11

Пока Гаррисон расспрашивал Эрика Петерсена, в ложе прессы яблоку негде было упасть. Дэн Эдвардс обеспечил себе пространство, послав туда двух юнцов-репортеров и выставив их оттуда без малейших угрызений совести, когда заседание началось. Но это все равно не помогло; коллеги бурно протестовали и вскоре заняли все свободные места, Эдвардсу пришлось стенографировать в таких же невыносимых условиях, как и остальным.

Гаррисон сделал отметку в блокноте и поднял глаза.

– Итак, мы остановились на том, что доктор Макгилл вышел, сообщив свою неприятную информацию. Что происходило потом, мистер Петерсен?

Эрик Петерсен пожал плечами.

– Ну, беседовали мы еще долго. Честно говоря, не все понимали, насколько серьезна ситуация. Надо помнить, что все это свалилось на нас так неожиданно – застало врасплох, если хотите. В самом деле, если вдруг кто-то подходит к тебе и говорит: «Наступает конец света!», вам понадобится немало доказательств, чтобы поверить ему.

– Я учту ваше мнение, – сказал Гаррисон. – Не могли бы Вы рассказать, как высказались члены совета?

– Ну, мой брат утверждал, что если даже Макгилл в чем-то и прав, то не стоит сеять панику. Я поддержал его, и Мэт Хьютон, и мэр тоже. Фил Уоррик, похоже, вообще ни о чем не думал. Он только посматривал по сторонам и соглашался со всеми. Миссис Сэмсон хотела начать приготовления к эвакуации прямо там и тогда.

– Кого поддержало руководство шахты?

– Мистер Бэллард согласился с миссис Сэмсон. Мистер Квентин сказал, что об опасности и речи быть не может – он сказал, что все это блеф. Мистер Камерон, кажется, поддерживал мистера Бэлларда.

Петерсен стиснул руки перед собой.

– Вам надо понять, что любое решение относительно города должно было быть принято советом. Руководство шахты не имело права диктовать, как поступить с городом. Доктор Макгилл сказал, что непосредственной угрозы с западного склона нет, и многим казалось бессмысленным ввязываться в проект, который будет стоить городу огромных денег и времени, потраченных впустую.

– И голосов избирателей, если бы ничего не случилось, – желчно заметил Эдвардс.

– Так вот, как я сказал, беседовали мы долго, и даже начали повторяться. Наконец Мэт Хьютон высказал предложение. Он сказал, что, может быть, Макгилл и прав, но хотелось бы услышать и еще чье-то мнение. Он сказал, что надо бы обратиться в Крайстчерч за советом.

– К кому он собирался обратиться?

– В том-то и загвоздка. Он никого там не знал. Мистер Камерон посоветовал ему поговорить с кем-нибудь из Министерства лесного хозяйства – он сказал, что они могут что-нибудь знать об обвалах. Потом еще кто-то, я не помню кто, предложил Министерство гражданской защиты. Решили, что он обратится в оба. Миссис Сэмсон сказала, что надо информировать полицию, и с этим тоже согласились.

– Руководство шахты предложило что-нибудь конкретное?

– Нам предложили транспорт – грузовики и все такое. А также бульдозеры.

– Кто предложил?

Петерсен искоса посмотрел на Бэлларда. Немного поколебавшись, он ответил:

– Не помню. Наверное, мистер Камерон.

Бэллард улыбнулся.

– И что происходило дальше?

– Встреча закончилась, и мы решили собраться на следующее утро, в одиннадцать, хотя было воскресенье.

– Понятно.

Гаррисон оглядел зал.

– У кого-нибудь еще есть вопросы к мистеру Петерсену?

Смитерс поднял руку.

– Я представляю Министерство гражданской защиты. Кто звонил представителям Министерства?

– Мне об этом неизвестно.

– Почему?

– Я говорил после встречи с Мэттом Хьютоном. У него были кое-какие сомнения. Он сказал, что сделает так, как он обычно поступает в таких случаях. Он сказал, что подумает об этом.

– А полиция – ее поставили в известность?

– Это было не так просто. Артура Пая не было на месте; он был внизу, в долине, расследовал дело о пропаже овец.

– Кто такой Артур Пай?

– Наш полицейский. Ведь Хукахоронуи – маленькое местечко, здесь одного полицейского вполне достаточно.

– Не хотите ли Вы сказать, что, обсуждая необходимость поставить полицию в известность, Вы имели в виду проинформировать Артура Пая? – спросил Смитерс с недоверием.

– Ну, он бы знал, что сообщить своему начальству, – заметил Петерсен в свое оправдание.

– Значит никто за пределами Хукахоронуи не знал об опасности?

– Думаю, что так.

– И в самом Хукахоронуи о происходящем знала лишь небольшая кучка посвященных.

– Да, сэр.

Смитерс заглянул в блокнот.

– Вы сказали, что когда решили выслушать мнение другого эксперта по поводу прогноза Макгилла, то не знали, к кому обратиться.

Он поднял голову и посмотрел на Петерсена с явным недоверием.

– Неужели никто в совете не читал инструкции, присланные из моего Министерства?

– Мы получаем очень много бумаг от правительства.

Петерсен пожал плечами.

– Я не могу сам читать все.

– Очевидно, никто из совета не читал их.

Смитерс глубоко вздохнул.

– Мистер Петерсен, вы – член совета и ответственное лицо. Не кажется ли Вам, что ваша община явно не подготовлена к катастрофам и кризисам? Я имею в виду не только обвалы – мы живем в стране, чреватой землетрясениями, почему и было создано Министерство гражданской защиты.

– Могу я возразить? – быстро среагировал Лайалл.

Гаррисон взглянул на него, оторвавшись от записей.

– Ваше возражение?

– Мне хотелось бы подчеркнуть, что город Хукахоронуи возник сравнительно недавно, и его население состоит из недавно поселившихся в долине. В этой ситуации община, естественно, не столь едина, как община с давней историей.

– Это ваше возражение, мистер Лайалл? Кажется, Вы отвечаете за свидетеля.

– Мистер председатель, мое возражение заключается в том, что мистеру Смитерсу неправомерно задавать столь многозначные вопросы мистеру Петерсену. Он берет на себя функции Комиссии, а только она одна обладает правом решать, имеет ли его вопрос отношение к действительным причинам катастрофы.

– Не совсем к месту, но все же стоит принять во внимание, – заключил Гаррисон. – Призываю Вас к корректности. Мистер Смитерс, Ваш последний вопрос признается неправомерным. Есть ли у Вас другие вопросы?

– Таких, на которые мог бы ответить этот свидетель, нет, – коротко ответил Смитерс.

– Тогда Вы можете вернуться на свое место, мистер Петерсен, и будьте готовы к тому, что мы Вас вызовем снова.

С заметным облегчением Петерсен покинул свидетельское кресло, и Гаррисон нагнулся вперед что-то сказать Риду. Потом он выпрямился и сказал:

– Мистер Камерон, инженер горнодобывающей компании Хукахоронуи, уже много месяцев находится в госпитале из-за ран, полученных в результате катастрофы. Однако он уведомил Комиссию о том, что чувствует себя нормально и может давать показания; сейчас он находится здесь. Не могли бы пройти сюда, мистер Камерон?

В зале возник шум, пока Камерон пробирался к трибуне, тяжело опираясь на руку сопровождающего из госпиталя. Он сильно сбавил в весе и теперь выглядел почти истощенным; его щеки впали, а ярко-рыжие волосы после катастрофы стали почти седыми. Он выглядел стариком.

Он занял свидетельское кресло, его спутник сел рядом. Рид спросил:

– Как Ваше полное имя?

– Джозеф Макнил Камерон.

– Ваша профессия, мистер Камерон?

– Я был горным инженером, – ответил Камерон, – работал на горнодобывающую компанию Хукахоронуи в тот период, который сейчас интересует Комиссию.

Он говорил твердо, но медленно.

– Мистер Камерон, – сказал Гаррисон, – как только Вы почувствуете, что не можете продолжать, пожалуйста, сразу скажите нам об этом.

– Благодарю Вас, мистер председатель.

– Я так понял, что Вы собираетесь дать показания о событиях вечера того дня, когда произошла встреча с советом. То есть о субботнем вечере, не так ли?

– Да, сэр, – ответил Камерон. – В тот вечер в отеле «Д'Аршиак» давали званый обед с балом. Я пригласил мистера Бэлларда и доктора Макгилла пойти со мной. Со мной была также моя дочь, Стейси – она приехала из Штатов на каникулы и должна была возвращаться назад на следующей неделе. За обедом все общались, и именно тогда я узнал, что, несмотря на наше решение, мэр еще никуда не звонил. Все это, вместе с новыми и самыми тревожными сообщениями от доктора Макгилла, очень нас встревожило.

– Нельзя ли рассказать об этом подробнее? – попросил Гаррисон.

– Почему же, можно. Мы только сели за стол...

Макгилл изучал меню.

– Колониальный гусь, – сказал он. – Звучит аппетитно.

Бэллард хмыкнул.

– Не думай, что тебе принесут дичь.

– Я тоже хотела заказать его, – сказала Стейси Камерон. Это была высокая, смуглая и гибкая девушка с типично американскими манерами. Макгилл окинул ее взглядом знатока и определил как длинноногую американскую красотку калифорнийской разновидности.

Она спросила:

– Если это не птица, тогда что?

– Техасский соловей тоже не птица, милая, – сказал Камерон. – Это осел. В Новой Зеландии тоже есть такие шутки.

Стейси ужаснулась.

– Ты хочешь сказать, что это лошадиное мясо?

– Нет, – вмешался Бэллард. – Это молодой боров с начинкой.

– Теперь я запутался, – пожаловался Макгилл. – Что такое боров?

– Нечто среднее между барашком и ягненком. В Новой Зеландии – миллионы овец и почти столько же рецептов их приготовления. Колониальный гусь, конечно, колониальная шутка, но неплохая.

– Ловушка для неосторожного туриста, – резюмировал Макгилл. – Кстати, о туристах. Когда ты возвращаешься в Штаты, Стейси?

– Через десять дней, – вздохнув, ответила она.

– Я все пытаюсь уговорить ее остаться, – поделился Камерон.

– Почему бы и нет? – спросил ее Бэллард.

– Я бы очень хотела, – с сожалением сказала она. – Только чтобы присматривать за этим сумасшедшим.

Она наклонилась и погладила отца по руке.

– Но мой босс в Сан-Франциско очень от меня зависит – я не хочу подводить его.

Камерон заметил:

– Незаменимых людей нет. Когда закончится твой контракт?

Она задумалась.

– Наверное, через шесть месяцев.

– И ты подумаешь о моем предложении?

– Конечно, подумаю, – сказала она. – Обязательно.

За обедом Камерон делился трудностями, с которыми им пришлось встретиться, открывая шахту.

– В основном проблемы были с людьми. Сначала особого энтузиазма не чувствовалось. Все были как-то устроены и не хотели никаких перемен. Все, кроме старика Петерсена, конечно.

– Да, чтобы не забыть, – сказал Макгилл. – Кто такие Петерсены? И сколько их здесь, Бога ради?

– Три брата, – ответил Бэллард. – Джон, Эрик и Чарли. Старик умер в прошлом году.

Камерон сказал:

– У Джона есть мозги, у Эрика – энергия, у Чарли – мускулы и кое-что еще весьма ценное. Если бы у крошки Чарли мозгов было бы вдвое больше, чем сейчас, то и тогда я назвал бы его слабоумным. Петерсены владеют супермаркетом и бензозаправкой, половина отеля принадлежит им, пара ферм и все в таком духе. Чарли хотел сделать из Хука лыжный курорт, но понял, что это не так то просто; а братья считают, что пока не время этим заниматься. Старый Петерсен был дальновиден, а его парни продолжают его дело.

– Ты забыл Лиз, – сказала Стейси. – Она здесь – через четыре стола от нас.

Бэллард повернул голову. С тех пор как он вернулся в долину, он еще не видел Лиз, она для него была все еще хрупкой, худенькой девчонкой с косичками в разные стороны и тощими коленками. То, что представилось его взору сейчас, заставило Бэлларда затаить дыхание.

Лиз Петерсен была потрясающе красива – той редкой красотой, которая не нуждается в хитростях косметики. Ее красота заключалась в сиянии молодости и отменного здоровья, в плавных и гармоничных движениях тела. Она была красива, как бывает красиво молодое животное, и в ней чувствовалась бессознательная уверенность в себе, какую можно увидеть в скакуне хороших кровей или охотничьей собаке редкой породы.

– Боже мой, – воскликнул он. – Да она выросла.

Камерон усмехнулся.

– Это иногда случается.

– Почему я ее до сих пор не видел?

– Она уезжала на Северный остров; и только вернулась на этой неделе, – ответил Камерон. – Она обедала у нас в понедельник. На Стейси она произвела большое впечатление, а это случается весьма нечасто.

– Мне нравится Лиз, – сказала Стейси. – Она очень независима.

Бэллард задумчиво рассматривал тарелку.

– Кто-нибудь из Петерсенов женат?

– Джон, а Эрик помолвлен.

– А Чарли?

– Нет, пока ему не приходилось, но, насколько я знаю, раз или два он пытался это сделать. Что касается Лиз, она бы давно уже была замужем, если бы Чарли не имел привычки отпугивать ее поклонников. Он трясется над сестрой, как наседка над цыплятами.

Макгилл сказал:

– Петерсены тебя не любят, Йен. В чем они тебя обвиняли сегодня утром?

– Давняя ссора, – коротко ответил Йен. Он посмотрел на Камерона. – Ты ведь знаешь, Джо?

– Слышал, – откликнулся Камерон. – Что-то про Бэллардов, которые надули Петерсенов с шахтой.

– Так утверждают Петерсены, – согласился Бэллард. – Не Джон – тот парень разумный, но Эрик пытается представить это по-своему. На самом деле мой отец поссорился с дедом и эмигрировал в Новую Зеландию. Хотя он и порвал с семьей, но все-таки остался Бэллардом настолько, чтобы заинтересоваться золотом, которое нашел на своей земле. Он понимал, что нет смысла заниматься серьезными разработками, тогдашняя цена на золото была бросовая, но когда он написал завещание перед тем, как уйти в армию, он оставил землю моей матери, а права на добычу полезных ископаемых – моему деду.

– Несмотря на то, что они поссорились? – спросил Макгилл.

