Молчановский психиатрический центр занимал здания бывших казарм армии Мегаполиса. Во времена эвакуации военные покинули насиженное место, предоставив всю власть беженцам. Сначала режимные помещения переоборудовали в административные, но когда стало понятно, что район основной застройки города сформировался гораздо западней, администрация перебралась поближе к «точке, где бился пульс».

Вторично оставленные здания сперва пытались приспособить под детский дом, затем разместили в нем ЛТП и в конце концов бросили. Фонд некоего Молчанова выкупил обветшалые постройки и прилегающий к ним парк за символическую плату, произвел капитальный ремонт, и с того момента за высоким бетонным забором с колючей проволокой, доставшимся в наследство от первых хозяев, содержали психиатрических больных. Прозванный в народе Молчановкой, вокруг «дурки» раскинулся райончик не просто депрессивный, а самый что ни на есть пропащий.

Днем, одевшись поскромнее, улицами Молчановки еще можно было пройти, но, как только сгущалась темнота, у круглосуточных магазинов начинали собираться местные «четкие пацанчики» попить «пиваса». В раздолбанном тарантасе какого-нибудь Витька включалась «блатная тема», капот или багажник развалюхи заставлялся пластиковыми стаканчиками и бутылками, дамы начинали «разгоняться» баночными коктейлями со вкусами апельсина, и с этого момента культурный досуг молчановцев начинал свой неумолимый бег. За легким разогревом следовала пора самодельных папирос, набитых содержимым растительного происхождения, и легкого же флирта, замешанного на мате и пошлостях. Особи противоположного пола определяли, с кем сегодня случится вступить в связь, и приступали к решительным действиям. Затем машины, укромные углы и, на худой конец, близлежащие кусты превращались в обители «любви», а оставшиеся без пары дрались или засыпали.

Происходящее оборачивалось для всякого пришельца, виновного в собственном существовании, крупными неприятностями, поэтому-то ходить здесь в темное время суток не рекомендовалось.

Игорь брел к психиатрическому центру ранним утром, когда риск нарваться на «обоснованные претензии» молчановцев стремился к минимуму. Растительность вокруг еще не утратила зелени, хотя жухлые листки и попадались повсеместно. Возле грязных бетонных лавочек высились горки мусора, тротуарная плитка была утыкана кляксочками харчковой слизи и засеяна мятыми окурками вперемешку с семечной лузгой, причем ближе к лавочкам концентрация этой дряни заметно возрастала.

Закаленный «Жареным поросенком» Нерв только брезгливо поморщился и, стараясь не задевать нечистоты, поспешил к цели.

У центрального КПП он вынул из кармана мятую бумажку, где содержались имя и номер доктора, выведенные кривым почерком пьяного Михи. Игорь позвонил по внутреннему телефону, и вскоре хмурый охранник пропустил его на территорию, снабдив пропуском.

Доктору он заготовил легенду, согласно которой общение с больными требовалось для написания курсовой по судебной медицине. Учебное заведение придумал сам, студенческий чип, купленный у подземного перехода, подключил к ХАЭНу и слил в него данные на некоего Дурова. О возможности пообщаться именно с Дроздовым Игорь просил Миху, тот клятвенно обещал «походатайствовать перед Тамарой», но сомнения в его исполнительности терзали душу постоянно. На всякий случай пришлось сочинить историю про информацию о необычном старике, полученную в кругу знакомых из Меда.

Больничный двор встретил посетителя ухоженной тополиной аллеей и стоянкой санитарных фургонов, похожих на броневики с красными крестами. Все дорожки вокруг чернели новым асфальтом, по ним в сопровождении людей в белых халатах группками прогуливались унылые личности. Игорь пресек сторожевые поползновения санитара вопросом «Как найти Тамару Валентиновну?», заданным доверительным тоном. Получив разъяснения, направился к входу в Центр.

Тамара Валентиновна оказалась женщиной лет сорока пяти с усталым лицом. Она рассеянно выслушала легенду, предложила подождать в коридоре и через некоторое время поручила Игоря молоденькой медсестре:

– Анна Николаевна сопроводит вас и поможет собрать материал для курсовой, – напутствовала доктор, отвернувшись в сторону огромной кипы документов на своем столе. Ей явно не хотелось возиться с посетителем. Про Миху разговор не заводила.

