Звук: Scarlett Johansson — No one knows I'm gone.

Я сидела в пещере рядом с водопадом близ Форта, обняв колени, и неотрывно и смотрела в одну точку, глубоко дыша. В ушах гудело, голова раскалывалась от боли настолько, что хотелось карабкаться по стенам. Я спряталась от всех, чтобы не слышать осуждающие меня мысли.

Люди презирали рабство. Они презирали меня. После того, как я столкнулась с Некромантией, всё в моей жизни изменилось ещё в более поганую сторону, теперь сдержать рефлексы просто невероятно сложно. Любой раздражитель действует молниеносно, вызывая цепную реакцию инстинктов. Это даже не эмоции, о если бы это были эмоции! Я хочу крушить, убивать, карать, наказывать. И не за что зацепиться, ничего меня не тормозит. Стоп краном был бы один взгляд на Хозяина, но он всё дальше от меня.

Асклепы. Чёртовы лекари… Вот кто вызывает взрыв негатива. Я не подпускаю их к себе, с какими бы настоями они ко мне не лезли, но они всё лезут и лезут… Боже! Я ведь знала, что им нельзя доверять, предупреждала об этом Артемиса и Бальтазара, но они всё равно подпускали их ко мне! На кой чёрт?

Я перестала исцеляться. Я заметила это к вечеру после первого пробуждения со времён Фабрики магов. Коросты от самых незначительных ожогов слезли плёнкой, оголяя синяки и раны, которые ещё час спустя начали мокнуть и гноиться, а моя рука… та самая рука, до которой дотронулся инферн, стала мертвенного цвета. Я сжимала и разжимала кулак с упорством маньяка, но от этого ничего не менялось. Артемис сильно тогда испугался:

— Выпей, чтобы лучше спать. Тебе нужно выспаться…

Но я не хотела больше спать, только в меня всё равно влили снотворное, из-за которого я проспала больше 12 часов. Проснулась он шума в голове, но не подавала виду, чтобы не испугать никого своими странными симптомами. Завидев мою мертвеющую руку, асклепы начали твердить о заражённой плоти. Никогда не думала, что попаду в такую идиотскую до нелепости ситуацию, словно срисованную из фильма ужасов: я была слишком слаба, а меня держали трое взрослых мужчин, чтобы один из асклепов ампутировал мне руку.

Я не кричала, не плакала. Всё это удел тех, кто не знает, что делать или рассчитывает на других, а я давно знаю, что жаловаться — только время терять.

Честно говоря, мне казалось, что я всё ещё сплю, видимо поэтому я напала на своих. Разбросала по асклепиону воинов, державших меня, скрутила лекаря и распорола его же инструментом, который секунды назад предназначался для ампутации моей кисти, брюхо.

Не самый обдуманный поступок, но у меня рефлексы, доведённые до автоматизма, я защищаю себя! Зачем было ко мне лезть? Возможно, следует предположить, что моё бесконтрольное Альтер-эго выходит наружу в такие моменты, но я не уверенна, что здесь следует удивляться, я полностью на стороне любого своего проявления.

Когда я поняла, что происходит, кровь уже текла из этой пустоголовой дуры, а мой удар обычно меткий ровно настолько, чтобы смерть была быстрой.

Я посмотрела на свои окровавленные руки и на результаты своих действий. Меня раздирала ярость и миллион вопросов, среди которых: где мой отряд? Где, чёрт его дери, Расул? Кому подчиняются воины, которых я раскидала по асклепиону, ведь Расула я не вижу, а я… я — тут!

— Кто отдал приказ? — рявкнула я им, но они смотрели на меня очень странными глазами, будто находясь под ЛСД.

Диалога не получилось, но ответ пришёл сам собой, правда на другой вопрос: беги, Алиса. Беги.

Я была слаба и плохо соображала, но одно я знала точно: меня чем-то напичкали, чтобы сдержать я не выздоровела, а в Форте Браска происходило что-то на гране съёмок малобюджетного голливудского ужастика с кошмарным сценарием. Допустим, то были выводы не самые зрелые, но инстинкт самосохранения не следует игнорировать никогда.

