

— Вам нужно будет дать пощёчину главному медику госпиталя. Он сейчас зайдёт. И сказать ему какую-нибудь гадость. Возможно, это негативно повлияет на вашу карьеру. Возможно — нет. Но будет в любом случае неприятно.

— Но зачем? Я вижу, чувствую, они делали всё, что могли…

— Но не сделают сегодня. — Спокойно ответил лорд, поднимая на Влану свои юношеские глаза. — Сегодня ночью у вашего капитана наступит кризис, но дежурный врач проспит это событие. Если же вы оскорбите главного медика, заснуть он не сможет и лично обойдет пациентов ночью. Решайтесь, леди, другого шанса я вам не дам… У вас, конечно, будут потом неприятности…

— Да к Хэду неприятности, — выругалась Влана. — Просто медика жалко. Я бы лучше другому кому по морде дала… — Она глянула искоса на низенького грантса. Лорд Джастин перехватил её взгляд.

— А вы поразмыслите сначала, леди, вполне возможно, этот "другой" находился перед той же дилеммой, что и вы…

И инспектор направился к выходу, оставляя Влану принимать решение в одиночестве. Замедлил шаг у дверей. Обернулся.

— Да, когда всё закончится, разберитесь, пожалуйста, с приказами лично. Корабль поступает в моё подчинение. Временно, пока капитан болен, заниматься этим будете вы. Не беспокойтесь, я тоже, по возвращении, объясню кое-что своему связисту.

Когда Влана возвратилась, наконец, на эмку, она застала Келли за бутылкой настойки и многоэтапной перепиской со связистом "Факела". Всё это время Келли сообщал на "Факел, что разыскивает по всей системе Влану Лагаль, изобретая уже самые неправдоподобные версии её отсутствия. За спиной у Келли маячили дежурный и навигатор, но оттащить его от пульта боялись. Келли что-то рассказывал бутылке настойки, а потом выдавал очередной умопомрачительный ответ на запрос с "Факела"…

 

История пятнадцатая. «Щенок»

Я пришёл в себя на следующее утро. И тут же попытался встать, обрывая закреплённые на мне провода и трубки. Дежурный медик просто офонарел. Он, в общем-то, только-только задремал сидя… Всю ночь врачи боролись за мою жизнь, стимулируя сердечную деятельность. И вот вам нате. Перед глазами у меня сразу всё почернело. Я ничего не видел, не понимал, где нахожусь. Но стоял, несмотря на полную слепоту, твердо. И уложить меня едва смогли втроем. Когда-таки уложили, и чернота отступила, я стал требовать объяснений. Я же ничего не помнил и хотел знать, где меня держат и зачем. Потребовал позвать начальника госпиталя. Наговорил ему чего-то… В конце концов, разъярённый медик связался с Вланой и велел забирать "этого сумасшедшего" под свою ответственность. Он ей много чего сказал по связи, (мне потом передали), похоже, они ещё вчера повздорили. В результате меня обкололи какой-то дрянью и, с условием, что я не встану, если меня отпустят, перевезли на нашу эмку в специальной медицинской капсуле. Медик обещал пожаловаться на меня командующему крылом. Он ещё не знал, что мы ему не подчиняемся.

Когда я увидел Влану, мне стало легче. Мне почему-то только её и не хватало. До этого я куда-то рвался…

Поправлялся я быстро. Курировавший меня госпитальный медик назвал мой организм "зверским", но он же и колол меня, чем только ему хотелось, иначе грозился забрать обратно в госпиталь. Я терпел. Хотя временами терпение грозило лопнуть.

Парень попался дотошный. И, если ему было положено проводить полный осмотр через четыре часа — он и проводил. Особенно меня достали измерения температуры и осмотр полости рта. Один раз, во время моего вынужденного сна — медик прописал мне очень жесткий режим — эмку посетил сам лорд Джастин. Меня хотели разбудить, но инспектор не разрешил. Походил по кораблю, поговорил с бойцами и через полтора часа удалился.

Я уже знал, что мы перешли в его подчинение, видел приказы и, в общем-то, понимал, что они сулят нам максимальные перемены. По новым должностным у меня в подчинении предполагалось далеко не 200 бойцов. Значит, корабль нам, скорее всего, придется сменить. Я не знал, как сказать об этом Келли. Вставать мне пока разрешали очень дозировано, но я и этим малым пользовался, чтобы привести в порядок малопослушные мышцы. В остальное время приводил в порядок документы. Понимал, что всё это скоро понадобится. Дневник не открывал, боялся. Меня не покидало ощущение, что я сделал что-то не так.

Через неделю я, в общем-то, на 90 % избавился от медицинского надзора. (Здоровым же я себя почувствовал ещё к вечеру первого дня. Когда медик ушёл в столовую, и я смог нацеловаться с Вланой). Лорд Джастин временно покинул расположение крыла, но сегодня должен был вернуться, и мне, наконец, предстояло встретиться с ним. Я приготовил все возможные отчеты и показатели — мало ли, что он от меня потребует. Долго ждать не пришлось, спустя несколько часов, после выхода кораблей специальной эскадры из зоны Метью, меня вызвали на флагман. Влана очень просилась со мной, но я её не взял. Я почему-то думал, что ничего хорошего мне там не светит. Летел и сам не понимал, чего боюсь. Но предчувствия были самые дурные.

"Факел" роскошью не поразил. Хороший добротный корабль, вроде нашего "Аиста", вооружен, правда, лучше, и двигатели стоят свежие. Я чувствовал по вибрации. Шёл, и ощущал, что вернулся домой. Всё казалось до боли знакомым. Планировка на кораблях такого класса отличается мало.

Лорд Джастин принял меня в своей каюте. Или у него вообще не было специального помещения, или он не посчитал нужным меня туда пригласить. Впрочем, я никогда не любил "официальных" встреч. Каюта обставлена обыкновенно. Кровать отделена ширмой. Я видел только экран, средства связи, бар, небольшой стол и несколько "плавающих" кресел – единственная дорогая, в общем-то, и не стандартная для корабля мебель. Видно эти кресла хозяину каюты нравились. Лорд Джастин оказался очень пожилым человеком. Я не мог и предположить, сколько ему лет, вполне возможно, что за двести.

Лицо располагало к себе. И глаза хорошие, хоть он и не улыбался мне. В росте и ширине плеч он уступал мне совсем немного, одет был на удивление просто и не по форме. Хотя — зачем ему? На корабле у него есть и капитан, и все, кто надо. Мы поздоровались, как положено. Я легко вспомнил, казалось, давным-давно забытый устав и доложил. Инспектор слушал молча, не перебивал и всё время внимательно на меня смотрел, немало смущая меня этим. Я рассказал о состоянии вооружения и подготовке личного состава. Замолчал. Он явно ожидал продолжения. Я произнес что-то уставное, подтверждая, что закончил. Пауза затянулась. Лорд Джастин ждал. И взгляд его медленно, но верно, становился всё более неприятным. А потом у меня вообще возникло чувство, будто стою на болоте, и болото меня засасывает. По спине побежали мурашки, потом вся она взмокла. Минуты через две-три я уже ощущал себя первогодком, впервые вызванным для разноса капитаном. Я чувствовал, что инспектор недоволен мной, но не понимал, что именно он от меня хочет. Лорд Джастин вздохнул и встал. Я чуть инстинктивно не сделал шаг назад, чтобы сохранить дистанцию. Во мне боролось "академическое" воспитание и привычки спецоновца.

— Значит, техническое состояние корабля в полном порядке? — спросил он со странной какой-то интонацией. Когда-то в детстве, меня в открытом поле застала гроза. Вот перед грозой так и было: отдалённый, словно случайный удар грома…

— А как у вас с ПСИХОЛОГИЧЕСКИМ состоянием личного состава, господин капитан? — лорд Джастин говорил тихо, но это не мешало ему говорить резко. — Как вам удалось до такой степени запугать собственный экипаж? Может быть, поделитесь методами?

Я молчал. Хотя догадывался, о чем он. После этого последнего покушения на Аннхелле, я видел, что мои бойцы меня побаиваются. Не так, чтобы за что-то, а просто самого моего нахождения рядом. Может, и правда, не стоило мне тогда заходить в этот храм…

— Может, и не стоило, — согласился инспектор, и у меня опять мурашки побежали по спине. Случайно или нет, но он попал.

— Но, раз уж ТЫ туда вошёл, — продолжал он, легко соскочив с уставного обращения. — Ты мог сначала подумать? ДО того, как ты в это влезешь? Спросить, что именно тебе предлагают? Только нужна голова на плечах, не так ли? А с головой у тебя… — он пристально посмотрел мне в глаза и больше всего я хотел глаза опустить. Если бы мог.

Нужно было слышать и чувствовать, КАК он говорил со мной, чтобы понять, отчего мне стало не по себе. Он, словно бы, каждой фразой бил меня по лицу. Хотя даже не повысил голоса. Не разогрелся ещё? Похоже, если это экзекуция, то самое начало…

— Насколько я понимаю, ты до сих пор не знаешь, кто такие эйниты, и что произошло с тобой в храме?

Нет, он не собирался повышать на меня голос. Он умел выразить презрение иначе.

Я молчал. И поклялся, что сам так говорить с человеком, никогда не буду. Лучше избить. Если он хотел, чтобы мне стало стыдно, словно мальчишке, залезшему в чужой сад, то он своего добился. Что ему надо ещё? Я твердо взглянул в глаза лорду Джастину. Что бы я не сделал, я уже не смогу отыграть назад. Пусть будет, как будет. Хочет дисквалифицировать меня — пожалуйста. Службы я не боюсь. Любой.

— Ну, чего молчишь? Ты еще и доволен своим поведением, щенок? Откуда вы только валитесь на мою голову, такие умные? Ты хоть понял, какую кашу ты заварил на Аннхелле? Планета была в предвоенном состоянии, а сейчас там идёт война.

"Да я-то тут причём!"

— Сила, которой поклоняются эйниты, нарушает в человеке изначальное равновесие между темным и светлым, принуждает его решать то, что он решать не может и не в состоянии. Его личность становится этаким яблоком раздора. Темным яблокам на той чаше весов, кто успеет его схватить. Дурака. Идиота, который, не понимая ничего, становится слепой силой в чьих-то руках. Этого ты хотел? Чтобы тобой играли в войну? Суперсолдат? Ходячая смерть с тупой башкой? Ты думаешь, на тебя покушались? Тебя демонстрировали, как игрушку. Безголовую, тупую машину для убийства. Неуязвимую машину. А, чтобы не было осечки, тебя решили подтолкнуть к тёмной стороне интуиции. Танати Матум — это Мёртвая Мать, если ты не знал. И ты эту подачку слопал…

Я хотел сказать ему, что ничего не хотел… И не мог. Я был просто физически не в состоянии с ним спорить. Потом, в какой-то момент слух мой отключился совсем. Но я очень хорошо чувствовал, о чем со мной говорят. И этого мне вполне хватало. Лорд Джастин замолчал, но я продолжал ощущать бушевавший в нём гнев. Моё сознание, не выдерживая, дрогнуло, сворачиваясь, и я рефлекторно закрыл глаза. Спрятался от него. И вдруг стало тихо. Как тогда, когда с глаз моих убрали гада, который стрелял в меня на площади. Меня отпустило немного, и я понял, что лорд Джастин вёл себя со мною демонстративно так же, как я вел себя тогда.

Он позволял своему гневу ломать меня, как придётся. Его не волновало, что я не способен противостоять. Как и меня не волновало последнее время, что ощущают окружающие, когда я начинаю злиться.

Больше всего доставалось моим же бойцам. Кто-то мог сопротивляться мне, кто-то был испуган и подавлен. Я видел, что от меня шарахаются, видел, но не замечал. Но я же не понимал, что делаю? Или — понимал?

— Что, стыдно? — усмехнулся лорд Джастин. — Ладно, хватит с тебя на сегодня. — И добавил уже без той разрушающей силы в голосе. — Мальчишка и есть мальчишка. Садись.

Кресло было почти за спиной. Я сел. Ноги меня буквально не держали. Оказывается, можно и так… Не сделав ровным счетом ничего, вывернуть человека наизнанку. Я хотел сказать инспектору, что если он моей службы не принимает, то пошёл он к Хэду, но опять не смог. В горле пересохло так, что оно просто как бы и не существовало. Я отводил глаза, старался не смотреть на лорда Джастина. Наконец, уперся в голографическую карту империи и стал искать родную планету.

— Успокоился? — спросил он, наливая воду. Я слышал, что он делает. — Держи! – холодный, мокрый стакан ткнулся мне в руки. Я взял, но пить не стал. Так и сидел со стаканом. Инспектор опять разглядывал меня, и я чувствовал, что этим взглядом меня буквально поднимает из кресла и раскидывает на атомы. Надо же, я думал такие монстры есть только на Экзотике. Оказывается, и у нас есть. Я ощущал, что "дожать" он меня может сейчас до чего угодно, хоть до слёз, хоть до остановки сердца. У меня опять сильно заболело в груди и он, наверное, это почувствовал.

— Не заводись, — сказал он. — Горбатого теперь только могила исправит. Но тебе надо учиться с этим жить, а учить тебя, похоже, некому… Чего ты встал столбом, если закрыться от удара всё равно не умеешь? Какая разница, чем тебя бьют, руками или словом? Не можешь уйти — умей расслабить — хоть мышцы, хоть нервы.

Разве для тебя откровение, что по сравнению со мной ты мальчишка, щенок? Чего ты поджал хвост? Щенки-то находят в себе силы вилять хвостом. Ну? — он протянул руку и потрепал меня по голове, как этого самого щенка.

Я не знал, что делать. Ну не хвостом же вилять, в самом деле.

— Давай, "плыви" к столу, — сказал лорд Джастин. — Генерал просил меня забрать тебя к себе, пока в южном крыле не схлынет немного вся эта чертовщина…

Чертовщина-черт… О чём они все?

— Сюда давай, я сказал. — И в голосе лорда Джастина снова прозвучали такие нотки, не подчиняться которым было невозможно.

Я пошарил рукой с боку кресла, тут где-то управление… Вставать мне совсем не хотелось.

— Чай, кофе? — он достал пачку йилана и увидел заинтересованность в моих глазах. — Это кто ж тебя на йилан-то подсадил? Всё-таки удивил ты меня…

Он достал серебряный заварочный чайник, видимо специальный чайник именно для этого напитка, потому что был он очень странной, и, наверное, древней формы, я и не видел раньше таких. Заварил. Всё еще с сомнением налил мне тоже. Я согрел руки о причудливо изогнутую кружку и сделал глоток. Горло мое, наконец, стало похоже на горло.

— Рассказывай: откуда ты, чей? У меня не было времени наводить справки, — он откинулся в кресле и начал меня допрашивать.

Я сделал еще глоток. На всякий случай.

— Фраа, аграрный мир, 7-й сектор, — больше я не знал, что и сказать.

— Служить пошёл зачем?

— Выбора не было. Или в армию, или на ферму.

— А на ферму отчего не пошёл?

— Не знаю… Не нравилось, наверное. — Я вспомнил, что не очень-то мог есть свинину, увидев один раз как убивают эту самую свинью. Но ведь людей же убивал — и ничего. Я поднял глаза и понял, что зря это сделал. Лорд Джастин прочитал, что я вспомнил, по глазам.

— Да, — усмехнулся он, — это многие замечали. Что людей убивать легче. И, в общем-то, даже приятнее. Нравится убивать?

Я покачал головой.

— Прямо таки не нравится?

— Или никак, или не нравится, — тихо сказал я.

— Давно служишь?

— С 21-го года.

— Сразу после академии?

Я кивнул.

— И до сих пор не привык?

Я помотал головой.

— И удовольствия не получаешь?

— От того, что убиваю? Я что — больной?

— Ну-ну… Посиди, "больной", я сейчас вернусь, — он поднялся и вышел из каюты вместе с кружкой.

Когда лорд Джастин потряс меня за плечо, я понял, что задремал прямо в кресле.

Проклятая слабость. Когда всё это уже закончится?..

— Чем меньше тебя будут лечить, тем быстрее. Я поговорю сегодня с твоим медиком. Деятельность мозга какое-то время и должна вызывать сбои в работе сердца. Это нормально для тебя. Организм приспособится сам. А йилан мой интендант тебе пришлёт, это хорошее средство для улучшения мозгового кровообращения. Лучшего тебе пока и не надо. Иди-ка ты отсыпайся к себе. А завтра в десять — чтобы был у меня, — в голосе лорда Джастина снова появилась сталь. — И готовься принимать другой корабль.

Я кивнул. Хотя бы это я понял о своей дальнейшей судьбе правильно.

Вернувшись на свою эмку, я, едва миновав второй шлюз, почувствовал, что называется "на собственной шкуре", за что ругал меня лорд Джастин. На корабле была та ещё атмосфера, чувство напряжения буквально висело в воздухе. Что ж, легко орать на всю команду сразу. Извиняться придется как-то более индивидуально. Ну, это ничего, как-нибудь справлюсь.

У шлюза меня ожидало довольно много народу. Те, кому положено было встречать — Келли, Влана, Эмерс (наш навигатор), стояли чуть в стороне. Остальные бойцы просто хотели меня увидеть, так я понял. Ребята знали, кто такой лорд Джастин и не врубались, чего это он воспылал к нам отеческой любовью: сначала сам приперся, теперь вот — капитана вызвал. Я заставил себя улыбнуться. Потом ещё раз заставил. И вдруг, через усилие этой улыбки, понял, что действительно рад. Рад видеть моих ребят. И на душе у меня стало чуть легче. Я обнял нескольких, без разбора, хлопнул Келли по спине, и ощутил, что напряжение спадает.

Только Влана видела, что со мной опять что-то происходит, и смотрела на меня с удивлением. Я подмигнул ей. В своей каюте открыл ноут. До меня сегодня доехало, наконец, что я почти не понимаю, что происходит сейчас в освоенной части вселенной. Что значит "на Аннхелле идёт война?" Аннхелл — наш… Кто там с кем может воевать? Или я опять глобально не въехал? Кидают, квэста алати, с планеты на планету. Названия столиц не успеваешь запоминать. Казалось бы — всё просто. На весах два монстра — Империя и миры Экзотики. И — война… Странная она, наша Империя. Давно уже без императора. Ритуальная капсула с его мозгом обитает где-то в Доме правительства. Я бы не хотел жить так, как он, потому что мозг живой. Правят империей два совета. Совет старших, так называемый Вечный совет, совет Новых, ну и палата Эдэра — выборный, народный такой орган.

Экзотикой управляют доминанты — ледяная аристократия, физическая и психическая верхушка. Вроде лорда Джастина, хоть он и "наш". Вот такое там всё правительство, в полном объеме. И не мяукать. Но живут они гораздо тише и спокойнее нашего. И я начинал догадываться почему. Такие, как лорд Джастин, слишком много знают, чтобы те же войны развязывать. Войны нужны молодым… Хэд, а ведь Эмерс, (наш навигатор), с большим кораблём не справится. Для него и так Келли в сложных случаях расчеты делал. Где же я навигатора-то возьму? В дверь стукнула Влана. Только она стучит так тихо. Я встал и открыл сам. И обнял её.

— Что он тебе такого сказал, что ты сам на себя не похож? — спросила она с порога.

— Да так, мозги немного вправил, — отшутился я.

Ничего, кроме благодарности к лорду Джастину я уже не испытывал. Я понял, что вот так мне гораздо легче. Я не смог бы жить в той духоте, в которую сам себя загнал. И нужно теперь просто довести, всё до ума. То есть извиниться перед ребятами, и забыть об этой истории. Пусть неприятно, но дело обозримое. Начать да кончить. Влана подышала у меня на груди и вывернулась. Жалко. Я уже начал заводиться. Но не среди бела дня же, в самом деле. Вздохнул и пошёл искать чайник.

— Сильно ругал?

Я не стал отвечать. Спросил:

— А ты долго жила при храме?

— До одиннадцати лет почти.

— А-а.

— Что-то узнал?

— Что-то слышал. Понял мало. Кроме того, что головой надо было раньше думать…

— Ну, это и я тебе могла сказать.

Постучал и вошёл Келли. Я ему улыбнулся. И понял, что и это для него уже событие. Беспамятные боги, вот это я озверел. Уже когда улыбался просто так — забыл. Келли оглядывался неловко. Он не мог объяснить, зачем именно пришел. Я ему помог.

— Лорд Джастин приказал готовиться принимать другой корабль, капитан, — пусть я огорошил зампотеха с порога, но хоть переключил с размышлений о моей персоне.

— Но радуюсь я не поэтому. Мне сказали, что я здоров, Келли. И это надо отметить! Да и то, что мы с тобой справимся с любым кораблём — тоже требует своего, а?

Он по инерции кивнул.

— Ну, вот и славно. Давай, организуй тут всё. Ты, я, Влана, Эмерс. Посоветуемся. Праздновать я пока ещё морально не готов — будешь учить меня пить. А я пойду, на ребят посмотрю.

Я обошёл "старичков", на кого хватило сил, попытался извиниться. Не знаю, что вышло. Большинство ребят — пожимали плечами, значит, по крайней мере, не держали на меня зла.

Несмотря на выпитое в этот день, уснуть я не мог долго. Несколько раз порывался достать дневник, но что-то меня останавливало. Потом я долго просматривал в постели новостные ленты, пытаясь понять, что же всё-таки происходит на Аннхелле. Уснул в обнимку с ноутом.

Не скажу, что на следующий день я летел на "Факел", как на праздник, я хорошо помнил, как лорд Джастин сказал "на СЕГОДНЯ с тебя хватит". Сам понимаешь, что это могло означать. Не то, что бы я боялся, но… Внутри словно что-то вибрировало. Странное такое ощущение. Однако инспектору было не до меня. Когда я вошёл, он сразу велел сесть, положил передо мной спецификацию, техпаспорт, характеристики систем наведения нового корабля. Корабль был новый во всех смыслах. Только что с верфей. И вооружении нашлись кое-какие незнакомые мне нюансы. Я достал блокнот, стал вгонять в него поправки, чтобы показать потом Келли… Когда Лорд Джастин направился к выходу, я хотел встать, но он махнул мне — сиди. И я снова начал читать. Провёл без него минут сорок, пока не устал сидеть в одной позе. Поднялся. Сейф нараспашку… Рассмеялся про себя. Ну, детские игры, в самом деле. Только так меня еще не проверяли. Походил по кабинету, налил себе воды. Сел читать дальше. Инспектора не было часа два. Я сделал уже почти все выкладки, которые необходимы, чтобы провести первую прикидку с техниками, когда он, наконец, вернулся. На этот раз я успел вскочить, услышав шипение раздвижной двери. Лорд Джастин глянул, мельком, что я делаю. Но сейф не закрыл. Вроде, как так и надо, и не забывал он о нем сроду.

— Да сядь ты уже. Чего ты прыгаешь? Как тебя только Виллим терпел. Он же не выносит уставщины этой? Проголодался, поди?

Я пожал плечами.

— Ну, тогда давай чай пить.

Я убрал со стола документы, хотя предпочел бы доделать всё до конца. Ну, ничего, на свежую голову пересмотрю, так будет даже лучше. Свернул электронный блокнот. Задержал взгляд на бумагах… И тут между мной и лордом Джастином словно бы проскочил электрический разряд. Он посмотрел на меня внимательно, внутри у меня что-то дрогнуло, я инстинктивно вскинул голову, выпрямил спину и напрягся. Лучше бы он меня отпустил, чем во так "чай" заставлять с ним пить. Щас, похоже, из меня из самого напиток будут делать. Только не знаю какой? Коктейль что ли? Однако решал здесь не я.

— По кораблю что скажешь? — спросил лорд Джастин без особого интереса в голосе.

Не об этом он хотел говорить со мной, корабль — только предлог. Он расхаживал по каюте и пока почти на меня не смотрел, но я уже кожей ощущал его возросший интерес к моей скромной персоне.

— Хороший корабль. Есть кое-что новое, но разберёмся, — ответил я осторожно.

Меня, в общем-то, и обучали на кораблях такого класса, и служить я начал на подобном.

— Долго будешь разбираться?

— Как прикажете. Положено — два месяца.

— А реальный, какой срок?

Я вздохнул. Какой к Хэду реальный? Кто его определял вообще? Да и разговор шёл тот ещё. Сродни прогулке по минному полю. Кто первый наступит… Спросил:

— Когда нужно?

— Ну, неделя точно будет. Может — две. Но это уже… при очень хорошем стечении обстоятельств… — он остановился почти напротив меня.

Я старался смотреть куда-нибудь мимо него.

— Попробуем.

На душе у меня было неспокойно. Я, наверное, морально приготовился дополучить сегодня по шее, и попытки всячески оттянуть этот момент действовали мне на нервы. Я бы сам нарвался уже, но не знал как. И не тот человек был инспектор, чтобы этого не заметить.

— Чего смурной-то такой? Ч

то значит "смурной?". От "пасмурный" что ли? Пожал плечами. Отвел глаза.

— Ну, так не пойдёт, — лорд Джастин развернул меня к себе, вместе с креслом. — Ну-ка смотри на меня? Обиделся что ли за вчерашнее?

— Нет.

— Чего тогда?

Я не знал, "чего". Просто мне было не по себе и всё тут.

— Ждал — воспитывать, что ли буду?

Я встал. Он и так стоял ко мне слишком близко, а теперь нас вообще разделяло меньше метра. Нервы внутри меня вибрировали, как корабль перед стартом. Но это, почти открытое противостояние, как ни странно, и придало мне сил.

— У вас есть какие-то конкретные вопросы ко мне? Я хотел бы досмотреть документы, — сказал я твёрдо.

— Значит, всё-таки обиделся, — покачал головой лорд Джастин.

— Нет. Не обиделся. Но вы мне дали всего неделю, а объем работ очень большой.

— Вот ты какой… Запомнил, о чем говорили вчера, значит?

— Да, — сказал я. — Не всё понял, но запомнил.

— Тогда не будем больше к этому возвращаться. Садись, чай будем пить. Устал я.

Он действительно тяжеловато опустился в кресло. Я налил ему чай. Какой-то не знакомый мне сорт. Вроде надо бы успокоиться? Но напряжение не отпускало.

— Наливай себе.

Я налил, сел и тоже почувствовал, что устал. От нервов всех этих, наверное. А может — последствия болезни всё ещё.

— Значит, ждал, что, как вчера будет?

Я кивнул.

— Прости старика, привык с дураками разговаривать. Да и злой вчера был… Забыл уже какая хорошая в этом возрасте память… Простишь?

Я кивнул.

— Правда?

И посмотрел на меня так, что я и дышать как разучился. Нет, не верил я, что лорд Джастин "забыл" или "не подумал". Проверял он меня опять. И заставлял самого себя сдать. "Под роспись".

— А за что вас прощать? — сказал я. — Сам, в общем-то, виноват…

Дальше я говорил медленно, осторожно подбирая слова. И понимал, что это и есть продолжение вчерашней экзекуции. Только теперь я должен делать всё сам. И надо было делать. Нужно было говорить честно.

Только я не стану сейчас об этом рассказывать. Может быть, потом когда-нибудь. Сейчас мне и без того тошно. Единственное, что скажу, если бы Мерис узнал, куда я иду, меня бы остановили. Я же маршрут предварительный сбрасывал. Но он не узнал. Потому, что предателем был начальник его спецслужбы, ну, тот гад толстый, он ему просто не доложил. Это я догадался сам, в процессе того, как пересказывал эту историю лорду Джастину.

— Всё-таки чего-то я в тебе не понимаю, — сказал инспектор потом, когда мы пили чай, и я вообще уже не мог никак на него реагировать.

Бывает мышечная усталость, а бывает нервная. У меня на сегодня все чувства уже отказали, не работали. Инспектор говорил медленно, с интонациями хирурга, который только что зашил пациента и теперь размышлял, чего же он в нём таки не дорезал.

— У тебя куратор кто был в академии?

Я сказал. Он покачал головой.

— А служил под чьим началом?

Но и эта фамилия его не удовлетворила.

— Ведь есть же какой-то стержень, — сказал он. — Ну не мог простой парень с такой отсталой планеты…

— Я с генералом Макловски служил, когда его разжаловали и перевели в Северное крыло.

— Да ну? — удивился лорд Джастин. — С Колином? Вот откуда, значит, ноги растут…

— А какие ноги, можно спросить? — я уже настолько отупел, что говорил первое, что приходило в голову.

— Можно, — он усмехнулся, налил себе ещё чаю, чего-то не нашёл на столе, встал, достал из сейфа какие-то экзотианские сладости. Только по коробке и понятно было, что сладости. На вид я бы не рискнул определить. — Угощайся, — и засунул какую-то сиреневую гадость в рот.

Я из вежливости тоже взял.

— Психика у тебя мальчишеская, гибкая, кажется — лепи, что хочешь, однако стержень уже есть. Учитывая происхождение и послужной список — рановато тебе ещё. Значит, кто-то возился с тобой. Не то чтобы сильно учил, нет, но достаточно развитый человек воздействует на других, уже просто находясь рядом. Подобное в тебе — притягивается к подобному, дрянь всякая постепенно отпадает, за невостребованностью… Да пробуй ты, хорошая штука. Кемис, называется.

Я взял "конфетку" в рот. Она и вправду оказалась вкусная. Не очень сладкая, с необычным запахом.

— Ешь, не стесняйся.

Я фыркнул, чуть чаем не подавился. После того, ЧТО я ему о себе рассказал, чего я, интересно, мог теперь стесняться? Даже мой медик знал обо мне меньше.

— Значит, Колин… И что, ты у меня теперь будешь такой же упрямый, как он?

— А он что, тоже… — я замялся.

Не все чувства погибли, однако! Назвать лорда Джастина в лицо сектантом я еще не мог.

— Чего "он тоже"? Ну-ка, ну-ка, за кого ты меня держишь? — он даже развеселился.

— Ну… — сказал я. — Это же, наверное, религия какая-то? Как у эйнитов, нет?

По его лицу я не понимал, нравится ли ему то, что я говорю, или меня сейчас опять убивать будут. Но лорд Джастин расхохотался. Просмеявшись, он промокнул салфеткой уголки глаз…

— Как же тебе ответить, малый, чтобы окончательно тебя не испортить? Понимаешь, Бог, он, конечно, есть… А вот религий как бы и нет. Мы их придумываем. В меру недоразвитости. Когда недоразвитость немного отступает, мы просто изучаем, как устроено мироздание и ищем там своё место. Некоторые называют таких старых дураков, как я, адептами Пути. Но это — только название. Нет в нём ни какой-то особенной веры, ни объединения по религиозным признакам. Разве что дружим между собой иногда. Ну, и выделяем таких же и среди врагов. Видно их…

 

История шестнадцатая. «Стать бусиной»

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

«…Я никогда особенно не любил стихов. Но, бывает, что в память врезаются вдруг две-три строчки. Пробую читать дальше — не то. Но эти две строки могу носить с собою всю жизнь… Написал «жизнь» и рука остановилась. Я по самым скромным меркам прожил их две. Большинство моих современников — едва дотягивает до девяноста. Нет, многие живут и дольше, но статистика плюсует всех: умерших во младенчестве, погибших в авариях и катастрофах, больных, спившихся, убитых в войнах. И тогда выходят эти самые девяносто. Да и качество жизни потом уже совсем не то, чтобы считать продолжающийся процесс за что-то серьезное. Однако омолаживаться не очень-то и бегут. И дело не только в цене вопроса. Хотя и цена, конечно, запредельная. Первое реомоложение положено делать между сорока и пятьюдесятью годами, и, если человек живёт обычной жизнью, стоит оно как раз столько, сколько он мог бы за это время заработать. И всё-таки, останавливают не только деньги. Искусственное омоложение — процесс жестокий во всех отношениях. Он напрочь выбрасывает тебя из того мира, где ты вырос. Ты теряешь социальные и семейные связи, меняешь образ жизни. И изменяешься сам — потому что в клинике с тобой будут делать такое, чего ты сам никогда бы не позволил, если бы знал, что будет так. Ты проснёшься без старых шрамов и половины привычек. (И еще долго будешь гадать — каких?) Тебя могут сделать гораздо более лояльным или возбудимым… Впрочем, штатским это не грозит, наверное. Это нашего брата, дослужившего до определенного звания, вынуждают проходить омолаживающие процедуры. И на каждого из нас сделана такая ставка, что сам ты уже не распоряжаешься ни своими нервами, ни привычками. Я понимаю — правительству жалко терять вложенные в специалиста деньги. Его и растят не меньше сорока лет. Потом еще на столько же получают совершенную рабочую машину. Лучшие специалисты — это те, которые прошли первое реомоложение. Они вооружены необходимыми знаниями и полны сил. А вот потом в этой отлаженной схеме что-то ломается. Видимо, физиология развития мозга изучена пока плохо. Мы предполагаем, что в сорок-сорок пять — человек уже «готов», и дальше он радикально изменяться не будет. Вернее, предполагали. Но человек, как выяснилось, продолжает проходить определённые этапы «взросления». Примерно в районе ста лет наступает какой-то новый кризис личности, новые функциональные изменения мозга. Мы просто не успевали заметить это. Не доживали. И вдруг начали доживать. Большинство таких вот насильственных долгожителей, как я, военные или политики. Есть немного аристократии… Когда всё началось, это проклятое «омолаживание» было делом редким и опасным. В первой, экспериментальной серии, выжило всего 22 % «подопытных человекокроликов».. Большинство принявших участие в эксперименте, находилось в положении вынужденных добровольцев. Они могли отказаться. Но это им слишком многого бы стоило. Я ведь тоже имел в своё время возможность отказаться. Очень гипотетическую возможность, которая лишила бы меня, как минимум карьеры. Впрочем, когда тебе под шестьдесят, от омоложения отказаться не легко. И первые, выжившие после этой процедуры, были, наверное, счастливы. Как и я был счастлив, снова ощутив в себе желание двигаться и подвергать тело тем же нагрузкам, какими грешат двадцатилетние. Потом, в течение примерно тридцати лет массовых серий реомоложения не проводилось. Смертность снизить так и не удалось и, насколько я знаю, за всё это время было всего два или три случая операций с удачным исходом. Время, однако, шло. Те, кто прошёл реомоложение первый раз, приближались ко второму сроку. Медики и ученые решились на второй массовый эксперимент первого цикла, но результаты оказалась еще хуже. В это же время в мирах Экзотики, где омолаживать начали на десять-пятнадцать лет раньше, там, где первыми на эксперимент пошли именно представители правящей верхушки, решились на проведение повторного курса. Нужно знать, как воспитывают потомственных аристократов, на Экзотике, чтобы понять, что у ученых просто не было другого выхода, как рискнуть. И они рискнули. И получили вдруг очень хорошие результаты. Выяснилось, что если уж организм приспособился один раз, то, как правило, справляется и во второй, и в третий. В результате мир приобрёл столетних двуногих, которые двигались и перегоняли по мозгам кровь как двадцати-тридцатилетние. И вот тут началось. Сначала попёр позитив — тройка пошедших второе реомоложение ученых выяснила, отчего первое омоложение давало такую высокую смертность. Дело было в основном в генетике. (До сих пор есть абсолютные генетические противопоказания для омоложения, преодолеть их не удалось). Потом возникло сразу полдюжины новых религий. Потом прошедшее второй курс реомоложения начали пропадать из поля зрения учёных и средств массовой информации. Посыпались странные слухи, на задворках Галактики стали возникать укрепленные форпосты — с нами эти люди жить уже не хотели. На Экзотике спохватились, как водится, раньше. Там сейчас пройти второй курс реомоложения имеют право только члены аристократических фамилий, причём есть масса условностей, которые должны быть и у них соблюдены. У нас эти вопросы пытается решать генетический департамент. Решает плохо. Там до сих пор не пришли к единому мнению, какие качества личности являются абсолютным препятствием к повторному курсу. Потому что… Если называть вещи своими именами — те, кому перевалило за сто — уже не люди. Я давно уже не ощущаю себя человеком в этом мире, Анджей.

Я был во второй официальной «волне» тех, кто прошел первое омоложение, а затем второе и третье. Уже тогда раздавались голоса, что не стоит спешить делать этот процесс массовым. Что продление полноценной жизни до 80–90 лет — вполне достаточный срок. После у человека будет еще лет 40–50 активной старости, и в сумме 120–140 — не так уж и мало. Но меня тогда вообще не спросили, хочу ли я играть в эту игру дальше. Я был нужен на своём месте, и из меня медленно, но верно создавали монстра. И, наверное, создали. И я не хочу уже ничего, кроме как избавиться от этой взбесившейся твари, которая сидит у меня внутри и смотрит на мир моими глазами. Я перевожу взгляд, на твой обстриженный вчера затылок, и ты вздрагиваешь во сне. Я знаю, ЧТО тебе снится. А хочешь, ты будешь видеть совсем другой сон? Пошли они к чёрту, эти «полёты» во сне. Зачем они тебе? Где-то далеко у тебя есть дом, вот пусть он и снится.

А я не могу спать. Да, возможно, и не нуждаюсь уже почти в этом. Я вроде уже и не чувствую, что не высыпаюсь. Я устал от себя такого. Если бы ты знал — как я от себя устал…»

Я закрыл глаза. Будь я хоть немного постарше, я бы догадался дать понять Колину, что принимаю его любым, что он мне нужен. Но я был слишком глупым щенком.

А он, скорее всего, просто хотел умереть. И хотел хоть как-то оградить меня от этого. Но одни Беспамятные боги знают, какой я упрямый.

Да, наверное, Дьюп был такой же, как и лорд Джастин.

Я вспомнил теперь, что по началу, пока не притерпелся, вообще его недовольства не выносил. (Хоть он его и не показывал). И не я один. Одногодки смотрели на меня, как на чумного, уже за то, что я не кинулся тогда от Колина сломя голову. Мне, правда, некуда было кидаться особо. Но новички держались на корабле традиционно вместе, а я…

И Дьюп, пожалуй, был ничуть не легче в общении, чем лорд Джастин. Разве что – он никогда не издевался надо мной. Наоборот, я видел, что иной раз сильно достаю его любопытством своим или глупостью. Но он не сердился. Теперь я понимал почему — он себя знал. И не мне было тогда его злить. Я вспомнил, как проснулся первый раз у него в каюте. Голова с похмелья у меня никогда не болела, но особенно лёгкой — тоже не была, и привкус этот во рту… И всё-таки, открыв глаза, я почувствовал, что мне хорошо, что я дома, что я … спокоен! Ты этого не поймёшь, Ты никогда не просыпался в открытом космосе, меняя один искусственный корабельный «день» на точно такой же другой. И твой мозг не утрачивал «день» ото «дня» последние ориентиры в пространстве. И ты не вертел «по утрам» в ужасе затуманенной ото сна башкой от переборки к переборке, пытаясь понять, где же тут сервер или юг, где всходит это проклятое солнце! И тебе не хотелось удавиться потом от собственной слабости и этой щенячьей паники. День, два, три — и это, вроде, проходит. Чтобы неожиданно накатить с новой силой опять. Но, даже когда не накатывает, всегда знаешь — ты в космосе. Но весь твой космос в тебе, а там, вокруг — только бездна. Так вот, в каюте Дьюпа я почувствовал себя совсем иначе. Я тогда решил, что это потому, что мы почти что стоим на земле. (Корабль болтался на «короткой» орбите вокруг Ориса…)

А потом я забыл об этом первом утре. Но по утрам на меня больше не накатывало. Ни разу, за те два года, что мы провели вместе. Дьюп словно бы уже сам по себе являлся некой устойчивой опорой, вокруг которой раскручивалось моё личное мироздание. Я только теперь начинал понимать, что это не было иллюзией.

Я снова заглянул в лежащий поверх стопки «пластика» (на бумаге уже почти не пишут) дневник.

«…А может, я вообще не ту дорогу выбрал в жизни? И лучше бы я был бусиной в твоём браслете, Алана? Тогда я, может быть, был бы счастлив?..»

Почему — Алана? Её же звали… Я полистал, чтобы удостовериться. Айяна, точно.

Но Дьюп явно имел ввиду одну и ту же женщину. Я полез в сеть. Выяснил, что Алана — просто «наш» вариант экзотианского имени Айяна. Кто у меня тогда Влана? Въяна? Забавно. И вообще имена эти, как сестренки. Алана-Влана. Влашка — сирота, а вдруг? Вот только на Колина она совсем не похожа…

Справа у меня лежали бумаги по новому кораблю, слева — дневник. По центру – листок пластика, где я время от времени ставил плюсы или минусы напротив фамилии нашего навигатора Эмерса. Были у него плюсы, были. Да только по его допускам и поправкам, можно было не корабль — астероид гонять, то есть глыбу с нулевой маневренностью. Я принёс из корабельной библиотеки учебник по навигации (книгу даже в руках держать — и то приятнее, надоели «экранки») и выяснил, что вообще-то Эмерс считает, как положено. Вот только мы с Келли привыкли летать иначе. Про Роса или Тусекса по прозвищу Ходячее Пузо — я вообще молчу. Эти — «пешком» летали, или, как ещё у нас говорят, — «на ощупь». Я видел не раз сам, как Рос прижимает пальцем кнопку «координатора», и пока строчка бежит, как сумасшедшая, выравнивает по ней шлюпку. Эмерс был в нашем чумном коллективе явно не на месте. Сменять его у кого-нибудь? Но — у кого? Мне нужен достаточно «сумасшедший» навигатор с «живыми» руками и ясной головой. Где такого возьмёшь?

— Да на «Выплеске» — сразу сказал мне Келли, когда я ему пожаловался. — Он там всех достал уже.

Келли был бодр и деятелен. Перемены в моём настроении подействовали на него благотворно.

— А чем достал? — спросил я на всякий случай без лишней заинтересованности.

— А боятся они с ним летать. Впритык считает.

— Молодой?

— Да… как я.

— Чего тогда считает без допуска?

— Земляк нашего Джоба, потому что. В гробу он эти допуски видел.

Я задумался. Земляк Джоба — рекомендация хорошая. Парни с Тайма основательные и честные. И профессиональная гордость в семьях рождается раньше наследников. Стоило познакомиться с этим «навигатором».

— Келли, я нормально выгляжу? — спросил я на всякий случай.

Бойцы от меня вроде больше не шарахались, но всё-таки…

— Да ты Влану-то пошли. Как за профессионала я за него поручусь. А что за человек — она лучше разберётся.

— Это мне комплимент что ли? — фыркнул я.

— Чего?

— Иди пульты запасные проверь! Не скрутили там с них чего? Передавать же… Иди-иди… Похвалил начальника, называется, — расхохотался я.

Ладно, пусть действительно Влана летит. Я отложил документы. Надо ещё к новобранцам сегодня зайти. Семеро у нас с Мах-ми и трое — с соседнего Прата. Последнее пополнение. Мелочь голомордая, но тоже надо поговорить. Я встал. Неприятные дела откладывать, никогда не стоит. Приятными они от этого не становятся.

Новобранцы занимались под руководством Гармана стратегией. Задача была на тему, как ничего не сделать, но добиться результата. Вот вам огневые позиции. Выполните маневр или перестроение, чтобы испортить жизнь противнику. Хорошая задачка. Красивая. Я постоял, посмотрел. Потом прямо при Гармане, чтобы веселее было, решил поговорить с новобранцами… Гарман сразу понял, о чем я, и под уважительным предлогом бежал. Нервы у него тоньше моих. Я выдержал, в общем-то, а вот глаза у ребят стали круглые-круглые. Такого они от капитана не ожидали. Капитан в глазах новобранцев вполне имеет право вести себя, как последняя сволочь. Но вот извиняться за это?.. Я уже хотел уйти, когда парнишка с Прата, которого даже не я, (я тогда был «временным сержантом»), Келли еще завербовал, посмотрел на меня как-то уж больно тоскливо и жалобно. Я затормозил.

— Ты чего, боец? Может, обижает кто?

— Господин капитан, это я тогда был…

Глаза в пол.

— Где был? — не понял я в первую секунду.

Но когда спросил — уже понял. И выругался про себя. Он начал сбивчиво что-то объяснять мне, но я его перебил.

— Давай-ка, пойдём ко мне поговорим, — я не хотел, чтобы он при всех тут начал «раздеваться».

— Да ребята знают, — сказал он и посмотрел на меня, как собака на палку. «Ну ни фига себе, — подумал я. — Заговор на уровне младшего личного состава».

— Ну, тогда все и рассказывайте. Вместе.

Мальчик замер. Помотал головой.

— Вы меня не поняли, господин капитан. Это я один. Но я рассказал потом всем. Просто… Он опустил голову.

— Просто тебе тяжело было одному всё это в себе держать? Я понимаю.

Ни голоса я на него не повышал, да и кроме сочувствия ничего вообще-то не испытывал.

— Я не знал, что так будет…

— Как будет? — я не понял.

— Стыдно.

Ну детский сад, ей богу. Захотелось сесть на корточки, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Давай, рассказывай, как и что, а я подумаю. Сядем, может быть, а?

Первогодки и сидя сбились в стайку. Они пытались хоть как-то защитить от меня своего товарища. Но есть-то я его, как раз, и не собирался. Я просто хотел знать, как это у него вышло. Оказалось, в увольнительной на Аннхелле к парню подошел толстый дядька, представился как начальник нашей же службы безопасности (что так и было), и попросил установить под пультом в навигаторской маленькую такую штуку. (Коробочку с обломками мне тут же передали.) Толстяк сказал, что на корабле преступник и это поможет… детский лепет, в общем. По логике пацан должен был эту историю забыть, но любая конкретно взятая голова — всегда свои потёмки. Он сначала забыл вроде, а потом, когда начали искать перед проколом бомбу, вспомнил. Может, даже я на него как-то и подействовал тогда. Но мне он сказать побоялся. Сказал ребятам. Они эту дрянь вытащили и на запчасти разобрали.

— Что же с тобой делать-то теперь? — спросил я. — Надо тебя психотехнику показать, вдруг в подсознании что-то осталось? Сегодня мой врач прилетит, я поговорю с ним, чтобы шума особого не поднимать… А так, на будущее — ты не больше виноват, чем все остальные, — я посмотрел на него строго. — Попасть в такую историю — каждый может. Но. Когда вспомнил, надо было сразу рассказывать. Хотя бы сержанту. Он бы решил, что делать. И, если вдруг будет следующий раз, только попробуйте кто-нибудь из здесь присутствующих — так не сделать. Головы поотрываю! Тоже мне, теоретики. А если бы разобрать не сумели? Да, мало ли что это за штука вообще могла оказаться?

Как мне не хотелось, но надо было эту компанию наказывать. Всю. Спустить такое безобразие я не мог.

— Вот что, умники, — сказал я, подумав. — Эмку мы на днях, как вы знаете, будем сдавать. Чтобы вы этот корабль на будущее хорошо запомнили, приводить его в порядок будете вы. Дежурные пусть рыдают от счастья. А вы изучите корабль, который чуть не угробили. И это я ещё очень добрый сегодня.

Я вызвал через браслет Гармана и повторил ему приказ. Что, когда все наши уйдут, эта мелочь остаётся и всё тут чистит и моет.

Гарман был ошарашен. Он понял, что что-то пропустил в этой жизни не маленькое.

— Тогда и я останусь, — сказал он, поймав меня на выходе.

— Ты-то зачем? Пусть дежурный сержант…

— Ну, раз я тут что-то проворонил, значит — тоже заслужил.

— Как знаешь, — согласился я. — Ты поговори с ними, и объясни, что за такую самодеятельность и под трибунал отдать можно. Вокруг война, а на борту — детский сад.

И, оставив Гармана самого докапываться до истины, я быстро пошел к себе. Не забыть бы переговорить с медиком, когда он придёт по мою душу. Хэд, я даже фамилию паренька не спросил… Но возвращаться я не стал, лучше личное дело гляну.

Вот так история. Хорошо, если без последствий. А то заберут сейчас этого друга в госпиталь… Только этого мне не хватало. До медика время ещё оставалось, и я опять сел за документы. Новый корабль мне нравился. Ничего неполезного (то есть каких-нибудь идиотских новшеств) я в нём пока не находил. Были коррективы, конечно… Ну вот, например, отражатели эти… «Пластины» у них развёрнуты под углом 90 градусов друг к другу… Что это, интересно даёт, хотел бы я знать? Зато, если уж их заклинит, то только снаружи обрезать можно. Дурь какая-то… Нужно было срочно погонять эту новую посудину, хотя бы и с неполной командой, и пристреляться хоть как-то. Я стал писать запрос комкрыла, чтобы он разрешил нам участвовать в маневрах. Припёрся медик. Меня один вид его скоро будет вгонять в депрессию. Но на этот раз я знал, чем его занять. Я вызвал мальчишку, надеясь, что на меня самого и времени особо не останется, оставил их вдвоем и ушел в навигаторскую. Провозился медик больше часа. Дотошный, гад. Позвал меня. Сказал, что следы психического воздействия есть, но слабые. Видимо, какой-то большой стресс… Я вспомнил, какой устроил тут всем «большой стресс» и кивнул. Медик сказал, что оставит указания своему корабельному собрату за чем нужно понаблюдать, и переключился на меня. Сбежать от него мне в тот день не удалось. Он, оказывается, успел связаться с госпиталем и доложить, что задерживается. Удавил бы за такую исполнительность. Медик, ощутив моё активное неудовольствие, с лица немного спал и прыть поутратил. Я начал раздеваться и подумал, а чего, собственно, злюсь? Парень исполняет свой долг, как он его понимает.

В общем, упал я на кушетку автодиагноста и сдался. И даже — задремал, кажется. Поздно уже было. Потом перед сном еще почитал немного. Но кусок оказался трудный, и я почти ничего не понял…

«…В мире есть темное и светлое начало. Но это — только слова. Потому, есть религии, где мироздание окрашено иначе. Эйниты, например, выделяют синий и белый. Как две грани. А между ними — серые Земли. Место, где живём мы. Место непреходящего страха перед промежуточным бытиём. Потому, что мы не мертвы и не живы. Страшная религия.

Им кажется, что миром людей правит великая Серая Мать. Её ещё называют Мёртвой Матерью. Танати Матум. Наверное, это правильно, что религии создают иллюзии мироустройства. Жить голым — ещё страшнее. Впрочем, иллюзии создают все. Недавно, после разговора с тобой, Анджей, мне пришлось просмотреть в сети учебники. Потому, что в НАШИХ учебниках было написано, что мы ПОКИНУЛИ родную планету. В твоих учебниках пишут, что Планета-Мать погибла, и у нас нет единого дома во Вселенной. Пройдёт ещё сто лет, и начнут писать, что его и НЕ БЫЛО. Вот так мы творим историю. Запоминай, Анджей. Планета, с которой ушли в космос мы все — существует. Те, кого сейчас называют экзотианцами ушли с неё первыми. Потом ушли мы. Спустя 385 лет — связь с родной планетой прервалась. Она не погибла. И нет никакой чёрной дыры в том секторе галактики. Просто нас там больше не хотят видеть. Это политика, Аг. Мы не сошлись во многом. И разорвали связь с материнской планетой. Всё, что было написано в НАШИХ учебниках — враньё. Потому ваши решили просто переписать набело. Историю легче всего именно переписывать набело…»

"Хэд с ней с историей, кого она волнует?" — думал я, пряча дневник. Вот если бы Влану под бок… В этом я был с Дьюпом согласен: порой весь мир «не тянет» против одного прикосновения любимой женщины. Но — прикосновения этого нет, и мир тоже — пошёл на хрен. Не нужен он мне такой.

 

История семнадцатая. «Экзекутор в подарок»

— Капитан Пайел, вы обвиняетесь в измене!

Рядом уже стоял боец с наручниками. Вот ведь шустрые гады! Деваться некуда, я протянул руки. Наручники защёлкнулись, погружая одновременно в мои мышцы стальные пластины. Больно было, конечно, но больше — не по себе.

Я знал, что подобные наручники у нас на вооружении есть, но мне раньше никогда не приходилось ими пользоваться. Рассчитаны они на экзотианскую верхушку, противников, способных сделать вам гадость и со скованными руками. Таких контролируют дополнительно, вводя в кровь психотропные вещества, подавляющие волю. Наручники дают информацию о кровотоке, температуре тела, выбросе гормонов в кровь. Через них можно усыпить, с их помощью можно пытать или допрашивать, они довольно успешно используются в качестве "детекторов лжи". Это не стационарная установка, конечно, но тоже кое на что годятся. Но… Что, меня здесь так боятся что ли?

— И что дальше? — спросил я спокойно.

Датчики на наручниках тут же замигали жёлтым, подтверждая, что я действительно спокоен как бревно.

— Дальше, — усмехнулся генерис (надзиратель за исполнением законов) фон Айвин, — дождёмся подтверждения от командира крыла и выбросим ТЕБЯ в космос. Будешь летать вечно. Тебе понравится.

