I
Костон на следующий день поднялся рано и после обычного гостиничного завтрака, посмотрев в записной книжке пару адресов, вышел в город. Он вернулся в «Империал» задумчивым и рассеянным, так что когда они ехали на мыс Саррат в нанятом им автомобиле, разговора не получилось. У ворот базы их остановили, но после разговора по телефону дежурный дал знак матросу, и тот проводил их до кабинета Уайетта.
Джули с любопытством рассматривала таблицы на стенах, старенький стол и поцарапанные стулья.
— Вы тут не роскошествуете, — заметила она.
— Это просто рабочий кабинет, — сказал Уайетт. — Присаживайтесь.
Костон уставился на таблицы с выражением некоторого скепсиса на лице.
— Меня поражают эти ученые, — сказал он. — Они всегда говорят о простых вещах так, что мы, простые смертные, ни черта не можем понять.
Уайетт рассмеялся, но ответил серьезно.
— Дело обстоит как раз наоборот. Наша задача — упростить то, что на самом деле невероятно сложно.
— Да уж, постарайтесь, пожалуйста, подбирать слова попроще, — попросил Костон. — Я слышал, что вы недавно летали на личную встречу с ураганом. Как вам удалось узнать его месторасположение? Он ведь в тысяче миль отсюда.
— Это совсем просто. Раньше об образовании циклона узнавали только тогда, когда его замечали на каком-нибудь корабле или на острове. В наши дни мы их обнаруживаем рано. — Уайетт разложил на столе фотографии. — Это снимки из космоса. Мы их получаем со спутников — либо серии Тирос, либо — Нимбус.
Джули смотрела на фотографии, ничего не понимая. Уайетт начал объяснять.
— Здесь все, что нам нужно знать. Вот здесь, в углу, — время, когда это снято, вот это — масштаб. Этот конкретный ураган — около трехсот миль в поперечнике. А вот это — широта и долгота. Так что мы точно знаем, где он находится.
Костон щелкнул ногтем по одной из фотографий.
— Это как раз тот ураган, которым вы сейчас занимаетесь?
— Именно. Это Мейбл. Я только что закончил расчеты по его теперешнему местонахождению и курсу. Он сейчас находится менее, чем в шестистах милях к юго-востоку от нас и движется на северо-запад со скоростью, чуть превышающей десять миль в час. Это вполне согласуется с теорией.
— А я думала, ураганы движутся быстрее, — сказала Джули с удивлением.
— Нет-нет, речь идет не о скорости ветра: Это скорость всего урагана в целом относительно поверхности Земли. А ветра внутри него чрезвычайно сильные, более ста семидесяти миль в час.
Костон был погружен в раздумье.
— Мне это как-то не нравится, — сказал он. — Вы говорите, что он идет на северо-запад. Такое впечатление, что он движется прямо на нас.
— Да, — подтвердил Уайетт. — Но учтите, что ураган обычно движется не по прямой. — Он взял со стола большую плоскую книгу. — Это атлас ураганов. Мы фиксируем их траектории и, анализируя их, пытаемся делать обобщения. Иногда нам это удается. Вот к примеру — 1955 год. — Он открыл атлас, полистал его. — Вот Флора и Эдит — хрестоматийные случаи. Они шли с юго-востока, затем повернули к северо-востоку по параболе. Такая траектория определяется несколькими факторами. На ранней стадии ураган устремляется на север, но затем вынужден повернуть к западу под воздействием вращения Земли. Позже он попадает под влияние северо-атлантической системы ветров и поворачивает к востоку.
Костон пристально вглядывался в таблицы.
— А что вы скажите про этот?
Уайетт улыбнулся.
— Я так и думал, что вы обратите на него внимание. Это Алиса. Он двигался к югу, а завершился в Северной Бразилии, — мы до сих пор не знаем, почему. А вот Джанет и Хильда. Они не поворачивали назад, а вопреки теории прошли прямо над Юкатаном в Северную Мексику и Техас. Они погубили массу людей.
— Мне кажется, ваша теория сильно хромает, — проворчал Костон. — А что вы скажите про эту завитушку?
— Айона? Я как раз вчера вспоминал его. Он шел, извиваясь, как змея, и если распрямить извивы, получится курс, вполне соответствующий теории. Но мы пока не знаем, что в точности является причиной таких резких поворотов ураганов. У меня есть идея о том, что, может, на них оказывают влияние газовые струи реактивных самолетов, но это трудно проверить. Вообще ураган — весьма чувствительная вещь. Он ведь представляет собой довольно тонкий слой, всего несколько тысяч футов высотой. Поэтому, скажем, контакт с Землей разрушает его. Стоит ему налететь на горную цепь, он разобьется об нее до смерти. Правда, при этом успеет наделать бед.
Джули тоже внимательно рассматривала таблицы.
— Они похожи на больших животных, правда? Ей-богу, такое впечатление, что этот Айона сначала хотел разрушить мыс Гаттерас, но потом повернул, потому что он ему не понравился.
— Было бы здорово, если бы они обладали разумом. Тогда нам, может быть, лучше удавалось бы предсказывать их поведение. А это необходимо. Ведь ураган — это гигантская тепловая машина, самая большая и мощная динамическая система на Земле. — Он кивнул на таблицы. — Мейбл, к примеру, имеет энергию большую, чем энергия тысячи водородных бомб.
— Ты так восторгаешься ураганами, словно влюблен в них, — заметила Джули.
— Чепуха! — воскликнул Уайетт. — Я их ненавижу. Как и все население Вест-Индии.
— А здесь, на Сан-Фернандесе, бывали ураганы? — спросил Костон.
— На моей памяти нет. В последний раз ураган налетел на Сан-Фернандес в 1910 году. Он разрушил Сен-Пьер до основания и убил шесть тысяч человек.
— Один ураган за шестьдесят лет, — протянул Костон. — А скажите, мне просто интересно это знать, какова вероятность того, что этот ваш приятель Мейбл завернет прямо сюда?
Уайетт улыбнулся.
— Это возможно, но маловероятно.
— Ага, — сказал Костон, глядя на таблицу. — Получается, что Серрюрье гораздо более опасен для острова, чем любой из ваших ураганов. Он в общей сложности погубил здесь больше, чем 20 000 человек. Если бы ураган помог избавиться от него, то лучше в он пришел сюда.
— Может быть, — сказал Уайетт. — Но это не моя область. Я с политикой дела не имею. — Он снова начал говорить об ураганах, но теперь интерес его слушателей не был таким горячим, они явно устали от обилия научной информации, и он предложил завершить их встречу и пойти на ланч.
Они расположились в офицерской столовой, куда Хансен, который согласился к ним присоединиться, пришел с опозданием.
— Извините, друзья, я был занят. — Он обратился к Уайетту.
— Кто-то, видимо, спятил. Пришел приказ — срочно подготовить к полету все вышедшие из строя самолеты. Мою машину они уже сделали. Утром я осмотрел ее, а днем — контрольный полет. — Он притворно закатил глаза. — А я-то мечтал о неделе отдыха.
Костон был явно заинтересован.
— Что-нибудь серьезное? — спросил он.
Хансен пожал плечами.
— Да, по-моему, нет. Брукс вообще не склонен к панике.
— Брукс?
— Капитан первого ранга Брукс — командующий базой.
Уайетт тихо спросил Джули:
— Что ты сегодня делаешь днем?
— Ничего особенного. А что?
— Я устал от кабинетной работы. Не прокатиться ли нам на Сен-Мишель? По-моему, ты любила бывать на этом пляже. Сегодня вполне подходящий день для купания.
— Прекрасная мысль, — согласилась она. — Хорошо.
— После ланча и поедем.
— Что там с Мейбл? — спросил Хансен.
— Ничего нового, — сказал Уайетт. — Пока он ведет себя вполне прилично. Только что прошел мимо Гренады, как мы и предсказывали. Скорость, впрочем, немного увеличилась. Шеллинг слегка обеспокоен этим.
— А своим предсказанием он не обеспокоен? Впрочем, он себя обезопасил, будь уверен.
Костон, вытирая салфеткой углы рта, сказал:
— Если позволите, я переменю тему. Кто-нибудь из вас слышал о человеке по имени Фавель?
— Джулио Фавель? — переспросил Хансен. — Да он же мертв.
— В прошлом году люди Серрюрье схватили его в горах. Там происходила стычка, и пленников не брали. Фавеля убили. Об этом сообщали в газетах. — Он недоуменно поднял брови. — А почему вы им интересуетесь?
— Да ходят слухи, что он жив, — сказал Костон. — Я об этом слушал только сегодня утром.
Хансен посмотрел на Уайетта, Уайетт на Хансена. Уайетт сказал:
— Не этим ли объясняется кошмар прошлой ночи? — И, обращаясь к Костону, пояснил: — Прошлой ночью в городе было много войск.
