Звук: Денис Новиков — The sonny (ost Закрытая школа).

Приехала Линда со своей помощницей рыжеволосой Сьюзен. Линда в медицине медлительна, но работает вкрадчиво, я бы сказала… ювелирно. Стоит ли её подозревать? Время покажет.

Она осматривала меня вместе с помощницей около часа:

— Переход на другой уровень наверно сильно сказался на организме, — тихо рассуждает она, — Понимаю, что ответ очевиден, но должна спросить: что с месячными?

— Ничего.

— В смысле их нет…

— Почему нет?

— То есть… — её лицо выражало крайнее удивление, — Есть?

Боже, да что все прицепились к моим менструациям? Как-то Блэквелл этот вопрос поднял, будто его это касается, ещё и рассуждать начал, прямо как сведущий в этих делах человек. Не то, чтобы я стеснялась, дело-то не в этом, а в том, что какого хера все лезут в моё личное пространство, в естественные процессы моего организма? Идиотский мир!

— Интересно… как часто? — продолжила допрос Линда.

— Регулярно, без изменений. С точностью немецких поездов.

Она выглядела очень удивлённой, хотя вряд ли знает немецкую пунктуальность, но всё же поняла, что с этим делом у меня всё строго.

— Очень интересно! — подала голос помощница Линды Сьюзен впервые за всё время. Большущие голубые глаза рыжеволосой девушки оживились, будто бы я собрала из зубочисток жизнеспособную ракету «Земля-Юпитер».

— Я видимо не разделяю ваших восхищений, дамы, но была бы благодарна за объяснение, — ворчу я.

— У природы всегда всё в равновесии, — начала Линда, — И человеческий организм функционирует нормально на низких уровнях магии, в рамках… как это сказать? В рамках общего баланса. Чем выше магия в организме, тем больше человек перестраивается на силовой поток. Включается повышенная регенерация, выносливость, другие таланты, но для поддержания баланса, отключаются некоторые функции. Медленное старение, понижается износ тела и так далее — всё это активируется, но есть цена. Это напрямую касается деторождения: с повышением уровня уменьшается срок вынашивания плода, дети рождаются здоровыми, но всё это при средних уровнях магии.

— Я так-то вообще не встречала женщин выше третьего уровня.

— Потому что они бесплодны.

Пауза.

Нет, быть не может. Я не бесплодна.

— Поэтому женщин и не развивают как магов, да?

— Именно поэтому, — подтвердила мою догадку Линда, — Это очень напоминает менопаузу, только протекает немного иначе. Поэтому мы и удивлены, что твой организм реагирует по-другому, но видимо это сбой из-за того, что ты быстро преодолеваешь уровни. Не волнуйся, скоро природа тебя нагонит и месячные прекратятся.

Ага, не волнуйся, Алиса, скоро климакс! Раньше положенного лет на 20 конечно, но это ерунда. Кстати, сколько, интересно, мне лет?

— Так я бесплодна или нет?

— Этого мне не узнать. Все твои органы на 100 % будут выглядеть здоровыми и восстанавливаться в случае чего невероятно быстро, но сможешь ли ты зачать и выносить… эти знания доступны лишь повивальным жрецам.

— Повивальным жрецам? И где таких найти?

— О, я не уверенна остались ли они вообще, это редкое магической знание, которое передаётся по крови. Эти жрецы одним прикосновением могли узнать возможности продолжения рода.

— Незаменимый талант. Особенно для семьи… которая, например, на протяжении всей истории выводит лучшую породу, — начала рассуждать я, явно имея ввиду Вон Райнов.

Неужели в запасе у этой семьи не остался повивальный жрец в рукаве? Уж для них-то этот талант наиболее ценен, раз они селекцией увлекаются.

Линда послала Сью принести чистые полотенца и, когда мы остались наедине, сказала шепотом:

— Лорд Блэквелл обеспокоен вашей рукой, снимите перчатки, я осмотрю.

«Лорд Блэквелл обеспокоен…» сложно поверить.

Я подчинилась, зная, что не могу нарушить обещание, данное Ему. У Линды очень мягкие руки, это руки ласковой матери. Она любит Винсента, как родного сына, я знаю это. И поэтому вряд ли она будет причинять ему зло.

Нет, она не может быть «Ювелиром». Хотя…

Моя больная рука едва ли обладает такой чувствительностью, как это должно быть, но я чувствовала то мягкое тепло от пальцев этой женщины. И в этом тепле не было ничего враждебного, ничего злобного. Спустя несколько минут Линда тяжело спросила:

— Когда это началось?

