…Тиха украинская ночь. Прозрачно небо. Звезды блещут. Своей дремоты превозмочь Не может воздух. Чуть трепещут Сребристых тополей листы…

Эти строки невольно всплывали в ее памяти. Какой-то пушкинский юбилей в школе, концерт художественной самодеятельности, стихи, по просьбе любимой учительницы литературы Натальи Сергеевны выученные наизусть и прочитанные со сцены громко, с выражением. Саша сделала это с радостью, потому что любила поэзию и рифмованные строки запоминала легко. Потом ей понравились не только русские поэты ХIX столетия, но и современные авторы. Произведения Пушкина, конечно, прекрасны, однако при стремительных ритмах века двадцать первого они кажутся слишком простыми, не вызывающими сердечного отклика.

Украинская ночь была действительно тиха.

Булатова сидела на скамейке в саду возле дома в деревне и мысленно перебирала события минувшего дня.

После того как Дорошенко по рации, имеющейся в бронетранспортере, связался со штабом, сюда прибыла карета скорой помощи с бригадой медиков из ближайшего города. Они сказали, что все сделано правильно с перевязкой и применением лекарств из армейской аптечки, трахея и пищевод не повреждены, потому Биргитте Кильп будет жить. Ее погрузили на носилки. На прощание она долго благодарила группу «Дюжина» за проявленное ими милосердие, но ничего не сказала о своем раскаянии за содеянное.

«Чайка» думала, что это очень нехорошо.

Ведь наемники из американской компании «WhiteWater» ни за что ни про что убили на дороге восемь человек. Личности трех из них добровольцы даже не смогли установить. Люди просто сгорели в автомашине «Лада-Нива», опрокинувшейся в кювет. Не сохранилось ничего: ни документов, ни вещей, — только обуглившиеся останки.

Водитель внедорожника «УАЗ Хантер» оказался жителем города Макеевки, горным инженером пятидесяти лет. Его паспорт, шоферские права, трудовая книжка и даже диплом об окончании вуза находились при нем, во внутреннем кармане полотняной куртки. Наверное, он рассчитывал устроиться на работу в России.

Пассажиры «шкоды», молодые муж и жена из Донецка, владели продуктовым магазином, у них при себе имелась крупная сумма денег. Жена, красивая и модно одетая, судя по всему, находилась на пятом-шестом месяце беременности. Они выбрались из автомобиля, но уйти от него не смогли, так и остались на асфальте, возле его колес.

В легковой машине «ЗАЗ-Ланос» на заднем сидении лежала женщина тридцати пяти лет, по документам — сотрудница строительной фирмы из города Харцызска. Здесь на месте водителя и рядом с ним виднелись пятна крови. Кровавый след вел за дорогу, к южному холму. Они пошли по следу и обнаружили еще одного погибшего — водителя этого автомобиля. Он скончался от ранения в живот.

Жители деревни рассказали, что три семьи с детьми спаслись. Бросив свой автотранспорт, они сумели добраться до домов на окраине села: ползли по полю, потом бежали по перелеску. «Укры», засевшие на склоне северного холма, долго палили им вслед, но не убили, а лишь ранили двух мужчин, женщину и подростка.

Одна пуля в правом легком — достаточно ли для того, чтобы Биргитте Кильп из Эстонии перестала охотиться на мирных жителей Донбасса, как на диких зверей в лесу? Или надо было прострелить ей еще и ногу?..

Булатову определили на постой к бабушке Матрене Филипповне. Крепкий каменный дом с подвалом, ухоженный огород, яблонево-вишневый сад, на широком подворье — сеновал, курятник, сарай с козами — неплохо жила добрая старушка. Ей во многом помогали взрослые дети. Они уехали в большие города, жили там и работали, но август и сентябрь проводили на малой родине.

Матрена Филиппова приняла гостью радушно и к ужину уставила стол разной домашней снедью. Симпатичная и молчаливая девушка в солдатской униформе ей понравилась. Она думала, что услышит от нее ответ на обычные украинские вопросы: почему все так случилось и кто в этом виноват. Но Александра давно перестала отвечать на подобные вопросы местных жителей. Люди, которые двадцать три года кичились своей «самостийностью та незалэжностью», а на самом деле не смогли ни о чем договориться между собой и постепенно разрушали собственное государство, должны разбираться в этом без посторонней помощи.

Саша похвалила творог домашнего приготовления и козье молоко, однако отказалась от галушек со сметаной и пирогов с вишней. Матрена Филипповна не обиделась. Она знала, что теперь в моде стройные фигуры, потому девушки обычно не едят простую и питательную пищу. Зато она угостила «Чайку» долгим рассказом о своей семье, своей жизни, своих болезнях и нынешних сложностях в ведении крестьянского хозяйства.

