Проводя жизнь в постоянных разъездах, Александра стала опытным путешественником.

Она давно приобрела чемодан на колесиках, имевший довольно скромный, удобный для перемещений в аэропортах и вокзалах размер. Однако вещи, необходимые для краткосрочных командировок, там легко помещались и располагались строго по своим местам. Например, летом в их число входили три смены белья, три пары носков, полдюжины носовых платков из ткани и упаковка бумажных, две футболки, легкая куртка-ветровка, ночная рубашка, домашние тапочки и халат. Собрать чемодан она могла за полчаса.

Слова Алёны о том, что поездка в Одессу может быть опасной, Булатова приняла всерьез. Поразмыслив, она решила рассказать о ней учителю и спросить у него совета как у человека бывалого, участвовавшего в военных столкновениях и знающего, чем чреваты современные революционные и гражданские конфликты.

Едва молодая актриса заикнулась о своих ближайших планах, майор в отставке пришел в сильнейшее волнение. Он взглянул на Булатову так, словно увидел впервые. Потом он сказал, что не ожидал от нее такого смелого и благородного поступка, такого сердечного отклика на несчастье незнакомых ей людей.

Но это — наша, отечественная традиция.

Они, советские офицеры, всегда приходили на помощь тем, кто подвергался агрессии американского империализма и его прислужников в разных странах, однако после 1991 года в России многое изменилось. Конечно, возвращение Крыма и действия наших войск в ходе той, «пятидневной войны» в августе 2008 года в Южной Осетии внушают некоторые надежды, но…

— Действия войск? — перебила его Александра. — Там будет мирный митинг с посещением кладбища, с возложением цветов на могилы.

— Милая Саша! — он улыбнулся ей, как заговорщик. — Сейчас события на Украине предсказать нельзя. Там свирепствуют националистические банды. Но два моих сослуживца по спецназу КГБ СССР живут в Одессе. В случае чего, они помогут. Я сейчас сообщу вам номера их мобильных телефонов. А им позвоню, что вы приезжаете.

— Зачем? — искренне удивилась она.

— Сержант Белова! — так Потапов иногда в шутку обращался к ней после просмотра военного фильма Евгения Сотникова, который тронул его до глубины души. — Не спорьте с командиром. Разве вы не знаете, что снайпера в армии положено охранять?

— Какой я снайпер… — покачала головой Булатова.

— Напрасно сомневаетесь, — весело возразил Анатолий Васильевич и передал ей знаменитое изделие Ижевского завода, взятое им в оружейной комнате стрелкового клуба для очередного занятия со своей лучшей ученицей.

Впрочем, стрельба у Александры в тот день не задалась.

Почему-то она сильно волновалась. А винтовка Драгунова — механизм тонко отрегулированный. Он сразу отвечает на любые действия стрелка и требует от него предельной сосредоточенности. Пули отклонялись в сторону от «десятки». Не очень далеко, конечно, но идеальных попаданий, обычных для нее, теперь не случилось.

Как ни странно, Потапов этому не удивлялся. Он мягко ее поправлял, просил успокоиться и думать только о поражении цели. Когда они покинули стрельбище, Анатолий Васильевич пригласил ее на чашку кофе. Булатова обрадовалась. Ей хотелось оправдаться перед учителем — и еще раз объяснить ему, а может быть, и самой себе — неожиданное решение насчет поездки в Одессу. Тренер слушал ее внимательно, в знак согласия кивая головой.

— Не придавайте большого значения результатам сегодняшнего урока, — наконец, произнес он. — Подготовка у вас хорошая. Я бы даже взял вас на службу в спецподразделение.

— Правда?

— Саша, хочу предупредить. Вы едете в страну, где разгорается гражданская война. Возможно, ваши умения и знания понадобятся тем, кто вступил в борьбу с неонацизмом.

— И что мне делать?

— Вы — человек свободный, так что выбор за вами, — сурово, даже жестко сказал он, поднялся из-за стола и протянул ей руку. Булатова почувствовала, как сильна эта рука. Почему-то ей захотелось попрощаться с ним по-солдатски, то есть троекратно обнявшись.

До отъезда оставались одни сутки.

