Когда Александру минуло пять, а Федору шесть лет, князь Ярослав повелел учинить княжеский постриг. В Переяславль из Владимира позвали епископа Симона, мужа весьма благочестивого и ученого. Он только что завершил свой главный труд «Отечечник», или Киево-Печерский патерик, который составлял по просьбе иноков Киево-Печерской обители. Бывший игумен Владимирского Рождественского монастыря, он, заняв Владимирский церковный стол, сумел примирить многих князей, утишить распри. Во времена княжения Константина Ростовского написал летописец, куда включил многие сочинения сего великого книжника, владельца огромной библиотеки.

Князю Ярославу Всеволодовичу, брату покойного Константина, своего покровителя, епископ не мог отказать в просьбе. Да и как отказать новгородскому и переяславскому воителю, не сидевшему долго на одном месте, а сражавшемуся непрерывно за землю Русскую? Пергамены подождут, а брани не ждут: загораются то там, то сям, зовут на бой. Вот и сейчас требуют к себе Ярослава неуемные новгородцы. С карелой и чудью воевать надо: не платят урочных даней Господину Великому Новгороду. Пора князю ехать на войну, но и сыновей постричь пришло время: поди задержались на женской половине, пора учить делу ратному, княжескому.

Князь с княгинею в богатых княжеских одеждах, с княжескими цепями, при венцах и знаках власти встречают гостей на теремном красном крыльце. И хотя от дворца в Спасо-Преображенский собор можно было бы пройти по верхнему переходу, по обычаю надлежало подкатить к вратам церковным на колеснице.

Виновники торжества — княжичи Федор и Александр — одеты в кафтаны зеленого атласа с золотыми узорами, в княжеские шапки, соболями отороченные. На шеях висят тяжелые золотые цепи с медальонами, в овалах которых видны княжеские львиные гербы, как положено во Владимиро-Суздальском княжестве. Порты — червонные, сапожки — легкие желтого сафьяна. Волосы — светлые, до плеч. Не княжичи — а парсуны писаные! А народу-то на площади, что на торжище в престольный праздник: бояре, дворяне, гридни, тиуны, милостники, дружинники, купцы, ремесленники, горожане, смерды с окрестных сел. Все в нарядных одеждах, кто как, по чину и по достатку. Домовитые носят кафтаны, епанчи немецкие, поярковые высокие остроконечные шапки, кожаные сапоги. Женщины опушивают низ своего платья белками и горностаями; головные уборы высокие, называемые «ботта».

Все званы князем Ярославом Всеволодовичем на поместный пир после окончания обряда пострига. На княжем дворе уже накрыты столы с зеленым вином, медами, пивом, брагою, заморскими винами, напитками, квасами. Приготовлены кабаны да лебеди жареные, осетры пареные да икра, куры и гуси, уха и шти, сочиво и каши, овощи заморские и свои. Ведь князь Ярослав во всем хотел подражать ласковому князю Владимиру с его пирами.

Вот уже ударили колокола соборные, и малиновый звон поплыл по городу, отдаваясь эхом на озере и в дальних полях.

Княгиня с княжичами села в колесницу, застланную дорогим ковром шемаханским. У мальчиков от приветственных криков разболелись головы, от счастья да от страха замирали сердца.

Подъехали к четырехстолпному белокаменному собору. Сошли с колесницы. Федор с Александром, взявшись за руки, степенно прошествовали между двух живых стен людских, поднялись по ступеням, вошли в высокие врата церковные, истово трижды перекрестились, как учил священник Иоаким, отец духовный. В соборе народу стоит немало, но в полумраке плохо видно. Впереди — яркое пятно освещенного свечами амвона, виден дивный иконостас собора, озаренный огнями лампад и свеч. Иконы и фрески еле видны в отблесках света. Чудное греческое паникадило свисает из-под купола храма и вот-вот зажжется, осветив нарядную толпу переяславской знати.

На ступеньках амвона стоит седой и осанистый старец в митре и золоченой ризе — епископ Симон. Он размашисто перекрестил мальчиков, а заодно и восприемника, боярина Федора Даниловича. Подвел их к престолу. У самых царских врат, где видны иконы Благовещения и четырех евангелистов, лежали две пуховые подушки в алой наволоке. Мальчики услышали старческий дребезжащий голос: «Идите сюда, дети мои». Владыка подхватил одного, а затем другого и усадил на высокие подушки. «Приспел час быть вам князьями, чада мои. Учиним же сей обряд, как пращуры наши чинили».

