Глава 41

 

Макс сбежал с холма, стараясь внимательнее смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в коровьи лепешки, тут и там разбросанные на зеленой траве. За ним неслись трое хохочущих детей, возглавляемых Чарли. У каждого в руках был водяной пистолет с мощным помповым механизмом.

— Живым я вам не сдамся! — завопил Макс через плечо.

Неожиданно оступившись, он кубарем покатился по траве и, довольно ощутимо ударившись, остался лежать ничком, лицом вниз, прикрывая голову руками. При этом, не обращая внимания на ободранные колени, он смеялся.

Дети Аркеллов налетели на него как ураган и принялись обстреливать струйками воды. Волосы, футболка и шорты Макса вымокли насквозь.

— Получай, дядя Макс! — восторженно пискнула Мадлен, расстреляв весь водяной заряд пистолета ему за шиворот.

Резко перевернувшись на спину, Макс схватил девочку и опрокинул на себя, а она, хохоча, задрыгала ногами.

— Ладно, ладно, Мэдди, ты победила. — Он выпустил малышку и протянул ей руку для пожатия.

После этого двое мальчишек и Мадлен понеслись к дому, чтобы снова зарядить оружие водой, а Макс откинулся на травку, подставив лицо солнцу.

Стоял поздний июль, прошло полгода с того дня, когда Макс ворвался в дом Стайна с намерением забрать у него Сиену. После этого они не виделись. Спустя неделю после ужасного фиаско Макс собрал пожитки, продал на запчасти свою «хонду», попрощался с Хантером и вылетел в Англию. К тому моменту съемки короткометражек были окончены, актер (и начинающий продюсер) был удовлетворен, так что в Америке Макса ничто не держало. Он не желал жить не только в одном городе, но и на одном континенте с Сиеной, которую по-прежнему любил, но считал навеки потерянной.

Разумеется, Хантер пытался переубедить друга, но не преуспел и сдался. Аргументы Макса оказались слишком весомыми.

— Жизнь круто переменилась для всех нас, — сказал Макс другу по дороге в аэропорт, куда оба ехали в тягостном молчании. — Мне пора забыть о Сиене, уехать отсюда, где все дышит воспоминаниями о ней. Я должен найти свой собственный путь, а сделать это в Лос-Анджелесе невозможно, исходя из обстоятельств. Да и вам с Тиффани будет лучше вдвоем, вы и так слишком долго жили чужими проблемами.

Хантер пытался протестовать, но и он понимал, что Макс прав. Все, что ему оставалось, — уверить друга в том, что он всегда желанный гость в его доме, и пожелать ему удачи.

Настало время перемен.

Уже в аэропорту Хитроу настроение Макса пошло в гору, стоило ему увидеть, что за ним приехала вся семья брата. Трое детей гомонили так, что перекрывали обычный гул аэропорта, а завидев дядю, замахали самодельным плакатом с надписью: «Дядя Макс, дабро пажалавать!» Маффи помогала детям держать плакат и точно так же, как они, подскакивала от нетерпения на месте.

Генри делал вид, что вся эта суматоха совершенно к нему не относится, стоял в нескольких шагах от семьи с невозмутимым выражением лица. Однако, завидев брата, он заспешил к нему и сжал в объятиях не менее крепких, чем объятия его детишек.

— Привет, братишка, — сказал Генри, подхватывая сумку Макса. — Чертовски рад тебя видеть!

Генри сразу же бросились в глаза нехорошие перемены во внешности Макса — темные тени под глазами, осунувшееся лицо, но он об этом умолчал.

Естественно, Генри читал свежую прессу и был в курсе скандала, в котором оказался замешан его младший брат, пытавшийся воззвать к своей бывшей девушке. К сожалению, PR-машина, запущенная Рэндаллом, сильно исказила произошедшее на рождественской вечеринке, выставив Макса неотесанным болваном и скандалистом, мучимым ревностью. Даже Маффи благородно отказалась читать любимый «Инкуайрер», который вылил на беднягу Макса столько грязи.

Поначалу Макс прилетел к Аркеллам с намерением остаться до конца новогодних праздников, а затем подыскать себе недорогое жилье в Англии. Он прилетел на другой континент не только затем, чтобы убежать от своих демонов или найти уединение в доме брата. В Англию Макса также привели карьерные замыслы. Он решил-таки принять приглашение старого друга, своего однокурсника из Оксфорда, стать режиссером его последней пьесы, написанной для театра в Стратфорде. Спектакль хотели поставить к апрелю, чтобы показывать все лето, и приступать к работе надо было уже в январе.

Конечно, деньги, обещанные за режиссуру, были смешными, но Макс влюбился в пьесу, как только ее прочел. К тому же он не слишком нуждался в средствах, получив неплохие дивиденды с короткометражек, снятых в Лос-Анджелесе. Макс собирался арендовать небольшой коттедж неподалеку от театра, а по выходным ездить к брату, чтобы отдыхать с близкими. Однако жизнь распорядилась по-своему.

Захваченный с головой собственными проблемами, Макс даже не представлял, с какими трудностями пришлось столкнуться его старшему брату. Только оказавшись под Новый год в Англии, он выяснил, какой огромный долг висит на Генри. Ответив отказом на предложение Гэри Эллиса, бедняга начал потихоньку распродавать имущество тем, кто выказывал к нему интерес. Были заложены немногочисленные украшения Маффи, винтажная мебель и даже старинная пушка, вывезенная откуда-то из глубинки матерью Генри и подаренная сыну на двадцать первый день рождения. Всех этих мер едва хватало, чтобы выплачивать ежемесячные платежи банку. Детей пришлось забрать из частного учебного заведения и перевести в местную начальную школу, а Маффи стала подрабатывать фотографом, поскольку имела неплохие навыки.

— Признаться, — сказал Генри Максу, когда они уже выпили по паре порций виски и налили по третьей, — я поступил неразумно, отклонив предложение Эллиса. У меня был шанс не уронить лица и даже неплохо заработать. Сейчас парень заинтересовался землями неподалеку, в Свэнбруке.

— Не верю, что ты это говоришь, — удивился Макс. — Разве ты мог продать ферму и замок? Неужели ты согласился бы на то, чтобы твои земли превратили в развлекательный комплекс?

— Мы все равно потеряем земли, — вздохнул Генри, и в его голосе Максу послышалась покорность судьбе.

Он выглядел ужасно усталым и каким-то потерянным. Последние полгода Аркеллы день и ночь ломали головы, пытаясь найти какой-нибудь выход, любую уловку, которая отсрочила бы падение дамоклова меча. Все было тщетно, и любящими супругами постепенно овладело отчаяние. Обиднее всего было то, что ферма как раз начала приносить доход и вложенные в нее средства стали постепенно окупаться. К сожалению, этого было недостаточно для того, чтобы удержаться на плаву. Долг банку и налоговой службе был в тысячи, десятки, сотни тысяч раз больше.

— У нас просто не осталось выхода, — вздохнув, произнес Генри. — Можно было бы спасти земли, лишь выиграв главный приз в национальной лотерее. Сам понимаешь, какова вероятность. Вопрос не в том, сможем ли мы выиграть, а в том, когда именно мы проиграем. Долго ли еще мы продержимся?

Узнав, как серьезно положение Генри и Маффи, Макс решил остаться в замке. Он не мог помочь им деньгами, но по крайней мере был способен приглядывать в выходные за детьми и немного веселить всю семью. Тяжело было сознавать, что это самая большая помощь, которую он может оказать близким.

Так что идея со съемным жильем отпала сама собой.

К тому же, общаясь с Генри, его женой и детишками, Максу было проще забыть о своем разбитом сердце.

Стянув через голову мокрую майку и оттерев пучком травы теннисные туфли от навоза, в который он все-таки ухитрился вляпаться, Макс медленно побрел к замку.

Воскресенье выдалось теплым и солнечным. Позади остались три недели ежедневных репетиций. Новая пьеса, «Темные сердцем», шла в театре уже два месяца и неожиданно принесла Максу великолепные отзывы критиков, пожалуй, лучшие в его карьере. Билеты раскупались загодя, спектакли шли при полных залах, и у Макса появилось время отдохнуть. Похоже, прорыв все-таки состоялся.

Поднявшись вверх по холму, он приложил ладонь ко лбу, оглядывая зеленые луга и золотые от солнечных лучей стены замка, увитые дикими розами. Вид был таким красочным, словно взятым с рекламной картинки, и навевал ощущение покоя и безмятежности.

Страшно было подумать, как перенесет Генри потерю дорогих сердцу земель. Несмотря на то, что отъем фермы за долги был делом решенным, Макс до сих пор не мог поверить, что это случится. Вопреки здравому смыслу он продолжал надеяться, что какое-то удивительное событие помешает потере или хотя бы отдалит беду на бесконечно долгий отрезок времени. Однако придумать решение проблемы так и не удавалось.

Макс добрел до замка, вошел через массивную дверь в тень прихожей и сбросил испачканные туфли. Войдя на кухню в одних зеленых шортах, он как раз собрался снять их, чтобы забросить в стиральную машину, когда позади него раздался женский голос:

— Прошу вас, месье, не раздевайтесь. — В голосе слышался отчетливый французский акцент. — Должно быть, вы меня не заметили.

— Господи! — выдохнул Макс, торопливо поддернув шорты вверх и обернувшись к говорившей. — Откуда вы взялись?

— Я из Тулузы, — сказала девушка с мягкой улыбкой.

Скажите на милость, подумал Макс, оглядывая француженку. Сложно было сказать, кто из них больше покраснел.

— Из Тулузы, понятно, — пробормотал Макс. — Но я спрашивал вовсе не о городе. Мне было интересно… то есть, — он откашлялся, так как голос не слушался, — я хотел сказать…

— А вы кто? — спросила Маффи, появляясь в дверном проеме. В руках у нее была охапка детских вещей, которые она собрала для стирки. — Макс, тебе нужно что-нибудь постирать? Почему ты со своей гостьей торчишь в кухне?

Он ошарашенно оглядел обеих женщин, затем кинул затравленный взгляд на стиральную машину, словно белый агрегат мог разъяснить ему, что происходит.

— М-м… я не…

— Ладно, отдашь вещи позже, тут все равно целый ворох белья. — Маффи улыбнулась француженке. Это юное создание с короткой светлой стрижкой и небольшим чемоданчиком в руках (Макс только-только это заметил) смущенно улыбнулось в ответ. — А теперь познакомь меня со своей подружкой. — Маффи протянула девушке руку. — Я — Маффи Аркелл.

— Рада встрече, миссис Аркелл, — все с тем же чудесным акцентом ответила незнакомка. Она отодвинула чемодан ногой и встряхнула руку Маффи. — Меня зовут Фредерик.

Вслед за этим повисла долгая пауза. Маффи заметила недоумение на лице Макса и наконец поняла, что он совсем не знаком с француженкой. А та безмятежно улыбалась, полагая, видимо, что имени достаточно, чтобы внести в ситуацию ясность.

— Прошу прощения, Фредерик, — осведомился Макс, заставив взять себя в руки, — а кто вы такая?

Но прежде чем девушка успела дать ответ, Маффи хлопнула себя по лбу и с ужасом округлила глаза.

— Боже мой, вы — Фредерик, — прошептала она, бледнея. — Я думала, что много месяцев назад отменила вызов! Должно быть, я слишком закрутилась и не сделала этого вовремя! Какой ужас, Генри будет в бешенстве!

— Я что, упустил нечто важное? — спросил Макс. — Вы знакомы, или как? Какой вызов?

— Не совсем знакомы, — выдавила Маффи, затравленно глядя на француженку, которая теперь тоже казалась испуганной. — Я звонила в агентство с просьбой прислать мне на лето компаньонку по уходу за детьми. По программе «au pair». Но боюсь, теперь это нам не по карману.

 

 

 

 

* * *

К тому моменту, как Макс уединился в своей комнате, чтобы сменить мокрые шорты на старые брюки Генри, и оставил двух женщин в кухне за чашкой ромашкового чая, ситуация немного прояснилась.

Поняв, что ее никто не ждал, Фредерик поначалу расстроилась, а затем решила не менять своих планов. Она потратила крупную сумму на перелет из Франции в Англию, поэтому не могла уехать сразу же. Макс предложил девушке оплатить обратный рейс, но она приняла решение задержаться у Аркеллов. По ее словам, помощь по дому и уход за детьми — самое малое, чем она может расплатиться за проживание в другой стране, да еще в столь чудном месте. Такой вариант устраивал всех, а Маффи получала больше времени на работу фотографом.

Когда Генри вернулся с очередной невеселой встречи с управляющим фермой, Фредерик уже приняла ванну, разложила вещи и играла в «Монополию» с детишками за кухонным столом. Маффи чистила картошку и болтала с гостьей.

— Привет, дорогой, — сказала она, не поднимая на мужа глаз. — Как прошла встреча? Познакомься, это Фредерик, моя новая компаньонка. Она из Франции.

— Здравствуй, Фредерик, — автоматически ответил Генри, настолько погруженный в себя, что едва ли обратил внимание на незнакомку. — Или лучше сказать bonjour?

— Папа, у тебя отвратительный французский, — заметил Чарли, не отрывая глаз от своих карточек. — К тому же Фредерик отлично знает английский. Правда, Фредди?

— Мы зовем ее Фредди, — пояснила отцу Берти. — Ей нравится, когда мы так ее зовем.

Похоже, они уже считали француженку своей подружкой.

— Bonjour, месье Аркелл, — застенчиво сказала девушка, вставая с места, чтобы пожать Генри руку. — Я счастлива, что приехала в ваш дом, он прекрасен. И мне очень нравится ваша семья. Надеюсь, я не помешаю?

— И я на это надеюсь, Фредди, — устало сказал Генри, осторожно обнимая жену за талию сзади и целуя в шею. — В последнее время мы несколько закисли, правда, Маффи? Нам не помешает свежее дуновение из Франции.

— Значит, Фредди останется на все лето, да, папочка? — тотчас спросила Берти, восхищенно глядя на свою новую «подружку».

— О, пусть лучше остается навсегда! — подхватила Мэдди.

Фредерик рассмеялась.

— Ну, навсегда-то я не останусь. Может статься, уже завтра я вам страшно надоем.

— Нет, не надоешь! — с чувством ответила Мэдди. — А у тебя есть муж? Или парень?

— Мадлен! — окликнула ее Маффи, закидывая очищенную картошку в необъятную соусницу и бухая ее на плиту. — Не лезьте к несчастной Фредерик. Вас не касается ее личная жизнь.

— Ничего страшного, — сказала девушка. — Нет, Мадлен, у меня нет парня. То есть у меня был парень, но не так давно мы расстались.

— Вот и классно! — Девочка довольно ухмыльнулась. — Значит, ты можешь выйти замуж за дядю Макса. Он тоже расстался со своей подружкой. Вы, взрослые, постоянно расстаетесь. И как вам не надоедает? — философски заметила она.

— Надоедает что? — спросил Макс, входя в кухню из сада, где сидел на скамеечке с бокалом вина. — Привет, Генри. Не знал, что ты уже вернулся. Как все прошло?

— Дерьмово, — процедил Генри и смущенно улыбнулся француженке. — Но речь не о моей встрече. Твоя племянница успела сосватать тебя за нашу очаровательную гостью.

— Глянь на него! — восторженно завопила Мэдди. — Фредерик, ведь он такой красивый! Тебе нравится?

Девушка густо покраснела и опустила глаза.

— Короче, вы приговорены к алтарю, — подвел итог Генри.

— Дорогой, прекрати подначивать, — бросила Маффи, которая разглядела за добродушной улыбкой Макса скрытое неудовольствие. — Лучше налей брату еще вина, и катитесь оба из моей кухни. Это не место для мужчин! Я пытаюсь приготовить вам ужин, а вы тут устроили цирк, словно подростки. Вон!

* * *

В саду братья сели рядом на старой скамеечке, потягивая вино и любуясь тем, как тяжелое малиновое солнце медленно опускается за холмы.

— Что, все прошло хуже, чем ты ожидал? — спросил Макс, имея в виду встречу с Ричардом.

Ричард был управляющим фермой, простым трудягой, которого Генри нанял пару сезонов назад и работой которого был весьма доволен.

Брат кивнул:

— Да, все просто ужасно. Несмотря на то что ферма начала приносить доход, этого слишком мало, чтобы отдалить банкротство. Если бы не субсидии, мы с Маффи давно бы уже лишились всего, что имеем. Придется отдать за долги еще два участка, как ни крутись. Ума не приложу, что делать! — Генри помолчал. — Мне не хочется об этом говорить. Давай лучше перемоем косточки Фредерик, твоей новой невесте. Как она тебе?

— Ой, перестань, — отмахнулся Макс. — Она не в моем вкусе.

Генри скептично поднял бровь.

— Ну, не знаю, мне кажется, она хорошенькая. И кстати, я помню, как ты и про Сиену говорил, что она не в твоем вкусе. Кажется, однажды ты сказал, что только дьявол мог бы придумать соединить вас вместе. Разве не так?

— Это было очень, очень давно, — сказал Макс куда более раздраженно, чем хотел бы. Заметив, что брат обескуражен его тоном, он смущенно улыбнулся. — Извини, братишка. Давай просто не будем говорить о Сиене?

— Как скажешь. — Генри поймал губами кусочек льда, плававший в бокале, и задумчиво его разгрыз. — Давай лучше снова обсудим твою пьесу. Кажется, это единственное предприятие, которое на данный момент приносит доход.

Макс, который все еще думал о Сиене, промолчал.

— Что-то не так? — обеспокоился Генри. — Только не говори, что и пьеса дышит на ладан!

— Все в порядке, — заверил брата Макс. Лицо его просветлело. — Отзывы на «Темных сердцем» появились во всех изданиях, представляешь? На днях Ангус, тот парень, что написал пьесу, давал интервью «Санди таймс». После этого на спектакль повалило еще больше народу. Впрочем, эта реклама была даже несколько лишней, и без того билеты раскупились заранее. Люди бронируют места вплоть до сентября!

— Ничего себе! — восхитился Генри.

— Кстати сказать, тут парочка продюсеров из Нью-Йорка собирается приехать в Стратфорд, чтобы со мной встретиться, — продолжал Макс воодушевленно. — Знаешь, я никак не мог ожидать, что пьеса будет иметь такой успех. Это самое удачное из моих предприятий.

— Ты молодец, — похвалил Генри. — Я всегда говорил, что ты прорвешься. Кстати, как вы делите проценты?

— Шестьдесят забирает Ангус, а сорок уходит ко мне, — ответил Макс. — Правда, на тех ребят из Нью-Йорка я не слишком рассчитываю, все-таки американцы предпочитают мейнстримовые проекты, а не авторские. Даже странно, что они так мной заинтересовались. Ведь я работаю в Стратфорде, а не на Бродвее.

— Предлагаю выпить за то, чтобы с этого момента твоя карьера резко пошла в гору! — воскликнул Генри. Братья чокнулись так сильно, что едва не расплескали содержимое бокалов. — Должно же хоть кому-то из нас повезти!

Их приятное времяпровождение было прервано детским воплем из окна кухни.

— Папа! Дядя Макс! Скорее сюда! — кричал Чарли. — Начинается «Команда»!

Макс усмехнулся. Ему нравилось, что дети увлеченно следят за перипетиями сюжета «Команды», героического сериала, в котором снялась Тиффани. Чарли, кажется, и вовсе влюбился в девушку Хантера и каждый вечер умолял Макса пригласить ее к Аркеллам. Причем, уточнял мальчик, желательно без Хантера.

— Идем! — крикнул Генри. — Что ж, дядя Макс, поднимай задницу и пошли, — велел он. — Ты же знаешь, как расстраиваются малыши, если мы пропускаем хотя бы одну минуту из серии.

— Несусь на всех парусах, — заторопился Макс. — Не будем волновать твоих чертенят.

 

Глава 42

 

Рэндалл Стайн мрачно посмотрел на фигурки, стоящие на полке, и нахмурился.

— Как вы сказали? Девять миллионов? — недоверчиво переспросил он в трубку. — Неужели такая мелочь, как девять миллионов сверх отпущенного бюджета, должна меня волновать?

Свободной рукой он открыл ящик стола и вынул упаковку таблеток от изжоги. Разжевав одну подушечку, он захлопнул ящик, продолжая слушать говорившего.

У Рэндалла выдалась плохая неделя.

Съемки фильма «Вторая мировая», в которых Сиена участвовала вместе с Джейсоном Ридом (начинающим актером, чья внешность вполне могла затмить самого Брэда Питта), вышли из графика. Плюс к тому на них уходило гораздо больше денег, чем планировалось ранее.

Проект с самого начала преследовал злой рок. То из-за сезона штормов съемки в Японии под Рождество отложили на целых пять недель, что обошлось Стайну в огромную сумму неустойки. То забастовал профсоюз актеров, и почти вся массовка не появлялась на студии неделю, сорвав план съемок. Пришлось посулить каждому проклятому актеришке прибавку к жалованью, а в итоге сумма набежала приличная. Потом одна из актрис второго плана забеременела, и пришлось переснимать большой кусок материала.

Когда же наконец основная часть работы была сделана, начались проблемы с Сиеной и Джейсоном. В какой-то момент (уже начался май) Сиена заявила, что видеть не может «слащавую красотку», с которой должна была вместе играть в одной из сцен, и потребовала смены состава. Время поджимало, но пришлось устраивать новый кастинг, чтобы найти менее привлекательную актрису. Затем и Джейсон Рид стал выкидывать фортели: он всячески насмехался над «убогим талантом» Сиены, постоянно подчеркивал, что она попала в проект через собственные раздвинутые ноги, и обсуждал ее с каждым завалящим статистом, приводя Сиену в бешенство.

Сиена, которая знала, что ее партнер отчасти прав, мучилась бессильной злобой. Она не оставалась перед Джейсоном в долгу, кричала, топала ногами, бросая ему в лицо обвинения одно другого гаже, а однажды даже не явилась на студию, поставив ультиматум: Джейсон должен принести извинения.

Разумеется, парень этого не сделал.

— Она довольно талантлива, — сказал тогда Рэндаллу режиссер фильма. — Очаровательная и очень естественная. К тому же твоя протеже весьма работоспособна. Но я не могу снимать фильм, если ее нет на площадке!

Вернувшись со студии домой, Рэндалл устроил Сиене настоящий скандал.

— Джейсон первый начал, — по-детски оправдывалась девушка, упрямо выпятив челюсть. — Ты должен кричать на него, а не на меня.

— Плевать я хотел, кто начал, ты, тупая сука! — взорвался Рэндалл. Он действовал жестко, когда речь шла о бизнесе. В такие моменты он не думал о чувствах собеседника, а его язык изобиловал грубостями. Разумеется, со временем Сиена к этому привыкла, хотя до сих пор передергивалась, когда любовник ее оскорблял. — Джейсон Рид уже сделал себе имя, он стал звездой! Рядом с ним ты — ничтожество! Может, тебе неприятно слышать это, но люди придут смотреть фильм из-за него, а не потому, что в нем снялась ты. Пусть он будет стопроцентным засранцем, что с того? Ты же профессионал, Сиена! Закрой на это глаза!

— Но он болтает, будто я получила роль только потому, что сплю с тобой, — пожаловалась девушка.

К ее возмущению, Рэндалл улыбнулся.

— Но ведь это правда, — сказал он жестко. — И если ты хочешь спать со мной и сниматься в моем фильме, тебе придется притереться к Джейсону Риду. Ты уяснила?

После этого разговора все понемногу устаканилось. Сиена и Джейсон предпочитали пересекаться только во время съемок, и работа закипела.

И вот теперь какой-то тип из бухгалтерии заявляет, что бюджет фильма превысил первоначальные планы на девять миллионов! Об этом, оказывается, было известно с самого марта, но только сейчас эти тупоголовые бюрократы соизволили донести новость до Стайна!

— Так, Брюс, слушай меня внимательно, — сказал Рэндалл, усилием воли приказав себе не повышать голоса. — Меня подобные мелочи не волнуют. Даже если речь идет о девяти миллионах, хотя, признаться, мне трудно в это поверить! Ко мне должны поступать еженедельные отчеты, ясно?

Брюс пробормотал нечто нечленораздельное, но Рэндалл уже нажал отбой и развалился в кресле, глубоко дыша и пытаясь успокоиться, как советовал ему делать психолог в затруднительных ситуациях.

Дыхательная гимнастика не помогала, и продюсер громко выругался вслух. Однако он знал одно средство, которое могло облегчить его состояние.

— Кейт, — бросил он, нажав кнопку ресивера, соединявшего его с кабинетом секретарши.

— Я слушаю, мистер Стайн.

— Позвони Бекки Уильямс. Передай, что мне нужна девочка. Немедленно!

Секретарша даже не ответила, тотчас схватившись за телефон. Она уже привыкла к подобным приказам со стороны начальника. Более того, номер мадам был внесен в офисный список постоянных контактов.

— Пригласить девочку в офис или вы отправитесь в другое место? — спросила секретарша через две минуты.

Проклятие! Стайн трахнул бы проститутку прямо на своем столе!

— Пусть едет сюда, — распорядился он. — И скажи Бекки, что девочка должна быть самой лучшей. Мне не нужна анорёксичная дура вроде той, что прислали в прошлый раз. Пусть будет блондинка с крепкими сиськами третьего размера.

— Одну минуту, сэр, — отозвалась секретарша, которая была худощавой брюнеткой с крохотной мальчишеской грудью. Должно быть, именно поэтому Рэндалл никогда не удостаивал ее взглядом.

 

 

 

 

* * *

На студии «Юниверсал» в личном трейлере Сиена играла в нарды с собственным телохранителем, огромной шкафоподобной гориллой под сто двадцать килограмм. Охранника звали Большой Эл.

Вопреки сплетням, которые из раза в раз перепечатывала пресса, трейлер Сиены был очень скромным. В нем были две скамьи, обитые оранжевым велюром в стиле семидесятых, которые даже у Дьюка, не обладавшего излишним вкусом, вызвали бы изжогу. Здесь же стояла небольшая кровать, скрипучая и неудобная, за перегородкой помещалась крохотная ванная с узкой душевой кабинкой (напор воды оставлял желать лучшего) и унитазом и прилавок кухоньки, за которым можно было заварить чаю.

Сейчас Сиена и Большой Эл как раз пили «Эрл Грей», единственный сорт чая, который любила девушка, несмотря на неприязнь ко всему английскому.

— Ну и скука, — простонала Сиена, расставляя фишки на доске. — Тебе так не кажется?

— Да нет. — Эл улыбнулся. — Я привык к такому однообразному времяпровождению. Для моей работы требуется уйма терпения.

Именно это Сиене и нравилось в охраннике. Большому Элу всегда и в любых обстоятельствах было неплохо. Он относился к тому редкому типу оптимистов, для которых стакан всегда наполовину полон.

Поначалу девушка сопротивлялась настойчивым попыткам Рэндалла приставить к ней телохранителя, но после нескольких писем с угрозами, которые она получила по почте, вынуждена была согласиться. Безумный фанат красочно расписывал, в каких позах будет заниматься с ней сексом, методично расчленяя на части. К тому же в последнее время Сиена уже не могла позволить себе спокойно прогуляться по городу, потому что всюду ее преследовали зеваки и журналисты. Наличие телохранителя по крайней мере призывало и тех и других к порядку.

Оставшись без друзей и близких, не имея возможности поваляться на пляже без свидетелей и даже пройтись по магазинам без вездесущих фанатов на хвосте, Сиена чувствовала себя очень одинокой. Теперь она жила изолированно от мира, проводя все время или на студии, или дома. Иногда ей казалось, что у нее остался один-единственный друг — Большой Эл, который всегда был рядом, никогда не навязывался и мог поддержать разговор.

Конечно, у нее был Рэндалл, но их отношения сильно изменились с того дня, когда она впервые пересекла порог его дома в Малибу. Сиена и сама много работала, но способность Рэндалла целыми днями, а то и ночами пропадать в офисе, ее потрясала. Случалось, что они не виделись неделями, если не считать коротких встреч в доме и на студии. Если же и выпадал день, который они проводили вместе, то чаще всего его заполняли ссоры по малейшему пустяку. Рэндалл предпочитал контролировать Сиену во всем, порой доходя до крайностей, за ним всегда оставалось последнее слово, даже если речь шла о цвете губной помады.

Поначалу Сиена яростно сопротивлялась такому давлению. Она еще помнила совет Джейми Силфена на рождественской вечеринке: оставаться самой собой, а потому спорила с любовником по каждой мелочи. Но кошмарное одиночество, ставшее постоянным спутником Сиены, постепенно подавляло ее волю, и она все больше впадала в зависимость от Стайна, словно опутывавшего ее невидимыми сетями. Сиена понимала, что разрыв с Рэндаллом лишит ее всего — карьеры, роскоши, статуса знаменитости и крыши над головой. Она боялась потерять все это, а вместе с тем потерять и самого Рэндалла, к грубости и резкости которого успела привыкнуть. Каким бы он ни был негодяем, он сумел занять в ее жизни первостепенное место, вытеснив все, что было ей когда-то дорого. Сама того не замечая, Сиена поставила любовника на пьедестал, с которого он смотрел на нее с одобрением и легким пренебрежением. Такие слова, как «гордость» и «самоуважение» постепенно исчезли из ее лексикона.

Единственное место, где она по-прежнему чувствовала себя хозяйкой, была постель. Сексуальный аппетит Рэндалла не угасал. Только в постели эти двое могли соперничать и бороться на равных. Стайн хотел секса каждую ночь, а порой и днем. На прошлой неделе он даже заехал домой в обеденное время, чтобы грубо трахнуть Сиену прямо на ковре и торопливо уехать в офис. Случалось, он заезжал и на студию, вламывался в трейлер девушки у всех на глазах, и каждому становилось понятно, зачем именно он пожаловал.

— Дорогой, умоляю, — пыталась воспротивиться Сиена во время одного из таких вторжений. — Это так… непрофессионально с нашей стороны. Вся команда в курсе, чем мы здесь занимаемся! Ты же знаешь, как сотрясается трейлер, даже если кто-то просто меряет его шагами…

— Знаю, — сказал Рэндалл, срывая с нее красивый кружевной лифчик, раздирая в клочья тонкую материю. — Именно это мне и нравится.

В тот раз он ушел спустя сорок пять минут (до окончания обеденного перерыва), как сказал бы Дьюк, счастливый, как свинья, нашедшая кучу отбросов. В тот же день Джейсон делился со всей командой своими соображениями по поводу подобных визитов.

Сегодня Сиена и Эл коротали время за нардами, ожидая, пока Люк, режиссер, закончит работу над сценой, в которой участвовали Джейсон и юный английский актер, приглашенный на роль второго пилота. Стояла жара, и в трейлере было душно. Люк снимал дубль за дублем и, казалось, все время был недоволен какими-то нюансами. Сиене становилось все труднее следить за фишками Большого Эла.

— Может, сыграем во что-нибудь другое? — предложил охранник, заметив, что Сиена уже во второй раз невнимательно выставляет фишки. Он понял, что подопечную что-то беспокоит.

— Что? — Сиена глянула на Эла и смущенно улыбнулась. — Кажется, я сегодня не в форме.

— Ерунда. — Телохранитель добродушно махнул рукой и сложил нарды. — Можем поглядеть телик, если хочешь.

Сиена взяла пульт и стала щелкать программами. К сожалению, весь дневной эфир был забит сериалами и рекламой. Первым, на что она наткнулась, оказалось лицо Хантера, слишком оранжевое и гладкое от толстого слоя грима. Позади него была какая-то антикварная мебель и кадка с пальмой. Судорожно вздохнув, девушка выключила телевизор.

— Зачем? — удивился Эл. — Это же первый сезон «Советника», самый лучший. Может, посмотрим?

— Не хочется, — мрачно ответила Сиена, отворачиваясь к крохотному окну с цветастой занавесочкой. У нее был подавленный вид.

— Что случилось? — На плечо девушке опустилась тяжелая ладонь охранника. Эл всегда чувствовал настроение Сиены и терпеть не мог Стайна, частенько становившегося причиной ее расстройств. — Ты чего погрустнела?

Сиена вдруг начала плакать, как-то сразу перейдя на душераздирающие рыдания.

— Ох, Эл, не обращай внимания, — судорожно всхлипывала она. — Я такая нелепая. Вот… разревелась…

Эла было не так-то легко провести.

— Ты не нелепая. Ну-ка признавайся, в чем дело?

Она промокнула глаза рукавом и шмыгнула.

— Нет, я ужасная. Понимаешь, я отвратительно поступила с человеком, который очень мне дорог. Я люблю Хантера, он мой единственный друг…

— А, Хантер! Тот, что играет Майка Паломбо? — уточнил охранник, не глядя нащупывая на столе коробку салфеток.

— Да, он. — Сиена снова шмыгнула. — Я была такой гадиной, Эл! Честное слово! — Она видела, что охранник смотрит на нее недоверчиво. — Теперь я даже сериал этот смотреть не могу, сразу слезы наворачиваются. Я так скучаю по Хантеру, просто невыносимо!

Эл, привыкший к слезам за долгие годы работы с истеричными дамочками вроде актрис и певиц, заботливо подал Сиене салфетки. Девушка благодарно кивнула и шумно высморкалась.

— Слушай, никогда не поздно извиниться, — предложил охранник. — Если ты скучаешь по Хантеру, если считаешь, что была не права, то просто позвони и извинись. Это же так просто.

— Боюсь, не так просто, как кажется со стороны. — Сиена вздохнула. Как бы ей хотелось жить в таком же ясном и правильном мире, как Эл. — Понимаешь, иногда совершаешь поступки, которым нет оправдания. Он слишком долго терпел… в общем, для извинений поздно, вот и все.

В дверь трейлера постучали. Эл метнулся к выходу, чуть приоткрыл дверь, чтобы узнать, кто пришел. В трейлер всунулась взлохмаченная голова курьера.

— Вас ждут, мисс Макмаон, — прошептал он благоговейно, глядя Сиене в спину.

— Спасибо, — сказала Сиена, не оборачиваясь, поскольку не желала, чтобы ее видели заплаканной. — Передай, пожалуйста, Люку, что мне необходимо поправить макияж. Буду через пять минут.

Она выскочила из трейлера почти сразу за курьером и направилась в трейлер гримеров. Элу она не сказала больше ни слова.

Тем же вечером, около восьми часов, Сиена и Рэндалл ехали в черном лимузине с тонированными стеклами. Они направлялись на благотворительный ужин в Беверли-Хиллз, выручка от которого предназначалась людям, больным СПИДом.

На Сиене был потрясающий брючный костюм от «Версаче», напоминавший цветом пожарную машину. Рэндалл, в темном костюме и галстуке в тон, казался рядом с ней неприметным. К тому же бедняга мучился страшной изжогой, против которой оказались бессильны все средства, а потому постоянно хватался за грудь и что-то раздраженно бормотал себе под нос.

— Нет, ну каков этот паршивец Брюс! — в сотый раз возмутился он, не глядя на Сиену. — Как можно в течение трех месяцев подряд забывать сообщить боссу о перерасходе? Или он считает, что у меня денег куры не клюют? Подумаешь, девять миллионов!

Сиена полагала, что примерно так и думает Брюс из бухгалтерии, но вслух этого не сказала.

— Да, дорогой, — откликнулась она, положив теплую руку Рэндаллу на бедро. — Я так тебя понимаю. Представляю, как ты взбешен.

— Хмм, — пробормотал Рэндалл, отмякая. Схватив руку Сиены за запястье, он передвинул ее выше, чтобы ее пальцы коснулись через брюки возбужденного члена. Порой Рэндаллу казалось, что в присутствии Сиены у него вообще не проходит эрекция. — Ты так хороша сегодня.

Комплимент был сделан безо всякого перехода, и Сиена уставилась на спутника во все глаза.

— О, спасибо. — Она чуть заметно улыбнулась, обдумывая, чем вызвана мягкость Рэндалла. — Рада, что ты одобряешь.

Причина неожиданной теплоты Стайна заключалась в том, что он уже пожалел о сегодняшнем вызове проститутки. Конечно, он не чувствовал себя виноватым (ему вообще не были свойственны подобные эмоции), но Сиена была хороша, а проститутка оказалась такой плохонькой и скучной, что контраст оказался слишком велик. Зачем он вообще заказывает девочек по вызову, когда у него такая роскошная любовница?

— В последнее время я вел себя довольно грубо, — сказал Стайн, чем совершенно потряс Сиену. — Прости, что говорил гадости, пусть даже для твоего блага. Бизнес делает из человека акулу, хочешь ты того или нет. Ты должна не просто привыкнуть к этому, но и стать такой же акулой.

— Да, — покорно кивнула Сиена. — Я понимаю.

На душе у нее царила полная эйфория. Последнее время ее постоянно преследовало подозрение, что Рэндаллу наскучило с ней возиться и он утратил к ней интерес. Конечно, они регулярно занимались сексом, но Рэндалл все время был в дурном настроении — то просто раздраженным, то взбешенным, словно бык при виде красной тряпки. Сиена начала подумывать, что причина его гнева — она, и с ужасом ждала, что ее вот-вот выставят на улицу.

Неожиданная мягкость Рэндалла была так ей приятна и удивительна, что девушка даже не стала задумываться о ее причинах.

В Беверли-Хиллз оба приехали в отличном настроении. Солнце клонилось к закату, и по зданию отеля «Беверли-Хиллз» скользили алые и оранжевые блики. Небо казалось синим, словно морская вода, и Сиене на миг почудилось, что она смотрит не в небо, а вниз с какого-нибудь утеса на воду океана. Даже Рэндалл, казалось, был сражен зрелищем, едва сделав шаг из лимузина. Знаменитые розовые стены отеля, яркая брусчатка под ногами и пальмы, похожие на застывших гигантов, захватывали дух. Сиена и Рэндалл на секунду остановились, чтобы полюбоваться этой красотой, когда их окружили журналисты.

— Сиена, не хотите дать комментарий по поводу ваших стычек с Джейсоном на съемочной площадке? — выкрикнул один парень с микрофоном, буквально подскакивавший на месте от возбуждения.

— Каких стычек? — с усмешкой переспросила Сиена и озорно подмигнула журналисту.

Тотчас защелкали камеры.

Это был вечер триумфа Сиены. Каждый режиссер, что присутствовал на ужине, торопился с ней познакомиться, каждая знаменитость пела дифирамбы ее красоте и таланту. Сиена немного похудела — несомненно, в том были виноваты регулярные ссоры с Рэндаллом и Джейсоном, а также переживания по поводу разрыва с Хантером. К тому же ради съемок в роли Пегги ей пришлось укоротить волосы и уложить в стиле сороковых, отчего черты лица стали еще более яркими и какими-то трогательными. Конечно, Сиена была слишком фигуристой, чтобы выглядеть в своем образе по-мальчишески, и потому новая внешность ей очень шла. Судя по всему, ее оценили все мужчины, приглашенные на ужин.

Рэндалл наслаждался происходящим, купался в лучах ее славы и был доволен плодами своих усилий. На состоявшихся благотворительных торгах он приобрел великолепные старинные женские часики, украшенные бриллиантами и с золотым браслетом. Выйдя на подиум за своим трофеем, он взял с собой Сиену и показательно надел часики ей на запястье, а затем галантно поцеловал руку. Этот жест вызвал бурю аплодисментов.

К концу вечера Сиена чувствовала себя такой счастливой, какой не была уже очень давно. Она как раз болтала с довольно известным датским режиссером, который восхищался подарком Стайна и делал ей комплимент за комплиментом. Рэндалл появился из-за ее плеча, раскрасневшийся и довольный.

— Мы уезжаем, — сказал он, беря Сиену под руку и уводя от датчанина, не дав даже шанса вежливо распрощаться. — Тут становится скучно. Джонни Лосикеро снял «Скай-бар» для частной вечеринки. Я обещал, что мы заедем. Это недалеко, прямо сразу за…

Услышав знакомый адрес, Сиена почувствовала странную дрожь в коленях. Речь шла о том самом баре, где Макс когда-то снял грудастую официантку. Радостные эмоции тотчас померкли.

— Нет, — прошептала девушка, — туда я не поеду.

— Что? — Рэндалл все еще улыбался кому-то за ее спиной и даже помахал рукой. — А что такое? Почему нет?

— У меня… дурные ассоциации с этим баром.

