«Растения более aware, чем прочие виды»; «Ешьте арахис, it's a really strong feeling». Люблю франко-английский, это язык будущего. У нас только что вышла книжка во славу его: россыпь цитат из Жан-Клода Ван Дамма, актера-каратиста бельгийского происхождения, обосновавшегося в Голливуде. «Наркотик – это кайфово». «У бисквита нет спирита». В 2050 году весь мир будет спикать как Жан-Клод Ван Дамм, герой фильма «Репликант». «Умирать это strong». «Никто не right и не wrong». Молодые люди, не вылезающие из видео, стихийно устремились вслед за бельгийским киборгом: «Кто юзал этот басовый драйв?», «Я говорю yes лайфу», «Ты лайкаешь ночь?», «Я серфингую по вебу». Не надо бояться английских слов. Они мирно входят в наш язык, создавая язык всемирный, непокорный Богу: единый язык Вавилонской башни. World'овские words. Новая лексика SMS (А12С4), смайлики в Интернете, популярность «придурошной» орфографии, распространение арго – все это помогает родиться новоязу третьего тысячелетия. Anyway, whatever. Пускай последнее слово останется за Жан-Клодом Ван Даммом: «Общий язык, общая валюта и никакой религии, тогда нам всем будет лучше. Но мы здесь не для того, чтобы говорить о политике».

Я люблю еще массу прочей американской гадости, вроде ванильной кока-колы, арахисового масла, чизкейков, корнфлекса, чокопаев, наггетсов, рутбира.

Но больше всего я люблю Хьюга Хеффнера, основателя «Плейбоя». Наши отцы все хотели быть похожи на него. Надо попытаться понять, что случилось с поколением наших родителей в 60-х годах, когда все богатенькие буратины считали себя Хьюгом Хеффнером. Его особняк для оргий и личный «боинг» изменили представление о мужественности в XX веке. Мужчина 60-х годов превратился в womanizer. Новому Дон-Жуану полагалось сидеть за рулем спортивной машины, курить американские сигареты, валяться у голубого бассейна в окружении пышногрудых блондинок в бикини. Сегодня эта модель мужественности канула в Лету. Ничего нет бездарнее потаскунов из ночных баров; между прочим, именно по назойливым попыткам кого-нибудь соблазнить и можно узнать старика, несмотря на все лифтинги. Мадемуазель, к вам пристает какой-то тип с седеющими висками, изображающий из себя плейбоя? Значит, ему лет семьдесят, потому что он не может отлипнуть от своих тридцати пяти, а столько ему было тридцать пять лет назад.

В Америке 60-70-х плейбой был сверхчеловеком. Всякий уважающий себя самец обязан был походить на Тома Джонса, Гюнтера Сакса, Порфирио Рубирозу, Малко Линге, Хулио Иглесиаса, Курта Юргенса, Роджера Мура, Уоррена Битти, Роже Вадима, Берта Рейнолдса. Нужно было носить рубашку, распахнутую на груди, чтобы торчали волосы. Нужно было любой ценой клеить каждый вечер новую женщину. Нужно было круглый год щеголять загаром. Все то, что на рубеже столетий считается верхом старомодности и пошлости, тогда было высшим шиком. Французские буржуа просто молились на Эдди Барклея и Саша́ Дистеля, Жан-Поля Бельмондо и Филиппа Жюно, хиппи или рок-звездам было до них далеко. Добавьте появление противозачаточных таблеток, упрощение процедуры развода, феминистскую и сексуальную революцию – и вы получите МЕЖДУНАРОДНОГО ПЛЕЙБОЯ, «несерьезного человека», описанного психиатром Шарлем Мельманом, того, кто стремится к «наслаждению любой ценой». Что произошло? Свобода уничтожила брак и семью, супружество и детей. Верность превратилась в реакционное, немыслимое, бесчеловечное понятие. В этом новом мире любовь длилась самое большее года три. Сегодня МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПЛЕЙБОЙ по-прежнему жив. Он сидит в каждом из нас; его волей-неволей переварил и усвоил каждый мужчина. МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПЛЕЙБОЙ холост, потому что отрицает любые узы. Он каждую неделю меняет гражданство. Он живет один и умирает один. У него нет друзей, только светские и профессиональные знакомства. Он говорит на франко-английском. Он выходит из дому, только чтобы снять гирлу (по-нашему телку). Вначале, когда он богат и красив, он соблазняет легкомысленных женщин. Потом, порастратив богатство и красоту, он будет платить проституткам или смотреть порнофильмы и дрочить. Он ищет не любви, а только наслаждения. Он никого не любит, особенно самого себя, потому что отрицает страдание и боится потерять лицо. МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПЛЕЙБОЙ обливается шампанским в Сан-Тропе, подсаживается к продажным девкам в гостиничных барах и кончает свои похождения в клубе свингеров с наемной бабой. Конечно, это кичевая фигура (во Франции его часто пародировал Жан-Пьер Марьель, а в США – Майк Майерс с его персонажем Остина Пауэрса), но следом за ним идет мужчина-мутант XXI века, сидящий на виагре до самой смерти. МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПЛЕЙБОЙ смешон, он ходит в мокасинах на босу ногу, чтобы казаться молодым, но он ставит правильные вопросы: зачем нужна любовь в цивилизации желания? Зачем обременять себя семьей, когда отстаиваешь свободу как высшую ценность? Зачем нужна мораль в обществе гедонизма? Если Бог умер, значит, весь мир – бордель, и надо просто этим пользоваться, покуда не сдохнешь. Если индивид сам себе король, значит, нам не остается ничего, кроме эгоизма. И если отец перестал быть единственным авторитетом, значит, единственный предел насилию в нашей материалистической демократии – это полиция.