И тогда я убежала. Бежала под ночным дождём, в голове был шум, как и Форте Браска, где, по-видимому, подняли тревогу. Я промокла до нитки, несколько раз пыталась телепортироваться, или хотя бы заглушить шум в голове, но не выходило.

Пещера под водопадом оказалась как нельзя кстати, там я нашла своё маленькое укрытие от стражи, но не от шума в голове. Откуда эти голоса!? Это уже не окружающие воины, это что-то другое.

Тошнит, ужасно тошнит. Холодно. Отражение в зеркале мне лишь хмыкнуло со словами «Прости, здесь я тебе ничем помочь не могу! Привыкай». И я пыталась, честно, пыталась к этому привыкнуть несколько часов, прежде чем…

…Пространство вокруг сотряслось, но я ничего не услышала, потому что уши заложило. Сейчас я задыхалась без моих жизнь дарящих молний, которые почему-то не приходят. На меня смотрела пара глаз, но я не хотела смотреть в них, боясь обжечься изумрудами.

Хозяин.

Злой.

— Ты в конец помешалась!? Почему от тебя такая прорва долбанных проблем!? — он кричит на меня, но я молчу. Ничего… ни стыда, ни уколов совести, — Ты убила асклепа! У нас нормальных по пальцем сосчитать, а ты их убиваешь! Что, твою мать, мне теперь делать? Чем дыру заткнуть, мы же на военном положении! И какого дьявола ты вообще возомнила, что можешь отбирать жизни без моего приказа!? Я здесь, обратите, Миледи, на меня свой взор!

Поднимаю пустой взгляд. Винсент Блэквелл сейчас готов меня побить, это видно. Я с трудом понимаю, что он говорит, потому что его перебивают мысли как минимум десятка непонятно откуда взявшихся людей.

— Мне жаль… — только и говорю я, и слова откликаются на моей шее жгучей болью. Потому что я соврала.

— Смеешь врать мне? Ни черта не жаль тебе, грёбанный стыд! Как у тебя поворачивается язык мне врать? — он замахивается на меня рукой, чтобы ударить, но сдерживается. Рука начинает источать жар, воздух вокруг неё плавится.

И вот уже кожа Хозяина горит. Я никогда его не видела таким злым… вот как у него проявляется бесконтрольная магия. От этого его гнева, мой медальон просто впечатывается мне в грудную клетку и выжигает кожу, а он мне говорит:

— Я никогда не жалел о содеянном, но сейчас я проклинаю день, когда заключил твой контракт!

Обуза. Вот кто я. Больно. Закрываю глаза и глубоко вдыхаю запах своей же палёной кожи. Физическую боль я вытерплю, с ней я ещё могу концентрироваться, но в мыслях отрывки моих «осечек» и хаос голосов непонятных мне людей, словно слайд-шоу с тупой звуковой дорожкой. Почему я так Его подвожу? Почему у меня ничего не выходит?

Обуздав свой праведный гнев в виде огня, Он поднимает меня за плечи как тряпичную куклу. Какой сильный… и такой же злой. Когда Он прикасается ко мне, гул в голове прекращается, и контроль снова возвращается. Теперь мне стыдно, теперь я ужасаюсь как же я могла так поступить, но приходит и гнев! Как эти суки-лекари посмели ко мне приблизится!?

У Хозяина тоже в момент прикосновения лицо меняется, он морщится и отводит глаза, как будто ему противно. У меня ёкнуло сердце. Я ему противна, я приношу одни проблемы. И причина его злости — я. Вот где боль.

— Пресвятые угодники! — выругался он, — Что за чёрт у тебя в голове? Откуда столько шума? И… тебе надо высушить одежду.