Почему-то в голове тотчас появился образ Макса, обнаженного, наклонившегося над грудастой блондинкой. Сиена никак не могла заставить себя пересечь порог «Скай-бара». Ни-ког-да! Даже под давлением Рэндалла.

— Какие еще ассоциации? — удивился тот, а затем до него внезапно дошло. — Ах эти! Перестань! — Теперь Стайн смотрел на Сиену с жалостью. — Только не говори, что все еще думаешь о той бабе и маленьком неудачнике Максе!

Сиена мгновенно покраснела.

— Дорогая, он — ничтожество. — Рэндалл был счастлив в очередной раз заклеймить Макса и удивился, когда его заявление ничуть не утешило Сиену. Он потрепал девушку по волосам, а затем с несвойственной ему нежностью погладил по шее. — Ты давно должна была забыть этого жалкого человека. Теперь ты со мной, понятно? Поехали, будет классная вечеринка.

Сиена не знала, что и сказать. Ей очень хотелось порадовать Рэндалла и не испортить вечер, который так чудесно начинался. Но заставить себя поехать в «Скай-бар» было выше ее сил.

— Дорогой, я все понимаю. Я обязана тебе всем, — сказала Сиена, все еще пытаясь задобрить любовника. — Но, прошу, пойми, что я никак не могу. Может, тебе это кажется глупым и смешным, но так и есть. Пусть прошло много месяцев, я все еще очень мучаюсь при мысли…

— Что ж, все ясно, — оборвал ее Стайн довольно холодно и убрал руку с ее шеи. — Поступай как знаешь. Кстати, машину я заберу, так что найди Эла или позвони моей секретарше, пусть закажут тебе такси.

Не успела Сиена вымолвить и слова, как к ним подлетела малоизвестная старлетка по имени Мириам. На ней было даже не платье, а какой-то крохотный кусочек серебристой ткани, весь в вырезах и разрезах. Ноги были обуты в высокие ботинки на каблуках, шнуровка которых оплетала всю икру.

Все знали, что Мириам — шлюха, поэтому Сиена едва не скривилась, когда девица ухватила Рэндалла за локоть. Что и говорить, старлетка была хороша собой, и Бог подарил ей великолепную фигуру.

— Привет, Рэндалл! — К Сиене Мириам повернулась всего на мгновение, чтобы коротко и фальшиво улыбнуться. — Привет. Ну что, ребята, едете к Джонни на вечеринку?

— Вообще-то, Мириам, мы с Рэндаллом как раз обсуждали… — начала Сиена.

— Разве? — резко оборвал ее Стайн. — Мне показалось, обсуждение окончено. — Он показательным жестом приобнял Мириам, которая зарделась от удовольствия, хотя и слегка удивилась. — Понимаешь, Сиена утомлена и хочет ехать домой. Зато я направляюсь к Джонни. Тебя подбросить?

— Что ж, Рэндалл, — девица обольстительно выгнула бедро, коснувшись им ноги Стайна, и послала Сиене взгляд, полный триумфа, — я принимаю твое предложение… каким бы оно ни было.

Не сказав больше ни слова, парочка направилась к выходу из зала, оставив Сиену стоять в одиночестве и смотреть им вслед, словно потерявшийся щенок. Закусив губу, девушка стала пробираться к дверям, выглядывая среди гостей Большого Эла. Охранник заметил ее первым и заспешил навстречу.

— Рэндалл забрал машину, — сказала Сиена, надеясь, что ее голос дрожит не так сильно, как руки. Но она все равно выдала себя поехавшими вниз уголками рта.

— Знаю, — кивнул Эл, понимающе глядя на Сиену. — Я видел, как он уходил. — Причина, по которой его подопечная живет с ублюдком вроде Стайна, была выше его понимания. Продюсер обращался со своей подругой так, словно она была его рабыней. — Я уже вызвал такси, так что через десять минут мы сможем уехать.

— Спасибо. — Во взгляде Сиены была признательность. — Не знаю, что бы я без тебя делала. Я говорю это искренне, Эл.

Охранник торопливо увлек ее в тихий уголок и прижал к своему плечу, чтобы зеваки не видели в ее глазах слез. Всего полчаса назад Сиена была сама сексуальность, в алом костюме, на тонких изящных каблучках, она так великолепно держалась и выглядела почти счастливой. Но достаточно было ей поссориться с Рэндаллом, и от ее самоуверенности не осталось и следа. Роскошная светская львица уступила место несчастному потерянному ребенку.

Большой Эл незаметно вздохнул. Жалость в очередной раз шевельнулась у него в сердце.

Рэндалл Стайн был недостоин Сиены. Он был недостоин даже той дешевой шлюшки, с которой покинул прием. Жаль, что Сиена этого не понимала.

В своем скромном домике на окраине Бербанка частный детектив Билл Дженнингс торопливо чистил зубы, собираясь присоединиться к жене. Денель уже легла в постель и отчаянно зевала, поджидая мужа. У обоих выдалась тяжелая неделя.

— А что это, милый?

Билл повернулся к жене, сидевшей на кровати. Перед ней были разложены многочисленные фотографии. Короткая ночная рубашка в мелкий сиреневый цветочек задралась. Билл одобрительно усмехнулся, понимая, что жена не случайно надела столь притягательный наряд.

— А что ты там нашла?

— Кто этот парень? Лицо выглядит знакомым.

Билл прополоскал рот из пластикового стаканчика и присоединился к Денель.

— А, ты про этого! — Он ткнул пальцем в обнаженную спину мужчины, склонившегося над одной из двух полуголых девиц. Фото было сделано через окно номера в отеле. — Это Рэндалл Стайн. Помнишь, недавно писали про него и Сиену Макмаон?

Денель любила светские сплетни и всегда интересовалась работой мужа, хотя обычно и не лезла в его дела.

— Ого! — Женщина подняла брови и засмеялась, глядя на мужа. — Полагаю, эти голые ноги и задница принадлежат не Сиене?

— Правильно, детка. — Билл собрал фотографии и спрятал в коричневый бумажный пакет.

— Вот подлец! — с чувством произнесла Денель, которая всегда принимала сторону женщин в любом противостоянии. — Его бы кастрировать, а уже затем выслушать оправдания.

Билл передернулся, хотя и считал, что в данном случае жена права.

— Да уж. Он редкий ублюдок, этот Стайн. — Наклонившись, Билл нежно поцеловал Денель и осторожно забрался рукой под короткую ночнушку. — Мне придется несладко.

— Это почему? — Денель помогла снять с себя одеяние, не отрывая от мужа заинтересованных глаз. — Почему тебе придется несладко?

Билл с улыбкой посмотрел на ее крохотную, но чрезвычайно аппетитную грудь.

— Потому что завтра, — шепнул он, нависая над женой и целуя по очереди оба темных соска, — мне придется отдать эти фотографии матери Сиены.

 

Глава 43

 

Макс сидел рядом с Генри на пассажирском сиденье старого «лендровера» и пытался поднять брату настроение.

— Только представь, какой аппетитный бифштекс в бургундском вине ожидает нас сегодня вечером в «Ле Гаврош»! — оживленно сказал он, отламывая очередной кусок шоколада от плитки и протягивая его Генри. — К тому моменту ты уже будешь богаче, чем сейчас. Точно тебе говорю!

— Черта с два! — отозвался Генри, засовывая шоколад за щеку. — К тому моменту я так и останусь жалким банкротом, который разве что выиграл себе еще небольшую отсрочку перед окончательным разорением. Проклятые кредиторы…

— Небольшую? — с воодушевлением продолжал Макс. — Речь идет о нескольких месяцах, дружище!

Они ехали в город с намерением продать две акварели раннего Тернера. Это был роскошный подарок некогда богатого отца Генри, который полагал, что картины будут напоминать о нем сыну.

Продажа была неизбежна, так что Генри предпочел не углубляться в воспоминания и крепче вцепился в руль.

Фредди тоже поехала с ними и теперь сидела на заднем сиденье в обнимку с картинами, оберегая их от падения, когда машина прыгала на ухабах. До этого ей не приходилось бывать в Лондоне, а выходных с непоседливыми детьми Аркеллов у нее не было вовсе. Решено было, что Генри доедет до картинной галереи на Понт-стрит, где работал его знакомый, а Макс с француженкой позавтракают где-нибудь поблизости, чтобы потом отправиться погулять по Лондону.

К сожалению, на дорогах были пробки, так что к галерее «ровер» подкатил только к обеду. Времени на степенный завтрак не оставалось, поэтому Макс и Фредди торопливо перекусили в баре и вышли на улицу.

— Итак, куда пойдем?

— Всегда мечтала увидеть Биг-Бен! И Букингемский дворец! Как считаешь, времени хватит?

Макс улыбнулся, тронутый таким энтузиазмом. Он помнил свою первую поездку в Париж во время школьных каникул вместе с одноклассниками. Тогда он точно так же, как Фредди, осматривал достопримечательности французской столицы, полный восхищения и восторга.

В руках Фредди был старый выцветший зонтик (на всякий случай), карта (если вдруг Макс забудет, куда идти), а за спиной болтался крохотный рюкзачок (на случай, если идти придется долго).

— Времени хватит, — заверил Макс, забирая у Фредди карту и зонт и швыряя их, к ее ужасу, в ближайшую урну. — Это тебе не понадобится, можешь мне поверить. Ну, идем?

Они направились на Парламент-сквер, где Фредди с каким-то священным восторгом осмотрела аббатство. Постепенно Макс увлекся ролью гида и принялся рассказывать француженке все, что знал и слышал о достопримечательностях Лондона. Максу всегда нравилась история Англии, поколения королевских особ, дворцовые интриги, важные вехи правления, но он не вспоминал обо всем этом с самого колледжа.

— Ты восхитительно рассказываешь, — улыбнулась Фредерик по окончании прогулки и благодарно расцеловала Макса в обе щеки на французский манер.

Макс смутился.

— Ну, не знаю, во мне ли дело. Просто ты так внимательно слушала, что со мной приключился словесный понос. Не всякая девушка твоего возраста стала бы смотреть исторические памятники, вместо того чтобы пройтись по магазинам.

— Что значит «девушка моего возраста»? — поддразнила Фредди, ткнув кулачком Максу под ребра. — Ты не намного старше меня, между прочим.

Макс как-то невзначай заметил, что она очень красиво отбрасывает ладонью со лба челку, а когда смеется, рот ее изгибается чуть кривовато и очень необычно. А эти взгляды из-под ресниц. Уж не флиртует ли с ним Фредерик?

— Ну… э-э-э… — На Макса внезапно напало косноязычие. — Ты же понимаешь, о чем я. Просто современных девушек куда больше интересуют шмотки, нежели груды старых камней.

К этому моменту они уже сильно проголодались, поэтому Макс предложил зайти в «Фортнум энд Мейсон», чтобы купить все необходимое для пикника в Грин-парке.

Фредди долго вглядывалась в ценники, изумленно поднимая брови.

— Не верю глазам! Получается почти сотня франков за два кусочка гусиного паштета! — восклицала она. — Неудивительно, что у твоего брата финансовые проблемы. Какая же дорогая в Англии еда!

Макс со смехом заверил девушку, что Генри никогда не закупает продукты в «Фортнум энд Мейсон». Правда, устроившись на зеленой траве в парке и откусив кусочек паштета, Фредди тотчас заохала по другому поводу:

— Боже, какой великолепный вкус у этого паштета! — От избытка чувств она даже замахала руками. — Просто объедение! А я-то наивно полагала, что англичане не умеют готовить.

Макс расхохотался, едва не подавившись.

— Только не говори этого Маффи. Она умрет от стыда.

Он был удивлен той легкостью, которую чувствовал. За все долгие месяцы, что прошли с момента разрыва с Сиеной и его позорного бегства из Америки, Макс не чувствовал себя так хорошо и весело. Он постоянно был напряжен и мучительно думал о прошлом, хотя всякий раз ругал себя за это на все корки. Конечно, Маффи и Генри пытались его развлечь, но даже в тишине и уюте их замка Максу было плохо. Боль занозой сидела в сердце, порой адски свербела, а порой лишь слегка ныла, но никогда не уставала о себе напоминать. Даже успех пьесы и последовавшие вслед за этим восхищенные отзывы критиков не могли вырвать эту занозу. Мысли о Сиене постоянно были рядом, незримые, неосязаемые, но неизбежные, как головная боль с перепою.

Сегодня же, впервые за долгие месяцы, чувства Макса были близки к довольству собой и миром. Что может быть прекрасней, думал он, этого голубого неба над головой, ласковых солнечных лучей и зеленой травы, на которой можно лежать и не думать о проблемах? К тому же рядом была милая девушка, которая разделяла его интерес к истории и слушала его рассказы с искренним любопытством первооткрывателя. То, что Фредди проявляла интерес и к самому Максу, причем так ненавязчиво и наивно, было приятным бонусом. Рядом с новой знакомой он чувствовал себя свободно и расслабленно.

Фредди легла рядом на бок и подставила под голову ладонь.

— Как любят говорить англичане, — сказала она, поглаживая себя по плоскому животику, — я обожралась, как свинья.

Макс расхохотался. Когда он был еще юным парнишкой, то это выражение частенько употреблял Генри, и было забавно слышать те же слова от Фредди.

— Что значит обожралась? Ты же съела всего один кусочек хлеба с паштетом и горстку черешни! Мы еще и не начали пировать. — Он указал на два закрытых пакета с провизией, лежащие на траве.

Фредди покачала головой:

— Я больше ничего не смогу в себя запихнуть. Давай лучше отвезем остальную еду детям.

Макс скосил на нее глаза и как-то некстати заметил, что тонкая маечка плотно обтянула груди Фредерик, обрисовав соски. Девушка была не только ниже Сиены, но и вообще являлась ее полной противоположностью. И все же в ней была какая-то изюминка, некая своеобразность и притягательность. При всей своей открытости француженка казалась загадочной и ни на кого не похожей. У нее было худенькое тело гимнастки со смуглой гладкой кожей, загорелые изящные ножки и маленькая упругая грудь. Фредди не пользовалась косметикой, как всякая девушка, уверенная в своей природной привлекательности.

— Тогда давай понемногу собираться. Заглянем во дворец на минутку и прогуляемся, — предложил Макс, отводя в сторону взгляд. — Уже почти четыре. А нам нужно встретиться с Генри в районе шести.

— Хорошо.

Фредерик тотчас вскочила, полная энергии, и протянула ему руки, чтобы помочь встать.

— Не так быстро. Я же сказал, потихоньку, — пробормотал Макс.

Однако он все-таки взял девушку за руки, но подниматься не стал, глядя на нее снизу вверх. Казалось таким простым решением потянуть Фредерик к себе и поцеловать, и забавные искорки в ее глазах подсказывали, что она не станет противиться. И все же Макс заколебался.

Несколько секунд они смотрели друг на друга не отрываясь, словно оценивая ситуацию и взвешивая все «за» и «против». Затем Макс выпустил руки Фредди и поднялся.

— Ладно, раз тебе не сидится на месте, идем, — сказал он, хватая пакеты с провизией с преувеличенным энтузиазмом. — Идем во дворец. Там есть на что полюбоваться.

 

 

 

 

* * *

Бегло осмотрев Букингемский дворец, Макс и Фредди направились в Белгрейвию, но их такси застряло в пробке, так что на встречу с Генри они опоздали на пятнадцать минут. Тот сидел на скамье возле галереи, и уже за пятнадцать метров по опущенным плечам и хмурому выражению лица Макс догадался, что встреча Генри прошла не так гладко, как хотелось.

— Прости за опоздание, — виновато сказал Макс. — Ужасные пробки, а в такси просто пекло. Как у тебя?

Он заметил две картины, которые стояли за скамьей, и покачал головой.

На Генри было жалко смотреть.

— Это было ужасно. Хуже некуда. Картины оказались подделками.

Макс и Фредди с ужасом уставились на него.

— Что? — потрясенно спросил Макс. — Как это возможно?

— Увы, возможно. — Генри попытался улыбнуться, и лицо у него стало виноватым. — У Хамиша даже сомнений не возникло.

— Господи! — Макс знал, как сильно рассчитывал брат на деньги, которые можно выручить с продажи картин. Теперь ничто не могло отдалить банкротство и крах всех надежд.

— Думаю, нам всем надо выпить, — тихо предложила Фредерик. — Давайте найдем какой-нибудь паб и напьемся. И только после этого пойдем ужинать.

— Боюсь, я не смогу составить вам компанию, — пробормотал Генри, безнадежно глянув на часы. — Идите вдвоем и наслаждайтесь вечером. А мне нужно перехватить Ника Франкеля, пока он не ушел из офиса. Я должен с ним посоветоваться.

Максу очень не понравилось отчаяние в голосе брата.

— Ты уверен? — настойчиво спросил он. — Может, пойдешь с нами, проветришься, а с Ником встретишься завтра утром?

Генри упрямо покачал головой:

— Я не могу, Макс, правда. Я должен… обдумать один вариант. — Он поколебался, словно собирался в чем-то признаться, но так и не нашел в себе решимости. — Есть одно дело, и оно слишком важное, чтобы откладывать на завтра. — Генри вымученно улыбнулся. — А вы идите. Поверьте, из меня сейчас плохой собутыльник.

Макс и Фредди сидели в «Ле Гаврош» за дальним столиком и потягивали выдержанное вино, такое дорогое, что Макс едва бы стал заказывать его при других обстоятельствах.

— Глупость какая-то, — повторил он пьяным голосом уже в десятый раз, обращаясь к не более трезвой Фредерик. — Как могло оказаться, что картины висели в замке столько лет и никто не знал, что это фальшивки?

Фредди молча отпила вина. Она смотрела, как белокурая прядь болтается над бровью Макса, и изо всех сил приказывала себе не протягивать руку, чтобы ее поправить.

— Прости, — пробормотал Макс, отрезая ножом кусочек бифштекса. — Наверное, тебе до смерти надоело слушать разговоры о Генри. Давай лучше поговорим о тебе. Понравился Лондон? Ты таким его представляла?

— В какой-то мере, — уклончиво ответила девушка. Казалось, она не слишком желала обсуждать недавнюю прогулку, которой так восхищалась. — И вовсе мне не надоело обсуждать твоего брата и его несчастья! Мне нравится, что ты делишься со мной своими переживаниями. Значит, ты мне доверяешь.

Макс смотрел на нее с возобновившимся интересом. Ему не приходило в голову, что обсуждать Генри означает «делиться переживаниями» и «доверять». Однако в словах Фредди что-то было.

— Ты молчишь? — смутилась девушка. — Надеюсь, я не сказала ничего обидного? Иногда ты так странно ведешь себя, как-то погружаешься в свой мир, замолкаешь и становишься очень грустным. Это как-то связано, — она потеребила себя за челку, — с твоей бывшей девушкой? С той, которую зовут Сиена?

В устах Фредди знакомое имя прозвучало так необычно, с ударением на последний слог, что Макс не сразу его узнал. Если встречаешься с известным человеком, приходится привыкать, что каждый встречный может упомянуть имя твоей девушки так, словно знаком с ней сто лет. Такая фамильярность частенько раздражала Макса. Однако Фредди произнесла имя Сиены осторожно, словно нащупывала почву и опасалась задеть его чувства.

— Иногда я действительно думаю о ней, — признался Макс, не желая обидеть француженку резким ответом. — Нет, не так, я думаю о ней очень часто, почти всегда. Говорят, время лечит любые раны, и я честно жду исцеления. Мне кажется, я потихоньку начинаю выздоравливать. Например, сегодня я впервые вспомнил о Сиене, только когда ты упомянула о ней. Сейчас то есть.

Фредди улыбнулась и опустила глаза, смущенная словами, слишком похожими на комплимент.

— Сегодня был хороший день, очень веселый.

Она наклонилась вперед, взяла руку Макса в свою и прижала к губам, осторожно целуя.

У Макса перехватило дыхание. Он понимал, что еще слишком рано, мучительно рано для поспешных действий.

— Послушай, Фредерик, — начал он обеспокоенным тоном.

— Да, — перебила девушка, не выпуская его руки. — Я могу помочь, Макс. Я могу сделать тебя счастливым. Правда могу! — Она говорила с такой уверенностью, даже настойчивостью, словно пыталась заразить своим энтузиазмом, поэтому Макс умолк. — Знаешь, ведь у меня тоже есть воспоминания, которые я хотела бы оставить в прошлом.

— Я… я не уверен, — промычал Макс, блуждая глазами по ладоням Фредди. — Моя рана все еще открыта и кровоточит. Я не уверен, что у тебя… у нас получится. Я все еще буду жить с оглядкой на прошлое, а ты так юна и нетерпелива, что это может задеть твои чувства. — Он помолчал, подыскивая слова. — Мне страшно обидеть тебя.

— Тебе и не удастся. Меня не так просто обидеть.

И сразу же после этих слов они, не сговариваясь, потянулись друг другу навстречу и поцеловались.

Макс так давно не касался своими губами губ женщины, что невинный поцелуй тотчас превратился в жадные ласки. Конечно, он был слегка навеселе, но имело ли это значение? Нежные губы Фредди были податливы, дыхание обоих участилось. Макс с такой жадностью набросился на ее рот, словно черпал в поцелуе уверенность в завтрашнем дне. Ему хотелось, чтобы Фредди отвечала на его ласки, убеждая тем самым, что все будет хорошо и правильно, и она отвечала с пылкостью истинной француженки.

— Ты совсем меня не знаешь, — хрипло прошептал Макс, глядя девушке в глаза и не обращая внимания на изумленные взгляды других посетителей ресторана. Обхватив ладонями виски Фредерик, он прижал ее голову к своему лбу. — Совсем не знаешь. Я способен причинять боль тем, кого люблю.

— Тише, ш-ш-ш. — Она легонько прижала пальцы к его губам. — Не беспокойся, все совсем не так страшно. Поверь, все будет хорошо.

По дороге домой все трое молчали. Генри целиком ушел в себя и следил только за дорогой. Он ни словом не обмолвился о том, как прошла встреча, и был сильно не в духе.

Макс сидел спереди и украдкой следил за братом. В то же время он ни на секунду не забывал о том, что позади него сидит Фредди, и мечтал побыстрее оказаться дома, где можно будет уложить ее в постель. Макс все еще был недостаточно трезв, чтобы думать о последствиях своих поступков. Конечно, крутить роман с нянькой маленьких детишек, приехавшей в страну на пару месяцев, было не лучшей идеей. Но последний год он чувствовал себя слишком одиноким и никому не нужным, а потому хотел какого-то обновления, свежести эмоций, пусть и ничего этого не заслужил. У Макса всегда было сильное либидо, поэтому долгое воздержание не шло ему на пользу, и теперь он мечтал только о том, чтобы забраться на заднее сиденье к Фредди, стащить с нее одежду и взять прямо там, наплевав на доводы рассудка.

Когда машина въехала во двор замка Аркеллов, их встретила Маффи.

— Привет всем, — сказала она, без единого вопроса забрав у Генри картины и скрывшись за дверью. Маффи прекрасно знала, когда стоит лезть с расспросами, а когда нет. Она предпочла дождаться, пока муж объяснит ей все сам. — Должно быть, вы устали? Фредерик, как тебе Лондон? Понравился?

— Да, очень, — ответила девушка, бросив короткий взгляд на Макса. — Но прогулка была очень утомительной. Я сразу пойду к себе. Никто не возражает?

— Я последую твоему примеру. Я тоже устал, — сказал Макс, пожалуй, слишком поспешно.

— Ладно, идите. — Маффи понимающе кивнула. От нее не ускользнул тот короткий взгляд, которым обменялись Макс и Фредерик.

Она мысленно порадовалась, что лед тронулся и сердце Макса потянулось к француженке. Пусть идут наверх, думала Маффи, быть может, из них получится хорошая пара.

К тому же впереди предполагался трудный разговор с Генри, и она была рада возможности побыть с мужем наедине.

Как только Макс и Фредерик поспешно поднялись по лестнице, Генри подошел к Маффи и порывисто обнял. Он молчал, вцепившись в нее, словно в спасительный островок в океане неприятностей.

— Расскажешь? — мягко спросила жена, когда они сели за стол.

Генри на секунду зажмурился, по лицу скользнуло горькое выражение.

— Это подделки.

— Сомнений нет? — деловито спросила Маффи. Она старалась не выглядеть разочарованной или испуганной, хотя в душе ужаснулась. Ей могли потребоваться силы, чтобы утешить мужа, тратить их на охи и вздохи она не собиралась.

— Никаких. Конечно, можно выручить за них пару сотен, но это нас не спасет. К тому же и подделки-то так себе, не слишком талантливые. — Генри вцепился в свои седеющие волосы и принялся раскачиваться из стороны в сторону, но быстро собрался, опасаясь напугать жену. — Эти деньги были нашей последней надеждой, милая. Без них мы не продержимся и пары месяцев. Все просто и кристально ясно. Короче, вечером я был у Ника.

Маффи молча кивнула, желая, чтобы муж продолжал.

— Он предложил нам выставить ферму на продажу уже на следующей неделе. — Генри посмотрел в лицо жены, готовый обнаружить следы паники, но она по-прежнему была спокойна.

— Понятно. — Маффи потянулась и погладила мужа по руке.

Генри подвинул к себе стул и указал на него жене.

— Присядь рядом. Я хочу поделиться с тобой своей задумкой. Есть ведь и другой вариант.

На этот раз с ее лица слетела маска показного спокойствия. В глазах мелькнула жадная надежда, рот слегка искривился, словно Маффи была готова заплакать.

— Какой? — поспешно воскликнула она. — Что за задумка?

Генри взял ее ладонь и пальцем погладил обручальное кольцо, потускневшее с годами.

— Предложение шло от Ника, но он не был уверен, что я соглашусь… В общем, из его офиса я позвонил Гэри Эллису.

— Что?! — Маффи изумленно открыла рот. — Но ведь мы же договорились! Да чтобы на нашей земле открыли гольф-клуб, а потом богатеи махали здесь клюшками и…

Генри пришлось сжать ладонь жены, чтобы она замолчала.

— Нам придется с этим смириться, дорогая. Выслушай меня. Ник сказал, что выставленная на продажу ферма все равно достанется Эллису, если он так в ней заинтересован. На рынке недвижимости за земли дадут немного, а с Эллисом можно сторговаться за более крупную сумму. Если мы все равно потеряем ферму, то почему бы не выручить за нее побольше?

— А так ли ты уверен, что Эллис до сих пор заинтересован в наших землях? Ведь он купил большой участок по соседству. Нужна ли ему теперь наша ферма?

Генри пожал плечами:

— Полагаю, да. Повторяю, я уже с ним созвонился. Эллис сделал мне предложение, которое устроит нас обоих. — Маффи собралась возразить, но Генри не дал ей вставить ни слова. — Ты еще не слышала условий. Эллис не собирается покупать наши земли. Речь идет о долгосрочной аренде.

— Какой еще аренде? — настороженно спросила Маффи.

Генри тяжело вздохнул.

— Мы останемся номинальными владельцами всей собственности с правом проживания в доме и наследования собственности нашими детьми. Нам не придется продавать ферму.

— Ясно. — Маффи хмурилась. — Тогда в чем же выгода для Гэри?

— Ну… он отгрохает очередной клуб на наших землях. Мы не сможем вмешиваться в его проект на протяжении всего времени аренды.

— А каков срок аренды? — с замиранием сердца спросила Маффи.

Взгляд Генри дернулся.

— Он пошутил, что не меньше сотни лет.

— Сотни лет?! — Маффи горько рассмеялась. Она встала и начала ходить по кухне. — Генри, ради Бога! Что за чушь! Даже наши дети не доживут до конца этой аренды, зачем им наследовать дом, которым они не смогут распоряжаться?

— Знаю, знаю. Но Эллис заплатит достаточно, чтобы мы смогли расквитаться с долгами. Нам даже немало останется на жизнь. И мы по-прежнему будем жить в нашем любимом замке, а дети смогут пойти учиться в приличные заведения.

— Но ведь фактически замок не будет нам принадлежать! — в ужасе воскликнула Маффи. — Мы не сможем его продать или обменять…

— Да, до окончания аренды — не сможем. Но после этого право собственности вернется номинальным владельцам. Уж не знаю, кто это будет: дети Чарли, может быть. Или внуки Мэдди. Детали еще предстоит выяснить. Кстати, если у наших наследников будет достаточно денег, чтобы выкупить у Эллиса аренду, то соглашение будет разорвано и земли вернутся раньше срока.

— Надеюсь, ты не дал Эллису согласие на это безумное предложение? — Маффи прекратила мерить помещение шагами и привалилась задом к плите.

Генри вздохнул протяжно, словно старинный паровоз.

— Дорогая, выслушай меня не перебивая. Я так же сильно ненавижу этого ублюдка, как ты, но в данном конкретном случае он бросает нам спасательный круг. Альтернативой его предложению будет только продажа земель по себестоимости, выплата с этих денег долгов, если вырученные деньги их покроют, и приобретение в кредит какой-нибудь дешевой квартирки в медвежьем углу. И у нас не будет ни фунта, чтобы как-то жить дальше.

— Да ладно, брось! Не думаю, что все так ужасно!

— После выплаты долга кредиторам? Боюсь, все может обернуться и того хуже. А так хотя бы собственность останется в семье, и нам не придется переезжать.

— Да, но гольф-клуб! — почти истерично крикнула Маффи. — Ты же видел, во что Эллис превращает купленные земли! Всю долину сровняют, выдерут деревья, настроят кучу уродливых сооружений. Разве эти земли достойны такой участи? Это же национальное достояние. Господи, как Эллис вообще планирует получить разрешение на строительство?

Генри потер пальцами, изображая дачу взятки.

— Точно так же, как и по соседству, — пояснил он. — Чиновники тоже нуждаются в деньгах. Эллис уже сегодня поделился, что собирает бумаги не только на гольф-клуб, но и на базу отдыха с комплексом развлечений.

— Не верю своим ушам! И все это уродство будет выстроено рядом с нашим замком?

Генри встал и подошел к жене, чтобы обнять.

— Если ты резко против, все еще можно переиграть. Только Эллис все равно останется не внакладе и выкупит земли через посредников. Я и сам был бы рад продать собственность, в которую вложил столько сил, кому-нибудь другому. Но гольф-клубу быть, как бы мы ни сопротивлялись. А если мы примем предложение Эллиса, однажды, если даст Бог, наши наследники смогут выкупить земли и восстановить справедливость.

Маффи долго молчала.

— Ты прав, — печально сказала она. — Я знаю, что ты прав. Лучше аренда, чем продажа. Просто мне нелегко смириться с фактом, что этот ужасный, невоспитанный, жестокий человек ступит на наши земли в качестве хозяина.

— Поверь мне, милая, — Генри прижал жену к груди, — для меня смириться с этим не легче твоего.

 

Глава 44

Следующие несколько месяцев стали для Макса источником тихого счастья и одновременно печали.

На профессиональном фронте дела шли все лучше и лучше. После величайшего успеха «Темных сердцем» в Стратфорде пьесу повезли на гастроли в Бристоль и Лондон, а одну из короткометражек, снятых Максом в Америке, представили на три номинации Чикагского кинофестиваля и собирались номинировать на несколько других профессиональных премий. Благодаря тому, что фильм был спродюсирован известным актером, его много обсуждали на страницах прессы. Теперь про Макса заговорили все Штаты, и куда громче, чем в то время, пока он жил в Америке и встречался с Сиеной.

В Англии дело тоже спорилось. Имя Макса Десевиля зазвучало в театральных кругах, он получал все новые и новые предложения. Его звали в театры всей страны, чтобы ставить пьесы совершенно разных жанров, от мюзиклов до Шекспира и авторских работ.

Роман Макса и Фредди постепенно развивался. Поначалу оба скрывали свои отношения, но в какой-то момент Максу стало стыдно умалчивать о той, кто вдохнул в него уверенность и спокойствие, и он признался во всем брату и его жене.

— Почему ты решил, что мы не одобрим ваш союз? — удивлялась Маффи, когда услышала то, о чем давно подозревала. — Макс, ты заслуживаешь счастья, а Фредди — хорошая девушка. Пора забыть о прошлом и двигаться вперед.

Макс не мог признаться, что он всячески отрицал наличие романа по одной-единственной причине: он все еще любил Сиену. Впрочем, Маффи была права, намекая, что Сиена осталась в прошлом. Рядом была Фредерик, которая всем сердцем желала его осчастливить.

Так почему нет?

Таким образом, для Макса наступил позитивный период, омрачавшийся только перипетиями в жизни Генри и его семьи. Аркеллы были вынуждены подписать ненавистный договор об аренде фермы и окружающих земель, и теперь они с ужасом ждали, когда развернется строительство. Мысль о том, что остались, возможно, считанные дни до вероломного вторжения в личную жизнь и семейный уют, лишила покоя всех обитателей замка. Генри болтался по двору, как беспризорный щенок, иногда заезжая в офис к Нику, чтобы выслушать очередную порцию соболезнований, приставал ко всем с разговорами на тему «кому нужны гольф-клубы» или просто молча пил на садовой скамейке виски.

Маффи, напротив, пыталась сохранить видимость безмятежности, особенно ради детей, которые уже успели сдружиться с ребятами из местной школы. Они приглашали в замок приятелей, вместе с которыми переворачивали все вверх дном. Макс видел, с каким трудом Маффи сдерживает раздражение, прибираясь после визитов этих маленьких вандалов. Он всячески пытался развеселить Аркеллов, пару раз даже сумел уговорить Маффи провести выходные в спа-салоне Челтнема на его деньги и частенько забирал детей из дома вместе с Фредди, чтобы Аркеллы могли отдохнуть. Берти и Мэдди были слишком малы, чтобы понять, какая катастрофа нависла над их семейным счастьем, а потому с восторгом обсуждали грузовики и строительные материалы, появление которых предвещали родители. Только Чарли, в силу более старшего возраста, понимал, что творится вокруг. Он ужасно сочувствовал родителям, которые день ото дня становились все печальнее, и винил себя за то, что не может им помочь.

Макс все свободное время проводил с племянником, обсуждая происходящее и пытаясь избавить его от чувства вины и бессильного раздражения.

После той поддержки, которую оказала ему семья брата в не лучший период его жизни, Макс считал себя обязанным вернуть долг сторицей.

Как-то по пути в Стратфорд Макс остановился у придорожной заправки, чтобы зайти в магазин за газетой и блоком «Мальборо-лайтс» (он снова безбожно дымил, особенно во время репетиций), и случайно столкнулся с Каролин Уэллзли.

В отличие от остальных членов своей семьи Макс никогда не питал к матери Хантера теплых чувств. Узнав, что Каролин теперь — дальняя соседка Аркеллов, он поначалу даже расстроился, но их пути так ни разу и не пересеклись за целый год.

Однако этим утром отступать и прятаться было бессмысленно. Магазинчик был слишком мал, чтобы притворяться, будто друг друга не видишь.

— Привет, Макс! — весело прощебетала Каролин, направляясь к нему с зеленой металлической корзинкой для покупок, в которой лежало шесть коробок шоколадного печенья. Эти печенья были единственной слабостью ее мужа, поэтому она покупала их всякий раз, когда отправлялась за продуктами.

На Каролин были простые старенькие штаны для садовой работы и белая мужская рубаха. Теперь в ней было трудно узнать ту хорошенькую нимфетку, которая лет двадцать назад порхала по вечеринкам, меняя один дизайнерский наряд на другой. Однако и теперь, в заношенном одеянии, с не прибранными волосами и без грамма косметики Каролин оставалась интересной женщиной. В ней была какая-то скрытая сексуальность, видимо, являвшаяся неотъемлемой частью ее натуры. Пожалуй, только теперь Максу стало понятно, чем именно завоевывала мать Хантера своих многочисленных почитателей.

— Столько лет не виделись, — продолжала болтать Каролин. — Как дела у Аркеллов? Я слышала, ты живешь в их замке.

Макс холодно посмотрел на нее.

— Все очень плохо. Боюсь, даже еще хуже, чем просто плохо. Но, думаю, твой друг Гэри Эллис уже поставил тебя в известность.

— Эй, погоди минутку. — Каролин поставила корзинку на пол и выпрямилась, уверенно глядя Максу в глаза и уперев руки в бока. В ее позе был такой вызов, что Макс невольно отступил назад. — Твои обвинения беспочвенны. И Гэри Эллис мне не друг, а знакомый. Более того, я считаю его нечистым на руку и беспринципным человеком. Ты же видел, что он сделал с соседним участком? Сущее уродство!

— Правда? — издевательски спросил Макс и прищурился. — Разве не ты представила Эллиса моему брату и его жене? И не ты расхваливала ему земли Генри? Если ты считаешь Эллиса беспринципным, какого черта ты приглашала его на ужин, где он только и делал, что приставал к Маффи? Полагаю, на самом деле ты получаешь немыслимое удовольствие, ставя людей в неловкое положение, Каролин. Ты всегда была такой.

— Слушай, я мало знала Эллиса. Разве я могла предположить, что он позарится сначала на жену Генри, а потом и на земли? — резонно возразила Каролин. — Маффи знает, что с того вечера ноги Гэри Эллиса не было в моем доме. Да и Кристофер его не выносит. И что об этом говорить? Столько воды утекло.

— Да уж, утекло, — повторил Макс с досадой.

Он понимал, что глупо валить все на Каролин. Кошмар, творившийся на землях Генри, не имел ничего общего с давним ужином. Более того, если бы не предложение Эллиса, бедный брат и вовсе потерял бы всю собственность и вынужден был бы ютиться в какой-нибудь дешевой квартирке с женой и тремя детьми. Может статься, влечение Эллиса к Маффи и побудило его сделать Генри такое щедрое предложение, от которого отказался бы только идиот. Возможно даже, что ужин у Каролин оказал всем услугу.

— Ладно, извини. — Макс решил сменить тему. — Как поживает твой муж? Он здоров?

Каролин мягко улыбнулась:

— Да, спасибо. Пока держится.

Ей было забавно видеть, как Макс пытается вести светскую беседу и не выходить за рамки вежливости. Она еще помнила его в девятилетнем возрасте, когда он гонял Хантера по газону, размахивая двумя мокрыми полотенцами. А как дети играли в Дарта Вейдера и Люка Скай уокера, фехтуя на сложенных зонтиках! Теперь Макс вырос и возмужал, от него исходила настоящая мужская сила, а его привлекательность не мог испортить даже сломанный в нескольких местах нос.

На какое-то мгновение Каролин подумала, что, будь она лет на двадцать помоложе, она бы с радостью пофлиртовала с Максом и даже повалялась с ним в постели, но ей пришлось себя одернуть.

— Пару недель назад я говорила с Хантером, — сказала она как бы невзначай. Ей хотелось верить, что Макс все еще дружен с ее сыном, даже перебравшись в Англию. — У него был счастливый голос. Кажется, у него все серьезно с его Терри. — Каролин никогда не помнила ничьих имен.

— Тиффани, — ровным голосом поправил Макс. — Да, он счастлив и влюблен. Я тоже недавно с ним говорил. Вчера, если быть точнее.

Он нарочно подчеркнул последнюю фразу, чтобы уколоть Каролин. Макс знал, что она никогда не интересовалась делами сына.

— Ты считаешь меня никудышной матерью? — спросила Каролин тихо.

Он вздохнул. Вести душещипательные разговоры не хотелось, и он уже жалел, что не прикусил язык.

— Тебя никогда не было рядом, когда Хантеру было трудно, — сказал Макс как можно мягче. — Порой ему было так паршиво, как тебе никогда не приходилось в жизни. Я был свидетелем всех его взлетов и падений, а ты жила так, как хотела. Тебе было плевать на сына и до смерти Дьюка, плевать и теперь.

Каролин задумчиво смотрела на Макса, затем вдруг кивнула, словно соглашаясь.

— Наверное, нам с Кристофером стоит заехать к Генри и Маффи сегодня вечером. Передай им, пожалуйста, что мы будем к семи. И пусть Маффи ничего не готовит, мы просто посидим и выпьем. Передашь?

— Что ж, приезжайте. Только передать я ничего не смогу. Еду в Стратфорд, а вернусь очень поздно, может, за полночь.

Они двинулись к кассам, по пути Макс захватил номер «Таймс» и сигареты, Каролин смотрела перед собой, задумавшись. Ни один из них не произнес ни слова до того момента, как они вышли на улицу.

— Значит, говоришь, он счастлив? — спросила Каролин с отсутствующим видом.

