Звук: Phats and Small — Baby i can't sleep tonight.

Бесконечный-чёртов-бал-Блэквеллов, будь он трижды неладен! За этот вечер было столько событий и встреч, что я готова лезть на стену в стремлении хоть на десять минут побыть наедине с собой. Хозяин вывел меня из-за проклятый штор, где чуть меня не изнасиловал (лукавлю: я бы не сопротивлялась, но потом сокрушалась бы от обиды, что всё произошло именно так), взял мою правую руку, которая в тот момент была бледно-голубого цвета и ей можно было замораживать лёд, а потом пропустил через неё тепло мага огня, и мне стало куда комфортней:

— Ещё пара сотен встреч и весь этот вечер, хвала богам, закончится. Бахнем виски? — он споткнулся о мой взгляд и удивился, — Что?

— Поражаюсь своему открытию: когда вы нервничаете, то сыплете жаргоном Ординариса.

— Я не нервничаю. — спокойно сказал он, и это сошло бы за правду, если бы я не видела его красные уши.

— Да ну?

— Я жил в твоём мире несколько лет, регулярно там бываю и не вижу причин… — он замялся, — Почему я оправдываюсь?

— Потому что нервничаете. — улыбаюсь я и цитирую, — «Кажется я пробил вашу скорлупу невозмутимости, Миледи» и не без последствий, да, Милорд?

— Не обольщайся, мне просто тяжело пока держаться в сознании, а от тебя вместо помощи в этом нелёгком вопросе, сплошная провокация. Будешь продолжать в том же духе — вернёмся и продолжим наше занятие. Так ты будешь виски?

— Двойной.

Он ушёл и не было его долго. Вокруг мелькали люди, словно на быстрой перемотке, а меня это раздражало. Я совершенно не в курсе сколько времени прошло, пришла в себя от капли воска, упавшей на моё плечо со свечи. Не успела её убрать, потому что это сделал Хозяин, вложивший в мою руку бокал с виски:

— Очень неблагоразумно искрить прямо у всех на виду, Алиса, — прошептал мне он, склонившись над моим ухом.

— М? — никаких искр не вижу.

Он вместо ответа показал на людей вокруг меня, которые вели себя странно: на их лицах была агрессия, резкие жесты, интонации, срывающиеся на крики. Я медленно отпила виски, завела вторую руку за спину и спроецировала несколько уже настоящих молний. Дышать стало проще, как и людям вокруг меня. Они вдруг стали тише и дружелюбней говорить, их яростные споры сменились смехом, который разрядил обстановку.

Пара зелёных глаз смотрела на меня так, что я поёжилась, а по коже пробежал холодок. Я сделала большой глоток алкоголя и опустила глаза:

— Ну и что мне с тобой делать? — задумчиво заговорил Блэквелл, — Если я тебя не трахну, то потеряю контроль и того и гляди убью, а если трахну, то ты сделаешь пару вот таких выпадов и в моей столице вспыхнет восстание, — пауза, — Знаешь, благословлённых Квинтэссенцией называют гениями.

— Вас так называют.

Странная ассоциация всплыла. Вспомнился мультфильм про Астерикса и деревню галлов с волшебным зельем, которое даровало сверхсилу. Когда действие зелья проходило, все люди становились прежними, то есть вполне ординарными, все, кроме Обеликса, который в детстве упал в котёл с зельем. Мой Хозяин как Обеликс, только никуда не падал, а просто в утробе матери закалился Квинтэссенцией.

— Да, — согласился он как-то уж больно угнетенно, — Я ведь плод твоей магии. Но тут важно другое: гениев часто называют безумцами. Переизбыток идей и вдохновения сводит с ума.

Многое становится ясно. Например, почему он так остро на меня реагирует, почему я, тем не менее, легко его понимаю и как целую неделю мне удавалось уводить его от агонии.

«Переизбыток идей и вдохновения сводит с ума». Непроизвольно делаю шаг от Хозяина, а он грустно улыбается.

Не знала, что так могу. Замечала, что если у меня хорошее настроение, то и все вокруг полны энтузиазма и извергают потоки идей, я вдохновляю идеями, хотя и сама их проецирую без конца. Когда-то я объясняла это простым словом «обаяние», или в конце концов «положительная энергетика», но на деле всё немного сложнее.

Недальновидно было упустить вторую сторону медали, ведь у всего сущего есть две точки обзора: «Бог дал, Бог взял» — из той самой оперы. На хорошее настроение всегда есть плохое, и во втором случае я чаще всего предусмотрительно забивалась в угол, чтобы никого не заразить, и, как оказалось, не зря.

Я смотрю на людей вокруг и пытаюсь понять, что же конкретно я с ними делаю.

Артемис. Был неуклюжим неотёсанным парнем, наугад идущим неведомыми путями, следующие шаги мы делали вместе, и он вдруг стал демонстрировать не весть откуда пробившим фонтаном талантов, которые никто не видел. А сейчас очевидно то, что Артемис набирает силы для какого-то нового, уже самостоятельного от меня шага, в предвкушении которого по моей спине идут мурашки.