Аня, как представила себя медсестра, тоже не мучила расспросами о целях посещения Центра, и даже прямое упоминание о Дроздове не заставило ее удивиться или насторожиться. Вместо этого девушка проявила плохо скрываемую заинтересованность в мужском внимании. Вскользь отвечая на вопросы о больных, она вовсю тараторила про то, как здесь одиноко, как скучно работается, как хочется нормального мужчину, ведь она достойна, и увлекшись, даже выдала историю своих отношений с неким Валерой, окончившуюся душераздирающим финалом. Игорь старательно поддакивал, не забывая направлять ход мыслей собеседницы в нужное русло, – периодически спрашивал о Дроздове, напоминал о необходимости «изучить его случай».

Однако, как ни старался Кремов, вскоре пришлось «изучать случай» Ани, запершись с ней в хозблоке. Отдав дань уважения медсестре, уставший Игорь заставил себя заговорить о Дроздове вновь.

– Дался тебе этот Дроздов! – удовлетворенно улыбаясь, прошептала Анна. – У нас еще сотни больных, выбирай любого. А Дроздов вообще не в моем отделении, к нему в соседний блок топать. Давай ты еще завтра придешь, тогда к нему и сходим?

Игорь вдруг понял, что его пытаются шантажировать. Потакать девчонке означало крепко подсесть на крючок, поэтому пришлось ласково, но решительно возразить:

– Нет, Аня, завтра никак не получится. Идем сейчас, или я вынужден буду попросить Тамару Валентиновну…

– Идем, – поморщившись, оборвала медсестра. Ее поведение выражало искреннюю обиду, из чего следовал вывод о скором появлении в женской среде очередной истории про «мужика-козла» из рубрики «им только одного надо!».

…Пациент по фамилии Дроздов пребывал в спокойном состоянии. Сухой жилистый старик на стульчике в процедурной отрешенно смотрел в пустоту, сложив руки на коленях. Он равнодушно поглядел на вошедшего Игоря и снова погрузился в своеобразный анабиоз. Вопреки всем правилам медсестра, дописав что-то в рабочей тетрадке, вышла в коридор, оставив дверь приоткрытой. По-видимому, Аня жестами пригласила подружку к животрепещущему обсуждению. Внутренне поблагодарив счастливый случай, Нерв взял освободившийся после нее стул, включил диктофон в кармане, сел напротив Дроздова и осторожно начал разговор:

– Здравствуйте, меня зовут Игорь. Как себя чувствуете? – Ответа не последовало. – Я пришел навестить вас по просьбе старых друзей. Дело в том, что вскоре мне придется отправиться в Солнечный…

Старик вскинул обеспокоенный взгляд, сфокусировав внимание. Кремов осекся, выжидая продолжения реакции, но, не дождавшись, продолжил:

– Меня направил профессор Казимиров. Очень надеюсь услышать ваше мнение, ведь вы единственный, кто вернулся оттуда.

Тишина, повиснув в воздухе, вязкой трясиной пожирала секунды одну за другой. Что творилось в седой голове больного, почему он не отвечал, уставившись на гостя? Перебирая в уме бесполезные догадки, Нерв мысленно искал ниточку, ведущую к контакту. А секунды капали, и казалось, что каждую можно было услышать в гнетущем безмолвии.

– Единственный? – неожиданно воскликнул Дроздов скрипучим голосом. – Да нет. Еще был Чак. Был, да сплыл. Кроме него у меня нет друзей, значит, и привет передать никто не мог. Я раскусил тебя, прихвостень Бюро!

Ошарашенный Игорь судорожно сглотнул. Он не ожидал подобной прыти от казавшегося пассивным старичка. В глазах Дроздова прочиталась вспыхнувшая ненависть, нужно было срочно предпринимать контрмеры.