— Дотронулась до инферна этой рукой, а на ней была недавняя рана. А потом меня вырвало чёрной жидкостью.

Глаза Линды выражали ужас.

— Это не «чёрной ли смертью»?

Ах, ну конечно! Знала бы я что это за «чёрная смерть». На вид вполне чёрная, но смерть ли? Разливают ли смерть в флаконы? Подают ли вместо горячего шоколада? Никогда об этом не думала, в ассоциативном ряду с упоминанием этого слова стоит скорее тот асклеп с пилой, которого пришлось… ликвидировать, но не закупоренная по бутылкам нефть.

— Что это?

— Сложно будет объяснить, — она задумалась, — Некромантия.

Сложно? Серьёзно? Одного слова мне достаточно. Вопрос в другом: а что, смерть бывает белая? Серая? Да уж…

— У Эвы Вэйнс такого не было? — спрашиваю я, а Линда замолкает.

Эва для меня представляет особый интерес, и не только потому что она мать человека, вокруг которого крутиться моя вселенная, а потому что моя магия такого же происхождения, что и у неё. Линда хорошо знала Эванжелину Вэйнс, это точно.

— Нет, у Эвы такого не было.

— Какого уровня была её магия?

— Третьего после рождения… ребёнка. И… она не жаждала увеличения сил.

Очевидно, что у неё была веская причина держать магию в узде. А у меня заоблачные амбиции и эта неуёмная жажда покорять новые вершины. И вот я уже Примаг, а мне всего… сколько мне лет всё-таки? В общем-то это не важно, важно лишь то, что сказала Линда. Есть ещё два вопроса: могу ли я иметь детей? И почему, ПОЧЕМУ, блядь, со мной всё так сложно? Почему у меня и рука мертвеца, и ядов полный желудок, и поглощение смерти, и метка Люцифера, и мысли мёртвых, и… что ещё?

— Линда, какой прогноз? Как это останавливать?

— Я не знаю, но пока что же вы как-то это останавливаете?

— Да.

— Я буду искать ответ, Миледи, поищу в магической медицине, но пока… придётся сдерживать это.

— Это Некромантия… это определённо она… — говорю ей я, на что она кивает, — Линда… вы бы могли сделать отчет Герцогу не слишком мрачным?

— На сколько, Миледи?

— До крайности приукрашенным радужными красками.

— Я не стану врать ему.

— Самое основное он и сам знает, но не ставьте плохих прогнозов при нём. Он отстранит меня от службы, а я принесу больше пользы на войне, чем сидя в госпитале или любезничая с высокородными занудами. Линда… пожалуйста.

Сьюзен ворвалась в дверь возбужденная, её голубые глаза искрили интересом, а щёки пылали. За дверью я услышала удаляющиеся шаги и голос Артемиса.

Вот где собака зарыта! Почему он скрывал, что они крутят шашни? Знала же, что он на неё ещё в Мордвине поглядывал.

Линда уехала в Мордвин, а вот её Сью осталась на пару дней, которые она проводила с моим другом. Точнее она с ним проводила не только дни, но и ночи, на утренних тренировках я видела, как он был измотан.

Нет. Не моё это дело, и нечего сжимать зубы, когда он с утра явно не выспался.

Нужно приступать к делам, а их скопилось много.

Бойцы на тренировках всё ещё держаться подальше, хотя я присутствую почти всегда, оттачивая их мастерство. Понимаю учителей в школе, которые сходят с ума от парадокса обучения: люди могут быть талантливыми, но совершенно не хотят впитывать навыки, отчего всё доходит до абсурда. Вот и я оказалась в такой же ситуации: эти олухи не хотят меня воспринимать.

Сукины дети, значит, я заставлю.

И заставляю.

Не знаю, насколько этот способ поддержали бы заслуженные преподаватели, но если мои подчинённые не идут на тренировки, то идут на общественные работы. Протоколы и явки ведутся аудиторами, поэтому прогулять службу просто невозможно!

Терпеть не могу нестриженную траву, она меня невероятно раздражает. Некоторых бесит скрежет гвоздя по металлу, или пенопласта, хруст пальцев… а меня нестриженная трава. Так вот теперь в Форте Браска вся трава, стриженная — в этом заключаются общественные работы, да и воинов на тренировках прибавилось. С каждым днём нас всё больше и больше. Результат в том, что они уже слушают, хотя ещё не понимают. Но процесс пошёл, они мне верят. Проходит несколько тренировок, и они начинают поддаваться обучению.