Саша подвергла вещи в чемодане строгой ревизии. Ей все казалось, будто чего-то в нем не хватает. Сначала она нашла в шкатулке с украшениями позолоченный крестик на шелковом шнурке, подаренный матушкой-игуменьей, и надела его на шею. Потом достала из шкафа на кухне металлический портсигар, пересчитала в нем папиросы (их было тринадцать) и положила подарок «Белой бабушки» в прорезной карман в чемодане внутри, на матерчатой подкладке его крышки, потом застегнула на нем «молнию»…

Путешествовать вместе с Климовой на самолете Саше уже доводилось. В начале их знакомства они обе с небольшой молодежной артистической компанией семь дней отдыхали в Таиланде на острове Пхукет. Память сохранила те впечатления: яркое тропическое солнце, бескрайний синий океан, огромное прозрачное небо над ним, комфортабельный отель метрах в ста от песчаного берега, рядом с ним — красиво отделанный голубой плиткой большой бассейн с фонтаном в виде алебастровых фигур трех слонов. Весь день Булатова могла на пляже слушать шелест океанских волн. Вечером они обычно ужинали в уютном ресторане гостиницы, подолгу беседуя о жизни прошлой, настоящей и будущей. Может быть, там и укрепилась их дружба.

Однако в самолете, два часа летевшем из Москвы в Одессу, девушки не разговаривали. Они обе думали о предстоящем событии, потому молчание объединяло их сильнее всяких слов. Жаль, что причина нынешней поездки совсем не радостная, скорее — печальная. Но едут они к единомышленникам с целью поддержать этих отважных людей, попавших в трудные обстоятельства.

Колеса воздушного лайнера коснулись серого, от старости бугристого и потрескавшегося асфальта взлетно-посадочной полосы в Одесском аэропорту. Приземистое его здание, украшенное крупными буквами по-украински «ОДЕСА», помчалось навстречу. Но вскоре самолет остановился, потом заглушил двигатели, потом к нему подкатили трап, потом открыли двери. Жаркий июньский воздух проник в салон. На Пхукет не очень похоже, но все-таки — юг, берег Черного моря.

Их встречала Марина, двоюродная сестра Климовой, женщина лет тридцати пяти, худая, высокая, в очках с толстыми стеклами. Она приехала на такси, которое оставила в ожидании на площади перед аэропортом. Туда они и вышли, таща за собой чемоданы на колесиках. У Булатовой зазвонил мобильный телефон, она услышала в трубке раскатистый мужской бас:

— Александра Константиновна? С благополучным прибытием в наш город-герой! Этот номер мне дал Потапов Анатолий Васильевич, старый сослуживец по спецназу. Я — Дорошенко Тарас Григорьевич… Мой внедорожник «Киа-Спортейдж» синего цвета стоит на площади. Помашите мне рукой, я вас увижу…

Через минуту они уже разговаривали с подполковником в отставке Дорошенко, человеком, чей настоящий возраст угадать было невозможно. Рослый, мускулистого телосложения, загорелый, он походил на ковбоя из голливудских боевиков, слишком рано вышедшего на пенсию. Он предложил милым дамам отпустить такси и ехать на улицу Пастера к дому Марины на его автомашине и попутно разговаривать о нынешней ситуации в Одессе и их планах пребывания тут. Не устояв перед напором обаятельного и мужественного бывшего офицера спецназа, они сели в его внедорожник.

Тарас Григорьевич с армейской четкостью обрисовал им обстановку перед сороковым днем поминовения погибших одесситов. Городские власти сильно напуганы всем случившимся 2 мая. Сотни футбольных «ультрас», привезенных тогда на поезде из Харькова, среди которых, безусловно, и находятся убийцы сторонников «Антимайдана», давно покинули город. Но местные бандеровцы и «правосеки» не успокоились. Они грозят нападением на участников траурного митинга на площади Куликово Поле перед сгоревшим Домом профсоюзов. Потому на площади будут присутствовать примерно полторы тысячи милиционеров и сотрудники местной охранной фирмы «Гепард».

— Откуда вам известно? — подозрительно спросила Климова.

— Я в ней состою, — беспечно ответил Дорошенко.

— Вы?!

— Да. Как бывший офицер СБУ.

— Интересно, — сказала Алёна с такой интонацией, будто собралась немедленно покинуть его «Киа-Спортейдж».