— Заповедывай нам вся во славу Твою творити, пришедшаго раба Твоего начаток сотворити стрищи власы главы вашея, — прочитал молитву старец и взял ножницы. Епископ защелкал ножницами сзади на затылках, слегка подрезая локоны и складывая их на поднос, который держал в руках служка.

Ангельское пение зазвучало на клиросах и затем смолкло. Потом возгласил дьякон, и снова запели клирошане. Торжественный молебен начался, но продолжался, по обычаю, недолго.

Княжичи встали, сошли с амвона и увидели перед собой высокую фигуру отца, который держал в руках два небольших меча в ножнах, с узорчатыми поясами и зелеными застежками к ним. Отец смотрел в глаза княжичам строго и торжественно. Воздел руки к небу, помолился, произнеся в конце каждого стиха молитву:

— Господи, Боже, милостивый, дай слугам Твоим, рабам Божиим Федору и Александру силу и мужество, а мечам их твердости на одоление врагов креста Христова!

Князь наклонился к сыновьям и опоясал их мечами, щелкнув застежками.

— Вы наши князи! Вы наши князи! Слава Ярославичам! — закричали в храме и на площади. Крики эти многократно повторялись и отдавались на улицах и стогнах градских.

Княжичи с отцом вышли из церкви. «Ну, с Богом», — сказал Ярослав и подвел к мальчикам боевых коней, покрытых роскошными попонами, с высокими восточными седлами, удобными низкими стременами, с уздечками, изукрашенными серебром.

— Сядьте на кони, — повелел Ярослав, — отныне вы князья наши, как подобает Мономашичам! Будьте с князьями за один брат! Блюдите и стерегите Русскую землю! Храните град Переяславль! Будьте отныне врагам грозны, а к своим милостивы, зане князь бо не туне меч носит!

Праздник в Переяславле завершился раздачей щедрых подарков и роскошным пиром на княжем дворе. Князь Ярослав был щедрым. Он дарил князей золотом и серебром, сосудами и кубками, конями и одеждами, а бояр жаловал тканями и мехами.

В ту пору Рюриковичи не признавали долгого детства и затяжной юности, рано мужали, становились взрослыми, мало жили, но жили по заповедям, трудясь до пота, всего себя отдавая служению Русской земле!

После княжеского пострига Федор и Александр покинули терем матери. Их отдали на попечение боярина Федора Даниловича, который должен был научить отроков военному делу.

Для любого из Рюриковичей не было большей чести, чем защищать порученное ему княжество, чем беречь подданных своих, «печаловаться» о Русской земле, о своих детях — русичах.

Федор Данилович начал с того, что прочитал вместе с княжичами «Поучение к детям» пращура Ярославичей великого князя Киевского Владимира Мономаха. «В доме своем не ленитесь, но сами смотрите за всем, — писал тот, — не полагайтесь ни на тиуна (княжеского слугу или управляющего хозяйством — Ю. Б.), ни на отрока (младшего дружинника — Ю. Б.), чтобы не посмеялись приходящие к вам ни над домом вашим, ни над обедом вашим. Выйдя на войну, не ленитесь, не надейтесь на воевод, не угождайте питью, ни еде, ни спанью; стражу сами расставляйте, и ночью, везде расставив караулы, около воинов ложитесь, а вставайте рано; да оружие не снимайте с себя второпях, не оглядевшись из-за лени — от этого внезапно человек погибает. Куда ни пойдете по своим землям, не позволяйте ни своим, ни чужим отрокам пакости делать ни в селах, ни в полях, чтобы не начали вас проклинать. А куда ни пойдете, где ни остановитесь, везде напоите и накормите просящего. Больше всего чтите гостя, откуда бы он к вам ни пришел — простой ли человек, или посол — если не можете одарить его, то угостите едой и питьем. Эти люди, ходя по разным землям, прославят человека или добрым, или злым. Больного посетите, мертвого пойдите проводить, ведь все мы смертны. Не проходите мимо человека, не приветив его добрым словом… Что знаете хорошего, того не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь…»

— Потому-то Владимир Мономах и был славным воином, великим полководцем, грозой Половецкой земли, рачительным хозяином земли Русской, потому-то и умел устроить добрый мир в своем княжении да и во всей Русской земле. При нем процветала и богатела Русь, и слава о ней гремела во всех концах земли, — добавил Федор Данилович.