— Я тоже видел, — сказал Костон. — А кто этот Фавель?
— Не притворяйтесь, — сказал Уайетт. — Вы же репортер, вы знаете это так же, как я.
Костон улыбнулся и сказал без тени смущения:
— А я хочу знать взгляды других. Так сказать, объективное мнение. Как ученый, вы должны ценить это.
— Так кто же такой этот Фавель? — вмешалась Джули.
Костон сказал:
— Кость в горле Серрюрье. Серрюрье называет его бандитом, а Фавель предпочитает называть себя патриотом. Я думаю, что правда скорее на стороне Фавеля. До того, как сообщили о его смерти, он скрывался в горах и доставлял Серрюрье немало хлопот. После никаких сведений о нем не поступало — до сих пор.
— Не верю, что он жив, — сказал Хансен. — Мы бы, наверное, знали об этом.
— У него могло быть достаточно ума, чтобы, пользуясь слухами о своей смерти, залечь на дно и копить силы.
— А может, он болел, — сказал Уайетт.
— Может быть, — сказал Костон и обратился к Хансену, — ну и что вы думаете по этому поводу?
— Вся моя информация исходит из газет, — сказал Хансен: — к тому же мой французский не так уж хорош, — во всяком случае, это не тот французский, на котором изъясняются тут. — Он наклонился вперед. — Послушайте, мистер Костон. Мы ведь тут на базе подчиняемся военной дисциплине. Был приказ ни в коем случае не вмешиваться в местные дела, даже не интересоваться ими. Стоит нам сунуть свой нос во что-то, нас ждут крупные неприятности. Даже если мы сможем вырваться из лап головорезов Серрюрье, с нас сдерет шкуру командующий Брукс. Было тут несколько случаев, в основном с рядовыми. Их мгновенно выслали в Штаты, где их на год или два посадили за решетку. Я, кстати, собирался вам вчера об этом рассказать, но этот Доусон помешал.
— Понятно, — сказал Костон. — Что ж, прошу прощения. Я не представлял себе ваши трудности.
— Ничего, — ответил Хансен. — Вы ж не обязаны были знать. Но я должен еще добавить, что нас особенно предостерегают против разговоров с заезжими репортерами.
— Да, никто нас не любит, — сказал Костон со вздохом.
— Разумеется, — подтвердил Хансен. — Все обычно что-то скрывают, но наши причины особенные — мы стремимся не создавать здесь поводов для нарушения спокойствия. Вы же сами знаете лучше меня — там, где появляется репортер, жди беды.
— Я бы не сказал, дело обстоит как раз наоборот, где случается беда, появляется репортер. Беда приходит вначале. — Он резко переменил тему. — Кстати, о Доусоне. Он, оказывается, тоже остановился в «Империале». Когда мы сегодня утром выходили из отеля, мы видели его в ресторане. Он боролся с похмельем с помощью сырых яиц и бутылки виски.
Уайетт спросил:
— Вы ведь на самом деле не в отпуске, а, Костон?
Костон вздохнул.
— Мой шеф считает, что я в отпуске. Но я прибыл сюда в порядке небольшого личного расследования. До меня доходили разные слухи и отголоски слухов. К примеру, в эти края направлялось довольно много оружия. Оно шло не на Кубу и не в Южную Америку, это я выяснил, — значит, оно оседает где-то здесь. Я рассказал об этом моему шефу, но он не согласился с моими доводами, или, как он выразился, домыслами. Однако я привык доверять себе, поэтому я взял отгул и вот я здесь.
— Ну, и нашли вы то, что ищете?
— Знаете, очень боюсь, что нашел.
II
Уайетт медленно вел машину по окраине Сен-Пьера. Толчея на улицах не позволяла ехать быстрее. Полуголые мальчишки, рискуя быть задавленными, перебегали дорогу прямо перед носом автомобиля и заливались веселым смехом, услышав тревожные гудки клаксона; повозки, запряженные быками, перегруженные грузовики постоянно создавали пробки; кругом стоял оглушительный шум, — словом, это была обычная городская суета. Выехав из города, Уайетт вздохнул с облегчением и прибавил скорость.
Дорога к Сен-Мишелю шла через цветущую долину Негрито, окаймленную плантациями бананов, ананасов и сахарного тростника, на которые хмуро взирали вершины Святых гор.
— Похоже, что тревога прошлой ночью была ложной, — заметил Уайетт. — Несмотря на то, что говорил утром Костон.
— Никак не могу понять, нравится мне Костон или нет, — сказала Джули задумчиво. — Вообще-то газетчики обычно напоминают мне стервятников.
— Я чувствую с ними какое-то родство, — сказал Уайетт. — Он зарабатывает на всяческих несчастьях, и я тоже.
Джули была шокирована.
— Нет, это совсем другое дело. Ты все же стараешься предупредить несчастья.
— Ну, и он тоже, так он во всяком случае сам говорит. Я читал кое-что из его статей. По-моему, очень неплохо. У него есть сочувствие к ближнему. Я думаю, он искренне огорчен тем, что оказался прав в данной ситуации, если все же он прав, конечно. Моли Бога, чтобы это оказалось не так.
Она нетерпеливо пожала плечами.
— Ладно, не будем больше о нем, хорошо? Давай на время забудем и о нем, и о Серрюрье, и об этом, как его, Фавеле.
Он притормозил, чтобы объехать почти загородившую дорогу повозку с камнями, и кивнул головой в сторону солдата, стоявшего у дороги.
— Серрюрье не так легко забыть. Напоминания о нем на каждом шагу.
Джули посмотрела назад.
— Что это?
— Это «корве» — принудительные работы на дорогах. Все крестьяне должны в них участвовать. Это отрыжка предреволюционной Франции, и Серрюрье использует ее на все сто. На Сан-Фернандесе всегда так было. — Он кивнул теперь в бок. — Так же обстоит дело и с плантациями. Когда-то ими владели иностранные компании, в основном американские и французские. Серрюрье, когда пришел к власти, произвел национализацию, а точнее, забрал все себе. Теперь он их использует как зону, где трудятся заключенные. А попасть в заключенью на острове — пара пустяков, поэтому недостатка в рабочей силе тут нет. Впрочем, сейчас участились побеги.
Тихим голосом она спросила:
— Как ты можешь жить здесь, среди всех этих ужасов?
— Здесь моя работа, Джули. То, что я делаю, помогает сохранить жизни людей по всему Карибскому морю и на побережье Америки. И лучшее место для этого — здесь. Я ничего не могу сделать с Серрюрье. Если бы я даже попытался, меня тут же убили бы или в лучшем случае арестовали. Ну, выслали бы отсюда. Никому от этого лучше не стало бы. Так что я, как Хансен и другие, держусь за базу и стараюсь сосредоточиться на своей работе. — Он замолчал, увидев впереди крутой поворот, потом закончил: — конечно, все это мне не нравится.
— Значит, ты не думаешь о том, чтобы уехать отсюда, скажем, в Штаты?
— Здесь наилучшие условия для моей работы, — сказал Уайетт, — я ведь уроженец Вест-Индии. Это — мой дом. Пусть плохой, но дом.
Несколько миль они ехали молча. Наконец он остановил машину на обочине.
— Помнишь это место?
— Его невозможно забыть, — сказала она, выйдя из машины и оглядывая раскинувшуюся перед ними панораму.
Вдали виднелось море, словно сверкающее громадное блюдо из чеканного серебра. Прямо перед ними лежали петли пыльной дороги, по которой они только что поднялись. А между дорогой и морем располагалась роскошная долина реки Негрито, спускавшаяся к заливу Сантего с мысом Саррат в дальнем конце, и уютно устроившимся в изгибе маленьким городком — Сен-Пьером.
Уайетт не смотрел вниз. Вид Джули, стоявшей на ветру у края обрыва в платье, облепившем ее фигуру, привлекал его гораздо больше. Она вытянула руку, показывая через долину на место, где солнце ярко отражалось в потоке воды.
— Что это?
— Это Серебряный водопад на Малой Негрито. — Он подошел к ней. — Малая Негрито соединяется с Большой ниже по долине. Отсюда их слияние не видно.
Она перевела дыхание.
— Это один из самых замечательных видов, какие мне приходилось видеть. Я как раз думала, привезешь ли ты меня сюда вновь.
— Рад, что угодил тебе, — сказал он. — Из-за этого ты приехала на Сан-Фернандес?
Она засмеялась.
— Это одна из причин.
Он кивнул.
— Что ж, основательная причина. Надеюсь, другие не хуже.
— Я тоже. — Ее голос был каким-то смутным. Она опустила голову.
— Но ты в этом не уверена?
Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
— Нет, Дейв, не уверена. Совсем не уверена.
Он положил руки на ее плечи и привлек к себе.