— Да вы не удивляйтесь, — сказал подполковник в отставке, посмотрев в зеркало на Климову, сидевшую сзади. — После распада Советского Союза я вернулся на родину, в Одессу, и поступил на службу в СБУ. Меня приняли с распростертыми объятиями. Еще бы! Такой офицерский стаж, участие в операциях спецназа за границей, диплом Высшей краснознаменной школы КГБ! «Оранжевая революция» 2004 года многое изменила. Всех нас, окончивших эту самую школу, под разными предлогами уволили со службы. Тут стали открыто и нагло орудовать люди из ЦРУ и НАТО. Мы им, конечно, мешали. Вот тогда все и начиналось. А не в январе и не в феврале, когда этот трус Янукович отдал страну на растерзание «майданутым» и их западным покровителям…

Умело управляя внедорожником, Дорошенко заехал через узкие ворота во двор дома и остановил машину прямо у подъезда, указанного Мариной, потом помог девушкам выгрузить их багаж. Он сказал, что завтра, 9 июня, будет находиться на площади Куликово Поле и при малейшем ухудшении обстановки выведет московских гостей в безопасное место.

Больше всего Александру удивили размеры этой площади.

Окруженная парком с голубыми елями, липами, платанами, пирамидальными дубами, украшенная газонами и клумбами с экзотическими южными цветами, она раскинулась широко — на десять гектаров. К ней подходили три улицы: Пироговская, Канатная и Среднефонтанная, а также — Итальянский бульвар. Дом профсоюзов — внушительное здание советской постройки — занимал место на краю. Теперь его огораживал серый забор. За ним виднелись закопченные стены. На заборе размещались фотографии погибших, листовки, плакаты с разными надписями. Самый заметный и большой из них — черный, со словами: «ПОМНИ ХАТЫНЬ!»

В маленькой белорусской деревне Хатынь (всего-то 26 дворов) в марте 1943 года немецко-фашистские каратели, согнав в сарай, сожгли 149 жителей, в том числе — 75 детей. Долгие годы никто не знал, что главную роль в массовом убийстве сыграл 118-й батальон охранной полиции, сформированный гитлеровцами в Киеве из украинских националистов. В 1986 году в Минске состоялся открытый суд над командиром этого батальона Григорием Васюрой и его подчиненными. Приговор: расстрел. На подобный приговор для убийц, действовавших в Одессе 2 мая 2014 года, видимо, рассчитывали и авторы плаката.

Однако судя по событиям поминального митинга, надеяться на скорое свершение правосудия одесситам не приходилось.

Милиция отнимала у людей, пришедших туда, георгиевские ленточки и фото- и киноаппараты, не разрешала ораторам пользоваться звукоусиливающей аппаратурой. Одесская епархия запретила проводить панихиду. Неизвестные в штатском пытались помещать молодым парням из «Одесской дружины» выпустить в небо сотню черных воздушных шаров — как раз по числу погибших.

Стоя в толпе, Булатова вглядывалась в лица и думала о том, что для города с миллионным населением здесь как-то маловато (около двух тысяч) добровольцев, вышедших на площадь с плакатами: «Солдаты Украины, вы — герои? Или убийцы своего народа?», «Мы не хотим гражданской братоубийственной войны на Украине!» Окруженные почти таким же количеством сотрудников МВД, они на пространстве самой большой площади в Одессе казались горсткой отщепенцев, которые не признали законным государственный переворот в Киеве 21 февраля. Остальные 998 тысяч обитателей «жемчужины у моря», стало быть, с ним согласны и всем случившимся в Доме профсоюзов довольны?..

Желая поделиться своими наблюдениями с Алёной, молодая актриса повернулась к ней и увидела, что подруга торопится навстречу какому-то светловолосому человеку среднего роста и неопределенного возраста, одетому в синие джинсы и голубую рубашку. Они обнялись, троекратно поцеловались, одновременно воскликнули: «Как ты здесь очутился (очутилась)?!» — улыбнулись друг другу и завели весьма сумбурную беседу, состоявшую, в основном, из вопросов, на которые следовали весьма неожиданные ответы.

— Юра, ты откуда? — в изумлении вопрошала Климова.

— Из Кишинева, — отвечал он. — С пушкинского праздника. Приехал час назад и сразу сюда. Мне сказали о митинге. А ты?

— Из Москвы, само собой разумеется.

— Где работаешь?

— Все там же, исполнительным продюсером в театре у Ерошкина. Вот уж не думала, что ты из Франции сюда доберешься.

— Как не добраться… Такие события! Я и на Майдан в Киеве приезжал, пока там фашисты не начали стрелять в милицию.

— Здесь они тоже устроили смертоубийство.

