Порой, тоску мою пытаясь превозмочь, Я мысли черные гоню с досадой прочь, На миг печали бремя скину, — Запросится душа на полевой простор, И, зачарованный мечтой, рисует взор Родную милую картину: Давно уж день. Но тишь в деревне у реки: Спят после розговен пасхальных мужики, Утомлены мольбой всенощной. В зеленом бархате далекие поля, Лучами внешними согретая, земля Вся дышит силою живительной и мощной. На почках гибких верб белеет нежный пух. Трепещет ласково убогая ракитка. И сердцу весело, и замирает дух, И ловит в тишине дремотной острый слух, Как где-то стукнула калитка. Вот говор долетел, — откуда, чей, бог весть! Сплелися — сочный бас и голос женский тонкий, Души восторженной привет — о Чуде весть, И поцелуй, и смех раскатистый и звонкий. Веселым говором нарушен тихий сон, Разбужен воздух бодрым смехом. И голос молодой стократно повторен По всей деревне гулким эхом. И вмиг все ожило! Как в сказке, стали вдруг — Поляна, улицы и изумрудный луг Полны ликующим народом. Скликают девушки замедливших подруг, Вот — с песней — сомкнут их нарядно-пестрый круг И правит солнце хороводом! Призывно-радостен торжественный трезвон, Немых полей простор бескрайный напоен Певцов незримых звучной трелью. И, набираясь сил для будущих работ, Крестьянский люд досуг и душу отдает Тревогой будничных забот Неомраченному веселью. …О, брат мой! Сердце мне упреком не тревожь! Пусть краски светлые моей картины — ложь! Я утолить хочу мой скорбный дух обманом! В красивом вымысле хочу обресть бальзам Невысыхающим слезам, Незакрывающимся ранам.