Как завороженные слушали княжичи своего наставника. А тот напомнил им еще и о «Завете детям» их старшего дяди, Константина Мудрого, сына Всеволода Большое Гнездо, который был на ратях храбр и славу писателя-летописца и книжника великого заслужил. (Константин Ростовец умер за три с лишним месяца до рождения Александра.) Вот что писал родной дядя княжичей о княжеском призвании: «Все мнят, будто князь есть велик в людях, что и кажется несведущему. А я испытал и уразумел, что у князя тягчайшая жизнь, ему не только о себе одному, но и обо всех во всякое время необходимо помышлять и печься. Да более всего о тех, кто сами о себе не помышляют, тех ему надо направлять, не дать никого обидеть и правильно судить, недужным помогать, войско обустраивать. А кто из вас более страждет и о всех заботится, как подобает князю, который не имеет отдыха ни днем ни ночью и все хлопочет, как бы ему все устроить, тот встанет в Судный день перед Богом и даст ему ответ и за себя, и за подвластных ему».

Теорию военного дела будущий Невский герой поначалу усваивал из книг: из того же «Поучения Владимира Мономаха», из «Слова о полку Игореве», из «Повести временных лет», из Переяславского летописца и других летописей, а также из старин и песен о богатырях, из рассказов старых дружинников да от своего отца. Князь Ярослав научил сыновей старинным княжеским заповедям: лень, зависть и злоба — корни всех людских пороков; «кто говорит, Бога люблю, а брата своего ненавижу, тот лжец: выше сей заповеди любви нет, иже кто положит душу свою за други своя». Последняя заповедь отца и стала главной заповедью князя Александра, и он пронес верность ей через всю свою жизнь! Главный отцовский завет: жить всем русичам «в одно сердце», а князьям быть «за один брат», в единстве сохранять Русскую землю — отозвался в сердце княжичей как самое родное, заветное, неизбывное. Из рассказов отца о семейном предании отрок приобретал знания об Отечестве и его истории, о плохих и хороших князьях и об их поступках, о необъятной Русской земле и о собственном княжеском предназначении как служении. Потому-то вся жизнь Александра Невского стала потом сплошным служением, призванием к подвигу.

Затем начались практические занятия. Вот как реконструирует процесс обучения князя Александра воинскому делу современный военный историк А. В. Шишов (в силу добротности и важности этого описания приводим его целиком):

«В пять лет княжича Александра уже обучали владеть мечом. Вернее, его точной копией из мягкого, легкого дерева — липы. Рубиться даже небольшим мечом из железа маленькому мальчику было просто не под силу. Длина далеко не игрушечного меча определялась предельно точно — около 90 см, что позволяло учить держать дистанцию в ближнем, рукопашном бою. Обучение владению мечом, равно как и другим боевым искусствам, велось под заинтересованным наблюдением дядьки боярина Федора Даниловича, а то и под строгим взором отца, князя Ярослава Всеволодовича.

Через некоторое время учебный деревянный меч становился тверже и прочнее — его теперь делали из дуба или ясеня. В фехтовании на таких мечах без синяков не обходилось. Так постепенно наращивались нагрузки и осваивались боевые приемы. По летописям известно, что уже в двенадцатилетнем возрасте княжичи умели профессионально обращаться с настоящими боевыми мечами.

Обучали княжича Александра владением мечом самые опытные отцовские дружинники, герои многих битв и военных походов. Их школа была выше всяких похвал — преподавателей фехтования на мечах отбирал лично князь, который и сам славился как умелый и отважный единоборец. Дружинники учили княжичей удару клинком в резком выпаде — уколу: меч являлся колюще-рубящим личным оружием. Чем длиннее и неожиданнее был прыжок колющего, тем меньше оставалось у противника возможности приготовиться к защите. В таких случаях не спасали ни кольчуга, ни щит.