Какого лешего я возомнила себя гуру по боевым искусствам? Это хороший вопрос.

Ответ прост: мы учимся все вместе. Меня обучали в Варэй, Бальтазар вообще кладезь целой прорвы информации и навыков, мой Артемис — гений навигации и поиска. У каждого из нас есть какой-то талант, мы обмениваемся ими и так становимся сильнее.

Мои ребята вообще яркий пример того, как надо обучаться: с интересом, с умом, с жаждой и полной отдачей. Их не назвать сырым материалом, вовсе нет: они уже опытные бойцы, у них один большой минус — их бессистемность…

В этом и есть недостаток нашей армии: ни цели, ни рвения, ни чувства локтя. Они совершенно разрозненны. Но не мои друзья.

Перед вечерней тренировкой они отдыхали на солнце. Ребята медленно пили эль, а я шла из леса, таща за ногу убитую лань на ужин. Краем уха я услышала обрывок разговора моих ребят:

— А это правда, что у Мордвина скоро появится новая хозяйка? — спросил Дрейк, который, к слову, очень хорошо влился в команду и сдружился с нами.

Я напряглась. Хозяйка?

— Аннабель Гринден уже окончательно перебралась в замок, даже и не знаю. Блэквеллу будет выгодно скрепить этот союз.

Да уж, выгодно. Гриндены всегда были одной из самых влиятельных семей в Сакрале, но со смерти Грегори Гринден они ушли в тень. Вывести Графа Гринден из этого положения можно простым брачным союзом, чертовски выгодно…

Но есть же ещё Кайл. Маленький непоседа, который растёт в Ординарисе, наследник великого рода. Но его не введут в эту игру лет до 15 точно. Есть ещё 4 долгих года, пока Гриндены будут неприкаянно блуждать туда-сюда, а может и вообще присоединятся к Ксенопорее — кто знает?

Отрубленная голова лани покатилась по траве, а я начала разделывать ещё тёплую тушу.

— Да, Сьюзен говорила, что эта высокородная уже замок чуть ли не перестраивает под себя, — продолжали разговор мои ребята, а я молча слушала.

— И что Герцог? Терпит?

— Вряд ли. Я думаю, он пошлёт её нахуй, как наебётся вдоволь. Ну это же Блэквелл! Синяя Борода! Сколько женщин прошло через него? Да у него чуть ли не право первой брачной ночи есть, нахуй ему Гринден?

— Это политика… откуда нам знать.

— Нет, Анна Гринден с ним и месяца не протянет. Он же тиран, а она ревнивая, насколько я слышал.

Меня грызёт ревность. С какого хера я так ревную? С какого момента я решила, что имею право ревновать? Я ему кто? Пусть ебётся, женится, разводится, детей рожают… мне должно быть фиолетово!

Но мне не фиолетово.

Вспоминаю его руки на своей ноге, его губы, дразнящие мою кожу… рычащий томный шёпот и возбуждённые глаза, то тепло, что он пропустил по моему телу, те объятия, что были после суда надо мной, как мы засыпали вместе… А теперь тоже самое с этой ебучей Аннабель. Больно.

Я потеряла то, чего даже не имела. Хочу надраться алкоголя в сопли, чтобы не чувствовать ревность.

Смирись и делай своё дело, Алиса. Ты воин, зажми зубы и делай то, что должна. Не смей себя жалеть!

— Риордан, ты сам-то когда со своей Сью наебёшься?

Ох, так это давно? Надо полагать это началось, когда я уехала учиться в Варэй… он ведь тогда с кем-то крутился без конца.

— Я сообщу, Эл. Обязательно, в ту же секунду.

Громкий и заразительный смех моих друзей отвлекает меня от грустных мыслей.

— Лучше, если я твоей голой задницы при этом не увижу! — говорит Алакен, а потом интересуется, — То есть разобьёшь рыжей сердце?

— Не лезь не в своё дело…

— Сьюзен интересная девица…

— Я, блядь, только твоего мнения ждал! Но в ответ на твой вопрос: мне это не нужно.

— О! А что тебе нужно?

Артемис робко посмотрел на меня безнадёжным взглядом.

Блядь. Ну ты-то куда лезешь со своей влюбленностью, Арти?

Ох…

Меня и раньше бесила нестриженная трава, но сейчас я просто схожу от неё с ума. Как и от миллиона других вещей! И, блядь, не надо быть победителем битвы экстрасенсов, чтобы знать причину моей эмоциональной нестабильности. Если бы у меня не было такого переизбытка гормонов, если бы я, как все свободные люди, периодически занималась сексом, то всего бы этого можно было избежать. И с магией справиться было бы проще.

