Кто разбил вазу?

(Случай из детства литератора П. Леса)

Гостила однажды семья Ассов у своих знакомых, и была там вечеринка и накрытый столик с лакомствами для детей. И вот, пока взрослые пили водку, говорили о политике и занимались любовной фигней, дети откушали яблок, попрятали конфеты по карманам и стали играть в разные интересные и познавательные игры. А потом – в «салочки», игру глупую и, в общем-то, неинтересную.

Сразу же поднялся шум, озорные крики и Павел Николаевич, а в те годы просто Павлик, перелетая через стол, чтобы ускользнуть от водящего, столкнул хорошую и, надо заметить, дорогую вазу на пол.

Ваза разбилась насмерть.

На шум прибежали поддавшие взрослые и увидели, что ваза действительно упала и более того – разбилась.

– КТО РАЗБИЛ ВАЗУ? – спросил чей-то папа, настроенный наиболее агрессивно.

Дети стали отнекиваться и крутить головами, а Павлик поковырял в носу и спокойно заметил, что вазу, дескать, скинул и разбил мальчик Миша. И вообще он козлик.

– Нет! Это не я! Я не ронял вазу! – воспротивился мальчик Миша, как бы оправдываясь.

– А кто же тогда? – грозно спросил агрессивный чей-то папа.

Миша замолчал, потупился, поскольку знал, что закладывать товарищей по играм нехорошо. Так и стоял он пень пнем, глядя на взрослых своими честными глазами. Тогда все взрослые прокашлялись и решили, что Миша к тому же еще и врет. Только родители мальчика стали приставать ко всем и утверждать, что они-то уж точно знают: Миша никогда и никого не обманывает!

Как это бывает, детская ссора переметнулась на взрослых, пьяные дяди и тети стали выговаривать друг другу некрасивые вещи, в результате чего, папа и мама Миши, ушли, захватив за уши своего отпрыска. И уходя, не слабо хлопнули дверью.

Некоторые дети хотели сказать, что Миша вообще не при чем, но боялись Павлика, особенно, получить от него в нос. На полу остались блестеть осколки вазы, но потом их убрали, а агрессивный папа заявил, что их можно склеить, потому что был пьян.

С тех пор Миша вырос, но об этом печальном случае не забыл. Он по-прежнему не любит Павла Николаевича Асса и даже запретил издавать его не только полное, но даже избранное собрание сочинений.

Попугай

За две тысячи фунтов в одном английском зоомагазине продавался чрезвычайно умный и необыкновенный попугай. Триста тридцать три языка знал этот попугай, и на каждом – по триста тридцать три слова. Многие покупатели зарились на эту редкую птицу, признавая, что она стоит таких денег, но сумма была все же порядочная.

И вот однажды зашел в этот зоомагазин толстый француз.

– Столько стоит ваш попугай? – спросил он, доставая бумажник.

И тут, не давая продавцу открыть рта, попугай говорит:

– А иди ты в задницу!

По-французски, разумеется.

Француз, понятное дело, обиделся и ушел. В тот же день заглянул в зоомагазин богатый итальянец, который тоже заинтересовался редкой птицей.

– Скажите сеньор, а сколько стоит этот попугай?

– А иди ты в задницу! – предложил ему попугай без всякого акцента по-итальянски.

Итальянец, конечно, смертельно обиделся и торопливо ушел.

И только под вечер зашел в магазин русский командировочный. Был он, как водится, изрядно пьян и при казенных деньгах.

– Ба! Да это же попугай! – радостно вскричал он.

Продавец пригрозил попугаю пальцем и выбежал навстречу русскому, чтобы как-то заинтересовать.

– А он умеет говорить: «А иди ты в задницу?» – спросил его русский.

Попугай от таких слов так растерялся, что и отвечает по-русски, но тоже самое:

– А иди ты в задницу!

– Отлично! – вскричал покупатель. – Мой начальник давно уже искал какого-нибудь красивого попугая!

Так и достался русскому этот необыкновенный попугай.

Чтобы постебаться

Шел как-то Филимон Серпантинов по улице и встретил пипла, бритого донельзя – аж затылок синевой отсвечивает.

– Привет, Филимон! – говорит этот пипл. – Не узнаешь, что ли? Это же я, Рогалик!

– Батюшки мои! – удивился Филимон. – Зачем же ты так побрился-то наголо, сердешный?