— Кто, Хантер? — Макс был удивлен. Он полагал, что мысли о сыне давно покинули головку Каролин. — Да, он счастлив. Абсолютно.

— Это хорошо. Как видишь, у него все наладилось. Даже с такой никудышной матерью, как я.

С этими словами Каролин поспешила, не прощаясь, к своей машине. Макс остался озадаченно смотреть ей вслед.

Тем же вечером Макс сидел, развалившись в кресле из коричневой кожи, которое подарил ему брат, и чувствовал себя полностью опустошенным. То и дело он принимался ворошить свои волосы, словно находился на грани нервного срыва.

Было девять тридцать, а он все еще задерживался в театре, раз за разом повторяя сцену с Рисом Бамбером, очаровательным и работоспособным юным актером из Уэльса, которому выпало играть Джаспара во втором составе. Оба были вымотаны, поэтому дело шло крайне медленно.

— Слушай, давай спустимся в бар и возьмем по паре пинт пива, — предложил Макс. — Жарко-то как! — Зевнув, он прикрыл рот сценарием. — Перерыв будет кстати.

— Ладно, — легко согласился парень. — Я только переоденусь. — Он был рад возможности хоть ненадолго отвлечься от надоевшей сцены.

Когда через пятнадцать минут Макс и Рис спустились в паб, на них обернулись все женщины, коротавшие время за столиками или барной стойкой. Ни Макс, ни Рис и не подозревали, насколько притягательными кажутся для женского пола. Первый, светловолосый, широкоплечий, с загоревшим лицом и белыми зубами, второй, более изящно сложенный, чернявый, с внимательными темными глазами и певучим уэльским акцентом, — они удовлетворяли любому женскому вкусу. Пара девиц едва не свернули шеи, когда Макс с Рисом сели на высокие стулья возле бара, а три женщины за столом в уголке принялись демонстративно поправлять волосы и промокать плечи и грудь салфетками, якобы вытирая пот.

— Отличная была идея, — сказал Рис, многозначительно поднимая кружку пива. Он сделал большой глоток янтарной жидкости и облизнул пену с верхней губы. — Мне уже значительно лучше.

— Мне тоже. И спасибо, что составил компанию. Я все равно собирался в бар, потому что домой не слишком тянет.

Макс вкратце пересказал ситуацию с землями Генри, описав гнетущую атмосферу, царившую в замке. Рис слушал молча и лишь иногда понимающе кивал.

— Печальная история, — заметил он, когда Макс умолк. — Я знаю, каково потерять любимую ферму и хозяйство. Мой дядя Томми — он живет в Уэльсе — был вынужден несколько лет назад продать свои земли. Помнишь, тогда разразилась эпидемия коровьего бешенства и перебили весь скот? Вот так дядя стал банкротом. В Уэльсе многие небогатые фермеры разделили его судьбу.

— Думаю, не только в Уэльсе, — пробормотал Макс. — В случае Генри все выглядит не так плачевно. По крайней мере его семье не придется искать себе жилье.

— Да и то хорошо. Слава Богу, в такой трудной ситуации они не остались без поддержки. С ними ты и та француженка, что приехала поработать. Люблю французских девочек. — Рис широко улыбнулся.

Макс подумал, что любовь Риса к француженкам должна быть взаимной.

— Да, Фредерик очень мила. Очень. — Он с трудом выдавил ответную улыбку.

Ему было трудно признаться Рису, да и самому себе, что чувство счастья, владевшее им с начала романа с Фредди, постепенно уступает место досаде и одиночеству.

Макс чувствовал себя подавленным всю дорогу домой. Во двор замка он въехал очень поздно, стараясь не слишком шуметь. Заглушив мотор, он еще некоторое время сидел в крохотном красном «жуке», который одолжил ему продюсер «Темных сердцем» на время пребывания в Англии.

Так и не найдя в себе силы сразу отправиться в дом, Макс включил радио и нашел местную волну, гонявшую бардов. Ему хотелось развеять ощущение подступающей депрессии. Тоска кралась на мягких лапах, еще не слишком сильная, чтобы тревожить по-настоящему, но уже неизбежная.

После заунывной песни Дайдо (под стать его настроению) начался выпуск одиннадцатичасовых новостей.

«Сегодня в парламенте премьер-министр сделал официальное заявление, связанное с биллем об охоте на лис. Он сообщил, что правительство отказалось внести коррективы в билль в ответ на массовые демонстрации приверженцев охоты и других групп населения».

— Зажравшиеся бюрократы! — буркнул Макс зло, вынимая из бардачка шоколадку и устраиваясь поудобнее в кресле.

Последовали другие новости, одна другой скучнее, связанные с открытием новой железнодорожной ветки, отчет о медицинском форуме, посвященном связи между алкоголизмом и раком печени, и тому подобное. Макс уже соскучился и собрался переключиться на волну классической музыки, когда сообщили, что имеются вести о будущем браке двух американских звезд.

«По сведениям нашего репортера в Лос-Анджелесе, — восторженно начал диктор, — ходят упорные слухи о том, что вскоре состоится бракосочетание известного голливудского продюсера Рэндалла Стайна и молодой актрисы Сиены Макмаон».

Рука Макса замерла в дюйме от ручки переключателя.

«…Официальный представитель мисс Макмаон, дочери знаменитого Пита Макмаона и внучки продюсера и актера Дьюка Макмаона, опроверг упорные слухи, которые ходят по «фабрике грез», — вещал диктор. — Однако, когда сегодня Сиена уезжала со съемок нового блокбастера, посвященного Второй мировой войне, на ее пальце сияло обручальное кольцо с крупным камнем. Пресса засыпала актрису вопросами, но та торопливо села в личный лимузин Рэндалла Стайна и уехала. Мисс Макмаон и мистер Стайн уже целый год живут вместе в доме продюсера в Малибу…»

Макс злобно выключил приемник и несколько минут смотрел в пространство, переваривая услышанное.

Сиена выходит замуж за Стайна, ужасался он. За этого уродливого скользкого типа!

Даже в самом страшном ночном кошмаре Максу не случалось столкнуться с таким вариантом развития событий. Втайне он надеялся, что однажды Сиена прозреет и с отвращением пошлет негодяя подальше. Может, она даже никогда не возобновит отношений с Хантером и Инес, но точно бросит Рэндалла Стайна. Как она может выходить за него замуж?!

Макс бессильно закрыл глаза.

Вдруг все это — лишь досужие сплетни? Попытка подогреть интерес к яркой голливудской паре, а заодно и рекламный ход накануне выхода фильма? Ведь использовали же Сиена и Стайн смерть Минни для обширной пиар-кампании! Даже Макс, тщательно избегавший всяких слухов, связанных с бывшей возлюбленной, был в курсе, что съемки нового блокбастера затянулись, а бюджет превысил первоначальные планы.

Да, должно быть, новость о будущей свадьбе — всего лишь рекламный трюк. Точно! Иначе и быть не может!

Макс всячески убеждал себя, что это правда, но не мог успокоиться. Образ Сиены, на пальце которой сияет кольцо, не шел из головы, словно навязчивый мотив.

Мир окрасился в черные тона.

Фредди выскочила во двор, заметив машину Макса.

Небо было озарено яркой луной, отблески которой прыгали по качающимся листьям. В этом свете лицо девушки было видно так отчетливо, словно ее осветили неярким прожектором. На губах играла растерянная улыбка, непослушная челка прыгала на бегу, распадаясь на два смешных крылышка.

Накануне Мадлен намочила ночью постель, и Фредди, сменив простыни, еще несколько часов успокаивала девочку. Ночь для нее выдалась бессонная, однако, вместо того чтобы лечь пораньше спать, она предпочла дождаться Макса. На ней был растянутый зеленый свитер Маффи, годный только для работы в саду или на ферме. Выглядела Фредди не самым лучшим образом.

— Дорогой! — Она распахнула дверцу «жука» и бросилась на Макса с поцелуями, словно не видела его целый год. Тот отвечал без энтузиазма, застыв на сиденье, словно его приклеили. — Я слышала новости по радио, их крутят каждый час. Тебя так долго не было! Я уже невесть что подумала. Боялась, что ты совершил какую-нибудь глупость, — лепетала она. — Почему ты отключил телефон? Ты ведь слышал новости, да? Что ты молчишь?

Вопросы вылетали изо рта Фредди с такой скоростью, что Макс почувствовал раздражение. Сейчас он хотел только тишины и уединения. Может, еще и стакан виски. Желательно полный.

— Все нормально, Фредди, — промямлил он и старательно вывел на лице улыбку, понимая, что девушка говорит так много только из-за беспокойства за него. Было бы несправедливо срываться на ней.

— Если ты говоришь о помолвке Сиены, то я действительно слышал эту новость и не верю ни одному слову.

Макс вышел из машины, хлопнул дверцей и направился к дому таким стремительным шагом, что несчастной Фредди пришлось бежать позади, подпрыгивая от волнения. Войдя в дом, Макс обнаружил, что о нем беспокоилась не только француженка. Генри сидел за карточным столом напротив Каролин и Кристофера Уэллзли в напряженной позе. Завидев его, все вскочили одновременно и нестройно поздоровались.

— Привет, дружище, — сказал Генри. — Как репетиция?

Слава Богу, брату хватило такта не повторять сплетни, услышанные по радио.

— Нормально, — напряженно ответил Макс, по очереди тряся руки Генри и гостям. — Кристофер, Каролин, рад встрече.

— Здравствуй снова, Макс, — сказала Каролин. Она смотрела на него в упор, не то чтобы с жалостью, а скорее вопросительно.

Макс почувствовал, как растет его раздражение. Каролин была последним человеком, которого он желал видеть в таком настроении. Она знала Сиену и подробности ее жизни, а потому могла решить, что может чем-то помочь и поддержать. Этого бы Макс не вынес. Он предпочел бы сам справляться со своей тоской и болью, и уж точно не допускать к ним посторонних людей. Поэтому присутствие Каролин он воспринял как вторжение в личную жизнь, а ее понимающий взгляд — как попытку влезть прямо в душу.

— Так, слушайте все, — сказал Макс, обращаясь к присутствующим. — Я понимаю, что вы беспокоитесь за меня и думаете, будто сегодняшние новости сильно меня огорчили. Но, как я и сказал Фредди, вся эта история со свадьбой не стоит и выеденного яйца. А даже если бы это оказалось правдой, я давно не имею ни малейшего желания думать о Сиене.

Он надеялся, что его слова прозвучат убедительно, разумно, но не слишком преуспел во вранье. Кристофер и Генри обменялись взволнованными взглядами.

— Но, Макс, — произнес Генри тихо, словно опасаясь взбесить младшего брата, — в десять часов мы смотрели новости первого канала. — Он прошел к бару и налил две порции виски, затем подал один стакан Максу. — Показали Сиену, и у нее на руке действительно было кольцо.

— Выглядело оно внушительно, — добавила Фредди, подходя к Максу сзади и прижимаясь всем телом, словно желая поддержать.

— И что с того? — В его голосе послышалась незнакомая враждебность. Она осторожно убрала руки и чуть-чуть отодвинулась. — Подумаешь, кольцо! — зло сказал Макс, обводя всех взглядом. — Поверьте мне, уж я-то знаю Сиену. Это просто рекламный трюк, попытка привлечь внимание к их паре и будущему фильму. Проект не заладился, а Голливуд частенько прибегает к подобным действиям, чтобы собрать побольше денег. — Он презрительно фыркнул, быстро выпил порцию виски и пошел к бару, чтобы налить еще.

— Мне кажется, неразумно напиваться в таких обстоятельствах, — мягко сказала Фредди. — Это не выход. Лучше ложись спать. Хочешь, я тебя провожу?

— Да-да, хорошая идея, — поддержал Генри. — Иди отдыхать, Макс. А утром все обсудим.

Эта преувеличенная забота подействовала на Макса, словно красная тряпка на быка. Он так завелся, что уже плевал на вежливость.

В первую очередь досталось Фредди.

— Да кто ты такая, чтобы мне указывать? — в бешенстве рявкнул он. — Тоже мне мамочка нашлась! Если мне хочется выпить, я все равно выпью. А что касается твоей фразочки «это не выход», — он зло ткнул стаканом в направлении девушки, расплескав часть содержимого на ковер, — то я тебе отвечу. Я пью просто так! У меня нет необходимости заливать горе, как ты почему-то решила. Мне плевать на Сиену и ее жизнь! Да и дерьмо вся эта история со свадьбой! Чушь! Полная ерунда! Сиена никогда не выйдет замуж за подобного ублюдка, уж можешь мне поверить! И прекрати таращиться на меня, словно сиделка на умалишенного. Мне не нужна твоя жалость!

— Так, — вступил Кристофер, — остынь, парень. Чего ты взъелся на Фредерик?

Француженка, к чести ее будет сказано, никак не выразила обиды, которую чувствовала. Она просто с нежностью глянула на Макса, торопливо со всеми попрощалась (не забыв благодарно улыбнуться Кристоферу) и направилась к лестнице. Она надеялась, что в конечном итоге Макс все же придет к ней за поддержкой, но выслушивать оскорбления в присутствии свидетелей не собиралась.

Макс поначалу попытался ее задержать, но, когда Фредди оглянулась на лестнице и посмотрела на него с жалостью, передумал.

— Даже не знаю, кого ты хочешь убедить, Макс, — бросила она. — Нас или себя?

Стоило ей уйти, Макс повернулся к оставшимся. Генри, Кристофер и Каролин смотрели на него с осуждением. Ему и без этого было плохо, а теперь стало еще хуже.

— О, ради Христа, не надо так на меня пялиться! — Он понял, что не стоило добавлять к пиву виски и срываться на окружающих, но было поздно. — Просто оставьте меня в покое!

Он зашагал в сторону кухни. Генри поднялся, чтобы пойти с ним, но Каролин мягко его остановила.

— Не стоит, — сказала она. Генри с сомнением посмотрел на нее, и она пояснила: — Лучше пойду я. Женщины разбираются в таких вопросах.

Генри и Кристофер коротко переглянулись. Ни один не возразил.

Макс сидел в кухне на мягком пуфике, любимой лежанке для псов, которые частенько боролись за это местечко. Завидев Каролин, он встал и напряженно уставился на нее, приготовившись к защите.

— Меня сейчас лучше не трогать, понимаешь? — фыркнул он. — Мне не хочется вести себя грубо, но я могу сорваться, если ко мне лезть с нравоучениями. Иди к мужу, Каролин.

Женщина присела за стол и спокойно взяла кусочек бисквита с овального блюда.

— Можешь вести себя грубо, если не в силах сдержаться, я как-нибудь это переживу. И я пришла ненадолго, так что расслабься. Кстати, я не возьмусь тебя поучать, Макс. Хочешь бисквита?

Макс послушно взял кусочек выпечки, надеясь, что Каролин выскажется и сразу уйдет.

— Я хотела дать тебе совет. Думаю, тебе стоит позабыть о ней, понимаешь? Просто отпусти, и все.

Так, еще одна лекция, подумал Макс устало. Он тяжело вздохнул.

— Я занимаюсь этим весь последний год, Каролин. — Он горько усмехнулся. — Как видишь, не слишком преуспел. А она давно обо мне позабыла и живет своей жизнью. — Положив бисквитик в рот, Макс стал медленно его пережевывать. — Вот так-то.

Каролин встала, приблизилась и мягко, как-то по-матерински поцеловала его в макушку. Это был такой непривычный, странный жест с ее стороны, что Макс замер, не зная, что должен делать.

Меж тем Каролин подняла его голову за подбородок и заглянула в глаза.

— Я говорила не о Сиене.

Уже на следующее утро все газеты пестрели сообщениями о предстоящей свадьбе. Даже финансовые вестники писали о том, что знаменитый Рэндалл Стайн нашел свою половину.

Макс спустился к завтраку с гудящей головой и необъятным чувством вины за свое вчерашнее поведение. Ночь он провел в своей спальне, опасаясь идти к Фредди и объясняться.

Свежие газеты, которые недавно привезли и которые обычно лежали на столе, были тактично убраны подальше. Впрочем, Максу и не требовалось в них заглядывать, потому что было ясно, о чем там пишут.

Сев за стол, он налил себе чашку черного кофе.

Дети уже поели и поднялись наверх, чтобы почистить зубы под присмотром Фредди. Генри и Маффи доедали яичницу с беконом, а когда к ним присоединился Макс, обменялись многозначительными взглядами.

— Ты голоден? — веселым голосом спросила Маффи, словно обычно Макс пропускал завтрак. — Остался бекон, тушенный с грибами. Вот в той сковороде. Хочешь, разобью туда пару яиц?

Макс улыбнулся. Маффи частенько напоминала ему Хантера своим добродушным нравом и привычкой утешать всех, кто в этом нуждается. Ему очень хотелось быть таким же альтруистом.

— Не надо, спасибо, — сказал он. — Ешь спокойно, я вполне в состоянии сделать себе пару тостов с мармеладом. Мне немного нехорошо.

— Это заметно по твоему лицу, — хмыкнул Генри насмешливо.

— Я хотел извиниться за вчерашнее. Я вел себя отвратительно.

— Ерунда, забудь, — уверенно сказал брат. — Я так понимаю, виной всему был алкоголь, и все. Пытался утопить горе в вине? Ай! — воскликнул Генри, когда Маффи ткнула его в ногу острым мыском домашней туфли. — За что?

— Уверена, что Макс не хочет обсуждать подробности, — твердо сказала она и бросила на мужа неодобрительный взгляд.

— Нет-нет, пусть иронизирует, — покорно сказал Макс. — Я это заслужил. Какой же я дурак! Пытался всячески отрицать очевидное. Да, Сиена выходит замуж. Нужно с этим смириться.

— Вот и хорошо. Рад, что ты это сказал, — одобрительно произнес Генри. — Наша чудесная Фредерик сильно волнуется за тебя. Я объяснил ей, что новость была слишком неожиданной, чтобы ты воспринял ее без боли. Фредди сказала, что ты «ушел в несознанку». Это ты научил ее дурацким калифорнийским фразочкам? Она приехала в Англию учить настоящий английский, а не дурацкий сленг. Тебе стоит… — Маффи пыталась остановить Генри, несколько раз подмигнув и подвигав бровями. Тот недоуменно посмотрел на жену. — Что такое? Нервный тик?

— Бедная Фредерик, — сказал Макс, который не слишком внимательно следил за их жестами. Этим утром первым, что он вспомнил, когда проснулся, были слова Каролин, которые она бросила перед уходом. — Я так погано с ней обошелся, сорвал на ней гнев и вообще вел себя отвратительно. Где она сейчас? Думаю, мне стоит найти ее и поговорить.

Фредди была наверху, в ванной, она тщетно пыталась засунуть розовую зубную щетку в рот Мадлен, а другой рукой начищая туфельки Берти.

— Дядя Макс! — взвизгнула Мэдди, завидев дядю. Брызги зубной пасты попали Фредди на свитер. Девочка бросилась к Максу в объятия.

— Привет, малышка. — Он чмокнул ее в щеку, и Мэдди захихикала. — Ты уже почистила зубы?

Девочка вытерла рукой остатки пасты с губы и показала ему ряд мелких белоснежных зубов.

— Ага. Я уже закончила. — Она сделала Фредди рожицу и выбежала в коридор прежде, чем та успела ее удержать за руку.

— Берти, моя умница, ты не могла бы забрать туфли и отнести их в свою комнату? Нам с Фредерик нужно поболтать.

— Хорошо, — покладисто ответила девочка. Ей нравилось, когда дядя Макс звал ее умницей. От этого она казалась сама себе старше и благоразумнее. Схватив туфельки, которые Фредди только что обтерла салфеткой, она выбежала из ванной вслед за младшей сестрой.

Макс сел на краешек ванны и вперил взгляд в пол, всем видом изображая сильнейшее раскаяние.

— Прости. Вчера я вел себя очень мерзко.

— Да уж, было дело, — согласилась Фредди несколько холодно, но тотчас взяла его за руку. Макс воспринял этот жест как знак примирения и обнял девушку за талию, сажая на край ванны рядом с собой.

— То, что я говорил… в общем, это не совсем правда. Я был расстроен, а злость сорвал на тебе. Это было несправедливо, и я признаю ошибку. Ты прощаешь меня? — Только после этого Макс поднял глаза и с ужасом увидел, что в глазах Фредди стоят слезы. — Боже, милая, мне так стыдно! — воскликнул он, привлекая девушку к себе. — Прошу тебя, не плачь!

Она быстро отерла рукой глаза и пристально посмотрела на него. От этого взгляда Максу стало не по себе. Казалось, Фредерик смотрела прямо ему в душу. Для двадцатилетней девушки она была слишком внимательной и мудрой.

— Ты все еще любишь ее, да? — спросила Фредди после долгого молчания, и было понятно, что этот вопрос дался ей нелегко.

Она по-прежнему не отводила взгляд, и Максу пришлось выдержать эту пытку.

— Нет. Не люблю, — сказал он. — Просто новость о ее браке… застала меня врасплох. Короче, я был потрясен. — Макс надеялся, что его слова звучат убедительно.

— А меня ты любишь?

Она прекрасно все понимала и не собиралась отступать. Макс не желал причинять Фредди еще большую боль, чем раньше, поэтому выдавил из себя торопливо:

— Конечно. Я люблю тебя, и ты это знаешь.

Однако оба они знали обратное: он лгал.

 

Глава 45

Как выяснилось, надежды Макса, что брак Сиены и Рэндалла — рекламный трюк, оказались ложными.

После благотворительного ужина в пользу больных СПИДом Сиена приехала домой и сразу отправилась в постель. Она продолжала надеяться, что Рэндалл передумает и вернется к ней. К тому моменту, когда он все-таки ввалился домой, пахнущий ликером и женскими духами, часы показывали почти пять утра. Сиена так и не смогла уснуть, глаза ее опухли, нервы были на пределе.

— Полагаю, ты был с Мириам? — жалобно спросила она. — Ради нас обоих надеюсь, что она тебя ничем не наградила.

Рэндалл даже не пытался отрицать свою вину.

— Разумеется, я бы предпочел ей тебя, — сказал он, раздеваясь до боксеров и забираясь к Сиене под одеяло. — Но ты ясно дала понять, что тебе на это плевать. Ты предпочла вернуться домой и предаваться воспоминаниям о своем бывшем, вместо того чтобы ехать со мной на вечеринку.

— Это не так, — запротестовала девушка, которая была слишком измучена, чтобы снова возвращаться к предыдущему разговору. — Я всю ночь думала о тебе, а не о Максе. И уж я точно не просила тебя трахаться с той дешевкой, что ты подцепил на ужине! Как ты мог, Рэндалл?

Он повернулся к ней, опершись локтем о подушку.

Глаза Сиены были красными, веки опухли, кожа лица казалась бледнее обычного, между бровями залегла морщинка. Волосы, уложенные для приема тонной лака, растрепались. Сиена напоминала растерянную девочку, которая проснулась среди ночи от страшного кошмара. Если бы не большая грудь, которую она, словно защищаясь, прикрывала рукой, сходство было бы полным.

— А кто тебе сказал, что я вообще с ней трахался? — спросил Рэндалл, с интересом глядя, как одна грудь пытается съехать вбок из-под ладони.

— Ты и сказал. — На мгновение в глазах девушки зажглась надежда, что ее страхи беспочвенны и что любовник ей не изменял. — Ты сказал, что предпочел бы Мириам меня. Это значит, что ты с ней… переспал, ведь так?

— Правда? — иронично спросил Стайн. Он был возмутительно спокоен, словно не совершал ничего предосудительного.

— Конечно, да! — воскликнула Сиена и пихнула его в грудь рукой. Теперь она поняла, что надежда была тщетной.

— Значит, тебе не все равно, с кем я сплю? — спросил он, словно не замечая, что девушка близка к истерике. — Тебе не все равно, трахал я Мириам или нет?

— Мне? — Она недоверчиво посмотрела на него. — Конечно, мне не все равно, Рэндалл! Иначе чего ради я провела бессонную ночь и два часа ревела в подушку? Ты дорог мне!

После этих слов Стайн опрокинул Сиену на простыни и занялся с ней любовью куда более нежно, чем обычно. Почти три часа он не оставлял ее в покое, лаская все тело и раз за разом доводя до оргазма, пока она совершенно не обессилела.

Вот именно тогда, когда они оба лежали рядом, а Сиена постепенно погружалась в сон, Стайн и предложил ей пожениться.

Сиена проснулась в три часа дня, Рэндалла уже не было дома. Первые пару минут она металась в постели, с ужасом предполагая, что ночной секс и предложение просто ей приснились, и была на грани паники.

В ванной ее ждала записка, прикрепленная к зеркалу. Рэндалл сообщал, что уехал в офис и вернется поздно, зато послезавтра приглашает ее на ужин, чтобы отпраздновать помолвку.

Сиена несколько раз перечитала записку, словно боялась, что как-то неверно ее поняла, а затем, ослабевшая от радости, опустилась на пуфик. Рэндалл действительно сделал ей предложение. Теперь все будет хорошо.

Она не ощущала особой радости или восторга, только гигантское, безмерное облегчение. Разумеется, она не любила Рэндалла, но и влюблена не была, что (как ей казалось) оберегало ее от полной зависимости. Сиена не желала больше слепо влюбляться, как когда-то влюбилась в Макса.

Став женой Стайна, думала Сиена, она получит долгожданную уверенность в завтрашнем дне, а вместе с этим деньги, комфорт и благополучие. Ей не придется постоянно озираться в ожидании, что какая-нибудь юная старлетка займет ее место в постели и в жизни Рэндалла. Этого было более чем достаточно.

Облегчение было таким сильным, что ей захотелось смеяться и порхать, словно бабочка. Впервые с того дня, как Сиена узнала об измене Макса, ей казалось, что жизнь налаживается.

У себя в офисе и Рэндалл думал о своем предложении. Он жалел, что слишком напился и дал поспешное обещание. Кроме того, он поражался собственному либидо, которое позволило ему трижды трахнуть Мириам, а затем полночи ублажать Сиену. Отчаяние, звучавшее в словах Сиены, затронуло в его черствой душе какие-то потаенные струны. Сиена обижалась на него, но беспрекословно легла под него, когда он этого захотел. А больше всего Рэндалла поразило признание девушки, что он ей дорог. Похоже, Сиену волновали не только его деньги, но и он сам, а для привыкшего к жестокому миру Голливуда Стайна это было в новинку.

Рэндалл был очень и очень богат. Женщины липли к нему как назойливые мухи, но он прекрасно знал, что их интересуют лишь его деньги и связи. Сиена оказалась первой, которую волновал он сам, и это делало ее особенной в его глазах.

Но брак? О чем он только думал, когда делал предложение?

Когда-то давно он дал себе зарок, что никогда не разделит свою жизнь и свои деньги с посторонним человеком. Дети Стайна не интересовали, а женщину он всегда мог снять на любой вечеринке. Слишком много умных и богатых парней оступались на этом пути, позволяя увлечь себя в сети супружеской жизни, а затем теряли хватку.

Когда он проснулся и выполз из постели, первой его мыслью было скорейшее бегство в офис. Хотелось сказать Сиене, что ночью он просто пошутил или был пьян — хоть что-нибудь, чтобы спасти ситуацию. Но, вымывшись и побрившись, Рэндалл успел хорошенько обдумать случившееся и не стал торопиться.

Во-первых, свадьба подогреет интерес к фильму и их с Сиеной персонам. Во-вторых, она усыпит внимание девушки. Возможно, Сиена успокоится и станет более покладистой. Порой ее истерики и выкрутасы здорово доставали Стайна. К тому же женщины любят конкуренцию, поэтому красивые незнакомки станут еще сильнее липнуть к нему, надеясь увести из семьи, а он сможет легко от них избавляться, если потребуется, под предлогом супружеской верности.

Возможно, думал Рэндалл, сильно повеселев, свадьба — именно то, что ему сейчас нужно.

Он уже раздумывал насчет прессы (чтобы журналисты обезумели от любопытства) и о фотографиях кольца с огромным камнем во всех газетах.

В офисе он тщательно распланировал рекламную кампанию и решил, что сделал умный ход. Позвонив знакомому ювелиру, Рэндалл выбрал кольцо с крупным рубином в обрамлении бриллиантов, а затем заказал на завтра столик в известном ресторане. Оставалось намекнуть журналистам, что затевается крупная игра.

Дату свадьбы Стайн пока обдумывал. Лучше всего будет, думал он, если церемония состоится сразу же по окончании съемок фильма.

Да, очень, очень удачный ход.

Как-то вечером в начале ноября Рэндалл вернулся домой и застал Сиену в мрачном настроении.

Девушка сидела на диване перед плазменной панелью и смотрела «Мне снится Джинни». Она курила, на полу стояла переполненная пепельница, рядом валялась кучка фантиков от шоколадных конфет. На стеклянном столике возвышалась бутылка виски.

— Чем это ты занимаешься? — спросил Стайн, выключая телевизор и плейер и забирая из рук Сиены сигарету. Он терпеть не мог, когда она курила, а потому с ненавистью раздавил окурок в пепельнице.

— Эй! — возмутилась девушка. — Я смотрела фильм.

Она раздраженно вытащила из пачки другую сигарету, словно непослушный подросток, перечащий родителям. Рэндалл отобрал пачку и распахнул все окна, чтобы проветрить комнату.

— Я запрещал тебе курить в этом доме, Сиена. — Рэндалл смял пачку «Мальборо-лайтс» в руке и брезгливо швырнул ее на столик. — В чем дело? Что с тобой творится? — Несмотря на вопрос, в голосе не было беспокойства за Сиену. Рэндалл всегда считал женские истерики утомительными и скучными.

— А если я объясню, ты обещаешь не выходить из себя?

— Нет. — Он сел рядом, надеясь, что проблема не связана со съемками.

— Речь пойдет о Хантере.

Рэндалл мысленно вздохнул с облегчением, хотя ему и не понравилось, как предательски задрожали губы Сиены.

— Понимаешь, я… ему позвонила. — Стайн мрачно молчал, буравя ее взглядом. — Я помню, что ты запретил, — оправдывалась Сиена, — но меня мучил наш разрыв. Мы не общались столько месяцев! Я даже не сообщила ему, а он меня не поздравил…

— С чем это?

Сиена удивленно подняла брови.

— Как — с чем? С помолвкой, конечно. Пойми, дорогой, для меня это очень важный шаг. Согласиться провести остаток жизни с одним человеком… в общем, я хотела обсудить это с Хантером.

— Так. Все ясно. — Рэндалл встал и пошел к бару, чтобы налить себе щедрую порцию водки. — Милая, тебе не стоило звонить. Он и так знал о помолвке, об этом писали все газеты. Весь мир в курсе, от Аляски до Австралии.

— Ха-ха! Я в курсе, что Хантер умеет читать, — с сарказмом сказала Сиена. — Конечно, он слышал новости, но не от меня. Ведь мы с ним не говорили!

— И что с того? — Рэндалла уже изрядно раздражал этот диалог. Его всегда удручало, когда Сиена принималась ныть о своей дурацкой семейке. — Так это его проблема, а не твоя. Ведь это Хантер, а не ты, убежал еще до игры «Доджерс» с поджатым хвостом. Забудь о нем, детка. Живи своей жизнью.

Сиена уже не в первый раз задумалась, этого ли на самом деле хочет Рэндалл. Хочет ли он, чтобы она жила своей жизнью? Или ему нужно, чтобы она жила его жизнью? Как он не понимает, что именно из-за подстроенного интервью Хантер убежал со стадиона? И именно она, Сиена, должна просить у друга прощения за свое гадкое поведение.

— Ладно, проехали. Что он сказал? — По тону Стайна было ясно, что ему нет никакого дела до реакции Хантера. — Должно быть, он не в восторге от твоего выбора.

— Ничего он не сказал. Мы так и не поговорили, — пожаловалась Сиена. — Он сбросил звонок. Я перезвонила снова, трубку взяла эта сучка, Тиффани. Она велела мне убираться к черту!

Почему-то это сообщение разгневало Рэндалла. Он принялся ходить туда-сюда, словно тигр в клетке.

— Значит, он сбросил твой звонок, так? Этот жалкий актеришка из «мыльных опер» отказался с тобой говорить?!

Сиена не понимала, что именно взбесило Рэндалла. Она-то была ничуть не удивлена поступком Хантера, считая, что он имеет право затаить обиду. Она полностью посвятила себя Стайну, позабыв о лучшем друге, предала его ради интересов любовника и теперь несла заслуженное наказание. Хантер не желал иметь с ней ничего общего, и это было естественно.

— В общем, меня это расстроило, — начала девушка, но Стайн ее не слушал.

— Да как он смел! Что он себе думает, этот ублюдок?!

— Мне не следовало тебе рассказывать, — пробормотала Сиена, напуганная его реакцией.

— Очень даже следовало! — Рэндалл остановился напротив, его маленькие глазки метали молнии. Хантера все равно не было рядом, а Сиена представляла собой идеальную мишень для гнева.

Она подалась назад, вжавшись в спинку дивана. Взгляд Рэндалла пугал все больше.

— Никогда и ничего от меня не скрывай, — прошипел Рэндалл. — Если я узнаю, что ты скрытничаешь, между нами все будет конечно. Я тебя уничтожу!

— Рэндалл, прошу тебя, — взмолилась Сиена. — Не нужно так расстраиваться. Я и не собиралась ничего скрывать. Ты спросил, а я сразу же ответила.

Страх в ее голосе еще больше разозлил Стайна.

— Ах, значит, ты мне ответила, — издевательски повторил он. Схватив виски, он отхлебнул почти полстакана, с грохотом опустил его на столик и наклонился к девушке. — Значит, ты такая послушная? Тогда почему ты вообще звонила этому козлу? Я велел тебе порвать со своей поганой семейкой! И что ты сделала? Стоило мне отвернуться, ты бросилась к телефону! Или Хантер теперь твой личный психоаналитик? Ха, он даже не стал брать трубку!

Сиена содрогнулась. Брызги слюны изо рта Рэндалла попали ей на лицо, но она побоялась вытереться. Разве она могла предположить, что ее признание приведет к такому ужасному скандалу?

— Ты поставила себя в глупое положение. И меня тоже! — Рэндалл выпрямился и презрительно посмотрел на скорчившуюся на диване девушку.

— Прости меня, — залепетала она, все еще надеясь унять его гнев. — Просто я была так счастлива, что мы поженимся, что хотела поделиться…

— Значит, тебе не с кем поделиться? — рявкнул продюсер. — Дура! — Он схватил лежавшую на столике газету и ткнул ею Сиене в нос. — Смотри, весь мир обсуждает нашу помолвку! Тебе мало?

На первой странице была фотография Сиены и Рэндалла в Каннах. Рука девушки лежала на плече жениха, на пальце сверкал алый рубин.

— Я… я… говорила не об этом. — Теперь она боялась произнести и слово с тем, чтобы не подлить масла в огонь. — Мне хотелось… обсудить радостную новость с кем-то, кто меня любит…

— Тебя все любят, Сиена. — Голос Рэндалла смягчился. Он чмокнул девушку в теплую макушку. Было видно, что шторм внутри его успокаивается.

Сиена почувствовала облегчение. Ей было не так уж и важно, понял ее Рэндалл или нет. Главное, что он взял себя в руки.

— Ладно, иди наверх, переоденься. — Теперь он говорил деловым тоном, словно и не было никакой вспышки бешенства. — Сегодня мы едем в ресторан с Люком и Сабриной. Надеюсь, ты не забыла?

Разумеется, Сиена напрочь забыла о предстоящем ужине с режиссером и его скучной женой-скульптором. Ее голова была забита собственными переживаниями. Ссоры с Рэндаллом всегда лишали ее сил, а его гнев подавлял. Сейчас она чувствовала себя опустошенной.

— Не забудь почистить зубы, — настойчиво сказал Рэндалл, подхватывая стакан с виски. — Ты же знаешь, как я не люблю сигаретный запах.

Ужин оказался именно таким утомительным и нудным, как и ожидала Сиена.

Конечно, Люк был душкой, в последнее время они отлично ладили и на съемочной площадке, и в повседневной жизни.

Зато его жена была претенциозной и заносчивой. Она относилась к тому типу артистических натур, которых хлебом не корми, дай погундеть о Нортоне Саймоне, последних выставках и глупых жителях Лос-Анджелеса, которые в подметки не годятся ньюйоркцам. К тому же Сабрина была уверена, что Сиена, начинавшая актерскую карьеру с работы моделью, никак не может быть умной.

— Вот я и говорю, что современная американская скульптура сильно уступает произведениям начала века. Взгляните, что за убожество представлено на выставках! И они еще называют эту вульгарность шедеврами скульптуры! Что скажете, Люк, Рэндалл?

— Боюсь, я не часто бываю на выставках, — вежливо улыбнулся Стайн. Он с трудом переваривал Сабрину, как и Сиена. — У меня слишком мало свободного времени.

— Разумеется, — хмыкнула женщина и снисходительно глянула на Сиену. — И думаю, что ты, девочка, совсем не разбираешься в скульптуре.

— Где уж мне, — сквозь зубы ответила Сиена. В отличие от Рэндалла она не видела смысла в умасливании крашенной в блеклую блондинку пожилой калоши.

— Думаю, тебя больше интересует мир моды и тряпки, так? Ведь ты же была моделью. — Сабрина произнесла это так осуждающе, словно быть моделью означало в ее глазах то же самое, что валяться целыми днями пьяной под забором.

Люк пытался схватить жену за коленку под столом, чтобы она прекратила говорить бестактности, но запутался в скатерти и покраснел.

— Да нет, что вы, — откликнулась Сиена расслабленно. — Мир моды так скучен! Мне куда лучше давались точные науки, когда я ходила в частную школу. Знаете, мне даже предлагали место в Оксфорде, на медицинском факультете, но я отказалась.

Сабрина смотрела изумленно.

— Понимаете, отец хотел, чтобы я стала врачом, но мне не слишком интересна медицина. А в каком колледже учились вы?

Сиена удовлетворенно смотрела в растерянное лицо Сабрины.

— Я ходила в Университет штата Пенсильвания, — промямлила та.

— А… хорошая школа. — Сиена улыбнулась. Наступила ее очередь смотреть свысока. — Но мне всегда казалось, что колледж — это просто трата времени. Я знала, что однажды буду играть в голливудских фильмах, и уверенно шла по намеченному пути. Мне куда дороже актерские награды, нежели степень какого-то Оксфорда. А модельный бизнес — всего лишь начальная ступенька для актрисы. Не для всякой, конечно. Здесь еще требуется привлекательность, как ни крутись.

Она с усмешкой на губах прильнула к локтю Рэндалла. Такой ответ будет наукой даже для предвзятой дуры вроде Сабрины.

— Уверен, ты бы стала известной актрисой даже без модельного опыта за плечами, — подхватил Люк, не дав жене открыть рот и ляпнуть очередную глупость.

Сиена благодарно кивнула режиссеру, от которого совершенно не ждала поддержки.

— Вы так думаете?

— Разумеется, — ответил за него Стайн. — С твоей фамилией, милая, и моей поддержкой за спиной ты была просто обречена на успех.

Вот ублюдок, подумала Сиена расстроенно. Почему Рэндалл никогда не ценил ее таланта?

Люк, которого тоже задело замечание продюсера, покачал головой:

— А мне кажется, Сиена пробилась бы наверх и без посторонней помощи. Подумаешь, фамилия! Если к ней не прилагается талант, пиши пропало! Сколько я перевидал звездных деток, которые так и остались середнячками, да и то благодаря напору своих родителей. Большинство же вообще полные бездарности.

Сиена была готова расцеловать Люка. Однако ей хватило одного взгляда на Рэндалла, чтобы пожалеть, что этот разговор вообще начался. В его глазах пылала уже ставшая привычной злоба, он крутил в руках салфетку с такой ненавистью, словно с трудом сдерживал желание кого-то придушить. По мнению Стайна, именно он открыл и создал Сиену Макмаон. Его бесило, когда посторонние начинали петь ей дифирамбы.

Глядя Рэндаллу в лицо, Сиена ощутила холодок в желудке и со стыдом признала, что боится своего любовника. Ее все чаще посещал вопрос, как чувствовала себя бабушка Минни, когда (крайне редко) отстаивала свои интересы. Она пересмотрела свое отношение к Минни, постепенно проникаясь к ней сочувствием и симпатией. Может статься, не такие уж они с ней и разные женщины.