– Он был Бэллардом. Что бы мама делала с этими правами? Так или иначе, когда он умер, моей матери пришлось продать землю – сама управлять ею она бы не смогла. Большую часть – то есть западный склон – она продала старому Петерсену, который не позаботился проверить, есть ли у него эти права. Я не знаю, пробовал ли он это проверить, но когда мой дед купил у матери оставшуюся землю – кусочек у подножия склона – и начал добычу золота не только там, но и на участке Петерсена, тут-то все и началось. В чем только они друг друга не обвиняли! Петерсены всегда были уверены, что стали жертвой хорошо организованного заговора Бэллардов. На самом деле ничего подобного, разумеется, не было, но так как я – Бэллард, они считают, что я здесь замешан.

– В том, что ты рассказываешь, нет ничего плохого, – сказал Камерон. – Но все равно, я не удивляюсь, что Петерсены злы на тебя.

– Я не могу понять, почему, – ответил Бэллард. – Единственные, кому шахта приносит прибыль, – Петерсены; шахта сделала долину процветающей и Петерсенам остается только снимать пенки. Уж во всяком случае Бэлларды не получают прибыли. Ты видел цифры бюджета, Джо, и знаешь, что компания только начинает окупать затраты.

Он покачал головой.

– Я не знаю, что будет, если нам придется устанавливать дорогостоящую защиту от обвалов. Весь день я пытаюсь связаться с Кроуэллом, но его нет на месте.

– Кто он такой? – спросил Макгилл.

– Председатель компании. Живет в Окленде.

– Я тут думал о защите от обвалов, – в раздумье сказал Макгилл. – И приготовил кое-какие цифры для тебя, Джо. Когда будешь проектировать защитный навес над главным входом шахты, учитывай давление в десять тонн на квадратный фут.

Камерон вздрогнул.

– Так много? – недоверчиво спросил он.

– Я говорил с людьми, которые помнят обвал 1943-го года. Судя по всему, это был оползень снегового давления, и точно такой же был в 1912-м, если верить Тури Баку. И следующий будет таким же.

– Снеговое давление! Это еще что?

– Сейчас некогда читать лекции по динамике обвалов. Все, что вам надо знать, – это то, что он движется очень быстро и может все смести на своем пути.

Бэллард сказал:

– Обвал 1943-го года превратил сотни акров высокого леса в дрова.

Камерон отложил вилку.

– Теперь я понимаю, почему вы так беспокоитесь о городе.

– Хотел бы я, чтобы этот сраный совет беспокоился так же, как я, – уныло заметил Макгилл.

Камерон посмотрел вверх.

– Вон идет Мэтт Хьютон. Может быть, если Вы расскажете ему, то что сейчас рассказали мне, это напугает его так же, как и меня.

Когда Хьютон подошел, лучась лысым черепом, Камерон пододвинул ему стул.

– Садись, Мэтт. Что говорят люди из Гражданской защиты?

Хьютон тяжело опустился на стул.

– У меня пока не было времени поговорить с ними. Мы устанавливали знаки на склоне; их смастерили скауты Бобби Фоусетта, и завтра они закончат их расставлять. У тебя найдутся какие-нибудь столбики, Джо?

– Конечно, – сказал Камерон, но его голос звучал неуверенно. Он смотрел на Макгилла.

Бэллард нагнулся вперед.

– Что ты имеешь в виду, Мэтт, – пока не было времени? Я думал, мы договорились...

Хьютон взмахнул рукой.

– Сегодня суббота, Йен, – сказал он спокойно, потом пожал плечами. – А завтра будет воскресенье. По всей видимости, мы не сможем дозвониться до них до понедельника.

Бэллард выглядел растерянным.

– Мэтт, неужели ты в самом деле считаешь, что Министерство гражданской Обороны закрыт по выходным дням? Все, что тебе нужно сделать, это снять телефонную трубку.

– Успокойся, Йен. У меня достаточно проблем с Петерсенами. Чарли занял телефонную линию, чтобы никто не помешал ему гулять – или кататься на лыжах – на своей земле.

– Боже мой! Он сошел с ума?

Хыотон вздохнул.

– Ты знаешь Чарли. Он все такой же феодал, терпеть не может, чтобы ему мешали.

– Какое, черт возьми, я имею отношение к продаже и покупке прав на полезные ископаемые? Я тогда был еще ребенком.

– Не в этом дело; тут другое. Ты же знаешь, Чарли был близнецом Алека.

– Но это случилось почти двадцать пять лет назад.

– Память, Йен, память.

Хьютон потер подбородок.

– Помнишь, ты рассказывал о своей практике – Иоганнесбург и Гарвард. Эрик, похоже, не собирался верить тебе.

– Так он считает меня не только трусом, но и лгуном, – с горечью сказал Бэллард. – Что же, как ему кажется, нужно для того, чтобы управлять такой компанией, как эта?

– Он упоминал по богатого дедушку, – осторожно сказал Хьютон.

Взгляд Бэлларда заставил его опустить глаза. Бэллард сказал:

– Я жду звонка от старого Кроуэлла. Можете поговорить с ним, если хотите убедиться в моих профессиональных качествах.

В голосе его звучал лед.

– Успокойся – я верю тебе. Ты много сделал в своей жизни, и это самое главное.

– Нет, не самое главное, Мэтт. Самое главное – этот чертов снег на склоне над городом, и я не хочу, чтобы полузабытое прошлое становилось на пути. Я уверен, что поступаю правильно, и если Петерсены встанут на моем пути, я не стану их обходить – просто пойду по ним. Я раздавлю их.

Хьютон удивленно посмотрел на него.

– Боже, а ты изменился!

– Тури Бак сказал то же, я повзрослел, – устало сказал Бэллард.

За столом наступило неловкое молчание. Макгилл, тихо наблюдавший за происходящим, сказал:

– Я не знаю, кто из вас прав, мистер Хьютон, но скажу Вам вот что. Ситуация сейчас гораздо серьезнее, чем когда я выступал перед вами сегодня утром. Я сделал еще несколько проб на склоне, и угроза становится все реальнее. Я также говорил с людьми о предыдущих обвалах, и только что предупредил мистера Камерона, чтобы тот приготовился к действительно сильному давлению на шахту. Мне надо сказать вам, что то же самое относится и к городу.

Хьютон выглядел оскорбленным.

– Какого черта, Вы не сказали это сегодня утром, а разводили наукообразную бредятину? Утром Вы сказали, что существует потенциальная угроза.

Теперь разозлился Макгилл.

– Иногда я спрашиваю себя, говорим ли мы на одном языке, – ответил он. – Потенциальная угроза все еще остается и останется, пока что-нибудь не произойдет, и тогда уже будет поздно, черт побери, что-нибудь делать. Что вы от меня хотите? Чтобы я залез на склон и начал пробовать сдвинуть лавину, чтобы вам что-то доказать?

Бэллард сказал:

– Возвращайтесь к вашему совету и скажите им, чтобы они прекратили заниматься политикой. И передайте от меня Петерсенам, что за мертвых никто не голосует. – В его голосе звучала сталь. – Можете также сказать им, что если они не предпримут ничего существенного к завтрашнему полудню, я соберу народ на митинг и предоставлю людям решать самим.

– И позвоните в Гражданскую Защиту как можно скорее, – добавил Макгилл.

Хьютон глубоко вздохнул и поднялся. Его лицо покраснело и блестело от пота.

– Я сделаю все, что смогу, – сказал он и вышел.

Бэллард проводил его взглядом.

– По-моему, сейчас самое время выпить.

 

12

– И мистер Бэллард действительно много пил в тот вечер? – спросил Лайалл.

Камерон на мгновение поджал губы.

– Не больше, чем обычно, – с легкостью сказал он. – Вспомните, это был званый обед. К примеру, он выпил гораздо меньше меня. – И добавил, подумав: – И гораздо меньше из многих присутствующих здесь.

Лайалл быстро вмешался:

– Я вынужден протестовать. Свидетель не должен позволять себе столь грубые выпады.

Гаррисон безуспешно старался спрятать улыбку.

– Мне кажется, что мистер Камерон просто-напросто боится, чтобы мистера Бэлларда не обвинили в алкоголизме. Не так ли, мистер Камерон?

– Это была вечеринка в маленьком городке, – ответил Камерон. – Разумеется, не обошлось без выпивки. Некоторые парни с шахты хорошо поддали. Ребята из города – тоже. У меня у самого к концу вечера язык немного заплетался. Но мистер Бэллард был трезв, как стеклышко. Я вообще не думаю, что он любит выпить. Так, совсем немного.

– Я думаю, это вполне исчерпывающий ответ, мистер Лайалл. Продолжайте, мистер Камерон.

– Так вот, тогда вечером, в половине двенадцатого, мистер Бэллард снова поинтересовался у мэра, звонил ли от куда-нибудь – в Гражданскую Защиту или еще куда, и Хьютон ответил, что не звонил. Он сказал, что несколько часов ничего не решают и что не хотел бы выставлять себя идиотом, звонить посреди ночи какому-нибудь охраннику и задавать ему дурацкие вопросы.

Гаррисон покосился на Бэлларда.

– Мистер Камерон, было бы неправомерно спрашивать Вас, почему в таком случае мистер Бэллард не позвонил сам. Мистер Бэллард здесь и может ответить сам, в чем я не сомневаюсь. Но, если дело было таким срочным, почему Вы не позвонили сами?

Камерон, казалось, растерялся.

– Нам объяснили достаточно выразительно, чтобы мы не совались в дела городских властей. И к тому времени мы считали, что всех обзвонили. И когда это выяснилось, мы подумали, что вероятность застать кого-нибудь знающего в Министерстве гражданской обороны, кто смог бы ответить на все наши вопросы, очень мала. К тому же мистер Бэллард все еще не потерял надежду сотрудничать с советом, и если бы он позвонил сам, они могли бы подумать, что он решил их обойти в деле, которое могут решить только городские власти. Отношения между шахтой и городом могли бы быть основательно испорченны.

– А как к этому отнесся доктор Макгилл?

– Тогда его не было с нами; он проверял погодные условия. Но позже он сказал, что мистер Бэллард – круглый дурак.

Камерон потер щеку.

– Он сказал, что я тоже круглый дурак.

– Похоже, что доктор Макгилл – единственный, кого не в чем упрекнуть в этой ситуации, – резюмировал Гаррисон. – Похоже, что каждый находит оправдания, которые просто несерьезны на фоне возможной катастрофы.

– Вы правы, – искренне заметил Камерон. – Но доктор Макгилл был единственным, кто мог оценить размеры беды, стоявшей перед нами. Когда он посоветовал мне приготовиться ко внезапному давлению в десять тонн на квадратный фут, я подумал, что он немного переборщил. Я согласился со всеми доводами, но в глубине души не очень-то ему поверил. Мне казалось, что мистер Бэллард подумал так же, а в технике мы разбираемся.

– И то, что члены совета к технике отношения не имели, может оправдать их медлительность.

– Нет, – сумрачно ответил Камерон. – Все мы в большей или меньшей степени виноваты. Это не извиняет наше поведение, но помогает объяснить его.

Гаррисон долго молчал, затем произнес мягко:

– Я принимаю это, мистер Камерон. Что было дальше?

– Мистер Бэллард и я остались за столом, беседовали и потягивали напитки. Если мистер Бэллард и пил той ночью, то именно тогда. Он не выпил и двух бокалов к тому времени.

Камерон какое-то время беседовал с Бэллардом, минут двадцать, затем к ним присоединилась Стейси Камерон. Бэллард прислушался к звукам из танцевального зала; было уже поздно, и зажигательные мелодии рока сменились наверху тихим шарканьем танцующих ног.

– Потанцуем? – предложил он.

Стейси поморщилась.

– Спасибо, конечно, но не стоит. У меня уже ноги отваливаются от этих танцев.

Она села рядом и положила ногу на ногу, затем посмотрела на него.

– Лиз Петерсен интересовалась, не думаешь ли ты, что у нее оспа?

Он моргнул.

– Что?!

– Кажется, она считает, что ты игнорируешь ее. Похоже, так оно и есть.

Бэллард улыбнулся.

– Я просто не помнил о ее существовании до сегодняшнего вечера.

– Ну, теперь-то ты знаешь, что она существует. Почему бы тебе не пригласить ее потанцевать? Сейчас она как раз не танцует.

Бэллард остолбенел, но потом решился.

– Конечно, ради Бога, почему бы и нет?

Он опустошил бокал и почувствовал, как его содержимое сразу обожгло желудок.

– Я закружу ее.

Он отправился в сторону танцевального зала.

– Ты с ума сошла? – поинтересовался Камерон. – Разве тебе неизвестно, что Бэлларды дружат с Петерсенами, как Монтекки с Капулетти? Ты что, хочешь начать войну?

– Но когда-нибудь им надо нормально выслушать друг друга, – ответила Стейси. – Хука не такой большой город, чтобы можно было вечно игнорировать друг друга.

На лице Камерона было сомнение.

– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.

– Папа, почему тут все время говорят про обвал?

– Какой обвал?

– Не разговаривай со мной, как с дурочкой, – сказала Стейси. – Обвал, который вы обсуждали за обедом.

– А, этот! – ответил Камерон с наигранным удивлением. – Ничего серьезного. Просто Макгилл просит нас принять кое-какие предосторожности.

– Предосторожности, – задумчиво произнесла она. – Йен так вцепился в Хьютона, что я заподозрила здесь что-то другое. – Она отвела взгляд от отца. – А вот и Майк идет. Как погода, Майк?

– Собирается сильный снегопад.

Макгилл бросил взгляд на часы.

– Почти полночь. Сколько они еще будут веселиться?

– Ровно в полночь все закончится, – заявил Камерон. – Эти новозеландцы – ребята очень религиозные. Никаких танцулек в воскресенье.

Макгилл кивнул.

– Я не отказался бы сейчас вздремнуть. – Он потянулся. – Что там говорят эти деятели из гражданской обороны?

– Хьютон не звонил.

– Не звонил! – Макгилл схватил Камерона за плечо. – Чем вы вообще занимались? Йен пробовал дозвониться?

Камерон покачал головой.

– Тогда он самый настоящий осел, как и ты. Где телефон?

– Один в вестибюле, – ответил Камерон. – Послушай, Майк, в это время там не будет никого, кто сможет тебе что-нибудь ответить.