Сумерки за окном сгущались, в горнице становилось душно. Александра, поблагодарив старушку за угощение, отправилась в сад. Сидя там на скамейке, она наблюдала в одиночестве, как «блещут звезды… чуть трепещут сребристых тополей листы…».

Булатова хотела позвонить своим московским знакомым.

В первую очередь — учителю, — чтобы рассказать ему о том, как столкнулась с американцами, давними его противниками, на пустынной дороге в Диком Поле. Правду он ей говорил: до всего им есть дело, этим наглым америкосам, и лезут они повсюду. Но оказалось, что мобильная связь в низине за холмом отсутствует. Если бы она была, то следующей ее собеседницей стала бы Алёна Климова, от которой она давно не имела известий, а потом — Татьяна Николаевна Темникова, директор актерского агентства «Синяя птица», чья энергичная деятельность так украшала Сашину жизнь ранее (до событий на Украине). Оставалось только мысленно обратиться к ним, посмотрев на темнеющее вечернее небо, определенное у великого поэта всего одним словом: «прозрачно».

Одиночество ее нарушил Роман Круглянский. Он пришел в гости с подарком — красивой белой розой на длинном стебле. На вопрос, где он добыл такое чудо, ответил уклончиво:

— Да тут, недалеко…

— Спасибо, — сказала Булатова. — Я уже начала забывать о том, что на свете существую цветы.

— Ты их любишь? — спросил он.

— Люблю, когда мне их дарят. Ведь обычно это происходит при каких-то важных событиях.

— Я знаю, о чем ты говоришь. — Роман загадочно улыбнулся. — Например, премьера кинофильма. Ты всем рассказываешь, будто бы работаешь на московском телевидении ассистентом режиссера, но ребята тебя идентифицировали. Случайно, конечно.

— И что теперь? — она посмотрела на него внимательно.

— Ничего. Для нас ты по-прежнему «Чайка», классный сверхметкий стрелок. Вон эстонку с первого попадания завалила.

— Завалила… — она тяжело вздохнула. — А для группы — тысяча проблем.

— Я видел, как ты переживаешь. Даже папиросу какую-то закурила. Судя по всему, табак — крепчайший. И дым у него горький. Неужели тебе нравится?

— Это — подарок, — она достала из нагрудного кармана куртки портсигар и показала напарнику.

— Золотой? — спросил Круглянский.

— Нет. Серебро с латунью. Даже проба внутри есть, — Булатова открыла портсигар старшего сержанта Люды.

— Угостишь? — Он с любопытством взглянул на девять папирос, плотно уложенных под резинкой слева и две, оставшихся справа.

— А как же дзюдо, Роман? Ты ведь не куришь.

— Иногда балуюсь.

— Эта вещь не для баловства, — она захлопнула крышку и положила портсигар обратно в карман форменной куртки. — Хотя когда-нибудь и очень даже может быть… еще покурим.

— Буду надеяться, — он встал со скамейки, как-то печально пожелав Александре спокойной ночи.

«Обиделся!» — подумала она и сказала вслед напарнику:

— Приходи завтра с утра. Будем разбирать новую винтовку. Надо ее осваивать. Если получится, отдам тебе «эсведуху»…

Кроме плоского длинного кофра с винтовкой «Steyr-Mannlicher SSG-08», Булатовой теперь принадлежала большая сумка, наполненная принадлежностями к ней. Там находились патроны (сто штук), два оптических прицела в кожаных чехлах, инструменты, маленькая алюминиевая фляжка с оружейным маслом, фланелевые тряпочки для протирки, портативная метеостанция, бинокль, блокнот и прочие, нужные снайперу предметы. Особенно Сашу порадовала книжка-инструкция по эксплуатации винтовки на довольно простом английском языке. Английский она знала неплохо, поскольку окончила школу с углубленным изучением языка, потом в Москве посещала курсы при МГИМО.

Полночи ушло на чтение этой инструкции, но утром Булатова смогла внятно объяснить своему помощнику, что и как действует в механизме, придуманном австрийскими инженерами из двух старинных оружейных фирм «Steyr» и «Mannlicher». Винтовку вместе с сумкой они вынесли в сад, положили там на стол, накрытый чистым полотенцем, и занялись ее тщательным изучением.

«Чайка», умудренная фронтовым опытом и занятиями в стрелковом клубе с Потаповым, имела устойчивое представление о том, как должно выглядеть пехотное оружие, чтобы быть удобным в эксплуатации.

