I

О'Хара, Форестер и Родэ смотрели вниз на мост из-за нагромождения камней недалеко от места, где река сужалась, образуя горловину. Под ними несся зеленый поток ледяной воды, обмывая стены русла, высеченные им в скальной породе за миллионы лет. Горловина была около пятидесяти ярдов в ширину.

О'Хара все еще содрогался от шока, вызванного неожиданным обстрелом. Он упал на землю в стороне от дороги, и консервная банка, которую он нес в кармане пальто, чуть не вышибла из него дух. Немного отдышавшись, он, не веря своим глазам, уставился на дорогу, по которой тек томатный соус вместе с мясным соком. Здесь мог быть я или Бенедетта, подумал он. Именно тогда его начало трясти. Укрываясь за камнями, они проползли обратно за угол, а винтовочные пули крошили в это время гранитное ложе дороги. Родэ ждал их с пистолетом в руке. Он был сильно обеспокоен. Когда увидел бледное лицо Бенедетты, губы его искривились в усмешке, и он двинулся вперед по дороге.

— Подождите, — тихо сказал Форестер. — Не торопитесь. — Он коснулся руки О'Хары. — Что там происходит?

О'Хара наконец овладел собой.

— Я не успел ничего толком рассмотреть. Мост, по-моему, снесен. На другом берегу несколько грузовиков и, кажется, до черта людей.

Форестер посмотрел вокруг оценивающим взглядом.

— Тут всюду достаточно укрытий. Мы сможем без помех добраться до тех камней на берегу и оттуда все хорошенько разглядеть. Пошли!

И вот они лежат за камнями и наблюдают за тем, как по ту сторону реки по-муравьиному копошатся люди. Их было человек двадцать. Часть из них занималась разгрузкой толстых досок из кузова машины. Часть резала на куски длинные канаты. Трое стояли с винтовками в руках — по всей видимости, это были часовые. Один из них неожиданно вскинул винтовку и выстрелил. Форестер сказал:

— Нервничают, а? Стреляют по призракам.

О'Хара рассматривал речную горловину. Река была глубокой и быстрой, о том, чтобы переплыть ее, не могло быть и речи. Смельчака тут же снесло бы в сторону, и через десять минут он бы замерз до смерти. Кроме того, представляло большую проблему спуститься к воде по крутой каменной стенке ущелья и вскарабкаться наверх по противоположной. И это если не считать вероятности ежеминутно быть подстреленным.

Он вычеркнул реку из мысленного списка возможностей и сосредоточил свое внимание на мосту. Это было примитивное подъемное сооружение, державшееся на двух тросах, закрепленных на обоих берегах каменными глыбами. С тросов свисали канаты, на которых держались доски, составлявшие проезжую часть моста. В середине зияла дыра — целый ряд досок отсутствовал, и канаты болтались в воздухе.

Форестер тихо произнес:

— Вот почему они не встретили нас на аэродроме. Видите машину, там, внизу?

О'Хара пригляделся и увидел почти полностью погруженный в воду грузовик, через кабину которого перекатывались волны.

— Судя по всему, он свалился с моста, когда пересекал речку, — сказал он.

— Похоже на то, — подтвердил Форестер. — Я думаю, что они послали одну машину вперед, чтобы приготовить лагерь для основной группы, но это им не удалось. Машина свалилась с моста и вывела его из строя. А когда подошли остальные, им пришлось остаться на той стороне.

— Они сейчас ремонтируют мост, — сказал О'Хара. — Посмотрите.

Двое людей ползли по качающемуся мосту, толкая перед собой доску. Они уложили ее на место под одобрительные возгласы с «большой земли» и отправились обратно. Эта работа отняла у них полчаса.

— Сколько им нужно уложить досок? — спросил О'Хара.

— Где-то около тридцати, — сказал Родэ.

— Это дает нам пятнадцать часов.

— Больше, — заметил Форестер. — Вряд ли они будут качаться на этом каркасе ночью.

Родэ вынул свой пистолет и тщательно прицелился, используя другую руку в качестве опоры. Форестер сказал:

— Бесполезно. На таком расстоянии ничего не выйдет.

— Я попробую, — ответил Родэ.

Форестер вздохнул:

— Что ж, пробуйте. Но только один раз, посмотреть, что получится. Сколько у вас патронов?

— У меня два магазина по семь патронов. Три выстрела я уже сделал.

— Делайте еще один, и у вас останется десять Не густо.

Родэ упрямо сжал губы и напрягся, по-прежнему держа пистолет в руке. Форестер подмигнул О'Харе и сказал:

— Если вы не возражаете, я отползу немного. Как только вы начнете стрелять, ждите ответного огня.

Он неторопливо отполз в сторону, затем перевернулся, лег на спину и стал смотреть в небо. Затем жестом пригласил О'Хару присоединиться к нему.

— Самое время держать военный совет, — сказал он. — Что нам делать: принять бой или сдаться? А может, какой-нибудь выход и найдется? Где эта ваша летная карта?

О'Хара вынул карту и аккуратно разгладил ее.

— Реку нам не перейти, — сказал он, — во всяком случае здесь.

Форестер внимательно стал изучать карту.

— Вот река, — он водил по ней пальцем, — а вот мы. Мост здесь не отмечен. А это что за штриховка вдоль реки?

— Это ущелье.

Форестер свистнул.

— Оно начинается высоко в горах, так что вверх по течению пологого места нам найти не удастся. А вниз?

О'Хара прикинул расстояние.

— А вниз оно тянется миль на восемьдесят. Милях в пятидесяти ниже уже обозначен мост. Но это чертова даль.

— Да, далековато, — согласился Форестер, — сомневаюсь, что старик сможет дойти.

— Если эти типы что-нибудь соображают, они пошлют и туда грузовики с людьми и будут ждать нас там. У них слишком большое преимущество.

— Да, мы оказались у этих негодяев в клетке, — сказал Форестер. — Так что либо сдаваться, либо сражаться.

— Я коммунистам не сдамся, — жестко сказал О'Хара.

Послышался хлопок — это выстрелил Родэ, и тотчас же в ответ раздалась беспорядочная винтовочная пальба, отраженная эхом в горах. Одна пуля рикошетом просвистела поблизости.

Подполз Родэ.

— Промахнулся. — Форестер хотел было сказать: «я же предупреждал», но промолчал. Родэ ухмыльнулся. — Однако я навел на них страху. Они побежали, а доска упала в воду.

— Это уже кое-что, — заметил О'Хара. — Может, нам удастся таким образом их задержать.

— Надолго ли? — спросил Форестер. — Мы же не можем их вечно держать под огнем, когда у нас всего десять патронов. Давайте-ка обсудим ситуацию. Оставайтесь здесь, Мигель, только смените позицию, они могли нас засечь.

О'Хара и Форестер повернули к оставшимся на дороге.

— Надо как-то подбодрить народ, — тихо заметил О'Хара, когда они подходили, — а то, я смотрю, все как-то сникли.

Все действительно были подавлены. Пибоди что-то негромко говорил мисс Понски, которая на этот раз молчала. Виллис сидел на камне и нервно болтал ногой. Чуть поодаль Агиляр что-то быстро говорил Бенедетте. Единственным человеком, по-видимому, сохранявшим спокойствие, был Армстронг, который невозмутимо посасывал свою пустую трубку и чертил что-то прутиком на земле.

О'Хара подошел к Агиляру:

— Нам надо решить, что делать дальше, — сказал он. — Как вы предложили нам.

Агиляр серьезно кивнул.

— Я же сказал, что от этого не уйти.

— Все будет в порядке, — сказал О'Хара и посмотрел на Бенедетту.

