«В конце концов, — сказала Клэр, — есть же у них право на счастье». Толковали мы о том, что случилось недавно по соседству. Мистер М. бросил жену и ребенка, чтобы жениться на миссис Н., которая тоже развелась, чтобы выйти замуж за него. Никто не сомневался, что мистер М. и миссис Н. очень влюблены друг в друга. Если это не пройдёт и если они не заболеют, разумно предположить, что они будут счастливы.

Не сомневались мы и в том, что в прежнем браке оба они были несчастливы. Миссис Н. очень любила мужа, но он был ранен на войне, потерял работу, а судя по сплетням — и мужскую силу. Миссис Н. долго с ним мучилась. Мучилась и миссис М.: она страшно подурнела — быть может, оттого, что извелась с детьми и вечно болевшим мужем. Все знали, что М. — не из тех, кто бездумно бросит жену, словно шкурку от высосанной сливы. Он ужасно страдал. «Но сами посудите, — говорил он, — что я мог поделать? Имею же я, в конце концов, право на счастье. Не мог же я терять свой единственный шанс».

Так начинается чудесная статья Клайва Стейплза Льюиса «Право на счастье». В принципе, можно было бы просто ограничиться ссылкой на эту статью, ибо пересказывать мысли гения — только портить впечатление и о гении и о себе.

Однако мне хотелось бы сегодня несколько конкретизировать размышления «апостола скептиков» и порассуждать о двух мифах. Один из которых уже прочно укоренился в христианстве, а второй имеет все шансы вскоре укрепиться в массовом христианском сознании.

А самое удивительное, что оба эти мифа представляются обывателю абсолютно различными, происходящими из разных областей, хотя корень у них одинаков.

Речь пойдёт о допустимости развода и гомосексуального поведения. Роднит эти два, казалось бы, разных греха одно неверно истолкованное понятие: любовь.

Ради «новой любви» уходят из семьи мужья и жены. Во имя «однополой любви» вступают в греховную связь геи и лесбиянки. И на знамя они поднимают священное слово «Любовь».

Я бы, правда, не советовал признать законность такого словоупотребления. Ведь в русском языке слово «любовь» может означать как высокое чувство, так и бытовую привязанность.

Если пафосный певец грянет заветное: «Люблю я макароны», — то не следует приписывать ему стремление к неземным материям.

В той же статье есть замечательные строки:

Конечно, говоря о счастье, Клэр подразумевает счастье любовное — и потому, что она женщина, и по другой причине. Я в жизни не слышал, чтобы она применила этот принцип к чему-нибудь ещё. Взгляды у неё довольно левые, и она пришла бы в ужас, если бы ей сказали, что, в конце концов, безжалостный капиталист имеет право на счастье, которое для него — в деньгах. Кроме того, она не терпит пьяниц и ни разу не подумала, что для них счастье — в выпивке. Наконец, многие её приятельницы были бы очень счастливы (я сам это слышал), если бы высказали ей в лицо несколько горьких истин. Но вряд ли она снизойдёт к их желанию.

На самом деле она просто повторяет то, что уже лет сорок твердит западный мир. Когда я был очень молод, все прогрессивные люди говорили как один: «К чему это ханжество? Надо смотреть на половую потребность, как на все наши прочие потребности». По простоте своей я им верил, но понял потом, что они имеют в виду совсем другое. Они имеют в виду, что к вышеупомянутой потребности надо относиться так, как мы ни к одной потребности не относимся.

Цивилизованный человек всегда считал, что свои инстинкты и желания надо сдерживать. Если вы никогда не будете сдерживать инстинкта самосохранения, вас сочтут трусом. Если вы не будете сдерживать тяготения к наживе, вас сочтут жадным. Даже сну нельзя подчиняться, если вы — часовой.

Но любая жестокость и любое предательство оправданны, если речь идёт о влюбленности и страсти. Все это похоже на систему нравственности, согласно которой красть нельзя, но абрикосы красть можно.

Если же вы начнёте возражать, вам ответят рассуждениями или возгласами об истинности, красоте и даже святости страсти и обвинят вас в пуританском гнушении любовными радостями.

