Эта история очень необычна для нашего славянско–постсоветского менталитета…
Дело было в середине пятого века, в городе Клермон–Феррана, что уютно расположился в самом центре Франции. В те дни был там, разумеется, свой епископ. История даже сохранила нам его имя и изображение. Звали прелата Намаций. А вот его образ.
Обратите внимание, что в руке он держит макет храма. Это символично, поскольку Намаций много строил. В своем городе он возвел собор и перевез туда мощи святых Агриколы и Виталия, которые были не мужем и женой, как может показаться наивному читателю. Агрикола был богатым христианином из Болоньи, а Виталий был его рабом, которого сам Агрикола обратил в христианство. Позже, в гонение Диоклетиана, их обоих распяли за веру в Распятого.
Но все эти мужчины не имеют отношения к нашей истории…
Потому что речь пойдет о женщине. Супруге епископа Намация… Да–да, я и сам в шоке от того, что целибат в пятом веке еще не распространялся на некоторых епископов…
К сожалению ни имени, ни изображения этой женщины не сохранилось, а о заинтересовавшем меня эпизоде вскользь упоминает только Григорий Турский. Но все же этот маленький случай меня очень тронул.
Супруга Намация была женщиной практичной. От мужа она унаследовала страсть к строительству и тоже возвела на свои средства (а женщиной она была весьма богатой) базилику св. Стефана. Правда, уже за городом.
Все вы знаете, что женщин хлебом не корми, но дай покопаться в тонкостях дизайна интерьеров. Для меня загадка, как можно потратить пять часов на выбор «веселенького» рисунка штор или обоев, вместо того, чтобы с суровой мужской прямотой ткнуть пальцем в первое попавшееся…
Но наша Намациха (да будет позволено нам так ее называть) была настоящей женщиной и особенный интерес проявила к внутреннему убранству «своего» храма…
Однажды она сидела у храма и читала древнее пособие для средневековых дизайнеров, что то рисовала на страницах книги, попутно давая распоряжения относительно росписей в храме…
Но поскольку была она женщиной строгой и воздержанной, то была одета в простое черное платье. К тому же на лице ее была написана такая скорбь по поводу того, что в мире дизайна пока еще нет совершенства, что случайный прохожий крестьянин бедняк принял ее за нищенку, просящую подаяние и скрашивающей свой досуг чтением священной черной книги…
Нищий крестьянин, недолго думая, достал из сумы краюху хлеба и с чувством положил ее прямо поверх мудреных чертежей и зарисовок.
— Ешь, несчастная и моли Бога обо мне! — сказал бедняк мультимиллионерше и пошел прочь…
Намациха ошарашенно смотрела вслед тому, кто был в тысячу раз беднее ее.
Поступок землепашца так поразил епископшу, что она бережно принесла эту краюху хлеба домой и назначила строгий пост. Несколько месяцев питалась она только этой краюхой, ежедневно отщипывая от нее по маленькому кусочку…
А ведь могла и расхохотаться, сказав: я сама зарабатываю на хлеб!
Эта история напомнила мне менталитет апостола Павла. Человека, у которого был свой неплохой бизнес. Человека, который обеспечивал себя сам, но бывало так, что и он брал деньги у людей…
Например он писал филиппийцам:
— Вы знаете, Филиппийцы, что в начале благовествования, когда я вышел из Македонии, ни одна церковь не оказала мне участия подаянием и принятием, кроме вас одних; вы и в Фессалонику и раз и два присылали мне на нужду. [Говорю это] не потому, чтобы я искал даяния; но ищу плода, умножающегося в пользу вашу.(Фил.4:15–17)
Павел брал деньги с филиппийцев, чтобы они могли получить награду от Господа.
Почему же мы часто стесняемся принять помощь от ближних? Нет ли в этом гордыни, которая сводит на нет всю нашу деятельность?
Большинство служителей сегодня стесняются жить подаянием. Мне вот интересно, почему? И не восстанет ли супруга епископа Намация на суд с нами и не осудит ли?
А тот крестьянин, получивший на небе огромный венец, не вызовет ли горькое негодование тех, кто нашими отказами от помощи и ложной скромностью был лишен плода в Царстве Божьем?
Дай Бог, чтобы не было так…