Сабрина, которую не приводила в восторг поддержка, оказанная Люком Сиене, вскочила вдруг с места и принялась махать руками компании, несколько секунд назад появившейся в дверях ресторана.

— Люк, дорогой, взгляни, кто пришел! Это же Сьюзи Онг. Сиена, кажется, с ней пришел твой дядя. Хантер, да?

Сиена, сидевшая к дверям спиной, похолодела. Никакая сила не могла заставить ее обернуться.

— Э… вряд ли, — пролепетала она.

Только бы не Хантер, молила она Бога. Только не сейчас, когда Рэндалл и без того в бешенстве!

Люк заметил, как переменилась в лице Сиена. Казалось, краски схлынули с ее лица, оставив лишь мертвенную бледность.

— Что с вами? — зашептал он.

— Да он это, точно он! — Голос Сабрины звучал почище иерихонской трубы. — Сьюзи, дорогуша! Подойди, поздороваемся! — Она наклонилась к Рэндаллу и проворковала: — Она такая душка. Занимает должность телережиссера на Эн-би-си.

— Мне это известно, — процедил Стайн, глядя на Сиену с таким выражением, словно она была как-то виновата в приходе Сьюзи и Хантера.

Сьюзан была новой протеже Хью Орчарда. Она приехала из Сингапура, ей было тридцать с небольшим, но ее уже знали в мире телевидения. Сьюзан начала с небольших телешоу, а сейчас была задействована в съемках сразу нескольких проектов, в одном из которых участвовал Хантер.

Сьюзан приблизилась к Сабрине и Люку, вид у нее был обеспокоенный. Сиена так и не смогла обернуться, а потому не знала, заметил ли ее Хантер.

— Привет, Люк, Сабрина, — напряженным голосом поздоровалась Сьюзи.

— Дорогуша, давай я представлю тебя Рэндаллу Стайну! — Сабрина так и светилась от удовольствия. В отличие от нее Стайн и Сьюзи не разделяли такого энтузиазма, они кивнули друг другу довольно прохладно. — А это Сиена Макмаон. Думаю, вы и раньше могли встречаться.

— Вряд ли, — сказала Сьюзи, смерив Сиену взглядом. Она знала, как гадко обошлась девица с собственным дядей, и заочно ее недолюбливала. — Привет.

Сиена не могла оторвать взгляд от своего бокала, который крутила в руках.

— А это не дядюшка ли Сиены пришел с тобой? — продолжала петь Сабрина, совершенно не замечая происходящего. — Зови его за наш стол, присоединяйтесь.

— Неудачная идея, — сказали в один голос Рэндалл и Сьюзи. Они на секунду встретились глазами, и Сьюзи опустила взгляд первой.

— Мы бы рады… — невнятно пробормотала она. — Но нам с Хантером нужно обсудить кое-какие детали завтрашних эпизодов. В общем, это деловой ужин. Мы присоединимся в другой раз. Рада была повидаться.

Сьюзи клюнула в щеку поочередно Люка и Сабрину и торопливо исчезла за спиной Сиены, из которой словно выкачали весь воздух. Девушка сидела, ссутулившись, по-прежнему глядя на свой бокал. Ей представлялся пылающий взгляд Хантера, устремленный ей в спину, и ярость в глазах Рэндалла.

Не в силах таращиться на бокал еще дольше, она отставила его в сторону и принялась крутить пальцами обручальное кольцо. Хотелось одного: поскорее убраться из проклятого ресторана.

— И что это с ней? — удивленно спросила Сабрина, глядя вслед Сьюзан. — Так унеслась, словно за ней черти гнались.

— Ха! — Лицо Рэндалла перекривила гадкая ухмылка. — Думаю, это из-за Сиены. Некоторые люди от нее не в восторге.

— Прошу меня извинить. — Сиена встала и немного пошатнулась. Голова у нее шла кругом. Ей хотелось уйти, выйти на воздух, бежать сломя голову.

Хантер был рядом, милый, добрый Хантер, а она даже не могла перекинуться с ним словечком!

Весь ресторан смотрел на Сиену, пока она пробиралась между столиками, покачиваясь на высоких каблуках, бледная и потерянная. Слезы капали с накрашенных ресниц большими черными каплями, растекаясь по щекам и носу.

— Сиена! — Хантер поймал ее за руку и притянул к себе за талию. Она подняла глаза и с обожанием уставилась ему в лицо, желая сердцем впитать прекрасный образ. — Может, поговорим?

Сиене казалось, что ей снится кошмар, один из тех страшных снов, когда бежишь от неведомой опасности, а ноги вязнут в зыбучем песке, ватные, непослушные. Ей хотелось броситься Хантеру в объятия, рыдать на его родном плече, говорить о своей любви и униженно просить прощения. Но тело и голос не слушались, словно она превратилась в безвольную тряпичную куклу. Оставалось только смотреть и впитывать глазами любимый до боли образ друга.

— Она не желает с тобой разговаривать. — Рэндалл возник рядом с ней, словно материализовался ниоткуда, и при этом угрожающе улыбался Хантеру. Он дернул Сиену на себя, со стороны больше похожий на тюремщика, нежели на жениха. — Разговоры с тобой ее расстраивают. Даже твой вид выводит Сиену из равновесия, неужели не видно? Ведь так, Сиена? — Стайн встряхнул девушку, словно чревовещатель, трясущий марионетку. Две женщины за соседним столиком охнули от возмущения. Сиена покорно кивнула. — Видишь? Ты ей не нужен. — Рэндалл демонически расхохотался. Хантер отшатнулся. — Так что прости-прощай, Хантер. Мы с Сиеной едем домой. Она слишком устала.

На виду у посетителей, включая испуганных Люка и Сабрину, Рэндалл выволок Сиену за руку из ресторана и почти зашвырнул в поджидавший «бентли».

Стоило закрыться дверце, Сиена залепетала:

— Мне так жаль, Рэндалл. — Она тряслась, словно осиновый лист. — Мне очень, очень жаль…

— Этого мало, дорогуша.

С этими словами он ударил ее по лицу с такой силой, что Сиена потеряла сознание.

 

Глава 46

Когда она очнулась, то обнаружила себя сидящей на постели, опершись о спинку. На ней было только белье, руки были больно связаны за спиной. Рэндалл сидел в кресле рядом с кроватью. Он пристально смотрел на нее, у ног стояла полупустая бутылка бренди. От него сильно пахло спиртным.

Когда он заговорил, голос звучал невнятно:

— Что, очнулась, тупая сука? Ты подставила меня, дура! Не могла держать себя в руках?!

Сиена чуть отодвинулась от него, пытаясь унять страх. Вся правая половина лица горела огнем и явно распухла. Она глянула на часы и поняла, что уже два часа ночи. Последнее, что ей запомнилось, был ужасающей силы удар кулаком. Тогда Рэндалл был еще трезв, но у него было полно времени, чтобы напиться.

— Рэндалл, развяжи мне руки, пожалуйста. Это же просто нелепо!

Сиена старалась говорить твердым, спокойным тоном, надеясь, что это подействует на Стайна отрезвляюще. Она всегда знала, что он груб и даже склонен к насилию, но никогда не видела его в подобном состоянии. По крайней мере с ней он всегда знал меру.

— Так, значит, ты думаешь, что могла бы достичь подобных высот без моей помощи, да? И Люк, выходит, так думает? Я верно понял? — Рэндалл встал и очень медленно направился к Сиене со стаканом в руке.

— Конечно, нет, — торопливо произнесла она. — Я многим обязана тебе. — Ей отчаянно хотелось, чтобы ее голос не дрожал от страха, но ничего не получалось. — И Люк тоже это знает. Он не хотел тебя задеть.

— Заткнись! Я не хочу и слышать о Люке!!!

Голова Сиены вдруг едва не раскололась, в левом виске тяжело ухнуло и взорвалось болью, хотя она и не успела понять, что произошло. Все вокруг замедлилось в несколько раз, а затем понеслось стремительно. Через секунду девушка почувствовала, как по виску потекло что-то теплое, заливая глаз и попадая в открытый от ужаса рот.

Только после этого она поняла, откуда взялась эта странная боль: Стайн разбил ей о голову стакан.

Она не могла даже схватиться за голову, потому что руки были связаны, не могла понять, как сильно разбит висок и почему она словно ослепла. Все вокруг будто плавало в крови, утопая в алом и густом сиропе. Ужас, последовавший вслед за этим, был животным, каким-то всепоглощающим, стиравшим даже боль.

Рэндалл ударил ее снова, и Сиена ощутила, как кусок стекла вошел в бровь, разрезая тонкую кожу века. На мгновение она лишилась сознания, но тотчас пришла в себя, ничего не соображая.

— Господи! — взвизгнула девушка, глотая кровь. — Что ты со мной сделал?!

Рэндалл застыл на месте, изумленно глядя на разбитый стакан в своей руке, словно видел его впервые. У него были порезаны пальцы.

— Сиена, — произнес он безжизненным тоном, словно зомби. — Прости. Черт. Прости… Дай… дай, я помогу.

Негнущимися пальцами он достал из кармана платок и потянулся к Сиене рукой, но она нечеловечески завыла и отпрыгнула на постели, дрыгая ногами, словно гигантский паук.

— Уйди! Не тронь! Не тронь!

Одной ногой она случайно попала наклонившемуся Стайну по носу, разбив его в кровь. Он охнул и инстинктивно ударил ее не глядя. Кулак попал в грудную клетку, по тем самым ребрам, что были сломаны в аварии год назад.

Сиена скорчилась в агонии. В этом положении ее настиг еще один удар, пришедшийся в левую часть лица. Челюсть хрустнула.

Даже адреналин, бурливший в крови, не мог унять жестокой боли от побоев. Рэндалл был крупным, сильным мужчиной, и даже не будь руки Сиены завязаны, она не смогла бы с ним справиться. А сейчас она была беззащитна, связана и в плену страха, какого никогда в жизни еще не испытывала.

Белые простыни под ней обагрились пятнами. Девушка ежесекундно впадала в полузабытье, которое никак не могло накрыть ее с головой, ослабляя боль и мучения.

Когда Рэндалл снова приблизился, у Сиены уже не было сил сопротивляться. Каким-то осколком сознания она знала, что он развязывает ей руки, ненадолго уходит, а затем возвращается с ворохом полотенец, смоченных водой.

Когда Стайн присел рядом на постель, девушка потеряла сознание, но снова очнулась, когда он попытался неловко промокнуть ей висок и глаз. Боль была нестерпимой.

Вслед за этим все же наступило небытие, долгожданное и прохладное, унося страдания. Последнее, что запомнила Сиена, был Стайн, сидящий на краю постели с окровавленным полотенцем в руке. Он раскачивался из стороны в сторону и повторял:

— Зачем, Сиена? Зачем ты заставила меня это сделать?

— Сделаю все, что в моих силах. Предупреждаю, прогноз неутешительный.

Сиена очнулась, услышав незнакомый голос. Она попыталась открыть глаза, чтобы оглядеться, но ничего не вышло. Она лишь испуганно зашарила ладонями по постели.

— Кто здесь? Я ничего не вижу. Почему я ничего не вижу?!

Затем раздался голос Рэндалла, собранный, почти деловой. Похоже, он стоял в дальнем конце помещения и не делал попыток приблизиться, что немного успокоило Сиену.

— Ты в частном хирургическом отделении, дорогая. Это Беверли-Хиллз. Доктора тебя подлатают.

— О чем ты? Какие доктора? — На Сиену накатила волна паники. — Черт тебя возьми, Рэндалл, я не могу открыть глаза! Что ты со мной сделал?!

— Что я с тобой сделал? — изумленно повторил тот, сделав акцент на слове «я». — О чем ты говоришь, Сиена?

— Постарайтесь успокоиться, — сказал второй голос раньше, чем она успела ответить. Он звучал мягко и был совсем рядом. Говоривший либо сидел на постели Сиены, либо на стуле поблизости. — Я сделаю вам укол. Это поможет расслабиться и снимет боль.

Девушка ощутила короткий укол в руку, и по вене поползло легкое, прохладное покалывание. Голова почти сразу потяжелела и обмякла на подушке. Сердце забилось медленнее и спокойнее. Ощущение было почти чудесным.

— У вас была травма, — продолжал голос. — Я — доктор Санфорд. Сделаю все, чтобы вы скорее поправились.

— Но я ничего не вижу, — прошептала Сиена. Даже невзирая на наркотический ступор, она не могла позабыть о том, что беспокоило ее сильнее всего.

— Рэндалл сказал, вы упали, — сочувственно пробормотал доктор. — Прямо на стеклянный столик. У вас задеты глаза. Пока отек слишком велик, чтобы можно было делать прогнозы. Потребуется операция, но ее успех не гарантирован. Вы подпишете согласие на операцию, Сиена?

Она мучительно застонала, а затем надолго умолкла. Размышления заняли несколько минут.

— Я… хочу говорить с полицией… — Приходилось сильно напрягать мозги, чтобы сосредотачиваться на предмете разговора. — Я должна написать заявление. Рэндалл избил меня.

Врач тихо вздохнул и с тревогой посмотрел на клиента. Стайн не впервые привозил в его отделение избитых девушек среди ночи или рано утром. Однако раньше это были проститутки или начинающие старлетки, но не всемирно известные звезды. Да и травмы их были не столь серьезными, как у Сиены Макмаон.

Случай был почти безнадежный. Лицо бедняжки напоминало кровавую кашу. Было ясно, что Сиене никогда уже не стать прежней.

Рэндалл, да и сам доктор, ради своей безопасности, надеялись, что после перенесенных побоев Сиена потеряет память. Однако этого не случилось.

— Полиция? Что ж, это ваше право, — осторожно сказал врач. — Но пока важнее сосредоточиться на лечении. Думайте сами. Я вас оставлю на пару минут с вашим…

— Нет! — взвизгнула Сиена, которую мысль о предстоящем разговоре с Рэндаллом привела в ужас.

— Ладно, ладно, — пробормотал доктор Санфорд, гладя девушку по руке, пока она не задышала спокойнее. Несмотря на солидные суммы, которые он получал от Рэндалла, помогая в «трудные моменты», доктор чувствовал отвращение к своему клиенту. Отвращение, которое сегодня возросло многократно. Бедняжка могла погибнуть. Если бы Санфорд не был замешан в предыдущих историях Стайна, то сегодня незамедлительно пошел бы в полицию. — Обещаю, вас никто не обидит. Я буду за дверью. — При этом он бросил виноватый взгляд на Рэндалла, опасаясь его разозлить.

— Оставайся на месте, или я закричу, — предупредила девушка, когда дверь палаты мягко закрылась.

Рэндалл понял, что рисковать не стоит.

— Ладно, — холодно сказал он. — Однако советую хорошенько подумать, прежде чем вопить на все отделение. И в полицию обращаться не вздумай.

Он достал сигариллу и щелкнул зажигалкой. Сиена почувствовала, как сладковатый дымок потянулся по палате.

— Давай-ка взвесим твои шансы, — предложил Рэндалл. — Ты звонишь в полицию и сообщаешь, что я тебя избил. И что получится? Твое слово против моего, вот и все.

— Мне кажется, — с насмешкой сказала Сиена, — что мои травмы говорят сами за себя.

— Правда? — Рэндалл махнул рукой, забыв, что его жеста не видят. — Что ж, возможно. А может, слово уважаемого и очень — заметь, очень — щедрого продюсера сыграет более важную роль в расследовании? Учитывая, что пострадавшая известна своей эмоциональной нестабильностью… Кто знает?

Сиена хотела протестовать, но ощутила внезапную усталость.

Рэндалл довольно усмехнулся:

— А если и дойдет до суда, прикинь свои шансы. Как насчет судебных издержек? Кто их оплатит?

— Что ты несешь? — дрожащим голосом спросила Сиена. — У меня есть и собственные деньги, не забывай.

— А, ты про те двести пятьдесят восемь тысяч долларов? — издевательски спросил Стайн. Сиена похолодела. — Ты ведь помнишь, что пару миллионов, которые у тебя были, ты предложила мне инвестировать? Так вот, я неудачно вложил твои деньги. На твоем счету две с половиной сотни тысяч.

— Лжец! — крикнула Сиена. — Это невозможно! Ни один глупец не может потерять два миллиона всего за год! Ты обворовал меня. И вернешь все до последнего цента!

— Судиться будешь? Ха! Это опять-таки требует средств, и немалых. — Рэндалл выпустил колечко дыма и полюбовался тем, как оно скользит к потолку. Сиена давненько не спорила с ним, и стычка даже доставляла ему удовольствие. — А знаешь, пожалуй, я тоже подам на тебя в суд!

— Что? Подашь в суд на меня? Да за что? — Ей хотелось расхохотаться, но даже лекарство не снимало до конца боли в груди. — Уж не за то ли, что разбила лбом твой любимый стакан? Или испачкала своей грязной кровью твою постель?

— Интересная мысль. Но нет. Я подам на тебя в суд за то, что по твоей вине сейчас отложены съемки. И за клевету, если ты подашь в суд за нанесение увечий. Кстати, съемки придется не отложить, а попросту закончить. Видишь ли, дорогая, с таким лицом, которое у тебя сейчас, едва ли возможно играть красотку Пегги. Ты напилась и упала на стеклянный столик, дурища! Боюсь, от твоей ослепительной красоты ничего не осталось.

И он принялся хохотать, но Сиена уже не слушала. Она и так в течение всего разговора с трудом старалась не терять нить, а теперь и вовсе ничего не соображала. Одно было ясно: она попала в западню, из которой нет выхода.

Узнает ли она себя, взглянув в зеркало после лечения? И сможет ли вообще взглянуть в зеркало, если глаза слишком пострадали от побоев?..

Сиену затошнило.

— Дай… что-нибудь… — Она зажала руками рот.

Рэндалл ткнул ей в руки судно. Он следил за тем, как девушка корчится, пока опустошался желудок, с каким-то патологическим интересом.

Боль в грудной клетке была такой сильной, что каждый спазм отдавался в ребрах и даже в сердце. Свесившаяся на сторону голова ощущалась Сиеной словно огромный распухший шар, покрытый коркой крови.

Когда спазмы кончились, она уронила голову на подушку и заплакала. Стайн понял, что она сдалась.

Он тихо забрал судно и отнес в дальний угол палаты, брезгливо зажимая нос. Затем заговорил, и голос его звучал тихо, но угрожающе:

— Если ты попытаешься связаться со мной, Сиена, я раздавлю тебя. — Девушка молчала. По сути, он уже это сделал. — Но если ты прикроешь рот, я тебе помогу. В меру своих сил, конечно. Мы придумаем убедительную историю, которую публика сожрет за милую душу, обливаясь слезами сочувствия. Может, я даже верну тебе часть денег.

Сиена ни на секунду не поверила. Но разве у нее был какой-то выбор? Она осталась одна, без семьи, без друзей, к которым можно обратиться за помощью. Да и что бы сказали близкие, увидев, в каком она состоянии, и узнав, что она сама позволила событиям зайти так далеко? Карьера модели и актрисы была для нее закрыта, денег не осталось. А лечение могло стоить огромных денег.

Выбора не было.

— Чего ты от меня хочешь? — спросила Сиена устало. Рэндалл выдержал паузу, наслаждаясь ее беспомощностью.

— Ничего. Просто держи язык за зубами, а я позабочусь об остальном. Если потребуется операция, все будет оплачено. Затем ты исчезнешь на длительный срок, пока будет идти заживление шрамов. У меня есть дом в Нантукете. — Казалось, Стайн обращается даже не к Сиене, а просто мыслит вслух. — Там ты и укроешься.

— А как же фильм? — жалобно спросила девушка.

— Пока придержим съемки, но, боюсь, шансов на возобновление нет. Переснимать готовый материал на этом этапе с другой актрисой слишком затратно… — Стайн умолк, решив не мучить Сиену больше. Как только она сдалась, это перестало доставлять ему удовольствие. — Может, ты поправишься и тебе удастся вернуться к работе. Правда, съемки все равно будут отложены, а это недешево.

Затушив сигариллу, он присел на кровать рядом с Сиеной. У девушки не было сил сопротивляться, и она даже не отодвинулась. Это пробудило в Рэндалле слабое сочувствие, хотя он и не любил слабых соперников. И все же именно он был виновен в травмах Сиены. Он изуродовал ее и теперь жалел о содеянном.

— Прости меня, — сказал Стайн тихо и взял девушку за руку. — Я не хотел, честно. Я буду заботиться о тебе, если ты позволишь.

Она не ответила, и несколько секунд стояла тишина, пока в дверь не постучал доктор Санфорд. Видя, что его клиент и подопечная пришли к соглашению, он почувствовал облегчение вперемешку с чувством вины.

— Сиена согласна на операцию, — сказал Рэндалл с широкой улыбкой, словно жених, сделавший предложение и получивший согласие на брак. — Можете приступать, когда сочтете нужным.

— Это действительно так? — на всякий случай спросил доктор, чуть потеснив Стайна и взяв Сиену за руку. — Вы подпишете необходимые формуляры?

— Учтите, что вам придется управлять моей рукой. Я же ничего не вижу, — с горькой усмешкой напомнила Сиена. Голос у нее был тоненьким, словно у маленькой девочки. — Но я все подпишу. Хочется поскорее с этим покончить.

Операцию сделали на следующий день.

Хирург вынес вердикт: левый глаз сохранит частичное зрение, хотя осколком стекла была повреждена артерия, питающая глазное яблоко кровью. Зато второй глаз скорее всего вообще не будет видеть, поскольку стеклянное крошево изрезало роговицу. В любом случае окончательный диагноз можно будет поставить лишь спустя несколько недель, когда с глаз Сиены будут сняты бандажи и повязки.

Пресса бурлила от любопытства, строя различные догадки относительно мистического исчезновения мисс Макмаон. В это время героиня газетных сплетен, опьяненная мощной дозой морфина, лежала в спальне никому не известного дома Стайна в Нантукете, из-за бинтов напоминая египетскую мумию. В комнате не было ни единого окна, не горела ни одна лампа, но даже если бы крохотный лучик света проник в спальню, Сиена бы его не увидела.

О ее местонахождении было известно только Рэндаллу, доктору Санфорду и Мелиссе, частной сиделке, нанятой для ухода за несчастной. Сиену и Мелиссу тайно доставили сначала в Бостон на личном самолете Стайна, а затем на остров с помощью катера. Рэндалл скормил папарацци версию о нервном истощении актрисы, нуждающейся в уединении и покое. На пресс-конференции он заявил, что съемки «Второй мировой» временно приостановлены.

Последовал взрыв возбуждения, когда все газеты и каналы трепали новость, пока не затрепали до дыр и благополучно забыли, переключившись на сплетни посвежее.

Хантер несколько раз звонил Рэндаллу домой, пытаясь выяснить, куда пропала Сиена, но был вынужден сдаться, когда тот предъявил газетчикам письмо за подписью девушки, в котором она просила оставить себя в покое и дать время на небольшой отпуск.

К немалому удивлению и облегчению Стайна, скандал канул в Лету, так и не разразившись. О Сиене просто позабыли и уже через месяц почти не вспоминали о том, что Сиена Макмаон вообще существовала в этом мире.

 

Глава 47

Клэр сидела в хвостовом отсеке маленького самолета и смотрела в иллюминатор на раскинувшееся внизу побережье Бостона.

Она оделась слишком жарко для летнего дня — в твидовую юбку и белую льняную блузку, седеющие светлые волосы были убраны под шелковый шарфик, очки от Кристиана Диора скрывали взволнованный, напряженный взгляд.

Такому наряду было свое объяснение: никто из пассажиров самолета не обращал на нее внимания и едва ли смог бы описать через десять минут после схода на землю. Короткий перелет из Бостона в Нантукет, и Клэр затерялась среди таких же неприметных людей, что сновали по аэропорту в этот жаркий день.

Выйдя на улицу, Клэр сильнее сжала рукой ручку небольшого чемоданчика и зашагала по направлению к только что нанятому «шевроле», ничем не отличаясь от других добропорядочных матрон, спешащих поскорее очутиться в прохладе своих летних домов.

Еще в самолете Клэр все взвесила и теперь твердо шла к своей цели. Пожалуй, где-то в глубине души она всегда знала, что однажды просто выйдет из дома и направится на поиски своей блудной дочери.

С того момента, как она наняла Билла Дженнингса для слежки за Сиеной, ее жизнь превратилась в эмоциональную пытку, но обрела смысл. С одной стороны, было невыносимо жить одной жизнью с собственной дочерью, не имея возможности перекинуться с ней и словечком. С другой — ужас от мысли, что о слежке может узнать Пит, день за днем превращал Клэр в издерганную неврастеничку, поминутно оглядывающуюся и трясущуюся, если муж начинал смотреть на нее «как-то не так». Но Пит все больше отдалялся от жены, жил одной работой и почти не интересовался ее досугом. Возможно, именно одиночество и толкнуло Клэр на первую встречу с детективом.

Получив первый отчет Дженнингса, она испытала доселе неведомый восторг. Дрожащими руками она перебирала фотографии с Сиеной, вглядывалась в любимые черты, пытаясь найти оправдание, толкнувшее ее на разрыв с дочерью. Здесь были снимки с киностудии, из ресторанов и супермаркетов, а также более дорогие, сделанные, видимо, через окно с сильным приближением, где Сиена без косметики и укладки просто сидела на диване, читая. На самых первых фотографиях, спустя пару недель после аварии, Сиена казалась счастливой, и это грело душу Клэр.

Следующие отчеты были не столь радужными: Сиена жила в заточении, частенько грустила и была подавлена, хотя также лучезарно улыбалась в телеобъективы. Эта потаенная грусть едва не толкнула Клэр на признание мужу, и лишь страх перед его гневом удержал ее рот на замке. Возможно, она надеялась, что одиночество вынудит Сиену на контакт с семьей, но этого так и не произошло.

Поспешное исчезновение дочери явилось для Клэр знаком, что пора действовать. У Билла почти не было сведений о положении дел, но он предполагал, что Сиена попала в беду. Целых три недели он выслеживал Стайна, прежде чем смог выяснить адрес его дома в Нантукете.

Клэр поняла, что время колебаний прошло.

Шесть лет разлуки были не в счет. Теперь никакая сила не могла удержать Клэр от того, чтобы сесть на самолет до Нантукета.

Она ехала к Сисконсету, попутно проверяя телефон на наличие сообщений от Пита. К счастью, тому и в голову не пришло поинтересоваться, как проводит время жена.

Машина медленно двигалась вдоль приземистых домов, окруженных газонами и цветниками. Эта зелень вносила хоть какое-то умиротворение в скучный, болотистый пейзаж. Хотя цены на недвижимость Нантукета сильно выросли с восьмидесятых годов, дома здесь были довольно скромными — ни в один участок не вложили больше пяти миллионов. Впрочем, это отсутствие роскоши среди суровых пейзажей острова казалось каким-то правильным, естественным и таило особое очарование. Клэр уже порядком наскучили помпезные, вульгарные сооружения с эркерами, колоннами и огромными окнами, которых она насмотрелась в Лос-Анджелесе, поэтому сейчас ее взгляд отдыхал. Большинство владельцев собственности Нантукета вполне могли себе позволить «феррари» и личный самолет, но сама атмосфера острова не располагала к лишнему шику и богатству, выставленному напоказ.

Местные жители не спешили переезжать в другие районы страны, предпочитая уединение, и гордились тем, что живут в одном и том же доме уже не одно поколение. В этом была какая-то загадка, как если бы недвижимость здесь оценивалась не деньгами, а по какой-то иной шкале, неведомой тем же ньюйоркцам.

В Сисконсете широкие, приземистые дома и вовсе сменились небольшими коттеджами, производившими впечатление каких-то кукольных с их белыми оконными рамами и перильцами, дикими розами, взбирающимися по стенам, и тщательно подстриженными кустарниками. Некоторые особо ревностные любители живой изгороди выстригали из кустов фигуры китов с задранными хвостами, в память о страницах истории Нантукета, посвященных китобойному промыслу.

Клэр не была на острове с юности, но с шестидесятых почти ничего не изменилось, и ориентироваться оказалось довольно просто. Она проехала мимо ресторана «Шантеклер», где частенько отдыхали богатые молодожены с Восточного побережья, попивая на широкой террасе шампанское и поедая салат из лобстера, фирменное блюдо заведения. Клэр заулыбалась, увидев издалека маленькую сувенирную лавку треугольной формы, в которой когда-то она проторчала целых два часа, но так ничего и не приобрела. Правда, теперь рядом с лавкой разбили парковку для велосипедов, чтобы их владельцы могли спокойно закупить продукты для пикника в магазине напротив.

Остановившись на стоянке, Клэр взяла с соседнего сиденья увесистую папку с документами и вышла из машины, оставив чемодан внутри. Она направлялась к береговой линии.

Дом, к которому шла Клэр, был недавно отремонтирован. Похоже, фасад покрасили не более года назад, а также переложили черепицу на крыше. Как и везде в Нантукете, здесь не было массивных железных ворот и домофона, к дому вела дорожка из белого камня, виляя среди клумб.

Сердце Клэр забилось быстрее в предвкушении долгожданной встречи. Каблуки уже постукивали по белым камешкам. Оказавшись у двери, она попыталась унять нервную дрожь. Руки тряслись так сильно, что документы чудом не валились прямо на крыльцо.

Четверть часа назад поднялся сильный пронизывающий ветер, и Клэр поежилась даже в своей плотной одежде. Казалось, будь порывы чуть сильнее, и дом Стайна может вырвать вместе с фундаментом из земли и унести, как домик Элли из Канзаса.

Клэр вдруг стало страшно, и она преисполнилась сомнениями.

Верно ли она поступает? Что, если Сиена не пожелает с ней говорить? Если она придет в ярость и выставит мать вон? Едва ли ее можно будет за это осудить.

А Пит? Как он отреагирует на дерзкий поступок жены? Наверняка будет рвать и метать. Но поймет ли он, почему Клэр пошла по этому пути тайком, без его согласия? Осознает ли, как одиноко и тоскливо его жене?

Клэр одернула себя прежде, чем сомнения сломили ее уверенность. Сделав пять глубоких вдохов, она прогнала из головы образ малинового от бешенства Пита. Сейчас не время думать о муже, напомнила себе Клэр. Главное — войти в дом и вновь обрести дочь.

Она трижды стукнула в дверь тяжелым железным молотком и вся подобралась. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем дверь открылась и на крыльцо выглянула женщина, которая приходилась Клэр почти ровесницей. Она настороженно оглядела гостью.

— Чем могу помочь?

На женщине была униформа медсестры, придававшая ей сходство со старшей сестрой медицинской школы, в которой училась Клэр.

Собрав всю волю в кулак, Клэр произнесла степенно:

— Можете ли вы мне помочь? — Она покачала головой, словно не смогла оценить дурную шутку. — Разве вы не Мелисса Эванс?

Озадаченная сиделка кивнула:

— Да. А вы кто? Разве мы раньше встречались?

— Нет, не встречались. — Клэр улыбнулась, пытаясь расположить к себе встревоженную женщину. — Но ведь вы должны были ждать моего приезда. Я — Анна Гордон, ваша сменщица.

Мелисса побледнела.

— Что, разве мистер Стайн вам не звонил? — Клэр старательно изобразила изумление. — Бедняга, совсем закрутился! Вот, взгляните. — Она протянула сиделке документы. Та подозрительно взяла их и принялась читать. — Думаю, это все объясняет.

— Так вы медсестра? — озарило Мелиссу, когда она пробежала глазами документы. Однако взгляд, поднятый на гостью, был все таким же подозрительным.

У Клэр сердце ушло в пятки. Она надеялась, что Билл Дженнингс ничего не напутал в ее фальшивом резюме и рекомендациях.

— А кем еще я могла бы быть? — фыркнула она и снова улыбнулась. Мелисса не вернула улыбку. Оставалось блефовать. — Хотите, позвоним мистеру Стайну? — предложила Клэр. — Я в курсе, что он ценит безопасность. Может, тогда вы перестанете смотреть на меня с таким подозрением. Поверьте, я совсем не спешу.

Клэр спустилась на пару ступенек. Ее знаний психологии вполне хватало, чтобы знать: если не влезать в личное пространство собеседника, это дает человеку подсознательное ощущение собственной безопасности.

Прием сработал. Мелисса заколебалась. Затем, глядя в открытое, располагающее к доверию лицо Клэр, все-таки улыбнулась и сказала:

— Думаю, звонить не обязательно, Анна. Проходите в дом. Наверное, устали с дороги, сюда не так просто добраться. Да входите же!

Клэр переступила порог, облегченно вздохнув. Ей удалось проникнуть в дом. Главное сделано.

Внутри дом выглядел элегантно, но как-то не слишком располагающе. Казалось, в обстановке нет души, в отличие от дома Рэндалла Стайна в Малибу, знакомого Клэр по фотографиям. Впрочем, на обстановку ей было плевать. Ей хотелось как можно скорее увидеть дочь, но досаждать Мелиссе вопросами было опасно, так что Клэр решила не торопить события.

Впрочем, этого и не понадобилось.

— Давайте, я приготовлю вам чашечку кофе, а затем объясню, что здесь к чему, — сказала медсестра. Не то чтобы Клэр окончательно завоевала ее доверие, но ей было одиноко и скучно уже добрых три недели. Так что информация потекла из Мелиссы безо всякого нажима. — Сиена наверху. — Она махнула рукой в сторону лестницы. — Из-за обезболивающих она почти все время спит. Часов по шестнадцать, а то и по восемнадцать в день.

Клэр не понравились новости, хотя она и постаралась выглядеть осведомленной.

— А что за обезболивающие ей предписаны? — деловито спросила она.

— Морфин еще не отменили, но доктор хочет сокращать дозу, чтобы перевести ее на копроксамол, — ответила Мелисса с готовностью. — Вы привезли аптечку?

— Да-да, — закивала Клэр.

Морфин? Что же случилось с Сиеной? Билл упоминал о повязках на лице, но Клэр решила, что они связаны с косметической операцией, возможно, пластикой. Но разве при смене формы носа сажают на морфин?

— Тогда где ваш чемоданчик?

— Я оставила его в машине на парковке, — выдавила Клэр. — Хотела сначала прогуляться по округе, оглядеться, а получилось, что нужный дом совсем рядом.

— Здесь очень красиво, да? — проворковала Мелисса, хватая ее под локоть и увлекая на кухню, где сразу принялась варить кофе. Клэр села за стол и постаралась сосредоточиться на беседе. — Жаль только, у меня нет времени на осмотр местных красот, поскольку Сиене требуется постоянный уход. Вам как сделать кофе? С молоком? Сахар класть? — Клэр кивнула на оба вопроса. — Но раз уж мне прислали сменщицу, у меня появится передышка. Здорово!

— Да, повезло.

Следующие десять минут Клэр прихлебывала навязанный кофе и слушала болтовню Мелиссы, которая готова была обсуждать все, от доставщиков бакалейных товаров до паранойи Рэндалла Стайна, связанной с чужаками, сующими нос не в свое дело. Клэр возилась на стуле, словно сиденье было раскаленной сковородой. Дважды она едва не прервала трепотню Мелиссы, начав расспрашивать об обязанностях.

Пришлось напомнить себе, что она ждала долгих шесть лет и десять минут не слишком удлинят этот срок.

— Что ж, давайте сходим за вашим чемоданчиком, — с готовностью предложила Мелисса. — Или дайте мне ключи, и я сама подгоню машину к дому. Признаться, умираю от желания выйти на свежий воздух! А вы пока побудьте здесь, подмените меня ненадолго. Как только я вернусь, сразу покажу вам вашу комнату. — Не дожидаясь ответа, Мелисса накинула теплый кардиган и тщательно застегнула его на все пуговицы. — Если зазвонит телефон, не берите трубку. Рэндалл и доктор Санфорд используют вторую линию, ту, что в кабинете. Набирают номер, дожидаются трех звонков и отключаются, а затем перезванивают. Тогда и можно брать трубку. Честное слово, ощущение такое, словно работаешь на спецслужбы. — Медсестра закатила глаза, словно они с Клэр были давними подругами и имели право обсуждать недостатки эксцентричных работодателей.

Клэр заверила Мелиссу, что обо всем позаботится, описала машину, предложила не торопиться и с полминуты смотрела в окно сиделке вслед, опасаясь, что она вернется, что-нибудь забыв.

Мелисса скрылась за углом, и Клэр осталась в доме с Сиеной. Она бросилась вверх по лестнице и остановилась у двери, за которой ее ждала встреча с дочерью.

Она вспомнила о том одиночестве, в котором влачила свое существование последние шесть лет, старея и выцветая на глазах, о тех редких моментах, когда видела Сиену из какого-нибудь укромного уголка, не имея возможности и смелости встретиться с ней лицом к лицу. Она подумала о Пите и своей к нему любви, затмившей материнские чувства, о жертвах, которые ради него приносила. Она столько лет пыталась вылечить его чувства, раненные спесивым характером отца, но так и не добилась результата! Пит остался таким же трусливым, озлобленным параноиком, полагающим, что мир жесток и враждебен.

Бедный Пит! Мир не станет добрее, если принести ему в жертву самое дорогое. Клэр жалела, что не смогла донести до мужа эту простую мысль.

Ей вспомнился и старый Дьюк Макмаон, которому можно было бы предъявить множество счетов, но который благополучно сошел в могилу, оставив близких страдать по его вине. Амбиции, жестокость и холодность Дьюка влияли на судьбы его близких и многие годы спустя после его смерти, как если бы он наградил их некой наследственной болезнью, съедающей болеющих изнутри. Даже огромная любовь Дьюка к внучке не смогла сделать девочку счастливой, словно и она была отравлена этой странной болезнью. А любовь Клэр оказалась слишком слабым лекарством против этого яда.

Она знала, что никогда не простит себя за совершенные ошибки, но была намерена исправить их, пока не поздно.

Клэр медленно повернула ручку и открыла дверь.

 

Глава 48

В комнате Сиены было почти совсем темно. Не горел ни один светильник, если только не считать светильником крохотный детский ночник с пятнадцативаттной лампочкой и темно-красным стеклянным плафоном.

Глазам Клэр предстала фигура спящей дочери на постели. Двинувшись вперед, она с ужасом увидела, что практически все лицо девушки замотано бинтами, оставляя открытыми только кончик носа и рот. Нижняя губа была разбита и сильно распухла. Сиену явно избили.

— Господи Боже! — простонала Клэр, тотчас растеряв всю свою смелость и спокойствие. Она бросилась на колени перед кроватью, принимаясь целовать дочери руки. — Что с тобой сделали? Сиена, милая моя девочка, мне так жаль, так жаль…

Поначалу Сиена решила, что голос матери просто ей снится. Даже Макс не являлся ей в забытьи так часто, как потерянные родители и дедушка Дьюк. Они почти не оставляли ее одну, кружа вокруг хороводом. Но на этот раз сон был таким реальным, что Сиена даже почувствовала запах матери и ее ледяные руки на своем запястье. В последнее время, лишенная зрения, она была вознаграждена обострившимся обонянием и слухом.

— Ангелочек мой, ты слышишь меня? Сиена, это мамочка. Ты слышишь, милая? Я здесь, рядом. Я с тобой.

Сиена медленно выплыла из небытия, но голос не исчезал, а даже становился сильнее и настойчивее. Но как она могла надеяться?

— Мама? — тихо шепнула девушка, едва сумев шевельнуть распухшими сухими губами.

Клэр обрушила на руки дочери еще больше поцелуев, касаясь обнаженной кожи волосами. Но даже рука была покрыта запекшимися царапинами и казалась распухшей.

— Только не бросай меня. — Голос Сиены был едва слышен, но слова, словно ножом, полоснули Клэр по сердцу.

— Никогда, девочка, — пообещала она. — Больше никогда!

Пальцы Сиены, поначалу впившиеся ей в ладонь, ослабели.

Клэр почти минуту смотрела на дочь, в глазах застыла паника.

— Сиена! — Она тряхнула дочь за плечи. — Ты меня слышишь, Сиена!

— Она без сознания, Анна.

Клэр застыла от ужаса и медленно повернулась к двери. Мелисса смотрела прямо на нее, но в полутьме невозможно было разглядеть выражения ее лица.

Как давно она стояла в дверях? И как много могла услышать?