– Вы впервые видите человека, но почему-то решили, что он шпион. Стоило больших усилий пройти сюда, и, может, от этой беседы будет зависеть моя жизнь, – попытался смягчить собеседника Нерв.

– Келли нес такую же ахинею. Ваши методы не меняются, мистер, а я не настолько туп, чтобы наступать на одни и те же грабли дважды. – Огрызнувшись, старик умолк.

Но молчание его показалось не таким однозначным, как речь. Напряжение в помещении выросло. Внимание Нерва поймало дрожание морщинистых рук, учащенное, с посвистом дыхание, едва различимое подергивание бровей и губ. Мелочи свидетельствовали о желании отчаявшегося человека поверить нежданному гостю даже наперекор вросшей в подкорку подозрительности.

Игорь понял: сейчас или никогда.

– Мне стоило больших усилий встретиться с вами. Повторяю, мне посоветовал это сделать профессор Казимиров. Евгений Митрофанович Казимиров. Иду в Солнечный, хотя знаю, что это смертельно опасно. И будь я даже прихвостнем Бюро, все равно перед вами последний, кто хочет попасть туда, и последний, кто пришел к вам не за тем, чтоб поставить клизму или вкатить несколько кубиков успокоительного. Что вы вспомните после моего ухода? Как отшили парня, нуждающегося в помощи, как отказали тому, кому, несмотря на собственную беспомощность, могли бы спасти жизнь? Решайтесь, только перед тем как ответить, хорошенько обдумайте мои слова…

За спиной послышались тихие шаги и скрип двери, вошла медсестра, и раздосадованный Игорь поспешил вернуть ей стул.

– Сидите-сидите, – остановила она его, – я зашла проверить все ли нормально. У вас осталось немного времени, минут через десять я отведу больного в палату.

От Игоря не укрылся заинтересованно оценивающий взгляд женщины, которая, присев на подоконник, наблюдала за «казановой» сбоку.

Обреченно развернувшись к старику, Нерв примостился на краешке стула. Его встретил уже знакомый взгляд овоща, устремленный в пустоту. Неужели все? Склонив голову, «студент» сделал вид, что вносит записи для курсовой. На самом деле перо выводило каракули в блокноте. «Каракули отчаяния!» – промелькнула дурацкая мысль.

И тут раздался голос Дроздова:

– Чак спас меня, когда твари подошли совсем близко. Они не видят глазами, не видят. – Голос старика вибрировал от волнения, отрывистые фразы вылетали будто спонтанно: – Кричат в самую душу, убивают безжалостно, как скот… У меня есть метка, и я не избавлюсь от нее нико гда… Только Чак, верный Чак укрывал своего друга, но теперь Чака нет… – В глазах несчастного блеснули слезы. – Бойся люмеров, без Чака там нет спасенья…

Медсестра немедленно подошла с возникшим словно из ниоткуда шприцем. Властным жестом указала Игорю на дверь и сноровисто воткнула иглу в плечо старика, который мгновенно сник, даже не дернувшись. Пораженный дикой безжалостностью сцены Кремов застыл у выхода. Он успел заметить, как стекленели глаза Дроздова, как медленно отвисала его челюсть.

– Идите, молодой человек! Пациенту волноваться нельзя, а из-за вас пришлось внеплановый укол ему делать, – недовольно воскликнула медсестра.

В коридоре, на скамейке ждала Аня.

– Набедокурил у Семеновны, герой? – спросила она язвительно.

– Похоже, да, – хмуро ответил Игорь, – мне Дроздов про Чака какого-то рассказывал и завелся.

– А, да это скворец его ручной. На прошлой неделе сдох. Ну, ты нашел, о чем с ним разговаривать!

– Скворец?! – удивился Игорь. – Старик сказал, что Чак ему жизнь спас!

– Первый раз слышу. Дедуля вообще мало разговаривал, а сейчас, похоже, остатки разума потерял, право слово, больной человек!

– Жалко его.

– Этот еще ничего, ты пациентов из четвертого блока не знаешь. Идем смотреть? Или ко мне в ординаторскую, чаю попьем? – игриво повела бровью Аня. – Не-е-ет, лучше сразу в хозблок…