Но «Steyr-Mannlicher» весьма отдаленно напоминала такой простой предмет. Она походила на некий сложный агрегат, и по тяжести своей, и по действию затвора, и по устройству ударно-спускового механизма. Поставленная на сошки и на специальный столбик-упор на раздвижном прикладе, винтовка, словно ручной пулемет, сама занимала устойчивое положение и не требовала от снайпера усилий для поддержки. Он мог сосредоточиться на главном: поиск цели, точное наведение оружия на нее, выстрел.

Это было непривычно, и они по очереди прикладывались к чужой винтовке, пробуя правым плечом найти лучшее место для соприкосновения с прикладом, заглядывая в окуляр прицела, нащупывая правой рукой рубчатую пистолетную рукоять.

Они оба удивлялись, что австрийцы снова обратились к неавтоматическому оружию. Только схема действия, разработанная в конце ХIХ столетия (например, винтовка Мосина), обросла у них некоторыми современными деталями, вроде ствола холодной ротационной ковки длиной 690 мм или приклада из алюминия с пластиковыми накладками и регулируемым гребнем и затыльником. Но больше всего изменился патрон.

Финская фирма разработала его, отступив от распространенного в мире пехотного калибра 7,62 мм. Она увеличила калибр до 8,6 ×70 мм. Это дало большой выигрыш в стрельбе на расстояние 1500 метров и дальше, повысило кучность и точность попадания. Пули разных типов из патронов «.338 Lapua Magnum» пробивают бронежилеты любой степени защиты, бетонные заборы и бронеплиты толщиной до 24 мм.

— Откуда ты знаешь? — спросил Роман, с любопытством рассматривая патрон, имеющий гильзу длиной 93,5 мм.

— Здесь написано. — Александра показала ему страницу в открытой брошюре.

— А ты, что по-английски умеешь читать?

— Умею, — кивнула головой она.

— Ух ты! Круто! Может, переведешь мне одну песенку?

— Переведу.

Матрена Филипповна, подперев рукой щеку, по-стариковски умиленно наблюдала за молодыми людьми из окна кухни. Она воспринимала их встречу как свидание. «Дуже гарна дивчина» и «дуже гарный хлопец» классически проводили время «у садочку». Только почему-то не обнимались и не целовались, а возились с длинной штуковиной странного вида. И чего она им далась, эта нелепая машинка, если земля уже теплая, кроны у деревьев низкие и густые, а в саду, кроме них, никого нет?..

«Дюжина» по приказу из Донецка оставалась в этом районе почти две недели. Они охраняли дорогу и вели разведку, наблюдая за тем, чтобы «укры» вновь не оседлали трассу на КПП «Куйбышево» и не начали убивать беженцев. Сведения о том, что дорогу прикрывает донбасское ополчение, распространились среди населения быстро, и поток частных легковых автомобилей резко вырос. Могучий «Элефант», иногда двигающийся в голове колонны, иногда — в ее конце, иногда — в середине, вызывал у путешественников восхищение. Его башня с автоматической пушкой и пулеметом, которая поворачивалась и смотрела то направо, то налево, представлялась им гарантией благополучного исхода.

Бойцы «Дюжины», надев черные маски, найденные на бивуаке частной военной компании «WhiteWater» и взяв в руки автоматы Калашникова, нередко выходили на обочины, шли рядом с машинами и на выбор (для острастки) проверяли документы у пассажиров. Булатову удивляло только одно обстоятельство: в Россию уходило немало мужчин призывного возраста. Министерство обороны Донецкой народной республики обращалось к ним, предлагая встать в ряды защитников своей земли, но они не хотели рисковать жизнью и воевать с неонацистами, а удирали, как последние трусы.

Бывало, вражеские разведывательно-диверсионные группы, обычно — на джипах или на «газелях» с минометом, установленным в кузове, налетали на дорогу. Однако им удавалось сделать лишь два-три выстрела, по большей части — неточных. Потом они бросались наутек, скрывались в «зеленке», кое-где подступающей прямо к асфальтовому полотну. Вслед им неслись громкие пушечные и пулеметные очереди из башни БТР-4Е.

Однажды «украм» крупно не повезло.

Их потрепанный бежевый «джип» с небольшим минометом в открытом кузове выехал на трассу с проселочной дороги, а в метрах пятидесяти от нее стоял патруль одесситов, в его составе находились «Чайка» и «Кречет», вооруженные снайперскими винтовками. Булатова, вскинув СВД к плечу, мгновенно засадила пулю из патрона 7,62Б-32 в мотор машины, отчего он загорелся. Чуть позже Круглянский из своей «мосинки» ранил в плечо шофера, который выбирался из горящего джипа на дорогу. Расчет миномета из двух человек и автоматчик, прикрывающий их, попали в плен к ополченцам.