Клэр встала и осторожно положила кисть Сиены на простыню, затем обернулась к сиделке.

— Она же накачана снотворным и обезболивающими под завязку. — Судя по расслабленному тону Мелиссы, услышать многое она не успела. — Знаете, только очнется, скажет пару слов и снова засыпает. Думаю, теперь она проснется не раньше ужина.

Клэр заселилась в комнату, которую ей показала Мелисса. Следующую пару часов она думала, как поступить дальше.

Хуже всего было то, что ее в любой момент могли уличить во лжи и в лучшем случае с позором выгнать. Конечно, благодаря пронырливому детективу она знала, что Рэндалл уехал на Дальний Восток, а потому его визит в Нантукет состоится не так скоро. Она также узнала от сиделки, что Стайн распорядился не звонить до тех пор, пока в состоянии Сиены не будет каких-либо сдвигов.

Иное дело — доктор Санфорд. Обманным путем из дома в Малибу врачу отправили факс от имени Стайна, сообщая, что тот послал в Нантукет еще одну сиделку на смену Мелиссе, приложив поддельные документы Клэр. Похоже, доктор Санфорд съел наживку и не собирался уточнять у Рэндалла подробности.

Но Клэр все равно нервничала. Достаточно одного звонка, и все ее прикрытие не будет стоить и цента. Боялась она и Пита, который рано или поздно заподозрит неладное и может все испортить.

Оставался единственный выход: как можно скорее забрать Сиену домой. Однако на это требовалось время. Нужно завоевать доверие дочери, дождаться положительных сдвигов в ее здоровье. Как можно перевозить тяжело травмированного человека? А в запасе могла быть как пара недель, так и всего пара часов.

Распаковав вещи и развесив одежду в шкафу, Клэр села на кровать, вынула из сумочки мобильный и набрала трясущейся рукой номер Пита. Муж считал, что она отправилась погостить у школьной приятельницы.

Пит вежливо справился о здоровье подруги Клэр, спросил, как она добралась, а затем быстро попрощался, по-видимому, целиком погрузившись в работу. Клэр облегченно вздохнула. По крайней мере одной проблемой меньше.

Переодевшись в свежие брюки из белой фланели и черный свитерок, она спустилась к Мелиссе.

— Надеюсь, ничего страшного, что я не взяла униформу? — спросила Клэр, входя на кухню, где Мелисса переворачивала жарящийся картофель. — Мистер Стайн не настаивал на спецодежде.

— Да пожалуйста! Тебя все равно никто не увидит, — добродушно сказала сиделка. — Сама не знаю, почему ношу форму. Привычка, наверное. Правда, вечером я все равно переодеваюсь. Так создается впечатление, что дневная смена окончена. Надоело до чертиков!

Клэр поняла, что Мелисса болтлива по натуре, и решила этим воспользоваться.

— Что ж, зато теперь тебе не придется вставать к Сиене по ночам, — весело сказала она, подмигнув. — Теперь в эти часы ухаживать за ней буду я. Может, она мне даже понравится, эта наша подопечная. А утром будем меняться. Бедняжка, ты так вымоталась за эти недели! Если хочешь, я могу подежурить первые сутки целиком.

Уговаривать Мелиссу не пришлось.

Уже к семи вечера она была готова к выходу в город, планируя первую развлекательную прогулку по центру острова.

— Анна, а ты точно справишься? — обеспокоенно спросила сиделка уже у двери.

— Конечно. Это же моя работа.

Мелисса ушла, и Клэр тщательно заперла за ней дверь. Она не хотела повторного вторжения сиделки в разгар разговора с дочерью.

К удивлению Клэр, Сиена уже проснулась и сидела на постели в ожидании, когда ей подадут поднос с ужином.

— Мелисса? — встревоженно спросила девушка. — Это ты?

Она проснулась, полная сомнений, не зная, привиделся ли ей разговор с матерью или нет. Сны под морфином бывали порой очень яркими и реалистичными.

— Нет, — мягко сказала Клэр. — Мелисса ушла в город на всю ночь. А здесь осталась я, твоя мама. — Она поставила поднос с едой на столик и взяла дочь за руку, направляя ее, чтобы Сиена могла ощупать ее лицо и волосы.

— Так это в самом деле ты! — промолвила Сиена. В ее голосе была такая радость, что Клэр едва не расплакалась от счастья. — Господи, это действительно ты!

К тому моменту, когда Сиена и Клэр прекратили всхлипывать и осторожно обниматься, еда давно остыла.

Трудно было найти общий язык после долгих лет, что прошли с момента разрыва. Всякий раз, как Сиена начинала что-то о себе рассказывать, на Клэр наваливалось чувство вины за то, что она собственной рукой вычеркнула из жизни единственную дочь. Она принималась рассыпаться в извинениях и шмыгать носом, а Сиена вслепую нащупывала ее руку и пожимала горячие пальцы в знак прощения. Впрочем, у них и не было времени на воспоминания: к возвращению Мелиссы предстояло разработать план действий и продумать все возможные ошибки, чтобы не загнать себя в ловушку.

Сиена вкратце рассказала матери о тех унижениях, которым подвергал ее Рэндалл, и объяснила, каким образом оказалась в больнице, а затем и в его доме в Нантукете. Она призналась, что прогнозы врачей неутешительны, стараясь говорить об этом твердым голосом.

— Что ж, — произнесла Клэр, выслушав дочь. — Значит, нужно поскорее выбираться из этого адского местечка. Думаю, лучше уехать прямо сегодня ночью. Судя по тому, что я услышала, Рэндалл Стайн просто маньяк, а значит, время не ждет. Ты сможешь идти сама, дорогая? Я подставлю плечо и буду направлять.

Сиена вздохнула и покачала головой. Когда она заговорила, в ее голосе была усталость:

— Я не могу уехать. Все не так просто, как кажется.

Она поведала матери, что у Стайна на руках все карты. Он обещал разрушить ее карьеру и репутацию, отобрать самое дорогое, как до этого отобрал деньги.

— Да и вообще, то, что мы затеваем, опасно. — Клэр молча слушала. — Ты предлагаешь вернуться домой. Но куда? Как я поняла, отец не знает о твоей поездке. Ведь так?

— Нет, не знает, — признала Клэр. — Но, Сиена, мне-то известно, что папа тебя любит. Просто он так и не научился проявлять свой эмоции. Если бы он только знал, что сделал с тобой этот ужасный человек…

— То что? — жестко спросила Сиена. Она знала, на что способен ее отец, и могла спрогнозировать его реакцию. Как бы ни была она счастлива примирению с матерью, лелеять надежды о радужном воссоединении с Питом она даже не пыталась. — Будь честной со мной, мам. Отец мог наладить со мной отношения много лет назад, но не сделал и попытки. Он ненавидит меня и Хантера, это каждому известно! Твой муж с радостью стер бы нас обоих с лица земли!

— Сиена! — воскликнула потрясенная Клэр.

Ей было трудно признать, что дочь может быть права в своем ужасном предположении. Но ведь когда Сиена попала в аварию, Пит мимоходом заметил, что был бы рад, окажись на ее месте Хантер. Он даже заявил: лучше бы тот погиб в катастрофе.

Клэр содрогнулась.

— Мама, он снова заставит тебя сделать выбор, как было уже неоднократно. Я или он, третьего не дано. Если ты предпочтешь меня, мы обе окажемся в дырявой лодке — бездомные, нищие. Господи, до чего же раскалывается голова! — Сиена упала на подушку, сжав пальцами виски и охнув. Клэр испугалась, что дочь потеряла сознание, но несколько секунд спустя та снова заговорила: — Мамуль, не пора ли сменить повязку? Господи, адски больно!

Когда-то давно Клэр ухаживала за матерью, страдавшей от рака в той стадии, когда медикаменты бессильны. Она давала матери обезболивающие, а в колледже изучала фармацевтику. Став женой Пита, она забросила подработку в больнице для бедных, о чем порой жалела. Однако прежний опыт был ненапрасным.

Клэр сделала Сиене укол, от которого девушке полегчало, но снотворных давать не стала.

Девушка была слишком слаба, чтобы увозить ее из импровизированного госпиталя, устроенного Стайном, так что план предстояло пересмотреть.

Мать и дочь больше не касались в разговоре Рэндалла и Пита, решив, что для этого еще появится время. Клэр пересказала подробности слежки за Сиеной, поведала о том, как маскировалась для встреч с детективом и с волнением перечитывала его отчеты.

— Так это ты наняла того чернокожего парня, что всегда болтался поблизости? — недоверчиво спросила Сиена. — Большой Эл сказал, что за мной таскается «хвост». Я-то решила, что речь идет о каком-то назойливом поклоннике, который не чает раздобыть лишних фотографий! И что, этот детектив даже в Малибу бывал?

Клэр кивнула.

— Билл очень старательный детектив. Он отлично справлялся с работой.

— И как тебе удавалось скрывать все от Пита? Ух ты, мам, я даже не знала, что ты такая авантюристка! — восхитилась Сиена.

— Я и сама не знала. Удивительно, как много сюрпризов скрывает наш характер, когда доходит до дела! Главное, решиться на поступок и сделать первый шаг.

Сиена нащупала руку матери, провела пальцами до плеча, затем приподнялась и обняла за шею.

— Мам? — шепнула она чуть слышно. — Вдруг ко мне так и не вернется зрение?

Клэр расслышала нотки страха в ее голосе. В этот момент ей показалось, что она может голыми руками вырвать Стайну горло.

— Вернется, — твердо сказала она дочери. — И очень скоро, милая. Ты будешь видеть, и все будет в порядке. Нужно лишь немножко подождать.

Похоже, боги покровительствовали Клэр, довольные ее смелым поступком.

Она целых две недели оставалась в Нантукете рядом с Сиеной, дожидаясь, пока та наберется сил для переезда. Ей даже не потребовалось вносить корректировки в свою легенду, настолько рада была ей поверить Мелисса. Клэр взяла на себя львиную долю обязанностей по уходу за больной, а сиделка с радостью готовила еду и прибиралась. Клэр и сама начала верить в то, что ее зовут Анной, а уколы и смена повязок стали привычным делом.

Несколько раз она звонила Питу, чтобы рассказать о выдуманных прогулках по парку с подругой и походу на концерт органной музыки. Муж всегда был сильно занят и едва ли прислушивался к тому, что она говорит.

Сиена поправлялась. Клэр с гордостью и любовью следила за ее успехами. С лица девушки сняли бинты, оставив лишь повязку на глазах. Конечно, кожа была покрыта ссадинами и мелкими шрамами, но они были уже не слишком глубокими и явно подживали.

Исцелялись не только раны Сиены. Выздоравливала и она сама. Надломленное циничностью и жестокостью Рэндалла Стайна древо ее души покрылось новыми тонкими веточками. Эти свежие проростки купались в материнской любви и день за днем меняли саму Сиену. Даже потеря денег и внешности не казалась для нее такой страшной теперь, когда она заново обрела любовь и поддержку Клэр. Девушка смогла примириться с мыслью, что может потерять зрение, а потому вслепую нащупывала опору в жизни, и опорой этой была мать. Сиеной владело странное спокойствие и довольство, словно все в ее жизни шло правильным и единственно возможным путем. Впервые в жизни она не считала власть, деньги и славу самой важной целью. Любовь к себе стала казаться глупым, неоправданным чувством, нелепым капиталовложением в судьбу. У Сиены появилось время поразмыслить над тем, скольких людей она несправедливо успела обидеть за такое короткое время.

Будущее казалось размытым, словно погруженное в туман. Оно страшило своей непредсказуемостью. Жизнь после восстановительного периода представлялась пустой и пугающей. Сиена не знала, как освободиться от власти Рэндалла. И все же она наметила свой путь. Сиена часто беседовала с матерью о Хантере, признаваясь в своем эгоизме и плача об утрате его доверия и любви.

— Я была такой гадкой, что противно вспоминать, — всхлипывала она на плече у Клэр. — Бедная Тиффани, как ей от меня доставалось! И за что? Просто потому, что я была избалованной сукой! — Клэр лишь молча качала головой, толкая инвалидное кресло по холлу к выходу в сад. — Боже, как мне стыдно, как чертовски стыдно! Хантер никогда не простит меня, ведь он столько терпел! Мама, мне так его недостает.

Клэр пыталась успокоить дочь, убеждая, что однажды Хантер ее простит и примет обратно.

— Если ты сумеешь доказать свою любовь, он поймет, — говорила она с жаром. — Те, кому ты была дорога, будут на твоей стороне, если увидят, как ты изменилась, милая.

— Ха! — горько воскликнула Сиена. Проведя рукой по траве, она ухватила пальцами ромашку и дернула на себя. Понюхав цветок, Сиена рассеянно улыбнулась. Лишенная зрения, она училась находить наслаждение в запахах и звуках. — Боюсь, не осталось тех, кому я была бы дорога. В списке никого нет. Я долго не общалась со старыми знакомыми, а друзей разогнала сама. Даже Инес меня не простит.

— Но ведь ты до сих пор и не пыталась сделать шаг навстречу и объясниться, — мягко возразила Клэр.

— А Макс! — продолжала Сиена, даже не слушая утешения матери. — Я постоянно мучила его, дергала по пустякам и трепала нервы. Неудивительно, что он нашел себе девицу попроще. А потом, когда он пытался принести извинения, предупредить меня насчет Рэндалла, я попросту выставила его из дома. Мне казалось, что моя боль дает мне право причинять боль другим. А ведь я хотела простить его и принять обратно, мама! Честное слово, хотела!

— Я понимаю тебя, детка.

— Но все так ужасно запуталось, что я не могла ничего решить. Эта жесткость Рэндалла, работа над фильмом и имиджем… они превратили меня в то, чем я никогда не являлась. Словно вытащили наружу все самое гадкое, похоронив все хорошее. — Сиена с досадой отбросила ромашку, с которой успела общипать все лепестки. — Мне казалось, что назад хода нет, поэтому я двигалась вперед, напролом, хотя на самом деле меня дергали за ниточки, как послушную марионетку. Что я за дура!

До чего же порой она похожа на Дьюка, думала Клэр. Сиена считала, что весь мир состоит только из черного и белого, из дурного и хорошего, отказываясь замечать полутона. Никогда не оглядываться, ни у кого не просить прощения! Так поступал Дьюк Макмаон, и Сиена целиком унаследовала это качество.

Бедная девочка! Такая одинокая, такая несчастная, собственными руками разрушившая свое счастье!

Клэр всей душой тянулась к дочери и хотела помочь, но понимала, что Сиене нужно время. Тридцать лет жизни с Питом научили Клэр, что гордый и принципиальный человек должен сам найти выход из ситуации и впредь поступать с учетом прежних ошибок. Сиена должна перебороть свой гонор и научиться слышать других.

— Постарайся пока не думать о прошлом, — посоветовала Клэр дочери. — Сконцентрируйся на том, что происходит здесь и сейчас. Это важнее.

Клэр сидела в кресле под густой зеленью яблони и читала. Сиена спала, и у нее выдалась свободная минутка.

В кармане тревожно заурчал сотовый.

Клэр достала телефон и глянула на экран.

«Дом».

Значит, звонит Пит.

Клэр настороженно огляделась, желая убедиться, что Мелиссы поблизости нет, и только после этого нажала на кнопку ответа.

— Дорогой! — воскликнула женщина бодрым голосом. — Как дела?

На том конце линии несколько секунд молчали.

— Это миссис Макмаон? — раздался знакомый женский голос. — Клэр? Это не Пит, это я, Тара.

Судя по голосу, собеседница была на грани нервного срыва. У Клэр мгновенно пресеклось дыхание.

Неужели Пит обнаружил подлог? Неужели понял, что она уехала вовсе не в гости к подруге?

— В чем дело, Тара? У тебя расстроенный голос. — Клэр пыталась придать своему тону уверенности. — Что случилось?

Еще одна пауза, которая показалась нескончаемой.

— Мне очень жаль, но у меня дурные вести. С Питом… беда.

— Что? Что с ним? — в ужасе воскликнула Клэр. Если Тара говорит о Пите таким тоном, случилось нечто непоправимое. — Да отвечай же!

— У него… сердечный приступ. — Клэр показалось, что голос Тары звучит где-то далеко, словно ей внезапно заткнули уши мягкой ватой. — Прошу прощения, но вам нужно срочно вернуться. Клэр, немедленно!

 

Глава 49

Клэр понадобилось несколько минут, чтобы переварить новость, затем она подобралась, стараясь думать о произошедшем беспристрастно.

Вернуться в Лос-Анджелес было необходимо. Должно быть, врачи отвезли Пита в отделение интенсивной терапии. Значит, надо встретиться с врачом и узнать, каковы прогнозы. Но сначала нужно решить, что делать с Сиеной. Теперь, когда девушке почти не требовались обезболивающие, а Клэр тайком перестала давать ей снотворное, та перебралась из крохотной комнатки без окон в более уютную гостевую спальню, из которой открывался вид на океан. Конечно, Сиена не могла оценить красоту вида, но уже могла определить, какая часть суток на дворе даже сквозь повязку. Это было благоприятным знаком.

Клэр торопливо вошла в спальню Сиены.

— Детка, проснись, это очень важно.

Она не знала, как лучше рассказать дочери о несчастье с отцом, поэтому предпочла спокойно, словно говорила о постороннем человеке, пересказать звонок Тары.

— Мне еще неизвестно, насколько серьезен приступ, — закончила она. — Остается молиться и надеяться на лучшее.

Лицо Сиены выражало тревогу за мать. Как бы сильно ни винила она отца в своих несчастьях, прежней самовлюбленной Сиены больше не было. Она знала о сильной, всепрощающей любви Клэр к Питу и сейчас всем сердцем ей сочувствовала.

— Мама, мне так жаль. — Сиена порывисто сжала руку матери. — Держись, ты молодец. Думаю, тебе нужно вернуться домой. Не беспокойся за меня, я все понимаю. Я справлюсь, ведь мне гораздо лучше.

— Ты же не думаешь, что я тебя оставлю в этом доме? — изумилась Клэр. — Об этом не может быть и речи!

Лицо Сиены не изменилось. Губы не дрогнули, горло не дернулось, как если бы девушка ожидала от матери подобных слов.

— Это невозможно. — Она медленно покачала головой.

— Что ты говоришь?! Я забираю тебя с собой. Ты не должна оставаться в доме этого маньяка. К тому же… — Глаза Клэр против воли наполнились слезами, она замолчала на секунду, чтобы вытереть их, надеясь, что Сиена не почувствовала слабинку в ее голосе. — Это может быть твой последний шанс повидаться с отцом. Мы уезжаем вдвоем, сегодня же!

Сиена снова покачала головой:

— Я не могу уехать, мама, пойми. Это слишком опасно. Рэндалл может приехать со дня на день, а я все еще не придумала, что ему противопоставить. Он может разрушить всю мою жизнь, испортить карьеру и репутацию, не говоря уже о деньгах. К тому же с ним приедет доктор Санфорд, он должен снять повязки и осмотреть мои глаза. Я не могу просто исчезнуть!

— Ради Христа! — не выдержала Клэр. — Да как ты можешь думать о карьере и деньгах, когда речь идет о твоей безопасности?! Умоляю, Сиена, поедем. — Она понимала, что будет вынуждена уехать, а оставлять дочь было более чем рискованно. Если Стайн узнает о визите фальшивой сиделки, он придет в бешенство, и Сиена может пострадать еще сильнее. — Забудь о Санфорде! Есть и другие доктора. В Лос-Анджелесе есть прекрасная клиника, где тебя осмотрят специалисты узкого профиля, а не продажные докторишки, которые закрывают глаза на преступления! Неужели ты можешь оставаться в доме этого ужасного человека после всего, что он с тобой сделал?

— Могу, мама. — Сиена села и закуталась в плед, словно защищаясь. — Я вынуждена. Речь о моей карьере, о моей жизни. Ты просто не понимаешь…

— Ах, я не понимаю? Вот как? Что ж, позволь тогда высказаться без обиняков. — Клэр встала. — Нет, пожалуй, я лучше тебе покажу.

Она наклонилась к дочери и принялась снимать бинты с ее глаз.

— Не нужно менять повязку, она же еще свежая, — попыталась воспротивиться Сиена. — Мелисса меняла ее утром.

Однако Клэр упрямо продолжала разматывать бинты, пока не сняла их совсем. Затем она чуть надавила дочери на плечи, принуждая опуститься на подушки.

— Я знаю, что я делаю, — настойчиво сказала Клэр. Сиена сквозь закрытые веки увидела, как на ее лицо упала тень матери, загородившая свет из окна.

— Что же именно ты делаешь?

— Я хочу, чтобы ты поняла, что этот псих с тобой сделал.

Сиена сжалась на постели.

— Нет! — Ей стало безумно страшно. Вдруг она почти утратила зрение? Вдруг она никогда больше не сможет видеть?

Почувствовав, как напряглось тело лежащей на постели дочери, Клэр погладила ее по волосам и прошептала на ухо успокаивающие слова. Затем она принялась осторожно снимать с глаз Сиены швы. Странно, у нее даже не дрожали руки. Хирургические нити и тонкие скобы легко выскальзывали из заживающей кожи, почти не причиняя боли, но сердце Сиены сжималось от страха.

— Вот и все, — сказала наконец Клэр. Мягким ватным тампоном она провела по закрытым векам дочери, стирая толстый слой мази с ресниц. — Я закончила.

Вытащив из сумочки зеркальце, она положила его возле дочери и снова погладила ее по волосам. Лицо Сиены было бледнее белой наволочки, на которой покоилась ее голова.

— Сначала левый глаз. — Клэр знала от Мелиссы, что этот глаз пострадал меньше. Доктор Санфорд говорил, что к нему как минимум должно вернуться слабое зрение. — Я осторожно приподниму тебе веко, ладно? — Сиена кивнула. — Поначалу будет режущая боль от яркого света. Только не паникуй.

Сиена почувствовала, как ей открывают левый глаз, и тотчас инстинктивно оттолкнула руку матери. Острая боль пронзила глаз, слезы потекли ручьем, смачивая пересохшую слизистую. Однако уже через пять секунд девушка смогла различить очертания комнаты и увидела чуть расплывающееся взволнованное лицо матери.

Облегчение накрыло Сиену с головой, так что она едва могла дышать.

— Господи, я вижу! — Поймав ладонь Клэр, она прижала ее к груди. — Черт побери, я не ослепла!

Однако через несколько минут ее радость померкла. Правый глаз почти не видел. Конечно, она смогла различить силуэты мебели и проем окна, но этим дело и ограничилось. Похоже, травма оказалась слишком серьезной. Клэр обняла дочь, пытаясь успокоить.

— Ты даже не представляешь, на что сейчас способна глазная хирургия. — Она тщетно пыталась говорить с воодушевлением. — Как только мы вернемся в Лос-Анджелес, я сразу же отправлю тебя к лучшему специалисту.

Лос-Анджелес. Даже мысль о родном городе наполнила Сиену паникой. Возможно, там ей частично вернут утраченное зрение. Но что еще ждет ее в Лос-Анджелесе?

Отец болен, возможно, даже умирает. Наверняка это станет их последним свиданием, болезненным, невыносимым. Решившись на визит к отцу, Сиена будет вынуждена пройти через все то, на что не хватало ее смелости долгие годы.

А еще в Лос-Анджелесе ждет Рэндалл.

Мать права, от него нужно бежать. Но в голове Сиены все еще крутились слова бывшего жениха. Он обещал раздавить и уничтожить ее, если она ослушается. Он не отступится, не остановится ни перед чем, чтобы стереть ее в порошок, смешать с грязью, и можно быть уверенной, что это ему удастся. Даже мысль о том, что она потеряет все то, к чему так долго шла, была мучительной, как агония.

— А теперь, милая, — ворвался в мысли Сиены твердый, деловитый голос матери, — я хочу, чтобы ты увидела свое отражение. — Она протянула дочери маленькое зеркало и ободряюще кивнула. — Ты готова?

Сиена судорожно вздохнула. Ей было страшно, но останавливаться она не собиралась. Девушка взглянула в зеркало.

Поначалу она не издала ни звука, только вжалась головой в подушку, словно пытаясь слиться с ней воедино. Замерев от ужаса, Сиена смотрела на чужака в зеркале.

Несколько недель подряд она изучала свое лицо на ощупь, пальцами, пытаясь понять, как велики повреждения. Однако ничто не могло подготовить ее к тому, что предстало глазам. Уродливый извилистый красный шрам, похожий на толстого червя, тянулся от внешнего угла правого глаза вниз, к линии губ. Именно сюда врезалась кромка стекла, располосовав лицо.

Вокруг глаз были многочисленные порезы, словно на веки обрушился метеоритный поток. Скула была сломана, ее форма изменилась, отчего лицо стало асимметричным. Вся левая половина от носа до уха казалась какой-то нелепой, словно кость выехала наружу, натянув кожу, как тонкую бумагу.

Выронив зеркало, Сиена уставилась на свои руки, украшенные теперь шрамами от осколков стекла. Пальцы казались тонкими и почти синими от худобы, сквозь кожу просвечивали голубые сосуды.

Сиене стало дурно.

Рэндалл уже уничтожил ее.

Нет, не так! Это она позволила себя уничтожить.

— Я знаю, что тебе сейчас нелегко, — мягко сказала Клэр, с болью глядя на дочь. — Но несколько минут назад ты утверждала, что не можешь уехать со мной. Ты была готова остаться здесь, с этим психом, говорила глупости о карьере и славе… Ты должна была увидеть собственными глазами, что он с тобой сделал. Прости. — Голос Клэр дрогнул, но она взяла себя в руки. — Ты просто не знала, и мне пришлось действовать напрямую, вот так вероломно. Карьера — это не самое главное в жизни, детка. Ты не просто можешь, ты обязана поехать со мной. Ради себя самой.

Сиена словно оглохла. Уничтожено было не только ее лицо. Рэндалл сломал ее дух, стер в порошок ее амбициозность и желание пробиться на вершину славы. Он раздавил ее, словно ребенок хрупкого жука.

Она стремилась во всем походить на Дьюка, жила его надеждами и мечтами, шла за ним шаг в шаг, медленно, но верно пробивалась в Голливуд, который стал ее сказкой и наваждением. Она зарабатывала деньги, славу и имя, с раннего детства ставила почти недостижимые цели и все-таки достигала их вопреки всему. Сиене казалось, что дедушка Дьюк одобрительно кивает, глядя на нее с небес, восхищаясь ее упорством и талантом. Даже после смерти деда Сиена продолжала воплощать в жизнь его мечту. Но какой ценой? Скольких людей она оттолкнула от себя? Сколькими пожертвовала? Скольких обидела? И была ли сама счастлива на этом пути?

Глядя на свое отражение, Сиена поняла, что главный человек, которым она пожертвовала, смотрит сейчас на нее из зеркала.

Она любила Дьюка. Любила, пока он был жив, и будет любить еще долгие годы после этого страшного момента. Но лишь сегодня Сиена поняла, что дед мог ошибаться. Дьюк топтал тех, кого считал слабее себя, не делая исключения даже для своей семьи. Но ведь именно слабость делает человека человеком, а жестокость превращает в отвратительное животное вроде Рэндалла Стайна, не знающего границ собственной воли, жестокого и жалкого одновременно.

«Да, — с горечью подумала Сиена, — Рэндалл был жесток, а я была слабой и податливой, держалась за него из страха и отчаяния, пыталась докричаться, но не могла».

Как Минни держалась за Дьюка.

Как Клэр держится за Пита.

Сочувствие к матери и бабке обрушилось на Сиену, угрожая затопить с головой. Много лет она презирала Клэр и Минни за слабость, пока однажды не повторила их путь. Чем отличалась Сиена Макмаон от своих предшественниц? Ведь Минни и Клэр во многом были лучше ее и смелее. По крайней мере обе любили мужчин, которые вытирали о них ноги. Она же никогда не любила Рэндалла. Так по какой причине тогда хваталась за него, словно утопающий за соломинку?

Деньги? Слава? Возможно.

Дьюк считал, что деньги и слава делают человека неуязвимым, и Сиена слепо, по-детски пыталась угодить деду даже после его смерти, разделив его убеждения. Она мечтала быть такой, как Дьюк, и куда завело ее следование за кумиром?

В венах Сиены текла не только кровь Дьюка. Она перемешивалась с кровью Клэр, и теперь, впервые в жизни, Сиена ощутила гордость при мысли об этом.

Солнце, перебравшееся на другую сторону горизонта, заглянуло в окно как-то неожиданно, торопливо, словно опасаясь опоздать. Сиена подслеповато моргнула.

Клэр бережно забрала из рук дочери зеркальце и погладила ее вялые пальцы. Сиена сжала ладонь матери.

— Окажи мне услугу, — произнесла она твердо, все еще жмурясь от яркого света.

— Конечно, детка, — нежно ответила Клэр и улыбнулась. Она мысленно молилась, чтобы у дочери хватило сил пережить этот страшный момент. — Все, что попросишь, мой ангел.

Сиена подняла глаза на мать и неожиданно улыбнулась:

— Собери мои вещи, пожалуйста.

 

Глава 50

Макс просматривал сценарий в крохотной комнатушке, служившей ему кабинетом в замке брата, когда услышал по радио новости о сердечном приступе, постигшем Пита.

Хотя фамилия Макмаон до сих пор раздражала его до зубовного скрежета, узнав, что отец Сиены стоит одной ногой в могиле, Макс не испытал никаких сильных эмоций. Он знал, что Пит всегда был бездушным придурком, всю свою жизнь положившим на развитие семейного бизнеса и совершенно не заботившимся о чувствах близких людей. Макса радовало, что он больше не живет в Лос-Анджелесе, городе, которым правят неприятные личности вроде Пита Макмаона и Рэндалла Стайна. Он полагал, что и Сиена не станет лить горьких слез по отцу, когда узнает о том, что он попал в больницу с инфарктом. Да и вообще, напомнил себе Макс, жизнь Сиены больше никак не пересекается с его собственной, так что и думать о ней не следует.

«Темные сердцем» гастролировали по всей Европе, а к Рождеству спектакль должен был дебютировать на нью-йоркских подмостках. Макс не переставал удивляться успеху постановки. То, что он считал смелой и некоммерческой пьесой, которая вызовет восторг разве что у узкого кружка театралов, теперь гремело по всему миру, собирая немалые барыши. Конечно, доход был большим лишь по театральным меркам, но Макс не смел рассчитывать даже на него.

Переезд обратно в Штаты создавал ему массу трудностей. Во-первых, приходилось бросать Генри в затруднительной ситуации, почти в стрессовом состоянии. С каждым днем вокруг замка на прекрасных лугах появлялось все больше строительных материалов и шумных рабочих, доводивших Маффи чуть не до истерики. Во-вторых, существовали проблемы с Фредди. Несмотря на все усилия, которые приложил Макс, стараясь загладить свою вину, отношения между ним и француженкой оставались довольно натянутыми. Макс все чаще чувствовал себя глубоко несчастным и одиноким и боялся, что его подруга чувствует то же самое. Разумеется, Фредди видела, что он тяготится романом, и это привнесло полный разлад в их жизнь.

Когда Хантер позвонил сообщить, что, по слухам, Сиена порвала со Стайном, Фредди всячески пробовала отвлечь Макса от невеселых дум, старалась быть тактичной, но это только увеличило трещину, которую дали их отношения. Макс был благодарен подруге за поддержку и понимание, но то, что она предпочитала молчание и недомолвки откровенному разговору, раздражало его. Макс предпочитал строить открытые отношения, а не замалчивать существующие проблемы. Таким образом, дистанция между ним и Фредди все росла и росла, пока не превратилась в пропасть.

Признавшись себе, что дальше так продолжаться не может, Макс почти решился на разговор о разрыве. Но всякий раз, взглянув в любящие, полные нежности глаза девушки, он словно проглатывал язык и не мог связать двух слов.

Теперь предстояло сообщить Фредди о скором отъезде в Нью-Йорк в составе театральной труппы. Макс колебался. Он не хотел сделать несчастной еще одну женщину на своем пути. Вся боль брошенной француженки должна была вылиться на Аркеллов, которые и без того держались с трудом. Это было бы несправедливым по отношению к Генри и Маффи и, конечно, к самой Фредерик.

Вздохнув, Макс выключил радио и заставил себя вернуться к сценарию, когда снаружи донесся ужасный грохот. Глянув в окно, он увидел груженные песком самосвалы, тяжелые бетономешалки и грузовики с кирпичом. Машины двигались в направлении замка, рядом шли рабочие.

— Вот и началось, — сказала Маффи, просунув голову в дверь кабинета.

Ее волосы были убраны под заляпанный шейный платок Генри, и Макс заметил, как бледна Маффи. Глаза казались какими-то тусклыми, запавшими, под нижними веками лежали серые тени.

Бедняжка, подумал Макс с сочувствием. Маффи пришлось нелегко последние месяцы, а из Генри, погруженного в собственные переживания и захваченного чувством вины, выходил плохой утешитель. Маффи пыталась бодриться и делала вид, будто происходящие перемены ничуть ее не волнуют, но отчаяние смотрело ее глазами, а пару раз Макс видел, что бедняжка заплакана.

Теперь, когда рабочие развернули массированную атаку на прекрасные земли Аркеллов, Маффи уже не могла скрывать тоску.

— Началось! Началось!

По коридору за спиной Маффи пронеслись Берти и Мэдди, причем младшая вращала в воздухе куклой Барби, ухватив ее за волосы.

— Я буду строителем! — вопила девочка в восторге.

— Нет, я буду строителем. У тебя нет конструктора!

— Хоть кто-то рад происходящему, — заметил Макс, вставая и привлекая Маффи к груди.

— Пришел прораб, хочет что-то обсудить, — жалобно сказала та. — Макс, ты не спустишься со мной? — У нее было несчастное лицо маленькой девочки, глаза неотрывно смотрели на процессию машин за окном кабинета. — Боюсь, одной мне придется туго. Боюсь… разреветься.

— Разумеется, я спущусь с тобой, — закивал Макс. — Не волнуйся, я сам поговорю с прорабом. — Он нахмурился. — А где же Генри?

— Отправился пострелять в лес. Думаю, вернется, только когда стемнеет.

— Хочешь, я съезжу и найду его? Мне нетрудно.

— Нет, не нужно, — покачала головой Маффи. Она была благодарна Максу за поддержку. Последние месяцы он стал для нее и Генри настоящей опорой. — Пусть охотится, не нужно его отрывать. Какая разница, когда именно он столкнется с реальностью, сейчас или вечером? У него в запасе несколько часов благословенного неведения. Мы справимся и без Генри. Главное, чтобы ты был рядом. А если я вдруг разревусь, толкни меня в бок, чтобы не позорилась. И посильнее!

А на лугу уже разворачивались грузовики, выстраиваясь полукругом. Все это происходило недалеко от замка, грохот стоял оглушительный.

В это утро в воздухе висели мелкие капли дождя, воздух был напитан влагой и казался плотным и непрозрачным. Под мощными колесами машин зеленая трава превращалась в грязное месиво. Позади процессии маячил дорогой синий «рейндж-ровер» из тех, которым больше пристало рассекать по городским улицам, нежели пачкать резину в грязи.

Макс и Маффи вышли на крыльцо, когда дверцы машины распахнулись, выпуская наружу двоих мужчин. Они направились к замку, дружелюбно скаля зубы. В одном из них Макс тотчас узнал Гэри Эллиса — так хорошо брат описал ненавистного врага.

Эллис оказался низеньким мужчиной плотного телосложения, чье бесформенное тело было засунуто в дорогой костюм, не делавший своего обладателя привлекательнее. Между зубов Эллиса была зажата толстенная сигара, на макушке пристроилась нелепая шляпа в гангстерском стиле. Все это, вместе взятое, смотрелось крайне неуместно на фоне грязных грузовиков и вызвало у Макса пренебрежительный смешок.

— Маффи, дорогуша! — воскликнул Эллис, приблизившись и даже не взглянув на Макса. Он стиснул ладонь женщины, хотя та пыталась убрать ее за спину.

Ни Маффи, ни Макс не ожидали, что застройщик появится на стройке собственной персоной.

— Здравствуйте, мистер Эллис, — чопорно произнесла Маффи, вздрогнув, когда толстые губы Гэри коснулись ее запястья. Конечно, Эллис имел полное право появляться на территории, которую арендовал, но Маффи предпочла бы толпу чернорабочих этому скользкому типу. — Знакомьтесь, это мой деверь, Макс Десевиль. А это мои дети… — Она повернулась к малышкам, минуту назад выскочившим на крыльцо, и ужаснулась, не застав их на месте. Девочки, перемазанные в глине, уже лезли на какую-то металлическую конструкцию, привезенную рабочими. — Берти! Мэдди! Немедленно вернитесь, — в ужасе закричала Маффи.

Две хитрые мордашки обернулись.

— Не беспокойтесь, — сказал Гэри, ухмыльнувшись, — за ними присмотрят. Я распоряжусь. — У него был такой самодовольный вид, что Максу захотелось пнуть его в толстый живот. Глаза Эллиса хищно следили за Маффи. — Это же дети, что с них взять!

Второй мужчина, приехавший с застройщиком в «рейндж-ровере», застенчиво топтался поодаль. Ему было чуть больше сорока, костюм сидел на нем значительно лучше, нежели на Эллисе, но мужчина явно чувствовал себя не в своей тарелке. Сделав шаг вперед, он протянул руку.

— Бен Макинтайр. Я прораб, — представился он, коротко, но твердо пожав руку Макса, чем произвел на него приятное впечатление. — Рад встрече.

— Как и я, — кивнул Макс. По неизвестной причине Бен ему понравился, и он начал надеяться, что с парнем можно будет договориться. Возможно, строительство будет проходить не столь травматично для земель Генри.

— Да что вы с ним разговариваете? — грубо влез Эллис, презрительно глянув на Макса. — Бен — всего лишь прораб, рабочая лошадь. Такие парни нам не чета, правда, дорогуша? — Он игриво подмигнул Маффи. — А где же твой муженек?

Гэри долго ждал момента славы. Ему хотелось поплясать на косточках Генри Аркелла, посмотреть, как переменится его лицо, когда грузовики превратят в грязную кашу его зеленые луга. Но дурачок даже не появился, сопливый фермеришка, заносчивый идиот!

Гэри Эллис терпеливо готовил ловушку, выжидал благоприятного момента, чтобы нанести удар. Он не стал переживать, когда Аркелл отказался продать земли, потому что знал: тому некуда деваться. Щедрость второго предложения Эллиса не имела ничего общего с душевной широтой, он знал, на что шел.

Все сложилось наилучшим образом. Бесконечная аренда, которая показалась Генри Аркеллу раем по сравнению с продажей земель и замка, должна была стать для него пожизненным адом, постоянным напоминанием того, что он больше не хозяин своей собственности. Сентиментальный тупица! Аркелл сам загнал себя в ловушку, с готовностью проглотил наживку и будет расплачиваться за это еще много-много лет.

Аренда означала, что Эллис навеки прилип к Аркеллам, стал неотъемлемой частью их повседневности. Он сможет приходить, когда ему вздумается, ломать и строить хоть пожизненно и мучить, мучить, мучить… именно это и было его главной целью.

Эллис довольно ухмыльнулся, подумав об этом.

Конечно, он заплатил двойную цену, чтобы не оставить Аркеллам выбора. Его задачей было не только строительство гольф-клуба, нет! Он планировал отнять у Генри самое дорогое — его хорошенькую женушку!

— Генри нет дома, — ледяным тоном ответил Макс, жестом защитника обнимая Маффи за плечи. — Позвольте, я покажу вам и мистеру Макинтайру, — Макс особенно подчеркнул слово «мистеру», желая позлить Эллиса, — что здесь к чему. Думаю, возле замка вам болтаться необходимости нет. Вы же приехали строить, а не глазеть, не так ли?

К четырем часам стало смеркаться, Макс решил прогуляться до ближайшей деревни. Ему срочно требовалось подышать свежим воздухом, поскольку в кабинете он только тем и занимался, что таращился в окно на развернувшийся фронт работ.

Эллис весь день торчал на стройке, по-хозяйски покрикивал на рабочих, уперев руки в бока, что-то громко выговаривал прорабу и спорил с двумя архитекторами, которые приехали после обеда с чертежами.

