Звенит трамвай. Гудят автомобили. Москва – в рабочем подвиге своем, Он радостен, его мы полюбили, В нем наша жизнь, в нем наших сил подъем, В нем героизм, на свете небывалый, Взметнувший к небу флаг кремлевский алый. Рать дворников – у каждого двора – Сгребает снег, заткнув за пояс полы. Снует народ по улицам с утра, Отцы к делам спешат, а детвора Всех возрастов стремится в школы. Еще зима, мороз. Деревья голы. Но дни длинней. Весенняя пора Не за горой – для нас, для миллионов Живых людей, сынов и дочерей    Великой родины своей, Но не для тех предателей, шпионов, Уж не людей, а бешеных зверей, О чьих делах взволнованно и гневно Читаем мы в газетах ежедневно.    Народный суд своим лучом Нам осветил такие злодеянья, Такие вскрыл преступные дела, Что смерть сама, как мера воздаянья, На этот раз уж кажется мала! Но кара есть страшней: перед потомством Всплывать среди презреннейших имен Изменников, чей облик заклеймен Чудовищным, подлейшим вероломством' Троцкистским ядом брызжущие псы. Не веря в мощь рабочей диктатуры, Не видя героической красы Ее могуче-творческой культуры, Пыталися, презренные гнусы, При помощи японской и немецкой Определить последние часы    Страны советской! Последние часы пришли – для них: Они в лихом угаре просчитались    Как в силах собственных своих, Так в силах тех, с кем сообща пытались Поджечь, взорвать наш всесоветский дом. Они теперь стоят перед судом. Наш приговор услышат эти звери. По их делам им судьи воздадут. В последний раз за ними хлопнут двери.    Их уведут. Мы ж на постах своих, больших и малых, Крепя стальную мощь родной страны, Для подвигов, на свете небывалых, Все силы отдадим, что нам даны. А силы наши – нет им точной меры! Герои шахт, герои – стратосферы, Герои красных воинских рядов, Готовые с оружьем всех родов, Не дрогнувши ни пред какою кликой, Встать на защиту родины великой.    Родимых сел и городов, – Герои все искусства и науки,    Герои фабрик и полей. Все, головы чьи заняты и руки Работой не для вражьих прибылей Какого-то фон Дрэкка иль За-дсу-ки, Различных лишь рисунком вензелей, Мы знаем, ставя творческие вехи: Из темных нор, из потайных щелей Ползут враги, чтоб ставить нам помехи, – Их вылазки тем злей и тем подлей, Чем явственней у нас растут успехи!    Успехи ж наши таковы,    Что только для фашистской головы – По тупости ее, по узколобью – Не ясно то, что умным не в секрет: Сколь ни велик был вражий тайный вред В Донбассе ли, в Сибири ли за Обью, Но этот вред в гигантский разворот Всего того, что создал наш народ,    Вошел вредительскою дробью, Чувствительным, но исправимым злом,    А не решающим числом. Рубцы вреда какие б ни остались,    Враги жестоко просчитались:    Изменники их подвели Значением троцкистского подспорья, Продажею украинской земли,    И Приамурья, и Приморья. Сорвали мы предателям их торг, Готовность их к условиям кабальным: Перед судом предательский восторг    Звучит распевом погребальным. Пощады нет. Она исключена Для этого клубка змеино-злого, – В сближенье с ним не только это слово. Кощунственна уж мысль о нем одна! Пред всей страной, пред родиною милой, Сыновнею любовью прозвучав, Как родина, пронизан гневной силой, Как родина, спокойно-величав, О сказочной красе ее расцвета, Разя гадюк, проникших к нам во двор, Вот петь о чем он призван, стих поэта,    В ответ на вражий заговор. Пусть он звучит, как песня боевая,    И пусть прислушается к ней Тот враг, что, нас фашистски отпевая, Забыл, что нас вывозит не «кривая»,    А мощь народная, живая,    Та мощь, которой нет сильней! В какой башке – немецкой иль японской – Созрела мысль – нас сокрушить войной,    Нас, пятилеткою двойной Ковавших бронь не башни вавилонской,    А грозной крепости стальной?!    Страна, где радостной культурой, Куда ни глянь, все расцвело кругом,    Она ль не справится с врагом, Как справилась с враждебной агентурой, С бандитами, что шайкою понурой    Теперь стоят перед судом? Исход борьбы – он нам заране ведом.    Разведчики предсмертным бредом    Кончают подлую борьбу. Их господа пойдут за ними следом. Они пожнут такую же судьбу !

