— Езжай помедленнее, — сказал Кэри, раскурив трубку.
Армстронг снял ногу с акселератора и быстро опустил боковое стекло. Ему очень хотелось, чтобы Кэри либо вообще не курил, либо по крайней мере набивал трубку настоящим табаком, а не конским навозом.
— Видишь эту башню справа? — спросил Кэри.
Армстронг повернул голову.
— Водонапорная башня? — предположил он.
Кэри хмыкнул с довольным видом.
— Это русская наблюдательная вышка. Матушка-Россия собственной персоной.
— Неужели граница проходит так близко?! До башни, наверное, не больше километра.
— Совершенно верно, — подтвердил Кэри. — Теперь поворачивай назад. Мы вернемся в Иматру и зарегистрируемся в отеле.
Армстронг выбрал место, где дорога была пошире, и осторожно развернулся.
— И много здесь таких башен? — поинтересовался он.
— Вся граница ими утыкана. Они входят в систему электронного оповещения. Парни, которые сидят в этой башне, фиксируют все перемещения в радиусе нескольких километров, — Кэри окинул веретенообразную башню критическим взглядом. — У русских подозрительная натура — вечно норовят заглянуть через стену к соседям. Забавные они ребята.
Армстронг промолчал, погрузившись в беспокойные размышления. Вся сложность работы с Кэри заключалась в том, что он до последнего момента не говорил ничего о своих планах, — привычка, нервировавшая многих его подчиненных. Армстронг ломал голову над тем, как они будут переходить границу.
Повинуясь указаниям Кэри, он доехал до Иматры и остановил автомобиль перед входом в отель — большое беспорядочно спланированное здание со множеством мансард, башенок и куполов. Оно напоминало Армстронгу сказочный замок из диснеевского мультфильма.
— Ничего себе местечко! — пробормотал он.
— Это «Валтионхотелль», — сказал Кэри. — Построен в начале нашего столетия как символ новой архитектуры. Пошли.
Фойе отеля, выдержанное в старом консервативном стиле, было изысканно роскошным. Каменная резьба над парадной дверью изображала гротескных мифологических животных, стены были обшиты темными деревянными панелями. Кэри и Армстронг зарегистрировались и вошли в лифт вместе с портье, который нес чемоданы.
Открыв дверь, портье предупредительно отступил в сторону.
Кэри вошел в номер. Армстронг последовал за ним — через коридор в огромную круглую спальню.
— Моя кровать слева, — сказал Кэри, расплатившись с портье и отпустив его.
Армстронг огляделся по сторонам.
— Неплохо. Совсем неплохо.
— Для государственных служащих — все самое лучшее, — изрек Кэри. — Пошли наверх, выпьем чего-нибудь.
— Здесь есть второй этаж?
Они поднялись по широкой деревянной лестнице.
— Отель был построен в 1902 году, когда Финляндия была частью России, — объяснил Кэри. — Финны могут спорить по этому поводу, но факты остаются фактами. Иматра была местом, где развлекалась петербургская аристократия. В этом отеле останавливался сам царь — возможно, даже в нашем номере.
Они вошли в другую круглую комнату с окнами на четыре стороны. Здесь стояло с полдюжины легких стульев и длинный низкий стол с отлично отполированной крышкой. Кэри сразу же направился к бару-холодильнику, встроенному в стену.
— Похоже, мы находимся на вершине главной башни, — сказал Армстронг, выглянув из окна.
— Совершенно верно, — Кэри вытащил бутылку. — «Скане». Это шведский продукт. «Линнберг». Забавно, но норвежцы думают, что если их пойло съездит в Австралию и вернется обратно по лицензии, то его качество значительно улучшится. «Коскенкорва» — местная водочка. «Столичная» — а она какого черта здесь делает? Совсем непатриотично, я бы сказал. Ага, вот и пиво.
Армстронг повернулся и уставился на длинную батарею бутылок.
— Мы что, поползем в Россию на карачках?
Кэри подмигнул ему.
— Превратности метода. Нам нужно будет организовать кое-кому приятное времяпрепровождение.
— Ого! — Армстронг поднял полевой бинокль, лежавший на одном из подоконников. — Похоже, кто-то забыл его здесь.
Кэри, открывавший бутылку пива, энергично помотал головой.
— Нет, это часть здешней программы. В этот номер финны водят v.i.p., чтобы немножко пощекотать им нервы. — Он взял стакан и подошел к Армстронгу. — Видишь вон те трубы?