– Какого дьявола – ответить! – воскликнул Макгилл. – Я собираюсь сказать им. Я собираюсь поднять тревогу.

Он быстро пошел прочь в сопровождении Камерона. Проходя мимо танцевального зала, они услышали крики и гул. Макгилл присмотрелся и увидел Чарли Петерсена, который держал руку на плече Бэлларда.

– Этого нам еще не хватало, – с отвращением сказал он. – Пойдем, Джо, – и он двинулся через зал к ним.

Бэллард продолжал танцевать с Лиз Петерсен, когда почувствовал на своем плече увесистую лапищу Чарли. Лицо Чарли лоснилось от пота, а глаза покраснели. Он хрипло прошептал ему, обдав алкогольными парами:

– Не трогай мою сестру, Бэллард.

Лиз вспыхнула.

– Чарли, я тебе уже говорила...

– Заткнись!

Его лапа крепко стиснула плечо Бэлларда.

– Если еще раз застану тебя с ней, на тебе живого места не останется.

– Убери руку, – сказал Бэллард.

Свирепость Чарли отчасти испарилась, и он насмешливо ухмыльнулся.

– Убери сам – если сможешь.

Его пальцы злобно сдавливали руку Бэлларда.

– Прекрати, – сказала Лиз. – С каждым днем ты все больше сходишь с ума.

Чарли не обратил никакого внимания и продолжал давить Бэлларда.

– Так что же? Мамочка тебя не заругает – ее здесь нет.

Казалось, Бэллард готов был сдаться. Но вдруг резко взмахнул руками, сильно ударив Чарли по локтю и таким образом освободившись от его хватки.

Чарли подался вперед, но Камерон схватил его за руку и завел за спину. Это было сделано очень ловко, и было ясно, что в классической борьбе Камерон явно не был новичком.

– Прекращайте, – сказал Макгилл. – Это все-таки зал для танцев, а не боксерский ринг.

Чарли снова подался вперед, но Макгилл уперся рукой ему в грудь и оттолкнул назад.

– Ладно, – сказал Чарли. – Встречу тебя на улице, когда дружки не прибегут помогать тебе.

– Боже, ты как мальчишка, – удивился Макгилл.

– Я ему покажу, – пригрозил Чарли.

Вдали послышался чей-то голос.

– Мистер Бэллард здесь? Его к телефону.

Макгилл кивнул Бэлларду.

– Подойди к телефону.

Бэллард натянул на плечи помятый пиджак и коротко кивнул в ответ. Он прошел мимо Чарли, совершенно не замечая того. Чарли дернулся, пытаясь освободиться от крепко держащего его Камерона, и прокричал:

– Ты не изменился, подонок. Все так же трусливо сматываешься.

– Что здесь происходит? – спросил кто-то.

Макгилл повернулся и обнаружил рядом Эрика Петерсена. Он снял руку с груди Чарли и ответил:

– Твой братишка немного не в себе.

Эрик взглянул на Лиз.

– Что случилось?

– То же, что случается каждый раз, когда я подхожу слишком близко к мужчине, – устало ответила она. – Но в этот раз было еще хуже, чем обычно.

Эрик холодно сказал Чарли:

– Я тебя об этом уже предупреждал.

Чарли вырвал руку из захвата Камерона.

– Но это же был Бэллард! – взмолился он. – Это был Бэллард.

Эрик нахмурился.

– А! – Но потом добавил: – Мне безразлично, кто это был. Ты больше не будешь устраивать таких сцен.

Он помедлил.

– Не на публике.

Макгилл перехватил взгляд Камерона, и они двинулись в сторону вестибюля, у стойки портье они нашли Бэлларда. Портье показывал ему направление.

– Телефон вон там.

– От кого ты ждешь звонка? – спросил Макгилл.

– От Кроуэлла, если повезет.

– Когда закончишь, мне надо позвонить в Крайстчерч.

Макгилл повернулся к портье.

– У Вас есть телефонный справочник Крайстчерча?

Бэллард снял телефонную трубку и набрал номер, пока Макгилл листал справочник.

– Говорит Бэллард.

Раздраженный голос произнес:

– Тут у меня полдюжины телефонных сообщений для тебя. Я только что вошел, поэтому сразу сообщаю тебе.

– Спасибо, – мрачно сказал Бэллард. – У нас здесь скверная история. Есть основания полагать, что шахта – и город – под угрозой разрушения, вероятен обвал.

Наступила полная тишина, прерываемая только мелодиями из танцевального зала. Наконец, Кроуэлл сказал:

– Что?!

– Обвал, – повторил Бэллард. – Могут быть трагические последствия.

– Ты серьезно?

Бэллард заткнул пальцем другое ухо, чтобы музыка из зала не мешала ему.

– Разумеется, серьезно. С такими вещами не шутят. Я прошу Вас связаться с Министерством гражданской защиты и поставить их в известность. Скоро нам может понадобится помощь.

– Но я не понимаю, – тупо сказал Кроуэлл.

– Вам и не нужно понимать, – парировал Бэллард. – Просто скажите им, что город Хукахоронуи может быть снесен с лица земли.

Макгилл отметил ногтем строчку в телефонном справочнике. Он увидел, как кто-то бежит в их сторону со стороны зала, и узнал Чарли Петерсена, подбегающего тем временем к Бэлларду. Он уронил справочник и устремился к ним.

Чарли схватил Бэлларда за плечо, и тот закричал:

– Какого черта?..

– Я разорву тебя пополам, – сказал Чарли.

В их криках потонул мягкий раскат далекого грома. Бэллард оттолкнул Чарли, но ему мешала телефонная трубка в руках. Она упала, и в качающемся динамике раздался квакающий голос Кроуэлла в Окленде. Макгилл обхватил Чарли и стал оттаскивать его в сторону.

Бэллард, тяжело дыша, приложил трубку снова к уху. Кроуэлл говорил:

– ...происходит там? Ты меня слышишь, Бэллард? Что?..

Линия выключилась.

Макгилл скрутил Чарли и отправил его в нокдаун сильным ударом в челюсть, как раз, когда погас весь свет.

 

13

– После того, как погас свет, начался кавардак, – сказал Камерон.

Он вполоборота повернулся в кресле и что-то тихо сказал своему спутнику. Тот поднялся, чтобы наполнить стакан водой, и когда Камерон его брал, его рука дрожала.

Гаррисон внимательно наблюдал за его действиями.

– Вы уже достаточно долго даете показания, мистер Камерон, и мне кажется, Вы можете отдохнуть какое-то время. Поскольку мы проводим опрос свидетелей в хронологическом порядке, следующим выступит, естественно, мистер Кроуэлл. Благодарю Вас, мистер Камерон.

– Спасибо, сэр.

Камерон встал, бережно поддерживаемый своим спутником, и медленно заковылял по залу. Лицо его исказилось от боли.

– Мистер Кроуэлл, не могли бы Вы подняться со своего места сюда? – спросил Рид.

Невысокий коренастый мужчина поднялся со своего места и неуверенно направился к трибуне. Усевшись, он повернул голову, чтобы встретиться взглядом с Рикменом, который ободряюще кивнул ему.

Рид спросил:

– Ваше полное имя?

Кроуэлл нервно облизнул губы и кашлянул.

– Генри Джеймс Кроуэлл.

– Ваша профессия, мистер Кроуэлл?

– Я председатель нескольких компаний, в том числе и горнодобывающей компании Хукахоронуи.

Гаррисон спросил:

– Вы являетесь пайщиком этой компании?

– Да, у меня есть небольшое число акций.

– Мистер Бэллард был директором этой компании, не правда ли?

– Да.

– В чем заключались его обязанности?

Кроуэлл нахмурился.

– Я не понял вопроса.

– Какие обязанности были у мистера Бэлларда?

– Самые обычные директорские обязанности – действовать в интересах компании под руководством совета директоров.

– Который возглавляли Вы?

– Да.

– Вы выслушали показания по поводу вашего телефонного звонка мистеру Бэлларду. Вы в самом деле звонили ему?

– Да.

– Зачем?

– Меня не было в городе, и я вернулся только поздно вечером в субботу. Мой секретарь дал мне список сообщений от мистера Бэлларда, чтобы я перезвонил ему. Я понял, что дело неотложное, поэтому немедленно позвонил ему.

– И что он ответил?

– Он что-то говорил про обвал. Я почти ничего не понял – говорил он очень невнятно.

– Вы не просили его объяснить подробнее?

– Просил.

Кроуэлл сжал руки.

– На том конце провода было слишком шумно – музыка и всякое такое. Я не смог все разобрать.

Гаррисон задумчиво смотрел на него, затем повернулся в сторону.

– Да, мистер Смитерс?

– Может ли свидетель уточнить, просил ли его мистер Бэллард связаться с Министерством гражданской обороны и предупредить о надвигающейся катастрофе в Хукахоронуи?

Гаррисон перевел взгляд на Кроуэлла, который заерзал в кресле.

– Он упоминал что-то в этом роде, но было слишком много помех на линии. Шум и крики.

Он помолчал.

– Потом линия отключилась.

– Что Вы сделали потом? – спросил Гаррисон.

– Посоветовался с женой.

Зал внезапно ожил. Гаррисон строго постучал молотком.

– Так Вы связались с Министерством гражданской обороны?

Кроуэлл, казалось, колебался.

– Нет, сэр.

– Почему нет?

– Я подумал, что меня разыгрывают. Эта музыка и шум на том конце провода... ну, я и решил...

Его голос смолк.

– Так Вы подумали, что мистер Бэллард Вас разыгрывает? – поинтересовался Гаррисон.

Лайалл и Рикмен подняли руки одновременно. Гаррисон кивнул Рикмену.

– Вы подумали, что мистер Бэллард пьян? – спросил Рикмен.

Лайалл ухмыльнулся и опустил руку.

– Подумал.

– Когда Вы сказали, что мистер Бэллард невнятно объяснялся, Вы ведь это имели в виду, не так ли?

– Да, – ответил Кроуэлл.

И благодарно улыбнулся Рикмену.

– Вы не имеете права подсказывать свидетелю ответы, – мягко сказал Рикмен.

– Прошу прощения, мистер председатель.

Рикмен поощрительно улыбнулся Кроуэллу.

– Кто назначил мистера Бэлларда директором компании?

– Указание пришло из Лондона – согласно решению большинства акционеров.

– Значит, к этому назначению Вы не имеете никакого отношения. Можно ли сказать, что кандидатуру мистера Бэлларда Вам навязали?

– Как владельцу немногих акций, мне не приходилось особенно возражать.

– Если бы Вы имели решающий голос, кого бы Вы рекомендовали на эту должность?

– Мистера Доббса, инженера шахты.

– Который погиб.

Кроуэлл наклонил голову и ничего не сказал.

– У меня все, – сказал Рикмен.

– Что Вы подумали о мистере Бэлларде, когда впервые встретили его? – спросил Гаррисон.

Кроуэлл пожал плечами.

– Подумал, что он достаточно самостоятельный молодой человек, правда, может быть, слишком молодой для такой работы.

– Показалось ли Вам, что он расположен к выпивке и розыгрышам?

– Тогда он не производил такого впечатления.

– А когда?

– Тем вечером, мистер председатель.

Гаррисон вздохнул, раздраженный закоренелой тупостью Кроуэлла.

– Но мы заслушали показания, что мистер Бэллард не был пьян и не собирался кого-либо разыгрывать. Почему же Вы не поверили ему, что он Вам говорил?

Кроуэлл горестно покрутил головой и посмотрел в сторону Рикмена, который сделал вид, что читает важную бумагу.

– Я не знаю, просто он так говорил.

– Тут было высказано предположение, что мистер Бэллард был Вам навязан. – Гаррисон произнес «навязан» с неприязненной интонацией. – После его назначения Вам приходилось кому-нибудь жаловаться на его деятельность?

– Нет.

Гаррисон медленно покачал головой, глядя неприязненно на свидетеля.

– Очень хорошо. Больше вопросов у меня нет.

Он взглянул с трибуны вниз.

– Да, мистер Бэллард.

– У меня есть вопросы.

– Я вижу, что у Вас все еще нет юридического представителя. Вы считаете, это разумно? Наверное, Вам приходилось слышать поговорку: «Защищающий себя сам – легкая добыча для хорошего юриста».

Бэллард улыбнулся.

– Она годится в обычном суде, а Вы, мистер председатель, не раз повторяли, что у нас совсем не судебное разбирательство. Я считаю, что имею право задавать вопросы свидетелю самостоятельно.

Гаррисон кивнул.

– Очень хорошо, мистер Бэллард.

Бэллард посмотрел на Кроуэлла.

– Мистер Кроуэлл, две недели спустя после катастрофы правление освободило меня от занимаемой должности. Почему?

Взметнулась рука Рикмена.

– Протестую! То, что произошло две недели спустя, не имеет никакого отношения к нашему расследованию.

– Мистер Рикмен возражает по существу.

– Я в самом деле не думаю, что имеет.

Бэллард встал.

– Могу я с Вами не согласиться?

– Конечно.

Бэллард достал блокнот.

– Я записал то, что Вы говорили в начале заседания. Вы поставили условие, что данные здесь показания не будут использованы в последующих судебных разбирательствах Мне кажется, что это расследование – единственное возможное открытое слушание.

Он перевернул страницу.

– Во второй день Макгилл сказал, что количество смертных случаев в результате катастрофы было больше чем могло бы быть. Возражение против этого заявления Вы отклонили на том основании, что это не судебное разбирательство, и Вы также можете контролировать данное слушание самостоятельно.

Он взглянул вверх.

– Мистер председатель, наше расследование широко освещается прессой, и не только в Новой Зеландии, но и в Великобритании. Несмотря на ваши разыскания, люди все равно будут склонны обвинять кого-либо в этих бессмысленных смертях. Сейчас были сделаны определенные обвинения по поводу моего характера, моего пристрастия к выпивке и предположительной любви к розыгрышам, которые я не могу игнорировать. Я прошу разрешения задать мистеру Кроуэллу вопросы в этой связи, ведь неспроста я был уволен с моей должности две недели спустя после катастрофы.

Гаррисон быстро проконсультировался с двумя своими помощниками, потом сказал:

– Портить чью-либо репутацию – не задача нашей Комиссии. Вы можете сесть, мистер Бэллард, и задавать вопросы мистеру Кроуэллу.

Рикмен сказал предостерегающе:

– Они могут быть опротестованы, мистер председатель.