Лорд Блэквелл. Был великим дальновидным стратегом, целенаправленно идущим по тропе войны. Остался таким же безупречным, но… пошёл другим путём, ведущим к самоубийству.

Он назвал меня Путеводной Звездой.

— Зачем вы идёте за мной? — спросила я то, что внезапно мелькнуло в моей голове в память о примере Квин. Она говорила, что освещает мой путь, но я делаю шаг и веду за собой других.

— Алиса… — тихо сказал Хозяин, — Я иду в темноте на ощупь. Я рождён Квинтэссенцией, поэтому всегда ориентировался в этой темноте лучше других: у меня хорошая интуиция, хорошее осязание, обоняние, но я всё же слеп, ведь та Квинтэссенция, к которой привык я ещё в утробе матери была значительно слабее, чем-то, с чем я сталкиваюсь сейчас.

— Стоп. Вы — прирождённый стратег, ваши таланты не зависят от Пятой Стихии. То, что вызывает у меня самовозгорание мозга, для вас как дважды два.

— Я могу просчитать развитие событий, предугадать поведение людей за долго до того, как они примут решение. Люди принюхиваются к пище в порыве попробовать её на вкус, а я её уже попробовал, переживал, переварил и… в общем ты поняла. Это просто, когда дело касается людей, их трусости и алчности. В геополитике я ориентируюсь без чьей-либо подсказки, ведь вся она — плод деятельности человека. Но мы говорим о магии, о воле случая, о том, от чего никто не застрахован. Сегодня я еду на коне с флагом по земле побеждённого противника с чёткой уверенностью в завтрашнем дне, ведь просчитал всё с погрешностью до доли секунды, но завтра так и не настанет, потому что внезапно давлюсь карамельной, которую в этот момент держу за щекой.

Образно, ёмко. Мне и вправду приходят неосознанные решения, оглашение которых кажутся нелепыми до поры до времени. Как сегодня с Марком, когда я говорила странные вещи, но мне они казались такими… реальными! А предчувствие перед битвой за Мордвин?

Снова пауза, после которой голос Хозяина продолжил излагать мысли.

— Когда отказывает один орган чувств, все другие обостряются, но ты слепишь, освящая те пути, которых я даже не знал.

— То есть «эпическое самоубийство» — дорога, проложенная мною? — мой голос прозвучал хрипло, потому что это было больно осознавать, но Хозяин почему-то засмеялся:

— Нет! Нет, нет и ещё раз нет! Это моя давняя мечта, которую ты нагло у меня забрала.

— «Мечта»? Люди мечтают о мире во всём мире, о Ламборджини Диабло, катаясь на «Ваз 2110», или об урожае в засуху, но не о самоубийстве!

— Каждому своё, искорка. — он пожал плечами, наблюдая за гостями в зале.

— И что, других грёз у вас нет?

— Ммм… — задумчиво проурчал он, по-прежнему на меня не глядя, — Сейчас мне очень хочется нагнуть тебя раком. И это устойчивое желание.

От неожиданности я поперхнулась виски, и оно пошло через нос — не самое приятное ощущение. По спине постучала чужая рука — ещё одно неприятное ощущение, потому что я ненавижу, когда меня касаются чужие люди. Хотелось оторвать ту руку, что только что лежала на моей спине, но пришлось сдержаться.

— Познакомь меня со своей цыганкой, Блэквелл, и я твой должник, — слышу я шёпот одного высокого блондинистого молодого человека.

В его карих глазах нет ничего внушающего надежду на спасение человечества от гиены огненной: он пустой, алчный и подлый. С ним два мужчины совсем не запоминающейся наружности и женщина (вот у кого цыганские корни, а вовсе не у меня!) Красивая молодая женщина с очень смуглой кожей, тёмными пушистыми вьющимися волосами, красивым лицом и голубыми глазами. Очень красивая, но через чур худая, ведь намёка на женские формы у неё и в помине нет.

— Ловлю на слове, — говорит в это время Хозяин, — Энтони, это Леди Алиса Лефрой; Алиса, это Лорд Энтони Саммерс из Кэмптона с супругой Линорой Деметрией Саммерс, — он сделал паузу и посмотрел на Линору как-то задумчиво.

О чём он думал я без малейшего понятия, но Баронесса пялилась на него так откровенно и пошло, что я хотела сделать ей лоботомию. Эта тварь не стеснялась своего мужа, всё в ней (поза, мимика, взгляды, вздохи) говорили Винсенту «Возьми меня!». Лоботомии мало, ещё препарировать, линчевать и…

…И я делаю учтивый реверанс, делая заметку моментально: этот Энтони мне и раньше не нравился, судя по отзывам Марка и Дрейка, а также статей в «Гермесе», но теперь я подкрепила ранние выводы своим личным наблюдением. Остальные мужчины в его компании были до кучи записаны в список тех, кого бы я посадила на кол, а его блядина вообще на гране того, чтобы я пустила в ход саи.

