1

Одеваясь на следующее утро, я задумался о том, как странно порою может повернуться человеческая судьба. Четыре недели назад я был лондонским счетоводом — человеком в шляпе котелком, а теперь я нахожусь в экзотической Мексике и готов совершить высадку на еще более экзотической территории. Из услышанного мною от Фаллона я понял, что за таинственным названием Кинтана Роо скрывается настоящая адская дыра. А что я собираюсь делать в Кинтана Роо? Искать потерянный город, черт возьми! Если бы четыре недели назад кто-нибудь предложил мне такое в качестве серьезного предсказания, то я счел бы его верным кандидатом в сумасшедший дом.

Я поправил галстук и посмотрел оценивающе на человека в зеркале: Джемми Уил, новый елизаветинец, искатель приключений во всей своей красе: «имеет пистолет, готов к путешествию». Эта мысль заставила меня улыбнуться, и человек в зеркале иронично улыбнулся в ответ. У меня не было пистолета, и в любом случае, вряд ли я смог бы использовать его эффективно. Полагаю, что Джеймс Бонд на моем месте давно бы распаковал свой портативный вертолет и, совершив налет на Джека Гатта, вернулся назад с его скальпом и парой роскошных блондинок. Черт, я даже не похож на Шона Коннори.

Так все же, что я намерен делать с Джеком Гаттом? Из сказанного Патом Харрисом ясно, что Гатт находится на неуязвимой позиции с точки зрения закона, далее если он и отдал приказание Нискеми. Против него нельзя выдвинуть ни одного стоящего обвинения. А пытаться вести борьбу с Гаттом его собственными методами было бы с моей стороны невообразимой глупостью — наиболее подходящая аналогия, которую здесь можно привести, это все равно как если бы Монако объявило войну России и Соединенным Штатам.

И вообще, какого черта я делаю в Мексике? Я окинул мысленным взором все неординарные поступки, совершенные мною за последнее время, и решил, что, вероятно, всему виной язвительные слова этой маленькой глупой сучки Шейлы. Многих мужчин убивали в прошлом, однако их братья не носились по всему миру в жажде мести. Слова, небрежно брошенные Шейлой, запали в мое подсознание, и все мои поступки, совершенные с тех пор, были попыткой доказать самому себе, что она неправа. И это только доказывало мою незрелость и, возможно, некоторую мягкотелость.

И все же я уже совершил эти действия и теперь оказался лицом к лицу с их результатом. Если я сейчас остановлюсь и вернусь обратно в Англию, то, полагаю, буду жалеть об этом всю свою жизнь. Меня постоянно будет мучить гнетущее подозрение, что я струсил и вышел из игры, предав тем самым самого себя, а с таким чувством невозможно жить. Меня интересовало, сколько всего людей подвергало свою жизнь ненужным опасностям только из-за того, что они заподозрили покушение на их самоуважение.

За короткий период я многого достиг с помощью слов. Мне удалось заставить миллионера сделать то, что я от него хотел, правда, только благодаря тому, что в моих руках был главный козырь — зеркало Виверо. Теперь Фаллон располагает как зеркалом, так и его секретом, а я отброшен назад к своим собственным ресурсам. Вряд ли он нарушит свое обещание, но я ничего не смогу сделать, если такое вдруг произойдет.

Маленький серый человек все еще был здесь. Он облачился в яркие, плохо сидящие на нем одежды и с щегольством носит свой маскарадный наряд, но в глубине души страстно желает снова одеть строгий консервативный костюм, шляпу котелком и взять в руки сложенный зонтик вместо этой бутафорской пики. Я состроил гримасу человеку в зеркале; Джемми Уил — овца в волчьей шкуре.

Я покинул комнату в состоянии неуверенности и раздвоенности чувств.

* * *

Внизу я застал Пата Харриса со стетоскопом на шее и маленькой черной коробочкой в руках, из которой торчала блестящая телескопическая антенна. Увидев меня, он неистово замахал рукой и прижал палец к губам, показывая своей мимикой, что я должен сохранять тишину. Он кружил по комнате, как собака на незнакомом месте, пересекая ее вперед-назад и постепенно концентрируя свое внимание на большом обеденном столе из массивного испанского дуба.

Внезапно он встал на четвереньки и скрылся под столом, завершив тем самым свое сходство с собакой. Все, что я мог видеть, это заднюю часть его брюк и подметки его ботинок; брюки были в порядке, но ботинки нуждались в ремонте. Через некоторое время он показался наружу, улыбнулся и снова приложил палец к губам. Он подозвал меня, показывая, что я должен к нему присоединиться, и, чувствуя себя немного глупо, я тоже встал на четвереньки. Он нажал кнопку, и узкий луч света вырвался из маленького фонарика, зажатого у него в руке. Луч поблуждал по обратной поверхности стола, а затем замер неподвижно. Повинуясь жесту Харриса, я присмотрелся и увидел маленькую серую металлическую коробочку, наполовину скрывшуюся за перекрестьем балок.

Харрис пошевелил согнутым указательным пальцем, и мы выбрались из-под стола, после чего он быстро вышел из комнаты и провел меня по коридору в кабинет Фаллона, который оказался пуст.

— Нас подслушивают, — сообщил он.

Я разинул рот.

— Вы хотите сказать, что этот предмет…

— …радиопередатчик. — Он вынул из ушей стетоскоп с видом диктора, готового сообщить плохие новости. — Это устройство предназначено для обнаружения микрофонов. Я проверяю все частоты, и если где-то поблизости работает радиопередатчик, в наушниках раздается посвистывание. Затем, чтобы его найти, остается только следить за показанием стрелки индикатора.

Я нервно произнес, окинув взглядом кабинет:

— Не лучше ли нам помолчать? Это место…

— Оно чисто, — сказал он коротко. — Я его проверил.

— Бог ты мой! — воскликнул я. — Что заставило вас подумать о возможности наличия в доме подобных устройств?

Он усмехнулся.

— Недоверчивый склад ума и знание человеческой натуры. Я просто представил, что сделал бы на месте Джека Гатта, если бы мне хотелось быть в курсе событий, происходящих в этом доме. Кроме того, это стандартная процедура в моей работе. — Он потер подбородок. — Вы говорили о чем-нибудь в той комнате — о чем-нибудь важном?

Я спросил осторожно:

— Вы что-нибудь знаете про то, что мы пытаемся сделать?

— Тут все в порядке — Фаллон выложил мне все полностью. Прошлым вечером мы засиделись с ним допоздна. — Его глаза вспыхнули. — Какая необыкновенная история — если это правда!

Я мысленно вернулся назад.

— Мы все стояли вокруг того самого стола, разговаривая о подносах. Именно тогда я сообщил новость, что это на самом деле зеркала.