Я пожал плечами. Ну уж огрызаться-то я умею.

— ТЫ сначала привычку заведи полезную — приказы на сон грядущий читать, — сказал я ему ласково. — С чего ты решил, что я командиру крыла подчиняюсь?

Генерис очень хорошо отреагировал на моё тыканье. Прямо-таки раздуваться от злости начал. Редкий дар в армии. Тутошние всё больше кусаются с "закрытыми" лицами. Его напудренная морда сразу раскраснелась. А был такой белолицый душка.

— Да я тебя прямо тут сейчас…

Ординарец дернул его за рукав раз, другой, наклонился и что-то прошептал на ухо. Наверное, получили сообщение от комкрыла. А я думал этой роже больше некуда надуваться…

Подошёл капитан с "Поляриса" и тоже что-то тихо сказал. Установилась нервозная тишина.

— Скажите, капитан Пайел, "Каменный ворон" действительно подчиняется напрямую инспектору его императорского величества лорду Джастину? — спросил капитан "Выплеска", седой, востроглазый мужик. Он меня немного знал, мы торговались с ним из-за навигатора.

— Подчиняется, — согласился я, поудобнее разворачивая руки. И наручники снова замигали жёлтым. — И я тоже пока что подчиняюсь. Так что, проводите меня, пожалуйста, в карцер, добрые люди, а то меня сейчас от вашей милой компании стошнит. И я сам пошёл к выходу из общего зала.

Вот так вот и помогай другим. Примерно два часа назад, благодаря моей глупости и расчетам нашего нового навигатора, мы отбросили экзотианские корабли от Граны. Инспектору, вместо того, чтобы разрешать мне ввязываться, надо было всыпать сразу, чтобы не лез никуда. Но я полез. Решение казалось таким красивым, и так хотелось испытать корабль…

Новый навигатор был всё-таки немного моложе Келли, симпатичный такой блондин лет 35–37. Звали его Ивэн Млич. Странная вообще-то фамилия. Но с картами он работал быстро и расчеты предъявлял с такой скоростью, что я едва успевал следить за ним.

— Вот… выходим в предельно допустимую точку сферы. Меняем полярность корабля и отлетаем, как пробка. Вот… — его рука прочертила линию на карте. — Вот сюда примерно, практически в тыл.

— Красиво, — сказал я. — Расчетной точки координаты перепроверили?

— Два раза. Но "развернуться" надо будет именно здесь. Ни секундой раньше. Иначе не наберём нужную скорость. Посадите пилотов, чтобы руки не дрожали.

— А я таких и не держу, дрожащих. Но на первый раз — Берите Тусекса и Бата. (Бат — парень молодой, но глаз у него подходящий, и руки ласковые). Работайте. Сейчас запрошу разрешение. Если мы пока не нужны — проверим ваши расчеты на практике. Если нужны — всё равно сделайте прикидку — пригодится. (И усмехнулся про себя. Надо же "ни секундой раньше". Вот гад ползучий. Хотя, что будет, если развернуться секундой позже и обсуждать, в общем-то, не надо. Любой первогодка поймёт).

Новый навигатор посмотрел на меня с недоумением. Немного, пожалуй, растерялся даже. Видно приготовился убеждать, спорить… Но заторможенность прошла быстро, и он начал отдавать приказы. Я смотрел. В общем и целом, мне пока нравилось, как он работает. Парень был внешне мягкий, но "с начинкой". На такого можно давить только до определённого предела. Сначала всё вроде пойдёт, как по маслу, однако ядро своих убеждений он будет отстаивать до последнего. Я связался с лордом Джастином. Доложил, что у нас есть возможность выйти экзотианцам в тыл. Если "Каменный ворон" ему пока не нужен, мы могли бы… Он разрешил. В результате я оказался в наручниках на "Короне", корабле где находился генерис. Есть такая должность на флоте: человек, следящий за исполнением законов Империи. Формально — лицо представляющее отсутствующего императора. Он обвинил меня в том, что я де сговорился с экзотианцами и именно поэтому появился с "их" стороны. Что стреляли мы Хэд знает куда, просто изображая стрельбу, а экзотианские корабли отошли от Граны, сговорившись с нами. Типа — всё это подстава, ловушка и наступление нельзя развивать ни в коем случае. Ну, а чего лично я хотел этим добиться — я вообще не понял. Однако избавиться от меня генерис намеривался всерьёз. На "Короне" собрали капитанов с ближайших кораблей и вызвали туда меня. Якобы на поговорить. И меня обвинили перед лицом всех собравшихся. Есть такая традиция, чтоб она провалилась. Если бы я подчинялся, как все остальные капитаны, командиру крыла, то, после его одобрения, меня могли казнить без суда и следствия. Однако — ошибочка вышла. Командиру крыла я НЕ подчинялся.

Лорд Джастин прибыл часов через восемь. Значит, как сообщили, так и вылетел. Столько там собственно лёту и было. Приходилось векторно. Отсутствовали условия для прокола. Это мы развернулись меньше, чем за три часа. И то основное время потратили на торможение и разгон. И вышли гораздо дальше, чем сейчас "Корона". Меня уже не интересовало, что инспектор сделает со мной, если я опять, по его мнению, не туда полез. Хотя вины своей я не чувствовал. Он меня отпустил. Я запросил разрешение командира крыла, получил приказ. Выполнил боевую задачу. Какого Хэда? Руки отекли и болели. Оба рукава пропитались кровью почти до локтей. Но на душе было относительно спокойно. Раздражало только одно — пальцы почти не слушались. Я всё-таки пилот, и мне очень не хотелось бы… Ну, ты понимаешь.

Один из конвоиров, прежде чем вести в общий зал, помог мне напиться. Сам я уже не сумел бы.

В курятнике присутствовали те же и лиса. И — тихо-тихо. Ни пёрышка. Только воздух такой тяжелый, словно мы сели на планету со свинцовым ядром. По лицу лорда Джастина трудно было что-то прочесть. Однако у остальных физиономии сохранили кое-какие признаки того, что здесь без меня происходило. И признаки не веселые. Я бы вряд ли смог так "раскачать" эту компанию. Всё-таки капитаны — люди опытные, много повидавшие. Кое-кто выглядел молодовато, видимо это самое "первое омоложение". Но не больше. Я уже понял, что по глазам это здорово заметно, когда человек переваливает некий внутренний рубеж. Так вот, с такими глазами, как у Дьюпа или у лорда Джастина — здесь никого не стояло. И сам генерис явно "после первого омоложения" — выглядел этаким бравым молодцом. Правда морда у молодца была мокрая и почти белая. Первым делом инспектор приказал снять с меня наручники. И за это спасибо.

— В чем тебя обвиняют? — спросил он без лишних интонаций.

— В предательстве, по-моему, — я изучал свои руки. Нервы загнал подальше, просто рассматривал. Переодеться бы…

— Почему именно в предательстве?

Хотелось отшутиться, но я слишком устал.

— Якобы, вышел со стороны противника. То ли меня экзотианцы пропустили, то ли еще чего. Пытался объяснить, не слушают.

— А где прошёл?

— Мимо чёрной дыры, переполяризовались в критической точке сферы Шварцшильда и отскочили от неё. Этот суперлётчик говорит — невозможно, — я кивнул на генериса, теперь уже украшенного красными пятнами на бледном фоне.

Видно эмоциональный процесс продолжал развиваться в нём и без постороннего участия. Инспектор разговаривал только со мной, демонстративно игнорируя присутствующих.

— Медик тебе нужен?

— Обойдусь пока.

Кровь уже не текла, а с нервами и связками вряд ли можно что-то сделать быстро.

— В таком случае, чтобы ни у кого не возникло сомнений, возвращаться будем твоим путём. Возможно, основные силы и могли бы продвинуться сегодня дальше, чем мы закрепились сейчас, но время упущено. И мне здесь делать более нечего. Я прибыл на шлюпке и предпочитаю переместиться обратно с большими удобствами. И быстро. Я и так потерял слишком много времени. Сумеешь?

— Расчеты на "Вороне", чего тут уметь.

— Тогда командуй. Капитаны, надеюсь, не возражают, — он не спросил. Он констатировал.

"Ну, да, — подумал я, — теперь они, конечно, не возражают. Они и когда НАДО было возразить — промолчали". Обидно, что ни один капитан меня не поддержал. Я не верил, что никто из них хотя бы гипотетически не рассматривал такое же решение. Однако они не захотели спорить с этим напомаженным ублюдком. А вот затея лорда Джастина большинству капитанов совсем не понравилась. Особенно нехорошее лицо я заметил у капитана "Выплеска", откуда переманил навигатора. Решил, что все немного трусят, но понимают, что отступать поздно. В принципе я был в курсе их сомнений. О моих пилотах в южном крыле ходили легенды. Если капитаны и поверили в то, как МЫ летели сюда, то в пилотах "Короны" сомневались точно. "Корона" — не боевой корабль — "посольский". Возит всякую шушеру. Мне тоже надо посмотреть, что тут за "пилоты". Вряд ли я мог сесть за пульт сам.

— Где мои люди? — спросил я, повернувшись к генерису. — Со мной прибыли два бойца, где они? Надеюсь, не осваивают космос без скафандров?

Лорд Джастин тоже повернулся к этому уроду.

— Ну? — сказал он.

Генерис что-то пробормотал. Капитан "Короны" не выдержал и сам приказал привести ребят. Меня привёз Неджел. Вторым был Джоб. Джоба, конечно, за пульт не посадишь, а вот у Ано хорошая рука. Если только руки у него вообще целы. Ребят привели. Я выдохнул — они были без наручников.

— Можно я сначала руки помою? — сказал я и поглядел на генериса ничего хорошего не предвещающим взглядом.

Лорд Джастин кивнул, и я пошёл искать туалет. Оба моих охранника с "Короны" по инерции двинули за мной. За ними пошли мои парни. Из тех же соображений, видимо.

В туалете, пока я размышлял, как мне снять китель, Джоб закрыл дверь на замок, достал нож (оружие у моих забрали, но найти нож у Джоба без предварительной подготовки очень трудно).

В какой-то момент я понял, что за спиной стало уж слишком тихо, и развернулся.

— Нам заложники не нужны случайно, капитан?

Нож Джоб держал у горла одного из охранников, прямо, где ямочка в основании шеи. Тот пытался ввинтить башку в переборку. На второго охранника, ласково-ласково улыбаясь, смотрел Неджел, разве что не облизывался.

Мои ребята обучены своеобразно — Неджел и пилот не плохой, и задушить этими же золотыми руками может легко. И чужой боец это чувствовал.

— А ну, брось! — сказал я Джобу. — Эти-то чем виноваты? Что им приказали, то и делали. На, разрежь лучше, раз есть чем, — я кивнул ему на рукав.

Джоб с сожалением убрал нож от шеи бойца и подошёл ко мне. Ано на всякий случай остался у двери.

— Может, вам рубашку чистую принести? — виновато спросил один из бойцов с "Короны".

— Можно. Только размером побольше. Ано, выпусти его, чего встал?

Ребята мои, как я видел, бойцам местным доверять сегодня не собирались. Однако те, в отличие от генериса, ничего плохого не хотели. Парень принёс рубашку, я в неё влез кое-как. Китель и свою рубашку — выбросил. Они уже совсем никуда не годились

— Так, конвоиры, — сказал я всем четверым. — Если хотите меня охранять, охраняйте не друг от друга. Хотя вряд ли при лорде Джастине тут кто-то на что-то решится. Айда в навигаторскую.

В навигаторской было тесновато: Лорд Джастин, генерис, четыре чужих капитана и один "свой", с "Короны". И в такой обстановке нам придётся выполнять не самый простой маневр.

— Ано, за пульт сядешь, если надо будет? — спросил я тихо.

Парень только кивнул. Он был возбужден, но не от количества людей, а от того, что с нами вообще случилось.

Я, не спрашивая никого, подошёл к навигаторскому пульту, вызвал Келли. Увидел на его лице облегчение, но говорить ничего не стал. Чисто официально попросил перекинуть расчеты, откорректировав по координатам "Короны". Он кивнул. Он видел, сколько людей у меня за спиной.

— Капитан Келли, возвращаемся тем же путём, — сказал я ему. — Следуйте за нами. Запаздывание — сорок секунд.

— Есть запаздывание сорок секунд.

Еще я хотел посмотреть на здешних пилотов. Включил оба боковых экрана. Посмотрел… Задачу им, видимо, уже поставили. Один совсем с лица спал, и зрачки слишком расширены.

— Сержант Неджел, — сказал я. — Вон того парня, справа, смените. И дублёру его скажите что-нибудь хорошее. Не как в туалете, ясно?

Ано кивнул.

— Навигатор, ведущий пилот справа, — сказал я. — Зовут — сержант Неджел. Запомнили? Двигатели — по схеме 3. Потом 4. Разгон.

Я сел рядом с навигатором. Тот оглянулся на капитана "Короны". На капитана было больно смотреть, но он промолчал. И мы начали разгоняться. На лицах присутствующих читалось, что идти на большой скорости в сторону черной дыры — это даже не самоубийство, это что-то более изощренное. Через полчаса мы миновали коридор ограничения, и скорость стала нарастать циклично: сначала по одной кривой, потом резко перескочила на другую.

Если мы не достигнем заданной скорости или поменяем полярность двигателей не в той точке, нас затянет. Ну, так на то и руки. И, к сожалению, я свои чувствовал плохо. Я не спускал глаз с пилотов. Ано вёл себя обыкновенно. Он был немного взвинчен, но и только. А вот ведущий второй пары начал работать с запаздыванием. Пока в этом нет ничего страшного, но ведь будет и точка разворота. Я посмотрел на часы — 45 минут с секундами. Скорость выросла так, что мы её уже чувствовали, несмотря на все противоперегрузочные системы. Тело начинало, как бы, проваливаться в вату. Мозги пока не реагировали, но потом начнут "проваливаться" и они.

— Самоубийство, — сказал кто-то тихо в той стороне, где стояли капитаны.

— Попытку убийства вы сегодня уже предпринимали, — констатировал лорд Джастин в полной тишине и, не ожидая ответа, отправился отдыхать в предоставленную ему каюту.

Действительно, чего над душой стоять. Я поднялся к пилотам. Не бросать же Ано одного в этом зоопарке. Правда, я мог оказать ему только моральную поддержку, но и так лучше, чем ничего.

Мозги постепенно тоже забивало ватой. Скорость мы развивали уже только за счет притяжения черной дыры, свои резервы давно вышли.

Минут за 15 до разворота, я понял что всё. Вторая пара у меня уже, в общем-то, не работает. И менять её поздно.

— Ано, переключи второй пульт в режим дубля, — тихо сказал я. Неджел кивнул, и активировал панель, отвечающую за двигатели слева. Я постарался внимания на этом не заострять, но вокруг были те, кто и без меня прекрасно видел, что происходит. (Капитаны постепенно опять сползлись в навигаторскую, хотя в общем зале экран не хуже.)

Я думаю, гости "Короны" испытали в этот день много неприятных эмоций. Конечно, всё это были люди, привычные к боевым действиям. Но не к изощренному психологическому насилию, методами которого так хорошо владел лорд Джастин. Жаль, я не слышал, о чём он с ними говорил. Я бы, наверное, получил садистское удовольствие. Я следил за вторым пилотом, рядом с Ано. Как бы он у меня чего не выдал интересного. Выкинуть его, пока не поздно из-за пульта и сесть самому? Руки болели, но то, что он делал, я бы точно смог. Или не смог? Пошевелил пальцами. Если встречу бандака, который придумал эти наручники… Неджел, чувствуя, что второй пилот "засыпает", начал с ним разговаривать. Я понял, что мешаю ему и ушёл в навигаторскую. Ано что-то тихо говорил парню. Что именно я не слышал, но по выражению лиц понимал, что с ситуацией он справляется.

"Развернулись" мы нормально. Двигатели сменили полярность, и корабль понёсся задницей вперёд на максимально возможной скорости. Притяжение чёрной дыры эту скорость постепенно гасило и "выскочить" мы должны были уже в расчетных пределах. Через полчаса я предложил Ано сменить его, но он сказал, что не устал и нормально выведет на расчетную. Его второй пилот просто сиял от счастья. Мне тоже надо будет не забыть сказать ему что-нибудь хорошее.

Лорд Джастин из каюты так и не появился. И правильно сделал. По мозгам все эти переполяризации бьют прилично, а ему голову надо беречь.

— Келли, у нас наручники эти новые где-нибудь есть?

— Должны быть.

— Выкинь к Хэду, чтобы никому в голову не пришло ими пользоваться.

Я снял рубашку, которую мне дали ребята с "Короны". Келли посмотрел на мои руки и больше ничего спрашивать не стал. Вместо этого стал набирать медкод.

— Лучше Дарама набери.

Дарам — наш экзекутор. Не было у меня сроду должности такой на корабле, но вот взял. Лорд Джастин посоветовал, если не сказать — заставил. Гостили мы с ним с месяц назад на "Пале", я тогда еще только принимал свой новый корабль. Ну и много приходилось решать всяких проблем — экипаж подбирали, знакомились с кем-то. А тут еще инспектор меня чуть что — с собой тащил. В общем, голова у меня в те дни капитально пухла. Я и внимания особого не обратил, ну поздоровался он с кем-то в коридоре, заговорил… Тем более что знакомый его носил обычную полевую форму, без знаков отличия.

"Пал" — корабль старой серии. Я отвлекся, рассматривая распланированную совсем иначе, чем у нас оранжерею, которая выходила прямо в центральный коридор. А потом лорд Джастин позвал меня: подойди, мол, познакомься. Мужчина, с которым он разговаривал, внешне мне понравился. Возраст, правда, терялся за омоложениями, я даже примерно не смог определить сколько ему лет. Потом оказалось — 185.

— Это Дарам, человек очень редкой профессии, — представил мужчину лорд Джастин. — Экзекутор.

Я удивился, но виду не показал. Приучил он меня уже не спешить на его слова реагировать.

— Хочу к тебе переманить, как думаешь?

Попал я, что называется. Вслух сказал осторожно:

— Да не сторонник я, в общем-то, физических наказаний…

— Потому, что не умеешь, — отрезал инспектор. — Половину команды распустил, другую — запугал. А новых наберешь сейчас — что делать будешь?

— Справлюсь как-нибудь, — возразил я.

— И со штрафниками справишься? А если — не один десяток пришлют, и не два?

Может, он и прав был, но не любил я всё это… Однако, видел, что лорд Джастин настаивает. И спорить с ним не решился.

— Ладно, — сказал я, — можно мы с ним сами это обсудим, на его рабочем месте?

Инспектор кивнул, валите, мол. Дарам провёл меня боковым коридором прямо к карцеру. Его рабочая комната оказалась дверь в дверь. Мы вошли. Обстановки ноль, одна кушетка. В стенном шкафу за раздвижной дверью — всякие милые инструменты. Узнал я примерно половину, и это меня удивило, в общем-то. Ну, чем он мог пользоваться, собственно? Электробич, ну, "импульсный", хотя и это уже слишком. Но у Дарама по полкам было разложено одних разночастотных бичей дюжины две. На фига их столько? Коллекция? А ещё я успел заметить что-то совсем странное, похожее на куски кожаной верёвки с ручкой… Что это, интересно? Спрашивать пока не стал. Не хотел проявлять лишнего любопытства, я же искал повод, чтобы от него оказаться. Нашёл. На мне был парадный китель, а под ним — только тонкая рубашка. Я расстегнул китель и снял.

— Бейте, — сказал я ему. — Как я иначе разберусь? Работы я вашей не знаю.

Думал, он растеряется, но Дарам кивнул мне, словно чего-то такого и ожидал.

— Снимите рубашку. Кожу я вам не испорчу.

И взял с полки эту самую странную штуку… (Потом я узнал, что это и есть просто бич, дедушка наших электорбичей). Отступать было поздно. Я разделся. Шрамов на мне предостаточно, так что дорожить уже и не чем особо.

— Ложитесь.

Играть, так играть. Я лег, положив лоб на скрещенные руки.

— Не так, — сказал Дарам. — Руки вдоль тела. Плечи нужно расслабить. Вдох. И выдох.

И он ударил. Но боли я не почувствовал. Я ощущал, как спина постепенно становится горячей, по мышцам побежало что-то вроде электрического тока. В общем-то, приятно. Закрыл глаза. Ощущения напомнили мне механический массаж, только тепло проникало глубже. Даже пожалел, когда всё кончилось.

— Здорово, — сказал я совершенно искренне. — Это приспособление для массажа? — я кивнул на бич в его руке. Дарам рассмеялся.

— Ладно, — сказал он. — Только не держите на меня зла, хорошо?

Как я не вскрикнул? Боль обожгла резко и неожиданно. На плече сразу вздулась багровая полоса.

— Ни хрена себе, напросился, — сказал я весело. — Вот, что значит, мастер… А лечить вы не пробовали?

— Умею и лечить, если нужно, — пожал плечами Дарам. — Только руками. Сейчас так не лечат.

Да, сейчас, действительно, совсем другие методы. Запихал человека в диагностическую машину…

— Хорошо, Дарам, я не знаю, как у нас на корабле будет с работой для вас, надеюсь, что лорд Джастин сильно преувеличил. Но я вас возьму. Такого мастера — просто грех не взять.

Дарам действительно здорово облегчал мне жизнь. Я теперь практиковал только один вид наказания: "отправить вместе с приказом к Дараму". Или самое садистское — отправить без приказа, чтобы боец сам объяснял, что именно натворил. Я знал, что Дарам совсем не обязательно будет бить, а может наложить любое дисциплинарное взыскание. Он был очень добрым человеком, но, при необходимости, мало никому не казалось. С молодыми Дарам тоже много возился на пару с Гарманом. Удивительно, но все бойцы называли его просто по имени. И, если побаивались, то как-то очень умеренно. Больше смотрели ему в рот. Дарам хорошо знал все планеты сектора, на многих из них жил. И очень много знал о том, как устроен человек. Нервы, мышцы, кости, и, как ни странно, мозги тоже.

— Наручники эти новые? — спросил он с пониманием, прощупывая отечные места на руках. Больно, конечно, но, когда я видел, что делают, а не засовывал руку в пасть "меддиагноста", терпелось как-то легче.

— Ну, самое простое — это еще два прокола сделать, вот тут повыше. Опухоль спадёт. Лимфоток нарушили. А ранки сами по себе не очень серьезные. Болезненные просто. Завтра уже и незаметно почти будет. Делаем?

Чем мне он ещё нравился, что, в отличие от медика, всегда объяснял и спрашивал. Я сжал и разжал кисть руки.

— Ещё повинуется плохо.

— Сейчас сделаю прокол и всё поставлю на место. Нужно, чтобы опухоль спала.

Когда Дарам перевязывал меня, уже не так болело — скорее всего, просто подействовало само его присутствие.

— Теперь нужно поспать, — сказал он, закончив.

Келли, удовлетворенно кивнул и вышел. И мы сразу перешли на "ты".

— Да не усну я, неспокойно на душе как-то, — вырвалось у меня.

— Само собой неспокойно, — согласился мой невольный лекарь. — Один этот "генерис" чего стоит. Не смогли использовать тебя, будут пытаться убить.

— Ну, почему именно меня? Что во мне такого особенного?

— Да ты ложись, ложись, — он помог мне лечь. — Молод ты очень. А дел натворить можешь — не по возрасту. Если случается такое с мальчишкой, взрослый рядом находиться должен. Мастера учеников ни на шаг от себя не отпускают. Иначе…

— Но я же сдержался на "Короне"!

— В подобных ситуациях ты и раньше бывал. Человека не просто вывести из себя, если всё ему знакомо. Тем более, ты знал, что лорд Джастин вытащит. Есть понятие о субординации. Он не мог допустить, чтобы кто-то распоряжался жизнью ЕГО капитана. Потом он мог и наказать тебя, но вытащить бы — вытащил. И ты это понимал. А вот случись что-то действительно неожиданное — неизвестно, как бы ты себя повёл. И оставлять тебя одного пока очень опасно.

Я поднял на Дарама глаза. А что, если лорд Джастин совсем не случайно настоял, чтобы я взял его? Я даже приподнялся.

— Лежи, Агжей, не нужно вставать, — он положил руку мне на грудь, удерживая.

— Дарам, — спросил я напрямую. — Тебя лорд Джастин уговорил, чтобы ты присматривал за мной?

— Ну, не то чтобы присматривал, не так много я в этом понимаю. Но Адам слишком занят. Он попросил, чтобы я хотя бы был рядом.

Адам? Лорда Джастина зовут Адам? Джа… Адам? Беспамятные боги, какой я дурак! Это его тогда имел в виду Мерис!

— Ты бы ударил меня чем-нибудь что ли, может, поумнею? Что ж я тупой-то такой?

— Табуреткой? — усмехнулся Дарам.

— А это что?

— Стул без спинки. Ну-ка, перевернись на живот, — он похлопал меня по плечу. — Давай.

Я повернулся. Знал, что бить он меня не будет, но мышцы отреагировали. Дарам прошёлся руками по моей окаменевшей спине.

— Какой я всё-таки дурак, — пробормотал я в подушку.

— Поумнеешь в своё время. А тот, кто дураком себя не ощущал — и умным не станет. Тебе сейчас нужнее всего выспаться…

— Да не могу я… Столько капитанов стояло рядом, и ни один ничего не сказал! Ведь знали же, что теоретически можно. Что я им сделал плохого?

— Каждый по своим причинам молчал. Кто-то испугался, кто-то был введён в заблуждение. Кто-то не сообразил вовремя, чем может грозить такое поведение всем остальным. Если капитаны не будут стоят друг за друга… Думаю, раздражал ты их поначалу. Когда они уже капитанами были, твоя мать ещё не знала, какого цвета пелёнки покупать. А потом — отступать было поздно. Генерис — тоже не первогодка. Он полагал, что в любом случае в накладе не останется — или вышвырнет тебя в космос, или продемонстрирует всем, что ты за зверь. Однако просчитался. И ты сдержался, и у него права судить тебя — не оказалось…

Дарам с силой массировал мне спину, и мне, чтобы избежать неприятных ощущений, приходилось отдавать свои мышцы. Ну и начало отпускать.

— Дарам, а почему Влана меня не встретила?

— Она улетела на "Пфрай". Капитан попросил. Ты еще не вернулся, да и побоялся бы он с тобой говорить.

— Подожди, так "Выплеск" же Хэд знает где?

— Он здесь. Прошел вслед за вами с каким-то небольшим запаздыванием.

— Но капитан же был на "Короне"?

— А что ему мешало оттуда связаться?

— Значит, хотя бы один капитан мне поверил?

— Выходит, что так. И тебе, и бывшему навигатору своему. Так что, если извиняться прилетит…

— Да я вообще зла ни на кого не держу. Хэд с ними со всеми…

Движения Дарама становились всё мягче, и я расслабился, наконец. И уснул.

 

История восемнадцатая. «Душка генерис и другие»

Только когда за мной с шипением закрылась дверь, я понял, что по инерции вломился к лорду Джастину так же, как вламывался обычно к Мерису: без стука, без предупреждения. Ведь он же вызывал, я и… Но затормозил я только на пороге.

— Заходи давай, чего столбом встал? Если я один — можешь и не докладывать.

Лорд Джастин выглядел уставшим. Да и как интересно может выглядеть человек, который разбудил меня в четыре часа ночи, а сам, видимо, вообще забыл, что по ночам спят. Я прошел к столу, налил воды в чайник, выбросил старую заварку, заварил, что нашёл.

— Может, стюарда поднять? Завтрак там, какой-нибудь?

— А будешь?

— Если вы мне компанию составите, почему нет?

Лорд Джастин улыбнулся мне, словно бы через силу.

— Я бы тебя порученцем взял. И было бы дело. А ты у меня уже капитан, и надо тебе как-то самому…

— Да справлюсь, — пробормотал я, чувствуя, что мы опять вступаем на зыбкую почву разговора о моей дееспособности в его глазах. — Не свинья же я какая-нибудь, в самом деле…

Инспектор закрыл глаза, прикрыв их ладонями. Похоже, он очень устал. Понимая, что любой лишний человек — лишнее раздражение, стюарда я встретил перед дверью, забрал у него поднос и накрыл на стол сам. Зачем он меня вызвал, если ему нужен не я, а отдых?

— У тебя там Дарам живой ещё?

— В смысле? — растерялся я.

— Как твои бойцы к нему относятся?

— Хорошо относятся, — ответил я осторожно.

— Прямо-таки хорошо?

— Прямо хорошо, — я не понимал, чего он хочет. — Дарам — человек умный, с большим опытом. Им с ним интересно. А каких-то дисциплинарных моментов у нас действительно не много, как бы вы к этому не относились.

— Чем он у тебя тогда занят?

— Гарману помогает, в основном, с первогодками возиться. А сейчас консультирует бойцов по Гране. Традиции, обычаи…

— А это зачем? — спросил лорд Джастин без удивления.

— Ну, десант же, наверное, будем сбрасывать, раз Грану мы захватили. Удивительно, что до сих пор ещё не высадились.

— Вот то-то и оно, — сказал инспектор. — Да ты сядь.

Я сел.

— Десант на Грану сбрасывать нельзя, а придётся.

Он посмотрел на меня. Я молчал. Ждал, что он еще скажет.

— Чего молчишь-то?

— Я должен объяснить, почему нельзя?

— Ну, давай.

— Я думаю, что можно как раз. Щас ребят проинструктируем…

— И на других кораблях инструктировать будешь?

— Ну… Если специалистов мало — мы можем помочь.

— У тебя что, их много, специалистов?

Я почувствовал в его голосе и удивление, и раздражение сразу.

— Не то, чтобы много… Но Влана знакома с Граной, в общем-то. Да и у нас, еще на эмке, парнишка больше года жил с Граны. Когда меня в сержанты перевели, Келли его пристроил в интернат на одной из малых планет в районе Аннхелла, на Пайе, теперь просят — забрать. Наверное, придется. Тот еще фрукт. Я с ним как-то справлялся, Дарам тем более справится. Но, так или иначе, весь мой "старый" состав о грантсах представление имеет.

— Значит, выходит, не зря я тебя разбудил? Ты у меня единственный более-менее компетентный капитан?

— Не знаю.

До меня стало доходить, что лорд Джастин поднял меня ночью, просто повинуясь интуиции, еще не разобравшись толком, зачем именно я ему сейчас нужен.

— Зато я знаю. Будь тебе хотя бы лет на сорок побольше — цены бы тебе не было!

Он вытащил из сейфа интерактивный галактический Атлас и швырнул его на стол. Стол дрогнул и покачнулся на магнитной подушке.

— Нет, — сказал я твёрдо. — Так не пойдёт. Я не завтракал, а вы, судя по всему, вообще ещё не ложились. Что, за десять минут в этом секторе космоса что-то радикально изменится?

Он посмотрел на меня, сдвинув брови, но неожиданно кивнул.

— Ладно. Твоя взяла. Тем более, всё равно Дайего надо звать.

— Дайего — это кто?

— Это командир крыла, генерал Дайего Абэлис.

— Мне связаться?

— Я сам. Ты чай ещё раз завари. Постой, не чай. Йилан или сому. Лучше йилан. Сому тебе рано ещё пробовать.

— Это же наркотик, вроде?

— Сам ты — наркотик. Сома — это напиток богов.

— На Экзотике?

— На Земле.

— Где?

Я обернулся, и увидел, что лорд Джастин смотрит на меня с желанием сказать что-то ещё, похоже, ядовитое. Но слова так с его языка и не сорвались. Он криво улыбнулся, покачал головой и заговорил по связи с комкрыла. Тот или тоже не спал, или пострадал так же, как и я. Комкрыла — самый доступный у нас из большого начальства. Так вышло, что адмирал, командующий армадой, 90 % времени проводит в расположении северных. И мы тут вообще-то варимся потихоньку сами. Мы дикари, по северным меркам. Если бы мне, когда я служил на "Аисте" сказали, что десант может находиться не на специальном транспортном корабле, а болтаться по техническим палубам, я бы просто обалдел. По нашим стерильным палубам… А тут уже привык к тому, что всё вместе. У меня на "Каменном вороне", кстати, ещё хуже, чем вместе. У меня ещё и пилоты — то десантируются, то встают в оцепление… Дурдом, просто.

Меня это привело только к одной здравой мысли, что на МОЁМ корабле каждый человек — на вес титана. А все не согласные с моим мнением на эту тему пусть бодрым маршем идут хоть на Грану пешком. Я же — дорожил и дорожу каждым членом своей команды. Мои ребята слишком много чего умеют и могут, чтобы я относился к ним, как к "живой силе". С комкрыла я дела практически не имел. Приказ получил — запрос послал. Но внешне он был мне симпатичен. Выглядел очень молодо, решения принимал быстро. И это мне заочно в нем нравилось. Но вошёл он не один. За его спиной маячил… Душка генерис! Свежий и напомаженный. И когда успел, гад? Во мне зашевелилось что-то нехорошее.

— Познакомься, Агжей, генерал Абэлис, а это — лорд Айвин.

И только тут меня осенило. Клэбэ фон Айвин! Так я же и раньше знал этого подонка! Старое родовое поместье фон Айвинов располагалось в непосредственной близости от нашей фермы. Наследники давно продали его. Но подростком я возил туда молоко и свинину. И я видел там этого урода. Он приезжал, когда старый фон Айвин впал в кому. Ненадолго приезжал, и в лицо я его совсем не запомнил. Мне было тогда лет одиннадцать-двенадцать, а этой свинье в оборках примерно столько, сколько сейчас мне, ну, может, чуть больше. Вряд ли и он запомнил меня, но, почитав биографию, мог и сообразить. Обидно, что переиграл тебя фермер, а "лорд" Айвин?

Комкрыла протянул мне руку, как равному. Он вообще отличался, судя по отзывам, лояльностью и свободой привычек.

— В неофициальной обстановке можете называть меня Дайего. А почему — Агжей? Мне, кажется, попадалось в приказах другое имя?

Генерис сжал и без того тонкие губы. Он-то знал, почему Агжей, ему-то доложили кто я.

Я не хотел врать генералу. Раз лорд Джастин назвал меня так, значит, — генерис в курсе, а генералу можно доверять.

— Спецон, — пояснил я коротко. — Когда-то меня звали Агжей. И сейчас иногда называют, по старой привычке.

— Вы не против, если я тоже буду "на старенького"? Агжей вам как-то больше идёт. Он улыбнулся мне.

На лице генериса проступало тем временем, что бы он со мной сделал, имей сейчас доступ к моему телу. Я бы тоже его, голубчика, сварил в собственной моче, а скелетом украсил медкабинет. Я даже не понял, как завелся с пол-оборота. Волна холода пошла по каюте… Лорд Джастин перехватил мой взгляд, и тут же сердце дёрнулось, выскакивая из груди, и на висках выступил пот. Будто холодной водой облили. Или горячей? Не понял. Но остыл сразу.

Комкрыла покосился на меня с любопытством. Он успел что-то почувствовать. А уж душка Айвин как посмотрел… Я на него тоже посмотрел ласково. С убийственной просто любовью. Прикажи он меня тогда избить, я бы таких чувств к нему не питал. Вот только не надо за меня решать, нужны мне руки или нет. Может, я и потерял частично квалификацию, но это не его собачье дело.

— Рассаживайтесь, — предложил лорд Джастин. — Чай, йилан… Спиртного — не выношу, — повинуясь его кивку, я стал разливать чай. — Дайего, ты объяснил лорду Айвину, почему мы должны закрепиться на Гране, и как не выгодна нашим кораблям огневая позиция, в которой мы сейчас находимся?

— Я пробовал, — ухмыльнулся комкрыла. 

Его смоляные волосы качнулись над правым ухом. Над левым было выстрижено коротко. Где же так носят?

— Успех, я вижу, небольшой… — покачал головой лорд Джастин.

— Прежде, чем мы начнём, — не выдержал мой поросёночек. — Я хочу знать, почему здесь присутствует именно ЭТОТ капитан? Других не нашлось?

— К сожалению, — равнодушно констатировал лорд Джастин. — Это единственный капитан, который знаком с поведением грантсов. Я бы предпочел, чтобы перед встречей со мной, и вы, Клэбэ, хотя бы полистали словарь. Но я вижу — вы снова ИЗЛИШНЕ самонадеянны.

Свои слова лорд Джастин подкрепил приличным эмоциональным посылом и поросёнок начал белеть. Косметика не спасала, хоть он и потрудился над собой. Видно знал особенности своего кровообращения. Я вот сроду не краснел и не бледнел. Красив он, был, конечно, этот Клэбэ фон Айвин, тут ничего не скажешь. Но я не ценитель такой "женоподобной" красоты. Мне больше нравился комкрыла с его тяжеловатыми, но прямыми чертами и перебитым носом. Хотя я, в общем-то, даже посочувствовал душке, вот так размазать при младших… Лорд Джастин, видимо, знал, что бОльшими врагами, чем есть, мы вряд ли сможем стать, потому и не стеснялся.

Я предвидел, что он и мне вставит, в случае чего. Он устал и раздражен. И я старался вести себя тихо. Огрызался иногда, правда, и мысленно развлекался картинками жаренного с гарниром поросенка. Договориться мы смогли мало до чего. Комкрыла понимал, о чём речь, но, в силу отсутствия личного опыта, не мог оценить серьёзность ситуации. Генерис же был полным идиотом или играл "в чужие ворота". В результате лорд Джастин просто предложил назначить меня военным комендантом Граны, а душку — удушить прямо здесь, если его такое решение не устраивает. Генерис прилюдного удушения почему-то не пожелал. Дайего поинтересовался, не жалко ли меня Лорду Джастину, если положение действительно такое, как он нам тут расписал.

— Жалко, — сказал инспектор. — Но другого варианта не вижу. Ты-то не боишься? — повернулся он ко мне.

— Не знаю пока, — сказал я честно. — Надо садиться со своими, считать, что и как. Я полагаю, именно я теперь должен решать, куда мы высаживаем людей и в каком количестве?

— Ну, — сказал комкрыла, — вы сами напросились. Кто вас заставлял изучать эту проклятую Грану?

— Логика происходящего заставляла, думаю, — уколол я его нечаянно.

Но он не обиделся.

— Логика? Бабы — они такие, — помолчал, зевнул. — А это правда, что у вас на корабле — женщина?

— Жалко, что я Дарама у себя не оставил, — сказал, когда они ушли лорд Джастин. — У меня, когда я на тебя гляжу, какие-то отеческие чувства начинают просыпаться. Первобытные.

— Жалко, — согласился я с ним совершенно искренне.

— Тебе-то чего вдруг?

Я фыркнул и выбросил зубочистку, которую жевал. Мы позавтракали второй раз вместе с гостями. Правда, ели только мы с Дайего. Инспектор думал о чем-то, а генерис просто маялся. Может, разговор ему аппетит отбил, а может — боялся, что отравим.

— А вы считаете, что вот так, как вы — это гуманнее?

— А куда ты всё время лезешь, мальчишка? И огрызаешься, на каждой фразе! — лорд Джастин должен был сорвать на ком-то раздражение и, похоже, кроме меня тут никого подходящего не росло.

Я развёл руками, откинулся на спинку кресла и начал расслабляться. Он сам сказал прошлый раз — расслабься, и я собирался попробовать. Раз уж всё равно влетит… Руки и ноги я "отпустил" моментально. Напрактиковался, гляди-ка. По локтям пробежали мурашки, спине стало тепло-тепло…. Лорд Джастин столкнулся с моим уже не замутнённым интеллектом взглядом и всё понял.

— Значит, сразу над двумя лордами решил сегодня поизгаляться? А ну, сядь нормально, экспериментатор!

Я выпрямился.

— Пока я хочу от тебя только одного — чтобы ты научился сдерживать эмоции. Или вообще забыл, что они у тебя есть. На время. Тебе прорубили дырку только в темную половину тебя самого. Это ты понимаешь?

Я виновато пожал плечами. Он вроде просто ругал меня, но всё равно стало как-то неловко. Если честно, я понимал пока только одно: мои негативные эмоции действительно усилились. И когда накатывали раздражение или злость — окружающим тоже становилось не сладко. Больше я ничего особенного в себе не ощущал. Нужно было что-то отвечать, и я спросил:

— А что, хорошие эмоции тоже могут потом усилиться?

— Усилиться, сказал тоже, — фыркнул лорд Джастин.

Похоже, я его рассмешил. Это обнадеживало. Может, обойдётся без разноса сегодня? Пока инспектор просто говорил со мной.

— Каждый из нас — слепок этого мира, слияние трех начал. Темная сторона, светлая сторона, и то, что между. Подчиняться позывам тёмных эмоций проще всего. Положение между — эфемерное, сиюминутное, оно существует только в конкретном месте в какой-то миг, потому что нельзя остановить время. Время — это и есть тень, третье состояние, нахождение между. Ты не поймешь пока. Но смог бы почувствовать, если бы остался с эйнитами. Но ты не остался. А в миру тебе так просто с собой не справиться. Потому что, находясь в тени, нельзя двигаться к свету. Кровь притягивает кровь. А твой гнев — притянет чужой гнев, ненависть – ненависть… Поэтому люди боятся эйнитов, потому что они искусственно удерживают себя в степени отражения, состоянии "между". Это трудно. Тень не стоит на месте, и каждый день они должны работать над своим сознанием, каждый день бежать, чтобы оставаться. Они истязают себя медитациями и психическими упражнениями, аскетизмом и голодом, чтобы противопоставить себя тьме. Попадаются, правда, дураки, которые не боятся. Вроде тебя.

— Скажите, лорд Джастин…

— Адам, наедине — Адам.

— Скажите… — я запнулся. Адам — было для меня слишком. — Эйниты живут общинами, чтобы не иметь лишних контактов с людьми?

— Они открыли тьме дорогу, но не хотят кормить зверя в себе. Присутствие тьмы, но не следование тьме. Каждый из них ведёт свою личную битву тёмного со светлым. И надеется победить. Внутри себя. Это легче делать в уединении.

— Это возможно?

— Всё возможно при сильном желании.

— Я всё равно очень мало что понял…

— И не нужно пока. Просто — сдерживай себя. И помни, что вокруг тебя — люди. Большинство из них не может противостоять тебе. Будет плохо — улыбайся, умеешь — молись. Кому угодно. Это — не важно. И про фон Айвина… Враг, Агжей, не должен знать, как сильно ты его любишь. В гробу он эту твою любовь видел.

— И я его видел там же, — не удержался я. — Кто он вообще такой?!

Лорд Джастин посмотрел на меня внимательно, но взгляда я не отвёл. Достала меня уже эта свинья в оборках.

— Чем? — спросил он.

Я вспомнил про восемь часов в наручниках, но ничего не ответил. Потому что в другой ситуации — я и это стерпел бы. Не в наручниках было дело. В чём-то ещё. Не понятом пока до конца. Одним словом — всем он меня раздражал. Кружевами своими идиотскими, мордой поросячьей напудренной. Лорд Джастин продолжал смотреть на меня.

— Не знаю, — признался я. — Просто — достал.

— Спать хочешь?

— Да уже нет, в общем-то.

— Тогда пошли. С человеком одним тебя познакомлю. С Граны. Там и поговорим.

— Вот, Ивэ, посмотри на него.

В кресле сидел пожилой худенький грантс. Такой мелкий, что едва ли выше моего пояса. Взирал, правда, свысока… Смотрел грантс, вроде бы, на меня, но… расфокусированно, что ли. На всего меня целиком смотрел, и внутрь и снаружи сразу. Чуть меньше секунды я даже ощущал, что не могу двинуться дальше рамок этого взгляда. Но заговорил лорд Джастин и…

— Агжей, это Мастер Ивэ, — я как бы вынырнул.

Кивнул, как принято у них — голову чуть вниз и к правому плечу. Мастер охотно улыбнулся мне. Он был похож на диковинную птицу — сухое лицо, костистый нос, больше смахивающий на клюв.

— Хороший у тебя ученик, вежливый. Не чета моему, — сказал он инспектору, кивая в ответ мне. Голос у него тоже был тонкий и сухой.

Я огляделся. Из-за спальной ширмы нарисовалась ещё одна, слегка помятая со сна фигура. Худощавый парнишка лет восемнадцать-двадцать. Черты лица острые, грантские, но светловолосый и высоковатый, на полголовы ниже меня всего.

Так, или иначе, он был "не наш", хоть и не чистый грантс. И не скрывал этого — одежда, морда нахальная. Значит — в гостях. Лорд Джастин уловил мое недоумение.

— Да, экзотианец, — сказал он, подтверждая. — Знакомьтесь.

Он не сказал "грантс".

Вообще-то "грантс" — прозвище немного обидное. Сами себя они называют "акраны" — люди, живущие на земле. А мы просто добавляем пренебрежительный аффикс к названию планеты. Маленькая месть за их хитрость и звериную беззлобную хищность.

Ну, будем надеяться, этот пацан — не самый запущенный в плане воспитания. Воспитывать их можно, я пробовал. Парнишка подошёл.

— Ки-а-Ано, — протянул он, почти пропел. — Можно по вашему — Киано. Значит — Клинок Холода.

— Агжей, — сказал я. — Можно — Бак, можно — Гордон. Но всё это ровным счётом ничего не значит.

— А как лучше? — мне удалось его удивить.

— Лучше — Агжей. Больше привык.

Я наблюдал исподтишка за Киано и видел, что он заинтригован моим ростом и тем объемом в пространстве, который я занимаю. У него руки чесались проверить меня на прочность. Я вспомнил Леса и его постоянные подначки первые два-три месяца. У грантсов это в крови — испытать ближнего своего, например, садануть чем-нибудь неожиданно. Пока мы "переглядывались", лорд Джастин что-то тихо рассказывал мастеру Ивэ. Но у меня хороший слух, и пару фраз я уловил. Инспектор объяснял, что я ему не ученик, потому что он де НЕ МОЖЕТ меня взять. Дальше я не расслышал — скосил глаза и увидел, как грантс понимающе качает головой, из стороны в сторону. Что имел в виду лорд Джастин? Что я слишком взрослый уже для ученичества?

— Сели оба! — приказал мастер Ивэ, которому надоело, что мы загораживаем обзор.

Я почувствовал излишний нажим в его голосе. Вряд ли Киано слушался мастера с первого раза. Вот и сейчас — я сел, а он замер, хлопая ресницами и думая о чём-то своём. Это было так похоже на Леса. Я по привычке встал, впихнул парня в кресло и пересел так, чтобы он, при любом повороте головы, видел бы меня, лорда Джастина или мастера Ивэ.

— Чай, Агжей, — попросил Лорд Джастин.

Я безропотно отправился ставить чайник.

За моей спиной светилась не выключенная интерактивная карта сектора, и взгляд Киано тут же прочно увяз в ней. Ему заранее было скучно.

— Жалко, что не ученик, — сказал грантс. — Я бы поменялся.

Я поставил чайник и выключил карту. Киано "сделал круглые глаза". Я не отреагировал. Принёс чай и сел в другое кресло, поближе к инспектору. Теперь отвлекаться мальчишке всё равно не на что.

— Ты, думаю, понимаешь, Ивэ, зачем я тебя вызвал, но для мальчиков я объясню. Мы будем вынуждены высадить на Грану десант. Это не лучшее решение. Потому, что Грана — один из узловых моментов обороны, а мы уже имеем….

Киано не слушал его, он искал глазами, чем бы занять свою персону на ближайшие полчаса. Меня это раздражало — привык, чтобы бойцы слушали. Я перехватил взгляд инспектора…

— Что ты хочешь, Агжей?

Я встал и быстро сказал парню на ухо, что если он не будет слушать, после совещания я подвешу его за большой палец на правой ноге. Я знал, что нормальной угрозы он не испугается, нужно его просто выбить из процесса дуракаваляния. Иногда мне это помогало с Лесом. Не знаю, что подумал обо мне Киано, но оставшееся время он честно пялился на старших. Вряд ли слушал. Он не догадывался, что я заставлю его ещё и пересказать потом, этот разговор. С Лесом я так и боролся первое время. Поначалу — мы его воспитывали, он нас "не слышал". Пока кто-то не придумал заставлять его пересказывать прочитанную нотацию. Память у грантсов прекрасная. Они могут воспроизвести получасовую беседу практически слово в слово. Наверное потому, что программа школьного образования там очень куцая, и мозги у молодёжи забиты только символически.

— Мы уже имеем затяжной мятеж на Аннхелле, переходящий местами в гражданскую войну, — продолжал лорд Джастин. — И, если мы получим то же самое на Гране, останется только уничтожить её население полностью. Грантсы устроены так, что остановить "кровную месть", а без неё не обойдётся, мы не сможем.

Я слушал и честно пытался понять, на хрена нам вообще сдалась эта самая Грана?

Зачем высаживать десант, если мы к этому не готовы? Или, если перевернуть, какое НАМ дело до того, как относятся к войне грантсы? Если лорд Джастин и мастер Ивэ — друзья, то они могли бы… Стоп. У него родни там, наверное, навалом? В этом, что ли дело?

— Нет, Агжей, — глядя мне прямо в глаза, сказал лорд Джастин. — Он последние несколько часов так приноровился ко мне, что отвечал на не заданные вопросы. — Дело не в этом. При необходимости мастер Ивэ пожертвовал бы не только собой, он — человек долга. Дело в одной странной штуке, называемой обывателями равновесием. Состояние равновесия — основополагающее состояние вещей в природе. Только люди могут воображать, что события развиваются сами по себе или, зависят от слишком многих факторов, чтобы мы смогли учесть их все. Это — ошибочное мнение. Происходящее зависит от двух-трех, от силы — полудюжины узловых вопросов и решений, без которых — ситуация просто прекращает своё существование.

Разваливается. Ибо нарушается равновесие. Один из узловых моментов войны в нашем секторе — планета-Дом, Домус, Доминэ, так её ещё называют. Мы вплотную подошли к Дому и готовы сейчас торговаться с экзотианцами о прекращении боевых действий в этом секторе. Но торг будет возможен, только если мы проиллюстрируем, что можем контролировать сектор, как угодно долго. А мы уже имеем бунт на Аннхелле, который ещё нужно подавить любым относительно цивилизованным способом. Если мы уничтожим Аннхелл, мы перейдём те рамки, где слово "торг" вообще уместно.

Я понимал и не понимал, о чём он говорит. Взаимосвязь этого мистического "равновесия" вещей в природе и высадки десанта…

— Объясним им по-детски, — сказал вдруг мастер Ивэ, который отстранённо молчал всё это время и смотрел куда-то в себя. — И ты тоже слушай, Ки, — он подался вперёд. — Воюют не просто Империя и Экзотика. У двух миров — больше чем два интереса. Ваши, Аг, НЕ ВСЕ воюют с нами. Некоторые исподтишка воюют ЗА нас. А кое-кто в этой войне — вообще сам за себя, как мы с Адамом. Мы видим события иначе, чем вы. Мы видим — причину и следствие, конец и начало — сразу. Для того чтобы война здесь зашла в тупик — вы должны были захватить Грану и удержать её. Мы позволили это сделать. Нам было больно — но мы позволили. Покажи руки?

Я поднял раскрытые ладони.

— Не здесь, закатай рукав.

Я закатал. Шрамы от наручников, похоже, останутся на всю жизнь.

— Ты думаешь, лорд Джастин не знал, ЧТО произойдёт? — спросил мастер Ивэ. И сам ответил. — Он знал. Но он отпустил тебя. Поверь, ему было жалко. Но это событие являлось узловым в своём месте. Без него — цепь сложилась бы иначе.

Я посмотрел на лорда Джастина. Он кивнул.

— Адам и прибыл сюда, — продолжал мастер Ивэ. — Потому что в южном секторе возникла возможность изменить течение войны. Свести её на нет. Сейчас южное крыло плотно увязло на границах Доминэ. Вы отрезали планету вместе с частью эскадры Локьё от Экзотианского сектора. И вас очень трудно отсюда выбить. Но и развернуть наступление — не сможете. Мешает само положение планет в системе и пресловутая чёрная дыра. Если командование Империи решит смять остатки экзотианских кораблей, отброшенных к Дому, крыло подставит им бок. Это будет очень глупая и бесславная битва, когда малые нанесут серьёзный урон большим. А если успеют подойти корабли с Палма — от вас и мокрого места не останется. Имперские корабли, по сути, могут сейчас только стоять и блокировать подступы к Дому, растянув линию крыла. Если в захваченном секторе вспыхнет война — кораблям придется разорвать блокаду, чтобы подавить её. Если войны не будет — Империя будет блокировать Дом сколько угодно долго. Вряд ли он, с его климатом выдержит больше двух-трёх лет осады. Но понимаем это не только мы с Адамом. А на кону лежат карты не двух, а трёх мастей. Как ты знаешь, этот сектор галактики исторически — смешан. Наши и ваши планеты крутятся слишком близко друг от друга. Есть Экзотианцы, которые мечтают получить протекторат над Аннхеллом. Есть военные силы Империи, желающие подчинить себе весь сектор. Это ты учил. Но. Есть Люди Империи, предпочитающие оторвать кусок своих же земель и увести его под протекторат Экзотики. Они хотят, чтобы в этом районе война была проиграна вами. Это три основные масти. А вот тебе — четвертая и пятая. Такие, как я и лорд Адам. И — ледяные аристократы. Беспамятные боги видят, клан пока не вмешивался в игру, у него хватает своих проблем. Но отдельные люди клана вполне могли войти в эту воду…

Мастер Ивэ перешёл на привычное грантсам иносказание. Но оно меня пока не сбивало. "Клан" — это семьи экзотианских аристократов, я знал. В голове и, правда, немного прояснилось.