– А это я чтобы постебаться, – отвечает Рогалик невозмутимо.

– Да-а, я бы тебя ни за что не узнал, Рогалик, если бы ты не назвался, – признался пораженный до глубины души Филимон. – Даже за десять рублей не узнал бы…

– Ну, еще бы! Я ведь не Рогалик! На самом деле я ведь Папуас! – улыбается пипл.

– Господи! Так это ты, Папуас? – изумился Филимон пуще прежнего. – Зачем же ты Рогаликом назвался?

– Дык, чтобы постебаться! – хрипит Папуас и так на Рогалика становится похожим…

Распрощался Филимон с Папуасом, идет дальше и думает: «Да, не такой наш Рогалик, чтоб вот таким быть…»

И что бы вы думали? Не проходит и пяти минут как встречает он бритого налысо Рогалика, который называется Папуасом!

Чтобы постебаться…

Миллион

В моем дипломате был чужой миллион, передать чтобы. И тут, как назло, мне приспичило в туалет. Дело житейское, но в данном случае тонкое: любой проходимец мог запросто связать меня, беззащитного, в кабинке и отобрать деньги. А на Казанском вокзале таких проходимцев – бесчисленное множество.

Я быстро вошел в туалет и, ни на кого не глядя, направился к кабинке, там заперся на крючок и поставил дипломат к дальней стене. Главное, чтобы никто не узнал, какую сумму я имею в наличии. Если произойдет что-то страшное, я буду выплачивать эту сумму несколько лет!

В дверь постучали. «Занято!» – сдавленно крикнул я, но кто-то все равно продолжал дергать за ручку, отчего дверь заходила ходуном. «Все, мне не расплатиться теперь всю мою жизнь», – с ужасом подумал я. К счастью, пытавшийся войти, оторвал ручку с мясом, а дверь все еще держалась.

– А ну, выходи! – прокричали мне в дверную щель.

– Оставьте меня в покое! – крикнул я и подумал: «Наверное, там уже целая мафия собралась. Ничего не скажешь – сноровка, к тому же, все куплено и повязано».

Между тем, возле моей кабинки собралась уже изрядная толпа. Сколько же их сюда слетелось? И как они узнали о миллионе? Неужели меня подставили? Или, может быть, я стал разговаривать о миллионе вслух – это было бы непростительной ошибкой…

– Выходи, иначе милицию позовем! – прокричали мне из-за двери.

«Как же, позовете!», – с иронией подумал я, надменно не отвечая.

Надо было немедленно спрятать деньги! Но куда? Тут мой взгляд упал на этот мраморный стульчик. Я стал вскрывать банковские упаковки и смывать толстые пачки купюр в унитаз. Только бы не досталось врагу!.. На последней пачке дверь все-таки взломали, и слезы не позволяют мне писать, что случилось дальше.

В двух словах, могу сообщить, что от волнения я проскочил в женский туалет, администрация которого приняла меня за отъявленного извращенца и пыталась вытащить меня из кабинки.

Конечно же, меня оттуда вытащили.

Терпение инженера Куркова

Вечером инженер Курков ехал в электричке и терпеливо разгадывал кроссворд. Кроссворд не строился. «Морочат людям голову!» – обозлился Курков, свернул газету и посмотрел на девушку, сидевшую напротив.

«Симпатичная девушка, – подумал Курков. – И хозяйственная: вот носок вяжет, не теряет даром времени, как некоторые. И фигурка, кажется, ничего… То есть, еще как чего – есть на что посмотреть, все с достатком, простите за каламбур… Хорошо бы с такой познакомиться, в кино вместе сходить… Должно же быть у человека что-то еще, кроме работы…»

Курков огляделся – вокруг никого нет, знакомиться очень удобно. Он помнил, что в таких случаях можно сказать, но только хотел открыть рот, как в вагон вошел хулиган. Пьяный, морда неприятная, в общем, в настроении.

«Сейчас приставать к ней начнет», – сразу догадался Курков. И не ошибся.

– О, какая девушка! – остановился возле них хулиган. А потом сказал грубо. – Что это вы там вяжете? Не для меня ли?.. Давайте-ка познакомимся!

– Молодой человек, что вы себе позволяете?! – возмутился Курков.

– Молчи, шляпа, любовь у меня к ней.