— Не слишком хорошо, — сказал Харрис.

— Но затем мы перешли в кинозал, — продолжил я. — И я продемонстрировал, что произойдет, если луч света отразится от зеркала. Все остальное было сказано там.

— Покажите мне этот кинозал, — попросил Харрис.

Я показал, и он, вооружившись стетоскопом, несколько минут вращал ручки на своем устройстве. Наконец он снял наушники.

— Здесь ничего, значит есть шанс на то, что Гатту известно только истинное предназначение этих изделий, но он не знает про их необычные свойства.

Мы вернулись обратно в кабинет и застали там Фаллона и Халстеда. Фаллон распечатывал большой конверт, но сразу замер как только услышал то, что ему сказал Харрис.

— Хитроумный ублюдок! — сказал он с некоторым удивлением в голосе. — Вырвите с корнем этот проклятый микрофон.

— Не надо! — возразил Харрис. — Я хочу, чтобы передатчик остался на месте. Он нам еще пригодится. — Он посмотрел на нас с легкой улыбкой. — Никто из вас не представлял себя в роли радиоактера? Я думаю, мы сможем скормить Джеку Гатту кое-какую дезинформацию. Но вы все должны помнить, что в этой комнате нельзя говорить ничего важного.

Фаллон рассмеялся.

— Вы и сами достаточно хитроумны, Харрис.

— Я профессионал, — просто сказал Харрис. — Не думаю, что мы сможем устроить живое шоу; так слишком много шансов допустить оплошность. Здесь требуется хорошо отредактированная пленка, которую мы прокрутим перед микрофоном. — Он сделал паузу. — Я присмотрю за этой комнатой. Кто-то должен сменить батарейки, они не вечны.

— Но куда ведется передача? — спросил Халстед.

— Вероятно в машину, которая припаркована чуть выше по дороге. Двое парней сидят в ней уже второй день. Я полагаю, что в машине установлен приемник, соединенный с магнитофоном. Мы не будем их тревожить до тех пор, пока они не проглотят приготовленную для Гатта историю, а может быть, и после. Одно дело что-то знать, но гораздо лучше, когда твой противник не знает, что ты это знаешь. Мой совет — сохранять невинный вид. Вы даже не подозреваете, что Джек Гатт существует.

Фаллон не ошибался насчет Харриса; это был самый хитроумный человек, которого я когда-либо встречал, и его предусмотрительность не знала просчетов. Узнав его лучше, я понял, что могу доверить ему собственную жизнь, да иначе и не могло быть, поскольку, как оказалось, он знал про меня больше, чем я сам. Его специальностью являлась информация, и он усердно собирал ее на работе и в свободное время. У Харриса был мозг, подобный хорошо организованной компьютерной памяти, но в отличие от компьютера он еще имел возможность прибегнуть к огромному количеству различных уловок.

Фаллон вскрыл конверт.

— Давайте вернемся к делу. Это рентгеновские снимки — в натуральную величину.

Он рассортировал их и раздал нам по одному отпечатку каждого зеркала. Снимки оказались весьма хорошего качества, удивительные по четкости деталей, которые были лишь смутно различимы на экранном изображении. Я сказал:

— Миссис Халстед не ошиблась, здесь и в самом деле какие-то слова возле самого края. — Я пригляделся повнимательнее. — Я не могу читать по-испански.

Фаллон взял увеличительное стекло и что-то зашептал себе под нос.

— Насколько я могу разобрать, здесь написано примерно следующее. На вашем зеркале: «Путь к истинной славе лежит через порталы смерти». А на моем зеркале: «Жизнь вечная ждет за могилой».

— Ужасно, — прокомментировал Харрис.

— Не слишком точные инструкции, — иронично сказал Халстед.

— Это может что-то значить, — произнес Фаллон задумчиво. — Но одна вещь не вызывает сомнений; здесь определенно изображено побережье Кинтана Роо. — Он провел увеличительным стеклом над отпечатком. — Бог ты мой, да тут еще и города отмечены. Видите эти квадратные значки в виде замков?

Я почувствовал, что атмосфера в комнате накаляется.

— Эти два вверху должно быть Коба и Тулум, — произнес Халстед напряженно. — А к западу от них Чичен-Ица.

— И Ичпатуун в заливе Четумал. А что это за город к югу от Тулума? Может быть, Чанауши? — Фаллон поднял голову и устремил взгляд в пространство. — Город, открытый совсем недавно. Существует теория, что он был центром морской торговли на побережье.

Рука Халстеда рывком опустилась вниз.

— Здесь рядом показан еще один город — и вот еще, — Его голос надломился. — А вот еще один. Если эта карта достаточно точная, мы сможем открывать потерянные города целыми пачками.

— Успокойтесь, — сказал Фаллон и отложил отпечаток в сторону. — Давайте взглянем на Уашуанок. — Он взял в руки другой снимок и внимательно на него посмотрел. — Если эта схема соответствует маленькой окружности на мелкомасштабной карте, то мы сможем определить местонахождение города.

Я взглянул на свою копию снимка. На нем были показаны холмы, но из-за отсутствия масштаба их высота оставалась под вопросом. По склонам холмов рассыпались грубые изображения различных строений. Я вспомнил слова Виверо, сказанные им в письме, о том, что город расположен на гряде холмов, протянувшейся с востока на запад.

Халстед заметил:

— Планировка зданий выглядит как смесь Чичен-Ицы и Кобы, но этот город больше. Значительно больше.

— А вот сенот, — сказал Фаллон. — Значит, здесь должен находиться храм Юм Чака, если верить Виверо. Интересно, где расположен королевский дворец? — Он повернулся и взял в руки большую трубу, из которой извлек свернутую в рулон карту. — Я потратил на эту карту большое количество времени, — сказал он. — Целую жизнь.

Он развернул ее и расстелил на столе, прижав углы книгами.

— Все, что построили майя, показано здесь. Вы не замечаете тут ничего странного, Уил?

Я пристально посмотрел на карту и сказал в итоге:

— Похоже, что города сконцентрированы на юге.

— Это Петен — Старая Империя, пришедшая в упадок в одиннадцатом веке. Позднее сюда пришли Ица — свежая кровь, давшая толчок развитию цивилизации майя. Они возродили некоторые старые города, такие, как Чичен-Ица и Коба, и построили новые, такие, как Майяпан. Забудьте про юг, сконцентрируйте свое внимание на самом полуострове Юкатан. Что здесь кажется странным?

— Вот это чистое пространство на востоке. Почему они не строили здесь?

— Кто сказал, что не строили? — спросил Фаллон. — Это Кинтана Роо. У местных обитателей существует глубоко укоренившееся враждебное отношение к археологам. — Он постучал пальцем по карте. — Вот здесь они убили археолога и вмуровали его скелет в стену, нависшую над морем, как своего рода украшение — и в качестве предупреждения другим. — Он усмехнулся. — Все еще желаете поехать с нами?