Я понял, почему мне казалось, что генерис Айвин играет "в чужие ворота" — он и в самом деле был взбешен тем, что мы захватили Грану. И виноват в этом был я. Если бы он мог — он бы пристрелил меня на месте. Генерис — не чета лорду Джастину. Он играл картами логики. И — проиграл.

Понял я и то, почему так странно смотрел на меня последние дни лорд Джастин, и даже не стал устраивать мне сегодня "промывание мозгов". Он жалел меня.

Получалось, он точно знал, что будет и, как бы, с его молчаливого разрешения всё и произошло. Неужели можно вот так всё знать? Я поднял глаза на инспектора.

— Да, спрашивай ты уже, — сказал он.

— Значит, правда, что можно ТОЧНО предвидеть события? Я ведь за этим и пошёл тогда в эйнитский храм…

— Можно предвидеть события только в узловых точках. В точках наибольшего давления на реальность отдельных людей или причинных линий.

— Не так, Адам, он не учился философии, и он тебя не понимает. Агжей, смотри, — мастер Ивэ достал из вышитого кожаного мешочка на поясе колоду карт. Бросил их на стол, рубашками вниз. — Видишь — есть картинки, а есть просто карты. Одни события — это картинки. Другие — просто карты, они значат для вечности очень мало. Их колебания скоро затухнут. И — совершенно не важно, каков будет исход этих малых событий. Их — не разглядишь… Да и не важно, чем они закончатся. Тебе не повезло, мальчик, твоя судьба оказалась связана с крупными картами.

— Лорд Джастин, мастер Ивэ, я давно хотел спросить… С точки зрения стратегии — я понял всё. Но все эти допуски, на счёт важности высадки десанта на Грану… Зачем его тогда вообще высаживать? Мы можем просто блокировать планету из космоса. Я не понимаю. Я учил и стратегию и тактику. Ну, не тупой же я, в самом деле? Получается, если мы не высадимся то… Дальше пойдёт какая-то другая цепь событий? Так что ли?

— Ты-то как раз не тупой. Вон — тупой!

Киано сидел с отсутствующим видом. Была бы тут муха, она бы на него села.

— Чтобы я ни говорил — ему скучно, — подвёл черту мастер Ивэ.

— А сколько ему лет? — спросил я, вспоминая себя лет в двадцать.

— Семнадцать с половиной уже, — нахмурился мастер, что-то продолжая подсчитывать про себя.

— Так он же совсем ещё…

И тут Киано проснулся. Кем-кем, а ребенком он себя не считал. Зрачки расширились, глаза потемнели от гнева, и, если бы не мастер Ивэ, взирающий на него прицельно, он бы подскочил уже… Я не стал оскорблять пацана дальше. Просто улыбнулся и коснулся взглядом оружия на его поясе — что-то типа короткой шпаги, в его локоть длиной. И он тут же забыл, что только что собирался меня убить.

— Умеешь? — обрадовался Киано, вытягивая тусклый, матовый клинок с рубином в рукояти. Старинный.

— В первый раз вижу, — разочаровал его я.

— Жалко, — он был по-детски расстроен. Только-только наметилось что-то интересное и вот… — Но ты же — воин? Чем же ты сражаешься?

Я оружия на "Факел" не брал. К легкому парадному не был приучен, а заявись я с армейским гэтом, охрана бы просто охренела от одного моего вида.

— В такой ситуации — голыми руками, — сказал я с улыбкой.

— Против кинжала?

— Вот против кинжала — именно голыми!

— Вот бы проверить… — произнёс Киано с такой тоской в голосе, что голос дрогнул. — Наставник, можно? — обернулся он к мастеру, потом посмотрел на лорда Джастина, который с усмешкой следил за нами.

— Видишь, Ивэ, — сказал инспектор. — "Мой" парень тоже считает, что ты просто слишком торопишься. Тем более, на Гране взрослеют позже. Ещё лет десять — и будет толк из твоего ученика, — он помедлил. — Давай теперь договорим мы с тобой? А эти — пусть отдохнут.

— Идите, если обоим хочется, — согласился мастер Ивэ.

— Только не заигрывайтесь, — добавил лорд Джастин. — Показать — куда?

Киано перевёл взгляд на меня. Он был на военном корабле впервые, я видел. Я мотнул головой, пошли, покажу, мол. Пора уже и в самом деле размяться.

Расположение помещений на военных кораблях более-менее стандартное, и спортзал я нашёл без труда. Киано шёл за мной, глазея по сторонам. На него тоже оглядывались. На меня — нет. Я был в форме с капитанскими нашивками. Не такой уж крупный зверь, чтобы смотреть, мало ли кто я. А вот Ки, даже если переодеть — всё равно выделялся бы. Улыбался во весь рот, башкой вертел. По дороге я спросил его

— Из разговора что-то запомнил?

— Всё запомнил.

Значит, и мастер действовал с ним так же, как я с Лесом. Забавно.

В спортзале — двое боролись в правом углу, один возился с тренажерами. Мне нужно было снять "доспехи" и я пошёл в раздевалку. Киано — за мной. Разглядывал он меня прямо с каким-то детским интересом.

— И от какого оружия это помогает? — он кивнул на доспех.

— Смотря, какое напряжение. Этот легкий. От случайного чего-нибудь.

— От ножа?

— Ну от ножа-то на все сто.

— А это не считается у вас… Ну… — он сильно смутился.

— Трусостью что ли? — рассмеялся я. — Нет. Мы работаем с очень "тяжелым" оружием. Без доспеха тут не трусость, а тупость.

Киано хмыкнул недоверчиво. Мы вышли в зал.

— Ну, давай, — сказал я, улыбаясь.

Киано был раза в два легче меня, верткий, тоненький. Рассчитывать он мог со мной только на скорость. Но и тут его ждал сюрприз — со скоростью у меня всё более чем в порядке. Он и не предполагал, что у такой туши предельная для человека реакция. Что еще он мог мне противопоставить? Выносливость? Очень сомнительно…

Но Киано ничего просчитывать и не собирался, напротив, выбрал удобную для меня стратегию — нападение. Раз восемь я уклонился, изображая неуклюжую случайность. У него тоже была неплохая реакция, может быть даже "тройка", как у меня, но драться его учили плохо. Я не хотел делать парню больно, потому только уходил, дожидаясь, пока смогу плотно взять в захват. Его вес позволял это сделать из самой неудобной позиции. Что я ему и продемонстрировал несколько раз подряд. Он оказался даже легче Вланы.

— Наигрался?

— Конечно, нет. Жаль, что ты не умеешь хотя бы на ножах!

Я умел, но не признался — уже видел, что до добра это не доведёт. Однако за нами наблюдали. Местные бойцы. Количество их уже выросло вдвое.

— Я умею, — не очень громко предложил один.

Но Киано услышал. Они сошлись, взяв учебные полудлинные ножи. Противник Киано попался хладнокровный, не допускающий ни одного неверного движения, но ему приходилось всё время отступать, потому что грантс постоянно лез на рожон. Киано совершенно не боялся всё-таки совсем не безобидных, хоть и учебных клинков и бросался прямо на острие. Его противник не хотел проверять, блеф это или ошибка и предпочитал уклоняться. Я вспомнил, что лорд Джастин велел не заигрываться, чем Киано сейчас и занимался, улучил момент, поймал его поперек туловища, перехватив руку с оружием, и унес в душ, сопровождаемый хохотом наблюдавших. Это меня учили сражаться. Его… самовыражаться что ли? Киано обижался на меня минут пять, пока я не остудил его холодным душем прямо в одежде. Ну, вроде успокоился. Еще по Лесу я знал, что с грантсами надо действовать быстро и решительно. Уговаривать — бесполезно.

— У тебя, при такой манере боя, шрамов, наверно, куча, — сказал я ему.

— Больше, — уверенно откликнулся Киано и, ежась, стал стаскивать мокрый джемпер.

Я только рот открыл. Особенно много разновозрастных шрамов украшало его руки.

— Не бережёшь ты себя…

— Это наставник, когда злится, вроде как наказывает так, — засмеялся Киано. — Очень трудно увернуться, когда он начинает по рукам лупить…

— А остановиться тебе в голову не приходило?

Киано уставился на меня непонимающе.

— Ну, наставник же не может тебя сгрести, как я, и утащить в раздевалку.

— И что?

— Может, он остановить тебя таким способом пытается?

— Зачем?

— Устал, например.

— Так я и поверил, что он устал! — развеселился Киано. — Я бы ему тросточку подарил, чтобы не уставал. Но он же меня убьет!

Парень даже не предположил для порядка, что я могу быть прав. И что утомить он может не только старого грантса, а вообще кого угодно. Жизнерадостность Киано была больше него самого. И это ещё не чистокровный грантс… Да, хлебнем мы горя на Гране, подумал я. Грантсов демонстрацией силы — не испугать. Чем больше вооруженных людей мы высадим, тем больше у них будет интереса проверить нас на прочность. Но, если приказывают высаживаться — высаживаться как-то надо… Днем там сейчас плюс сорок, ночью — около нуля. Плюс — ледяной ветер. Плюс – чумное население. Надо следить, чтобы все со всеми тут же не передрались, (раз), но и чтобы грантсы не посчитали нас за трусов — (два). Иначе… Мои бойцы были очень жестко проинструктированы. Но все непредвиденные факторы учесть нельзя никогда.

 

История девятнадцатая. «Медицинский десант»

— Эй, боец? Ты что, охренел?

Дежурный смотрел на Логана, как на придурка. Пришлось затушить окурок и спрятать в карман. Нет, похоже, курить на основной палубе тут не дадут. Придётся спускаться вниз, на техническую. Но и там к нему тут же подошёл высокий парень с мордой невыносимо интеллигентной для техника.

— Курить в корабле нельзя. Да и капитан этого не любит.

— Да что вы тут все пристали, со своим капитаном! Я ему не баба, чтобы любить! — сорвался Логан.

Ему так захотелось врезать по учёной морде, что кулаки заныли. Достали его тут: то нельзя, это нельзя. Капитана здешнего Кингсли Логан видел только мельком. Молодой совсем парень. Рожа такая веселая. И не похоже было, чтобы он особенно "держал" экипаж. Но тыкали им в нос — регулярно.

— Не заводись. И хиланг спрячь. Терпение у меня не безграничное.

— Что ты, тхай, терпила? Настучишь на меня? — Логан перешёл на жаргон, но парень понял его.

— Я тебя отведу и дежурному сдам. Стучать ещё на тебя. Пошёл, я сказал!

Логану с этим кораблём не повезло просто фантастически. На любом другом нашлась бы "база", "свои". Здесь же он видел только троих с татуировками на виске. Все были раскиданы по кораблю и жили со "старичками". Им даже поговорить не разрешили. Знали, что татуировка означает уголовное преступление в прошлом. И сразу, "на входе", сержант сказал Логану: "Обижать не будем. Но и ты — не вздумай про старое вспоминать. Иначе…" Что будет "иначе", Кингсли знал. С ним, в случае чего — разговор короткий. Штрафника можно судить "капитанским" судом и… Потому и сейчас он сдержался. Хоть кулаки и ныли. Этот гад техник понял, что не табак, а хинг. Или хиланг, как называют его на Экзотике. Вот ведь зараза. Хинг — наркотик, хотя и лёгкий. Если техник настучит… Логан пошёл на свою палубу и, прямо на лестнице, лицо в лицо столкнулся с сержантом по личному составу. Он не учёл, что если в корабле действительно никто не курит, а они уже второй месяц в космосе, то несёт сейчас от него, как…

— А ну, пошли со мной, — сказал сержант.

Пришлось заворачивать костыли. Или прямо в карцер или… Но привели к капитану.

Перед капитанской дверью Логана пробило. Неужели за такой пустяковый проступок сразу..? Колени стали ватными, и сержанту пришлось втолкнуть штрафника в каюту. Там болтался сам молодой кэп, два сержанта, зампотех … Следом вошла и девица эта… Капитан Лагаль, что б её дакхи съело. Аппетитная такая баба.

— Господин капитан, разрешите? Из пополнения это. Боец Логан. Второй раз обращаю внимание. Курит какую-то дрянь. Думал, ребята ему вчера объяснили. Сегодня смотрю — опять идёт.

Молодой повернулся. Всё. Теперь и сердце остановилось почти, словно капитан взял его в руку… Логан замер под замораживающим, пронизывающим взглядом. Что-то внутри судорожно дёрнулось и повисло. Молодой сузил глаза, и мир вместе с ними тоже сузился… Кингсли почувствовал, что ещё секунда-две и воздуха в груди не хватит, а рука на сердце окончательно сожмётся…

— Ладно, — сказал капитан. Слова прозвучали словно откуда-то издалека. — На первый раз к медику его. Курит — может, у него зависимость сформировалась. А потом к Дараму. Проступок общедисциплинарный. Он разберётся.

Сержант выволок Логана из капитанской. Сам идти тот не мог. Сержант пожалел. Прислонил к стене и дал отдышаться. Приказа Логан не понял. К медику, а потом куда? "Потом" оказалось каютой напротив карцера. Значит, бить будут. Однако, не вдвоём. Сержант завёл и ушел. В каюте стояла кушетка. Без ремней. Похоже, обернувшийся к Логану мужик был уверен, что и так справится. Кингсли вдруг мучительно захотелось в туалет. Он что-то промямлил, но его поняли.

— Вторая дверь налево.

Он выскочил как ошпаренный.

В сортире, справив нужду, Логан прижался к прохладной переборке и простоял так секунд сорок. Нужно было возвращаться. Куда убежишь с корабля? Тело сопротивлялось, оно отлично знало, что такое электробич. Логан буквально выпихнул себя из туалета и пошёл обратно.

— Что натворил? — спросил экзекутор с порога.

Логан сглотнул. Он, возможно, готов был терпеть боль, но не отвечать на вопросы. У него вообще запас слов на сегодня весь вышел. Последние — вытянул медик.

— Не хочешь говорить или не можешь? — экзекутор подошёл и взял за плечо. — Ну, тогда кричи.

Он жестом приказал лечь, и Логан лег. Что с ним было дальше, он не очень понял. Он почти не ощущал боли, но кричал. Кричал, словно все, накопившиеся за сорок лет жизни слова, вырвались вдруг наружу.

Потом долго не мог отдышаться. Лежал лицом вниз в тишине. Тот, который бил, не мешал ему.

— Ты бы обороты сбавил, — сказала Влана. — Убьёшь кого-нибудь рано или поздно.

Я потёр руками виски. Вышло нечаянно, в общем-то. Устал. Я отобрал 5 кораблей и за двое суток провел 24 инструктажа.

— Извини, не сдержался, — я нашёл глазами Келли. — И ещё запиши, чтобы прослуживших на корабле менее года — в оцепление не ставить и в увольнительные не отпускать. Под личную ответственность капитана.

— Может, ты бы отдохнул бы пошёл? Мы тут сами ещё раз всё перечитаем, — предложил Келли.

— Какое отдыхать? Завтра с утра высаживаемся!

— Пиши, Келли: "А капитана обязать спать по 8 часов в сутки", — подсказала Влана.

— Нет, ну достали, — возмутился я. — Уйду я от вас. Злые вы!

— Вот и вали. Там ужин на столе "под колпаком". Ешь и в койку.

Я плюнул на них и выгнал себя из капитанской. К себе не пошёл. Пошёл посмотреть на этого бойца, который попал мне сегодня под горячую руку. Новенький. Из штрафников. За что, его, интересно? Судя по татуировке — ничего хорошего в его биографии нет.

Я предполагал примерно, где у меня новички, но в каюте штрафника не оказалось.

Пошёл к Дараму. Может, он его в карцер определил? Вообще за курение в корабле по уставу двое суток карцера. Однако с бойцом мы столкнулись в коридоре. Он шёл один и даже улыбался чему-то. Увидел меня — остолбенел.

— Я не виноват, господин капитан, меня, правда, отпустили…

— Ну, отпустили и отпустили, — сказал я. — Чего испугался?

Боец молчал. Он был, судя по всему, не из болтливых. Взрослый уже, в общем-то, мужик, много чего испытавший неприятного. Кто он для меня? Штрафник, которого при первой возможности ставят туда, куда доброго бойца ставить жалко? Или меняют на что-нибудь более необходимое? (Чаще на спирт или зарядные батареи). Да и на что такой вообще может сгодиться? Психика испорчена, спину ему теперь не подставишь… Я знал, что личность штрафников иной раз не гнушаются и стирать. Хоть законом это запрещено, но грамотный психотехник может сделать "из ничего" хорошего бойца. Как правило — смертника. Соблазн тут слишком велик. Так что, этому ещё повезло. Его просто кидали с корабля на корабль. Кидали, потому что есть положение, запрещающее держать бойцов в космосе без отпуска больше двух сроков (5+5 месяцев). Вот это "добро" и передавали "из рук в руки", чтобы в увольнительные не отпускать. Как же фамилия-то его? А, Логан… Морда просто квадратная. С Герми что ли? Не захотелось быть шахтёром? Пока я размышлял, боец не находил себе места. Нет, он, конечно, стоял, как положено, но я ощущал, что ему очень некомфортно.

— Не надо меня бояться, не съем, — сказал я. — Не вовремя ты мне сегодня подвернулся, просто. Устал я. Извини. Но курить в корабле нельзя. Система противопожарная сработать может, да и вентиляция, сам знаешь. Медик в курсе, что именно ты курил? Лечение назначил?

Боец испуганно кивал. Для него наш разговор был, похоже, чем-то типа послеобеденного интервью воробья с букашкой. Воробей, вроде, сыт, но кто знает, надолго ли.

— Ну вот и хорошо. Иди.

Логан продолжал стоять, не веря своему счастью.

— Иди, я сказал. Свободен!

Проводил его взглядом. Не знал я, что делать с такими "бойцами". По уму выходило — на корабле оставлять. На Гране нам лишние проблемы ни под каким соусом не нужны. Но я видел даже по походке, сколько вот этот вот не был на грунте. Года два-три, наверное. Как он вообще живой? Может, у него и осталась-то одна радость, покурить этот самый хинг?

Я нашёл через браслет Мейстера, который жил со штрафником в одной каюте, потом Гармана предупредил. Попросил посмотреть, как бы этот Логан чего с собой не сделал. А вот, что мне с ним делать? У меня таких человека четыре, кажется. А на пяти кораблях — не меньше двадцати, а то и все тридцать… И тут у меня родилась мысль. Рискованная, но почему бы и не рискнуть… Кто вообще решил, что на Грану мы должны высадить именно десант? Я ввалился в капитанскую.

— Так, ребята. Всё, что мы написали — к Хэду. Будем по ходу играть. Нам нужна помощь и психотехники. Уж психотехников там…

— Ничего не понимаю, — сказал Влана. — Зачем нам психотехники?

— Ты это чучело видела сегодня? Штрафника? Из "пополнения"? Это не боец, это ходячая проблема. У нас таких — четыре. Собирай эту заразу по всем остальным пяти подчинённым нам кораблям… Знаешь что такое "болезнь грунта?". Щас мы тут устроим эпидемию!

— Да зачем?

— А затем, что грантсы к психически больным относятся как детям. А детям они позволяют всё. Абсолютно. Будет им "медицинский десант"! Потом, под шумок, довысадим основной. А пока — на "Каменном вороне" — эпидемия. "Болезнь грунта"! Я — гад и сволочь довел команду до коматозного состояния! Келли, доложи комкрыла, он обещал посодействовать. Может нам и с других кораблей этих убогих отдадут. Нам бы человек пятьдесят хотя бы набрать…

Набрали 86. Я и не знал, что проблема не высосана мною из пальца. Штрафников, которых практически не пускали "на грунт", оказалось предостаточно. И срывов хватало. И в госпиталь их брали неохотно. Штрафники — они не люди. Мясо. Высадкой этого странного десанта командовала Влана, чтобы уж совсем поставить всё с ног на голову. И нам это, в общем-то, удалось. В результате вышло так, что ей и пришлось возиться со штрафниками до самого конца операции на Гране. Я отдал ей Дарама, хотя и сам очень нуждался в его помощи, потому что, куда ни ступи — действовать приходилось на свой страх, риск и воображение. Ну, на воображение я не жаловался. Нужно сказать, что польза от этой затеи вышла двойная. За полтора месяца 70 человек мы практически вернули в строй. Медицина на Гране водилась именно та, в которой эти парни нуждались. Им были необходимы земля и отдых. И психотерапия. На Гране особенно заметно отличие нашей медицины от экзотианской.

Физические страдания на грантсов редко производят впечатление. Они признают за болезнь исключительно то состояние психики, которое вызывает эти самые физические страдания. Медикаментозную терапию здесь тоже презирают. Зато достаточно психотехников, развито лечение с помощью "терапии играми с детьми и животными", "терапии созерцания" и прочие экзотианские штуки. А эта мелкая грантская ребятня, окруженная местными "собаками" вроде длинноногих кошек, похоже, вообще ничего не боится. Уже к вечеру наш лагерь превратился в зверинец: кошко-собаки, ушастые полуядовитые змеи, ручные мохнатые пауки, везделезущая мелочь примерно от шести до двенадцати лет (тот возраст, который здесь считается школьным). Отозвались на наши просьбы о помощи и психотехники, которые, кстати сказать, прекрасно со всем этим беспорядком управлялись. И с детьми, и с нашими бойцами, большая часть которых была действительно больна "болезнью грунта".

Но, даже на мой немедицинский взгляд, нам "скинули" и обыкновенных отморозков, каких тоже хватает в крыле. Я даже думал, что мне придётся как-то делить на группы этот "медицинский десант", но психотехники разделили их сами. С разрешения Вланы они даже забрали полдюжины бойцов в какую-то свою клинику. Я посмотрел потом личные дела — взяли самых агрессивных. Я бы таких просто повесил на всякий случай. Руки не дошли. Взрослым грантсам здоровая часть высадившихся жаловалась между делом на то, что я жуткий тиран и деспот. Лицо тирана и деспота я явил только на четвёртые сутки, сбросив основной десант.

 

История двадцатая. «Дуэль»

Маячок связи замигал примерно в 2 часа ночи. Я еще не ложился. Сидел над картой Граны и думал, что буду делать завтра. Завтра предстояло отрезать постами столицу и оцепить самый неспокойный горный район. Прежде, чем ответить, я посмотрел код запрашивающего. Комкрыла. И ему не спится. Хотел застать меня одного? Да, пожалуйста… Отжал кнопку и машинально выключил карту. Генерал выглядел не по времени бодро, глаза блестели. Возле экрана он стоял, опираясь на руки. Вся поза выражала готовность к немедленным действиям. Значит, как и я, на стимуляторах… Кивнул, вместо приветствия.

— А вы в курсе, капитан, что на вас официальное письмо пришло? С Граны.

Я помотал головой.

— Жалоба, между прочим, — генерал не выдержал, улыбнулся.

Действительно смешно — грантсы жалобу написали.

— По всем четырём ведомствам пошла. Пишут, что вы садист, живодёр и что-то в том же роде. Лорд Джастин не вызывал вас, нет? — комкрыла нахмурился.

Я опять мотнул головой.

— Значит, он в курсе. Я ведь, после того нашего разговора, почитал кое-что про Грану… Скажите, Агжей, что вы там такого натворили, чтобы ГРАНТСЫ обвинили ВАС в жестокости? Как я понял, если бы вы даже демонстративно съели кого-нибудь живьем…

Я не удержал маску и тоже улыбнулся.

— Да ничего особенного не сделал. В первый же день, когда спустили основной десант четверо наших дали себя завести и подрались с местными, что я им категорически запретил. Приказал прилюдно выпороть.

— И что?

— Ничего. Жалуются, как вы только что сказали. Они же унижения не переносят вообще.

— Ничего не понял, — признался комкрыла и сел. — Вы же своих наказали?

— Именно. Зачинщиков отпустил, а своих наказал. Теперь те, кого я отпустил, мне этого унижения до конца жизни не простят. Но мстить — не имеют права. Косвенный вред имени клана нанесён не был. Жалобу, вот, написали… — Я рассмеялся, наконец. Он — тоже. Мы сидели по разные стороны экрана и хохотали.

— Ну вы и фрукт, — сказал, наконец, комкрыла. — Это ж надо было додуматься!

— Да это-то ерунда, тут других проблем хватает…

— У нашего брата всегда проблем хватает, работа такая, — сразу отрезал он. — У вас тут, наоборот, неожиданно спокойно.

— Спокойно, — веселость с меня слетела. — Грантсы меня за бешеного зверя держат. Но в спину стрелять здесь не принято, а их мнение я … — чуть не выругался, устал.

Репутацию надо было поддерживать. Мотался весь день по планете, появляясь в самых неподходящих местах, что-нибудь творил, несовместимое в грантских головах с нормальным поведением и сматывался. Поступки были в большинстве бессмысленными. Я именно нарабатывал репутацию изверга и самодура. Зато к ребятам моим, которым достался такой больной на голову начальник, грантсы практически не лезли. Жалели, понимаешь. Даже старались хоть как-то соблюдать намеченные мною границы. Из жалости к охране. Перестреляй мы половину населения, мы бы такого эффекта не добились. Скорее, обратного. Только с горными районами отношения пока не складывались. В крайнем случае я был готов и к поединку на ножах с кем-нибудь из местной элиты. Не вопрос. Главное никого не убить прилюдно. Над этим я сейчас и размышлял: где, кого и как. В идеале следовало поединок назначить на определённый день, но сделать так, чтобы грантс в нем участвовать не смог. Подсыпать что-то, например. Тогда, если они даже найдут, кем заменить заболевшего бойца, лицо клана будет потеряно. А если он всё-таки выйдет и продемонстрирует свою слабость, я благородно откажусь признать его проигравшим. Долгий, муторный спектакль. Но спокойствие в горных районах я должен как-то обеспечить. Слишком они близко к столице.

— Зато у нас весело, — сказал комкрыла. — На Аннхелле. Похоже, генерис решил с вами больше не связываться и перенёс свои усилия туда.

Значит, и комкрыла знает про двойное дно Душки. Мило. Но компромата на него, похоже, нет. Или — есть большая волосатая крыша…

— Гражданская война? — спросил я.

— Вроде того. Плюс — народное ополчение, которое возглавил один из лордов Аннхелла — лорд Михал. Его ещё называют Вашуг Михал. Вашуг — кличка. Зверюга такая горная с Тайэ, на медведя похожа. Лорд Михал — большой затворник, и самодур — вроде вас, но человек влиятельный, толпа его любит… Если мы бросим десант, то просто зальём всё кровью. Никому, кроме генериса, это не надо. Может, у ВАС есть какие-то нестандартные мысли?

Вот это я влип.

— Пока не до Аннхелла было, — сказал я честно. — Тем более, завтра у меня по плану, скорее всего, дуэль…

— Тогда послезавтра у вас по плану — совещание у меня на "Гойе". В десять, — резюмировал комкрыла. — У вас — больше суток. Вполне хватит, чтобы подраться. Отбой связи.

— Отбой.

Квэста Дадди амаи гата… Знаешь, как переводится? Задница бога, покоряющая неведомые дали на костылях. Это, если оцензурить… Но даже думать об этом самом "послезавтра" я не мог себе позволить. Думать нужно о том, как вести себя завтра с представителями горных кланов. Самых авторитетных старейшин у "горных", насколько я знал, было трое — мастер

Гио-о-Иро — Стрела разящая из синевы Неба, мастер Пааи-Ао — Равнина на Восходе и мастер Истекающего из раны Света жизни (его грантское имя мне просто не выговорить).

Завтра с раннего утра эти старые падальщики обязательно слетятся и будут наблюдать за высадкой десанта. В горный район я решил высаживать только своих. Только парней с "Каменного ворона" и никаких вариантов. Они уже постояли в столице, попривыкли. Посмотрим, чему их жизнь научила. Зевнул. Несмотря на стимуляторы, хотелось спать. Чем дольше мы стояли на Гране, тем больше я понимал, что Грана и Аннхелл — небо и земля. Планета грантсов — исконно экзотианская территория. Здесь у людей совершенно иные жизненные ориентиры, иной образ мыслей. Здесь важно не то, ЧТО ты думаешь, а то, КАК ты это делаешь. Умственные упражнения на Гране возведены в культ. Но это совсем не то, что понимают под "умственным" в нашей науке. "Умственные упражнения" грантсы лишают всякой практической начинки, а основное внимание уделяют поступкам души там, где мы просчитываем и решаем. (Вообще само понятие "поступки души" я слышал только в мирах Экзотики). Или вот ещё местное. Умонастроение.

У нас:

— Почему ты получил двойку?

— Папа, я не выучил.

У них:

— Я был в другом умонастроении.

Считается, что собственно зубрёжка — дело второстепенное, человек, находящийся в нужном умонастроении, способен решить любую задачу. Знания — помогают, но не являются решающим фактором в учёбе. Или. Здесь часто можно встретить богача, одетого в поношенную одежду. Потому, что это соответствует его "умонастроению". Также знать частенько живет в обшарпанных особняках, давно требующих ремонта. Ремонт им просто не "в жилу". Он их не вдохновляет, не близок им, в эту осень, к примеру. Здесь это считается аргументом.

— А где у нас господин Н.?

— А он уехал на охоту в горы.

— Но его же вызвал министр?

— А он, знаете ли, проснулся сегодня не в том состоянии души, чтобы встречаться с министром. Пришлось отменить встречу.

Впрочем, когда это действительно необходимо, взрослые экзотианцы могут моделировать в себе любой настрой. С грантса, например, можно сдирать кожу, и он останется равнодушен к этой процедуре. Молодой — по причине презрения к вам и собственным ощущениям, взрослый — загнав себя в особое состояние, которое на время перекроет боль, старый — и в самом деле не будет ничего ощущать. Есть тут такие милые старички, лет от ста пятидесяти, а, может, и старше, которых остальные называют "мастер". Вот такой "мастер" владеет собой обычно так, что прочие почитают за благо просто находиться рядом. Смотреть на мастера, ощущать присутствие, дышать одним воздухом. Грантсы считают, что это тоже учёба — сам процесс нахождения рядом с мастером. Они перенимают у него нужное "умонастроение". В более развитых экзотианских мирах, люди еще как-то балансируют между умонастроениями и чувством долга, ответственности. На Гране этого нет. Здесь — сначала умонастроение, потом — всё остальное. Я бы мечтал сотворить тут нечто такое безобразное, чтобы вообще перестать интересовать местное население. Только не знал пока — что.

Утро не заладилось. Поднял своих на рассвете, пока солнце до конца не встало, и не изжарило нас всех. Начали грузиться по шлюпкам… И тут прилетела Влана.

Под глазами круги — не спала? Не похоже на неё. В стимуляторах — медицинских и растительных она разбиралась лучше нашего медика.

— Капитан, — поприветствовал я её шутливо, но без малейшей улыбки в голосе. Забыл улыбнуться. — Вы у меня что, с глубокого похмелья?

Кто-то за моей спиной хихикнул. Я обернулся, посмотрел внимательно. Ребята замерли. Знали, что я уже давно валяю тут дурака, как бы опять чего не выкинул.

— Сон дурной, господин капитан. На пару слов вас можно? — ответила она мне по уставу.

Мы отошли.

— Правда сон? — спросил я, размышляя застегнуть куртку или нет.

Сверху уже начало припекать, но дуло прилично…

— Предчувствие. Волнуюсь я за девочек.

На Аннхелле — ухудшилась ситуация, да? Ну вот откуда она узнала? Я кивнул.

— С… М-мерисом бы связаться…

Имя она выдавила из себя. Он же её не обижал вроде? С Мерисом у нас было оговорено, что выходит на меня как правило, он. Я почесал подбородок. (Меня какая-то местная летучая дрянь укусила вчера, теперь чешется). Можно попробовать через лорда Джастина, он — официальное лицо, может и по основному каналу поговорить. Сверхсекретного в этой просьбе ничего нет.

— Попробую вечером, — сказал я.

Ответ Влану не удовлетворил.

— Ну, тогда давай сама. Я сейчас улетаю в долину. Только — не с Мерисом. С инспектором поговори. А он сам с кем надо свяжется, если чего. Будет придираться — скажи — я приказал.

Влана кивнула с явным облегчением. Чего она на Мериса взъелась? Они вообще у меня виделись разве? Вроде — нет. Женская душа — потёмки… Стоп, почему женская. Говорят — чужая душа — потёмки. Но почему-то подумалось — женская… Тень Матери. Мне стало вдруг холодно, и я застегнулся наглухо. Почему — не тень отца? Темная Мать, Мать Тени, Мертвая мать, Танати матум… Ребята закончили погрузку, и нужно было командовать отлёт. Тоже, своего рода смерть… СМЕщение с одного места на другое. Смерть — это, наверное, тоже смещение с места на место. Значит, Мертвая Мать — мать уже сместившаяся. Откуда — понятно. Или — тоже не понятно? Сместившихся из мира живых? Куда? А наш мир — это точно мир живых, никто ничего не напутал? Чего ж мы кидаемся-то тогда все друг на друга? На шлюпках включились двигатели. Я сел рядом с Росом, он не болтливый. Мне почему-то думалось совсем не о том, какие проблемы придется сегодня решать. Я думал о тени Матери. О том, так ли явно, КУДА она сместилась и откуда. Мне казалось — ещё чуть-чуть и я пойму… Но мы прилетели раньше, чем я понял. А ещё раньше я загляделся на горы.

Шлюпки ползли над ними на ручном управлении, медленно переваливая через горную цепь. Казалось, каменистые склоны можно потрогать рукой, если высунуться из открытых "обзорных" прорезей. Шлюпка тоже "дышала" горным воздухом, давая возможность и нам дуреть от недостатка кислорода. Бойцы мои тоже смотрели вниз как завороженные. Только Рос был слишком сосредоточен, чтобы глазеть. Да Айим, не пялился вниз, у него всегда не сросталось с "лирикой". Сели — как на блюдце.

Небольшая долина, за спиной горный перевал — единственная нормальная дорога на столицу, справа — холмы, слева местность понижается постепенно до реки и городка вокруг неё, который так потом и тянется вдоль воды.

Со стороны реки всё ещё несёт холодом, а над холмами висит мелкая желтая пыль. Но предутренний ветер уже улёгся, и ребята расстегивают куртки, а кое-кто даже успел раздеться. Я тоже сбросил куртку и решил для разминки чего-нибудь потаскать. Сигнализацию, например. Она тяжёлая.

Стоило нам начать разбивать лагерь, как появились первые ребятишки: худенькие, загорелые и очень шустрые. У меня постоянно возникало желание их чем-нибудь подкормить. И не у меня одного — пока мы стояли на Гране, на кухне катастрофически испарялось куда-то печенье. Своим я строго настрого наказал ребятишек не обижать. Местные даже голос на них не повышают. Ребенок до двенадцати лет — существо на Гране божественное. От того очень наглое и свободолюбивое. Я ждал, что набегут и взрослые, но с самого утра припёрся только старейший из мастеров, это самый мастер Истекающего Света. Он стоял, опираясь на тонкий посох, похожий на трость, что для грантса показатель какой-то невозможной дряхлости, и смотрел, как мы разворачиваем лагерь. Я делал вид, что не замечаю его. Хотя не заметить одинокую фигуру, чернеющую прямо перед нами, да ещё и на взгорке — трудно. И вдруг — словно в грудь толкнуло. Я обернулся, и увидел, что старый грантс смотрит прямо на меня. А ещё я видел боковым зрением, что "толчок" почувствовал не я один. Лимо Вайкунен замер, так и не подняв до конца ящик с сигнализацией. И еще пара бойцов остановилась, прислушиваясь: Эмор, которого я взял чуть больше месяца назад, но уже причислил к "старичкам", так как бог пилотов поставил на нём свою роспись, и Бао Фрай, он из старичков во всех смыслах, ему уже далеко за шестьдесят, я перекупил его по случаю. Парни вели себя так, словно кто-то позвал, крикнул. "Да, — подумал я. — И на окрик это тоже похоже. На неслышный окрик". К старому грантсу подбежали несколько пацанов постарше. Остальные мальчишки, до того наблюдавшие за нами, тоже потянулись в его сторону. Значит, "эти" услышали все. А среди моих — трое только. Забавно. Ну и чего он хочет? Чтобы я подошёл? Не дождётесь, дедушка.

Лимо был ко мне ближе всех, я окликнул его и велел подойти к старику и вежливо спросить, чего надо. Тот сходил.

— Господин капитан, он хочет, чтобы вы пошли с ним, — вернувшись, сказал боец без какого-либо выражения на лице. Глаза его странно блестели.

— Прямо-таки пошёл? — усмехнулся я. — Куда?

— Он не сказал, господин капитан.

Губы у бойца побелели, да и сам он выглядел не лучшим образом. Что происходит-то? Я поднял глаза и отметил, что обстановка быстро и очень ощутимо меняется. Еще несколько секунд назад, когда Лимо только открыл рот, вокруг уже условно огороженной нами территории носились только мальчишки, теперь периметр медленно обрастал вооруженными мужчинами. Конечно, без оружия здесь вообще не ходят, но я ясно чувствовал исходящую от местных угрозу. И смысл её был мне понятен: или я сейчас иду с ними, или… Зримая угроза в считанные секунды обрастала тяжёлым, давящим одеялом страха. Неужели всё это проецирует один-единственный старик? Или ещё двое мастеров прячутся где-то поблизости? Небо быстро темнело. Даже не небо, а, словно бы, сам воздух. Психологический прессинг — такая зримая штука? Я был уверен, что нам просто давят на нервы. Но темнеет-то почему? Постарался освободиться от давления. Противопоставить ему мне было нечего и я — потёк, растворяясь, сам. Пропустил страх сквозь себя. Сознание моё довольно быстро очистилось, и я понял, что могу соображать в стороне от всего этого.

Но светлее не стало! Наоборот, я ещё больше погрузился в серую бархатную тень. И мне стало тепло в тени. Не жарко или холодно — а иначе на Гране в этом сезоне почти и не танцевалось, — а именно тепло. Если бы действительно зашло солнце, или его закрыло тучами, мы тут же почувствовали бы холод. Что же происходит, Хэд бы её сожрал, тень эту? Ребята мои не умели освобождаться от страха так, как я, но они как-то держались. Наверное, я сам приучил их немного к подобным ощущениям. По крайней мере, в панику не впал никто. Я подозвал всех сержантов, объяснил, что они должны делать в моё отсутствие. Двигались и говорили они вроде бы нормально, но я понимал, что сам являюсь сейчас для них некой точкой опоры. Если я уйду… Да и продемонстрированное нам давление — далеко не предел. Мне показывают, дают время выбрать. И действовать я должен быстро. Я связался с Вланой и попросил срочно прислать Дарама. Если кто-то и сможет здесь меня заменить — то только он. Еще раз обратился ко всем: в переговоры не вступать, на провокации не отвлекаться. Ждать меня. Я физически чувствовал, что время, отведенное мне на раздумье, истекает. Или я иду или…

Перед глазами возникла картинка сворачивающегося в плотный кокон пространства, меня затошнило, и я на миг потерял дыхание.

— Да иду! — бросил я сквозь зубы в сторону холма, где теперь плотной стеной стояли вооруженные грантсы, а раньше возвышалась одинокая фигурка мастера. Я демонстративно бросил тяжёлое оружие. (Нож у меня есть, а что-то ещё — вряд ли понадобится). Сбросил китель, чтобы они видели, что никакой защиты под одеждой нет. И пошёл прямо на живую стену. Я не знал, куда должен идти. Но, подойдя к толпе мужчин (набежало их уже, как тараканов), я понял, что передо мной расступаются, неохотно, но давая дорогу. Прошёл сквозь, ни на кого особенно не глядя, и уткнулся глазами в небольшетский такой холмик. Холм и холм, предгорья же, мы снимали его сверху. Но мир уже изменился вокруг и, как в сказке про гномов, в холмике появилась дверца. Я мог поклясться, что никакого прохода мы там с орбиты не засекли. Я специально выписал дорогущую установку для космической съемки, помня Аннхелл с его катакомбами. Холмик был пустой, точно! Думать, однако, не давали. Я спустился к овальному, осыпающемуся проходу и шагнул вниз. За мной не последовал никто. Только тени сжались вокруг меня плотнее, словно бы пытаясь найти брешь в моей защите. Но бреши не существовало. Я сам был одна сплошная брешь.

Темно-то как… Пришлось поднять руки и двигаться, ощупывая стены и невысокий для меня потолок. Песок. Спрессованный песок… Может, прорыли за ночь? Вон их тут сколько, горных этих…

Но всё оказалось не так просто. Через двадцать шесть шагов я уперся ладонями в округлую сверху, низкую для меня деревянную дверь, толкнул её и очутился в помещении оборудованном явно давно и тщательно.

Формой помещение походило на неправильный овал. Стены облицованы нешлифованным черным мрамором и вертикальными полосами обсидиана, последний тускло отсвечивал в свете факелов и старинных светильников, внутри которых клубился какой-то инертный газ. В общем — освещение фиговое. Электричества я не заметил. Из мрака проступала кучка людей в углу. Со света я не разглядел бы лиц, но в полной тьме коридора моё зрение обострилось, и видел я их теперь не так уж и плохо. Люди показались мне словно бы прорисоваными чёрным по серому бархату темноты. Я узнал трех старейших мастеров клана. Узнал и ещё двоих — один был психотехником, я видел его в нашем лагере. Другой — какой-то местный отморозок, бретёр, его фото мне попадалось в газетах. Ещё двоих я не знал совсем. Мужчины в возрасте, но явно не мастера. Или мастера клинка. Такие бывают как раз помоложе… Если придется сражаться, то с кем-то из троих — неизвестные или отморозок. Хорошо, что тут принято один на один. Но могут и все трое по очереди. Как же мы не засекли эту пещерку? Разве что ещё вчера она была полностью засыпана песком? Пауза затягивалась. Похоже, мы играли в молчанку. Я ждал. И вдруг тьма опять начала сгущаться. Теперь "давили", наверное, трое.

Темнота стала такой плотной, что я уже не мог пропускать её сквозь. Она начала оседать во мне. Я почувствовал тяжесть и жжение в груди. Мысли становились вязкими. Меня пригибали и вынуждали растянуться на полу, чтобы меня тоже можно было выпить, как луна пьёт из озера воду… Стоп! Это уже не мои мысли! Я не мог думать так, как грантсы, перетекая из образа в образ! В конце концов, тьма — всего лишь овеществление света…

Сам не знаю, откуда родилась у меня эта странная мысль, но я ухватился за неё и за само слово свет, его ощущение, такое зримое, что в этой норе вдруг стало светлее. Я вздрогнул всем телом, закашлялся… И тьма отпустила меня. Не так уж тут, оказывается, было и темно. Светильники разгорелись, тени тоже убрались по углам.

Грантсы смотрели на меня и почти все улыбались — кто насмешливо, кто ехидно. А бретёр — вообще жевал местную жвачку, склонив узкое лицо к левому плечу. Его чёрные глаза были полны, готового пролиться, смеха. Я чувствовал.

— Ну, вот, значит, какой лист упал с этого дерева, — разбил тишину самый старый мастер. Морок спал окончательно. И всё, что я ощущал до этого, тут же показалось мне смешным и нелепым. Не было ничего! Я — да горстка местной знати. И… Возможный поединок с одним из этих троих. Что ж…

— Драться пришёл? — спросил мастер Истекающего Света с напускной ласковостью.

— Невежда. А сам даже имени моего не выучил, — он хрипловато хмыкнул. — Ещё молоко у матери твоей на сосках не обсохло.

Бретёр скрипуче засмеялся. Давно хотел.

— Это оскорбление, наконец? — спросил я устало.

Я был действительно вымотан. Впрочем, первая усталость скоро пройдёт, я знал.

— Чтобы оскорблять, нужно беседовать с равным, — ухмыльнулся старец.

Говорил он на стандарте, тщательно подбирая слова, чтобы я его понял. Будь я экзотианцем, я бы принял такую речь как самое высокое уважение. И мне стало бы совершенно наплевать на смысл сказанного.

Но я оказанной мне чести даже не осознал. Только потом, вспоминая эту сцену, я понял, каким нелепым было само "говорение" мастера на стандарте. Но иначе я просто ничего бы не понял, остался "с другой стороны неба", как выражаются здесь.

— Ну, не дорос до простого капитана, так молчи, — предложил я, пробуя, как мастер отреагирует на дерзость. То ли я прикусил губу, то ли просто показалось, что во рту появился солоноватый привкус?

— Нет, видали гежта? — спросил, оборачиваясь к двум другим старикам, грантс с палочкой. Гежт — котенок или щенок этой самой собако-кошки местной. Долго они собираются ещё резину тянуть?

— А куда ты торопишься? — спросил мастер. — За своих боишься? Так времени здесь нет. В когда вошёл, в тогда и выйдешь…

Голос прозвучал глухо, и стены начали опускаться на меня. Иллюзия? Я мотнул головой и вырвался из сжимающейся клетки почти мгновенно, но слишком резко наверное. Стены пустились в пляс, и я упал на колени, руками поймав для верности скачущий пол. Звуки обострились. Я слышал, как, шурша, сыплется с потолка песок, как жует жвачку и шумно вдыхает бретёр…

— Вот так-то лучше, — сказал маленький мастер, который возвышался теперь надо мной. — А то гонору, понимаешь, как дурного росту…

Я захотел встать и не смог. Земля убегала.

— Устроил тут нам комедию! — неожиданно возвысил голос мастер. — Покривляться перед нами решил? Паяца изобразить? Бойцов по разным кораблям насобирал? Ну, больным-то мы поможем, да, Н"ьиго?

Наверное, психотехник кивнул. Я не видел.

— Но обманывать-то зачем? Пришёл бы к старейшинам? Глядишь — не такие мы и тупые, а? Или тупые? Поверили бы пацану, мастера?

Теперь он обращался к своим. И это было хорошо, потому что я так и не смог оторвать глаза от пляшущего пола, иначе совсем упал бы. Голова у меня кружилась, но я как-то держался. Я ж космолётчик всё-таки. Хотя куда там центрифуге… Даже слова мастера я слышал уже, как сквозь вату.

— Поверили бы, что прав мальчишка? Что ему надо тут поставить войска, во имя тени и равновесия?

Мастеру не отвечали, но, похоже, он в этом и не нуждался.

С огромным трудом, чуть-чуть повернув голову, я понял, что народу в зале стало гораздо больше. Правда, видел я только ноги, глаза мне, похоже, просто не давали поднять. Но сознания я упорно не терял и старался использовать голос мастера, как ориентир в пространстве. Цеплялся за него, как за якорь.

— Совсем слабый стал мир, — говорил он. — Старшим — дерзят. Войну ведут обманом. Старею я. Расслабился в последнюю сотню лет, вас распустил… Что за война-то идёт опять, Абио?

— С Империей, великий Мастер, — почти прошептал бретёр.

Или это был кто-то другой?

— Подросли, значит, окраины? И этот вот — имперский? — он ткнул мне в плечо посохом. — То-то нахальный такой… Ты голову-то подыми!

Земля успокоилась, вдруг. Я, всё ещё борясь с головокружением, поднял глаза.

Стены комнаты качнулись и провалились в тень. Я не видел даже бретёра, сопевшего где-то совсем рядом. Только мастера. Только его чёрные, колючие глаза.

— Ами? Ами аванатэ Мо? — спросил он на горном диалекте, которого я не понимал совсем.

Так, как говорили в столице, понимал немного, а тут — совсем нет. Он поднял посох и ударил меня наотмашь. Но боли я не почувствовал.

— Ами?

— Я не понимаю, — сказал я, пытаясь оттолкнуться от пола и встать.

Каменный пол словно держал меня.

— Ами? — мастер чего-то требовал.

Я, наконец, выпрямился. Огляделся. Мы и в самом деле были одни. Только психотехник стоял, прислонившись к стене за спиной мастера.

— Сделай с ним всё, как надо, Н"ьиго, — сказал мастер. — Хотя… А ну — на колени, как сидел. Посох полетел мне в лицо, я уклонился, мир крутанулся и… Я опять поймал пол руками.

— Вот так будет вернее! Да и тебе пойдёт только на пользу!

Посох с десяток раз отметил рубцами мои спину и плечи. Я кусал губы и ощущал, как по спине течёт кровь. Давно мне не было так гадко. Стены опять начали наплывать. Меня затошнило и вывернуло куда-то внутрь так сильно, что, когда пол остановился вдруг, я не смог разогнуть впившиеся в камень пальцы. Словно бы со стороны я видел самого себя, почти лежащего на полу, Н"ьиго, опустившегося рядом на колени. Я видел, как он достал старинный кинжал с лезвием из обсидиана… Во мне даже ничего не дёрнулось — зарежут уже, так зарежут. Больно было до невозможности, но только эта боль и подтверждала, что я ещё живой. Однако психотехник закатал рукав и надрезал руку себе. Потом набрал пригоршню крови и выплеснул мне в лицо.

— Хорошо, — сказал мастер. — Теперь — похоже. Иди к своим! Ну! Выход — там!

Я с трудом поднялся, и Н"ьиго толкнул меня к выходу. В зале опять стремительно темнело, и последние метры я прошел, уже совсем ничего не видя. Сверху сыпался песок.

— Быстрее! Тень ушла уже… Да шевелись ты!

Психотехник вытолкнул меня в проход. Я не помню, как вышел из холма. Мне рассказали потом, что я прошел метров сорок и упал только на территории нашего лагеря.

 

История двадцать первая. «Живой»

— Я же говорю — живой. Пошёл я. Просили его мастеру Эниму показать. Передай лорду Джастину.

— Ты, в лагерь, Н"ьиго? Скажи там… Что всё обошлось.

— Скажу.

Голоса плавали, как рыба в реке. Да и не понимал я половину — говорили по-грантски. Я лежал ничком в палатке на походной кровати. Вставать не хотелось. Спина болела так, словно меня били, по меньшей мере, неделю. Плюс — сверху еще жгло и щипало. Приподнялся на локтях. Дарам сразу наклонился ко мне. Хорошо, хоть он здесь.

— Что со мной?

— Ты же хотел чего-нибудь этакое натворить? Ну вот и натворил. Радуйся. Теперь на Гране тебя не тронут. Тебя касался сам великий мастер. Чего тебе ещё надо? — полусердито сказал он, но глаза его смеялись. — Что ты ему наговорил?

— Я не помню. Что-то на тему, что он сам ещё не дорос со мной …

Мне было тяжело даже разговаривать. Болело словно бы слоями, как в пироге. Ну и сверху тоже…

— Отсроченные удары это называется, — сказал Дарам. — Ему надо было, чтобы ты дошёл до лагеря, а там — трава не расти. Хорошо, что кожа лопнула. Значит — "любя" бил, не всерьёз. Такие, как он, если бьют, то ничего, а вот по плечу похлопав, могут и убить. А ты — мог бы и помолчать хоть раз. Правильно Адам говорил, что за тобой глаз да глаз нужен… Я медика вызвал. А пока надо вколоть тебе что-нибудь…

— Не надо меня… колоть… — губы-то почему такие сухие, Хэд бы их побрал? — Я сейчас встану. Ребята должны видеть, что со мной всё в порядке.

Дарам, особо меня не слушая, достал устройство для внутривенного введения и стал рыться в аптечке.

— Встать лучше помоги!

Я был зол сам на себя за эту предательскую слабость накатившую так не вовремя. Грантсы же терпят и не такую боль, я же читал! Дарам помог. В результате я таки встал, но меня почему-то качало.

— Голова не кружится? — спросил Дарам, переключаясь на второй аптечный ящик.

— Нет. Голова — нет. Только плечо болит.

(Про спину и говорить нечего, и так понятно). Я через силу улыбнулся.

— И мне плечо твоё не нравится. Спину тебе Н"ьиго чем-то местным обработал. Щиплет, сказал, зато следов не останется…

Это у них называется — щиплет? Спина, как огнём горела.