Девушка отбивалась как могла, хулиган приставал.

– Что за наглость?! Хамство! – удивлялся Курков. Хулиган не унимался. Дальше – больше. Что с него, с пьяного, взять?

– Насилуют! – закричала девушка, окончательно отложив вязание.

– Стоп! Этого я уже не потерплю! – произнес Курков мрачным, гробовым голосом.

После чего, угрожающе покачиваясь, встал и вышел в тамбур – покурить. Как тонко воспитанный человек, он не мог присутствовать при таком разврате…

Достигнем горизонта!

Кажется, дверь открывалась совсем просто, но никто не знал как.

– Да что там думать! Вовнутрь! – суетился возле двери Семиплюев. Он всегда рвался вперед, и ему особенно хотелось оказаться там, за дверью.

– Неправда! Дверь открывается на нас, – волнуясь, спорил Разотрежев. Этот с детства считал себя центром вселенной, а потому никогда никуда не спешил и, вообще говоря, ни к чему теоретически не стремился.

А я не стал спорить. Я – человек дела.

Когда дверь была взломана и сорвана с петель, мы сразу поняли, что за ней ничего нет! Не было вообще ничего, даже горизонта.

Десять любопытных прохожих скончались на месте от кровоизлияния в мозг, уткнувшись взглядом в абсолютную пустоту. А мы пожали плечами, вошли в эту дверь, и я полез за стаканом…

О космонавте Сидорове, однажды слетавшем на Марс

(мемуары)

Космонавт Сидоров был знаменит тем, что недавно побывал на загадочной планете Марс. Правда, вспоминать об этом эпизоде в своей жизни он не любил.

– Да ну их, этих желтозадых! – ругался Сидоров непонятно на кого и наливал в стакан душистой водки.

Мутация

Когда космонавт Сидоров вернулся на Землю, в нем произошли разительные перемены: стал он кушать исключительно финский сервилат, черную икру, французские булки и пить водку именно столичного розлива, безошибочно определяя ее по запаху.

Администрация космодрома сначала заставляла его писать подробные объяснительные записки, а потом попросила вмешаться ученых.

Ученые объясняют физилогические изменения, произошедшие в организме Сидорова, влиянием космических лучей, пока что неизвестных современной науке.

Популярность

Побывав на Марсе и вернувшись на родную планету, космонавт Сидоров две недели заблуждался, думая, что он очень популярен среди народа. Потом он понял, что даже его жена известна куда больше. Редкий прохожий не узнавал ее и не показывал на нее пальцем.

Интервью

Особенно не любил Сидоров участвовать в пресс-конференциях, поскольку какой-нибудь бородатый журналист обязательно задавал ему неприятный вопрос: «А правда ли, что космонавты на орбите употребляют спиртные напитки?»

– И не только спиртные! – каждый раз возмущался Сидоров, расценивая этот вопрос как провокацию.

Выходной

В субботу и в воскресенье Сидоров приходил в особо благодушное настроение, потому что с самого утра знал, что сегодня он не будет никому давать интервью, а будет преспокойно пить водку.

– Хватит для меня хватать звезды с небес, – приговаривал он жене и специально выданной марлечкои протирал выданные ордена.

Очередь

Не так давно космонавт Сидоров два часа простоял в очереди за хлебом, так как его все узнавали по фотографиям из газет и ни за что не хотели пропускать без очереди.

Ничто не забыто!

Была у космонавта Сидорова одна страсть – любил он позвать в гости своих друзей, закупить побольше пива и затеять игру в преферанс. Правда, если партнеры оставляли его «без лап», он очень нервничал и обиженно прикрикивал:

– Ах, ты гад! Да я за тебя на Марс летал!

Слишком долго

Недавно до наших кулуаров дошли свежие вести о космонавте Сидорове. Три дня назад его решили снова отправить в полет на загадочную планету Марс. Зная о том, что путь предстоял долгий, Сидоров выложил на стол начальника космодрома заявление: «Прошу отложить вылет на неделю. Собираюсь испытывать интимную близость со своей женой».

На этом заявлении начальник космодрома размашисто написал: «Отказать!» и долго стыдил космонавта в профилактической беседе:

– Ну, Сидоров, ты даешь! Ты что неделю возбуждаться будешь?