Рукопашный бой, когда приходилось схватываться и не с одним врагом, требовал не одного только умения владеть мечом. На то бой и назывался рукопашным. Умудренные боевым опытом княжеские дружинники помогали отрокам осваивать и более сложные приемы в схватке, когда невооруженному бойцу приходилось действовать против вооруженного противника.

Отцовские дружинники наставляли княжича Александра: „Не теряйся, княжич, смотри на ворога смело. Если достанет уколом, то шуйцей (левой рукой) отбивай меч от себя в сторону, а десной (правой рукой) емли за руки и повергай“.

В древнерусских летописях, которые довольно подробно описывали многие битвы, часто можно встретить описания единоборств княжеских дружинников, когда те в схватке с врагом каким-либо образом лишались своего оружия. В таких случаях воины, за руки „емлючися“, сходились с противником в смертельной схватке „на руках“, но поля боя не покидали.

Для таких рукопашных схваток лучше всего подходила наука борьбы в обхват — исконно русской молодецкой забавы. Борцы, сцепив руки крест-накрест за спиной соперника, стремились одним рывком повергнуть его на землю. Такая борьба требовала не только большой физической силы, но и немалой ловкости, когда требовалось упредить противника в проведении приема.

Не менее сложной наукой для мальчиков из княжеского дома было обучение стрельбе из лука. Сначала это был детский лук с тупыми стрелами. Раз за разом увеличивались его размеры, возрастало сопротивление тетивы. Сперва стрелы метались в неподвижную мишень, а затем и в летящие — по диким птицам. Менялось и расстояние, и размеры цели. Пользование же настоящим боевым дальнобойным луком с большими размерами его рогов требовало от ратника недюжинной физической силы.

Стрельба из лука в княжеских дружинах превращалась в своеобразный военно-спортивный праздник и привлекала большое число зрителей, не только самих воинов и членов княжеской семьи. Самые меткие стрелки становились победителями таких учебных стрельб и получали от князя или его воевод подарки… Одновременно опытные дружинники под присмотром боярина Федора Даниловича обучали сыновей князя Ярослава Всеволодовича искусству верховой езды. Владетель Переяславского княжества имел большие табуны лошадей, что было немалой частью его личного богатства. В переяславльских табунах под присмотром опытных табунщиков ходили и угорские иноходцы, и степные половецкие аргамаки, и кони, выведенные из Волжской Булгарии.

Первоначально княжичей учили держаться в седле на хорошо выезженных, послушных боевых конях. Учили управлять конем и повелевать им. Считалось, что воин сам должен обучить для себя молодую лошадь, ибо, как тогда говорилось, боевой конь, побывавший в других, а может быть и в плохих, руках, уже погублен для ратного дела.

Так с отрочества и повелось, что выбирал для себя князь Александр Ярославич коней всегда сам, не доверяя этого никому, даже ближним боярам и старшим дружинникам. Выбирал всегда двух коней — для похода и для сражения. Великий воитель Древней Руси с отцовского дома остался привержен на всю жизнь только двум мастям лошадей — вороным и белым.

К десятилетнему возрасту княжич обязан был лично усмирить необъезженного коня-трехлетку. При таких испытаниях не обходилось без падений и ушибов — в таком случае все начиналось вновь. Покорить коня своей воле всегда считалось нелегким испытанием даже для взрослых мужчин. В случае успеха усмиренный конь становился преданным боевым соратником своего хозяина, который мог положиться на него в трудную минуту.

После освоения искусства верховой езды дружинники-наставники приступали к обучению княжичей владеть сулицей — русским дротиком (коротким копьем). Метко брошенная твердой рукой сулица надежно поражала врага на расстоянии. Носили древнерусские дротики-сулицы в специальных колчанах.

Гораздо больше воинского искусства требовал от ратника бой на копьях. На учениях здесь в первую очередь отрабатывался решительный и неотразимый удар тяжелым копьем. Вершиной мастерства считался сильный и меткий укол в забрало вражеского шлема. В таком случае вражеский всадник, как правило, повергался в битве на землю вместе со своим конем.