— Нужно посмотреть, сначала, что там… — я стоял, покачиваясь, и палатка покачивалась вместе со мной, потому что я держался за опору её пластикового каркаса.

Смешное, наверное, зрелище. Сам, чуть не выше палатки… Дарам косился на меня, и на лице его читалось неодобрение.

— "Там" всё как раз нормально. Местные разошлись. Лагерь мы почти разбили. Я же сказал: с местными у нас проблем больше не будет. Один из Великих мастеров говорил с тобой. И даже удосужился коснуться тебя посохом. Все видели. Так что, давай разбираться "здесь".

Я облизал пересохшие губы. Помогло мало.

— Сколько меня не было?

— Минут семь-десять, если по нашему времени.

— А ты тогда, как тут оказался?

— Так ты ж ещё часа полтора без сознания был. Я только сейчас Н"ьиго сменил.

— Это психотехник? А где он?

— Будет тебе психотехик. Вечером, когда отдохнёшь.

— Охренеть. Что же ребята подумали? — я увидел, что Дарам нашёл, наконец, искомое, хотел руку убрать, но не успел, боялся отпустить пластиковую опору…

— Зараза! Ещё обезболивающее называется! — боль я больше терпеть не мог, наступил какой-то предел терпению, наверно. — Дарам, да помоги ты мне, наконец! Надо, чтобы бойцы видели, что я живой, и всё в порядке. А то, местные, может, и поняли, что произошло. А моим — Хэд знает, куда вставит. Всякие головы есть.

Однако никто меня сегодня из палатки выводить не собирался. Дарам только покачал головой, не одобряя мои усилия.

— Психотехника, как ты видел, не съели. Он сидел тут с тобой, и ни кто его не тронул. Так что — гордись своими сержантами, воспитал. Я бы пристрелил его в такой ситуации, если бы помоложе был.

— Ты? Не верю, — мог бы, я бы поддразнил его. — Ты расспрашивал, что тут было, когда я..?… — Хэд, больно-то как.

— Парни сказали, что, когда ты вошел в пещеру, стало спокойнее. А потом — совсем отпустило.

Я попытался сделать два шага, отделяющие меня от кулера и выругался, оступившись.

— Ты хотя бы сядь что ли? — не выдержал Дарам, подхватывая меня.

Я был тяжел для него, хотя сложения он крепкого и роста тоже не маленького. А ведь он рассердился! Это проскользнуло и в интонациях, и в глазах появилась сталь. Редкое дело. Я всего один раз и видел до этого, какой Дарам, когда злится, да и то злость эта была больше демонстративная, не из глубины сердца.

— Сядь! Воды я сам налью. Брось уже героя изображать — всё равно никто не видит. Мало ли, что мастер мог с тобой сделать? Такие много чего могут. Надо тебе — я лучше сюда кого-нибудь позову. Сержантов позвать?

Я осторожно опустился на складную кровать, коснулся ладонями лица.

— Не ищи, мы тебя умыли.

— А зачем меня кровью облили? Да еще чужой?

— Тебе правду сказать?

— А что, правда — страшней, чем я два часа назад?

Дарам посмотрел на меня, фыркнул, и сталь ушла из глаз. Ну и ладно. Потом как-нибудь попробую узнать, что с ним бывает, когда у него "щёлкнет". Чего я сегодня, в самом деле, бросаюсь на всех? День такой?

— Это ты такой. Когда тебе некомфортно — ты начинаешь дерзить.

— Не комфортно — больно, что ли?

— Больно, страшно. Испугался сегодня?

Я задумался.

— Сам не понял, — сказал я честно. — Не думал я об этом. На меня "давили", надо было всё время держать себя в … отрешённом, что ли состоянии. Чтобы меня не…

Всё, я запутался.

— Ну, молодец, в общем-то, — сказал Дарам. — Голову сумел отключить и действовал инстинктивно. Самое правильное решение в твоей ситуации. Если бы не дерзил — облили бы тебя кровью и выпустили.

— Зачем облили-то? — обезболивающее, наконец, начало притуплять ощущения. Как хорошо-то, Беспамятные боги, когда, можно, наконец, расслабить мышцы.

— Обряд такой. Когда мастера "проверяют", как минимум кровь из носа идет. Сосуды лопаются. Сам же сказал "давят" — правильно сказал.

— А у меня, почему не пошла?

— Да кто ж тебя поймёт? Не пошла почему-то… Кончай мне зубы заговаривать.

Медик будет через час. Раньше ему не долететь. А прособирался — так и через два. Сейчас зову сержантов, минут на 15, не больше, и — спать.

— Но…

— Влана примчится — ты ей покажешься в таком виде?

Я открыл рот и закрыл. Сказать мне было нечего. Да и Дарам — тот ещё воспитатель. Если бы, когда меня отец ругал, меня тоже бросало то в жар, то в холод, я бы, наверное…

И тут меня качнуло вперёд и горлом пошла кровь. Пол и потолок тут же махнулись местами… Дарам что-то делал со мной, но я не очень понимал что. Меня буквально наизнанку выворачивало.

Когда очнулся второй раз, в палатке толпились медик, Влана, Рос и два грантских (!) психотехника, примелькавшихся, но не знакомых. А Дарам с Н"ьиго быстро переговаривались в углу по-грантски, так быстро, что я и не понимал ничего. Ещё под ногами вертелась местная собака — длинноногая, с круглыми кошачьими ушами. Медик разглядывал снимки и жаловался Влане:

— Не понимаю ничего, на снимке — всё нормально, а на ощупь вот здесь — уплотнение. Я лежал уже на спине, она немного горела, но боли почти не было. Приподнялся.

— Ребята, я тут не лишний?

Все уставились на меня.

— Ты почему проснулся? На тебя ведро снотворного извели! — рассердилась Влана.

— А вы бы орали громче.

Я закашлялся, хотел сесть, но Дарам посмотрел на меня пристально и мышцы просто отказались повиноваться. Ну, эпитэ а матэ!

— Садист! — выдохнул я, падая на толстый матрац, явно не наш, у нас таких сроду не водилось.

— А то, — усмехнулся Дарам.

Он опять заговорил с Н"ьиго. Полог откинули и вошли ещё два грантса! Один — тот бретёр из пещеры, похоже, его звали Абио. Второй, судя по одежде, местный охотник. В руках охотник держал свежесодранную шкуру какого-то зверя, сплошь из длинных пестрых колючек и свисающих во все стороны "хвостов", и фляжку литра на полтора. Собака, виляя всем телом, бросилась к нему. Охотник протянул фляжку Дараму:

— Вот тут кровь кьёхо, нужно развести пополам с вином.

Дарам поблагодарил кивком. Хотел послать дежурного за вином, но Влана сказала, что привезла с собой. Я ничего не понимал. У меня что, грантсы теперь вот так запросто ходят по лагерю? Пока я думал, полбутылки вина эта компания приговорила, чтобы было, куда доливать кровь. Заглянул Неджел, сказал, что кто-то из местных хочет поговорить с Н"ьиго. Я уже вообще ничего не понимал. К горлу временами подкатывало, потому я молчал. Просто смотрел и слушал. Влана, охотник и Абио пытались определить дозу, необходимую на мой вес. Сошлись на половине стакана. Деваться было некуда. Стакан держала Влана, мою голову — охотник, Абио командовал:

— Вдох, выдох…

На стандарте он говорил прекрасно. Как и Н"ьиго. Да и охотник вполне понятно выражался. Вот гады. А я-то вбил в себя столько грантских фраз… Кровь оказалась вонючая и жирная, несмотря на то, что с вином. Меня каким-то образом не вырвало.

— На рассвете глава горного клана должен засвидетельствовать тебе, Агжей, свои отеческие чувства, — сказал Дарам. — Так что, мы все сейчас уйдём, а ты — отдыхай. Отдыхай?

И вдруг меня пробило.

— Сколько времени — знает кто-нибудь?

— Девять, — сказала Влана. — Но вставать даже не думай.

— У меня завтра в десять утра совещание на "Гойе".

И тут все заткнулись, и стало тихо. Для грантсов — болезнь не является оправданием для неявки на важную встречу, наши — тем более в курсе, что с начальством не спорят, кто, где и когда должен быть. Дарам и Н"ьиго переглянулись.

— Я поговорю со старейшиной клана. Он придёт, как только солнце сменится. Сразу. — Сказал Н"ьиго и вышел.

Похоже, встреча со старейшиной тоже должна состояться "не смотря на погоду". Как солнце сменится — это когда?

— Через час, значит, — нечаянно пояснил Дарам. — И лететь часов семь-восемь.

— Должны успеть. Рос, идите, готовьте шлюпку. Одно кресло — демонтировать, капитан должен лежать столько, сколько возможно, иначе кровотечение возобновится. Со мной полетит Н"ьиго. З

начит — двойной я, Дарам и психотехник. А тут-то кто останется, если Дарам полетит со мной? Влана должна вернуться к "медицинскому десанту". Кого-то из сержантов придётся… Самые крепкие нервы у Ано, пожалуй. Я вспомнил, как он вёл себя на "Короне". Что ж, давно пора делать из него лейтенанта, да и из Роса тоже. Теперь я имел право присваивать звания выше сержантских, "Каменный ворон" классом выше эмки, и в моей должностной это предусмотрено.

— Неджела позовите кто-нибудь? — попросил я. 

Приказывать в такой обстановке было бы смешно, примерно половина из находящихся в палатке моими подчиненными не являлись.

На "Гойе" мне понравилось, мощный корабль. И без лишнего жира — экраны дорогие, а покрытие стандартное. А ведь видел я на "Кроне" и ковры кое у кого…

Для прибывших на совещание прямо в общем зале установили гигантский раскладной стол. Народу слетелось много — практически все капитаны крыла, десяток особистов, начальник гарнизона с Аннхелла, лорд Джастин. Но ни генериса, ни генерала Мериса — не пригласили. Я не понимал — почему. Сам бы я лучше капитанов не собирал. Однако комкрыла — далеко не дурак, и он, похоже, знал что делает. Пока генерал Абэлис объяснял собравшимся, из-за чего сыр-бор, стюард принес приторно-сладкое вино с Анну. Одного запаха мне хватило, чтобы тошнота вернулась.

В разговор я сильно не вслушивался, моей задачей на сегодня было просто сидеть прямо. Сидеть и считать минуты до окончания пытки этим самым сидением. Я сидел.

Впрочем, в общих чертах, но всё понял. Решали сколько кораблей можно отвести к Аннхеллу, чтобы не ослабить блокаду Дома. Выходило — что лучше бы вообще ничего не отводить.

В перерыве ни лорд Джастин, ни комкрыла ко мне подойти не смогли. Их тут же окружила плотная толпа общительных болванов. Я нашёл тихий угол в общем зале и прислонился к стене здоровым плечом. Рядом возник Дарам со своей фляжкой. Он, наверное, где-то поблизости ждал меня всё это время. Я вздохнул и закрыл глаза. Разведённая вином кровь кьёхо скоро будет сниться мне по ночам. Меня уже тошнило от одной мысли об этом напитке. Однако Дарама не переубедишь. Из капитанов других кораблей — ко мне не подошёл никто. Презирали? Боялись? Сегодня мне было на это плевать.

Вторую часть совещания я думал только о том, сколько ещё осталось минут до конца. Время ползло мучительно медленно — еще пять минут, еще… Разговор несколько раз заходил о положении на Гране и моей скромной персоне, но его сразу уводили в сторону. То генерал Абэлис, то лорд Джастин. Ну и спасибо им за это. В какой-то момент мне стало немного легче и до меня дошло, что комкрыла скрывает реальную ситуацию на Гране, демонстрируя всем, что мы просто не можем сузить сектор окружения, отойдя ЗА неё. (А мы уже вполне могли на это рассчитывать). Шпионов опасается? Или Душки? Я понял, что являюсь живой иллюстрацией чего-то нехорошего. По моему виду капитаны могли решить, что на Гране началась война, например. Я был измучен, небрит, с трудом сохранял вертикальное положение. Но ни комкрыла, ни лорд Джастин иллюзий по поводу моего вида разбивать не собирались. А больше никто и не в курсе. Даже бойцы мои ничего не могли разболтать: Рос — не очень-то и разговорчивый, да и понимает, что не надо здесь трепать лишнего, а говорить с Н"ьиго или Дарамом вряд ли вообще кто-то станет: один грантс, второй уже смотрит заранее так, что тебя мутит. К концу совещания мне опять стало худо. Я поднес к губам салфетку, заметил кровь. Поймал обеспокоенные взгляды комкрыла и инспектора… Какая радость: все начали вставать, перешучиваться, сворачивать электронные блокноты… Похоже положение дел на Аннхелле никого особенно не огорчило. Я тоже встал, прикидывая, как дойти до выхода и ни с кем не столкнуться. Но уйти не успел. Лорд Джастин, отстранив какого-то болтливого капитана, быстро подошёл ко мне и взял под локоть. Однако падать на него нельзя. Он меня не удержит.

Я судорожно вздохнул и сосредоточился на сохранении равновесия. Куда меня вели — это без разницы. В конце коридора нас догнал комкрыла.

— Давайте лучше ко мне в каюту?

— Там где-то Дарам … — выдавил я то, что давно хотел сказать.

— Сейчас прикажу, чтобы нашли.

Комкрыла обернулся — за ним тянулся хвост из порученцев, ординарцев и тех, кто мечтал что-то ему досказать. В несколько фраз он разогнал всю эту братию.

— Куда бы его положить? — спросил лорд Джастин в каюте.

— Сейчас… — комкрыла пинками отогнал от стены диванчик на воздушной подушке и подтолкнул его к столу. — Что с ним такое? Сильно порезали вчера?

— Посвящение прошёл. По старому обряду. Я полагал, так и не делают уже.

Я весело размышлял, что если лорд Джастин начнёт сейчас меня воспитывать, я просто тихо умру. Настроение начало улучшаться. Есть моменты, и этот был не первый, когда тебе так хреново, что уже не волнует, что будет дальше. Лишь бы только все отстали. Однако тут же вошёл Дарам, и в руках у него возникла эта проклятая фляжка. Нет, не дадут мне умереть тихо на мягком диване. Комкрыла многозначительно посмотрел на лорда Джастина. Потом на Дарама.

— Это врач.

— Ну, если врач — пусть остаётся.

Врач для генерала — не человек, как и техник или дежурный. Смешно.

— Случай сам по себе странный, — продолжал Лорд Джастин. — Великого мастера не видели на Крайне уже лет 50.

— Крайна — это..?

— Раньше так называли всю планету. Сейчас — только горный район. Правильнее было бы сказать в Крайне. Но и вообще на Гране, говорят, тоже его не видели.

— Ясно. Чай? Ваших, экзотианских ядов у меня нет, не запасся пока… Этот капитан у нас вообще со сверхспособностями влипать, куда не надо. Я тут переговорил кое с кем… Где, говорите, генерал Мерис его подцепил?

Лорд Джастин ничего такого не говорил. Но ответил.

— В северном крыле.

— Не верю. Так прямо полетел в никуда и… — в голосе генерала появилась ирония.

Лорд Джастин пожал плечами.

— Я встречался с Виллимом, он утверждает, что случайно. Парень ему надерзил, этим и запомнился.

— Ну, тут у него явный талант. И бить, как вижу бесполезно: сам еле живой, но морда всё такая же наглая …

Вообще весело лежать и слушать, что про тебя говорят… И тут же лорд Джастин повернулся ко мне.

— Отошёл немного?

Я приподнялся. Перевёл себя в полусидячее положение, опираясь здоровым плечом на спинку дивана.

— Дарам, ему йилан можно? А сому? Вот и хорошо. Придётся расширить ваше собрание напитков, Дайего. Такого вы ещё в моей компании не пили.

— У меня второе совещание вечером, — быстро предупредил комкрыла.

— Это не спиртное.

Инспектор вызвал ординарца и велел приготовить напиток. Потом посмотрел на улыбающегося его неумелым действиям Дарама, и выгнал ординарца. Ну и правильно. Одними ушами меньше.

— Подождите, — сказал комкрыла нахмурившись, до него, видимо, только сейчас дошло, что имел в виду лорд Джастин. — Если он прошёл на Гране посвящение, то мы не просто владеем там ситуацией, а..?

— …а он является полноправным членом горного клана, где с ним это и сотворили.

— Я правильно понимаю, или я чего-то не дочитал?

— А тут как раз всё максимально прозрачно. Это же не наши, имперские игры. Если его приняли, значит, реагировать они на него теперь будут, как на соплеменника. Тем более его поведение одобрил сам великий Мастер. Десант с Граны можно отзывать совсем. Пакет документов готов. Они всё подпишут. На любых условиях. Что вот этот вот экспериментатор прикажет — то и подпишут.

— А врач ему точно хороший не нужен? У меня здесь есть неплохой медик.

Я прикусил губу, чтобы не улыбаться. Хотел сказать, что-то типа "не дождётесь, не сдохну", но промолчал.

— Они его местным чем-то лечат, им виднее. Боюсь, ваш медик с такими случаями не сталкивался, — вернул вежливую улыбку лорд Джастин.

— Ну и замечательно, — комкрыла умел переключаться с проблемы на проблему мгновенно. — Значит, мы располагаем ещё пятью кораблями. Это немного облегчает ситуацию. И на Аннхелл мы сможем высадить примерно вдвое больше людей. Хотя и этого — мало. Локьё только и ждёт, чтобы … Нет, больше я вам людей не дам. Мы должны быть готовы подавить с помощью десанта еще, по крайней мере, четыре возможные точки…

Он задумался. И я задумался — почему четыре? Понятно, что он имеет в виду Дом, а ещё три? И… "вам" — это кому? Опять мне что ли?

— Однако, в ходе последних событий, — продолжал комкрыла. — Могу после перестроения усилить поддержку десанта с орбиты, о чём ещё никто не догадывается. Пара тысяч десантников — это капля в море для такой большой планеты, а вот десяток кораблей крыла там только в чёрном сне и видели… Сочетание "чёрный сон" я уже от кого-то слышал. Но вспомнить, что бы это значило — не смог. В голове становилось то звонко и пусто, то клубилась вата. Но мыслей там точно не ночевало. Зря я разрешил колоть себе обезболивающее. Хотя Дарам меня сильно и не спрашивал…

Я почти отключится, когда почувствовал, что руку кто-то нюхает. Потом меня деликатно коснулись мокрым носом. У комкрыла была собака!

Точно. Длинная узкая морда легла мне на живот, прямо под вторую руку, согнутую в локте и лежащую под грудью. Я осторожно погладил костистый лоб, почесал вокруг глаз.

— Безобразие, никакой субординации, — проворчал комкыла. — А ну вали отсюда, предательница!

Ругался он шутливо, а собака махала ему хвостом. Но не отошла, а продолжала старательно обнюхивать мои грудь и руку. Кьё! от меня пахло Кьё! Я и забыл. Вчера ночью мне подарили щенка. Такой же породы, как у охотника. Белого— рыжего, крутолобого и круглоухого. Мы его назвали по-грантски Охотник на Кьёхо.

Сокращенно — Кьё. Потому что эту породу так и называют на Гране — кьё. Взять его сюда с собой я, конечно, не смог, но возился с ним. Вот от меня и пахнет, а пёс — почуял. Или — это девочка? Раз — предательница… Щенок оказался для меня самым дорогим подарком: живым, ласковым. Остальных подарков я толком и не рассмотрел. Кроме грантского дуэльного ножа, который мне сунули непосредственно в руки. С точки зрения старейшины горного района, я даже теоретически не мог теперь существовать без такого ножа. Клинок мне достался старинный, перевязанный надписями… Еще подарили какую-то одежду, старые книги, остальное — не помню. От меня потребовали ту одежду, в которой я был в пещере. Когда Дарам принёс её, я увидел, что она покрыта засохшей кровью. Допускаю, что в таком виде она и потребовалась… Встреча со старейшиной состоялась этой ночью, прямо в палатке. Заколотый обезболивающим, я почти ничего не соображал. Однако казался я высокомерным и отрешенным. Как раз, как надо. Будь я в добром здравии, я бы на подобной церемонии ухохотался.

— …чтобы не возбуждать сверх меры нашего общего друга, Агжей официально, вместе с другими капитанами, перейдёт в распоряжение генерала Мериса. Надеюсь, Виллим поймёт, чего мы от него хотим. Вы сами объясните ему, Адам? Генерал — тот ещё тип. Боюсь, опять начнём друг друга строить и воспитывать.

— Пожалуй…

Лорд Джастин подал мне чашечку с золотисто-коричневым напитком. Я едва не промахнулся по ней. Не то, чтобы дремал, просто — уплыл куда-то. Пахла жидкость мёдом. Я попробовал очень осторожно. Вкус приятный. И ощущений лишних — никаких. Ну, вот и хорошо. Сома, значит? Забавно. Минут через пять я как-то непроизвольно включился в разговор. А когда лорд Джастин поднялся, прощаясь, вскочил так же быстро, как и обычно. И не затошнило.

— Гляди-ка, — заметил комкрыла. — А капитан наш уже прыгает. Чем это вы нас тут всех опоили?

— А что делать? У вас совещание, у меня вот-вот прилетит генерал Мерис. — отшутился инспектор.

— Ну, буду надеяться, похмелья не будет?

— Похмелья от сомы не бывает, как и привыкания к ней.

— А чего вы тогда нас пугали? Цена непомерная?

— Ну, цена ещё полбеды. Основная же беда — организм перестаёт подавать сигналы об усталости. И в один прекрасный момент вы просто валитесь замертво. Так что пить не рекомендую вообще. Уж больно действует на первый взгляд… мягко.

В каюте, предоставленной лорду Джастину, я вдруг почувствовал дикую усталость и буквально повалился в кресло.

— Здорово тебе досталось, значит, — резюмировал он. — Может и правда хорошему врачу тебя показать?

— Великий Мастер — мастеру Эниму показать просил, — тихо сказал Дарам.

— И то верно. Дождемся Мериса и решим это. Не так уж и далеко лететь…

Он задумался о чём-то своём, я понял, по отсутствующему выражению лица, и вдруг начал размышлять вслух:

— Мы же сейчас в том самом секторе, с которого и начиналось заселение галактики, — бормотал инспектор, словно беседовал сам с собой. — Крайна, Дом и Тайа. Или Тайна, как её ещё тогда называли… Дарам, капитана надо перевести ко мне на "Факел"! — закончил он неожиданно.

А я только уши приготовил. Хотел я предложить не кантовать меня уже, а то так в дороге и сыграю в ящик, но, вспомнив слова комкрыла, промолчал. Язык мне действительно хоть укорачивай.

 

История двадцать вторая. «Приватные обстоятельства»

Лорд Джастин определил меня в уже знакомую гостевую каюту. В ту, где мы встречались с мастером Ивэ. Чтобы не вставать, я попросил ноутбук или что-то типа. Мне принесли райслист, он тоньше и легче ноута. В голове немного прояснилось, хотя, временами приходилось отдыхать, закрывая глаза. Наученный уже Граной, я взялся за историю Аннхелла. Меня интересовали лорды. Прежде всего, Лорд Михал. Тот, что по словам командира крыла, возглавил народное ополчение в самой многолюдной провинции Аннхелла. Провинция назвалась Дэ Траа — долина ангелов, а по-нашему просто Белая Долина. Заселена она была сравнительно недавно. Аннхелл — вообще самая "молодая" в плане заселения планета в секторе. И самая большая. Её долго готовили — выводили на другую орбиту, улучшали атмосферу. Зато сейчас климат там самый благодатный, лучше, пожалуй, только на Мах-ми, которую тоже двигали и климатизировали искусственно. Но про климат — потом. А ещё проще — поручить Келли. Пусть сразу готовит обмундирование, смотрит транспортную проходимость, присадки, если нужны. А я сейчас разберусь хотя бы с лордом этим. Вот он… Чеслав Томаш Михал… Ну и рожа, скажу тебе… В какой-то сказке я такую уже видел. Весь в чёрной бороде, словно в маске… Такие же тёмные (и по цвету, и по ощущению) глаза. Странные глаза, словно бы знакомые чем-то. Высокий, массивный, кряжистый. Рост не указан, но вряд ли намного ниже меня. Настоящий медведь. "Принадлежит к так называемой тайянской линии лордов, — прочитал я. — Древнейшей линии, ведущей родословную со времен заселения сектора …" Прилагательное "тайянский" меня зацепило чем-то. У Дьюпа был таянский нож. Правда, я не спрашивал, что это за планета, и как она точно называется. Тай? Тайя? Не её ли имел сегодня ввиду лорд Джастин? Как же он сказал-то..? Тай… Искать атлас? Нет, только не вставать. Ладно, это — потом. Родился… Танати Матум… Сколько же ему лет? Хотя — 188, в свете последних событий, не так уж и много. Куда ему даже до инспектора, я уже не говорю про мастеров с Граны… Но под 190 — тоже далеко не мальчик… А если просто набрать в сети "таянский"? Точно, вот оно. Тайа (устар. Тайана, Тайна). Одна из первых территорий экзотианского заселения… наряду с Доминэ (устар. Дом) и Граной (устар. Край, Крайна). Климат… Тут что, лета совсем не бывает? Население. Население символическое… Как и на Доме, впрочем. Остатки упорствующей среди ледяных торосов знати… А вот это уже интересно. "Официального наследника лорд Михал не имеет. Наследником по праву претензии является старший сын сестры — Милеас Парос". Забавно. Судя по имени — муж у сестры совсем других корней. "Был женат четыре раза… Сын от первого брака Томаш Кристо Михал погиб на охоте в родовом поместье "Ямаронь" в возрасте 28 лет". Ходят слухи, что сына за какой-то проступок застрелил в приступе гнева сам лорд Михал. Вариантов предполагаемого "проступка" несколько. По самой популярной версии наследник опозорил родовой титул, женившись на девушке низкого положения — Анне Молей, дочери местного учителя. По другой версии наследник сам отказался от титула, сменив подданство на экзотианское…" Это почему? Тайа — это что, наша территория что ли? Беспамятные боги, как перемешано-то всё. Да, Тайа, выходит, наша. Ну, правильно — Аннхелл — же наш. Разве он сохранил бы титул, перекинувшись на чужую сторону? Хотя, мог бы и сохранить. Раз Тайа — территория экзотианского заселения, значит, к нам она отошла как раз после Эскгама, где отличился капитан Гордон Пайел (чьё имя я теперь ношу). Смешно. Привилегии знати мы как раз сохранять любим. Требуя взамен кое-что ещё. Прежде всего — подчинение. Стоп. Так Тайа за последние 200 лет, выходит, четыре раза переходила из рук в руки? Или три? Я "полистал" энциклопедию. Четыре. Бедный лорд Михал. Он был рожден экзотианцем, а умрет как подданный Империи. (Если мы, конечно, не отдадим Аннхелл, где он теперь окопался). Понятно, отчего он озверел, бедняга… Вот такая у нас история… Стоп… Томаш… Там — второе имя, тут — первое. Значит, погибший в 28 лет Томаш Михал был официальным наследником лорда Чеслава Томаша Михала. Любой его, даже самый минимальный проступок, способен был значительно повлиять на репутацию всей семьи. Семья-то, как не крути, с экзотианскими корнями… У них там — строго… Что ж, в этом свете — может и правы сплетники: решил бедный наследник жениться, его и пристрелили… Раз на охоте погиб. А вот, если бы при купании утонул — тогда бы утопили беднягу. Но топить не решились. Почему? А здоровенный бугай, наверное. В папу. Стоп, я что, сбрендил, какое на Тайэ купание? Разве что — в снегу… "Детей от второго и третьего брака — не было. Дочь от четвертого брака скончалось от "белой болезни" в возрасте 18 с половиной лет". Белая болезнь вызывает удушье… А вот другая биография… "Ходят слухи, что дочь лорд Михал собственноручно задушил… За… О, порнография пошла. Лучше вот такой вариант — "за тайное венчание" (это хоть звучит прилично)… Действительно — самодур. Если хотя бы половина из описанного — правда. Впрочем, верить прессе никогда нельзя. Комкрыла сказал, что толпа его любит. Значит, хоть и самодур, но человек по-своему справедливый.

— Что это ты читаешь? И — теплые губы на шее. Вланка. Откуда?

— Про… — но слушать меня никто и не собирался.

Как никто не собирался разрешать мне говорить.

— Ты на кого ла… — я хотел спросить, на кого она бросила лагерь?

Впрочем, лагерь уже перестал меня интересовать. Оказалось, что если сильно захотеть, не так уж и тошнит. Да и не вставать тоже можно вполне…

Пока я лежал, совершенно расслабившись, Влана быстро обтерла мне грудь и лицо влажной губкой. Потом взялась меня причёсывать.

— Ты меня побрей ещё, — пошутил я.

Зря пошутил. Знал бы, что она согласится — молчал бы. Хотя… К концу она осмелела, и у неё стало получаться. А порезаться сенсорной бритвой невозможно.

— Ну вот, на человека похож! — Влана с удовольствием смотрела на дело рук своих.

— А это, ну. э-эээ, сексом, значит, можно и с непохожим?

— Ну… разве что — с временно непохожим…

Она засмеялась. Как колокольчик зазвенел. Хорошо-то как. Щас кто-нибудь припрётся и всё испортит. Но испортил я сам.

— Ты — просто так, или инспектор вызвал?

Влана сразу нахмурилась.

— Вызвал. Мерис прилетает. Велел, чтобы мы переговорили, наконец.

— Давно хотел тебя спросить, — я уже видел раньше и эту тень на лице, и озабоченно сжатые губы. — Ты с ним знакома? Он тебя как-то обидел?

— Я его видеть не видела! И не собираюсь, — отрезала Влана сердито.

Как её расспросить? Я уже и забыл ту Влану, с которой встретился когда-то на астероиде: окаменевшее лицо, в глазах холод. Я вздохнул и перевернулся со спины на живот. Спина заболела. Но Влана решила, что я расстроился. Начала тихонько поглаживать меня по волосам. Молчала. Я знал, что она — даром, что леди, язык за зубами держать умеет. И тоже молчал. Так мы и молчали минут пять, пока я не начал дремать. Потом она убрала руку, и я открыл глаза.

— Ну, хочешь, — сказал я, осторожно приподнимаясь и усаживаясь на кровати. — Пойду с тобой вместе. И с Мерисом могу сам поговорить.

Влана с безнадёжной гримаской помотала головой.

— Капитан Лагаль, — сказал я спокойно. — Вы мне всё ещё подчиняетесь. И я имею право запретить вам встречаться с кем бы то ни было без моего разрешения.

— Ты это и лорду Джастину скажешь? — как-то, не очень мне веря, спросила она.

— Да почему — нет то?

Ситуация начала меня раздражать. Чего Влана завелась, в самом деле?

— Через мою голову тебе не имеет права приказывать никто, — я сдержался и говорил всё так же спокойно. — Ни Мерис, ни лорд Джастин. Пусть разговаривают со мной. Тебя это устроит?

Похоже, Влану я удивил. Она какое-то время пристально смотрела на меня, потом кивнула.

— Ладно. Хочешь — пойдём вместе. Прятаться тебе за спину я ещё не привыкла. Тем более, — она улыбнулась вдруг. — Спина-то болит.

— Болит, — сказал я. И — тоже улыбнулся: вот так-то лучше. — Ты меня тогда еще накорми, — попросил я. — И — крепкий чай или кофе. Усну иначе. Меня тут Дарам какой-то дрянью поит, я от неё засыпаю.

— От крови-то? Надо же, — удивилась Влана. — А с Дарамом — ты как? Он тебя слушается или ты его?

— Сейчас — я его. Как врача. Иначе мне придётся слушаться медика. А это ещё больше напрягает.

Она еще раз с сомнением оглядела меня всего.

— Ладно, лежи. Я со стюардом поговорю: есть тут у них хоть что-то съедобное?

Я лег. В плане еды Влане можно было довериться стопроцентно, чем попало не накормит. И точно — всё, что она принесла, вошло в меня наилучшим образом. А, может, я уже начал выздоравливать? В общем, аппетит прорезался зверский, и про кофе я сказал недаром. Иначе бы, нажравшись, просто уснул. Вернее, не так. Даже выпив кофе, я всё равно уснул, но подскочил, когда предупрежденный мною Дарам разбудил меня. Влана, я знал, будить не станет. Но Дарам сказал, что прилетел Мерис, и она — в кабинете у лорда Джастина. Я быстро умылся и пошёл туда же. Вломился я по привычке без стука на середине фразы инспектора. Замер на миг, поздоровался кивком и сел.

— … приватные обстоятельства, — лорд Джастин посмотрел на меня, но не сказал в мой адрес ничего, а повернулся к Мерису, такому же хмурому, как и Влана.

Похоже, тут-таки выясняли отношения. Мерис, увидев меня, сначала оторопел на миг. Потом его губы разъехались в незапланированной улыбке. Он двинулся ко мне, я встал, чувствуя, что сейчас меня обнимут по-отечески, и приготовился не выть. Но… На удивление спина уже терпела, а от хлопка по больному плечу я успел увернуться.

— По-моему, ты еще больше вырос, — сказал Мерис. — Или я просто давно тебя не видел?

Я не ответил, только улыбался. Заметил, что атмосферу разрядить мне удалось, хотя лорду Джастину очень хочется знать, какого Хэда я вообще припёрся. Но он промолчал.

— Ну и о чём разговор? — спросил я в лоб, видя, что говорить пока никто ничего не собирается.

— А, может, он и прав, — сказал лорд Джастин. — Без него же тут как всегда не обошлось…

— Вот как раз он… — начала Влана и замолчала.

Я ждал. Мерис смотрел на меня с сомнением, Вланка — вообще не смотрела.

— В чём дело, капитан Лагаль, — сказал я преувеличенно строго. — Генерал Мерис мой непосредственный начальник, и я не хочу, чтобы по нашей с ним комнате бегали кошки. Он убил и съел ваших родителей?

Влана посмотрела на меня и вдруг фыркнула. Поскольку все молчали, роль миротворца взял на себя лорд Джастин.

— Дело в том, Агжей, что генерал Мерис никак не мог съесть родителей капитана, поскольку, по нашим предположениям…

И тут я понял, на кого она была похожа! Куда же я раньше-то смотрел! И эта странная история с назначением… "Возьми её к себе замом"! Ну и дурак же я! Вот кто был тот таинственный генерал… Кто ещё мог знать Влану настолько, чтобы с места в карьер пойти на подлог такого масштаба?.. Я посмотрел на Мериса долгим, не очень хорошим взглядом. Стоило ему вообще доверять мне, чтобы вот так… Из-за пустяка, в общем-то…

— Это для тебя — пустяк, — сказал лорд Джастин.

— Да, — ядовито прошипела вдруг Влана. — А для него — не пустяк, что моя мать была с Яа (экзотианкой). — Для него карьера была важней настолько, что я до 11 лет вообще не знала, что у меня был хоть какой-то отец, а не пробирка из банка с восьмизначным номером! Что бы со мной было с таким отцом, если бы меня не подобрали эйниты? Сдохла бы от голода на улицах? Слава Матери, в полтора года особого интереса для солдат я не представляла!

— Но ты же понимаешь, какая была тогда обстановка! — попытался открыть рот Мерис. Он начал сразу на повышенных тонах. Он всегда заводился с пол-оборота. — Я тогда думал, что…

— Чем думал? Разве у тебя было — чем? Выросло что ли? Когда меня заводил думал — одними яйцами!

Ругаться она умела. Я знал. Так могла обрезать… Но я не любил этого. Даже если Влана права, сейчас разговор надо перевести в цензурное русло. Но — как? Мериса я знал неплохо, Влану — ещё лучше. Ни он не отступит, ни она… Если мера взаимных оскорблений перерастёт саму возможность примирения…

— А ну успокойтесь оба! — сказал лорд Джастин, и у меня заскребло под ложечкой.

Мерис поперхнулся, так и не разрешившись очередной фразой. Даже Вланка, привычная к моим психический перепадам, вздрогнула. Инспектор прав, нужно прекратить этот поток грязи, но не таким же способом. Я сжал зубы и дал внутренне распрямиться себе тоже. Воздух в комнате дрогнул. Я смотрел на инспектора, он тоже повернулся ко мне… Вошёл в меня — глаза в глаза… Корабль словно бы начал разгон. Словно бы сила тяжести стала циклично нарастать и прижимать меня к креслу. Дыхание тут же перехватило… Что делали Влана с Мерисом, я вообще сейчас не видел. Только лицо лорда Джастина. Я видел, как на висках у него выступили капельки пота. По спине у меня тоже побежало и начало щипать. Но я не желал, чтобы он вот тут, при мне издевался своими замороченными способами над Вланкой. Пусть она не права. Но надо как-то иначе. Более по человечески. Она девушка… И я не позволял ему.

Воздух словно свернулся вокруг нас в кокон. Все мои нервы натянулись, как одна струна. Я не знаю, сколько бы я ещё вот так выдержал, но инспектор первый сделал "шаг назад".

— Ну, ничего себе, козлёночек вырос, — сказал он с натянутой усмешкой. — А ты говорил, Виллим, что само по себе посвящение ничего не значит…

— Может и не значит, — сказал я и закашлялся.

Меня опять затошнило. Влана подскочила ко мне с фляжкой. Когда Дарам успел ей её передать?

— Может, я и раньше мог, — я глотнул вонючей крови. — Но тогда я чувствовал себя виноватым, а сейчас — нет. И я не позволю так…

Влана закрыла мне рот рукой.

— А я тебе на рожон лезть не позволю.

— Да, — сказал Лорд Джастин. — Тут ведь ещё одна штука. Только ты сиди, Виллим, не вставай.

Генерал действительно весь подался вперед. Он смотрел на нас с Вланой и, похоже, до него стало кое-что доходить.

— Мало того, она беременна, — подытожил лорд Джастин.

Неожиданный взрыв на корабле не смог бы произвести на нас с генералом большего впечатления, чем эта простая фраза. Я испугался, Мерис, судя по лицу, просто обалдел.

— Но ей же нельзя, — сказал я, убирая от своих губ узкую руку. — Она же…

Я посмотрел на Влану, отводившую глаза, на лорда Джастина…

— Ей-то как раз можно, — сказал инспектор. — Это тебя бы, по логике, проверять надо. Она — выросла при храме. Попала туда почти в младенческом возрасте — мать ещё не отняла её от груди. И Тёмная мать не могла отторгнуть ребенка, иначе — он бы просто умер. Значит, Влана была инициирована без вхождения в храм. Она мало что помнит. Но её должно охранять сияние эйи…

Я вспомнил, как от заснувшей Вланы действительно исходило один раз что-то, похожее на светящуюся пыль. Что же это за штука?

— На каком месяце-то? — спросил хмурый Мерис.

Он что-то просчитывал про себя. Вечно он просчитывал.

— Ну, этого я на глаз не определю, — сказал лорд Джастин. — Я бы предположил, что на четвёртом…

Влана раздраженно нахмурилась и закусила губу. Я посмотрел на Мериса, мысленно посочувствовал ему. Да и себе тоже. Влипли мы оба. Ему надо пелёнки покупать, чтобы не пролететь со вторым младенцем так же, как с первым, а мне — срочно зама искать по личному составу. Гармана, наверное, взять придётся. Хотя ему бы ещё с молодняком повозиться год-два.

— Ну? — спросил лорд Джастин. — Так и будете в лёд смотреть?

Я поднял голову и расслабил плечи:

— Меня экзотианская кровь не смущает. — Кто родится — того и будем воспитывать. Почти что полная семья. Даже дед вроде бы есть. Родится девочка — будет забавно.

Влана молчала.

— Давайте чай пить, — решился я поработать авторазрядником. — Мне эту кровь запить надо, как бы обратно не полезла. Да и говорить за чаем проще. У вас, инспектор, конфетки эти смешные ещё остались?

— Кемис? Должен быть… — Лорд Джастин пошёл к бару. Замер на полпути. — Какой я тебе "инспектор"? Адам меня зовут. А-дам.

Влана поднялась и пошла ставить чайник. Мерис оперся локтями о стол и обхватил руками голову. Таким я его ещё не видел. Да, считать он любил, но тут, похоже, всё посчитали за него. Чайник закипал себе потихонечку, и мне стало чуть веселее. С этим мы тоже как-нибудь разберемся. Не война же, в конце концов, даже вроде наоборот.

— Технический вопрос, — сказал я. — Не помню, когда именно, но капитана нужно будет сменить. Во сколько месяцев это положено делать?

— В пять, — лорд Джастин строго посмотрел на Влану. — Капитан Лагаль, я уверен, вы хорошо знаете сроки. Не вздумайте мне соврать.

— Влана, — сказал я, чтобы переключить её. — Тебе нужно будет подготовить Гармана. Больше я не вижу, кто бы мог тебя заменить. Не можем же мы переманить на "Ворон" Н"ьиго.

Она чуть улыбнулась и кивнула. Я повернулся к Мерису:

— Генерал, мне придётся прислать вам на утверждение приказ не за три месяца, как положено, а за два.

Он посмотрел на меня с недоумением, но, когда до него дошёл смысл фразы, кивнул. Я намеренно перевёл разговор на деловые рельсы. Так проще. Оставалось задать вопрос лорду Джастину.

— И последнее. Кому вы собирались меня показывать? — я не хотел ему напоминать об этом, но от темы детей и родителей пора было уходить. Пусть лучше надо мной издеваются. Я набрал полную грудь воздуха и продолжил. — Кто такой этот мастер Эним? Еще один Великий мастер?

Я никогда по доброй воле не начал бы этого разговора. Если хочешь, думай, что я трус. Всё это время я даже боялся особенно прислушиваться к себе. Со мной происходило что-то странное, я меньше всех понимал что, но думать об этом не хотел. Ждал, что всё как-то рассосётся, что ли? Однако если за этим столом нужно о чем-то говорить, пусть говорят обо мне.

Лорд Джастин очень хорошо меня понял. Пожал плечами — мол, ты сам этого хотел. Сердце у меня медленно опустилось куда-то в живот. Но до пяток не дошло.

— Как у вас там это в армии называется? Вызвать огонь на себя? — спросил инспектор.

— Что? Какой огонь? — вскинулся Мерис.

— Агжей спрашивает, кто такой мастер Эним. Спрашивает, полагаю, чтобы отвлечь нас всех от обсуждения проблем материнства и генеалогии.

— Мастер? Какой мастер? — Мерис посмотрел с недоумением сначала на меня, потом на лорда Джастина.

— Великий мастер Каййо Ито Нэи Инео велел показать этого… — инспектор задумался, как же меня обозвать, но ограничился местоимением. — "Этого" мастеру Эниму.

— А-аа, — сказал Мерис. — А я уже подумал, что у тебя провалы в памяти.

— Мастеров нельзя поминать всуе, тем более просто в разговоре. Считается — что они слышат. А генерал, — Влана посмотрела на Мариса язвительно, но тоже удержалась от эпитета, — последнее время стал суеверен. Раньше за ним особого религиозного трепета не замечалось. Помнится, он даже пытался вломиться в эйнитский храм… Сколько народу вы тогда положили, генерал, я забыла? Маленькая была…

— И что, вломился? — полюбопытствовал я.

— Нет, но языком он действует лучше, чем сражается. Он таки уговорил общину выдать меня ему. Заявил, что он мой потерянный в детстве папашка, и всё такое. Я думаю, если бы соврал — меня бы не отдали.

— Ты же говорила мне, что не видела его?

— А я и не видела. Зажмурилась. Так он меня и вёз. Пристроил к какой-то разряженной дуре… Но потом вспыхнул мятеж на соляных заводах, и он потерял меня второй раз. Теперь мне уже почти сравнялось двадцать, и я была хранима матерью. Так что решила, что проживу и без него. И…

— Влана, это он попросил, чтобы я взял тебя к себе, — перебил я. — Сам бы я не догадался. У нас, в северном, я ни одной женщины в армии просто не видел. Мне бы и в голову не пришло, что такое назначение утвердят. Даже с условием, что документы мы тебе подберём. Пол-то не скроешь.

— Да… — сказала Влана и посмотрела на Мериса, втянувшего голову в плечи, в ожидании очередной вспышки её гнева. — Хороший сегодня денек выдался, информативный… Вы хотели что-то рассказать о мастере Эниме, инспектор?

Я услышал сиплый вдох Мериса.

— Дарам передал мне, что Великий мастер велел показать этого хитрого молодого человека именно мастеру Эниму. Если вы в курсе, мастер Эним известен, прежде всего, как целитель. Возможно, Великий мастер имел в виду полученные Агжеем во время посвящения травмы. Вернее одну, с которой, как я понял, разобраться так и не смогли — уплотнение на плече. Но я склонен подозревать, что это как раз не травма. Это — своего рода напоминание, чтобы мы не забыли последовать доброму совету… Чем ещё славен мастер Эним — это умением "находиться в тени". Учитывая, что Агжей принял инициацию именно со стороны этой ипостаси, такую причину я нахожу более убедительной. Да, Агжей, — он встретился со мной глазами.

— На этот раз я предупреждаю тебя напрямую. С мастером — веди себя вежливо! Ты нам нужен на Аннхелле, а не в реанимационной капсуле!

Ну, вот и мне попало. Но я почему-то даже обрадовался. Я чувствовал, что напряжение в комнате практически спало, и что Влана уже не так сердита на Мериса. Наклонил голову.

— Да, лорд… Адам, я постараюсь.

— Так я и поверил твоей наглой морде, — усмехнулся он.

 

История двадцать третья. «Верю — не верю»

Кьё делала своё мокрое дело по-женски обстоятельно, рассевшись посреди навигаторской. Услышав мое рычание, дежурный подхватил испуганное животное под брюхо и торопливо ликвидировал лужу. Щенком никто особо не занимался, и к туалету его так и не приучили. Не оказалось в моём ближайшем окружении специалиста по щенкам. Баловали Кьё все, а воспитывать и обучать — крайнего не нашлось. Только меня она побаивалась. И то исключительно за командный голос, уследить за всеми её безобразиями я просто не мог.

— Разрешите, господин капитан?

В дверном проёме возникла физиономия Гармана. Я кивнул. Гарман выглядел не в меру озабоченным. До него уже довели, что через пару месяцев нужно будет заменить Влану, и он проникся.

— Господин капитан, у меня тут боец за дверью. Из бывшего "Меддесанта". Может, вы с ним поговорите? Пока был на Гране, я на него нарадоваться не мог — совсем на человека похож стал. Вел себя адекватно в лагере, лучше многих. А как на корабль вернули — ходит, словно стеклянный. И ничего не могу добиться — молчит. Тем более, он "крестник" ваш…

— В смысле? — не понял я.

— Ну, парни говорят, что это из-за него тогда весь этот спектакль с десантом…

— Логан что ли?

— Так точно.

— Ну тащи своего бойца.

Я прошёлся по навигаторской. Млич бросил на меня вопросительный взгляд — может, передохнем мол, раз так.

— Иди, — отпустил я его. — Пообедаешь, и через час продолжим. Газеты хоть что ли почитай, в самом деле. Я тоже немного переключусь, — мы с ним с утра прикидывали, как вести в условиях высокогорья поддержку с воздуха. — Кстати, я после обеда и Келли позову. Может он чего доброго скажет.

Боец выглядел гораздо лучше, чем в день нашей первой встречи, даже выправка появилась, значит, мышечный тонус восстановился. Однако он действительно смотрел на меня стеклянными, как у снулой рыбы глазами. Что же с ним такое? Я не спрашивал, просто прислушивался к нему. Кроме дискомфорта от моего присутствия, этот Логан испытывал ещё что-то. Тосковал что ли? Похоже. Я обошёл его кругом. Влюбился на Гране? А чего так сильно вдруг? Не пацан уже. Спросил Гармана:

— Может, происшествия какие-то перед отъездом?

Гарман задумался. Вызвал сержанта, который командовал погрузкой. Тот только плечами пожал — да ничего такого.

И тут из-под стола выбралась Кьё и опять стала присаживаться конкретно посреди навигаторской.

— Дежурный! — рявкнул я. — Вы что, простудили эту собаку что ли?!

Рявкнул я громко. Кьё, едва успев набезобразничать, присела от страха прямо на мокрое. Теперь её купать придётся.

— Вспомнил! — сказал сержант.

Я обернулся.

Логан смотрел на щенка, и губы у него побелели, словно ругался я не на собаку, а…

— Он же в корабль собачонку хотел протащить. Я запретил, конечно, — продолжал сержант.

Вот как, значит. Что позволено капитану, то к младшему личному составу не относится… Какие мы впечатлительные…

— Ладно, — сказал я. — Нам всё равно нужен человек, который будет смотреть конкретно за этой безобразницей. Вот пусть и смотрит… Боец Логан, приказ понятен? С девицы этой перекормленной — глаз не спускать. Сносить в санчасть — не простудилась она? Или перекормили чем-то? Если всё нормально — приучить к туалету. Через неделю проверю. А то у нас тут скоро каток будет. И проследите, чтобы печенья ей больше не давали. Дежурный, покажите ему, что и как.

Дежурный с готовностью бросился собирать игрушки, раскиданные щенком по навигаторской, дабы всучить их Логану.

Я посмотрел на штрафника. Он мне ничего не ответил, кроме стандартного "Приказ понял", но лицо уже обрело гораздо более осмысленное выражение. Вот пусть и занимается. Я посмотрел на часы и решил, что тоже успею перекусить. Гарман вышел за мной следом.

— Вы не боитесь, господин капитан, — спросил он, нагоняя меня. — Ведь штрафник же…

Я пожал плечами.

— У меня перед глазами, сержант, у него будет гораздо меньше шансов что-нибудь натворить.

— Но…

— Приказы мои будете обсуждать, когда назначение получите. Сейчас можете пожаловаться капитану Лагаль. Вдруг она вас поймёт?

Гарман покачал головой, Влана по его мнению, тоже относилась к штрафникам излишне мягко. Вот ведь удивительно — сам нянчится, а нам, значит, нельзя.

— У тебя конкретно что-то по этому Логану есть, или ты так, вообще?

Гарман расплылся в улыбке. Наедине или в полевых условиях я часто переходил на "ты", и ребятам разрешал. Мне всё равно, а им приятно.

— Н"ьиго меня предупреждал кое по кому… Но про этого типа ничего не говорил. Я не понимаю его просто. Молчит всё время.

— Так ведь и Рос, в основном, молчит. Сравни на досуге. Потом наблюдениями поделишься. Психотехнику покажи, в конце концов. Нашему. Чтобы назад с распечаткой вернули.

— Боюсь, — признался Гарман. — Жалко мужика. Вроде чуть-чуть на человека похож стал. Те, грантские, не ломают так, как наши. Имел возможность сравнить. Теперь своим и здорового не покажу. Пошли они…

— Отчего вдруг так? — удивился я.

— У нас так "смотрят", что ничего своего у человека вообще не остаётся.

— Ну, давай, я сюда кого-нибудь позову. Пусть поговорит просто, без особой техники. Был у меня один такой положительный опыт…

— Так ведь молчун же он!

— Ну, не разговорит — хреновый психотехник, значит. Или, хочешь, я его с собой к мастеру возьму? Говорят, он целитель…

Полетели втроем — Рос, Логан и я. Логана я взял с собою, не спрашивая. Но, услышав, куда мы едем, он, кажется, испугался: плечи окаменели, да и лицо стало совсем отрешенным. Может, зря я? Хотя откуда мог вот этот слышать о мастере Эниме? Чего же он тогда испугался? А может, на него подействовало состояние Кьё, которая перед отлётом закатила настоящую женскую истерику?

Тайа пожалуй единственная территория с экзотианскими корнями, где люди в массе рослые и плечистые. Нет, вру. "Ледяная аристократия" (с Дома) — тоже далеко не коротышки. На Тайэ, как и на Доме — вечная зима. И в теплой одежде мужчины выглядят еще более грузными. (Женщин я не видел). Современные тонкие теплоизоляционные ткани у них не в моде. В моде борода. От того лица кажутся ничего не выражающими и дикими. Впрочем, сам мастер Эним брился. Худенький, низкорослый, но крепкий такой старичок, за которым толпами ходили вашугообразные — то ли ученики, то ли телохранители. Здоровенные бородатые мужики не очень вязались в моей голове с ученичеством, хотя, кто их тут знает… Город окружала широкая каменная стена. Понятно почему. Я успел прочитать, что на Тайе полно реликтового местного зверья. Оно к этим условиям приспособлено лучше людей. Шлюпку в городе сажать не разрешили, и Рос остался ждать нас "в чистом поле". Впрочем, пока видимость хорошая, он мог развлекаться местным пейзажем, оно того стоило. Нас с Логаном в город пустили. Дверь в стене, арка — и вход в огромное каменное здание. Похоже, в храм: высокие, сужающиеся кверху, потолки, огромные залы. Мне показалось, что здесь даже холоднее, чем на улице, но я снял куртку. Из вежливости. Потому что местные сбросили меховые плащи. По их поведению я предположил, что сегодня по здешним меркам жаркий день. Светило солнце, снег не хрустел под ногами. Было немногим ниже нуля. Логану я, впрочем, раздеться не приказал.