О пионере Васеньке и культуристе Арнольдушке

(поэмка, не ставшая поэмой)

В городе Совдеповске, городишке мерзостном, жил мальчонка Васенька, в школу он ходил. В класс так пятый, что ли, али чуть постарше, робкий такой мальчик, с книжками дружил.

А в Совдепске, городе, повелось, что гопники, в общем, сволочь разная или просто мразь, как увидят встречного, начинают нервничать – пристают «по матери» и пихают в грязь.

Доставалось Васеньке ото всех и в частности – во дворе, на улице, в магазин пошлют: тут же злые гопники подбегают к мальчику, отбирают денежки и по заду бьют.

Забавлялись выродки – ни ума, ни совести! Но характер кремневый Васенька имел. Терпелив был Васенька, отряхнется скромно так: «Пионер чтоб плакал! Ишь что захотел!..»

Но однажды Васеньке поломали рученьки, проломили голову – в общем, весь в бинтах. Врач сказал, что выживет, а мальчонка Васенька на больничной коечке пребывал в мечтах.

Слышал, есть в Америке культурист Арнольдушка, кличется Шварценеггер, он и злоблив весьма. Только положительный, бьет он только гопников, и отправил Васенька ему три письма.

Написал Арнольдушке: «Так и так, фигово здесь, разные там гопники, просто нет житья. Если ты не занятый – приезжай, пожалуйста, только вот не ведаю, доживу ли я…»

И теперь на улице говорил всем вежливо: «Подождите, сволочи, будет вам еще. Вот Арнольд пожалует, он еще покажет вам обижать как слабеньких, он припомнит все!»

Насмехались гопнички пуще прежней наглости, но однажды вечером почтальон сказал: «Здравствуй, мальчик Васенька, вот конверт со штампами, для тебя с Америки кто-то написал!»

И рукою дрогнувшей (гипс мешал движению) Васенька письмишко то развернул – читай: «Здравствуй, милый Васенька, буду поздно вечером, может даже ранее, не забудь – встречай».

Описал бы встречу я, да к чему выдумывать? Знаю только – вечером, вышли они в сквер, нарвались на гопников, дали им по чайнику (в смысле, дал Арнольдушка, Васенька – смотрел).

Разлетались выродки по асфальту черному, просто любо-дорого это рассказать… И еще раз двадцать так зверствовал Арнольдушка. И уехал в Африку – новый фильм снимать.

Разлетелась весточка об таком вот случае, зашукал в волнении весь честной народ. Разные там Васеньки, тетеньки и дяденьки, каждый, кто отчаялся, телеграммы шлет:

«Приезжай, Арнольдушка, в полном оснащении, захвати приятелей, чтобы не скучать. Здесь повсюду гопники! Развлечетесь весело! А если ты откажешься – ляжем помирать…»

О том, как я снился своему другу

(новелла более лучших времен)

СОН ПЕРВЫЙ

Помнится, в тот день я работал над сборником «Глюки Гномов», когда в прихожей раздался пронзительный звонок. Я бросил стучать на пишущей машинке (по словам моей мамы, «бить копытом»), пошел открывать и впустил Мура. Мур – это мой старинный друг: на голове у него опасная шевелюра, сам он высокий, даже немного длинный, и голос у него очень низкий, с хрипотцой, под Высоцкого. Мур любит с чем-нибудь меня поздравлять, с чем – не важно, и по несколько раз здороваться, обязательно за руку.

– Привет, старина! – говорит он в три тысячи восьмой раз и хватается за мою руку.

– Здорово, – отвечаю я не менее традиционно.

– Как жизнь?

– Ничего, работаю.

– А я слышал. Твоя машинка как отбойный молоток…

Он проходит в комнату, берет гитару и на ней первый аккорд. После этого он начинает «бренчать». «Волны по морю резвятся, на барже менты плывут. Они дубинками грозятся – не хотят, скоты, тонуть!» – поет Мур. Нет, словами это не опишешь, скажите мне спасибо.

– Слышь, а ты мне сегодня приснился.

– Да ну? Ну и как я выглядел?

– Ты женился!

– Не может быть! – я захлебнулся собственной слюной, потому что все девушки, которым я предлагал, упрямо не соглашались. Думали – я, как всегда, смеюсь.