— Жаль, — сказал он и поцеловал ее.
Она не сопротивлялась, ее губы раскрылись навстречу его губам, руки обняли его. Она тесно прижалась к нему, но вдруг резко вырвалась из объятий.
— Не знаю, — воскликнула она. — Я все же ни в чем не уверена. Я даже не уверена в том, что я не уверена.
Он сказал:
— Что ты думаешь о том, чтобы переселиться на Сан-Фернандес?
Она посмотрела на него настороженно.
— Это что, предложение?
— Пожалуй, да, считай это предложением, — сказал Уайетт, потирая подбородок рукой. — Не могу же я все время жить на этой базе, а ты — вести экзотическую жизнь бортпроводницы. Мы найдем дом. Хотелось бы тебе поселиться где-нибудь здесь?
— О, Дейв, это было бы замечательно! — воскликнула она, и они вновь бросились друг другу в объятия.
Через некоторое время Уайетт сказал:
— Никак не могу понять, почему ты была так холодна со мной. Ты прилипла к Костону так, словно он тебе родной брат.
— Ну тебя к черту, Дейв Уайетт, — возмутилась Джули. — Войди в мое положение. Я, можно сказать, охочусь за мужчиной, а женщине это не положено. В последний момент у меня просто похолодели ноги, я так боялась, что выглядела сущей дурой.
— Значит, ты прилетела, чтобы повидаться со мной?
Она взъерошила его волосы.
— Ты не очень разбираешься в людях, а, Дейв? Погружен в свои ураганы и формулы. Конечно, я прилетела, чтобы повидаться с тобой. — Она взяла его руку и стала разглядывать его пальцы один за другим. — Знаешь, у меня было много парней, и всякий раз я думала, что вот этот, может быть, то, что надо, но всегда в ход моих мыслей каким-то образом вмешивался ты. И я решила приехать и все прояснить для себя на месте. Я должна была или сохранить тебя в своем сердце или вырвать из него, хотя не знаю, смогла бы. А ты продолжал писать свои бесстрастные письма, от которых мне хотелось выть.
Он усмехнулся.
— Я никогда не умел выражать свои чувства на бумаге. Теперь вижу, что я наказан — попался в капкан, поставленной хитрой женщиной, — так давай же отпразднуем это событие. — Он подошел к машине. — Я наполнил термос твоим любимым напитком — «плантаторским пуншем». Правда, я отошел от строгой формулы — в интересах трезвости и учитывая время дня. Иначе говоря, здесь меньше рому и больше сока.
Они сели лицом к Негрито и попробовали пунш. Джули сказала:
— Я ведь мало знаю о тебе, Дейв. Ты говорил прошлым вечером, что родился в Сен-Киттсе, где это?
Уайетт махнул рукой.
— Это остров к юго-востоку отсюда. Вообще-то его настоящее название Сен-Кристоф, но в последние четыре столетия его звали Сен-Киттс. Кристофер, черный император Гаити, взял себе имя святого Киттса — он был беглый раб.
— Твоя семья всегда там жила?
— Мы не были аборигенами, но Уайетты известны на острове с начала семнадцатого века. Они были рыбаками, плантаторами, даже пиратами, как мне говорили, — словом, пестрая публика. — Он хлебнул пунша. — Я последний Уайетт с Сен-Киттса.
— Да? Это нехорошо. Почему же?
— В середине прошлого века ураган почти уничтожил остров. Три четверти Уайеттов были убиты. Погибло вообще три четверти населения. Затем на Карибах наступила полоса экономического упадка, — конкуренция со стороны бразильского кофе, восточно-африканского сахара и так далее. Те Уайетты, которые еще оставались, уехали. Мои родители держались до моего рождения. А потом и они переселились на Гренаду. Там я и вырос.
— А где находится Гренада?
— Юг островной гряды, севернее Тринидада. А прямо к северу от Гренады лежат Гренадины, цепь маленьких островков, которые на Карибах ближе всего к нашему представлению о рае. Как-нибудь я отвезу тебя туда. Мы жили на одном из них до тех пор, пока мне не исполнилось десять лет. А потом я отправился в Англию.
— Родители послали тебя туда в школу?
Он покачал головой.
— Нет. Они погибли. Был еще один ураган. Я воспитывался у тетки в Англии.
Джули осторожно спросила:
— Ты поэтому так любишь ураганы?
— Наверное, да. Я думаю, что когда-нибудь мы возьмем их под контроль, и я внесу в это свою лепту, надеюсь. Сейчас мы можем организовать только раннее оповещение об ураганах, но в будущем сможем остановить их прямо на месте зарождения, несмотря на всю их силу. Работа в этом направлении ведется. — Он улыбнулся. — Ну вот, теперь ты знаешь о Дэвиде Уайетте все.
— Ну, не все, но впереди много времени, чтобы узнать, — сказала она удовлетворенно.
— Ну, а как насчет истории твоей жизни?
— С этим пока тоже можно подождать, — сказала она, отводя его руку, и встала. — Ты обещал, что мы будем купаться.
Они залезли в машину, и Джули стала разглядывать голубовато-зеленые склоны Святых гор. Уайетт сказал:
— Это скверная местность — нездоровая, неплодородная, труднопроходимая. Здесь скрывался Фавель, пока его не убили. Здесь целая армия может исчезнуть. Да так не раз и бывало.
— Когда?
— А первый раз это случилось, когда Бонапарт пытался подавить восстание рабов. Основное направление удара было, конечно, на Гаити, но параллельно Ле-Клерк послал полк на Сан-Фернандес, чтобы укротить рабов и на нем. Полк благополучно высадился на остров и направился вглубь, не встречая особого сопротивления. Он дошел до этих мест и больше назад не возвращался.
— Что же случилось с ним?
Уайетт пожал плечами.
— Засады, снайперы, болезни, истощение. Белые люди не могут жить здесь. А черные могут. Тем не менее эта местность поглотила еще одну армию, на этот раз черную. Это было не так давно. Серрюрье послал сюда три батальона, пытаясь выудить отсюда Фавеля и навязать ему открытый бой. Но они исчезли таким же образом. Это ведь территория Фавеля.
Джули посмотрела вдаль, на освещенные солнцем холмы, и содрогнулась.
— Чем больше я знакомлюсь с историей Сан-Фернандеса, тем больше она ужасает меня.
— Мы, жители Вест-Индии, просто смеемся, когда слышим, как американцы и европейцы восхищаются антильским тропическим раем. А как ты думаешь, почему Нью-Йорк наводнен пуэрториканцами, а Лондон — выходцами с Ямайки? Карибские страны все поражены нищетой и раздорами, не только Сан-Фернандес. — Уайетт вдруг остановился и как-то смущенно засмеялся. — Я забыл, что предложил тебе здесь жить. Хорошую рекламу я создал этому месту, не правда ли? — Он несколько минут помолчал, затем продолжал серьезно.
— То, что ты говорила о работе в Америке, может быть, имеет смысл.
— Нет, Дейв. — Джули покачала головой. — Я так не поступлю с тобой. Я не хочу, чтобы наша совместная жизнь началась с того, что ты бросишь свою работу. Это никому из нас не принесет пользы. Мы поселимся здесь, на Сан-Фернандесе, и будем здесь счастливы. — Она улыбнулась. — Только сколько же я должна ждать, чтобы искупаться?
Уайетт включил зажигание, и они снова поехали. По мере того, как они поднимались выше, чтобы перевалить горный хребет, местность менялась. Плантации уступили место густому переплетенному кустарнику, в котором лишь изредка мелькали расчищенные полянки с ветхими хижинами. Однажды большая змея переползла дорогу прямо перед медленно двигавшимся автомобилем, Джули испуганно вскрикнула.
— Это еще что, — заметил Уайетт, — это бледная тень того, что можно встретить выше в горах. Впрочем, там нет дорог.
Внезапно он остановил машину и стал смотреть на маленький домик, стоявший у края дороги. Джули тоже посмотрела на него, но не увидела ничего примечательного — обычная глинобитная хижина без окон с неряшливой соломенной крышей. Около нее стоял человек и вбивал в землю деревянный колышек.
— Извини, Джули, — сказал Уайетт. — Мне надо поговорить с ним.
Он вышел из машины и направился к хижине. Его внимание привлекла крыша, на которую накинута сеть, сплетенная из волокон местного растения — сизаля. К сети были привязаны длинные веревки, три из которых другим концом были прикреплены к колышкам. Он дважды обошел хижину, затем задумчиво посмотрел на человека, продолжавшего невозмутимо работать большим молотком, и спросил его на местном искаженном французском:
— Что это вы делаете?
Человек взглянул на Уайетта. Лицо его блестело от пота. Он был стар, но сколько ему было лет, сказать было трудно. Внешность здешних жителей обманчива. На взгляд он казался семидесятилетним, но на самом деле ему могло быть около пятидесяти.