Ее лицо было бледным, под глазами темные круги.

— Дело, видимо, долгое, почему бы вам не заняться приготовлением обеда для всех нас? Сейчас самое время перекусить.

— Да, дитя, — сказал Агиляр, — займись-ка этим. Я помогу тебе. Я ведь хороший повар, сеньор О'Хара.

О'Хара улыбнулся Бенедетте.

— Ну вот, я вас и оставлю заниматься этим делом.

Он вернулся к остальным. Форестер уже держал речь, стараясь подбодрить людей.

— Вот такая ситуация, — говорил он. — Мы в ловушке, и выхода вроде бы нет, но нет и безвыходных положений. Нужны лишь сообразительность и сила духа. В общем, выбор такой: сдаваться или сражаться. Я лично собираюсь сражаться. И Тим тоже, правда, Тим?

— Правда, — ответил мрачно О'Хара.

— Теперь я спрошу остальных, кто что думает. Каждый должен сам принять решение, — продолжал Форестер. — Что вы скажете, доктор Виллис?

Виллис поднял глаза, лицо у него было напряженным.

— Даже и не знаю, что вам ответить. Видите ли, я по натуре не боец. Потом, каковы наши шансы? Я не вижу особого смысла бороться, когда мы все равно проиграем. Надежд у нас, по-моему, никаких нет. — Он помолчал, потом нерешительно добавил: — Впрочем, я как большинство.

«Ах, Виллис, негодяй, любитель отсиживаться за чужими спинами», — подумал О'Хара.

— Пибоди? — резко, как кнутом ударил, сказал Форестер.

— Какое мы имеем ко всему этому отношение, черт меня возьми! — взорвался тот. — Чего ради я буду рисковать своей жизнью из-за какого-то плюгавенького политика. Надо отдать его тем, кому он нужен, и уматывать отсюда.

— Что вы скажете, мисс Понски?

Она кинула презрительный взгляд на Пибоди, но никак не могла начать. Вся се разговорчивость улетучилась куда-то, осталась лишь оболочка. Наконец, она выдавила из себя:

— Я всего лишь женщина… я знаю… от меня толку мало… к тому же я смертельно напугана… но я, думаю… мы должны сражаться. — И тут же быстро проговорила, с вызовом глядя на Пибоди. — Я голосую за это.

«Молодец, мисс Понски, — мысленно похвалил ее О'Хара. — Трое уже есть. Теперь Армстронг. От него зависит результат голосования».

— Доктор Армстронг, что вы можете сказать? — спросил Форестер.

Армстронг пососал свою трубку, отчего она издала почти неприличный звук, и произнес:

— Я полагаю, что в подобной ситуации я являюсь большим авторитетом, чем все здесь присутствующие. Возможно, за исключением сеньора Агиляра, который, как мы знаем, готовит нам обед. Дайте мне два часа, и я приведу вам сотню примеров из истории по поводу этой ситуации.

Пибоди недовольно проворчал:

— Какого дьявола?

— Вопрос состоит в том, должны ли мы отдать сеньора Агиляра джентльменам, скопившимся на другом берегу реки. Для нас важно то, что они с ним собираются сделать. Я не вижу ничего другого, кроме того, что они убьют его. Содержание крупных политиков в тюрьме давно уже вышло из моды. Если они убьют его, то автоматически следует, что они убьют и нас. Они не смогут допустить, чтобы вся эта история стала известной всему миру. Так они могут потерять то, что приобретут. Короче говоря, народ Кордильеры не одобрит этого. Так что, как видите, мы должны бороться не только за жизнь сеньора Агиляра, но и за свои собственные жизни тоже.

Он опять засунул свою трубку в рот, и она опять хрюкнула.

— Означает ли это, что вы голосуете за борьбу? — спросил его Форестер.

— Разумеется, — с удивлением произнес Армстронг. — Вы что, не поняли того, что я говорил?

Пибоди смотрел на него с ужасом.

— Господи! — воскликнул он. — Во что я себя втравил?

Он закрыл лицо руками.

Форестер улыбнулся О'Харе и обратился к Виллису:

— Ну, доктор Виллис?

Я буду бороться, — сказал коротко Виллис.

О'Хара хмыкнул. Один ученый уговорил другого.

Форестер сказал:

— А вы, не изменили ли вы своего решения, Пибоди?

Тот посмотрел на него в страхе:

— Вы что, действительно думаете, что они нас уничтожат?

— Если они убьют Агиляра, что ж им еще останется делать? А его они обязательно убьют.

— Дьявол! — выругался Пибоди, явно не зная, на что ему решиться.

— Ну, давайте, давайте, — торопил его Форестер. — Или соглашайтесь, или заткнитесь.

— Придется, наверное, быть с вами, — сказал Пибоди уныло.

— Прекрасно! Голосование единогласное, — сказал Форестер. — Я пойду скажу об этом Агиляру, а за обедом мы обсудим, что будем делать дальше.

Мисс Понски отправилась на помощь Агиляру и Бенедетте, а О'Хара пошел к реке проведать Родэ. Оглянувшись, он увидел, что Армстронг о чем-то говорит с Виллисом и чертит на земле какие-то знаки. Виллис выглядел заинтересованным.

Тем временем Родэ нашел более удачное место для наблюдения, и О'Хара не сразу нашел его. Наконец, он увидел подошву ботинка, высовывавшегося из-за камня. Родэ был крайне доволен.

— Они все там попрятались, — сказал он. — Уже час прошел. Один мой выстрел, к тому же неудачный, задержал их на целый час.

— Отлично, — с усмешкой сказал О'Хара. — Десять пуль — десять часов.

— Не забывайте, что им еще доски надо класть. На это им нужно пятнадцать часов и без моих пуль. Значит, всего двадцать пять часов. Ночью работать тоже не будут. Итого — два полных дня.

О'Хара кивнул.

— У нас есть время подумать, что нам делать. Но когда пули кончатся, когда они наведут свой мост, толпа разъяренных людей перейдет реку, и тут уж будет бойня.

— Я пока побуду здесь, — сказал Родэ. — Пришлите мне что-нибудь поесть. — Он кивнул в сторону моста. — Чтобы работать под пулями, нужны храбрецы. Я не думаю, что эти уж такие храбрые. Может, на пулю придется и больше часа.

О'Хара пошел назад и сообщил обо всем Форестеру. Тот поморщился.

— Два дня. Может, за эти два дня что-то и произойдет. Но что?

— Думаю, пора собирать комитет спасения, — сказал О'Хара.

Они сели в круг на редкую траву, и Бенедетта с мисс Понски стали раздавать еду в алюминиевых мисках, которые нашли в лагере.

Форестер сказал:

— Это — военный совет, так что прошу всех высказаться по существу, лишнего не болтать — для этого у нас нет времени. Всякое разумное предложение будет приветствоваться.

Последовало глубокое молчание. Затем мисс Понски сказала:

— Я думаю, что главная проблема — помешать восстановлению моста. Что мы можем сделать в этом отношении? Ну, обрезать канаты или еще что-нибудь в этом роде?

— Это хорошая идея, — сказал Форестер. — Есть возражения?

Он кинул взгляд на О'Хару, заранее зная, что тот скажет. У О'Хары было кислое выражение лица. Похоже, что ему досталась роль всезнающего эксперта, и это не слишком ему по душе. Он сказал:

— Все подходы к мосту абсолютно открыты. На протяжении ярдов ста нет никакого укрытия. Вы же видели, что случилось со мной и Бенедеттой утром. Любой, кто попытается подойти к реке с этой стороны, будет подстрелен на полпути. Тут и снайперов не понадобится. Все как на ладони. — Он сделал паузу. — Есть один способ добраться до моста, но он, по-моему, невозможен.