– Разумеется, могут, – спокойно согласился Гаррисон. – Вы же видите, что слушание проходит согласно уставу Комиссии по расследованию. Продолжайте, мистер Бэллард.

Бэллард сел.

– Почему я был освобожден от должности, мистер Кроуэлл?

– Это было единодушное решение правления.

– Это не исчерпывающий ответ на мой вопрос, но пока не будем на этом останавливаться. Вы показали, что не имели к моему назначению никакого отношения, что сами бы выбрали другую кандидатуру, и что получили указания из Лондона. Вы обычно получаете указания из Лондона, мистер Кроуэлл?

– Конечно, нет.

– Тогда откуда же Вы получаете указания?

– Ну как же, от...

Кроуэлл неожиданно остановился.

– Я не получаю, как Вы говорите, указаний. Я – председатель компании.

– Понятно. Считаете себя кем-то вроде диктатора?

– Это оскорбительный вопрос.

– Вы вправе так считать. И все-таки прошу Вас ответить.

– Разумеется, я не диктатор.

– Но ведь невозможно не быть ни тем, ни другим, – заметил Бэллард. – Либо Вы получаете инструкции, либо нет. Так как, мистер Кроуэлл?

– Как председатель, я подчиняюсь правлению. Все решения принимаются сообща.

– Весьма демократично, – проговорил Бэллард. – Но решение о моем назначении на пост директора не было совместным решением правления, не правда ли, мистер Кроуэлл?

– Это решение не обязательно должно было быть единогласным, – ответил Кроуэлл. – Как Вы изволили заметить, это демократичная процедура, где решает большинство.

– Но не такая демократичная, чтобы кто-то решал единолично. Разве неизвестно, что тот, кто контролирует большинство голосов, управляет и компанией?

– Это обычная система.

– И Вы показали, что указание о моем назначении было принято держателем большинства акций в Лондоне. Этот акционер – член правления?

Кроуэлл испуганно вздрогнул. И ответил глухо:

– Нет, вовсе нет.

– Значит, это неправда, что ваше правление директоров не имеет реальной власти и поэтому весьма далеко от демократизма?! Значит, по-вашему, это неправда, что компания контролируется откуда-то извне? Например, из Лондона?

– Вы неправильно представляете ситуацию, – угрюмо произнес Кроуэлл.

– Давайте перейдем от моего назначения к увольнению, – сказал Бэллард. – Указание о моем увольнении тоже пришло из Лондона?

– Это не исключено.

– Уж Вам-то наверняка это известно Вы – председатель компании.

– Но я не обязан контролировать ежедневные дела компании.

– Нет, – согласился Бэллард. – Это обязанность директора. Вы сами показали это. Разумеется, Вы не предполагаете, что я сам себя уволил?

Дэн Эдвардс не смог удержаться. Громкое хихиканье донеслось из ложи прессы, и Гаррисон посмотрел вверх, нахмурившись.

– Это просто смешно, – заметил Кроуэлл.

Бэллард сухо ответил:

– Мне так не кажется. Остается еще одна альтернатива. Не считаете ли Вы, что увольнение директора шахты было столь незначительным событием в ежедневной текучке, что Вам о нем просто не сообщили?

– Разумеется, не считаю.

– Тогда Вы знаете, от кого исходит инициатива моего увольнения, правильно?

– Теперь я припоминаю, инструкция о Вашем увольнении действительно была получена из Лондона.

– Понятно. Но и это не ответ на мой вопрос. Разве Ваша связь с Лондоном не свидетельство того, что Ваше правление – всего-навсего марионетка, за ниточки которой дергают в Лондоне? Разве предположение, сделанное Вами, не доказывает, что компания может предстать не в самом лучшем свете благодаря данным этой Комиссии показаниям? А Ваше предположение о том, что я, как неопытный новичок, лучше всех подхожу на роль человека, на которого можно спихнуть ответственность, и именно тогда-то и была дана инструкция из Лондона о моем увольнении?

– Протестую! – воскликнул Рикмен. – Мистер Бэллард не имеет права решать за свидетеля.

– Пожалуй, я согласен, – ответил Гаррисон. – Мы не можем допустить вопросы в такой последовательности, мистер Бэллард.

– Я снимаю вопрос. Вернемся к моему телефонному разговору с мистером Кроуэллом. Что Вы сделали, когда линия отключилась? Ах, да; Вы стали советоваться с женой, не так ли? О чем именно Вы говорили?

– Я не помню.

И Кроуэлл добавил с раздражением:

– Было очень поздно, мы оба очень устали.

– Когда Вас разъединили, Вы пробовали перезвонить?

– Нет.

– Нет? Почему нет?

– Вы слышали мои показания. Я думал, Вы пьяны.

– И как долго Вам казалось, что я пьян, мистер Кроуэлл? – мягко спросил Бэллард.

Кроуэлл выглядел встревоженным и растерявшимся.

– Я не понял Ваш вопрос.

– Это очень простой вопрос. Отвечайте, пожалуйста.

– Я совсем не думал об этом.

Бэллард пододвинул к себе листок.

– Вы сообщили, что Ваш секретарь оставил множество сообщений от меня. Вы также сказали, что, судя по количеству и тону этих сообщений, дело было неотложным. Значит, Вы считали, что я был пьян целый день? Первый раз я оставил Вам сообщение в одиннадцать тридцать утра.

– Я уже сказал Вам. Я не думал об этом.

– Похоже, что так. Так Вы не пытались мне перезвонить?

– Нет.

– И Вы не пытались связаться с Министерством гражданской защиты?

– Нет.

– Мне просто интересно, мистер Кроуэлл, что же Вы сделали? После разговора с женой, я имею в виду.

– Пошел спать.

– Вы пошли спать, – медленно повторил Бэллард. – Благодарю Вас, мистер Кроуэлл. У меня все.

Он подождал, пока Кроуэлл не привстал из кресла наполовину.

– Да, у меня еще один небольшой вопрос. Вы добровольно пришли сюда давать показания, или Вас вызвали повесткой?

– Я протестую, – произнес Рикмен. – Это не имеет к делу никакого отношения.

– Я согласен, мистер Рикмен, – сказал Гаррисон. – Не следует доводить до сведения Комиссии, что мистеру Кроуэллу была послана повестка – мы уже знаем об этом.

Он не обратил внимания на протест Рикмена и спокойно продолжил:

– Теперь, мне кажется, пришло время перерыва на ланч.

 

14

За ланчем в ресторане Макгилл заметил:

– У тебя все идет нормально, Йен. Этим утром ты снабдил их неплохой информацией.

Бэллард налил себе воды в бокал.

– Вот уж не думал, что Гаррисон позволит мне это сделать.

– Позволит это сделать! Боже мой, он на твоей стороне. Конечно, он давал тебе жару, когда приходилось, но ни разу не прервал тебя. Я думаю, что он немного нарушил устав, когда сообщил во всеуслышание, что Кроуэлл был вызван повесткой. Он согласился с Рикменом и тут же дал ему пилюлю.

Он сделал паузу.

– Мне не кажется, что Гаррисону нравится Кроуэлл.

– Мне самому он не особенно нравится.

– Теперь от твоего семейства ничего хорошего тебе ждать не придется. Эту напыщенную речь о компании, которую дергают за ниточки из Лондона, твои дядья воспримут без энтузиазма. Где ты научился откалывать такие штуки?

Бэллард усмехнулся.

– Я изучил приемы Перри Мейсона.

Он пожал плечами.

– Мне это безразлично. Я уже решил бросить концерн Бэллардов.

– После такой речи у тебя нет другого выбора. Я не думаю, что какая-либо компания Бэллардов наймет тебя теперь. Что ты будешь делать?

– Еще не решил. Что-нибудь да подвернется.

Он нахмурился.

– Все-таки мне интересно, что нужно Стеннингу.

– Ты вообще его знаешь?

– Не очень-то. Старик рассчитывал на него, и я знаю, почему. Это крепкий орешек, такой же крутой, как и сам старый Бен. Бен говорил ему, что он хочет сделать, и Стеннинг прикидывал, как это можно сделать легально. Остер, как бритва.

– Ты сказал, что он стар, сколько ему?

Бэллард подсчитал.

– Сейчас, по-моему, уже за семьдесят. Он гораздо моложе Бена. Был одним из тех блестящих молодых людей, которыми Бен окружал себя в начале карьеры.

– Семидесятилетний старикан пролетает полмира, – проговорил Макгилл. – Должно быть что-то важное, Йен.

– Только не знаю, что.

Макгилл взглянул вверх.

– Вот кому ничего хорошего от собственного семейства ждать не придется.

Он поднялся.

– Привет, Лиз.

Лиз Петерсен опустила руку на плечо Бэлларда.

– Не вставай, Йен. Привет, Майк.

Макгилл пододвинул ей стул и затем сел сам. Он потрепал собаку Лиз за ухом.

– Привет, Виктор; как поживаешь, малыш?

Сенбернар высунул язык и усердно завилял хвостом.

– Я не видел тебя на слушании сегодня утром, – сказал Бэллард.

– Я там была. Ни за что не стану пропускать. Ты меня не видел, потому что я не сидела с братьями. Я не люблю Лайалла – мне от него плохо становится. А где Джо?

– Вернулся в госпиталь. Эти показания сегодня утром вымотали его окончательно.

Лиз постукивала пальцами по столу.

– Мой прелестный братец Чарли отливает пули, а Бэллард стреляет.

Она передразнила акцент Лайалла.

– Мистер Бэллард много выпил тем вечером? Я была просто в восторге, когда Джо достойно ему ответил. Этот ответ глубоко огорчил Чарли.

– Ничего хорошего от них тебе ждать не придется, – предостерег Бэллард.

– И к черту обоих, – с удовольствием ответила она. – Я общалась с ними только из-за Джонни, а теперь, когда он погиб, я уеду из Хука. А может быть, и из Новой Зеландии.

– Вот прекрасная парочка, – сказал Макгилл. – Ни один из вас, похоже, не верит в семейные узы?

– Только не мы, – ответила Лиз. – Чарли чуть удар не хватил из-за меня. Я сказала, что если кто-нибудь хоть раз еще намекнет, что Йен был тогда пьян, я предложу себя в качестве свидетеля. Я сказала ему, что могу хорошо различить, пьян ли человек, с которым я танцую, или нет, и что Йен не был, а вот Чарли уж точно был пьян.

Она засмеялась.

– Я никогда не видела, чтобы человек краснел и бледнел одновременно.

– Будь осторожна, Лиз, – рассудительно произнес Бэллард. – Чарли может быть агрессивен.

– Кому ты рассказываешь? Однажды мне пришлось шарахнуть его бутылкой. Но я могу с ним справиться.

Макгилл иронично улыбнулся.

– Значит, «жизнь Королевы совсем не то, что наша жизнь», – продекламировал он.

Бэллард сказал:

– Спасибо за поддержку, Лиз. Обвал поверг меня в депрессию, но теперь мне легче. Я принял пару решений и сейчас будущее представляется яснее. Ты мне в этом очень помогла.

– Я не просто поддерживаю тебя, я делюсь информацией. Рикмен и Лайалл вдвоем что-то готовят. Я проезжала мимо офиса компании, когда они вместе выходили оттуда, смеясь как-то зловеще.

– Осторожнее, Йен, – предостерег Макгилл. – Они возьмут тебя в клещи.

– Спасибо, Лиз, – сказал Бэллард.

Она посмотрела на часы.

– Я думаю, что посижу с братиком сегодня днем. Нужно выведать побольше. Встретимся на заседании.

Она встала.

– Пойдем, Виктор.

Когда она уходила, Макгилл заметил:

– Прекраснейший шпион, которого я когда-либо знал.

– Он допил кофе и поискал взглядом официанта. – Нам лучше тоже идти. Кстати, что это за пара решений?

– Об одном ты уже слышал – я ухожу из концерна Бэллардов.

– А другое?

– Я женюсь, – спокойно произнес Бэллард.

Макгилл замер, не успев положить бумажник в карман куртки.

– Что ж, поздравляю. Кто же эта счастливица?

Бэллард промокнул губы салфеткой.

– Лиз Петерсен – если согласится.

– Похоже, ты не в себе, – сказал Макгилл. – И ты возьмешь в шурины Чарли?

 

15

Макаллистер, электроинженер, был обстоятелен и точен в своих ответах. На вопрос Гаррисона о том, когда вышли из строя линии электропередачи, он ответил:

– До полуночи оставалось две минуты и семь секунд.

– Как Вы узнали? – спросил профессор Роландсон.

– Каждый предохранитель имеет записывающее устройство. Когда он срабатывает, время фиксируется.

Гаррисон спросил:

– Что же Вы сделали?

– Установил, где произошло повреждение.

– Как? – поинтересовался Роландсон.

– Я пустил ток по линии и измерил сопротивление. Это помогло приблизительно представить, где произошел обрыв. Я рассчитал, что это совсем недалеко от Хукахоронуи.

– А потом?

– Я позвонил своему напарнику в почтовый и телефонный офис и спросил, как у него. Оказалось, что тоже самое, и он подтвердил мои догадки. Тогда я послал аварийную бригаду.

– Каков же был результат?

– Через два часа они позвонили и сказали, что обнаружили причину. Они сказали, что причина – в снегопаде. Там была и группа из почтового офиса, и мои люди использовали их портативную рацию.

– Они сказали только, что это произошло из-за снегопада?

– Да, сэр. Мне показалось странным, как обычный снегопад мог разъединить электропровода, поэтому я попросил объяснить подробнее. Вход в долину Хукахоронуи находится неподалеку от трещины или расселины, и мои люди сказали, что там столько снега, что они не могут в темноте увидеть даже вершину. Я знаю это место, сэр, и спросил, течет ли еще река, которая выходит из долины. Они ответили, что какой-то ручеек просачивается, но маленький. Я сделал вывод, что по ту сторону этой снежной плотины должен быть потоп, и немедленно известил полицию.

– Весьма разумное решение, – заметил Гаррисон. Но почему полицию?

– Так положено по инструкции, сэр, – с достоинством ответил Макаллистер.

– Как Вы действовали дальше?