Армстронг посмотрел на курящиеся фабричные трубы.
— Да, а что?
— Это Палец Сталина, — многозначительно сказал Кэри. — Светогорск!
Армстронг поднес бинокль к глазам. Трубы моментально увеличились в размерах: он мог различить даже отдельные кирпичи.
— Боже мой, — произнес он, — да это же фактически пригород Иматры!
Несколько минут он не отрываясь разглядывал окрестности, а затем неохотно отложил бинокль.
— Что вы там говорили по поводу Сталина?
— Палец Сталина — это местное название. После войны русские решили передвинуть границу и собрались на одно из своих совещаний. Светогорск, который в то время назывался Энсо, был славным индустриальным городком с развитой бумагоделательной промышленностью. Один из русских проводил ручкой по карте новую границу. Когда он дошел до Энсо, то увидел, что Сталин положил свой палец у него на дороге. Он посмотрел на Сталина; Сталин ему улыбнулся. Тогда он пожал плечами и обвел палец Сталина — таким образом Энсо и оказался в России.
— Старый ублюдок! — проворчал Армстронг.
— Садись, выпей пива, — предложил Кэри. — Я хочу обсудить с тобой процедурные вопросы. Посиди здесь, пока я схожу за чемоданчиком.
Армстронг взял из холодильника бутылку пива. Когда Кэри вернулся в гостиную, Армстронг указал на большую медвежью шкуру, висевшую на стене.
— Это шкура русского медведя?
— Все может быть, — Кэри мрачно улыбнулся. — Об этом я тоже собираюсь с тобой потолковать, — он сел и положил чемоданчик на стол. — Я реалист и поэтому называю Светогорск Светогорском, но когда мы будем разговаривать с финнами, этот город следует называть Энсо и никак иначе. Для них это в известной степени больной вопрос.
— Могу их понять, — заметил Армстронг.
— Ты еще ничего не понимаешь, — спокойно возразил Кэри. — А я околачивался здесь с самого начала службы, так что прислушайся повнимательнее к мудрым словам старика. В 1835 году человек по фамилии Леннрот собрал кучу народных сказаний и выпустил их в стихотворной обработке. Это называется «Калевала», финский народный эпос — первая крупная литературная работа в истории страны. Она сформировала основу современной финской культуры.
— Интересно. Но к чему…
— Ты знай слушай, — резко сказал Кэри. — Сердце «Калевалы» — Карелия, которая сейчас находится в России. Сама деревня Калевала теперь принадлежит русским, — он почесал кончик носа. — В Англии этому нет точного эквивалента, но попытайся представить себе, что Франция оккупировала Корнуолл и Ноттингемшир и провозгласила легенды о Робин Гуде и короле Артуре принадлежащими своей культуре. Разумеется, здесь корни не такие глубокие, но многие финны скорбят о случившемся.
— Они считают, что русские похитили их национальное наследие?
— Что-то вроде того, — Кэри осушил свой стакан. — А теперь вернемся к политике. После войны президент Па-асикиви начал проводить новую для Финляндии внешнюю политику. Ее суть состояла в том, чтобы оставаться строго нейтральным государством по образцу Швеции. Нейтралитет выгоден России, поскольку при такой политике Большому Восточному Брату не может быть нанесено никакого оскорбления. Эта тактика, известна под названием линии Паасикиви, поддерживается нынешним президентом Кекконеном. Она напоминает хождение по натянутому канату, но трудно представить, что еще остается делать финнам. Живой пример находится у них перед глазами — это то, что произошло с Эстонией и другими прибалтийскими странами.
Он вновь наполнил свой стакан.
— Сегодня вечером мы собираемся встретиться с финнами, которые не согласны с линией Паасикиви. Это крайне правая группировка. Я лично назвал бы их реакционерами, но эти парни могут переправить нас в Энсо. Если бы Кекконен знал, чем мы здесь занимаемся, то он бы поседел в одну ночь. Он неплохо ладит с русскими и хочет, чтобы так продолжалось и дальше. Ему не нужны инциденты, которые могут вызвать дипломатический взрыв и дать Москве повод для новых претензий. Нам тоже не нужен шум, поэтому с финнами, которые нам помогут, мы будем говорить тихо и в Энсо тоже будем вести себя тихо.
Он пронзительно взглянул на Армстронга.
— А если нас поймают, то мы действовали по своей личной инициативе — финны не имеют к нам ни малейшего отношения. Имей в виду, это чертовски важно.