Что? Причём здесь одежда!? Но он мыслит быстрее и просто пропускает через меня тепло, что рождает его огненная природа. Сложно описать ощущения от первородного огня, это как домашний очаг, как ласковый огонь после долгой холодной ночи. Это тепло моего Хозяина.

Одежда на мне постепенно высыхает, и тут я понимаю, почему это нужно было сделать: на мне белая рубашка из тонкого хлопка, которая облепила моё тело и стала будто прозрачной.

Он отпускает меня, и снова возвращается шум.

Шум. Гул… как настраивать старое радио и словить сразу все волны. Это охренеть-как-неприятно! Я молчу, ничего не могу ему ответить, меня жутко тошнит. Просто смотрю на него, ловя каждое мгновение.

Я мазохистка. Но только присутствие Винсента даёт мне ощущение жизни. Всё сразу приобретает краски. И чёрт с ним, что краски мрачные, это всё равно придаёт смысл. Я чувствую… сейчас стыд, бессилие, безнадёжность, неволю и… дикое, просто невероятно меня поглощающее обожание к нему. Собственно, из-за последнего чувства остальные обостряются до предела.

А он всё ещё злой и всматривается в меня, ища дефекты:

— Почему ты не даёшь асклепам себя обследовать?

— Потому что ни один гад ко мне не притронется. Будь то лекарь или Архангел Гавриил.

В его глазах буквально на долю секунды пробежала искорка. Он чувствует свою значимость, ведь только что держал меня в своих руках, как букашку, мог раздавить или пустить дальше.

И только он может это сделать.

— Тебя надо обследовать, это правило для всех. Я раньше не подпускал к тебе асклепов, пока ты адаптируешься, но сейчас ты обязана сделать это.

— Нет, — твёрдо отвечаю я, сама себе удивляясь. Я Ему реально перечу. Я охуела.

Реакция не заставила себя ждать: он снова начал накаляться, а медальон выжигать мне плоть. Откидываю голову на каменную стену и закрываю глаза. Пусть кричит. Пусть.

Мне бы молнию, глоток жизни.

Он разворачивает к себе спиной и рвёт на мне рубашку, под которой только бюстгальтер. Что он делает!? Я открываю глаза и упираюсь лбом в холодную стену. Резок, сух, безжалостен. Ярость исходит от него потоками. Он хочет меня изнасиловать? Я не хочу в нём разочароваться… только не в нём!

— Милорд, что вы делаете? На изнасилование не тянет.

— За кого ты меня принимаешь? Я тебя сейчас сам осмотрю, раз ты такая недотрога.

— Моё полуголое тело вы уже видели…

— Заткнись! — рявкает он.

Нет, я не хочу, чтобы он меня осматривал, это унизительно. Ещё и эта жуткая рука цвета смерти… Его руки властно гуляют по моей коже, где-то надавливая. Он шепчет какие-то заклинания, я чувствую, как оставшиеся шрамы от недавних ожогов затягиваются, как и пожелтевшие уже синяки. Он убирает мои волосы, трогает шею… надавливает на какую-то очень чувствительную точку на затылке до жуткой боли. Терплю. Разворачивает меня к себе лицом, и я слышу:

— Господь всемогущий… — его шёпот звучит из сжатых зубов.

Его лица я не вижу, мои глаза закрыты. Он устраняется от меня на секунду. Слышу его глубокий вдох. Он смотрит на мою грудь в лифчике. У меня развитая грудь — нечего жаловаться.

— Проблемы, Милорд? — тихо спрашиваю его, — Впервые видите женскую грудь?

— Ой, заткнись!

Снова касается меня, напряжён. Снова шепчет заклинания. Прячу руку от него. Чувствую, как он расстёгивает ремень на моих штанах. Открываю глаза.

— Нет-нет-нет…

— Что не так, Миледи? — говорит он надменно.

Всякий раз, когда он называет меня «Миледи», это звучит очень жёстко, поучительно, высокомерно… это обращение обжигает меня холодом. Его рука гуляет внизу моего живота слева, там, где раньше были четыре родинки, а с переходом на первый уровень они сплелись причудливым знаком магии. Хозяин нетерпеливо присел передо мной на корточки и начал разглядывать знак.