Маффи слонялась по дому, автоматически прибираясь тут и там, закладывая белье в машинку, и что-то готовила, но на улицу выходить опасалась. Она была до такой степени погружена в себя, что случайно положила красный носок младшей дочери к белому белью, отчего светлые шорты Макса приобрели необычный розовый оттенок почему-то с желтыми разводами. Обнаружив это, Маффи залилась слезами прямо возле стиральной машины, несмотря на заверения Макса, что новая раскраска ему пришлась по душе. Винить ее в рассеянности было глупо.

Двое младших детей играли в своей комнате и постоянно торчали у окна, приветливо помахивая рабочим. Им запретили приближаться к стройке и покидать дом до прихода отца. Чарли, который был старше и потому разбирался в ситуации, тоже занял пост у окна, но был уныл и время от времени громко фыркал, тем самым выражая свое негодование по поводу строительных работ. Фредди несколько раз пыталась занять его чем-нибудь полезным, даже приносила пирог, подаренный соседкой, но не преуспела.

Макс отчаянно хотел развлечь семейство, но все, словно сговорившись, даже не поднимали тему гольф-клуба, делая вид, что Гэри Эллиса не существовало в природе, хотя были мрачны и подавленны. Еще Максу было чертовски стыдно за то, что он не может целиком разделить страдания Аркеллов. Он поминутно возвращался мыслями к Сиене. Образ покинувшей его любимой раз за разом маячил перед глазами, словно она была рядом.

Макс пытался работать, но ничего не получалось. Он снова и снова бросал сценарий и карандаш для правки и принимался тереть виски или теребить волосы, постепенно сходя с ума.

После нескольких часов мучений он решил прогуляться в компании Титуса и Бориса. Собаки пришли в восторг, их не выгуливали с утра, опасаясь, что они угодят под колеса грузовика или просто с головы до хвоста перепачкаются в сырой земле.

Макс как раз спустил псов с поводков, свернув в сторону от стройки, когда услышал чиханье мотора старой машины брата. Генри подъехал ближе и опустил стекло.

— Это то, что я думаю? — спросил он, махнув рукой в сторону стройки. Макс уныло кивнул. — И давно они нас осадили? Почему никто мне не позвонил?

— Я предлагал сделать это, — с досадой сказал Макс, — но Маффи не решилась тебя отрывать. Она не пожелала портить тебе день.

— О Господи! — Генри устало потер переносицу. — Их так много! Такое ощущение, что здесь строят мегамолл, не меньше!

— Все не так страшно, как кажется, — соврал Макс.

Титус и Борис принялись заливисто лаять и прыгать возле машины. Они учуяли запах трех зайцев, подстреленных Генри на охоте, которые теперь лежали в пакете на пассажирском сиденье. Схватив псов за ошейники, Макс отволок их в сторону.

— Гулять, парни, фу!

— Ладно, поеду домой, — вздохнул Генри и начал разворачиваться.

— Погоди! — крикнул Макс.

Он хотел предупредить брата, что Эллис заявился на стройку собственной персоной, но его голос потонул в визге колес. Генри торопился домой, поддержать жену и выяснить, как велики разрушения этого дня.

Что ж, подумал Макс, значит, брат узнает все сам.

Меж тем Генри подъехал к замку и заглушил мотор. Некоторое время он сидел молча, с ужасом взирая на происходящее. Конечно, он понимал, что работы должны начаться со дня на день, но обычно ни одна стройка не разворачивалась с такой стремительностью, как под руководством его врага. Требовались согласования, куча бумажек и печатей, долгие диалоги со строителями и архитекторами…

Генри был сражен. Подъемные краны, самосвалы, грузовики со сваями, орда рабочих в грязных комбинезонах заполонили огромный луг прямо перед замком. Онемев от потрясения, Генри почти вывалился из машины и, спотыкаясь, добрел до двери, ведущей сразу на кухню. Подниматься на крыльцо и открывать парадную дверь на глазах варваров, рвущих на части его родовое гнездо, он не решился.

Коснувшись дверной ручки, Генри остановился. Ему послышалось, что кто-то вскрикнул. В тот же момент, распахнув дверь, он увидел, как Маффи отпихивает от себя Гэри Эллиса. От сильного тычка Гэри вынужден был буквально отпрыгнуть назад, чтобы не упасть, и сильно стукнулся поясницей о край плиты.

— Да ты форменный псих! — взвизгнула Маффи, схватившись ладонями за пламенеющие от стыда щеки. На лице застыло выражение брезгливости. — С ума сошел!

Ответить Эллис не успел. Генри влетел в кухню с перекошенным ртом.

— Ах ты, тварь! — Ружье и добыча упали на пол.

— Генри, не надо! — взмолилась Маффи, когда Эллис грузно осел на пол, получив кулаком в лицо. Посуда на плите звякнула. — Я в порядке, прекрати!

Гэри Эллис застонал, схватившись руками за голову и словно пытаясь укрыться от Генри и его ударов. Генри схватил застройщика за ворот рубашки, снова впечатал кулак ему в лицо и отпустил. Несколько секунд он с бешенством смотрел на Эллиса, затем прищурил глаза.

— Да уж, этот подонок того не стоит! — выплюнул он, вставая и поворачиваясь к жене, которая тряслась всем телом. — Как ты?

Маффи молча кивнула.

Когда в кухне появился Эллис, Маффи чистила картошку и подскочила от неожиданности, завидев его. Поначалу она пыталась вести себя сдержанно и вежливо, а незваный гость вовсю улыбался и изображал из себя дружелюбие. Эллис предположил, что строительство должно быть для нее большим ударом, учитывая потерю родных земель и нескончаемый шум работ за окном. Он также подчеркнул, что она очень смелая и уравновешенная женщина, если способна держать себя в руках, когда ее муженек бросил ее одну в доме, а сам отправился развлечься.

После этих слов Маффи насторожилась, но все еще не ожидала подвоха. Развязка наступила, когда Эллис вдруг бросился к ней, смяв в объятиях и тиская за зад. Его горячее сладковатое дыхание вызвало в ней рвотный рефлекс, а попытка поцелуя привела к сильнейшему толчку в живот, который, собственно, и отбросил нахала к плите.

— Глупо было с твоей стороны бросаться на меня с кулаками, — заметил Эллис, поднимаясь и вытирая рукавом кровь с подбородка и носа. Его верхняя губа начала синеть и опухать, обещая к утру стать больше минимум втрое. — Я могу подать на тебя в суд за членовредительство.

— А я на тебя, за попытку изнасилования моей жены, урод! — Глаза Генри превратились в две щелки, за которыми плескалась ненависть.

Заметив это, Эллис попятился. Но он все равно улыбался, гаденько и самодовольно, как человек, у которого на руках все карты.

— Это можно было бы назвать попыткой изнасилования, если бы твоя женушка была против. Но ведь ей понравилось. Не так ли, дорогуша? — пропел Гэри.

Очень медленно и спокойно Генри наклонился, поднял ружье и направил ствол на Эллиса. Улыбка на губах толстяка померкла.

— Убирайся из моего дома.

— Вот, значит, как, Генри? — издевательски спросил Эллис, при этом не спуская настороженного взгляда с ружья. Он был уверен, что у противника не хватит духу, чтобы нажать на курок, но все-таки побаивался. — Разве так разговаривают со своим благодетелем?

— Проваливай! — взревел Генри.

На сей раз Эллис предпочел не рисковать и торопливо засеменил к двери, позабыв пиджак и мобильный телефон на столе. Генри опустил ружье и захлопнул за ним дверь. Его руки дрожали, и это почему-то удивило его.

— Генри, о Боже! — простонала Маффи. Из глаз ее торопливо заструились слезы. — А что, если он подаст на нас в суд? У него есть деньги и связи. У нас же нет лишнего фунта на судебные разбирательства.

Генри порывисто обнял жену.

— Не подаст, милая. Он не посмеет! Не после того, как он с тобой поступил.

Маффи с минуту стояла, прижавшись к груди мужа и плача, радуясь, что он дома, рядом с ней. Затем она взяла себя в руки, отстранилась и вытерла слезы.

— Вот, значит, во что теперь превратится наша жизнь, — сказала она горько. Генри отвернулся, на уме у него была та же мысль. — Ты можешь хоть ежедневно вышвыривать его за дверь, если он позволит себе лишнее, но этот гад прибрал к рукам наши земли и имеет полное право здесь находиться. И что бы мы ни делали, это не изменишь.

Генри сурово нахмурился:

— Теперь он всегда будет третьим. Всегда рядом, поблизости. И нам нет из этого исхода.

Макс вернулся глубоко за полночь. Генри и Маффи давно легли спать. Прогулка завела Макса в бар «Королевские объятия», где он пропустил несколько пинт пива, решил идти домой, но остался и выпил еще. К моменту закрытия заведения он едва держался на ногах и, если бы не Борис и Титус, едва ли нашел бы в темноте дорогу до замка.

Макс несколько минут скребся под дверью, пытаясь угадать, какой именно ключ надлежит засунуть в замочную скважину, когда его возню услышала Фредди и выскочила на крыльцо. Лицо у нее было недовольное.

Поначалу Макс не понял причину ее гнева, а затем вспомнил, что обещал сходить с ней этим вечером в ресторан. Ему стало невероятно стыдно.

— Где тебя носило? — возмутилась Фредерик. — Я уже несколько часов теряюсь в догадках! Собралась, оделась, а тебя нет!

Макс понимал, что ему следует извиниться, но почему-то возмущенная тирада подруги вызвала в нем приступ раздражения.

— Тебя не касается, где я был, — буркнул он.

Однако Фредерик этого ответа показалось мало.

— Ах, не касается? Как любопытно! У меня на этот счет иное мнение. — Как всякий раз, когда она была чем-то недовольна, ее акцент усилился. — Ты меня обманул и подвел, а потом даже не удосужился позвонить!

Макс мрачно хмыкнул и наконец ввалился внутрь. Фредди, опасавшаяся, что их ссора разбудит Аркеллов, осторожно прикрыла дверь.

— Не позвонил, и что с того? — забубнил Макс. — Я просто забыл об ужине, подумаешь! Ерунда какая!

— Забыл? По-твоему, подобное объяснение должно сразу меня успокоить?

Макс мельком отметил, что Фредди действительно нарядилась. На ней были высокие сапоги и красная мини-юбка, наряд довершал черный кашемировый свитерок, который обошелся девушке в месячную зарплату. Она явно хотела поразить Макса.

Он обвел взглядом ее фигуру, остановившись сначала на красной юбке, а затем на столь же красных щеках, пылавших от возмущения. Почему-то привлекательность девушки лишь усилила его раздражение.

— Да, я забыл. Я думал о другом, — стараясь не выказать этого раздражения, сказал Макс.

Он привалился к стене и начал стягивать ботинки. Они не поддавались. На низком столике рядом с телефоном лежала записка. Почерк принадлежал Фредерик. Оказывается, звонил агент Макса, причем трижды, и умолял срочно перезвонить.

Макс неловко поймал записку пальцами, скатал в шарик и бросил в корзину для мусора. Звонить никуда не хотелось.

Впрочем, он и без того знал, что ему хочет сказать агент. Студия «Мирамакс» проявила интерес к пьесе «Темные сердцем» и предложила ее экранизировать. Макс уже достаточно поднаторел в режиссерском деле, чтобы знать, что фраза «проявила интерес» почти никогда не сулила крупных денег. Собственно, поэтому он и раздумывал, стоит ли продавать «Мирамаксу» права на пьесу. Перебираться обратно в Америку на долгий срок ему тоже не хотелось. С Макса хватило тех трех лет, когда он безуспешно таскался со студии на студию, пытаясь найти хороший проект и выбить под него финансирование. Мыканье по Голливуду напоминало игру в рулетку. Слишком редко встречались счастливчики, которым удаюсь сорвать куш.

Конечно, шесть месяцев назад, когда на «Мирамаксе» только заикнулись о покупке прав на пьесу, Макс пришел в неописуемый восторг. Но дни шли, а контракта так и не присылали, и стало ясно, что особых денег Максу не светит.

Впрочем, деньги есть деньги, даже если за «Темных сердцем» заплатят совсем немного, и то пища.

Макс с тоской глянул на корзину, куда швырнул записку Фредди. Звонить не хотелось. Им владело странное состояние равнодушия к происходящему вокруг него. Ничто не казалось срочным или важным. Не хотелось совершать лишних движений, куда-то торопиться… даже разговаривать не хотелось.

Пожалуй, именно поэтому Макс позабыл об ужине с Фредерик. Точнее, не забыл, а предпочел забыть. Сидеть напротив нее за одним столиком, нести романтическую чушь и держаться за руки было выше его сил. Макс предпочел сбежать и напиться, а теперь вести себя по-свински.

— Значит, ты думал о другом? — вернул его к реальности голос Фредди. В нем звучала горечь, и Макс не посмел поднять глаза. — Интересно, о чем же, дорогой? О проблемах Генри? Об этой кошмарной стройке? Или о Сиене Макмаон, как обычно?

Взгляд Макса выдал его.

— Значит, о ней? — взвизгнула Фредди в отчаянии. Страх потерять Макса был так в ней силен, что она забыла о необходимости соблюдать тишину. — Все никак не можешь забыть свою королевну? Забавно! — Фредди хохотнула. — А вот у твоей Сиены с этим никаких проблем. Она давно тебя не вспоминает, глупец!

Максу показалось, что сердце ухнуло куда-то в желудок, словно большая неповоротливая таблетка. Он даже икнул от неприятного ощущения. Лицо вспыхнуло от бешенства, горло странно сжалось, словно его перехватили костлявые пальцы, стало трудно дышать. Вся боль, таившаяся внутри долгие месяцы, была готова вырваться наружу.

У Макса закружилась голова.

— Что ты несешь?! — завопил он на Фредерик. Оторвавшись от стены, он рванулся мимо девушки, задев ее плечом, распахнул настежь входную дверь и выскочил на крыльцо, словно за ним гнались.

Воздух был холодным. Он коснулся горячих щек, словно хлестнул по ним. Макс на секунду зажмурился, затем бросился в темноту.

— Макс! — в отчаянии воскликнула Фредди. — Макс! Прости меня! Вернись!

Он не остановился, и девушка отчаянно зарыдала, усевшись прямо на ступенях.

Макс бежал, не разбирая дороги, пока не достиг старой фермы, которая вот-вот должна была кануть в небытие. Здесь он упал на четвереньки и скорчился от рвоты. Его выворачивало наизнанку до тех пор, пока не опустел желудок.

И тогда он начал плакать.

Макс не знал, что ему делать. Он не видел выхода из тупика, в который сам себя загнал.

 

Глава 51

Никогда в жизни Мелисса не видела человека в таком бешенстве.

Когда Рэндалл приехал в Нантукет и обнаружил, что Сиена исчезла вместе с вещами, он обрушил слепую ярость на ничего не соображавшую сиделку. Он вращал белками налитых кровью глаз, брызгал слюной и орал так, что дрожали стекла.

— Как это произошло?! Я тебя спрашиваю, как это произошло?! Безмозглая дура! Идиотка! Кретинка!

— Мистер Рэндалл, не нужно так меня называть, — лепетала Мелисса, испуганно прижимаясь к стене. Ее побелевшие от ужаса губы тряслись, зуб не попадал на зуб. — Анна увезла ее обратно в Лос-Анджелес, как вы и велели.

— Я велел?! — Стайн чуть не задохнулся от возмущения. Его щеки приобрели такой пунцовый оттенок, что Мелисса испугалась, как бы его не поразил удар. — Я никому и ничего не велел! И кто такая эта Анна?!

Ему потребовалось не меньше двадцати минут, чтобы разобраться, что к чему. Сбивчивый рассказ сиделки прояснил дело. Стайн был потрясен, как легко эту дуру обвели вокруг пальца, заставили довериться совершенно незнакомому человеку, впустить его в дом и верить каждому его слову. Он не сомневался, что осуществить столь чудовищный план под силу лишь целой группе мошенников. Конечно, Мелисса — полная идиотка, что приняла все за чистую монету!

Получив на руки поддельное резюме и рекомендательное письмо, Стайн схватился за голову. Обманщица знала не только адрес его дома в Нантукете, но и была осведомлена о наличии в нем Сиены и участии в деле доктора Даниеля Санфорда. Последнее напугало Рэндалла больше всего. Поначалу он решил, что Сиену увезла какая-то пронырливая журналистка, с целью сделать сенсационный материал и взять интервью. Поразмыслив, он понял, что махинация была продумана до мелочей, а значит, люди, осуществившие ее, имели немало денег и связей.

Значит, план принадлежал кому-то, кто принимал судьбу Сиены близко к сердцу.

Итак, таинственная женщина… кто она?

Обдумав вариант с Инес, Стайн брезгливо отбросил его прочь. Безголовая модель едва ли смогла бы провернуть столь хитрую комбинацию, тем более что она много месяцев не общалась с подругой. По словам Мелиссы выходило, что таинственная Анна блондинка в летах. Вряд ли даже тщательный грим выдал бы Инес за пятидесятилетнюю женщину.

И тут до Стайна дошло.

— Ты смогла бы опознать эту Анну? — спросил он сиделку. — По фотографии, например?

Мелисса торопливо закивала, радуясь, что гнев Стайна переключился в рабочий режим и его бешенство уступило место ледяному спокойствию.

Они направились в кабинет, где Рэндалл включил компьютер и застучал по клавиатуре толстыми короткими пальцами, перескакивая с сайта на сайт. В поисковике он ввел всего два слова: «Клэр Макмаон».

— Да-да, это она! — радостно воскликнула Мелисса, тыча пальцем в монитор. На фотографии была изображена Клэр в момент посещения ожогового центра, в который жертвовала крупные суммы денег. — Это точно она. Это Анна!

Доктор Даниель Санфорд играл с детьми в баскетбол на заднем дворе дома и как раз забросил трехочковый, когда жена позвала его к телефону.

— Звонит Рэндалл Стайн! — крикнула женщина, высунувшаяся на улицу через стеклянную дверь.

Деловито нахмурившись, Санфорд зашагал к дому по зеленой лужайке. Его дети остались играть без него. Даниель собирался поехать в Нантукет завтра, чтобы проверить состояние Сиены. По взаимной договоренности, Стайн не должен был тревожить врача в выходные. Звонок предвещал неприятности.

— Это Дэн, — буркнул Санфорд в трубку, удаляясь с ней на второй этаж, чтобы жена не слышала сути разговора. — В чем дело?

— Она исчезла! — раздраженно бросил Стайн. За недовольным тоном Санфорд отчетливо расслышал страх. — За ней приехала мать, притворившаяся сиделкой, и забрала ее в Лос-Анджелес. Ты в курсе происходящего?

— Я? Нет, конечно, — испуганно ответил Санфорд. Он вспомнил, как на прошлой неделе по факсу пришло письмо от Мелиссы, в котором та благодарила его за сменщицу. Он еще здорово удивился, но решил, что Стайну виднее (так как полагал, что именно Рэндалл прислал сиделку), а потому выбросил письмо из головы сразу же после прочтения.

Теперь эта неосмотрительность представлялась Санфорду опасной оплошностью.

— Нужно поговорить, — бросил Стайн. — Решить, что делать дальше. Если эта дура обратится к журналистам…

Санфорд услышал, как заскрипели зубы клиента. Происходящее здорово ему не нравилось. Кора, его жена, была совершенно не в курсе его тайных делишек, хотя и знала о сотрудничестве с Рэндаллом Стайном. Возможная огласка пугала Санфорда, но, похоже, ее теперь не избежать. С самого начала доктор был возмущен происходящим, но легкий шантаж Стайна, которому он уже не раз помогал в трудных ситуациях, заставил его прикусить язык. Теперь правда грозила выплыть наружу, и он почему-то чувствовал облегчение. Возможно, появился шанс исправить совершенное зло?

— Дела наши плохи, — продолжал Стайн. — Нам придется как-то объясняться с прессой, а для этого нужна безупречная история, которую можно скормить журналистам. Короче, я вызвал своего адвоката, встретимся с ним в Нантукете втроем.

— Вдвоем, — медленно произнес Даниель. — Мне его услуги не понадобятся.

— Как это понимать? — прошипел Рэндалл в трубку. — Ты по самые уши увяз в этом дерьме. Или ты забыл, сколько раз преступал закон? И в этом случае ты не отправился в полицию, а помог мне запугать Сиену и вынудил подписать договор об операции. Не боишься, что копы схватят тебя за задницу, а?

Сердце Даниеля стучало, как ненормальное. Конечно, Стайн был прав, но он решил держаться до конца.

— Чушь! — прошептал он в трубку, зажимая ресивер рукой и оглядываясь на дверь. Ему не хотелось, чтобы разговор ненароком услышала жена. — Сиена поставила подпись в договоре, так что с меня взятки гладки. Я не обязан был заявлять в полицию, если этого не хочет больная. Я всего лишь врач, Рэндалл. Тебе не на чем меня поймать.

— Слушай внимательно, ты, идиот! — Со Стайна мигом слетело спокойствие. Предательство соучастника здорово напугало его и заставило броситься в атаку. — У меня имеется неустойка в девять миллионов баксов за проблемы в съемках, и их повесят на меня, если история всплывет! Если Сиена заявит в полицию, я по уши в дерьме! Я потащу тебя на дно за собой, можешь быть уверен!

— Что-то я не понял, — раздраженно сказал Санфорд. — Почему эти деньги должны повесить на тебя?

— В контракте есть пункт о моральном ущербе. Если мои действия или слова нанесут моральный ущерб кому-либо из съемочной бригады, на меня лягут все неустойки. Мне пришлось подписать этот чертов контракт, ведь я — исполнительный продюсер!

— Хм… — Даниель задумался. — Значит, если Сиена докажет, что именно ты избил ее до полусмерти и сорвал тем самым съемки, тебе придется выложить из собственного кармана девять лимонов? Я верно понял?

— Верно, — буркнул Рэндалл. Наконец-то проклятый докторишка понял, как высоки ставки в этой игре. — Так что сегодня же садись в самолет и тащи свою задницу в Нантукет. Если я попадусь, я немедленно тебя сдам. Нужно придумать, как заткнуть Сиене рот.

Повисла долгая пауза. Стайн терпеливо ждал. Он был уверен, что его блеф сработает и Санфорд примчится в Нантукет, поджав хвост.

— Что-то мне не нравится то, что ты предлагаешь, — наконец сказал Санфорд. — И знаешь что? Я молюсь всем сердцем, чтобы бедняжка пошла к копам и отправила тебя за решетку. Даже не представляю, как ты можешь ее остановить. — Он услышал в трубке нечто похожее на всхлип ужаса, но останавливаться не стал. — Быть может, вдохновленные ее примером, в полицию обратятся и те девушки, которых ты избивал раньше. Думаю, люди должны знать, что ты — полный псих, опасный для общества.

— Ты пожалеешь о том, что сейчас сказал! — прошипел Стайн. — Я сделаю все, чтобы у тебя отняли врачебную лицензию…

— А что касается девяти миллионов… — продолжал Даниель, уже не обращая внимания на угрозы. Стайн слишком долго держал его за горло, и Санфорд давно желал освободиться из-под его власти. — Девять лимонов… ха! Уверен, что хороший парень вряд ли попал бы на такие деньги.

Санфорд повесил трубку, удовлетворенно вздохнул и вышел из кабинета. За дверью оказалась Кора, которая, похоже, вслушивалась в разговор, взволнованная резким тоном мужа. Застигнутая врасплох, она смутилась и покраснела.

— Все в порядке? — спросила она, кусая губы. — У тебя был такой голос…

Даниель улыбнулся и привлек Кору к себе.

— Все в полном порядке, милая. Лучше и быть не может!

Когда самолет покинул Бостон, Сиена ощутила запоздалые сожаления. Не потому, что осмелилась уехать от Рэндалла (она никогда не была так уверена в своих действиях, как в этом случае), а потому, что страшилась возвращаться в Лос-Анджелес. В аэропорту девушка судорожно цеплялась за руку матери и шла, опустив вниз лицо, обезображенное шрамами.

И все-таки ее переполняло ликование: она могла видеть! Пусть зрение вернулось не полностью, но она и не ослепла, а это уже была маленькая победа.

На Сиене была бесформенная майка и джинсы, волосы убраны под бейсболку, на глазах огромные солнцезащитные очки. Разумеется, ее никто не узнавал. Клэр торопливо приобрела два билета первого класса и вместе с дочерью скользнула в салон самолета раньше других пассажиров.

Много лет Сиена шла навстречу славе и всеобщему поклонению и лишь сейчас с удивлением поняла, что быть незаметной довольно приятно. В нее не тыкали пальцами и не дергали за руку, желая получить автограф. Ей не нужно было растягивать губы в улыбке и следить за каждым своим жестом и словом.

Всю дорогу Сиена напряженно молчала и была благодарна матери за то, что та не лезла к ней с разговорами.

Меж тем Клэр позвонила в больницу и выяснила, что состояние Пита стабильно.

— Можете не мчаться сюда со всех ног, миссис Макмаон, — сообщил ей врач. — Я знаю, что вы далеко от дома, но это не страшно. Состояние вашего мужа удовлетворительное.

Клэр заметно расслабилась и сосредоточила внимание на дочери. Она осторожно разглядывала Сиену, не решаясь потревожить глупой болтовней. Дочь погрузилась в свои мысли, и Клэр не оставалось ничего другого, как уткнуться в книгу до конца полета.

Сиена смотрела в иллюминатор и напряженно думала о будущем. Она желала, чтобы Стайн заплатил за ее страдания. Но добиться справедливости было не так-то просто. Рэндалл был богат и уважаем, а потому к его услугам были толпы адвокатов и журналистов, которые могли повлиять на мнение общественности и даже полицейских. Стайн запросто мог обвинить Сиену в клевете. Он даже обещал уничтожить ее в случае огласки.

Стайн был прав в одном: путь в Голливуд отныне для Сиены закрыт. Женщине не сделать карьеру, имея в арсенале лишь один зрячий глаз и обезображенное лицо. В этом смысле Рэндаллу уже удалось ее уничтожить.

Коснувшись двумя пальцами выпуклого шрама, Сиена ощутила, как ее желание отомстить крепнет. Она знала, что не отступит, и приготовилась к борьбе, даже если схватка предстоит нелегкая.

Злость и ненависть к Рэндаллу уступили место грусти. Уткнувшись лбом в пластик окошка, девушка начала тихо плакать. Она оплакивала не свою утраченную красоту, не потерянные деньги и славу. Она плакала даже не о времени, прошедшем в глупой борьбе за то, чего ей никогда больше не достигнуть. Она плакала по одному-единственному человеку.

И по странному совпадению, за тысячи миль от нее, в далекой Англии, этот человек плакал о ней.

Прошло три недели после ссоры с Фредерик.

Макс откинул одеяло с постели в номере отеля в Манхэттене и начал лениво стягивать одежду. Настроение у него было препоганое.

Может, сделать себе теплую ванну?

Он был встревожен тем настроением, в котором пребывал последнее время. Порой тоска захлестывала его волной на пустом месте. В такие моменты ему хотелось плакать, но он сдерживался, понимая, что мужчине его возраста подобное поведение не пристало. Макс всерьез начал подумывать о визите к психологу. Пусть пропишет антидепрессанты, что ли?

Он все-таки налил себе ванну и опустился в теплую воду. Хотелось найти хоть одну добрую мысль в голове, забитой отчаянием.

Макс со стыдом вспоминал свое ужасное поведение в тот день, когда приехали строители и заполонили грузовиками луг перед замком брата. Сам того не желая, Макс жестоко обошелся с Фредди и до сих пор корил себя за это.

— Ты заслуживаешь лучшего, — сказал он девушке на следующий день. — Тебе нужен человек, сердце которого открыто для новой любви. Тебя должны лелеять и холить, потому что ты этого достойна…

Погрузившись в воду до подбородка, Макс закрыл глаза. Перед внутренним взором снова явился образ Фредерик. Как она смотрела на него тогда! С отчаянием, болью и сочувствием, словно не он был виновником ее несчастья.

— Я не хочу любить никого, кроме тебя, — тихо сказала девушка. — Мне нужен только ты.

Но оба знали, что их роман обречен.

После этого разговора Макс предпочел принять предложение агента и уехал в Америку ставить очередную пьесу. Правда, улететь сразу же не получилось — было бы несправедливым бросить брата и его жену, как только беда постучалась к ним в дверь, поэтому Макс лишь два дня назад купил билет на самолет.

Конечно, никакой особой поддержки Генри и Маффи Макс оказать не мог. Быть может, на самом деле это ему была нужна их поддержка. Ему было страшно остаться наедине со своей болью и одиночеством.

Когда-то Макс был счастлив в доме Хантера. Затем его убежищем стал замок брата. Теперь он лишился обоих островков покоя и ничего не мог с этим поделать.

Выпустив воду из ванны, он вытерся махровым полотенцем, закутался в гостиничный халат и прошел в спальню. Глянув на телефон, заметил мигающую лампочку. Звонили дважды.

Понимая, что его надежда абсурдна, Макс с волнением проверил автоответчик. Сиена не могла звонить ему. Это невозможно.

Первое послание было от Маффи. Она интересовалась, как он устроился. Брат и его жена видели, в каком состоянии уехал Макс, а потому беспокоились. Он же стыдился, что добавляет к проблемам близких собственные.

Второе послание было от Дориана Кляйна, его агента. Черт, парень звонил ему целый день, а Макс так и не удосужился перезвонить, занятый обустройством и личными переживаниями.

Набрав номер Дориана, он стал ждать ответа. Лишь бы его не попросили лететь в Лос-Анджелес на какое-нибудь глупое совещание, которые он так не любил! Быть так близко от Сиены и не думать о ней просто невозможно!

— Кляйн слушает.

То, что агент снял трубку сам, было дурным знаком. Неужели что-то случилось?

— Привет, Дориан, это Макс Десевиль. Прости, что не перезвонил сразу. Я… был занят.

— Макс! Господи, парень, где тебя носило! — Тон агента был взвинченным, хотя обычно его голос в трубке звучал неторопливо и даже вальяжно. — Мы с Ангусом не знали, что и думать!

Ну вот, теперь еще и Ангус, подумал Макс. Ангус был автором «Темных сердцем» и работал сейчас над новой пьесой, которую уже с нетерпением ждали критики.

Должно быть, пьеса была готова и нуждалась в постановке, а у Макса не было сил и настроения браться сразу за несколько проектов.

— Прости, что заставил вас беспокоиться, — коротко сказал он в трубку. — Ну, выкладывай, что там у тебя за срочное дело?

Дориан расхохотался:

— Парень, это дело решилось без твоего участия! Поймать тебя не удалось, так что мы с Ангусом составили договор без тебя. Предвосхищая все твои вопросы, скажу, Ангусу достанется шестьдесят процентов…

— Эй, Дориан, с этого момента поподробнее, — прервал Макс. — О чем ты вообще говоришь?

Агент снова расхохотался, как-то демонически, и Макс внезапно взволновался:

— Да в чем дело-то?

— Ха, в чем дело! Речь о контракте с «Мирамаксом», парень!

У Макса перехватило горло. Он давно выбросил из головы прочь надежду на контракт с киностудией, решив, что «Мирамакс» «Темные сердцем» не заинтересовали. В пьесе не было ничего голливудского, а потому даже постановка спектакля на Бродвее казалась большой удачей.

И вдруг «Мирамакс» решает подписать контракт!

— Не может быть, — выдавил Макс и закашлялся. — Неужели они решились?

— Ха-ха! Ха-ха-ха! — Смех Дориана начал всерьез пугать Макса, таким нервным он казался. — Студия уже покупает права на съемку! Контракт составлен два дня назад, представляешь? Не волнуйся, я учел твои интересы.

— Уже покупает?

— Да, за шесть миллионов! Только вообрази себе эту цифру! Удивительно, потрясающе, невероятно! — Сообразив, что Макс молчит, Дориан взволновался. — Макс? Ты где, дружище? В обморок, что ли, упал?

Словно идиот, Макс таращился в пол. Он пытался заговорить, но не выдавил и слова.

— Макс, если ты переживаешь насчет шестидесяти процентов, которые достались Ангусу, мы уладим этот вопрос. Просто выбрали ту же цифру, что и в предыдущем контракте, для Стратфорда, — залепетал Дориан. — Что-нибудь придумаем, если хочешь. Но по мне — отличная сумма выходит. Разве нет?

Макс словно очнулся:

— Нет-нет, меня все устраивает. Извини, я просто был в шоке. Я был потрясен и онемел от восторга. — Он заметил, что голос его звучит как-то ровно и безжизненно, и неожиданно расхохотался: — Господи, ну и дела!

Шесть миллионов долларов! И почти сорок процентов принадлежат ему! То есть два миллиона, целых два миллиона долларов!

Черт!

«Да я богач!» — изумленно подумал Макс.

— Прости, приятель, — торопливо сказал он в трубку. — Ты не возражаешь, если я перезвоню тебе позже? И вообще, мне нужно прилечь, чтобы не умереть от восторга.

— Еще бы, я тебя понимаю. — Агент рассмеялся. — У меня была та же реакция. Наконец-то я заработал на тебе денег, Макс. И сколько! Лежи хоть целый день, я не стану тебя отвлекать.

Макс нажал отбой и откинулся на постели, глядя в потолок. Осмыслить и принять новость было нелегко.

Два миллиона долларов!

Огромная сумма.

Настоящий успех.

Как странно, думал Макс. Он столько лет ждал своего шанса, стремился побольше заработать, прославиться, но ему фатально не везло. И вот теперь, находясь в подавленном, депрессивном состоянии, неспособный думать о работе и славе, он получает все, о чем когда-то мечтал. Так просто, как щелчок пальцами!

А впрочем, подумал Макс и снова загрустил, какое значение имеют деньги, если рядом нет любимого человека? Он мечтал добиться успеха только ради того, чтобы быть достойным Сиены.

Он не заслужил этих денег. Два миллиона должны были свалиться на голову тому, кому были важнее, чем ему.

Вдруг Макс вскочил и схватился за голову.

Какой же он идиот! И почему сразу не подумал об этом? Мысль была такой своевременной и удачной, что Макс почувствовал себя почти счастливым.

Схватив трубку, он торопливо набрал знакомый номер. Прозвучало не меньше двенадцати гудков, прежде чем Максу ответил заспанный женский голос:

— Кто это?

— Маффи? — возбужденно воскликнул он. — Это я, Макс. Прости, что разбудил в такое время, дорогая, но у меня хорошие новости. Нет, у меня просто великолепные новости!

 

Глава 52

После смерти Минни Пит и Клэр перебрались обратно в Хэнкок-Парк. Дом предстояло разобрать и проститься с большинством вещей. Конечно, Хэнкок-Парк вызывал у Пита и Клэр не самые лучшие воспоминания, но он был частью семейной истории, не говоря уже об истории Голливуда, поэтому продать дом Питер не решился.

Именно по этой причине из Нантукета Клэр с дочерью поехали в Хэнкок-Парк, место, где прошло детство Сиены.

Впервые за долгие годы переступив порог родного дома, девушка ощутила странную смесь эмоций: волнение, радость и вместе с тем страх. Тяжелая дубовая дверь с большими металлическими болтами на петлях, мраморный холл, изгиб лестницы с массивными ступенями, потертыми ногами поколений Макмаонов, внушали Сиене трепет.

И все-таки вернуться домой было здорово. Воспоминания одолевали блудную дочь, нашептывали о чем-то давно забытом, эхом отражались от обитых деревом стен, перенося в детство. Для Сиены Хэнкок-Парк воплощал собой Дьюка, любимого деда, обожанием которого были пропитаны ее детские годы. Казалось, старый дом, перевидавший поколения жильцов, и сам жил своей жизнью. Покинутый и опустевший, он скучал по своим хозяевам. Он все еще помнил о счастливых и трагических моментах их жизни, о предательствах и разочарованиях, о детском смехе и взаимной ненависти взрослых.

Конечно, со смерти Дьюка здесь многое изменилась. Минни сменила часть обстановки и отделки, избавившись от кричащей, вульгарной роскоши, которую так любил ее муж.

Оглядываясь вокруг, Сиена не могла отделаться от ощущения, что она наконец повзрослела. Только теперь она осознала, как много лет прошло со смерти деда.

Заметив растерянность дочери, Клэр уложила ее в постель и принесла чашку горячего шоколада, в котором растворила таблетку снотворного. Сиена все еще была слаба, а поездка выдалась нервной.

— Мы поговорим обо всем утром, — пообещала Клэр, целуя дочь в лоб.

На другой день Сиена проснулась и поняла, что за ночь совершенно не отдохнула. Она даже не встала с постели, и Клэр разрывалась между желанием остаться с дочерью и настойчивой потребностью навестить больного мужа.

— Ты уверена, что тебе не будет одиноко? — обеспокоенно спрашивала она у Сиены уже в четвертый раз. — Вчера вечером я говорила с доктором Дэвисом, он обещал заехать в десять. — Дэвис был семейным доктором Макмаонов, сколько Сиена себя помнила. — Он осмотрит твое лицо и направит к офтальмологу. Надо попросить, чтобы прописал тебе болеутоляющее, но слабее тех средств, которыми тебя пичкали в Нантукете. Я приеду, как только освобожусь.

— Не волнуйся, мам. — Сиена слабо улыбнулась. Она чувствовала себя усталой. Видимо, сказывались последствия перенесенных мучений. — Со мной все будет в порядке. Сосредоточься на отце.

Пит выглядел ужасно.

— Он… ужасно выглядит, — озвучила свою мысль Клэр, обращаясь к врачу. — Вы говорите, его состояние стабильно?

Пит лежал на кровати с закрытыми глазами. На лице землистого оттенка лежали тени. Рядом с кроватью стояли многочисленные приборы, от руки тянулась капельница, из-под простыни торчали провода. Казалось, это был не живой человек, а начиненная физраствором пластиковая кукла.

Врач мягко пояснил: термин «стабильное состояние» означает, что повторного приступа никто не ждет, а сердце работает в обычном ритме. Однако по большей части виной тому бывают медикаменты, а не организм больного.

Никто не мог предсказать, выйдет ли Пит из комы. Прогнозировать, что он пойдет на поправку, врач не решился. Пит мог прийти в себя в любой момент, но с той же вероятностью все могло окончиться летальным исходом. Медики ожидали каких-либо сдвигов в состоянии больного, и это с равной вероятностью могли быть сдвиги в лучшую или худшую сторону.

Целую неделю Клэр навещала мужа. Ей хотелось взять с собой Сиену, но доктор Дэвис попросил ее не торопить события.

— Дайте ей время, — советовал он. — Девочка поправляется, но ей нужно набраться сил.

Через десять дней после возвращения в Хэнкок-Парк Сиена достаточно окрепла, чтобы без посторонней помощи спуститься по ступеням к завтраку. Выглядела она по-прежнему плохо, хотя и утверждала, что спит как младенец.

Когда Сиене навстречу вылетел гиперактивный Зулу, любимчик Клэр, девушка впервые за несколько недель улыбнулась. Пес впрыгнул ей на колени и, виляя хвостом, принялся облизывать лицо.

— Приятно сознавать, что Зулу рад моему возвращению, — засмеялась Сиена. — Интересно, он меня помнит или дружелюбен со всеми?

Клэр крутилась вокруг стола, выставляя тосты, кофейник и ветчину, хлопоча вокруг Сиены, словно наседка. На ней было старое линялое платье, делавшее ее очень домашней и придававшее всему происходящему уют.

— Так странно, что я дома, — задумчиво сказала Сиена. — Родная кухня, раньше она казалась мне просто огромной. Господи, дедушка умер прямо на этом столе, ужас какой! — Она с нежностью погладила ладонями столешницу.

Каким бы плохим отцом и мужем ни был Дьюк, для нее он навсегда останется обожаемым дедом. Его смерть стала для нее знаковым событием, подведшим черту под счастливым детством и положившим начало долгой дороге во взрослую жизнь, полную разочарований и потерь. По иронии судьбы, дорога эта привела Сиену обратно в Хэнкок-Парк, туда же, где все начиналось, за тот же самый стол, словно жизнь сделала своеобразный круг.

— Я понимаю твои чувства, милая. — Клэр поставила перед дочерью фарфоровую чашечку для кофе. — За этим столом было много всякого, и счастливые моменты тоже случались. — Сиена ничего не ответила, и Клэр после паузы продолжала: — Думаю, твой дед был бы рад, что ты вернулась домой.