— Уму непостижимо! — в растерянности он оглянулся по сторонам. — Я-то думал, на площади будет бушевать гневное многотысячное людское море, как на Майдане… Ведь Интернет завален фотографиями изуродованных обгоревших тел, на которые без дрожи смотреть нельзя. А город-герой Одесса затаился и молчит…

— Возвышенная душа поэта далека от прозы жизни, — с иронией произнесла Алёна. — Юра, ведь Евромайдан — прежде всего умелая, до мельчайших деталей продуманная политическая операция. В нее американцы вложили немалые деньги. Как они сами признались, миллионы долларов. Ничего подобного у одесских противников киевской хунты не было. Из-за этого они проиграли.

— Я не верю, что можно обмануть народ целой страны! — горячо возразил он.

Булатова все больше прислушивалась к их разговору. Суждения светловолосого человека в голубой рубашке вызывали у нее интерес. Он говорил убежденно, даже страстно, называл вещи своими именами: «мятеж», «час испытаний для нашего народа», «фашисты», «вооруженное сопротивление неонацизму». Но раньше она в компании с Климовой его никогда не видела и подойти ближе стеснялась. Алёна наконец сама представила своего знакомого:

— Знакомьтесь, девушки. Поэт, драматург, актер и режиссер, гражданин Французской республики Юрий Васильевич Юрченко. Когда-то мы вместе осуществили один театральный проект в Москве… Это — Александра Булатова, актриса кино и телевидения, моя лучшая подруга. Она тоже из Москвы… Это — Марина Туровская, моя двоюродная сестра, врач, работает в Одесском институте глазных болезней…

Митинг шел своим чередом.

Ораторы опасались прямо указывать на организаторов массового убийства, хотя отлично понимали, кому в Киеве понадобилась эта акция устрашения. Проклятия сыпались, в основном, на головы местной власти и милиции. Также рассказывали о тех, кого удалось опознать после пожара в Доме профсоюзов. «Одесские Ромео и Джульетта» — это Николай Коврига 28 лет, единственный сын у матери, и студентка Кристина Бежаницкая 22 лет. Они действительно были женихом и невестой, собирались сыграть свадьбу в конце мая. Теперь смерть навечно обручила их. Известный в городе поэт Вадим Негатуров, 55 лет, автор «Марша Куликова Поля» — «Русичи, вперед!», лауреат Всероссийского форума гражданской поэзии, умер уже в больнице от ожогов. Депутат Одесского областного совета Вячеслав Маркин, 50 лет, тоже умер в больнице, но — от тяжелого пулевого ранения, полученного в Доме профсоюзов. Тележурналиста Дмитрия Иванова «правосеки» забили палками…

Во время митинга над площадью Куликово Поле долго кружилась стая журавлей. Затем они улетели на восток. Люди говорили между собой, что таким образом души невинно убиенных призвали земляков-одесситов ехать в Донецк и Луганск, чтобы отомстить за них и принять участие в боевых столкновениях ополчения народных республик с карателями из так называемой «Антитеррористической операции», провозглашенной новым президентом Украины.

Они дождались окончания митинга, положили цветы к подножию плаката «ПОМНИ ХАТЫНЬ!», зажгли поминальные свечи. Народ начал мирно расходиться по домам. Отправились восвояси и отряды милиции. Сотрудники охранной фирмы «Гепард» еще некоторое время наблюдали за теми, кто остался у забора рассматривать фотографии погибших. Но всем было ясно, что ничего экстраординарного здесь уже не случится.

— Ты возвращаешься в Париж? — спросила Алёна у поэта, драматурга и актера, по-прежнему стоявшего рядом с девушками.

— Нет, — ответил Юрченко. — Я сегодня же на поезде уеду в Донецк, оттуда — в Славянск.

— Зачем? — удивилась Климова.

— Я родился в Одессе, — печально вздохнул Юрий Васильевич. — Но люди здесь разочаровали меня. Они предали память своих предков-антифашистов. Они покорились неонацистам в черных масках. А фашизм — болезнь простая, но очень заразная. Правда, лечится она легко — свинцом. Я поеду туда, где будут лечить эту болезнь двадцатого века.

— В Славянске идет настоящая война, — вступила в разговор Булатова. — Ополченцы даже сбивают украинские боевые вертолеты.

— Прекрасно! — с энтузиазмом сказал поэт. — Я должен быть рядом с этими мужественными людьми, помогать им.

— Вы служили в армии? — вежливо осведомилась молодая актриса, уверенная в утвердительном ответе. Слова гражданина Французской республики каким-то странным образом перекликались с тем, что говорил ей при последней встрече майор спецназа в отставке.