– Иду это я, значит, по улице, во сне то есть, – начал свой бестолковый рассказ Мур, – и вдруг вижу тройки со свадебными бубенцами. На передней ты с какой-то девушкой. Я, значит, беру такси и за вами. Вы в «Красную шапочку», и я туда же. Захожу – действительно свадьба.

– Ну и как моя невеста? Красивая?

– Ничего, мне понравилась…

– Ладно, не отвлекайся. Ты лучше скажи, а что ты мне подарил?

– Сейчас расскажу, это, наверное, самое интересное… Разумеется, кроме того, что ты вообще женился… Ну вот, все сидят, пьют, и тут я замечаю под своими ногами ящик и понимаю, что там хрустальный сервиз. Ну, стали вручать подарки, я встаю, несу его к тебе, а потом спотыкаюсь, падаю и разбиваю сервиз вдребезги!..

– Что?!

– Вдребезги, говорю! Так обидно было! После этого я проснулся весь в слезах, – говорит Мур и косит на меня правым глазом.

– Ничего себе друг! Так упился, что хрустальный сервиз донести не смог! Да после всего этого я и знать-то тебя не желаю! – стал возмущаться я.

Мы с ним здорово разругались, он даже называл меня по-всякому, и я, месяца три, заметив его на улице, переходил на другую сторону.

«Тоже друг называется! – ворчал я обиженно. – Хрустальный сервиз разбил!»

Потом на одной из вечеринок, где было много дешевого вина и накрашенных девчонок нас помирили. Мы много выпили, и я как-то забыл о нашей ссоре. Все равно, по словам Мура, это все во сне происходило…

СОН ВТОРОЙ

– Привет, старина!

– Здорово…

– Как живешь?

– Да вот…

– А я слышу…

Мур скинул куртку в прихожей, я зажег свечу, погасил люстру, и мы сели пить кофе.

– Слушай, мне такой занятный сон приснился!

– Ну?

– Сидим мы, значит, у тебя с Энн, – тут он упоминает имя одной нашей хорошей знакомой, – и она, значит, говорит нам: «Мне бы, ребята, ребеночка сделать, а то никто замуж не берет, а одной скучно». Я и говорю – о чем, мол, разговор, сейчас обсудим. Страшна она, правда, сам знаешь, но чего не сделаешь по старой дружбе. Все ведь сами понимаем, это во сне, значит… Стали мы тянуть спички, и мне выпадает попробовать первому…

– Ну вот! – вырывается у меня. – Знаю я, как ты спички тягаешь!

– Да не перебивай ты! Дай досказать! Потом и твоя очередь пришла. У тебя тоже неплохо получалось…

– Ну, и что ты так на меня смотришь?

– И тут, веришь ли? – ключ в дверях проворачивается, и входит твоя жена с двумя полными сумками…

– Эта та, с которой я на тройке в ресторан мчался?

– Ну да! Я смотрю на нее и думаю: «А ведь это его жена…» Вернее, ни о чем я не думал – это и так было ясно. Ну так вот, видит она всю картину во всей своей красе неприглядной и такую истерику закатывает, я такую в жизни не видел! Наша подружка-то пытается тебя оправдать, а твоя-то как вцепится ей в волосы, еле мы их разняли! А потом твоя-то ка-ак размахнется, да тебе ка-ак влепит по морде! Сразу синяк, значит, вся рожа расцарапана, в общем, кошмар!

Я почувствовал себя оплеванным. Что это я такой развратный в сне моего друга?

– Слушай, Мур, а я-то здесь при чем? Я бы своей жене вообще бы не стал изменять. Я бы ее любил…

– Ну да, не стал бы… Да не смеши ты меня!

– Да говорю тебе!

– Ну да, а то я тебя, кобелину, не знаю!

– Ах вот ты как!? Да как же я тебя раньше-то не знал! Свинья ты после этого, вот что я тебе скажу! Такие сны обо мне смотреть!

Мы снова сцепились, он ударил меня по голове гитарой, я его пнул ногой – и мы, побитые, разошлись.

Три месяца я, если встречал этого проходимца на улице, возвращался и шел другой дорогой. А потом нас помирила одна девушка, которая очень любила мирить своих склочных знакомых. В общем, та самая…

СОН ТРЕТИЙ

Звонок. Ну вот! Главу не окончил!

– Привет, ста…

– Здо…

– Как жи…

Мы прошли на балкон и я угостил Мура длинной сигаретой.