Сиена рассеянно улыбнулась, потрепав Зулу по спине, и взяла хрустящий тост с арахисовым маслом. Сама себе удивляясь, она вдруг начала говорить о Рэндалле, рассказывать о жизни с ним и его все возраставшем желании контролировать каждый ее шаг. Она впервые высказалась вслух обо всем том, что настораживало ее в поведении Стайна, но настораживало недостаточно, коль привело к трагической развязке.

Клэр слушала молча, не перебивая. Она не осуждала доверчивость дочери и не давала советов на будущее, предоставляя ей самой сделать выбор. Как бы ни поступила Сиена, она собиралась быть на ее стороне. Решит ли Сиена заявить в полицию или предпочтет предать прошлое забвению — выбор принадлежал только ей, и никому другому.

— Я рада, что судьба снова свела нас вместе, — сказала Клэр, когда с признаниями было покончено. — Ты дома, мой ангел, а это самое главное.

— Я тоже рада этому, мама. — Сиена улыбнулась, тотчас позабыв о Рэндалл е.

— У меня предложение. — Клэр встала и принялась убирать посуду. — Как насчет того, чтобы съездить в больницу вместе?

— О, я даже не знаю. — Сиена нервно покусала губы. — Мне не по душе эта идея.

— Почему? — мягко спросила Клэр. — Разве ты не хочешь повидать отца?

Девушка молчала. Она не была уверена в своих чувствах и страшилась встречи с Питом. Ей казалось, что стоит увидеть его, как вернутся прежние страхи, и она снова превратится с маленькую девочку, брошенную родителями. Но она также видела, с какой надеждой взирает на нее мать. Клэр будет рядом и окажет поддержку.

«О чем я думаю? — спросила себя Сиена. — Разве не нелепо предаваться обидам на прошлое, когда человек находится в коме и может никогда больше не открыть глаз?»

Сиену раздирали противоречия.

— А если меня заметят журналисты? — выдавила она, мысленно проклиная свой испуганный тон. — Да они набросятся на меня, словно коршуны!

— Не набросятся. — Клэр усмехнулась. — Разве тебя узнали в аэропорту? А в самолете? Мы пролетели полстраны, и ни один человек не заинтересовался твоей персоной. Да и что случится страшного, если тебя узнают? С каких это пор считается преступлением визит в больницу к родному отцу, который… — Ее голос прервался. — Который серьезно болен.

Эта заминка, выдавшая волнение Клэр, наверное, и решила дело.

— Ты сегодня говорила с врачом? Он не приходил в сознание?

Клэр медленно покачала головой. За последние дни в ее волосах стало куда больше серебряных нитей, хотя она и не выдавала своей боли. Сиена смотрела на мать с сочувствием.

— Он по-прежнему в коме, детка. Никаких сдвигов.

— Ладно, едем, — твердо сказала Сиена, хотя внутри так и тряслась от ужаса. Однако пришло время вернуть матери долг. — Едем скорее.

Кеннет Самс чуть не умер от восторга, когда узнал, чью именно палату ему предстоит обслуживать. Впавший в кому после сердечного приступа Пит Макмаон был знаменитостью первой величины, и Кен даже утку выносил за ним с трепетом. Остальной персонал больницы изводился от ревности.

— Наверняка старика будут навещать толпы звезд! — говорила с придыханием одна из сестер. — Например, его сводный брат, Хантер. Господи, какой же он красавчик! Небось заявится в первые же сутки!

Однако прошло уже больше недели, а в палату Питера Макмаона не явилась ни одна знаменитость.

Ни одна!

Чудовищная несправедливость!

Больного навещала лишь его жена, приятная, хотя и несколько выцветшая леди, да пару раз приезжала толстуха, сестра Макмаона. Странно, думал Кеннет. Человек практически правит Голливудом последние лет пятнадцать, а его никто не хочет навестить. Похоже, у парня вообще нет друзей!

В это утро Кеннет в очередной раз заглянул в палату продюсера, проверил его состояние, считал показания приборов — никаких изменений — и уже направлялся в комнату для персонала, чтобы выпить дешевого кофе из автомата, когда приехала миссис Макмаон. На этот раз она была не одна.

Единственное, что можно было сказать о ее спутнице, — это то, что она была довольно высока и двигалась женственно. Однако на ее носу сидели огромные черные очки, а шея и нижняя половина лица скрывались под шелковым шарфом.

Типичный наряд звезды, которая не желает быть узнанной, подумал Кеннет с восторгом.

— Добрый день, миссис Макмаон. — Он бросился навстречу женщинам и тут обратил внимание на то, что щеку незнакомки пересекает свежий рубец, а скулы выглядят асимметрично. — Ваш муж по-прежнему спит. Вы сегодня не одна. Это ваша подруга? Или, может, родственница? — выпалил любопытный медбрат.

— Занимайтесь своим делом, молодой человек, — довольно резко ответила Сиена. Она безумно боялась, что ее узнают. — И что значит «спит»? Действительно спит или без сознания?

Кеннет опешил. Он точно узнал голос девушки, хотя красоты, что сияла со страниц журналов, в этой Сиене не было и в помине. Впрочем, глупо верить глянцу, компьютерная обработка фотографий может превратить в красавицу даже законченную жабу.

— Без сознания, — вздохнул он. — По-прежнему в коме, я имею в виду.

— Хорошо, мы хотели бы его повидать, — сказала Сиена.

Она и Клэр направились в палату, причем Сиена шла первой, словно желая как можно скорее убежать от пытливого взгляда медбрата.

— Почему ты так грубо с ним говорила? — спросила Клэр, когда дверь палаты закрылась. — Кенни ухаживает за твоим отцом. Он неплохой парень, очень старательный.

— Мне и самой теперь неловко, — произнесла Сиена, которая прекрасно поняла, что собой представляет любопытный Кенни. Типичный охотник за знаменитостями. Неудивительно, что он выполняет свою работу старательно. Только дурак пожелает потерять столь престижную работу. — Мне… просто не нравятся лишние вопросы, вот и все.

На первом этаже здания Кеннет, окруженный тремя медсестрами, набирал номер на платном телефонном автомате. Его лицо пылало от возбуждения, сердце билось, как у испуганного кролика.

— Алло? — выдохнул он в трубку. — Это редакция «Лос-Анджелес таймс»? Соедините с отделом новостей, у меня сенсация. Ага, меня зовут Кеннет Самс…

Сиена вглядывалась в бледное лицо отца, силясь понять, что именно чувствует. Выходило, что ничего. Такое ощущение, словно эмоции просто выключились.

Пит был обнажен до талии и прикрыт простыней. Его тело казалось более оплывшим, а живот был больше, чем помнила Сиена. Рыжеватые волосы на груди были сбриты, чтобы было легче прикрепить четыре круглые подушечки с датчиками, от которых тянулись провода. Лицо казалось спокойным, даже умиротворенным, дыхание было ровным и безмятежным.

Клэр придвинула к кровати стул и села рядом с мужем. Она взяла его бледную руку в свою и принялась гладить пальцами.

— Пит, здесь Сиена. Она пришла тебя проведать. Наша дочь вернулась.

Ничто в позе и лице Пита не указывало на то, что он слышал слова жены, и Сиена почувствовала облегчение. Почему-то она всю дорогу представляла, что отец очнется, когда услышит о ней, и начнет на нее кричать. Она не разделяла веру матери в то, что Пит может слышать ее голос и что-то чувствовать. А если бы и мог, то пришел бы в бешенство, узнав, кто явился в его палату.

В палате было холодно и пахло медикаментами. Все было стерильно чистым и скучным. Взгляду Сиены было даже не за что зацепиться. Посмотрев на приборы, она содрогнулась. В последнее время больницы внушали ей трепет.

Единственным звуком, нарушавшим звенящую тишину палаты, было слабое попискивание какой-то сложной машины, придвинутой вплотную к кровати больного. Похоже, это был какой-то сканер для сердца, хотя на его мониторе не было ломаной зеленой линии, которая в фильмах обычно символизирует сердечную деятельность пациента. Сиене вдруг пришло в голову, что, если бы мечты отца осуществились, сейчас она была бы дипломированным врачом и точно знала бы, что за прибор стоит у его кровати.

На столике у окна стояла ваза с бледно-желтыми розами, любимыми цветами Клэр, — неудачная попытка оживить стерильную атмосферу больничной палаты. Цветы уже начали увядать и ронять лепестки, навевая тоскливое похоронное настроение.

— Как ты, мам? — спросила девушка, пытаясь ободряюще улыбнуться. — Хочешь, принесу чего-нибудь из кафетерия? Может, кофе?

Клэр покачала головой:

— Нет, милая, спасибо, мне ничего не нужно. — Помолчав, она добавила: — Все, в чем я когда-либо нуждалась, находится здесь, в этой палате.

Она взяла руку дочери и положила ее на ладонь Пита. Сиена закрыла глаза, пытаясь ощутить хоть что-то, хотя бы тень эмоции, но сердце молчало, и ей стало стыдно. Должно быть, она превратилась в бессердечного монстра.

Словно прочитав ее мысли, Клэр посмотрела на дочь с доброй улыбкой.

— Ничего страшного, детка. Ты ни в чем не виновата. Ведь вы не виделись с отцом много лет, не стыдись того, что не разделяешь мое горе.

— Прости, — шепнула Сиена, а затем выпалила: — Мне кажется, я просто больше не люблю его, мама! Просто не люблю, поэтому ничего не чувствую!

— Тише, детка. — Клэр приложила два пальца к губам дочери. — Это не важно. Важно то, что ты все-таки пришла его повидать. Поговори с ним, быть может, для него твои слова важнее, чем для тебя его любовь и одобрение. Расскажи ему о своих чувствах.

Рассказать о чувствах? Сиена не была уверена, что правда, которая рвется с губ, придется матери по душе. Да и отцу, по сути, тоже, если он способен что-то слышать.

Но Клэр смотрела на нее с такой надеждой, что Сиена решила сделать ей приятное и выдавить пару добрых слов.

Она знала, что никогда не простит отца за то, что он лишил ее дома и семьи. Слишком много воды утекло, чтобы ему или ей самой нужно было это прощение. Но сделать такую малость для Клэр, которая смотрела на нее с нежностью, Сиена могла.

Взяв руку отца в свою, она откашлялась.

— Привет, папа, — сказала она, слегка покраснев от смущения. Слишком давно она не произносила этого простого, домашнего слова, «папа». — Это я, Сиена. Я… — Сиена запнулась, не уверенная в том, что именно хочет услышать ее мать. — Знаешь… я люблю тебя и прощаю. За все.

Вдруг она взвизгнула и отскочила от кровати, словно ее укусила оса.

— В чем дело? — испугалась Клэр. — Что случилось?

— Господь всемогущий! — охнула Сиена. Теперь ее сердце не молчало, а билось, как у загнанного зверя. — Он сжал мне пальцы, мама! Кажется, он услышал.

Они провели в палате почти два часа, Клэр говорила с мужем, а Сиена ради матери притворялась, что рада происходящему. Она послушно брала отца за руку, промокала пот с его лба салфеткой и кивала в нужных местах.

К разочарованию Клэр, Пит больше не шелохнулся, что бы она ни делала.

Признаться, Сиена и сама уже начинала подумывать, что слабое пожатие руки ей почудилось. Но нет, было, было легкое движение пальцев в ответ на ее слова! Господи, как же оно ее напугало!

В какой-то момент девушка поймала себя на том, что мыслями унеслась куда-то далеко, прочь от стерильной палаты и бледного лица Пита. Она размышляла о своих глазах и прогнозах врачей. Накануне ее обследовал офтальмолог. Он сказал, что есть надежда на восстановление зрения, хотя, разумеется, и не полное.

Думала Сиена и о Хантере и их давней размолвке. Ей хотелось позвонить другу и даже навестить его, чтобы принести свои извинения и поплакать на его плече. Но представив, что поднимается на порог дома и звонит в дверь, Сиена покрылась мурашками. Тиффани, предмет ее былой ненависти и уколов, могла затаить обиду. Что, если девушка Хантера попросту ее прогонит? Это будет невыносимо!

Но больше всего Сиена думала о Максе.

Целый год она пыталась забыть о его существовании, по частицам выскребала из души воспоминания, а теперь ни минуты не могла прожить, чтобы не представить любимые черты. После измены Макса Сиена была буквально раздавлена предательством, ослепла от ярости и ненависти и с легкостью винила обидчика во всех бедах. Она носилась со своей обидой, словно курица с яйцом, вынашивала ее, словно долгожданного младенца, и день за днем наращивала скорлупу вокруг своего сердца. Наращивала только для того, чтобы однажды она треснула, сломанная настойчивым проростком любви, казалось, выкорчеванной с корнем.

Теперь ей приходили на ум только самые светлые и счастливые моменты прежней жизни с Максом. Ее защита слабела с каждым днем. Пожалуй, впервые за целый год Сиена не считала, что в случившемся виноват один Макс. Возможно, она сама подтолкнула любимого к опасному шагу тем, что испытывала его терпение своими выходками? Ее проклятое упрямство и вечное недовольство мог выносить лишь человек с ангельским характером.

Сиене не хватало Макса, с каждым днем все сильнее. Она была готова просить прощения за то, что выставила его с рождественской вечеринки в доме Стайна, куда он вломился, движимый беспокойством за нее.

Мысль, что они никогда больше не встретятся, терзала девушку сильнее, чем отчаяние от потери красоты и зрения. Она не знала, где сейчас Макс и чем занимается. Конечно, всегда можно найти пропавшего человека, но каковы ее шансы? Изуродованное лицо испугает и оттолкнет Макса. Разве можно ожидать, что любовь вспыхнет с новой силой, когда он взглянет в ее исполосованное шрамами лицо?

Сиена знала, что ей не выиграть эту партию, и душевная боль разрасталась внутри, словно раковая опухоль, поглощая ее всю целиком.

Наконец Клэр согласилась, что давно пора перекусить.

— Только не в кафетерии, — попросила Сиена. — Хочется глотнуть свежего воздуха. Давай сходим в какое-нибудь заведение поблизости. На Мелроз есть ресторанчик, посидим внутри. Там нас не узнают.

— Хорошо, милая, — кивнула мать.

Она прекрасно понимала, в каком состоянии пребывает Сиена. Наверняка бедняжка чувствовала себя не в своей тарелке в палате Пита. Она неоднократно снимала очки, по-видимому, сама того не замечая, и касалась пальцами то своей перекошенной брови, то шрама, тянущегося через глаз. Клэр всей душой надеялась, что усилиями офтальмологов и пластиков Сиене удастся хоть как-то вернуть прежний облик. Если, конечно, доктор, который следил за Сиеной по настоянию Стайна, не сделал ничего непоправимого.

Рука в руке мать и дочь направились по коридору к лифту. Клэр нажала кнопку первого этажа, и двери с едва заметным шелестом сомкнулись. Сиена машинально поправила очки и шарф, пряча нижнюю часть лица. Пройдя через главный холл, женщины двинулись к раздвижным стеклянным дверям. Двери автоматически разъехались в стороны, впуская в холл яркий свет декабрьского солнца.

В тот же момент начался ад кромешный. Засверкали вспышки, ослепляя и дезориентируя, со всех сторон завопили голоса, срываясь на визг.

— Сиена! Правда ли, что вы порвали с Рэндаллом Стайном?

— Как относится Рэндалл к вашему воссоединению с семьей?

— Вас потрясло известие о болезни отца? Каково состояние Пита?

— Миссис Макмаон, вы счастливы встрече с дочерью после столь долгого перерыва?

Сиена пыталась загородить лицо руками, но вспышки продолжали щелкать, а камеры были направлены на нее. Чувствительные к свету глаза застлали слезы. Девушка привалилась к плечу матери, ища поддержки.

— Оставьте нас в покое! — рявкнула Клэр, но ее голос потонул в гуле голосов. Она отступала назад, таща за собой дочь, но репортеры уже окружили их кольцом. — Мы не станем давать комментариев!

Клэр затравленно оглянулась на стеклянные двери больницы, но путь был отрезан съемочной бригадой новостного канала. Она чувствовала, как трясется рука Сиены на ее локте, но не знала, что делать.

Вдруг шум ненадолго смолк, словно журналистов привлекло что-то еще, а затем раздался знакомый мужской голос. Он звучал властно и уверенно:

— Пропустите! Дорогу! Дайте пройти!

Толпа папарацци всколыхнулась, головы поворачивались на голос, вспышки защелкали еще чаще. Сквозь плотное кольцо прорвался человек, которого Клэр ожидала увидеть меньше всего, но которому невероятно обрадовалась.

— Идемте же! — сказал Хантер настойчиво, хватая женщин под руки. — Скорее внутрь.

Сильными руками он распихивал представителей прессы, которые, должно быть, изумленные его неожиданным появлением, несколько растерялись. Ослепленная камерами, потрясенная происходящим, Сиена замешкалась, и тогда Хантер подхватил ее на руки и направился к стеклянным дверям.

До чего же она легкая, подумал он с удивлением.

— Хантер! — взревели голоса, сообразив, что добыча ускользает из рук.

— Вы пришли повидать брата?

— Что произошло с вашей племянницей?

— Вы давно не виделись с семьей?

— Сердечный приступ Пита дал толчок к воссоединению? Ваши комментарии? Хантер! Хантер!

Но все трое уже вбегали в холл больницы. Навстречу им спешила охрана, которая удержала волну репортеров и выпихнула за двери самых настойчивых. Клэр успела обернуться и передернулась от отвращения. К стеклу прижимались десятки лиц, камеры продолжали ярко посверкивать, мелькали чьи-то руки с диктофонами и блокнотами в руках.

Неужели Сиене нравится такая жизнь? Жизнь, в которой нет места уединению и покою? Неужели слава стоит утраты свободы? Клэр покачала головой.

Хантер торопливо вошел в лифт, так и не спустив Сиену с рук. Клэр поспешила за ним. Все трое вздохнули с облегчением.

— Какой этаж? — спросил Хантер.

Широкоплечий и высокий, он занимал половину лифта, и фигурка Сиены, с трепетом прижимавшейся к нему, казалась крохотной и какой-то кукольной.

Клэр не встречала Хантера с того времени, когда он был подростком, хотя и видела его по телевизору. Он превратился в настоящего мужчину. Пожалуй, он сильно походил на молодого Дьюка, и Клэр уставилась на него, открыв рот.

— Так какой этаж? Или будем стоять в лифте до скончания века? — спросил Хантер.

— А… семнадцатый.

Когда двери закрылись, Клэр неожиданно ударилась в слезы.

Они направились в палату втроем. Хантер помог Сиене устроиться на стуле, тщательно избегая смотреть в изможденное лицо Пита. Клэр села на край постели.

— Спасибо, — сказала она Хантеру. — Даже не знаю, что бы мы делали, если бы ты не появился так своевременно!

Сиена, казалось, онемела от радости. Она пялилась на Хантера, не зная, что сказать. Сообразив, что пауза затянулась, она откашлялась.

— Да, спасибо, что опять спас мою задницу, приятель. — Потупив глаза, она закусила губу, а затем снова посмотрела на Хантера. — Прости, что была такой бессердечной сукой и портила тебе жизнь. Думаю, мне справедливо воздалось за мой поганый характер. — Девушка горько усмехнулась. — Заметил все эти чудесные перемены в моей внешности?

— Вам не за что меня благодарить, — ответил Хантер, обращаясь к Клэр. — Я просто ехал в больницу. Смотрю, толпа папарацци, решил узнать, в чем дело… и вот. Я не планировал влезать в вашу жизнь, но понял, что нужна помощь. — Клэр снова благодарно кивнула. — Я не собирался подниматься в палату. Просто хотел узнать у врача, как… он.

— И все-таки хорошо, что ты здесь. — Клэр улыбнулась. Ее тронула забота Хантера, который был совершенно ничем не обязан Питу.

— Я хочу спуститься, — неожиданно сказала Сиена. Хантер и Клэр посмотрели на нее непонимающе, а затем их лица приняли озадаченные выражения. — Пусть увидят, что со мной сделал Рэндалл. Думаю, лучшего момента не придумать.

Хантер молча смотрел на подругу. Разумеется, перемены в ее внешности стали для него шоком, хотя он и пытался не заострять на них внимание. Еще на улице он заметил, что Сиена прячет лицо, а в зеркальных стенах лифта разглядел ее хорошенько. Он боялся спрашивать, что произошло. Страшно был предположить, что могло случиться с человеком, чтобы остались такие шрамы.

— Ты уверена? — тихо спросила Клэр. — Этим утром ты рассуждала иначе и не хотела встречаться с прессой. Их собралось так много. Ты справишься? Они же тебя заклюют.

Сиена медленно кивнула.

— Справлюсь, я бывала и в худших передрягах, — иронично сказала она.

— Значит, пойдешь? Ты все решила? Все взвесила?

Конечно, Клэр мечтала о том, чтобы Рэндалл Стайн поплатился за то, что сотворил с ее дочерью, но опасалась за эмоциональное состояние Сиены. Преследования прессы, сплетни, полиция, возможное судебное разбирательство — это может доконать кого угодно, а Сиене был необходим покой для полного выздоровления. Втайне Клэр даже начала надеяться, что Сиена решила просто забыть о произошедшем и начнет жить так, словно Стайна никогда не существовало.

— Да, я все взвесила, мама. У меня было на это почти две недели. — Глаза Сиены блеснули той уверенностью, которую давно не излучали, и Хантер с Клэр вздохнули с облегчением. Видеть отчаяние и равнодушие на ее лице было куда хуже. — Я раздавлю этого ублюдка, как он раздавил меня.

Клэр с обожанием посмотрела на дочь, чувствуя гордость и любовь.

Когда Сиена во второй раз вышла на улицу, ее встретила новая волна вспышек и крики, похожие на крики портовых грузчиков. Хантер держал ее под локоть, хотя на самом деле Сиене не требовалась поддержка. Она была готова ко встрече с прессой.

Медленно, давая папарацци время вдоволь пощелкать вспышками, девушка сняла очки и шарф. Даже нахальные журналисты умолкли, по толпе пробежал шелест вздохов.

Сиена еще в лифте отлично продумала свои действия и была уверена, что стратегия сработает. Она не собиралась подавать на Рэндалла в суд и требовать компенсации за моральный и физический ущерб. Нет! Ведь существовала приличная возможность потерпеть неудачу, даже с такими солидными доказательствами, как ее увечья.

Сиена выбрала другой путь, и ее месть должна была стать не менее изощренной, чем судебное разбирательство. Фотографии прессы должны были все сказать за нее. Она знала, что это будет обвинение без слов, для которого не нужны доказательства. Сиена хотела уничтожить Рэндалла, раздавить его и лишить всего того, что было для него дорого: карьеры, денег и репутации. После фотографий с ее лицом, которые появятся во всех изданиях и замелькают на телевидении, Стайн предстанет публике жестоким монстром, маньяком и садистом, и никакие опровержения ему не помогут. Можно судиться по закону, делать заявления и подводить под обвинение целую доказательную базу. А можно хранить ледяное молчание, позволив прессе и всему миру навешать свои ярлыки.

Сиена стояла молча, не двигаясь и позволяя журналистам сделать тысячи фотографий, а затем подняла руку, требуя молчания. Толпа замерла в ожидании заявления, тишина повисла такая, словно на улице вообще не было ни единого человека.

— Как вы понимаете, — начала девушка мягким, но уверенным голосом, — это тяжелое время для моей семьи и для меня лично. — Хантер слегка сжал ее локоть, желая поддержать. — Мой отец очень болен, а я сама прохожу тяжелое лечение после страшных побоев.

Журналисты завопили одновременно, срываясь на визг, но Сиена вновь остановила их поднятием ладони.

— Я воздержусь от комментариев, поскольку подробности насилия, совершенного надо мной, до сих пор причиняют мне душевную боль. — Она сделала паузу и повысила голос. — Я также не собираюсь ни на кого указывать пальцем. По личным мотивам мне не хотелось бы привлекать к делу полицию и подавать в суд на человека, по чьей вине я стала такой, какой вы меня видите сейчас. Но я бы хотела воспользоваться возможностью, чтобы поправить недавнее заявление мистера Стайна, который утверждал в прессе, что я страдаю от нервного истощения и психической нестабильности, а потому прохожу лечение антидепрессантами. Единственным признаком моей так называемой психической нестабильности является мой переезд в дом Рэндалла Стайна. Должно быть, я была не в себе. — Девушка усмехнулась.

Смешки в толпе папарацци. Сиена по-прежнему была любимицей прессы.

— Итак, господа, спасибо за внимание, других заявлений не будет.

Она повернулась и зашагала к стеклянным дверям, сопровождаемая вспышками и выкриками.

— Почему вы не желаете возбуждать дело?

— Вы говорили с Рэндаллом после того, как он вас избил?

— А Стайн? Он будет делать заявление? Сиена? Сиена!

Хантер пробил ей дорогу в холл, и они снова оказались в лифте.

— Ты как? — спросил он Сиену.

Вопрос был неуместным. Лицо девушки пылало от возбуждения, глаза сияли от восторга. Она знала, что своим поступком сколотила для Стайна гроб. А папарацци забьют в его крышку гвозди.

— Все прекрасно, — выдохнула она улыбаясь. — И прости меня, Хантер. За все-все!

— И ты меня прости. — Он порывисто обнял племянницу. — Прости, что меня не было рядом, чтобы остановить этого ублюдка.

Финансовые покровители Рэндалла услышали новости раньше его самого.

Телефонный звонок настиг его в дороге, в машине.

— Джон, но это полная чушь! Ей ничего не доказать. Я всего час назад говорил с адвокатом, он уверял меня, что мне ничто не угрожает.

В его голосе звучала мольба, но спонсоры остались глухи.

— Это твои проблемы, Рэндалл. На досуге еще раз перелистай контракт, там все подробно написано на этот счет. Пункт о моральной ответственности говорит, что, если ты каким-либо образом скомпрометируешь весь проект, «Орион энтерпрайзис» разрывает сотрудничество.

— Но, Джон, ведь это просто слухи. Брось! Ты же не думаешь, что я должен сделать харакири просто потому, что какая-то идиотка натрепала что-то журналистам? Господи, ты же знаешь, что у меня нет девяти миллионов! Дурацкие сплетни, не более того! — Стайн перешел на визг. — Уверяю тебя, эта девка — психопатка, вот и несет какую-то… Джон? Джон? Алло?

Из трубки неслись короткие гудки.

 

Глава 53

 

Следующие несколько недель Сиена пребывала в эмоциональном возбуждении.

Снимки ее обезображенного лица, сделанные журналистами возле больницы, разошлись по всему миру. Пресса делала одно предположение за другим, постепенно превращая Рэндалла Стайна в настоящего монстра, а Сиену — в безвинную жертву. Конечно, ни один папарацци не смог написать или заявить с экрана телевизора, что увечья девушке нанес именно бывший жених, но даже намеков хватало для того, чтобы не оставить камня на камне от его солидной репутации. «Орион энтерпрайзис» прекратила финансирование фильма и свернула съемки, а неустойку повесили на незадачливого продюсера.

Звездные дни Рэндалла Стайна подошли к концу.

Он всего однажды общался с прессой, но его заявление звучало глупо. На одном из гала-концертов он вылез из лимузина и, широко улыбаясь, сообщил журналистам, будто по-прежнему дружен с Сиеной, что желает ей скорейшего выздоровления, и категорически отрицал свою причастность к ее увечьям.

Сиена, глядя в экран, с которого вещал продюсер, заметила рядом с ним Мириам Стэнли и усмехнулась. Она еще помнила, как переживала из-за измены Рэндалла с этой выскочкой и охотницей за богатым спонсором, но теперь былая ревность казалась нелепой и смешной.

Что ж, оставалось пожелать Мириам удачи. Она ей понадобится.

Сиена не чувствовала удовлетворения от своей жестокой мести. Пожалуй, ей было все равно, словно вещи наконец встали на свои места и это внесло порядок в мироздание. Только и всего. Рэндалл Стайн для Сиены больше не существовал.

Крах Стайна был не единственной хорошей новостью в ее жизни. Конечно, видеть собственные шрамы, снятые крупным планом, на страницах газет было неприятно, но теперь у Сиены были надежные тылы: с ней были ее близкие. Девушку больше не заботила собственная слава или красота. Она нашла в жизни куда больший клад: поддержку и любовь семьи.

Несколько недель состояние Пита оставалось неизменным, и пресса потеряла к нему интерес. Врачи предвещали, что он может так и не выйти из комы и умереть во сне, но Клэр все еще не теряла надежды. Она каждый день навещала мужа, иногда ее сопровождала Сиена, которую теперь почти не тревожили журналисты.

Хантер проводил много времени в Хэнкок-Парке по просьбе Сиены и Клэр. Тиффани поначалу сильно пугали визиты ее парня к Макмаонам, потому что она с ужасом ожидала возобновления отношений с Сиеной.

— Что, если она снова тебя обидит? — спрашивала она Хантера. — Ты так переживал после вашего разрыва, я не хочу, чтобы ты снова пострадал. Всякий раз, когда Сиене плохо, она цепляется за твою руку, а как только дела у нее налаживаются, она забывает о тебе и двигается дальше.

Они сидели на диване в доме Хантера, глядя на огонь, потрескивавший в камине. За окнами лил дождь, постукивая по листьям и траве. Звук был заунывным, но по-своему приятным. В Лос-Анджелесе дождь всегда становился целым событием, и Тиффани была счастлива посидеть у камина в обнимку с любимым.

Разумеется, Хантер в очередной раз вступился за Сиену, утверждая, что она изменилась. Он принялся уговаривать Тиффани поехать в Хэнкок-Парк на ужин, но девушка отнеслась к идее скептически.

— Только один разок, милая, — настаивал Хантер. — Ну пожалуйста. Если после этого визита ты не пожелаешь больше видеть Сиену, клянусь, я не буду тебя неволить.

— Один разок? — уточнила Тиффани, смягчаясь.

— Один-единственный! — с жаром воскликнул Хантер. — Честно-честно! Я хочу, чтобы ты встретилась с Сиеной и поняла, что я прав.

Этот ужин стал поворотной точкой в отношениях Тиффани с Макмаонами.

Девушка не знала, что потрясло ее больше: изуродованное лицо Сиены или очевидные перемены в ее поведении.

— Я просто ревновала его к тебе, — сказала Сиена, когда девушки вышли прогуляться по садовой дорожке.

Тиффани, которая никогда не бывала в Хэнкок-Парке, пришла в восторг от его роскоши и размеров. Она много раз слышала от Хантера о его несчастливом детстве и «доме скорби», а потому представляла себе жилище Макмаонов мрачным замком с унылыми коридорами и голым двором, поросшим жидкой травой. Образ был настолько четким, что реальность потрясла Тиффани.

Теперь девушки шли по оранжерее, наполненной ароматом цветов.

Тиффани остановилась и недоверчиво посмотрела на Сиену.

— Ты ревновала? Но почему?

— Потому что тебе досталась любовь Хантера, — вздохнула Сиена. — И наверное, потому, что ты заслуживаешь этой любви.

Сиена тоже остановилась. Она все еще ходила с предосторожностями, потому что при резких движениях в ребрах ощущалась боль.

— Присядем? — предложила она.

Девушки устроились на деревянной скамье напротив розария.

— Но ведь Хантер и тебя любит. Всегда любил.

Сиена кивнула. Тиффани видела, как она сильно похудела и осунулась. Казалось, ее может унести резким порывом ветра.

— Я знала, что он меня любит, но… это трудно объяснить. Думаю, я всегда чувствовала, что не заслуживаю его любви. Да, наверное, так. Мне казалось, что если он увидит, какова я на самом деле, как избалованна и эгоистична, он убежит прочь. Но Хантер всегда был слеп, когда речь заходила обо мне. Он такой великодушный, правда?

— Правда, — улыбнулась Тиффани. — Хантер… сообщил тебе новости?

Тиффани поклялась Хантеру, что пока не скажет Сиене ни слова, но почему-то передумала. Казалось, наступил верный момент.

Сиена покачала головой, с любопытством глядя на собеседницу.

— В общем, — начала та с улыбкой, — я не должна была говорить, потому что это пока секрет… я беременна.

— Ух! Вот это да! — Сиена вскочила в возбуждении, затем снова села и обняла Тиффани за плечи. — Значит, у вас будет малыш! О, пусть он будет похож на Хантера! — Она осеклась, понимая, что это пожелание звучит невежливо. — То есть… на тебя тоже… я имела в виду.

Тиффани расхохоталась:

— Не оправдывайся! Я тоже хочу, чтобы ребенок был копией отца.

Девушки, не сговариваясь, встали, словно подсознательно уловив, что все главные слова сказаны, и направились к дому. Омытый светом звезд и луны, Хэнкок-Парк казался прекрасным райским уголком. Неудивительно, подумали обе девушки, что весь мир завидовал Хантеру. Ведь он вырос в таком прекрасном доме. Баловень удачи, счастливчик, любимец фортуны. Если бы только окружающие знали, сколько бед и несчастья повидал этот дом, сколько разбитых судеб переплелось под его крышей!

— Ты хотя бы сознаешь, — вдруг сказала Тиффани, когда они подошли к большому дубу у входа в дом, — что этот ребенок будет твоим кузеном? Или кузиной?

— Черт возьми! — Сиена рассмеялась, и это был легкий, счастливый смех. — А ведь и в самом деле! Вот это номер! А я и не сообразила, дубина!

Что ж, подумала Тиффани, по крайней мере язык Сиены остался прежним. А то она уж начала подумывать, что общается с бледной тенью былой Сиены Макмаон.

Тиффани рассмеялась.

Лишь после Рождества, спустя две недели после разговора с Тиффани, Сиена решилась спросить у Хантера про Макса. Она надеялась, что он или Тиффани хоть раз упомянут ее бывшего парня, сболтнут о нем что-нибудь, но оба старательно избегали этой темы. То ли они щадили ее чувства, то ли по каким-то иным причинам, Сиена терялась в догадках. В конце концов она не выдержала и решила спросить Хантера напрямую.

Они как раз завтракали. Сиена отложила газету, все еще пахнущую типографской краской, и улыбнулась Хантеру, сидевшему напротив. Шрамы вокруг ее глаз побледнели и уже не так портили вид. По крайней мере теперь Сиена больше напоминала близким прежнюю себя, чем совершенную незнакомку, какой казалась раньше. Правый глаз все еще почти ничего не видел (разве что размытые пятна), но левый почти оправился.

Заметив, что Сиена на него смотрит, Хантер тоже улыбнулся.

— А ты… — начала она и замялась. Сердце на мгновение сжалось в груди так сильно, что снова заныли ребра. — Ты слышал что-нибудь о Максе?

— Иногда мы общаемся, — ответил Хантер уклончиво. Он ждал этого вопроса, но так и не придумал, что будет отвечать. Ему не хотелось расстраивать Сиену.

— Иногда? Но ведь вы были так близки?

— Ну, он уехал обратно в Англию, причем давно. Мы по-прежнему близки, а поскольку почти не видимся, говорим лишь по телефону, и это… сама понимаешь. Жизнь не стоит на месте.

— Это точно, — грустно сказала Сиена, возвращаясь к газете.

Хантер видел, что она подняла газету только для виду, а сама напряженно размышляет. Он сочувствовал подруге, которая в последнее время больше жила воспоминаниями о прошлом, нежели мечтами о будущем. Постоянное чувство вины по отношению к тем, кого она когда-то обидела, могло довести Сиену до депрессии и превратить ее жизнь в унылое существование без цели.

— Послушай, милая, — сказал он. — Не знаю, сможете ли вы когда-либо увидеться и объясниться, ведь утекло столько воды. Но ты не должна погружаться в себя. Даже если бы события сложились иначе, вы могли расстаться с Максом — по какой-нибудь другой причине. По сути, вы всегда были словно разные полюса магнита.

— А он все еще в Англии? — выпалила Сиена и прикусила язык. Она знала, что Хантер прав, что нужно двигаться дальше, но ей было необходимо знать, где именно сейчас Макс. Он преследовал ее во сне и в минуты одиночества. У нее даже появилась привычка мысленно вести с ним беседы.

— Нет, — коротко ответил Хантер. — Он перебрался в Нью-Йорк. Кажется, помогает ставить фильм.

— Да? — Сиена помолчала, переваривая новость. — А у него есть подружка?

— Сиена. — Хантер нахмурился. — Забудь о Максе. Все, что между вами было, принадлежит прошлому. Ты должна жить своей жизнью. Однажды ты встретишь человека, который окружит тебя заботой и любовью, сделает тебя счастливой. Поверь мне, так будет лучше. Конечно, сейчас тебе трудно с этим смириться, однако я знаю, что я прав.

— Так есть или нет? — настойчиво повторила Сиена.

Хантер понял, что она не оставит его в покое, поэтому набрал в грудь побольше воздуха и сделал то, чего никогда раньше не делал. Он солгал:

— Да. — Его пальцы под столом сделали крестик. — Она из Франции. Кажется, у них все всерьез.

Он ненавидел себя за то, что это говорит, поскольку знал, что роман Макса и Фредерик окончен. Но это был единственный способ защитить Сиену от ложных надежд.

Каждое его слово ранило сердце девушки, словно острая бритва, хотя она никак не выразила своих эмоций. Сиена опасалась, что, заплакав, ударится в истерику и никогда больше не сможет улыбаться. Поэтому она усилием воли сдержала слезы и выдавила жалкую кривую улыбку:

— Что ж, я рада за него. — Хантер посмотрел на нее с сомнением. — Правда рада. Макс заслуживает счастья. Больше, чем я.

— Я считаю, что мне требуется медицинская помощь. Конечно, не мне ставить диагноз и вообще… но я чувствую себя глубоко несчастным. Порой мне так плохо, что колет сердце и прерывается дыхание.

Пожилой доктор внимательно посмотрел на Макса и ободряюще улыбнулся. Не всякий день к нему на прием приходили молодые, успешные миллионеры с полным набором симптомов депрессии: бессонницей, приступами апатии, утратой жизненных стимулов и неспособностью сконцентрироваться. У Макса Десевиля был тот самый полный набор.

— У вас действительно наличествуют признаки мягкой клинической депрессии, — заявил врач, и Макс вздохнул. — Я мог бы направить вас к психиатру. Он пропишет вам антидепрессанты.

— Вроде прозака? — усмехнулся Макс. — Хм… не думаю, что я готов к сильным медикаментам.

— Тогда просто сеансы психолога. Многим людям помогает когнитивно-поведенческая терапия, когда они находятся на грани нервного срыва. Возможно, это ваш случай. Я могу посоветовать вам психолога, кажется, он берет около пятидесяти фунтов за сеанс.

Макс снова усмехнулся:

— Думаю, это мне по карману.

Он вернулся в Англию, чтобы отметить Рождество, и во время одной из прогулок по окрестностям Баткомба решился-таки зайти к врачу и проконсультироваться по поводу своего состояния.

Маффи и Генри буквально ежеминутно рассыпались перед ним в благодарностях, поскольку он выплатил Эллису деньги за аннулирование ренты и дал Аркеллам средства для восстановления фермы. Грузовики и рабочие исчезли с земель Генри еще в начале декабря, и единственным напоминанием об их пребывании оставались лишь раскопанная лужайка перед замком да груды кирпича, которые Эллис даже не стал забирать, подгоняемый бессильной злобой.

— Я верну тебе все до последнего пенни, — бесконечно клялся Генри, но Макс лишь со смехом отмахивался от его слов.

— Вернешь? Какая нелепость, брат! Эти деньги достались мне без лишних усилий, да еще тогда, когда я совершенно в них не нуждался. Считай это подарком судьбы.

— Да, но ведь речь идет не о горсти монет, Макс, как ты не понимаешь! Это же огромная сумма, — говорила Маффи, качая головой. — Целое состояние! Как ты можешь говорить о миллионах, словно это не деньги, а фантики?

— Ребята, поверьте моему опыту, — горько отвечал Макс, — не в деньгах счастье. К тому же ваш замок — единственное место, где я чувствую себя как дома. По сути, это мой единственный дом. Я счастлив, что Бог дал мне шанс избавить вас и вашу ферму от посягательств проклятого ублюдка.