— Нет, не служил, — ответил Юрченко, — Я и стрелять-то не умею. Ничего, там научусь. Восполню пробел в биографии…

Биография у него действительно была богатая. Начиналась она с отчисления из восьмого класса за плохое поведение, продолжалась на Дальнем Востоке (работал на золотодобывающем прииске, токарем на заводе и в доке, резчиком по кости, актером). После школы, которую он закончил экстерном, последовали учеба в Грузинском театральном институте и в Литературном институте имени Максима Горького в Москве. Завершилось образование защитой диссертации «Истоки русского поэтического театра» в аспирантуре парижского университета Сорбонна. Владея французским языком, как родным, Юрий Васильевич ставил спектакли по своим пьесам и играл главные роли в театрах Франции, Германии, Бельгии, Швейцарии.

С большим уважением посмотрела Александра на русского европейца, который в трудный час для своего Отечества решил вернуться на родную землю. Если уж поэты, необученные военному делу, выбирают такую дорогу, то простым людям, немного знакомым со снайперской винтовкой, надо тоже подумать о своих дальнейших действиях.

Прощаясь с дамами, Юрченко галантно поцеловал им ручки. Затем, пробираясь сквозь редеющую толпу, покинул площадь Куликово Поле скорым шагом. Они долго смотрели ему вслед и обсуждали между собой эту неожиданную, короткую, но столь знаковую встречу.

Дорошенко позвонил Александре по мобильному телефону, снова предложив свою помощь: его внедорожник находится недалеко, на Канатной улице, и он может отвезти ее вместе с подругами домой. Буланова согласилась. Когда они сели в его машину, Марина сказала, что приглашает всех к себе на ужин. Из вежливости Тарас Григорьевич сначала отказался. Но Марина проявила настойчивость. Саша поддержала ее приглашение. Ей хотелось побеседовать с подполковником в отставке после митинга, в более спокойной обстановке.

Двоюродная сестра Климовой была не только хорошим врачом-офтальмологом, но и умелой, рачительной хозяйкой. Еды, приготовленной по черноморской традиции и состоявшей из простых, но вкусных блюд вроде жареной рыбы под маринадом и салата оливье, хватило с избытком. Запивали рыбу сухим белым вином. За столом, кроме гостей, сидели и домочадцы: муж Марины, ее сын-подросток и мать, еще совсем не старая женщина. Позже пришли друзья мужа — двое мужчин лет тридцати, которых Марина представила как активистов одесского «Антимайдана».

Главной темой разговора за столом, конечно, был поминальный митинг на площади перед Домом профсоюзов. Впечатление у всех он оставил тягостное. Да и сам этот Дом, ставший местом гибели ни в чем не повинных людей, закопченный, с разбитыми окнами и выгоревшими дверями, теперь обнесенный деревянным забором, казался очевидным доказательством преступления, которое никто не станет расследовать.

Портреты в черных рамках, большие кипы цветов и множество горящих свечей, расставленных вдоль периметра забора, — это все, что могли сделать жители Одессы для памяти павших. Новая власть на Украине прямо угрожала тем, кто считал их героями, кто разделял их убеждения.

В начале восьмого часа вечера Марина, стряхнув оцепенение, вспомнила про десерт (мороженое пломбир), чай и домашние пироги с вишней. Она стала вместе с Алёной Климовой убирать тарелки, заменяя их чашками. Александра, достав из сумочки белую пачку сигарет «Вог» и зажигалку, вышла на балкон. Душный южный день уступал место вечеру с прохладным приморским ветерком.

— Вы впервые в Одессе? — спросил ее Дорошенко, появившись на балконе с зажженной сигаретой.

— Нет. Уже приезжала сюда. Только по другому поводу.

— Толик Потапов назвал вас своей ученицей. Вы служите в Вооруженных силах Российской Федерации?

— Нигде я не служу.

— Вот это просто замечательно, — с непонятной ей радостью произнес он. — Но стрелять-то умеете?

— Да.

— Снайперская винтовка Драгунова? — уточнил он.

— Она самая.

— Весьма полезное и ценное умение. Особенно в наши дни на Украине, — подполковник в отставке внимательно посмотрел на молодую актрису. — У нас тут тоже есть любители сверхметкой стрельбы. И тир имеется. Наверное, не такой роскошный, как у вас в Москве, но все-таки… Не желаете посмотреть?

— Тир принадлежит СБУ? — спросила Булатова, вспомнив свое знакомство с паном Диденко в Севастополе.