Вокруг сраженного внезапной смертью друга Соратники-бойцы тесней сомкнули строй. Смертельным приступом сердечного недуга      Из строя выведен герой. Спадает прядь волос на мрамор лба холодный. Ты ль это, наш Серго, кипуче-огневой?! Нет, нет, не умер, ты, наш рыцарь благородный: Ты нашей гордостью останешься живой.      Он будет с нами – образ твой,      Когда грозовые всполохи Определят врагам их роковой удел. Твое бессмертие в бессмертье наших дел, В величье ленинской и сталинской эпохи !

Он навсегда войдет в потомство, Наш славный Новиков-Прибой. Как поучительно знакомство С его причудливой судьбой! Самодержавья воздух спертый Еще нам легкие травил, Когда себя «Матрос Затертый» [15] В литературе объявил. Но духоте невыносимой Мы дали бой, Октябрьский бой. И вот – на мир на весь «Цусимой» Взгремел наш Новиков-Прибой. Наш Силыч – силой крепкой налит. Рабоче-творческий аврал С высокой мачты он сигналит, Литературный адмирал. Он смотрит с зорким напряженьем, Чтоб враг не мог нас обойти. – Вперед, к великим достиженьям На нашем творческом пути!

В столице царской, знаменитой. Вдыхая утреннюю мглу, С сумой, газетами набитой, Стоял газетчик на углу. Он изучал прохожих взглядом, Привыкши быстро узнавать, Кому с какой начинкой-ядом Газету свежую совать. О «Новом времени», газете, Все знали: орган в «сферах» – свой, Сам царь читал его в клозете, День начиная деловой. «Нововременские герои» Для «сфер» готовили «меню». Щедрин, однако, в веки кои Не зря перекрестил в «Помои» Нововременскую стряпню. В ней, кроме всякой дряни прочей, Была излюбленная ось: Она была антирабочей И провокаторской насквозь. Блестя на вид иным нарядом, В суме – с «Помоями» рядком – «Речь» изъяснялась тонким ладом, Иным, культурным языком. Она сочилась тоже ядом, Но яд приправлен был медком, Медком кадетской изготовки. Она юлила с первых строк: «Мы понимаем… забастовки, Когда они… кадетам впрок, Чтоб напугать рабочим „зверством“ Всех тех, кому „пора понять“, Что лишь кадетским министерством, Его искусным лицемерством Рабочих можем мы унять. Мы капиталу грунт распашем, Мы для него расчистим путь! Да не угодно ли взглянуть, Как в „Современном слове“ нашем Мы „красной тряпкой“ ловко машем, Дабы рабочих обмануть!» Газет указанных семейка В переднем чванилась ряду, За ними – шустрая «Копейка» Рвалась в рабочую среду, Рядилась пряником сусальным, Соединяла с тоном сальным «Демократический бутон» И приложеньем премиальным, То новогодним, то пасхальным, Манила в желтый свой притон. С ее блудливою «программой» И вороватою рукой Мерзавку эту эпиграммой Нам отбивать пришлось такой:         Билет      Варшавской лотереи,         Жилет,      Лакейских две ливреи,         Чулки,      Бумажные ботинки,         Брелки,      Секретные картинки,         «Эффект!» –      Мазь для особых целей,         Комплект      Резиновых изделий,         Одна      Продажная идейка.         Цена      За весь товар – копейка! «Да ведь рабочие пусты же! Да с революцией – провал!» «Луч» ликвидаторский бесстыже Всей этой швали подпевал: «Мы ликвидируем подполье! Легальность! Лозунг наш таков. Лишь крепче надо взять в дреколье Вот этих вот – большевиков! Они культурным нашим классам Прямые вестники грозы. Они нашли дорогу к массам, Бунтуют темные низы!» Тяв! Тяв! И шмыг скорей под лавку. Поставим ли себе в упрек: Мы ликвидаторскую шавку Стегали вдоль и поперек! В столице царской, знаменитой, Вдыхая утреннюю мглу, С сумой, газетами набитой, Стоял газетчик на углу. Вот покупатель. Кости крепкой. Взял «Речь». (Глаза врагам отвесть.) Сверкает взор под жухлой кепкой. «Как с „Правдой“? Вышла?» – «Вышла. Есть. Да пристав тут порол горячку: За „Правду“ дал мне по горбу». «Но ты успел припрятать?..» «Пачку!» «Куда?» «Часть – в мусорную тачку, Часть – в водосточную трубу». «Я заберу всю пачку!» «Ладно». «Сочтемся вечером с тобой!» Так вышла «Правда». Не парадно. Не на парад ведь шла, а в бой, В бой беспощадный, в бой кровавый С ордой народных палачей, С царем, с помещичьей оравой, Со сворой хищных богачей, С «нововременскою» отравой И ложью подлой и лукавой «Речей», «Копеек» и «Лучей». Пред большевистскою бойницей Трепались вражьи языки, Мотались длинной вереницей Жандармы, темные шпики, – Иуда Троцкий за границей Грозился взять ее в штыки. Но «Правда» била гневом, смехом Царя и всех его псарей, Кадетов, крытых лисьим мехом, И ликвидаторских угрей. Путь расчищая к новым вехам, Гремел враскат рабочим эхом Гром большевистских батарей!