Я этого упрёка не приму. Если я считаю, что мальчики не должны красть абрикосы, значит ли это, что я вообще против абрикосов или против мальчиков? Быть может, я против краж?

И действительно сторонники «любви, которая выше греха» очень часто ссылаются на сентенции вроде:

— Нас такими сотворил Господь! Почему мы должны идти против своей природы?

— Всякая любовь от Бога! Мы верим в Бога любви. Разве Бог повелевает нам сдерживать наши чувства?

Конечно, повелевает!

Если бы я всегда поступал в полном согласии со своими чувствами и желаниями, то уже убил бы парочку соседей, не вовремя затеявших ремонт.

Если никакие чувства не нужно обуздывать, тогда правы маньяки-педофилы. Ведь и они тогда вправе заявить: нас такими создал Господь, мы с раннего детства ощущаем в себе эти наклонности.

Но дело-то ведь в том, что Господь не сотворил ни одного человека с гомосексуальными наклонностями, страстью к убийству шумных соседей или врождённым стремлением к перемене супругов.

Наши желания и стремления исковерканы грехом. Наши чувства и инстинкты подобны испорченному компасу, под который злодей Негоро (сатана) подложил топор греха.

Для того, чтобы определить, какие желания нужно обуздывать, а какие не нужно, необходимо сверяться с верным компасом — Словом Божьим.

Кто-то скажет: ну зачем приводить такие деструктивные примеры, как убийство? Ведь в гомосексуальную связь люди вступают в большинстве случаев по взаимному согласию. Да и по выражению одного из героев Аркадия Райкина: «Разошлись мы восвояси, обоюдно согласяси!»

Ну и что?

Ведь, во-первых, если какое-то тёмное дело совершается по обоюдному согласию двух лиц, то это ещё не значит, что не ущемляются права третьего лица. Два ночных вора, случайно встретившиеся в лавке местного торговца, могут отлично поладить, обоюдно согласившись поделить добычу поровну. Но значит ли, что их действия не ущемляют прав хозяина?

Я уж не говорю, что от разводов и гомосексуального поведения страдают в конечном итоге дети.

Бросающий свою жену ради другой женщины или вступающий в гомосексуальную связь нарушает права Бога. У Господа есть право требовать от Своего Творения святой жизни. У Святого Вседержителя должна быть возможность реализовать право, выраженное словами пророка: «Чистым очам Твоим не свойственно глядеть на злодеяния…» (Авв. 1:13).

Во-вторых, если какое-то дело совершают двое по обоюдному согласию, то это ещё не значит, что нет вреда для них самих. Два наркомана могут по обоюдному согласию убивать своё тело и душу, получая от этого удовольствие. Но значит ли это, что их образ жизни хорош и не подлежит исцелению?

А в-третьих, даже если формально никто никому не вредит, это ещё не значит, что в действиях нет греха. Писание знает грехи, которые формально не наносят никому из людей ущерба, но всё же вредят душе. Такова, например, зависть. Можно завидовать друг другу, и даже делать это по обоюдному согласию, не причиняя вреда имуществу друг друга. Но это всё равно будет грех.

Бог же однозначно запрещает гомосексуальное поведение и развод, называя их грехом.

Обычно гомосексуалисты, претендующие на звание христиан и не желающие бороться с грехом, пытаются перетолковать ясные тексты Нового Завета, свидетельствующие о греховности гомосексуального поведения. Самое распространенное их объяснение — Писание запрещает не саму гомосексуальную связь, но гомосексуальное насилие. то есть нельзя никого принуждать к однополым интимным отношениям.

Однако достаточно беглого взгляда на Писание, чтобы понять, что это «объяснение» высосано из пальца.

Мужеложники, объявленные людьми, не наследующими Царства Божьего (1 Кор. 6:9), — не насильники. Для описания изнасилования в греческом языке есть глаголы ἐκοιμήθην, βιάζω, καταπορνεύω, и т. д. Ни один из этих глаголов не является однокоренным к слову ἀρρενοκοίτης (мужеложник).