— Как что, белый человек? — ответил он. — Я предохраняю свой дом.
Уайетт вынул пачку сигарет и протянул старику.
— Тяжелая работа — предохранять свой дом, — сказал он.
Старик поставил молоток на землю, взял сигарету. Наклонив голову к зажженной спичке, он затянулся и произнес:
— Очень тяжелая, белый человек, очень. Но ее нужно делать. — Он посмотрел на сигарету. — Американская. Хорошая.
Уайетт тоже закурил и вновь посмотрел на хижину.
— Да, крышу надо укреплять, — согласился он. — Дом без крыши все равно, что мужчина без женщины, — не завершен. А у вас есть женщина?
Старик кивнул и выпустил клуб дыма.
— Что-то я не вижу ее, — продолжал Уайетт.
Старик снова затянулся и посмотрел на Уайетта своими карими в красных прожилках глазами.
— Она пошла в гости.
— Вместе с детьми?
— Угу.
— А вы укрепляете крышу дома. Должно быть, вы боитесь чего-то?
Старик отвел глаза от Уайетта и, переминаясь с ноги на ногу, сказал:
— Сейчас время такое. Нужно бояться. Никто не может совладать с тем, что идет к нам.
— Большой ветер? — тихо спросил Уайетт.
В глазах старика появилось удивление.
— Конечно, а что же еще? — Он хлопнул в ладоши и вскинул руки вверх. — Когда приходит большой ветер, он крушит все подряд.
Уайетт кивнул.
— Вы правы. Надо заботиться о крыше своего дома. — Он сделал паузу. — А почему вы уверены в том, что большой ветер придет?
Старик поковырял босой ногой сухую землю и отвернулся.
— Я знаю, — пробормотал он, — знаю.
Уайетт понял, что настаивать на ответе не имеет смысла — ему уже доводилось вести такие разговоры.
— А когда придет большой ветер? — спросил он.
Старик посмотрел на безоблачное голубое небо, потом наклонился, взял щепотку пыли, потер ее между пальцами.
— Дня два, — сказал он. — Может, три. Не больше.
Уайетт был поражен точностью предсказания. Если Мейбл вообще нанесет удар по Сан-Фернандесу, это произойдет именно в этих временных пределах. Но каким образом этот безграмотный старик мог узнать об этом?
— Вы ведь просто отослали жену с детьми отсюда, правда? — спросил он.
— В горах есть пещера. Закончу работу и сам отправлюсь туда.
Уайетт взглянул на хижину.
— Когда пойдете, оставьте дверь открытой. Ураганы не любят закрытых дверей.
— Конечно, — согласился старик. — Закрытая дверь — это не гостеприимно. — Он посмотрел на Уайетта, и в глазах его мелькнула веселая искорка. — Кажется, будет еще один ветер, белый человек. Посильнее, чем ураган. Фавель идет с гор.
— Но ведь Фавель мертв.
Старик пожал плечами.
— Фавель идет с гор, — повторил он, и подняв свой молот, возобновил работу.
Уайетт вернулся к машине и сел за руль.
— В чем дело? — спросила Джули.
— Он говорит, что идет большой ветер, и поэтому он укрепляет крышу своего дома. И еще он говорит, что когда этот ветер приходит, он крушит все подряд. — Уайетт посмотрел на старика, трудившегося на солнцепеке. — Он также знает, что надо оставить дверь дома открытой. Знаешь, Джули, к сожалению, я должен вернуться на базу. Мне нужно кое-что проверить.
— Понимаю, — сказала Джули. — Если надо, так надо.
Он развернулся, и они поехали назад. Джули спросила:
— Гарри Хансен говорил мне, что обеспокоен этим Мейбл. Действительно стоит беспокоиться?
— Понимаешь, все противоречит тому, чему меня учили, противоречит логике. И все же я думаю, что Мейбл повернет к Сан-Фернандесу и накроет нас. — Он криво усмехнулся. — Теперь мне нужно убедить в этом Шеллинга.
— Он поверит тебе, как ты думаешь?
— А какие у меня есть доказательства? Сосущее чувство под ложечкой? Безграмотный старик, укрепляющий крышу? Шеллингу нужны факты — показатели давления, адиабатические кривые, — словом, все, что можно оценить в цифрах и проверить в справочниках. Сомневаюсь, что я смогу его убедить. И в то же время я должен это сделать. Сен-Пьер сейчас не в лучшем положении, чем в 1910 году, в смысле возможности противостоять урагану. Ты же видела целый город развалюх, который возник на окраине. Сколько они простоят под напором ветра? А вот население Сен-Пьера увеличилось и сейчас составляет тысяч шестьдесят. Ураган будет для него катастрофой, последствия которой даже трудно представить.
Он машинально давил и давил на акселератор, и машина, заскрежетав шинами на повороте, едва устояла на колесах.
— О, Дейв, — воскликнула Джули, — ты не решишь своих проблем тем, что угробишь себя на этом откосе.
Он притормозил.
— Извини, Джули. Я немного нервничаю. — Он покачал головой. — Меня удручает то, что я совершенно бессилен.
Джули задумчиво проговорила:
— А если тебе как-нибудь подделать цифры, так, чтобы привлечь к ним внимание командующего Брукса. Конечно, если ураган не придет, твоя профессиональная карьера будет кончена, но ведь стоит попробовать.
— Если бы я был уверен, что это получится, я бы сделал это, — мрачно ответил Уайетт. — Но Шеллинга не проведешь. Пусть он глуп, но не настолько, чтобы пропустить явную липу. Он достаточно опытен для этого.
— Хорошо, ну что же ты собираешься делать?
— Не знаю, — сказал он. — Не знаю.
III
Он подвез Джули к «Империалу» и на страшной скорости помчался на базу. На улицах города было много солдат, но он не придал значения этому факту, так как мозг его был занят тем, как вести разговор с Шеллингом. Когда он добрался до главного входа на базу, он все еще не знал, что он будет ему говорить.
У ворот его остановил морской пехотинец в полной боевой форме и с автоматом в руках.
— Назад, приятель! — сказал он и повел дулом автомата в сторону.
— Что за черт! Что происходит? — воскликнул Уайетт.
Губы моряка сжались.
— Я сказал — назад!
Уайетт открыл дверцу машины и вылез наружу. Моряк отошел на два шага в сторону. Уайетт посмотрел вверх на вышки по обеим сторонам ворот. На них находились люди, и тупые рыла пулеметов смотрели в его сторону.
Моряк спросил:
— Ты кто, приятель?
— Я из метеорологического подразделения, — сказал Уайетт. — Что это все за суета?
— Докажите, — сказал моряк бесцветным голосом.
Уайетт вынул бумажник.
— Здесь удостоверение, — сказал он.
Моряк даже не сделал попытки подойти ближе.
— Бросьте его на землю. — Уайетт бросил бумажник на землю. — Теперь отойдите.
Уайетт медленно отступил, а моряк сделал шаг к бумажнику и поднял его, не сводя глаз с Уайетта. Он открыл его, просмотрел содержание и сказал:
— Все в порядке, мистер Уайетт.
— Что же все-таки происходит? — сердито спросил Уайетт.
Моряк прижал автомат к груди и подошел ближе.
— Да начальство решило провести учения, мистер Уайетт. Проверяем безопасность базы. Я действовал по инструкции. Лейтенант следит за мной.
Уайетт хмыкнул и сел в машину. Моряк наклонился к окошечку и сказал:
— Не советую вам ехать через ворота быстро. Пулеметы заряжены боевыми патронами. — Он сокрушенно покачал головой. — Непременно кого-нибудь угробят на этих учениях.
— Не меня, надеюсь, — пообещал Уайетт.
Моряк ухмыльнулся, и лицо его в первый раз оживилось.
— Может, лейтенанту всадят в задницу, — сказал он и махнул рукой.
Пока Уайетт ехал к зданию, где помещался его кабинет, он убедился, что база превратилась в военный лагерь. Все, кто ему попадался по дороге, были снаряжены по-боевому, все пулеметные гнезда были наготове, то там, то сям двигались грузовики, а у метеорологического подразделения стояли бронемашины с работающими двигателями. На мгновение он решил, что старик оказался прав, — Фавель спускается с гор, но тут же раздраженно отмахнулся от этой мысли.
Как только он оказался в своем кабинете, он поднял телефонную трубку.
— Каковы последние данные о Мейбл?
— О ком? Ах, о Мейбл! Полчаса назад получены новые снимки с Тироса.
— Пришлите их скорее.
— Извините, не можем. Все курьеры задействованы в учениях.
— Ладно, я сам приду за ними, — сказал Уайетт, швыряя трубку. Он сгорал от нетерпения.