– Я выехал на то место, где случился обрыв. Когда я отправился в путь, шел сильный снег, и пока я ехал, стало еще хуже. Когда я прибыл на место, из-за снегопада почти ничего нельзя было разглядеть – было что-то вроде метели. На моем грузовике была подвижная фара, но снегопад так отражал снег, что совершенно невозможно было оценить высоту плотины в расселине. Я также попробовал определить течение реки – оно было минимальным. Я нашел ситуацию достаточно серьезной, чтобы еще раз позвонить в полицию.

– И как отреагировали в полиции?

– Они приняли к сведению те факты, которые я им сообщил, сэр.

– И только?

– Больше они ничего мне не сказали.

– Вы сказали, что не смогли определить высоту плотины. Очевидно, Вы не смогли оценить и ее глубину – на какое расстояние она покрывала расселину?

– Нет, сэр.

– Вы сделали что-нибудь, чтобы попробовать определить?

– Тогда нет. Шел сильный снег и было темно. Заниматься этим в таких условиях было бы очень опасно. Я не полез бы туда сам, и не послал бы никого из группы. Я решил, что лучше подождать пока не наступит день, когда мы сможем видеть, что делаем.

Гаррисон посмотрел на Смитерса.

– Из показаний мистера Макаллистера следует, что это был первый случай, когда кто-то за пределами Хукахоронуи догадался о катастрофе.

Он перевел взгляд на Кроуэлла, сидевшего рядом с Рикменом, и поправился:

– Или кто сделал что-то существенное, я имею в виду. У Вас есть вопросы, мистер Смитерс?

– Нет, мистер председатель. Но, мне кажется, свидетелю следует вынести благодарность за те разумные меры, которые он предпринял – особенно за ту быстроту, с которой он сообщил известия о потенциальной угрозе.

– Я согласен, – и Гаррисон повернулся к Макаллистеру. – Что Вы еще можете добавить к сказанному?

– Во второй раз я позвонил в полицию в три тридцать, утром в воскресенье.

– Благодарю Вас. Вы можете вернуться на место, мистер Макаллистер, приняв нашу благодарность за достойное выполнение Ваших обязанностей.

Макаллистер покинул свидетельское место, и Гаррисон сказал:

– Я думаю, настало время вернуться к тому моменту, когда в Хукахоронуи погас свет. Мы только что слышали о снегопаде, перегородившем ущелье Хукахоронуи. Хотелось бы услышать профессиональную оценку этого события от доктора Макгилла.

Макгилл поднялся, прошел к свидетельскому креслу и поставил свой портфель на пол рядом с собой. Гаррисон спросил:

– Вы находились в вестибюле отеля «Д'Аршиак», когда погас свет?

– Да, сэр. Как сказал мистер Камерон, возникла страшная суматоха. Мистер Бэллард пытался продолжить разговор с мистером Кроуэллом и не смог этого сделать из-за действий мистера Чарльза Петерсена. Я поспешил ему на помощь, и как раз в этот момент погас свет. Мистер Бэллард сказал, что телефон тоже отключился.

– Вы слышали, что в ущелье произошел снежный обвал?

– Нет. В отеле было слишком шумно.

– Так что же произошло?

– Администрация отеля позаботилась – принесли свечи и керосиновые лампы, они всегда наготове для таких случаев. Мне сказали, что перебои с электричеством иногда случаются, и такой же случай был как раз месяц назад. Никто не видел в этом ничего необычного. Я спросил об отключенном телефоне, но и это, похоже, никого не волновало. Однако танцы закончились, поэтому все стали расходиться.

– И Вы в том числе?

– Да. Я поехал домой с мистером Бэллардом и сразу лег спать.

Бэллард помог Макгиллу очнуться от тревожного сна. Он проснулся в темноте и привычно потянулся к выключателю стоящей рядом лампы, но обнаружил, что она не включается. Это напомнило ему о перебоях с электричеством. Невидимый в темноте Бэллард был где-то рядом.

– Который час? – спросил Макгилл.

– Половина шестого. Камерон только что звонил, рассказал забавную вещь. Один из его группы, Джек Стивенс, выехал рано утром в Крайстчерч к матери. Он говорит, что не смог выехать из долины.

– Почему не смог?

– Он говорит, что Ущелье забито снегом. Он не смог проехать.

– А что у него за машина?

– «Фольксваген».

– Ну и что здесь удивительного? Помнишь, что случилось с этими двумя американцами недавно. Снег все еще идет?

– И очень сильно.

– Ну, вот тебе и причина. Он, должно быть, шел всю ночь. Я не гарантирую, что и сам смогу пробраться туда даже в «лендровере».

– Камерон говорит, что Джек не это имел в виду. Он рассказывал о снежной стене, такой высокой, что не видно вершины. Я велел Камерону доставить его сюда.

Макгилл хмыкнул.

– Зажги ту свечу на обеденном столе, хорошо?

Десять минут спустя он говорил:

– Значит, ты уверен. Это не просто огромный сугроб на дороге?

– Я уже сказал тебе, что нет, – ответил Стивенс. – Это здоровенная стена из снега.

– Мне кажется, я лучше пойду и сам посмотрю на нее, – сказал Макгилл.

Бэллард сказал:

– Я пойду с тобой.

Он посмотрел на телефон, потом – на Камерона.

– Если нет энергии, как Вы смогли мне позвонить?

Стивенс ответил:

– На коммутаторе есть комплект батарей и аварийный дизельный генератор, чтобы зарядить их. С местными звонками у нас все в порядке.

Макгилл кивнул.

– Что бы ни произошло в Ущелье, отключились одновременно и линии электропередач, и телефонная связь.

Он достал теплую куртку-анорак.

– Давайте отправляться.

– И я пойду, – сказал Камерон.

– Нет, – сказал Макгилл. – Мне только что пришла в голову идея. У Вас на шахте есть дизельные генераторы?

– Конечно.

– Тогда проверьте, чтобы они были готовы к работе. Сдается мне, что их энергия нам понадобится еще долго.

– Это уже мои обязанности, – сказал Стивенс. – Я – электрик шахты. – Он подмигнул Камерону. – Дадите двойную зарплату за воскресную работу?

Бэллард надел лыжные штаны и анорак, затем вышел в гараж к Макгиллу. Он сел за руль «лендровера» и включил стартер; тот взревел, но двигатель не завелся.

– Замерз, – сказал он и попробовал еще раз. Он пробовал снова и снова, но безрезультатно.

– Проклятая тачка!

– Полегче, – сказал Макгилл. – Ты посадишь ее. Подожди две минуты. Он застегнул анорак и надел перчатки.

– Что произошло между тобой и Чарли Петерсеном? Вчера вечером он напоминал лося в период течки.

– Старая история, – сказал Бэллард. – Не стоит вспоминать.

– Я думаю, тебе лучше знать. Смотри, Йен: Петерсены составляют сорок процентов городского совета и этот дурачина мэр, Хьютон, сделает все, что Джон Петерсен велит ему делать.

– С Джоном все в порядке, – ответил Бэллард.

– Может быть. Но Эрик просто свихнулся с этой шахтой, а тебя он терпеть не может. Что касается Чарли – я не знаю. Какая-то другая кошка между вами пробежала. Что ты сделал? Увел у него девушку или что-то в этом духе?

– Конечно, нет.

– Если эта старая ссора помешает нам договориться с советом, лучше бы мне знать об этом. Вчера вечером Чарли основательно нам напортил.

– Это очень долгая история.

– Так расскажи, – попросил Макгилл. – Снег из Ущелья никуда не исчезнет, если то, что говорил Стивенс – правда. Время у нас есть.

– Я никогда не видел своего отца, – сказал Бэллард. – Я родился в Англии в январе 1939-го и воспитывался здесь. В 1939-м произошло еще кое-что.

– Война?

– Именно. Мой отец тогда поссорился с Беном, решил оставить Англию и заниматься хозяйством здесь. Он купил землю, но потом пришла война, и он пошел в армию. Он служил в Западной пустыне в Новозеландской дивизии, я ни разу его не видел, пока он не вернулся в 1943 м – мне было четыре года. Мать хотела, чтобы он остался – многие из тех, кто вернулся в 1943-м, отказывались возвращаться на военную службу, и это было причиной их ссоры. В итоге никто не настоял на своем, так как отец погиб тогда в катастрофе. Я видел, как это случилось. И это все, что я знаю об отце.

– Немного.

– Вот именно. Это очень потрясло мою мать, и с тех пор она немного не в себе. Не то, чтобы она спятила или что-нибудь такое. Просто сильное потрясение.

– Это сделало ее невротичкой?

– Наверное, это так называется.

– А как это выражается?

Бэллард безучастно наблюдал за кружащимися на ветру снежинками у дверей гаража.

– Наверное, она стала чересчур авторитарной во всем, что касалось меня.

– Чарли именно это и имел в виду, когда говорил, что она не подпустит тебя к снегу – боится, что ты простудишься?

– Что-то в этом роде.

– Он подпустил еще одну шпильку – сказал, что ты побоишься влезть на биллиардный стол.

Бэллард вздохнул.

– Это из той же оперы. Мама работала здесь учительницей в школе. Она пробовала сама управлять хозяйством, но не смогла, поэтому продала большую часть земли старому Петерсену, оставив себе небольшой участок с домом. Чтобы заработать на жизнь, она пошла преподавать в школу. Образование у нее было. Но мне от этого стало еще хуже. Как могли относиться к отпрыску учителки, которому она шагу не дает ступить самостоятельно.

– Не подходи к воде, пока не научишься плавать, – процитировал Макгилл.

– Ты даже не представляешь, Майк. – В голосе Бэлларда слышалась горечь. – Как и у всех ребят, у нас был пляж для купания под обрывом, за магазином Петерсена. Все пацаны прекрасно плавали, кроме меня, я мог только плескаться на отмели и если бы мать узнала, то задала бы мне изрядную взбучку.

Он достал пачку сигарет и предложил Макгиллу закурить, тот достал зажигалку. Затягиваясь, Йен продолжил:

– Когда это случилось, мне было двенадцать. Была весна, и мы с Алеком Петерсеном были у реки. Алек был четвертый из братьев Петерсенов. Река была полна талой воды с гор – течение было очень сильным, а вода – дьявольски холодной, но ты ведь знаешь, что такое дети. Я бултыхался по отмели, прыгая туда и обратно – в основном обратно, а Алек поплыл дальше. Он был силен для своих десяти лет и хорошо плавал.

– Можешь не рассказывать, – сказал Макгилл. – Он попал в беду.

– Я думаю, он ударился обо что-то, – сказал Бэллард. – Так или иначе, он закричал, когда его понесло течением. Я знал, что у меня нет ни малейшего шанса помочь ему, но я хорошо знал реку. Она огибала утес, а на другой стороне выступал берег, к которому обычно прибивало все плывущее по течению. Пацаны хорошо знали, что там можно было собрать много дров. Поэтому я побежал через утес, мимо магазина Петерсена, на всех парусах.

Он глубоко затянулся.

– Я оказался прав. Алек уже был у берега, я смог войти в воду и перехватить его. Но, огибая утес, он разбил голову о скалу. Череп треснул, мозги вытекали наружу, и он был абсолютно мертв.

Макгилл тяжело вздохнул.

– Ужасно! Но я не понимаю, как тебя могли обвинять в чем-нибудь?

– Не понимаешь? Что ж, я расскажу тебе. Еще двое слышали, как кричал Алек, но были слишком далеко, чтобы помочь ему. И они видели, что я бегу как угорелый. Потом говорили, что видели, как я бежал, бросив Алека. Эти двое – братья Алека, Эрик и Чарли.

Макгилл присвистнул.

– Теперь понимаю.

– Следующие четыре года они отравляли мне жизнь, прошел через ад, Майк. Делоне только в Петерсенах, они застроили против меня всех ребят. Таким одиноким я никогда потом не был. Наверное, я бы спятил, если бы не сын Гури, Таухаки.

– Туго тебе пришлось.

Бэллард кивнул.

– В общем, когда мне было шестнадцать, старый Бен появился в долине – словно с неба свалился. Именно тогда готовились к строительству шахты. Он наслушался местных сплетен, посмотрел на меня и на мать, и потом у них возникла серьезная ссора. Разумеется, он одержал верх; немногие могли спорить с Беном. В результате я отправился с ним обратно в Англию.

– А твоя мать?

– Она прожила там еще несколько лет – пока не начали строить шахту, а затем тоже вернулась в Англию.

– И снова держала тебя в ежовых рукавицах?

– Уже не так, к тому времени я понял, как с ней обращаться. И мог сопротивляться ее опеке.

Бэллард выбросил щелчком окурок в снег.

Они немного помолчали, потом Макгилл произнес:

– И все-таки я не совсем понимаю. Взрослые люди не ведут себя так, как ведет Чарли, только из-за того, что случилось когда-то в детстве.

– Ты не знаешь Чарли, – сказал Бэллард. – Джон – парень нормальный, да и Эрик, если не считать того, что он вбил себе в голову по поводу шахты. Но, во-первых, Чарли и Алек очень дружили – они были близнецами. Во-вторых, хотя и нельзя назвать Чарли недоразвитым, но и взрослым – тоже нельзя, он так и не вырос. Еще вчера вечером ты сказал, что он как мальчишка.

– Точно.

Макгилл в задумчивости потер щеку. Он не успел побриться, и щека была колючей.

– И все-таки я рад, что ты рассказал мне. Мне многое стало ясно.

Бэллард снова завел стартер, и на этот раз двигатель плавно загудел.

– Давай поедем прямо в ущелье.

Он въехал в город, и когда они проезжали супермаркет Макгилл показал на отъезжающую машину.

– Похоже, что он тоже выезжает.

– Это Джон Петерсен.

Бэллард прибавил скорость и выехал вперед, помахав Петерсену рукой.

Когда Петерсен поравнялся с ними, Макгилл опустил боковое стекло.

– Далеко собрались, мистер Петерсен?

Джон ответил:

– Завтра у меня ранняя деловая встреча в Крайстчерче, поэтому я решил сегодня выехать пораньше и сыграть партию-другую в гольф.

Он улыбнулся и показал на падающий снег.

– С гольфом только не повезло, не правда ли?

– Боюсь Вас огорчить, – сказал Макгилл. – У нас есть сведения, что Ущелье заблокировано!

– Как заблокировано? Не может быть!

– Мы как раз собираемся посмотреть. Может быть, вы хотите присоединиться к нам?

– Хорошо. Но я уверен, что вы ошибаетесь.

Макгилл закрыл окно.

– Как сказала Снежная Королева, перед завтраком я смогу подумать о шести невозможных вещах. Поезжай, Йен.

