Было пасмурно, а в пасмурный день легче прощаться. Пётрусь и Кася прощались с садом. Тимонек то шёл за ними следом, то забегал вперёд. К домику колдуньи он подошёл первый. Не потому ли, что именно это приключение запомнилось ему больше всего? Кася считала, что так оно и есть.

— Ему очень нравилось быть котом колдуньи и сидеть у неё на плече.

— Может, он и без нас гостил у колдуньи, только мы об этом не знаем, он нам ничего не сказал.

Домик колдуньи был сейчас развесистой ивой с большим дуплом, а на самом краю дупла сидела пчела и размышляла, в какую сторону ей лететь.

— Это не простая пчела из простого улья, это пчела колдуньи, — заявила Кася. — Она приносит ей мёд для пряников. А вон божья коровка.

— Она приносит колдунье новости из сада и из леса. Раньше это делал кузнечик. Но он высоко скачет. Как подпрыгнет — так самую интересную новость потеряет. Колдунья прогнала его прочь и выбрала себе божью коровку, потому что у той крапинки. Стоит божьей коровке о чём-то забыть, как она посмотрит на крапинку и тут же вспомнит. Эти крапинки для неё, как узлы на платочке — для памяти.

Тимонек направился к шалашу-вигваму, на котором повяли уже листья. Ребята стали думать, разобрать им шалаш или оставить.

— Оставим, — решил в конце концов Пё грусь. — Он стоит в стороне, в самом конце сада. Зимой прискачет сюда зайчик, обогреется, отдохнёт, а может и от ястреба укроется.

— Пошли к маковому королю.

Большая маковка стояла по-прежнему на грядке, ветер раскачивал её из стороны в сторону.

Кася приложила ухо — маковые зёрнышки тихо шелестели.

— Маковый король разговаривает со своим пажом. Не будем им мешать.

Брызнул мелкий дождик, и они отправились на чердак. Там дремал лев и спала лошадка с опущенной головой, но пыли на них не было, и они не скучали. Они знали, что в любую минуту могут помчаться с развевающейся гривой по дорогам и полям.

Пётрусь похлопал по шее лошадку, Кася погладила льва.

— Прощай, черногривая!

— Прощай, лев!

Леопард, распластавшийся во всю ширь дивана, глядел своими широко открытыми глазами и щерил зубы. Он думал:

«Если пожелаете, я могу отправиться на охоту далеко-далеко, в дикие леса, в жаркие страны. Пойдёте со мной?..»

Но сегодня некогда было отправляться в далёкие путешествия. Те дни, когда сбываются чары, прошли. Часы не тикали, не двигались стрелки, но Пётрусь и Кася знали, что с наступлением заветной минуты из часов выпорхнут разноцветные птички, которых высидела кукушка.

Тимонеку надоело слоняться по чердаку — ведь он не прощался ни со львом, ни с лошадкой, он оставался здесь, в доме. И он выскользнул в приоткрытую дверь.

Кася и Пётрусь медленно спустились по лестнице. На кухне тётя пекла на дорогу печенье. На стуле стоял раскрытый чемодан, разбросанные вещи ждали, когда их упакуют.

— Ну, ещё один ужин, последний, — сказала тётя и накрыла стол скатертью. Кася посмотрела на слонов на шкафу.

— Может, хочешь взять того, маленького, себе на память? — спросила тётя.

Но Кася покачала головой.

— Нельзя большого слона оставлять в одиночестве. Он так долго ждал, когда найдется слонёнок.

Мохнатая ночная бабочка влетела в комнату, стала биться о стены, о лампу и наконец, утомленная, села на занавеску. Пётрусь схватил её и выпустил в окно. На небе сиял серп луны. К луне медленно подплыла серебряная туча, и та погасла. Кася стала ждать, когда луна появится снова, но Пётрусь сказал:

— Пришла Большая Медведица и взяла серебряный пряник для своих медвежат.