Сев в машину, он отправился за снимками. Вернувшись, он разложил их на столе и стал внимательно изучать. Спустя час он закончил работу, но ни к каким определенным выводам так и не пришел. Циклон двигался теперь немного быстрее — одиннадцать миль в час, — по предсказанному маршруту. Он должен был подойти к Сан-Фернандесу всего лишь настолько, чтобы своим хвостом чуть задеть его — несколько часов сильного ветра и дождя. Так утверждала теория.
Он задумался над тем, что делать дальше. Веры в теорию, именем которой всегда клялся Шеллинг, у него не было. Он не раз сталкивался с ураганами, которые, вопреки теории, вдруг сворачивали со своего курса и опустошали целые острова. И он был родом из Вест-Индии, как тот старик, который старался защитить от ветра свой дом. У них у обоих было сходное предчувствие относительно этого урагана, которое у обоих породило душевное смятение. Причем предки Уайетта жили на островах каких-то четыре века, а родословная того черного человека уходила корнями в далекое прошлое, когда его предки поклонялись Хунракену, могущественному богу бури. Старик вполне доверял своим чувствам и, основываясь на них, принял свои меры предосторожности, и Уайетт полагал, что он должен сделать то же самое, несмотря на то, что ничего не мог доказать средствами своей науки.
Он отправился к Шеллингу в унылом расположении духа.
Шеллинг, кажется, был чем-то занят, но, в конце концов, чем-то занятым он казался всегда. Он поднял голову, когда вошел Уайетт, и сказал:
— Я думал, вы свободны сегодня утром.
— Я вернулся, чтобы проверить кое-какие данные о Мейбл. Он набирает скорость.
— Да? — сказал Шеллинг. Он бросил на стол ручку и отодвинул блокнот. — Какова сейчас скорость?
— За последние девять часов он прошел сто миль, т. е. скорость была одиннадцать миль в час. Вначале была — восемь, помните? — Уайетт решил, что лучший способ расшевелить Шеллинга — внушить ему некоторую неуверенность в себе, дать ему понять, что прогноз, отправленный им в Бюро погоды, теперь расходится с фактами. Он продолжал. — При такой скорости он достигнет атлантического побережья через шесть дней. Но я думаю, что скорость еще возрастет. Пока все показатели не выходят за пределы нормы.
Шеллинг задумчиво смотрел на стол.
— А курс?
Это был щекотливый вопрос.
— Расчетный, — осторожно сказал Уайетт. — Но он может сойти с него, — как бывало не раз.
— Мы обезопасим себя, — сказал Шеллинг. — Я дам сигнал Бюро погоды. Они там будут размышлять над ним два дня, затем сообщат Службе ураганов Юго-восточных штатов. Конечно, многое будет зависеть от того, как поведет себя циклон в эти два дня, но они там будут знать, что мы не зря едим свой хлеб.
Уайетт сел без приглашения.
— А что насчет островов? — спросил он.
— Туда мы тоже пошлем предупреждение, — сказал Шеллинг. — Как обычно. Где сейчас находится Мейбл?
— Он проскользнул между Гренадой и Тобаго. Судя по сводкам, которые я только что получил, он там навел страху, но серьезного ущерба не причинил. Сейчас он севернее Лос-Тестигос. — Он помолчал. — Если он будет продолжать идти по теперешнему курсу, то пересечет Юкатан и войдет в Мексику и Техас, как Джанет и Хильда в 1955 году.
— Этого не будет, — бросил Шеллинг с раздражением. — Он повернет на север.
— Но ведь Джанет и Хильда не повернули, — возразил Уайетт. — Но предположим, он действительно повернет к северу, как положено. Достаточно того, что поворот будет круче, чем предсказывает теория, и он постучится прямо в нашу дверь.
Шеллинг вскинул голову.
— Вы что, хотите меня уверить в том, что Мейбл может ударить по Сан-Фернандесу?
— Именно. Вы оповестили местные власти?
Шеллинг сощурил глаза.
— Нет, не считаю это необходимым.
— Не считаете это необходимым. Мне кажется, пример 1910 года делает это необходимым.
Шеллинг хмыкнул.
— Вы же знаете, что такое местное опереточное правительство. Ну, мы скажем им, они же все равно ничего не сделают. Они ведь даже не сочли нужным организовать службу оповещения об ураганах. Это потребовало бы денег из кармана Серрюрье. Вы можете представить себе, чтобы он на это пошел? Нет, толку от моего предупреждения все равно не будет.
— Зато оно будет зафиксировано в документах, — сказал Уайетт, играя на слабой струнке Шеллинга.
— Это, конечно, верно, — протянул Шеллинг. Потом пожал плечами. — Я, собственно, даже не знаю, кого именно оповещать. Раньше мы имели дело с Дескэ, министром внутренних дел острова, но теперь Серрюрье взял все функции себе. А разговаривать с Серрюрье, сами знаете, не просто.
— Когда же это случилось?
— Он турнул Дескэ вчера. Ну, вы знаете, что это значит. Он теперь либо мертв, либо сидит в замке Рамбо и жаждет смерти.
Уайетт нахмурился. Значит, Дескэ, шефа службы безопасности, уже нет, сметен во время очередной чистки. Но он всегда был правой рукой Серрюрье. Должно было произойти что-то очень серьезное, чтобы он попал в немилость. Фавель идет с гор. Уайетт постарался отбросить эту мысль, — какое отношение она имеет к урагану?
— Все же вы лучше предупредите Серрюрье, — сказал он.
Улыбка тронула губы Шеллинга.
— Сомневаюсь, что Серрюрье захочет слушать о том, о чем он не желает слышать. — Он постучал пальцами по столу. — Но я свяжусь кое с кем во дворце, просто, чтобы отметиться.
— Вы, конечно, уже сообщили обо всем командующему Бруксу, — сказал Уайетт между прочим.
— Э-э… да, он знает о Мейбл.
— Он все знает о Мейбл? — подчеркнуто спросил Уайетт. — Что это за тип урагана?
— Я сделал ему обычный доклад, — сказал Шеллинг сухо. Он наклонился вперед. — Послушайте, Уайетт. Мне кажется, вы чересчур носитесь с этим ураганом. Если вам есть, что сказать, — я имею в виду факты, — говорите прямо сейчас. Если нет, — то ради Бога, умолкните и занимайтесь своим делом.
— Вы сделали командующему обычный доклад, — тихо повторил Уайетт. — Шеллинг, я хочу с ним поговорить.
— Командующий Брукс, как и Серрюрье, слишком занят сейчас, чтобы заниматься прогнозами погоды.
Уайетт встал.
— Я должен повидать командующего Брукса, — сказал он упрямо.
Шеллинг всполошился.
— Вы что, идете к командующему через мою голову?
— Я хочу поговорить с ним, — мрачно повторил Уайетт. — С вами или без вас, неважно.
Он ожидал, что Шеллинг взорвется от оскорбленного самолюбия, и на момент показалось, что он действительно готов лопнуть, но он сдержал себя и коротко сказал:
— Хорошо, я организую вам встречу с командующим, идите в свой кабинет и ждите, пока вас не позовут. Потребуется какое-то время. — Он криво усмехнулся. — Это не прибавит вам популярности, знаете ли.
— Я за популярностью не гонюсь, — парировал Уайетт и, повернувшись, вышел из кабинета Шеллинга. Он был несколько озадачен тем, что Шеллинг так легко сдался. Вдруг до него дошло. Доклад, который тот предоставил командующему, наверное, был слишком схематичен, и Шеллингу просто необходимо было усилить свою версию событий. Несомненно, сейчас он уже был у командующего и нашептывал ему сочиненную им историю.
Вызов пришел часа примерно через полтора. Это время Уайетт посвятил подборке важных статистических данных для Брукса. Конечно, на них едва ли можно было опереться, но ничего другого, кроме чувства надвигающейся катастрофы, у него не было. А в чувствах и интуиции Уайетта командующий не нуждался.
Кабинет Брукса был оазисом спокойствия посреди бури. Здание штаба напоминало потревоженный улей, но у командующего царили мир и тишина. Поверхность стола, громадное пространство полированного тика, была чистой и гладкой, на нем не лежало ни одной бумаги. Капитан первого ранга сидел за столом, подтянутый и аккуратный, и смотрел на Уайетта холодным, каменным взором. Рядом стоял Шеллинг. Руки у него были за спиной, словно он только что получил приказание — «вольно!»
Брукс начал неторопливо.
— Я только что узнал, что среди метеорологического персонала имеется некоторое расхождение во мнениях. Изложите мне вашу позицию, мистер Уайетт.
— Приближается ураган, сэр, — сказал Уайетт. — Очень сильный. Я думаю, что есть значительная опасность, что он налетит на Сан-Фернандес. Капитан Шеллинг со мной не согласен.