Они выбрались на дорогу, что поднималась к Ущелью и шла параллельно реке. Когда лучи фар скользнули по руслу реки, Макгилл произнес:

– По-моему, Джек Стивенс был прав. Вы когда-нибудь видели столько воды в реке?

– Я смогу сказать, когда подъедем к следующему ее повороту.

У следующего поворота Бэллард остановил машину. Свет автомобильных фар освещал спокойные воды реки, только кое-где появлялись небольшие водовороты.

– Я никогда не видел, чтобы она так разливалась. Сейчас, наверное, в ней больше тридцати футов.

– Поехали.

Макгилл повернулся на своем сиденье.

– Петерсен еще ждет нас.

Бэллард тронулся и ехал до тех пор, пока его не остановила скала, неожиданно появившаяся из темноты, – скала, которой тут никогда не было.

– Боже мой! – воскликнул он. – Ты только посмотри!

Макгилл открыл дверь и выбрался из машины. Он шел по направлению к снежной стене, и его силуэт хорошо вырисовывался в свете фар. Он потыкал рукой снег и посмотрел вверх, задрав голову. Жестами он показал, чтобы Бэллард подошел к нему.

Бэллард вышел из машины как раз, когда подъехал Петерсен. Вместе они подошли к месту, где стоял Макгилл, отряхивавший руки от снега. Петерсен посмотрел на снежную глыбу.

– Почему это произошло?

Макгилл вежливо ответил:

– То, что вы видите, мистер Петерсен, конечный результат обвала. Небольшого, правда. Некоторое время никто не сможет выехать из Хукахоронуи – по крайней мере, в машине.

Петерсен смотрел вверх, приложив ладонь к глазам, чтобы не попадал снег.

– Там очень много снега.

– У обвалов есть такая особенность, – сухо ответил Макгилл. – Если снег сорвется с того склона над городом, то его будет, наверняка, много больше, чем здесь.

Бэллард отошел в сторону и посмотрел на реку.

– В долине может быть наводнение, если вода будет по-прежнему прибывать.

– Думаю, что нет, – ответил Макгилл. – Воды здесь много, и она будет постоянно давить на дно. Вскоре она проделает дыру в этой плотине – по-моему, прежде чем кончится день. Образуется нечто вроде снежного моста через реку, но это ничем не поможет расчистке дороги.

Он вернулся обратно к снежной стене, взял горсть снега и принялся изучать его.

– Не слишком сухой, но все же достаточно.

– О чем Вы? – спросил Петерсен.

– Ни о чем. Небольшое техническое уточнение.

Он поднес руку ладонью вверх, к самому носу Петерсена. Указательным пальцем слегка помешал снег.

– Мягкий, безобидный материал, видите? Совсем как волк в овечьей шкуре.

Он сжал снег в кулаке.

– В области, которой я занимаюсь, работал ученый по имени Здарский, – увлеченно сообщил он. – В своем деле он был первопроходцем, как раз перед первой мировой войной. Здарский говорил: «Снег – это не волк в овечьей шкуре, это тигр в шкуре ягненка».

Он разжал кулак.

– Посмотрите сюда, мистер Петерсен. Что это?

В его ладони лежал комок твердого льда.

– Значит, это и был первый обвал, – сказал Гаррисон.

– Да, сэр.

– И это означало, что никакой транспорт не мог въехать или выехать из долины?

– Именно так.

– Что же произошло дальше?

Макгилл сказал:

– Я намеревался убедить городской совет эвакуировать население долины, пока опасность не минует. Теперь это стало невозможным.

– Вы сказали «невозможным». Но, наверняка, можно было перелезть через преграду.

– Перелезть могли здоровые и сильные, это так; но как спасти больных, стариков и детей. Но, по крайней мере, хотя бы один член городского совета теперь убедился, что обвалы в Хукахоронуи могут заставить с собой считаться. Теперь он был готов ехать обратно в город и с энтузиазмом выполнять мои рекомендации. Мистер Джон Петерсен был первым мэром, его слова и поступки для всех значили очень много. Мы отправились обратно в город, чтобы начать действовать.

Гаррисон кивнул и пометил что-то в блокноте.

– Как звали человека, о котором Вы рассказывали мистеру Петерсену? Не могли бы Вы произнести по буквам?

– З-Д-А-Р-С-К-И-Й, Маттиас Здарский. Он был австрийцем, основателем науки о снегах.

Макгилл замялся.

– Я могу рассказать анекдот, который имеет отношение к нашей беседе с мистером Петерсеном.

– Пожалуйста, – разрешил Гаррисон. – Если это не уведет нас слишком далеко от основной задачи.

– Думаю, не уведет. Пару лет назад я работал в Западной Канаде – техническим экспертом по защите от обвалов. Со мной работал один картограф, у которого было задание начертить карту местности, с обозначением всех грозящих обвалом мест. Это была большая работа, но он почти уже справился с ней, когда однажды, вернувшись после ланча, обнаружил, что какой-то шутник начертил готическими буквами на месте каждого обвала: «Тигры – здесь», совсем как на старых картах.

Он лукаво улыбнулся.

– Картограф не оценил шутку, но начальник департамента взял карту, оправил ее рамкой и повесил у себя в кабинете как напоминание об угрозе. Видите ли, каждый в этой игре знал о Маттиасе Здарском и о том, что с ним случилось.

– Курьезный случай, – сказал Гаррисон. – Вы кстати его вспомнили. Рискуя занять еще немного времени, я хотел бы услышать, что же случилось со Здарским.

– Во время первой мировой он служил в австрийской армии. Тогда обе стороны – австрийцы и итальянцы – использовали снежные обвалы как оружие в Доломитах и Тироле. Известно, что в этих обвалах погибли восемьдесят тысяч человек во время войны. В 1916 году Здарский отправился спасать двадцать пять австрийских солдат, попавших в обвал, и сам попал в катастрофу. Ему повезло – он остался в живых, но это было его единственной удачей. У него было восемьдесят переломов и вывихов, и снова встать на лыжи он смог только через одиннадцать лет.

Зал притих. И тогда Гаррисон сказал:

– Благодарю вас, доктор Макгилл.

Он посмотрел на настенные часы.

– Кажется, настало время разойтись на уик-энд. Расследование возобновится в понедельник, в десять утра.

Он легонько стукнул молотком.

– Заседание окончено.

 

16

На следующее утро Бэллард отправился в госпиталь навестить Камерона. Он старался делать это как можно чаще, чтобы приободрить старика и составить ему компанию. Несомненно, Камерон был теперь стариком; катастрофа буквально сломила его – физически и морально. Макгилл сказал:

– Я навещу его завтра. Мне надо кое-что сделать для Штаба Глубокой Заморозки.

– Вечером я буду проезжать в том районе, – сказал Бэллард. – Я встречаю Стеннинга в Хэрвуде. Тебя подвезти домой?

– Спасибо, – сказал Макгилл. – Спроси тогда обо мне в офисе.

Бэллард нашел Камерона не в кровати, а в инвалидной коляске, укутанным в одеяло, несмотря на то, что день был очень жарким. Он беседовал с Лиз Петерсен, когда Бэллард вошел в комнату.

– Привет! – сказала Лиз. – Я только что рассказывала Джо, как Майк пробовал заставить нас оцепенеть от страха, когда давал показания вчера.

– Да, похоже, он заставил Гаррисона немного испугаться.

Про себя он счел бестактным рассказывать о страданиях попавшего в обвал Здарского человеку, который сам стал жертвой обвала, и ему стало интересно, сколько уже успела рассказать Лиз.

– Как ты себя чувствуешь, Джо?

– Сегодня с утра немного лучше. Я мог бы остаться вчера и после полудня, несмотря на моего бестолкового врача.

– Делай, что он говорит, – посоветовал Бэллард. – Как тебе кажется, Лиз?

– Я думаю, Джо надо делать, как ему нравится. Врачи не могут знать все на свете.

Камерон засмеялся.

– О, как здорово, когда здесь прекрасная девушка – особенно если она на моей стороне. Но тебе в самом деле не надо здесь торчать, Лиз.

Он кивнул в окно.

– Тебе надо быть на воздухе, наслаждаться солнышком. Может быть, на теннисном корте.

– У меня остается масса времени на теннис, Джо, – сказала она. – Вся оставшаяся жизнь. Они здесь хорошо за тобой ухаживают?

– Хорошо, наверное, как и в любом другом госпитале. Еда отвратительная – у них слишком много диетологов и слишком мало поваров.

– Мы пришлем тебе что-нибудь вкусненькое, – сказал Бэллард. – Пришлем, Лиз?

Она улыбнулась.

– Я готовлю дома совсем неплохо.

Они оставались до тех пор, пока Камерон их не выпроводил, говоря, что молодые люди могут подыскать более интересное занятие, чем сидеть в госпиталях. На солнечной улице Бэллард сказал:

– Ты спешишь куда-нибудь, Лиз?

– Вообще-то нет.

– Может быть, позавтракаем вместе?

Она отчасти заколебалась, но ответила:

– Неплохая идея.

– Поедем в моей машине. Я привезу тебя назад, когда поеду вечером в аэропорт. Мне надо встретить кое-кого.

– Это тебе обойдется в завтрак на двоих. Мне придется взять Виктора, я, не смогу оставить его в машине.

– Конечно.

Она засмеялась.

– Любишь меня – люби и мою собаку.

Бэллард, заводя машину, сказал:

– Ты в самом деле собираешься сделать, о чем сказала вчера – уехать из Новой Зеландии?

– Я думаю об этом.

– Куда бы ты хотела поехать?

– В Англию, я думаю, для начала, во всяком случае. Потом, наверное, в Америку. Ты ведь немного путешествовал, правда? Я всегда хотела путешествовать – увидеть как можно больше.

Он выехал с госпитального паркинга.

– Да, мне пришлось поездить, но это всегда были деловые поездки. Могу сказать тебе вот что – я был уверен, что никогда не вернусь в Новую Зеландию.

– Тогда почему ты вернулся?

Бэллард вздохнул.

– Так захотел мой дед. Он был настойчивым стариканом.

– Был! Я не знала, что он умер.

– Он умер несколько дней назад.

– О, Йен! Мне очень жаль.

– Мне тоже, в некотором роде. Мы не всегда были лучшими друзьями, но мне будет не хватать его. Теперь, когда его нет, я не останусь в концерне Бэллардов. Фактически, я сам так решил.

– Совсем как Майк сказал – никто из нас не ладит с родственниками.

Лиз засмеялась.

– Вчера вечером я поругалась с Чарли. Кто-то вчера заметил нас в ресторане и проболтался Чарли.

– Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности, Лиз.

– Я устала от выходок Чарли. Я взрослая женщина и могу встречаться, с кем хочу. Я так ему и сказала вчера вечером.

Она инстинктивно потерла щеку.

Бэллард покосился на нее и заметил это движение.

– Он тебя ударил?

– Уже не в первый раз, но это будет последний.

Она увидела выражение лица Бэлларда.

– Не волнуйся, Йен. Я умею защищаться. Меня знают как весьма агрессивную теннисистку, а эти сражения с теннисным мячом развивают мускулы.

– Значит, ты дала ему сдачи. Сомневаюсь, что это хоть как-то на него подействовало.

Она ехидно усмехнулась.

– Мне случилось тогда держать полную тарелку спагетти.

Когда Бэллард отсмеялся, она продолжила:

– Эрик тоже хорошенько поддал ему. Мы, Петерсены, почти счастливое семейство.

Он повернул машину к стоянке отеля. Когда они вошли в фойе, он заметил:

– Здесь совсем неплохо готовят; можно заказать замечательный ланч. Но сначала выберем, что мы будем пить.

– Что-нибудь холодное, – ответила она.

– Мы сядем у бассейна, – решил он. – Иди за мной. Вдруг он остановился и заметно помрачнел.

– Что случилось?

– Это просто мистика. Мой кузен Фрэнсис. Ну какого черта его сюда принесло?

Перед ними появился моложавый человек в строгом деловом костюме.

– Доброе утро, Йен, – сказал он строго, без улыбки.

– Доброе утро, Фрэнк, – ответил Бэллард. – Мисс Петерсен, это мой кузен, Фрэнк Бэллард.

Фрэнк Бэллард слегка кивнул ей.

– Мне нужно поговорить с тобой, Йен.

– Конечно. Мы как раз собирались выпить пару коктейлей у бассейна. Составь нам компанию.

Фрэнк покачал головой.

– Наедине.

– Ладно. Тогда после ланча.

– Нет, у меня нет времени. Мне скоро надо будет попасть на самолет до Сиднея. Придется поговорить сейчас.

– Не обращайте на меня внимания, – сказала Лиз. – Я подожду тебя у бассейна, Йен. Пойдем, Виктор.

Она ушла, не дождавшись ответа.

Фрэнк спросил:

– Как насчет твоей комнаты?

– Хорошо.

Бэллард пошел впереди. Они шли молча. Закрыв дверь, Бэллард спросил:

– Что заставило тебя приехать из Австралии, Фрэнк?

Фрэнк заерзал.

– Ты сам знаешь, что. Какого дьявола ты выставил старого Кроуэлла таким идиотом вчера? Вчера он звонил мне, буквально плакался в телефон из-за этого.

Йен улыбнулся.

– Пытался узнать хотя бы долю истины.

Фрэнк и не подумал улыбнуться ему в ответ.

– Теперь послушай меня, Йен. Ты создаешь компании большие неприятности. Какой же ты, к черту, директор компании.

– Разве ты забыл, что именно Кроуэлл освободил меня от этой должности? Или я должен твои слова понимать как предложение снова вернуться к моим обязанностям?

– Ты непроходимый идиот! Тебя освободили от должности до тех пор, пока не закончится расследование. Если бы ты хоть немножко пошевелил мозгами и помалкивал, все было бы прекрасно, и через неделю ты бы уже работал снова. А сейчас я в этом не уверен. Ты так ухитрился облить грязью компанию, что вряд ли сможешь работать в ней снова.

Йен опустился на кровать.

– Если бы я помалкивал, моя песенка была бы спета, и ты это знаешь. Выбирая между мной и Петерсенами, компания вряд ли выбрала бы меня. Ты действительно считаешь, что мне надо было спокойно сидеть и ждать, пока вы не сделаете из меня отбивную?