Это был второй случай, когда Александра увидела своих противников живыми достаточно близко и услышала, что они говорят.

Пленные со слезами на глазах категорически отрицали всякую принадлежность к спецназу СБУ или МВД, к Национальной гвардии Украины, к карательным батальонам «Правого сектора». Они называли себя мирными поселянами, которых мобилизовали в армию насильно, под угрозой уголовного наказания. Они уверяли, будто пришли сюда спасать Украину от вторжения Российской армии и ловить террористов, опять-таки засылаемых из соседней страны весьма зловредными организациями: ФСБ и ГРУ Генштаба ВС РФ. Они просили сначала сообщить их родственникам, где они находятся, а потом уж отпустить их Христа ради, поскольку раньше не воевали и больше никогда воевать не будут.

Хитрые украинцы не знали, что «джип» ополченцам удалось потушить, и документы, находившиеся в кабине, в подпорченном, но пригодном для чтения виде, оказались у них.

Версия о мирных поселянах отпала сразу.

На вопросы Дорошенко неохотно, сквозь зубы, под напором неопровержимых улик отвечали два молодых кадровых сотрудника СБУ в звании лейтенантов и один сержант. На их счету числилась не одно диверсионное нападение на жителей Донбасса. Орудовали они именно в этом районе, о чем свидетельствовали пометки на картах. Стреляли из миномета по автобусным остановкам с людьми, по магазинам, по отдельным домам, где проживают активисты ДНР (список с фамилиями и адресами прилагался), по автомашинам на дорогах. Попутно собирали информацию о передвижении отрядов ополчения и о блокпостах, иногда корректировали огонь артиллерии.

Подполковник в отставке сказал:

— Обычные диверсанты. Расстрелять бы их.

— А что вам мешает это сделать? — спросила Булатова.

— Они годятся для обмена пленными.

— Я бы их не меняла. Есть документы, есть свидетели, есть фото- и видео — материалы, их мобильные телефоны, наконец. Можно подготовить судебный процесс.

— Ну, это дело долгое.

— Рано или поздно военные преступники должны понести наказание. Диверсантов надо поместить в тюрьму, начать следствие, вести допросы.

— Я думал, ты только стреляешь хорошо, — удивился Дорошенко. — А у тебя ко всему — системный подход…

В Донецк группа «Дюжина» вернулась в конце июля 2014 года.

Теперь Александра увидела другой город, настоящий фронтовой.

В воздухе чувствовался запах гари. При постоянных ракетно-артиллерийских обстрелах, которые вели украинские каратели, разрушались и страдали от пожаров жилые кварталы в пригородных поселках Первомайский, Пески, Авдеевка, Еленовка и в некоторых отдаленных районах на северо-западе и юго-западе. Горели предприятия и в самом Донецке: 21 июля пожар возник на заводе «Точмаш», на железнодорожной станции, а также — по периметру аэропорта, где давно шли ожесточенные и упорные бои. Там канонада порой не стихала ни днем, ни ночью, а клубы серого и черного дыма поднимались высоко в небо.

Военное положение, объявленное 16 июля министром обороны ДНР И.И. Стрелковым с установлением комендантского часа от 23 часов вчера до 6 утра, являлось вполне разумной мерой. В городе привели в порядок бомбоубежища, сохранившиеся с советских времен. Но часто обитатели многоэтажных домов не успевали до них добраться. Минометные и артиллерийские обстрелы начинались внезапно, потому они погибали и получали тяжелые увечья прямо во дворах домов, у собственных подъездов.

Постепенно прекратила свою работу большая часть банков (кроме Сбербанка РФ), отключив банкоматы. Многие заводы и фабрики перешли на неполный график и отправили сотрудников в неоплачиваемые отпуска. Закрылись некоторые торгово-развлекательные центры и предприятия сферы бытового обслуживания. Толпа на главной улице Артёма сильно поредела (точных данные нет, но примерно половина населения тогда покинула осажденный Донецк, остальные сплотились вокруг лидеров новой власти и помогали друг другу выживать в трудной ситуации). Уменьшился поток легковых автомобилей, дорогие иномарки в нем практически исчезли. Зато свободно ездила армейская техника: грузовики с прицепленными орудиями, бронетранспортеры, самоходки, танки.

Город жил и боролся, не желая сдаваться киевской хунте.

Первый штурм Донецка двумя танковыми колоннами «укры» предприняли 21 июля. Ополченцы его отбили. В отместку каратели усилили обстрелы жилых районов города. Они вели огонь от села Пески на северо-западе и от села Еленовка на юго-западе. В нем участвовали мобильные установки ракетной системы залпового огня «Ураган», причинявшие значительные разрушения.