Но даже когда Хозяин мне дал на это разрешение, тогда во Франции, я не воспользовалась возможностью.

Мне надоело быть жертвой. Надоело испытывать муки разного рода. Меня просто невероятно заебало беспокоиться о том, что же будет с моей неебически непредсказуемой магией. И этот Ювелир у меня тоже в печёнках сидит… может даже и хорошо, если Хозяин женится.

Артемис очевидно тоже думал об этом и теперь смотрел на меня задумчиво:

— Али, а что будет с тобой? Анна Гринден тебя терпеть не может, что если она станет твоей Хозяйкой?

— Хороший вопрос… но так-то и Блэквелл меня на дух не переносит, так что вряд ли что-то изменится. Разве что отошлют меня ещё дальше…

— Дальше только Ксенопорея.

— Ну тогда я переквалифицируюсь на двойного агента.

— Нет, ну серьёзно… это же катастрофа будет! — поддержал беседу Алакен.

— Вот заладили… я не пропаду! Меня кидали на Арену Смерти, продавали, травили, похищали, засуживали, пытались изнасиловать или убить, казнить, предать, проклясть, подставить… бог знает, что ещё! Вы думаете, что после всего пережитого Аннабель Гринден меня сживёт со свету? Да я из вредности переживу все её жалкие попытки.

— Не зарекайся… — говорил мне Дрейк и в чём-то был прав.

Но я упёртая.

— Какой бы влиятельно она не была, я ей не по зубам. А ненависть вокруг — ерунда. Тем более у Аннабель будет ещё одна непосильная задача: уничтожить гарем Блэквелла. А их он в обиду не даст.

— Ну да. Только ведь он ими и не пользуется почти.

— В смысле? — недоумевая спрашиваю я.

— Блэквелл ебёт всё, что движется, но не насильно. Его гарем — прикрытие, там есть всего парочка регулярных для него девиц. Он отсеивает шлюх от нормальных, ведь так? Сью, например, с ним никогда не спала. Блэквелл собирает рабов не для проституции, а для того чтобы защитить их от Ксенопореи. Все это знают.

Я догадывалась, но думала, что его идеализирую… а оказывается всё на самом деле так. Ведь некоторых рабынь он куда-то отправляет, и что-то мне подсказывает, что это место — Финилон-Каас, городок-утопия, где Блэквелл взращивает общество будущего с нормальными ценностями.

Снова восхищаюсь этим человеком. Как же ему тяжело одному против всего этого грязного мира? Вся его жизнь положена на алтарь войны, но у неё есть простые человеческие желания и потребности, и не все из них может удовлетворить гарем и дорогой алкоголь.

Бедная мёртвая лань. На ней я отыгрываюсь, вымещая свою злость. Отделяя мясо от потрохов и костей, я залила тёплой звериной кровью все сапоги, но это почему-то меня успокаивает. Ведь её уже не больно, она мертва, а убила я её не для удовольствия, а для пропитания — это естественно: она — дичь, я — хищник. Об этом же ещё пели в начале «Короля Льва», а если Уолт Дисней пропустил это в массы, значит мне нечего беспокоиться.

Пушистых тебе облачков, Бэмби…

Тему рабства со мной не затевают из деликатности. Но сегодня мы уже заговорили об этом, поэтому Бальтазар спросил:

— Чтобы было с тобой, если бы он тебя не выкупил?

— Я бы умерла в тот же день. День за днём меня изматывали боями всё больше, я боялась спать, еду и воду мне не давали почти.

Лица моих друзей выражали недоумение, а я свою очередь не понимала почему.

— Ты же… с аукциона Омара Халифы?

— Начиналось с аукциона, да, — делаю паузу, вспоминая те времена без удовольствия, — Только продавать Омар меня не собирался, решил набить цену, но придержать для Роланда Вон Райна. Всё пошло вопреки его ожиданиям, когда я прямо посреди торгов отрезала ему ухо заточенной бляшкой от монисты, — я не сдержала зловещую улыбку, припоминая как это было… эффектно!

Бальтазар захлопал в ладоши и громоподобно рассмеялся, впрочем, улыбки засветились на лицах всех моим ребят.

— А потом меня на сутки подвесили к столбу за руки. Это не помогло, поэтому дальше меня привязали к лошади и гнали по всему рынку к лачугам стражи… — я говорила бесстрастно, лишь потому что я знала, чем всё это закончилось, но вот мои друзья перестали улыбаться.