Минут пятнадцать мы просто стояли в зале. Не говорили ни о чем. Я поклонился и ждал ответных действий. Мастер благодушно взирал на нас, мужики вокруг застыли, как замороженные, только глаза поблёскивали на бородатых лицах. Разрез глаз у двоих-троих чем-то зацепил меня. Подойти бы и посмотреть поближе… Но я побоялся показаться невежливым.

Оглядел каменные стены, украшенные оружием, не похожим, на виденное мою раньше — мечи с ненормально длинными рукоятями, копья с широченными лезвиями наконечников. Видно звери населяли Тайу серьезные. Я знал, что вашуг — не чета нашему медведю, хоть видел его только на голограмме. Больше всего зверюга напомнила мне малую шлюпку, вооруженную когтями. Устав ждать, я вытолкнул вперед Логана. И открыл рот, чтобы сказать что-то вроде: "Мастер — целитель, не смог бы он…"

Мастер кивнул мне. Он вроде как уже выслушал мой вопрос. Я так и застыл с открытым ртом, хотя пора было уже привыкнуть, что мои мысли предугадывали и на Гране, и лорд Джастин грешил ответами на невысказанное. Но там это происходило в русле беседы, вроде, как полуслучайно. Здесь же мой мысленный вопрос приняли за настоящий. Мастер встал. Двигался он легко, был хорошо сбит и крепок, только лицо — морщинистое и сухое. Он протянул руки вперёд открытыми ладонями к нам, покачал головой и сел. Махнул рукой одному из мужиков. Тот принес на изумительной работы металлическом подносе три стакана воды. Самых обыкновенных на вид стакана. Предложил Логану. Тот неуверенно взял один, но не удержал в руке. То ли от страха, то ли от напряжения — пальцы его дрогнули, и стакан полетел на каменный мозаичный пол… Я видел его падение, словно в замедленной съемке. Мой мозг, опережая события, уже представлял разлетающиеся осколки. Но бородатый, так же медленно нагнулся, продолжая удерживать в правой руке поднос, левой подхватил у самого пола стакан и с поклоном попятился назад. Воды он не пролил.

— Человек темный — мёртвый человек, — тихо и медленно сказал мастер Эним. Но голос его словно бы усилился, отразившись от каменных стен, и покатился по залу.

— Пил не из того источника. Один раз пил — всю жизнь теперь мучиться будет. Убил в гневе и по глупости — дорогу открыл теням, чтобы его пили. Выпьют скоро. Жалеешь — молодым отдай. Пусть убьют.

Сказал он это так буднично и просто, что я растерялся. Как убьют? Просто возьмут что ли и…

— Так и возьмут, если само пришло. Один раз умереть иногда и не вредно совсем. Сам-то ведь умирал уже?

Я не понимал, о чем он. О той подставе с моей якобы смертью? Так я и убивал — не меряно…

— А и вокруг тебя теней хватает. Матери боятся пока, не тебя. Хочешь, чтобы тебя боялись? А удержишь себя? Шаг в сторону сделаешь — и чужой.

— Кому чужой?

— А кто тебя знает, кому? Дух наш принадлежит добру, ум — злу, душа — тени. Что тебя держит?

Тени у стен дрогнули, сверху, из узкого окна пробился луч света и отразился от старинного, отполированного щита на стене. Как понять, что держит? Где? Но действовал я не от ума, точно. От души?

— Правда твоя. От души. От того и тень. И сам между смертью. Вот и ему умереть дай. Да ты самого-то спроси? Пойдёт?

Логан стоял, опустив голову. По мне, так он вообще уже выпал из происходящего.

Два моложавых еще мужика, оба здоровенные, широкоплечие отделились от свиты и подошли поближе к мастеру.

— Пойдёшь с моими, молчун? — добродушно так улыбаясь, спросил мастер Эним.

Я охренел просто, когда Логан кивнул. Может, гипноз?

— Боец Логан, сказал я громко, — у вас с головой всё в порядке?

Он поднял на меня глаза. Взгляд испуганный, но вполне осмысленный.

— Никто вас никуда идти не заставляет! Слышите меня? Никто!

— Так всё равно он у тебя помрёт, — сказал мастер так же буднично и равнодушно. — Сожрут они его. А у нас тут — холодно теням, глядишь и отстанут.

Может, он имеет ввиду ритуал какой-нибудь? Чего я испугался-то в самом деле? За узкими окнами зашумел ветер.

— Боец Логан, я не совсем понял, что нам предлагают. Увести вас силой я не дам, но и держать не буду.

Я сказал "не дам", и развеселился. Я один, а мужиков этих бородатых — дюжины четыре. Когда я это осознал, я успокоился. Ситуация стала привычной боевой, с явным преимуществом противника. Мне не привыкать, в конце концов.

Не знаю, поверил ли мне боец, что я смогу его "не пустить", но он посмотрел на меня и отвернулся. Мне даже обидно немного стало. Вроде, как понял, но эти, бородатые, ему внушали больше доверия. Я смотрел, как его вывели через высокие, узкие двери, украшенные странным переплетением линий. Линии казались то горизонтальными, то вертикальными, а то превращались в сетку. Я тряхнул головой. Логан не оглянулся.

— Ну а ты чего пришел? — спросил мастер Эним еще более буднично и равнодушно.

— Не знаю, — я повернулся и вежливо наклонил голову, как делали местные бородачи. — Великий мастер велел мне…

— А сам?

— Я совсем ничего не понимаю в себе, — признался я. — В эйнитский храм я вошёл случайно. Что-то происходит со мной…

— Что-то происходит, — согласился мастер. — Хочешь-то чего? Понять что ли?

Я кивнул.

— Поймёшь.

И вновь стало тихо. Наконец, двери распахнулись и вошли два бородача, но уже без Логана. Их длинная одежда, головы, бороды — всё было облеплено снегом. Значит — пошёл снег… А глаза у бородачей похожи, оказывается, на чёрные плоды айма — горьковатые, якобы укрепляющие мужскую силу орехи адского дерева из влажных экзотианских миров соседней системы Дождей. 27-й сектор. На Аннхелле мы как-то захватили контрабандный груз в четыре тонны этих самых орехов. Кое-кто у меня здорово тогда наукреплялся, до рвоты… Но я же видел такие глаза и раньше?.. Однако раздумывать было некогда.

— Боец мой где? — спросил я у бородатых.

Один кивком указал на дверь.

— Он же замерзнет с непривычки!

— Уже не замёрзнет, — сказал бородач, отряхиваясь.

Я сам не понял, как вылетел из зала через те же узкие двери, пронёсся через второй зал, свернул в какой-то непонятный коридор, распахнул одну дверь, другую… Увидел у порога снег…

Ветер стих. Но и солнце ушло. Серое небо, куда хватало глаз, сыпало тяжелыми белыми хлопьями. Я увидел под ними еле заметную цепочку следов, которая сглаживалась с каждым мгновеньем. Медлить нельзя. Если я вернусь за теплой одеждой — следы исчезнут совсем. Холод казался мне горячим, обжигающим. Это, наверное, с непривычки. Ничего, при такой температуре, если двигаться… Я бежал, читая узенькую тропинку больше интуитивно, нежели видя её. Тропинка вела к высящимся на горизонте скалам, но оборвалась вдруг у заваленной снегом и камнями траншеи. Словно бы здесь прогоняли машину, которая роет фортификационные рвы, создающие препятствия для продвижения живой силы. Траншея была рваная, с торчащими острыми камнями. Как раз то, что надо, чтобы замедлить продвижение противника. В современном бою, учитывая прицельность светочастотного оружия — даже пять-десять секунд неожиданного промедления могут решить исход схватки. Логан-то где? Неужели…

С одной стороны траншеи я заметил следы свежего раскопа. Офонарели они что ли?

Я руками выворотил не пристывшую ещё каменную глыбу. Она и следующие два камня дались мне без труда, но третий оказался неподъемным. Никакого рычага, никакого оружия. Стоп. Оружие. Дуэльный грантский нож. Сломается — ну и Хэд с ним.

Используя нож, как рычаг, обдирая руки, я повернул-таки немного огромный кусок камня. Из отверстия сразу пошёл пар. Больше я вообще не думал о том, что делаю. Я просто рыл и рыл, выбрасывая мелкие камни, не в силах отодвинуть большой. Черная земля, камень и снег. Черное, серое и белое. Только крови не видно. Я подозревал, что крови и не будет. Что — живьём… Наконец, вроде нащупал что-то мягкое с того боку, где подрылся под камень. Но вытащить это, мягкое, не смог. Нужно попробовать подцепить каменюку снизу и отвалить в бок. Я подсунул, насколько мог далеко правое плечо. Ноги скользили. Подлез с другого бока. Попробовал опереться спиной. Глыба казалась совершенно неподъемной. Я давил на неё, она — на меня. Но эти же два вашуга как-то её сюда свалили!? Я зашипел, чувствуя, что камень впивается в незажившую спину, одна нога, наконец, крепко застряла между камнями, и я получил опору. Ещё, ну, ещё! Ну же! Камень вздохнул и медленно, почти невесомо пошёл в бок. Так же медленно, как падал на мозаичный пол стакан.

Логан выглядел чище меня, эта глыба не давала снегу падать на него, но сверху продолжало валить, и на моих глазах он стал обрастать белым пухом… Я спрыгнул в яму. Совсем холодный, но еще гибкий. Живой или нет? Сил поднять бойца у меня уже не было. Я выпихнул его тело из раскопа и ухватился за камень, чтобы вылезти сам. Ноги вдруг ослабли, задрожали. Камень тянул меня назад. Во мне стало уже не холодно и очень тихо, так тихо, что захотелось лечь и уснуть прямо здесь. Я громко выругался. Но и голос утопал в падающей с неба вате. Тело Логана опять облепило снегом. Это придало мне сил. Я вылез из вырытой мною ямы, упал возле своего бойца на колени и стал растирать ему уши, бить по щекам. Так приводили в себя пьяных, но другого способа я не знал. Спирта я с собой не носил, разве что… кровь кьёхо. Ну, так она же с вином! Открыл непослушными пальцами фляжку и разжал ножом зубы бойца, так они были стиснуты. Ну, давай ты, идиот! Чтоб вас всех таких, тупых и безвольных! Голову ему надо бы приподнять, но волосы намокли, и рука соскальзывала. Я кое-как затащил эту голову на колено и влил вино в рот. Но, не туда попал видно, потому что Логан закашлялся. Живой гад! Теперь — заставить встать, мне сейчас его не дотащить. Я спрятал фляжку. Оглянулся. Тропа пропала, но скалы, в общем-то, не дадут мне заблудиться. Здесь не так уж и далеко, надо просто повернуться спиной к скалам и как-то не сбиться с пути. Потому, что шагов через двадцать скалы исчезнут за стеной падающего снега. А ведь снег может повалить и сильнее.

— А ну — вставай! — заорал я на Логана, подтверждая свой приказ пинком. — Вставай, я сказал.

Он смотрел на меня со страхом и недоумением. Кажется, не узнавал. Я, верно, был, Хэд знает, на кого похож.

— Вставай! Я

 всё-таки заставил бойца подняться и погнал впереди себя. Вот только куда? Стремительно темнело. В горах темнеет очень быстро. Снег отражал уже последний, уходящий в небытие свет. Вместе с ним исчезали тени. Оставалась только тьма. Тьма и холод. "Дух наш принадлежит добру, ум — злу, душа — тени". Значит — размышлять бессмысленно. Надо искать путь как-то иначе. Опираясь на интуицию. Если её вообще психологи не придумали, специально для того, чтобы мы тут сдохли. Становилось всё холоднее. Зубы у Логана стучали так, что эта дробь могла бы стать походным маршем. Или похоронным. Я гнал бойца вперёд на той скорости, которую только и позволял нам снег. Сам снег тоже изменился. Хлопья превратились в маленькие снежинки, а потом исчезли совсем. Но видимость не улучшилась. Небо затянуло тучами. Ну, хоть бы звезда или луна?

Я тщетно искал глазами опору в небе. Ведь там, где будет видно луну или звезды — скалы не закрывают горизонт, значит, нам хотя бы в ту сторону… Одна половина неба действительно стала немного светлее. Я погнал Логана на этот свет и вскоре различил тусклое, но вполне явное пятно. Допустим, это луна. Я почему-то решил, что мы должны держать эту луну справа. Ведь где-то впереди — высокие здания города, а она висела почти над горизонтом.

— Давай, давай, Логан, не для того я тебя, заразу, откапывал, чтобы ты тут замерз!

К счастью, боец был одет лучше, чем я, и почти не успел промокнуть. Но лицо может и обморозить.

— Бегом! — заорал я на него, как будто точно знал, куда надо бежать.

Пятно стало чуть ярче. Ещё немного. Хэд, почему я вообще был уверен, что мы двигаемся куда надо?! Логан затормозил, я налетел на него и понял, что мы уперлись в камень. Скала? Нет, нет. Это же стена… Теперь можно идти вдоль неё. Наверняка куда-нибудь выйдем! Я вошёл через одну дверь в стене, вышел — через другую. Значит, дверей тут много… На грязные пальцы приклеилась теперь ещё и каменная крошка — холод и вода медленно грызли окружающую город стену. Попытался вытереть руку о китель и увидел у себя на руке… браслет.

Всё это время я мог вызвать по связи Роса. Не копать, не метаться в поисках этой дурацкой стены. Какой же я идиот! Просто ткнуть пальцем! И пошла она к Хэду эта цитадель! Я отчего-то сразу отбросил "ум". Даже не искал разумных решений… Дурак, мутант, кретин! Шлюпка опустилась секунд через сорок. Значит, Рос всё это время находился не просто рядом, а буквально в двух шагах. Логана трясло от холода. Я же ничего, кроме злости на себя, не испытывал. И благодатное тепло шлюпки лишь немного успокоило меня.

— Рос, у нас спиртное что-нибудь есть? — спросил я с раздражением. Лейтенант покосился на меня с сомнением, но достал из-под сидения плоскую пластиковую бутылку с настойкой. Настойку у нас любит Келли. Спалился, значит…

Я сорвал пробку и сунул бутылку Логану. Тот смотрел на меня странным, неузнавающим взглядом. Снег на его голове почему-то не растаял. Хэд, это же не снег, он же…

— А ну, пей, — пригрозил я ему. — Сдохнешь — отвечать ещё за тебя! Хотя, что там отвечать, собственно, за штрафника…

— А я тут зверюгу только что видел, — сказал Рос, которого мой внешний вид, а тем более вид Логана, не волновали совершенно: чудит себе капитан и чудит. – Больше шлюпки махина. Типа белого медведя. На задние лапы встал, и на меня через стекло смотрит. А когти — вот как ваш нож.

— Вашуг, значит, — сказал я. — Прямо тут стоял?

Рос кивнул.

— Разошлись мы с ним маленько… А я — совсем уже свихнулся. Не догадался сразу тебя вызвать. Чуть не заблудились, патэра маи. Хорошо, луну какую-то увидел…

— Тут лун нет, — пожал плечами пилот.

— Ну, может не луну, спутник…

Рос опять пожал плечами и активировал карту, чтобы я сам смог убедиться — ни лун, ни спутника такого размера или с такой орбитой, чтобы можно было засечь с земли, над сектором не просматривалось.

— Но видел же я что-то!?

Логан закашлялся, и взгляд его стал чуть более осмысленным.

— Го-осподин капитан?

— Ну, я. Только узнал?

Он ошарашено кивнул.

— А что, думал, что это тебя вашуг всё это время тащил? — пошутил я. — К вашугу — вон в ту дверь. — И повернулся к Росу. — Полетели. Хэд с ними со всеми, мастерами этими. Чтоб я ещё раз…

Рос с готовностью кивнул.

Удивительно, но платой за это "приключение" стала только моя забытая у "вашугов" куртка. Обошлось без травм и обморожений. Мало того, боль в плече прошла совершенно. Я и не понял, когда. Вроде, когда начинал откапывать Логана, она ещё была, а когда камень пытался сдвинуть — уже нет. А когда Дарам на следующее утро хотел намазать мне спину, то с удивлением обнаружил, что и там всё зажило. И шрамов не осталось, только, если глядеть сбоку, как бы из-под кожи просвечивала тонкая паутина рисунка. Я сам её рассмотреть не мог, но, когда Дарам описал, вспомнил, что подобную едва заметную "сетку" видел на теле Дьюпа.

Всё, — решил я. Больше ни к какому мастеру по доброй воле не поеду. Хватит уже надо мной издеваться.

"Дух наш принадлежит добру, ум — злу, душа — тени". Что он хотел сказать этим? Что?

 

История двадцать четвертая. «Бремя ответственности»

Дилемма существовала на данный момент одна — брать Влану на Аннхелл или не брать. С Келли всё ясно — он нужен мне на орбите. Я оставлял ему лучших пилотов, с собой брал только Роса. А спину мне и Айим с Джобом прикроют, если чего. А ещё Н"ьиго обещал двух грантских телохранителей. Сказал — сами вызвались. Я понимал, каково грантсам будет среди наших, но обидеть отказом не мог. Мужики — из горного клана — кровные братья, можно сказать. В общем, не ясно было только, что делать с Вланкой. Я её брать не хотел, но девочки… В конце концов, пришлось взять Влану на Аннхелл, но оставить у Мериса. Под присмотром Дарама. Я плохо представлял, что значит "у нас будет ребенок", но прекрасно помнил, как рожают кошки. Беременной кошке нужен покой. Вряд ли беременная женщина устроена иначе.

Грядущие проблемы меня пока не смущали. Смущало это непонятное "сияние эйи", и мысли о том, что неплохо бы еще раз встретиться с эйнитами. Может, процесс родовспоможения у них чем-то отличается от обычного? Да и наш корабельный медик явно не акушер. Нет, Влане нужно на Аннхелл, в штаб к Мерису. В столице неспокойно, но медиков-то поди всех не перебили ещё? Влана согласилась перейти под генеральскую руку на удивление быстро. Задумала что-то? Собираясь, я достал из сейфа дневник, подержал в руках и положил обратно. Дневником я рисковать тоже не мог. Последнее время — боялся даже открывать его. Знал, что не удержусь, начну читать, а он оборвётся на полуслове и… В общем, у каждого в голове — свои рыбки плавают, если ты не знал. Для меня, пока дневник не дочитан, Дьюп был жив.

Мерис прилетал ещё раз. Мы долго обсуждали с ним, что и как, и он предупредил, чтобы сразу я на территорию лорда Михала не лез. Присмотреться нужно, как он себя поведет. Ничего хорошего о нём Мерис мне рассказать не смог. С наземными войсками Аннхелла — тоже не всё было ладно. Официально командовал ими нынешний лендслер — лошадка, до сей поры ухитрившаяся сохранить жеребячий окрас. Звали лошадку — генерал Абрахам Сэус. Сманили его с так называемых "новых земель" — едва освоенной, самой отдаленной части империи. Генерал за все это время не принял ни одного радикального решения, и на чьей он стороне — Мерис не знал до сих пор. (Или знал — но решил меня в известность не ставить).

Нас бросали на Аннхелл двумя группами. Предполагалось, что большая останется в столице, а меньшая (наша) высадится в районе "летнего" городка Бриште, непосредственно на подступах к Белой Долине и к супу, который варится там из остатков госармии Аннхелла и ополчения лорда Михала. "Летний" город — место, где свободную от работы половину сезона проводят инженеры и рабочие. Там сейчас малолюдно и, не смотря на близость Белой долины — относительно спокойно. А ещё нашу десантную группу передавали лично в подчинение Мерису.

Лендслер не отреагировал никак, когда, лорд Джастин, предложил, чтобы операцию в "Белой" возглавил именно Мерис. Почему, интересно? Может, потому, что Душки в этот момент не было на Аннхелле?

На подлёте я долго смотрел на Аннхелл сверху, впечатывая в память как можно больше подробностей рельефа. У Аннхелла только один крупный плюс для военных операций — сравнительно небольшая заселенность, сконцентрированная в шести больших городах и двух десятках малых. Мы окультурили пока только одну сторону планеты, одно её полушарие. Второе радует своим первозданным видом на континенты-близнецы, тянущиеся параллельно друг другу и покрытые молодыми горами. Суровый мужской пейзаж. И большие перспективы для геологов. Освоение мы начали с другого полушария потому, что его основной материк вытянулся вдоль экватора, и климатические условия там самые приемлемые для людей. Стараниями инженеров — ось Аннхелла практически перпендикулярна к плоскости орбиты, и на экваториальных землях царит вечное лето, смягченное океаном и установленными на орбите солнечными батареями, поглощающими избыточную энергию белой Саа — солнца Аннхелла. Континент, кстати, так и называется — Солнце Аннхелла, потому, что разрабатывали программу заселения экзотианские инженеры, а экзотианцы любят красивые названия. Второй, более округлый кусок освоенной нами земли, лежит от "Солнца" через пролив. Климат там хуже, хотя и выручает теплое течение. Этот континент называется Рода (с экзотианского — Скала), застроен он, в основном, заводами, где ученые и инженеры работают вахтовым методом, отдыхая потом на основном континенте, в небольших "летних" городах в долине реки Белой. Аннхелл специализируется на добыче урана и ртути, получении редкоземельных элементов и современных технологиях. Большая часть населения — люди с инженерными специальностями, а ученые не склонны к мятежам, пока их основательно не прижмёшь. Потому в дальних от столицы промышленных городах пока относительно спокойно. С ума сходят только в Саа и в Белой долине. В столице, потому что правительство мечтает бодрым маршем идти под руку Экзотики, а что происходит в Белой долине вообще только Боги знают. Белую долину изначально планировали как место для земледелия и скотоводства. Полноводная горная Вайсевет (вместе с притоками) режет плодородную землю на равные сегменты, от северных ветров защищают молодые рукотворные горы. Старые горы тоже кое-где здравствуют, учитывая розу ветров их сравняли не все. А не помешало бы. Когда в столице начались беспорядки, земледельцы само собой начали придерживать всё, что можно хранить. Во время беспорядков — цены на продукты всегда растут. Однако, вместо того, чтобы давить на фермеров "языками", правительство решило направить туда армейские подразделения. Оголодавшая в столице армия начала стремительно разлагаться на унавоженной почве местного скопидомства. Главы фермерских объединений и остатки древних семейств, осевшие здесь, возроптали, но их никто не услышал. Напротив, правительство отдало недвусмысленный приказ судить за утаивание продуктов на месте. Ну и пошла-поехала.

Наземная армия Аннхелла — не чета нашему десанту. По количеству там надо долго дописывать нолики, но дисциплина и обучение у этих ноликов — соответственные. Один наш десантник стоит двух-трех десятков армейских, а хорошо обученный спецоновец может стоить и сотни. Но зато попробуй, сдержи многотысячную махину, руководству которой, по сути, приказали вешать и грабить. Сначала дела у армейских пошли, как по маслу. Пока за фермеров не вступились так называемые "свободные лорды" на свои кровные купившие тут когда-то землю. А у лордов хватало и обученных людей, и денег на оружие тем, кто сильно хотел мстить.

И, когда правительство получило партизанскую войну, где большая часть взрослых мужчин днём фермерствовала, а ночью устраивала фейерверки, да еще и отряды ополченцев в предгорьях, откуда их невозможно выбить сверху, вот тогда всем стало тепло и радостно. А спустя неделю-другую, с подачи, как я подозреваю, Душки, вспыхнул бунт в столице. В считанные дни там образовалось второе правительство со СВОЕЙ вооруженной армией. Символической, но городу хватило… Аннхелл распался на зоны влияния… Наземную армию из Белой долины пришлось срочно отзывать. Но не тут-то было.

Чистить хвост нагруженной отстающими обозами со жратвой, отступающей армии — что может быть слаще для народного ополчения? Дальше — хуже.

На выходе из Белой долины — начинались предгорья, сохраненные в свое время для защиты от ветра. Сам выход из долины похож на узкое горло, наполовину перегороженное рекой Белой, в которую впадает вытекающая из долины Вайсевет. Вот там, практически в болоте, так и не добравшись до реки, и застряла армия официального правительства Аннхелла. Выход из долины, конечно был. Замечательный просто выход, который простреливался так, что лучше не надо. Разве что завалить всё вокруг трупами, пройти — вряд ли. А засевшие в горах ополченцы лишали поддержку с воздуха всякого смысла. Конечно, два-три корабля крыла могли прямо с орбиты сделать из Белой долины черную. Но отделить зерна от плевел никто бы не смог. Ну, а как без застрявшей армии подавить мятеж в столице правительство почему-то не понимало. А потому нам малыми силами предстояло разрезать сей малосъедобный пирог…

На это стоило посмотреть — три тихо презирающих меня капитана КК, и два грантса, бросившихся ко мне, как к родному…

На капитанов я не обиделся. Мало того, я знал, что на Аннхелле буду вести себя ещё хуже, чем обо мне рассказывают. А вот к чести грантсов и они на наших реагировали сдержанно, хотя лучше меня читали по глазам и лицам. С Граны на меня свалились старый знакомец бретёр Абио, и худощавый, но кряжистый Фрао Тьеро, тоже местный боец и забияка по прозвищу Тако (метатель). Мужик носил до сорока метательных ножей в одежде и на теле. Более независимых натур, чем Тако, я еще не встречал. Но и внутренняя цельность его изумляла — этакая радостная смерть, швыряющаяся ножами. Был он очень смуглый, выше плотного, верткого Абио (который имел уже одно имя, т. е. дорос до кандидата в мастера), и с удивительно лукавыми глазами. Абио казался тяжелым и скрытым, Тако — просто лучился самоуверенностью и жаждой боя. Мерис собрал нас только для того, чтобы продемонстрировать, как он принимает всю тяжесть ответственности за операцию в Белой долине на свои хрупкие плечи — и тут же переваливает на мои широкие. Нашей десантной группой, по только что озвученной им версии, должен был командовать я. Аплодисменты, не надо благодарить, и — пошли все вон. Вот так примерно он и закончил.

Три капитана медленно охреневали от услышанного. Я, в общем-то, догадывался, зачем генерал нас вызывает, и потому — никаких лишних эмоций не испытывал. И, когда пришла моя очередь говорить, просто объяснил капитанам, что самопожертвование мне не нужно, и они сами могут оставаться на орбите.

В результате "в поле" мне прислали двух замов по личному составу и Оби Лекуса, видно, он чем-то провинился. Рейд-лейтенант Оби Лекус был родом из "белых манжетов". В армию он пришёл делать карьеру. Оби полагал, что, спустив с неба на землю, ему дали шанс получить "капитана". На самом же деле земля — это всегда грязно, и карьера будет делать тут его. Впрочем, в день нашей первой встречи он еще не догадывался об этом.

Я взирал на исключительно сшитую форму Лекуса и веселился. Рейд-лейтенант и не предполагал, что большую часть боевых действий мы проведем, забившись в щели между камнями, или в болоте (тоже хороший способ маскировки). Напрягало только то, что бойцы, которых он привез, были так же дурно экипированы. А Келли, который занимался экипировкой у меня, остался на "Вороне". И нужно срочно выцепить подходящего человека из десятков незнакомых сержантов, который сумеет быстро навести порядок в подразделении Лекуса. Ну, хватит смотреть, пора знакомиться.

Я выстроил весь командный состав — двух капитанов, рейд-лейтенанта в кителе от Дома модельеров и четыре десятка старших сержантов. Начинать обработку надо с командиров. Я сроду не пользовался раньше своей "силой" намеренно, но сегодня решил устроить сознательную и запланированную психическую атаку. Хотел заставить это разнородное сборище подчиняться мне беспрекословно. Сначала, от неумелого напряжения заныло моё собственное сердце, потом я стал замечать изменения на некоторых лицах… Но не на всех. Вот так. Со злости я, значит, мог, а по собственному желанию — мало пока что получалось. Ладно. Я умею и по-другому.

— Сержант, — я поймал один особенно рассеянный и незамутненный интеллектом взгляд. — Два шага вперед! Все видят эту сонную, ленивую морду? Я буду наказывать даже за мысли о неподчинении и разгильдяйстве! Сорок раз отжались, сержант. Здесь. В следующий раз получите сорок ударов бичом!

Я почувствовал, как парень внутренне дрогнул и пожалел его. Но отступать было поздно. Начал запугивать — запугивай. Пока ошарашенный сержант (сорок ударов за выражение лица — это было для него слишком) отжимался, я ласково обозрел весь свой "командный состав". Особенно долго задерживался на лицах, всё ещё обезображенных непониманием. Таких, как лицо Оби Лекуса… Покраснеет или нет? Есть!

— И даже за мысли о мародёрстве буду вешать. И начну не с подчинённых, а с тех, кто за них отвечает. С командиров — в первую очередь.

Я похлопал по плечу особенно "преисполнившегося" моим текстом замполича со "Скорка". "Скорк" — хороший новый корабль, свежее "Ворона", его даже назвали в честь одной из лун сектора. Не нашей, пока, луны, но это дело поправимое. И с этим служакой я общий язык найду. Как его там? Я скосил глаза на экранчик браслета — Тичер, Перит Тичер. Второго замполича звали Дроу Керби. Тоже серьезный на вид мужик. Две тысячи восемьсот бойцов. Из них 800 — местный спецон, они пока под рукой Мериса, но я могу отозвать их. И четыре корабля поддержки. И обещание комкрыла подтянуть, если что, еще десяток. В общем — воюй, как хочешь. И — чем хочешь… Да сколько он ещё будет отжиматься, этот байерк безрогий!?

— Встать, сержант! Отжиматься надо вот так. Быстро!

Я показал. Отряхнул ладони.

— Понятно? Марш на место. Всем разойтись и приготовить личный состав к проверке экипировки. Сам проверять буду. Капитан Керби, готовьтесь мне помогать.

Два грантса-телохранителя за моей спиной весело улыбались. Им эта комедия была по душе. Джоб сдерживался пока, он еще и не такое видел.

Порадоваться вместе с грантсами я не успел. Выхватил боковым зрением заходящую на посадку шлюпку с эмблемой спецона и выругался.

— Хэд!

Джоб смотрел туда же. И тоже догадался, кто прилетел. И развеселился, наконец.

Оба грантса напряглись, но когда из шлюпки спрыгнула Влана, поняли, в чём юмор. Они видели, как я отослал девушку, а теперь она быстро и уверенно шагала в нашу сторону. Я набрал полную грудь воздуха, чтобы Вланка вылетела отсюда, как пробка из бутылки.

— Капитан Лагаль!

Влана разулыбалась в ответ на мой почти неподдельный гнев. Как это некстати. Не дай бог, мои новые подчинённые догадаются, что я совсем не такой уж и страшный.

— Извольте доложить, капитан, что вы тут забыли?

— По приказу генерала Мериса, капитан. В столице неспокойно. Генерал велел мне оставаться для связи с вами в Бриште.

— Для связи? Он что, боится, что мы тут все спутники посбиваем и перейдём на голубиную почту?

— Вроде того, — опять улыбнулась Влана. — Он сказал дословно, что от вас можно ожидать всего. Тем более что в столице ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не спокойно. А здесь он на всякий случай оставит пару сотен спецоновцев.

Я задумался. Плохим стратегом Мерис не был. Хитрым гадом — это иногда да. Но на его мыслительные способности сие гадство не влияло. Раз он говорит, что здесь спокойнее, то, скорее всего, так оно и есть…

Что ж, прибытие Вланы решало некоторые проблемы: не нужно искать, кто займётся экипировкой третьей бригады. Да и своих будет на кого оставить. Можно самому пощупать вместе с разведчиками Белую долину… Однако будь Влана парнем, я бы чувствовал себя спокойнее.

— Кстати, капитан, а Дарама-то вы куда дели?

— Генерал Мерис просил оставить Дарама по возможности в его подчинении.

Вот это уже не похоже на Мериса. Зачем ему Дарам? Я оглянулся. Ребята как раз только что разбили мою палатку.

— Пройдёмте, переговорим.

Наказал дежурному, чтобы вблизи палатки никто не ошивался, и мы вошли внутрь.

— Что это ещё за шутки? Зачем Мерису Дарам?

— Не знаю. Они долго говорили вчера. Похоже, Дарам что-то знает. Или — важное для Мериса, — произнеся это имя, Влана поморщилась. — Или — для исхода операции. Дарам не плохой медиум…

— В смысле?

— У него хорошо с предчувствиями.

— Мерису нужны предчувствия? Не верю. Генерал привык считать. Считает он и теперь… Знать бы — как.

— Аг, он гораздо больше твоего имел дело с эйнитами…

— Но верит только тому, что видит своими глазами. Не обольщайся на его счёт. Да я бы и сам не поверил, если бы Хэд знает что не испытывал.

Влана задумалась. Но и у неё, похоже, больше никаких версий на счёт Дарама не возникло… Я смотрел на её озабоченное лицо и…

— Что-то я проголодался, — вырвалось у меня.

— Это что за намёки не по уставу, капитан Гордон!

Я фыркнул. Вланка, посмотрев на меня — тоже.

— Ладно, — сказала она, состроив мне гримаску. — Полечу-ка я, проверю, что за резиденция у спецона в Бриште. А к вечеру — вернусь к вам.

— Лети, птица. У меня для тебя, кстати, поручение есть. Я тут пока учиню разгром третьей бригаде, а ты потом им поможешь с экипировкой.

— Зверствуешь? — рассмеялся Влана.

— А что делать? Мы выпутаемся из этой байды только в одном случае — если меня неожиданно осенит хоть какая-то здравая идея, а остальные успеют послушаться. Иначе мы и в долину не войдём. Вот тут, в её горле все и ляжем…

 

История двадцать пятая. «Дайяр та хэба» (Пекло)

Самое простое решение, думал я, это сбросить ребят в наиболее выгодные точки долины группами. Оно так просится, что и дурак уже догадался тупо за нами следить. А у дураков этих есть и флаттеры (боевые шлюпки — типа земля-земля), и самолеты, и светочастотное оружие. И импульсное — широкого спектра действия (типа "импульсный бич"). По крайней мере, с орбиты мы уже засекли, как они им пользовались. "Бич" этот, судя по атмосферному следу, был какого-то жуткого размера. Раскручиваясь, импульсный сигнал покрывал метров 500–600. Про такую махину мне даже читать не приходилось. Разве что мы имели дело с безумным бредом местных инженеров. (Бредом, однако, работающим). "Покрыть" 500 метров, если ты не понимаешь, это выжечь всё живое полосой, шириной в 500 метров. Возможно — не сплошь. Но от этого не веселее. Представь себе вращающийся грозовой разряд. Клубок молний. Смерч, прошитый нитями плазмы. Зрелище завораживающее и страшное. Сначала сходит с ума вся электроника. Если рядом находятся идиоты в активированных доспехах — доспехи тоже закоротит. Потом смерч раскручивается, приближаясь, нити становятся всё шире, сливаются в полосы… Наконец, плазма вырывается из электромагнитной ловушки, испаряя на своем пути всё. Ширина полосы поражения обычного импульсного оружия не превышает 2–3 метров. И эти "метры" скользят и мечутся довольно хаотично. Можно отключить доспех, вжаться в землю — авось пронесёт. При ширине поражения в несколько десятков метров должны плавиться камни и испаряться полосами земля. Способная на такое, а может и большее импульсная махина, стояла сейчас где-то на входе в долину. Именно она и не давала выйти армии. Армия засела в болотистой пойме Вайсевет, и естественный рельеф местности мешал повстанцам накрыть это болото импульсным разрядом. Но и армия не могла, скорее всего, податься ни вперед, ни назад. Стоило ей выйти на более высокое место… Конечно, можно попробовать нам пробиться в долину через это больное молниями горло, используя десантные шлюпки. Отозвать с "Ворона" еще дюжины две пилотов? Такого, как Рос, тоже походя не собьёшь… Помехи и на ручном управлении будут, конечно… Если отключить на шлюпке всю электронику, и то будет риск… Вот если бы как-то выяснить, сколько у них установок типа "импульсного бича", и как они расположены? Но это лазер засечь с орбиты легко, импульсный бич имеет очень трудно просчитываемые точки выхода-входа.

А, может, опереться как-то на остатки армии? Хотя, будь там хоть одна здоровая голова, они УЖЕ сумели бы что-то предпринять. Можно, конечно, убить ещё два-три дня на разведку и зайти со стороны океана.

Хоть там и горы, но, имея снимки с орбиты, мы как-нибудь просочимся и там. Или — пересечь материк и высадиться с другой стороны побережья. Это тоже не меньше двух суток. Только, через двое суток никаких остатков армии в долине, скорее всего, не будет. Повстанцы тоже отлично видят наши маневры из космоса. Они найдут возможность приподнять свою установку и сравняют болото… С чем можно сравнять болото? С землёй, с водой? Нет, всё-таки первым делом надо вывести из долины армейских, иначе и не придется никого выводить. Сбросим ночью десяток-другой ребят и под устроенный ими шум, просочимся в это проклятое болото. А там — что-нибудь да придумаем. Совершенно безвыходных ситуаций просто не бывает. Но это как раз те действия, от которых меня предостерегал Мерис… А что я ещё могу сделать? Стоп, а почему я должен именно выводить армию? При любом раскладе выход из долины блокируется сейчас гораздо серьёзнее, чем отступление той же армии — обратно в долину… Мерис приказал? А зачем он тогда говорил Влане про связь? Предусмотрел моё неповиновение, счетовод несчастный? И заранее подыгрывал мне, приказывая одно, а просчитывая совсем другое? Значит, я должен завернуть армию обратно в долину и вывести из болота в более удобную позицию. А уже потом проломиться вместе с армией через "горло". Для этого нужно всего лишь "не слышать" приказы Мериса. Если я сейчас доложу ему, что мы планируем прорваться через горло и осесть в той же самой ловушке, куда угодила армия, он слюной изойдёт. Тем более, я пока не могу ему объяснить, что собираюсь делать дальше. Кое-что в голове у меня вертится, но это кое-что требует серьезной привязки к местности. Конечно, сбивать свои же спутники связи мы не будем, но есть масса фишек, чтобы на время оглохнуть. Почему бы "нашему противнику" не использовать их? Да он и использует что-то локального действия. В долине. С армией-то связи практически нет. Предположим, повстанцы окончательно оборзели и запустили "шумелку" и над Бриште тоже. Келли на орбите и связываться с ним опасно. Давать официальную команду техникам — тоже пока как-то нехорошо. Слишком много посторонних ушей вокруг. Зато Дейс здесь. Вот сейчас и проверим на практике этого самородка. Я велел вызвать Дейса и популярно объяснил ему, что к чему. Парнишка совсем не подрос, разве что отъелся у нас маленько. А улыбка всё такая же открытая и располагающая к себе. Поскольку мы стояли на берегу Белой, а не в самом городе, я дал ему шлюпку, чтобы он мог купить всё необходимое и какого-то наглого на вид сержанта, имевшего несчастье проходить мимо. Сержант нужен был, чтобы денег за купленное не платить. Я надеялся, что Дейс справится. Келли хорошо отзывался о технических способностях парня, а он чувствовал жизнь в железе. В крайнем случае, я планировал подключить к Дейсу кое-кого, понадежнее, из связистов. Но хотелось бы, чтобы боец сделал всё один. Связисты должны быть на всякий случай свидетелями того, что мы мечтали доложить начальству, но просто не смогли. Неизвестно же, что ещё выйдет из этой моей затеи… Я понял, что становлюсь осторожнее. Возраст или опыт?

Дейс справился. Я чуть, в порыве восторга, не переломал ему ребра. Теперь оставалось сделать всё разом: начать действовать, запустить нашу "шумелку" и… И предупредить Вланку, ей же нельзя волноваться. Или — догадается? Нет, здесь рисковать нельзя. Но и медлить тоже нельзя, совсем нельзя…

Я чувствовал какой-то дикий внутренний зуд во всех мышцах. Нас не ждали именно сейчас. Именно в эти минуты в горле Белой Долины наступила какая-то пауза, затишье. Что там происходило, не знаю, но я ясно чувствовал — сейчас нас не ждут. Мы только-только высадились, примерно наполовину разбили лагерь… Шпионы, думаю, уже донесли об этом… Я стоял, смотрел на зеленый, обрывистый берег Белой, а видел, как замирают в вышине стрелки вселенских часов, как дрожит, натягиваясь струной, мгновение и, если промедлить ещё, оно просто лопнет, рассыплется на тысячи таких же, но уже совершенно ненужных. Успела промелькнуть и погаснуть мысль, что время — это и есть судьба, а всё остальное: пространства, люди — лишь иллюзия, выдумка, тени. Есть время, и не время. И чёрная струна натянутого мгновения медленно рассекала перед моими глазами мир… Но мне не хватило мужества довести до конца эту страшную черту. Сердце дёрнулось, я вздрогнул и выскользнул из накатившего на меня безумия. Пальцы сами собой побежали по браслету:

— Срочно всем командирам. Готовность — ноль. Снимаемся. Ничего лишнего не брать. Активировать двигатели.

Пробег пальцами по кнопкам.

— Дежурного связиста ко мне.

И — ещё одно движение. И — шепотом:

— Дейс, слышишь меня? Запускай!

Трудно загнать две тысячи человек в шлюпки за считанные минуты. Но нам это удалось. Частично бойцов выручило то, что я объявил о проверке экипировки — всё основное находилось при них. Лагерь сворачивать мы не стали, мы его просто бросили. Я знал, что за нами наблюдают, знал, что горло долины — самое опасное место в этой самой долине. Но знал и то, что именно сейчас мы проскочим. "Вручную" — из легкого оружия — защитное поле шлюпки не пробить, а на настройку серьёзной техники нужно хоть какое-то время, противник просто не успеет. Тем более что нас ждут сверху — мы пойдём, прижимаясь к земле. От нас ожидают, что мы будем уходить вправо, а мы уйдём влево, в болото, прямо к остаткам госармии Аннхелла, чтоб их дакхи съело. У этих весьма многочисленных "остатков" тоже хватает оружия, и нужно успеть выпасть им на головы, как ранний снег.

Повстанцы просто обалдеют, когда мы сами бросимся в ловушку. Это тоже даст нам фору в пару десятков секунд. Нам нужно совсем немного удачи, чтобы не успели ни свои, ни чужие.

Как я потом понял, и у армии, и у повстанцев был в этот момент самый разгар обеденного перерыва. Госармия Аннхелла сидела в болоте уже вторую неделю и противники успели утрясти расписание: когда у них война войной, а когда обед. Есть такие неписанные правила, о которых не всегда знают генералы. Стрелок с набитым ртом и ложкой за правым ухом только-только начал разворачивать "хлопушку", когда разглядел эмблемы крыла. Так и застыл. Впрочем, выстрелить он бы всё равно не успел — я уже спрыгнул. Навстречу мне спешил растрепанный капитан, от которого просто несло спиртным.

— Пятнадцать минут на то, чтобы привести себя в порядок и ко мне, — сказал я, глядя мимо него на невысокие горы, защищающие болото с восхода. — Я — капитан Пайел. Спецон. Переходите в моё подчинение. (Пусть попробуют подтвердить этот приказ). — А пока — лейтенантов и техников сюда! Исполняйте!

Я не дал ему и рта раскрыть. Оно и к лучшему. К концу моего спича он меня, наконец, опознал. Я понял это по задёргавшейся щеке. Я тоже слышал про этого капитана, прозвище у него было Падди (медвежонок). Забавно было, что генерал армии и прочие из высшего командования прохлаждались сейчас в столице. Очень забавно и поучительно. Для тех, кто питает иллюзии, на тему кто с кем на Аннхелле воюет. Я, впрочем, не питал уже. Небо запоздало полосовали яркие даже при свете дня лучи. И повстанцам я обед испортил.

— Дейса сюда, — кивнул я дежурному, который из-за отсутствия капитанской палатки просто болтался у меня за спиной. — И наших техников.

Дейс, я уже и сам нашёл его глазами, выгружал из шлюпки какие-то левые (без маркировки армады) ящики. Молодец, парень. Услышав приказ дежурного, он тут же перепоручил кому-то разгрузку и подбежал ко мне.

— Смотри, — показал я ему на ту часть неба, где плясали сполохи. — Что это?

— Импульсное, капитан, — вынырнул из-за моей спины старший техник со "Скорка".

— Только уж больно большое, — добавил из-за спины же незнакомый басок.

Техники предпочли группироваться вне моей видимости.

— Это ещё не "бич". Это они установку для атмосферных работ переоборудовали, — сказал лейтенант с нашивками армии Аннхелла.

И сам испугался своей храбрости. Как-то не по уставу у него всё вышло. Я, однако, дружелюбно кивнул ему.

— Спасибо за информацию…

— Лейтенант армии Краско!

Армейские лейтенанты и техники быстро собирались вокруг меня. В армии лейтенант то же, что и сержант на корабле. У нас лейтенантов дают крайне редко, должностных обязанностей это звание не расширяет. Цепочка подчинения на КК исчерпывается отношениями боец-сержант-капитан. Звание "лейтенант" если и присваивается, то просто как поощрение, или передается в знатных домах по наследству. Оби Лекус и был таким вот наследственным лейтенантом, (это называется рейд-лейтенант) — человек не служивший, не воевавший, но имеющий звание, закрепленное в титуле. Ну а сам я недавно кое-кому из ребят присвоил "лейтенанта" чисто в качестве благодарности. А вот в наземной армии лейтенант — первый помощник капитана. Здесь совсем другая иерархия.

Чужие лейтенанты и техники смотрели на меня с опаской, но и с надеждой. Первый раз моя репутация человека, который на пустом месте может сотворить всё, что угодно, была здесь к месту. Я велел докладывать обстановку по очереди, кто что о происходящем думает. А сам слушал и крутил в голове услышанное и так, и этак. Сегодня я хотел одного — озадачить и своих, и чужих. И я озадачил. Но, если мы не начнём действовать, вдохновение своих и озадаченность чужих скоро пройдут. Это означало, что медлить по-прежнему нельзя.

— Прорываться будем ночью, — сказал я. — Ночью этот ваш "бич" лучше видно. А пока, объясните мне, как он действует. Будем решать, что с ним, заразой, делать.

Я сел на траву, (в этой части земля оказалась вполне твёрдой, о том, что вода близко, говорили только не в меру сочная трава и уродливые, низкорослые деревья), пригласил желающих садиться рядом со мной. Желающие нашлись. Через пару минут разговор пошёл более расковано и конструктивно. Я оказался не таким уж и страшным. И умел внимательно слушать всё, что мне говорили. Установка, преграждающая путь в долину, как мы и предполагали ранее, действительно работала по принципу импульсного бича. Она буквально прижимала к земле остатки армии. И командиры опасались, что рано или поздно установку сумеют развернуть так, что из действующей, армия превратится в палёную или жареную. На импульс есть только один ответ — импульс. Или достаточно мощный щит. Как щит боевого космического корабля, например. Связи с кораблями крыла у нас сейчас не было, повстанцы тоже своё дело знали, но мы с Келли разработали ряд условных сигналов и, при необходимости, он меня поймёт. "Ворон", однако, далеко, и на планету его не посадишь… И всё-таки у нас с Дейсом уже имелась идея, как воспользоваться его электромагнитным щитом. Я приказал связисту запустить ракету с условной траекторией "Внимание, ожидайте сигнала", чтобы Келли понял, что мы на него рассчитываем. А сам начал готовить своих и чужих к прорыву. Армию следовало поставить так, чтобы убедить разведку повстанцев, что мы готовы рвануть из долины через горло. Мы же в последний момент должны будем отойти немного назад, и выкатиться на взгорок. Там выше, и там — ровное место. "Бич" они, конечно, развернут и далеко нам уйти не дадут, но нам нужно всего лишь вползти на плато и прижаться к нему, демонстративно подставив армию под удар. Мне было важно, чтобы теперь повстанцы оказались в низине, а мы на возвышении. Я боялся, что иначе и нас зацепит. Шутку-то я задумал довольно объемную. Келли тоже проще будет зависнуть над относительно ровной местностью. Если я рассчитал правильно, и боги помогут нам хоть немного… Ночи я ждал не для того, чтобы скрыть окончательный маневр армии: надо фермерам — они повесят над нами "светляки". Но ночью четко будет виден "разбег" импульсного бича. И это позволит нам точно выбрать момент. Келли поймёт. У нас хватает условных сигналов. А одного корабля мне вполне достаточно. К сумеркам я разделил обязанности: кто куда движется и кто за что отвечает. Выходить на незащищенное горами плато предстояло "голыми" — с выключенными доспехами, дезактивированным оружием. Иначе мы просто сами сдохнем в том аду, который там устроим. От армии требовалось одно — по команде залечь и в идеале мысленно умереть до следующей команды. Я видел, что армейские мне верят, и это обнадеживало. Они не понимали, чего я добиваюсь (за исключением кое-кого из техников), но верили. Просто верили. Странное, я тебе скажу, чувство. Ладно. Оваций мне всё равно за эту операцию не дождаться, будем считать, что это они и есть. Лекуса, вместе с его подразделением, я загнал в самую середину армии. И тихо сказал ему на ухо, что даже за видимость паники повешу за ноги. И никто не узнает, где на Аннхелле могила его. Я был зол и сосредоточен и, по-моему, здорово напугал рейд-лейтенанта. Вперед мы вывели около четырех тысяч пеших, шлюпки и платформы оставались в тылу, они крупнее и сами по себе могут "притянуть" разряд. Хорошо бы их вообще не поднимать, но тогда, боюсь, повстанцы не поверят, что мы именно пошли на прорыв. Ничего, все техники и сержанты предупреждены. У нас будет около трёх минут, чтобы всё обесточить. Пожалуй, поехали.

— Выступаем. Дейс, красную ракету для Келли. Движемся с максимальной скоростью. Нужно успеть выйти на плато.

Мы снялись с места бесшумно. Это не имело значения для противника, нашего выступления ожидали этой ночью… Однако ринулись мы совсем не в ту сторону. Небо прорезали разрозненные сполохи, но я уже знал, что это не "импульсный бич". Тот надо было ещё то ли развернуть, то ли переориентировать. Мы смотрели сегодня съемки с орбиты, но не очень поняли, где даже примерно у них эта дрянь расположена. Маскироваться они умели. Впрочем, в горах это не сложно. Но вот небо на восходе начало подозрительно синеть, и армейский техник дернул меня за рукав. Я и сам уже видел — развернули, гады. Шлюпки еще ползли на взгорок, а времени оставалось по прошлым прикидкам не больше трех минут. Ну, помогите нам теперь Боги.

— Шлюпкам, прижаться, по ходу движения! Шлюпки и платформы — обесточить! Всем бойцам — лечь! — приходилось пользоваться усиленной голосовой связью, в эфире на любом расстоянии стоял сплошной треск. Кромка неба пошла разноцветными сполохами. У ребят тут же замигали не отключенные браслеты.

— Всё отключить! — заорал я и толкнул стоящего рядом сержанта. — Передай по цепочке. Всё отключить!

Взлетел один вражеский "светляк", другой. Мы были на этом плато, как на ладони. Я держал в руках последнюю ракету для Келли и обычную механическую зажигалку. На всякий случай у Дейса и у старшего техника были такие же ракеты. Сполохи в небе сложились в изгибающуюся удавку. Кто-то вскрикнул и тут же заткнулся, наверное, получил по башке. Справа боец вскочил было… Упал, придавленный к земле соседом. Дейс, как и уговаривались, находился сейчас от меня слева. Он прижимал к животу выключенный пока импульсник. Самый мощный из тех, что мы нашли у армейских. Такой же был у меня и еще у дюжины наших парней, рассредоточенных так, чтобы получился многоугольник. Луч обычного импульсника слишком узок, хватит ли высчитанных шести опорных точек? Я перестраховался и вооружил вдвое больше бойцов. Хорошо бы иметь шесть небольших импульсных установок… Я не видел, где у меня Дейс, но чувствовал, он готов и ждёт. Одна секунда, две… Сияющая удавка в небесах разомкнулась и превратилась в серп. Она была прекрасна, как бывает прекрасна смерть. Всё. Время. Я что-то крикнул, надеясь, что ребята меня услышат. Но они уже и сами среагировали. В небо ушел один белый луч, другой… Три, четыре…пять… Пять маленьких белых молний. Это очень опасно, разряд может "вернуться" по оружию. Да и оружие в такой электромагнитной буре долго не продержится. Шесть, семь… Всё!

