огда в Аахене строили собор, то дело чуть не кончилось так же, как с Кельнским собором. Денег в казне не хватало, и стоять бы чудесному храму недостроенным, кабы в один прекрасный день не появился в городе один чужеземец, который предложил городскому совету денег, чтобы закончить собор. Но давал он деньги не просто так, а при условии, что совет выполнит одно его желание. А когда же совет спросил, чего же хочет странный незнакомец, тот ответил:

— Я прошу немногого. Отдайте мне душу того, кто первым зайдет в этот собор.

Члены городского совета, конечно, сразу смекнули, что незнакомец есть не кто иной, как сам черт, и стало им от этого не по себе. Долго совещались они, судили-рядили так и эдак, но ничего не придумали, и пришлось им согласиться, только поставили они черту тоже условие — просили сохранить их уговор в строжайшей тайне. Но пока храм строился, слух о договоре с чертом распространился по всему городу. И вот стоит собор посреди площади, — красивейшая постройка, не знающая себе равных в мире — и никто не осмеливается зайти в него: ни священники, ни прихожане. Напрасно черт просиживал дни и ночи напролет, подкарауливая какую-нибудь заблудшую душу — ни один человек даже близко не подходил к собору.

Надоело ему до смерти ждать без толку, и пошел он жаловаться в совет. Там он долго ругался да бранился, а под конец пригрозил, что если не получит причитающейся ему платы, го возьмет первого попавшегося члена совета. Перепугались советники и решили пойти на хитрость, чтобы одурачить черта. Велели они поймать в окрестных лесах волка, и притащить его: в город, прямо к воротам в храм. Там его выпустили, да еще громко ударили в большие колокола, так что волк с перепугу сиганул прямехонько в открытые ворота храма, где томился в ожидании обещанной платы черт. Едва только волк влетел в собор, черт набросился на бедного зверя, а у того от страха — и дух вон. Разглядел тут черт, что душонка-то ему никудышная досталась и вне себя от ярости бросился с диким ревом бежать вон из храма. Но по дороге лягнул как следует железные врата собора. От такого удара треснули ворота и трещина та видна по сей день. Городские же власти были очень довольны, что избавились, наконец, от черта и велели в память о волке-мученике отлить его в бронзе — отдельно его и отдельно его бедную душу, и установить эти фигуры в храме. Получилось очень красиво, только вот душа почему-то смахивает то ли на артишок, то ли на еловую шишку.