Стихотворения, эпиграммы, басни, сказки, повести (1908 - октябрь 1917)

Бедный Демьян

1908

 

 

СЫНОК

Есть у меня сынок-малютка, Любимец мой и деспот мой. Мелькнет досужая минутка — Я тешусь детской болтовней. Умен малыш мой не по летам, Но — в этом, знать, пошел в отца! — Есть грех: пристрастие к газетам Подметил я у молодца. Не смысля в буквах ни бельмеса, Он, тыча пальчиком в строку, Лепечет: "Лодзь, Москва, Одесса, Валсава, Хальков, Томск, Баку…" И, сделав личико презлое, Нахмурясь, счет ведет опять: "В Москве — цетыле, в Вильне — тлое, В Валсаве — восемь, в Лодзи — пять, И мог из этого понять я, Что здесь — призвания печать, Что по счислению занятья Пора мне с Петею начать. Но, чтобы жизнь придать предмету И рвенья чтоб не притупить, Я ежедневную газету Решил в учебник превратить. Вот за работой по утрам мы. Но вижу: труд не для юнца! Все телеграммы, телеграммы… Все цифры, цифры без конца! Задача Пете непосильна: Всего не вымолвить, не счесть. "Хельсон, Цалицин, Киев, Вильна… Двенадцать, восемь, девять, сесть…" И каждый день нам весть приносит, И каждый день дает отчет! Все Смерть нещадно жатву косит! Все кровь течет!.. Все цровь течет!.. Смеется в цифрах Призрак Красный, Немые знаки говорят! И все растет, растет ужасный Кровавый ряд! Кровавый ряд!.. "Волонез — двое, тли — Целкассы, Сувалки — восемь, пять — Батум…" Зловещих цифр кошмарной массы Не постигает детский ум. И отложил я прочь газету, И прекратил я тяжкий счет. Мал Петя мой. Задачу эту Исполнит он, как подрастет. Душою — чист и мощен — телом, Высок — умом и сердцем — строг, В порыве пламенном и смелом Он затрубит в призывный рог. И грозно грянет клич ответный, Клич боевой со всех сторон! И соберется полк несметный Богатырей таких, как он! Забрызжет юных сил избыток, Ужасен будет их напор! И, развернув кровавый свиток, Синодик жертв и повесть пыток, Бойцы поставят приговор!

 

ПИСЬМО ИЗ ДЕРЕВНИ

Когда мне почтальон подаст письмо "с оплатой", Последний грош отдам, но я письмо возьму. Я ждал его, я рад убогому письму: Конверт замасленный, вид выцветшей, измятой Бумаги дорог мне, — он сердцу так знаком! В печальных странствиях, в блужданиях по свету, Я сохранил себя природным мужиком С душой бесхитростной, и детски рад привету Сермяжной братии, посланью из глуши От мужичков единокровных: В густых каракулях, в узоре строк неровных Застыла сердца боль и скорбь родной души.

. . . . . .

"Здорово, брат! Земной от нас тебе поклон. Составить соопча письмо — твои соседи Сегодня собрались у Коренева Феди, А пишет Агафон. Живем попрежнему, берложные медведи. От нас каких вестей!.. В столице ноне ты, там ближе до властей, Там больше ведомо, — ты нам черкни что-либо. Спасибо, брат, не забываешь нас! За три рубля твои спасибо. Здесь пригодилися они в тяжелый час: Тому назад не будет, чай, недели — Нуждались в деньгах мы для похорон: Лишился деда ты, скончался дед Софрон. Давно уж дед хирел, и вот — не доглядели: В минувший четверток, не знамо как, с постели Сам поднялся старик полуночной порой И выбрался во двор, да на земле сырой Так, без напутствия, и умер под сараем. Покой душе его!.. Пусть старички уж мрут! И нам-то, молодым, охти как ноне крут Да горек жребий стал!.. До сроку помираем… В чем держится душа!.. Разорены вконец. Не зрим ни прибыли, ни толку. К примеру — твой отец: Последнюю намедни продал телку! За годы прежние с нас подати дерут, Уводят тощий скот, последнее берут. Выдь на голодный двор — и вой подобно волку! Ни хлеба нет, ни дров; А холод лют, зима сурова… Чай, не забыл ты Прова? Под праздник угорел со всей семьею Пров: Бедняк берег тепло, закрыть спешил печурку… Вся ночь прошла, лишь днем, уже почти в обед, Тревогу поднял Фрол-сосед, Да поздно… Кое-как спасли одну дочурку… Что было слез — не говори! Больших два гроба, малых три… Ревели всей деревней. К Арине тож пришла беда, к старухе древней: В губернии, в тюрьме повешен внук. Душевный парень был, охочий до наук, — Книжонку сам прочтет, нам после растолкует. В понятье нас привел. Бывало, все тоскует О доле нашей…"

. . . . . .

— Эх! нет больше сил читать!..

. . . . . .