Маленький серый человек внутри меня издал испуганный крик, но я как ни в чем не бывало улыбнулся в ответ.

— Я поеду туда же, куда и вы.

Он кивнул.

— Это произошло довольно давно. Коренные индейцы порастеряли свою воинственность. Но все равно путешествие будет не слишком приятным. Местные обитатели настроены враждебно — как чиклерос, так и индейцы Чан Санта Розы; но самое худшее там — сама земля. Вот каковы причины наличия этого большого белого пятна — и Уашуанок находится посередине.

Он согнулся над картой и принялся сравнивать ее с отпечатком.

— Я думаю, он расположен где-то здесь — плюс минус двадцать миль. Виверо не имел возможности произвести тригонометрические измерения, когда делал этот набросок; мы не можем полагаться на него чрезмерно.

Халстед покачал головой.

— Нам предстоит адская работа.

Подняв голову, он увидел, что я улыбаюсь. Я не понимал, в чем здесь могут возникнуть трудности. В библиотеке Фаллона мне попадались на глаза картины, изображающие города майя; там были пирамиды размером со здание Пентагона в Вашингтоне, и я не представлял, как можно не заметить одну из них.

Халстед сказал холодно:

— Возьмите окружность диаметром двадцать миль и вы получите триста квадратных миль, которые надо прочесать. Вы можете пройти в десяти футах от структуры майя, не заметив ее. — Его губы растянулись в невеселой улыбке. — Вы можете даже пройти по ней и не узнать об этом. Увидите сами.

Я пожал плечами и решил не спорить, хотя не верил, что на самом деле все так плохо.

Фаллон сказал взволнованно:

— Чего я не понимаю, так это почему такой человек, как Гатт, столь настойчиво проявляет свою заинтересованность. Я не вижу ни одного существенного мотива для его вмешательства.

Я в немом изумлении посмотрел на Фаллона, а затем сказал:

— Золото, разумеется! Гатт охотник за сокровищами.

На лице Фаллона появилось озадаченное выражение.

— Какое золото? — спросил он мрачно.

Теперь настала моя очередь принять озадаченный вид.

— Вы же читали письмо Виверо, черт возьми! Разве он не описывает там королевский дворец, весь покрытый золотом? Разве он не упоминает золото снова и снова. Он пишет даже про золотую гору!

Халстед разразился хохотом, а Фаллон посмотрел на меня так, словно я сошел с ума.

— Где бы майя взяли столько золота, чтобы покрывать лм здания? — спросил он. — Попробуйте призвать на помощь немного здравого смысла, Уил.

На какое-то мгновение я подумал, что и на самом деле схожу с ума. Халстед смеялся, качая головой, а Фаллон рассматривал меня с интересом. Я повернулся к Харрису, который развел руками и выразительно пожал плечами.

— Это выше моего понимания, — сказал он.

Халстед все еще пытался взять себя в руки. В первый раз я видел его искренне веселящимся.

— Не вижу ничего забавного, — сказал я кисло.

— Не видите? — спросил он, вытирая глаза. Он перевел дыхание. — Это самая забавная вещь, которую я слышал за последние несколько лет. Расскажите ему, Фаллон.

— Вы в самом деле думали, что Уашуанок весь пропитан золотом — или что такое когда-то было? — спросил Фаллон. Он тоже заулыбался, словно заразившись от Халстеда какой-то инфекцией.

Я начинал злиться.

— Так написал Виверо, не правда ли? — Я взял снимки и сунул их Фаллону под нос — Вы верите этому, не так ли? Виверо показал города там, где они есть на самом деле, так что в этом вы ему верите. Почему же вас так забавляет остальная часть его истории?

— Виверо самый большой лжец в западном полушарии, — сказал Фаллон. — Он посмотрел на меня с удивлением. — Я думал, вы знаете. Я говорил вам, что он лжец. Вы слышали, как мы это обсуждали.

Я приказал себе расслабиться и сказал медленно:

— Не могли бы вы повторить это снова, по возможности простыми словами? — Я посмотрел на Харриса, который, судя по выражению его лица, был озадачен не меньше меня. — Я уверен, что мистер Харрис тоже хотел бы узнать, в чем соль этой шутки.

— Ох, я понял, — сказал Фаллон. — Вы на самом деле приняли письмо Виверо за чистую монету. — Халстед скова разразился хохотом; я уже начал от этого уставать.

Фаллон продолжил:

— Давайте возьмем одно или два утверждения, встречающиеся в письме. Он говорит, что род де Виверо имеет древние корни, но был разграблен маврами и семейное состояние оказалось потеряно. Он бессовестно лжет. Его отец был ювелиром, но дедушка его был простой крестьянин, ведущий свое происхождение от многих поколений крестьян. Фамилия его отца была Виверо, и Мануэл сам добавил к ней аристократическую частицу, превратив в де Виверо. Он сделал это в Мексике — ему никогда бы не удалось проделать такое в Испании. К тому времени, когда Мервилл посетил мексиканскую ветвь семьи, миф уже окреп. Вот почему он не мог поверить в то, что де Виверо сам изготовил поднос.

— Так значит, он солгал в этом утверждении. Ну и что? Множество людей лгут по поводу самих себя и своих семей. Но как вы узнали, что он солгал насчет золота? И зачем ему сочинять подобные небылицы?

— Все золото, имевшееся у майя, было импортировано, — сказал Фаллон. — Оно поступало из Мексики, из Панамы и с Карибских островов. Эти люди жили в неолите, они не умели обрабатывать металл. Вспомните, как Виверо описывает их оружие — деревянные мечи с каменными остриями. Тут он прав, этот камень был обсидиан.

— Но майя имели золото, — возразил я, — Вспомните, что нашли при обследовании сенота в Чичен-Ице. Я читал про это.

— Ну и что они нашли? Множество различных мелких изделий из золота — все они импортированы, — сказал Фаллон. — Чичен-Ица была религиозным центром, и сенот являлся священным. Вы найдете священные колодцы в любой части мира, где совершаются жертвоприношения, и сеноты имели особенное значение на Юкатане, где так не хватает воды. Паломничества в Чичен-Ицу совершались в течение столетий.

Харрис сказал:

— Нельзя пройти мимо фонтана в Нью-Йорке, чтобы при этом кто-нибудь не бросил в него деньги.

— Точно, — с готовностью согласился Фаллон. — По-видимому, в этом проявляется какая-то примитивная тяга к воде. Три монетки в фонтан — и все такое прочее. Но майя не имели собственного золота.

Я был поставлен в тупик.

— Тогда какого черта Виверо написал, что оно у них было?