В огнях всемирного всполоха Шла поступью громовых лет Несокрушимая эпоха Несокрушимейших побед. Путь «Правды» стал светлей и шире, Ее слова гремят в эфире, Свивая славу наших дней, И места нет такого в мире, Где б не прислушивались к ней. Гордясь любовно именами Своих испытанных вождей, Сквозь гул борьбы, сквозь дым и пламя, Сквозь клевету, которой с нами Боролся Троцкий, черный змей, Фашист природный и злодей, Мы пронесли ее как знамя, Как рупор ленинских идей ! Ее страницы – диадемы Из строк, в алмазной чьей игре Бессмертные сверкают темы Для героической поэмы О героической поре !

Да, четверть века – это школа! Пусть будет эхом славных лет Для боевого комсомола «Правдиста старого» привет! Я тоже молод был, как все вы. Взрывая вражеский редут, Я знал, творя свои напевы, Что большевистские посевы Взойдут и дивно зацветут. Враг ликовал: «Марксизм? Он помер!» А в этот час, вступая в бой, Рабочей « Правды » первый номер Звенел призывною трубой. Ах, молодые братцы-други, Я в великаны не ряжусь, Просты, скромны мои заслуги, Но ими честно я горжусь; И тем горжусь я особливо, Что, начинив слова свинцом, Я – с песней, спетой торопливо, – Стал перво-правдинским певцом, Что для потомства сохранится, Тем обессмертив и меня, Та « Правды » первая страница, Где стих мой радостью струится, Призывной клятвою звеня:

Полна страданий наша чаша [16] , Слились в одно и кровь и пот, Но не угасла сила наша: Она растет, она растет! Кошмарный сон – былые беды. В лучах зари – грядущий бой. Бойцы в предчувствии победы Кипят отвагой молодой. Пускай шипит слепая злоба, Пускай грозит коварный враг, Друзья, мы станем все до гроба За «ПРАВДУ», наш победный стяг!