– Слушай, мне такой сон сегодня приснился!

– Сон? – уточнил я, прикуривая от спички. – Рассказывай, только не дыми в мою сторону.

– Снится мне, значит, судебное заседание, а ты – на скамье подсудимых.

– Вот еще выдумал! – рассмеялся я, но почувствовал себя как-то скверно. – С чего бы это?

– Вот и я так сначала подумал. Оказалось, что одна девушка подала на тебя в суд за то, что ты ее изнасиловал.

– Какая еще девушка?

– Да та, на которую мы спички тянули.

– А-а, – вспомнил я и помрачнел. – Так она же сама хотела!

– Сначала, видать, хотела, а потом расхотела, – охотно объясняет Мур. – Ребенка-то надо на какие-то шиши воспитывать. У нас государство детей без средств не оставит! Так вот, сбоку от меня жена, значит, твоя сидит, в слезах вся, а тебе уже приговор на алименты читают. Жена твоя и говорит, этак сквозь зубы, я даже вздрогнул: «Придет домой, как свинью зарежу!..»

– Она что, свиней резала? – удивился я.

– При чем здесь «свиней»?! Это поговорка такая. Что ты все время перебиваешь? Зарезанным быть не терпится? Вот она мне и говорит: «Зарежу, а потом руки на себя наложу. Вот ты мне скажи, Мур, как же я могла со скотом таким жить-то?» Мне-то неприятно о друге своем слова такие слышать, о тебе то есть, я успокаиваю ее как могу…

– Тоже мне, валерьянка!..

– А она заладила одно: «Вернусь домой, зарежу, наложу…»

Я нервно затягиваюсь сигаретой, у меня нет слов.

– Потом проходит несколько дней, – охотно продолжает Мур, – захожу я к вам домой, а там милиции полно, и ты на диване лежишь, будто бы газету читаешь, но весь окровавленный такой, а жена твоя рядом висит…

– Как это, висит?

– Ну, как-как! Ногами вниз, головой вверх! Повешенных, что ли, не видел? Я как это увидел, как заору и – проснулся…

– Значит ты, это, скотина, то есть, ты этакая, – начинаю я заводиться, – сам первым с этой, которая потом с ребеночком, а я, значит, как этот, еще и алименты эти плати, да?! По-твоему, я за рассказы эти чертовы деньги лопатой гребу?

– Да что ты на меня-то кричишь? Я разве виноват, что она на тебя показала?

– Ладно, не виноват, но по-твоему я жену свою до убийства, а потом до самоубийства мог довести?

– Слушай, ну что ты кипятишься? Это же твои отношения с женой, я же в вашу личную жизнь не вмешиваюсь, может у нее это в крови? Я как ни зайду к тебе во сне, так она сразу: «Муж занят и пить я его с тобой никуда не отпущу!» И смотрит так сердито!..

– Нет, и он еще друг называется! Долго ты надо мной измываться будешь?! Почему тебе такой маразм обо мне снится?!

Мы снова поцапались, я оторвал у него все пуговицы, до которых смог дотянуться, а он, кроме всего прочего, обвалил книжный шкаф с моими архивами. После этого я три месяца не ходил по тем дорогам, по которым мог ходить он.

А потом я, неожиданно для своих друзей, собрался жениться и подумал: а кто бы это мог подарить мне хрустальный сервиз? Подумал, подумал, да и помирился с Муром, пригласил его, гада, на свадьбу.

ЭПИЛОГ

Она тихо сопит в подушку. Какое все же странное слово – «жена». Интересно, чем оно наполнено? Она еще спит, моя благоверная, а я сижу в халате, склонившись над столом, и набрасываю эти строки. Дело в том, что Мур разбил на моей свадьбе свой подарочный сервиз. Правда, он не был хрустальным.

И вот я сижу и думаю, что же теперь будет дальше? Неужели Мур лучше меня знает, кто я есть и на что способен? Неужели я и снился ему именно таким, потому что он знает, что именно так все и случится? Мур ведь на то и Мур, он теперь в милиции работает. У него – интуиция.

Я почесываю в голове и на листе бумаги пытаюсь математическим способом оценить вероятность существования вещих снов. Я высчитываю уже часа два, но у меня ничего не получается. Я завариваю новую чашку кофе и подбадриваю себя тем, что когда-то был весьма силен в математике.