— Ох, это поначалу озадачило и меня, но потом мы с Халстедом посовещались и пришли к одной теории.

— Был бы рад ее услышать, — сказал я без особого энтузиазма.

— Виверо обнаружил что-то — в этом нет сомнений. Но что это такое, мы не знаем. Он проявил скрытность, поскольку, очевидно, не хотел разглашать свой секрет любому случайному человеку, в чьи руки могло попасть письмо. Он дает понять достаточно ясно только то, что желает предоставить славу первооткрывателей своим сыновьям — во имя процветания семьи де Виверо. Поэтому, если он не мог открыто рассказать своим сыновьям, в чем заключается этот таинственный секрет, ему оставалось только найти какой-нибудь другой способ привлечь их — тем, что они обязательно захотят найти. Золотом!

Я тяжело опустился в кресло, чувствуя себя удрученным.

— А почему испанцы захотят найти золото там, где его нет? Вы заставляете меня ходить по кругу.

— Это достаточно просто. Испанцы прибыли в Мексику в поисках легкой добычи — и они нашли ее. Они разбили ацтеков и обнаружили большое количество золота в богатых храмах и во дворце Монтесумы. Но они не смогли понять, что его запасы не бесконечны. Они не были чересчур глубокомысленными людьми, и им никогда не приходило в голову, что груда золота, награбленного ими у ацтеков, копилась в течение столетий, постепенно, год за годом. Они считали, что где-то должен быть главный источник, возможно какой-нибудь рудник. Они дали ему имя, назвав Эльдорадо, — и никогда не прекращали его искать. Но Эльдорадо не существует.

Представьте себе этих испанских солдат. Разграбив ацтеков, Кортес решил поделить добычу. После того, как он обманул и обсчитал своих капитанов, капитаны запустили свои липкие пальцы в оставшееся, и простым солдатам досталось совсем немного. Возможно, золотая цепочка или винная чаша. Это были солдаты, а не колонисты, и всегда по другую сторону холма они ожидали найти Эльдорадо. Поэтому они атаковали майя, а затем Писарро напал на инков Перу. Они стирали с лица земли целые цивилизации только потому, что не были готовы заняться добычей золота самостоятельно. Оно было здесь, это верно, но только не на Юкатане. У майя, как и у ацтеков, имелось достаточно много золота, но не в таких количествах, чтобы они могли покрывать ими здания или изготавливать из него желоба для дождевой воды. Аристократы носили небольшие золотые украшения, и жрецы в храмах использовали при совершении обрядов золотую утварь.

Харрис спросил:

— Так значит, все эти рассказы Виверо насчет золота были просто приманкой для его мальчиков?

— Похоже, что так, — сказал Фаллон. — Да, кстати, он и на самом деле удивил майя, когда расплавил золото и отлил статуэтку. Это было нечто такое, чего они раньше никогда не видели. Я покажу вам образец оригинальной работы майя по золоту, и вы поймете, что я имею ввиду. — Он подошел к сейфу, открыл его и вернулся обратно с маленьким золотым диском. — Это тарелка, которой, вероятно, пользовался аристократ. Вы можете видеть, что она покрыта искусной резьбой.

Тарелка казалась тонкой и хрупкой. На ней был изображен воин с копьем и щитом на фоне других фигур, держащих в руках предметы странной формы. Фаллон сказал:

— Вероятно, поначалу это был самородок, который нашли где-то в горном потоке вдали от Юкатана. Майя расплющили самородок, придав ему нынешнюю форму, и вырезали это изображение при помощи каменных инструментов.

Я спросил:

— А как насчет горы из золота? Это что, была очередная ложь Виверо? Там не мог находиться какой-нибудь рудник?

— Ни единого шанса, — сказал Фаллон решительно. — По данным геологии, это невозможно. Полуостров Юкатан известняковый мыс — золотоносные породы там полностью отсутствуют. И других металлов там нет тоже, — вот почему майя, несмотря на высокий уровень своей цивилизации, так и не выбрались из каменного века.

Я вздохнул.

— Хорошо, я все понял. Золота там нет.

— Что приводит нас обратно к Гатту, — сказал Фаллон. — Какого черта ему нужно?

— Золото, — ответил я.

— Но я только что объяснил вам, что золота там нет, — произнес Фаллон раздраженным тоном.

— Да, объяснили, — согласился я. — И вы меня убедили. Так же как и Харриса. — Я повернулся к Харрису. — До того, как вы услышали эти объяснения, вы верили в то, что на Юкатане есть золото?

— Я думал, что все так и есть на самом деле, — признался он. — Сокровище, похороненное в разрушенном городе.

— Вот как, — сказал я. — Тогда почему вы считаете, что Гатт подумает по-другому? Может быть, он и образованный человек, но все же не эксперт по археологии. Я и сам достаточно начитан, но все равно поверил в погребенное сокровище. Я не обладаю техническими знаниями, которые помогли бы мне разоблачить ложь Виверо, так почему это должен сделать Гатт? Разумеется, его притягивает золото. У него менталитет конкистадора — это просто обыкновенный гангстер, жаждущий легкой наживы.

Фаллон выглядел удивленным.

— Конечно. Это не приходило мне в голову. Нужно, чтобы он узнал правду.

Харрис криво усмехнулся.

— И думаете, он вам поверит? — спросил он язвительно. — Только не после того, как он прочитал письмо Виверо. Черт возьми, я до сих пор вижу перед собой королевский дворец, весь сияющий на солнце, хотя знаю, что это неправда. Если вы хотите убедить Гатта, то вам предстоит нелегкая работа.

— Тогда он, должно быть, глупый человек, — сказал Фаллон.

— Нет, Гатт не глуп, — возразил Харрис — Он просто считает, что человек, который тратит на что-то столько усилий, сколько тратите вы, человек, который готов проводить свое время в джунглях, разыскивая что-то, ищет нечто весьма ценное. Гатт не верит в то, что научное знание обладает практической ценностью, поэтому здесь должно пахнуть деньгами. Он просто меряет вас по своим собственным стандартам, вот и все.

— Боже мой! — воскликнул Фаллон.

— У вас возникнут проблемы с Джеком, — сказал Харрис — Он не отстанет так просто. — Он кивнул в сторону отпечатков, лежащих на столе. — Где они были сделаны?

— Я располагаю долей акций одной строительной компании в Тампико. Я попросил использовать металлургическую рентгеновскую установку.

— Мне лучше проверить это, — сказал Харрис — Гатт может до нее добраться.

— Но негативы находятся у меня.

Харрис посмотрел на него с жалостью.

— Почему вы думаете, что эти негативы единственные? Сомневаюсь, что у них все получилось с первого раза — они дали вам лучшие снимки из серии. Я хочу посмотреть, что произошло с остальными и уничтожить их до того, как Гатт начнет разливать пальмовое масло среди ваших плохооплачиваемых техников.