Фраза из первой главы Послания к римлянам: «Мужчины на мужчинах делая срам» (Рим. 1:27) также не означает вступление в гомосексуальный контакт по принуждению. Об этом красноречиво свидетельствует фраза: «разжигались похотью друг на друга» (буквально «стремление, желание их друг на друга»). Эти слова свидетельствуют, что речь идёт не об изнасиловании, а об обоюдном желании, обоюдной похоти. Жертва насилия никогда не испытывает вожделения к насильнику.

С разводом ситуация в христианстве ещё хуже. Некоторые братья и сёстры во Христе почему-то считают, что если из брака ушли какие-то чувства, то лечится это заболевание исключительно разводом. Они даже не пытаются сохранить брак. Даже не пробуют что-то исцелить в своих отношениях.

— Да сколько можно? — восклицают они, — Я не тряпка половая, чтобы об меня вытирать ноги.

Ушиб и временное онемение конечности, они лечат полной ампутацией.

— Резать к чёртовой матери, не дожидаясь перитонитов! — девиз Веры Семёновны из «Покровских ворот» — это их девиз.

Инфантильное отношение к браку по принципу: отдавай мои игрушки и не писай в мой горшок… — привело к тому, что христиане утратили способность любить по-настоящему!

Любовь представляется им увлекательным приключением, которое не подвержено испытаниям и проблемам. Любовь для них — хобби. Вместо того, чтобы умножать супружескую любовь, они предпочитают умножать объекты супружеской любви.

Они забывают, что развод разрешён Христом только в том случае, когда твой супруг сам ушёл в прелюбодейный иной брак или, когда неверующая сторона отказывается жить с верующей. Но и в таком случае Писание даёт недвусмысленное повеление оставаться безбрачным или мириться с супругом/супругой.

А вступившим в брак не я повелеваю, а Господь: жене не разводиться с мужем, — если же разведётся, то должна оставаться безбрачною, или примириться с мужем своим, — и мужу не оставлять жены [своей] (1 Кор. 7:10,11) .

Так что даже развод — это не разрыв отношений, однажды соединённых Богом, а временная мера, ведущая к примирению супругов.

Понятно, что сатана прошёлся по людским судьбам, разрушив не одну жизнь. Каждый случай заслуживает отдельного рассмотрения, но принцип один — развод, как освобождение от брака ради какой-то мифической «новой мечты» абсолютно недопустим.

Понятно, что сотни тысяч людей с гомосексуальными наклонностями нуждаются в квалифицированной душепопечительской помощи.

Ясно, что брезгливое и злобное отношение к разведённым и гомосексуалистам совершенно недопустимо. Но, напротив, они вправе претендовать на особое внимание со стороны служителей Церкви, которые должны содействовать исцелению. В конце концов, настоящая Любовь в том и проявляется, когда любящий помогает больному исцелиться.

Достойна всяческого порицания практика замалчивания и игнорирования проблем, связанных с разводами и гомосексуальностью. Особенно мерзко высокомерное отношение к грешникам, когда служители не могут предложить им ничего, кроме гадливой гримасы на лице, забывая о том, что самого мерзкого грешника каждый из нас бреет по утрам, стоя перед зеркалом.

Но речь сейчас не об этом!

Речь о том, что слово «Любовь», самое важное, у нас «в привычку вошло, обветшало, как платье». Оно изменилось до неузнаваемости, словно отражённое в кривом зеркале злобного андерсеновского тролля.

Право на любовь стало означать право на личный комфорт без оглядки на моральную оценку своих действий. Понятие счастья вдруг утратило связь с Богом и Его Словом, и поэтому само счастье стало вдруг похоже на перегоревшую ёлочную гирлянду: лампочки-то есть, а света и радости нет; ибо прервана связь с источником энергии.

Бог не призвал вас к тому, чтобы быть везучими и успешными, Бог призвал вас к тому, чтобы быть святыми! У нас нет права на личный комфорт, это от нас мало зависит. У нас есть право на святость.

Давайте-ка все воспользуемся этим правом!