— Ни в коем случае! — рассмеялся Дорошенко. — С американскими прихвостнями дел мы давно не ведем. Тир — частный, но коллекция длинностволов — вполне достойная. Вам понравится.

— Если только завтра.

— Превосходно! Я заеду за вами в первой половине дня, часов в двенадцать. Заведение расположено в пригороде, ехать до него примерно полчаса. И вашу строгую подругу Алёну можете взять…

Когда гости разошлись, они начали наводить порядок в квартире: мыть и вытирать парадную посуду, подметать пол, расставлять по местам мебель. Лишь поздно вечером Александра, набрав номер учителя, сообщила ему о приглашении. Майор в отставке как будто ждал ее звонка. Он одобрил поездку в частный тир.

— Это все — наши люди, — сказал он. — Вы познакомитесь с моим бывшим сослуживцем. Он — бизнесмен, у него там птицефабрика…

Куры и особенно — цыплята-бройлеры, которые росли очень быстро, позволили бывшему майору спецназа Дмитрию Богдановичу Сероштану купить под Одессой участок величиной в три гектара, возвести на нем двухэтажный особняк с террасой, бассейн, гостевой домик, парк с небольшим прудом и другие хозяйственные строения, в том числе — тир со стрелковой галереей на 25 метров. Он располагался недалеко от особняка, в глубине парка, и представлял собой приземистое длинное здание с зарешеченными окнами и бронированной входной дверью. Там в металлических шкафах хранились принадлежавшие хозяину пистолеты и винтовки.

Московских гостей Сероштан встречал сам.

Для начала девушек препроводили в гостиную и представили им друзей бизнесмена. Это были шесть мужчин в возрасте от тридцати до сорока лет, со спортивными фигурами. После короткого светского разговора за чашкой кофе в гостиной все пошли в тир. Майор в отставке с гордостью продемонстрировал свою историческую коллекцию оружия и коротко рассказал о каждом предмете: как он его раздобыл, сколько это стоило.

Саша увидела револьвер «Наган командирский», то есть с укороченным стволом, образца 1930 года, пистолет ТТ образца 1933 года, ей хорошо знакомый, иностранные пистолеты: маузер, браунинг, люггер-парабеллум. Винтовки Второй мировой войны представляли «мосинка», СВТ-40, германский карабин фирмы «Маузер-Верке».

Из современного длинноствольного оружия у Сероштана, естественно, имелась снайперская винтовка Драгунова и две натовские: английская «ли-энфилд» и швейцарская «шмидт-рубин». Достав из сейфа СВД, Дмитрий Богданович весьма торжественно вручил ее молодой актрисе со словами:

— Почетный гость стреляет первым.

Эта винтовка принадлежала к довольно старой серии. О том свидетельствовали ее деревянное цевье, приклад и рукоять, ныне замененные на темный пластик. Металлические же детали, начиная от крышки ствольной коробки и вплоть до пламегасителя и затвора, находились в отменном состоянии. Их Александра проверила, прикоснувшись пальцами к поверхности. Патроны специальные, снайперские, лежали на столе. Булатова осмотрела все десять по очереди (нет ли зазубрин) и, зажав в кулаке, встряхивала, слушала, как внутри пересыпается порох. Убедившись в их хорошем качестве, она на глазах у присутствующих заправила патроны один за другим в магазин и прикрепила его к винтовке.

— Оптическим прицелом сейчас я не буду пользоваться, — сказала Саша, прикладывая СВД к правому плечу. — Расстояние слишком маленькое. Мне достаточно открытого, секторного.

— Как вам угодно, — ответил Сероштан, молча наблюдавший за ее приготовлениями к стрельбе, и протянул ей наушники.

Оглянувшись на стоявших за спиной людей, Булатова подумала, что это чем-то напоминает экзамен. Но снайпер должен работать в спокойной обстановке, нечего посторонним за ним наблюдать. Приказав себе отстраниться от не очень приятной для нее ситуации, молодая актриса перевела взгляд на зеленый круг мишени, совместила прорезь прицела на ружье с мушкой, задержала дыхание и плавно нажала на спусковой крючок. Как договаривались, она сделала один за другим три выстрела, и, поставив СВД на предохранитель, положила винтовку на стол.

Кто-то из гостей принес пробитый бумажный лист к огневому рубежу и поднял его высоко, чтобы все увидели. Результат того стоил: два попадания в «десятку» и одно — в «девятку».

— Превосходно! — громко произнес майор в отставке Сероштан.