Харрис был профессионал и никогда не забывал про это. Он абсолютно не верил в высокие качества человеческой натуры.

 

2

То, как Фаллон организовывал археологическую экспедицию, больше походило на подготовку военной операции — примерно такого же масштаба, как высадка войск на побережье Нормандии. Это был не бедный яйцеголовый ученый, собирающий крохи по существующим на пожертвование фондам и экономящий каждый доллар, чтобы иметь возможность выполнить дополнительную работу. Фаллон был мультимиллионер, у которого была своя причуда и который мог себе позволить тратить деньги так, словно он выкачивал их по персональному трубопроводу из Форг Нокса. Денег, которые он потратил на поиски Уашуанока, хватило бы на то, чтобы построить заново этот проклятый город.

Его первой мыслью было начать высадку с моря, но побережье Кинтана Роо изобиловало островами и скрытыми отмелями, и увидев, что на горизонте появились трудности, он отбросил эту идею. Но такой поворот событий его не встревожил; он просто зафрахтовал небольшой воздушный флот и перебросил снаряжение по воздуху. Чтобы начать эту операцию, ему пришлось послать вперед бригаду строителей, чтобы те построили взлетно-посадочную полосу на берегу залива Асценсион. Это место в итоге превратилось в базовый лагерь.

Как только взлетная полоса была готова, он послал туда разведывательный самолет, снаряженный специальным фотографическим оборудованием, чтобы тот, используя построенную базу, сделал аэрофотосъемку не только того района, где предположительно должен находиться Уашуанок, но и всей провинции Кинтана Роо и территории Юкатана. Это выглядело несколько чрезмерно, поэтому я спросил Фаллона, зачем он так делает. Его ответ был прост: он сотрудничает с правительством Мексики в обмен на определенные услуги — похоже, что картографический департамент испытывает большой недостаток информации об этих районах, и Фаллон согласился обеспечить его фотомозаикой.

— Единственный человек, который когда-либо производил аэрофотосъемку провинции Кинтана Роо, был Линдберг, — сказал он. — А с тех пор прошло уже немало времени. Когда снимки будут готовы, они нам очень помогут.

Из залива Асценсион вертолеты перебросили снаряжение в Лагерь-Два, расположенный в глубине полуострова. Фаллон и Халстед провели достаточно много времени обсуждая, где разместить Лагерь-Два. Они измерили рентгеновские снимки с точностью до миллиметра и, перенося результаты на большую карту Фаллона, пришли в итоге к окончательному решению. Теоретически Лагерь-Два должен бы быть разбит точно на вершине храма Юм Чака в Уашуаноке. Но такого, разумеется, не случилось, что, впрочем, никого не удивило.

Халстед одарил меня одной из своих редких улыбок, в которой, правда, не чувствовалось настоящего веселья.

— Участвовать в археологической экспедиции — все равно что служить в армии, — сказал он. — Вы можете использовать любую технику, какую пожелаете, но основную работу выполняют простые парни, передвигающиеся на собственных ногах. Вы еще пожалеете, что ввязались в эту авантюру, Уил.

У меня было такое впечатление, что ему не терпится увидеть, как я упаду лицом в грязь, оказавшись в поле Он относился к тому типу людей, которые глупо смеются, когда кто-то, поскользнувшись на банановой корке, ломает себе ногу. Примитивное чувство юмора! К тому же, он не слишком меня любил.

Ну а пока велись все эти приготовления, мы по-прежнему оставались во дворце Фаллона неподалеку от Мехико. Халстеды покинули свой собственный дом и перебрались сюда, и мы все собрались вместе. Пат Харрис все время находился где-то поблизости. Он без предупреждения отправлялся в таинственные поездки и возвращался назад так же неожиданно. Я полагаю, он докладывал о результатах Фаллону, но ничего не говорил остальным по той простой причине, что все были слишком заняты, чтобы интересоваться этим.

В один из дней ко мне подошел Фаллон и спросил:

— По поводу вашего опыта подводных погружений. Насколько он серьезен?

— Достаточно серьезен. Я совершил их немало.

— Хорошо, — сказал он. — Когда мы найдем Уашуанок, нам понадобится обследовать сенот.

— Тогда мне нужно дополнительное оборудование, — заметил я. — Того, что есть у меня, достаточно для любительских погружений в пределах досягаемости очагов цивилизации, но не для дебрей Кинтана Роо.

— Какого рода оборудование?

— Ну, во-первых, воздушный компрессор для перезарядки баллонов, — я сделал паузу. — Если придется погружаться на глубину более чем сто пятьдесят футов, то мне хотелось бы иметь декомпрессионную камеру на тот случай, если у кого-нибудь возникнут неприятности.

Он кивнул.

— О'кей, купите ваше оборудование.

Он отвернулся, и я вежливо поинтересовался:

— Что мне использовать вместо денег?

Он остановился.

— Ах, да. Я скажу моему секретарю обо всей позаботиться. Свяжитесь с ним завтра.

— Кто поедет вместе со мной?

— Вам нужен кто-то еще? — спросил он удивленно.

— Это главное правило — не погружаться одному. Особенно в сумрачные подземные глубины. Слишком много опасностей таится под водой.

— Хорошо, наймите кого-нибудь, — сказал он немного раздраженно.

Это была всего лишь второстепенная деталь основной проблемы, и ему не терпелось поскорее от нее избавиться.

Так что я занялся покупками и приобрел множество различного дорогого оборудования. Большую его часть можно было купить на месте, но с декомпрессионной камерой дело обстояло несколько сложнее. Я связался по этому поводу с секретарем Фаллона, и несколько телефонных звонков в Штаты произвели легкий шлепок по поверхности широко раскинувшейся империи Фаллона, в результате чего декомпрессионная камера прибыла с первым грузовым авиарейсом. Может быть, эта часть оборудования казалась излишней, но одно дело получить кессонную болезнь в Англии, где в порту есть госпитали, способные с ней справиться, или в крайнем случае Военно-Морские Силы протянут руку помощи, и совсем другое дело, когда ваша кровь начинает пузыриться, как шампанское, в самом сердце забытых Богом джунглей. Я предпочитал играть безопасно. Кроме того, Фаллон мог себе это позволить.

Скопившегося у меня к концу снаряжения хватило бы на то, чтобы открыть небольшой клуб любителей подводного плавания, и казалось бы, я должен радоваться представившейся возможности воспользоваться дорогим и хорошо сконструированным оборудованием, но этого не было. Оно досталось мне слишком легко. Мне не пришлось долго работать и откладывать деньги, чтобы его купить, и я стал понимать, почему богатые люди так часто испытывают скуку и начинают предаваться самозабвенному веселью. Но Фаллон был не таким, надо отдать ему должное; он посвятил себя археологии и занимался ею весьма профессионально.

