При воспоминании об этом эпизоде у Арена слезы наворачиваются на глаза…
Дело было на позициях. Стояла необычная для прифронтовой зоны тишина. На засыпающие холмистые окрестности опускались сумерки. Выставив дозор, ребята легли отдохнуть.
Сквозь неглубокий сон Арен услышал странное дребезжание, доносившееся откуда-то сверху. Он открыл глаза и вскинул голову. Со скудной кроны дикой яблони что-то капнуло на лицо. Вцепившись когтями в ветку, истекающая кровью птица пыталась удержаться на дереве, отчаянно хлопая крыльями. Бронзовый колокольчик звенел на ее лапе.
Андрей потянулся к птице. Непокорный беркутенок насквозь пронзил острым когтем его ладонь. Боец молча снес «обиду», перевязав себе и птице раны. Беркут покорился новому хозяину.
Загадочное появление птицы Арен объяснял так: по-всей видимости, прежние хозяева выдрессированной, но своенравной и гордой боевой птицы чем-то не угодили ей, и в отместку она переметнулась в противоположный стан. Раненная догнавшей ее пулей птица-перебежчик все-таки долетела, предупредив своим появлением о близости противника. Через полчаса вражеская техника и многочисленная пехота попытались ворваться в село. Благодаря неожиданному гостю ребята избежали лишних жертв.
С тех пор человек и беркут стали неразлучными друзьями, вместе пробирались по суровым тропам войны, деля скромный солдатский пай и беспокойный отдых, пока однажды Арен не забрал его с собой домой в город, в краткосрочный отпуск.
Воспользовавшись недолгой отлучкой хозяина, птица, видимо, пожелавшая разведать незнакомую ей местность, выбралась через форточку во двор и была затравлена местной пацанвой собаками. Отчаянно сопротивлялся беркутенок, но силы были неравны… Опьяненных от первой крови собак все больше охватывала жажда разорвать птицу…
Арен едва сдерживал себя, чтобы не разрыдаться, собирая по всему двору окровавленные перья. Он захоронил их вместе с растерзанным тельцем…
Впоследствии Арен, человек склонный к рефлексии, часто вспоминал птицу-друга: его воображение живо рисовало неравную, жестокую схватку, без правил и намека на честь и благородство, с остервенелым противником. От этого щемило под ложечкой, заглушая боль от трех ран, полученных на войне.
Бывали моменты, когда он чувствовал самого себя затравленным жизнью и обстоятельствами, и чувство безысходности без видимой, конкретной причины охватывало его. Война и неопределенность будущего истерзали его нервы, исподволь опустошили изнутри. В душе образовался некий всезасасывающий свищ — в нем бесследно исчезали нормальные человеческие чувства, побуждения, надежды…
Война кончилась, однако боль души и растерзанной памяти у многих осталась навсегда. Это боль памяти тех, кто пережил своих друзей, кто под шквалом огня волочил их — раненых и, увы, мертвых. Эта боль мучает долго, до конца жизни.
Не скрашивает воспоминаний и то, что война закончилась победой. Ведь война — явление, противоречащее человеческой сути…
1995 год