— Может, попробовать ночью, — предложил Виллис.

— Да, это было бы неплохо.

О'Харе не хотелось охлаждать их пыл, но пришлось.

— Не хочу казаться пессимистом, но я думаю, что эти ребята там не такие уж болваны. У них есть два грузовика, четыре джипа, а может быть, и больше. У каждой машины — фары. Так что ночью они, возможно, будут освещать мост.

Опять наступило молчание. Армстронг покашлял и сказал:

— Мы тут с Виллисом кое-что обсудили, и может быть, что-то из этого и выйдет. Я опять выступаю как специалист. Дело в том, что я занимаюсь средневековой историей, причем особенно интересуюсь средневековым оружием. Представьте себе, что мы в замке, окруженном рвом, через который переброшен мост. Этот мост сейчас поднят, и наши враги пытаются его опустить. Наша задана — им в этом помешать.

— Каким образом? — спросил О'Хара. — Бросать в них копья?

— Вы недооцениваете средневековое оружие, О'Хара, — сказал Армстронг с укоризной. — Конечно, в те времена люди не столь поднаторели в искусстве уничтожать себе подобных, это я признаю, но все же им удавалось убивать друг друга вполне результативно. У нас есть пистолет Родэ, но на таком расстоянии он бьет слишком неточно. Нам необходимо более эффективное метательное оружие.

— Давайте все станем разом Робин Гудами, — насмешливо произнес Пибоди. — Будем стрелять из старых добрых луков. Побойтесь Бога, профессор!

— Нет, — сказал Армстронг — Лук в неумелых руках — пустое дело. Чтобы стать хорошим лучником, нужно лет пять упражняться в этом деле.

— Я могу стрелять из лука, — неожиданно произнесла мисс Понски. Все в изумлении посмотрели на нее, и она вся зарделась. — Я президент клуба лучников. В прошлом году я выиграла местный чемпионат по стрельбе из лука.

— Ну и ну! Это интересно, — сказал Армстронг.

О'Хара спросил:

— А вы можете стрелять из лука лежа, мисс Понски?

— Это трудно, — ответила она. — Наверное, невозможно.

О'Хара кивнул в сторону ущелья.

— Ну вот вы станете там со своим луком, и тотчас же из вас сделают решето.

— Вы бы лучше помогли развить эту идею, чем обливать нас холодной водой, мистер О'Хара, — сказала мисс Понски с негодованием.

— Придется, — парировал тот. — Я не хочу, чтобы кого-нибудь из нас просто так убили.

— Ради Бога, — вмешался Виллис, — о чем вы все тут спорите? Какой лук? Из чего мы его можем сделать? Здесь же ничего для этого нет. Послушайте лучше Армстронга. Он еще не кончил, по-моему. — Его голос звучал неожиданно твердо.

Раздался хлопок пистолетного выстрела, и на другом берегу в ответ стали стрелять из винтовок. Пибоди вобрал голову в плечи.

О'Хара посмотрел на часы. Час двадцать минут, и девять пуль в остатке.

Форестер сказал:

— Хорошо, что мы здесь в безопасности. Пулям нас за этим углом не достать. Говорите дальше, мистер Армстронг.

— Я думал немного о другом, о чем-то вроде самострела или арбалета. Любой, кто может стрелять из винтовки, сможет стрелять и из арбалета, а его дальность — свыше ста ярдов. — Он улыбнулся О'Харе. — Из него можно стрелять и лежа.

Мозг О'Хары лихорадочно заработал. Они могли бы держать под контролем мост и даже дорогу на другом берегу, ту ее часть, где стояли грузовики.

— А какова убойная сила?

— Стрела арбалета может пробить доспехи, если ударяет под прямым углом.

— А бензиновый бак?

— О, это с легкостью.

— Погодите, погодите, — сказал Форестер. — Где же мы возьмем арбалет?

— Видите ли, я пока только рассуждаю теоретически по этому поводу, — сказал Армстронг. — Я не механик и не инженер. Но я описал Виллису то, что нам нужно, и он сказал, что это можно сделать.

— Мы с Армстронгом облазили тот лагерь, в котором мы ночевали, — сказал Виллис. — В одном из домов была мастерская. И там осталось много всякого барахла, обычная металлическая дребедень, которую не имело смысла тащить с собой. Там, между прочим, были плоские пружины, металлические трубы, стальные стержни, которые употребляются для арматуры в железобетонных конструкциях. Из них мы можем сделать стрелы.

— Точнее, болванки для метания, — мягко поправил Армстронг. — Я сначала думал, что можно сделать снаряд для метания пуль, но Виллис убедил меня в том, что болванки сделать проще.

— А как насчет инструментов? — спросил О'Хара. — Чем мы будем резать металл?

— Там есть старые полотна от ножовок, — ответил Виллис. — Пара стертых напильников. Есть ручной точильный камень, похоже, попавший туда из Ноева ковчега. В общем, я справлюсь. Я умею работать руками, и думаю, что смогу воплотить замысел Армстронга в жизнь.

О'Хара взглянул на Форестера. Тот сказал медленно:

— Орудие, которое может стрелять на сто ярдов, построенное из металлолома, — это звучит слишком хорошо. Вы уверены в том, что предлагаете, доктор Армстронг?

— О да, — весело сказал тот, — арбалет в свое время уничтожил тысячи людей. Я не вижу причин, почему бы ему не уничтожить еще немного. А Виллис, кажется, уверен, что сможет смастерить его. — Он указал на чертеж, сделанный на земле.

— Если мы все-таки решили делать эту штуковину, то надо начинать делать ее как можно быстрее, — заметил О'Хара.

— Правильно, — согласился Форестер. Он взглянул на солнце. — У вас есть время, чтобы добраться до лагеря засветло. Правда, это путь в гору, но зато налегке. Вы тоже идите, Пибоди. Пара лишних рабочих рук не помешает.

Пибоди с готовностью кивнул. Ему не нравилась перспектива находиться слишком близко от моста.

— Одну минуту, — в первый раз за все это время прервал свое молчание Агиляр, — мост сделан из веревок и досок — легко воспламеняющихся материалов. Вы подумали об использовании огня? Эта идея мне пришла в голову, когда сеньор О'Хара упомянул о бензобаке.

— Так, — сказал О'Хара, — но как же доставить огонь на мост?

— Думайте об этом, все думайте, — приказал Форестер. — А пока давайте-ка шевелиться.

Армстронг, Виллис и Пибоди сразу же отправились в путь. Форестер сказал:

— Я все не мог понять, что за человек Виллис. Не очень общительный, молчаливый, но теперь я его раскусил. Это такой тип практика — дай ему какое-нибудь задание, и он выполнит его, хоть земля разверзнется у него под ногами. Уверен — он сделает все, что надо.

Агиляр улыбнулся.

— И Армстронг меня удивил.

— Боже мой! Арбалеты в наше-то время!

— Сейчас надо подумать и об устройстве лагеря, — сказал О'Хара. — Здесь мы слишком близко к врагу и здесь нет воды. В полумиле отсюда я видел озерцо, по-моему, подходящее место для лагеря.

— Бенедетта, пойди посмотри. Захвати с собой мисс Понски. — Неожиданно скомандовал Агиляр. Когда обе женщины ушли, он продолжил: — Мы должны кое-что обсудить вместе с Мигелем. Пойдем к нему.

Родэ был просто счастлив.

— Они не положили пока ни одной доски. Бегают там, как кролики, и все.

Агиляр рассказал обо всем, что произошло на военном совете.

— Арбалет! — изумился Родэ.