Красную ракету для Келли я пустил сам. Строго вертикально. Это означало "Щит", "Активировать щит". Еще секунда. Корабль, висящий над нами насколько возможно низко, должен был по нашему сигналу включить отражатели, активировав электромагнитный щит. Келли, увидев приказ, не будет думать. Он просто… Почему слева луч импульсника такой синий? Я же приказал двоим из одной точки не стрелять! У меня же там Дейс! Выживет — убью гада! Треть секунды! И тут стало светло, словно днем. Горы справа заполыхали так, что заболели глаза. Потекли слёзы, но зажмуриться я не мог. Я изо всех сил тянул шею, чтобы увидеть, что происходит.

— Дайяр та хэба, — прошептал слева от меня почти мальчишеский голос.

Да, вот так мы и выжгли в своё время Дайяр. Всю планету. До голого, раскаленного камня. Но — не победили. И сжечь кусок Белой долины — тоже ещё не победа.

Мощности "опорных точек" хватило. Выпущенный нами импульсный заряд отразился от активированного Келли щита, вступил в резонанс с "импульсным бичом" повстанцев, и бич свернулся. Полная победа. И выжженная до камня земля на двадцать-тридцать квадратных километров вокруг условной точки нахождения "бича".

Я вскочил. В лицо мне дохнул горячий, жаркий ветер. Включил браслет. Работает. Значит, вырубил его вовремя, всё, не выключенное, уже сдохло.

— Строиться в прежнем порядке. Активировать доспехи. Движемся на 72 градуса. Десантники — по шлюпкам, провожаем армию. Разведчики — вперёд. Нужно выйти из долины, пока противник не опомнился.

Материализовался грязный, но довольный Дейс.

— Я с тобой потом поговорю, — сказал я ему, нашаривая за пазухой фляжку. — Я приказывал — не рисковать?

— Да мы не рисковали капитан! — он протянул мне свою. — Мы скотчем два импульсника связали и поставили на двухсекундную задержку. Как раз, чтобы отползти.

— Дурак, я же для тебя фляжку искал. У тебя земли полный рот!

— Да? — улыбнулся грязными губами Дейс.

Я почти запрыгнул в шлюпку, когда ко мне подбежал капитан Падди. Вид у него был такой, что я сразу оборвал его.

— Вот только благодарностей не надо. И не медлите. Кто знает, какую хрень и в какие сроки они могут сюда подтянуть. Выходите через болото. Мы провожаем вас до горла, и, если всё в порядке, уходим вправо, на Дагалу.

Капитан не знал, что мне ответить. Я всё-таки рассмеялся и обнял его.

— Лучше выполните мою личную просьбу, хорошо? — я вытащил блокнот, набросал несколько слов и с силой рванул неподатливый пластик. — Передайте это капитану Лагаль, спецон, в Бриште.

 

История двадцать шестая. «Сиреневое дерево для рейд-лейтенанта Лекуса»

На горизонте горели горы. И это была не метафора… Несло раскаленным камнем, ещё чем-то непередаваемым. Я вытолкнул из лёгких вонючий горячий воздух и прикусил губу. Расслабляться рано. Разве что постоять пару секунд возле шлюпки, провожая глазами уходящую армию. Я сделал всё правильно, но отчего же мне хреново-то так? В плечо кольнуло, я перевел взгляд на запястье и увидел, что огонёчек дальней связи мигнул раза два неуверенно и загорелся. Связь заработала. Мы, наверное, снесли к Хэду все "шумелки". Отжал кнопку.

— Ты чего там опять творишь! — взревел Мерис.

Я поморщился и приглушил звук.

— Ничего, — сказал я тихо и невесело. — Поставленную задачу отработали. Всё под контролем.

— Ты хочешь сказать, что с орбиты не видно, что у вас там?

— А что там? — спросил я без особого интереса.

— Судя по видео, которое мне сейчас гонят, вы всю долину сожгли!

— Почему всю? Квадратов двадцать-тридцать по нашим прикидкам.

Мерис оторопел слегка от моей наглости. Потом засопел. Судя по всему, он параллельно просматривал и карты, и записи, и интерактивную съёмку.

— А ты сам у меня где, вообще?

— В долине. Движемся в сторону Дагалы.

— А армия?

— Армия выходит из долины. Что, с орбиты не видно?

— Просто глазам не верю… Пусти козла в огород… Ты у меня, во сколько вчера под Бриште сел?

— В районе обеда. Если по местному времени. По корабельному — в одиннадцать.

Мерис замолчал. Что-то обдумывал, наверное.

— Да… — выдохнул он, наконец. — Скоро я тебя по секундомеру буду с цепи спускать. Все карты мне спутал… Я рассчитывал, что ты дня три там хотя бы повоюешь.

Рос посигналил мне, я подтянулся и запрыгнул в висящую на уровне моего пояса шлюпку. Но дверь не задвинул, а так и остался сидеть прямо на полу. Смотрел на горы. Лучше бы Мерис думал, отключившись. Я бы успел поговорить с Вланой, пока связь есть.

— Ладно, — сказал он, наконец. — Действуй, как знаешь. И держи меня в курсе, насколько возможно.

— Боюсь, проблемы со связью для повстанцев дело плёвое, — сказал я честно. (Да и у Дейса запчастей навалом). — Лучше Влане передай, что… всё в порядке, в общем. И Дараму. Он же у тебя?

— Дарам, он…

Щелчки забили на пару секунд звук. Снизу вклинился дополнительный экранчик. Я увидел знакомое, смуглое, как у всех в космосе, лицо, широко расставленные серые глаза.

— Мне тебя не хватает, Агжей. Но война когда-нибудь кончится. А я должен вернуться сейчас на "Пал". "Пал" — старый корабль. Я там нужен больше.

Я слушал и не слышал. Дарам не исчезал в никуда, как Дьюп, но у меня почему-то заныло сердце и возникло ощущение, что он прощается. Ну, чего я, в самом деле? Я не выкупал Дарама, с "Пала" его временно отпустили по просьбе лорда Джастина. Хэд, ну почему мне так тяжело, словно он прощается со мной навсегда? В общем, хорошего настроения мне совсем не светило сегодня. Мы двигались на Дагалу — самый большой в Белой долине фермерский торговый центр. Ночи не было. Раскалённые горы превратили её в затяжной багровый восход. Что я натворил? Зачем? Я стер с карты двадцать квадратных километров земли вместе с людьми, военной техникой… Стёр играючи, по-детски размышляя, выйдет у меня или нет? А, если бы нужно было сжечь всю долину, тоже бы сжёг? Самое смешное, я и мыслей таких не мог сейчас себе позволить. Я должен изображать завоевателя — всезнающего, жестокого, ни о чём не думающего. Наверное, это получалось плохо. Никто из бойцов даже не пытался заговорить со мной, а, если я поворачивался, то ловил сочувственные взгляды. Не знаю, о чём ребята думали, я не спрашивал. Когда человеку не по себе — кроме себя он никого и не видит. Зато говорить со мной фермеры теперь не откажутся, куда им деваться. Многие, наверное, этой ночью были в горах. Их отцы и деды утром придут, перепуганные, с подношениями и заверениями в лояльности…

Но я ошибся. Фермерский совет города вышел к нам прямо по прибытии.

В Дагале тоже видели полыхающее зарево. Здесь тоже существовали свои источники информации и свои шпионы. И город не спал. Здоровенный, бородатый, как таянцы, глава местного фермерского совета предложил нам разместиться в центре города, в огромном торговом доме, заполняемом гостями в дни ярмарок. Он ещё что-то говорил, а я уже рассмеялся ему в лицо.

— ТЫ держишь меня за идиота? — спросил я, наплевав на приличия. Да и какие вообще могли тут быть приличия, если его люди занимались сегодня ночью тем же, что и мои? — Ты хочешь, чтобы "ваши" управились с нами поутру одним удачным выстрелом? Или здание заранее заминировано?

Я помедлил, глядя, как у него краснеет от ярости видимая часть лица. Да… Борода хорошо скрывает эмоции. Надо бы такую же отпустить…

— Моих бойцов ТЫ расквартируешь по лучшим домам города. Где список членов торговой палаты?

Другой мужик, бритый, тут же протянул мне список, улыбаясь перекошенным от усердия и страха лицом.

— На, читай! — я бросил пластик в лицо главе фермеров. Белый листок изогнулся в полёте, и он его не поймал.

Я сам не понимал, почему веду себя так грубо. Наверное, устал. Или просто в по-своему переживал то, что сделал. А может, я хамил, чтобы не заводиться по-настоящему? Фермер поднял список, отряхнул его. Серые глаза потемнели, но он сумел сдержать себя.

— Возьмите, — сказал он. — Я знаю, о ком речь.

Я отдал список кому-то из стоящих за спиной.

— Возьму, — согласился я. — Надеюсь, он совпадает со списком бунтовщиков?

Я вгляделся в глаза главы фермерского совета и понял, что, в общем-то, попал не целясь. Ждешь, что я начну вешать? Не дождёшься!

— Имя у тебя есть?

Это "тебя" всё ещё коробило фермера. И всё-таки отреагировал он преувеличенно резко. Я что, сам не понимая, сумел как-то его оскорбить? Иначе за что же мне такой яростный взгляд и полное презрения, сквозь зубы:

— Сету Дэорин.

"Сету" означало "господин", так называли когда-то на Экзотике всех родовитых людей. Очень давно. Я где-то читал. В устах фермера это "сету" прозвучало, как вызов. Но меня регалии всегда волновали меньше прочего.

— Вот ты сам и займёшься расселением, "сету", — я ответил усмешкой, не принимая игры в оскорбленного и оскорбляемого. Я могу и без оскорблений сказать такое, что все позеленеют. — Семья твоя в городе? Ну вот, я же говорил…

Сету Дэорин не позеленел, конечно. Но его губы, до того подвижные и красные, превратились в вылепленные из гипса. По рядам фермеров прошёл ропот.

— А чего вы хотели? — спросил я, пробегая глазами напряжённые лица. — Вы влезли в войну и думали, что ваши дети и женщины будут в это время жить в мире?

— Фермерский совет не поддержал… — начал кто-то и осекся.

Значит, кое-что совет всё-таки поддержал.

— Ну, чего смотришь? — спросил я главу совета. — Вот по домам этих голосистых и начинай расселять. А я пока посмотрю, где мне остановиться.

— Я приму вас у себя в доме, — сказал сету Дэорин, кривя губы.

Он сумел придавить хвост своей ярости. Я приподнял бровь. Это с чего вдруг столько гостеприимства?

— У меня хотя бы нет детей.

Я не поверил:

— Нет? Или нет в городе? И где они? Воюют против нас в горах?

— А хотя бы и так! — взорвался он, наконец.

Но я опять рассмеялся.

— Тогда твой дом мне как раз подходит. Скучно не будет.

Я неожиданно почувствовал усталость. Слишком долго мы растягивали сегодня день. Непосильно долго.

Дом у фермера оказался что надо. Ребятам понравилось. Они, в отличие от меня, не мучились мыслями о содеянном. Мои бойцы ощущали себя победителями. Просторный дом на окраине города окружал обширный сад. Газон, цветы, плодовые деревья, какие-то сарайчики. Всё это очень подходило и для пикников, и для временного лагеря тоже. Мы поставили полдесятка палаток для бойцов и техников. Натянули маскировочное полотнище на шлюпку и кое-какое тяжелое оружие. Расставили дежурных. Оба грантса и Джоб с Айимом всё это время не отходили от меня. Я не знал, сколько могут не спать грантсы, но мои парни точно устали. Пришлось идти в дом, пока я не лягу — ребята не отвяжутся. Невысокая, бледная как небо на Орисе, женщина в полотняном платье бросилась мне навстречу. Но, похоже, ждала она не меня. Я не знал, что ей сказать. Если её дети караулили нас ночью у горла долины, то, скорее всего, детей у неё больше нет. Впрочем, так же могло не быть и меня. И — гораздо менее гуманным способом. Менее быстрым. Я отвернулся от неё. Мы вошли впятером. Абио — первым, следом я, позади меня пыхтел Айим. Джоб прошёл вправо, проверяя, есть ли ещё кто-то в доме. Тако встал в дверях. Разуваться мы, конечно, не стали, это было бы смешно. Помещение для отдыха ребята выбрали с видом на наши палатки. Если что — можно просто прыгнуть в окно. Жена фермера проскользнула в облюбованную нами комнату и стала торопливо собирать какие-то мелкие вещицы, фотографии. Похоже, здесь жили её дети. Двое. Судя по плакатам на стенах, мальчики. Для неё — мальчики. Квадратное почти помещение, две кровати, широченное окно со старомодными двойными створками… Женщина вышла, и я, не разуваясь, упал на правую кровать. Вернулся Джоб, доложил, что в доме больше никого нет. Я кивнул. Хотел послать кого-нибудь спать, но Абио, как старший, сам стал распределять роли. И я просто велел разбудить меня через два часа…

Где-то в подкорке блуждала мысль, что с Вланой так и не удалось связаться. Что она — волнуется. После разговора с Мерисом опять пошли помехи, видно повстанцы опомнились и подтянули другие "шумелки". Что ж, не пришлось запускать свои…

Проспал я восемь часов. Ребята будили меня, но поднять не смогли. Потому что всё это время мне казалось, что я не сплю. Я разговаривал с ними, отдавал какие-то приказы, спорил, мучился головной болью… И спал. Я и через восемь часов с трудом выбрался из этого полусна-полубреда. Шея, волосы — всё мокрое. Надо мной — Абио с мокрым полотенцем. Это я так, или он меня? Будь тут Дарам, я бы рассказал ему про сон. Но грантсу жаловаться смешно. У них не принято демонстрировать чувства. Нужно смотреть на старших и справляться с собой так, как справляются они. Я вгляделся в невозмутимое лицо грантса, и мне действительно стало легче. Абио был полон спокойствия, как вода ночью. Если ты купался на закате — ты поймёшь.

— Сколько сейчас?

— Десять утра по корабельному, двенадцать — по местному.

— Будили?

Абио кивнул.

— Хэд.

— В общем и целом — ситуация контролируется. Пока вы спали приказы отдавал Рос. Он старший по званию после вас.

Рос? Приказы? Какие, интересно? Это побудило меня встать. Я взял из рук Абио полотенце и вытер лицо.

— Я покажу, где можно умыться.

И за каким только Хэдом мы остановились в чужом доме? Женщина в полотняном платье цвета топлёного молока и в домашнем переднике так и стояла у дверного косяка, словно я перенёсся на полсуток назад. Абио осмотрел ванную и посторонился, пропуская меня. Когда я коснулся его плечом, он произнёс еле слышно:

— Ее сыновья вернулись под утро. Они в "летнем" доме.

И закрыл за мной дверь. Какие, сыновья? А, я же пошутил ночью насчет сыновей… Значит, уцелели… Абио-то откуда знает? Впрочем, я уже замечал, что глаза у него есть и на спине, и на пятках. Значит, великовозрастные детки вернулись с поля битвы домой… А я что должен с ними теперь делать? Повесить? Вешать кого бы это ни было мне совсем не хотелось. Проще сделать вид, что мы тупые и этих щенков не заметили. А вот патрули нужно проверить. Глупее таких вот "юных защитников" никто себя не ведёт. Я умылся. Пожалел, что не взял белье. Хотелось принять душ — вся кожа на теле стала вдруг липкой и отвратительной. Абио стукнул в дверь, и я открыл. На пороге стоял дежурный с моими вещами. Разыграли почти что, гады… Душ — это было лучшее впечатление за последние сутки.

Теперь поесть что-то и посмотреть, как Рос командует… Но захотелось не есть, а выйти во двор, на солнышко. Я и вышел. И сразу понял, почему меня охраняет один Абио. Но и Тако не спал… Солнышко действительно светило отменное. Если сравнить со вчерашним пейзажем, то я словно бы попал в другой мир. Зелень, птицы свистят, человеческий смех… Смеялись мои бойцы. Десятка два парней, свободных от дежурства, метали ножи в кусок бревна. Глаза блестели, руки не дрожали, но до Тако всем было ой как далеко… Ладно, не будем мешать. Пойдём поглядим, как там Рос меня замещает.

К несчастью, Рос, не умея ораторствовать, умел действовать быстро и по делу. В той комнате, где устроили мне кабинет, уже стояли два измазанных сажей светловолосых парня лет двадцати, похожих, если смотреть сбоку, как две капли воды. Но ростом один повыше. Погодки, наверное. Я выругался про себя. Нужно же было мне разоспаться! Какой к Хэду сон в такой ситуации? Успел ведь, эпитэ а матэ! Что же делать? Этих двоих проще было не заметить, чем… Рос, тем временем, вышел из-за условно "моего" стола, уступая мне место, и коротко доложил:

— Поймали тут, капитан. На заднем дворе стали деревяшку подходящую искать… Похоже — со вчерашнего. Да уж, куда похожее… Хоть бы отмылись, что ли, кретины. Я стоял в дверях, не желая видеть этих двоих ближе и не в профиль, а в фас. Подошел Тако. Абио, кивнув ему, зашагал по коридору к выходу. Сменились. Ну, вот и хорошо, Абио, наверное, не отдыхал ещё. Лицо Тако блестело от пота, глаза лучились. Такому — вина не наливай, дай нож. Нужно срочно лететь проверять, как наши расквартировались в городе. И проверять посты. Не нравились мне эти утренние гости. Значит, фермеры стояли где-то сбоку, и выжившие есть. Нужно отдать приказ, чтобы осмотрели город и усилили охрану. Я активировал браслет и донёс свои подозрения до трех других командиров. Хорошо, что ближнюю связь вырубить не так просто, как дальнюю. Хотя повстанцы были бы рады оставить нас без связи вообще. Я смотрел на стриженые головы, напряженные спины. Мальчишки боялись, но не оглядывались. Что я ещё могу? Отправить их в столицу? Их отобьют по дороге с любыми потерями. То же самое будет — запри я их здесь. Ночью же и полезут освобождать. И начнётся… Оставалось вешать. Лиц я видеть не хотел, но и сбоку глаза выхватывали смешно вздёрнутые подбородки… За правое дело, думали, сражаются, да? Это точно. Правое и левое на войне есть. Правых и виноватых — не замечал ещё. Все, как правило, хороши. Кто победит — тот будет и правый. Если мы проиграем, меня запишут как изверга и ублюдка, выиграем — как героя… Подошел Абио и кивком показал мне, что просит пойти с ним. Что там ещё? Но я рад был отложить неприятное решение. Абио отправился прямиком на задний двор. Он отыскал где-то старые садовые перчатки и на ходу надевал их.

— Хочу показать вам сиреневое дерево, капитан, — пояснил он, видя моё недоумение. И кивнул на буйно разросшийся кустарник. Я протянул руку, чтобы дотронуться до матовых, сочных, действительно сиреневатых стеблей.

— Осторожнее, капитан.

Грантс отстранил мою руку и аккуратно сломил гибкую ветку с широкими листьями. Листья в одно движение остались у него в кулаке, и ветка превратилась в прут.

— Сок сиреневого дерева вызывает неприятные, долго не проходящие ощущения, — сказал Абио. — Как раз достаточные для юноши, чтобы хорошо что-то запомнить. Я думаю, отец, у которого растут в доме мальчишки, не просто так посадил сиреневое дерево за домом.

— Абио… Я должен их повесить по уставу.

— Это неразумно с любой стороны. И я вижу, что вам это тоже не нравится.

— Говори мне наедине "ты". Ты же слышал, что ребята так и поступают?

— Если вы позволите, это правило я соблюдать не буду.

— Почему?

— Боюсь запутаться. Мы не пользуемся разным для одного.

— Хорошо. Делай, как знаешь.

— Благодарен, — он улыбнулся мне одними глазами.

— Только с деревом… — я не знал, как ему объяснить. — Это всё равно невозможно. Дарама нет. Сам я этого не выношу и бойцам я не разрешаю… Это такая штука, что не понятно, кого калечит больше…

— Есть те, кому нравится, — усмехнулся Абио.

— Знаю. И поощрять не собираюсь, — я раздраженно нахмурился, разглядывая красивые, темно-зеленые листья со светлыми, разбегающимися от черешка, прожитками.

— Хорошо, — неожиданно предложил Абио. — Я окажу вам эту услугу. Из моих родичей никто об этом не узнает. Тако — не болтун.

Я с удивлением посмотрел на него. Для человека его ранга… Но Абио лучше меня знал, что ему нельзя, а что можно.

— Больно же, наверно? — я всё-таки коснулся пальцем покрытой восковым налетом веточки — от налёта она и казалась сиреневатой. Отдёрнул руку. Пальцы покалывало и жгло.

— Ядовитое? — и, не дожидаясь ответа, сунул палец в рот. Глупый вопрос, тогда бы нельзя было бить. Абио пожал плечами. Для грантса такое наказание — нормальное, в общем-то, решение: и больно, и не покалечит. Молодёжь у них упёртая, и Абио наплевать, что щенки, по их понятиям, защищали свой дом. По его меркам они всё равно виновны. На Гране правы те, с кем идут старшие. Там просто не могло возникнуть такой идиотской ситуации, как раскол внутри правительства. Великий мастер один. Он или сделает свой выбор, или заставит баранов помириться. Ну, а тот, кто пошёл против мастера — в любом смысле преступник. И тут меня осенило.

— Нет, Абио, — сказал я. — Это сгодилось бы для двоих. Но я не уверен, что парням просто повезло. Скорее всего, мы сегодня возьмём не один десяток заложников. И лучше всего будет переправить их на "Ворон". Пусть потом их судит, кто хочет, после окончания боевых действий. Почему всё это должно оседать на моей совести?

Устав такое решение допускает. Дадим ракету Келли с просьбой принять шлюпку. И свечкой. Пока солнце в зените — хрен они нас собьют. Да и не ожидает такой наглости никто. Абио поднял на меня глаза, черные, как дорога в бездну. В глубине зрачков вспыхнул огонь. Но другой огонь. Синий, а не багровый. Он наклонил голову. Не кивнул, а именно продемонстрировал уважительное подчинение старшему. Кивают на Гране, склонив голову в бок.

— А дерево ты это про запас всё равно подстриги. Я чувствую, за поркой сегодня не заржавеет, — предложил я ему. — Если ты окажешь мне эту услугу, конечно.

Грантс улыбнулся и кивнул. Теперь уже просто кивнул, соглашаясь.

Росу следовало дать отдохнуть, и я взял другого пилота, чтобы облететь город. Для разнообразия — чужого. С "Абигайль". Её пилоты расквартировались ближе других. Бойцы у меня были с четырех разных кораблей, если помнишь, с нашего "Ворона", с "Абигайль", "Скорка" и "Прыгающего". Этот дурак Оби ван Кеноби (герой какого-то допотопного боевика. Хотя, кто его видел, этот потоп?) был как раз с "Прыгающего". Он первый и попал мне, под горячую руку. Вернее, его боец. Дело, в общем-то, в нашей ситуации, происходило обычное — через улицу визжа и подобрав юбки неслась девица, следом — наш десантник, да ещё и с оружием наперевес. Ну, если дежурный, то получат у меня сегодня все. По полной программе. Парень догонял… Я вытащил сенсорный бэк, крутанул на "минимальное поражение" и выстрелил ему в ногу, ниже колена. Где-то в дурном фантастическом романе я читал про такое оружие, как "парализатор". Наверное, фантасты ждали, что потомки раз и изобретут что-то именно парализующее, но не травмирующее мышцы. Потомки эту сверхзадачу не потянули. "Сенсорный" — это всё-таки не парализатор. Да, он вызывает мышечный спазм, но это не просто временный паралич, это ещё и масса неприятных ощущений. Боец мой проскакал шага два по инерции на одной ноге, а потом упал, ругаясь и держась за голень. Девица, конечно, воспользовалась моментом и скрылась. Девицы — они такие. А ведь женщин, которым просто нравятся военные — в любом городе навалом. Я выпрыгнул из шлюпки и пошёл к бойцу.

— А ну принять вертикальное положение и доложить! Кто такой?

В ответе я не сомневался, хотя бойцу сильно повезло — его отпустили в увольнение.

— Через два часа быть у меня вместе с командиром. А сейчас — оружие сдать и привести себя в порядок! Ты что, нормально стоять не можешь? — я ещё и издевался. — Распустились! Кругом. Шагом марш!

Следовало срочно проверить, чем занят сейчас сам рейд-лейтенант Оби Лекус, пока его люди гоняют по улицам местных фермерш. Уже понятно было, что город на наличие повстанцев Оби пока не проверяет. С Лекусом следовало всё выяснить сегодня. Завтра будет не до него. Завтра мы или вступим в переговоры или начнем боевые действия — как повезёт. Я сделал ход, и теперь нужно ждать ответного хода фермеров. Если он не последует до вечера — мне придётся спровоцировать его самому. Но пару часов я подожду ещё. (Если в висках опять не застучит).

Бойцы Оби, как и следовало ожидать, нахождение в карауле понимали весьма специфически. Боюсь, если бы я сейчас не нагрянул, к вечеру они соблазнили бы всех окрестных фермеров. Только, вместо долгожданных тёток, явились бы вооруженные дядьки. Я оставил шлюпку на соседней улице, прошёл прямо в резиденцию Оби, и никто(!) меня не остановил. Следом, на некотором расстоянии двигались Тако и Абио. Мне даже нравилось, что они не дышат, как это у нас принято, прямо мне в спину. Лекус со двумя сержантами мило выпивали и закусывали на лужайке возле обширного рыженького такого фермерского дома. Остальные сержанты разбили пикник на заднем дворе. Я не видел их, но слышал. Мне что тут, в Дагале, карцер что ли строить? Это мы так приказы выполняем?

Или у нас законный обеденный перерыв, а все мимо проходящие должны сами замереть на два часа с высокоподнятой правой ногой? А, может, это такое универсальное приглашение: берите нас, кто желает, тепленькими? Я медленно заводился, глядя на расширенный обед командного состава, плавно перерастающий в ужин, а меня всё ещё никто не замечал. Пока я не взревел. Бедный Оби вылетел из-за импровизированного стола, давясь на ходу птичьим крылышком. Я сам ещё не завтракал и не обедал, и от этого раздражение моё только усилилось.

— Рейд-лейтенант Лекус, вы сюда жрать или воевать прилетели? — спросил я, ощущая, как темнота сгущается во мне и начинает подчинять себе всё вокруг.

Ну вот, стоило действительно разозлиться, и пошло-поехало… Небо стремительно темнело, лица бойцов начали искажаться от страха. Лекуса просто затрясло. Да оно и понятно. Он был года на два — на три моложе меня, глупый ещё, необстрелянный.

Будь он бойцом, я бы ограничился каким-то наказанием и простил. Только вот спрос с командира совсем другой. В такой вот ситуации вообще положено расстрелять или, из экономии, повесить. Я смотрел на Лекуса и ощущал, что сердце рейд-лейтенанта дрожит, словно перепуганная мышь. Пожалуй, при должной степени бешенства, я мог бы и убить вот так. Не всякого, но, сильно разозлившись, слабого человека — мог бы. Что же я натворил, когда в меня стрелял толстяк, и меня "прошибло" в первый раз? Я даже не узнавал потом про толстого этого, начальника спецслужбы Мериса. Неужели… Переключился, и меня начало отпускать. Вот и хорошо. Надо было пугать Оби перед операцией. Сейчас — не время, лишняя деморализация мне не нужна, а тут и без меня — кто во что горазд. Лучше бы мне научится, когда злюсь, расстреливать на месте. Оби со своими закидонами был нужен мне сейчас меньше плохой погоды. Его никто под локоть не толкал — сам полез командовать. Мог бы начать службу и нормальным бойцом. А если бы в правительстве не сидели идиоты, вроде него, не было бы и вот таких стриженных фермерских мальчишек. Задумывают мятежи и войны одни — убивают других.

— Вы хоть осознаете меру собственного разгильдяйства, рейд-лейтенант? Здешние фермеры — именно те люди, которые воюют по ночам с нами. Вам еще повезло, что сейчас в ваше расположение незамеченным прошёл я, а не повстанец-смертник. Вы что тут устроили?

Я ругался, а сам думал, что воспитание — дело долгое. Проще подыскать Лекусу замену, не вешать же, в самом деле… И я отвернулся, бросая свою жертву недоеденной.

— Трезвые сержанты тут есть? — спросил всё в том же тоне.

Не побоялись подойти трое. Одного я даже помнил. Я заставлял его отжиматься, когда "знакомился". Молод слишком. Впрочем, сам-то я…

— Сержант, дайте мне правую руку. Он подчинился мгновенно, хотя и не понял, чего я хочу.

А я хотел просто посчитать пульс. Мне казалось, что сердце у него бьется, как после хорошей пробежки… Точно бьётся.

— Сержант, вы в состоянии показать мне, как расставлены посты?

— Так точно, господин капитан.

Гляди-ка, держится. Хотя и зрачки — тоже расширены…

— Отлично, — я посмотрел на двух других сержантов. — А вы, наведите порядок здесь. И объясните присутствующим, во сколько в армии завтрак, обед и ужин. Позовите повара, проведите инструктаж. И с нормами спиртного разберитесь. Медик есть? В сомнительных случаях — к нему! Вопросы?

Вопросов не было.

— Ведите. Сержант..?

— Сержант Киреску.

— А имя?

— Драго.

— Давно в армии?

— Пятый год.

Большой уже мальчик, в общем-то. Мы обошли посты. Расставлены они были не самым выгодным образом, на что я и указал.

— Карта города у вас есть?

— Так точно, господин капитан.

Сердце у сержанта продолжало биться в ускоренном темпе.

— Скорректируйте всё в соответствии с местностью.

— Есть, господин капитан.

— В наземной операции в первый раз участвуете?

— Никак нет, во второй.

— Где ещё?

— На Мах-ми.

И мы там были.

— Под чьим началом?

— Сержанта Эккера, господин капитан.

— Обычно он командует высадкой?

— Так точно.

— А сейчас он где?

— Отдыхает после дежурства.

— А почему в этот раз у вас другой командир?

— Не могу знать…

Я почувствовал заминку, поймал его взгляд.

На этот раз получилось быстро. Злость, значит, еще не сошла с меня вся. Сковав внимание сержанта, я надавил сильнее. Говорить я его не заставил. Не вышло. Но взгляд у Драго стал стеклянным, губы задрожали. Такого эффекта я не добивался ещё. И что же я с ним делаю, интересно?

Я рассмеялся, чтобы разрядить обстановку.

— Напугал вас, сержант?

Он сглотнул, но отрицательно помотал головой. Тоже белобрысый, как и те, двое…

— А что испытывали? — поинтересовался я.

Он ещё раз помотал головой, но ответил:

— Не знаю, господин капитан. Не по себе очень, но не страшно.

— Значит, не боитесь меня?

— Никак нет.

— Почему? Сердце едва не выскакивает, а не боится?

Врёт?

— Вы… Вы сильный человек, господин капитан. По-настоящему сильный человек — злым не бывает.

— Это кто вам такое сказал? — я сердито сдвинул брови, но сам едва сдерживался, чтобы не улыбнуться.

— С..сержант Эккер.

Нормально… Разоблачили, значит… Я, в общем-то, тоже перестал бояться, когда мне Влана сказала, что это не страх. Продолжая испытывать нечто, я с каждым разом все меньше идентифицировал это чувство, как знакомое. Вот и сейчас, пугая Драго, я тоже испытывал… Что?

— Хорошо, сержант, вы мне очень помогли.

— Рад стараться, господин капитан! — он не скрывал недоумения, но и облечения тоже.

— Займитесь постами, — отпустил я его.

А сам вернулся к Лекусу.

Лужайку перед фермерским домом уже привели в нормальный вид. И хромой знакомец мой прибыл. Вот и замечательно.

— Рейд-лейтенант Лекус, ровно через два часа жду вас у себя. Вон того, хромого, тоже захватите. И сержанта Эккера. Разбудите его через час, не раньше. ЭТОТ приказ вам понятен? Запишите для памяти. Опоздаете — пеняйте на себя! А сейчас — проверьте, наконец, территорию. Часть повстанцев вернулась утром в город.

Обратно я возвращался с мыслью, что замену Лекусу, вроде, нашёл. А что делать с самим рейд-лейтенантом тоже понятно. Понизить до простого бойца, если он, конечно, сам не предпочтёт скользкий пластоновый шнур. Другие посты мы проверили быстро. Там я ограничился замечаниями. Пока облетали посты, привели ещё четырех фермеров, показавшихся моим бойцам подозрительными. А еще через час мы отправили Роса на "Каменный ворон" уже с шестнадцатью заложниками на борту. Солнце пошло вниз, и ждать с отправкой дольше я посчитал небезопасным.

Но отправили на Ворон" мы не всех. Пока я просматривал карты, ещё трёх мужиков привели с территории "Скорка". Потом — с окраины двух пацанов. Этим вообще едва ли исполнилось по восемнадцать. Что, ещё через полчаса пятнадцатилетние пойдут? Говорят, пару сотен лет назад люди взрослели быстрее, и восемнадцать — считалось уже дееспособным возрастом. Сейчас не так. Формально дееспособность в Империи наступает в двадцать два года. Но проблем, порождаемых социальной незрелостью столько, что правительство регулярно пытается повысить возрастной ценз до двадцати четырёх. Вот и за этих пацанов должны всё ещё отвечать родители… Я читал, что во время Эскгамской войны в шлюпки брали мальчишек-заложников. Чтобы противник постоянно был в курсе, в кого стреляет… Настроение у меня окончательно испортилось. Я велел Гарману пообщаться с Лекусом и устроить ему баню с вениками марки Абио. А на бойца его написал приказ о переводе в штрафбат по окончании операции. Если доживёт. И еще один приказ написал — о передаче командования сержанту Эккеру. Надо было глянуть на него предварительно, но я это тоже свалил на Гармана. Сам взял большую десантную шлюпку, посадил туда своего бородатого знакомца-фермера, четырех техников и отправился осматривать окрестные поля. На предмет посмотреть и подумать. Глава фермерского совета сидел дик и мрачен. Хотя я бы на его месте головой подумал и индюка из себя не изображал. На "Каменном вороне" его дети в большей безопасности, чем здесь. А всё остальное война, если он не понял. Не успели отлететь от города — вызвал Гармон. Успел. За городом, может, и не взялось бы уже.

— У нас тут информация кое-какая интересная, капитан!

Сквозь его веселый голос пробивались жуткие, нечеловеческие просто вопли.

— Это кто там так орёт? — спросил я в недоумении.

— Так Лекус же. Вы же велели…

Ну ничего себе концерт он там устроил. Он у нас что, такой тонкокожий или я с Абио чего-то недорассчитал?

— Выйди за дверь, я ни хрена не слышу. Он там живой?

— Да он-то живой… — крики стали слабее. — Но как заложников напугал, вы бы видели. Они решили, что раз мы со своими так… Ну и рассказывать нам тут кое-что начали.

— Мальчишки, что ли?

— Да нет, мальчишки как раз молчат…

— Не смей трогать.

— Издеваетесь, капитан? Мы и этих не трогали. Просто подвал в доме один… Потом Чес предложил во двор заложников пока, а они решили что всё, конец. Чес, он же резкий сам по себе, — Гарман фыркнул. — В общем, информация такая: самый большой "бич" мы вчера уничтожили, но у них есть еще два. Поменьше. Переоборудованы на базе…

Мой фермер так и подался вперёд… Но охранник его порыва не оценил и заставил вжаться в стенку.

— … сельхозтехники. Есть тут большие импульсные установки для скотины.

Ну, про такие установки я и сам знал, с детства ещё.

— Мне тут сейчас усиленно пишут про мощность и частотные характеристики сигнала. Мы отъедем, прототипы на местности посмотрим?

— Мне проще посмотреть. Я уже практически в полях. И провожатый у меня компетентный, — я подмигнул фермеру. — А разговорчивым своим передай, что капитан не поверил. Приедет — сам допрашивать будет. Пусть думают.

Я отключился и залюбовался на сету Дэорина. Борода частично скрывала мимику, но глаза лихорадочно блестели, а на лбу выступили капли пота…

— Задача ясна, сету? Или повторить? — спросил я весело.

Он молчал, насупившись. Только по шумному дыханию я догадывался, что мыслительная деятельность в нём как-то идёт. Я не торопил. Как выглядят фермерские бичи — и сам знал. Насмотрелся в свое время. Сейчас поднимемся повыше, найдем, где пасётся крупная скотина, да и оценим всё на местности. Попросил пилота подняться, и скотинку мы почти сразу засекли. Сверху животные крупными не показались, но, когда садиться стали — обомлели просто. Размером здешние "коровки" оказались куда больше шлюпки, с небольшой одноэтажный домик, примерно. Этакие мощные серые туши, с толстой мозолистой шкурой и маленькими хитрыми глазками. Видно и сдерживать их было не так-то просто. Я спрыгнул и подошёл к ограде. Так и есть, везде подведены провода, а на входе-выходе — двойной импульсный блок. Намного мощнее тех, что я видел дома, и совсем другой конструкции. Фермеры вполне могли из двух-трёх десятков таких установок собрать что-нибудь креативное. Специалисты, эпитэ а матэ. Ну, так ведь и мы можем. Мой фермер видел, что в консультациях я не нуждаюсь, и помрачнел ещё больше.

— Вообще-то я вам не такой уж и враг, сету Дэорин, — сказал я, возвращаясь в шлюпку. — Вы сами должны понимать, что перешли уже все допустимые границы. Вы хотите, чтобы долину просто сожгли из космоса? Если нет — помогайте мне, Хэд вас возьми.

Фермер молчал, он не проникся.

— Плохой мне провожатый достался, — усмехнулся я. — Глупый, невежливый. И собственные дети ему до лампочки.

Сету Дэорин на меня даже не посмотрел. Крепкий орешек. Или — келийский? Те — только с виду твёрдые. Я послал бойцов разобрать бич и погрузить его в шлюпку. Сам постоял, понаблюдал за животными. Они косились на нас, но жевать не переставали. Ели, ели… Интересно это эндемичные животные или выведены искусственно? Уж больно тупые на вид. Но, судя по проводам вокруг, внешняя тупость эта обманчива. Стал вспоминать стишки про животных, но нашарил в памяти только детскую считалку:

Глупый какой стишок. Что, я совсем стихов не помню, что ли? Дьюп как-то, столкнувшись с моей литературной незамутнённостью, даже заставлял что-то выучить. экзотианское…

Я тогда спросил, мне должно быть стыдно, что я ничего в выученном не понимаю? Дьюп засмеялся и сказал: "Никто никому ничего не должен. Особенно — в плане понимания. Ты же не деньги у меня занял". Я спросил: "Тебе со мной скучно, наверно?" "Мне с тобой — весело", — отрезал он. И даже не улыбнулся. Почему я не мог его забыть? И почему, стоило мне хоть как-то привязаться к человеку, судьба меня тут же лишала его? Сначала Дьюпа, теперь — Дарама. Это что, такой навязчивый намёк на то, что друзей мне иметь по её мнению не положено? Дьюп умер, но именно сегодня я особенно остро ощущал, что он рядом, а Дарам был совсем рядом, но мне казалось, что… Я что, сумасшедший?! Нет уж, пусть сначала закончится война, а потом уже эта крыша едет, куда ей заблагорассудится. Сейчас она нужна мне здесь.

Ребята уже погрузили разобранный "бич".

— Ну, сету Дэорин, готовьтесь, — сказал я с показной весёлостью. — Вы будете организатором нашей встречи с лордом Вашугом. Или как там вы его называете? Иначе — детей своих больше не увидите. Солдаты Армаде всегда пригодятся. Думать можете до утра, а можете отправляться сейчас — вас выпустят.

Сету Дэорин мрачно смотрел на меня, и в его глазах я выглядел последним мерзавцем. Предложи я убить его или детей — он бы мог проявить мужество. Но я предлагал всего лишь завербовать детей в армию врага. В конце концов — есть психообработка, если они будут преувеличенно против. Сету Дэорин, судя по речи, человек образованный. Я не стал ему расписывать перспективы, сам домыслит.

— Тем более, я ничего невозможного от вас не требую. Вы просто должны передать мою просьбу о встрече лорду Михалу.

— Он не согласится! (Ага, значит, где он — мы знаем).

— Это — не ваше дело. Передадите ответ, каким бы он ни был.

— А вы устроите за мной слежку.

— На то вам и голова. Местность вы знаете лучше.

Я не стал уверять его в своей честности. И так понятно — сумеем — проследим. Фермер насупился. Так мы и долетели — я думал о своём, он — о своём.

На подлёте вспыхнул синий маячок на браслете. Значит, у Мериса возникла суровая необходимость и связь "продавили". Скорее всего, вывели над нами сразу четыре спутника, пирамидой. Этакий "выделенный канал". Долго это продолжаться не может, горы вокруг, но поговорить успеем.

— Слушаю, господин генерал, — я переключил сигнал на миниатюрный наушник легкого полевого шлема. Терпеть не могу это зужение в ухе.

— Разговаривать не можешь?

— У меня заложник в шлюпке.

— Так прыгай!

— Уже, — рассмеялся я, перекатываясь. Чужой пилот знал меня плохо, Рос, тот бы успел сбросить скорость. Доспехи смягчили падение, но дыхание я всё равно потерял.

— Чего? — не расслышал генерал.

— Уже, говорю, спрыгнул.

Тако выпрыгнул следом за мной. Пилот, до которого только что дошло происходящее, разворачивал шлюпку.

— Потери у тебя большие? — продолжал давить на перепонки Мерис.

— Нет у меня никаких потерь, — я снова переключил сигнал на нормальный.

— Я не имею ввиду сегодня.

— У меня вообще никаких потерь нет, кроме моральных, — отчеканил я.

— Это как? — несмотря на дефицит времени, заинтересовался Мерис.

— Палатку свою под Бриште забыл, почти страдал, хорошо дежурный догадался бельё чистое захватить. Ну и Лекусу репутацию испортил.

— Это с "Прыгающего" тебе подкинули? Вот, гады, — развеселился генерал. — Ладно, потом расскажешь. Ты где стоишь сейчас?

— А сверху не видно? В Дагале стою. Пытаюсь вступить в переговоры с повстанцами.

— Вот и я к тому же. Вернулась наша "соседка", требует, чтобы ты обеспечил её безопасность. И эти самые переговоры. Сможешь?

"Соседкой" по нашей с ним договорённости считался генерал Сэус, лендслер, формально командующий всеми наземными войсками южного сектора, а, значит, и нами — тоже.

— Дура твоя "соседка", — сказал я честно. — Если я и вступлю в какие-то переговоры, то это будет афера куда почище грантской. Виллим, я чувствую, меня тут живьём сожрать готовы. Если "соседка" на нашей стороне — ни в коем случае её сюда не пускай. Слышишь меня? У здешних фермеров ещё две установки типа той, что мы уничтожили. Тут только боги могут безопасность обеспечить. Или — щит корабля, класса нашего "Ворона". Но корабль в долину не посадишь. Не пускай его сюда. Будет хоть какой-то проблеск — я свяжусь.

— Как?

— У меня свои способы. Лучше карты свежие сбрось. Моим — уже два часа. Нет своих — запроси у Келли, он в курсе.

— Что значит — нет своих? Ты что, совсем одичал там, малой? Кому бы на тебя пожаловаться? — фыркнул Мерис.

— Кому пожаловаться — того нету. Дараму надо было жаловаться, пока возможность была… Как там Вланка?

— Рвёт и мечет. Но на тебя, вроде не злится. В основном, мне перепадает. Лови, карты пошли.

— А ты зачем её из столицы выгнал?

— Плохо в столице. Ну, всё. Один спутник почти ушёл с линии. Держись там.

— Спасибо. И тебе того же.

Такое напутствие я от Мериса слышал впервые. Значит, дела в столице действительно хуже некуда. Да и он помягчел как-то в последний месяц. Всё меняется. Вот даже лендслер зашевелился, гад. Чья же эта карта? Столько придерживали её. Как бы козыри за это время не сменились… Я забрался в шлюпку

— Плохо дело, — подмигнул я фермеру. — Начальство велит мочить вас всех без разбора, если на переговоры не пойдёте. На тебя вся надежда. Я сделаю вид, что мы плохо пасём тебя. И возвращаться тебе не обязательно. Просто — передай мою просьбу?

Абио встретил меня возле шлюпки.

— Ужин готов, капитан.

— Потом.

Есть я не хотел. Однако взгляд Абио мне совсем не понравился. Я понял, что как только мы останемся один на один, я о себе много чего узнаю. Но ведь и есть не хотелось совершенно… Трудно, когда твой подчинённый втрое старше тебя…

— Где эти разговорчивые? — спросил я у подбежавшего Гармана. — И сколько их у нас уже?

— Восемнадцать человек.

— Сколько?!

Придётся мне действительно поступить как при Эскгаме. Раскидать по одному-двое по шлюпкам. Не было же печали, купила баба порося… Абио за мной в подвал не пошёл, пошел Тако.

— Рос где? — продолжал я допрашивать Гармана.

— У вас в кабинете.

— А Лекус?

— В сарайчике.

— С ним всё в порядке?

— Горло сорвал. А так — я его медику показывал. Никто не умер.

— Молодец. Эккер тебе как?

— Мужик как мужик. Я его попросил тут при мне с картами территорию проработать и отпустил. По Лекусу вы не распорядились, и я посадил его под замок — вас дожидаться. Да, лишить Лекуса нашивок я не мог. Рейд-лейтенант — родовое звание, оно передаётся по наследству. Придётся ему в своей форме вместе с бойцами топать.

Мы с Гарманом посоветовались и решили оставить его у себя, чтобы на глазах был. Но дорассказать его историю я могу прямо сейчас. Лекус прошел с моими бойцами всю долину — где на шлюпке, где пешком. После первого же дневного перехода, когда мы осваивали местные горы, он потерял весь свой лоск, а ещё через пару дней потерял и просто человеческий вид. Когда сержант подвёл его ко мне, грязного и небритого, в чужом поношенном кителе, я сразу и не понял, кто это, и чем я могу помочь. Сержант пояснил, что этот боец приводить себя в порядок не умеет, а как на него повлиять в условиях отсутствия карцера — он не знает. (Применять другие виды наказания я сержантам запрещал.) Пришлось мне снова обращаться к Абио. Я боялся, что моя просьба покажется ему неуместной, но, услышав, о ком именно идёт речь, грантс неожиданно легко согласился. Оказывается у него остались какие-то чувства к этому молодому офицеру. Ветки сиреневого дерева, предусмотрительно завернутые в мокрую тряпку, в шлюпке тоже нашлись. Возможно, именно Абио их туда и положил.

Увидев родные его телу прутья, Лекус испугался так, что я его даже пожалел. Но отступать было поздно. Я попытался успокоить Оби, сказав, что в этот раз он совершил гораздо менее серьёзный проступок, однако это не помогло. Мы завели его ко мне в палатку (я тогда уже обзавёлся новой палаткой), чтобы бойцы хотя бы ничего не видели. Мне на этот раз сбежать не удалось, и я с избытком насмотрелся на совершенно незагорелого, молочно-белого Лекуса. (К слову сказать, сложен он был хорошо, и с мышцами у него всё оказалось как надо.) Нужно отдать рейд-лейтенанту должное, в этот раз он вёл себя более прилично, из чего я сделал вывод, что наказание уже идёт ему на пользу. Бойцы группы, к которой он теперь принадлежал, пробовали проявить неуставную весёлость по поводу произошедшего, но я объяснил, что получить сегодня под горячую руку могут все желающие. А самого смешливого бойца определил Оби в напарники и пообещал, что если лейтенант провинится ещё раз — достанется обоим. Когда военная компания в Белой Долине уже близилась к завершению, и связь у нас по этой причине более-менее наладилась, на меня вышел капитан "Прыгающего" и поинтересовался, как там его лейтенант. О проблемах с Лекусом я к тому времени совершенно забыл. Парень как-то справлялся. Его дурно воспитали, но ни трусом, ни слабаком он не был. Я ему даже пообещал, что если дослужится у меня до сержанта, то капитана ему за эту операцию точно дадут.

— То, что у вас там, — я кивнул вверх. — Капитан — у меня, примерно, сержант.

— Слышал уже, — грустно сказал Оби, чем вверг меня в полнейший ступор.

Вот, значит, что про меня рассказывают? Так что, когда капитан "Прыгающего" спросил про Лекуса, я ему честно сказал, что командует давно Эккер, а Оби протопал вместе с ребятами вполне удовлетворительно для своей первой наземной операции.

— То есть, как протопал? — взревел капитан и осёкся.

Орать на меня не имело смысла, я был в том же звании, что и он.

— Вот так и протопал.

— И что? — удивился капитан. — И визга не было?

Про бабский визг Оби Лекуса по поводу и без повода мне рассказали потом. У нас он не успел тогда даже показать все свои таланты.

— Какого визга? — спросил я. (Я тогда действительно не знал, о чём речь). — Не в курсе, что он у вас там выделывал раньше, но мы его вернём во вполне человеческом виде. Если проблем боитесь — можем вместе с сиреневым деревом вернуть. Я вспомнил, что обещал Абио не афишировать эту историю, и прикусил губу. Но капитан уже вцепился в меня.

— Что за дерево?

Я замялся.

— Традиция есть такая в Белой долине, если в семье растут мальчики — сажать возле дома сиреневое дерево. Что-то вроде талисмана, воспитывающего мужские качества. Мы какое-то время соприкасались с этой традицией в Дагале.

Потом я узнал, что весь личный состав "Прыгающего" был просто заинтригован, что же за фантастическое дерево я имел в виду, и как именно оно подействовало на Оби Лекуса. Бойцы Эккера оказались в тонкости нашего воспитательного процесса не посвящены, ну а сержанты мои молчали как мёртвые — я до них тоже довёл просьбу Абио. Говорят, что с тех пор во флоте и рассказывают про волшебное сиреневое дерево из Белой долины, один вид которого способен в корне изменить человека. Но, если захочется попробовать, мой вам совет — возьмите любое другое.

 

История двадцать седьмая. «Игра против правил»

Ужин, как я от него сегодня не бегал, ждал меня в комнате. Пришлось-таки сесть к столу и осознать, что внешний вид пищи мне совершенно ни о чём не говорит. Абио отчаялся меня накормить и решил озадачить? У него получилось.

С грантской кухней я так и не познакомился, когда был там. Не срослось как-то. И вот теперь я, похоже, именно на неё и напоролся.

Мясо я опознал, листья, в которое оно было завернуто — нет. Спросить не у кого — Джоб и Айим спали, Тако вылез из окна и стоял с наружной стороны дома, Абио отправился присматривать за сету Дэорином. Я попробовал это мясо больше из любопытства. Оказалось, есть можно. А маленькое круглое печенье мне даже понравилось, оно было совершенно несладкое, пахло маслом и орехами. Лёг. Но никак не мог уснуть. Старомодный дом, деревянные панели, мотыльки, бьющиеся о сетку. Всё это напоминало мне родную планету. В голову лезли какие-то странные мысли. Вперемешку. О войне, о доме, о ребёнке, который у нас может родиться. Мысли были тревожные и бессвязные. Зашёл Абио и разбудил Джоба.

Фермер наш всё-таки настроился уходить. Со мной остался проспавший весь день, а потому весёлый Айим и грустный Тако, которого не взяли… В конце концов, мысли меня замучили, и я встал. Достал из кармашка в кителе очередную ампулу стимулятора, оделся и ушёл к техникам. Техники собирали на заднем дворе под навесом какой-то агрегат на основе привезённого мной импульсного бича и трех других, снятых нами позже. Я посмотрел и понял, что дело худо. Работали они быстро, и к утру уже планировался результат. Значит, и противники наши могут то же самое. Нет, по пути милитаризации дальше идти нельзя, нужно как-то договариваться. С кем — понятно, но как? Я до сих пор так и не решил для себя, что за человек, этот лорд Вашуг. На что он рассчитывает? Только на "своих" людей в отколовшейся части правительства? Эти "свои люди" пообещали ему что-то. А я что могу пообещать? Не хулиганить в Белой долине? Я многое мог, он имел возможность убедиться… Но что будет с ним потом? Суд? Поражение в правах? Он слишком далеко зашёл в этой игре. Отступать ему некуда. Он откажется, понял я. Ему не о чем со мной говорить. Пока второе правительство действует — у него есть шанс. И, чтобы реализовать этот шанс, меня всяко разно нужно уничтожить. Две тысячи бойцов — такая досадная малость. Я понял, что лорд Михал тоже не спит сейчас, и мне стало легче. Не я один ищу в тёмной комнате одиннадцатый угол.