– Это компания Бэллардов, – яростно сказал Фрэнк. – Мы заботимся о своих. Или у тебя нет никакого чувства семейной чести?

– Вы бы позаботились обо мне, как лиса заботится о кролике, – ответил Йен.

– Если ты так в самом деле считаешь, ты извини.

Фрэнк помахал указательным пальцем.

– Когда в понедельник расследование возобновится, тебе бы лучше помолчать. Достаточно этих обращений к заседателям, вроде тех, какие ты себе позволял в прошлый раз. Если ты обещаешь это выполнить, может быть, для тебя найдется какая-нибудь работа в концерне. Я сомневаюсь, что смогу тебе обеспечить директорство в Хукахоронуи, – мой босс явно против – но, все-таки смогу гарантировать тебе кое-какую работу.

– Спасибо, – с иронией ответил Бэллард. – Я просто подавлен твоей щедростью. Ты ведь знаешь, какого я мнения о концерне – я никогда не делал из этого секрета.

– Ради Бога! – взорвался Фрэнк. – Тебе известно, как мы сильны. Нам достаточно замолвить слово, и ты уже никогда не будешь работать в горнодобывающих компаниях. Послушай, тебе даже не надо ничего делать – только прекрати задавать свои идиотские вопросы перед публикой. Йен встал.

– Не дави на меня, Фрэнк, – предостерег он.

– Я еще даже не начал. Ради всего святого, будь разумным, Йен. Ты знаешь, насколько упала цена акций компании со вчерашнего дня? Вся эта газетная шумиха делает свое дело даже в Лондоне. Наши убытки растут.

– У меня просто сердце кровью обливается.

– Тебе известно, что мы готовим новый выпуск акций Хукахоронуи. Как ты думаешь, какие у нас будут шансы, если ты будешь и дальше выставлять председателя правления полным идиотом?

– К идиотизму Кроуэлла я никакого отношения не имею – он от рождения такой. Поэтому-то вы его и держите на этой должности – чтобы он плясал под вашу дудку. Вам бы лучше избавиться от Кроуэлла, а не от меня.

– Ты невыносим, – с отвращением сказал Фрэнк. – Мы вовсе не избавляемся от тебя.

– Нет, – согласился Йен. – У меня свой образ жизни, и я решаю за себя сам. Меня не так-то просто шантажировать, Фрэнк, и твоя игра скоро заведет тебя слишком далеко.

Фрэнк поднял голову и спросил резко:

– Что ты имеешь в виду?

– Тебе известен состав Комиссии по расследованию? Там есть Гаррисон, председатель, двое его помощников, оба специалисты в своей области. Роландсон изучает снег, а Фрэнч работает в Управлении шахтами. Пока он сказал немного.

– Ну так что?

– Если будешь напирать на меня, то я начну задавать вопросы о состоянии этой шахты, и к тому времени, когда я закончу, Фрэнч успеет написать такой доклад, что у тебя волосы станут дыбом – доклад, который явно не понравится вашим акционерам. Вот тогда вы увидите, что на самом деле случится с ценой ваших акций.

– Ты и впрямь имеешь на нас зуб. Но почему, Йен?

– И ты еще спрашиваешь, после того, что сделал? Мне не нравится, когда мной управляют, Фрэнк. Я не люблю, когда мной помыкают. Я не Кроуэлл. И вот еще что: за день до моего увольнения – и давай называть вещи своими именами, Фрэнк, хватит чепухи о временном отстранении от должности – я видел результаты последних проб. Богатые образцы, Фрэнк, старина, очень богатые образцы. Но не можешь ли ты сказать, почему об этих результатах не сообщили акционерам?

– Не твое собачье дело.

– Может быть, и мое, если бы я собирался купить какие-нибудь акции. Сейчас уже не собираюсь, разумеется. Эта шахта сделает кому-то состояние, но вы собираетесь устроить так, что вряд ли обычным акционерам что-то перепадет.

– Никто ничего не будет делать, если ты снова встанешь в позу и начнешь задавать свои дурацкие вопросы про защиту от обвалов, – мрачно заметил Фрэнк. – Боже мой, ты представляешь, во что нам это обойдется, если это чертового расследование пойдет не в том направлении?

Йен уставился на него.

– Как не в том направлении? Так вы не собираетесь строить защиту от обвалов?

– Черт возьми, да обвалы случаются тут только каждые тридцать лет или около того. К тому времени, как произойдет следующий, в шахте ничего не останется.

Йен глубоко вздохнул.

– Нельзя быть таким кретином! Это было, когда на западном склоне еще росли деревья. Теперь, когда их нет, обвал может произойти после любого сильного снегопада.

– Ладно.

Фрэнк нетерпеливо постучал ладонью.

– Мы снова посадим там деревья. Это обойдется дешевле, чем колышки для снега, на которых настаивает твой дружок Макгилл.

– Фрэнк, ты представляешь себе, сколько времени должно пройти, прежде чем вырастет дерево? Я думал, ты просто не понимаешь, в чем дело, но теперь я знаю, насколько ты жаден.

Голос Бэлларда звучал строго.

– Я предлагаю закончить нашу беседу.

Он подошел к двери и настежь раскрыл ее.

Фрэнк медлил.

– Подумай еще раз, Йен.

Йен резко покачал головой.

– Вон!

Фрэнк пошел к двери.

– Ты пожалеешь об этом.

– Как поживает дядюшка Стив?

– Ему явно не понравится ответ, с которым я появлюсь у него в Сиднее.

– Ему надо было приехать самому, а не посылать такого тупицу для этой грязной работы. Он слишком интеллигентен для того, чтобы действовать угрозами, насколько я его знаю, он предпочитает взятки. Передай ему от меня, что и это бы не сработало. Может быть, это поможет тебе сохранить шкуру.

Уже выйдя за дверь, Фрэнк обернулся.

– С тобой все кончено, Йен. Надеюсь, ты это понял.

Йен захлопнул дверь перед его носом.

Когда он вез Лиз назад в сторону госпиталя, чтобы подкинуть ее до машины, он сказал:

– Извини за дурацкий завтрак, Лиз. Мне слишком о многом надо подумать.

– В самом деле, ты был немного печален, – согласилась она. – Что случилось? Что-нибудь с родными? Ты был таким веселым, пока не увидел кузена.

Он ответил не сразу, сперва свернул с шоссе и припарковался у обочины. Он повернулся к ней и сказал:

– Похоже, у нас обоих одни и те же неприятности. Когда ты думаешь поехать в Англию, Лиз?

– О столь далеком будущем я пока не думала.

– Я поеду туда, как только закончится расследование. Почему бы тебе не поехать со мной?

– Боже! – воскликнула она. – Чарли с ума сойдет. Это что-то вроде предложения, Йен?

Она улыбнулась.

– Или я поеду как твоя любовница?

– Это зависит от тебя. У тебя есть выбор.

Лиз засмеялась.

– В пьесе Шекспира об этом не сказано. Я понимаю, что мы с тобой как Монтекки и Капулетти, но Ромео никогда не делал такого предложения.

Она положила свою руку на его.

– Ты мне нравишься, Йен, но я не уверена, что люблю тебя.

– В том-то и дело, – ответил он. – Мы не слишком долго знаем друг друга. Всего два или три дня в Хука до катастрофы и неделя здесь. Любовь вряд ли расцветает в таких условиях, особенно под присмотром твоего братца Чарли.

– Разве ты не веришь в любовь с первого взгляда?

– Я-то верю, – ответил Бэллард. – А ты, очевидно, нет. Все началось в тот вечер, во время танца. Слушай, Лиз: когда я сяду в самолет, то уже не вернусь в Новую Зеландию. Мне не по себе от мысли, что я больше тебя не увижу. Может быть, ты меня не любишь, но было бы прекрасно, если бы дала шанс нам обоим.

– Не знаю, – сказала она.

– Почему?

Она рассеянно смотрела через лобовое стекло. Потом сказала:

– Если я действительно отправлюсь с тобой в Англию, хотя пока я не решила, но учти... Я сама себе хозяйка, Йен; и очень скрытная женщина. Этого Чарли никогда не мог понять. Поэтому если я поеду, это будет мой собственный выбор, и если через какое-то время уйду от тебя, то опять же по своему выбору. Ты меня понимаешь?

Он кивнул:

– Понимаю.

– Хочу тебе сказать вот что. Эрик в принципе против Бэллардов – не только против тебя. А Чарли совершенно определенно настроен против тебя. Понимаешь, мне было только два года, когда умер Алек; я не знала его – даже не помню. Тогда тебе было двенадцать, сейчас – тридцать пять. Двенадцатилетний и тридцатипятилетний – два разных человека, которых нельзя путать друг с другом, как это делает Чарли. Я не знаю, кто прав, а кто виноват в гибели Алека, и не хочу знать. Я поеду в Англию с мужчиной, не с мальчиком.

– Спасибо, – сказал Бэллард. – Спасибо, Лиз.

– Я еще не сказала, что еду с тобой, – предупредила она. – Мне надо подумать.

 

17

Бэллард высадил Лиз у госпиталя и пошел в Штаб Глубокой Заморозки. Он не нашел Макгилла в офисе, но в конце концов догнал его в клубе офицеров, куда тот зашел за какими-то покупками. Бэллард сказал:

– Я решил сперва заехать за тобой. У старика Стеннинга долгий полет, и он приедет уставшим, поэтому я подумал, что не стоит заставлять его ждать.

– Конечно, – ответил Макгилл. – Я уже готов. Когда он прилетает?

– Через пятнадцать минут, если не опоздает самолет.

Через две минуты они уже были в аэропорту Хэрвуд и стояли в зале ожидания, встречая Стеннинга. Макгилл заметил:

– Я никогда не встречал юристов-миллионеров. Ты думаешь, что узнаешь Стеннинга?

Бэллард кивнул.

– Он худой, высокий и седой. Немного смахивает на Бертрана Рассела.

Самолет прибыл вовремя, и когда пассажиры устремились к выходу, Бэллард сказал:

– Вот и он.

Макгилл увидел высокого старика с лицом аскета.

Бэллард выступил вперед.

– Добрый день, мистер Стеннинг.

Они обменялись рукопожатием.

– Это Майк Макгилл, мой друг. Он поможет нам донести чемоданы. Надеюсь, нам придется их ждать недолго.

Стеннигг улыбнулся.

– Так Вы тот самый доктор Макгилл, который дает показания на расследовании?

– Да, сэр.

– Если Вы уже носите чемоданы, то явно опускаетесь вниз по социальной лестнице.

– Там начали разгружать багаж, – сказал Бэллард.

Стеннинг показал на свои чемоданы, и Бэллард сказал:

– Давай-ка дотащим это до машины, Майк.

Когда они вышли из здания аэропорта, он сказал Стеннингу:

– Я заказал для Вас комнату в отеле, где живу сам. Он достаточно комфортабельный.

– Только проводи меня до любой кровати, – сказал Стеннинг. – В самолете, оказывается, спать очень неудобно. Как идет расследование?

– Я собрал для Вас газеты. В Крайстчерче оно освещается весьма подробно.

Стеннинг довольно хмыкнул:

– Хорошо! Я два дня был в самолете, поэтому отстал от событий. Мне очень хотелось бы обсудить катастрофу с Вами, доктор Макгилл.

– В любое время, мистер Стеннинг, когда я не занят в суде.

В отеле Макгилл тактично отстал, пока Бэллард показывал Стеннингу его комнату. Стеннинг сказал:

– Я не такой крепкий, каким был когда-то, Йен. Я собираюсь поспать. Твой дед сперва поговорил бы немного о деле, будь он здесь. В моем возрасте он был заядлым путешественником.

Он покрутил головой.

– Мне очень жаль, что его больше нет.

– Да, – ответил Йен. – Мне тоже.

Стеннинг смотрел на него с любопытством.

– Тебе тоже? – недоверчиво спросил он. – Если бы ты сказал совсем другое – я нисколько бы не удивился – или не был бы шокирован. С твоим дедом не так-то легко было ладить. Мне всегда казалось, что он относился к тебе довольно прохладно.

Бэллард пожал плечами.

– Все равно мне его не хватает.

– И мне, Йен. И мне. Теперь, если ты извинишь усталого старика...

– Вы уже поели? Я могу прислать Вам что-нибудь в номер.

– Нет, я только хочу поспать.

Бэллард показал на буфет.

Я поставил сюда кое-какие напитки. Здесь виски, джин и брэнди – с закуской.

– Спасибо за заботу. Виски перед сном – полезная штука. Увидимся завтра, Йен.

Бэллард вышел из номера и нашел Макгилла, потягивающего пиво у бассейна. Макгилл вскинул бровь.

– Так что?

– Ничего, – ответил Бэллард. – Он, черт побери, не сказал абсолютно ничего.

Макгилл нахмурился.

– Вот что я тебе скажу, – заметил он. – Черта с два он проделал 13.000 миль, чтобы обсудить обвал с Майком Макгиллом.

На следующее утро к завтраку Стеннинг не вышел. Макгилл намазал маслом кусочек тоста.

– Похоже, он явно не торопится. Настоящий юрист; они живут совсем по другому времени.

– Вчера меня поймал один из родственников, – сказал Бэллард. – Мой кузен Фрэнк.

Он рассказал Макгиллу об их встрече.

Макгилл присвистнул.

– Вы, Бэлларды, грубо играете. Он действительно может сделать то, чем угрожает? Подмочить твою репутацию?

– Сомневаюсь. Скорее всего, просто болтает.

– Каким образом Фрэнк оказался в Сиднее?

– У концерна Бэллардов есть филиалы во многих странах, включая Австралию. Члена нашей семьи можно найти практически везде. Я думаю, что мой дядя Стив, отец Фрэнка, тоже в Сиднее. Именно это Фрэнк и имел в виду.

Макгилл взял немного мармелада.

– Кроуэлл знал, что они в Австралии, поэтому и поливал тебя как мог. Фрэнк приехал как-то подозрительно быстро.

Они перебрасывались репликами, пока Макгилл не допил кофе.

– Я собираюсь в госпиталь навестить Джо. Если Стеннинг захочет сказать что-нибудь важное, ты знаешь, как меня найти.

Он встал из-за стола, оставив Бэлларда доедать завтрак в одиночестве.

Бэллард, сев у бассейна, принялся за воскресные газеты, первым делом пытаясь сосредоточиться на репортажах о расследовании.