— Точку зрения Шеллинга я знаю, — сказал Брукс, подтверждая подозрения Уайетта. — Я бы хотел услышать ваши соображения. Хочу вас сразу предупредить, что исходя из фактов, которые вы мне собираетесь изложить, я нахожу, что возможность появления урагана сомнительна. Последний ураган здесь был, кажется, в 1910 году.
Ясно было, что Шеллинг хорошо его проинструктировал. Уайетт сказал:
— Это верно, сэр. Погибло около 6000 человек.
Брукс поднял брови.
— Так много?
— Да, сэр.
— Продолжайте, мистер Уайетт.
Уайетт коротко изложил ему все факты, имевшиеся в наличии и изученные им, и в заключение сказал:
— Все указывает на то, что Мейбл — сверхопасное атмосферное явление. Перепад давления исключительный, сила ветра необычайно велика. Капитан-лейтенант Хансен считает, что в худших метеорологических условиях он еще не летал.
Брукс наклонил голову.
— Соглашаясь с тем, что это очень сильный ураган, я бы хотел знать, какие данные позволяют считать, что он повернет на Сан-Фернандес. Вы, кажется, говорили о «значительной опасности». Мне нужно знать больше — какова ее вероятность.
— Я сделал некоторые расчеты, — сказал Уайетт, выкладывая на безупречную поверхность стола пачку листов. — Капитан Шеллинг, я полагаю, опирается на принятую теорию, когда утверждает, что Мейбл не придет сюда. Он совершенно справедливо учитывает все силы, которые действуют при образовании тропических циклонов. Но дело в том, что мы многого еще не знаем, поэтому рисковать не можем.
Он разложил бумаги на столе.
— Тут содержатся основные данные по тем ураганам, которые я наблюдал в течение четырех лет, что я здесь. А это три четверти всех ураганов бассейна Карибского моря. Я высчитал, что сорок пять процентов ураганов отклонились от курса, положенного им по теории. Сильно или несильно, — но отклонились. Чтобы по возможности соблюсти объективность, я вот здесь приготовил лист, где обозначены ураганы, обладавшие характеристиками Мейбл, то есть место зарождения, время и так далее. Так вот, опасения того, что Мейбл свернет с теоретического курса, составляют тридцать процентов.
Он пододвинул бумаги к Бруксу, но тот оттолкнул их.
— Я вам верю, мистер Уайетт, — сказал он. — Капитан, что вы скажете на это?
Шеллинг сказал:
— Я думаю, что такого рода статистика может быть интерпретирована и использована неверно. Я готов верить цифрам мистера Уайетта, но не его рассуждениям. Он говорит, что есть тридцать процентов вероятности, что Мейбл свернет со своего пути. Я с этим согласен, но это ведь не значит, что он свернет в сторону Сан-Фернандеса. В конце концов, он может пойти по другому пути.
— Мистер Уайетт?
Уайетт кивнул.
— Да, это, конечно, верно.
Брукс сложил ладони.
— Итак, дело сводится к следующему. Риск того, что Мейбл ударит по нам, составляет промежуток от нуля до тридцати процентов. Даже если предположить, что случится худшее, риск все же не более тридцати процентов. Я правильно говорю, мистер Уайетт?
Уайетт кивнул.
— Да, сэр. Но я хотел бы указать на пару обстоятельств, которые мне кажутся существенными. В 1900 году ураган накрыл Гальвестон, а в 1910 — Сан-Фернандес. Большой процент потерь и в том и в другом случае связан с одним и тем же явлением — наводнением.
— Из-за дождей?
— Нет, из-за структуры циклона и особенностей местной географии.
Брукс сказал:
— Продолжайте, мистер Уайетт. Капитан, я надеюсь, поправит вас, если вы допустите ошибку.
— Давление воздуха внутри циклона сильно падает. Вследствие этого вода с поверхности океана поднимается вверх, футов на десять собственно в циклоне. Мейбл — циклон далеко не обыкновенный. Внутреннее давление тут очень низкое, и я полагаю, что вода должна подняться более, чем на двадцать футов. Футов на двадцать пять, может быть. — Он повернулся и указал на окно. — Если Мейбл придет сюда, то с юга и, значит, прямо на залив. Здесь мелкие воды, а мы знаем, что происходит с приливной водой на мелководье — она резко поднимается. В заливе Сантего можно ожидать подъема воды больше, чем на пятьдесят футов. В районе мыса Саррат он будет футов сорок пять. Водяной вал покатит прямо на базу. Вспомните, что в 1910 году базу пришлось строить заново, а тогда, кстати, еще почти нечего было строить, база только создавалась.
Он посмотрел на Брукса. Тот негромко сказал:
— Продолжайте, продолжайте, мистер Уайетт. Вы ведь еще не закончили, я думаю.
— Нет, сэр. Теперь возьмем Сан-Пьер. В 1910 году население было уничтожено. Если то же произойдет сейчас, людские потери составят тысяч тридцать. Большая часть города расположена на уровне мыса Саррат, и люди подготовлены к урагану не больше, чем это было в 1910 году.
Брукс перевел глаза на Шеллинга.
— Ну, капитан, ошибся ли в чем-нибудь мистер Уайетт?
Шиллинг нехотя сказал:
— Нет, теоретически он совершенно прав. Но все зависит от того, насколько точны результаты измерений, проделанных мистером Уайеттом и капитан-лейтенантом Хансеном.
Брукс кивнул.
— Да, я думаю, надо еще раз присмотреться к Мейбл. Капитан, займитесь этим. Нужно сейчас же послать самолет и лучшего летчика.
Уайетт немедленно сказал:
— Не Хансена, с него достаточно.
Шеллинг столь же быстро согласился.
— Да, должна быть другая команда и другие испытатели.
Уайетт внутренне напрягся.
— Я считаю, что это высказывание бросает тень на мою профессиональную подготовку, — заметил он холодно.
Брукс внезапно хлопнул ладонью по столу, словно выстрелил из пистолета.
— Ничего подобного, — рявкнул он. — Между двумя специалистами есть разногласия, и мне нужно мнение третьего. Понятно?
— Да, сэр, — сказал Уайетт.
— Капитан, чего вы ждете? Идите, организуйте вылет. — Проводив взглядом уходящего Шеллинга, Брукс, заметив, что Уайетт пребывает в нерешительности, сказал: — Подождите, мистер Уайетт. Я хочу поговорить с вами. — Он сложил ладони шалашиком и пристально посмотрел на Уайетта. — Чего вы от меня хотите, мистер Уайетт? Что бы вы сделали на моем месте?
— Я бы вывел корабли в море, — быстро ответил Уайетт, — и на них весь персонал базы. Все самолеты я бы отослал в Пуэрто-Рико. И я бы во что бы то ни стало убедил президента Серрюрье в серьезности ситуации. Я бы также эвакуировал отсюда всех американцев да и других иностранцев.
— Легко сказать, — заметил Брукс.
— Но есть еще два дня.
Брукс вздохнул.
— Было бы все просто, если бы дело этим ограничивалось. Но сейчас на острове введено военное положение. По всей видимости, близится гражданская война между повстанцами с гор и правительством. Вот почему на базе объявлена повышенная боевая готовность, весь американский персонал находится внутри. Более того, я только издал приказ, по которому все американские граждане должны ради безопасности укрыться на базе.
— Фавель спускается с гор? — вырвалось у Уайетта.
— Что-что?
— Я слышал, что Фавель спускается с гор и движется сюда.
Брукс кивнул.
— Очень может быть. Он, видимо, не погиб. Президент Серрюрье обвинил американское правительство в том, что оно снабжает мятежников оружием. С ним вообще очень трудно разговаривать, а сейчас, я думаю, слушать мои рассуждения о погоде он тем более не будет.
— А что, американское правительство, действительно, снабжает восставших оружием? — спросил Уайетт напрямик.
Брукс рассвирепел.
— Нет, конечно! Мы ведь открыто заявили, что наша политика здесь — никоим образом не вмешиваться во внутренние дела Сан-Фернандеса. У меня есть строгие указания на этот счет. — Он посмотрел на тыльную сторону своих рук и глухо закончил. — Когда мы в свое время послали морскую пехоту в Доминиканскую республику, это отбросило нашу южноамериканскую политику лет на десять назад. Не следует повторять ошибок. — Словно осознав, что сказал слишком много, он забарабанил пальцами по столу и нахмурился. — Что касается эвакуации базы, — я решил оставаться. Вероятность того, что ураган придет сюда, как вы сами сказали, тридцать процентов. Этим я могу рискнуть. А покидать базу сейчас, когда на острове возникла опасность войны, слишком опрометчиво. — Он улыбнулся. — Я обычно не разъясняю подчиненным причины моих решений, тем более иностранным подданным, но в данном случае я действую ради блага всех, кого это касается. Кроме того, я хочу воспользоваться вашими услугами. Я попрошу вас доставить письмо мистеру Росторну, британскому консулу в Сен-Пьере. В нем я разъясняю свою позицию в настоящей ситуации и приглашаю всех англичан в Сан-Фернандесе воспользоваться нашим гостеприимством и безопасностью. Письмо будет готово через пятнадцать минут.