До рассвета я проверил практически по всему городу дежурных. Не в плане придраться. Просто неизвестно, как нам придётся действовать в ближайшие дни, и мне нужно было, чтобы все прониклись. Ночью же переговорил, наконец, с Эккером, который тоже не спал. Действительно — мужик как мужик. А на рассвете, часа в четыре, дежурный вызвал меня на крышу. Причём в самой категорической форме. Через браслет. "Вызов, срочно". Я взлетел на чердак, выбежал на балкончик и замер: верхушка горы на горизонте — мигала. Она то вспыхивала, то исчезала в дыму. Словно бы кто-то бил в неё широченным лучом… Только с корабля. Только Келли. Что у них там?

— Вот, я записываю, — дежурный протянул мне блокнот. — Две вспышки. Пауза. Три вспышки. Пауза… Дежурный знал, что я умею читать сигналы. "Снимаемся". "Общая тревога". Вот что это означало. Значит, прошёл приказ по крылу и Келли сигналит мне, что больше не может прикрывать нас сверху. И там что-то происходит… Эпитэ ма хэтэ. Я спустился и на крыльце столкнулся с Джобом.

— Проследили?

— Там нечего и следить, капитан. Прут сюда. Абио набросал то, что мы успели рассмотреть, он остался.

Повстанцы не прятались. Они знали, что мы их не видим больше с воздуха!

Навязать бой кораблям крыла и в то же время начать наземную операцию… Кто же стоит за этим? Душка генерис? Ещё какая-то более крупная фигура в правительстве? Кто? Про то, что творится сейчас в столице, я мог только догадываться, но Мерис ясно дал мне понять, что и там дело плохо. Я смотрел, как Джоб обозначает на карте движение повстанцев, и благодарил богов, что с ним был Абио. Этот видел и понимал больше, чем я мог рассчитывать. Нам оставалось срочно сниматься из города и уходить в горы.

— Джоб, мы уходим. Давай за Абио.

— Он сказал, чтобы уходили без него, он найдёт.

— Подожди, вы же шлюпку брали? Как он нас догонит?

— Он сказал, чтобы уходили без него, — повторил Джоб мрачно.

Видимо, пытался спорить и уже получил за это. Ну, конечно, Абио найдёт. Если он сумел набросать такую карту, лёжа в кустах, то куда мы двинемся и где взять транспорт, он тем более догадается. Я поблагодарил его мысленно. Связался с командирами и велел подниматься без лишнего шума. Ещё час-два и город может превратиться в ловушку. А может уже и превращается. Всё зависит от того, каким способом повстанцы связываются с местными фермерами.

— Смотреть во все стороны. Сниматься и уходить не строясь. Внимательно запоминайте курс, проговаривать не буду. Рассыпаемся, как горох. Встречаемся — в точке с координатами на экране. Запоминайте или записывайте. В случае дезориентации и потери связи — затаиться. Ждать зрительных ориентиров по общей сигнальной системе. Внимание, если будут проблемы в городе — не раздумывать. Вести огонь из шлюпок на подавление.

Всё, доигрались мы, эпитэ ма хэтэ. Неужели я и с этим справлюсь? Однако ведь и противник нас не видит и не слышит. Нас меньше, но мы и перемещаться можем быстрее. Знать бы что там, в космосе, творится? Хорошо, что я оставил пилотов на "Вороне". Шлюпки особого мастерства не требуют, а Келли будет легче, чем "Абигайль" или "Прыгающему".

До восхода оставалось примерно полчаса, когда наша шлюпка зависла над стремительно просыпающимся городом. Значит, связь у повстанцев с местными фермерами всё-таки была. Но и мы успели вовремя. Я следил, как одна за другой наши шлюпки уходят на запад, к разведанному нами горному массиву. Судя по всему, место там подходящее для того, что я задумал. Если повстанцы решили играть против нас в открытую, значит, пора поменяться ролями. Теперь — они армия, а мы партизаны.

Ожидаете такого от меня, лорд Вашуг? Очень жаль вас расстраивать, но бой мы не примем. Вас больше, оружие ваше мы ещё толком не освоили… Так что, извините, но правила игры буду предлагать я.

Абио появился к завтраку. На трофейном флаттере ("дрожалке", как его у нас окрестили). Флаттер устроен иначе, чем десантная шлюпка, работает на водороде и стартовать может практически с места. Он легче десантной шлюпки, но уступает ей в скорости. При зависании — вибрирует, отсюда и "дрожалка". Шлюпку Абио привел сам. Чужой пилот, связанный валялся в углу.

— Развяжите там, — бросил он, спрыгнув, и пошел ко мне в палатку.

Дежурный галопом понёсся за мной наверх. Я устроил себе на возвышении смотровую площадку и возился там с картами. Когда спускался, увидел, как вытаскивают из флаттера пилота. Связан он был жестоко — тонким эластичным шнуром и в тех местах, где кровеносные сосуды передавить особенно легко. Вовремя бойцы его развязали — он уже весь посинел. Я притормозил и велел позвать медика. А потом — ко мне этого бедолагу. Абио поздоровался кивком и стал помечать на карте, что и где мы имеем. Выходило совсем не хорошо. Тоже, что и отряду комаров сражаться с регулярной армией.

— Это ещё не всё, — сказал Абио. — Это общее ополчение фермеров. У них достаточно оружия и бойцов, но дисциплины мало. Однако есть ещё лорд Михал со своей частью повстанцев. Ждут его отсюда — он обвёл южную область долины. — По рассказам фермеров, я говорил с несколькими, там с дисциплиной в порядке всё.

Абио обрисовывал ситуацию холодно и отстранённо. От фразы "я говорил с несколькими", меня прошиб пот. Только сейчас я начинал понимать, какой он страшный противник. Да, мне тоже приходилось делать много того, о чём и вспоминать-то не хочется, не то, что рассказывать, но, похоже, до грантса мне далеко.

— Я передохну и полечу на юг. Надо посмотреть, с кем и с чем нам придётся иметь дело, — сказал Абио, возвращая меня из мира мыслей в этот. — А вы снова не завтракали.

Он посмотрел на меня пристально. Я ощутил покалывание и тяжесть в кистях рук, потом в плечах, словно бы меня ощупывали не взглядом, а чем-то более вещественным. Мой мир стал сужаться — ощущения слабели, тело тяжелело. Абио коснулся моей груди, пресса. Он может так и ударить, дошло до меня вдруг. И это будет не дружеской шуткой, а получу я по полной программе… И я что ли так могу?

Я встретил взгляд грантса, но, вместо ответного напряжения, на которое он меня вызывал… вдруг улыбнулся. Я был рад видеть Абио и не хотел даже моделировать ссору с ним. Я улыбнулся и… сковывающая меня исподволь чужая воля, словно бы, свалилась разом. Это произошло так неожиданно, что я покачнулся. Абио тоже улыбнулся. Больше глазами, чем губами. Я заметил, что губы у него сухие и как бы спёкшиеся. Он же устал, наверное, и голоден.

— Давай вместе завтракать? — сказал я. — Не ругай меня. Я знаю, что я обязан держать себя в форме, но есть эти дни не хочу совсем. Забываю.

Он слегка покачал головой, чуть прикрыв глаза. Встал. Нашел свои вещи, достал вяленое мясо, сухари. Я давно заметил, что нашу пищу грантсы почти не едят. Я, в свою очередь, позвал дежурного и велел изобразить завтрак. Когда мы ели, привели вражеского пилота. Парень был всё ещё синий, глаза ввалились совсем, словно его голодом морили неделю.

— Вы его покормите сначала, — приказал я. — А то до конца допроса не доживёт.

Абио ушел спать. Я смотрел на карту и пытался понять, что же нам нужно делать, чтобы обыграть эту толпу народа… Вызвал разведчиков. Объяснил что хочу. Велел не зарываться. Поговорил с чужим пилотом. Нового ничего не узнал, кроме того, что с ним уже общался Абио, и парень теперь боится наших до дрожжи. Он, кстати, оказался не фермером, а инженером-техником из Плата, рабочего города на соседнем материке. Такое вот интересное кино. Вышел на солнышко. Следом как всегда топали охранники и дежурный.

— Посмотрите вверх, господин капитан.

Я поднял голову. В небе мелькали какие-то странные искры. Вот одна прошила насквозь облако… Ещё что-то блеснуло. Хэд, что же это. Неужели?! Полез выше на свою смотровую площадку, где у меня стояла и система оптической коррекции. Вывел возможное увеличение… Да, сомнений не было, над нами бились корабли. Я никогда не участвовал в бою на таком близком расстоянии. Да ещё и один на один. Видимо строй крыло уже не держит, и сражение идёт как попало — кто с кем!

А то, что корабли практически в пределах видимости с земли, означает, что в зону Мэтью они вошли уже сцепившись. Оттого и вышли Хэд знает где. Зоны Мэтью высчитываются у крупных тел, как правило. Аннхелл — большая планета… Что же там происходит? Я пытался рассмотреть, но понять что-то с такого расстояния не мог. Ещё блеснуло! Вспышка! Значит, мощности отражателей уже не хватает, они слишком близко! Ещё вспышка. Видно-то как уже хорошо. Неужели падают? Я не смотрел по сторонам, но чувствовал, что я не один уставился сейчас в небо. Ещё ближе! Точно падают. Один или оба? Похоже, что оба. И чужой и наш.

Хотелось закрыть глаза, но я продолжал смотреть. Сердце у меня стукнуло где-то в горле и остановилось. Там, в небе, был кто-то, кого я знал. Теперь я уже хорошо видел, как пылающая громадина скользит в тропосфере… Я понял, кто там на корабле. Я просто почувствовал это. Корабли сгорали вместе с куском моего сердца.

— Капитан — это наши? — тихо спросил стоящий за спиной дежурный.

— Это "Пал", — выдавил я сквозь зубы.

Мне хотелось остаться одному. Как он сказал? "Пал" — старый корабль"? И вооружение уже не то, и маневренность. Победить он может, разве что, связав своей массой вражеский КК, подойдя вплотную… Их навигатор тоже умел считать "впритык"… Выйти из пространства Метью лоб в лоб и, когда чужой корабль сделает нырок, связать его недосчитанной массой. Потому, что уже не важно, где они выйдут вместе и выйдут ли вообще. Ничего не важно. Есть только бесславная смерть и вот такая. Дарам знал. Все и всегда знают, кроме меня. Но и я выберусь. Какая разница, во сколько раз сил у противника больше? Всегда существует способ, по крайней мере, связать врага … Наверное, Дарам давно уже не исполнял на корабле именно те обязанности, о которых вспомнил лорд Джастин. Мы с ним не говорили об этом. Кем он ещё был? Наводящим, пилотом? Он был там нужнее. У меня есть Абио, который больше всех тут вместе взятых знает про способы ведения вот такой войны — вслепую и в глухую. Без связи и слежения из космоса. Мы справимся. Или умрём. Это же так просто. Земля дрогнула. Но не так, как если бы два сцепившихся корабля рухнули в свободном падении. Значит, отражатели держали до последнего. Может, пытались посадить, но, скорее всего, спасали тех, кто внизу. И так радиации будет выше крыши…

 

История двадцать восьмая. «Бремя крови»

И я решил связать своими действиями противника. По словам Абио, повстанцы ожидали подхода ополчения Лорда Михала только на третьи сутки, чем мы и собирались воспользоваться, чтобы фундаментально испортить фермерам нервы. Задачу я рассчитал прямо как по учебнику: тревожить с разных сторон малыми группами, стараясь лишить максимального количества боевой техники, смещаться к горлу долины имитируя смещение на запад. Если мы что-то не придумаем, за ближайшие двое-трое суток, то объединённая армия повстанцев уйдёт на столицу, предварительно раздавив нас. И, вряд ли нам удастся запереть её, как они запирали нашу. Не идиоты же они? Но на всякий случай я послал разведчиков к выходу из долины, узнать, что там и как. Проснувшийся Абио мои действия одобрил. Из телохранителя он как-то автоматически превратился в военного советника. Я и не заметил, когда. Абио улетел на юг, а мы начали играть с фермерами в пятнашки. Армия повстанцев осела в окрестностях Дагалы. Местность была нам уже знакома.

А десантные шлюпки — быстроходнее флаттеров. Мы налетали небольшими группами, по 4–5 шлюпок, сразу с трёх-четырёх сторон, обстреливали повстанцев и удирали, путая следы. Фермеры боялись гоняться за нами по горам, и, стоило нашим шлюпкам юркнуть в каньон или ущелье, и погоня отставала. Нам даже удалось уничтожить одну из больших импульсных установок, правда и сами мы потеряли в той "игре" две шлюпки.

Вернулся грантс через сутки. Лицо его, несмотря на ничего не выражающую маску, которую он носил не снимая, показалось мне озабоченным. Может, потому что я и сам был озабочен в тот момент — ранений, особенно ожогов, хватало, медики не справлялись. Чтобы не попасть под импульсные удары, мои парни отключали щиты, но фермеры с успехом использовали и светочастотное оружие. Абио застал меня, занятого термобинтами и противоожоговым аэрозолем.

— Здесь есть кимат, — сказал он вместо приветствия. И пояснил: — Растение, стимулирующее заживление тканей. Я видел его в горах.

Он позвал Тако и что-то быстро объяснил ему по-грантски. Потом покопался в своих вещах, достал травяную настойку и разбавил её водой. Отдыхать он не собирался.

— Видел нерадостное, — сообщил грантс, выгнав из палатки дежурного и велев не впускать никого. — Повстанцев — слишком много. У того, кого называют "лорд Михал" — ещё примерно столько же людей. Кроме фермеров, там хватает и техников с малого материка. И вооружены они лучше. Правда, эти самодельные "бичи" — только здесь. Но там хватает полиспектральных лазеров. Мне показалось, что оружие — очень новое, только что с завода. И вряд ли его привезли с другой планеты.

— Ты не ошибся? — я присвистнул.

Полиспектральный лазер — зараза, защиты от которой нет, и пока не предвидится.

— Честью мы с ними не справимся, — продолжал Абио. — Нужно убить лорда Михала. Другого выхода — я не вижу.

— Почему — ты? — спросил я, уже понимая, что он ответит.

— Вы командир. Если у меня не получится — будет ещё один шанс. А, лишив армию головы, разбить её легче. Лорд не терпит вокруг себя умных людей. Они его раздражают.

— Я не совсем тебя понимаю, — я сел над картой со свежими правками. — Здесь, – я показал на карту, — у нас шансов так и так нет. Ну, убьём мы его, деморализуем часть повстанцев. Но даже то, что сейчас стоит возле Дагалы — нам уже не по зубам. Будь нас хотя бы в два раза больше… Ну, уничтожим мы второй бич. Но не выпустить из долины — мы и их не сможем.

— Великий мастер сказал, что ты всё сделаешь правильно. Думай. Моё дело — убрать этого "лорда".

Слово лорд прозвучало с какой-то натяжкой.

— Тебя в нём напрягает что-то? — уловил я, наконец. Абио кивнул.

— Я долго лежал и слушал. Просто слушал. Ваш "лорд" из этих, "перерождённых".

Он употребил экзотианский термин. В империи это называлось реомоложение, когда телу давали путём медицинских манипуляций вторую молодость. Возраст лорда Михала предполагал не меньше трёх реомоложений, а, может, и все четыре. Значит, он уже стал, как и лорд Джастин, перерастать сам себя. То, чему учили грантские мастера, у несколько раз "перерождённых" начинало просыпаться само. Но дисциплины этому дару они не знали. Просто лорд Джастин был от природы добрым человеком, а лорд Михал, похоже, порядочной гадиной. И его не направленный ни в какое русло дар просто давал ширину его гневу, так что ли? Я вспомнил свои неконтролируемые всплески… Лорд Михал был гораздо старше меня, мощнее и разнообразнее в проявлениях эмоций. К тому же он изначально принадлежал к экзотианской аристократии. Может, его всё-таки учили чему-то? Абио кивнул.

— Учили, — сказал он, делая глоток своего пахучего травяного напитка. — Он достаточно владеет эмоциями, чтобы направленно использовать их.

— Значит, он вроде лорда Джастина?

— Лорд Джастин пытается следовать законам древней веры, смиряя свой ум. Ум — моложе духа…

— Ум? — я сдвинул брови, не понимая, к чему он это.

— Только ум может оправдать всё, что угодно.

— Абио, ты говоришь со мной так, словно я хоть что-то понимаю. Я — не понимаю. Меня — не учили. Я, как случайный прохожий, вступивший на улице в какую-то липкую гадость. Единственное, что я запомнил — фразу мастера Энима: "Дух наш принадлежит добру, ум — злу, душа тени". Но и её я — не понимаю.

Абио отхлебнул ещё. Какое-то время он смотрел в стену, словно бы читая что-то с бурого пластика палатки. Я уже думал, что он не ответит. Но он спросил:

— Как получилось, что вы в это "вступили", капитан?

— Я зашёл в эйнитский храм, хотел узнать… Уже не важно, что. Да и забыл я уже точно. Мы говорили тогда о предвидении событий…

— Эйниты — это те, кто поклоняется Матери?

— Да, Танати матум…

— Увидели силу души и решили показать ей путь? Дело редкое, но не невозможное.

— Генерал Мерис предполагает, что таким способом меня хотели убить.

— Не эйниты, — поправил Абио. — Последователи Матери не убивают. Возможно, тут был третий замысел. Какие-то люди могли подтолкнуть вас к храму, в надежде, что вы, так или иначе, пострадаете. Но Эйниты не могли планировать вашу смерть. В противном случае — я им не позавидовал бы… Я объясню, как смогу, — перебил он сам себя, видя моё всё возрастающее недоумение.

У меня заломило в висках, и я стал растирать их пальцами.

— Я объясню, — повторил Абио. — Это трудно, но я попробую. Но кое-что нужно будет просто запомнить, потому что это — необъяснимо. Запомните, капитан: внутри сторон всегда три. А снаружи — четыре. Человеческих — четыре.

Он налил ещё травяного настоя. Достал и выложил на стол старинный грантский трехгранный клинок с бронзовой рукояткой, обмотанной полосками кожи… Простой такой на вид клинок. Две его боковые грани были заточены, а третья просто возвышалась горбом. На рукояти следы тщательно счищаемой патины.

— Это ритуальный кинжал. Когда уйду — я оставлю его вам. На сохранение, или на память. Смотрите: у ритуального кинжала — три грани. Всегда три. Но рука — держит его… Боковые грани — острые. Это — ум и дух. Между ними — не режущая грань — душа. Она и между, и дополняет любое из лезвий. Дух и душа в союзе — устремляют человека к тому, что не объяснишь умом. К состраданию — ведь ум спросит, почему я должен за кого-то страдать? К жертвенной любви без требования взаимности. Ведь для ума такая была бы странной. Почему, любя другого, не попросить чего-то и себе, спросит ум? Ведь это было бы разумно? И только дух — не спрашивает… Дух — левая грань ножа. Неразумная. У нас говорят — левая. У вас бы сказали — правая. Это — неважно. А вот, — он коснулся другой режущей грани клинка. — Грань ума. И снова душа — между. Душа и ум. Душа страдает, ум требует мщения, душа любит — ум требует взаимности…

Наверное, со стороны это выглядело странно. В разгар боевых действий мы были погружены в сугубо философскую беседу. Но я слушал жадно. Абио наконец говорил так, что смысл не ускользал пока от меня.

— Я не говорю, что какая-то из граней — лучше, посмотрите, обе одинаково ранят. Но, у выбравших дух — одни пути, у выбравших ум — другие. Было время, когда ножи делали только с одним режущим краем. Это было время духа. Пути духа — более старые, пути ума — моложе. Мы меньше знаем о них, и потому ранят они сильнее… Хотя, (смотрите на клинок, капитан), ум и дух следуют рядом, но вышли они из разных глубин бездны. Зато рано или поздно — сольются на острие! Возможно, всё наше предназначение — это сдерживать вторую часть нашего я, чтобы не сломать раньше времени клинка. Мы, на Гране, сдерживаем ум, наши мастера полагают, что ум больше нуждается в сдерживании, как более молодая рана нашего мира. Можно выбрать и серединный путь, как эйниты. Скользить вот здесь, по грани души. По ней можно провести пальцем и не пораниться. Эта сторона не ранит сама по себе. Но, развившие чувствительность до невообразимых пределов — убивать не могут. Они так остро переживают сущее, что, скорее всего, убивая — умрут вместе с вами. Вот и всё. Три стороны. И острие. Три извечных. И четыре — для нас.

— Если бы я не влез в это самое, — я усмехнулся. — То воспринял бы, как сказку.

Я тоже налил себе чаю. В горле вдруг высохло сразу. И губы тоже высохли.

— Значит, в храме мне что-то сделали с эмоциями? — спросил я Абио. — И, чтобы удержать их теперь, я должен тренировать в себе дух или ум? Или — всё стразу?

— Всё сразу — не время. Может быть, мы сможем когда-то — сразу, но сейчас вам нужно выбирать, какая сторона удержит вас в равновесии. Путь к острию ещё не близок.

— А лорд Михал выбрал ум?

— Похоже на то. Выбравшие ум — по определению более жестоки.

Абио допил свой стимулятор. Мне тоже хотелось достать ампулу, но при нём я почему-то стеснялся.

— Если удастся убить или вывести из игры лорда Михала?

— Его люди временно останутся без его сильных эмоций. К ним привыкают, как к наркотику. Это считается у непонимающих людей некой личностной силой, харизмой. Возможно, я очень надеюсь на это, с его смертью начнутся серьёзные разногласия. Не забывайте, есть и вторая часть правительства Аннхелла. Всё это время — с мятежниками пытаются договориться. Возможно, без лорда Михала мятежники станут уступчивее.

— Будем надеяться… Хотя… Я бы всё-таки не стал убивать лорда. Для мира на Аннхелле важнее суд над ним.

— Это будет зависеть не от меня, а от того, насколько он силён в том, что умеет. Если мне повезёт — я захвачу его в заложники. Но я умею предвидеть недалеко. А сны странные… Я не мастер.

— Однако медведя этого не боишься? Он же в два раза тебя крупнее?

— Не боюсь.

Абио улыбнулся и стал собираться.

— А отдохнуть?

— Не сейчас. Счет пошел на часы, а скоро пойдёт на минуты. Слушайте себя.

Я вздохнул. Вытащил всё-таки ампулу и разломил её. Воевать — так воевать. На трое суток меня в таком режиме хватит. А там — хоть трава не расти.

К полудню Рос предложил сумасшедшую идею: основными силами отвлечь фермеров, а двумя-тремя шлюпками "накрыть" последний "бич". Его электромагнитные разряды мешали нам сильнее всего. Рос предположил, что он сможет какое-то время убегать в воздухе от "удара" бича. В это время другие шлюпки вычислят, наконец, где эта зараза стоит, и ударят по нему. Риск был велик. "Бич" очень трудно локализовать в пространстве. Тем более — его умело маскируют. Я предложил другое. Устроить вылазку и взять в заложники кого-то из техников. Тогда мы будем хотя бы примерно знать, где этот проклятый бич, и сведём риск идеи Роса до минимума.

Идея моя мне не нравилась, но другой мы так и не придумали. Я вызвал Тича: и он, и Джоб, кое-что понимали в пытках. Тако на вопрос, может ли он помочь, тоже кивнул. Рос стал делать из шлюпки приманку. Я помогал ему, стараясь хотя бы физическими усилиями заглушить боль от собственного бездействия. Больше всего мне хотелось сесть сейчас за простенький пульт десантной шлюпки, и полететь вместе с ребятами дразнить фермеров. Но это было как раз то, чего я вообще не мог себе позволить. Я настолько не имел права рисковать, что лучше об этом даже не думать. Мы снимали защитные панели, оставляя только корпус, чтобы свести к минимуму возможность электромагнитной "наводки". Рос откручивал "фалевые" линзы, защищающие пилота. В конце концов, у нас вышло что-то дырявое и страшное. Но максимально механическое по своей сути. И это хорошо. Когда в воздухе вместе шлюпка и "бич" — гораздо лучше подойдет не современный, начинённый электроникой агрегат, а пустая консервная банка. Иначе вас ждут горячие человеческие консервы…

Заложников взяли с потерями, но довольно легко. Фермеры уже свыклись с нашей манерой "налететь и обстрелять" и не ожидали, что мы сбросим десант. В первые секунды, они просто обалдели от такой наглости. Ну а нашим и требовалось секунд двадцать, чтобы накинуть сеть на мужика в серой форме и запихать его в сделавшую петлю шлюпку…

Прыгали трое бойцов. Двоих расстреляли на месте. А Лимо успели подобрать. Мало того — без единой царапины. Странная это штука — везение.

Потом ещё немного повезло — погнавшиеся за шлюпками флаттеры увлеклись погоней и влетели следом за нашими шлюпками в ущелье. И там, на практике, подтвердилось, что флаттер — это всё-таки не шлюпка. Шлюпки могли столкнуться, шлюпку могло протащить по камням, флаттер таких ударов не выдерживал. Водородное топливо, плюс вспышки с отражателей, плюс удар — и он взрывался. Когда до наших, удирающих против течения реки, это дошло в полном объеме, они развернулись…

Ведущим был Дерен с "Абигайль". Нервы у него, говорят, есть, но я предпочёл бы поприсутствовать на вскрытии, чтобы убедиться.

В общем, он развернул наших, и они начали развлекаться. Мощность щита шлюпки и флаттера — примерно одна. Расстрелять противникам друг друга было трудно, но пойти в лобовую, а потом задеть боком, развернуть и грохнуть об нависающие скалы…

Наших шлюпок удирало четыре, погналось за ними флаттеров штук пятнадцать. Один ребята сбили нечаянно, убегая и путая следы. С восемью другими они расправились в ущелье быстро и жестоко. Мало того, когда до Дерена дошло, что противник не отступает, а бежит, он приказал отбить один из линяющих флаттеров, и его загоняли по ущелью до полного одурения пилота. Гоняли Дерен и Павим, оба пилоты КК, которые привыкли к таким перегрузкам, что наземным леталам даже и не снились. В конце концов, они прижали флаттер к земле, вырезали дверь и вытащили пилота и двух вояк-фермеров. Пилот был ещё в сознании, фермеры — уже без. В это время четвертая наша шлюпка наблюдала за ущельем. Но вернуться фермеры побоялись. И Дерен привёз вместо одного пленника четырёх. Еще мои бойцы извлекли блоки из бортового компьютера чужого флаттера и навигационный экран. Вернулись злые, потому что двоих всё-таки потеряли, но и довольные тоже. Адреналина хватило бы утопиться.

Я делал ставку на то, что люди сейчас достаточно изнежены физически. Они уже привыкли, что в современных условиях при допросе ломают мозги, а не руки. Мы уже практиковали эту линию поведения, будучи в наземном спецоне, и результат был. Специально разбили палатку немного в стороне от основного лагеря. В палатке я оставил тех, кого точно уже не вырвет. (Тича не хотел брать, но других спонтанных садистов у меня в подразделении не наблюдалось). Мы делали всё молча. Тич с Джобом развели небольшой костерок прямо в палатке. Грантс нарезал с какого-то кустарника сухих веток и теперь превращал их в заострённые палочки. Я разглядывал пленников, выбирая, с кого начать. Техника трогать пока не стоило. Пусть посмотрит. Послал Тича за скотчем. Техник попался понятливый — я ещё не расстелил перед ним карту, а глазки у него уже забегали. Он понял, что я хочу какой-то привязки к местности, но ещё не догадывался, что желания у меня бывают очень навязчивые. Я кивнул Тичу на одного из пленных. Сержант, единственный из здесь присутствующих, испытывал душевный подъём и возбуждение. Я с трудом терпел его наглую морду. Смотреть на подобного разлива радость даже противнее, чем вообще на всё, что мы собирались делать. В палатке резко пахло человеческим потом и смолистым деревом, которое строгал Тако. Грантс был спокоен и сосредоточен. Он собирался качественно выполнить работу, не более. Пока Тич заклеивал фермеру скотчем рот, я показал технику на карте место, где они стояли, и объяснил задачу. И отвернулся. В этот раз я мог себе позволить хотя бы отвернуться.

Через пятнадцать минут я вышел и прислонился спиной к скале. Рос крикнул мне, чтобы я подошёл, но я отмахнулся, и он подбежал сам.

— Капитан, я тут их маршрутные карты глянул. Что-то вроде есть.

— Распечатай мне, — я повернулся, чтобы опять зайти в палатку. Видеть не хотелось никого. Рос перехватил меня за плечо.

— Иди, капитан, сам распечатай, а? Я пойду Джобу помогу.

Я обернулся, встретился с ним глазами… и Хьюмо, оттолкнув меня, прошел в палатку. Я снова прислонился спиной к скале. Раньше я с трудом, но переносил такое. Теперь, похоже, надо будет ломать себя по новой. Терпеть и ждать, пока внутри снова всё омертвеет. Меня, разве что, не рвало никогда. В глазах темнело, но со стороны это не видно. Я посмотрел на солнышко и, откинув клапан входа, снова нырнул в черноту палатки.

— Капитан! — окликнул меня дежурный. — Разведчики вернулись. Фермеры зашевелились. Похоже — они снимаются.

Ага. Струсили, значит. Не понимают, что мы задумали. Но и у нас, выходит, времени нет.

— Бросайте, ребята, — сказал я с порога. — С пилотом — потом договорим. Тако, ты прибери тут всё, Джоб — со мной.

Я понял, что тоже полечу. Эту заразу, которая накопилась внутри, можно было только выжечь каким-то более сильным ощущением. Если я сейчас не сяду за пульт шлюпки, я просто свихнусь. А лететь надо быстро. Иначе всё затеянное — зря, сейчас они переместят бич…

— По машинам, парни. Летят только пилоты КК. Дерен — ведущий.

Дерен, пилот с "Абигайль", который все эти дни возглавлял наши налёты на фермеров, ошалело посмотрел, как я сажусь в шлюпку, отдавая при этом приказ командовать — ему. Секунды две он это переваривал, потом мотнул головой и активировал браслет. С капитаном не спорят, даже когда получают такие вот такие странные приказы. Рос поднял в воздух то, что у него получилось из малой шлюпки. У нас такая имелась в наличии одна — меня дурака возить. Выглядела сейчас "капитанская" шлюпка жутким образом, как будто какое-то гигантское чудище пожевало-пожевало её и выплюнуло.

Малая шлюпка — это по сути голый отстреливающийся модуль большого космического корабля. В космосе их называют "двойками", а на земле малыми или капитанскими шлюпками. Такая вмещает всего четырех человек (из них два — пилоты), но зато она самая маневренная. Остальные десантные шлюпки для идеи Роса не подходили, они более громоздкие и рассчитаны на полсотни бойцов, если утрясти как следует. Понятно, что сейчас и в десантных шлюпках никого лишнего не сидело — пилот, стрелок и один-два бойца на случай чего-то непредвиденного. Я любил смотреть с земли, как шлюпки стартуют и выстраиваются в воздухе. Пилоты крыла армады люди дисциплинированные — строй они держат не для красоты, но зрелище завораживающее. Сейчас, правда, я ничего этого не видел, потому что завис над лагерем вместе со всеми. Плечо в плечо со мной сидел стрелок со "Скорка", Тито, сзади болтался Джоб.

— Объявляю порядок строя, — прозвучал в наушниках звонкий и злой голос Дерена.

— Идем шестнадцатью шлюпками по четыре. Всё как обычно — порядок и старшие. Шлюпка номер восемь — в моей четверке вторая. Восьмая шлюпка — наша.

Молодец, Дерен. Если капитан не желает командовать, пусть идет вторым. Хитрый. Он понимает, наверное, почему я так поступаю, но ему всё равно дико.

— Замыкающая четверка, — продолжал Дерен. — Смотрите в оба, в драку не лезьте. Вторая и третья четверки — хамим и отвлекаем на себя. Первая — делать, как я. Даами тэ!

"Даами тэ" — "да хранят нас боги", по-экзотиански. Ай, да Дерен. Не замечал я за ним…

Я сел ему на хвост. Что бы там не полагалось по уставу в таких случаях, но это Дерен водил ребят в налёты на фермеров, а не я. Он лучше знал местность, лучше знал, где у них что расположено, и чего надо опасаться. Он тоже молодец. Определил меня вторым номером, чтобы не так обидно было. По сути, если разлетимся на двойки, он будет прикрывать меня, я — его. Скорость пошла сразу предельная, нам не хотелось, чтобы повстанцы успели переместить куда-то наш любимый бич. Пока мы знали, где он, — это давало нам хоть какое-то преимущество. Лишив их последнего бича, мы успеем за сутки сделать решето из армии, превосходящей нас больше, чем в двадцать раз. Только бы успеть.

Дерен стал набирать высоту, и я понял, что цель наша близенько. Во-он они, заполошные наши, мечутся. Фермеры и не знают, как мы сейчас обнаглеем. Мы зависли, а вторая и третья четверки резко пошли вниз. Еще выше нас над повстанцами парил, как коршун, Рос, прикрываясь пока десантными шлюпками. Я понял, что зря сел на место пилота, стрелять хотелось так, что ток пробегал по пальцам, и внутри всё горело. Вверх метнулись бледные в дневном свете лучи светочастотных пушек. Мы лишь чуть сместились в сторону, занимая более выгодную позицию. Со включенными щитами — такие пушки нам мало опасны. Тем более — на такой высоте. И фермеры это тоже знают. Или они активируют бич, или мы им нанесём такой урон, насколько хватит зарядных батарей. Активное шевеление шло сразу в нескольких местах, но теперь мы точно знали, где именно стоит бич. Дерен дал сигнал Росу, и тот нахально понёсся вниз, защищённый лишь собственной гордостью. Мы тоже заскользили за ним, прикрывая его хотя бы с боков. Рос пикировал прямо туда, где по нашим данным находилась последняя большая импульсная установка. Вот он метнулся влево, опять, крутанувшись, изменил курс. Рос знал, что делает. К тому же он уже два дня носился над армией повстанцев. Пошла родная! Воздух прошил первый синеватый разряд. Не разогрелась ещё машинка… Дерен отключил щит. Я пока не стал. Мелькнула вторая "петля", уже синевато-белая. Рос ушёл от неё винтом и нагло спикировал практически до земли. Если бы хватило мощности орудий, он смог бы и сам сейчас взорвать установку, но мы уже знали, что мощности малой шлюпки для такой затеи недостаточно. Игра становилась всё опаснее, а Дерен медлил. Я знал, что он пытается как можно точнее определиться с целью. На наших четырех шлюпках имелось несколько самодельных мин, и мы планировали по-детски закидать ими "бич". Но точность попадания такой мины невелика.

— Готовность три, — сказал, наконец, Дерен.

И я вывел мощность на предельную.

— Пошли за мной!

И он резко нырнул вниз, набирая скорость. Остальные три шлюпки потянулись следом, как хвост воздушного змея. Я так и не выключил щит, сместившись чуть вбок и пытаясь прикрывать Дерена от всбесившихся лучей. Я почему-то знал, что выключить щит успею. Смотрел я не на экран слежения, он не давал мне сейчас никаких преимуществ, а прямо через стекло. От того и увидел, как Рос, сделав петлю, подставил себя прямо под удар сбоку, направленный на нашу головную шлюпку. Может, он рассудил, что дело своё уже сделал, а мы ещё нет, но, скорее всего, защищая Дерена, он просто не подумал о себе.

Я метнулся вниз, обгоняя ведущего. Слишком низко! Недопустимо низко, учитывая, что импульсный бич продолжает генерировать электромагнитное поле, а у меня не отключен щит. Но я продолжал снижаться. Во мне не осталось уже ни раздражения, ни перенесённой недавно боли. Только пустота. Меня на тот момент как бы вообще не существовало. Защита шлюпки по всем правилам должна была войти в резонанс с импульсным разрядом, но она не вошла. Я не полностью, но закрыл от светочастотного удара и Дерена, и Роса. И мы метнулись вверх. Мой пилот, остекленевший оттого, что я делаю, не успел сбросить мину. Но её сбросила следующая за нами шлюпка. Нас крутануло взрывной волной, но я не потерял ощущение пустоты и выровнял шлюпку по экрану слежения. Иначе уже не выходило — вокруг бушевал огонь. Я искал сегодня огня, но он опоздал. Увидев Роса, подныривающего под смертельный для его "голой" шлюпки светочастотный луч, я успел сгореть сам.

— Пятнадцатый и восьмой, проводите Роса. Это Дерен.

Если Рос начнёт сейчас падать, две шлюпки смогут зажать его между щитами и довести до лагеря. Но Рос держался сам. Наконец, я увидел малую шлюпку и через стекло. Я надеялся, что лейтенанту моему не сильно досталось. Коньон. Излучина. Не очень сообразил, как мы сели. Пилот пятнадцатой выскочил раньше меня и боролся с оплавленной дверью шлюпки Роса. Морда у него была красная, но до ожога вроде не дошло. Когда я подбежал, шлюпку уже удалось открыть, и Рос оттуда практически выпал. Вся левая сторона обожжена, сам в шоке… Но шлюпку довёл, гад. Я смотрел, как медики обрабатывают ожоги, но всё ещё находился где-то не здесь.

Вернулись остальные наши шлюпки, успевшие, надеюсь, развлечь фермеров по полной программе.

— Ну, вы и псих, капитан, — сказал подошедший Дерен, сжимая мою ладонь. — Я думал — всё. Вы почему щит не отключили? Хотя, без щита и светочастотный почти в упор… Видели, у Роса вся корма оплавилась? Но щит выдержал. Сам бы не видел — не поверил.

Я сжал его руку, такую живую и теплую. Улыбнулся одними губами:

— Надо было, вот и выдержал. Мы с Росом вместе…

— Если выживем, я только с вами буду летать, — тихо-тихо сказал Дерен. — Я очень хочу понять, как это — на большом корабле…

— Давай выживем, сначала, — сказал я так же тихо.

 

История двадцать девятая. «Под знаком белого солнца»

На этом месте стишок вероломно обрывался… Мы его учили ещё в начальной школе. Почему он мне вообще вспомнился? Я лежал на спальном мешке, просто передыхая. Спать я не собирался, да и заснуть бы всё равно не смог. Я мечтал о смерти. Если ты скажешь, что никогда не думал о ней так, как я сейчас, ты врёшь. Все думают.

И я думал этой ночью о том, как хорошо и легко было бы просто умереть сегодня.

Умереть, чтобы не чувствовать усталости, не понимать, что выхода у нас просто нет и быть не может. И чтобы не сожалеть о том, что сделал и что ещё сделаю. Вернее, сожалеть-то можно, есть такая форма лицемерного сожаления о содеянном якобы против воли. Только для этого хорошо бы окаменеть полностью, а не какими-то частями души.

Знаешь, почему писатели так любят начинать романы с описаний природы? "Утро было туманное и нежное. Цветы поднимали свои мокрые от росы головки. Несмелая птичья трель…" Или наоборот — осень грязная, и небо всё время ревёт…". Знаешь, отчего они так? Знаешь? От того, что только, когда мы смотрим, как дышат в солнечный день листья, целуются бабочки или носятся, размахивая лохматыми ушами, собаки, у нас в головах что-то щёлкает, и мы начинаем осознавать, думать, и чувствовать одновременно. Большинство, наверное, принимает этот процесс за вдохновение. Это — ещё не оно, это просто включились разом самосознание и чувства, а обалдевшие от изумления мозги начали происходящее осмысливать. В такой момент ощущаешь себя богом. Тебе кажется, что никто не видел раньше эти травинки, несмятые почему-то ботинками или спальным мешком, всё ещё живые и такие наивные. Кругом — война, а у тебя под самым носом — травинки… Словно бы ты их сам только что создал. Дурак. А ещё ты очень четко понимаешь вдруг, что где-то рядом есть люди, для которых твоя война — чужая. Они брезгливо сморщатся, столкнувшись на улице с солдатом в несвежей форме, и, приглашённые на чинные корпоративные похороны, подальше обойдут заросшую могилу с "армейским крестом".

Твой мир будет для них враждебным и непонятным, до тех пор, пока сами они, так или иначе, не споткнутся о те же камни, что и ты, не пойдут под пули, напалм или светочастотные лучи. Какая разница, какое у нас оружие? Война — это всегда — война…

А самое смешное, что мы своими смертями, уравновешиваем и чаши их весов тоже. Только они всё равно нас не вспомнят. Пока ты не на войне — для тебя эта война чужая. И поэтому войны будут следовать за войнами. Как искупление. Потому что неосознание — это то, почему бывает война. Не понял?

Не осознавая — мы живем только наполовину. И ум, и чувства — умеют обманывать. И мы будем воспринимать сделанное нами как приятное и разумное. Будем жить, любить, набивать брюхо… А дух уснёт. Но, даже сквозь сон, он станет посылать нам знаки того, что мы творим что-то ужасное, неправильное в самой своей сути. Голос духа — слабый, временами, неслышный, легко залить одурманивающими напитками и заглушить повседневными делами… И начать снимать фильмы про апокалипсис, изобретать защитные системы, вешать новые и новые замки, видеть военную угрозу в каждом шевелении соседа, Это оттого, что подсознание наше всё это время в ужасе ждет инспекции дремлющего до поры духа. Ждёт наказания, понимая, что только мыслями и чувствами жить нельзя, иначе мы просто превратимся в животных. И наказание последует нам от нас же самих. И потому — ты тоже когда-то окажешься на войне, наказывая самого себя за неумение осознавать через чужую боль и чужой опыт… Пусть даже это будет всего лишь война внутри тебя самого. Это не легче. А ты знаешь, как это? Думать и чувствовать сразу? В обычное время внутри нас всё очень полярно — мы или психуем, или — подсчитываем, занимаемся сексом или делим и умножаем… Побеждает то одно, то другое. Нам трудно свести в одно даже мысли и чувства. А ведь есть ещё дух… Второе лезвие клинка. До него не достучишься, иначе, чем через рубеж души — её тени и её страхи. Так душа не пускает ум к духу. Между умом и духом — темные земли нашей чувственности. Танати Матум. Тупая грань трехгранного клинка. Вернее — та грань, которая должна быть тупая. Мы — не эйниты, наши чувства ещё как ранят. Я искал в сети, но не нашёл клинка, подобного тому, какой оставил мне Абио. У наших "трехгранников" — все грани — острые…

— Капитан, вы не спите?

Гарман вошёл с разрешения дежурного, но, увидев, что я лежу, застыл.

— Не сплю. Что у тебя?

— Да, мелочь, вроде… Посты сейчас обходил — боец задремал. Смотрит на меня, глаза открыты, а сам — спит. А окликнул когда — он начал уверять, что не спал. Говорит, словно морок какой-то…

— Морок? — я приподнялся.

И тут же, стряхнув с себя задумчивость, ощутил этот самый морок: словно бы облако распылённого в воздухе сна медленно накрывало нас сверху. Тяжелое, подавляющее волю, облако. Я на автомате противопоставил этому странному ощущению свою волю и тут же почувствовал, как у морока выросли зубы. Темнота сгустилась. Гарман, вскрикнув, схватился за грудь и начал оседать на пол. Это потому, что он так близко ко мне? Я и сам не понял, как у меня это вышло. Сначала я пытался сопротивляться всё возрастающему давлению, но, увидев, как падает Гарман, рефлекторно раскрылся.

Как бы предлагая себя самого. "Брось этого, бери меня. Я не сопротивляюсь". Воли я не утратил. Просто мне стало себя не жалко вдруг. И… я не боялся. Я был уверен — ничто извне не может погасить мой внутренний свет. Напротив. Я сам был ловушкой. Белой тенью против тени тёмной. Только осознание белого. Без сопротивления и агрессии. Миг — и тень накрыла меня… Но я её даже не ощутил. Она растаяла не коснувшись. И сердце моё даже не стукнуло, хотя я и не сразу выплыл из какого-то вестибулярного неравновесия в текущее понятие о мире. Гарман сидел на земле, держась за левую часть груди…

— Что это было, капитан?

— Устали мы все, — сказал я спокойно. — Сколько же можно…

— А я подумал…

— Подумал — и молчи, не пугай никого без необходимости. Пока я живой — справимся и с этим. Понял?

Он автоматически кивнул.

— Ну, вот и хорошо. Разведчиков ко мне. Боюсь, наши "друзья" не собираются спать этой ночью.

"Друзья" и не собирались. Выйдя из палатки, я ощутил ещё одну попытку психического "давления", справился с которой точно так же — "раскрыл" на себя. Похоже, моё самоощущение оказалось для нападающего совершенно несъедобным. Он "подавился" и отошёл. Разведчики передали, наконец, что фермеры засуетились. Может, они и до того суетились, но наши не замечали. Пришлось будить бойцов. А поспать бы не помешало всем. День прошёл в налётах на повстанцев и их попытках хоть как-то наладить оборону. Пойти на сближение с лордом Михалом мы им не дали. Я полагал, что чем дольше мы будем держать фермеров в долине, тем лучше — для столицы. Неужели ночью фермеры решили таки двигаться в сторону горла? Ополчение лорда Михала, по моим расчетам, проявится к утру, если не раньше. Я хотел бы дать бойцам отдохнуть ещё пару часов, но у повстанцев — свои планы… Что ж, похоже, этой ночью всё и решится. Это что, был с предварительным визитом лорд Михал? И что с Абио? Я ожидал других попыток психической атаки, но враг затаился.

Есть такая штука — последний рубеж. Это — когда отступать больше некуда. Но бывают и такие рубежи, когда отступать есть куда — но нельзя. Перед нами лежала обширная долина, а мы двигались в самое стратегически неудобное место. Чтобы не допустить слияния изрядно потрепанного ополчения повстанцев со свежими силами лорда Михала. А ещё лучше — занять такую позицию, чтобы дорезать уже изрядно общипанных фермеров. Чтобы нечему было и сливаться, и чтобы возня с ранеными и убитыми отняла у второй группы повстанцев время. Выиграть это сражение мы не могли. Мы устали, нас было мало, преимущество мы имели только в быстроте передвижения. Оставалось только растягивать схватку. Я надеялся, что время работает на нас. Вообще, это вышло смешно. Повстанцы спешили на сближение со своими, а выкатились прямо на нас. На готовое, так сказать, пристрелянное место. Они надеялись, видно, что затея с "мороком" удалась, и мы мирно спим сейчас где-то в горах. А может, по нашему бывшему лагерю уже бегают люди с длинными ножиками… Да, нам-то было смешно, а вот фермеры почему-то не обрадовались. Забегали, окапываться начали. Узнали что ли? Ну эпитэ а матэ, какие глазастые. Примелькались мы тут…

— Разведчики, капитан, — прошептал дежурный.

— Зови сюда, — обернулся я.

Ждать не пришлось. Оба, черные от копоти, стояли почти у меня за спиной. Молодцы, тихо подошли.

— Что там? — спросил я, уже догадываясь, какой получу ответ.

— Лорд Михал на подходе. Может четверть часа, не больше. Двигаются очень быстро. Растянулись. Но головные части мы вот-вот увидим.

Неужели не успеваем? Попасть между двух огней мне совсем не улыбалось. Но и отходить — куда?

Отступить к Дагале — значит просто пропустить фермеров на выход. Дальше в горло? Там — выжженная нами же земля. Не то, что шлюпку — бойца не спрячешь. Если они сейчас проходят между холмами, за которым мы укрылись — то практически выходят из долины. Всё. Можно занять оборону с другой стороны горла, но там равнина. Достанется и Бриште, и, возможно, даже соседней Лльёле. Я надеялся до прихода лорда Михала распугать первую половину фермеров, развернуться и занять чуть более выгодную позицию, где мы сможем какое-то время обороняться. Сейчас обороняться было почти невозможно — слева одни фермеры, справа сейчас нагрянут другие. Пути вперед или назад есть, но это — бегство. И всё-таки нужно отходить, пока ловушка не захлопнулась. Но я — медлил.

— Что будем делать, капитан?

Это Гарман. Больше у меня и спросить теперь некому. Келли, Рос, Влана — все, по разным причинам сейчас не рядом (Раненых мы спрятали в горах). Я наблюдал за фермерами. Фермеры оживились. У них тоже были разведчики. Поначалу, они на нашу стрельбу отвечали вяло, окапываясь и прячась за силовыми щитами. А теперь обрадовались и начали потихоньку обходить нас, чтобы зажать в холмах.

— Дерен где?

— Тут, капитан.

— Готовьтесь отводить шлюпки назад, через горло. К Бриште. Не вздумайте подниматься. Брюхом к земле. В воздухе они вас теплыми возьмут. У лорда Михала есть полиспектральные лазеры.

Дерен кивнул.

— Нужно решить, кто останется здесь, и будет прикрывать отход. Шлюпок мы потеряли много, и взять они всех всё равно не смогут. Мы поиграем тут в прятки, пока фермеры не поймут, что шлюпки ушли. Сколько вам надо, Дерен?

— Если по одному, между вон теми холмами, брюхом, то интервал будет секунд 60. Сорок минут, капитан.

Голова у Дерена холодная. Сорок, значит, сорок.

— Я остаюсь. Кто со мной?

— Ка…

— Гарман, заткнись, ты в другом месте нужен. Остаешься за меня, ищешь место, где не дать им пройти на Бриште. Керби, какого Хэда?

— Из моих — 70 разведчики. Надо же вам будет потом как-то выбираться?

— Хорошо. Но вы — не командуете. Оставьте кого-то вместо себя.

Бойцы зашевелились. Информация быстро передавалась от одной группы к другой. Дерен отошёл к пилотам. Ему задача была ясна. Со мной по моим расчетам должно было остаться человек 200. Придётся выбирать мне. Подошёл Дейс.

— Капитан, мы потеряли две шлюпки, мы остаемся. И "штрафники" с нами. Они сказали — они вам верят.

Ну и молодняк у меня растёт. Охренеть. Это было даже больше, чем нужно. Несколько десятков самых не обстрелянных я завернул, объяснив им, что опыта у них маловато пока. Я видел, что бойцы мне именно верят, верят, что мы остаёмся не умирать, а как-то вывернемся. Штрафники, наверное, надеются, что эта история спишет с них судимость. Молодняк тянет на подвиги… Что я делаю, Беспамятные боги? Первая шлюпка пошла, и нам нужно было изображать активность. Мы сняли со шлюпок несколько "больших светочастотных" и изображали. Фермеры тоже изображали, облизываясь и поджидая товарищей. Седьмая шлюпка, двенадцатая… Я до сих пор так и не понял, на что я собственно надеюсь. Уверенность, что мы выберемся, была железобетонная и нелепая. Если верить разведчикам, до подхода ополчения лорда Михала оставались считанные минуты. По логике, нужно разворачивать снятые со шлюпок установки, чтобы быть готовыми открыть огонь и по ним тоже. Но я медлил. Двадцать четвертая…

— Надо хотя бы одну переориентировать, — услышал я шепот лежащего рядом бойца.

— Капитан знает, что делает, — ответили ему за меня.

Боги, если бы я знал! Чувство надвигающейся опасности гнуло мою голову к земле, и я прижал к губам браслет. Помехи-то какие. А если меня уже и на двадцать метров не слышно?

— Окапывайтесь, ребята! Зарывайтесь в землю! Передавайте по цепочке!

Зачем я это делаю? Но я привстал, чтобы проверить, услышали ли приказ. Почти над головой вспух огненный шар. Тако дернул меня к земле. Малые импульсные разряды беспорядочно метались между холмами, по небу пробегали сполохи светочастотных лазеров. Пока — только с одной стороны, слева от нас. Но вот и справа посветлела кромка неба.

— Всем лежать! Вжаться в землю!

Но услышали меня не многие. Я приподнялся.

— Стрелять бросай, идиот! В землю! Прижаться к земле!

Небо задрожало. Я замер, глядя на взрезающий его мутное тело чёрный веер. Первый раз я видел это так близко. Но тут что-то толкнуло меня в спину, и больше я уже не видел ничего. Только секунду спустя, понял, что сверху лежит Тако: он сбил меня и придавил к земле. Но, стоило мне осознать это, как по лицу потекло что-то тёплое.

— Тако, — прошептал я. — Тако?

Он не отвечал. Я начал выбираться из-под него. Дело пошло на удивление легко. Грантс словно бы сам сползал с меня на землю…. Я приподнялся, наконец. Он… По частям что ли? Тело грантса лежало на траве аккуратными, почти не кровоточащими полосами. Только по моему лицу ползли какие-то случайные капли. Тако… Я оглянулся. Небо развлекалось. Какой фейерверк. Те из бойцов, кто не сумел как следует закопаться в землю, лежали такими же кровавыми кучами. В красноватом свете сбесившегося неба это было очень хорошо видно. Однако и у повстанцев происходило что-то не то. Наши давние враги суетились в явном замешательстве, новые — не спешили равнять с землёй нас. Похоже, у них между собой открылись недовыясненные вопросы.

— Ребята, отходим потихоньку, — прошептал я. Браслет даже не мигнул. Ближняя связь тоже сдохла. Пришлось поднимать бойцов, что называется, своим примером, а кого-то и за шиворот.

— Отходим, ребята, — шептал я.