Еще один танковый штурм начался вечером 28 июля на северо-востоке, со стороны селения Ясиноватая (12 километров от Донецка). В атаку двинулись 18 танков Т-64Б, бронетранспортеры и самоходные артиллерийские установки, стрелявшие на ходу. За ними шла пехота. Бой продолжался несколько часов. Ополченцы подбили 2 танка и 3 бронетранспортера, взяли в плен около двадцати солдат. Противник откатился на прежние позиции…

Разведгруппа «Дюжина» не участвовала в этом сражении.

Их месторасположение было по-прежнему в Калининском районе, на тихой улице, в общежитии бывшего ПТУ. На отдых отводилась неделя. Перебоев с подачей воды и электричества пока не ощущалось, продовольствие для бойцов ополчения имелось в достатке. Мобильная связь работала. Подзарядив свой телефон, Александра наконец-то позвонила учителю. Она коротко сообщила ему о встрече со снайпером из американской частной военной компании и о том, что ей достался трофей — винтовка «Steyr-Mannlicher».

Потапов поздравил Сашу с победой.

— Спасибо, Анатолий Васильевич, — ответила она.

— Что-то голос у вас невеселый, — удивился майор в отставке.

— Так они же элементарно из своей засады, ничего не боясь, расстреливали людей на дороге. Как в тире — деревянных болванчиков. Потому никаких особых приемов в маскировке и прицеливании, как вы меня учили, там применять не пришлось.

— Саша, находясь на новой, незнакомой вам позиции, вы попали с первого выстрела. Пусть не насмерть, но результат есть, и я оцениваю его на «четыре с плюсом»». А знаете, сколько их винтовочка стоит?

— Нет.

— Тысяч шесть долларов. Говорят, наши недавно купили партию в восемьсот штук для разведывательных подразделений ВДВ.

— Ну, тогда я сочувствую тем парням из ВДВ.

— Почему? — спросил Поляков.

— Агрегат еще тот. С кондачка его не освоишь. Вспомнят они нашу армейскую «эсведуху» добрым словом…

Потом раздался звонок, и «Чайка» услышала голос Алёны Климовой, громкий и отчетливый, такой, будто ее задушевная подруга говорит с соседней улицы. Оказалось, что Климова действительно находится в Донецке. От неописуемой радости они сначала кричали и смеялись, задавали друг другу вопросы, на которые и ответить-то толком не могли, но затем, немного успокоившись, договорились о встрече через час в кафе «Променад» на улице Марии Ульяновой.

Девушки пришли туда одновременно и бросились обниматься прямо перед стеклянными дверями заведения. Алёна, одетая в джинсы, белую футболку с надписью на груди: «Донецкая народная республика» — и легкую куртку, с любопытством рассматривала полевую униформу Булановой, подпоясанной брезентовым ремнем с кобурой пистолета на правом боку и боевым ножом слева.

— Ты была при обороне Славянска? — спросила она.

— Да, — ответила Саша.

— Но как вашей команде удалось прорваться в Донецк?

— На бронетранспортере под названием «Элефант».

— Было страшно? — Климова рукой прикоснулась к кобуре пистолета «ТТ» на поясе подруги.

— Очень! — улыбнулась Александра.

— Тогда рассказывай!

Они вошли в кафе, сели за столик и сделали заказ. Повествование «Чайки» о событиях начала июля Алёна слушала с напряженным вниманием, иногда прерывая ее репликами вроде: «Ну, об этом много писали!», «Да такое и представить себе невозможно!», «Я же говорила, что они — фашисты!».

Девушки быстро расправились с салатом и сделали перерыв перед горячим блюдом. Александра достала пачку сигарет «вог», щелкнула зажигалкой, закурила и спросила Климову:

— Значит, ты приехала сюда из Ростова-на-Дону?

— Саша, тысячи и тысячи людей в России, узнав о том, что творят здесь «свидомые» каратели, желают помочь нашему народу, терпящему бедствие на Донбассе…

Расставшись с подругой в Одессе, Климова отправилась не в Москву, а в Крым, чтобы проведать свою семью. Мать у нее была активисткой местной крупной общественной организации «Русская община», успешно действовавшей на полуострове несколько лет. С началом гражданской войны на юго-востоке Украины крымчане, используя возможности этой организации, занялись сбором гуманитарной помощи. К ним присоединились добровольцы из общества «Голос Севастополя», луганское землячество в Ростове-на-Дону, патриотическое объединение «Содружество», информационно-аналитической центр «Кассад». Общими усилиями они недавно собрали около пятидесяти тонн гуманитарного груза (медикаменты и продовольствие). Фура длиной в одиннадцать метров вышла из Ростова-на-Дону 23 июля и через день прибыла в Донецк. Алёна в числе других волонтеров сопровождала ее.