Мои новые знакомые разглядывают меня абсолютно беспардонно и высокомерно. Баронесса многозначительно облизала губы (я не удержалась и закатила глаза. Да, леди себя на не ведут. Слава богу, что я не леди!) и куда-то удалилась. Скатертью дорожка!

Я бы обрадовалась её уходу, но как оказалось, лишь присутствие Линоры-возьми-меня-прямо-здесь сдерживало словесный понос из пошлостей у Барона. Он заговорил, как будто меня тут вообще нет:

— Она совершенство, Блэквелл! Это она твоя передовая подневольная исполнительница желаний и цепная псина? Одолжи мне её на вечерок…

Хозяин смотрел на своего собеседника с удивлением:

— Губу свою охуевшую закатай, Саммерс.

— Уступи, а я тебе отдам половину своей срочной армии? Соглашайся, от такого не отказываются!

Винсент… думает?

Паника. Я уже пообещала ему отдаться, но неужели он разделит меня с кем-то ещё? Нет… Винсент Блэквелл не делится своими любовницами.

Хочу убить этого подонка Саммерса, здесь и сейчас.

Испепелить Квинтэссенцией к чёртовой бабушке! Но едва собрав разряд в здоровой руке, понимаю, что руку этого дебила сдерживает в мёртвой огненной хватке разъяренный Блэквелл, оставляя ожог на месте прикосновения.

Я киплю от гнева. Вот опять, дыхание перехватило, грудь сковало, холод в руке. Но в этот раз сильнее.

— Так бы и сказал, что она твоя! И держи её на привязи, я тебя предупреждаю!

— Моя. — сквозь зубы рычит на Энтони Саммерса он.

— Всё-всё! Отстал! Не кипятись, мы не враги.

— Иди к дьяволу!

Этот мудак уходит. Мне срочно нужно на воздух или хотя бы маленькую молнию. Если ток не пробежит по телу, я задохнусь. И он проходит мелким разрядом. Чувствую тёплую руку Винсента на моей ледяной коже, он мягко держит меня за плечо:

— Ты в порядке?

— Майкл Уоррен, Майло Тайрэл, Энтони Саммерс… Какие интересные у вас друзья, сир…

— У тебя свой список неугодных?

— Да.

— А я там есть?

— Нет.

— А Алекс Вуарно?

При чём здесь Алекс!?

— Нет, как и в списках, приглашённых на сегодняшний бал.

Я думала, что на это атака закончилась, но чёрта с два, потому что Хозяин неустанно задавал вопросы:

— Почему?

— Что за вопросы!?

— Выявляю алгоритм твоих антипатий.

— И как успехи?

— Сломал голову.

— Тогда совет: не пытайтесь. Доброй ночи, — прощаюсь я, скорее бежать отсюда! Но Винсент меня перебивает.

— Ты забыла? Ты моя сегодня, и этой ночью мы спать не будем.

— Сегодня?

— А что тянуть? Хочешь, чтобы я стал импотентом от воздержания?

— Ой, да о каком воздержании речь? Второй день ваш гарем восстанавливает силы.

— У меня полно сил! — он зловеще улыбнулся, а я поёжилась, — А ведь признайся: твой план был не позаботиться обо мне, а истощить меня настолько, чтобы я перестал до тебя домогаться?

Была такая мысль, но удовольствия оттого, как он сношался с другими женщинами, я, мягко сказать, не получала.

— Не исключено, что всё именно так. Я надеялась, что вы взвоете рано или поздно.

— Не учла регенерацию, — он учтиво мне кивнул всё так же зловеще улыбаясь, — И кстати, ты обещала меня обучить магии без кристалла. Когда ты этим займёшься?

— Мне всё равно не уснуть, поэтому сегодня. Что тянуть?

— Нет, сегодня у меня на тебя другие планы!

— После секса вы перестанете меня воспринимать, поэтому урок заведомо обречён, вам это надо? Что для вас важнее, Герцог? — вызывающе спросила я, зная заранее, что он выберет долг, как бы сильно он не хотел секса.

— Тогда… сегодня урок. И тогда пусть это будет зал переговоров, где мне легко концентрироваться на делах…

— Слава богу, что не увижу вашу южную спальню.

— Чем она тебе не угодила?

Надо объяснять? Да это неофициальный бордель имени В.Блэквелла, что смеяться? Я просто брезгую, не хочу ложиться в постель, через которую прошло столько женщин! Понимаю, что постельное бельё там меняют регулярно, но от этого романтичнее это место не стало.

Тьфу ты, Господи! Слово-то какое «романтика»! Из моих уст! Бред…

— Мне надо идти, срочно надо идти… — я чувствую, что он пристально смотрит на меня.

Я знаю, что делать, план готов. Больше меня не смущают последствия: чему быть, того не миновать.