Учили княжича Александра и прочей воинской премудрости: владению щитом, кистенем и палицей, засапожным ножом (кинжалов русские воины в старину не признавали), боевым топориком, секирой… Будущий князь обязан был уметь владеть всеми видами оружия — от этого зависела его жизнь в любом сражении. И не только оружием славянским, но и оружием степняков, варягов, рыцарей европейского запада… Такое обучение ратному делу юного Александра Ярославича не являлось каким-то исключением — оно считалось обязательным в семьях князей, и отцы своих сыновей здесь не щадили… Проводились и показательные единоборства. В странах Западной Европы ратное мастерство рыцарей оттачивалось на турнирах. На Руси такие турниры назывались „игрушкой“ Считалось, что в дружеской схватке конников русским воинам приличествует показать свое умение владеть оружием и боевым конем. Однако похваляться превосходством в таком поединке считалось делом зазорным для воина.

В „игрушках“ участвовали не только дружинники, но и князья. Чужестранцы отмечали, что на таких рыцарских турнирах русские воины любого звания бились на конях „не щадя ни себя, ни дорогого оружия“, ни своего иноходца. Для отроков устраивались собственные потешные „игрушки“.

Ратное обучение княжичей дополнялось не только военными играми, но еще и охотой — ловами… Поистине княжеской охотой считалась соколиная… Ратная наука давалась княжичу Александру легко, хотя и проливалось, как говорится, „сто потов“ Отец всегда внушал сыновьям: будущий князь — это и правитель, и профессиональный воин. Таким он оставался до конца своих дней. Поэтому совсем не удивительны летописные упоминания о том, что почти все древнерусские князья лично участвовали в битвах, да еще в первых рядах своих дружин, часто вступали в поединки с предводителями противной стороны. От личного воинского мастерства во многом зависел авторитет князя, а порой и исход боя».

К 14 годам князь Александр окреп от постоянных воинских упражнений, подрос, возмужал. Среди своих сверстников он выделялся не только ростом, но и силою и незаурядными способностями князя-воина. Он был вполне готов к ратному испытанию, и не к «игрушке» или «дружеской схватке», а к бою с врагами Руси.

Сформировался и характер юного князя. «Степенная книга царского родословия» описывает его так: «Во время юности своей князь придерживался смиренномудрия, воздержания и соблюдал чистоту душевную и телесную, прилежал кротости, а тщеславия избегал, и весьма был верен воздержанию от пищи, так как знал, что угождение чреву мешает целомудрию и создает препятствие бдению и прочим добродетелям. На устах у него были одни только божественные слова, услаждавшие нас более, чем сотовый мед; ведь прочитал он Священное Писание и желал с усердием исполнить на деле его установления. Родственники видели, что он преуспевает в добродетелях, и всячески стремится угодить Богу, и загорелся небесным желанием делать только хорошее и честное другим людям; он всячески пытался в своем правлении проявлять смиренномудрие. Он мог бы быть Богом почтен честью земного царствования и мог бы иметь жену и детей, но он вместо того стяжал смиренную мудрость больше, чем все другие люди».

В «Житиях святых Российской церкви» о княжиче говорится кратко: «кроток и тих был его нрав издетства». В том же духе о его характере рассказывает архимандрит Рождественского монастыря Иона Думин в Житии святого Александра Невского, написанном в 1591 году: добрый, прехрабрый, исполненный благодатью Святого Духа, «измлада Христа възлюбив и Пречистую Его Богоматерь, повелику же чтяше иерейский чин, яко слуги Божий, и мнишеский велми любляше, и нищих миловаше, еже от всякиа неправды отгребаяся, аки изящен воин, во всем угажая Владыце своему Христу». Александр Невский, по мнению Ионы Думина, в полной мере сочетал в себе добросердечие с властвованием. Он так пишет о будущем новгородском князе-наместнике, соправителе отца: «Сей убо бысть, по реченному, око слепым и ухо глухим и нога хромым, сиречь сиротам и вдовицам заступник и алчющим кормитель, безпомощным помощник, и со Иовом глаголаше: не изыде из дому его нищ, тща имея недра. И просто рещи, всем комуждо во всякой нужди бе помагая. И тако ему живущу в Великом Новеграде и от Господа Бога порученную власть добре и боголюбне правящу».