— Поездка была опасной? — спросила Булатова.

— Довольно долго стояли на границе. Потом нас сопровождали ополченцы. Они говорили, что украинские диверсионные группы из минометов обстреливают гуманитарные конвои и закладывают фугасные заряды на дорогах, минируют обочины. Но у нас все обошлось. Как видишь, жива-здорова.

— Приедешь еще раз?

— Да. Это дело мне по душе.

— Помнишь, в Одессе ты говорила, что не знаешь, как помочь нашим людям.

— Теперь знаю.

— «Укры» затеяли тут кровавую бойню. Честное слово, они гораздо страшнее, чем гитлеровцы в Севастополе в 1941 году, — грустно произнесла Александра.

— И что будешь делать ты? — спросила Климова.

— Воевать с ними. Пока.

— А твои телепроекты в Москве и Санкт-Петербурге?

— Подождут.

— Я просто тебя не узнаю, дорогая моя подруга Саша.

— Многое изменилось, — ответила «Чайка». — Наверное, я действительно стала снайпером. Хотя здесь это — модное, расхожее слово. Люди, случайно получив винтовку Драгунова, называют себя так.

— Но ты же не случайно.

— Да. Может быть, и закономерно все это произошло. Была бы война, а сверхметкие стрелки для нее всегда найдутся…

Официант принес заказанные ими котлеты по-киевски. Боевые действия пока не мешали здешним кулинарам отлично готовить традиционные блюда украинской кухни. Правда, цены на них заметно выросли.

Девушки сменили тему разговора. Выяснилось, что Алёна находится в Донецке третий день, но с городом не познакомилась, проводя время на складе, где разгружают фуры, и в больнице имени Калинина, где теперь устроен военный госпиталь для ополченцев. Туда волонтеры из Ростова-на-Дону доставили две тонны медикаментов. Огромный больничный комплекс расположен в Калининском районе, на проспекте Ильича, потому Климова так быстро и добралась до кафе «Променад».

Они весело обсуждали планы на вторую половину дня (прогулка по Парку кованых фигур, спорт-бар или, может быть, концерт в филармонии), когда раздался звонок мобильного телефона, и Александра услышала голос сотрудника Министерства обороны ДНР Сергея Петровича Щербины. От неожиданности Булатова ответила ему строго официально:

— Здравия желаю, товарищ майор!

— Добрый день, Александра Константиновна! Мне сказали, вы — в увольнении и гуляете с подругой где-то в городе.

— Так точно, товарищ майор.

— Я могу к вам присоединиться?

— Если честно, то не хотелось бы, — сказала Булатова.

— А все-таки придется. Где вы сейчас находитесь?

— Кафе «Променад» на улице Марии Ульяновой.

— Я буду через полчаса. До встречи! — по-военному четко сообщил ей Щербина, и в телефоне раздались короткие гудки.

Спрятав аппарат в карман форменных брюк, Саша нахмурилась и отодвинула от себя тарелку. Климова молча наблюдала за ней. Алёне было ясно, что произошел разговор, для ее подруги не совсем приятный. Но кто мог огорчить Сашу, она не знала.

— Начальник? — спросила Климова.

— Вроде бы не начальник, но власть имеет. Вроде бы не друг, но давно знаком и много помогал мне на киносъемках в Севастополе. Не ожидала, что встречу его, приехав в Славянск, однако встретила. В общем, совершенно непонятно… — Александра озадаченно потерла лоб рукой.

— Ты сама как к нему относишься?

— Да никак я к нему не отношусь! — вспыхнула Булатова. — Хороший человек, и все.

— Такая он загадочная личность? — засмеялась Алёна.

— Сейчас увидишь…

Военный советник Щербина произвел на исполнительного продюсера московского театра Климову прекрасное впечатление. Он был галантен и обходителен, одет в новенькую полевую униформу с офицерской портупеей из светло-коричневой кожи, приехал на машине «Лада-Приора» и сразу предложил девушкам совершить маленькую экскурсию по достопримечательным местам города. В их число, по его мнению, входили: площадь Ленина, памятник Артёму на одноименной улице, стадион «Донбасс Арена», театр оперы и балета имени А.Г. Соловьяненко, Ветковские пруды, железнодорожный вокзал, храм Святого Александра Невского и Свято-Николаевский кафедральный собор.