— Я тоже думаю, что это безумная идея, — согласился Форестер, — но Армстронг уверяет, что она вполне осуществима.

— Армстронг — хороший человек. Но он думает только о наших ближайших нуждах. А я смотрю вперед. Предположим, мы задержим этих людей, разрушим мост, а что дальше?

— Да, что это нам в конечном счете даст? — задумчиво произнес О'Хара. — Они нас все равно здесь держат на крючке.

— Вот именно, — сказал Агиляр. — Правда, у нас достаточно пищи, ну и что? Фактор времени важен и для них, и для меня. Им выгодно, чтобы я бездействовал.

— Задерживая вас здесь, они тем самым выводят вас из игры, — согласился Форестер. — Когда они могут предпринять попытку переворота?

Агиляр пожал плечами:

— Через месяц, два. Не позже. Мы тоже торопимся с нашими приготовлениями. Идет как бы гонка, и приз в ней — судьба Кордильеры, а может быть, всей Латинской Америки. Время страшно дорого.

— Дайте-ка мне вашу карту, сеньор О'Хара, — неожиданно попросил Родэ.

О'Хара вынул карту, и они разложили ее на камне. Родэ проследил по ней, как идет река на север и юг, и покачал головой.

— Эта река и это ущелье — ловушка для нас. Мы прижаты к горам.

— Мы уже решили, что идти вниз по течению бесполезно, — сказал Форестер. — Это чертовски далекий путь и, кроме того, мы, конечно, будем под контролем.

— А что может помешать им обойти нас этим путем и появиться здесь с фланга?

— Нет, пока они надеются починить мост, они этого делать не будут, — сказал Агиляр. — Коммунисты не супермены. Они ленивы так же, как и многие люди, и им не улыбается перспектива тащиться восемьдесят километров по горной местности. Это займет у них не меньше, чем четыре дня.

Палец Родэ переместился на карте к западу.

— Остаются горы, — сказал он.

Форестер обернулся и посмотрел на каменную стену и ледяные вершины за ними.

— Звучит страшновато, — заметил он. — Не думаю, чтобы сеньору Агиляру это было под силу.

— Я знаю, — сказал Родэ. — Он должен оставаться здесь. Но кто-то должен перейти через горы, чтобы привести сюда помощь.

— Давайте посмотрим, насколько это осуществимо, — сказал О'Хара. — Я должен был лететь через Пуэрто де лас Агилас. Это значит, что сначала нужно идти двадцать миль на север перед поворотом на запад к перевалу. И идти надо высоко, чтобы обойти это проклятое ущелье. Сам перевал не так уж труден. Всего четырнадцать тысяч футов.

— Значит, до долины Сантос всего около тридцати миль, — заметил Форестер. — Это если по прямой. Фактически же около пятидесяти.

— Есть другой путь, — сказал Родэ. Он указал на горы. — Этот хребет высок, но не очень широкий. Долина Сантос — за ним. Если провести прямую линию отсюда к Альтемиросу в долине, вы увидите, что это не больше, чем двадцать пять километров.

О'Хара склонился над картой и измерил расстояние.

— Вы правы. Около пятнадцати миль. Но там ведь сплошные вершины.

— Там есть перевал — в двух милях к северо-западу от рудника, — сказал Родэ. — У него нет названия, потому что никому не приходит в голову им пользоваться. Он находится на высоте примерно пять тысяч восемьсот метров.

Форестер быстро пересчитал:

— Ого! Девятнадцать тысяч футов.

— А как с отсутствием кислорода? Мы уже достаточно натерпелись с этим, — сказал О'Хара. — Можно пройти по этому перевалу без кислорода?

— Я проходил, — сказал Родэ. — Все дело в акклиматизации. Альпинистам это знакомо. Они находятся в лагере на определенной высоте, привыкают к ней, потом поднимаются в другой лагерь и проводят там несколько дней перед тем, как идти дальше. Так тело привыкает к изменяющимся условиям. — Он посмотрел на горы. — Если я завтра дойду до лагеря и проведу день там, потом поднимусь к руднику и еще день побуду там, я думаю, что смогу пройти через этот перевал.

— Нельзя идти одному, — сказал Форестер.

— Я пойду с вами, — быстро отреагировал О'Хара.

— Погодите-ка, разве вы альпинист?

— Нет, — сказал О'Хара.

— А я ходил в горы, в свое время. Это что-то да значит. — Форестер обратился к Родэ. — Не правда ли?

— Вы не должны идти один, Мигель, — занервничал Агиляр.

— Хорошо, — согласился Родэ. — Я возьму попутчика — вас. — Он кивнул в сторону Форестера и мрачно улыбнулся. — Но я вам обещаю, вы пожалеете об этом.

Форестер ухмыльнулся и сказал:

— Ну что же, Тим, вы остаетесь начальником гарнизона. У вас будет хлопот полон рот.

— Да, — заметил Родэ. — Нужно их задержать во что бы то ни стало. — К шуму реки прибавился какой-то новый звук. Родэ тотчас же подполз к своему наблюдательному пункту, затем кивнул О'Харе.

— Они завели машины — наверное, они уходят. — Но машины стояли на месте. — Что они там делают? — удивленно воскликнул Родэ.

— Они подзаряжают аккумуляторы, — сказал О'Хара, — им нужно быть уверенными, что ночью у них хватит энергии для освещения моста.

 

II

О'Хара и Агиляр пошли на помощь женщинам, а Родэ и Форестер остались наблюдать за мостом. Опасности того, что противник пересечет реку или предпримет какие-либо неожиданные действия, к счастью, не было. После того как было принято решение идти через горы, настроение Форестера изменилось. Он явно был доволен тем, что командирство целиком перешло к О'Харе. Он считал, что командовать должен кто-то один, и пусть им будет такой человек, как О'Хара.

О'Хара произвел мысленный осмотр «своей армии», и губы его искривились в усмешке. Старик и молодая девушка, два кабинетных ученых, пьяница и старая дева. И он сам — летчик-неудачник. На другой стороне реки — по крайней мере двадцать вооруженных человек, и кто его знает, сколько еще за ними. Когда он вспоминал, что перед ними коммунисты, его мускулы инстинктивно напрягались. Хотя это и были никчемные южноамериканские коммунисты, все же коммунисты!

«Что бы ни случилось, — думал он, — им не удастся схватить меня снова».

Бенедетта была необычно тиха, и О'Хара знал почему. Осознание того, что в тебя в первый раз в жизни стреляют, способно мгновенно лишить человека всех жизненных сил. В один момент начинаешь ощущать, что ты всего лишь мягкий мешок, наполненный газами и жидкостью, уязвимый и беззащитный перед стальными пулями, способными рвать и раскалывать твое бренное тело. Он вспомнил свой первый бой и почувствовал жалость к Бенедетте. По крайней мере, хоть как-то, но он был подготовлен к свисту пуль и разрывам снарядов.

Он оглядел каменистый склон.

— Интересно, есть ли здесь какая-нибудь пещера? — спросил О'Хара. Она бы нам сейчас очень пригодилась. — Он бросил взгляд на Бенедетту. — Пойдемте посмотрим.

Они пересекли дорогу и стали по диагонали подниматься по склону. Земля была покрыта камнями и галькой, идти было трудно. Ноги постоянно скользили и срывались, и смутная идея зародилась в голове у О'Хары.

Через некоторое время они разделились, О'Хара пошел влево, а девушка направо. Почти час они блуждали между камнями и скалами в поисках чего-нибудь, что дало бы им укрытие на ночь, хотя бы небольшое. О'Хара ничего не нашел и, услышав далекий зов Бенедетты, поспешил к ней.