Орлиную ли честь я вам воздам?! Орлам по вашим не летать следам, Орлам не одолеть полярной дали. Отважные, вы пролетели там, Куда орлы вовек не долетали! Три головы, шесть рук, шесть острых глаз… Вы кость от кости нашей, плоть – от плоти!    Ваш – в героической работе – Единый волевой экстаз был наш экстаз: Мы все, вся родина, сопровождали вас,    Мы были с вами все – в полете! На полюсе, на точке на любой, Нас всех роднит всем общее нам свойство. Гордяся вами, мы горды собой, Всей нашей родиной, чьей сказочной судьбой Всесветно явлено народное геройство! В тот день, когда ордой фашистских палачей Столицы лишены отважнейшие баски, Ваш подвиг огненным снопом своих лучей Испепелил все вражеские маски! Расистское зверье пред нами – без прикрас, Явив себя насквозь антикультурной «расой». Нет, дух культуры вел, герои наши, вас, Когда летели вы всемирно-первый раз Отныне историческою трассой. Фашистам на усы полезно намотать, Внушив себе самим и всем фашистским чадам, Что ни одной змее нам крыл не оплетать,    Что мы, рожденные летать, Сумеем дать отпор любым ползучим гадам!

Был полюс Северный загадкой С коварно-грозною повадкой. Сверкая льдистым серебром, Он нынче нашей стал площадкой – Полярный наш аэродром. Досель немой, незримый миру, Под гул советских мощных крыл Советской речью по эфиру На весь он мир заговорил. Воздушная связала лента Два величайших континента И величайших две страны. Два исторических момента Геройской связью скреплены. Весь мир узрел: в советском чуде Культура с доблестью сплелись. «Какие сказочные люди!» «Какая ширь!» – «Какая высь!» В работе творчески-культурной Отважно – на любом посту – В могучем взлете стройки бурной Мы набираем высоту. Напрасны вражьи все усилья Подбить, принизить взлет орлов. Змей, к нам вползающих под крылья, Мы оставляем без голов. На них шпионская полуда, Их выдает фашистский зуд. Мы знаем логова, откуда К нам эти гадины ползут, Где злофашистские шаманы К безумью полному близки, Где бредовые строят планы – Взять нас в фашистские тиски. Угроза эта нам знакома. Угроза эта не нова. Но – от шахтера до наркома – Мы помним Сталина слова. Мы их усвоили не худо, Победный лозунг наш – они. Враги напорются на чудо: Мощь нашей силы и брони. Увидит восхищенным взором Вся в мире армия труда, Каким кроваво-грязным сором От нас откатится с позором Фашистов дикая орда!