— Ох, малышка… — с неподдельным горем в глазах воскликнул Бальтазар, — Прости, мы ведь не знали…

— Они мертвы. Все те, кто были там умерли один за другим, — отрезала я, — Не за что прощать, не о чем жалеть, у них не вышло ничего со мной сделать.

Мой Арти был бледным настолько, что мне стало жутко. Не двигался и, по-моему, даже не дышал, лишь смотрел в одну точку, пока я рубила сухожилия лани.

— Ещё две недели меня привязывали к столбу и били плетью, заковали в кандалы, чтобы я никого больше не убила, развлекали толпу, выгоняя на ринг с каким-нибудь пропивохой, которому давали оружие. Я пробовала бежать дважды, но рынок стерегут адские псы, они быстро меня находили. Жила я в темнице смертников до самого финала на Арене Смерти, сил к тому времени уже не оставалось, но… — я сделала паузу, вспоминая как впервые увидела за решёткой своей темницы Винсента Блэквелла, который раз и навсегда изменил мою судьбу, — …Пришёл Герцог.

— Ты ведь его ненавидишь, — сказал Бальтазар, — Ты ведь Лимбо! Вечная служба всегда ломает человека в худшую сторону. Поэтому таких рабов никто не держит, — спустя несколько напряжённых секунд он добавил, — И им никто не верит.

Поднимаю на него глаза и думаю вслух:

— Это разумно: не верить рабам Лимбо. Никто не знает, что я выкину через минуту, никто не знает, почему я это сделаю и для чего.

— Твоё существование зациклено на жизни Хозяина.

— А с другой стороны с его смертью я обрету свободу. Но я пока ещё способна объективно оценивать его вклад в моё спасение. Да и сказать плохого ничего не смогу, в силу оков. А как хочется иногда…

Очень хочется. Меня раздражает, что он постоянно меня провоцирует, выбивает из колеи, кидает в пекло и прочее. Моя натура пытается сопротивляться его давлению, как загнанный зверь выжидает момента свободы, как лань, которую я подстрелила.

Мне часто снится, как вдруг меня перестаёт тянуть туда, где мой Хозяин, мне становится очень и очень на всё плевать, впереди только Крайнее море, а сзади ничего такого, что тянуло бы меня вернуться. Что я стаю по колено в воде, и делаю шаг вперёд к Свободе — такой тусклой и зловещей, с привкусом безнадёжности — ведь терять нечего.

А потом вдруг понимаю, что та свобода ещё большая клетка — чёрная бездна падает на меня, влага и жуткий холод сковывают, а редкие вспышки в борющемся сознании гасятся беспросветной тьмой.

И тогда я перестаю бороться.

— А вам не пора распрягать своих лошадей? — вспоминаю я, прогоняя кошмар, — У нас через двадцать минут тренировка, и не дай вам Бог опоздать, — перевожу тему я.

Ребята встали и сквозь смешки и дебильные шуточки пошли к конюшне. Остался только Артемис:

— Я помню тот день, когда тебя привезли в замок, — заговорил Арти, — Я видел ортоптер с моста. Такая маленькая хрупкая босая девчонка, укутанная в плащ этого жирного слуги, идущая по снегу, и Блэквелл на две головы выше. Как обманчив мир, да? — он смеётся и делает большой глоток из кружки, — Я шёл следом и смотрел, как твои волосы движутся наперекор ветру. Такое сложно забыть.

Я подошла и поцеловала его в лоб, ничего не говоря. Что сказать? Что он очень мил и я его очень люблю? Лишнее. Но я знаю, что его влюбленность пройдёт. Знаю.

— Ничего не скажешь? — спрашивает он.

— Тренировка на тебя тоже распространяется, Риордан. И спрошу с тебя по полной.

— Это хорошо. Ты всегда с меня больше всех спрашиваешь. И это не потому что я самый талантливый, чтобы ты не говорила.

— Я такого и не скажу, это не педагогично.

— Просто ты любишь меня больше всех! — он выпятил грудь и улыбнулся как ребёнок.

— Жопу оторви и бегом распрягать лошадь, самодовольный засранец! — жёстко приказала ему я, с трудом сдерживая улыбку, — Хотя… Артемис, выручай. Мне надо появиться на балу в Мордвине завтра. Не хочу идти одна.

— У нас свидание? — ехидно спрашивает он.

— Да, — говорю я с вызовом.

— Серьёзно? — переспросил он, его лицо удивлённо вытянулось.

— Сам-то как думаешь?

— Думаю, ты меня обманываешь.

— Всё верно, это не свидание, а дружеских поход в террариум.