Житуха у меня дерьмовая, пора с ней кончать. Обрыдло катать смердящих лосьонами болванов, которые так и норовят рассыпать кокш на заднем сиденье. Я доверху накачан анисовой водкой и прозаком, и мне класть-положить на их выпендрежные прически из бразильских сериалов. Как я дошел до жизни такой? Не понимаю. Когда я был маленьким, казалось, передо мной открыты все дороги. Теперь я здоровый бугай, работаю шофером по вызову в Париже и окрестностях, и подо мной мчится улица Риволи. Я еду вдоль шикарных домов с видом на Тюильри, набитых белокурыми засранками, которых трахают телеведущие на диванах марки «Ромео». Пассажирка у меня за спиной разражается хохотом, не знаю уж, какую бредятину ей напевает этот ее цветной? Что-нибудь типа: «Знаешь, дарлинг, я купил новый вертолет для мой яхта». Или «новый яхта для мой вертолет»? Или «самолет для мой джип, чтобы кататься по бассейну»? Да мне на тебя с прибором, месье козел. Сейчас я тебе покажу, так что пузырь лопнет. Достали они меня, достали, и я давлю на акселератор изо всех сил. В зеркальце посматриваю на его пудреный нос, напомаженные волосы, золотую цепочку. Когда же эта стерва прекратит хихикать? Я думал, жизнь еще подарит мне шанс, сюрприз какой-нибудь. Фюйть! Все сюрпризы для богатеньких. Жизнь бедняка расчислена, ее можно рассказать наперед. Будущее мне сделало ручкой. Я неприбран, непригляден, они рассматривают мой затылок, бычью шею, они-то оба красивые, от них хорошо пахнет, они меня презирают. Это надо мной она смеется, без дураков, ничего, я сейчас со всем этим покончу. Площадь Согласия? Ночной Париж – это же красота! А вот на-ка же: и это тоже не для меня!

Я бедняк, а значит – ничтожество! Со мной не знаются. Меня называют «месье» и по имени, как принято называть обслугу. Моя судьба – не площадь Согласия, нет в ней ни света, ни блеска, это для тех, кто поважнее. И пью я, чтобы позабыть, что обо мне позабыли. Живу без всякого смысла. Я жму на газ, меня раздражают обочины. Ах ты черт! Она-таки расстегнула этому арабу ширинку, а теперь, слово даю, берет в рот, мне все видно в зеркало, должно быть, их возбуждает, что я могу их засечь, она играет с его шлангом, пока он тянет носом кокаин. Пусть сдохнут, с меня довольно. Что она в нем нашла, кроме его капусты? Почему мне никогда не везло, почему меня никогда не лизали на заднем сиденье лимузина? Что это она на меня так сострадательно поглядывает, эта шлюшка с тонной штукатурки на морде и тошнотворными духами? Ненавижу обходительность богатеев, их улыбочки, которые означают «поди вон!», будто вы у них клянчите милостыню. Вот я и чувствую себя уродом и вообще убогим.

Из приемника несется «Viva Forever», группа «Спайс герлз». Делаю погромче. В этой тачке я – самый неинтересный предмет. Вылез из ничего, чтобы прибыть в никуда. Перестраиваюсь, чтобы свернуть на набережную. Липкий тип у меня за спиной нарочно стонет, словно актер из порнушки. Из ничего – в никуда. И у меня были женщины, но все больше третий сорт, и со мной им не было весело. Никто не хотел состариться со мной рядом (даже я сам!). Я никогда не влюблялся и ни разу никому не доставил удовольствия. Любовь стоит слишком дорого, у меня не хватало средств. Я толстый, мои пальцы на руле жирны и волосаты, как у всякого поганого шоферюги. Папаша все детство не давал мне забыть, что я ни на фиг не годен, и я оправдал его слова. Учился из рук вон: без конца пялился в телик, слонялся без дела, не просыхал. Единственный экзамен, на котором я не засыпался, так это на права (и то благодаря армии).

Для чего нужны такие, как я? Мы люди бесполезные, только планету засоряем. И в журнале «Вуаси» про таких не пишут. А на похороны ко мне вообще почти никто не придет. Господи, если ты существуешь, объясни, почему я всегда так кошмарно одет? Ух ты, так и есть, араб так и не вынул, гад. Она сплевывает в носовой платок. Понятно, это тебе не иранская черная икра. Торговать передком еще куда ни шло, но когда араб, да в рот – это уж слишком, правда, цыпочка? Я стоял себе спокойненько у стойки в баре «Убли», принимал свою анисовку и вместе с другими отбросами рода человеческого ругал почем зря всех черных и желтых, и вдруг на тебе! – звонит мой мобильник: я должен куда-то тащиться с клиентами, они будут тыкать мне в рожу свое безоблачное счастье, и я еще должен говорить спасибо?

Азиат запускает свои наманикюренные грабли в волосы блондинки. «Viva Forever». Вы только поглядите на них! Ничего, когда в их элитные физиономии набьется полкило битого стекла, спеси у них поубавится. Каждому однажды выпадает удача. До этой ночи мне не выпадала никогда. А сегодня наипоследний мой день. Меня отовсюду повышибали, но сейчас все в моих руках. Впервые в жизни мне чего-то очень захотелось: когда жить не получается, можно попробовать хоть умереть красиво.

«Mister Paul, you're driving too fast!»

Ага, то-то! Принцесса наша заегозила! Нет, уж такого случая я не упущу. Скоро Альма, мы ныряем в тоннель на двухстах в час. Алле хоп! Поворот руля

– и без промаха: прямо в стену! А пошли вы к бесу в зад! Теперь-то обо мне весь мир узнает.

Смерть роскошная, как отель «Ритц».

Кто знает, может, буду теперь знаменит аж до двухтысячного года.