К счастью, умница Май прогрессировал феноменально. Его не пришлось долго убеждать в неизбежности схватки, в угрозе самого кровавого варианта развития событий. Он принял это безоговорочно, аристократически смиренно. Сила Жукова гравитацией притягивала людей. Людей хорошего качества. Вокруг него Игорь сшивал маевцев в команду-мечту легко, споро, лишь изредка разглаживая досадные складочки да обрезая торчащие напоказ нитки противоречий.
Май не боялся оппонировать Дриму на общих собраниях в «Медузе», чем приводил того в плохо маскируемое бешенство. Жуков последовательно отстаивал идеи рационального использования топлива, равенства всех при распределении продуктов и открытости дримовцев перед остальными скальными сидельцами.
Дрим уверенно возражал, что никаких остальных быть не должно и почти все на Скале из одного теста, а он и так открыт перед единомышленниками. Если же Май считает иначе, то ему стоит задуматься не о нафантазированной закрытости Дрима, а о своей идейной позиции, отношении к настоящей «Альтернативе» и присмотреться к окружению, в котором, очевидно, затесалась парочка лиц, нашептывающих чепуху. Пока Май прислушивается к ним, «нормальные» «альтернативщики» не смогут полностью ему доверять.
Несмотря на старания Дрима, довольно быстро к маевцам присоединились Валентиныч с молодыми последователями и несколько зрелых «альтернативщиков» прежних волн. Нерв сразу включил их в свое ментальное поле и принялся приторачивать к ядру команды. Похоже, старики увидели свет в конце тоннеля: как и Валентиныч, они прежде боялись вернуться в Солнечный и встретить там свои жизни, прожитые кем-то другим, но теперь судьба подарила им второй шанс. Они не спасуют, они помогут маевцам в тяжелом деле реанимации города! Вновь прибывшая молодежь немного беспокоила, парочка парней колебались и трусили, с ними предстояло повозиться.
Игорь на собраниях никогда не вылезал на переднюю линию в споре сторон, но, надвинув капюшон посильнее, старательно вглядывался из-за Яшкиного плеча в лица присутствующих, читал их эмоции, впитывал чувства.
Кроме проблемных новичков лишь ветреная Джина иногда металась между Маем и всем тем, что олицетворял Дрим, – удовольствиями, ночной жизнью, обаянием животной силы. Игорь здорово не переживал, Лапкоплав свою девушку всегда приземлял куда надо.
Противник и «болото» волновали Нерва куда больше.
«Болотом» Игорь про себя окрестил неопределившихся. За этих людей стоило бы повоевать, если бы не их качество. Дрим давно пожал самый первосортный урожай с лучших угодий, и только «пади» еще шелестели редкими колосьями посреди сорняков – с таких толку немного, зато сил отнимут прорву: барды-лодыри, паства жижи и травы, игроманы, опустившиеся девушки да неприкаянные вроде Гришки интересовали Дрима мало – сыскать среди них крепких сторонников трудная задача. По этой причине не питал особых иллюзий в отношении «болота» и Кремов.
Противник обескураживал непроницаемой монолитностью рядов. Игорь всякий раз чувствовал какую-то могучую идею, спекающую дримовцев в единое целое, и всякий раз невольно поражался этому. Что это за идея? Чем так удерживает своих апологетов? Какое универсальное знание позволяет им не сомневаться в правильности выбранного пути? Ну не создание же и впрямь независимой республики на Скале?!
Одно несомненно: они искренне верили в свое превосходство. Ни разу в споре с Маем никто из дримовцев не дал слабины – не скользнул неуверенным взглядом, не задал своему лидеру неудобного вопроса, не посетовал о расколе с недавними друзьями. Дримовцы организованно оборонялись, также организованно, не скатываясь в навал, атаковали. Особенно импонировал Игорю парень по кличке Молчун, про таких с уважением говорят: «Если друг – так друг, если враг – так враг!» Невысокий, коренастый, с квадратным подбородком и аскетической стрижкой «под горшок», он в ментальном плане являлся близнецом Яшки, только служил противоположной стороне. Сообразно прозвищу, Молчун держался в тени и единственным из присутствующих никогда не выступал с самостоятельными репликами.
Хотя Молчун даже в кругу «альтернативщиков» считался самым упертым ортодоксом-дримовцем, сила его заключалась прежде всего в позитивной убежденности, а не в слепой ненависти к инакомыслящим. Похоже, он настолько верил в таинственную идею, что воспринимал их несущественным фоном, мелочью, недостойной проявления гнева. Могло показаться, что ненависть самого Дрима раздражала Молчуна, но Нерву никогда не удавалось достоверно убедиться в этом из-за скрытности последнего. Для себя Игорь решил остерегаться Молчуна сильнее прочих.
При всей горячности дебатов Кремов замечал, что градус накала никогда не достигал критических пиков, а в происходящем проглядывала какая-то фальшь. Нерв чувствовал, что так нужно Дриму, над тем довлеет какой-то замысел, пока не позволяющий ненависти прорваться открыто. Все это очень беспокоило.