Все крепче темпы, сжатей сроки. Маяк победы все видней. В какие огненные строки Вместить величье наших дней? Пред миром всем под стягом алым Стоит – культурна и сильна – Вся героизмом небывалым Преображенная страна. На ней не сказочной ли метки, Не скороходы ль сапоги? Какие нашей пятилетки Феноменальные шаги! Дарит нас дивными дарами Живого творчества роса. В необозримой панораме Необозримая краса: Где были нищие кочевья, Сухие травы и кусты, Растут волшебные деревья, Цветут волшебные цветы; Где изнывал народ от муки, Неся наследья тяжкий груз, Там Храм Труда и Храм Науки Вступили в творческий союз, – Преграды все и все заторы Народной силой сметены, Необозримые просторы Советской осью скреплены. Творцы невиданной культуры, Бойцы невиданных фронтов, Мы сталь своей мускулатуры Включили в лозунг: «Будь готов!». Да, мы готовы – без нахвалки. Пусть знает враг и верит друг: Кто нам в колеса ставит палки, Легко останется без рук! На всю фашистскую свирепость Ответим словом боевым: Кто посягнет на нашу крепость, Тот не останется живым! Социализм в стране построив И укрепив кольцо границ, Мы знаем: мы – страна героев, Но не героев-единиц, Нет, мы десятки миллионов Для боевых своих заслонов Бойцов-героев создаем. Враг подсылает к нам шпионов, Мы им пощады не даем. И не дадим врагам пощады, Коль, обезумевши вконец, Рискнут фашистские отряды Нюхнуть наш порох и свинец. Шумна фашистская галерка. Но от Москвы и до Нью-Йорка, Всем миром – подвиг чей воспет? Наш Громов, Чкалов – вся шестерка! – Не наш прямой залог побед? Их славный подвиг гениален В своей невиданной красе. А кто их выпестовал? – Сталин ! А кто за Сталиным?  – Мы – все! Фашисты – в чаянье победы – Вопят истошно в дикий глас: У них-де «рыцарские деды». Но были деды и у нас! Фашистам русские уроки Изрядно следует учесть. Об Александре Невском строки У самого у Маркса есть. Как били немцев новгородцы! Пусть, испытуя грозный рок, Фашисты, внуки-полководцы, Припомнят дедовский урок. Напомнить «внукам» не пора ли, Сколь дух их «дедов» был геройск. – «На-по-ле-он!!» – И «деды» драли, Любую крепость отпирали, Завидя взвод французских войск. Не с немцев брали мы примеры, Когда в «Двенадцатом году», – Какой грозе создав барьеры! – С наполеоновской карьеры Сорвали пышную звезду. В войне последней – кто порочил Наш всенародный героизм? Втянул нас в бойню, нас морочил Наш распроклятый враг – царизм. И все ж не сбились мы со следу. Найдя врага в его норе, Не величайшую ль победу Мы одержали в Октябре? Иль не рабочий класс немецкий, Грозя фашистский сбить ярём, Считает наш Октябрь Советский Всепролетарским Октябрем?! Не на шестой ли части света Нет больше рабского клейма? Вот почему победа эта Фашистов сводит так с ума!! И коль они в безумье яром Нам заявить рискнут: «Война!», Мы им покажем контрударом, Как наша родина сильна, На героизм какого рода Она способна в дни похода – Всего советского народа Несокрушимая стена!!

В те дни, когда в стране голодной Царили мрак и нищета, В оправе песенно-народной Какой печалью безысходной Звучало слово – «сирота»! На ножках рваные обмотки, Рвань на плечах и в летний зной И в зимний холод ледяной. Ах, образ девочки-сиротки Стоит досель передо мной! Идет сиротка деревушкой, Влача дырявую суму, Идет несчастной побирушкой, Чужой, ненужной никому, – Ей в радость хлеб – сухая корка, Да не везде дадут и ту, У всех на бога отговорка: «Бог пропитает сироту!» Судьба ль расщедрится подачкой, Подачка эта не сладка: Быть вековечною батрачкой У кровососа-кулака, Весь день работать до упаду, Так, чтоб трещали позвонки, И получать за все в награду Хозяйский окрик и пинки. Но не напрасно прогремела Гроза живая Октября: С ней для сиротского удела Пришла счастливая заря, Заря сменилась днем веселым, Поет о радости народ, И по колхозным нашим селам Уже не слышен плач сирот. Не та пора – не та основа. Жизнь новый облик обрела. Былое не вернется снова. Сиротка, Мотя Иванова, В колхоз ребенком прибрела. Колхоз ей стал семьей родною. Не сиротой – родной сестрой Она под кровлею одною Жила с колхозной детворой, Росла, цвела не в доле слезной. Девицей сделавшись серьезной, Приветливой, не дикарем, На птицеферме на колхозной Искусным стала главарем. Она работает упорно, Влагая знанья в честный труд, И восемьсот ее «леггорнов» Призы на выставках берут. Она за книгой, отдыхая, И разбирается вполне, Газеты свежие читая, Что значат вести из Китая И почему Мадрид в огне. Она наездницею ловкой Летит, в езде не новичок, И управляется с винтовкой На ворошиловский значок, В тот день, когда счастливой Моте Был комсомольский дан билет, На ней, на маленьком пилоте, Костюм пилотский был надет. Планер взлетел, как голубь белый. У Моти руль в руке умелой. Сияя – как ей не сиять! – Она, полет проделав смелый, Посадку сделала на ять. «Ура» колхозники кричали (Ей весь колхоз за мать-отца!) И поздравляли, и качали, И целовали без конца. У Моти щеки – два цветочка, Вся разрумянилась она. «Ай Мотя!» – «Ловко!» – «Ай да дочка!» «Гляжу, а Мотя – в небе точка!» «Да, ежли, скажем так, война…» «Былые сироты мы, что ли? Врагам дадим такой ответ!» Насчет «сиротской горькой доли» В Стране Советов песен нет!