Само собой разумеется, при автомобильной поездке им пришлось лишь рассматривать здания снаружи и слушать краткие комментарии Щербины. Они пришли к выводу, что Донецк — город молодой, в нем нет древних строений. Самый старый тут Свято-Николаевский кафедральный собор построен в 1896 году, самый новый — футбольный стадион «Донбасс Арена» на 52 тысячи зрителей — возвела турецкая компания «Enka» в 2009 году. Величественное здание театра оперы и балета появилось в 1941 году, а облик центральной площади имени Ленина полностью сложился уже в 70-е годы прошлого столетия.

Угостив девушек мороженым в уличном кафе, военный советник отвез Климову по ее просьбе в больницу имени Калинина. Подруги стали прощаться. Они были уверены, что в ближайшее время будут созваниваться и встречаться только на донбасской земле, что войска киевской хунты никогда не войдут в шахтерскую столицу. Обняв Булатову, Алёна напоследок прошептала ей на ухо слова из старой комсомольской песни:

…Я желаю всей душой если смерти, то мгновенной, если раны — не большой!»

— на глазах у нее блеснули слезы.

«Лада-Приора» двигалась по широкому и прямому, как стрела, проспекту Ильича к мосту через Кальмиусское водохранилище, довольно большое и широкое. Александра, сидя рядом с Щербиной, смотрела в окно на городские пейзажи и слушала. Майор запаса объяснял ей, что едут они в центр города, на улицу Щорса, дом 62, где в здании бывшего областного управления СБУ, ныне являющегося штабом ополчения, состоится очередная пресс-конференция министра обороны Стрелкова. Он подробно расскажет о состоянии дел в Донецкой народной республике на сегодня, 28 июля 2014 года. Точнее информации она больше нигде не найдет, а такая информация нужна, поскольку «Чайке» предстоит принять важное решение.

— Какое решение? — наконец нарушила молчание она.

— Вашу группу отправляют к Саур-могиле.

— Ну и что?

— Там идут тяжелые бои с неонацистами.

— Тем лучше.

— Саша, мне хочется, чтобы вы остались в живых, — он остановил машину на перекрестке по красному сигналу светофора и посмотрел на Булатову, желая узнать, как она воспринимает его слова.

— Мне бы тоже этого хотелось, — она усмехнулась.

— Есть возможность перевести вас в другое подразделение, — Щербина, подчиняясь зеленому сигналу светофора, начал движение.

— Какое, если не секрет?

— Например, в личную охрану Стрелкова. Они как раз ищут опытного снайпера. Я бы договорился.

— Зачем вам это нужно, Сергей? — Александра, выдержав паузу, задала вопрос скорее печальным, чем серьезным тоном.

— Зачем? — переспросил он и круто повернул руль, чтобы заехать на автостоянку. — Я давно хочу поговорить с вами абсолютно откровенно, по душам. Но всякие дела отвлекают… Война все-таки. Ответьте теперь, только честно, как вы ко мне относитесь?

— Положительно, — уверенно сказала она.

— Рад это слышать. — Щербина заглушил мотор и повернулся к ней. — Потому я делаю особое, стратегическое предложение.

— Какое?

— Выходите за меня замуж!

— За вас?! — воскликнула она и даже отодвинулась от него в сторону, плечом привалившись к двери, потом долго молчала и наконец ответила. — Эля Сотникова еще на съемках в Севастополе, говорила мне, что вы женаты и у вас есть ребенок.

— Она ошиблась. Вот мой паспорт. Посмотрите, — военный советник достал документ из кармана куртки, открыл на нужной странице и протянул Булатовой. — Я разведен. Моя бывшая жена уехала в Америку. К сожалению, вместе с пятилетним сыном.

Пребывая в сильнейшей растерянности, Саша взяла его паспорт, посмотрела на два чернильных штампа: один о заключении брака, другой — о его расторжении с указанной датой «16 ноября 2011 года». Все было правильно. Но что делать дальше, Булатова не знала. Столь своеобразное предложение руки и сердца она получила впервые в жизни.

— Это слишком неожиданно, — пробормотала она, возвращая ему паспорт.

— Но знакомы-то мы давно, — веско произнес Щербина. — Вы могли изучить мой характер, понять, какой я человек. При нашей новой встрече в Славянске, я подумал, что это — судьба, и от нее не уйдешь. Обещаю любить вас горячо, всем сердцем, заботиться и обеспечивать, как положено мужу. Материально я ни в чем не нуждаюсь. У меня жилье и еще одна квартира в Москве, которую я получил по наследству от родственников. Есть офицерская пенсия, а кроме того — разные приработки.