— Понял, — сказал Армстронг.
— Само собой, будет лучше, если нас не поймают, — заметил Кэри и открыл чемоданчик. — Вот план Энсо, датированный 1939 годом, — он развернул карту и разложил ее на столе. Его палец помедлил над бумагой, а затем решительно уткнулся в какую-то точку. — Вот дом, в котором жил Ханну Меррикен. Он зарыл ящик с бумагами в саду. Площадь сада — около половины акра.
Армстронг склонился над планом.
— Довольно обширное поле для поисков. Каковы размеры ящика?
— По словам Мейрика — два на полтора фута, высота — один фут.
Армстронг что-то подсчитал в уме.
— Если мы будем копать ямы наугад, то вероятность того, что мы промажем, составляет восемьсот к одному.
— Мы сделаем кое-что получше, — сказал Кэри. — По первоначальному замыслу Мейрик должен был отправиться с нами и указать нужное место. Когда-то он помогал отцу зарыть этот ящик, но прошло много лет, и он забыл кое-какие детали, — Кэри снова покопался в чемоданчике. — Вот все, что у нас есть.
Армстронг изучил крупномасштабный план, тщательно нарисованный чернилами.
— Вот здесь растут четыре дерева, — сказал Кэри. — Ящик закопан под одним из них, но Мейрик забыл, под каким именно.
— По крайней мере теперь нам придется копать не больше четырех ям.
— После 1944 года прошло много лет, — наставительно сказал Кэри. — Трех деревьев уже нет. Смотри, — он вытащил несколько фотографий. — Их сделали наши финские друзья несколько недель назад. Я надеялся, что, попав на место, Мейрик все вспомнит, но Мейрика больше с нами нет. Все, чем мы располагаем, это пол-акра земли и одно дерево, — Кэри ткнул пальцем в фотографию. — Думаю, что здесь, но не уверен.
— Итак, мы будем копать, — подытожил Армстронг. — Этим придется заниматься в темноте.
Кэри уставился на него.
— В какой темноте? Мы не на широте Полярного круга, но даже здесь в это время года солнце практически не заходит. Самое большее, чего можно ожидать, это глубоких сумерек.
— Нам обязательно нужно идти сейчас? — спросил Армстронг. — Почему нельзя подождать до осени?
Кэри вздохнул.
— Даже не принимая во внимание тот факт, что бумаги сами по себе чрезвычайно важны, я могу назвать одну очень основательную причину, — он постучал по плану. — Меррикен жил в пригороде, где селились люди с хорошим достатком. Но Энсо быстро разрастается. Старые лома ветшают перестраиваются целые районы. По нашим сведениям, в конце лета здесь появятся бульдозеры. Мы должны опередить их.
— Какая жалость, что Мейрик сделал свое великое открытие не в прошлом году! — посетовал Армстронг. — В доме кто-нибудь живет?
— Да, русский по фамилии Кунаев. Он работает мастером на одной из бумажных фабрик. Жена, трое детей, одна кошка. Собаки нет.
— Значит, от нас требуется всего лишь заявиться к ним и среди бела дня начать раскопки в саду? Кунаеву это, несколько я понимаю, очень понравится, — Армстронг отложил фотографию. — Невыполнимая затея!
— Нет ничего невыполнимого, мой мальчик, — невозмутимо ответил Кэри. — Начнем с того, что бумаги Меррикена уложены в ящик. Маленькая деталь: ящик обшит листовой сталью, а у меня есть отличный металлоискатель — маленький, но мощный.
— Вроде миноискателя?
— Похож, но значительно меньше по размерам. Его можно без особого риска пронести через границу. Сделан по специальному заказу. Если верить дырявой памяти Мейрика, то ящик закопан на глубине не более двух футов. Я проверял этот прибор на ящике меньших размеров, и уверяю тебя, что даже с глубины в три фута он дает такой сигнал, что барабанные перепонки трещат.
— Хорошо, мы поймаем сигнал и начнем копать. Что сделает Кунаев, когда увидит нас?
Кэри усмехнулся.
— Если нам хоть немного повезет, то его там не будет. Товарищ Кунаев будет отрабатывать стахановскую смену на своей вонючей фабрике — гнать туалетную бумагу или что-нибудь еще.
— Но жена и дети будут дома, — напомнил Армстронг. — Кроме того, есть еще и соседи.
— Это не имеет значения. Мы возьмем их под ручку и вежливо выведем из сада.