— Я возьму письмо, — сказал Уайетт.
Брукс кивнул.
— Что касается этого урагана, может быть, Серрюрье послушает англичан? Во всяком случае, попытайтесь что-нибудь сделать через Росторна.
— Хорошо.
— Еще вот что. В любой достаточно большой организации происходит своего рода окостенение. Кое-кому становится неохота говорить начальству правду. Но всякие недомолвки только мешают нашему общему делу! Я благодарен вам за то, что вы привлекли мое внимание к этой проблеме.
— Спасибо, сэр.
В голосе Брукса появились иронические нотки.
— Капитан Шеллинг — надежный офицер. Я точно знаю, чего можно ожидать от него. Я надеюсь, что в будущем вы не будете испытывать затруднений в работе с ним.
— Я тоже надеюсь.
— Благодарю вас, мистер Уайетт. Письмо к мистеру Росторну принесут вам в кабинет.
Возвращаясь к себе, Уайетт размышлял о разговоре с Бруксом и решил, что командующий достоин восхищения. Перед ним стояла острая дилемма, и он решил пойти по пути рассчитанного риска. Покинуть сейчас базу и оставить ее антиамерикански настроенному Серрюрье значило навести на себя гнев вышестоящего начальства. Если Серрюрье займет базу, выкурить его оттуда будет трудно, а то и вообще невозможно. С другой стороны, ураган был реальной опасностью, а следственные комиссии никогда не были снисходительны к тем морским офицерам, которые пытались списать свои промахи на стихийные бедствия. Базу можно было потерять и в том, и в другом случае, и Бруксу надо было принять взвешенное и единственное решение.
С горечью Уайетт думал о том, что решение, которое принял Брукс, было неверным.
IV
Час спустя он вел машину по улицам Сен-Пьера, направляясь в район доков, где находилась резиденция Росторна. Улицы были непривычно пустынны, и местный рынок, обычно шумный и полный движения, был закрыт и тих. Солдат не было видно, но полицейских было много, и они ходили группами по четыре человека. Впрочем, делать им было нечего, так как население города скрылось за дверьми и ставнями своих домов.
Дом Росторна тоже был наглухо закрыт. С одного из верхних окон вяло свисал потрепанный английский флаг. Уайетт долго колотил в дверь, пока услышал чей-то голос:
— Кто там?
— Мое имя — Уайетт. Я — англичанин. Разрешите войти.
Щеколду отодвинули в сторону, образовалась щелочка, потом дверь открылась пошире.
— Входите, входите. Сейчас не время бродить по улицам.
Уайетт однажды видел Росторна, когда тот посещал базу. Это был невысокого роста человек, который мог бы сойти за прототип Пиквика. Он занимался на острове коммерцией, а официальные его обязанности британского консула доставляли ему мало хлопот. Англичан здесь было мало, и его консульская деятельность состояла в основном из вызволения из кутузки пьяных английских моряков и распространения среди населения брошюр, с помощью которых правительство Англии пыталось пропагандировать британский образ жизни.
Росторн склонил голову набок, стараясь в полумраке рассмотреть Уайетта.
— Мне кажется, где-то я вас видел.
— Мы встречались на мысе Саррат. Я там работаю.
— Да-да, конечно, вы — тамошний метеоролог, вспоминаю.
— У меня есть для вас письмо от капитана первого ранга Брукса, — Уайетт протянул конверт.
— Пойдемте в мой кабинет, — сказал Росторн и провел Уайетта в затхлое помещение, обставленное мебелью девятнадцатого века и напоминавшее романы Диккенса. Портрет королевы на стене смотрел на герцога Эдинбургского, висевшего на противоположной. Росторн вскрыл конверт и сказал:
— Почему командующий не позвонил мне, как обычно?
Уайетт криво усмехнулся.
— Телефонная сеть на базе надежная, а вот городской сети он не очень доверяет.
— А, это очень разумно, — заметил Росторн и стал читать.
— Очень любезно со стороны командующего пригласить нас на базу, — сказал он через некоторое время. — Нас вообще-то так мало. — Он пощелкал пальцем по письму. — Он пишет, что у вас есть какие-то сомнения насчет урагана. Дорогой сэр, ураганов здесь не было с 1910 года.
— Каждый находит нужным сообщить мне об этом, — с горечью сказал Уайетт. — Мистер Росторн, вам когда-нибудь приходилось ломать себе руку?
Росторн опешил. Он немного подумал, затем сказал:
— Ну да. В детстве.
— То есть очень давно.
— Лет пятьдесят тому назад. Но при чем тут…
— Означает ли тот факт, что вы в детстве ломали руку, — перебил его Уайетт, — что завтра вы не сломаете ее еще раз?
Росторн помолчал.
— Все понятно, молодой человек. Значит, вы серьезно относитесь к этому урагану.
— Да, — сказал Уайетт, стараясь произнести это как можно более убедительно.
— Командующий Брукс — человек исключительно честный. Он пишет мне, что, если вы окажитесь правы, база отнюдь не будет самым безопасным местом на острове. Он советует мне принять это во внимание прежде, чем принимать решение. — Он посмотрел на Уайетта заинтересованно. — Расскажите-ка мне об этом урагане поподробнее.
Уайетту вновь пришлось изложить свои соображения по поводу Мейбл. Росторн слушал внимательно, не пропускал ни малейшей детали, и часто прерывал повествование весьма уместными и точными вопросами. Когда Уайетт закончил, он сказал:
— Значит так. Тридцать процентов за то, что этот ураган, столь насмешливо именуемый Мейбл, придет сюда. Об этом говорят ваши цифры. Но есть еще ваше чувство, говорящее о том, что он непременно придет; и я думаю, этого не следует недооценивать, ни в коем случае! Я высоко ценю интуицию. Что мне делать, мистер Уайетт?
— Командующий предложил, чтобы вы встретились с Серрюрье. Он полагает, что тот скорее выслушает англичан, нежели американцев.
Росторн кивнул.
— Да, скорее всего это так. Но увидеться с ним чрезвычайно трудно. — Он покачал головой. — К нему и в лучшие-то времена было не пробиться, а сейчас…
— Можно все же попробовать, — настаивал Уайетт.
— Да-да, можно, — подтвердил Росторн, — даже нужно. — Он взглянул на Уайетта своими умными проницательными глазами. — Вы умеете убеждать, молодой человек. Пойдем сейчас же. От того, что сделает Серрюрье, зависит мое решение по поводу британских подданных.
Президентский дворец был в кольце войск. Здесь располагались лагерем два батальона, и свет их костров разгонял нависшую над дворцом тьму. По дороге их автомобиль дважды останавливали, но благодаря Росторну тут же пропускали дальше. Наконец, они добрались до конечного пункта — охранного помещения у главных ворот дворца.
— Мне нужно встретиться с мсье Ипполитом, главой протокольного отдела, — объявил Росторн офицеру, преградившему им путь.
— А захочет ли мсье Ипполит видеться с вами? — высокомерно спросил офицер. Зубы ярко блестели на его темном лице.
— Я — консул Великобритании, — твердо сказал Росторн. — И если я немедленно не увижусь с мсье Ипполитом, он будет рассержен. — Он помолчал и добавил: — И президент Серрюрье тоже.
Ухмылка сошла с лица офицера при упоминании Серрюрье, и он заколебался.
— Подождите, — рявкнул он и вошел внутрь дворца.
Уайетт окинул взором до зубов вооруженных солдат, окружавших машину, и спросил:
— А почему Ипполит?
— Это наша надежда на то, чтобы добраться до Серрюрье. У него достаточный вес во дворце, и Серрюрье прислушивается к нему, и в то же время он не настолько крупная фигура, чтобы я его боялся. Для меня он все равно, что этот наглый щенок.
«Наглый щенок» в этот момент вновь подошел к ним.
— Вы можете повидаться с мсье Ипполитом. — Он сделал солдатам жест рукой. — Обыщите их.
Уайетт почувствовал на себе черные лапы солдата. Ему пришлось подчиниться этой унизительной процедуре, после которой его протолкнули через проход во дворец. За ним семенил Росторн, бормотавший сквозь зубы:
— Ипполит еще пожалеет об этом. Я устрою ему протокол. Он говорит по-английски, так что пара теплых слов дойдет до него.
— Не стоит, — сказал Уайетт решительно, — наша главная цель — Серрюрье.