— Спасибо за разъяснение…

— Но это — не ответ, уважаемая Александра Константиновна.

— Можно мне хотя бы подумать?

— Конечно. Чтобы ваши мысли приняли правильное направление, позвольте вручить маленький сувенир, — с этими словами военный советник передал ей оклеенную бархатом изящную коробочку.

Машинально Саша ее открыла. Там лежало кольцо: золотое, с небольшим бриллиантом, очень красивое.

— Это — мне? — Булатова подняла на него изумленный взгляд.

— Примерьте, — нарочито обыденным тоном произнес Щербина. — Хотя я старался не ошибиться с размером.

Как все молодые женщины, Александра любила ювелирные украшения. Далеко не сразу она могла себе позволить по-настоящему дорогие и интересные вещи. Их и сейчас было у нее немного. Она даже не сразу решилась проколоть уши под серьги с жемчугом. Долго советовалась с приятельницами, и все они давали разные рекомендации. После некоторых колебаний Булатова провела эту операцию, готовясь к очередной роли коварной красавицы в очередном телесериале.

Она осторожно извлекла кольцо из коробочки, надела на безымянный палец на правой руке и, отстранившись, посмотрела на него. Кольцо сидело плотно, как влитое. В лучах летнего солнца алмаз весело играл всеми гранями, золото тускло отсвечивало.

— Нравится? — спросил майор запаса, улыбаясь.

— Да, — ответила «Чайка», подумала и повторила: — Да, но это не совсем удобно. Трудно мне так сразу…

— Знаете ли, милая Саша, — он не дал ей докончить фразу, — у нас есть семейная традиция. Мой отец дарил маме кольцо при объяснении в любви, мой дед дарил бабушке кольцо, мой прадед поступил точно так же. Что здесь неудобного?

— Все-таки я его сниму.

— А вот и нет, Александра Константиновна! Вы примерили, и теперь оно принадлежит вам. Обратно я его не возьму.

С этими словами Щербина вышел из автомобиля, обошел его и открыл дверцу с той стороны, где сидела Булатова, подал ей руку. Кольцо действительно пришлось оставить, коробочку от него спрятать в боковой карман полевой куртки, надеть круглую форменную шапку с козырьком и пойти по двору вместе с военным консультантом к стеклянным дверям областного управления СБУ.

Там на пресс-конференцию собралось примерно сорок журналистов, в том числе представляющих американские и европейские средства массовой информации. Щербину охрана знала и пропустила в зал без предъявления документов. Про Булатову он им сказал: «Девушка со мной». В зале Александра увидела знакомого: поэт, драматург, актер и режиссер Юрий Васильевич Юрченко занимал место слева в переднем ряду. Майор запаса и «Чайка» сели сзади, у самых дверей. Стрелков, одетый в форменную пеструю футболку, появился минут через пятнадцать. Он держался спокойно, сделал короткий доклад, потом четко и уверенно отвечал на вопросы.

Первое, о чем с удивлением узнала Саша, было сообщение о гражданском самолете малазийских авиалиний, который рухнул в донецкой степи. Министра обороны спрашивали, имеют ли ополченцы на вооружении установки российского зенитного ракетного комплекса «БУК», из которого якобы и подбит этот авиалайнер. Стрелков ответил отрицательно.

Министр обороны ДНР говорил о том, что в районе городов Шахтерск и Торез продолжаются упорные бои с карателями. Противник, видимо, торопится закончить войну. Он ввел в дело более двухсот единиц бронетехники, и это — настоящее танковое сражение. Однако ополченцы не сдают своих позиций и уже уничтожили 8 единиц вражеской бронетехники. Под Мариновкой взяты в плен три высокопоставленных офицера Вооруженных сил Украины. Противник также ведет яростные атаки на село Степановка и высоту Саур-Могила. Пока ополченцы удерживают их за собой. Недавно в подбитом танке «укров» они обнаружили тела членов экипажа негроидной расы, и как объяснить подобную находку, никто не знает. Потери у ополчения есть: примерно сорок убитых и раненых. Но каратели потеряли гораздо больше, и Стрелков может устроить для журналистов поездку на поле, где лежат их тела, которые ВСУ почему-то не торопятся забирать.

Последний вопрос касался раненых.

Стрелков подтвердил, что этой ночью 120 ополченцев, получивших в боях ранения разной степени тяжести и находившихся в больнице имени Калинина, перевезены в госпиталь в Ростове-на-Дону в сопровождении медперсонала, который уже вернулся в Донецк. Город находится во вражеской осаде, в этом надо отдавать себе отчет. При такой ситуации забота о раненых бойцах — есть первейший долг министра обороны.