Тишина, установившаяся в стрелковой галерее после выстрелов Булатовой, треснула, как ледовый панцирь весной в Арктике. Все заговорили разом. По большей части, восхищались работой профессионала (так они считали). Потом спорили, кто подойдет к СВД следующим. Потом, определив очередность, подбадривали друг друга потому, что девушка из Москвы своим выступлением задала очень высокий уровень, и одесситы не хотели ударить в грязь лицом.

Однако снайперов среди них не было.

Были люди из спецназа и ВДВ, знакомые с разными видами огнестрельного и холодного оружия, владеющие приемами рукопашного боя, отлично подготовленные физически. Но сверхметкий стрелок — человек особой категории. Ему не нужно метать в цель нож, драться кулаками и ногами, на бегу вести огонь из автомата Калашникова. В определенную минуту общей схватки он должен сделать лишь один точный выстрел. Скорее всего, в голову командира противника. Или вражеского пулеметчика, находящегося в засаде. Или того, кто, держа на плече трубу реактивного штурмового гранатомета, на минуту поднимется над окопом, чтобы дать смертоносный залп…

Несколько смущенные итогами соревнования, которое сами же и затеяли, бравые ребята перешли из тира в сад. Сероштан захотел показать девушкам из Москвы его красоты: пруд с водопадом «швейцарская горка», действующий макет ветряной мельницы и розарий. Затем он сказал, что на террасе возле дома накрыт стол к обеду и разговор будет продолжен там.

Скоро Александра поняла, в чем важность этого разговора.

Жители Одессы, присутствующие здесь, решили ехать в Славянск и присоединиться к народному ополчению Донбасса, защищающему город от украинских карателей. Таков их ответ на действия неонацистов из «Правого сектора», безнаказанно убивавших героев «Антимайдана» в Доме профсоюзов. Почти все они служили в армии, владеют разными военными специальностями: сапер, механик-водитель бронетранспортера, парашютист-десантник, пулеметчик. Но снайпера у них нет. Между тем бизнесмены города, сочувствующие антифашистским идеям, собрали некую сумму на снаряжение, вооружение и экипировку своих земляков. Поедет ли она, Александра Константиновна Булатова, вместе с ними, если…

— Если? — спросила она, разрезая ножом мясной стейк.

— Мы готовы сейчас же компенсировать вам стоимость авиаперелета из Москвы в Одессу, — ответил Дорошенко, помолчал, затем добавил, — Ну и все остальное, конечно. То есть приобрести оружие и боеприпасы, одеть-обуть.

— Вы предлагаете мне вступить в ваш отряд. Но я никого из вас не знаю. Где гарантия моей безопасности?

— Да, вопрос серьезный, — Тарас Григорьевич озабоченно потер лоб рукой. — А слово чести советского офицера для гарантии подойдет? Или надо какую-то бумагу написать?

— Значит, тут все — советские офицеры? — она обвела взглядом мужчин, сидящих за столом. — По возрасту что-то непохоже. Молодые слишком. Наверное, историю уже по украинским учебникам учили.

— Кроме лживых учебников, есть еще воспитание в семье, верность традициям дедов и отцов, память о Великой Отечественной войне. Тогда русские и украинцы стояли плечом к плечу и победили! — веско ответил ей подполковник в отставке.

Так прозвучала фраза, ключевая для молодой актрисы.

После киносъемок в Севастополе память о войне нашей страны с гитлеровской Германией стала для нее абсолютно конкретной: дзот № 11, записка Алексея Калюжного: «… черноморцы, держитесь крепко, уничтожайте фашистских бешеных собак!..» А ведь они и впрямь — бешеные. Что значит — заживо сжечь пять десятков человек в мирном городе, в мирное время в начале ХХI века?! И никто тут не собирается расследовать их преступление…

Теперь Дорошенко ждал ее ответа.

Ответ был готов.

Саша обдумывала его давно, с тех пор, как учитель рассказал ей про военные действия под Славянском. Только говорить об этом вслух она не решалась. Не знала, хватит ли у нее мастерства, силы воли и смелости, чтобы в настоящей схватке исполнить завет краснофлотца Калюжного.

За столом возникла длинная пауза, те, кто пригласил ее сюда, надеялись услышать лишь одно слово: «да». Они-то не сомневались в способностях Булатовой. Во-первых, у нее имелась отличная рекомендация от Полякова Анатолия Васильевича, им хорошо известного. Во-вторых, они сами видели, как она стреляет. Они искали сверхметкого стрелка для своей боевой группы, и вот он — перед ними. Но почему-то молчит.