То, что нашла Бенедетта, было не пещерой, а просто нагромождением камней. Громадный кусок скалы скатился сверху и застрял между двумя другими, образуя как бы крышу. О'Хара оценивающе осмотрел место и остался доволен. По крайней мерс, какое-то укрытие от дождя, снега и отчасти от ветра. Он вошел внутрь, осмотрелся и увидел там углубление.

— Вот и отлично, — заметил он. — Здесь можно держать воду. Баллонов двадцать поместится.

Он оглянулся и внимательно посмотрел на Бенедетту. Щеки ее порозовели от ходьбы, она выглядела значительно лучше. Он достал сигареты.

— Курите?

Она покачала головой.

— Прекрасно, — произнес он с удовлетворением. — Я на это надеялся. — Он посмотрел на пачку — там оставалось только одиннадцать штук. — Я, знаете ли, эгоист. Хочу оставить их для себя.

Он сел на камень, зажег сигару и жадно затянулся. Бенедетта села рядом.

— Я рада, что вы решили помочь моему дяде.

О'Хара усмехнулся.

— Так решили не все. Некоторых потребовалось убеждать. Но в конце концов голосование прошло успешно.

Она тихо поинтересовалась.

— Как вы думаете, есть ли у нас какие-нибудь шансы на спасение?

О'Хара закусил губу и некоторое время молчал. Потом сказал:

— Не хочу скрывать от вас правду. Думаю, у нас шансы мизерны. Если наши недруги прорвутся по мосту, у нас надежды не будет. Мы пока беззащитны. Есть, впрочем, один шанс. — Он повел рукой в сторону гор. — Если мы разделимся и разбежимся в разные стороны, им тоже придется разделиться. Местность здесь глухая, и кому-нибудь, может, удастся затеряться, а потом рассказать о том, что случилось с нами. Но это, конечно, слабое утешение.

— Зачем же вы тогда решили сражаться? — удивилась Бенедетта.

О'Хара хмыкнул:

— Армстронг привел более чем убедительные аргументы в пользу этого. — Он рассказал ей об их совещании и, заканчивая, сказал: — Но я все равно бы боролся. Эти парни, что на том берегу, мне не по душе. Мне не нравится, как они обращаются с людьми. Неважно, какого цвета у них кожа — белая, желтая или коричневая. Это одно племя.

— Сеньор Форестер говорил мне, что вы вместе с ним сражались в Корее, — сказала Бенедетта.

— Возможно. Очевидно, да, но я никогда его там не встречал.

— Там, наверное, было ужасно — вся эта война.

— Да нет, ничего, — сказал О'Хара. — Сама война — ничего. К ней привыкаешь. Привыкаешь, когда в тебя стреляют Человек ко всему может привыкнуть в конце концов. Только в этом случае войны вообще возможны. Люди приспосабливаются и начинают рассматривать самые ужасные вещи как вполне нормальные. Иначе они бы не выдержали.

Она кивнула.

— Я знаю. Посмотрите, вот, к примеру, мы. В нас стреляют, и Мигель стреляет в людей и не видит в этом ничего особенного.

— Ничего особенного в этом и нет, — резко сказал О'Хара. — Человек — существо воинственное. Это качество и сделало его царем над всей планетой. — Он скривил губы. — Может, это и удерживает его от еще более ужасных вещей. — Он вдруг засмеялся. — Боже мой, сейчас не время философствовать, оставим это Армстронгу.

— Вы сказали странную вещь, — сказала Бенедетта. — Вы сказали про Корею, что сама война — ничего особенного. Тогда что же было там плохого, если не сама война?

О'Хара смотрел куда-то вдаль.

— Я имел в виду бои. А когда они прекратились, когда я перестал воевать, когда не мог сражаться, мне стало плохо.

— Вы были в плену? В руках китайцев? Форестер что-то упоминал об этом.

О'Хара медленно проговорил:

— Я убивал людей на войне — в горячечном состоянии и, возможно, скоро это буду делать снова. Но эти негодяи-коммунисты делают такое с холодным расчетом, рассуждая об этом… Это выше моего… — Он раздраженно покачал головой. — Давайте не будем об этом.

Перед его мысленным взором внезапно предстало равнодушное тупое лицо китайского офицера, лейтенанта Фэнга. Это лицо неотступно преследовало его в снах и заставляло просыпаться среди ночи в холодном поту. Поэтому он и предпочитал сну тяжелое, без снов пьяное забытье. Он сказал:

— Поговорим о вас. Вы хорошо говорите по-английски. Где вы учились?

Она почувствовала, что ненароком коснулась запретной темы.

— Извините, что я так разволновала вас, сеньор О'Хара, — сказала она с раскаянием в голосе.

— Пустяки. Давайте только отставим сеньора О'Хара. Меня зовут Тим.

Она улыбнулась.

— Я училась в Соединенных Штатах, Тим. Дядя послал меня туда после переворота, устроенного Лопецом. — Она засмеялась. — Моя учительница английского была так похожа на мисс Понски.

— А, такая старая треска-энтузиастка, — сказал О'Хара. — Так. Значит, вас послал учиться дядя. А что же родители?

— Моя мать умерла очень рано, а отец… его расстрелял Лопец.

О'Хара вздохнул.

— Мы оба, кажется, бередим раны друг другу, Бенедетта. Извините.

Она печально взглянула на него.

— Так уж устроен мир, Тим.

Он мрачно согласился.

— Тот, кто думает, что в мире идет честная игра, просто дурак. Потому-то мы и попали в эту заварушку. Ну ладно, пошли назад.

Он погасил сигарету и аккуратно положил окурок в карман.

Бенедетта, поднимаясь, спросила:

— Вы думаете, эта идея сеньора Армстронга относительно арбалета осуществима?

— Не думаю, — выпалил О'Хара. — Мне кажется, Армстронг — романтик. Он изучает войны, которые прошли тысячи лет тому назад, и ни о чем другом думать не хочет. Знаете, этакий человек в башне из слоновой кости. Академик. В теории кровожаден, а когда увидит настоящую кровь, упадет в обморок. Кроме того, я думаю, он немного того. — Он покрутил пальцем у виска.

 

III

Пока Виллис рылся среди металлического хлама, Армстронг сидел, с клекотом посасывая свою пустую трубку. Сердце его колотилось, он слегка задыхался, хотя высота уже не действовала на него так, как в первый раз, когда они ночевали в этом лагере. Он прокручивал в голове детали науки, которой занимался, — науки убивать без пороха. Он четко представлял себе расстояние, траекторию, проникающую способность снарядов, которые могут быть запущены из оружия, сделанного из металлических пластин и жгутов, и старался сопоставить свои мысленные диаграммы с имевшимся в мастерской материалом.

Он посмотрел вверх, на стропила, и новая идея осенила его, но он пока отбросил ее в сторону — первым делом надо было заняться арбалетом.

Виллис наконец-то распрямился, держа в руках плоскую пружину.

— Это часть автомобильной рессоры. Подойдет?

Армстронг взял ее, попытался согнуть и нашел, что она очень упругая.

— Сильная штука, — сказал он. — Сильнее, чем все, что использовалось в средние века. Из этого выйдет мощное оружие. Пожалуй, даже слишком, — только нам бы исхитриться натянуть его.

— Давайте еще раз все обдумаем как следует, — сказал Виллис.

Армстронг стал делать наброски на клочке бумаги.

— Для легких спортивных луков использовались костяные рычаги, но для оружия, которое мы собираемся делать, это не подойдет. Тяжелые военные арбалеты натягивали двумя способами — с помощью специального шкивного устройства, которое во время стрельбы снималось, или воротом с системой блоков, встроенным в арбалет.