Ипполит сидел в большом кабинете с высоким потолком, украшенным алебастровой лепниной. Он поднялся из-за прекрасного стола восемнадцатого века и вышел к ним с распростертыми объятиями.
— А, мистер Росторн! Что привело вас сюда в такое время? И так поздно? — Произношение у него было чисто оксфордское.
Росторн, с трудом подавив желание бросить ему в лицо свои «пару теплых слов», сухо сказал:
— Я хочу видеть президента Серрюрье.
Лицо Ипполита вытянулось.
— Боюсь, это невозможно. Вы должны понимать, мистер Росторн, что пришли сюда в очень неудачное время.
Росторн напыжился, насколько это было возможно при его маленьком росте, и Уайетту померещилось, что он заговорил как власть имеющий от имени всего имперского могущества.
— Я здесь, — произнес он, — чтобы передать послание от правительства Ее Величества Королевы Великобритании, — сказал он торжественно. — Послание я должен вручить президенту лично. Я полагаю, что он будет раздосадован, если не получит его.
Приятная улыбка исчезла с лица Ипполита.
— Президент сейчас… совещается. Его нельзя беспокоить.
— Должен ли я сообщить правительству, что президент отказался принять его послание?
Лицо Ипполита покрылось капельками пота.
— Нет, мне бы не хотелось формулировать это таким образом, — сказал он.
— Мне тоже, — сказал Росторн, улыбаясь. — Но мне кажется, что президент мог бы сам сформулировать свое отношение к этому. Я не думаю, что ему нравится, когда другие люди действуют от его имени, совсем нет. Может быть, вы все-таки спросите его, желает ли он видеть меня или нет.
— Пожалуй, да, — нехотя согласился Ипполит. — Не могли бы вы мне сказать, по крайней мере, с чем связано это послание?
— Не могу, — отрезал Росторн. — Это государственное дело.
— Хорошо. Я пойду спрошу президента. Вы подождите здесь. — Он исчез из комнаты.
Уайетт посмотрел на Росторна.
— Вы не переборщили? — спросил он.
— Если это дойдет до Уайтхолла, — сказал Росторн, хмуря брови, — меня, конечно, тотчас же лишат работы. Но это единственный способ иметь дело с Ипполитом. Этот тип — трус. Он боится обращаться к Серрюрье, но еще больше боится того, что произойдет, если он не обратится к нему. Обычная вещь при тиранических режимах. Диктаторы предпочитают окружать себя вот такими медузами, как Ипполит.
— Как вы думаете, он все-таки примет нас?
— Думаю, что да, — сказал Росторн. — Мы возбудили его любопытство.
Ипполит вернулся через пятнадцать минут.
— Президент примет вас. Пожалуйста, сюда.
Они последовали за ним по богато орнаментированному коридору длиной, как им показалось, с полумилю, и остановились перед дверью.
— Президент крайне обеспокоен нынешней ситуацией, — сказал Ипполит, — не поймите его неправильно, если вам покажется, что он… в плохом расположении духа, скажем так.
Росторн понял, что Ипполит только что попал под горячую руку Серрюрье, и решил поднажать со своей стороны.
— Он придет в еще более плохое расположение духа, когда узнает, как с нами здесь обращались, — бросил он. — Это неслыханная вещь, чтобы представителей иностранной державы обыскивали, как обыкновенных преступников.
Ипполит, лицо которого приобрело какой-то грязно-серый оттенок, начал было что-то говорить, но Росторн, не обращая на него внимания, толкнул дверь и вошел внутрь. Уайетт последовал за ним.
Это был большой, почти без мебели зал, украшенный с тем же изяществом, что и другие помещения дворца. В дальнем его углу они увидели складной стол, вокруг которого стояло несколько человек в форменной одежде. Они все что-то горячо говорили, пока маленький человек, сидевший спиной к двери, вдруг не стукнул кулаком по столу и не прокричал:
— Найдите их, генерал! Найдите и сотрите в порошок!
Росторн почти не шевеля губами, сказал Уайетту:
— Серрюрье со своими генералами — Дерюйе, Лескюйе, Рокамбо.
Один из них что-то прошептал на ухо Серрюрье, тот обернулся.
— А, Росторн, вы хотели мне что-то сообщить?
— Пошли, — сказал Росторн, и они начали пересекать пространство зала.
Серрюрье сидел, облокотившись на стол, заваленный картами. Это был маленький, почти незаметный человечек с поднятыми плечами и впалой грудью. У него были коричневые глаза шимпанзе, в которых застыло выражение мольбы, словно их владелец никак не мог взять в толк, за что его можно ненавидеть или хотя бы не любить. Но голос его был груб и резок — голос человека, знавшего, что такое власть, и привыкшего командовать.
Он поскреб подбородок и сказал:
— Вы выбрали неудачное время. А кто этот белый человек?
— Это английский ученый, Ваше Превосходительство.
Серрюрье пожал плечами, словно вычеркивая Уайетта из списка людей, с которыми стоит иметь дело.
— Чего хочет британское правительство от меня?
— Меня просили кое-что передать вам, — сказал Росторн.
— Что именно? — проворчал Серрюрье.
— Ценную информацию, Ваше Превосходительство. Мистер Уайетт — специалист-метеоролог, он имеет сведения о надвигающемся урагане — очень опасном.
Челюсть Серрюрье отвисла.
— И вы пришли ко мне сейчас, в такое время, чтобы поговорить со мной о погоде? — вопросил он, словно не веря своим ушам. — Сейчас, когда война у порога, вы тратите мое время на пустяки? — Он схватил со стола карту и, сжав ее в своем черном кулаке, потряс ею под носом Росторна. — Я-то думал, что вы мне сообщите что-нибудь новое о Фавеле. О Фавеле, Фавеле — понимаете? Он сейчас меня интересует, а больше ничего.
— Ваше Превосходительство… — начал Росторн.
Серрюрье раздраженно прервал его.
— На Сан-Фернандесе ураганов не бывает, об этом все знают.
— Был в 1910 году, — вставил Уайетт.
— У нас не бывает ураганов, — повторил Серрюрье, сверля Уайетта глазами. Внезапно он взорвался. — Ипполит! Ипполит, где, черт тебя возьми! А ну отправь этих дураков отсюда.
— Но Ваше Превосходительство… — сделал еще одну попытку Росторн.
— На Сан-Фернандесе не бывает ураганов, — завопил Серрюрье. — Вы что, оглохли, Росторн? Ипполит, уведи их с глаз долой. — Он наклонился над столом, тяжело дыша. — А с тобой я поговорю попозже, Ипполит, — добавил он угрожающим тоном.
Уайетт почувствовал, как Ипполит вцепился в его пиджак, и посмотрел на Росторна.
— Пошли, — сказал Росторн уныло. — Мы передали наше сообщение, как могли.
Он с подчеркнутым достоинством повернулся и зашагал к двери. Секунду поколебавшись, Уайетт последовал за ним. Когда они открыли дверь, вновь раздался истерический крик Серрюрье:
— У нас не бывает ураганов, мистер английский ученый!
В коридоре Ипполит тотчас переменился, исполнившись мстительной злобы. Он счел, что Росторн обвел его вокруг пальца, а, кроме того, почувствовал страх перед расправой, которую ему пообещал Серрюрье. Он крикнул взвод солдат, и те, не церемонясь, дотащили Уайетта и Росторна до ворот дворца и буквально выкинули на улицу.
— Я ожидал чего-то подобного, — сказал Росторн, разглядывая разорванную полу своего пальто. — Но мы должны были попытаться.
— Он сумасшедший, — сказал Уайетт. — Клинический случай очевидного, буйного помешательства.
— Разумеется, — спокойно сказал Росторн. — А вы этого не знали? Лорд Эктон сказал однажды, что абсолютная власть абсолютно развращает. Серрюрье, конечно, до конца развращен, — вот почему все его так боятся. Я, кстати, стал сомневаться, что мы вообще выйдем отсюда.
Уайетт помотал головой, словно отряхивая с себя паутину.
— У нас не бывает ураганов, — сказал он, копируя Серрюрье, — как будто он отменил их президентским декретом. — На его лице было недоуменное выражение.
— Давайте-ка уматывать отсюда, — сказал Росторн, оглядывая стоящих кругом солдат. — Где ваш автомобиль?
— Вон там, — сказал Уайетт. — Я отвезу вас домой, потом заеду в «Империал».
Послышался глухой рокот, шедший откуда-то с гор. Росторн наклонил голову набок, прислушиваясь.
— Это гром, — сказал он. — Это что, ваш ураган уже здесь?
Уайетт посмотрел на луну, плавающую вверху в безоблачном небе.
— Это не гром, — сказал он. — По моему, кто-то из них нашел другого — Серрюрье Фавеля или наоборот. — Он взглянул на Росторна. — Это орудийный огонь.