Затем я разыскал Кэтрин Халстед и привел ее к бассейну.

— Хорошо, — сказал я. — Покажите мне.

Она посмотрела на меня с удивлением.

— Показать вам что?

Я кивнул в сторону аквалангов, которые принес заранее.

— Покажите мне, как вы умеете этим пользоваться.

Я смотрел, как она одевает снаряжение, не делая попыток ей помочь. Было видно, что Кэтрин с ним знакома достаточно хорошо, и, внимательно подобрав балласт, она без всякой суеты погрузилась под воду. Одев свой собственный акваланг, я последовал за ней, и пока мы неторопливо кружили возле дна бассейна, проверил, как она понимает интернациональные сигналы подводников. Когда мы выбрались из воды, я сказал:

— Вы наняты.

Она выглядела озадаченной.

— Нанята куда?

— Вторым аквалангистом в Уашуанокскую экспедицию.

Ее лицо просияло.

— Вы это серьезно?

— Фаллон поручил мне кого-нибудь нанять, а вы не можете поехать просто в качестве пассажира. Пойду сообщу ему плохие новости.

Как я и предполагал, поначалу он взорвался, но затем мне удалось его переубедить, сказав, что Кэтрин Халстед по крайней мере немного разбирается в археологии, и ему не удастся так просто найти аквалангиста-археолога в этой части света.

Должно быть, она поработала над своим мужем, поскольку тот не возражал, но я несколько раз ловил на себе его полные подозрений взгляды. Думаю, именно тогда Халстеда начал грызть жучок ревности, и у него в голове появилась идея, что я тут не к добру. Нельзя сказать, что меня особенно беспокоил ход его мыслей; я был слишком занят, обучая его жену, как пользоваться воздушным компрессором и декомпрессионной камерой. Мы стали с ней близкими друзьями и вскоре перешли на ты. Вплоть до этого времени я всегда называл ее миссис Халстед, однако трудно придерживаться таких условностей, когда вы целыми днями вместе плещетесь в бассейне. Но я ни разу не дотронулся до нее и пальцем.

Халстед никогда не называл меня иначе, чем просто Уил.

 

3

Мне нравился Пат Харрис. Независимо от того, какую безошибочность и хитроумие он проявлял в работе, это был немного ленивый и беспечный человек. Перед тем как мы должны были отправиться в Кинтана Роо, он стал больше времени проводить дома, и у нас вошло в привычку засиживаться вместе допоздна, потягивая прохладительные напитки. Однажды я спросил его:

— В чем именно заключается твоя работа, Пат?

Он отставил указательный палец в сторону от своего стакана с пивом.

— Полагаю, ты можешь назвать меня охотником за неприятностями Фаллона. Когда у тебя появится столько же денег, как у него, ты сам увидишь, сколько людей будет пытаться избавить тебя от них. Я произвожу проверку таких парней, чтобы посмотреть, все ли с ними в порядке.

— Так значит, ты проверял и меня?

Он усмехнулся и спокойно сказал:

— Конечно! Я знаю про тебя больше, чем знала твоя мать. — Он выпил еще немного холодного пива. — Затем временами одна из его корпораций начинает испытывать проблемы с безопасностью, и я выезжаю на место, чтобы разобраться, в чем там дело.

— Промышленный шпионаж? — спросил я.

— Полагаю, ты можешь назвать это так, — согласился он. — Но только с позиции безопасности. Фаллон не пытается ловить рыбку в мутной воде, поэтому я занимаюсь контршпионажем.

Я сказал:

— Если ты проверял меня, то, значит, ты должен был проделать то же самое и с Халстедом. Кажется, он весьма странный тип.

Пат улыбнулся в свой стакан с пивом.

— Можешь утверждать это смело. Это парень, который считал себя гением, а затем обнаружил, что всего лишь талантлив. Он глубоко разочарованный человек, обреченный всегда быть вторым. Проблема Халстеда в том, что он еще не смирился с этой мыслью; она по-прежнему мучает его.

— Ты должен рассказать мне об этом поподробнее.

Пат вздохнул.

— Хорошо, дело обстоит примерно так. Халстед начинал как вундеркинд — после окончания колледжа подавал большие надежды и все такое прочее. Ты знаешь, просто удивительно, насколько сильно могут заблуждаться люди относительно других людей; каждая корпорация до краев набита специалистами, которые подавали большие надежды, и все они вынуждены заниматься второразрядной работой. Те, кто наверху, — ребята, обладающие реальной властью, проложили свой путь, карабкаясь на четвереньках и орудуя острыми ножами. Существует целая уйма президентов корпораций, которые никогда не посещали колледж. Или ты должен быть таким парнем, как Фаллон, — он начал свой путь, уже находясь на вершине.

— Это в бизнесе, — заметил я. — Но не в археологии.

— Вот что я тебе скажу, — продолжил Пат. — Фаллон добьется успеха во всем, за что бы он ни взялся. Но Халстед посредственная личность; он это знает, но не может в том признаться даже самому себе. Эта мысль застряла у него костью в горле. Он переполнен амбициями — вот почему он пытался в одиночку разыскать Уашуанок. Он хочет быть человеком, который открыл Уашуанок; это сделает ему имя и спасет его самоуважение. Но ты выкрутил ему руки, заставив работать вместе с Фаллоном, и он от этого не в восторге. Он не желает делить славу.

Я поразмыслил над услышанным, а затем сказал осторожно:

— Как Фаллон, так и Халстед, не задумываясь, бросались друг в друга обвинениями. Халстед обвинял Фаллона в том, что он украл письмо Виверо. Хорошо, с этим мы, кажется, разобрались, и Фаллон чист. Но как насчет утверждения Фаллона, что Халстед стащил у него досье, которое он собирал?

— Я думаю, что Халстед виновен в этом, — сказал Пат. — Посмотри, как все происходило. Фаллон, без особой заинтересованности, собирает досье на все источники, упоминающие секрет Виверо; Халстед знает про это, поскольку Фаллон ему рассказал — не было никакой необходимости сохранять тайну, так как, казалось, здесь нет ничего важного. Фаллон и Халстед вернулись к цивилизации после раскопок, и Халстед нашел письмо Виверо. Он купил его в Дуранго за двести долларов у одного старика, который не знал истинной ценности письма. Но Халстед хорошо ее представлял — он знал, что это ключ к разгадке секрета Виверо, в чем бы он ни заключался. И даже если забыть про секрет, в письме содержался археологический динамит — рассказ про город, о котором никто даже не слышал.

Он нагнулся и открыл очередную бутылку пива.