Всем миром правил – царь небесный, Россией правил – царь земной. Рабочий «отдых» в день воскресный, Недуг душевный и телесный Лечил сивухою двойной. Молчал тяжелый грохот будня, И лязг железа, и гудки. Гудели церкви до полудня, С полудня выли кабаки. Воскресный «отдых» в оны годы, Его припомнить – жуть берет. «Тряхнем-ка, что ль, на все „доходы“!» «Эх, что заглядывать вперед!» «Судьба – злодейка, жизнь – копейка!» «Пойдем, утопим грусть-тоску!» «Где наше счастье?.. Друг, налей-ка… Оно в бессрочном отпуску». Для скорби черной, неотвязной, Утехой был однообразной Трактир, дешевый ресторан Или на площади на грязной «Простонародный» балаган. Из потрохов протухших студни… Участок иль ночлежный дом… «Как отдохнул?» – «Нельзя паскудней!» И снова – тягостные будни С проклятым, каторжным трудом. Шесть дней, прикованных к машине. Воскресный «отдых» – снова то ж. Как наш рабочий отдых ныне На прежний «отдых» не похож! Кто мог представить в годы оны Рабочий отдых наших лет: Музеи, парки, стадионы, Театры, музыку, балет. Все виды радостного спорта, Парадов мощную красу, Уют приморского курорта, Дома для отдыха в лесу! Рабочий отдых стал культурным И оздоровленным насквозь. Вот почему потоком бурным В стране веселье разлилось; Вот почему теперь в газете Мы пишем и в стихах поем, Что мы – счастливей всех на свете В труде и в отдыхе своем!

Москва! Где слово есть напевней? Где место есть для нас родней? Гордясь своею славой древней, Москва слыла «большой деревней» До самых большевистских дней. Не видя в этом святотатства, Она блюла «святой устой» В контрасте дикого богатства С невероятной нищетой. Ушли купецкие попойки И хитрованцев нищий сброд, И лихо мчавшиеся тройки, И к стенкам жавшийся народ; Ушла Москва с ее церквами, Со свалками, гнилыми рвами И грязью липкой, как кисель, Ушла с былыми именами Московской жизни карусель. Москва украсилась домами, Каких не видела досель. То, что звалось Охотным рядом, Двойным сверкающим фасадом Домов-гигантов вознеслось. Москва обличьем и нарядом, Всем бытовым своим обрядом Преобразилася насквозь. Еще былое отмечаешь Во внешней той-иной черте. Но люди! Где их ни встречаешь, Они не прежние, не те. Вслед всех сановных инвалидов, Вслед нами сброшенных властей, Купцов, московских «эвпатридов», Ушли насильники всех видов И паразиты всех мастей. Враги грозят Москве возмездьем, Забыв, что их гроза – мертва, Что под кремлевским пятизвездьем Цветет Советская Москва; Что, счет сведя со строем старым, Сознаньем сил своих полна, По всей Москве, по тротуарам, По улицам и по бульварам Шумит народная волна, – Живые, радостные лица, Людской веселый разворот. Глядит народ: «Моя столица!» Столица смотрит: «Мой народ!» Дух этой гордости взаимной – Гроза для всяких подлецов, Для швали всей старорежимной И для фашистских наглецов. Мы поработали не втуне. В двадцатилетье Октября Москва ликует – накануне «Двенадцатого декабря». Мы перед днем великим этим Стоим под стягом трудовым. Мы в этот день врагам ответим Своим ответом громовым. Мы изберем Совет Верховный И, кровно спаянные с ним, Порыв восторженно-любовный В единый клич соединим. Он скажет миру, чем мы стали, За что стеной народной встали, Наш клич по всем по округам, И будет в этом кличе – «Сталин!» – Привет – друзьям, ответ – врагам! Москва сегодня веселится. Повсюду праздничные лица, Людской веселый разворот.    Привет тебе, моя столица! Привет тебе, родной народ!