— Беда… — его голос прозвучал обречённо.

— Что?

— Появилось, когда стала Примагом?

— Да.

— Кто-нибудь его видел?

— Думаю да. Моя команда, когда промывала раны.

— Никому больше не показывай. Эти идиоты всё равно ничего не поняли, скорее всего. Только Бальтазар… я поговорю ним.

— И как я скрою это?

— Дьявол, место ведь не на виду!

Ну это да… у меня брюки с заниженной талией, и знак торчит лишь процентов на 10. Как айсберг. Дело ещё и в том, что руки Хозяина сейчас тоже там, а это место почти интимное.

— Сигил можно скрыть, — начал он, — Для этого просто нужно сдерживать то, что подтверждает знак.

— Но это ведь метка… силы.

— Значит, сдерживай её.

— Милорд, что вы недоговариваете?

Он отогнул брюки, под которыми были трусики, и отодвинул кружево, обнажая мою метку полностью. Его руки хоть большие и сильные, но такие мягкие… нежные. Я верю ему, и не страшно, что он сделает мне больно. Его палец обвёл контур сигила и с его губ сорвался тяжёлый вздох:

— Знаешь, знаки ведь они… разные. Есть места на теле, где энергия ставит свои метки, там, где энергия подтверждает воина, можно увидеть много вариаций подтверждения, в знаке Вечности, который по совместительству и любви, и в знаке Дружбы скрыты послания и имя человека, который оставляет своё чувство. Сигил — это зашифрованный отклик, характеристика энергии, своеобразное резюме мага. Схожи только общие очертания метки, всё остальное почти индивидуально. Только… вариантов знака силы не так уж много, и твой меня сильно беспокоит, — он посмотрел на меня снизу-вверх очень серьёзно, — Сейчас я полностью тебя раздену, готова?

— Со мной всё хорошо, я здорова как бык. Вся, полностью! — говорю я какой-то бред, и снова медальон не даёт мне врать.

— Не ври мне. Лучше терпи, тем более это твой выбор, — он расстёгивает пуговицу моих брюк. Отвожу взгляд, отворачиваюсь. Стыдно. Унизительно, хочу провалиться под землю.

— Я согласна на осмотр асклепа, — мой голос звучит неуверенно.

— Поздно. Ты убила местного.

— Линда… её я не трону. Пусть осматривает, хоть кишки мне перебирает, но только не вы…

Резко отстраняется. Взгляд холоднее айсберга. И как только он перестал меня касаться… снова эти ебучие голоса, от которых резко накатила тошнота.

— Ты позеленела.

— Тошнит, — говорю я, едва шевеля губами.

Господи, ну почему всё так сложно? Я так хочу сейчас оказаться в его объятиях, а вместо этого снова съезжаю по стенке на пол. В полуобморочном состоянии вижу его тяжёлый взгляд.

Странно. Он уже не злой. Он другой… боль? Обида? Что это? Не понимаю. Господи, какой же он сложный. Он встаёт и делает шаг назад, теперь я его не вижу, потому что голоса в моей голове уже не говорят, они оглушающе кричат… что? Не разберу, и не хочу разбирать, я хочу от них избавиться.

— Уберите эти голоса, пожалуйста… — взмолилась я.

В его взгляде нет жалости, там уже жёсткое сформулированное решение и он его оглашает:

— Сдай оружие, это приказ. Получишь обратно, когда будешь себя контролировать.

— Нет… я исправлюсь, у меня получится!

— И ты пройдёшь осмотр у Линды, как только яд из организма уйдёт, — продолжает он.

— Яд?

— Не тупи, Алиса. Тебя отравили. ОПЯТЬ! Я принесу противоядие для тебя через час. Выпьешь немедля!

Я чувствую, как тепло, исходящее от Хозяина испаряется.