Виллис смотрел на грубые наброски Армстронга и кивал в знак согласия.

— Нам надо ориентироваться на ворот, — заметил он. — Ту, другую штуку, нам трудно будет сделать. А в случае необходимости можно чуть ослабить пружину, сточив ее. — Он оглянулся. — А где же Пибоди?

— Не знаю, — сказал Армстронг. — Давайте продолжать.

— Нет, нам надо его найти, — сказал Виллис. — Его мы поставим на изготовление стрел, это сравнительно нетрудная работа.

— Не стрел, а болванок, или пик, — педантично поправил его Армстронг.

— Все равно, как их называть, надо поскорее заняться ими.

Они обнаружили Пибоди в одном из сараев, где он подогревал на огне банку с бобами. Нехотя он пошел за ними в мастерскую, и они приступили к работе. Армстронг был в восторге от Виллиса, чьи искусные руки могли из какой-то металлической ерунды сотворять необходимые детали. Они нашли также старое точило, которое оказалось наиболее эффективным режущим инструментом, хотя для работы с ним требовалась уйма физической энергии. Они крутили ручку попеременно: Армстронг, обливаясь потом и выбиваясь из сил, Виллис молча и сосредоточенно и Пибоди, выплескивая проклятия и ругательства.

Они оторвали от стен электропроводку и освободили кабель от защитных трубок. Затем разрезали металлические полосы на части и пробили в них отверстия для болтов. Руки их занемели от холода и покрылись ссадинами и порезами.

Так они проработали всю ночь, и, когда стало светать, Армстронг взял в руки готовое оружие и осмотрел его с некоторым удивлением.

— Это не совсем то, что я представлял себе, — сказал он, — го, думаю, работать оно будет. — Он устало потер глаза. — Пойду отнесу его поскорее вниз.

Виллис привалился к стене мастерской.

— У меня есть идея, как усовершенствовать эту штуку. Но сначала я должен поесть и поспать. — Его голос стал затихать, глаза быстро слипались.

— Я поем внизу, — отозвался Армстронг и, взвалив на плечи арбалет, вышел наружу.

 

IV

В течение всей ночи противник освещал мост автомобильными фарами, и о попытке какой-либо вылазки в его сторону не могло быть и речи. Но и те не появлялись на мосту, опасаясь получить пулю из глубины ночи.

Форестер с презрением заметил:

— Вот дураки. Если мы не можем попасть в них днем, то тем более не сможем и ночью. Если бы они что-нибудь соображали, они бы постарались вызвать огонь на себя и засекли бы нашего стрелка. А тогда его можно было бы изрешетить пулями.

Но днем работа на мосту продолжилась, и там уже меньше боялись обстрела. Стало ясно, что опасность быть подстреленным довольно мала и только случайный удачный выстрел мог бы попасть в цель. К утру у Родэ оставалось всего шесть патронов, а на мосту уже было девять новых досок.

К девяти часам Родэ истратил еще две пули, и в этот момент появился Армстронг со своим оружием.

— Вот, — сказал он, — это арбалет. — Он потер воспаленные, покрасневшие глаза.

— Господи, как вы быстро управились! — сказал О'Хара.

— Мы работали всю ночь. Надо ведь было торопиться, — заметил Армстронг.

— Ну и как эта штука работает? — спросил О'Хара, с любопытством разглядывая арбалет.

— Вот эта металлическая петля — так называемое стремя. Вы кладете его на землю и ставите в него ногу. Затем берете вот этот крюк на шнуре и, зацепив им тетиву, крутите эту ручку. Тетива натягивается, пока не доходит до спускового механизма, где она закрепляется. В эту трубку вставляется болванка, и арбалет готов к стрельбе. Нажимайте спусковой крючок, и тетива освободится.

О'Хара взял арбалет в руки. Он показался ему довольно тяжелым. Лук был сделан из автомобильной рессоры, а тетива представляла собой жилу, скрученную из пяти электропроводов. Такая же жила, только из трех проводов, использовалась и в натягивающем устройстве. Спусковой крючок был сделан из дерева. Это было торжество импровизации и выдумки.

— Пришлось немного ослабить пружину, — пояснил Армстронг. — Но все равно у нее достаточная упругость. Вот — болванка, мы изготовили их дюжину.

Болванкой служил кусок ржавого арматурного железа, три восьмых дюйма в диаметре и пятнадцать дюймов в длину. Один конец был заострен, и на другом прикреплено грубое оперение, сделанное из жестяных банок из-под молока. Она была весьма тяжелой.

— Как насчет дальности? — спросил О'Хара.

— Думаю, что она даже больше, чем я первоначально рассчитывал. Болванка тяжелее средневековых стрел — те делались из дерева, только наконечник был металлический, но лук у нас получился очень мощный. Может, попробуем?

О'Хара поставил свою ногу в петлю и начал крутить ручку. Это оказалось труднее, чем он предполагал — лук оказался очень упругим. Он вложил болванку в трубку и сказал:

— Ну, во что же будем стрелять?

— Может, в тот склон?

Они выбрали место на склоне ярдов в шестидесяти от них. О'Хара поднял арбалет, но Армстронг остановил его.

— Попробуйте лежа, так, как мы будем стрелять. Траектория очень пологая, так что у вас трудностей с прицелом не будет. Потом мы приладим прицел. — И он достал из кармана приспособление, сделанное из проволоки.

О'Хара улегся поудобнее на землю и плотно прижал грубый деревянный приклад к плечу. Он посмотрел в трубу и прицелился в коричневую полоску земли на склоне. Затем нажал на спусковой крючок. Арбалет сильно ударил его в плечо, и почти тут же на склоне брызнул фонтанчик земли.

— Ничего себе, — сказал он, вставая и потирая ушибленное плечо, — какой прыткий.

Армстронг слегка улыбнулся.

— Пошли принесем обратно болванку.

Они прошли к склону, но болванки там не нашли.

— Она же попала сюда, — с недоумением спросил О'Хара, — я сам видел.

— Я же говорил вам, что это мощное оружие, — заметил Армстронг, рассмеявшись. — Вот она.

О'Хара издал удивленный возглас, когда понял, что имеет в виду Армстронг. Болванка полностью ушла в землю и была почти не видна. Пока Армстронг выкапывал ее, О'Хара сказал:

— Нам надо поупражняться с этой штукой и выяснить, кто самый лучший стрелок. — Он посмотрел на Армстронга. — Пойдите-ка немного поспите. Вы выглядите совсем измученным.

— Я пока подожду. Надо еще посмотреть, как работает арбалет. Может быть, придется что-нибудь подкорректировать. Виллис сейчас делает еще один. Он там кое-что усовершенствует. А Пибоди изготовляет болванки. — Армстронг выпрямился с болванкой в руках. — Мне еще надо наладить прицел.

Они все начали упражняться в стрельбе из арбалета, и лучшим стрелком оказалась мисс Понски, что в конце концов было не удивительно. Вторым шел Форестер, а О'Хара — третьим. От стрельбы плечо мисс Понски заболело, но она сделала себе мягкую подушечку и продолжала стрелять, уложив восемь стрел из десяти точно в двенадцатидюймовый круг.

— У нее не хватает сил натягивать его, — заметил Форестер. — Но спускает она его бесподобно.

— Это все решает, — сказал О'Хара. — Она будет первой, кто атакует врага, конечно, если она сама согласиться. — Он повернулся к ней и улыбнулся. — Похоже, что вам предстоит начинать нашу битву. Согласны?

Ее лицо побледнело, нос еще более заострился.

— О! — воскликнула она в смятении. — Вы думаете, я смогу это сделать?