Кстати, Эллис не стал возражать против денег Макса, чего Аркеллы сильно боялись. Оказалось, что щедрое предложение застройщика стало для него самого приличной проблемой. Строительство гольф-клуба потребовало немалых вложений и постоянно превышало установленные лимиты. Бен Макинтайр, прораб Эллиса, проникся к Аркеллам теплыми чувствами и всячески ставил начальству палки в колеса, а затем и вовсе уволился, чем довел Эллиса до белого каления. Да и сам Гэри, сообразив, что ему так и не растопить сердце вожделенной Маффи Аркелл, утратил интерес к будущему гольф-клубу.

— Я изрядно переплатил твоему братцу, — признался Эллис Максу, подписывая с ним соглашение. — Сказать по правде, неудачное было вложение. Да и земли-то так себе, плохонькие, — выпустил он последнюю шпильку, которая звучала неубедительно.

Как стало известно Максу, проект скоростного шоссе М-40, которое должно было пролечь недалеко от земель Генри, несколько подкорректировали. Вышло так, что гольф-клуб, если бы он был построен, оказался бы на отшибе, а значит, не пользовался бы особой популярностью. Гэри Эллис еще легко отделался.

По идее, Макс должен был чувствовать себя невероятно счастливым. Брат и его жена получили обратно земли, а сам он в одночасье превратился в богача с большими перспективами в плане карьеры. Кто мог представить, что, сделав ставку на «Темных сердцем», он сорвет такой куш? И дело было не только в деньгах, но и в проектах, что замаячили на горизонте. Имя Макса Десевиля все чаще звучало в Голливуде, а в Нью-Йорке его ждала интересная работа.

Плюс ко всему, изматывающий роман с Фредерик закончился, и Максу больше не было необходимости испытывать чувство вины перед девушкой. Француженка даже прислала ему рождественскую открытку, в которой были только теплые слова и добрые пожелания и ни единого упрека.

Рождество пришло и ушло, а Макс продолжал играть роль человека, довольного жизнью. Впрочем, актер из Макса был никудышный: даже дети Аркеллов замечали, что с ним творится что-то неладное. Когда как-то за ужином Мадлен спросила, в чем дело, Макс улыбнулся одними губами.

— Твои глаза не улыбаются, — заметила девочка.

Макс встал, извинился и пошел в свою комнату. После замечания малышки он не смог бы улыбаться даже губами. Именно тогда он и решил обратиться к врачу.

Попрощавшись с доктором, Макс вышел на улицу и поплотнее запахнул куртку. Дул пронизывающий ветер.

Он не знал, что ему делать. Может, все как-нибудь устаканится, когда он вернется в Нью-Йорк? Может, жизнь войдет в какую-то колею, удастся погрузиться в работу с головой, и депрессия отступит?

Макс зашагал домой, всей душой надеясь, что в Нью-Йорке с ним все будет в порядке. Город, который никогда не спит, просто обязан заразить его своей энергетикой и жаждой жизни.

До отъезда оставалось три дня, через неделю предстояло приступить к репетициям.

Пересекая дорогу по переходу возле школы, Макс задумчиво вынул из кармана листок, сложенный вчетверо. На нем врач записал корявым почерком фамилию и номер местного психоаналитика. Первые капли дождя упали на бумажку, вслед за ними пришли более частые и упругие, безуспешно пытаясь размыть несмываемые чернила.

Макс вздохнул, смял листок в комочек и бросил в ближайшую урну.

Ему не нужна была помощь психолога.

Ему была нужна Сиена.

Канун Нового года Клэр и Сиена решили отметить праздничным ужином.

Они сидели в столовой Хэнкок-Парка вдвоем и лениво переговаривались.

Хантер и Тиффани уехали в Колорадо, чтобы поведать родителям девушки о будущем ребенке. Сиена волновалась за Хантера. Как Уэданы воспримут новость? Хантер упоминал, что так и не заслужил доверия родителей Тиффани.

Сиена мысленно улыбнулась. Не может быть, чтобы ребенок не примирил Уэданов с Хантером! Узнав о беременности и предстоящей свадьбе, они с радостью благословят дочь.

Вечер прошел в приятной, мирной атмосфере. Клэр и Сиена даже разговаривали вполголоса, так им нравился покой Хэнкок-Парка. Поэтому неожиданно зазвонивший в одиннадцать вечера телефон заставил их подпрыгнуть на месте и обменяться недоуменными взглядами. Сиена, в пижаме и с книгой в руках, сидела на диване возле камина, Клэр заканчивала письмо старой школьной подруге.

— Это, наверное, тетя Лори, хочет поздравить с наступающим Новым годом, — предположила Сиена, когда Клэр встала и направилась в холл за трубкой. — Поздравь ее от меня, ладно?

Лори так и вела жизнь старой девы, хотя после смерти Дьюка и обзавелась друзьями. Кажется, Новый год она встречала со знакомой компанией.

Снова углубившись в книгу, Сиена не сразу заметила, что Клэр ничего так и не сказала в трубку, а молча нажала отбой. Бледная, с дрожащими губами, она подошла к дочери.

Подняв голову и посмотрев на мать, Сиена сразу поняла, что произошло.

— Звонили… из больницы. Сказали, все случилось так быстро, что…

— О, мама! — Сиена вскочила с дивана и прижалась к матери. — Мне так жаль, мамочка!

— Мне тоже, милая. — По щеке Клэр прокатилась одна-единственная слеза. Огромная, словно стеклянный шарик, она оставила мокрое пятнышко на пижаме Сиены. — Мне тоже жаль, дочка.

Похороны Пита прошли очень тихо. Присутствовали лишь Сиена, Клэр, Тиффани, Хантер и тетя Лори.

Лори рыдала в голос и несколько раз принималась подвывать. Она и Пит никогда не были близки, но поскольку Лори так и не вышла замуж, у нее не было никого ближе брата. Всхлипывая, она рассказывала какие-то истории из детства, не слишком веселые, и беспрестанно называла усопшего брата «Пити».

Сиена не видела Лори так давно, что узнала лишь по расплывшейся толстой фигуре. К пятидесяти годам Лори выглядела почти на семьдесят. Она могла бы походить на бабушку из сказки про Красную Шапочку, но в ее лице было слишком много горечи.

Клэр предпочитала скрывать и контролировать свою боль. Она не делилась воспоминаниями о муже, в отличие от говорливой Лори. Клэр знала, что Пит любил ее, а она любила его в ответ. Быть может, они оба совершили немало ошибок, да и любовь их могла показаться несведущему человеку довольно странной, но ей хватало и того, что было.

Когда гроб опускали в землю рядом с могилой Минни Макмаон, Клэр на секунду зажмурилась изо всех сил. Она посвятила мужу большую часть своей жизни, а теперь вынуждена смотреть, как его мертвое тело принимает земля Пасадены.

Что ж, прошлое уходило, но оставалось будущее.

Клэр поклялась над могилой мужа, что это будущее будет принадлежать только ей и ее дочери.

 

 

 

 

* * *

Через неделю после похорон состоялась поминальная служба по Питу. Она проходила в огромной католической церкви в Беверли-Хиллз и была пышной и многолюдной. Собрались все, кто имел хоть какой-то вес в Голливуде и кинобизнесе вообще. Люди пришли почтить память Пита Макмаона, хотя из собравшихся знали усопшего лишь единицы, да и из тех большая часть продюсера недолюбливала.

Многие пришли из-за Сиены. Конечно, о постигшей девушку трагедии знал весь мир, но людям хотелось убедиться воочию, что и такую красоту возможно растоптать и уничтожить. Они подходили выразить сочувствие, а сами жадно шарили глазами по ее лицу.

Устав от этого лицемерия, Сиена сделала Хантеру знак, что хочет уехать, когда кто-то тронул ее за плечо.

— Послушайте, — устало сказала девушка, — это был очень длинный день, поэтому я… — Она обернулась и тотчас заулыбалась, встретившись взглядом с Дирком Мюллером. Этот человек обеспечил ей прекрасный старт в актерской карьере, а она отплатила ему черной неблагодарностью. Сиене до сих пор было неловко. — Дирк! — Она покраснела. — Как тебя сюда занесло? Не знала, что ты был знаком с моим отцом.

— А я и не был, — признался режиссер с этим ужасным и очень смешным немецким акцентом. — Я приехал повидаться с тобой.

Уголки губ Сиены опустились.

— Я… мне очень стыдно, что я наговорила про тебя гадостей журналистам. Правда, очень-очень стыдно!

— А, ты о том случае, когда обозвала меня «второсортным» или вроде того? Или ты как-то еще меня обзывала?

— Господи! — Сиена не выдержала и закрыла лицо руками. — Прости меня. Я… черт! Если ты приехал специально, чтобы высказать мне все, что обо мне думаешь, не утруждайся. Я и так в курсе, что я ужасная эгоистка и неблагодарная сука. Да взять хотя бы моего отца! Он умер всего неделю назад, а я не чувствую никакой боли при мысли, что его больше нет. А все эти люди таращатся на мои шрамы, словно пришли в цирк, несут какую-то сентиментальную чушь… я хочу вернуться домой и спокойно умереть, вот и все.

Подняв глаза, Сиена увидела, что Дирк улыбается.

— Какая жалость, что ты собралась умирать, — весело сказал он. — Конечно, нехорошо лезть человеку в душу на поминках отца, но я приехал, чтобы позвать тебя на пробы. У меня новый проект. Конечно, это опять арт-хаус, но тебе могло бы понравиться. Если честно, только тебя я и вижу в главной роли. Короче, позвони, если решишься, и я пришлю тебе сценарий.

Сиена от изумления выкатила глаза. Ей казалось, что у нее начались неожиданные проблемы со слухом и ей слышится то, чего нет на самом деле.

Какие еще пробы? Какой сценарий? Какая, к черту, главная роль?!

— Так как, позвонишь?

— Я думала, ты меня ненавидишь, — буркнула Сиена первое, что пришло в голову.

— Что, правда? — Дирк был позабавлен.

— Погоди, а как же мои шрамы? И я почти не вижу одним глазом! Это называется частичная слепота. И вообще, я же выгляжу… ужасно.

— Действительно частичная слепота? — Дирк покачал головой. — Прости, не знал. Очень сочувствую. Но ведь ты можешь читать? И не споткнешься на съемочной площадке?

Сиена едва не расплакалась. Ей было странно, что Дирку плевать на ее изуродованную внешность. Возможно, ему действительно важнее ее талант и актерское мастерство?

Судорожно вздохнув, Сиена бросилась Дирку на шею.

— Я не могу поверить! Ведь моя внешность…

— Значит, так, девочка. — Режиссер взял ее за плечи, как делал всегда, когда собирался сказать что-то серьезное и очень важное. Сиена еще помнила этот жест. — Мне не интересно твое лицо точно так же, как и раньше. Это ты считала, что для успеха на кастинге нужно обладать красивой мордашкой. Для моих фильмов я ищу совсем иное.

— Что же это? — затаив дыхание, спросила Сиена.

— Талант, идиотка, — резко сказал Дирк и вдруг расхохотался. — Ты же сама это знаешь! Что бы тебе ни внушал этот психопат Стайн, ты невероятно талантлива. Ну так как, согласна прочесть сценарий?

— Да. Конечно, да! — Лицо Сиены озарила та самая яркая счастливая улыбка, которой были нипочем никакие невзгоды. — Согласна. Конечно, согласна!

 

Глава 54

Восемь месяцев спустя…

Тиффани вытащила из волос цветок и всплеснула руками.

— Леннокс, дорогой, — простонала она, — помоги мне! Я никак не могу пристроить эту дурацкую розу.

— Знаешь, в чем твоя проблема? — поддел старый друг, ловко вплетая цветок ей в прическу. На нем был дорогой костюм, щегольский, как все его наряды. — Ты не знаешь, чего хочешь. А истинная женщина должна уметь украсить волосы для собственной свадьбы.

Они сидели в бывшей комнате Лори и готовились к свадебной церемонии. С прической постоянно происходило что-то не то: или тяжелый узел волос перекашивался в сторону, или прядь выпадала.

Церемонию назначили на три часа, специально, чтобы невеста успела выспаться. К сожалению, кроха Тео Уэдан-Макмаон имел свои планы на ночь, поэтому трижды поднимал молодую маму с постели. В результате Тиффани удалось поспать только до пяти утра.

Конечно, если бы Хантер ночевал вместе с невестой, то мог бы дать ребенку бутылочку со смесью, позволив Тиффани выспаться, однако нарушать традиции пара не решилась, и Хантер ночевал в отеле. В соседнем номере остановился Макс, прилетевший из Англии, чтобы быть шафером.

Ребенок завозился в кроватке, и Тиффани метнулась к нему. Засопев, кроха почмокал губами и снова уснул. Мать смотрела на него в умилении. Рядом с ней, с точно таким же выражением лица стоял Леннокс.

Тео родился на два месяца раньше срока, но быстро набирал вес, а у Тиффани было время, чтобы привести в порядок фигуру. Она сбросила лишние килограммы и расцвела, как это бывает с большинством счастливых матерей. Правда, к ее прежней красоте добавилась увеличившаяся на размер грудь, и Хантер часто подшучивал, что его невеста обладает личиком ангела и фигурой порнозвезды.

Именно Хантер настоял на свадьбе. Поначалу Тиффани сопротивлялась. Оба были не слишком религиозными, к тому же девушка боялась брака, который привяжет ее к мужу навеки. Впрочем, сопротивлялась он больше по привычке.

Для свадьбы Клэр наняла целый полк охранников, чтобы никакие папарацци не тревожили молодых и не пытались перелезть через забор ради удачных снимков.

Тиффани погладила ребенка по крохотной головке, думая о том, что совершенно и безоговорочно счастлива.

В дверь постучали, и в проеме появилась голова Сиены.

— Эй, невеста, тебе помощь не требуется?

Теперь она выглядела гораздо лучше, чем восемь месяцев назад. Клэр кормила дочь на убой, изобретая все новые и новые изысканные блюда, пока Сиена не набрала потерянный вес, а ее лицо не обрело прежнее свечение. Черные волосы снова отросли и обрамляли лицо крупными завитками. Конечно, шрам на правой половине лица остался, хотя и побледнел, а одна скула была немного ниже другой, но в целом лицо выглядело неплохо, а в сочетании с мягким изгибом рта и искорками в глазах даже казалось по-своему привлекательным.

Зрение так и не вернулось к правому глазу, хотя внешне заметить это было невозможно. Зато левый глаз, после небольшой операции, стал видеть почти хорошо. Сиена заново научилась водить машину после курсов инструктора-офтальмолога, который работал со случаями, подобными ее собственному. Можно сказать, Сиена привыкла к своему новому лицу и своей новой жизни и была ею практически довольна.

В это утро на ней были голубые джинсы и старая футболка Хантера, завязанная под грудью узлом и оставлявшая открытым живот. На одном из нижних ребер был виден тоненький шрам после операции. Рентген показал, что одно из ребер никак не хочет срастаться, и Сиене пришлось вставить в кость крохотный стальной стержень. Впрочем, шрам был почти незаметным. Кожа Сиены была загорелой после недели серфинга на Маои.

— Да мы вроде справляемся, — сказала Тиффани. — Леннокс оказался отличным стилистом. Впрочем, кто бы сомневался?

— Это я могу! — хмыкнул Леннокс, не разжимая зубов, в которых он держал шпильки.

— Правда, я уже так устала! — пожаловалась невеста. — Тео колобродил полночи.

— Надо было разбудить меня, — заметила Сиена, взяв со столика заколку-краб и прихватив им волосы на затылке. — Я уже в четвертый раз перечитываю сценарий, Дирк предложил сделать поправки, подлый сукин сын. Знал, что я не откажусь. Если бы ты позвала меня к ребенку, мне было бы не так скучно. А так все тело затекло от неподвижности!

Сиена уже четыре месяца снималась у Мюллера и, несмотря на постоянные жалобы на тяжелый нрав режиссера, была на седьмом небе от счастья. Поначалу девушка все время чувствовала себя неловко на съемочной площадке и смущалась, но постепенно обрела уверенность и все чаще заслуживала похвалы режиссера. Наконец она поняла, что действительно чего-то стоит, получив роль благодаря не внешним данным, связям Рэндалла и родству с Питом и Дьюком Макмаонами, а благодаря своему таланту.

— Кстати, недавно звонил Хантер, — заговорила Сиена, и Тиффани заметила, как на ее лицо упала тень. — Он сказал, что они… с Максом решили совершить пробежку. Так что не беспокойся, если не дозвонишься жениху в отель.

— Спасибо, не буду.

Тиффани знала, что последние дни Сиена живет в постоянной агонии и боится снова увидеться с бывшим возлюбленным. Хантер даже предлагал не приглашать Макса на свадьбу, но Сиена воспротивилась его решению.

— Какая глупость, — говорила она, напряженно улыбаясь и делая вид, что с ней все в порядке. — Это же ваша с Тиффани свадьба! Как ты можешь не пригласить Макса, он же твой лучший друг! Кто, кроме него, может быть шафером?

Но и Хантер, и Тиффани знали, что это заявление стоило ей изрядной смелости. Сиена больше не заговаривала о Максе или его подруге, о расставании с которой Хантер ей так и не сказал. Поначалу Тиффани не одобряла ложь жениха, но со временем отметила, что Сиене эта ложь пошла на пользу. Она стала более спокойной и даже казалась счастливой.

Похоже, Сиена ничего не знала о контрактах Макса, а также о свалившемся на него богатстве. Пьесы, поставленные им на Бродвее, остались ею незамеченными. Возможно, сегодняшнее появление Макса вскроет ложь Хантера, но Тиффани не собиралась вмешиваться.

— Ты как? — спросила она у Сиены, вырвавшись из цепких рук Леннокса, который едва не подавился от неожиданности шпилькой. — Я спрашиваю о Максе.

— Все в порядке, — неубедительно ответила Сиена и махнула рукой, словно речь шла о сущей безделице. — Подумаешь, встретимся с ним! Мы знаем друг друга с детства, что в этом такого? Мы же не обязаны весь вечер общаться. Можно просто поздороваться и разойтись в разные стороны, гостей-то будет много. Ничего страшного, не волнуйся за меня.

Около трех Хантер уже стоял у алтаря, трясясь как осиновый лист.

Он всегда был красивым, но сегодня превзошел самого себя. Светлый пиджак оттенял черную копну волос и синеву глаз. В общем, он был так хорош собой, что подруги Тиффани тихо умирали от зависти.

Меж тем Хантер изводился от беспокойства.

— Тиффани сказала, что не будет задерживаться, — в панике пробормотал он на ухо Максу, который стоял рядом и ободряюще улыбался. На шафере был довольно демократичный наряд — джинсы и короткое английское пальто, оставшееся еще от отца. Пальто было мало Максу минимум на размер и лишь подчеркивало его крепкое телосложение. Пожалуй, Макс больше напоминал телохранителя, нежели шафера, но ему было плевать. — Тиффани клялась, что не опоздает. Господи, где ее носит? Вдруг она передумала?

— Дружище, — Макс похлопал жениха по плечу, — расслабься и получай удовольствие. Когда еще доведется постоять у алтаря с глупой розочкой в петлице? Кстати, Тиффани не опаздывает. Сейчас без двух минут три.

Макс обернулся к хорошенькой девушке, сидевшей в первом ряду, и улыбнулся. Та подмигнула ему в ответ.

— Как, ты сказал, ее зовут? — спросил Хантер.

Девушка приехала с Максом из Нью-Йорка, но в спешке предсвадебной подготовки Хантер едва перекинулся с ней парой слов.

— Хелен.

— Симпатичная.

— Хм… — Макс улыбнулся. — Да, действительно.

Церковь была забита народом. Такое ощущение, что собрались все звезды. Хью Орчард приехал со своим партнером, но смотрел на Хантера с привычным обожанием. Его сожаления по поводу свадьбы красавчика разделяли десятки девушек из компании Хью. Подруги Тиффани, с которыми она сблизилась на съемках в Канаде, сияли белозубыми улыбками, поглядывая на партнеров Хантера по «Советнику».

На первой скамье, полная достоинства, сидела Каролин. Она была в зеленом платье от Армани с высоким воротом и глубоким вырезом на спине. Каролин держала на руках Тео, которого кормила из бутылочки. Выглядело это непривычно и забавно. Рядом с ней сидел уставший от долгого перелета Кристофер. Он ежеминутно засыпал, но то и дело вздрагивал и открывал глаза, разбуженный собственным храпом. Пару раз он принимался изумленно оглядываться и спрашивать у Каролин громким шепотом, где он оказался. Клэр, сидевшая на соседней скамье, очень веселилась по этому поводу и хихикала в кулак.

Каролин, когда к ней обращались, постоянно указывала на Хантера и с гордостью говорила:

— Это мой сын. Хорош, правда? Тиффани чрезвычайно повезло. Мы с сыном всегда были очень близки.

Снаружи церкви, через лужайку, за воротами и массивными спинами дюжих охранников томилась толпа папарацци и фанатов, оживленно обсуждавших каждую приехавшую знаменитость и сетовавших, что приглашено так много охраны.

Эмма Дюваль, та самая журналистка с новостного канала, что когда-то застала Хантера врасплох перед игрой «Доджерс», ругалась с девицей из какого-то журнала, которая в запале отпихнула ее плечом.

— Я заняла это место раньше тебя, — цедила она сквозь зубы, с ненавистью глядя на чернокожую соперницу.

— Да неужто? А я думала, здесь хватит места на двоих, — откликнулась девица равнодушно. — Но раз ты раскормила такую задницу, что тебе мало пространства, можешь валить с телевидения, дива чертова!

Знаменитости прибывали с часу дня, самые именитые ближе к трем, зная, что им всегда найдется выгодное место поближе к алтарю. Звезды выходили из лимузинов и дорогих машин, на несколько секунд замирали перед толпой фотографов, позволяя запечатлеть свои незабвенные лица, и устремлялись в глубь церкви.

Хантер переминался с ноги на ногу, все больше убеждаясь в том, что Тиффани передумала. Но вот наконец заиграл орган. Хантер вздохнул с облегчением и тотчас снова затрясся — на сей раз от волнения.

Тиффани появилась в проходе под руку с отцом. По залу разнеслись восхищенные вздохи. Она была краше, чем Хантер мог себе представить, хотя выбрала простое, не слишком пышное платье из кремового шелка и длинную фату с тонким кружевом. Тиффани казалась одновременно непорочной и очень сексуальной и смотрела на жениха с той удивительной улыбкой, за которую он когда-то влюбился в нее с первого взгляда.

Голоса стихли, как только зазвучал орган, и Хантер видел лишь свою невесту и ее прекрасную улыбку. Чем ближе подходила Тиффани, тем сильнее билось его сердце, наполняя все существо счастьем и гордостью за свой выбор. Хантер надеялся, что заслуживает любви такой девушки, как Тиффани.

Макс был, пожалуй, единственным мужчиной в церкви (исключая разве что Хью Орчарда), который не смотрел на невесту. Его внимание привлекала и другая женщина.

Макс клялся себе, что не станет этого делать, не станет пялиться на Сиену, словно идиот, но не мог оторвать от нее глаз с того момента, как она появилась в церкви.

Сиена шла за Тиффани, на ней было длинное, до пола платье оттенка светлого золота, кожа казалась непривычно загорелой, черные волосы забраны назад в простую прическу. Платье струилось и переливалось, словно Сиену целиком выплавили из золота. У Макса сдавило грудь, так что стало трудно дышать.

Лицо Сиены изменилось, но выглядело вовсе не таким ужасным, каким Макс видел его на фотографиях в журналах. Впрочем, какое ему было дело до шрамов? Для Макса Сиена всегда была и оставалась самой прекрасной и притягательной женщиной на свете.

Меж тем Сиена боролась примерно с той же гаммой чувств. Она старалась смотреть в пол перед собой или прямо на алтарь, но Макс все равно попадал в поле ее зрения, она замечала его высокую фигуру здоровым глазом и желала в этот миг ослепнуть совсем.

Она видела, что взгляд Макса, похожий на мощный лазер, просвечивает ее фигуру. Должно быть, он в шоке от перемен в ее внешности. Быть может, даже чувствует отвращение.

Когда они виделись в последний раз, Сиена была на пике красоты. И что с ней стало? Наверняка Макс благодарит судьбу, что их с Сиеной дороги вовремя разошлись.

Несколько раз девушка замечала, как Макс бросает взгляды на незнакомку из второго ряда, мимолетно улыбается ей, словно черпая в этом уверенность. Скорее всего, думала Сиена, это и есть та самая француженка, с которой у Макса «все всерьез».

Сиена видела эту девушку мельком в начале торжества. Француженка стояла возле Каролин. Ее лица разглядеть не удалось, но в том и не было нужны. Даже сейчас, видя ее со спины, Сиена могла с уверенностью сказать, что соперница красива — по изгибу спины и шеи, по забранным вверх каштановым волосам.

«Какая я дура! — оборвала себя Сиена с горечью. — Разве эта француженка может быть моей соперницей? Мне никогда не получить Макса, я больше не смогу составить кому бы то ни было конкуренцию. Наверное, это справедливо».

В этот момент Макс снова обменялся взглядами с подругой, и сердце Сиены разлетелось на осколки, словно сырое яйцо, по забывчивости засунутое в микроволновку. Она все-таки надеялась. Надеялась вопреки всему и теперь поняла тщетность этой надежды.

Макс больше ей не принадлежал. Она стала для него далеким прошлым, и не самым, по сути, лучшим.

Сиена не знала, откуда черпает силы, чтобы идти по проходу церкви. Она ругала себя за эгоистичность, но все равно желала, чтобы невеста и остальные красотки вдруг поблекли и сморщились, чтобы она сама не выглядела на их фоне таким неуместным и отвратительным монстром.

Макс судорожно вздохнул. «Сиена ни разу даже не взглянула на меня, — подумал он. — Неужели она так сильно меня ненавидит?»

Оба еле дождались окончания службы.

Сиена сидела возле Инес, подавляющей всех окружающих своим огромным животом. Она походила на рыжеволосого галла из мультика с большущим пивным брюхом. Отец ребенка, какой-то парень из Аргентины, подающая надежды модель, поблизости не наблюдался. Похоже, Инес этот факт совсем не смущал.

— Я уже получила его гены, — разглагольствовала она с довольным видом. — Он такой красавчик, что ребенок получится душкой!

Подруги вернулись к общению лишь несколько месяцев назад, но все обиды были позабыты. Инес была в курсе терзаний Сиены и всячески отвлекала ее от мыслей о Максе и его девушки. Она постоянно шутила и отпускала остроты относительно окружения невесты.

— Глянь на ту! — шептала она, тыча пальцем в пухлую девицу в бледно-салатовом костюме. — Мне сказали, она играла в сериале вместе с Тиффани. Кого, хотелось бы знать? Перекормленную зеленую водоросль? Это же надо: напялить такой нелепый наряд!

Сиена послушно улыбалась в нужных местах, хотя внутри ощущала пустоту.

Она не знала, выдержит ли этот вечер, зная, что Макс находится от нее в двух шагах. Ведь он будет танцевать со своей подружкой, может, даже станет целовать ее и гладить ладонями обнаженную спину! Господи, ему же придется произносить речь, ведь он же шафер! Что, если он ударится в воспоминания о детстве Хантера? Что, если упомянет ее имя? И тогда гости начнут оборачиваться в ее сторону, разглядывать и обсуждать. Наверняка каждый подумает о том, как повезло Максу вовремя слинять от страшной ведьмы, в которую она превратилась!

Господи! Ну почему она не согласилась с Хантером? Почему не отказалась видеть среди гостей Макса?

Пришло время делать свадебные фотографии, и Макс как шафер жениха стоял рядом с Хантером, лучезарно улыбаясь в камеру. Не смотреть на него было невозможно.

Словно почувствовав ее взгляд, Макс посмотрел на Сиену и вежливо кивнул, приветствуя. Они до сих пор так и не здоровались.

Сиена кивнула в ответ и тотчас отвернулась. На душе у нее было тошно.

— Итак… — Зычный голос Каролин с безупречным английским акцентом разнесся по лужайке. Все повернулись к ней. — Теперь фото подружек невесты! И Макс, дорогуша, присоединяйся. Покучнее, подружки и шафер!

Словно два зомби, Сиена и Макс встали перед фотографом. Макс, находясь на грани срыва, пошарил глазами по гостям в поисках Хелен, но ее нигде не было. Меж тем Сиена с облегчением пропихнула Лизу, еще одну подружку невесты, между собой и Максом.

Однако эта уловка не ускользнула от Каролин.

— Нет-нет, неправильно. Сиена, ты ломаешь всю композицию! Шафер в центре, а подружки по бокам, сначала самые высокие, а затем пониже. Вставай ближе к Максу!

«Старая кляча! — раздраженно подумала Сиена. — Каролин не виделась с Хантером много лет, а теперь ведет себя, словно монаршая особа, раздавая указания направо и налево. Убиралась бы в свою Англию!»

Макс, который знал Каролин чуть лучше, сразу понял, зачем эти перестановки. Мамаша Хантера прекрасно знала о его чувствах к Сиене и теперь неумело пыталась предоставить им шанс объясниться. Впрочем, он знал, что объяснения бесполезны.

Теперь они с Сиеной стояли плечом к плечу. Ее локоть прижимался к пиджаку Макса, и он боялся шелохнуться, чтобы она не убрала руку.

Куда запропастилась Хелен? Он так нуждается в ее поддержке!

Макс специально привел Хелен с собой, чтобы в самые трудные моменты цепляться за ее руку.

Он чувствовал себя студентом на вступительном экзамене, до того ему было нелегко. Даже сейчас, стоя с ним плечом к плечу, Сиена ни разу не удостоила его взглядом. Макс обливался потом от напряжения и мрачно пялился на фотографа, игнорируя просьбы выдавить из себя улыбку.

Пытка, истинная пытка! Казалось бы, чего проще: взять Сиену за руку и повернуть к себе, высказать все то, что он носил в сердце так давно…

Признание ничего не даст. Оно хорошо лишь в том случае, когда тебя готовы выслушать. Макс видел, что Сиена слушать не хочет.

— Ну же, дорогие, скажите «сыы-ыр»! — воскликнула Каролин с воодушевлением.

Мелькнула вспышка, и благодаря этому будущий альбом новобрачных должен был украситься изображением пяти смеющихся девушек и мрачных Макса и Сиены.

— А, Макс, вот ты где!

В груди Сиены все сжалось. Она увидела подругу Макса. Боже, до чего она оказалась хорошенькой! Светлые голубые глаза в обрамлении черных густых ресниц, нежный румянец на щеках, большой рот с пухлыми губами. Розовый шелк облегал фигуру девушку, красиво обрисовывая изгибы.

У Сиены стало горько во рту, словно она выпила отвар коры дуба. Никогда прежде ей не было так некомфортно, как теперь.

— Съемка окончена? — спросила подруга Макса на слишком чистом для француженки английском.

— Да-да, окончена. — Судя по голосу, Макс был рад, что его подруга нашлась. Наверное, подумала Сиена, он счастлив возможности убраться подальше от нее и не вести вежливых бесед, к которым обязывает соседство. — Сиена, познакомься, это Хелен.

Сиена открыла рот, чтобы произнести что-нибудь, соответствующее случаю, какое-нибудь «Здравствуйте» или «Приятно познакомиться», но не смогла выдавить ни слова. Грудь сдавило так сильно, как не бывало в первые дни после аварии и перелома ребер, закололо сразу в нескольких местах, горло скрутило болью. Слезы, так давно удерживаемые, вскипели в глазах и горячими, почти раскаленными струями выплеснулись на щеки.

«Боже, на кого я, должно быть, похожа?!» — подумала Сиена в ужасе.

Пару мгновений она переводила взгляд с Макса на Хелен, затем из ее груди исторгся какой-то ужасный всхлипывающий звук.

Бежать! Скорее бежать прочь!

Вот только куда? В объятия репортеров, которые пасутся за воротами в ожидании отъезжающих?

Схватившись за голову, расталкивая на ходу гостей, Сиена бросилась обратно в церковь и захлопнула за собой тяжелую деревянную дверь.

Здесь было прохладно и пусто.

Хантер, заметивший ее бегство, бросился за Сиеной.

— Сиена! Постой!

Хелен обеспокоенно нахмурилась:

— Что с ней? Что происходит?

Но Макса уже не было рядом. Он галопом несся к деревянным дверям.

— Уйди! — бросил он на ходу Хантеру. — Это касается только меня и Сиены.

Он вошел внутрь и быстро затворил за собой дверь. В церкви смешались мириады запахов: ладана, женских духов, пыли и покоя. По какой-то странной причине эта смесь напомнила Максу об Англии и замке Генри.

Сиену он заметил не сразу. Как только закрылась дверь, в церкви стало темно, поэтому глазам требовалось время, чтобы привыкнуть к полумраку. Услышав тихий всхлип, Макс принялся озираться. Сиена сидела на одной из первых скамеек возле огромного венка из белых роз и лилий.

Макс пошел к ней.

— Уходите, прошу вас! — взмолилась девушка, закрывая лицо руками. — Я хочу побыть одна.

Шаги приближались, пока не замерли рядом.

Открыв лицо, Сиена увидела возле себя Макса. Она снова закрылась ладонями и заревела еще горше. Он присел рядом на корточки и молча ждал, пока Сиена поднимет голову. Когда это случилось, на Макса уставились заплаканные синие глаза. Сиена, кусавшая губы и шмыгавшая носом, снова напомнила ему маленькую девочку.

— Прости, — шепнул Макс. — Я не хотел тебя расстраивать.

Сиена быстро вытерла глаза.

— Ты не виноват. Я… плачу по другой причине. Дело не в тебе, — торопливо пробормотала она.

— Да?

Макс нахмурился, разочарованный. Как наивно с его стороны было думать, что Сиена плачет по нему! У нее могли быть сотни других причин для слез, учитывая те испытания, что выпали на ее долю.

— Если хочешь, просто поболтаем, — предложил Макс неуверенно. — Может, поплачешь мне в жилетку?

Он заметил, что Сиена распустила волосы, чтобы хоть немного скрыть шрамы на скуле. Не думая, что делает, Макс протянул руку и заправил прядь волос ей за ухо, открывая лицо.

— Не нужно, — торопливо сказала Сиена, снова выпуская прядь.

На мгновение их пальцы соприкоснулись, и Сиена ощутила горячую руку, поймавшую ее ладонь. Ей показалось, что кожу пронзило током.

— Почему? — очень тихо спросил Макс. Его голос был обволакивающим, словно физическое прикосновение, украденная ласка, которая ей не принадлежала. — Ты такая красивая.

— Прошу тебя, — взмолилась Сиена, отворачиваясь к белому венку. Ее глаза снова заволокло слезами. — Я совсем не красивая. Я… — Ее голос дрогнул. — Я стала уродиной!

— Это не так.

— Нет, так! И ты замечаешь это точно так же, как и я!

— Сиена, — начал Макс потрясенно.

Он был изумлен тем, как плохо она о нем думает.

— Нет, Макс, ничего не говори, — покачала она головой.

Было невыносимо видеть его жалость, его убогую попытку утешить и убедить в том, что является заведомой ложью. Особенно тогда, когда снаружи ждет красивая француженка.

— Умоляю тебя, не нужно лишних слов, Макс! Я все о себе знаю, и знаю, как я выгляжу. Ты не ранишь моих чувств, если признаешь это. — Сиена помолчала. — Прошлое есть прошлое, и его не вернуть. Я знаю, что вела себя отвратительно и гадко, испытывая твое терпение. Но по крайней мере мы друг друга любили и были искренни. Не нужно все портить ложью, прошу тебя!

— Боже, Сиена…

У Макса перехватило дыхание, надежда вновь затеплилась в груди.

— Я хочу сохранить наши отношения в памяти именно такими — без лжи, понимаешь? — бормотала девушка. — Мне известно, что ты теперь счастлив с другой. — Слезы капали из ее глаз, но Сиена, казалось, уже не обращала на это внимания. — Твоя подруга… она очень красива. Очень, очень красива, Макс. Она мне понравилась…

— Сиена… — вновь попытался прервать Макс, но Сиена не позволила этого сделать. Она боялась, что у нее больше не будет шанса высказаться.

— Правда понравилась. Наверное, тебе с ней хорошо и легко. Она отлично говорит по-английски, молодчина! Ведь у французов всегда есть акцент… — Слова лились помимо воли, сами собой. Сиена смотрела на Макса, силясь запомнить выражение его лица, любимые черты.

Макс смотрел на нее в изумлении. Теперь ему стала понятна причина ее слез. Сиена приняла Хелен за Фредерик! Но откуда она знала о француженке?

— В общем, я рада за тебя, Макс. Правда очень рада. Хантер говорил мне о твоей подруге и раньше, а сегодня я убедилась, что ты сделал верный выбор. Ты заслуживаешь доброй и любящей подруги, которая будет обращаться с тобой иначе, чем я…

— Сиена!

Макс воскликнул так громко, что слово многократно отразилось от высоких сводов церкви, словно монолог Сиены решил прервать сам Господь. Она уставилась на Макса.

— Уж не знаю, что сказал тебе Хантер, но Хелен вовсе не моя девушка. Мы просто дружим с давних пор и частенько друг друга выручали. — Макс помолчал, не зная, готов ли к признанию. — Я пригласил ее, потому что думал… думал, что мне понадобится моральная поддержка. — Слова не шли, и приходилось с трудом подбирать их. — Ведь я знал, что снова увижу тебя. Трудно было предсказать, как пройдет наша встреча.

Сиена смотрела на него, ничего не понимая.

— Нет у меня никакой девушки, Сиена. То есть у меня была девушка, но это не продлилось долго и давно кончилось.

— Но почему? — вымолвила Сиена, бледнея.

Отчего-то ей стало страшно.

— Потому что я люблю одну тебя. — Макс сжал ладони Сиены в своих так сильно, что хрустнули пальцы. Ни он, ни она этого не заметили. — Я всегда любил только тебя. Понимаю, что поступил гадко, и не вижу причины, чтобы ты могла меня простить и полюбить снова. Но по какой-то странной причине я продолжаю жить надеждой. Я всегда буду любить и ждать тебя. Я готов быть твоим другом, лишь бы быть поблизости. Ничего другого мне от жизни не надо.

Сиена смотрела, не шевелясь и не моргая, словно случайное движение ресниц могло пробудить ее от удивительного сна. Она не смела поверить в то, что все происходит на самом деле.

Неужели Макс любит ее? После всего того, что было? После столь долгой разлуки?

Глаза Макса шарили по ее лицу в поисках ответа. Губы кривились от волнения.

— Макс, — шепнула Сиена почти беззвучно.

— Да? Да, милая…

Она бросилась к нему в объятия, вцепившись руками в шею, словно в спасательный круг. Губы шарили по лицу Макса, покрывая его щеки поцелуями, и он, смеясь, отвечал на ласки, счастливый, как никогда в жизни.

Когда они все-таки оторвались друг от друга, Макс кривовато усмехнулся, по-мальчишески, как в детстве.

— Хочется ущипнуть себя побольнее, — признался он. — Так и кажется, что это сон.

— Мне тоже. — Сиена опять принялась целовать Макса, словно опасаясь, что он растворится и ускользнет из ее рук. Ей хотелось коснуться его каждой клеточкой своего тела, которое вспоминало, узнавало и откликалось.

Деревянная дверь распахнулась, впуская яркий свет. В проеме появилось взволнованное лицо Хантера. Он поморгал глазами, вглядываясь во мрак, затем широко улыбнулся и пробормотал:

— Ой, простите. Я хотел проведать Сиену. Но похоже, все… э… наладилось. Ухожу, ухожу.

Дверь захлопнулась, оставив влюбленных наедине. Макс обнял Сиену за талию и притянул к себе.

— Как считаешь, это будет очень неприлично?.. — начал он.

— Что, прямо в церкви?! — деланно изумилась Сиена. Сердце ее бешено заколотилось, и она тихо рассмеялась: — Да, это будет очень, очень неприлично. Это будет так некрасиво и греховно… особенно для благочестивой католички вроде меня. — Сиена рассмеялась.

— Да уж. — Макс подтолкнул ее на скамейку и, склонившись над ней, приблизил лицо. — А жаль, очень жаль… — Сиена ощутила было разочарование, но на его губах заиграла хитрая усмешка. — Впрочем, всегда можно покаяться, не так ли? — Он спустил золотистый шелк с плеча Сиены и поцеловал обнажившуюся кожу.

— Да, — шепнула девушка, запрокидывая голову и подставляя шею. — Всегда можно покаяться.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.