Фермеры, того и гляди, могли прекратить свои разборки и переключиться на нас. Шлюпки ушли. Нам теперь тоже можно отойти, если успеем. Что же происходит??

Отходили мы по выжженной земле. Если бы фермеры бросились нас догонять, у них получилось бы. Но они не бросились. Я не понимал, почему ополчение лорда Михала открыло огонь поверх наших голов. Нас зацепило символически. Неужели Абио смог натворить столько дел в одиночку? И, тем не менее, мы уходили, и погони не наблюдалось, хоть и были мы — как на ладони.

 

История тридцатая «Комбинатор»

Свои нас встретили как победителей. Слава богам, некогда было объяснять, как мы выбрались — я и сам не знал. Но теперь нужно срочно планировать оборону. На Бриште я фермеров не пущу. Не знаю, как — но не пущу. У меня там Вланка. В браслете наконец прорезались кое-какие сигналы. Судя по расстоянию, с которого "стучался" ко мне Мерис, он застрял где-то между Конья и Лльёлой. Сигнал, однако, срывался. Нам удалось обменяться буквально двумя-тремя фразами. Я сообщил, что у фермеров что-то не то происходит, и что мы отошли за горло. Стоим перед Бриште, там, где ложбина между рекой и болотом. Мерис, вроде, расслышал. Ближе к рассвету проявились и фермеры. Они несколько раз пытались связаться с нами, но тоже почти безуспешно. Техники объяснили мне, что помехи могут давать плохо настроенные устройства по подавлению связи. Если они не реагируют на команды, то остаётся только на шлюпках за ними гоняться. Видимо так оно и было, потому что фермеров мы "услышали", наконец, только тогда, когда уже и увидели. Двигались они в открытую. Я предположил, что решили-таки вступить с нами в переговоры. И тут фермеры, наконец, "попали" в режим ближней связи и на экранчике моего браслета возник сету Дэорин. Какой ожидаемый сюрприз. Значит, он таки шишка на ровном месте? Позади главы фермерского совета маячили ещё два фермера, но ни один даже отдаленно не напоминал лорда Михала. Брезгуем простолюдинами? Ну-ну. Разговора я ждал с некоторым отупением. Хоть у меня и открылось уже очередное сто восемнадцатое дыхание, но сообразить, что фермерам от меня нужно, я не мог. О чем им со мной говорить? Я торговаться полномочий не имею. И не выпущу никого из долины до подлёта тех, кто имеет такие полномочия. Не стрелять? Так мы и не стреляем, мы не больные.

— Чего надо-то? — спросил я, потому что сету Дэорин молчал.

Он оживился, видимо не понимал, вижу я его или нет.

— Меня уполномочили говорить…

— О чем? — перебил я его. — Техники работают. Как только появится хоть какое-то окно — будете говорить с властями. Пока дальней связи нет — стойте, где стоите.

— Мы могли бы обменяться пока заложниками. У нас есть ваш человек… Абио?

— … и мы не хотели бы, чтобы наши люди, если они живы, прошли через процедуру отчуждения…

Не хотят, чтобы пленных судили? Ну что ж…

— Часть ваших людей находится на орбите. Но тех, кто с нами — мы отдадим. В обмен на Абио и ваш новый лазер. Я хотел бы на него посмотреть.

Если сету Дэорин и удивился, то вида он не подал. Кивнул.

Минут через десять из общей группы выделились два фермера с носилками и третий с увесистым ящиком на самодвижущейся платформе. Мы вывели пленных. Сошлись. Абио был без сознания.

— Мы его не трогали, видит Амо, — пролепетал фермер, с которым я встретился глазами. — Это лорд…

— Зато мы ваших — трогали, — сказал я, сдерживая гнев. — Что в ящике? Открывайте. Я подозвал техников, чтобы они посмотрели, что нам подсовывают.

— Всё в порядке, капитан, я эту штуку знаю…

— Хорошо, — я кивнул фермерам. — Забирайте своих. Если это будет зависеть от меня — остальных получите бесплатно.

На браслете загорелся, наконец, сигнал "долгой" связи. Но Мерис не вызывал.

Вполне возможно, что он решил разговаривать напрямую с фермерами. До Келли же не удалось пока достучаться. Я попросил медика осмотреть Абио, но ничего внятного о его состоянии не услышал. Внешних повреждений не оказалось. Как не было и серьёзной диагностической аппаратуры у нас. Медик предположил общее нервное истощение и обезвоживание. Стал возиться со своими железяками. Я не мешал. В какой-то момент мне показалось, что Абио приходит в себя, и я наклонился к нему

— Осторожнее, капитан, — прошептал он, узнавая меня. — Их двое. Лордов… их…

— Я понял, друг, лежи.

— Двое, — повторил Абио и закрыл глаза.

Медик смотрел на меня с укоризной, по его мнению, я отбирал у больного последние силы. Я сжал руку Абио и вышел. Что значит — двое? Они там передрались что ли?

К полудню Мерис снизошёл и до меня, приказав готовиться к приёму чиновников из правительства. Я только плечами пожал. Ковровых дорожек у меня не имелось. Гарантировать безопасность мы тоже сейчас не в состоянии.

— Объясни штатским, что они сильно рискуют, — предупредил я на всякий случай.

— А чего мне их жалеть? — усмехнулся Мерис. — "Наша" часть правительства такое же дерьмо, как и бунтовщики. Если бы не война с Экзотикой, я бы предпочёл, чтобы они сначала перебили друг друга…

Чего это он разоткровенничался? Один летит? А где лендслер? Неужели и эта карта выпала из колоды? Кто же тогда на "нашей" стороне?

Я приказал хоть как-то обозначить место посадки, а то ещё сесть не сумеют, штатские наши. Местность холмистая, чем Хэд не шутит. Сели. Два гражданских катера и спецоновская шлюпка с Мерисом. Как я и предположил, он прилетел один (порученцы и охрана — не в счет). Я думал, что переговоры растянутся Хэд знает на сколько времени, но всё решилось в считанные минуты. Мерис окинул ехидным взглядом два десятка привезённых чиновников, толпившихся на огороженной нами площадке, с кем-то символически переговорил, буркнув в браслет:

— Всё, мы прибыли, выводи своё стадо.

Кажется, только я не отреагировал, когда фермеры зашевелились и довольно большой группой двинулись на нас. Я был спокоен, потому, что я был спокоен. Меня интуиция ещё ни разу не подводила за последние дни. И я остался стоять рядом с Мерисом, равнодушно наблюдая, как штатские заметались по оцепленной моими бойцами посадочной площадке в поисках укрытия. Кое-кто полез обратно в катер, другие спрятались за бронированную шлюпку.

Мерис не мешал никому пугаться. Он думал о чем-то своём, и вроде бы не заметил даже, какого переполоха наделал. Мои бойцы, видя, что я никуда не прячусь, тоже действовали сообразно уставу. Никаких лишних нервов. Остановили группу фермеров, где положено.

— Капитан, обыскивать или так пропустить? — крикнул мне Гарман.

Я покосился на Мериса. Тот махнул рукой.

— Пропускай! — крикнул я.

Мне-то чего бояться — мои бойцы в доспехах. Фермеров привалило человек пятьдесят. И все, видимо, принадлежали к той же "правительственной верхушке". Потому что успокоившись, привезённые Мерисом чиновники начали окликать знакомых в плотной толпе повстанцев, здороваться. Я понял, что обе группы сейчас смешаются, и отступил назад, дабы видеть происходящее целиком. Кое-где начали обниматься… Забавно.

Что ж, может, не все фермеры болтались с лордом Михалом по доброй воле. Теперь у них, можно сказать, праздник. Щас они все друг друга полюбят и простят, как бы нам ещё виноватыми не оказаться… Что Абио же имел ввиду, когда сказал, что лордов — двое? Нужно было, в конце концов, посмотреть уже на этого "лорда Вашуга". Я увидел возле Мериса несколько здоровенных бородатых мужиков и начал проталкиваться к ним.

— Да вон он, твой комбинатор, живой и здоровый. Хоть бы ты ему по шее дал что ли, больше некому — донеслось до меня. Я втиснулся между оживленно беседующими. Генерал Мерис обнимался с огромным бородатым мужиком. Мужик — чуть ниже меня ростом, но в плечах пошире. Одежда — в местных традициях, очень богатая, прошитая металлическими нитями. Лорд? И эта чёрная бородища, которую видно даже со спины. Лорд Вашуг? Обнимается с Мерисом?

— Бить его бесполезно, — услышал я знакомый голос. — Он это воспринимает как интеллектуальную беспомощность.

Я так и остолбенел. Бородатый мужик медленно обернулся, высвобождаясь из объятий генерала, и я увидел его глаза…

Сердце моё зависло где-то, и я даже не смог ответить, когда Дьюп меня обнял. Я словно бы одеревенел, с ужасом осознавая, что уже ничего не чувствую. Ничего. Только мозг продолжал так и эдак раскладывать пазлы, подсказывая мне, что здесь замешан-таки Мерис со своими идиотскими играми. Дьюп встряхнул меня.

— Дд… Колин…

— Да зови, как привык.

Он был совершенно чужой. Только глаза на незнакомом бородатом лице — его. Я оглянулся на Мериса. Оглянулся зло и беспомощно.

Дьюп тоже посмотрел на генерала, угадав стразу, что ступор на меня напал не от радости.

— Виллим, что ты ему сказал? Что я умер?

Он ещё раз встряхнул меня:

— Анджей?

— Хуже, — выдохнул я. — Я сам тебя… — я задохнулся. — Похоронил.

— Ладно, потом разберёмся, — закрыл тему Дьюп. (Он же лорд Михал? Интересно, с какого момента?) У меня возникло навязчивое желание разобраться с Мерисом прямо сейчас, но Колин всё ещё крепко держал меня за плечи. Я дернулся, пытаясь сбросить его руки. Мерис, угадав мои намерения, шутливо поднял ладони вверх, сдаюсь мол. Он улыбался! Ему, зараза, было весело!

Я рванулся сильнее. Вырваться, однако, не смог. Не оттого, что сил не хватило, кто из нас теперь сильнее, я понять так и не успел, а потому что в груди заболело вдруг не по-детски.

— Анджей что с тобой? Дыши медленно, слышишь?

Я хватал ртом воздух. Улыбка сбежала с лица Мериса.

— Что с ним такое? — он спрашивал не понятно у кого, я не видел, кто там у меня за спиной.

— Это не со мной, — с трудом выдохнул я, осознавая, что иголка в сердце, хоть

и болезненная, но слишком далёкая и призрачная. — Это с кем то из наших. Гарман! Где Гарман?

Гарман тут же материализовался. Значит, таскался за мной, как хвост.

— Набери "Ворон", узнай, что у них там? — дыхания хватило только на эту фразу.

— Дыши ровно и медленно, — повторил Дьюп.

Его голос отдавался у меня в ушах, словно мной забивали сваи. Я слышал, как Мерис вызывал медиков, как Гарман пытается связаться с Келли, а корабль не отвечает.

— Может, капитана Лагаль набрать, она-то рядом? — спросил сержант.

— На самом деле Колин, (мы познакомились, когда он уже называл себя так), и есть родной сын лорда Михала, Томаш Кристо Михал, якобы погибший, а на самом деле просто вышвырнутый старым лордом, что называется в том, что на наследнике было, — рассказывал инспектор. — Я не помню уже, как возникла версия об убийстве наследника, но обошла она тогда все дэпы. Возможно столько шума поднялось оттого, что Колин пропал, но наследства официально лишён не был. Лорд Михал, насколько я понимаю его действия, просто чихал на законы империи. А по экзотианским меркам — изгнание наследника не требует заявления каких-либо формальных претензий. Однако в империи всё поняли иначе… Мы с Колином познакомились в Академии. Я инспектировал, он — заканчивал. Прочитав личное дело, я зацепился за какие-то несовпадения в биографии, провёл небольшое расследование и, выяснив из какой он семьи, решил поговорить с ним перед распределением. Я предлагал парню какие-то достойные его имени варианты, на что мне было весьма радикально заявлено, что именно он советует делать с родовыми именами и в какой последовательности. Я навёл справки и узнал что, поступив в академию, Колин так же радикально поговорил с отцом… Что, скорее всего, и побудило старого лорда громко хлопнуть дверью. Скажу честно, я был заинтригован и немного присматривал за этим молодым человеком… Потомственный аристократ, с отличием окончивший факультет истории и философии на Диомеде, подающий надежды философ… И вдруг — академия пилотов. Я совершенно не понимал его сначала. А потом и я почувствовал… Мир изменялся, философская система нашего существования — рушилось. Аристократии, не экзотианской аристократии, оставалось одно — ешь, пей и развлекайся. А ледяные лорды готовили из своих наследников убийц. Мы угрожающе и страшно катились к войне… В конце концов, наши с Колином интересы всё-таки совпали. Сначала мы сошлись в целях с Виллимом, а потом и с ним. Правда, я не скажу, что к сотрудничеству мы пришли легко. Колин фантастически упрям… Он делает только то, что ему позволяют собственные понятия о совести, а понятия у него — весьма специфические…

Они сидели рядом: стройный седовласый лорд Джастин с выправкой истинного аристократа, тонкими чертами лица и почти белой кожей, такой не привычной в космосе, худощавый, острый и жилистый генерал Виллим Мерис и мощный, широкоплечий Дьюп (он же — Колин Макловски, он же — Томаш Кристо Михал, наследник лорда Чеслава Томаша Михала).

Мне места на медицинской кушетке не хватило, да я и не хотел сидеть, иначе сел бы и на пол. А так — втиснулся в угол между кушеткой и криосекцией и приклеился там намертво. Лорду Джастину тоже не сиделось. Он встал и прошёлся по предбаннику операционной палаты — восемь шагов вдоль и пять поперёк.

— В детали меня Виллим не посвящал, но, в общем и целом я был в курсе того, что он задумал. Если бы я знал, что ты уверен в смерти Колина, Агжей, я бы не стал молчать, — продолжал лорд Джастин. — Виллим, это жестоко, в конце концов, — повернулся он к Мерису, но тот не поднимал глаз. — Чего ты добивался, я не понимаю? Чтобы он озверел и на людей бросаться начал? И чтобы мы делали, великий ты конспиратор, если бы Агжей не доверился чутью и открыл огонь?

Мерис не реагировал. Он весь ушёл в собственную скорлупу, даже глаза смотрели внутрь.

— А всё эти наши споры, чему и когда верить больше! Сколько бы я не показывал тебе на твоих же примерах, Виллим, ты не веришь, что интуиции нужно иногда доверять больше, чем разуму. Мы изменяемся, генерал. Да, мы не знаем, что с этими новыми ощущениями делать, но заливать их "кровью дракона" — тем более бессмысленно. Да, возможно, и я где-то бываю не прав, но почему мы бьёмся как сумасшедшие белки каждый в своей клетке! И только мальчишка — единственный из нас, кто умеет доверять самому себе. Я не знаю как, но он понимает, где нужно просчитывать, а где — полагаться на интуицию… Так, Агжей?

Я вроде бы кивнул. Это было не важно. Важно, что сидели мы перед дверью операционной. Сюда не пускают, обычно, но двух генералов, один из которых был сам не свой от горя, и лорда не пустить оказалось трудно. А меня вообще побоялись спросить, какое отношение я имею к оперируемой, я меньше всех здесь умел скрывать эмоции: грязный, обожженный, в пропитанной кровью Тако форме… Мне казалось, что лицо моё вообще стёрто событиями прошлых дней. Я стоял в полном отупении и не чувствовал ничего. Не в плане нормального, человеческого ничего, а чувства не работали просто. Словно бы я пережог какой-то предохранитель.

— Так уж сложилось в нашей компании… — говорил один лорд Джастин. Мерис говорить не мог, Дьюп — не хотел, он не любил говорить, когда не мог ничего сделать. — Виллим просчитывает, он не верит, что мы изменяемся, что просыпающееся в нас чутьё — сильнее логики и расчета. Он и рассчитал, что бунта на Аннхелле не избежать и предположил, что если мы временно выведем из игры Колина, то создадим серьёзный резерв, спрячем в рукав самую крупную карту. В общем и целом — он оказался прав. Он полагал, что только Колин может хоть как-то обуздать старого лорда… Виллим не верит во все эти наши "предвидения и липкую паутину", так он это называет, только в жёсткий расчёт. Колин должен был умереть так, чтобы сомнений не возникло ни у кого. Ты подходил для опознания его "трупа" как нельзя лучше. Ты знал его и любил. Наши враги в правительстве, после того, что ты там натворил с заложниками, даже не усомнились в том, что лендслер действительно погиб. Но ты заинтересовал их, Агжей… И этого Виллим учесть уже не мог. Это то, во что он как раз не верит…

Мерис вскочил и снова опустился на кушетку. Это он отправил в столицу Влану. Когда он связался со мной, отступившим почти до Бриште, то решил, что там так или иначе не избежать стрельбы. Он ошибся. В столице оказалось гораздо опаснее. Шлюпку с Вланой или заминировали, или она попала под случайный обстрел. Мы пока не знали, что там произошло. Если бы не я со своими реакциями, вряд ли девушку вообще удалось бы спасти. Однако дальняя связь уже работала. Мы сумели связаться со столичным спецоном и с медиками…

Виллим — просчитывал, лорд Джастин пытался опереться на новое видение, которое изменяло его сознание. Дьюп… Дьюп просто не делал ничего, поперёк своей совести… Они были так непохожи друг на друга… Все они перешагнули столетний рубеж и изменились. Человечество усиленно охотились всё это время за малейшими проявлениями физических мутаций, а природа потихоньку изменяла наши мозги. А может, мозги всегда были такими. Мы просто не доживали до того возраста, когда накопленная информация вытолкнет мышление на качественно новый уровень. Банальный переход количества в качество. Не опробованный. Не отлаженный поколениями, иначе он не был бы таким болезненным. Дьюп ждал. Мерис мучился. Он только сейчас понял, что Влана была единственным по-настоящему близким ему человеком. Более-менее спокойно отнесся к происходящему только лорд Джастин. Наверное, он схоронил слишком много близких.

— Всё, что Виллим так тщательно планировал — начало трещать по швам, и он обратился за помощью ко мне. Он хотел, чтобы я как-то сдержал тебя. Но ситуация всё больше выходила из под контроля. Я мог частично предугадывать события, и эти мои "варианты" совершенно не совпадали с расчетными. Я позволял тебе, Агжей, действовать на свой страх и риск, и видел — что у тебя получается. Только основные линии событий, связанные с холодными имперскими умами, всё ещё как-то соответствовали нашим планам. Однако и здесь до самого последнего момента мы не знали, что главный предатель в нашем лагере — сам лендслер. Сэус маскировался настолько искусно, что лишь вернувшийся с переговоров с экзотианцами Колин смог его вывести на чистую воду. Командующий экзотианскими войсками — человек честный. Он достаточно категорично дал понять, что они сражаются за планету, где их ждут и желают помощи их оружия. У правительства Аннхелла просто не было возможности выйти прямо на эрцога Локьё. Но такая возможность была у лендслера, генерала Сэуса. Из-за него Колин едва не опоздал. С отцом он встретился только в последнюю вашу ночь в долине. И тут мы тоже едва не просчитались. Старый лорд оказался в превосходной форме. Если бы не твой человек, Агжей, который отвлёк его на себя, ещё неизвестно, чем бы всё это закончилось.

Вышел медик, выключая на ходу "перчатки". Увидел нас и включил.

— Очень сильный организм, — сказал он, наливая себе что-то из графина. — Но очень серьёзные повреждения мозга. Я полагаю оставить капитана в состоянии искусственного сна до рождения ребенка. Тогда уже можно будет рискнуть. Сейчас мы рискуем обоими.

Мерис молчал. Я тоже.

— Девушка выросла при эйнитском храме, — сказал Дьюп.

— Лебиес сатори?

— Да.

— Что ж, в таком случае, возможно, шансы у неё есть. Но я бы всё-таки подождал.

— Можно на неё посмотреть?

— А вы все её родственники? — удивился врач.

— Абсолютно, — подтвердил лорд Джастин. — Дочь друга — это иногда больше, чем собственная дочь.

— Может, вы и друзья, но для нас — вы ходячая антисанитария. В операционную я вас не пущу. Подождите, я принесу из смотровой большой видеоэкран, а девушку перевезут в реанимационный "бокс".

— Что такое "лебиес сатори"? — спросил я тихо, когда медик повернулся спиной, и открылась дверь.

— Всего лишь — неучтённый фактор, по-экзотиански, — пояснил лорд Джастин.

Однако медик в дверях остановился, обернулся и внимательно посмотрел на меня.

— А вас попрошу со мной, молодой человек.

Я подумал, что ему нужно помочь донести этот самый видеоэкран и отклеился от стены. Тем более мышцы уже заболели от неудобной позы. Мы прошли по пустым, коридорам госпиталя. Было около двух часов ночи, потому гулко и полутемно. Вошли в кабинет с какой-то маловразумительной табличкой: профессор чего-то там и чего-то, доктор… Дальше я не успел прочитать. Вернее успел, но буквы в слова не сложились.

— Садитесь молодой человек.

Я оглянулся, не понимая, куда же тут можно сесть. Чистота меня окружала невозможная, кресла и стулья — обтянуты ослепительно белым. У меня даже в глазах зарезало.

— Да на стул, на стул. Не стесняйтесь.

Я осторожно сел. Расправил ноющие плечи. Медик активировал экранчик внутрибольничной связи.

— Дежурный? Мне нужен переносной видеоэкран! Ну, так возьмите ключи. И посмотрите там, доктор Кироу есть сегодня? Вот и замечательно. Пусть зайдёт.

Он пробежал тонкими музыкальными пальцами по интерактивной панели.

— Вы сколько суток на стимуляторах, молодой человек?

— Трое или четверо. Может, больше. Не помню, — пожал я плечами.

В дверь стукнули.

— Кироу? Так быстро?

Вошёл сутуловатый, поджарый, как гончая, медик с хитрыми глазами.

— Шёл, собственно, мимо…

Он потянулся через стол, здороваясь. Я машинально проверил оружие.

— Доктор Кироу, у меня тут сидит ходячее злоупотребление стимуляторами. В клинической форме. Заберите его, посмотрите желудок и общее состояние. А будет хулиганить — поставьте ему снотворное.

Я встал:

— Ну, нет, мы так не договаривались.

— Да? А вы в курсе, что через полчаса-час вы просто свалитесь и тогда полудюжиной уколов вы уже не обойдётесь. Мышцы болят? Под грудиной? А на свет как реагируете? Да сядьте вы пока! — он смерил меня насмешливым взглядом. — Я и забыл, как наши мужественные военные боятся иголок… Кироу, если будете ставить что-то внутримышечно, вспомните, какими местами капитаны, обычно думают… Кстати, Эриуса вы сегодня видели? Там ещё один сидит. Хоть и худощавый на вид, но нужно бы взять трех медбратьев покрепче. Тому срочно нужен психотехник.

Я понял, что он — про Мериса.

— Вы с ним и впятером не справитесь, — сказал я, просыпаясь немного и начиная осмысливать происходящее. — Можно я лучше с Граной свяжусь? У меня там есть знакомые психотехники…

— Не доверяете нашим, капитан? — улыбнулся профессор.

Он вроде не был обижен.

— Ну, связывайтесь. Кого вы там знаете?

— Мы работали с Н"ьиго…

По оживлению на лице я понял, что профессор заинтересовался. Я активировал браслет. Набрал код. Сколько же сейчас времени на Гране? Н"ьиго, однако, ответил сразу. Я автоматически заговорил с ним по-грантски. Рассказал в общих чертах, что у нас происходит. Профессору я не переводил, однако объяснил Н"ьиго, что тот рядом. Н"ьиго захотел поговорить с ним сам. Я расстегнул браслет и положил перед медиком на стол.

И немного обалдел, когда услышал, что и профессор неплохо говорит по-грантски. Они быстро ушли в свою терминологию, и я перестал понимать, о чём речь. Но мнение Н"ьиго как-то подействовало на медика. Он с сомнением оглядел меня.

— Друг ваш, — сказал он. — Высказал мысль спорную, но интересную. Я его совету последую ровно наполовину. Не буду пока трогать вашего генерала, но понаблюдаю за вами.

— Хорошо, — сказал я. — Делайте со мной, что хотите, только разрешите посмотреть сначала на капитана Лагаль.

— А кто она вам, всё-таки?

Я вздохнул.

— У нас с ней будет ребёнок.

— Постойте, — привстал профессор, приподнимая и брови. — Так вы тот самый капитан из долины? Тогда понятно, отчего вы четверо суток не спали.

Я с удивлением заметил в его глазах что-то, похожее на уважение.

— Неужели правда, то что пишут в дэпах? — спросил Кироу.

— Я не знаю, — что там пишут. Я не читал, — сказал я устало. — Пойдёмте уже.

— Никуда вы не пойдёте, пока Кироу вас не осмотрит. Раздевайтесь здесь.

Я потоптался на месте — грязным я был неимоверно.

— Снимайте всё, мы вам казённый халат подбёрем.

Я кивнул и стал складывать на стул оружие.

— Да вы — ходячий арсенал! Я

 пожал плечами. Мышцы действительно болели. Может, это и от стимуляторов.

— К оружию не прикасайтесь, там всё Хэд знает в каком режиме, — сказал я, бросая одежду прямо на пол. Из кармашка кителя выкатилась последняя капсула. Доктор Кироу подобрал её и стал вертеть так и эдак, пытаясь разобрать маркировку.

— Вот-вот, Кироу, — сказал профессор. — И порекомендуйте ему что-нибудь на будущее.

Влана выглядела спящей. Внутрь нас не пустили, но на экране я видел даже, как поднимается и опускается её грудь (дышала она сама).

— Может, меня всё-таки пустите? Я же в халате? — спросил, а сам лихорадочно придумывал, что бы такое сказать, чтобы пустили. Как же его зовут? Я же видел имя на табличке. Профессор…?

— Да не нервничайте вы так, — улыбнулся мне медик. — Вас — пущу.

И он действительно пустил. Я боялся, что он шутит. Вблизи Вланка выглядела хуже — бледный лоб, сеточки сосудов по мрамору висков и шеи. Открыто было только лицо, затылок — под фиксирующими пластиковыми повязками. Череп пробит? Я смотрел на неё и ощущал неожиданно накатившую слабость. Возможно, начинало действовать то, чем меня здесь обкололи. Опустился на колени возле кушетки, взял Влану за руки. Нет, отсюда — я не уйду. Если будут гнать, просто лягу на пол. Чем бы меня не накачали, с полудюжиной медбратьев я всё равно справлюсь. Мне очень хотелось спать, и я пристроил голову рядом с ее грудью. Прикрыл глаза.

— Это что, сидячая забастовка? — спросил меня кто-то над самым ухом. Профессор, наверное.

— Вроде того, — ответил я, сквозь надвигающийся сон.

— Встаньте, я кушетку подвину.

Я встал, покачиваясь.

— Ложитесь уж лучше сюда, чем на пол. Заодно и за вами понаблюдаю…

Его последние слова утонули в тумане. Я помню ещё, как одной рукой приобнял Влану…

 

История тридцать первая. «Тёмная река времени»

— Вы подвинуть его можете? — прозвучал откуда-то сверху искаженный видеопередачей голос.

Где я? Что-то внутри меня щёлкнуло и насторожилось: словно бы я цепная собака, в полудрёме приподнимающая острое ухо.

— Боюсь, что не могу. Мне тоже довольно трудно здесь находиться. Разве что…

Кто-то легонько потряс меня за плечо:

— Анджей? Анджей, очнись немного, я тебя переверну?

Этот голос был не механический, знакомый такой голос. Свои. Я расслабился. Чья-то рука протиснулась под грудь и меня стали приподнимать. Или — стал? Такую тушу? Приоткрыл один глаз. Чьё-то лицо. Сколько чёрного.

— Это я, спи.

Я открыл глаза, и фрагменты лица сложились. Дьюп. Он так и не сбрил бороду. Опять закрыл глаза. И всё вспомнил. И сел на кушетке. Рядом дышала Влана. Дышит. Значит — всё терпимо.

— Я сколько проспал? — спросил, не открывая глаз.

— Двое суток.

— Что-то случилось?

— Ничего не случилось. Спи дальше. Просто профессор хотел осмотреть Влану, а ты на ней лежишь…

Я открыл глаза. Дьюп улыбался кому-то, глядя поверх меня:

— Заходите, профессор Карлов, он проснулся.

Наверное, профессор наблюдал всё это время за нами по видео.

— Пить хочешь?

— Я кивнул.

Дьюп принёс мне воды. Пока он ходил, я разглядывал Вланку. Хуже ей, вроде бы не стало. Медик втиснулся в наш бокс как-то бочком, словно не я мирно сдал вчера (или когда?) всё оружие… И почему Дьюп должен меня переворачивать? Что-то во всей этой истории не чисто.

— Я что тут, буйствовал что ли?

— Ну… — замялся медик.

— Ты просто никого не впускал, — сказал Дьюп. — За состоянием Вланы следили по мониторам, но в бокс войти не могли. Не пускало то, давящее ощущение, которое возникает иногда при общении с нашим братом. На третьи сутки доктор решил мне всё-таки сообщить об этом. Он со мной немного знаком заочно.

— Я знаком не совсем с вами, — хмыкнул медик. — Но сходство поразительное.

— Это мы обсудим потом, — отрезал Дьюп.

Медик пожал плечами.

— Мы пытались вас изучать, капитан… — он посмотрел на меня, но тут же отвёл глаза. — Но пока я не рискну даже терминологически обозначить этот феномен. Я читал о нём в околонаучной литературе и, честно сказать, не очень-то верил… Но я даже сейчас преувеличенно остро чувствую, когда вы мной недовольны, не верите мне… Ваши нервные реакции — это что-то чудовищное.

— Извините, я не нарочно. Раньше такого не было, — я постарался успокоить нервы, действительно прыгавшие вслед за мыслями.

— Совсем не было? — заинтересовался профессор.

— Не было, когда сплю, — уточнил я. — Только, когда из себя выходил, но я старался это контролировать.

Я посмотрел на Дьюпа и прочитал в его глазах понимание. Он приехал посмотреть, что тут происходит, и всё понял. Значит, у него тоже так бывает. Я не первая утка, я просто первая подопытная утка.

— Есть хочешь? — просто спросил Дьюп.

Я кивнул.

— Доктор, накормите его, а я посижу тут с Вланой. Раз от этого есть какая-то польза, мы могли бы оставаться здесь по очереди.

— А что, есть польза? — Удивился я.

— Ну… — протянул медик, я не совсем уверен пока, что именно от этого, но картина работы мозга за эти два дня немного изменилась. Я могу осторожно предположить, что изменилась к лучшему. Я не уверен, что это именно от того, что …вы на ней спали… Но я теперь вообще ни в чём не уверен. Пойдёмте, я покажу, где у нас столовая.

Я посмотрел на Дьюпа, он кивнул. И я пошёл. Есть хотелось до головокружения.

— У вас что-то с координацией? — заметил профессор.

— Пройдёт.

Я посмотрел на браслет. Всё это время меня никто не вызывал. Значит, Гарман пока справляется сам. Но, так или иначе — нужно поговорить с ним. И с Келли. И узнать, как там Рос. Слава беспамятным богам, связь теперь доступна. Что ещё? Мерис? С ним я разбираться не буду, ему и так досталось. Хорошо, что Дьюп здесь. Пока он здесь — ничего плохого не случится.

— Капитан, вы хоть замечаете, что именно едите?

Ко мне подошёл профессор и наблюдал за мной, опершись ладонями о соседний столик. Я встал.

— От вас можно связаться? Мне нужен большой экран.

— Пойдёмте со мной.

«Можно наплевать на эту новую возможность так, как Виллим. Можно гнать прочь сигналы пробудившейся интуиции. Но на пятый или шестой раз, я был уже не в состоянии сам с собой спорить…»

До Келли, я, наконец, достучался. Корабль получил «небольшие», как он выразился, повреждения, но через день-два техники всё приведут в порядок. Он мог мне и наврать, но вряд ли очень замысловато. Кстати, Келли, не имея связи с нами, следил за нашими действиями через… планетарные депы. Пожалуй, журналистская профессия ещё хуже моей. Мы хотя бы понимали, зачем рискуем жизнью, они же лезли в самое пекло, чтобы развлечь гражданское население. Но, так или иначе, Келли оказался примерно в курсе, военных действий в Долине и даже знал, что Влана в госпитале. Я ему что-то соврал про неё на скорую руку. Рос тоже выглядел неплохо. Он уже сидел, разговаривал и даже пытался улыбаться. Интересно, кто у меня командует теперь Керби или Тичер? Спросил у Роса и чуть не сел. Командовал Гарман. Я на него бросал, конечно, своих бойцов, но тех было до пятисот человек, да и хорошо знакомых…

— Гарман же — сержант?

— Ты знаешь, капитан, такая фигня тут уже никого особо не волнует. Ты Гармана вместо себя оставлял, когда в госпиталь полетел?

— Ну… что-то типа.

— Ну и кто бы тебя ослушался?

Я фыркнул.

— Гарман, правда, вместо прививок какую-то… привёз..

— ?!

И, прижимая ладонью левую сторону лица, чтобы не смеяться, Рос рассказал. Дело было обычное. Медики зафиксировали полдюжины случаев чумы и потребовали срочно провести ревакцинацию. Гарман сам поехал за вакциной в один из столичных госпиталей, надеясь разузнать что-то неформальное и обо мне. Там ему предложили новый модифицированный вариант, якобы улучшенный, проверенный и всё такое прочее. Инструкцию он прочитал невнимательно, взял целый ящик этой новой вакцины… Оказалось — новшество-то забавное, и в ящике — не инъекционный препарат, а свечи. Рассказывая, Рос придерживал щёку, но она всё равно дергалась. В общем, коробку пришлось возвращать, но настроение у личного состава до сих пор хорошее. Жалеют, что не успели опробовать чудодейственную вакцину на самом сержанте. Рос и меня развеселил. Вернувшись в бокс, я почти улыбался. Однако прямо на пороге про эту историю и позабыл. Потому что в боксе происходило что-то странное: Дьюп медленно и осторожно гладил Влану по голове, а медик прыгал и метался вокруг него, подскакивая то к экранам слежения, то к энцефалографу, где бегали и гасли какие-то точки. Я тихо вошел и стал наблюдать. На экране действительно что-то менялось, когда Дьюп подносил или убирал руку. Мозг Вланы определённо отзывался. Я подошел поближе. По экрану побежали новые разводы… Профессор поднял глаза и уставился на меня, как на воскресшего хатта.

— На него она иначе реагирует, — сказал Дьюп, который давно меня заметил. — Значит, она его узнаёт. В общем… — он поднялся. — Пока пусть остается Анджей, а вечером я его сменю. Слетаешь, посмотришь, как у тебя дела, Аг. Я постараюсь не очень поздно.

Медик открыл рот, но если Дьюп что-то решил, он обычно не ожидает продолжения разговора.

Остаток дня я провёл в полудрёме, просыпаясь иногда, когда стучал кто-то из медиков, и убеждая себя не реагировать на них, как на врагов. Подсознание поддавалось уговорам с трудом.

Дьюп вернулся часов в семь вечера. Времени на разговоры не нашлось — до Бриште на самой зверской скорости четыре часа лёту.

Я хотел подумать в шлюпке, но снова задремал. За мной прилетал Дерен, и будить он меня даже не подумал, пока не сели. У ребят всё было, в общем-то, в порядке. Гарман справлялся, и менять я его не стал. Наших раненых он из долины забрал. С дисциплиной тоже было терпимо.

Велел ему связаться с Келли и втихую вернуть заложников, пока про них никто не вспомнил. А потом выдвигаться в столицу, чтобы под руками у меня были.

Зашёл посмотрел на Абио. В сознание, по словам медика, он почти не приходил. Я вызвал Н"ьиго, и он предложил забрать Абио на Грану. Я согласился. Я мог бы увести грантса и в госпиталь, но не был уверен, что ему там помогут. Нужно было торопиться назад, у Колина своих дел невпроворот. Что творилось в эти дни в столице — я не знал, но, пока мы летели, нас не обстреливали. Значит, и здесь бунт вчерне подавлен. Оставалось самое грязное — разгрести трупы, не допустить эпидемий и голода… Это как раз и свалилось сейчас на Дьюпа. Назад я летел с другим, выспавшимся и отдохнувшим пилотом. Да и я уже мог думать. Смотрел карты, вызывал на видео то, что пролетали. В основном малые города не очень пострадали. Только столица. И в долине мы наворотили не так уж много. Конечно, великого урожая не будет, но не смертельно…

В общем, вернувшись в госпиталь под утро, я планировал просто сменить Дьюпа. Но в боксе, где лежала Влана, меня ждали четверо.

Дьюп сидел на "моём" месте, на кушетке, справа от головы Вланы, рядом на стуле маялся, упершись локтями в колени и положив голову на сплетенные руки, Мерис. Цвет лица у него лучше не стал, а небритость вылезла капитально. Мерис что делал у Вланы — понятно. Но что тут делали лорд Джастин и комкрыла? Инспектор бы ещё Душку привёз!

— Привет, ходячая инфекция, — сказал я наигранно весело.

Комкрыла посмотрел на меня, прищурившись, и обернулся к лорду Джастину:

— Может, передадите его мне на недельку, я его хотя бы хамить отучу?

— Горбатого могила исправит, Дайего, — усмехнулся лорд Джастин. — Да и я уже привык к такому. Не хватать будет чего-то… Садись, "герой".

"Герой" — это уже мне, с аккуратной такой усмешкой. Я оглянулся — лишних сидячих мест не наблюдалось. Молча принёс из коридора стул и сел рядом с Вланой, с другой стороны кушетки, напротив Дьюпа. Дьюп смотрел на девушку задумчиво, даже мягко. Я его таким ни разу не видел.

— Извини, что мы не нашли другого места, — очень серьезно и официально начал лорд Джастин. — Но я опасаюсь, что все спецоновские помещения в городе прослушиваются, а разговор у нас не для чужих ушей.

Ну-ну. Ещё, говорят, удобно в фамильном склепе, сразу после церемонии погребения.

— Ну что ж, все, кого я хотел видеть, здесь. Начнём.

Лорд Джастин встал. Говорить он любил, расхаживая, как я уже понял.

— Не всегда запланированными путями, но мы своего добились, — объявил он. — Командующий кораблями Экзотики, эрцог Локьё — человек слова, а в мирах Экзотики держать слово всё ещё модно. Наше дело сейчас не допустить провокаций, пока флот экзотианцев не отойдёт на оговоренные позиции. Это — от двух недель до месяца. Генерал Абэлис, — инспектор вежливо наклонил голову в сторону комкрыла. — Если у вас есть какие-то опасения, мы хотим их услышать.

— Фактор риска у нас один, и вы его знаете, — генерал говорил максимально обтекаемо. На земле ему было неуютно, и в отсутствие "прослушки" он, кажется, не очень верил. (Хотя бокс они проверяли, тут без меня, скорее всего). — Но сейчас этот "фактор", помчался с докладом к начальству. Думаю, раньше чем через месяц, он не вернётся. В случае если я ошибаюсь… Можно будет отдать его на растерзание здесь присутствующему капитану, он его живьём съест и не подавится. Особенно если узнает, что заминированная капитанская шлюпка — маленький подарок ему от нашего общего друга.

Я, видимо, изменился в лице.

— Не нужно так шутить, Дайего, — поднял голову Дьюп.

— Я не шучу, Колин. Агжей, — обратился комкрыла ко мне. — Что вы сделали с Лекусом? Я знал его, как довольно пустого и заносчивого молодого человека. Однако он связался со мной вчера и рассказал жуткую историю.

— Лекус тут не причём, — покачал головой я. — Он всё время болтался со мной в долине.

— И, тем не менее, не торопитесь с выводами, а послушайте. Как известно, орбитальная связь с кораблями прекратилась в тот самый день, когда вы высадились под Бриште. Рейд-Лейтенант Лекус, однако, человек достаточно богатый, и неполученные им сообщения, шифровались, архивировались и хранились в корабельной сети "Прыгающего". Когда связь заработала, он эти сообщения получил. И переслал их мне, чтобы я мог быть объективным. В двух "письмах" фон Айвин настоятельно рекомендует ему "заняться" капитанской шлюпкой.

— И что? Во-первых, "письма" опоздали, — сказал я спокойно. Я долго наблюдал за рейд-лейтенантом, и мне не верилось, чтобы он был на такое способен. — Во-вторых, заминировать мою шлюпку — ещё куда ни шло, но он не больной и прекрасно понимал, что вторая шлюпка останется под Бриште.

— Вы его ещё и защищаете, Агжей? Что же всё-таки между вами было? — Комкрыла пристально посмотрел на меня, но я удерживал на лице недоумевающее выражение.

— Я защищаю всех моих бойцов, генерал. Должность у меня такая.

— Забавно… Лекус вас как огня боится, но он очень просил меня сообщить вам, что размышлял над этими посланиями, и пришёл к выводу, что, не сумев связаться с ним, генерис нашёл другого человека для этой грязной работы. Причём, человека, который его обманул, заминировав не ту шлюпку. Следовательно — тип этот не из ваших бойцов, а находился все эти дни в Бриште. Таким образом, круг подозреваемых сужается до тех двух сотен бойцов спецона, которые оставались с капитаном Лагаль и людей так или иначе вхожих в штаб спецона в Бриште.

— Это вам Лекус рассказал? — спросил я, вспоминая то недолгое время нашей стоянки перед горлом Белой долины.

Похоже, действительно как-то так и было. Мы пошли в долину, прихватив с собой и наши самодельные "помехи связи", и генерис впоследствии вполне мог связаться с кем-то в Бриште.

— Да, сам я не имел информации для таких выводов.

— Так или иначе, — сказал лорд Джастин. — Компромат на фон Айвина у нас есть. Даже если лейтенант Лекус откажется заявлять что-либо официально, у нас есть записи сообщений со всей необходимой кодировкой? Я правильно понял.

— Да, мой лорд.

— Адам, Дайего, наедине — только Адам. Да и вы теперь уже не самый молодой в нашей холостяцкой компании.

Я видел, что лорду Джастину удалось-таки смутить генерала. Однако тот тряхнул головой и продолжал.

— Возможно, Лекус и не откажется от своих слов, он несколько изменился…

— А попробуйте поговорить с ним с глазу на глаз, Дайего, — предложил лорд Джастин. — Думаю, фон Айвин обращался к лейтенанту неспроста. Или — не в первый раз.

— Я с ним поговорю, — сказал Дьюп.

Он сказал это тихо, но комкрыла, не обладавший, в отличие от нас определённой чувственной тренировкой, вздрогнул.

— Извините, Дайего, я не хотел, — Дьюп скользнул взглядом по лицу Вланы. — И с фон Айвином мне давно пора познакомиться. Он знал старого лорда, и вряд ли будет опасаться встречи со мной. Напротив, его заинтересует, отчего это верный союзник перекинулся вдруг на имперскую сторону.

— Надо будет подержать Душку — только свистни, — предложил я. И пояснил. – Душка — это Клэбэ фон Айвин. Так же будет называться его набитое соломой чучело.

Комкрыла фыркнул. Дьюп покачал головой.

— Нет, чучело мы из него делать не будем. Этого мерзавца мы, по крайней мере, знаем и действия его прогнозируем. Но "поговорить" с ним не мешает.

— Знаю я ваши "разговоры", — усмехнулся Дайего. — По мне лучше с живого кожу снимать.

— Это вы ещё с Колином не общались, — успокоил его лорд Джастин.

— Тогда с Лекусом — только при мне. Это всё-таки мой боец, — сказал я. — Мои завтра будут в столице. А вот в Бриште я лучше слетаю сам. Я ещё достаточно злой, и злости у меня хватит больше, чем на какие-то две сотни бойцов. Да и опыта надо набираться.

— С девочкой есть одна проблема, — сказал Дьюп. — Я не знаю, справятся ли наши медики, но эйнитские — справились бы. Я достаточно наблюдал, чтобы это предположить. Но эйнитского храма на Аннхелле больше нет. Я проверил.

— Этого не может быть! — удивился лорд Джастин. Дьюп встретился с ним глазами:

— Если раньше такого не было, это не означает, что этого не может быть никогда.

— Стоп, — сказал я. — До этого момента я всё понимал, и мне это нравилось. Чего не может быть?

— Эйниты никогда раньше не поддерживали какую-то из сторон и не вмешивались в реально происходящее, — пояснил лорд Джастин. — По крайней мере, я об этом не слышал.

— Всё когда-то бывает в первый раз, — сказал Дьюп. — Вчера ночью я попросил Виллима рассказать мне, чем вы занимались тут без меня, и отметил очень много несостыковок. Всё, что произошло с Анджеем, просто не могло произойти, если бы наши враги не знали точно, что он сумеет войти в храм.

— Или умрёт, попав в храм внешний? — предположил инспектор.

— Нет, именно сумеет. И оценить его возможности могли только эйниты. Хотя, раньше они и не вступали в игру на чьей-либо стороне.

— Ты думаешь, на чьей?

— Я не знаю. Предвидеть, как ты знаешь, я не умею. Я не знаю, как это происходит и насколько ваше предвидение точно. Агжей несколько раз едва не погиб. Возможно, его пытались убить. Но, возможно, и другое. То, что эйниты видят даже гораздо дальше той точки, где мы находимся сейчас. И, тем не менее — храма на Аннхелле больше нет. И это мне не нравится.

Дьюп покачал головой, и я понял, что ему тоже тяжело вступать на зыбкую почву идей, которые мы понимаем пока лишь намёками.

— Виллим, что ты молчишь? Ты больше нашего имел дело с эйнитами? — спросил лорд Джастин. — Бросай уже издеваться над собой? Какая нам от этого польза?

Мерис поднял голову, и взгляд его заскользил, не касаясь наших лиц.

— Я не знаю, — выдавил он, наконец.

И хотел снова уйти от нас туда, где был, но я зацепил его. Всё-таки он меня раздражал.

— Генерал Мерис, я хочу знать, наконец, кого я похоронил, вместо Колина?

Мерис хотел огрызнуться, но посмотрел на Дьюпа и, сжав зубы, уставился в стену. Однако никто не собирался помогать ему объясняться со мной.

— Андроида ты похоронил, — выдавил он, наконец. — Мы его долго готовили, красавчика, а тут вдруг случай подвернулся…

— А зачем ты мне тогда отдал дневник? — спросил я о том, к чему мои мысли уже несколько раз сами собой сползали сегодня.

— Какой дневник? — удивился Дьюп.

— Тетрадь, которую ты оставил в сейфе, — огрызнулся Мерис, помрачнев ещё больше. — Я думал, он догадается, когда дочитает, что ты уехал совсем в другое место, а не в то, куда мы тебя тут "отправили". Я же не предполагал, что он такой тупой.

— Я не дочитал, — сказал я. — Мне всё время мешало что-то… Возможно, дневники действительно нельзя читать при живых… Колин, я должен вернуть тебе тетрадь.

— Пусть остаётся у тебя, — покачал головой Дьюп. — Положи в сейф. Рано или поздно этот мир всё равно от меня избавится… А если мне нужно будет ещё что-то сказать, я просто начну новую… Виллим, обними Анджея, и чтобы я больше об этой истории не слышал. Мы сделали то, что мы сделали. Были бы другими, сделали бы иначе. Ну?

Мерис встал первым. Дьюп был его непосредственным начальником, а генерал так и не научился не подчиняться приказам. Но и я отчего-то больше не мог на него злиться. От Мериса пахло застарелым табачным дымом, он оказался даже более худощавым, чем выглядел — под кителем прощупывалась основательная защита. Кости и провода…

— Как я понял, на какое-то время Колин остаётся "лордом Михалом", — вернул нас на землю Лорд Джастин. — На какое?

— Пока у отца борода не отрастёт. Я бы не хотел закончить жизнь "лордом", — усмехнулся Дьюп. И кивнул нам обоим: "Сели и забыли". — Я был вынужден лишить его этого сокровища, чтобы он так в глаза не бросался. Надеюсь, постепенно и в голове у него прояснится. Пока отец опасности для нас не представляет. Твой человек, Анджей, сделал с ним что-то, чего я не понимаю, каким-то образом "разрядил" его на себя. Он живой?

Я кивнул.

— Хорошо, — подвёл итог лорд Джастин. — Значит, дальнейшую линию поведения мы обсудим, когда корабли Локьё отойдут к прежним рубежам. Тогда каждый из нас, я полагаю, определится с мнением, какие дыры нужно затыкать здесь и куда двигаться дальше. Виллим, твоей вселенской скорби отвожу ещё два дня. Девушку надо лечить, а не впадать в коллективную кому. Нас много, что-нибудь да придумаем.

Комкрыла поднялся с явным облегчением:

— В следующий раз жду всех у себя.

— Годится, — кивнул лорд Джастин.

Мерис тоже встал. Не знаю, улучшилось ли у него настроение, но взгляд, кажется, стал более осмысленным. Я тоже считал, что прежде, чем хоронить Влану, нужно сначала подумать головой и поработать руками. Мы прощались в дверях. Они уходили, а я оставался.

— Я тоже останусь, — сказал Дьюп. — Нам с Анджеем нужно поговорить.

— А спать тебе не нужно? — обернулся в дверях лорд Джастин.

— Нам нужно поговорить, — повторил Дьюп тоном холодным и не допускающим возражений, и сердце у меня остановилось.

— Хорошо, — я опустился на освободившуюся кушетку и взял за руку Влану.

Колин закрыл дверь. Похоже, история повторялась. Как там? Первый раз, как трагедия, второй — как фарс? Только бы не свихнуться уже ото всех этих "фарсов"… Дьюп молчал, но я молчать уже не мог.

— Ты хочешь сказать, что тебе опять нужно нестись куда-то сломя голову? – спросил я тихо, стараясь не выпускать эмоции из грудной клетки, где они метались и прыгали на рёбра, как на решётку. — Прямо сейчас?

— Прости меня, — сказал Дьюп. — Я не должен был так поступать. Ты сам имел право тогда решать, идти со мной или оставаться.

Я смотрел на него и не понимал, что он хочет этим сказать.

— Я поступил, как… — он поднял на меня глаза.

Взгляд был тяжелым, но спокойным. Нет, похоже, на этот раз он никуда не собирался. Надолго ли?

— Что в нашей профессии бывает долгим? — повёл он плечами.

— Колин, я не хочу больше воевать. Я устал. Я не могу так..! — и замолчал.

Разве можно было так орать, когда рядом Вланка.

— Я понимаю, — сказал он. — Я тоже иногда не могу. Но я умею воевать. И ты умеешь. Так или иначе, но с войной в этой части сектора мы справились. Ты хочешь сказать, что сможешь сидеть на планете, читая в сети, как попусту гибнут те, кто не умеет?

Я покачал головой.

— Значит — это пройдёт. Не до конца, но…

Я кивнул.

— Я найду эйнитов, — сказал Дьюп. — Лучше них в этом никто не разбирается. Ты же видел, её мозг реагирует, просто мы с тобой ничего не умеем.

— Ты писал, что… Я прочёл это, извини. Что у тебя тоже мог быть ребёнок?

— Мог. Чем чёрт не шутит. Вот заодно и узнаю.

— Слушай, что такое, в конце концов, этот "чёрт"?

— Чёрт? — Дьюп задумался. — Это, скорее всего, какое-то земное божество. Очень древнее. Время от времени — люди меняют богов, и превращают имена старых богов в ругательства. Вот и чёрт, наверное, такой полузабытый бог. Мы очень многое забываем, Анджей. Так много, что сразу и не поймёшь, "какие раны скрывает снег". "Но весна всё равно рано или поздно приходит. И… — он улыбнулся. — Мы — вспоминаем". Смешно, но этот отрывок из старинной экзотианской баллады я тоже помнил.

«Течёт тёмная река времени. Мы входим в неё и теряем друг друга. Гладь воды безразлична, как наши мысли. Но чувства — сродни течению тёмной реки. И мы всё равно обретаем больше, чем было потеряно».

Иногда мне говорят те, кто знает меня плохо, тебе повезло, мол, у тебя есть друзья. Если бы они знали, какой ценой мне эти друзья достались.

Ну, вот и всё, пожалуй. Эту историю ты не прочтёшь в газетах, там написано по-другому. Вот потому я и решил набросать кое-что для памяти. Иногда это бывает полезно — узнать, что было на самом деле. Вдруг хотя бы тогда случившееся не повторится. Сколько же можно уже нам ходить по кругу из собственных идиотских поступков. Впрочем — пути каждый выбирает сам. И ты тоже когда-нибудь выберешь. Как и я свои — выбрал.

Капитан Агжей Верен Аннхелл,

2 273 год от Начала колонизации