— Они положили еще четыре доски, — тихо заметил О'Хара. — А патроны Родэ должен беречь, их осталось всего четыре. Вы наша последняя надежда, ведь вы — наш лучший стрелок.

Она постаралась взять себя в руки и решительно вздернула подбородок.

— Хорошо, — сказала она. — Я постараюсь.

— Отлично! Пойдите взгляните на мост. Надо поточнее определить расстояние и, может быть, еще поупражняться на этой дистанции.

Он отвел ее туда, где лежал Родэ.

— Мисс Понски будет стрелять из арбалета, — сказал он.

Родэ повернул голову и взглянул на них с интересом.

— Что, он работает?

— И дальность, и скорость вполне приличны, — сказал О'Хара. — Он должен работать хорошо.

Он сосредоточил все внимание на мост. Два человека только что принесли еще одну доску и уходили. Проем в мосту заметно уменьшился, и скоро должен был наступить момент, когда кто-нибудь смог бы перепрыгнуть через него.

— Когда будете стрелять, цельтесь в ближнего из них, — сказал О'Хара. — Вы прикинули, какое здесь расстояние?

Мисс Понски задумалась.

— Чуть меньше, чем та дистанция, на которой я практиковалась. Полагаю, что я готова. — Голос ее слегка дрожал.

О'Хара посмотрел на нее.

— Это необходимо сделать, мисс Понски. Помните о том, что произошло с миссис Кофлин. И представьте себе то, что они сделают с нами, если им удастся перейти через реку.

— Со мной все будет в порядке, — почти прошептала она.

О'Хара удовлетворенно кивнул.

— Ложитесь на место Родэ. Я буду немного поодаль. Не торопитесь, спешить некуда. Представьте себе, что вы стреляете по мишени на обычной тренировке.

Форестер уже натянул арбалет и передал его мисс Понски. Она вложила болванку, легла на живот и заняла удобное положение. О'Хара подождал, пока она устроится, потом пошел в сторону вдоль ущелья. Оглянувшись, увидел Форестера, который что-то говорил Армстронгу, растянувшемуся на земле.

Он выбрал подходящее место и стал ждать. Вскоре появились те же двое с новой доской. Они ползли по мосту, толкая перед собой доску, пока не добрались до дыры, и там стали прилаживать доску к тросам.

Сердце О'Хары бешено колотилось, ожидание становилось мучительным. Он стал рассматривать ближайшего к нему человека. На нем была кожаная куртка, такая же, как у него самого. Потом посмотрел на доски, стараясь оценить, сколько им еще осталось работать. О'Хара сжал кулаки.

— Ну же! Ну! — прошептал он. — Ради Бога, стреляй!

Он не слышал звука спускаемой тетивы, но увидел, как металлический стержень ударил человека в кожаной куртке в грудь и тут же вылез на спине между лопаток. Сквозь шум реки донесся слабый вскрик. Ноги человека конвульсивно задергались, руки протянулись вперед в каком-то почти умоляющем жесте, затем он завалился на бок, скатился клубком с моста и упал в ревущую внизу реку.

Другой человек сначала в нерешительности остановился и вдруг побежал к берегу, в страхе оглядываясь иногда назад. Мост под его ногами заходил ходуном. Когда он присоединился к стоявшей там группе, послышался смутный гул голосов, и все отчаянно зажестикулировали. О'Хара видел, как человек показывал себе на спину, а тот, к кому он обращался, ему явно не верил. Он слегка улыбнулся. Действительно, в это было трудновато поверить.

Он осторожно встал и побежал к тому месту, откуда стреляла мисс Понски. Она лежала на земле, и ее тело сотрясалось от рыданий. Форестер стоял, склонившись над ней.

— Ничего, мисс Понски, — уговаривал он. — Это необходимо было сделать.

— Но я убила человека, — с трудом проговорила она. — Я загубила чью-то жизнь.

Форестер поднял ее и увел, не переставая утешать. О'Хара взял в руки арбалет.

— Секретное оружие! — проговорил он в восхищении. — Ни шума, ни вспышки. Просто дзинь — и все. — Он рассмеялся. — Они так и не поняли, в чем дело, во всяком случае, до конца. Армстронг, вы чертовски гениальный малый!

Но Армстронг в это время уже крепко спал.

 

V

В это утро противник больше не предпринимал попыток ремонта моста. Вместо этого они начали неторопливо и методично обстреливать камни и скалы на другом берегу реки в надежде случайно попасть в кого-нибудь. О'Хара отвел всех, включая Родэ, назад, в безопасное место. Затем он взял у Бенедетты маленькое зеркало и соорудил что-то вроде перископа. Он поставил его таким образом, чтобы наблюдатель мог, лежа в укрытии на спине, видеть то, что происходит на мосту. Зеркало находилось в тени и не должно было давать бликов. Форестер дежурил первым.

О'Хара сказал:

— Если они опять появятся на мосту, стреляйте из пистолета. Но только один раз. Мы их ввели в заблуждение. Они так толком и не знают, сам ли тот парень свалился с моста, или в него стреляли, или еще что-то произошло. Выстрела ведь они не слышали. Мы-то знаем в чем дело, и тот, другой, тоже знает, но они ему явно не поверили. Они там горячо спорили по этому поводу. Во всяком случае, они сейчас поостерегутся выходить на мост, а если и выйдут, выстрел охладит их пыл.

Форестер проверил пистолет и мрачно посмотрел на четыре оставшихся патрона.

— Я буду чувствовать себя негодным солдатом, за один раз выпаливающим четверть боезапаса.

— Ничего не поделаешь, — сказал О'Хара. — Они ведь не знают, сколько у нас патронов. Арбалет — наше секретное оружие, и мы должны использовать его наилучшим образом. У меня есть кое-что па уме, но я хочу подождать, когда будет готов второй арбалет. — Он сделал паузу. — Как вы думаете, сколько там людей?

— Я пробовал подсчитать, — ответил Форестер. — По-моему, двадцать три человека. Крупный малый с бородой, как у Кастро, наверное, командир. Он в какой-то форме защитного цвета. — Он задумчиво потер подбородок. — По-моему, это кубинский специалист.

— Я понаблюдаю за ним, — сказал О'Хара. — Может, нам удастся пришпилить его, остальные сами уберутся восвояси.

— Может быть, — иронически согласился Форестер.

О'Хара вернулся в лагерь, который они перенесли в каменное убежище на склоне. Здесь они чувствовали себя в большей безопасности, но О'Хара прекрасно понимал, что, если противник переберется на эту сторону, особой надежды спастись в этом укрытии у них нет. Его можно было легко обойти по дороге и взять в полукольцо. О'Хара мучительно напрягал мозг в поисках возможности как-то блокировать дорогу, но ничего не находил.

Все равно здесь лучше, чем на берегу озерца у дороги. Правда, большая проблема — отсутствие здесь воды, но они запасли галлонов двадцать пять в каменной выемке, постепенно натаскав туда воду из озерца с помощью бидона.

Тем временем истерика у мисс Понски прошла, но ею овладела грусть. Она была необычно тиха, погружена в себя и неразговорчива. Она помогала носить воду, перетаскивать в новое место еду и вещи, но делала все это механически и безразлично. Агиляру все это не нравилось.

— Это не дело, — сказал он хмуро. — Не дело, чтобы такая женщина, как мисс Понски, участвовала в подобных вещах.

О'Хара взорвался.

— Черт возьми, не мы же эти вещи начали. Кофлины мертвы, Бенедетту чуть не убили, не говоря уже обо мне. Я постараюсь не допустить такого в будущем, но она — лучший стрелок из нас, а мы боремся за свои жизни.