Облегли ночное небо тучи. Ветер выл, неукротим и лют. Намело повсюду снега кучи. Новый год встречал столичный люд. Еле-еле трепыхалась конка На горбатом Троицком мосту. Шла на Невский бледная девчонка Продавать прохожим красоту. Вдоль Невы рабочий шел угрюмый. Он грозил кому-то, сжав кулак: «Обмануть хотите царской Думой? Перевешать надо вас, собак!» Гнил в сырых ночлежках люд голодный, Жизнь губила чью нужда-палач. Пьяным хрипом пел канал Обводный, Заглушая тихий женский плач. «Фараоны» шли с ночным обходом. В темноте (Не видно. Не поймать!) Кто-то крикнул: «Гады! С Новым годом!» Получив в ответ «такую мать». Вкруг дворца шла суетня шпионов, У жандармов пыжились усы. Над тоской гранитных бастионов Крепостные плакали часы. Над дворцом коричнево-кровавым, Над могилой всенародных благ, Раскорячившись орлом двуглавым, На ветру трепался царский флаг. Во дворце торжественно, парадно, Царь свершал свой новогодний бал. Не плясал он сам, хлебнув изрядно: Хмель ему колени подгибал. Он смотрел на пляшущие пары И мычал, входя в запойный раж: «Хар-рашо танцуют лейб-гусары И морской гвардейский экипаж!» Он глядел на дам полураздетых, На княгинь, графинь и баронесс. Генералы в пышных эполетах Перед ним плясали полонез. Царь смотрел, как, шаркая ногами, Лебезил сановный высший класс Пред царицей с синими кругами Под белками злых, холодных глаз. Перед ним, царем самодержавным, Ликовал тот самый «высший свет», Что устоем был дворянским, главным, Тех основ, которых больше нет. Дураку в башку не приходило, Как и всем, плясавшим на балу, Что в народных недрах забродило То, что весь народ звало, будило Вековую сбросить кабалу. Кабалу мы свергнули победно В пролетарском славном Октябре. Провалились, сгинули бесследно Все, кто жил на труд на наш безбедно, На балах танцуя при дворе. Нынче все дворцы – и царский тоже – Наши всенародные дворцы. Нынче любим мы – свое добро же – Их красу, их лепку, изразцы. Мы в своих дворцах не чужестранцы И не челядь, скрытая в углах. Жизнью бодрой брызжут наши танцы На советских праздничных балах. Сколько пар, скользящих по паркету! Звонкий смех, веселый разговор. Сделать всем танцующим анкету: Все анкеты, словно на подбор. Посмотри хотя б на пару эту. Муж с женой. Одна из лучших пар. Если ты вчера читал газету, Ты его узнаешь по портрету: Это наш знатнейший сталевар. Вот девица пляшет, как артистка. У нее орлиные зрачки. Мастерица в цехе. Активистка. Отличилась как парашютистка И взяла по спорту все значки. Вот плывет герой из краснофлота. В паре с ним колхозница. Гляди, Как юна! Меж тем ее работа… За ее работу «Знак почета» У нее сверкает на груди! Обо всех всего не скажешь вкратце. Во дворцах – чем наша власть горда – Вместо прежних подлых тунеядцев Веселятся рыцари труда!