Хозяйка дома, красивая, молодая женщина, почувствовав неловкость этого молчания, заговорила о том, что могло, по ее мнению, развлечь гостей, то есть о рецепте следующего блюда, которое называлось «Салат для буржуев». В нем присутствовали красная икра, отварные перепелиные яйца, раковые шейки и свиной язык, а также — майонез. Гости действительно заинтересовались, и салат пошел «на ура».

Прощание получилось несколько церемонным. Одесситы по очереди пожимали Александре руку, хвалили ее меткую стрельбу и выражали надежду на новую встречу. Тут молодая актриса и сказала, что скорее всего их встреча состоится, но через день-два. Они заулыбались. Дорошенко бодро, с шутками-прибаутками усадил девушек в «Киа-Спортейдж». По дороге он рассказывал им о том, как приятно путешествовать по Украине из одной области в другую.

Внедорожник въехал во двор дома на улице Пастера, где жила Марина. Галантно открыв дверь, подполковник в отставке высадил пассажирок.

— Завтра я вам позвоню, — сказал он Александре.

— Да, — легко согласилась она.

Алёна Климова удивленно посмотрела на подругу. Впрочем, сегодня для нее был день настоящих открытий.

Во-первых, она не ожидала, что милая Саша — такой отличный стрелок. В тире она действовала уверенно, с винтовкой обращалась умело. И когда только она успевает этим заниматься при своем напряженном графике съемок?

Во-вторых, совершенно непонятно, откуда у нее подобные знакомства. Суровые, очень серьезные мужчины, явно далекие от занятий искусством, за столом говорили о каких-то прекрасных рекомендациях, смотрели на Булатову с почтением, приглашали вступить в их отряд, точно она — человек важной военной специальности. Но Александра — всего лишь актриса, успешно снимающаяся в телесериалах.

Алёна давно изучила характер подруги — весьма своенравный, упрямый, непостоянный. Булатова способна на неожиданные поступки и странные решения, она любит музыку и поэзию, легко переходит от радости к печали. Однако взяв в руки огнестрельное оружие, веселая и озорная Саша вдруг стала какой-то другой. Климова никогда прежде не видела эту девушку: сосредоточенную, спокойную, неулыбчивую, привыкшую взвешивать каждое слово. Кто же она?

В лифте, который скрепя и вздрагивая, медленно поднимался на четвертый этаж, они не разговаривали и также молча вошли в квартиру. Туровская ждала их с некоторым волнением. Она заранее купила четыре билета в оперный театр на спектакль «Травиата»: для себя, своего мужа и для московских гостей. До спектакля оставалось два часа. Но ведь надо привести себя в порядок после поездки за город…

Театр выглядел великолепно.

Они сидели на своих местах в 16-й ложе бельэтажа и слушали прекрасную музыку. Шел первый акт знаменитой оперы Джузеппе Верди. Зрителям предлагали вообразить, что они находятся в Париже в середине ХIX века в доме куртизанки Виолетты Валери. Все прекрасно в ее жизни, но неизлечимая болезнь уже обозначила свое присутствие и смерть ждет часа, чтобы вырвать красавицу из рук возлюбленного. Роскошные декорации и костюмы, голоса певцов, слаженная игра оркестра, само оформление зала с позолоченной лепниной, огромной хрустальной люстрой и потолком, расписанным французским художником, создавали неповторимую театральную атмосферу. Не верилось, что за пределами этого роскошного здания, в соседнем районе приморского города стоит пустой обгоревший дом, в котором недавно разыгралась кровавая драма совсем иного рода.

В антракте супруги Туровские остались в зале. Обе москвички вышли в фойе, где чинно прогуливались зрители, и добрались до буфета с ценами, по-одесски космическими. Остановив свой выбор на кофе с молоком, но без сахара, девушки заняли столик около окна.

— Ты действительно поедешь с ними? — спросила Алёна.

— Поеду, — кивнула головой Булатова.

— Я одобряю твое решение. Но у тебя в руках — военная профессия, а у меня ничего такого нет. Чем я могу помочь нашим людям?

— На войне дорог каждый человек, — деловито ответила Саша.

— Позвони, если понадобится помощь, ладно? — попросила Климова.

— Да ты уже мне помогла! — Александра с силой сжала ее ладонь. — Мы с тобой там еще увидимся, я точно это знаю…