— Вы солдат, — сказал Агиляр. — Я все жду, когда вы скажете, как Наполеон, что, дескать, нельзя приготовить омлет, не разбивая яиц. — В его голосе слышался легкий сарказм.

О'Хара пропустил это замечание мимо ушей.

— Мы все должны начать тренироваться в стрельбе из лука. Пока у нас еще есть время.

Агиляр коснулся его руки.

— Сеньор О'Хара, может быть, если я сдамся этим людям, они успокоятся?

О'Хара пристально посмотрел на него.

— Вы же знаете, что нет. Они нас не отпустят, мы слишком много видели.

Агиляр согласно кивнул.

— Я знаю. — Он слегка юмористически пожал плечами. — Я хотел, чтобы вы лишний раз убедили меня в этом. И вы убедили. Я очень сожалею, что все это свалилось на невинных людей из-за меня. — О'Хара нетерпеливо хмыкнул, и Агиляр продолжал:

— Наступают времена, когда политик передает дела солдату — когда от насилия уже никуда не уйти. Вот сейчас и я должен прекратить быть политиком и стать солдатом. Я тоже хочу научиться хорошо стрелять из лука, сеньор О'Хара.

— На вашем месте я бы не брал на себя слишком много, — сказал О'Хара. — Вы должны экономить силы на случай, если нам придется уходить. Вы не в такой уж хорошей физической форме, знаете ли.

Агиляр резко ответил:

— Сеньор, я буду делать то, что считаю необходимым.

О'Хара ничего не сказал ему, чувствуя, что задел испано-латиноамериканскую гордость. Он просто кивнул в ответ и пошел поговорить с мисс Понски.

Она стояла на коленях перед керогазом и как будто сосредоточенно наблюдала за тем, как кипит вода в котелке. Но выражение глаз было отсутствующим. О'Хара знал, что стоит перед ее внутренним взором — металлическая болванка, чудовищным образом появившаяся из спины человека.

Он присел на корточки рядом с ней, но она, казалось, даже не заметила его. Заговорил мягко, почти нежно, стараясь найти какое-нибудь разумное объяснение убийству человека. С большой неохотой он извлек из своей памяти собственные переживания, те, которые хотел бы навсегда забыть. Он говорил ей:

— Убийство человека — ужасная вещь, мисс Понски. Я знаю по собственному опыту. И я чувствовал себя скверно после этого очень долго. В первый раз, когда я подбил вражеский истребитель в Корее, я следовал за ним некоторое время — опасная вещь, но я был молод и неопытен. Охваченный пламенем «Миг» пошел вниз, мисс Понски, катапульта не сработала, и летчик, открыв кабину, выбросился в поток встречного воздуха. Был ли этот поступок смелым или отчаянным, я не знаю. Он падал на землю — маленький вращающийся темный комок. Его парашют не раскрылся, и я понял, что это — мертвец. — О'Хара облизал языком губы.

— Я чувствовал себя скверно, мисс Понски. Меня просто выворачивало всего наизнанку. Но я подумал, что этот человек собирался убить меня, и почти осуществил это. Мой самолет был во многих местах прошит пулями, и я прямо-таки грохнулся на полосу на аэродроме. Мне повезло — я провел в госпитале всего три недели. Обдумывая потом все это, я решил, что вопрос стоял так: либо он, либо я. Судьба улыбнулась мне. Не знаю, переживал бы он, если в убил меня. Думаю, что едва ли. Эти люди воспитаны в духе пренебрежения к жизни. — Он пристально посмотрел на нее. — Те, кто сейчас там, за рекой, такие же, с кем я сражался в Корее. Неважно, что у них другой цвет кожи. Мы бы не стали ввязываться с ними в драку, если бы они спокойно отпустили нас на свободу. Но они этого не сделают, мисс Понски. Значит, опять та же проблема: кто кого. Проигравший отправляется к дьяволу. И то, что вы сделали, оправдано, мисс Понски. Быть может, этим вы спасли наши жизни и жизнь народа этой страны. Кто знает?

Он замолчал, и она, повернувшись к нему, сказала нетвердым хриплым голосом:

— Я глупая старая женщина, мистер О'Хара. Годами я, как и многие другие в Америке, говорила громкие слова о том, что надо бороться против коммунистов, но сама я ничего для этого не делала. Да, мы, американские женщины, с криками «ура» провожали наших ребят, отправлявшихся на войну. Самые кровожадные люди — это те, кто сам не сражается. А когда дело доходит до того, чтобы убивать самому, просто ужасно, мистер О'Хара.

— Я знаю, — ответил он. — И единственное, что может как-то оправдать это, мысль о том, что, если не убьешь ты, убьют тебя. В конце концов, речь идет о жизненном выборе.

— Я осознаю это, мистер О'Хара, — сказала она. — Со мной все будет в порядке.

— Меня зовут Тим, — сказал он. — Англичане не очень любят называть друг друга по именам, но мы, ирландцы, смотрим на это иначе.

Она улыбнулась ему тонкой, дрожащей улыбкой.

— А я Дженнифер.

— Хорошо, Дженни, я постараюсь больше не ставить вас в такое положение.

Она отвернулась и сказала сдавленным голосом:

— Я сейчас заплачу. — Она вдруг резко вскочила и выбежала из убежища.

— Вы хорошо говорили, Тим, — сказала Бенедетта за спиной О'Хары.

Он повернулся и посмотрел на нее сумрачно.

— Да?! Вселить уверенность — моя обязанность. — Он встал и начал разминать ноги. — Пошли тренироваться с арбалетом.

 

VI

Остаток дня они провели в стрельбе из арбалета, приспосабливаясь к различным дистанциям и внося коррективы на ветер. Мисс Понски, несмотря на свои натянутые, как струны, нервы, держалась мужественно и руководила учением. Успехи в стрельбе были довольно значительными.

О'Хара отправился к ущелью и постарался вычислить расстояние до грузовиков с точностью до фута. Вернувшись, он отметил на земле дистанцию, равную ста восьми ярдам, и велел всем потренироваться на ней. Он обратился к Бенедетте:

— Назначаю вас моим начальником штаба — это что-то вроде почетного секретаря при генерале. Есть у вас бумага и карандаш?

Улыбнувшись, она кивнула. Он продиктовал ей около дюжины пунктов, которые надлежало выполнить.

— Следите за тем, чтобы все было исполнено, — сказал он. — Мы сейчас слишком много чего должны держать в голове, и, когда мы начнем действовать, я могу забыть о чем-нибудь важном.

Он попросил Агиляра привязать пучки тряпок к пяти-шести болванкам и затем стал стрелять, чтобы посмотреть, какое влияние тряпки оказывают на точность стрельбы. Особой разницы он не заметил, и, смочив тряпки в керосине, поджег их прямо перед выстрелом. Когда болванка долетела до цели, пламя погасло.

О'Хара чертыхнулся и продолжал свои опыты, давая тряпке разгореться посильнее. Ценой обожженного лица ему удалось добиться того, чтобы огонь был доставлен к цели и продолжал там гореть.

— Мы сделаем это днем, — объявил он. — Ночью это слишком опасно: они засекут огонь прежде, чем мы выстрелим. — Он посмотрел на солнце. — Начнем завтра. Нам выгоднее потянуть время.

Было уже за полдень, когда противник вновь решился выйти на мост. Родэ, который, выспавшись, сменил Форестера, выстрелил. Люди побежали с моста. Родэ стрелял из пистолета еще раз перед закатом, а потом О'Хара велел ему поберечь оставшиеся два патрона.

— Они нам еще понадобятся, — сказал он.

Противнику удалось уложить в этот день еще три доски. Ночью продолжали освещать мост, но на нем никто из людей так и не появился.