С весны всё лето, ежедневно По знойным небесам он плыл, сверкая гневно, — Злой, огнедышащий дракон. Ничто не помогло: ни свечи у икон, Ни длиннорясые, колдующие маги, Ни ходы крестные, ни богомольный вой: Ожесточилася земля без доброй влаги, Перекаленные пески сползли в овраги, Поросшие сухой, колючею травой, И нивы, вспаханные дважды, Погибли жертвою неутоленной жажды. Пришла великая народная беда. Есть, братья, где-то города: Раскинув щупальцы, как спруты-исполины, Злом дышат Лондоны, Парижи и Берлины. Туда укрылися былые господа, Мечтающие вновь взобраться нам на спины И затаившие одно лишь чувство — месть. О, сколько радостных надежд несет им весть, Что солнцем выжжены приволжские равнины, Что обезумевший от голода народ, Избушки бросивши пустые и овины. Идет неведомо куда, бредет вразброд, Что голод, барский друг, «холопскому сословью» Впился когтями в грудь, срывая мясо с кровью, И что на этот раз придушит мужика Его жестокая костлявая рука. А там… ах, только бы скорее!.. Ах, скорее!.. И рад уже эсер заранее ливрее, В которой будет он, холуй своих господ, Стоять навытяжку, храня парадный ход: Эй, осади, народ!.. Не то чичас по шее!.. Эй, осади, народ!.. Поволжье выжжено. Но есть места иные, Где не погиб крестьянский труд, Где, верю, для волжан собратья их родные Долг братский выполнят и хлеб им соберут. Пусть нелегко оно — налоговое бремя, Но пахарь пахарю откажет ли в нужде? Мужик ли с мужиком убьют преступно время В братоубийственной, корыстной, злой вражде? Пусть скаредный кулак для хлеба яму роет, Тем яму роя для себя, — Тот, кто голодному в день черный дверь откроет, Об участи его, как о своей, скорбя, Кто, с целью побороть враждебную стихию, Даст жертвам голода подмогу в трудный год, Тот и себя спасет и весь родной народ. Спасет народ — спасет Россию!