— Я установил дату, когда Халстед его купил. Через месяц он затеял ссору с Фаллоном и покинул его, разгневанный. Вместе с ним исчезло досье Виверо. В то время Фаллон не придал этому большого значения. Как я уже говорил, досье Виверо не казалось ему важным, и он подумал, что Халстед просто проявил рассеянность, смешав некоторые из его бумаг со своими. Он не придавал этому случаю особого значения до тех пор, пока, к своему огорчению, не обнаружил, что Халстед как раз с того времени развернул бурную деятельность. Теперь он думает по-другому.

Я произнес медленно:

— Все это весьма сомнительно.

— Улики чаще всего бывают косвенными, — сказал Пат. — Преступления обычно совершаются без свидетелей. Еще одним обстоятельством, заставляющим меня верить в его виновность, является та репутация, которую он имеет в профессиональных кругах.

— Она не слишком хорошая.

— Слегка попахивает. Его подозревают в фальсификации некоторых результатов. Ничего такого, в чем его можно было бы прямо уличить, и явно недостаточно для того, чтобы под барабанный бой публично отлучить от профессии. Но теперь все его будущие находки будут проверяться с особенной тщательностью. Разумеется, в этом нет ничего нового, такое бывало и раньше. Кажется, подобный случай произошел в Англии, не так ли?

— Это касалось антропологии, — сказал я. — Человек Питдауна. Все удивлялись, почему он не вписывается в общую схему развития человека, и па свет появилось множество теорий, пытающихся его туда воткнуть. Затем, когда изобрели радиоуглеродный анализ, ученые проверили его и обнаружили, что это подделка.

Пат кивнул.

— Некоторые люди проделывают такие вещи. Если они не способны сделать себе репутацию честным путем, то в ход идет обман и мошенничество. И обычно они похожи на Халстеда — посредственности, стремящиеся сделать себе громкое имя.

— Но это по-прежнему остается сомнительным, — сказал я упрямо.

Я не хотел этому верить. Для меня понятие «наука» было эквивалентно понятию «истина», и я не мог поверить в то, что ученый может опуститься до обмана. Возможно, мне еще не хотелось верить в то, что Кэтрин Халстед относится к типу женщин, способных выйти замуж за такого человека.

— Да, его еще не поймали за руку, — сказал Пат. — Но, я полагаю, это просто дело времени.

Я спросил:

— Как давно они женаты?

— Три года. — Его рука, державшая стакан, внезапно остановилась на полпути к губам. — Если ты думаешь о том, что, как я думаю, ты думаешь, то мой совет — нет! Я знаю, она роскошная женщина, но держи свои руки от нее подальше. Фаллону это не понравится.

— Небольшой сеанс телепатии? — поинтересовался я саркастически. — Я тебя уверяю, миссис Халстед с моей стороны ничего не угрожает.

Произнося эти слова, я сам не мог понять, насколько они искренни. Меня также позабавило то, как Харрис повернул дело — «Фаллону это не понравится». Пат прежде всего был предан своему боссу, и его совершенно не беспокоило то, как может прореагировать Халстед. Я спросил:

— Думаешь, она знает то, что ты рассказал мне — про репутацию своего мужа?

— Возможно, нет, — ответил Пат. — Я не представляю, чтобы кто-нибудь мог к ней подойти и сказать: «Миссис Халстед, должен вам сообщить, у вашего мужа паршивая репутация». Она узнает обо всем последней. — Он посмотрел на меня с интересом. — Что заставило тебя подсунуть ее Фаллону под видом ныряльщицы? Ты уже дважды вынудил босса проглотить ворону. Твой кредит быстро подходит к концу.

Я сказал неторопливо:

— Она способна контролировать своего мужа, когда другие люди уже бессильны. Ты знаешь, какой у него сумасшедший характер. Я не намерен тратить все свое время в Кинтана Роо на то, чтобы удерживать этих двоих от убийства. Мне нужна помощь.

Пат склонил свою голову набок, затем коротко кивнул.

— Может быть, ты и прав. С Фаллоном проблем не будет, но Халстед вполне способен выкинуть какую-нибудь шутку. Не могу назвать его психом, но он очень нестабилен. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что если он попадет под слишком большое давление, то могут случиться две вещи: либо он лопнет, как тухлое яйцо, либо взорвется, как бомба. Ну а если в этой ситуации ты окажешься рядом с ним, то оба возможных исхода доставят тебе неприятности. Я не доверяю ему ни на йоту. Я скорее поверю в то, что способен поднять Эмпайер Стейт Билдинг, чем доверюсь ему.

— Исчерпывающая рекомендация. Я не хотел бы, чтобы ты написал на меня характеристику, Пат.

Он усмехнулся.

— Твоя характеристика была бы немного лучше. Все, что тебе нужно для того, чтобы достигнуть стопроцентного результата, Джемми, это перестать быть таким чертовски скромным и нейтральным. Я знаю, что вы, англичане, имеете репутацию тихонь, но ты заходишь слишком далеко. Ничего, что я говорю прямо?

— Я могу тебя остановить?

Он подавил смешок.

— Вероятно, нет. Я достаточно долго сдерживался от того, чтобы сказать тебе правду — в основном из-за одной моей прошлой ошибки, которая в свое время стоила мне пары фонарей под глазами.

— Тебе лучше продолжать и сказать мне худшее. Обещаю, что не буду пытаться тебя поколотить.

— О'кей. Должно быть, где-то внутри у тебя есть железо, иначе ты бы не смог направить Фаллона по нужному пути. Это не тот человек, которым можно легко управлять. Но что ты сделал с тех пор? Фаллон и Халстед взяли дело в свои руки, а ты отсиживаешься за пределами площадки. Ты снова выкрутил Фаллону руки, подсунув ему миссис Халстед, чего делать не стоило и что он еще припомнит. И вообще, какого черта тебе делать в этой экспедиции?

— У меня есть сумасшедшая идея, что, возможно, удастся что-нибудь сделать в связи с убийством моего брата.

— Лучше позабудь об этом, — посоветовал Пат.

— Все же я должен попробовать, — произнес я мрачно.

— Мне хотелось бы, чтобы ты осознал следующее, — сказал он. — Гатт прихлопнет тебя, как муху, и не пытайся строить на этот счет никаких иллюзий. Почему бы тебе не остановиться и не отправиться домой, Джемми, не вернуться на свою маленькую ферму? Ты уже знаешь, что не существует никакого сокровища, за которым стоило бы охотиться, а за все затерянные города Латинской Америки ты не дашь и двух центов, не так ли? Зачем тебе здесь оставаться?

— Я останусь здесь до тех пор, пока поблизости находится Гатт, — сказал я. — Он может раскрыться, и тогда у меня появится шанс до него добраться.