Это заняло немного времени, и он перешел к остальным новостям, которые, впрочем, просматривал тоже недолго. Он почувствовал беспокойство и подумал, что хорошо бы повидаться с Лиз, но не хотел уходить из отеля, не встретившись со Стеннингом. Он поднялся к себе в номер, надел плавки и попробовал погасить беспокойство, проплыв бассейн несколько раз подряд.

В половине двенадцатого появился Стеннинг, неся несколько газетных вырезок.

– Доброе утро, Йен, – коротко поздоровался он.

– Вы хорошо спали?

– Сном младенца. Как и следовало ожидать, естественно. Я позавтракал в номере. Где доктор Макгилл?

– Он пошел навестить Джо Камерона, инженера шахты. Тот все еще в госпитале.

Вырезки шелестели в руке Стеннинга.

– Вот это я просмотрел.

Он огляделся.

– Лучшего места для разговора не найти. Здесь замечательно.

Бэллард развернул еще один шезлонг.

– Сам город тоже неплохо смотрится. Крайстчерч гордится тем, что он более «английский», чем сама Англия.

Стеннинг уселся.

– Мне не терпится осмотреть его.

Он посмотрел на вырезки, затем сложил их и убрал в карман.

– Наделал ты дел с этим расследованием. Не думаю, что твоему семейству понравятся твои высказывания.

– Знаю, что не понравятся, – ответил Бэллард. – Вчера я разговаривал с Фрэнком. Он хочет, чтобы я заткнулся.

– И что ж ты сделал? – поинтересовался Стеннинг.

– Я показал ему на дверь.

Стеннинг никак на это не отреагировал, но выглядел явно довольным, и Бэллард никак не мог понять причину.

– Ты знаешь, я был не просто юристом твоего деда. Я был еще и его другом.

– Я знаю, что он Вам многое доверял.

– Доверял, – сказал Стеннинг и улыбнулся. – Доверие – вот о чем я хочу поговорить. Что ты знаешь о том, как твой дед организовывал свои дела, я имею в виду финансовые?

– Практически ничего, – ответил Бэллард. – Я знаю, что он вложил все, или почти все, свои деньги в нечто вроде треста несколько лет назад. Он ясно дал мне понять, что мне по наследству не перейдет ничего, поэтому я не очень-то и интересовался. Ко мне это не имело никакого отношения.

Стеннинг кивнул.

– Точно, это было чуть больше семи лет тому назад. Ты знаешь что-нибудь о налогах на наследство в Великобритании?

– Почти ничего.

– Тогда я разъясню тебе. Человек может завещать деньги не своей семье, а благотворительному фонду, как и поступил Бен. Однако, если он умирает в течение семи лет после оформления завещания, его наследство облагается специальным налогом, как будто бы завещание и не оформлено. Если он умирает после семи лет, налог на наследство аннулируется.

– Я слышал об этом.

Бэллард улыбнулся.

– Сам-то я об этом не очень беспокоюсь. Мое наследство будет не таким большим, да и завещать его мне некому.

Стеннинг покачал головой.

– Каждый человек должен готовиться к будущему, о котором ему неизвестно, – сказал он строгим голосом судьи. – Бен умер по истечении семи лет.

– Значит, фонду не придется платить налог.

– Вот именно. Но все это не так-то просто. С одной стороны, правительство изменило закон, и теперь считается, что Бен немного не дотянул до окончания срока. С другой стороны, он умер спустя две недели после того, как семилетний срок закончился. По сути дела, точно сказать этого нельзя. Ты помнишь, когда он приходил к тебе перед тем, как ты отправился в Новую Зеландию?

– Конечно. Именно тогда он и предложил мне работу в Хукахоронуи.

– На следующий день он слег в постель и больше не вставал, – сказал Стеннинг.

– Он послал мне свою трость, – сказал Бэллард. – В то время я сломал ногу. Он сказал, что трость ему больше не понадобится.

– Она и не понадобилась.

Стеннинг рассеянно посмотрел на небо.

– Бену было очень важно увидеть тебя тогда. Твой перелом не был большой трагедией, правда, ты не смог бы прийти к нему, поэтому горе пришлось идти к Магомету. Это было для него так важно, что он рискнул очень большой суммой – и еще кое-чем.

Бэллард нахмурился.

– Не понимаю. Он сделал только одно – заставил меня занять эту должность, и посмотри, что из этого вышло.

– Да, этот обвал не входил в планы Бена, но принес пользу.

Стеннинг засмеялся, увидев растерянное лицо Бэлларда.

– Думаешь, я говорю загадками? Не обращай внимания; со временем все разъяснится. Давай посмотрим на благотворительный фонд. Бен вложил в него все свое состояние, оставив себе немного на жизнь. Он не охотился за символами престижа, «роллс-ройса», например, у него не было. Он был нетребователен и жил очень скромно. Но фонд получил огромную сумму.

– Теперь понятно, почему.

– Эти деньги, или, точнее, проценты с них, поддерживают несколько лабораторий, изучающих проблемы безопасности и здоровья рабочих горной индустрии. В самом деле, достойная и полезная деятельность.

– Боже мой! – удивленно воскликнул Бэллард. – Знают ли члены совета попечителей, как работает концерн Бэллардов? Почти любое правило техники безопасности обычно игнорируется или нарушается, если им кажется, что без него можно обойтись. Одной рукой дают, а другой в то же время отнимают.

Стеннинг кивнул.

– Это тревожило Бена, но тогда он ничего не мог с этим поделать. Причины я тебе объясню позже. Теперь давай посмотрим на попечителей. Их пятеро.

Он стал загибать пальцы на руке.

– Твой дядя Эдвард, твой кузен Фрэнк, лорд Брокхурст, сэр Уильям Бенделл и я. Я – председатель совета попечителей фонда Бэллардов.

– Удивительно, что среди них – двое из нашей семьи. Насколько я понял, Бен был невысокого о них мнения.

– Бен сделал их попечителями из тактических соображений. Ты поймешь, что я имею в виду, когда я перейду к сути дела. Ты правильно, разумеется, оценил отношение Бена к семейству. У него – четверо сыновей, один из которых погиб здесь, в Новой Зеландии, а то, как действовали трое других, вызывало у него негодование. О своих внуках он тоже был невысокого мнения, за исключением одного.

Стеннинг вытянул худой указательный палец.

– Тебя.

– Он очень забавно это демонстрировал, – осторожно сказал Бэллард.

– Он видел, что случилось с его сыновьями, и знал, что хорошим отцом он не был. Поэтому он позаботился о твоем образовании и предоставил тебя самому себе. Он наблюдал за тобой, конечно, и был вполне доволен. Теперь посуди сам – как мог поступить Бен несколько лет назад, когда решал, что делать со своим состоянием? Он не завещал бы его своему семейству, которое недолюбливал, не так ли?

– Ни в коем случае.

– Вот так, – согласился Стеннинг. – Во всяком случае, считал Бен, у них и так денег достаточно. И, положа руку на сердце, мог ли он передать их тебе? Сколько тебе тогда исполнилось?

– Семь лет назад? Двадцать восемь. Стеннинг откинулся назад.

– Мне все-таки кажется, что когда Бен впервые заговорил со мной на эту тему, тебе было двадцать шесть. Ты был просто неопытным юнцом, Йен. Беи и думать не мог, как можно вручить столько денег и власти, а деньги – это власть, в руки такого юнца. Кроме того, он не слишком был уверен в тебе. Он считал тебя недостаточно взрослым для твоих лет. Также ему казалось, что ты пляшешь под дудку матери.

– Я знаю. Он всячески это подчеркивал, когда заходил ко мне.

– Итак, он основал фонд Бэллардов. И ему пришлось позаботиться о двух вещах: ему надо было быть уверенным, что он контролирует его деятельность, и ему надо было прожить семь лет. Он справился и с тем, и с другим. И наблюдал за тобой как ястреб, потому что хотел увидеть, в кого ты превратишься.

Бэллард скорчил гримасу.

– Я оправдал ожидания?

– Ему не суждено было узнать обо всем, – ответил Стеннинг. – Он умер прежде, чем эксперимент с Хукохоронуи был закончен.

Бэллард уставился на него.

– Эксперимент! Какой эксперимент?

– Тебя проверяли, – сказал Стеннинг. – И вот как это было. Теперь тебе исполнилось тридцать пять; ты был более чем компетентен в любой специальности, которую тебе могли предложить, и ты знал, как управлять людьми. Но у Бена было такое чувство, что у тебя слишком мягкий характер, и он решил проверить, так ли это на самом деле.

Он помолчал.

– Полагаю, что ты и семья Петерсенов не слишком ладили между собой.

– Это еще мягко сказано, – заметил Бэллард.

Лицо Стеннинга было строгим.

– Бен сказал мне, что Петерсены из тебя веревки вили, когда ты был мальчиком. Он послал тебя в Хукахоронуи, чтобы проверить, не произойдет ли то же самое.

– Да будь я проклят! – неожиданно разозлился Бэллард. – Кем он себя возомнил, черт побери? Богом? И на какой хрен все это было нужно?

– Не будь таким наивным, – сказал Стеннинг. – Посмотри на состав совета попечителей.

– Хорошо; давай посмотрим. Двое Бэллардов, Вы сами и двое других. И что из этого?

– То и получается. Старый Брокхурст, Билли Бенделл и я – все старые друзья Бена. Нам пришлось ввести в состав совета двух родственников, чтобы семейство ничего не заподозрило. Если бы они о чем-нибудь пронюхали, то быстренько нашли бы возможность вмешаться и нарушить все планы Бена. Любой хваткий полулегальный юрист смог бы потопить Фонд, прежде чем Бен умер. Но в течение этих семи лет все трое из нас пытались не ссориться с Бэллардами, чтобы не подставить дело под удар. Нам приходилось играть с двумя Бэллардами – членами совета, проявляя инициативу только там, где это не затрагивало их интересов. Они думают, что так будет продолжаться и дальше, но ошибаются.

– Я не вижу, какое это имеет ко мне отношение.

Стеннинг ответил просто:

– Бен хотел ввести тебя в состав совета попечителей.

Бэллард уставился на него.

– Как?

– Решено было поступить следующим образом. Совет – организация самообновляющаяся. Если член совета уходит в отставку, принято голосовать за кандидатуру, его замещающую, и – что важно – сам уходящий имеет право голоса. Брокхурсту – почти восемьдесят, и он не уходил только по просьбе Бена. Сейчас он уйдет в отставку и отдаст тебе свой голос, Билли Бенделл проголосует за тебя, я сделаю то же самое – и ты наберешь большинство, с которым Бэлларды ничего не смогут поделать.

Бэллард долго молчал. Наконец произнес:

– Все это очень хорошо, но я вовсе не администратор и уж, во всяком случае, не попечитель. Я полагаю, что это весьма почетно, но мне нужно зарабатывать на жизнь. Вы предлагаете мне работу для бизнесмена на пенсии. Я не хочу управлять благотворительным фондом, каким бы он ни был.

Стеннинг печально покачал головой.

– Ты все еще не понимаешь меня. Бен основал этот фонд с единственной целью, и цель эта – не допустить распыления его состояния и сохранить единство концерна Бэллардов, но уже без его сыновей.

Он достал из кармана конверт.

– Здесь у меня список акций, которыми владели компании концерна Бэлларда в середине прошлой недели.

Из конверта он достал листок.

– Удивительно, сколько можно уместить на таком крошечном листочке.

Он наклонил голову.

– Общая стоимость всех акций – двести тридцать два миллиона фунтов. Доля акций семейства Бэллардов – то есть твоих дядюшек и кузенов – равна четырнадцати миллионам фунтов. Доля фонда Бэллардов – сорок один миллион фунтов, и пока что фонд – крупнейший держатель акций.

Он убрал листочек обратно в конверт.

– Йен, тот, кто может влиять на голоса совета попечителей, контролирует и фонд Бэллардов, а тот, кто контролирует фонд, управляет всеми компаниями концерна Бэллардов. Семь лет мы ждали, когда ты сможешь вступить в права наследника.

Бэлларду показалось, словно его обдало порывом сильного ветра. Он смотрел на сверкающую гладь бассейна невидящим взглядом и понимал, что во внезапном блеске в его глазах повинен не только отражающийся от воды солнечный свет. Этот замечательный, эгоистичный, сумасшедший старик! Он протер глаза и убедился, что они были влажными. Стеннинг что-то говорил ему.

– Что Вы сказали?

– Я сказал, наверное, это соринка, – произнес Стеннинг.

– Очень может быть.

– Да.

Легкая улыбка скользнула по лицу Стеннинга.

– Бен знал, что жить ему осталось недолго. За два дня до смерти он взял с меня обещание приехать сюда и проверить результат эксперимента Хукахоронуи – проверить, подчиняешься ли ты все еще Петерсенам. Как друг Бена – и его юрист – я считаю своим долгом почтить его последнее желание и выполнить то, что он сделал бы сам, будь он жив.

– Значит, пока Вы его не выполнили.

– Я с большим интересом прочел газетные репортажи о расследовании. Ты хорошо сражаешься, Йен, но мне кажется, что Петерсены все еще берут над тобой вверх. Бен считал, что человек, который не может сам защитить себя, не способен управлять и концерном Бэллардов, и должен сказать, что готов с ним согласиться. Для манипуляций с такой властью нужно железо, а не человек.

– Это уже второй шок, в который Вы повергаете меня сегодня, мягко заметил Бэллард.

– Не могу сказать того же о газетных репортажах, – сказал Стеннинг. – Все-таки я слишком юрист, чтобы верить всему, что прочел. Уважение к Бену не должно помешать тебе остаться честным, Йен.

– И Вы будете моим судьей. Единственным судьей?

Стеннинг наклонил голову.

– Бен во многом опирался на меня, но последнее бремя, которое он на меня возложил, тяжелейшее из всех. И все-таки я не смогу сбросить его.

– Нет, – задумчиво сказал Бэллард. – Думаю, что не можете.

Он вспомнил, как неистово он жаждал сбежать из Хукахоронуи, когда ему было шестнадцать. Желание убежать от преследований Петерсенов целиком поглощало его тогда.

– Мне хотелось бы обдумать все наедине.

– Вполне понятно, – сказал Стеннинг. – Встретимся за ланчем?

– Не знаю.

Бэллард встал и взял свое полотенце.

– Здесь должен появиться Макгилл. Можете расспросить его об обвале.

Он прошел через холл в свой номер.