— Тогда тебе придется ждать до тех пор, пока ад не замерзнет. Послушай, Джемми: Гаттом теперь занимаются пятнадцать моих оперативников, и я подобрался к нему не ближе, чем вначале. Это умный негодяй, и он не совершает ошибок — по крайней мере, подобного рода. Он все время держит себя под прикрытием — это превратилось у него в инстинкт.

— Ты согласен, что его будет интересовать ход наших поисков в Кинтана Роо?

— По-видимому, да, — согласился Пат. — Он несомненно держит под контролем эту операцию.

— Значит, он должен последовать туда за нами, — сказал я. — Он ничего не добьется, оставаясь в Мехико. Если он настолько заинтересован в этом гипотетическом сокровище Уашуанока, то должен сам отправиться в Уашуанок, чтобы забрать добычу. Ты согласен с этим?

— Вполне возможно, — сказал Пат рассудительно. — Не могу себе представить, чтобы Джек, испытывая столь острый интерес, послал кого-нибудь еще — только не когда ставки, как он считает, столь высоки.

— Там он больше не будет чувствовать, что находится на своей территории, Пат. Он цивилизованный городской житель — там он окажется вне своей стихии. Насколько я знаю, Кинтана Роо похожа на Нью-Йорк примерно так же, как Марс. Он может сделать ошибку.

Пат посмотрел на меня с изумлением.

— А почему ты думаешь, что в этом от него чем-то отличаешься? Я согласен, что Гатт городской житель, но он отнюдь не цивилизованный. В то время как ты и городской и цивилизованный. Джемми, ты лондонский счетовод; в дебрях Кинтана Роо ты будешь вне своей стихии так же, как и Гатт.

— Точно, — согласился я. — Мы окажемся в равных условиях — что сейчас более чем невозможно.

Он осушил свой стакан и со стуком опустил его на стол.

— Я думаю, ты псих, — сказал он с раздражением. — В твоих словах есть какой-то извращенный здравый смысл, но все равно я думаю, что ты псих. Ты такой же чокнутый, как и Халстед. — Он посмотрел мне в глаза. — Скажи мне, ты владеешь пистолетом?

— Ни разу не пробовал, — признался я, — поэтому не знаю.

— Бог ты мой! — воскликнул он. — Что ты намерен делать, если окажешься лицом к лицу с Гаттом в одинаковых условиях, как ты это называешь? Зацеловать его до смерти?

— Я не знаю, — сказал я. — Когда придет время, будет видно. Я надеюсь, что смогу справиться с ситуацией, когда это случится.

Он с ошеломленным видом провел рукой по лицу и долгое время смотрел на меня, сохраняя молчание. Сделав глубокий вздох, он сказал мягко:

— Позволь мне обрисовать гипотетическую ситуацию. Предположим, тебе удалось отделить Джека от его телохранителей, что само по себе является довольно глупым предположением. И допустим, что вас осталось двое, пара городских пижонов, младенцы в джунглях. — Он выпрямил указательный палец. — Первое — и последнее, — что ты узнаешь, будет то, что Гатт устроил на тебя засаду с лупарой, и сразу же окажешься не в состоянии справиться с какой-нибудь ситуацией.

— Гатт уже убивал кого-нибудь своими руками? — спросил я.

— Полагаю, что да. Он прошел по всем ступеням Организации. Проходил обучение, можно сказать. В молодые годы он должен был совершить несколько убийств.

— Так значит, это было давно, — заметил я. — Может быть, он уже потерял навык.

— Ах, с тобой невозможно разговаривать, — сказал Пат сдавленным голосом. — Если бы у тебя были мозги, ты бы давно вернулся туда, откуда приехал. Я вынужден здесь находиться, по крайней мере я знаю истинное положение вещей, и мне за это платят. Но ты похож на того парня, про которого написал Киплинг: «Если бы ты сохранил свою голову, послушав, что говорят другие, тогда, может быть, и не узнал, что такое ад».

Я засмеялся.

— У тебя есть талант к пародии.

— В этом мне далеко до Фаллона, — сказал он мрачно. — Он превратил всю эту операцию в пародию на безопасность. Я использую микрофон, установленный Гаттом, чтобы скормить ему дезинформацию, а что делает Фаллон? Он устраивает целый телевизионный спектакль, черт подери! Я не удивлюсь, если, приземлившись на построенной им посадочной полосе, вы найдете там уже работающие камеры Си-Би-Эс, ведущие трансляцию по всем телевизионным каналам. Любой бездельник в Мехико находится в курсе событий. Гатту не надо было устанавливать микрофон для того, чтобы узнать о наших планах; ему всего лишь было нужно спросить об этом на первом углу.

— Тяжелая у тебя жизнь, — сказал я сочувственно, — Фаллон всегда ведет себя подобным образом?

Харрис покачал головой.

— Я не знаю, что с ним происходит. Он передал весь контроль над делами своему брату, предоставив ему полномочия поверенного. Его брат неплохой парень, но я не стал бы доверять никому, когда дело касается ста миллионов баксов. Он не думает больше ни о чем, кроме поисков этого города.

— Я не знал про это, — сказал я задумчиво. — Кажется, его беспокоит что-то еще. Порою он внезапно становится каким-то рассеянным.

— Я тоже это заметил. Что-то мучает его, но он не говорит мне, в чем здесь дело. — Казалось, Харрис испытывал глубокое возмущение от одной мысли, что есть нечто такое, чего он не знает. Он поднялся на ноги и потянулся. — Мне пора в постель — завтра предстоит много работы.

 

4

Это повторилось снова!

Сначала Шейла, а теперь Пат Харрис. Он сказал это не так грубо, как Шейла, но тем не менее он это сказал. Должно быть, мой внешний вид и манера поведения были хорошей имитацией Каспара Милкветоста — скромного конторского служащего, исправно протирающего штаны с девяти до пяти. Но я вовсе не был уверен в том, что мое внутреннее содержание не соответствует внешнему виду, и в этом заключалась моя главная проблема.

Гатт, судя по описанию Пата, был смертельно опасен. Может быть, он и не станет стрелять просто ради того, чтобы посмотреть, как упадет жертва, но если вдруг окажется, что это принесет ему какую-то выгоду, то долгих раздумий не последует.

Мнение Пата о Халстеде тоже оказалось достаточно интересным, и мне было любопытно, как много Кэтрин Халстед знает про своего мужа. Мне казалось, что она его любит — я даже был в этом уверен. Ни одна женщина в здравом уме не будет, в противном случае, терпеть такого мужчину, но может быть, я судил предвзято. Как бы то ни было, она постоянно принимает его сторону во всех спорах, которые он ведет с Фаллоном. Безупречный образчик преданной жены. Я отправился спать, думая о ней.